Прошло много дней, и вот наступил вечер, и солнце село, и тени от леса поползли по лугу. Очертания деревьев вытянулись и утончились, став похожими на когти, подкрадывающиеся к стаду и пастухам, сбившимся в плотную кучу посреди луга.

Ратха лежала в укрытии вместе с другими Безымянными. Они прятались в лесу и ждали наступления ночи. Солнце догорало над кронами деревьев, и просачивавшийся вниз свет постепенно бледнел и таял. Очень скоро должен был прозвучать сигнал к нападению.

Ратха пошевелилась, пытаясь отстраниться от костлявого бока, слишком тесно прижавшегося к ней. Она сморщила нос, брезгуя кислым запахом грязной шерсти и гнилых зубов. Потом сердито покосилась на серошкурую. Старуха ощерила пасть в отвратительной ухмылке, лишенной малейшего следа осмысленности или веселья. Когда Безымянные покинули скалу совета, серая прицепилась к Ратхе, бросив пестрошкурого котенка, с которым путешествовала до этого. Ни угрозами, ни побоями Ратхе не удалось отвадить ее от себя.

Слезящиеся глаза старухи тускло вспыхивали от радости всякий раз, когда Ратха подавляла дрожь омерзения или отстранялась от нее.

«Меня тошнит от ее вида и запаха, — с тоской подумала Ратха. — Она знает об этом, и ей это нравится!»

Отвернувшись от зловредных старушечьих глаз, она стала смотреть на пастухов, снующих вокруг стада, но ничего не помогало — близость старой серой кошки висела над ней, словно туча, отравляя воздух.

«Нет, меня раздражает не ее старость, не грязь и даже не ее гнилые зубы, — продолжала размышлять Ратха. — В нашем племени были и старые, и грязные, и вонючие. Но даже у самых зловонных наших стариков в глазах светилась мудрость, и я уважала их за это. В этой старухе нет мудрости, и она всю жизнь прожила с этой ужасной пустотой внутри. Она ничего не знает и умеет только терзать меня за то, что я ее боюсь».

На лугу заблеяли трехрогие. Ратха смотрела, как пастухи еще плотнее сомкнули кольцо вокруг стада. Они тоже знали, что скоро будет набег.

Листья зашуршали перед носом у Ратхи, и она осторожно выглянула из-за куста. Она избегала задерживаться взглядом на отдельных пастухах, из страха узнать кого-то из них.

«Теперь я одна из Безымянных! — яростно твердила себе Ратха. — Я им враг!»

Но она не могла не думать о Фессране и Такуре… хотя думать о нем было особенно мучительно. О Костегрызе она тоже не хотела думать.

На совет она шла вместе с ним, как супруга и как равная. Но теперь Костегрыз был среди элиты совета, а Ратха очутилась в обществе низших Безымянных, и должна была делать вид, будто ничем не отличается от них.

Для нее это был очень горький кусок мяса, но еще горше было понимать, что она попала в такое положение только из-за собственной глупости.

Ратха стиснула зубы, вспомнив сверкающие янтарные глаза и насмешливую улыбку, обнажавшую сломанный клык.

Ей было бы намного проще ненавидеть Костегрыза, если бы она не слышала его выступления на совете. Но каждое сказанное им слово было мудрым и правильным. И Ратха знала, что Костегрыз говорил искренне. Он бросился на серебристого, потому что верил в свою правоту.

«Может, проще стать настоящей Безымянной? — с горечью подумала Ратха. — Не думать, не помнить, не переживать… Как было бы просто!»

Хриплый вопль разорвал вечерние сумерки — это был сигнал к атаке. Молодой самец с младенческими пятнами на шкуре первым выскочил из зарослей. Ратха помчалась за ним, а за ней устремились два мышастых самца и вонючая старуха. Еще одна бежевая самка пронеслась мимо Ратхи, а подросток, возглавивший набег, отдавал какие-то приказы, совершенно неразличимые за топотом лап и дикими воплями, рвущимися из каждой глотки.

Ратха тоже визжала вместе со всеми, и свирепая радость стаи охватила все ее существо.

Хлынув из леса на луг, Безымянные огромной волной обрушились на пастухов, которые лишь плотнее сомкнулись вокруг стада. Но и Безымянные нападали не аморфной массой, они разбились на группы, каждая из которых бросалась на слабые места в обороне пастухов.

Еще одна стая под предводительством серебристого пробежала мимо группы Ратхи и сцепилась с пастухами. Битва превратилась в множество отдельных схваток.

Краем глаза Ратха видела, как старый Срасс встал на задние лапы и набросился на серебристого. В следующее мгновение они рухнули на землю и покатились, превратившись в извивающийся когтистый ком. Тогда подросток повел свой отряд через прорыв в кольце обороны на беззащитных трехрогих. Животные, испуганно блея, начали разбегаться по лугу. Ратха слышала истошные вопли пастухов, отдающих приказы друг другу, но трехрогие уже отделились от пестроспинок и с громким топотом помчались через высокую траву.

Разбойники и пастухи, без разбора, очутились под тяжелыми копытами, и разрытая земля стала красной от крови.

Ратха, опьяненная азартом погони, помчалась за самым крупным оленем. Он оторвался от стада и стремительно бежал впереди, легко выкидывая ноги и высоко запрокинув рога.

И тогда Ратха забыла об Имеющих Имя, о племени и обо всем на свете, кроме этого восхитительного животного. Она знала, что только опытный охотник сможет справиться с этим оленем. Если она убьет его, то докажет всем, что стала настоящей охотницей.

Поэтому Ратха со всех ног бросилась в погоню за трехрогим. Она шмыгала между топающими ногами, пригибалась, ныряла и уворачивалась, спасаясь от мелькающих копыт и грозных рогов. Догнав свою дичь, Ратха отрезала оленя от стада и стала высоко подпрыгивать, кусая его за бока и холку. Во время одного такого безумного прыжка ей удалось запрыгнуть трехрогому на спину, и несколько мгновений она скакала на нем, глубоко вцепившись когтями в жесткую шкуру животного. Затем трехрогий взбрыкнул и сбросил ее, но Ратха быстро вскочила на лапы и продолжила погоню.

Она бежала за трехрогим так, как никогда не бегала во время своего недолгого пастушества в племени. Она гнала его, наслаждаясь собственной силой и своими навыками охотницы и пастушки. Она металась и вертелась, точно рассчитывая каждый свой рывок и бросок, она плясала перед животным, заставляя его бегать по кругу, пока, наконец, олень не выбился из сил и, закатив глаза, не стал спотыкаться, позволив Ратхе приблизиться почти вплотную и приготовиться к последнему, смертельному броску.

Ратха даже не догадывалась, что пастушеские навыки выдают ее с головой, поэтому оцепенела, услышав грозный вопль за спиной:

— Она племенная! — надрывался знакомый голос. — Племенная пастушка режет скот вместе с разбойниками! Вырвать ей хвост! Выпустить ей кишки!

Обернувшись, Ратха увидела несущегося на нее Срасса, покрытого кровоточащими ранами после схватки с серебристым.

Ратха была молода и без единой царапинки, однако бешенство придало Срассу силы. В мгновение ока он очутился возле нее. Ратха услышала тяжелое сопение пастуха, почувствовала его дыхание между ушей. До смерти перепуганная, она попыталась убежать, но Срасс впился зубами ей в загривок, и они, сцепившись, покатились по траве.

Ратха лягалась и царапалась, молотя Срасса лапами по животу, а он цапнул ее за горло. Она оторвала ему остаток драного уха. Он располосовал ей грудь и глубоко расцарапал внутреннюю сторону передней лапы. А потом битва вдруг прекратилась. Ратха оказалась на свободе. Ничего не понимая, она вскочила. Потом потрясла головой и вытаращила глаза.

Срасс отчаянно отбивался от двух мышастых самцов и серой старухи. Серебристый держал старого пастуха зубами за загривок.

Срасс пытался вырваться, но он был один против четверых, поэтому вскоре прекратил сопротивление. Запрокинув голову, он подставил врагам горло, демонстрируя полную покорность. Ратха ожидала, что теперь, когда Срасс целиком признал свое поражение, Безымянные его отпустят. Но серебристый лишь слегка ослабил хватку, а затем поудобнее схватил Срасса зубами за шкуру под затылком. Старый пастух напрягся всем телом, глаза его помутнели от страха.

— Заберите стадных животных, — сказала Ратха. — Отпустите его. Зачем убивать напрасно? — Слова застряли у нее в глотке, когда она увидела, что ни один из четверых даже не подумал отойти от пастуха. — Он подставил вам горло! — бросила Ратха. — Он больше не будет драться. Оставьте его!

— Я пришел сюда, чтобы попробовать вкус племенной крови, — прорычал серебристый, не разжимая зубов.

Бросив злорадный взгляд на Ратху, серая старуха вцепилась зубами в бок Срасса и вырвала из него кровавый лоскут. Мышастые, не произнося ни звука, оскалили зубы на Ратху. Холодея от ужаса, она поняла, что Безымянные собираются убить пастуха. Но ведь Срасс показал им горло! Этот знак был известен всем, даже Безымянным. Это был один из древнейших законов, который почти никогда не нарушался.

Ратха увидела, как напряглись мышцы на щеках серебристого.

— По крайней мере, окажите ему уважение — разорвите ему глотку! — в отчаянии завизжала она.

Серебристый бросил на нее быстрый взгляд. Потом с силой сомкнул челюсти. Срасс истошно завизжал, и Ратха услышала глухой хруст кости. Тело пастуха забилось в предсмертной агонии, сокращающиеся мышцы заставляли его лапы дергаться неестественным образом. Ужасный вопль продолжал рваться из разинутой пасти Срасса даже после того, как его череп хрустнул под зубами серебристого. Затем последняя судорога сотрясла тело несчастного, и он обмяк, а его полные ужаса глаза погасли.

Серебристый разинул пасть, и тело Срасса с тяжелым стуком упало на землю. Кровь быстро сочилась из его раздавленной головы и шеи.

— Вот как вы убиваете? — закричала Ратха, поворачиваясь к серебристому. — Вы режете их, как дичь! Пта!

— Для нас они и есть дичь, — ответил охотник, облизывая окровавленную пасть. Потом он сощурил глаза на Ратху. — Я слышал, самка, как эта падаль кричала, будто ты тоже из племени, хотя и охотишься с Безымянными. — Он отошел от трупа Срасса и шагнул к Ратхе. — Твою голову будет очень просто раздавить, самка. Пусть лучше твои лапы поскорее уносят ее подальше отсюда, пока я не открыл пасть еще раз.

Фыркнув, Ратха развернулась и бросилась прочь. Ночь оглашалась воплями, воем, визгом и блеяньем перепуганных животных. На бегу Ратха видела, как Безымянные волокут в лес зарезанных пестроспинок. Встала луна, и зловещие темные пятна проступили на примятой траве в тех местах, где разбойники творили свою резню.

Звуки битвы то нарастали, то стихали, битва бушевала в разных концах луга. Пастухи терпели поражение, их круг неумолимо сужался, и они теснее прижимались друг к другу, чтобы защитить оставшихся трехрогих и пестроспинок.

Ратха остановилась, чтобы зализать рану на передней лапе. Царапина уже запеклась, стянув кожу, поэтому Ратха начала прихрамывать. Она закрыла глаза и вновь увидела предсмертный ужас в глазах Срасса. Его убили, как стадное животное, и глаза его выкатились из орбит, как у стадного животного, когда серебристый расколол ему череп.

Ратха содрогнулась. Никто из Имеющих Имя еще никогда не умирал такой смертью! Только что свершившееся на ее глазах убийство нарушало все законы, которым подчинялись ее сородичи — будь то Безымянные или Имеющие Имя. Если подставивший горло может быть убит, как стадное животное, значит, больше не существует никаких законов и ничто не имеет смысла!

Ратха понимала, что была причастна ко всему, случившемуся с ее народом; пусть она ненавидела произошедшие перемены и боялась их, однако она помогала осуществить их, а значит, была их частью. Срасс погиб из-за того, что заметил пастушку среди разбойников. Он был слишком далеко, чтобы разглядеть Ратху или узнать ее запах, но сразу заметил, как она гнала трехрогого, отрезая его от остального стада. Ее выдал опыт и безрассудство. Внезапно Ратха почувствовала во рту привкус крови, словно это ее зубы проломили череп старому пастуху.

«Нет, — подумала она, пытаясь хоть немного утешиться. — Череп Срасса был бы мне не по зубам!»

Но она знала, что поровну делит с серебристым вину за эту смерть.

Ратха снова остановилась. Битва была уже далеко. Она видела, как разбойники волокли убитых животных по траве, оставляя черные пятна крови между отпечатками своих лап. Они по-прежнему орудовали стаями, как во время нападения. Одна группа показалась Ратхе знакомой и, приглядевшись, она узнала двух мышастых и серую, которые помогали убить Срасса. Челюсти серой потемнели от крови.

Словно почувствовав взгляд Ратхи, старуха подняла свою безобразную голову и уставилась на нее. Вожак стаи выпустил шею пестроспинки, которого тащил в сторону леса. Ратха вдруг испугалась, что это серебристый, но когда вожак распрямился, она узнала подростка, возглавлявшего их стаю в начале набега. Он уставился на Ратху поверх туши пестроспинки. В следующее мгновение подросток легко перепрыгнул через дичь и, не успела Ратха опомниться, как он наотмашь расцарапал ей морду когтями.

— Совет был недоволен мной за то, что я не сумел сохранить свою стаю. Я передаю тебе их недовольство.

Ратха упала, тряся головой. Теплая влага выступила из свежих царапин на ее морде, закапала на нижнюю губу, попала ей в пасть. Но Ратха была так счастлива, что это оказался не серебристый, что почти не чувствовала боли. Она встала, ощущая в пасти металлический привкус крови.

— Там еще много животных, которых нужно оттащить в лес, — прорычал вожак их стаи. — Серая еле лапы таскает. Помоги ей донести дичь! Потом вернешься вместе с остальными и принесешь оставшуюся убоину. — Он строго посмотрел на Ратху. — Если посмеешь еще раз уйти из стаи, станешь падалью.

Опустив голову, Ратха побрела навстречу слезящимся зеленым глазам, блестевшим в темноте над смутными очертаниями тела стадного животного. Запах серой вновь обрушился на нее, обступил со всех сторон, заставляя чувствовать себя пленницей. Старая самка с ворчанием ухватилась за шею животного. Ратха молча взялась за холку и потащила дичь вместе со своей напарницей.

Каждая стая сваливала свою дичь на залитую лунным светом поляну и отправлялась за новой убоиной.

Остаток ночи Ратха таскала добычу Безымянных с луга в чащу леса. К тому времени, когда первые лучи рассвета просочились сквозь кроны деревьев, у Ратхи ломило зубы, онемела шея и горели огнем содранные в кровь подушечки на лапах. Она возненавидела привкус грубой жирной шерсти и мертвую тяжесть убоины, оттягивавшей ее пасть. Все в ней восставало против того, чтобы покорно таскать чужую добычу.

Утро было уже в самом разгаре, когда стая закончила перетаскивать зарезанный скот на поляну. Ратха вырвала зубы из шеи пестроспинки, и голова лошадки безжизненно упала на землю.

Пошатываясь, Ратха отошла в тень под скрюченной сосной и обессилено повалилась в траву. Мерзкая старуха подошла и уселась рядом с ней, но Ратха слишком устала, чтобы прогонять ее. Уронив голову на лапы, вдыхая горьковатый запах хвои, скрывавшей землю под деревом, Ратха смотрела, как разбойники собираются на пиршество. Некоторые из них набросились на еду сразу же, как только принесли первые туши. Теперь и остальные, проголодавшиеся и все еще распаленные жестокой резней, сгрудились над добычей, шипя и рыча друг на друга и на каждого, кто хватал лучший кусок.

Тяжелый запах мяса ударил в нос Ратхе, когда охотники принялись рвать трупы, пожирая внутренности. Но сейчас этот запах вызывал у нее отвращение, убивая последние остатки аппетита. После того, как она всю ночь напролет таскала мертвые тела, насквозь пропитавшись их вкусом и запахом, ей было противно даже думать о том, чтобы есть их. Ратха с тоской подумала о жилистых болотных землеройках, которых она когда-то ловила на земле Костегрыза.

Новая группа приблизилась к толпе жрущих разбойников и отогнала облезлую стаю от трупа кобылы. Бросив взгляд на новоприбывших, Ратха заметила среди них черную самку и старого калеку, которых видела в пещере под скалой совета. Значит, это были члены совета и те, кто подготовил набег. Костегрыз тоже был среди них.

Вожаки Безымянных принялись за еду. Ратха видела, как черная самка положила лапу на бок и ребра кобылы. Ее плечи напряглись под черной шкурой, когда она вгрызлась мордой в разорванное брюхо добычи. Остальные с не меньшим аппетитом набросились на еду, и только Костегрыз никуда не торопился. Он ждал, пока калека насытится, а затем нехотя занял его место. Только тогда он немного поел, но Ратха видела, что он делает это через силу Она помнила его выступление на совете в пещере и понимала, что ему противна эта бессмысленная резня. Безымянные не могли позволить себе такого расточительства, даже в сытое время.

Она подняла голову, надеясь поймать взгляд Костегрыза. Сердце судорожно билось у нее в горле, она разрывалась между надеждой и гневом. Раз или два Костегрыз, не переставая жевать, приподнял морду, словно почувствовав на себе чей-то взгляд. И каждый раз Ратхе мучительно хотелось окликнуть его, но ее удерживала осторожность. Но вот Костегрыз поднял голову и посмотрел на нее поверх развороченного бока кобылы. Ратха вскочила, задыхаясь от волнения, но он отвернулся, словно чего-то устыдившись.

Несколько мгновений она стояла в оцепенении. Потом медленно легла на свое место, уронила голову на лапы и уставилась на сухую хвою, сбившуюся в кучу на земле. Когда Ратха снова подняла голову, Костегрыз уже ушел.

Много дней Безымянные оставались на поляне, нежась под хилым зимним солнцем и объедаясь убоиной. Ратха вместе с остальными членами своей стаи стояла на страже, охраняя поляну от возможного набега пастухов племени. Но никто на них так и не напал. Ратха знала, что это означает. Ее племя было слишком ослаблено и подавлено, чтобы вынашивать мысли о мщении.

Она ела мало и старалась держаться подальше от звуков и запахов этого пиршества. Ее стали беспокоить непривычные ощущения в животе — слабые боли, тяжесть и странные колышущиеся движения, будто кто-то шевелился у нее внутри. Она заметно округлилась, ее соски приобрели болезненную чувствительность. Поначалу все эти ощущения были едва заметны, и Ратха не обращала на них внимания. Но дни шли за днями, Безымянные то совершали набеги, то пировали, ночи становились холоднее, и вскоре ее беременность стала бросаться в глаза, вызывая вопросительные взгляды окружающих.

Ратха догадывалась, что понесла не вовремя. Если Безымянные самки ничем не отличаются от племенных, то они спариваются ранней весной и приносят потомство летом.

«Я опять все сделала неправильно!» — с тоской думала Ратха, стоя под проливным дождем в ожидании нападения, которого, как она прекрасно понимала, никогда не будет.

Она даже котят не сумела зачать вовремя! Теперь они появятся на свет слишком рано, до того, как она сможет уйти от Безымянных. Но даже если она уйдет до рождения котят, то как она будет охотиться в разгар зимы? Она будет голодать, и ее котята все равно погибнут.

Ратха не участвовала в новых набегах, последовавших за первым нападением. Ей и серой старухе теперь поручали только носить с луга чужую убоину. Много ночей подряд Ратха таскала тяжелые туши через подлесок, а на рассвете падала без сил и смотрела, как разбойники до рвоты обжираются свежим мясом. И после каждого набега она видела, как Костегрыз пирует вместе с членами совета. Ратха ловила на себе его встревоженные взгляды, но на этот раз отворачивалась первая.

Однажды тихим дождливым утром между набегами, она стояла на страже у края луга, где накануне состоялась очередная битва. Неожиданное шипение напарницы отвлекло Ратху от невеселых раздумий. Она напряглась, вонзив когти в топкую землю. В чем дело? Неужели племя набралось сил для нападения? Серая кошка вскочила с земли и зашипела на кусты, колыхавшиеся в нескольких хвостах от нее. Она прижала уши, так что стала казаться еще безобразнее, чем обычно.

— Привет, старуха, — раздался знакомый голос из кустов. — Прекрати шуметь. Ты знаешь мой запах. — Из куста показалась медно-рыжая голова в обрамлении мокрой зеленой листвы. На мгновение она пропала, а затем Костегрыз выскочил на открытое место, волоча в зубах большой кусок мяса.

— Это не тебе, — процедил он сквозь зубы, отталкивая истекающую слюной старуху. Та заскулила и оскалила зубы, но мгновенно попятилась под грозным взглядом Костегрыза.

— Вот тебе, — пробурчал он, без лишних слов бросая мясо к лапам Ратхи. Она тупо уставилась на кусок, потом подняла глаза на Костегрыза.

— Ешь. Тебе нужна еда. Этот молодой дурак, которого поставили во главе вашей стаи, морит тебя голодом.

Ратха не произнесла ни слова. Она глубоко втянула в себя запах мяса. Оно было свежим, от последней убоины. Но Ратха все равно не могла есть.

— Ратха, — теряя терпение, сказал Костегрыз. — Я принес тебе кое-что получше гнилых объедков, которые ты обгрызаешь со старых костей, но ты ничего не ешь, а смотришь на меня, как эта старая серая дура. Ты разучилась говорить?

Несколько мгновений она смотрела на него, не в силах ответить чем-то, кроме взгляда. Она так давно не разговаривала, что с трудом могла подобрать слова. Речь Костегрыза потрясла ее, но еще сильнее ее пугала собственная неловкость. Ее охватила паника, она боялась, что так долго притворялась немой и глупой, что в самом деле стала такой. Но это длилось совсем недолго, затем слова пришли сами собой.

— Ты сам сказал, что я отныне буду в числе самых низших Безымянных, — сказала она, и голос ее прозвучал сипло от долгого молчания.

— Даже самые низшие должны хорошо питаться, — ответил Костегрыз и подтолкнул ее. — Все ребра наружу! Если ты похудеешь еще сильнее, то потеряешь котят.

Ратха прижала уши.

— Так вот, значит, почему ты пришел и принес мне это мясо? Ты заботишься не обо мне, а только о том, что я ношу в животе! Пта!

— Какая разница, почему я здесь? — фыркнул в ответ Костегрыз. — Ведь я могу бросить тебя на милость твоего вожака!

Ратха в бешенстве забросала кусок мяса грязью и отбежала прочь.

— Отдай это серой!

— Я спас твою драную шкуру, и поверь мне, это мне дорого обошлось. Теперь еще меньше членов совета прислушиваются ко мне, и безумная резня продолжается. Да, я ничего не могу с этим поделать, и ничего не могу сделать для тебя, кроме как приносить тебе дополнительные порции еды. — Костегрыз наступил ногой на мясо. — Да, я забочусь о котятах, — сказал он, и его желтые глаза вспыхнули даже при свете дня. — Но я не меньше забочусь и о тебе. Остальные хотят тебя убить, и если ты хоть чем-нибудь привлечешь их внимание, то очень скоро закончишь свои дни, да, наверное, и я вместе с тобой.

Ратха опустила морду и обнюхала кусок мяса. Потом откусила кусочек, и вдруг почувствовала, как Костегрыз нежно вылизывает ей уши. Изумленная, она отскочила назад и в недоумении уставилась на него.

— Хорошо, — тихо сказал он. — Ешь. Я не буду тебя беспокоить.

Ратха с жадностью съела половину куска и поняла, что больше ей в себя не вместить.

Все время, пока она ела, серая старуха тоненько выла в сторонке.

— Если я съем все это, меня стошнит, — сказала она Костегрызу. — Отдай остатки серой. Она работает не меньше меня.

— Я думал, ты ее терпеть не можешь.

— Так и есть, — ответила Ратха, чувствуя, как вместе с ощущением сытости к ней возвращается часть былой твердости духа. — Я ее ненавижу, особенно за ее тупой взгляд. Но ты же сам сказал, что даже самые низшие должны есть вдоволь.

Костегрыз усмехнулся ей и, махнув головой, швырнул остатки еды серой старухе. Та поймала мясо на лету и принялась пожирать, шумно давясь от жадности.

— Я еще вернусь, — сказал Костегрыз, поворачиваясь, чтобы уйти. — И буду приносить тебе еду так часто, как только смогу. Жаль, что я не пришел раньше, мне больно видеть тебя такой отощавшей.

Ратха не ожидала, что он сдержит свое слово, однако через день Костегрыз выбрался из кустов с новой порцией мяса. Этот кусок Ратха тоже поделила с серой, и глаза старухи стали круглыми от удивления.

С тех пор Костегрыз стал появляться каждые несколько дней и приносить Ратхе лакомые кусочки самой свежей добычи. Постепенно Ратха стала с нетерпением ждать этих визитов, и не столько ради еды, сколько ради возможности поговорить.

Для всех остальных она оставалась тупой кошкой. Безымянные считали ее безмозглой, и Ратха по мере сил старалась убедить их в этом, надеясь стереть из их памяти воспоминания о ее поведении на лугу во время первого набега.

Когда погода испортилась, Безымянные возобновили набеги. Ратха рассчитывала, что ее больше не заставят принимать участие в битве. Ей и остальным членам ее стаи вновь поручили таскать дичь с луга. На этот раз работа оказалась легче, ибо убитых животных оказалось меньше, и все они были мелкими. Отныне Ратха могла узнавать о битвах только от Костегрыза, когда тот приносил ей еду. Она также с нетерпением ждала новостей о племени, и Костегрыз удовлетворял ее любопытство, хотя ему нечем было порадовать ее.

Он рассказал ей, что Безымянные готовят последний набег на племя, что они планируют выгнать всех Имеющих Имя из жилищ, перебить их и захватить племенную землю.

Ратха молча слушала. Она не могла ничего сделать, чтобы избавить свой народ от этой страшной судьбы. Отныне она могла заботиться только о себе и пытаться выжить, сохранив жизнь своим будущим котятам.

От бессилия Ратха искала облегчение в привычной злобе. Почему она должна жалеть тех, кто по собственной трусости и глупости изгнал ее прочь, превратив в отверженную? Они сделали это только потому, что не сумели оценить новую силу, которую она принесла им! Какая бы лютая смерть не ждала Меорана, он полностью ее заслужил! Единственными, кто пытался защитить ее, были Такур и Фессрана. Но даже Такур оказался предателем.

«Значит, я не буду жалеть никого, кроме Фессраны!» — со злобой думала Ратха.

В этот вечер она молча смотрела, как стаи собираются на поляне, готовясь к нападению на племя. Ее группа тоже была среди них, ибо этой ночью Безымянным предстояло только сражаться, а не оттаскивать добычу, и единственной убоиной должны были стать трупы Имеющих Имя.

Но Ратху все равно оставили в тылу, вместе с чересчур старыми, слишком молодыми и прочими непригодными к битве. Беременность пока не делала Ратху обузой, и она подозревала, что ей просто не доверяют.

Она лежала, положив подбородок на лапы, и посматривала на стражей, поставленных охранять ее и ее товарищей.

Ночь была тихой, лишь ветерок шуршал сухой листвой, да трещал последний одинокий сверчок. Время от времени отдаленные вопли и визг прорезали тишину, и тогда Ратха поднимала голову. Это продолжалось снова и снова до самого рассвета. Крики стихали так же внезапно, как начинались, и снова слышен был только ветер, да пение сверчка.

«Только бы Фессрана уцелела», — думала Ратха.

Перед рассветом она услышала шум возвращающихся разбойников. Они приближались, вопя о своей победе, и с шумом неслись через лес, ломая ветки. Многие были ранены, некоторые не вернулись.

Ратха лежала и смотрела на Безымянных, важно проходивших мимо в бледных рассветных сумерках. Она уже догадалась, что в этой последней битве племя сражалось с отчаянным упорством.

Между вожаками стай вспыхнула перепалка. Ратха поначалу не обращала на нее внимания, позволив злобным выкрикам слиться с остальным шумом. Но когда до нее дошло, о чем идет спор, она мгновенно насторожила уши.

— Что из того, что несколько из них остались в живых? — задиристо спрашивал подросток, возглавлявший отряд Ратхи. — Мы захватили их стада и их логова!

Затем спорящие, продолжая рычать друг на друга, отошли в сторону, и Ратха больше не могла слышать их разговор.

Тогда она встала и сделала несколько шагов вслед за ними, но вдруг столкнулась с Костегрызом.

— Яаррр! Осторожнее! Я и так весь изранен, — проворчал он, неуклюже отстраняясь от нее.

Он хромал, свежая кровь струилась из глубоких царапин у него на боку, а его морда была покрыта целой паутиной шрамов. Оба уха были в лохмотьях.

— Все закончено, — глухо сказал Костегрыз, глядя на Ратху. Потом покосился на разгоряченных победителей, снующих вокруг. — Они идут в логова. Иди за мной.

Они шли через луг по тропе, протоптанной в высокой траве. Мертвые тела, валявшиеся с обеих сторон, казались обглоданными. Многие из них не только казались такими — они были частично объедены, и Ратха знала, что насекомые никак не могли бы сделать это за столь короткое время. Она вспомнила, как серая старуха вырвала кусок мяса из бока еще живого Срасса.

Помертвев, Ратха содрогнулась всем телом и, зажмурив глаза, пошла дальше, ориентируясь на звук шагов Костегрыза и шорох травы за его лапами. Но от запаха ей не удалось спрятаться, он сопровождал ее всю дорогу до самых племенных лежбищ.

Здесь тоже валялись мертвые тела, и липкие пятна темнели перед входами в многие логова.

Ратха видела следы на земле в тех местах, где волокли мертвецов. Может быть, это были следы Фессраны или Такура? Или ее отца, Ярана, или матери, Нарир?

Из каждого логова на нее веяло знакомыми запахами, и на миг Ратха вновь почувствовала себя котенком, ковыляющим мимо лежбищ и во все глаза разглядывающим морды, торчавшие из отверстий наружу. Кто-то сердито смотрел на нее, недовольный тем, что Ратха разбудила его своим любопытным носом. Другие провожали ее снисходительными взглядами, понимая, что она всего лишь малышка и очень скоро научится себя вести.

Но Ратха недолго предавалась воспоминаниям. Картины прошлого исчезли, теперь перед ней были только опустошенные логова, в которых не осталось ничего, кроме слабого запаха тех, кто еще совсем недавно жил здесь.

Костегрыз подошел к ней, и они вместе стали обходить логова. Оба молчали. Они видели, как другие Безымянные бегают по ямам, занимают их, расширяют старые и начинают рыть новые поблизости.

Племенная территория отныне принадлежала им, и они собирались провести здесь остаток зимы. Чужие морды ухмылялись из отверстий входов, и один из новых обитателей радостно крикнул Ратхе и Костегрызу:

— Подыщите себе подходящее жилище! Это прекрасные логова, даже слишком замечательные для племенной грязи!

Огромный серебристый охотник захватил логово Меорана. Глубокая яма, в которой когда-то жила Фессрана, теперь перешла к задиристому подростку.

Ратха покорно шагала за Костегрызом, пока тот не остановился возле маленького логова на восточном берегу. Пригнувшись, он вполз внутрь.

Ратха полезла было следом, но остановилась. Запах, хлынувший на нее из логова, был похож на запах Костегрыза — и все-таки принадлежал не ему.

Ратха тщательно обнюхала края и стены норы, и внезапно поняла, кому принадлежало это жилище. Костегрыз, случайно или намеренно, нашел логово Такура! Как ни странно, его собственный запах был почти неотличим от другого, знакомого, до сих пор сохранившегося на стенах логова.

Ратха попятилась, как будто этот запах ужалил ее в нос. Воспоминания о Такуре до сих пор были слишком свежи, и его запах лишь еще больше усилил их.

— Логово небольшое, — раздался изнутри голос Костегрыза, — но нам с тобой места хватит. Иди сюда, взгляни сама.

— Нет, мне тут не нравится! — рявкнула Ратха. — Найди другое!

Костегрыз озадаченно посмотрел на нее и выбрался наружу.

Он показал ей еще несколько пещер, но каждый раз Ратха чувствовала знакомый запах, и перед глазами ее возникали глаза ушедших. Как ни пыталась она заглушить скорбь ненавистью, образы никуда не девались, они словно бы навсегда поселились среди прохладных земляных стен. Спастись от них можно было только выскочив на свет. Только здесь, снаружи, Ратха переставала дрожать.

Немного успокоившись, она пробрела мимо опустевших жилищ, разыскивая Костегрыза. Она заметила его возле одного из логовищ, находившихся чуть в стороне от остальных. Судя по запаху, это логово опустело задолго до прихода Безымянных. Ратха помнила, что оно оставалось незанятым еще во времена ее детства.

Она молча смотрела, как Костегрыз обнюхивает разрушенный вход. Присев на задние лапы, он стал выгребать песок наружу. Крыша старого логова совсем обвалилась.

Ратха подошла ближе. Зачем он возится с этой старой норой? В ней давным-давно никто не жил, сюда не вела натоптанная тропа. Даже котята держались подальше от этого логова, и не только потому, что оно было темным, пустым и полуразрушенным, а из страха перед рассказами старших, говоривших, будто в этой норе кого-то убили. Поговаривали, что земля перед заброшенным логовом до сих пор пахнет кровью.

Стоило Ратхе задуматься об этом мрачном логове, как она вдруг вспомнила, что однажды видела здесь одного Имеющего Имя. Она даже вздрогнула, когда поняла, кто это был.

Такур. Она видела здесь Такура.

Упав на траву, Ратха поползла против ветра, стараясь не спугнуть Костегрыза. Он стоял перед старым логовом и смотрел на него с каким-то странным выражением, которое Ратха уже видела в других глазах — только зеленых, а не янтарных.

И тут все вдруг встало на свои места, и Ратха чуть не выпрыгнула из травы. Она все поняла. Решара родила двойню — двух самцов, отличавшихся только цветом глаз.

«Он ищет старые воспоминания и хоронит их, — подумала Ратха, глядя, как Костегрыз забрасывает песок в осыпавшееся логово. — Неужели это то самое место, где Решара родила котят?»

Она отползла назад, чтобы Костегрыз ее не заметил. Потом встала и отряхнула шерсть от травы. Спросить его напрямую? Нет. Теперь она знает правду. Какая разница — признает ее Костегрыз или станет отрицать?

Молодой кот, возглавлявший ее стаю, попытался поселить Ратху в логово вместе с серой старухой и двумя мышастыми самцами, но она сбежала и забралась на дерево.

Здесь она долго сидела, глядя на копошащихся внизу Безымянных, твердо решив, что лучше будет спать под открытым небом или на дереве, чем войдет в логово, еще недавно принадлежавшее ее народу.

Несмотря на угрозы и оскорбления Безымянных, Ратха осталась жить на дереве, спускаясь только для того, чтобы поесть или встать в дозор, охраняя новое поселение бесклановых от возможного нападения уцелевших хозяев. Было известно, что некоторым Имеющим Имя удалось спастись, однако никто не знал ни сколько их, ни куда они подевались.

Тем временем становилось все холоднее. Дожди сменились снегами, мороз сковал землю, слякоть замерзла в камень.

Однажды утром Ратха проснулась на своей ветке, укутанная белой шкурой снега. Внизу под ней расстилалась мягкая нетронутая белизна.

Она спустилась на землю. Неподалеку валялся почти дочиста обглоданный труп пестроспинки. Ратха откопала его из-под снега и подкрепилась мороженым мясом, кое-где оставшимся на костях.

Жуя жалкие остатки, она с тоской думала о сочных внутренностях и филейных частях, которые вожаки Безымянных первым делом растащили по своим логовам. Может быть, Костегрыз принесет ей какой-нибудь лакомый кусочек?

Подкрепившись, Ратха разыскала серую старуху, которая обычно караулила поселение вместе с ней. Ратха уже привыкла к этой дряхлой кошке, к ее бессловесному бормотанию и злобным пустым глазам. Она прекрасно понимала, что серая старуха могла охранять только ее, Ратху, ибо ни на что другое она не годилась и при любой атаке была бы совершенно бесполезна.

В былые времена Ратха возмутилась бы, но теперь ей было все равно, более того, она даже радовалась хоть какому-то обществу, пусть даже такому тупому и молчаливому.

Она смотрела, как старуха пометила дерево, потом подошла и оставила еще одну метку рядом с Ратхой. Это был сложившийся ритуал, с которого они начинали каждый дозор. Затем серая уселась на расстоянии нескольких хвостов от Ратхи и повернула голову в сторону. Ратха повернулась в другую.

Прошло утро, наступил день. Колючий ветер не приносил никаких новых запахов, лес стоял тихий и молчаливый. Тени медленно поползли по блестящему насту. Ратха решила, что Костегрыз сегодня уже не придет. Она с трудом сглотнула и съела немного снега, чтобы смягчить пересохшее горло. Наверное она ему надоела, он устал от ее постоянной раздражительности, ему противно смотреть на ее раздувшийся живот. Может быть, он нашел себе другую супругу, с мягкой и блестящей шерстью, с ласковым характером…

Ратха с бешенством уверяла себя, что горло у нее горит от голода, а не от обиды. Она снова зарылась мордой в снег и вдруг услышала, как серая негромко зарычала. Затем рычание превратилось в тоненький скулеж, а следом что-то с мягким шлепком упало на землю.

Ратха обернулась. Серая старуха жадно пожирала кусок мяса, пачкая белый снег алыми пятнами. За ее спиной стоял Костегрыз. Ратха ждала, что он кинет и ей кусочек, но в пасти у Костегрыза больше ничего не было.

Боль разочарования когтями стиснула ее желудок.

— Я сегодня ничего не получу? — спросила Ратха.

— Я приготовил для тебя мясо, — ответил Костегрыз. — Но сначала ты должна пойти со мной. Я хочу показать тебе кое-что.

— Я не могу. Я должна сторожить. Старуха поднимет шум, если я оставлю свой пост. Мой вожак…

— Твой вожак еще ответит мне за то, как он с тобой обращается, — перебил ее Костегрыз, оскалив клыки. — Что до серой старухи, то она ничего не видит, кроме мяса. Идем.

Не прибавив больше ни слова, он повернулся и побежал.

С опаской покосившись на свою напарницу, Ратха встала и пошла следом. Она заметила, что следы лап Костегрыза перепачканы чем-то бурым и красным. Нахмурившись, она побежала быстрее, торопясь догнать его и спросить, что это такое. Она понеслась галопом, забрасывая снегом ближайшие кусты. Потом снова нахмурилась, сдвинув брови.

Следы Костегрыза вели к покрытому снегом склону, поднимались на вершину и исчезали с другой стороны. На верхушке невысокой скалы они вдруг оборвались, и сколько ни крутилась Ратха, кругом не было ни единого отпечатка. На миг она перепугалась. Может быть, Костегрыз разыграл ее? Заставил оставить пост, заманил подальше и бросил? Если ее найдут вдали от места несения стражи, она станет законной добычей любого Безымянного, ибо все решат, будто она сбежала!

— Костегрыз! — взвыла Ратха, голос у нее стал пронзительным и грубым от страха.

— Я здесь, — послышался глухой ответ откуда-то, как ей показалось, у нее из-под лап.

Ратха свесила голову над крутым берегом и увидела рыжую макушку Костегрыза с торчавшими над снегом ушами. Он повернулся к ней и ухмыльнулся.

— Где ты? — закричала Ратха, решив, что он нарочно закопался в снег, чтобы пошутить над ней.

Рыжая голова снова исчезла.

Ратха еще сильнее вытянула шею и осторожно направилась вниз по крутому склону. Она боялась провалиться в какую-нибудь занесенную снегом яму или споткнуться о невидимые камни или корни.

Как оказалось, опасения ее были не напрасны. Внезапно передние лапы у нее потеряли опору, и Ратха рухнула в какую-то глубокую нору. Не удержавшись, она перекувырнулась через голову и всей тяжестью упала на спину.

Некоторое время она лежала в снегу, бешено размахивая всеми четырьмя лапами. Голова у нее шла кругом, перед глазами все плыло. Затем она увидела над собой морду Костегрыза, оказавшуюся прямо между ее передними лапами.

— Ты что делаешь? Хочешь его обрушить?

Ратха в изумлении разинула пасть.

— Кого «его»?

— Логово!

Она медленно перекатилась на бок, так что хлопья снега посыпались с ее шерсти.

— Логово? Это и есть то, что ты хотел мне показать? — Ратха посмотрела на берег, возвышавшийся за спиной Костегрыза. Теперь она разглядела низко расположенное отверстие входа и цепочку грязных следов, протянувшуюся по белому снегу. — Я уже говорила тебе, что не хочу жить в племенных логовах! — пробурчала Ратха, с трудом поднимаясь на ноги.

— А это не племенное логово, — ответил Костегрыз.

— Я тебе не верю! Оно слишком большое для любого другого зверя. Кто же его выкопал, если не племенные?

— Я, — просто ответил Костегрыз.

— Ты? Когда?

— Закончил сегодня ночью, как раз перед тем, как начался снегопад. Вовремя успел.

— Но ведь вся земля смерзлась, ее тяжело копать… — пробормотала Ратха.

Костегрыз с раздражением посмотрел на нее, потом перевернул свою переднюю лапу. Вся подушечка на ней была содрана в кровь, под сточенными когтями виднелась земля. Ратха вспомнила буро-красные отпечатки его лап. Не говоря ни слова, она подошла ближе и обнюхала отверстие. От него пахло свежевырытой землей.

— Это ты выкопал логово, — нехотя признала Ратха. — Но зачем?

— А ты как думаешь? — буркнул Костегрыз.

— Для своих котят!

— Яаррр! Они еще не родились! Ты еще недостаточно крупная. Когда тебе настанет время окотиться, мы вернемся на мою территорию.

— Тогда зачем ты выкопал это логово?

— Затем, что я знаю — ты не просто так мерзнешь на своем дереве. Запахи старых берлог будят в тебе воспоминания, которые ты хотела бы похоронить навсегда. Я все понимаю, Ратха, — сказал Костегрыз, и его голос и взгляд приобрели непривычную мягкость. — Я тоже не могу спать в бывшем логове Решары.

Несколько мгновений Ратха пристально смотрела в глаза Костегрыза, пытаясь угадать, что это было — попытка заставить ее признаться в своих догадках или предложение разделить с ним его прошлое.

— Ты не видел, как умер твой отец, — медленно произнесла она.

Костегрыз оскалил зубы.

— Ты становишься дерзкой, племенная кошка. Наверное, Такур рассказал тебе об этом, потому что Меоран сделал свое дело у него на глазах. — Он сощурил свои янтарные глаза. — Я вижу, мой брат научился пасти скот, но при этом пускал свой язык бегать без присмотра.

Ратха ощетинила загривок.

— Вот как ты говоришь о нем? Пта! Я знала, что Безымянные не испытывают уважение к тем, кого зарезали, но думала, что ты другой!

Она думала, что Костегрыз ударит ее, но он лишь облизнул стертую подушечку на своей лапе и сказал:

— Такура не было среди убитых.

Надежда встрепенулась в груди у Ратхи, погасив нарастающий гнев.

— Ты его не видел? Значит, он мог спастись?

— Я уверен, что он спасся, но искать его бессмысленно, — сказал Костегрыз, увидев, что Ратха уже открывает пасть для нового вопроса. — Надеюсь, я хорошо знаю моего брата, и он сейчас очень далеко отсюда.

Ратха опустила глаза на притоптанный снег вокруг ее лап. Очень далеко отсюда… Наверное, это к лучшему. Теперь она сможет перестать думать о нем.

Она подняла голову и долго смотрела на логово, которое Костегрыз выкопал для нее. Но не переступила порог. Вместо этого Ратха наклонила морду и легонько куснула Костегрыза за переднюю лапу.

— Что ты творишь? — пробурчал он.

— Подними ногу.

Он с ворчанием протянул ей лапу, балансируя на трех ногах. Ратха принялась вылизывать его подушечку, вычищая грязь между пальцами и из-под когтей. Теперь она видела, что когти у Костегрыза совсем затупились, видимо, мерзлая земля упорно сопротивлялась его усилиям. Не удивительно, что он пропадал несколько дней!

Дочиста вылизав первую подушечку, Ратха еще несколько раз ласково провела по ней языком и попросила другую лапу.

Закончив, она вползла в логово, несколько раз поворочалась в уютной темноте и с наслаждением растянулась, свесив лапы в отверстие входа.

— Логово маленькое, но очень хорошо выкопано, — признала она. Ратха видела, что Костегрыз ждет от нее чего-то еще. Когда она не прибавила больше ни слова, он разочарованно свесил усы.

Ратха поерзала на животе и показала ему язык.

— Мне тут очень нравится! Я бы ни за что не выкопала логово лучше этого!

— Здорово! — Усы Костегрыза снова вспорхнули вверх и весело растопорщились. — Я выкопал тебе логово вдали от других, чтобы никто не попытался его занять. Но если кто-то окажется настолько глуп, чтобы посметь сунуть сюда нос, я преподам ему хороший урок.

— Ты сказал, что наши котята родятся на твой территории, — прошептала Ратха, вновь становясь серьезной. — Это правда?

— Да. Как только погода позволит пуститься в путь, мы уйдем отсюда. Я достаточно насмотрелся на Безымянных и сыт по горло их глупостью. Я им больше не нужен, а они мне и раньше были ни к чему. Я не хочу жить с ними. Мы с тобой будем жить вдвоем, ты и я.

Они вместе пошли обратно к тому месту, где Ратха должна была нести стражу. Подойдя ближе, они увидели, что старуха спит в снегу, уронив голову на лапы.

— Она скоро проснется. Мне пора идти, Ратха, — сказал Костегрыз, глядя ей в глаза. — Тебе приходится нелегко, хотя ты очень сильная. Я сожалею о том, что причастен ко всему этому. Легче не будет, по крайней мере, в скором времени. Но я обещаю тебе, что когда зима останется позади, мы уйдем отсюда и больше никогда не вернемся.

Ратха молча обвела глазами заснеженные дали.

— Снегопад только-только начался, — тихо вздохнула она. — Зима будет долгой. Но теперь мне хотя бы не придется спать на дереве!

— Я понимаю. Порой кажется, что это никогда не кончится. Но когда станет совсем трудно, думай о весне. И обо мне, — добавил он с луковым огоньком в глазах.

Ратха смотрела, как он убегает от нее по снегу. Серая старуха завозилась, просыпаясь, но Ратхе было все равно. Она была счастлива.