В ветвях над тропой затрепетали синие крылья, послышалась пронзительная перебранка, и две поссорившиеся сойки принялись гоняться друг за другом среди листвы.

Отвлекшись, Ратха задрала голову, но успела увидеть лишь промельк белых перьев, прежде чем сойки исчезли из виду. Она и забыла, что птицы могут быть такими бойкими! Совы и козодои, пролетавшие над лугом ночью, вели себя совершенно бесшумно.

Теплый язык солнца лизнул спину Ратхи, когда она вышла из-за деревьев. Она почувствовала, как жар, пробравшись сквозь шерсть, впитывается в ее кожу, и разморено зевнула. Когда она в последний раз видела яркий солнечный свет и слышала птичье пение? Наверное, перед первым набегом. С тех пор пастухи племени научились вести ночной образ жизни, охраняя стадных животных от неожиданных набегов захватчиков.

Но все их усилия могли лишь замедлить неумолимое сокращение стада, погибавшего от зубов врага. В этом сезоне число убитых животных впервые превысило число родившегося молодняка, и все в племени понимали, что такая ситуация не может длиться долго. Потребность в новых пастухах была столь высока, что на охрану стада стали отправлять котят, еще не завершивших свое обучение.

В числе этих юных пастухов была и Ратха. Она была счастлива выйти из-под опеки Такура, ибо после памятной ночи первого набега ей так и не удалось достичь каких-нибудь успехов в обучении, и Ратха прекрасно знала причину этого — она перестала доверять своему учителю.

Такур отказался отвечать на ее вопросы о бесплеменных и упрямо отрицал, что Безымянные могут говорить. Однажды он даже сказал, что никогда не говорил ничего подобного.

Ратха знала, что ложь Такура была предназначена для ушей Меорана и не винила учителя за это. Но даже когда они оставались наедине, он отказывался говорить ей правду, хотя глаза выдавали его с головой.

Ратха чувствовала, что какой-то страх заставляет Такура молчать. Однажды, когда она особенно упорно донимала его просьбами поговорить начистоту, Такур вышел из себя и высмеял ее. Он сказал, что Ратха выдумала весь свой разговор с Безымянным, а на самом деле это просто ветер шуршал в траве. Только малый котенок может верить в то, что Безымяные разговаривают. Только котенок!

Ратха знала, что Такур всегда поддерживал ее, сражался за нее и даже не побоялся пойти против воли ее отца и старого предводителя, отстаивая право обучать ее пастушеству. Порой ее обида отступала перед этим знанием, но теперь Ратха была полноправной пастушкой племени, у нее было слишком много обязанностей и слишком мало свободного времени, тогда как у Такура появилась куча новых котят, которых нужно было обучать.

Они редко виделись и еще реже разговаривали друг с другом.

Ратха побрела по тропе, покачивая хвостом и наслаждаясь солнечным утром.

Она уже отработала предыдущую ночь, но когда один из пастухов дневной стражи неожиданно заболел, Ратха сама вызвалась подменить его, чтобы побродить по солнышку. И еще, хотя она ни за что не хотела признаться в этом даже самой себе, чтобы увидеть Такура.

Ратха перепрыгнула через ручей на краю луга.

Пестроспинки паслись в тени вдалеке. Фессрана тоже была там, она показывала трем упитанным пятнистым котятам, как уворачиваться от копыт строптивых маленьких лошадок.

Ратха помахала ей хвостом, и пастушка прервала свое занятие.

— Эй, Фессрана! Где твой похотливый маленький жеребчик? Что-то я его не вижу.

— Он в кустах, с кобылкой, как обычно, — хмыкнула Фессрана. — Если бы не он, Безымянные давным-давно сожрали бы весь мой табун.

— А чем он занимается? — пискнул один из котят.

— Делает новых пестроспинок, — ответила Фессрана.

— Ой, — задумчиво захлопал глазами малыш. — А мы увидим жеребят, когда он вернется?

Наставница закатила глаза и скорчила гримасу.

Ратха широко усмехнулась, высунув язык.

— Это происходит совсем не так, как ты думаешь, Мондир, — важно сказала другая маленькая ученица.

Задетый за живое, Мондир развернулся и приблизил мордочку к самому носу опешившей кошки.

— Ты у нас все знаешь, да, Бира? Ну так расскажи мне, как это происходит!

— Я не все знаю, — ответила ученица и, сморщив нос, уселась на свой хвост. — Но моя мама сказала, что я тоже буду так делать, когда вырасту. И ты тоже.

— Что делать? Новых пестроспинок? — громко завопил Мондир и тут же сник, увидев четыре высунутых языка.

— Яарр! Ума не приложу, почему ваши матери ничему вас не учат, — проворчала Фессрана. — Иди своей дорогой, Ратха! — буркнула она. — Мне нужно заниматься с молодняком.

Ратха улыбнулась и побежала прочь.

Уходя, она слышала, как Фессрана утешает хнычущего Мондира.

— Нет, малыш! Ты не будешь делать пестроспинок, когда вырастешь, я тебе обещаю. Ничего, после урока я все тебе объясню…

Ратха потрусила к группке трехрогих оленей и жвачных, за которыми должна была приглядывать до самого вечера. Она уже видела, что ее ждет беспечное утро и еще более беспечный день. Никто из захватчиков не посмеет показать усы до наступления сумерек. Может, ей даже удастся упросить кого-нибудь из учеников Фессраны покараулить стадо, пока она вздремнет на солнышке… Ратха нашла свою часть стада, обошла ее кругом, а потом растянулась на боку, полуприкрыв глаза, и стала слушать, как трехроги с хрустом щиплют траву. Этот монотонный звук то и дело прерывался громкой отрыжкой одного из жвачных.

Ратха повела усами. Отвратительные животные, но при этом очень вкусные. Что ж, в жизни нет ничего совершенного, все время приходится идти на уступки…

Дневное тепло вдруг угасло, и Ратха, лениво приоткрыв один глаз, увидела, что солнце скрылось за облаком. Она подождала, когда облако уйдет, и снова с наслаждением почувствовала прикосновение теплых лучей к шерсти.

Поведя ухом, Ратха посмотрела на темную гору облаков, громоздившихся на противоположном краю неба. Дождливый сезон в этот раз закончился рано, весна выдалась сухой. Лесная земля давно распрощалась с сыростью, и сухие ветки весело потрескивали под лапами Ратхи, когда она бегала по тропинкам. Что ж, небольшой дождик, наверное, будет очень кстати, если, конечно, эти облака не несут с собой что-нибудь похуже. Ратхе совсем не нравился их вид.

Тем временем облака решительно скапливались и расползались по небу. Воздух застыл в напряжении.

Ратха встала. Стадные животные тоже почуяли надвигающуюся грозу и сбились в кучу, пихая друг друга.

Ратха видела, что на другом конце луга пастухи тоже то и дело поглядывают в небо, косясь на свое стадо. Даже Фессрана прервала урок и погнала своих учеников к материнским логовам.

Низкие тучи закрыли солнце, и на мир опустились сумерки. Ослепительная молния разорвала небо. Пророкотал гром.

Ратха обежала вокруг своего стада, время от времени поглядывая на других пастухов. Стадные животные жались друг к другу, их тревожно переступающие ноги и упитанные тела скрывали за собой приземистые, поджарые фигуры сторожей.

Еще несколько пастухов появились на племенной тропе и бегом бросились на луг.

У Ратхи защемило сердце, когда она узнала знакомую рыжую шерсть.

Но у нее не было времени думать о Такуре. Олени и жвачные принялись в панике метаться во все стороны, Ратхе пришлось гоняться за ними, чтобы заставить стадо держаться вместе. Она носилась, высунув язык и прижимая уши каждый раз, когда молния полыхала над ее головой, а раскат грома заглушал испуганное блеянье жвачных.

Внезапно старая сосна пробила верхушкой полог лесной листвы над лугом. Ратха едва успела заметить мелькнувшее дерево, как ее ослепила вспышка молнии, оглушил гром, и свалило с лап порывом ветра.

Она покатилась кувырком по траве. Рядом упали несколько трехрогих, но тут же вскочили и забились, глаза у них стали совершенно безумными.

Ратха окинула взглядом луг. Повсюду метались испуганные стадные. К раскатам грома примешался новый звук — сухое потрескивание огня. Старая сосна загорелась!

Пастухи замерли с вздыбленными загривками, беспомощно глядя на несущихся мимо них животных.

Старое дерево рассыпало искры и сбрасывало горящие ветки, поджигая лес. Языки огня с ревом взметнулись в воздух, запрыгали с дерева на дерево, пока не добрались до луга и не подпалили траву.

— К ручью! — закричал кто-то, и этот голос мгновенно вывел Ратху из оцепенения.

Такур промчался мимо нее, рыча и щелкая зубами на перепуганных трехрогих.

— Сгони их в стадо, Ратха! Гони их к ручью!

Остальные пастухи бросились им на помощь.

Вместе с ними Ратха и Такур сумели развернуть стадо и погнать оленей к ручью, протекавшему у начала тропы.

— Там не очень глубоко, Такур, — пропыхтела Ратха, мчась рядом с ним.

— Я знаю, но ручей приведет нас к реке. Выстройте их хвостом друг за другом! — закричал наставник остальным пастухам, когда вожак стада с плеском вбежал в ручей. — Держите их в воде!

Пастухи, рассыпавшись по обоим берегам ручья, заставили трехрогих зайти на середину. Вскоре длинная вереница оленей, расплескивая воду, побрела вниз по течению.

Такур резко остановился, выставив хвост, чтобы не потерять равновесия.

— Так, теперь пестроспинки, — сказал он Ратхе. — Бегом!

Вместе они помчались обратно к Фессране. Пастушка грозно шипела на лошадей. Ратха видела, что она страшно напугана огнем и при этом взбешена тупостью своих стадных.

— Им даже не хватает ума бежать прочь от огня! — прошипела она, кашляя от дыма. — Они несутся прямо в него!

Огонь уже добрался до луга. Подгоняемый и раздуваемый ветром, он жадно гнался за убегающими стадными. Он ослеплял их дымом, душил пеплом и щедро осыпал золой.

Ратха помогла Такуру и Фессране загнать пестроспинок в ручей и погнать следом за оленями. Маленький жеребчик, обезумевший от огня, стал бросаться на пастухов, не желая уступать им свою власть над кобылами.

Ратха перепрыгнула через стелющийся по земле язык пламени, едва не опаливший ей живот. Пестроспинный жеребчик вырвался из стада и принялся кругами носиться вокруг нее.

Ратха погналась за ним, потом остановилась, испугавшись, что остальной табун разбежится.

— Поймай его! — пропыхтела подбежавшая Фессрана, глаза у нее слезились от дыма, шерсть на щеке почернела. — Я заставлю остальных идти по течению.

Ратха помчалась за жеребцом, уже успевшем превратиться в едва различимую тень, мелькавшую на фоне едкого дыма, зависшего над травой.

На какое-то мгновение порыв ветра разогнал удушливое марево, позволив Ратхе увидеть жеребца. Он встал на дыбы и громко заржал, размахивая в воздухе передними копытами.

Ратха увидела, как Такур подпрыгнул, вцепился зубами в переднюю ногу жеребца и повис на нем, не разжимая челюстей, а молодой жеребчик принялся вертеться и брыкаться, в кровь раздирая ногу об острые зубы Такура.

Ратха увидела, как Такур встал лапами прямо в дымящийся пепел и погнал ржущего стадного вперед. Шерсть у ее бывшего учителя стояла дыбом, глаза стали круглыми и бешеными, но он все равно не разжимал зубов и не выпускал ногу жеребца. Тот принялся скакать и лягаться, пытаясь достать своего пастуха свободной ногой.

За их спинами полыхал пожар, извергая клубы черного дыма. Ветер переменился, и в мгновение ока Такур и жеребец очутились в густом дыму.

Ратха поспешно сделала глоток свежего воздуха и бросилась к ним.

Жеребец пятился, вытягивая ногу из челюстей Такура. Взметнулись языки пламени. Удушливая пелена колыхалась перед глазами Ратхи, выжимая слезы из ее глаз. Она услышала пронзительный крик, вырвавшийся из глотки пестроспинки. Жеребец вырвался и попятился назад, в огонь. Ратха увидела, как он снова взвился на дыбы, спина у него горела. Он снова пронзительно заржал, а потом упал на бок и забился.

Такур бросился к жеребцу, схватил его за переднюю ногу и поволок горящее животное по траве.

— Брось его, Такур! — крикнула Ратха, но раскаленный воздух обжег ей глотку, и она не смогла выдавить больше ни слова.

Тогда она подбежала к Такуру. Он уже бросил труп жеребца — тот лежал неподвижно, его шкура корчилась в огне. Ратха поискала глазами Такура, но ничего не увидела за дымом. Судя по звуку, огонь подобрался совсем близко. Колышущееся оранжевое марево со всех сторон обступило Ратху, рев пожара оглушал ее.

— Маленькая! Сюда!

Развернувшись, Ратха бросилась на знакомый голос и едва не вскочила на голову Фессраны. Пастушка пихнула ее вперед.

Земля ушла из-под лап Ратхи. Вода ударила ее в грудь и вцепилась в лапы, увлекая по течению. С громким плеском Фессрана плюхнулась рядом.

— Где Такур?

— Не знаю.

Ратха коснулась лапами дна, течение потянуло ее за бока. Вода окрасилась цветом пламени, бушевавшего на берегу. Пепел сыпался в ручей и с тихим шипением умирал в воде.

Ратха безвольно скатилась по небольшому порожку в более широкую часть ручья, больно ударившись боком о камень. Фессрана скользнула следом за ней, и они поплыли, держа головы над водой. Впереди виднелось стадо пестроспинок, которые брели по каменистому броду, сверкая мокрыми боками.

Рядом с Фессраной в ручей свалилась горящая ветка, но пастушка в последний момент успела отвернуть в сторону, а ветка с шипением утонула.

Ратха плыла впереди Фессраны, яростно работая лапами, удерживая голову на поверхности. Потом ее когти царапнули по камням, и она нащупала лапами дно.

Ратха с трудом встала, догнала бредущих по ручью пестроспинок и побежала между ними. Фессрана осталась с лошадьми, и Ратха увидела, как еще одна пастушка обогнала ее, помахав мокрым хвостом на прощание.

За мелководьем ручей сужался, с усилием пробираясь среди скал и камней.

Ратха карабкалась по источенным водой камням, то и дело поскальзываясь на мхе и водорослях. Следуя вниз по течению, она постоянно встречала других членов племени, которых не было на лугу во время удара молнии.

Седые старцы, перепуганные однолетки и усталые матери с пищащими котятами в пасти плыли и брели за хмурыми пастухами, а ненасытный огонь пожирал лес за их за спиной. Рыжие клочья огня трепетали на соснах, выстроившихся вдоль берега ручья, ползли по веткам над головами племени.

Воздух потемнел от золы, огненный ветер сушил глотки, и без того саднящие от беготни за стадными.

Ратха подогнула лапы и всем телом погрузилась в воду, оставив на поверхности одну макушку. Взбаламученная глинистая вода коснулась ее губ, потянула за усы. Ратха отдалась течению, лишь изредка пуская в ход ноющие лапы, чтобы перебраться через камни или крепче вцепиться когтями в илистое дно, когда ручей несся через пороги.

Постепенно ручей сделался шире, а течение все быстрее несло усталых пловцов и их стадо от огня. Воздух над водой стал холоднее, и Ратха с наслаждением вдыхала его обожженными легкими. Она больше не могла разглядеть впереди стадо трехрогих.

Вскоре Ратха заметила, что проплывающие мимо нее тела движутся как-то безвольно, полностью отдавшись на волю течения. Испугавшись, она повернула к берегу, но поток был слишком силен, а берега превратились в высокие глинистые откосы.

Алый диск солнца сиял сквозь серую пелену, висящую между деревьями, окрашивая воду в цвет крови.

Ратха поняла, что тонет. Ее пасть была полна воды. Она с усилием подняла голову и закашлялась, отплевываясь. Течение с легкостью перебросило ее через каменный порог и швырнуло в бурлящий водоворот, который с радостью закружил свою добычу. Новый и еще более сильный поток выхватил ее из воронки.

Оглушенная и ослепшая, Ратха смутно почувствовала, как чьи-то зубы вцепились ей в хвост, рванули — и поволокли против течения. Она беспомощно барахталась на боку, потом пасть ее сама собой открылась, язык вывалился, и в глотку хлынула вода.

Ратха ударилась боком обо что-то твердое и почувствовала, как песок царапает ее мокрую шерсть, а ее саму грубо волокут на берег. Чьи-то носы и лапы перевернули ее на живот. Все тело ее содрогалось в конвульсиях, ее мучительно рвало водой. Потом она снова повалилась на бок, мир угас в ее глазах, и Ратха провалилась во тьму.