В понедельник Блейз пришел в магазин, когда Поппи его закрывала. Сорель слышала, как она по-приятельски поздоровалась и послала его в заднюю комнату, где Сорель работала, подсчитывая итоги.

— Поппи разрешила мне войти, — доложил он и стряхнул с головы и плеч капли дождя.

Проливной осенний дождь разогнал прохожих, они бежали к автобусным остановкам, держа над головой развернутые газеты.

— Я слышала. Чего ты хочешь?

— Увидеть тебя. — Он сверлил ее глазами-щелочками. — Как провела время с Крегом?

— Очень хорошо. — Она не обязана сообщать ему, что произошло между ними, особенно после его надменного указания избавиться от Крега.

Она со злорадством увидала, что его губы сжались в прямую линию, но потом лицо приняло бесстрастное выражение, и Блейз расположился в слишком уж раскованной позе — засунул руки в карманы и прислонился к столу, чуть не лег на него.

— И когда же следующая встреча?

— Я не должна перед тобой отчитываться. Извини, у меня работа. — Она низко склонилась над клавиатурой компьютера и ввела несколько цифр.

— Ладно, приду, когда ты закончишь.

Она надеялась, что он уйдет, но он поболтал с Поппи, проводил ее, а потом молча и терпеливо ждал, пока у Сорель уже не осталось оправданий для того, чтобы игнорировать его присутствие.

— Зачем ты хотел меня видеть? — Она решила, что обменяется с ним парой слов.

— Просто хотел предложить подвезти тебя домой.

Если бы в такую погоду такое предложение поступило от кого-нибудь другого, она бы ни секунды не колебалась. Отказываться — глупое упрямство.

— Что ж ты не подвез Поппи?

— За ней приехал приятель. Парень вне конкуренции, хоть у меня машина лучше. Сложен как бог.

Сорель не удержалась от улыбки. Она подхватила жакет — единственное, что сегодня догадалась взять с собой. О приятеле Поппи она уже наслушалась — кажется, никакие похвалы не будут завышенными.

— Интересно, как скоро она поймет, что вляпалась?

— Ты циник, — обвинил ее Блейз.

— Она еще очень молода. И любит его.

— Ты когда-нибудь чувствовала то же ко мне? — Он отобрал у нее жакет. Она испуганно вскинула глаза.

— Ты же знаешь, в детстве я обожала тебя.

— Речь идет о другом. — Он подал жакет, и она просунула руки в рукава.

— Когда мне исполнилось тринадцать, я сходила по тебе с ума. Наверное, ты замечал, да и не только ты.

— Ты меня просто терроризировала!

— Ну да, у девчонок существует такой способ привлечь к себе внимание. Ты со мной не разговаривал года два. Или три.

— Три. Мне было восемнадцать лет, и я еле справлялся с гормонами. Слава богу, к тому времени, как тебе исполнилось шестнадцать, я научился контролировать свои мужские порывы и не дал себе увлечься, пока ты не подросла.

Он стоял позади нее. Сорель обернулась, и ее вопрос прозвучал нерешительно:

— А ты хотел… увлечься?

— Я уже говорил: ты привлекала меня еще будучи подростком.

— Я думала… ты имел в виду, когда мне стукнуло восемнадцать лет или около того.

— Я тебя шокировал. Вспомни: когда ты вступала в пубертатный возраст, я сам еще был юным. Не говоря о законной стороне дела, даже намек на сексуальные отношения между нами мог бы вовлечь обе семьи в самые страшные скандалы и осложнить им жизнь.

— Но они хотели, чтобы мы поженились. Они часто со смехом вспоминали, как я в четыре года объявила, что выйду за тебя замуж. Ты терпеть не мог, когда тебя дразнили моим женихом.

— Да, но, когда ты подросла, они прекратили. И мой, и твой отец — оба сказали мне, что, пока ты не наденешь кольцо на палец, ты неприкосновенна.

— Я не знала! Они так сказали?

— Слов они особенно не тратили, но их послание говорило совершенно недвусмысленно на тот случай, если бы я сам не догадался. — Блейз взглянул на часы и подтолкнул ее к двери. — Я неправильно припарковался, и если машину уволокли, нам придется идти пешком под дождем. Подожди, я подгоню ее поближе.

Он проделал все так быстро и ловко, что, когда Сорель уселась на переднее сиденье, на голове и на лице у него было всего несколько капель. Она достала из сумочки платок и вытерла щеки.

— Как ты не промок?

— Надевал пиджак. — Он был в рубашке с галстуком, но на заднем сиденье лежал пиджак.

— Значит, брюки промокли.

— Как ты однажды сказала, я переживу. Кстати, как твой палец?

— Прекрасно, — она помахала рукой.

Ей хотелось еще о многом спросить, но она не знала, как. К тому же они ехали по оживленной улице в час пик под дождем — не время для серьезного разговора.

Когда поток машин стал не столь плотным, он спросил:

— Когда переезжаешь на новое место?

— Еще не знаю. Сначала нужно купить кухонные принадлежности и кровать. — В квартире совсем не было мебели, хотя в гостиной стоял диван, который мог бы выручить в крайнем случае.

— Помочь? — По его взгляду Сорель поняла, что он ее дразнит, и с улыбкой ответила:

— Нет, спасибо.

— Когда будешь покупать, убедись, что кровать удобная.

— Конечно.

— И достаточно широкая для двоих.

Она намеревалась купить кровать королевских размеров, такую, какая у нее была в Австралии. Она привыкла спать на широкой кровати, даже если ее не с кем делить. Но Блейзу назло она купит узкую, односпальную, для девственницы. Может быть, пригодится для гостей.

В субботу Сорель переехала в свою квартиру. В пятницу она на два часа раньше ушла с работы, ждала доставку мебели, ей привезли кровать и туалетный столик.

Она накупила посуды, Рода дала ей кое-какую кухонную утварь. Квартира пока была пустой, и, оглядев новое жилище, Сорель стала прикидывать, каким хотела бы его видеть.

Ей не нравилось, что большой диван стоит под прямым углом к балконной двери. И она решила повернуть его лицом к дворику, однако он оказался на удивление тяжелым, и Сорель так и не смогла его сдвинуть. Стук в дверь прервал ее дизайнерский порыв.

Оставив диван, она откинула со лба мешавшие волосы и пошла открывать.

Блейз сдвинул брови.

— Что ты делаешь?

От усилий ее лицо раскраснелось, лоб лоснился от пота.

— Двигаю мебель.

Он что-то буркнул, решительно вошел и воззрился на нее.

— Где?

Сорель хорошо знала, что при таком выражении лица спорить с ним бесполезно. Показав на открытую дверь гостиной, она потрусила за ним.

— Куда ты хочешь его поставить?

Он, отвергнув ее помощь, легко передвинул диван туда, куда она указала.

— Что-нибудь еще? — спросил Блейз, выпрямляясь.

— Нет. — Помолчав, она добавила: — Спасибо.

— Когда в другой раз соберешься поднимать тяжести, бога ради, позвони мне!

— Я не хотела его поднимать.

— Все равно. Больше не передвигай мебель одна.

Она закатила глаза.

— Я только что уехала от родителей и не хочу, чтобы теперь ты командовал мной.

Блейз сменил свирепое выражение лица на кривую улыбку.

— Кстати, как здоровье мамы?

Сорель виновато улыбнулась и умиротворенно заметила:

— Мне не придется переезжать обратно.

Он оценивающе оглядел обстановку.

— Что еще ты сделала?

— У меня пока не было времени.

— Как насчет мебели в спальне?

Сорель покраснела, вспомнив его указания о размере кровати.

— Не начинай снова диктовать мне, что делать! Я купила то, что считаю нужным.

Он развеселился.

— Я всего лишь имел в виду, не надо ли там что-нибудь двигать.

Вот черт.

— Нет, грузчики все поставили на место.

— Ты мне не покажешь? — В глазах зажегся недобрый юмор.

— Нет.

Юмор превратился в тигриную улыбку.

— Ладно. Всему свое время.

— Что-то ты распетушился.

Он не ответил, только дернул черной бровью; знакомая мимика сводила ее с ума.

— У тебя есть то, что нужно для кофе? Я бы сварил, после того как постригу газон.

— Ты не должен косить газон! Я же тебе говорила! — Но кофе она ему должна — за помощь с диваном.

Блейз все-таки вытащил из сарая газонокосилку и, быстро закончив работу, опять показался в дверях.

Пройдя за ней на кухню, он наблюдал, как Сорель ставит чайник, достает чашки. Такое бывало и раньше тысячу раз, но никогда еще он так не нервировал ее, как сегодня. Может быть, из-за того, что его массивная фигура заполняла все пространство крохотной кухни.

Она просыпала сахар, пришлось вытирать тряпкой. Вскипел чайник, и Блейз разлил по чашкам кипяток.

— Не посидеть ли нам во дворе? — предложил он.

Он вынес чашки во дворик, где в одном конце стояла узкая лавка, обращенная к свежепостриженному газону и кустам, отгораживающим сад от соседей. Запах травы мешался с ароматом кофе и создавал настроение уюта и комфорта.

Некоторое время они в молчании пили кофе, глядя на пчел, кружащихся над пурпурной вербеной, которая росла возле ограды. Блейз сидел, опершись локтями о колени, держа чашку обеими руками. Вопрос его прозвучал неожиданно:

— Итак, что ты собираешься делать с Крегом?

— Я ничего не собираюсь с ним делать.

Сорель ожидала взрывной реакции, но Блейз продолжал глядеть в чашку. Через несколько секунд он одним глотком допил кофе и встал.

Она напряглась, но он отошел в угол дворика и встал спиной к ней. В молчании прошло несколько минут. Потом Блейз повернулся и положил руку на столб, который держал решетку. Посмотрев на выветренные плиты, он пристально взглянул на Сорель.

— Я все делал неправильно, — покачал он головой. — Когда ты вернулась в мою жизнь, я был почти готов предложить Чери венчальное кольцо. В ней есть все, что мужчина хочет видеть в жене, — она добрая, нежная, верная, ласковая. И она меня любит, как ты сама заметила. — Он помолчал, глядя в сторону, потом снова посмотрел на Сорель. Не понимая, к чему он ведет, Сорель крепко сжала в руках чашку и ждала. — Но тут приехала ты и все смешала, все мои намерения привела в хаос.

— Ничего такого я не делала!

— Тебе и не надо ничего делать — ты оказалась здесь, и я вдруг испытал такие чувства, которых не знал никогда в жизни.

— Какие же?

— Во-первых, ревность. Ведь с тобой мне никогда не приходилось ревновать. С самого детства я знал, что ты моя.

— Стоит поманить пальцем?

— Вроде того, — согласился он. — Или по крайней мере когда ты созреешь для замужества. Потому что между нами ничего не могло быть, пока мы не поженимся.

— Родителей хватил бы коллективный удар, — продолжила Сорель.

— Не думаю, что они были бы очень шокированы, если бы мы стали вместе спать, — проговорил Блейз.

— Только если бы впереди маячила свадьба. Но ты и тогда не предложил секс, — заявила Сорель.

— Ты должна была стать моей женой. Мне казалось правильным подождать. — Он пронзил ее взглядом. — Тебя разочаровало мое поведение? Ты хотела испытать восторги секса до свадьбы?

— Откуда ты мог бы это знать?

Он резко повернулся, засмеялся и сунул руку в карман.

— Я мог чем угодно поклясться, что ты беспокоилась о том, чтобы остаться до свадьбы невинной.

Он был прав. Но она не хотела ни опровергать его слова, ни соглашаться с ним.

— Но ты-то не был невинным, — произнесла Сорель.

У него на лице появилось такое сожаление, что у нее сжалось сердце.

— Мне очень жаль, — прошептал он.

— Полагаю, сожаление для тебя тоже новое чувство.

Блейз покачал головой.

— Когда ты уехала, после первого шока, неверия, бешенства я испытал сожаление… горе. Только когда ты вернулась, я узнал, что меня придавило другое, более сильное чувство.

— Злость.

— Да. Слепая, яростная. Типа «хочу-что-нибудь-разбить-все-равно-что». С той минуты, как я снова тебя увидел, я не мог ни работать, ни думать. Хуже всего то, что меня переполняло желание затащить тебя в постель и устроить сеанс яростной любви. Оно не прошло.

Сорель коротко вздохнула. Она хотела того же. Но она боялась последствий — к чему может привести такая безумная, безоглядная страсть.

— Я пытался с собой бороться, говорил себе, что привыкну к факту твоего возвращения, успокоюсь. Но становилось все хуже. Я заметил за собой, что подстраиваю свои встречи под твои, веду себя самым необычным образом — например, убеждаю себя, что фамильярное поведение вызовет презрение. — Он издал сухой смешок. — Не помогло.

Ей тоже не помогло. Каждый раз, когда они встречались, ее все сильнее тянуло к нему, Сорель думала о прошлом и о том новом, потаенном тепле, которое рождалось между ними.

— Я причинил боль Чери. Мне ненавистно, как я поступил с ней, но несправедливо было давать ей надеяться, что у нас есть будущее. Она не заслуживает, чтобы с ней так обращались.

— Ты и меня винишь в разрыве ваших отношений, — покорно пролепетала Сорель.

— Согласен, несправедливо перекладывать вину на тебя, делать тебя ответственной за сумятицу чувств. Прошу прощения. Ты не виновата.

— Ты тоже не виноват, — сказала Сорель. — Ты сделал ошибку, ты не собирался ее обижать.

— Чувство вины не умаляет моей ошибки.

— Я знаю.

Он прищурился.

— Надеюсь, что знаешь. Когда ты так картинно отшвырнула меня, у тебя потом, вероятно, все-таки возникли угрызения совести.

— Да, — согласилась Сорель, и в тоне послышалась насмешка над тем, как он преуменьшает значение тех событий. — Блейз, но я совершила свой поступок не для забавы.

— Нам обоим было не до смеху. Но, если подумать о том, что ты тогда чувствовала, пожалуй, у тебя не существовало другого выхода.

Она дрожащим голосом произнесла:

— Ты… сделал сейчас большую уступку со своей стороны. — Впервые он проявил понимание ее дилеммы.

— Я стараюсь все прояснить. Мы не сможем перейти к новым отношениям, пока не избавимся от старого багажа.

— К новым отношениям?

— Ты понимаешь, что мы к ним идем. — Он не даст ей отвести глаза. — Ты долго отказывалась, Сорель. Что бы ни случилось раньше между нами, все должно разрешиться. Мы с тобой не дети, как ты недавно мне напомнила. Мы оба знаем, куда идем.

— Любовная связь?

— Если хочешь, назови ее так.

— А что скажут родители?

— Сейчас их мнения уже несущественны.

Он прав. Сексуальные отношения между ними и их возможное окончание могут создать стрессы, но они не разрушат отношения между их семьями и развитие их бизнеса, что могло бы произойти в их юные годы. Теперь они взрослые люди, и их отношения никого не касаются.

— А если я не хочу любовной связи? — спросила она.

Секунду Блейз молчал, а когда заговорил, его голос казался спокойным, невыразительным и обвиняющим.

— Ты меня хочешь.

Сорель подняла голову.

— Это не одно и то же.

Он сощурил глаза.

— Кто был однажды бит…

— Я не прошу у тебя кольцо.

— Чего же ты просишь?

Любви. Уважения. Доверия. Понимания, которое больше, чем секс. Ее тело требовало физического удовлетворения, но умом Сорель знала, что этого ей мало. Таких вещей нельзя ни просить, ни требовать. Их дают по доброй воле, а Блейз не готов ей их дать.

Может, никогда не будет готов.

Сорель облизала губы.

— Ничего.

— Что ты хочешь сказать? — Блейз был спокоен, но это было спокойствие тигра, изготовившегося к прыжку.

— Может быть, я так и не вышла из кризиса пубертатного возраста, но я не собираюсь спать с тобой.

— Легко говорить, — насмешливо прокомментировал он и двинулся к ней с выражением решимости на лице.

— Ты сказал, что не применишь силу!

Он остановился, отобрал у нее чашку, потом удивительно нежно поднял ее на ноги. Зная, что он сильнее, Сорель не сопротивлялась, но напряглась.

— Ты знаешь, что не применю. — Он положил ее руки себе на плечи. — Зачем ты сопротивляешься?

Сорель закрыла глаза.

— Отпусти меня, Блейз, — еле слышно сказала она.

Его руки напряглись; она понимала, что он хочет прижать ее к себе, сломать сопротивление искусительным поцелуем. Но он произнес какое-то ругательство и резко отпустил ее.

— Золотую медаль за такое решение, — выдохнул он. — Ты и с Крегом изображаешь из себя ледяную принцессу?

Ослабев от смешанного чувства облегчения и разочарования, Сорель открыла глаза.

— С ним не приходится этого делать. Он и не пытался…

Обострившийся взгляд предупредил ее об опасности.

— Ты приказала ему убираться?

— Нет! — Ее задел триумф, который она увидела в его глазах. — Он бросил меня.

Блейз грозно нахмурился.

— Он — что?

О черт, подумала Сорель, опять ему надо все подробно объяснять!

— Он сказал, чтобы я порвала с тобой, — нехотя продолжала она.

Стоило посмотреть на реакцию Блейза: за одну секунду его лицо отразило оскорбленность, огорчение, ярость. Под конец — благодарность.

— Какой он добрый! Преподнес мне тебя на блюдечке!

— Ничего подобного.

Блейз скептически улыбнулся.

— Неважно. Главное, хоть один из вас догадался, что у вас никогда ничего не получится.

Сорель тут же распушила перья. Ей так хотелось его уесть, чтобы он не задавался!

— Он сказал, что будет ждать, — проговорила она.

Блейз испепелил ее взором.

— Ой, держите меня! Окровавленный рыцарь на белом коне!

Сорель сжала челюсти. Она не выносила его сарказма, поэтому решительно добавила:

— И что если ты будешь плохо со мной обращаться, то тебе не поздоровится — ответишь перед ним.

Блейз расхохотался.

— Какой ужас!

Она сжала кулаки, еле сдерживаясь, чтобы не ударить его.

Он оборвал смех и уверенно предложил:

— Забудь про Крега. Это только между мной и тобой. Пойми, это шанс, Сорель.

Шанс на что? На краткое увлечение? На любовную связь без обязанностей? На разбитое сердце?

— Я боюсь, — выпалила Сорель.

— Меня? — брови опять поднялись, потом сдвинулись.

— Я не имею в виду физически.

— Я не хочу мстить или наказывать. Такие низменные чувства я преодолел.

А она, к сожалению, даже не имеет права требовать обязательств, которые когда-то так категорично и публично отвергла.

Она замерла в нерешительности, Блейз приподнял ее подбородок и вгляделся в лицо.

— Сорель?

Она увидела в его глазах желание, но осталась пассивна, а он наклонил голову, давая ей сколько угодно времени, чтобы уйти или отказаться. Но она непроизвольно раскрыла губы, и он впился в ее рот нежно и эротично.

Как драгоценный сосуд, он держал в руках ее голову, и поцелуй становился все более страстным, требовательным.

Она отвечала ему с той же бурной страстью. Одна его рука соскользнула на талию, другая поддерживала голову, пальцы вплелись в ее волосы.

Мир вокруг закружился, за прикрытыми веками померк свет, от тепла, разлившегося по телу, обмякли ноги, сердце таяло.

Блейз поднял голову; его глаза мерцали темным огнем.

— Ты мне разрешаешь, да?

Он ее спрашивал. Он давал ей последний шанс. Она поняла его. Он хотел, чтобы после не было двусмысленности, обвинений в том, что он ее заставил.

Сорель почувствовала, что он напрягся — мускулы окаменели, пока она медлила с ответом. Мысли метались, пытаясь оторваться от настоятельного требования тела, с которым не следовало бы считаться.

Она ставит на карту свое будущее, сердце, самоуважение — всю свою жизнь.

— Да, — ответила Сорель.

Блейз шумно выдохнул, сбрасывая напряжение, и поцеловал ее. Поцелуй был страстным, долгим. Потом он подхватил ее на руки и отнес в дом, безошибочно нашел спальню и пинком распахнул дверь.

— А ты купила приличную кровать. — Он удовлетворенно хмыкнул.

— Не для тебя, — по привычке парировала Сорель, но голос прозвучал невнятно, бездыханно; она уже вся находилась в его власти.

Он еще раз пнул ногой дверь, закрыв ее, пошел к кровати и поставил Сорель на ноги.

— Ни для кого другого, кроме меня, — прорычал Блейз, отшвырнул покрывало и начал ловко расстегивать пуговицы на блузке. Отбросив ее, он посмотрел на лифчик. — Очень хорошенький, — не преминул он отметить.

Он спустил одну кружевную чашечку и пальцем обвел круг, дразня и завораживая. Сорель покраснела, он улыбнулся и поцеловал нежную возвышенность.

Сорель коротко вздохнула и запрокинула голову, руки сами собой легли на его склоненную голову, стали ворошить мягкие волосы, разбирая их па пряди.

Его губы начали продвигаться вверх, к гибкой линии шеи, по краю подбородка, во впадинку под ухом. Со слабым стоном протеста Сорель увернулась и нашла его губы, удовлетворенная тем, что они снова соединились.

Но удовлетворение длилось недолго. Палец все еще дразнил кожу поверх кружевного барьера, и ее грудь нетерпеливо вздымалась. От раздражения она вдавилась в него, он ответил на молчаливое послание, проникнув под кружево и водя пальцем по набухшей шишечке. Другая рука расстегивала ей джинсы — он дернул молнию и толкал ткань, пока джинсы не свалились на пол.

Блейз помог освободиться от них, потом от трусиков. Сняв с нее туфли, он усадил ее на кровать, и его руки занялись собственной рубашкой.

Дрожащими пальцами Сорель расстегнула на нем ремень, молнию на брюках и глубоко вздохнула, чувствуя, как стучит сердце.

Он отбросил рубашку, сел, чтобы снять ботинки и брюки.

— Ты уже знаешь, как все происходит, не так ли?

Как бы ей хотелось ответить «нет»…

— Да.

Сорель увидела, как еще больше потемнели его глаза и в них сверкнуло отчаянное сожаление. Блейз снова стал целовать ее, дико и свирепо.

Когда он остановился, она еле слышно сказала:

— Ты же не ожидал от меня, что я на всю жизнь останусь девственницей.

— Сколько их было? — потребовал он.

— Не твое дело. — Когда она от него сбежала, ничего уже, казалось, не имело значения. Теперь Сорель жалела, что так легко распорядилась своей девственностью, отдав ее мужчине, к которому не испытывала никаких чувств. Они расстались через месяц.

Блейз снова поцеловал ее и грустно заметил:

— Ты не имела права.

Все его высокомерие прорвалось наружу, но Сорель не захотела ему спускать такой несправедливости.

— Ты тоже! Со сколькими женщинами ты переспал?

— Прости.

За что? За то, что спал с другими женщинами, или за то, что спросил, сколько у нее было любовников? Она могла бы ответить — два. Вторая связь длилась дольше первой, но и она не помогла забыть о Блейзе.

Его пальцы снова потянулись к лифчику, он спустил бретельки с плеч и попросил:

— Повернись.

Сорель вызывающе посмотрела на него. Блейз с пониманием улыбнулся, показывая, как безгранично он терпелив.

— Дорогая Сорель, пожалуйста, поверни свое дивное тело, чтобы я мог расстегнуть лифчик и возложить руки на твои прекрасные груди.

— Нет, — заявила она. Под его ласкающим взглядом она сама расстегнула лифчик. Не отрывая глаз от ее лица, он опустил ее руки и бросил на пол лифчик. Нежно проведя руками по ее телу, он ласково стал поглаживать ее груди, потом тихо сжал их. Ноздри его дрожали, лицо напряглось, глаза закрылись, и длинные ресницы двумя полумесяцами легли на пылающее лицо.

Уложив ее на кровать, Блейз не переставал ласкать Сорель, которая от наслаждения закрыла глаза. Он дразнил языком ее полуоткрытые губы.

Она обхватила его голову руками и гладила красивое и мощное тело Блейза, выкрикнув от страсти его имя. Он тоже издал какое-то хриплое восклицание и прижал ее так, что она лежала неподвижно, тяжело дыша.

— Извини, — глухо произнесла она.

— Извини? — Блейз поднял голову, его глаза горели. — Все так восхитительно, что у меня нет слов.

Он опять ее целовал. Сорель вздохнула, наслаждаясь его прикосновениями, тяжестью рук, тесным сплетением ног. Блейз нежно и властно расправлялся с ее телом.

Теплые руки гладили ее неторопливо и сексуально. Он тянул время, переводил ее от состояния летаргии к ожиданию и, когда услышал, как участилось ее дыхание, сделал последнее и решающее движение.

Сорель отдалась ему, ощущая себя на верху блаженства.

От избытка чувств слезы выступили у нее на глазах при виде его, такого сильного, уверенного, дарящего ей радость.

Блейз погрузил ее в дивный, немыслимый огонь, потрясая приливом первобытного желания. Они крепко сжимали друг друга в объятиях, охваченные пламенем удовлетворенной страсти.