– Эт-т-то приказ-з-з генерала, Фэйдаут, – прошипел Уирм. Его тридцатисантиметровый язык отвратительно перевалился через подбородок, а глаза были не более выразительны, чем пара запонок, скрепляющих рукава дешевой потрепанной рубашки.

– С каких это пор меня обыскивают перед встречей со стариной Кьеном? – спросил Филип Каннингем у джокера – верного охранника Кьена.

– С-с-с тех пор, как генерал отдал приказ. – Уирм был непреклонен.

Подчиняясь, Каннингем выдал свой самый выразительный вздох.

– Ладно, – сказал он и добродушно завел руки за голову, пока Уирм обыскивал его.

Но за милой улыбкой и напускным безразличием скрывалось внезапное беспокойство, промелькнувшее в мыслях Каннингема. Он знает, подумал Каннингем. Каким-то образом старый ублюдок узнал про Новый День. И поэтому позвал меня к себе.

Уирм что-то проворчал, отошел в сторону.

– Хорошо, – сказал он почти сердито. – Можешь войти.

Каннингем колебался. Он был уверен, что за закрытой дверью личного кабинета его ждет злобный Кьен, яростный, жаждущий мести Кьен, готовый поразить его своими знаниями о планах, целью которых было сделать Каннингема главой «Призрачного кулака». Каннингем задумался, кто же мог сдать его Кьену, но решил, что побеспокоится об этом позже. Теперь его мысли занимало нечто более простое. Спасение.

Он мог попытаться сделать ложный шаг или же броситься напролом, повесив Новый День на кого-то другого. Может, на Лазейку. Или на Колдуна. Это будет лучшим выходом.

Он выпрямил плечи и открыл дверь в кабинет Кьена. Внутри было тихо, комнату освещала лишь тусклая лампа, стоявшая на краю стола Кьена, – единственный источник света в кабинете. Атмосфера в помещении была мрачная, даже могильная: на всех стенах висели стеклянные шкафчики с невероятно дорогими античными книгами и вещицами, относящимися к Востоку и игравшими роль погребальных предметов.

– Вы хотели видеть меня? – спросил Каннингем, входя в комнату. Он остановился, нахмурившись. – Кьен?

В тени за огромным столом тикового дерева, который освещался лишь крошечной лампой, сидел человек. Каннингем осторожно ступил вперед, а затем вдруг осознал, что «Призрачному кулаку» придется искать нового хозяина раньше, чем он мог предположить.

Кьен был мертв.

Если за столом был действительно Кьен. Каннингем медленно, недоверчиво подошел к нему, думая, не решил ли босс разыграть его. Но до первого апреля было еще далеко, и Кьен не считался любителем розыгрышей. Повалившееся тело обезглавили, но Каннингем смог узнать Кьена по половине руки, запачканной синим порошком, который рассыпался по поверхности стола. И Кьен был не единственным мертвецом в этой комнате. Сторожевой джокер, которого Кьен обычно держал в банке на столе, был приколот к поверхности машинкой для вскрывания конвертов – блестящая полировка стола была безнадежно испорчена.

Каннингем осторожно нагнулся над столом, для начала передвинув лампу, чтобы получше осмотреть тело. Стараясь не задеть голубой порошок, рассыпанный по столу и смешавшийся с целой лужей подсыхающей крови, он аккуратно протянул руку и приложил два пальца к целой руке Кьена. Тело было все еще теплым и мягким. Кончики пальцев Кьена были запачканы синим, а еще больше порошка осталось спереди на его пропитанной кровью рубашке.

– «Восторг», – сказал Каннингем самому себе, отходя от стола. Голубой порошок производили в собственных лабораториях «Призрачного кулака» Кьена. Порошок усиливал любое наслаждение, превращая еду в пищу богов, простое прикосновение в оргазм. Но у него были и неприятные побочные эффекты. В каком-то смысле, подумал Каннингем, восторжествовала ироничная справедливость, которую нечасто увидишь в нелепых сериалах, – Кьен довел себя своей собственной продукцией.

Каннингем не считал себя надменным, но в плане способов расслабления был старомоден. Он держался подальше от современных пагубных веществ, часто вполне справедливо замечая, что не собирается баловаться чем-то химическим, пока опыт других не докажет, что это вещество относительно безопасно. Он был слишком умен, чтобы стать подопытным кроликом для остальных.

Однако дело было в том, что Каннингем мог поклясться – отношение Кьена к наркотикам было еще более консервативным. Когда Кьен читал поэму «Кубла-хан, или Видение во сне», он иногда забивал трубочку опиума, который с давних времен принят в китайской культуре. И это все. Он не употреблял никаких других наркотиков и не очень много пил. Для него было неожиданностью обнаружить, что Кьен – наркоман.

Или нет?

Каннингем внимательно осмотрел место убийства. Зачем Кьену убивать собственного сторожевого джокера? И если не Кьен убил несчастного ублюдка, то кто?

Человек, который забрал голову Кьена в качестве сувенира. Но зачем красть голову мертвеца? Чтобы сохранить воспоминания, которые Кьен скрывал в своем теперь погибшем разуме от Мертвой головы.

Возможно. Если это так, тогда это внутренние разборки. Об уникальной способности Мертвой головы получать доступ к воспоминаниям в мертвом мозге не распространялись за пределами «Призрачного кулака».

Каннингем вытащил машинку для вскрывания писем из груди джокера, отставил ее в сторону. На краю стола Кьена лежала небольшая коробка с изящной оберточной бумагой. На коробке был оттиск компании – «Магазин редкостей Лина» – антикварной лавки, которая принадлежала огромной торговой империи Кьена. Помимо дорогих антикварных вещиц из Азии, здесь была еще и первосортная «аптека», в которой состоятельные клиенты могли приобрести все что угодно – от марихуаны до героина. До «восторга».

Каннингем положил тело джокера в коробку. Пусть джокер и мертв, но это не значит, что его нельзя допросить. Для этого и нужен Мертвая голова.

Каннингем внимательно и не спеша осмотрел комнату. Здесь не было окон, а единственная дверь вела в вестибюль, где дежурил Уирм. Он вздохнул. Классический герметичный детектив. Жаль, он не читал Агату Кристи.

Только дверь кабинета не была заперта. Она внезапно распахнулась, и Уирм просунул голову внутрь со словами «Прос-с-ст…», но замолчал прежде, чем выговорил первое слово.

Позади Уирма стоял Лесли Кристиан. Каннингему не нравился потертый вид британского туза, появившегося из ниоткуда в прошлом году и каким-то образом сумевшего сразу стать членом «Призрачного кулака» в качестве личного поверенного Кьена. Он был надменным, самодовольным ублюдком, от которого несло неприятными секретами.

Стоя в проеме, двое уставились на сцену, открывшуюся им в кабинете Кьена, а затем Кристиан лаконично отметил:

– Ну что, сделал наконец свой ход, старина?

Наступил момент напряженной тишины, затем, когда слова Кристиана наконец дошли до замершего Уирма, он яростно завыл. Джокер ворвался в комнату, его длинный язык болтался в воздухе, а с обнаженных клыков капала ядовитая слюна.

Уирм был не очень умен и при этом очень предан своему хозяину. Когда в его голову проникала мысль, она обычно там и оставалась. И теперь у него появилась идея, изящно подсказанная ему Кристианом, что Каннингем убил Кьена. Каннингем понимал, что ему не удастся нормально поговорить с безумно злобным джокером.

Он исчез. Невидимость делала Каннингема почти слепым, но его остальные чувства обострились за годы практики. Он открыл изображение кабинета Кьена на видеопроекторе своего мозга и прошел мимо стеклянного шкафчика, в котором хранилась коллекция изящно инкрустированных и расписанных табакерок. Он обошел Уирма и направился к двери.

Но яростные крики Уирма все приближались. Быстро. Каннингем наклонился, и тут же раздался грохот – Уирм бросился вперед, едва не схватил его, но в итоге врезался прямо в стеклянную витрину. Озлобленный джокер с трудом вылез из обломков стекла и кусочков разбитых антикварных вещиц, желая поймать Каннингема, несмотря на его абсолютную невидимость.

«Какого черта тут происходит?» – подумал Каннингем, а затем почувствовал на своем лице влажное прикосновение суперчувствительного языка Уирма. «Этот ублюдок чувствует мой запах», – понял Каннингем. И Уирм кинулся на него.

Он попытался вырваться, но джокер своей цепкой рукой схватил Каннингема за рубашку. Уирм потащил его к себе. Каннингем представлял, как он широко скалится, а с острых клыков джокера течет слюна – как у бешеной собаки.

Каннингем понимал, что не может тягаться с Уирмом, чьи силы подпитывала еще и дикая карта.

Он растаял у него на глазах и успел лишь заметить, как Уирм гневно щелкает зубами в воздухе. Он с силой ударил Уирма коленом в пах.

Уирм закричал, и Каннингем рванул прочь, быстро оглядывая комнату. Этот ублюдок Кристиан исчез и закрыл за собой дверь кабинета. На стене ближе к выходу висела пара античных церемониальных кинжалов с рукоятками, украшенными жемчугом, рубинами и изумрудами. Каннингем пересек комнату, проклиная Уирма, который бросился вслед за ним. Он сорвал кинжалы со стены. Снова исчезая – вместе с кинжалами, – он почувствовал горячее дыхание Уирма на своей шее.

Уирм врезался в него, изо всех сил прижимая к стене. Обернувшись и выкинув вперед кинжалы, Каннингем шумно вдохнул. Но оружие, этот многовековой антиквариат, уже не подходило для драки. Один из кинжалов едва зацепил предплечье Уирма, другой слегка задел грудную клетку.

Каннингем хотел выругаться, но едва мог вздохнуть. Уирм схватил его за голову своей нечеловечески сильной рукой, оставляя огромные царапины на щеках Каннингема своими когтистыми пальцами. Один палец джокера зацепил рот Каннингемма, и туз с силой сомкнул челюсти.

Уирм закричал и машинально отступил. Каннингем почувствовал во рту привкус крови. Его легкие жаждали воздуха, и Каннингем двинулся в заднюю часть кабинета, где вроде бы видел нормальное оружие: вскрыватель писем, который он положил на столе Кьена рядом с лампой. Подбежав к столу, он снова стал невидимым. Он ударился коленями об стол и попал в вонючую липкую массу из засохшей крови и голубого порошка. Его ноги пронзила боль. Он перекатился по гладкой поверхности и упал на кресло и остывающее тело Кьена. Каким-то образом он успел схватить вскрыватель писем. Уирм следовал за ним, он перегнулся через стол, выпустив когти и оскалив клыки. Каннингем вытянул вперед правую руку с вскрывателем писем, и Уирм врезался прямо в него, сбивая Каннингема, кресло и труп Кьена на пол.

Каннингем был поражен двойным эффектом столкновения с Уирмом и падения на пол. Лишь спустя пару мгновений он осознал, что все еще держит в руке вскрыватель писем и что по его руке течет что-то влажное и липкое. Вскрыватель писем, понял он наконец, разорвал горло Уирма, прошел через рот джокера в его мозг. По его руке стекала густая и теплая кровь джокера.

Каннингем лежал на полу, дыша облаком кружащегося в воздухе голубого порошка. У жизни отличный вкус.

В кресле Кьена Каннингему было удобно. Оно было мягким, бархатистым и тихо вращалось на хорошо смазанных колесиках. Каннингем слегка покрутился в нем, зная, что ему надо выбираться отсюда, что Кристиан может вернуться с подмогой в любую минуту, но почему-то просто не мог не насладиться этим моментом победы над своим бывшим боссом. Он перестал крутиться и поставил одну ногу на обезглавленный труп Кьена, а другую – на быстро остывающее тело Уирма.

Так вот каково быть главой «Призрачного кулака». Это напоминало неистовую смесь власти и превосходства, приправленную ожиданием несметных богатств. Конечно, Каннингем понимал, что частично этот радостный полет мысли был вызван «восторгом», который он случайно вдохнул. Ему пора было уходить. Нельзя, чтобы его застали здесь в сладкой дреме.

Он осторожно поднялся, стараясь не задеть снова голубой порошок, который осел на столе, и взял в руки телефон, оказавшийся на самом краю стола. Он набрал номер.

– Это Фэйдаут, – сказал он в трубку. – Соедините меня с Колдуном.

Напевая, он ожидал ответа своего коллеги по заговору, главы уличной банды «Оборотней». Колдун был высоким и крепким; никто, даже Каннингем, не знал, какой облик он принял в виде джокера. Он всегда был в маске. Традиция «Оборотней» носить маску началась именно с него, а его последователи подражали всем его знаменитым маскам, как бы долго он их ни носил.

– Колдун слушает. – Голос главы «Оборотней» звучал низко и бесстрастно, хотя в нем все же слышалась какая-то холодная, невозмутимая опасность. По мнению Каннингема, «Оборотни» были всего лишь шайкой джокеров, которые возомнили себя крутыми. Однако Колдун был действительно опасен. Даже его способности туза, которые Колдун называл смертным приговором, были жутко опасными. Иногда у жертвы останавливалось сердце или лопался сосуд в мозге. Иногда они просто оказывались в неподходящем месте в неподходящий час, и случайное такси делало свою работу. Одной из жертв Колдуна просто чрезвычайно не повезло: ее убил микрометеорит, попавший между глаз. Никто не знал, как он это делает, но смертный приговор Колдуна никогда не подводил. Находясь рядом с ним, стоило быть осторожным.

– Новый День настал, – сказал ему Каннингем радостным от «восторга» голосом. – Сегодня.

– Уже? – задумчиво спросил Колдун. – Он должен был состояться не раньше следующей недели. Никто не готов…

– Надо действовать сейчас, – прервал его Каннингем и рассказал ему о смерти Кьена. – Я не знаю, кто его убил и почему, но Кристиан как-то в этом замешан, – закончил он. – Он появился здесь очень уж вовремя и ушел, натравив на меня Уирма.

– Чем ему выгодна смерть Кьена? – спросил Колдун.

– Я не знаю, – признался Каннингем. – Но мы сможем узнать, когда схватим его. А сейчас надо действовать. Быстро. Он уже пытался повесить на меня это убийство. Думаю, в следующий раз он попробует проделать это с Суи Ма.

Из горла Колдуна вырвался низкий звук, и Каннингем понял, что нажал на нужные кнопки. И хотя обе банды принадлежали к обществу «Призрачного кулака», «Оборотни» и «Белоснежные цапли» друг друга недолюбливали. «Оборотни» были джокерами. Они пропахли улицей. «Цапли» были натуралами – по большей части напыщенными, высокомерными натуралами. И хотя они тоже работали на улицах, как и «Оборотни», почему-то они считали себя выше своих братьев по «Кулаку», и подобное отношение активно поддерживала Суи Ма, сестра Кьена.

– Объяви «Оборотням» состояние боевой готовности, – сказал Каннингем. – Найди Ястреба. Свяжись с Шептуном. Чувствую, он нам понадобится еще до того, как все развернется.

– Ленивый Дракон? – спросил Колдун.

– Не выходит на связь, – ответил Каннингем. – Когда я в последний раз заходил к нему домой, там жила его сестра, и она ничего о нем не слышала уже несколько месяцев. Боюсь, что Кристиан – или кто там стоит за убийством Кьена – мог убрать и его.

– Как насчет Лазейки?

Каннингем изобразил пренебрежительный жест.

– Пока оставь его. Он наверняка знает, в каком шкафу спрятано большинство скелетов, так что позже он может нам пригодиться. Но сейчас он нам вряд ли навредит. Он просто адвокат.

– Хорошо, – сказал Колдун. – Отправить пару братьев присматривать за тобой?

– Отличная идея, – сказал Каннингем. Он посмотрел на коробку, в которой лежало тело крохотного джокера. – Я собираюсь отправиться в Берлогу, но сначала мне надо найти Мертвую голову. У меня кое-что для него есть.

К счастью, Каннингем знал, где искать.

Он знал, что «восторг» все еще влияет на него – ему пришлось бороться с желанием купить шесть сандвичей в «Хорн энд Хардарт» на углу Третьей авеню и Сорок второй улицы. Он простоял в очереди, напоминая себе, что ему надо кое-кого найти, а не набить живот сандвичами из непонятного мяса.

Хотя в кафе было полно народу, Каннингем заметил Мертвую голову – тот сидел один в безлюдном, за исключением его самого, углу. Как будто посетители кафе – не самая привередливая публика – интуитивно избегали полубезумного туза. Каннингем не мог их за это винить. Даже в лучшие времена Мертвая голова был возмутительной фигурой. Одет он был не намного лучше, чем уличный бродяга, а голову не мыл еще со времен избрания Рейгана, и его бледное, как у трупа, лицо все время дергалось и искривлялось, из-за чего казалось, что он будто сидит на электрическом стуле.

– Привет, Глен, – осторожно начал Каннингем, подходя к столику Мертвой головы. Он посмотрел на пустую тарелку, стоявшую перед Мертвой головой, и вздохнул. Общаться с помешанным джокером после того, как он пообедает, было еще сложнее. – Что ты ел, Глен?

– Да так, – недоверчиво ответил он. Он отказывался смотреть Каннингему в глаза. – Я чувствую свет солнца и вижу далекие равнины. Трава хороша на вкус.

– Боже, – пробормотал Каннингем. – Ты что, ел гамбургер?

– Му-у, – ответил Мертвая голова достаточно громко, чтобы люди обернулись в его сторону.

Каннингем прилепил на свое лицо улыбку и взял Мертвую голову за руку, пытаясь поднять его.

– Нам надо идти, – сказал он. – У меня кое-что для тебя есть, – тихо добавил он.

Мертвая голова кивнул и встал на четвереньки.

– Идем-идем, – сказал Каннингем, стараясь звучать обыденно. – Пора домой.

– Му-у, – повторил Мертвая голова.

Каннингем продолжал улыбаться, наклонившись к нему и злобно прошептав:

– Возьми себя в руки. Я не собираюсь тащить тебя до чертовой машины.

Мертвая голова кивнул и встал, стараясь расправить на себе одежду. Его взгляд забегал по всему кафе.

– Все в порядке. Правда. Подожди немного.

Он подошел к кассе и купил упаковку жвачки. Он развернул все пластинки и трясущимися руками засунул их себе в рот одну за одной. Он довольно вздохнул и принялся радостно пережевывать. Каннингем с пониманием улыбнулся кассиру и вывел Мертвую голову из кафе.

– Давай же, – сказал он, таща его по улице к крытой автостоянке, где он оставил свой «Мазерати». Мертвая голова смиренно следовал за ним, его взгляд витал где-то среди тех пейзажей, которые видел его мозг, в котором ожили воспоминания коровы, ставшей частью его ленча. По крайней мере, радостно сказал Каннингем сам себе, Мертвая голова не впал в безумный ступор, как иногда случалось с ним после употребления в пищу мяса.

Он усадил Мертвую голову на пассажирское сиденье «Мазерати», закрыл дверь и замер. Перед его машиной стоял какой-то человек. Всего секунду назад его там не было. На мужчине, азиате, были зеркальные очки, которые придавали его молодому лицу крутое, бесстрастное выражение. Руки он держал в карманах атласного пиджака, на спине которого – Каннингем это точно знал – была вышита белая птица. Он мог позволить себе небрежное поведение. Двое бандитов в похожей одежде стояли позади него, держа в руках автоматы «узи».

Через пару секунд он вспомнил, какое имя у него ассоциируется с этим лицом: Джек Чан, помощник главы «Белоснежных цапель». Он улыбнулся Каннингему.

– Суи Ма, – сказал он, – хочет тебя видеть. Это касается пропавшей головы ее брата.

– Осторожнее, – сказал Каннингем, когда Чан припарковал «Мазерати», беспечно втиснув его между двумя переполненными мусорными баками на узкой улочке Чайнатауна. – Испортишь всю краску.

«Цапля» ухмыльнулся.

– В чем дело? У тебя нет страховки?

Каннингему не нравилось поведение Чана, но он молчал. Они выбрались из машины и подождали остальных «Цапель». Изображать из себя крутого было бесполезно. Он решил, что лучше будет запомнить оскорбления, оставить их в голове и использовать позже при соответствующих обстоятельствах. И Чан как раз попал в его список.

«Цапли», ехавшие за ними на фургоне, со скрипом затормозили прямо возле «Мазерати». Прижав машину Каннингема бампером фургона и слегка оттолкнув к стене, водитель засмеялся. Выражение лица Каннингема оставалось бесстрастным, но в голове он дополнил свой список обид, как только «Цапли» со смехом вывалились из фургона. Двое тащили под руки оцепеневшего Мертвую голову. Его список мести, подумал Каннингем, пополнится многими именами еще до окончания сегодняшнего дня.

– Идем, – сказал Чан. – Маленькая Мама ждет. – Как и ее покойный брат, Суи Ма питала страсть ко всему китайскому. В ее случае это выражалось в том, что она заставила «Цапель», охранявших место ее обитания, носить костюмы, которые, как показалось Каннингему, они украли у театральной труппы, играющей в мюзикле «Анна и король Сиама». Однако, заметил Каннингем, рядом с короткими китайскими саблями на поясе каждого стража висела и кобура с современном пистолетом.

В главном офисе Суи Ма Каннингем всегда чувствовал себя некомфортно – и не только из-за ощущения, будто он входит в логово Леди Дракона. За обычным кирпичным фасадом внешних стен скрывался настоящий фантазийный мир шелковых тканей и ширм, электрических ламп, сияющих в настенных канделябрах, и тяжелого аромата ладана, клубящегося в воздухе.

Сама Суи Ма ожидала их в приемной, сидя на замысловатом резном троне из дерева, украшенном сотнями павлиньих перьев. На ней было одеяние из темно-синего шелка, расшитое ослепительно-белыми птицами – символом «Цапель». Она была низкого роста, не особо красива и полновата, возраст ее подбирался к среднему. Но за ее простой внешностью скрывался могучий разум, не менее беспощадный, чем у ее брата. И прямо сейчас она не совсем была рада встрече с Каннингемом.

– Твое тщеславие, – холодно сказала она Каннингему, – наконец завело тебя слишком далеко. Ты не только лишил жизни моего брата вместе с его верным телохранителем, но и осквернил его труп. Ты заплатишь за все это.

Каннингем не мог понять, действительно ли она верила в то, что он убил Кьена, или же просто хотела воспользоваться обстоятельствами как удачным предлогом для его уничтожения. Он покачал головой.

– Я виноват в смерти Уирма, хотя это была самозащита. Кристиан натравил его на меня. Вполне возможно, именно он и сказал тебе, что я убил Кьена.

По лицу Суи Ма проскользнуло выражение, по которому Каннингем понял, что заставил ее задуматься. Он говорил быстро, чтобы надавить на свои преимущества.

– Если это я убил генерала, то что я сделал с его головой?

Она улыбнулась.

– Забрал ее, чтобы скормить тому ужасному существу и узнать все секреты общества «Призрачного кулака».

– Эта теория показалась бы интересной, – признал Каннингем, – если бы в моем распоряжении была голова. Но ее у меня нет.

– Тогда почему, – ликующе спросила Суи Ма, – после убийства моего брата ты сразу же отправился в кафе за Мертвой головой?

– Потому что у меня было для него кое-что другое, – объяснил Каннингем. – Тело сторожевого джокера, которого Кьен держал на столе в банке. Убийца прикончил джокера, чтобы тот не болтал о смерти Кьена. Кажется, кто-то стремится повесить всю вину на меня.

– Кристиан, – задумчиво произнесла Суи Ма. Она долгое время смотрела куда-то вдаль, и впервые за все время присутствия рядом с ней Каннингем почувствовал что-то, похожее на лучик надежды. – Где тело того джокера? – спросила она его.

– В бардачке моей машины, в коробке, – ответил Каннингем. Суи Ма посмотрела на Чана и кивнула. Он махнул одному из своих наемников, который тут же отправился к машине.

– А Мертвая голова? – спросила Суи Ма.

– Он в приемной, – сказал Чан.

– Приведите его.

Чан кивнул и тоже вышел, оставив Каннингема наедине с Суи Ма и шестью невозмутимыми охранниками, которые стояли вокруг и позади павлиньего трона. Она продолжала молча смотреть на него, будто пытаясь определить ценность его жизни. Он решил, что сейчас не лучшее время, чтобы раздражать ее своей пустой болтовней.

Бандит вернулся, неся коробку с джокером. Он показал ее Суи Ма. Она заглянула внутрь, кивнула и отдала ее «Цапле», который переложил ее на верхнюю ступеньку помоста перед троном. Мгновение спустя раздался еще один короткий, почтительный стук в дверь, и за Чаном вошли двое «Цапель», тащивших Мертвую голову.

Взъерошенный туз осмотрел комнату своими темными глазами, полными непонимания, нашептывая что-то себе под нос – никто не мог разобрать, что именно. Он взглянул на Каннингема, нервно облизнул губы.

– У вас есть для меня работа? – наконец спросил он.

Суи Ма кивнула и указала на коробку.

– Внутри.

Мертвая голова подошел и трясущимися руками снял крышку с коробки.

– Оно такое маленькое, – сказал он.

Каннингем кивнул.

– Считай это закуской.

Улыбка Мертвой головы расплылась по всему лицу и застыла. Он потянулся в карман и вынул небольшой кожаный футляр. Внутри лежал набор небольших инструментов, острых и блестящих. Он взял один из них и начал пилить, тихо напевая. Каннингем отвернулся: Мертвая голова резал крошечный череп. Суи Ма внимательно наблюдала.

Мертвая голова быстро вскрыл череп джокера. Закончив, он украдкой взглянул на Каннингема и Суи Ма и наклонился над телом. Пытаясь закрыть спиной свои действия, он вытащил мозг джокера и засунул себе в рот. Он быстро и шумно его прожевал, затем проглотил. С туманной улыбкой на лице он упал на колени перед помостом Суи Ма; тик и спазм, обычно искривляющие в такой момент его черты, ослабли и превратились в выражение приятной безмятежности. Он закрыл глаза.

– Сколько времени это займет? – спросила Суи Ма с невозмутимым интересом.

– Бывает по-разному, – сказал Каннингем. – Труп был достаточно… свежим… так что ему понадобится лишь поглотить воспоминания.

Прошло какое-то время, и Мертвая голова наконец застонал и задергался.

– Не-е-ет! – завыл он, извиваясь всем телом – как будто пытаясь избежать смертельного удара.

Каннингем тут же обратился к нему.

– Кто тебя убил? – спросил он.

– Рыжие волосы, – тяжело дыша, ответил Мертвая голова. Улыбка на лице. Парню это нравится, еще как. – Он снова дернулся и издал долгий, пронзительный крик.

– Он один? В комнате есть кто-то еще?

Мертвая голова помотал головой из стороны в сторону.

– Еще один. Слишком далеко. Все размыто. Не вижу, кто…

Каннингем тихо выругался. Джокер, охранявший стол Кьена, был жутко близоруким.

– А Кьен? Он в комнате?

– За столом.

– Что он делает?

– Он боится. Он открыл коробку, хотя не хотел этого делать. Он говорит: «Почему ты так поступаешь со мной? Я не хочу. Не заставляй меня это делать». Он прислоняет лицо к коробке…

Каннингем и Суи Ма обменялись взглядами.

– Мысленный контроль, – сказал Каннингем, и Суи Ма кивнула. – Кто-то – этот рыжий – заставил его вдохнуть достаточно «восторга», чтобы суметь убить целый взвод головорезов.

– Рыжий, – повторила Суи Ма. – Мысленный контроль.

– Доктор Тахион, – сказали они вместе.

Суи Ма нахмурилась, покачала головой.

– Я не понимаю, – сказала она. Она неодобрительно посмотрела на Мертвую голову, который тяжело дышал, будто собака, и в спазмах дергался и ползал по полу – это было побочное действие поедания мозга.

– Зачем Тахиону заставлять Кьена убивать самого себя?

– Может, это был не он. Может, это был какой-то другой рыжий, способный управлять мыслями.

Каннингем пожал плечами.

– Мертвая голова сможет нарисовать портрет этого парня, когда придет в себя. – Он посмотрел на Суи Ма. – Но в любом случае, вы теперь понимаете, что я говорил правду. Я никак не связан со смертью вашего брата.

Суи Ма снова посмотрела вдаль.

– Это может быть правдой, – признала она, – но с каких пор правда имеет отношение к принимаемым решениям? – Она перевела взгляд на Каннингема. – Мой брат мертв, и теперь я буду представлять власть в обществе «Призрачного кулака». Не думаю, что ты захочешь работать на меня, Фэйдаут, и, честно говоря, сомневаюсь, что смогу доверять тебе.

– Значит, я все равно труп, – сказал он как можно более легкомысленно.

– Скажем так: фирма сокращает твою должность, – сказала Суи Ма с улыбкой на лице.

– Понятно, – сказал он. – В таком случае, пошло все к черту.

Он стал полностью невидимым. Ему не была известна планировка комнаты Суи Ма – как и кабинета Кьена, – но он постарался как можно лучше запомнить ее за последние пару минут. Он упал на пол, перекатился и уловчился подняться как раз, когда услышал крик Суи Ма – ее стражи вслепую тыкались по комнате. Раздался короткий выстрел, послышался мучительный крик, и Суи Ма снова закричала:

– Используйте мечи, идиоты, и смотрите за дверью!

Он двинулся на звук ее голоса и наткнулся на что-то – судя по звукам, это был стонущий Мертвая голова. Он неслышно опустился на пол, перекатился, встал и врезался в кого-то еще. Его рука задела чью-то твердую, мускулистую плоть, и внезапно он почувствовал обжигающую боль в бедре от острого лезвия. Он едва не закричал. Он стремительно поднялся в том направлении, где, по его представлению, должно было находиться запястье стража с мечом.

Он стал видимым и рванулся всем телом назад. Лезвие осталось в его бедре. Стиснув зубы, он вытащил меч из ноги и снова исчез. Держась за рукоятку обеими руками, он очертил в воздухе большую восьмерку и почувствовал, как лезвие врезается в плоть, будто горячий нож в масло.

Суи Ма снова закричала на своих стражей, и это было ошибкой, потому что теперь он знал, где она находится. Он начал кружить вокруг нее, держа перед собой невидимый меч – как слепой человек держит трость, и вдруг среди хаоса и паники в комнате появилось что-то еще.

Послышались низкие хриплые крики незнакомых голосов, раздался оглушительный выстрел. Каннингем рискнул, на мгновение приобретая видимую форму, и тут же издал стон облегчения: он увидел, что прибыла группа «Оборотней» во главе с самим Колдуном.

Он привел с собой больше десятка «Оборотней» в кожаных одеждах и искусно сделанных масках Майкла Джексона. Они были вооружены до зубов автоматами и боевыми дробовиками. Один из них тащил переносной магнитофон, из которого лилась песня «I’m Bad», заглушая даже выстрелы их оружия.

Суи Ма стояла перед своим троном в окружении двух стражей, которые побросали свои мечи и теперь пытались нащупать пистолеты, спрятанные в кобуре у них на поясе. На лице Суи Ма было больше ярости, чем страха. Каннингем оценил расстояние между ними и снова стал полностью невидимым. Он бесшумно двинулся вперед, размахивая своим острым как бритва лезвием.

Он почувствовал, как что-то теплое и липкое брызнуло ему на лицо, и вернул свой видимый облик, зная, что маска из крови все равно его выдаст.

Один из стражей упал, но другой поворачивался в его сторону, с пистолетом наготове. Каннингем приготовился увильнуть, но прежде чем азиат смог спустить курок, его сразил выстрел «Оборотня». С глухим звуком он повалился вперед, на ступени помоста, и теперь Суи Ма осталась одна перед своим троном, без какой-либо защиты.

Она посмотрела на Каннингема.

– Кажется, на данный момент ты победил, – сказала она почти снисходительным тоном.

Он кивнул.

– Вы были правы, – сказал он. – Я не смог бы работать на вас. И вряд ли вы когда-либо смогли бы работать на меня.

Он пронзил лезвием ее живот, и она удивленно вскрикнула, упав назад на свой трон. Казалось, она еще долго смотрела на него, прежде чем ее глаза потускнели. Каннингем вздохнул и отвернулся. Он убивал и раньше, но он почувствовал себя очень странно, вот так расправившись с женщиной. У него не совсем получалось успокоить себя мыслью, что она собиралась сделать с ним то же самое.

В дальней части комнаты «Оборотни» расправлялись с последними из удивленных и оставшихся в меньшинстве врагов. Колдун переступил через Мертвую голову, съежившегося на полу, и подошел к Каннингему, стоявшему на вершине помоста.

– Прибыли, как только смогли, – сказал он, – после того, как один из братьев заметил, что тебя вывели из того кафе. Поняли, наконец, в чем, черт возьми, дело, ворвались сюда и…

Он замолчал и уставился на Каннингема. Каннингем понял, что, должно быть, представляет собой сейчас жуткое зрелище. Его нога чертовски болела. Кровь из раны от меча на бедре текла ручьем, а кровь убитого им стража забрызгала ему все лицо. На его лицо Колдун и смотрел. Судя по его глазам, которые были видны сквозь маску Майкла Джексона, он будто увидел привидение. Каннингем понял, что из-за крови на его лице наверняка казалось, что он получил серьезную травму головы.

– Не волнуйся, – засмеялся он, – со мной все в порядке. Кровь не моя. – Он попытался стереть ее и слегка размазал, но все равно его лицо стало выглядеть лучше.

Казалось, Колдун задумался.

– Хорошо, – сказал он. – Рад, что ты в порядке. Но нам лучше убираться отсюда, пока не появился кто-нибудь из этих проклятых раскосых. – Он показал на труп Суи Ма. – Им это не понравится.

– Верно, – сказал Каннингем. Он отвел взгляд от трупов, которыми была завалена комната. Большинство тел принадлежало «Цаплям», но и несколько «Оборотней» пали в схватке со стражами Суи Ма. – Пора в Берлогу. Надо выяснить, где эта чертова голова.

Но несмотря на окружающую его смерть, несмотря на боль, которую чувствовал он сам, Каннингем не удержался и широко улыбнулся. Все кончено. Новый День настал. Он теперь глава «Призрачного кулака».

В давно забытые времена, когда Бауэри был известен своими фешенебельными ночными клубами, ветхое здание, теперь известное как Берлога Оборотней, было знаменитым роскошным отелем. Когда дела в районе пошли плохо, отель отдали под квартиры. Когда Бауэри превратился в настоящее «дно», отель стал ночлежкой, а затем лет десять оставался заброшенным, становясь еще более ветхим и жалким, пока в нем не обосновались «Оборотни».

Они с трудом его отмыли, хотя понятия «Оборотней» о чистоте не совсем соответствовали уровню отеля «Ритц».

Это был пропахший лабиринт из грязных комнатушек, в центре которых располагалась святая святых Колдуна. Это была большая комната за двойными деревянными дверьми, на которых была грубо изображена пентаграмма с небрежной надписью, сделанной красной краской – «666: ЛОГОВО ЗВЕРЯ». Комната тускло освещалась и была забита книгами, теснящимися на полках и стопками сложенными у стен и на пыльной мебели, где они боролись за место с оккультными безделушками: от настоящих человеческих черепов до пучков окрашенных куриных перьев, будто сошедших с прилавка магазина Тетушки Лево «Зелья и любовные снадобья».

Каннингем выбрал обычное место Колдуна за столом, заваленным еще большим количеством оккультных штучек, позади которого на стене висел плоховатый портрет Алистера Кроули, лысого и с двойным подбородком – святого покровителя Колдуна. Колдун присел на стул напротив стола, который обычно предназначался для посетителей. Он внимательно наблюдал за Каннингемом. Туз неуклюже выставил вперед свою перебинтованную ногу, а когда он говорил о жутких событиях сегодняшнего дня, его голос звучал низко и задумчиво.

– Это Кристиан, – пробормотал он, – это должен быть Кристиан. Но как этот ублюдочный англичанин собирался провернуть захват власти? Для «Призрачного кулака» он посторонний и не может иметь в обществе реальную поддержку.

– Если только он не вошел в сговор с Суи Ма, – предположил Колдун.

Каннингем покачал головой.

– Она была искренне удивлена смертью своего брата. Кажется, она действительно думала, что это сделал я.

– Еще Лазейка, – сказал Колдун. – Его тоже нельзя исключать.

– Верно, – согласился Каннингем. – Именно поэтому я отправил пару братьев в его офис. Может, он немного прояснит эту загадку. – Он коснулся листка бумаги, лежащего перед ним на столе. – Например, скажет нам, кто это, черт возьми, такой.

Это был набросок рыжего убийцы, способного контролировать мысли, который прикончил Кьена. Рисунок был выполнен цветным карандашом. Мертвая голова был действительно талантливым художником, и он сумел отобразить выражение злобного восхищения в улыбке парня – эта улыбка казалась вдвойне жуткой на таком юном и в остальном вполне милом лице. В двойные двери святая святых вежливо постучали, и Каннингем поднял взгляд от наброска: двое «Оборотней» сопровождали Эдварда Св. Джона Леттема.

Леттем, худой и красивый мужчина, был одет в темно-серый костюм от «Брукс бразерс» с едва заметными светло-сиреневыми полосками. Когда он вошел в комнату, его лицо не выражало никаких эмоций. Он кивнул Каннингему и, не обращая внимания на Колдуна, сел на стул рядом с ним, закинув щиколотку на колено другой ноги.

– Думаю, поздравления сегодня уместны, – сказал он.

– Спасибо, Синджин. – Каннингем знал, что Леттему не нравится, когда его называют Синджином, – насколько ему вообще могло что-то не нравиться. Он был бесстрастным, крайне преданным закону ублюдком. Было трудно предположить, как он мог вступить в сговор против Кьена. – Но я все равно хочу кое-что прояснить.

– Например?

– Например, ты со мной и Колдуном или с генералом и его сестрой?

Леттем невесело улыбнулся.

– Я уже слышал о покойном генерале и его покойной сестре. Особо думать не о чем, разве не так?

– Я рад слышать, что ты рассуждаешь здраво. Расскажи мне. Что ты знаешь о Лесли Кристиане?

– Кристиане? – Лазейка нахмурился. – При чем тут он?

– Он – недостающий туз в колоде. «Оборотни» по моему заданию прочесывают весь город, пытаясь найти его, но он как сквозь землю провалился. Правда, перед этим попытался повесить на меня убийство Кьена.

Лазейка выглядел слегка удивленным.

– Значит, ты не убивал Кьена?

Каннингем покачал головой.

– Нет. Разве я сделал бы такое? Я считаю, что Кристиан каким-то образом был замешан в убийстве. Он появился сразу после того, как я обнаружил тело, и попытался подставить меня, а затем исчез.

– Зачем Кристиану убивать Кьена? – спросил Леттем.

– Не знаю. Но что мы вообще знаем о нем? – сказал Каннингем и начал загибать пальцы по одному. – Он принадлежит к какому-то виду тузов. Он иностранец. Много пьет. Каким-то образом втерся в доверие к Кьену. У него мог быть миллион причин, чтобы желать смерти Кьена, но мы слишком мало о нем знаем, а значит, не можем догадаться, каковы эти причины.

– Тогда как у тебя, – сухо сказал Леттем, – была лишь одна причина, чтобы желать смерти генерала.

– Ладно, – уступил Каннингем. – Мы сейчас честны друг с другом. Я признаю это. Я хотел стать главой «Призрачного кулака». У меня были… планы. Но я не убивал Кьена. – Он наклонился и через стол передал Леттему рисунок молодого убийцы, управляющего мыслями, который сделал шашлык из сторожевого джокера. – Это был он.

Леттем взял набросок, взглянул на него. Что-то промелькнуло в его лице, и на мгновение Каннингем мог поклясться, что обычно невозмутимый адвокат почувствовал себя неуверенно.

– Джокер увидел, как этот паренек контролирует разум Кьена и заставляет его зарыться лицом в пакет с «восторгом». Затем парень убил джокера.

– Интересно, – пробормотал Леттем.

– Есть предположения, кто это мог быть?

Леттем долго не отрывал от него взгляд, затем сказал:

– Возможно.

– Ты поделишься своими мыслями на этот счет?

Леттем задумался и лишь через какое-то время кивнул.

– В интересах правды, – сказал он без капли иронии, – и справедливости.

Каннингем сдержал улыбку, но Колдун издал отчетливый смешок.

– Он из уличной банды, которая выполняла кое-какую работу для «Призрачного кулака», – сказал Леттем. – Его зовут Блэйз. Он внук доктора Тахиона.

Шестеро бездомных джокеров сидели у входа в старый, заколоченный досками кинотеатр в самом сердце Бауэри, передавая по кругу бутылку, завернутую в коричневую бумагу, и греясь в последних лучах осеннего солнца, будто стайка толстых ящериц.

– Как жизнь, ребята? – спросил Каннингем у бродяг. Некоторые подняли на него глаза. – Вы, ребята, можете помочь мне. Я кое-кого ищу. Этого паренька. – Он показал рисунок Мертвой головы. – Говорят, он бывает тут со своей бандой. – Он вытащил из кармана пачку банкнот, отслюнявил двадцатку. Интерес бродяг значительно повысился.

Глаза одного из джокеров повернулись вперед, как у хамелеона, и сфокусировались на Каннингеме.

– Ты коп или вроде того?

– Верно, – сказал ему Каннингем.

– Ты похож на копа. Ну, такого, аккуратного. Типа копа из сериала. Правда, парни? – Раздалось единогласное бормотание, и Каннингем решил, что лучше вернуться к теме.

– Так что насчет того паренька?

– Дерзкий засранец. Он и его банда засранцев. Кинотеатр был нашим, пока они в нем не обосновались. Теперь там круглые сутки играет громкая музыка, и надо быть очень осторожным. Они знают, когда мы получаем соцвыплаты, и тут же их отбирают.

– Он сейчас внутри?

– Ага, – сказал джокер. – Он, в своей дорогущей одежде. Сразу понятно, что он богатый. Ему там не место. Ему бы вернуть этот кинотеатр нам и отправиться домой на Манхэттен. Ему и всем этим негодникам.

Каннингем улыбнулся и уронил купюру в двадцать долларов. Она упала на колени бродяги, и он схватил ее как раз, когда остальные вскочили на ноги. Каннингем наблюдал, как они дрались за деньги, а затем поплелись в винный магазин через дорогу вслед за счастливчиком, которому в итоге досталась банкнота.

Он тоже перешел улицу и заглянул в окно заведенной машины, стоявшей у тротуара. За рулем был Колдун. Рядом с ним сидел Мертвая голова, как всегда, нервный и дерганый. На заднем сиденье он увидел Леттема: он сидел между двумя злобного вида «Оборотнями». За их машиной на безопасном расстоянии были припаркованы еще три автомобиля. Во всех сидели вооруженные до зубов «Оборотни».

– Ладно, – сказал Каннингем. Он сделал глубокий вдох. – Кажется, это работа для Фэйдаута. – Он улыбнулся. – Я попробую заднюю дверь. А вы, ребята, пока ждите здесь.

Колдун кивнул.

– Будь осторожен, – сказал он.

– Обязательно. Можешь быть в этом уверен. – Он кивнул «Оборотню» и снова перешел улицу.

Задняя дверь кинотеатра была заперта, но замок оказался старым и дешевым – он с легкостью поддался напору. Распахнутая дверь вела в затхлую темноту; влажный, заваленный мусором проход, судя по всему, вел к задней части экрана, а затем разветвлялся, и второй коридор петлял в сторону зрительного зала. Внезапно услышав звук выстрела в кинотеатре, Каннингем замер. Прислушиваясь, он пополз вперед в темноту. Звуки казались неестественными. Голос кричащего звучал знакомо и почти нечеловечески громко. Раздался жуткий грохот, звук ревущих моторов и печальный стон: «Я не могу умереть. Я еще не посмотрел «Историю Джолсона»!», и Каннингем вдруг понял, что происходит.

Кто-то крутил фильм, вероятно, это был отвратительный ремейк классики Говарда Хокса под названием «Тридцать минут над Бродвеем!». Каннингем выжидал в темноте, а кинотеатр подрагивал от звуков падающего в фильме самолета. Разбившись на побережье Махэттена с громким взрывом, самолет привел публику в восторг – зрители кричали и свистели. Видимо, в кинозале находились фанаты Джетбоя.

Каннингем пошел дальше по коридору. Пройдя под куском толстой пыльной материи, он оказался в зрительном зале. Народу было немного. В центре, ближе к экрану, сидели ребят двадцать, может, двадцать пять. Лишь немногие были заинтересованы происходящим в фильме. Некоторые набивали рты конфетами и мороженым, другие занимались сексом, хотя этого слова будет недостаточно для описания тех действий, которые Каннингем разглядел в отражающемся от огромного белого полотна свете.

Правда, один парень был полностью сосредоточен на кино, несмотря на то что одна из незрелых искусительниц терлась о него, будто изголодавшаяся по вниманию кошка. Даже в темноте Каннингем смог разглядеть его потрясающие рыжие волосы и красивые, изящные черты. Это и есть Блэйз, мальчишка, в котором Леттем узнал дерзкого внука Тахиона.

Он прилип к экрану, на котором благодаря дешевым спецэффектам герои теперь превращались в резиновых и пластиковых монстров в результате обрушившегося на них с неба вируса дикой карты. В следующей сцене внезапно появился Дадли Мур в виде гротескной пародии на Тахиона: на нем был отвратительный рыжий парик и костюм, который пришелся бы по вкусу трансвеститу.

Мур хватался за волосы, будто пытаясь найти у себя вшей.

«Пылающие небеса! – выругался он. – Я предупреждал их! Я всех их предупреждал!» – и он истерически зарыдал.

Блэйз встал, оттолкнув девчонку, которая извивалась возле него и облизывала ему ухо, и вытащил пистолет, который держал за поясом. Блэйз пустил очередь, и Каннингем притаился у стены. Звуки его выстрелов были на удивление громкими и в пределах зрительного зала заглушили даже взрывы на экране, которые в сравнении с ними показались невинными хлопками.

Но Блэйз не стрелял в Каннингема. Он его даже не видел. Он пустил пулю в экран, прямо между глаз Дадли Мура. Разношерстная публика, состоящая из малолетних преступников, радостно закричала, и Блэйз сел на место, на его губах играла зловещая улыбка. В тот момент Блэйз выглядел бесчувственным и злобным – как большинство извращенцев, с которыми Каннингему приходилось иметь дело в «Кулаке». Подобное выражение такого юного лица выглядело пугающе.

Каннингем вздрогнул и двинулся вперед.

В вестибюле было грязно, темно и пусто. Последние закатные лучи просачивались сквозь трещины в фанере, которой кое-как были забиты стеклянные двери. Торговая палатка была заброшенной и пыльной, хотя в кукурузнице потрескивал свежий попкорн, а на прилавке были сложены наполовину пустые коробки с конфетами. Все сладости тоже на вид были свежими: видно, ребята из банды захватили их с собой, чтобы съесть во время просмотра. Еще, вспомнил Каннингем, они ели мороженое.

Он подошел к тележке с мороженым, которая стояла у прилавка со сладостями, и открыл дверцу верхнего морозильника. Внутри, среди десятков батончиков мороженого, лежала голова Кьена, отрезанная от его тела. Кожа свисала рваными краями.

Каннингем ощутил странное нежелание касаться холодной, мертвой плоти. Он не был брезглив и не отличался особой любовью к Кьену, когда генерал был жив, но в его смерти было нечто жуткое, и это его волновало. Он взглянул на остекленевшие глаза и вздохнул.

Он точно не получит никаких ответов, пока не отнесет голову Мертвой голове. Он поднял ее. Голова была холодной, как глыба льда. Опустошив коробку из-под шоколадных батончиков и положив туда голову, он почему-то почувствовал себя лучше. После этого он стал невидимым.

Он заглянул в зрительный зал. Показывали ту сцену, в которой Тахион спасает Блэйз ван Ренссэйлер от банды безумных воришек-джокеров, и юные зрители сопровождали картину шиканьем и неодобрительными возгласами. Они были всего лишь неопытными ребятами. Конечно, некоторые из них были вооружены, а дерзкий внучок Тахиона умел управлять мыслями, но снаружи в двух машинах Каннингема ждали «Оборотни», готовые прийти ему на помощь. Он прокрался назад в вестибюль и поставил коробку с головой Кьена на прилавок со сладостями. Затем подошел к дверям вестибюля. Ручки дверей были обмотаны металлической цепью, на которой висел незащелкнутый замок. Он осторожно открыл двери и выглянул на улицу.

Бродяги уже вернулись на свои места, но были слишком поглощены спором по поводу приобретенной выпивки, чтобы заметить Каннингема. Он энергично замахал в сторону автомобилей, припаркованных у тротуара через улицу, и «Оборотни» тут же высыпали из машин. Они перешли улицу. Бродяги заметили их и наконец поняли, что здесь что-то затевается. Они неслышно побрели вдаль по улице, с силой прижимая к себе завернутые в бумагу бутылки, словно опасаясь, что «Оборотни» собираются их отнять.

– Ну что там? – спросил Колдун, подходя к нему вместе с остальными.

– Внутри Блэйз и его малолетние друзья-преступники, как нам и сказали. Окружите их, но не предпринимайте суровых действий. Осторожнее с Блэйзом. У него пистолет и сила управления разумом, но он должен быть достаточно умен, чтобы не связываться с таким количеством людей. И… Мертвая голова. – Безумный джокер почти виновато посмотрел на Каннингема. – У меня для тебя что-то есть.

– Голова? – спросили Колдун и Леттем одновременно.

Каннингем кивнул.

«Оборотни» неслышно проникли в вестибюль. Их было человек десять, все огромные, крепкие бандиты, затянутые в кожу и вооруженные до зубов автоматами и дробовиками. Показав восхищенному Мертвой голове коробку на прилавке со сладким и оставив его там, Каннингем пошел впереди всех «Оборотней».

– Не забывайте, – предупредил он «Оборотней», – старайтесь не поднимать шума, но если этот засранец Блэйз что-нибудь учудит, пристрелите его. – Он повернулся к главарю банды. – Колдун, держись Леттема. Следи за его поведением.

– Ты его слышал, – сказал Колдун. – Вперед.

В зале теперь показывали знаменитую сцену между Дадли Муром в роли Тахиона и Пией Задора в роли Блэйз ван Ренссэйлер: зажав розу во рту, Мур неуклюже наигрывал мелодию на пианино, а Задора пела о «неземной любви», и публика заливалась смехом.

Пора остановить это, прямо сейчас, подумал Каннингем. Он зашел в зрительный зал, вытащил пистолет и разрядил очередь в потолок.

Это привлекло всеобщее внимание. Юные преступники вскочили на ноги, разбрасывая конфеты и попкорн, и попытались сбежать, но безуспешно.

– Всем стоять! – крикнул Каннингем, придавая голосу властный тон. Сработал либо этот командный голос, либо вид десятка вооруженных «Оборотней». Все замерли. Все, кроме Блэйза.

Он медленно поднялся и посмотрел через весь зал на Каннингема.

– Что тебе нужно? – спросил он, перекрикивая вопли удовольствия Задоры: Дэдли Мур овладел ею на банкетке для пианино.

– Просто поговорить, – сказал Каннингем. – Бояться тебе нечего.

– Конечно, – ответил Блэйз. Он неторопливо подошел к сцене перед экраном, отлично понимая, что он является центром внимания, и полностью вживаясь в роль главаря банды.

– О чем ты хочешь поговорить? – легкомысленно спросил он Каннингема.

Каннингем кивнул головой в сторону вестибюля.

– Там. – Он посмотрел на «Оборотней». – Вы пятеро следите за ребятами. Остальные – за нами.

«Оборотни» пошли назад в вестибюль за Каннингемом, Блэйзом, Колдуном и Леттемом. Мертвая голова с виноватым видом осмотрелся вокруг.

– Китайская еда, – проговорил он с набитым ртом и продолжил заниматься своим делом.

Блэйз нахмурился.

– О, – сказал он. – Как вижу, вы ее нашли. Очень жаль. Он сказал, я могу забрать ее.

– Он? – спросил Каннингем, наклоняясь вперед в ожидании ответа.

– Я, – медленно произнес чей-то голос.

Все обернулись в сторону лестницы, ведущей к кабинке киномеханика, и увидели мужчину средних лет, с обветренным лицом, светлыми волосами. Он улыбался. Что-то в этой улыбке было такое, что у Каннингема внутри все сжалось от холода.

– Кристиан, – произнес он, направляя пистолет на туза-британца. – Я так и знал! Почему ты это сделал? Почему убил Кьена?

Саркастическая улыбка Кристиана стала еще шире, когда он неторопливо преодолел все ступеньки и присоединился ко всем остальным внизу, в вестибюле.

– Но я не убивал, – возмутился он.

– Ты не можешь отрицать, что был пособником этого мелкого засранца.

– Этого я вовсе не отрицаю, – вежливо сказал Кристиан. – Я лишь отказываюсь признавать, что мы убили Кьена.

– Что? – удивился Каннингем.

Будто поджидая момент, Мертвая голова вдруг застонал и повернулся к ним лицом.

– Почему вы делаете это со мной? – заныл он. – Почему крадете мое тело? Почему, Кьен?

По спине Каннингема пробежал легкий холодок.

– Кьен? – спокойно переспросил он.

Кристиан оперся о прилавок с конфетами.

– Конечно, – сказал он, все так же саркастически улыбаясь. Его лицо было загорелым. – Ты давно замышлял занять мое место, строил планы. Меня это достало. Я решил раскрыть все заговоры с помощью, – он кивнул в сторону Блэйза, – моего друга-джампера, который помог мне найти отличное укрытие.

– Нет, – продолжал стонать Мертвая голова. – Прошу, не надо. Я был верен…

– Джамперы? – спросил Каннингем. Осознание того, что Блэйз и все остальные были джамперами, ужаснуло его. – Ты поменялся телами с Кристианом и подстроил свое собственное убийство?

– Именно так. Некоторое время назад Леттем привлек джамперов к нашей сфере влияния. Однако на этот раз я решил обратиться к Блэйзу напрямую, без помощи Леттема. Я использовал его, чтобы поменяться телами. С тех пор с помощью астральной проекции Кристиана я следил за тобой и другими.

Это многое объясняет, подумал Каннингем, радуясь тому, что находится в окружении банды друзей-«Оборотней».

– Жаль только, что в самом конце ты просчитался. – Он обратился к Колдуну. – Избавься от него, – приказал он.

За маской Майкла Джексона невозможно было разглядеть выражение лица Колдуна. Он поднял свой дробовик, затем повернулся и приставил дуло прямо к подбородку Каннингема.

– Прости, – сказал он.

Кристиан – Кьен – рассмеялся.

– Прелестно.

– Что ты делаешь? – изумился Каннингем. – Убей его! Убей его, и все будет кончено.

– Все и так кончено, – тихо проговорил Колдун. – Понимаешь, мои силы позволяют мне видеть смерть на лицах людей. Этим утром у Суи Ма я увидел ее на твоем лице. Тогда я уже понял, что ты умрешь еще до конца этого дня.

Вдруг Каннингем почувствовал, что его лоб весь покрылся потом.

– Но убей же его! Тебе надо лишь убить его!

Колдун покачал головой, а Кьен все смеялся и смеялся. Каннингем повернулся к нему.

– Ты умер. Я думал, что ты умер… – начал он, но Кьен поднял руку, заставив его замолчать.

– Никаких оправданий. Никакой лжи. Я нашел предателя, но оказался в старом, жутко потрепанном теле. Я думаю, – сказал он, внимательно осматривая Каннингема, – что неплохо заменить бы его на более молодой вариант.

– Нет! – закричал Каннингем. Он попытался стать невидимым и убежать, но услышал звонкий смех Блэйза – его обнаженный мозг схватила холодная стальная рука. Комната закружилась, и он очутился в каком-то другом месте. Его ноги казались молодыми и сильными, но все вокруг вертелось, из-за чего на него навалилась тошнота и головокружение, и он не мог двигать ногами. Угол его зрения опять внезапно изменился, и он упал, ударившись о прилавок с конфетами. Он отскочил, рухнул на пол и пополз вперед, но его тело стало старым и уставшим, а в кружащейся голове перепутались все мысли.

Он услышал далекий смех, и молодой энергичный голос произнес:

– Позволь мне!

Кто-то перевернул его, и он увидел ярко-рыжие волосы и жуткую ухмылку на юном лице, но и ее наполовину скрывало дуло пистолета, направленного ему прямо в лицо.

Он закрыл глаза и попытался что-то сказать, но с языка не сорвалось ни одного слова. Кажется, он слышал ужасно громкий и пугающий взрыв. И все.