3й день месяца Краг, 322й год, Равнина.

Первый осенний месяц принес с собой не только холодный ветер, гонимый с далеких северных, вечно заснеженных гор, но и пушистые, тяжелые облака. Они степенно плыли по низкому небу, постепенно превращая его в гранитную крышку. В такую стучись не стучись, а света Ирмарила не дождешься. Здесь же, на бескрайней равнине, разделявшей цивилизованный мир и земли, где на многие мили вокруг сыщется всего несколько фортов, замков да застав, и вовсе приходилось кутаться в зимние плащи.

Увы, у Эша такого никогда не имелось, так что цветочник зябко жался к посоху, вбирая в себя его внутренний огонь.

— И как это только возможно? — раздраженно цедила Мери, глядя на коня магика.

В то время пока Березка торговалась с конюшенным, волшебник каким-то образом сумел призвать свою волко-лошадь, прискакавшую к нему с границ леса Теней. Гвидо, по обыкновению, обнюхал «Пней» признал если и съедобными, то слишком хорошо защищенными, а после принялся смиренно пугать остальных кляч. Те с непривычки шугались странного сородича, то и дело норовя сбросить наездника.

В общей сложности за ездовых пришлось выложить семь золотых, чуть больше чем по одной за «штуку». Подобные траты взвинтили фехтовальщицу и теперь леди срывалась даже на мельчайшие огрехи.

— А он у меня волшебный, — пожал плечами юноша, поглаживая приятеля по шее.

— У тебя прям все волшебное, — шипела строгая девушка, подбивавшая в уме сальдо, с тоской добавляя в графу расходов еще «немного» наличности.

— Так ведь я на то и волшебник, — подмигнул парень, и, заливаясь звонким смехом, увернулся от подзатыльника и чуть приотстал от нервного командира.

Отряд довольно споро двигался по дороге, занесенной песком и поросшей бурьяном. Здесь на равнине не стояло ни одного поселка крупнее, чем на двести человек жителей. Неудивительно, что никто не занимался инфраструктурой, да и если быть честным — никому это и не нужно. Сюда, в основном, бежали репрессированные, спасаясь от гнева королей.

Бывало встретишь смесков, решивших, что гнет чистокровных сородичей это не то, чего ждешь от жизни. Порой на равнине оседали терниты, решившие уделить время тренировкам и углублению в мастерство. Но чаще по бескрайним травяным барханам путешествовали Аквелы — бродячие артисты, спешащие к тем или иным городам.

Равнина, в полукольцо берущая все тринадцать человеческих королевств, слыла чем-то в роде родины самого известного народа. Впрочем, славу тот приобрел не великими деяниями и подвигами, а веселыми выступлениями, горячими красавицами, спорыми на расправу парнями, а также воровством и прочими аферами.

«Пни», пересекая ровную, словную водную гладь, шли на северо-восток, спеша поскорее добраться до Резаликс. Там, стоит перейти через перевал, и вот уже вдали замаячит вечно красное небо Огненных Гор. Былинные горы, славные множеством страшных легенд, беспрестанно исторгали из недр исполинские столбы пепла, в коих сорвавшимися звездами мерцали падающие на землю горящие камни. И именно там, на склоне древних вулканов, рос цветок, способный излечить дочь короля.

Вот уже почти сорок дней как отряд покинул стены прекрасного града Мистрит и отправился в далекий, опасный путь. По самым строгим подсчетам придворных лекарей, у принцессы Элеоноры оставалось не больше трех месяцев, и один, как вы уже догадались, успешно остался позади.

— Мери, — Тулепс подъехал к давней подруге и ткнул пальцем в подробную, но явно старую карту. — Здесь указана переправа. Если уйдем на пару градусов южнее, сможем перейти по мосту. Потеряем не больше двух дней.

Березка забрала карту и принялась внимательно изучать метки, обозначения угодий с живущими в них монстрами, а также просто комментарии составителя. До моста примерно около сорока миль, что при хорошем темпе не больше полутора дней, но к броду можно было добраться уже к первой звезде. Конечно это сопряжено с некоторой опасностью — придётся свернуть с тракта и пуститься по бездорожью, где нередко бесчинствуют разбойные ватаги, но когда на кону жизнь принцессы и задание от самого короля даже лишний час может стать роковым.

— Держим курс к броду, — обрубила Березка, возвращая карту обратно.

В то время пока Меткий и Мери обсуждали предстоящий маршрут, Лари в который раз перечитывал свиток сира Арлуна Тринийского — рыцаря, не так давно повстречавшегося приключенцам. Без малого, победитель турнира мечников оказался вполне простым человеком, с очень милой женой, накормившей Странников изумительным луковым супом. Ну и так получилось, что Криволапый получил свиток, с записанными на нем умениями великого мечника.

— Интересно? — спросил волшебник, подъезжая ближе.

— Угу, — машинально кивнул Лари, продолжая вглядываться в хитросплетение схем, поверх которых шла вереница мелкого, убористого подчерка. Криволапый то и дело прикусывал от напряжения кончик языка, пытаясь осознать ту или иную позицию в сложных, но весьма смертоносных приемах.

Мечник не питал пустых иллюзий, догадываясь, что на изучение у него уйдет не менее полугода, а на доведение до совершенства и вовсе пара лет. Впрочем, эти сроки не шли ни в какое сравнение с теми, что преодолел сир Арлун. Скорее всего бывший чемпион потратил почти семь лет на изобретение, а потом еще столько же на шлифование навыка.

— Ты знал, что меч можно воплотить без помощи магии? — спросил Криволапый, вчитываясь в описание Ауры Клинков.

Эш вспомнил свой бой с рыцарем и «честно» соврал:

— Нет.

— Угу, — снова кивнул Лари. Скорее всего он даже не слышал ответа, полностью погрузившись в изучение свитка.

Отряд все ближе подходил к высоким горам, терзающим гранитное небо каменными пиками. Вечно холодные, бесконечно белые, они казались клыками какого-то невероятного чудовища, закованного в цепи и оставленного на земле. А тот все скалит пасть, пытаясь расколоть крышку вечного гроба и вырваться на волю.

Эш чуть улыбнулся, вспоминая как впервые оказался в горах.

16й день месяца Зунд, 312й год, эра Пьяного Монаха, восточный предел.

Край мира. Как много спето песен об этом таинственном, загадочном и манящем месте. Как много сложено поэм, написано историй и пересказано легенд. Одни говорят что там, у линии горизонта, обитает огромный дракон, пожирающих смелых и отчаянных путешественников. Другие спорят, утверждая будто за восточным пределом море разделяет бесконечный разлом и веками шумят тонны воды, падая в бездонную пропасть. Но, в эпоху кораблей, свободно бороздящих моря и океаны, во время разгульной пиратской вольницы и ушлых торговцев, все эти истории вымерли, становясь нелепыми сказками для самых юных ушей.

Теперь люди и нелюди знают, что за горизонтом… нет ничего, хотя бы просто потому, что сколько бы ты не путешествовал, а края мира и этого самого горизонта все не найти. Впрочем, пусть обитатели безымянной планеты и знали, что края мира не существует, но все же испытывали перед восточным пределом некий суеверный, сакральный трепет.

И именно здесь, среди лабиринтов из снега и камня, на затерянном во времени плато возвышался забытый даже бардами монастырь. Последнее пристанище исчезнувших в прошлой эре «желтых» людей, оставивших ощутимый след в культуре и искусстве.

Некогда, когда еще не выросли из под земли огромные вулканы, заставляя небо пылать пожаром от ярости стихии, вырвавшейся из темных недр, на востоке лежало четырнадцатое людское королевство. Гиртай — страна великих воинов, мудрецов, танцовщиц, чая и фарфора. И все, что осталось от её прекрасных лугов и долин — лишь монастырь на горе Мок-Пу, под сводами которого жили последние представители народа, чья история своими корнями пронзает «подвалы» истории.

В стенах, воздвигнутых из красного кирпича и серого камня просыпался единственный белый человек, когда-либо ступавший на земли, сокрытые от взоров простых смертных.

Эш откинул в сторону белое покрывало, придавленное странным, шерстяным одеялом. Бывший генерал, а теперь изменник и разыскиваемый преступник с удивлением обнаружил, что на его груди отсутствует не то что повязка, но и шрам. Волшебник хорошо помнил ранение и понимал, что кинжал, воткнутый в грудину, навсегда оставит напоминание о холодной стали, пробившей слишком слабую и податливую плоть. Но следов не обнаружилось. Отсутствовала даже тонкая белесая нить, которую все же оставляли даже самые сильные заклинания искуснейших жрецов.

Оставив неуместные мысли, баронет… хотя нет — бездомный, во всех смыслах этого слова, оглянулся. Юноша обнаружил себя лежащим на постели, лишь немного приподнятой над полом, устланным тканью и циновками.

Ни охраны в светлых углах, ни решеток на круглом окне с деревянными ставнями и развевающемся на холодном ветру красном шелку. С очередным порывом Эш поежился, с удивлением наблюдая за танцем снежинок, беспардонно ворвавшихся в эту странную камеру.

— Любопытно, — протянул парень, протягивая руку и любуясь, как белые кристаллики таяли, стоило им коснуться горячей кожи.

В этот момент волшебник не удивился тому, что не только произнес странную для себя фразу, но и осознал смысл доселе неведомого ему слова «любопытство». Право же. Ведь не станете челвоек, интересуясь, предположим, кувшином в лавке, спрашивать самого себя, что означает это необычное слово «интерес». Вот и юноша, некогда походивший на оживленную демонами скульптуру тоже не задумывался над столь прозаичными вопросами. Куда больше преданного генерала интересовало само место заточения.

Приняв полу сидячее положение волшебник с удивлением обнаружил сложенные на странной табуретке (та больше напоминала подставку для ног, а никак не стул без спинки) столь же странные одежды. Эш не нашел ни штанов, ни рубахи, только какое-то непонятное покрывало из желтого и багрового шелка, поверх которого стоило надеть столь же непонятную, плотную, красную тряпку, накрывшую собой все тело.

Кое-как повязав мудреное облачение, генерал, держась за стенку, направился к двери. Юноша ожидал что та окажется заперта, но вновь ошибся. Створки распахнулись, стоило лишь легонько их толкнуть. Лицо мигом обласкал холодный ветер, впрочем, мурашки по телу не побежали — одежды хоть и оставались непонятными, но все же вполне сносно сохраняли тепло.

На улице волшебника ждали очередные открытия, заставлявшие парня сомневаться в том, что он находится в тюремной крепости. Идя между колонн, в качестве которых выступали непонятные статуи с исковерканными лицами, изображавшими ту или иную эмоцию, парень все никак не мог оторвать взгляда от удивительных зданий.

Генерал всю жизнь считал, что у одного дома может быть только одна крыша, но, казалось, это место решило опровергнуть данное утверждение. У здешних зданий бывало три, четыре, а то и все шесть крыш. Они козырьками выступали над каждым этажом, сверкая на солнце глиняной черепицей, немного припорошенной снегом.

Подобных зданий оказалось довольно много, но в центре возвышался величественный и в то же время будто смиренный и степенный комплекс, состоявший из невысокой стены, просторного дворика и того, что Эш назвал бы храмом. Собственно, именно к этому строению и лежал путь ослабевшего магика.

Стоило волшебнику пройти под арку, как он вновь застыл в недоумении. На гранитном плацу (ну а чем это еще могло быть) находилось около тридцати бритых налысо детей в возрасте от шести и примерно до шестнадцати лет. И все бы ничего, но дети стояли на длинных, десятифутовых шестах.

Застывшие в самых нелепых и в то же время — зримо сложных позах, они то и дело сменяли их, растягивая связки и жилы. Все это казалось Эшу несколько сюрреалистичным, потому как он понимал, что не сможет не то что принять хоть одну из позиций, но и банально взобраться на сам шест.

Изменник шел между рядов, вовсе не ощущая на себе пристальных или изучающих взглядов. Казалось, что обитателям непонятной «крепости» было плевать на белокожего визитера. Один раз Эш все же встретился взглядом с молодым юношей.

Тот не стоял на шесте, пребывая на земле и держа в руках длинную палку. Ею он поправлял руки или ноги детей, иногда стуча по граниту — тем самым объявляя смену позиций. Впрочем, и в этот раз в черных глазах магик не увидел ни малейшей тени заинтересованности.

Юноша как-то странно кивнул. Он сжал правый кулак, вложил его в раскрытую левую ладонь, поднял эту нелепую конструкцию на уровень грудь и немного согнул спину. Эш попытался повторить жест, чем вызвал смешок у одного из детей. Естественно, за этим последовал смачный удар палкой по камню и все вернулось на круги своя.

Волшебник оставил за спиной это подобие балагана Аквелов и вошел под сени главного сооружения. Толкнув тяжелые, огромные створки, обитые железом и сверкающие бронзовыми клепками, бывший генерал оказался в просторном зале, чей свод терялся среди сладкого, ароматного дыма, мерцающего над чадящими факелами и жаровнями.

Куда не глянь, везде сидели копии человека, встреченного Эшем сразу после предательства лейтенанта. Лысые, желтокожие, в тех же одеждах что и сам магик (правда повязанных весьма умело, вследствие чего и выглядели они лучше), они сидели в странных позах, так чудно сплетя ноги, что от одного взгляда на это изуверство у бездомного парня свело колени.

В самом конце залы, у пьедестала, сидел древний старик, чья кожа больше походила на ветхий пергамент, покрытый черными пятнами. Длинная, жидкая, почти прозрачная борода, заплетенная в странный узор, придавала образу еще более чудной и гротескный вид. А уж статуя за спиной у старца и вовсе вызвала усмешку.

Бог желтокожих не внушал ни страха, ни восхищения, ни желания пасть ниц. Даже с виду он был слаб, скучен, а это малохольное лицо вряд ли заставило бы врагов отступить в страхе перед возможным гневом. Нет, это явно не бог тринадцати королевств.

— Смотрю ты уже проснулся, — произнес старик и остальные желтокожие словно ожили.

Они вытянули перед собой левые ладони так, чтобы те ребром касались подбородка, а мизинцем смотрели в сторону статуи. Поклонившись своему богу-задохлику, бритые поднялись на ноги и разве что не синхронно повернулись к ошеломленному парню.

— Где я? — спросил Эш.

— Хороший вопрос, — старик так и сидел, его глаза оставались закрытыми, а кожа, покрытая пигментными пятнами внушала некое почтение к столь почтенному возрасту. — Спрашиваешь ли о ты своем физическом положение или духовном?

Волшебник промолчал, не понимая, о чем говорит этот бородатый древний дед, который того гляди развалиться от слишком тяжелого взгляда или резкого порыва ветра.

— Что ж, полагаю, ты все же спрашиваешь о более приземленных вещах, — и пусть голос старца оставался бесцветным, но в нем слышалось некое пренебрежение или даже жалость. — Эш, ты находишься в монастыре Шао, на горе Мок-Пу.

Генерал напрягся, пытаясь вспомнить все уроки географии, но так и не нашел в недрах памяти упоминание об этом месте.

— Я пленник? — юноша решил задать самый важный для себя вопрос.

— Все мы в каком-то смысле пленники. И не важно кто лишает нас свободы — собственные страсти или вражеский меч.

Признаться, волшебника начинал раздражать этот пустопорожний разговор.

— Я могу идти?

Старик лишь легонько кивнул и Эш, развернувшись, отправился обратно к огромным дверям, ведущим во двор. Там все еще на шестах стояли дети. Магику сперва казалось, что они мучаются в этих странных позах, но лица послушников сохраняло спокойствие и безмятежность.

Генерал переступил порог и не смог сдержать изумленного вздоха. С площадки открывался воистину захватывающий вид на бесконечные горные пики, окутанные густыми, пушистыми облаками, среди которых танцевали блестящие, сверкающие в зенитном солнце снежники.

Огромный, бесконечный край, несмотря на всю суровость, оказался столь же безмятежным, как и шестилетний мальчик, закинувший правую ногу за голову, сохраняя баланс, стоя лишь на большом пальце левой ноги. Нечто невозможное перемешалось с чем-то изумительным, породив прекрасную долину.

Эш вбирал в себя спокойствие этих забытых богами и людьми земель. Казалось само время замедлило свой бег, стремясь сохранять сей край в его первозданном виде. На многие мили вокруг не было ни людей, ни зверей, и лишь редкие птицы кружили в вышине, разглядывая монастырь и спеша рассказать о нем иным небесным странникам. Впервые в жизни волшебник задумался о таком немыслимом для себя явлении, как «завтра».

Он смотрел в свое прошлое, не находя там ничего, что манило бы и звало вернутся обратно. Бездомный магик не сомневался в том, что Газранган сделает все, чтобы найти последнего человека, видевшего драконью эссенцию и даже если короля удастся убедить в невиновности, то это не принесет какой-либо пользы. Да, Эш был невиновен, но невинным его уже не назвать.

Стоит магику вернуться и восстановить свою честь, как его тут же отправят в очередной поход. Нет, Эш больше не хотел слышать крики умирающих, не хотел прятаться в тени от пожаров и подолгу отмывать руки, покрытые коркой засохшей крови. Но, в таком случае, куда идти человеку, у которого нет ровным счетом ничего, кроме имени.

Волшебник повернулся к старцу и тот кивнул, произнося:

— Да. Ты можешь остаться здесь.

Эш улыбнулся и снова повернулся к бескрайнему лабиринту из горных пиков. Здесь уставшее время будто застыло, стремясь перевести дыхание и немного отдохнуть. Волшебник хотел, наконец, обрести то, что люди называют «покоем». Видят боги, никто этого не заслужил больше, чем бывший генерал Седьмого «Смрадного» Легиона.

3й день месяца Краг, 322й год, равнина.

Эш отогнал воспоминания, с удивлениям обнаруживая что на травяное море уже опустился вечер, обещая скорый приход ночи, во главе с царевной Миристаль. «Пни» все так же ехали по плохонькой дороге и Тулепс, сидевший на козлах, то и дело цедил сквозь зубы проклятья, когда телега в очередной раз бухала на кочках и колдобинах. У волшебника это вызывало легкую улыбку.

В своих странствиях магик видел такие места, в которых даже подобная дорога показалось бы даром богов, а то и вовсе провидением самой вселенной. Так или иначе, что-то смущало обладателя пепельных волос и разноцветных глаз. Куда бы отряд ни шел, их всегда ждала некая опасность, в которой, если покопаться, всегда обнаруживалось второе дно, доступное лишь взгляду цветочника.

Сейчас же все складывалось иначе. Равнина не встретила тернитов ни своими известными на весь континент разбойниками, ни каким-нибудь блуждающим монстром или иной тварью, охочей до горячей крови и плоти. Хотя, возможно, отсутствие опасности вызывало беспокойство только благодаря разыгравшейся паранойи, но все же Эш нервничал.

— Впереди розовые огни! — крикнул Лари, убирая от лица новенькую подзорную трубу.

— Аквелы, — хором произнесли приключенцы.

Каждый путешественник знал, что увидев вдали розовые огни факелов, он вскоре встретит народ балагана. Бродячие артисты считали этот цвет символом покровительствующей им богини и всегда зажигали волшебные факелы. Хотя, что-то подсказывало магику, что таким образом известные на весь материк воры и мошенники привлекали уставших путников, ищущих место для ночлега. Те слетались к Аквелам словно мотыльки к смертельному для них пламени.

— Свернем? — предложил Мервин.

Мери немного подумала и решила, что проще будет переночевать с Аквелами, чем сворачивать с дороги рискуя нарваться на бродячих тварей или бандитов.

— Нет, — покачала головой Березка. — Держимся курса.

— Ура! — радостно воскликнул Эш. — Мы едем пировать с Аквелами!

— С чего ты взял, что они пируют? — поинтересовалась Алиса, старательно вплетавшая в косу полевые цветы.

Волшебник широко улыбнулся, а потом назидательно вздернул указательный палец и менторским тоном произнес:

— Настоящий балаганец пирует каждый вечер, потому как кто знает, удастся ли ему на следующий день украсть достаточно, чтобы пить не воду, а вино.

Командир отряда поперхнулась и с подозрением глянула в сторону обоза.

— Меткий, — строго сказала фехтовальщица. — Будешь следить за хабаром.

— А почему сразу Меткий?! — возмутился лучник, рассчитывающий хорошенько отдохнуть.

— Потому что этим, — Мери кивнула в сторону Эша и Мочалки, жадно пожирающих глазами тюки с продовольствием. — Веры особой нет.

Тулепс еще немного поворчал, но скорее для виду, а не потому что собирался перечить главе. Все же если лидер говорит — «надо», значит действительно «надо». Он ведь на то и лидер, чтобы знать, как лучше.

Оставшуюся дорогу волшебник пытался развеселить своих спутников, но те лишь отмахивались от красавца, попрекая его за излишнюю надоедливость. В конечном счете Эш обиделся на весь мир, надулся словно маленький ребенок и стал общаться со своим конем.

Увы, но даже это осталось непонятым «Пнями» и уже вскоре магик получил очередной подзатыльник от Березки и, пустив наигранную слезу, передвинулся в авангард. В итоге приключенцы оказались вынуждены лицезреть вальяжное помахивание хвостом в исполнении волко-коня, вихляющего крупом похлеще гулящей девки, ищущей матроса потрезвее.

К сумеркам отряд все же добрался до стоянки бродячих артистов и потрясенные «Пни» не смогли сдержать эмоций. Кто-то охал и ахал, иные и вовсе попытались распахнуть глаза до размеров новенькой золотой монеты. Повсюду, куда не глянь, стояли самые разные шатры.

Высокие, размером с добротный дом, украшенные бахромой; чуть поменьше, не больше ладной хибары, веселили народ разноцветными лентами, сплетающимися на ветру в разнообразные фигуры; самые маленькие — подсобные и вовсе были выполнены в форме мистичного зверья.

Между подобными сооружениями, так как тентами и палатками их язык не повернётся обозвать, сновали люди. Их одежды своей пестротой могли поспорить даже с нарядом придворного шута Мистрита.

Женщины предпочитали бусы, звенящие на их тонких, изящных шеях. На руках сверкали десятки браслетов, играющиеся в свете костров и факелов, бросая блики на обветренную, но все же красивую, смуглую кожу. Множество юбок, увенчанных тугим корсетом, то и дело вздымались вверх, обнажая стройные, мускулистые, босые ножки, истоптавшие ни одну милю пыльных дорог.

Мужчины же надевали кожаные штаны и яркие, шелковые рубахи, прикрытые самодельными, тканевыми жилетками. На их поясах покачивались кинжалы, порой резко бряцая эфесом о широкую поясную бляху. Звук получался весьма воинственный и даже несколько пугающий, но и ему не было суждено развеять атмосферу царившего здесь праздника.

Путники слышали перезвон лютневых струн, грудной бас труб, гулкий бой барабанов. Звуки веселой, манящей музыки перемешивались со смехом, криками, пением и громкими хлопками, сливающимися в непередаваемый, но невероятно манящий и затягивающий ритм. Так и хотелось спрыгнуть на землю и самому хлопать в ладоши, соприкасаясь с этим маленьким безумием.

Тулепс, все так же восседавший на козлах, прищурился, а потом резко свистнул и поднял кулак. Отряд сразу же натянул поводья и встал на месте. У Эша поводий не было, поэтому он просто хлопнул Гвидо по шее и тот, раздраженно и даже немного обиженно фыркнув, остановился сам собой.

Из тени на встречу приключенцам вышло двое. Высокий, пузатый мужчина с нагайкой заткнутой за широкий пояс из сыромятной кожи. Его красный халат с разноцветными заплатками по размером больше походил на пресловутый тент. Волшебник невольно сглотнул. Эш отчасти страдал комплексами по поводу своего не выдающегося роста, а этому великану магик и вовсе пришелся бы максимум по грудь. Да и то — весьма спорное утверждение.

Великан-пузан, в чьем мамоне свободно бы уместился добротный бочонок пива, с теплой улыбкой оглядел визитеров. Несмотря на суровое лицо, украшенное шрамами и густую, черную бороду, лишь немного побитую сединой, сей муж не казался грозным противником. Скорее радушным хозяином, коим он и являлся. Волшебник не сомневался в том, что встречать «Пней» вышел глава данного клана Аквелов.

Рядом со старейшиной стоял, видимо, его сын. Тоже высокий, но совсем не тучный. Наоборот. Он выглядел как молодой хищник, нехотя выбравшийся на охоту под светом молодой луны. Мускулистые руки, стройный торс, ленивая грация в каждом движении, волевое, но красивое лицо, все это создавало образ лихого вора и плута. Можно сказать — стереотип молодого бродяги, воспетого во многих трактирских виршах и даже иных балладах.

— Приветствую вольных путников, — слегка поклонился великан, ростом достигавший почти семи футов.

Березка, как и подобает уважаемому лидеру, собиралась ответить, но на землю вскочил Эш и сверкнув своей наивной улыбочкой взял слово:

— Смеха вашему дому и вина вашим женщинам, — выпалил магик.

Великан недоуменно выгнул левую бровь и переглянулся с сыном. Тот лишь пожал плечами и махнул рукой. Из тени вышла смазливая девчушка четырнадцати лет отроду, но с такой тугой и толстой косой, что ей, небось, завидовала большая часть женского населения. Леди держала в руках плошку с водой и какой-то кувшин.

— Вино и вода для наших гостей, — продолжил великан.

Девчушка немного стушевавшись и мило покраснев все же нашла в себе силы подойти к прекрасному юноше, сверкавшему глазами цвета ясного неба. Эш с благодарным кивком принял кувшин и плошку. Обернувшись, магик подмигнул своим спутникам, а потом вылил вино на землю, протянув плошку Гвидо. Конь с радостным ржанием чуть не вырвал емкость из руки, стремясь наконец утолить жажду после длительного дневного перехода.

Мери сперва выкатила глаза, окончательно становясь похожей на шокированную лягушку, а потом звонко хлопнула себя по лицу и подала знак готовности. Наверняка Аквелы не стерпят подобного оскорбления, а уж их горячая кровь известна во всех землях Тринадцати Королевств. Да чего там, даже некоторые нелюди не рискуют связываться с бродячими артистами.

Некоторое время в воздухе натянутой струной дрожало некое волнение, но потом произошло то, чего никак не могли ожидать «Пни». Великан, держась за свой непомерный живот, оглушил путешественником смехом, больше похожим на горное эхо. Счастливый Эш вернул плошку и кувшин девушке, которая больше не стеснялась ни юноши, ни его спутников.

Спустя всего пару мгновений великан обнял магика с такой силой, что затрещали ребра. Волшебник попытался сохранить на лице улыбку, но вышла она такой измученной, что вызвала сдавленные смешки у леди и красавца наследника нагайки.

— С кем ходил паря? — спросил великан, хлопнув Эша так, что тот едва не провалился под землю — в самом прямом смысле этого выражения.

— С кланом Керавэй, — прохрипел цветочник, потирая ушибленное плечо.

— Хорошие ребята, — кивнул глава балагана. — Ну, будьте нашими гостями на этом пиру.

— Спасибо тебе, э…

— Раланд, — представился гигант, а потом махнул рукой в сторону леди и стоявшего рядом с ней парня. — А это мой сын Зейм и дочь Рикха.

— Смеха и вина, — махнул рукой волшебник.

— Смеха и вина, — хором откликнулись дети.

— Рикха — проводи гостей, Зейм — отведи лошадей к табуну.

Отошедшие от шока «Пни» переглянулись и с опаской посмотрели на свою телегу, забитую недешевым хабаром. Эш, повернувшись к Березке, взглядом попросил довериться ему. Мери почти десять секунд спорила сама с собой, пока, наконец, не сдалась на милость дурковатому магику. Лидер отряда Странников спрыгнула на землю, потрепала своего коня, а потом протянула поводья сыну Раланда.

Вскоре лошади (даже Гвидо) скрылись среди шатров и только затихающий скрип деревянных рессор дешевой телеги напоминал о том, что еще пару мгновений «Пни» не сомневались в сохранности своего имущества. Теперь же они буквально вертели алмазом перед носом воришки, надеясь, что тот не воспользуется удачей и не «тиснет бирюльку».

Рикха повела гостей к некоему подобие площади, находившейся в центре стоянки. Девушка тащила волшебника за руку, а тот улыбался теплой ладошке, крепко державшей его не очень-то могучее запястье.

— Что за выкрутасы? — прошипела Мери.

Идущие рядом путники закивали головами, выражая согласие со словами лидера.

— Традиции, — пожал плечами Эш. — Если бы я не сделал то, что сделал, нас бы не приняли как гостей.

— А как кого? — мигом спросила Алиса.

— Как простофиль, — хмыкнул магик. — Аквелы считают гостями лишь других Аквелов или тех, кому ведомы традиции их народа. Когда вас встречает бродячий артист, первым делом нужно пожелать ему смеха. Смех для балаганщиков это деньги, которые им с радостью отдадут зрители. Второе — вина для женщин. По преданию бродяг, вино делает кожу леди смуглее и нежнее.

— Бред какой-то, — фыркнул Лари. — Принимать вино в таких целях это что-то новенькое.

Эш снова пожал плечами.

— Что же до кувшина и плошки, — продолжил цветочник. — То здесь все не так просто — вино одному пить не красиво, им надо делиться. Но делиться с человеком, имени которого не знаешь… В общем про это я не знаю, но мне рассказывали, что Аквелы считают подобное за враждебность. Так что единственно верным остается вылить вино на землю. С водой же напротив — элементарно. Для бродяги конь дороже брата, роднее жены и ценнее злата. Так что сперва надо заботиться о нем, а потом уже о себе.

— Хоть с этим понятно, — вздохнул Мервин, признавший подобный подход рациональным.

— Учти, — Алиса ловко пихнула Эша локтем в бок. — Мы будем ждать истории о том, как ты путешествовал с кланом Каравай… ну или как их там.

— Керавэй, — поправил магик. — Но тут и рассказывать нечего. Пару месяцев я выступал вместе с ними — вот и вся история.

— Погоди, — сощурился Тулепс, а может он и вовсе не менял выражения лица с того момента, как заметил движение в тени. — Дай угадаю. Уж не в качестве ли шута?

Волшебник широко улыбнулся и немного застенчиво почесал затылок.

— А ты и вправду меткий, — сказал Эш.

Пни не смогли сдержать смех.

Проведя гостей между шатров, Рикха вывела «Пней» на, как бы выразился Эш — святая святых любой стоянки. Это была по сути огромная поляна, оставленная на откуп бесконечному пиру, присущему любому балагану, не променявшему свободную скачку на городской уют и покровительство того или иного вельможи. И не то чтобы Аквелы были пьяницами или балагурами (хоть и не без последнего) просто при их работе без репетиций не обойтись, вот и сейчас вокруг огромного костра, чья пламя вздымалось почти на десять футов, они скорее практиковались, чем пировали.

Где-то играли музыканты, славные тем, что могли сыграть любую песню из когда-либо написанных под светом Ирмарила. Их пальцы бегали по струнам так легко и так резво, что даже знаменитые эльфийские барды могли бы позавидовать подобному мастерству.

В отдалении факиры игрались с огнем, вызывая зубовный скрежет у Эша, неспособного проделать подобное даже при помощи волшебства. Между веселящихся зрителей носились акробаты, поражая народ своей пластикой и головокружительными трюками. Ловкачи творили такое, отчего Мервин чуть не упал на землю в попытке обнять оную. Вестибулярный аппарат защитника взвыл волком и счел, что подобные издевательства не для него.

Порой мелькали жонглёры, в чьих руках порхали вовсе не кегли или шары, а острые, наточенные ножи и сабли, достойные того, чтобы ими фехтовала сама Березка. Во всяком случае так считала Алиса, смотрящая на действо с поистине детским, неподдельным восторгом.

Среди смуглокожих Аквелов обнаружились и другие терниты. Они сидели с восточной стороны костра и то и дело улыбались девушкам и парням, ходившим между рядов. Вопреки ожиданиям, «Пней» повели не к этим господам, а в противоположную сторону, где тоже виднелось несколько тернитов, но тех можно было пересчитать по пальцам.

Эш даже не сразу поверил своим глазам, когда обнаружил сразу четыре «одиночки» в одном и том же месте. Обычно приключенцы, предпочитающие действовать без поддержки отряда или гильдии, довольно редкое явление на просторах безымянного мира.

Большинство рано или поздно прибиваются к какой-нибудь группе и продолжают поиск приключений опираясь на плечо товарища. И ладно если один или два «одиноких волка», но сразу четыре…

Впрочем, волшебник не стал мучатся бессмысленными измышлениями. Возблагодарив богов за то, что соратники не стали задавать неуместные и даже глупые вопросы, цветочник уселся на одну из подушек и с благодарностью принял поднос, заменявший Аквелам стол.

Спустя мгновение Мери все же нарушила молчание. Лидер отряда, разглядывая резной, деревянный поднос и стоявшие на нем тарелочки, полные разнообразной снеди, задумчиво произнесла:

— Я так понимаю, если бы не ты, мы бы сидели по ту сторону костра.

Магик, сочтя реплику риторической, не стал отвечать вместо этого увлекшись лицезрением танцовщиц. И, признаться, там было на что посмотреть. Десятки девушек заходились в плясе, звеня своими браслетами на тонких запястья и лодыжках. Они крутились и вертелись в такт музыке. Черные, густые волосы струились по ветру, порой позволяя посмотреть на красивые лица, то и дело исчезающие среди широких рукавов или упомянутых волос. Юбки неустанно летали где-то в вышине, оголяя мускулистые, стройные бедра.

Музыка все лилась, трещало пламя, и девушки походили на духов фейре, рождённых для веселья, страсти и смерти тем неопытным и неосторожным путникам, рискнувшим обмануться внешним очарованием.

Мери, отпив терпкого вина, хотела что-то спросить у Эша, но того и след простыл. Впрочем, Березка знала где обнаружит волшебника. Леди огляделась и усмехнулась тому, что поведение магика больше не было для неё загадкой. Обладатель нищенской одежды и самопального, дешевого посоха танцевал среди девушек, улыбаясь каждой из них. Смуглянки оказались не против компании красавца и с радостью приняли его в свои ряды.

— И как у него это получается? — бурчал Лари, грызя виноградную гроздь.

— Что это? — переспросил Меткий, играющийся с листовидным кинжалом.

Лучник то ловко прятал снаряд в рукаве, то пропускал его между длинных, тонких пальцев, заставляя бликовать, отражая свет костра.

— Вот это, — Криволапый ткнул пальцем в сторону Эша, который так близко подошел к самой «горячей» танцовщице, что их руки сами собой переплетались в хитроумных, но явно страстных па.

Мервин, с показной ленцой потягивающий вино, неопределенно помахал рукой в воздухе и толкнул друга в плечо:

— Завидуешь? — спросил щитоносец.

Лари хотел честно ответить, но наткнулся взглядом на Алису. Жрица делала вид что ей глубоко безразличен этот разговор, но нет-нет, а поглядывала в сторону мечника. Криволапый, печально вздохнув, отвел глаза в сторону и буквально набросился на еду.

— Нет, — буркнул Лари, вызывая добрый смех у Тулепса и Мервина.

Мери и Алиса переглянулись и дружно закатили глаза, показывая тем самым что они думают о «мужчинах». Тем не менее эта нехитрая перепалка не мешала путникам пить вино, закусывая его жаренным мясом.

В это время Эш вовсю веселился. Простецкий посох волшебника каким-то чудесным образом приклеился к спине и висел там без видимых взгляду ремешков или иных креплений. В одной руке парень держал кувшин с ромом, к которому частенько приглядывался, а другая рука покоилась на талии танцовщицы. В общем и целом, волшебник давно выпал из реальности, полностью растворяясь в царящей среди Аквелов атмосфере.

— Ваш друг похож на фейре, — прозвучал несколько скрипучий, но все же приятный голос.

Рядом с «Пнями» появилась женщина преклонных лет. Её некогда темные волосы теперь напоминали собой старую сажу — черные, тонкие пряди перемежевались с седыми, почти белыми.

Дама оказалось плотного телосложения, но при этом не казалась некрасивой, напротив, в ней, даже несмотря на года, сохранилось нечто такое, что легко улавливается взглядом, но сложно передается словами. Одета она была в пестроватый сарафан, а на тонком пояске в такт движениям качались различные навесные кармашки — эдакие миниатюрные сумочки.

— А вы…

— Это наша дорогая Ирба, — откликнулся великан Раланд, тоже подошедший к путешественникам.

Глава каравана плюхнулся на огромную подушку, чем чуть не взывал землетрясения локального масштаба. Хэкнув, патриарх залпом осушил внушительных размеров кувшин и открытой ладонью утер взмокшую бороду.

— Очень приятно Ирба, — кивнула Мери. — Позвольте представиться, мы…

— Терниты, — перебила женщина, качнув сухой, морщинистой рукой и с легкой ноткой призрения добавила. — Вас сложно с кем-либо перепутать.

Березка сжала губы, но в словесную перепалку вступать не стала. Все же отряд оказался в положение гостей и не дело злить хозяев. Тем более, когда эти самые хозяева незнамо куда оттащили телегу, полную добра.

— Помолчи Ирба, — рыкнул Раланд. — Что-ты скалишься, как пес на бегущего зайца.

Женщина фыркнула и прислонилась спиной к вбитому в землю столбу, на котором развевался тканевый лоскут, показывая направление и силу ветра.

— Что с глухими разговаривать, — сказала она и прикрыла глаза.

— Вот ведь шельма, — прокряхтел великан и повернулся к гостям. — Вы не обращайте на неё внимания. Ирба порой слишком часто сидит в одиночестве, смотря в свой хрустальный шар и начинает забывать о приличиях.

— Ничего страшного, — Березка немного натянуто улыбнулась.

— Вот и я так думаю! — засмеялся Раланд и жестом попросил себе еще кувшинчик. Даже Мервин, тот еще винохлеб, ошарашенно смотрел на то как мелькают кувшину в руках главы клана, а тот все не пьянеет. — Что ж, давайте тогда о деле?

— Давайте о деле, — согласилась Мери, откладывая в сторону сдобную булочку.

— Как я понял, вам нужно пересечь Эрлд, — взгляд великана тут же потяжелел и из веселого превратился в сугубо деловой.

Фехтовальщица спокойно кивнула. Эрлд — так именовался бурный речной поток, змеившийся среди холмов и полей равнины. В своей самой широкой части, на которую как раз приходился брод река достигала четверти мили в поперечнике. И именно на этом броде она становилась спокойной, а течение больше не норовило унести вас за собой, попутно разбив о острые камни или бесчисленные пороги.

— Уважаемая Березка, — Раланд, не спрашивая имен, по одной лишь эмблеме узнал известных Странников. — Этим вечером вы гости, но на переправе другое дело…

— Мы заплатим сколько требуется, — процедила Мери, чье сердце разрывалось от перспективы очередных трат.

Ни для кого не секрет, что брод по праву принадлежит Аквелам и они берут за проход нерегламентированную плату. Понравился артистам — спросят символическую монету, не понравился — оберут до нитки.

— Вот и славненько, — кивнул гигант, осушая четвертый по счету кувшин.

На этом деловая часть была закончена и Алиса, наконец, смогла задать волнующий её вопрос.

— Сэр Раланд, — довольно робко сказала жрица, но приободрилась, когда увидела добродушную улыбку.

— Да, цветочек?

Леди покраснела, но собралась с духом.

— Вы сказали, что госпожа Ирба владеет хрустальным шаром. И я подумала… ну… может…

— Да, — вновь раздался скрипучий голос. — Я умею видеть будущее. И можешь не сомневаться, рыночным шарлатанкам до меня так же далеко, как тебе до вашего недо-фэйре.

Глаза юной целительницы вспыхнули, и она сходу выпалила:

— А вы не согласитесь погадать нам?

— Алиса! — прикрикнула Мери. — Не думаешь же ты что почтенная Ирба круглые сутки таскает с собой тяжеленный шар?

На этот раз жрица покраснела от неловкости, так как руки ведьмы действительно оказались пусты. Но ведь на то она и ведьма Аквелов… Дама вытянула вперед правую ладонь, поводила над ней левой, как-то мелодично, почти гипнотизирующе звеня браслетами, и вскоре в её руке из воздуха соткался немного мутноватый хрустальный шар. Складывалось такое впечатление, словно в нем застыл утренний туман, или кусочек летнего кучевого облака.

Алиса захлопала в ладоши, тем самым превращаясь из молодой леди в наивную девчонку. Для полноты образа не хватало лишь двух косичек, увенчанных какими-нибудь деревянными игрушками.

Ирба прошла между «Пнями», проведя над каждым своим странным, мерцающим шаром. Мервин, неотрывно следивший за действиями ведьмы, мог поклясться своей бородой, что каждый раз, когда сфера оказывалась над чьей-то головой, туман внутри преображался, принимая форму лица. Впрочем, вряд ли Мочалка когда-нибудь об этом расскажет — он не верил во всякую потустороннюю чушь. Магия — еще ладно. Но вот прозрение будущего это только для сказок и баллад, коим кормятся менестрели.

Завершив круг, ведьма уселась на подушку. Её губы задвигались, но никто не слышал ни звука. В округе не было магиков, знавших тех слов, что срывались с уст старой мошенницы. Алиса, качнув пышными каштановыми кудрями, в очередной раз ощутила свою «бездарность». Раньше жрица могла похвастаться знанием около сотни волшебных слов. А за время похода целительница поняла, что многие знают пусть и меньшее количество, но куда более действенное и полезное.

Ирба все шептала и шептала, сплетая неведомые чары. Ветер усилился; захлопали тканевые лоскуты, оборачиваясь шумом невидимых птиц, спешащих на зов провидицы; пламя костра, прежде заходившееся в яростном, хаотичном плясе, вдруг вытянулось и закрутилось веретеном, становясь похожим на торнадо; пепел и искры больше не разлетались, а преображались, заходясь в танце и принимая облик маленьких, гуманоидных духов.

Наваждение длилось всего пару мгновений и вскоре смолкли хлопки птиц, смирилось пламя костра и исчезли духи.

Глаза ведьмы закатились, обнажая чуть темноватые, словно покрытые мрачной пленкой, белки. Ирба не видела, что происходит на площади и не замечала презрительных смешков Мервина и шиканья Алисы. Разум ведьмы пребывал на туманных полях Фэрлона. Полях, про которые спето не мало песен, в коих упоминалось необыкновенное свойство этих земель.

Мол, там, в предместьях божественных чертогов, стирается прямое русло реки времени и исчезают границы пространства. Мало кто верил в существование Фэрлона, и еще меньшее количество людей и нелюдей бывало в этих чертогах.

Тем не менее, несмотря на скепсис окружающих, Ирба мысленно блуждала по полям Фэрлона. Ясновидящая старалась не заострять внимания на какой-либо детали. Здесь это было строго против правил, и нарушивший подобный наказ рисковал лишиться рассудка и навеки застрять среди изменчивых земель.

Если слишком долго вглядываться в причудливый камень, то вскоре тот обернется птицей, птица рекой, река горой, гора озером, озеро царством, царство человеком. И вереница образов будет бесконечно кружить голову и затягивать в себя, пока разум окончательно не раствориться в землях безвременья.

Ирба же старалась не закрывать глаз, чтобы не пропустить нечто важное, но и не концентрировала внимания. Больше всего она походила на уставшего прохожего, бессмысленно и бездумно плетущегося по мощеному проспекту среди отражений его самого — столь же отрешенных горожан.

Осторожно ступая по мягкой траве, предсказательница наконец нашла то, что искала — маленький ручей, берущий свое начала из… ниоткуда. Он просто начинался в одном месте, а конец его терялся где-то в бесконечности.

Ведьма наклонилась над ручьем и широко распахнула глаза, пытаясь охватить взглядом как можно больше пространства. Сперва ручеек казался шелковой синей ниткой, но чем дольше в него вглядываешься, тем быстрее осознаешь, что от одного «берега» до «другого» пришлось бы плыть столько же, сколько из одного конца в другой — не меньше вечности.

Смутные, таинственные картины врывались в разум Ирбы, а она словно пропускала их сквозь себя, выискивая нужные фрагменты. Наконец взглядом, чувством или интуицией ведьма наткнулась на образ «Бродячих пней». С улыбкой провидица Аквелов потянулась к этому образу, но стоило ей приблизиться к разгадке будущего, как перед Ирбой вспыхнуло яростное пламя.

Огромный столп вырвался из под земли, отбрасывая ведьму в сторону от ручья. Огонь ярился, в безумие своем превращая изменчивая поля Фэрлона в картину какого-то сумасшедшего художника. Ведьма закричала и резко открыла глаза обнаружив, что её поддерживает Раланд, а жрица тернитов на распев читает целительное заклинание. Руки леди светились нежным, голубым светом и боль в глазах и голове постепенно затухала.

— Ирба, что случилось? — в голосе главы клана слышалось беспокойство.

— А это для неё необычно? — удивился Тулепс, полагая что подобные вопли и судороги просто часть представления.

— Впервые вижу, чтобы она… так, — Раланд сделал ударение на последнем слове и повернулся к Ирбе, чье лицо покрыла мелкая испарина.

Ведьма с трудом приняла полу сидячее положение. Её всю колотило, а в голове слышались затихающие удары набатного колокола. Перед глазами все плыло, но женщина четко видела два голубых глаза, неотрывно смотрящих на неё. Красивый юноша, недавно танцевавший у костра, замер, пристально вглядываясь в лицо провидицы. Ирба сглотнула — она догадалась кто стоял в центре круга.

Пепел в своих странствиях узнал многое о безымянном мире, и одно из этих знаний гласило — нельзя увидеть будущее не изменив его при этом. А двенадцатый Мастер никому не мог позволить менять свое будущее. Эш еще немного посверлил взглядом ведьму, а потом с улыбкой вернулся к танцу, обнимая прильнувшую к нему красотку.

— Миледи? — осторожно произнесла Алиса.

Ирба вздрогнула и её взгляд приобрел осмысленность. С неожиданной силой тонкие, хрупкие пальцы схватили запястье жрицы, притянув ту к земле.

— Ваше путешествие, — ведьма шептала так тихо, что слышать её могла лишь Алиса. — Ваше путешествие принесет ужас всем нам. Несчастный Лион восстанет, охваченный местью. Пламя везде — и в небе и в воде… Ужас… всем…

К этому времени подоспели двое акробатов. Они осторожно подняли обессилившую провидицу и обменявшись кивками с Раландом понесли ту к дальним шатрам.

— Что за демоновщина, — сплюнул Мервин.

Никто даже не пытался заткнуть защитника булочкой или пирожком — все оказались слишком шокированы произошедшим. Впрочем, давящую атмосферу развеяла лившаяся ото всюду музыка, а так же смех великана, больше похожий на гулкое, пещерное эхо.

— И бывает же! — гаркнул Раланд. — Пожалуй с предсказаньями на ближайшее время стоит завязать.

— Да уж, — буркнул Лари.

Мечник уже позабыл об инциденте и снова сверлил глазами Эша. Не то чтобы Криволапый завидовал волшебника, имевшего большой успех среди женщин… хотя, чего там — конечно завидовал.

Пир продолжился, и никто так и не подумал спросить у Алисы что же такого напророчила старая Ирба.

На следующее утро.

Эш проснулся не то чтобы со страшной головной болью, но с такой, что юноше пришлось аккуратно выбраться из чужих объятий, не спеша выбраться из шатра танцовщицы, а потом преодолеть по-пластунски около десятка ярдов, добравшись таким образом до стоянки «Пней».

Мери сперва запрещала подруге лечить похмелье загулявшего магика, но все же сменила гнев на милость.

— Алиса, ты просто чудо, — облегченно выдохнул Эш. Он подмигнул целительнице и жестом заправского фокусника вытащил из воздуха небольшой тюльпан. — Держи подарок.

Леди приняла цветок и мигом заправила его в волосы. Волшебник в знак одобрения показал большой палец.

— Хватит вам, — строго произнесла Мери, поправляя ножны с рапирой. — Надо собираться.

Путешественники, приняв во внимание пожелание их командира, еще немного подурачились, а потом все же принялись за сборы. Дольше всех поднимался Лари. Он по обыкновению опоздал и проснулся только тогда, когда Аквелы уже свернули почти все свои шатры.

В итоге Березка чуть не оштрафовала мечника, но её вовремя отвлек подошедший Зейм. Он вел за собой лошадей «Пней». В том числе и Гвидо, бредущего чуть в стороне от мини-табуна, тем самым выказывая свое презрения к слабы «сородичам».

— Полно те, — прошептал Эш, трепля старого друга за гриву и украдкой скармливая ему кусок свежего мяса. — Мы уже почти дошли.

Волко-конь фыркнул, но порыв сдержал и не бросился вскачь на перегонки с птицами и ветром. Волшебник вскочил на коня, затянул узлы банданы и принялся ждать остальных.

— Ваши кони, миледи, — поклонился сын Раланда. Только слепой бы не заметил, как слегка приоткрылись губы фехтовальщицы — ей явно понравился Зейм. — Вымыты, выпасены и напоены. Правда этот, — тут парень кивнул в сторону Гвидо. — Все норовил вместо травы съесть нашего конюха.

— Не обращайте внимания, — отмахнулся Тулепс, взобравшийся на козлы телеги. — Вам еще повезло, что он в хорошем расположении духа. Помню было дело, Мервин чуть не лишился правого полужо…

Договорить лучнику не дали. Правда Меткий, пожевывая пирожок, не сильно переживал по этому поводу. Когда все расселись по седлам, Зейм повел отряд к голове каравана Аквелов. Свернутые шатры уже давно убрали в бесчисленные дилижансы, а все оборудование и большинство стариков и молодых, расселись в телегах, больше похожих на небольшие домики на колесах. В подобных сооружениях даже окна имелись. В общем, будь среди путешественников какой-нибудь Земной историк, он бы назвал подобное деревянным вагончиками, но чего нет, того нет.

Вскоре караван двинулся по направлению к Эрлду. В хвосте плелись те Странники, коих приняли не как гостей. Они пока еще не знали, но их сумы и кошельки весьма облегчали после вчерашнего пиршества.

Истинное искусство воровства заключается не в том, чтобы украсть какую-то безделицу или звонкую монету, а в том, чтобы простофиля не узнал об этом и расстался с вором словно с близким другом. И, видят боги, под светом Ирмарила не было более искусных воров чем бродячие артисты и актеры.

Игнорируя скрип колес, визг рессор и хор голосов, Эш наблюдал за Алисой, что-то внимательно вычитывающей в своей книге. Что бы кто не думал, это была вовсе не простая книга, коих в достаточном количестве имеется в любом букинистическом магазине.

Нет-нет, это была Книга Магика, а значит в ней имелись желтые, потертые страницы укрытые кожаным переплетом с узором в виде пекто-гексо-пента и прочих грамм. Существовала даже примета, что чем пообтрёпанней книга, тем лучше маг.

Обычно на листах пергамента магики, с помощью древних рун, записывали известные им слова. Куда как реже — целые заклинания или формулы. Книги часто воровали, да чего там — подобные записи являлись одним из самых ходовых товаров на черном рынке, так что магики не хотели, чтобы их заклинания попали в чужие руки. Ведь помимо основных умений, именно словесные формулы составляли главную мощь магика.

— Что-то интересное? — улыбнулся Эш, заглядывая через плечо Алисы.

— Брысь, — игриво фыркнула та, прикрывая записи ладошкой. Отряд отрядом, а личные записи для обладателей посохов — это святое.

— Не доверяешь мне?

— Мама учила не верить красивым парням.

— Какой кошмар, — Эш шмыгнул носом и отвернулся. Когда же он вновь повернулся, то на лице волшебника застыла какая-то нелепая гримаса. — А если так?

Алиса честно силилась не рассмеяться, но все же не сдержалась и захлопнув Книгу зашлась в истерике. Волшебник, довольный своей проделкой, чуть сдавил бока Гвидо посылая его дальше. До реки ехать не так долго, а ведь надо еже принести позитив клюющему носом Мервину, стерве-Березке, язвительному Тулепсу и Лари, все целостно поглощенному чтением свитка техник почившего рыцаря.

— Как много дел, — печально вздохнул Эш, прикидывая как лучше разыграть бородача.

Несмотря на проказы, магик то и дело кидал взгляд на Алису, пытавшуюся то ли придумать, то ли познать новое слово. Цветочник не мог сдержать улыбки — когда-то и он был на её месте… Ну не то чтобы и у него все обстояло так же скучно, но нечто подобное все же имелось в биографии самого разыскиваемого преступника всех времен и народов. Впрочем, об этом чуть позже.

К тому моменту как караван подошел к реке, Эш успел выслушать пару нотаций от Мери, выкурить несколько трубок с Мервином, поговорить о политике с Тулепсом и, конечно же, посопеть с Криволапым, который прочно выпал из обеих реальностей. Но вот впереди показалась река, прорезавшая бескрайние зеленые просторы своим синим мерцанием.

Невольно создавалось впечатление, словно рассерженный художник в страстном порыве перечеркнул картину, а потом присмотрелся, понял, что сделал хорошо и оставил холст в покое. Эрлд — бурный, грозный поток, в своем самом мелком и узком месте становился покорным и степенным, не теряя при этом присущей ему величественности и легкой нотки надменности.

Древний, как сами королевства, он будто с немым превосходством глядел на бесчисленных путников, больше похожих на трудолюбивых муравьев. Они все копошились, перебираясь через тело голубого гиганта, а тот пренебрежительно позволял им и дальше пользоваться переправой. Казалось, реке, будь у неё чувства, были безразличны люди и нелюди, с их нелепыми проблемами, ведь впереди Эрлнда ждали Семь Морей — воды полные страстей, крови и тайн.

И именно подобная картина предстала перед глазами волшебника, еще ни разу, не ходившего этим путем. Эш машинально провел пальцами по старому, но все еще крепкому и совсем не ветхому посоху. На душе у парня было неспокойно. Что-то тревожило бывалого бродягу. Нечто странное вызывало у волшебника чувство страха, а, признаться, вряд ли на землях от левого до правого горизонта найдется много вещей, способных напугать одного из Ордена Мастеров.

Гвидо нервно фыркнул и ударил о землю.

— Тише, — прошептал Эш, наклоняясь к ушам верного товарища. — Тише.

Волко-конь, пусть и перестал выказывать нервозность, но дышать стал тяжелее и то и дело поводил своей тяжелой головой будто выискивая опасность.

— Все в порядке? — спросил Тулепс, чья телега поравнялась с притормозившем магиком. — Выглядишь встревоженным.

— Наверно, — немного задумчиво ответил цветочник и добавил. — Слушай, ты не чувствуешь?

— Чувствую… что?

Волшебник вгляделся в спокойное лицо следопыта, потом обвел взглядом всех лошадей и не заметив за теми тревоги успокоился.

— Да так, — чуть натянуто улыбнулся Эш. — Чудится видимо.

— Пары рома все еще туманят? — засмеялся ехавший рядом Мервин и по-дружески хлопнул парня по плечу.

Несмотря на беззлобность и доброту намерений, Эш чуть не вскрикнул от боли и, скривившись, потер ушиб. Это вызвало очередной взрыв смеха и последовавший за этим крик:

— А можно потише?! — это гаркнул Лари.

— Я тут вообще-то читаю! — а это вторила Алиса.

Только благодаря великой силе воли и выдержки, троица снова не рассмеялась. Хотя, возможно, в этом сыграла свою роль и Мери, в чьих глазах буквально светились штрафы и вычеты из доли. Фехтовальщица все не могла забыть о том, что за переправу придется платить.

Так, сдерживая смешки и все же позволяя себе легкую перепалку, отряд в составе каравана добрался таки до переправы. Нет, Эш видел всякое в жизни. Видел порты такие громадные, что иные столицы по сравнению с ними выглядит не больше обычного поселка. Волшебник видел и города столь миниатюрные, что те могли уместиться в ореховой скорлупе, а их жители на кончике хвойной иголки. Эш видел много чего, но никогда он еще не видел, что бы переправа… хранилась в дилижансах и деревянных вагончиках самих Аквелов!

Да-да, бродячие артисты, остановившись у берега, как-то резво, подобно тем самым муравьем, вытащили доски, откопали, в прямом смысле бревна, размотали войлочные и конопляные веревки и всего за полчаса смастерили самый настоящий паром. Конечно получившаяся постройка больше напоминала плот, к которому приторочили невысокий парус и рулевое, но тем не менее на воде действительно стоял паром.

«Пни» спешились и потянули коней на перевязанные бревна, покрытые хоть и на скорую руку, но все же добротно сбитыми досками. Переправляться приходилось в несколько приемов, так как подобная конструкция не могла выдержать едино-моментно почти три сотни пассажиров, не считая клади, повозок и иную копытную, пушистую и перьевую живность. Так что в первую ходку отправили женщин, детей, лошадей и всех Странников. Ну и конечно же несколько Аквелов во главе с Раландом управляли посудиной и смотрели за тем, чтобы никто не «промок».

Эш поднимался на борт последним и стоило ему занести ногу над палубой, как нервно заржал Гвидо, а сильный порыв холодного ветра на мгновение свернул парус, превращая его в образ огромной змеи. Но стоило моргнуть, как огромный лоскут ткани снова обернулся вытянутым прямоугольником.

— С твоим зверем точно все в порядке? — прошипела Мери, буквально затягивая магика наверх.

— Воды не любит, — буркнул Эш.

Когда все собрались на палубе, Раланд дал отмашку и несколько могучих штанга-толкателей, или как там они именуются, с утробным «гэканьем» обхватили толстый, длинный шест и слитным движением оттолкнулись им от дна.

Паром дрогнул, затрещали веревки, натягиваемые разбухающим от воды деревом, но беда миновала, и конструкция выдержала. До другого берега лежало не многим больше двадцати ярдов, что при попутном ветре и спокойном течении не больше часа хода, но Эш неслабо нервничал. Для огненного волшебника, всю жизнь посвятившего яростной, опасной стихии, такая близость к природному антагонисту была непросто неприятным, а опасным событием.

Стоило магику ступить в проточную воду, пусть даже в самый безобидный ручей, как он бы мигом ослаб. Чего уж говорить про величественную реку Эрлд… Если парень окажется за бортом, то от его могущества останется даже меньше, чем «пшик». Фактически Эш станет не сильнее самого желторотого новичка, лишь недавно получившего от наставника свой первый посох.

Впрочем, несмотря на беспокойство волшебника, паром, под аккомпанемент трещавших веревок и паруса, размеренно и чуть неторопливо приближался к противоположному берегу. Эш, зажмурившись, схватился за посох и медленно двигал губами, читая древние молитвы на забытом людьми языке для уже давно умерших богов.

— Что-то он мне не нравится, — вздохнул Мервин, убирая за пазуху свою неизменную расческу.

— Ну так ты ж не из этих, — и Меткий презрительно кивнул в сторону одного из эльфов.

Жеманный, высокий, златоволосый, он являлся олицетворением стереотипного представления об ушастых. Хотя, если быть честным, то именно в этом случае стереотипы не далеко ушли от истины. Впрочем, никто не обратил внимание на реплику лучника, так как всем была хороша известна история Тулепса в которой лесным эльфам отводиться не самая лучшая роль.

— Может морской болезнью мучается, — предположила Березка, с легкой ноткой ехидства смотревшая в сторону страдавшего юноши.

— Злая ты, Березка, злая, — покачал головой Мочалка. — Нет в тебе любви к ближнему и сострадания к страждущим.

— Ты в попы, что ли, записался?

— Никак нет, — хмыкнул защитник. — Просто я хочу донести до ваших черных сердец чуточку света божьего и…

— Ну все понятно, — перебил Лари. Мечник свернул и убрал свиток, поняв, что в такой обстановке тишины и спокойствия не дождешься. — Мервин опять с богословами о вере спорил.

— Да бы их только послушал! — с жаром воскликнул коренастый бородач. Народ закатил глаза — данного рыцаря можно было элем не поить, главное дай софистикой вдоволь насладиться. — Как можно верить в богов в этом мире! Видите этот Эрлд? Видите сколько в нем воды? Вот примерно столько же крови льется каждый день! Куда же смотрят эти демонские боги?

— У всех свои тараканы и скелеты, — пожал плечами Меткий.

— К тому же приметы никто не отменял, — добавила Березка.

— Ну и демон с вами, — отмахнулся Мервин.

Мочалка некоторое время стоял с открытым ртом, потом причмокнул губами и пораженно уставился на Мери.

— А чего ты хотел? — Березка развела руками и подмигнула Алисе. — Если вы, господа, продолжите сквернословить то у нас закончатся не только пирожки и булочки, но и вообще вся снедь.

Мервин, так и не получивший сдобы, страдальчески вздохнул, посмотрел на сжавшегося в комок волшебника и грустно протянул:

— Что может быть хуже…

В этот момент наконец отмер Тулепс и, шумно сглотнув и вытерев пот со лба, ткнул пальцем куда-то в сторону и крикнул:

— Как насчет этого?!

Народ резко обернулся и замер. Эш, приоткрыв на мгновение один глаз, мысленно завернул столь бранную тираду, что услышь её портовой грузчик — обзавидовался бы. Паром натужно застонал, сделал несколько рывков, а потом и вовсе замер. Сколько бы артисты не толкали его шестом, а тот и сдвинуться не желал — словно что-то его удерживало на месте. И это «что-то» стремительно приближалось к людям и нелюдям.

Около двадцати ярдов в высоту, созданное из оживших потоков воды, «что-то» предстало в образе огромной двуглавой змеи. Клыки — маленькие водяные смерчи, но можно не сомневаться, они разрежут латы с неистовостью шахтерного бура. Вместо чешуи — потоки воды, словно вбираемые из реки, текшие, вопреки законам физики, снизу вверх. Огромное водяное создание предстало перед путниками.

— Элементаль! — крикнул кто-то из Странников.

— Нет, — прохрипел Эш, всматриваясь в глазницы, заполненные изумрудным туманом. — Дух. Дух реки Эрлд!

— Не может быть, — говорил все тот же берсеркер, чье лицо украшали синие татуировки нордов. — Духи не действуют по собственной воле.

Эта фраза словно оживила застывших магиков. Кто-то стал читать заклинания, иные применяли особые умения, но все их действия сводились к одному — оборвать связь духа с Призывателем. Вскоре воздух задрожал от магии. В двуглавую змеи полетели серебряные серпы, сотканные из потоков ветра, её обвивали лианы, возникшие из под воды.

Змей дрожал под натиском бурана. Он оглушительно пищал, заставляя людей прижимать руки к ушам, когда на него обрушился очищающий, золотой огонь. Но все было тщетно. Даже после подобного обстрела дух не хотел исчезать.

— Не может быть, — повторил берсерк, сжимая в руках огромный, боевой топор, не лезвиях которого багрянцем сияли волшебные руны.

Змей изогнулся, оглашая окрестности страшным рыком, а потом его левая голова открыла пасть и в сторону парома полетели водяные пули. Если вам кажется, что вода не может пробить тело, то вы никогда не бродили под светом Ирмарила.

Оглушенные путники среагировали слишком поздно и несколько людей и нелюдей вскричало, когда в их телах появились не предусмотренные природой дырки. Некоторые — диаметром с горошину, иные — размером с хорошее яблоко. Доски затрещали, в воздух взлетела щепка, парус мигом превратился в решето и безвольно обвис на вантах.

На мгновение повисла тишина. Народ ошарашенно смотрел на палубу, по которой текли ручьи крови. Вскоре вода вокруг корпуса посудины стала бледно розовой. Первым среагировал Мервин. Он выхватил из повозки щит и выставил перед следующим залпом Крыло Дракона, окутавшее часть палубы мерным мерцанием.

— Щиты! — взревел рыцарь.

Странники опомнились и те, кто мог, действительно схватили щиты, используя самые разнообразные умения. Вскоре над паромом расцвел бутон десятка защитных умений, сплетшихся в единое соцветие. Капли, способные пробить самую крепкую броню, градом посыпались на щит. У некоторых задрожали ноги, затряслись руки, но никто не опустил щит.

Лекари, в том числе и Алиса, пытались спасти раненных, но на всех им не хватало ни сил, ни времени, ни пространства. Женщины и дети кричали и плакали, старики пытались помочь, но только мешались под ногами, скот и вовсе бесновался, пытаясь вырваться из цепкой хватки кожаных ремней.

Некоторым это удавалось и тогда они прыгали вниз, где их с радостью забирала река, утягивая на самое дно. После того как дрогнул первый защитник, ослабив оборону, на палубе лежало чуть больше десятка трупов. Трое ребятишек, две женщины, видимо хотевших прикрыть отпрысков своим телом и семеро тернитов.

Приключенцы не могли поверить своим глазам. Они оказались совсем не готовы к тому, что смерть и опасность будет поджидать их на спокойной переправе, где властвуют Аквелы. Многие, не выдержав удара судьбы, поддались ярости. Схватив оружие, они обрушил на духа настоящий артиллерийский залп. Но что для Эрлда стрелы, пули и магические заряды… Залп прошел сквозь тело олицетворения реки, не причинив тому ни малейшего урона.

— … Seum. Rasto. Urgaberi. Urculum! — Эш закончил шептать двадцать два слова, сплетшиеся в могущественное заклинание.

Волшебник ударил посохом о палубу и паром содрогнулся от мощи, призванной на службу магику. По воде прошла волна энергии, на миг обращая неспокойные воды в зеркальную гладь, а следом из под посоха стали вылетать черные, огромные вороны. Оглашая окрестности могильным карканьем, они растянули дымчатую сеть, более крепкую, нежели цепи, которыми боги оплели Темных. Птицы ринулись на своего врага и змей замедлился, когда его прочно сковало заклинание.

Волшебник покачнулся и резким движением вытер кровь, забившую из носа. Нет, Пепел не был магом, и для него заклинания оставались самой сложной частью ремесла. Чары Адских Воронов — великое заклинание, но оно бы не стребовало с мастера-мага таких усилий, какие затратил волшебник.

— Как ты? — спросила Мери, поддерживая Эша, норовившего свалиться на месте.

— Нормально, — с бравадой в голосе ответил магик.

— Я не об этом. Как ты сотворил… это?!

Фехтовальщица указала в сторону змея, бившегося с чарами. Пока еще они прочно удерживали его, не давая воспользоваться силой, но кто знает, когда мощь первозданной стихии превзойдет силу человеческого магика.

— Старый артефакт, — соврал Эш, протягивая леди горстку пепла. — Жаль побрякушку.

У Березки не было времени на тщательный анализ. Видимо именно поэтому она кивнула, рывком подняла соратника на ноги и принялась делать то, что у неё лучше всего получалось — лидер «Бродячих пней» взяла на себя командование.

— Рыцари и защитники! — закричала воительница, обнажив зазубренную рапиру. — Не опускать щиты! Жрецы — помогите раненным! Магикам готовить самые убойные заклинания, на которые вы только способны! Всем остальным — бейте тварь всем, чем сможете дотянуться, нам необходимо замедлить её!

Сперва никто и пальцем не пошевелил, но едва ли отзвучал всего один удар сердца, как народ ринулся исполнять приказ. Мери, когда это было необходимо, умела источать такую властность, подкрепленную изрядной харизмой, что не находилось дурака, осмелившегося бы оспорить её повеление. Не даром леди стала командиром одного из самых известных отрядов, который многие гильдии хотели бы видеть в своих рядах.

Пока на плоту кипела муравьиная суета, змей собирался с силами. Словно сама река решила воспротивиться чарам волшебника. Видя, что вороны уже почти сгинули под натиском духа, Эш достал из-за пазухи деревянные четки и принялся читать охранные Слова. Теперь все зависело от скорости Пепла…

Змей рыкнул в последний раз и вороны, крича, исчезли в синей вспышке. В этот самый момент сила, вложенная в чары, понеслась обратно к хозяину, правда в этот раз она оказалась враждебной. У всех связующих заклинаний имелся один существенный минус — стоило проклятому их разрушить и в тот же миг заклинателя настигал откат — ответный удар собственной силой.

Пепел встряхнул четками, выставив их перед волной энергии, но то ли магик оказался слишком медлителен, то ли к силе чар прибавилась мощь духа. Эша словно тараном ударило в грудь и парень взмыл в воздух. Пролетев около девяти футов, юноша с силой врезался в мачту. Изо рта, вместе с кровью, вырвался хрип.

Алиса, увидев раненного товарища, хотела было броситься к нему, но не могла оставить без поддержки Мервина. Мочалка оказался самым сильным рыцарем из присутствующих и именно его щит удерживал возобновившейся натиск водяной змеи. Покинь его жрица, и кто знает сколь кровавую жатву соберет оживший Эрлнд. Леди, прикусив губу, так и не сдвинулась с места, резко отвернувшись от раненного магика. Она не могла…

Эш упал на колени и снова схаркнул кровью. Впрочем, в этот момент его больше волновала выпавшая из глаза линза, а не кровь. Цветочник, не обращая внимания на раны, как физические, так и магические, нашарил пленочку и умело, всего одним движением, накрыл ею карий глаз.

— Силен, — прокряхтел волшебник.

Гвидо тоже не отставал от своих двуногих соратников. Волко-конь рычал на скот и бил ногой о палубу, пытаясь хоть как-то утихомирить обезумивших от страха зверей. Признаться, от части ему это удавалось.

Волшебник убрал четки и двумя руками обхватил посох. По легендам, каждый камень, каждая травинка, каждый листок имел своего духа, свою душу. Чем больше, чем величественнее объект, тем сильнее его душа. Говорят, духи таких гигантов как река Эрлнд, горы Резаликс, или, к примеру, Лес Теней, обладали невероятной мощью. Многие шаманы называли их полубогами, и чтобы сравниться с настоящими богами, им не хватало лишь разума. Голая сила, ведомая яростью стихий и материй, вот кем являлись духи. И видимо что-то серьезно разозлило Эрлд, если он решил погубить паром.

Змей вновь издал пронзительный писк, и его правая голова устремилась в выпаде. Рыцари закричали, когда водяной поток толщиной со столетний дуб ударился о щиты. Многим этого хватило, чтобы без сил свалиться на промокший от воды и крови настил. Мерцающая сфера, окутывавшая паром, обзавелась прорехами, куда тут же устремились капли-пули.

Нескольким магикам, вместо подготовки удара, пришлось включиться в защиту, подняв волшебные щиты. Между людьми и нелюдьми сновали мечники и прочие работники «меча, кинжала и топора», как никогда ощущавшие собственную беспомощность. Все что они могли сделать в этой ситуации, это не мешать остальным. Впрочем, среди них был и тот, кто не мог смириться со своей слабостью.

— Эш, — Лари подорвался к магику и помог тому подняться. — У меня есть план, дружище. Нам нужно выиграть немного времени и тогда я смогу свалить его.

Вокруг падали водяные пули, кромсая древесину и плоть, а посреди этого хаос стояли мечник и волшебник.

— Не глупи, — покачал головой Пепел. — Поющий удар тебе не осилить.

— Значит у тебя есть идея получше? — и не дождавшись ответа, Криволапый добавил. — Так и думал.

— Да даже если так. Эта техника не свалит духа.

— Не свалит, — согласился мечник. — Но на долю секунды отделит от реки и тогда магики ударят.

Цветочник некоторое время сверлил глазами приятеля, пока тот не выложил последний козырь:

— Мери согласилась, да и другого шанса у нас нет.

— Отрыжка демона, — выругался Эш и выпрямился. — Если ты помрешь, я найду некроманта, заставлю его воскресить тебя, а потом самолично убью.

— Ого, — протянул Лари и подмигнул. — Я и не догадывался что так дорог тебе.

— И не догадывайся дальше. Но у принцессы больше шансов выжить, если ради её спасения будут трудиться шестеро, а не пятеро.

Судя по выражению лица Лари, он не подумал о дочери короля, а его сдержанный кивок лишь убедил магика в том, что некоторые авантюристы не слишком любят размышлять о последствиях.

Криволапый обнажил клинки, принял особую боевую стойку и прикрыл глаза. Вокруг него стала сгущаться энергия, алыми вихрями она кружила у ног, поднимаясь все выше и выше, пока наконец не начала впитываться в клинки.

Пепел отпрянул в сторону, стараясь даже не смотреть на эти завихрения. Великого волшебника могла поразить не только «большая вода», но и те силы, которыми орудовал сир Арлун и которыми начал овладевать Лари. Сила мастеров-мечников, энергия воли — противовес магической энергии.

Пепел мог попробовать воплотить синее пламя и сразить с его помощью с полубогом, но тогда никакая ложь не спасет его от расспросов «Пней». Нет, самый разыскиваемый преступник не мог позволить себе такую роскошь как публичность. Так что, несмотря на всю свою силу, Эш присоединился к остальным магикам и наравне с ними стал собирать энергию для совместной атаки.

Дух все бесновался. Он кричал и осыпал щиты градом поистине ужасающих ударов. Цветочник внимательно следил за происходящем одним из первых среагировал на произошедшее. Крайняя правая часть парома, где крепилось рулевое, разве что не взорвалась мелким щепом, когда сквозь щиты пробилась очередная капля-пуля. Заряд с легкостью рассек войлочные веревки и вся конструкция задрожала. Наконец-то дело нашлось и для мечников.

Словно единый организм они бросились на помощь тем, кто оказался в зоне поражение. Игнорируя боль в руках, Странники вместе схватили хлеставшие по телу веревки, удерживая паром на плаву и не позволяя бревнам разойтись и всех погубить. Некоторые из Аквелов упали в воду, и им всем тут же помогли забраться обратно. Всем, кроме мальчика, стоявшего ближе всего к краю, когда прогремел «взрыв». Ребенка унесло за несколько ярдов от борта, бросив прямо в центр обезумевшей стихии.

— Человек за бортом! — прогремел бас Раланда, единолично скручивавшего веревками несколько громадных бревен. На могучих руках гиганта канатами вздулись жилы, а лицо покраснело от натуги.

Всего мгновение терниты смотрели на захлебывающегося парнишку, отчаянно бьющего руками по воде в попытке преодолеть силу течения. Всего мгновение, а потом они как ни в чем не бывало вернулись к своей работе.

Эш скрипнул зубами и наткнулся взглядом на Мери. Та лишь покачала головой и кивнула в сторону беснующегося духа. Никто и не подумает бесплатно спасать ребенка-эрнита, никто…

Цветочник закинул посох за спину и ласточкой сиганул в реку. Стоило только водам сомкнуться над его головой, как Эш ощутил себя словно запертым в гранитный гроб. Пепел медленно погружался на дно, ощущая, как магия покидает его, как жадная стихия поглощает все силы огненного волшебника. Впервые за долгое время Эш почувствовал себя абсолютно беспомощным. Все было совсем как в тот день…

9й день месяца Афир, 312й год, гора Мок-Пу, Восточный предел.

Сегодня в одном из павильонов монастыря, несмотря на холода, присущие последнему месяцу в году, собралось немало послушников. Эш увидел среди зрителей и юных Чена и Хипа, с которыми они на прошлой неделе вместе подожгли бороду брату Феню, насыпали снега за шиворот повару Чифу, закидали снежками сестру Нань, и… В общем, не даром банду детей, куда каким-то неведомым образом затесался бывший генерал, считали в монастыре главными проказниками.

Так же на своеобразное выступление пришли посмотреть и сестры Сень и Мень — близняшки, игравшие удивительную музыку. Причем исполняли они её при помощи обычной бамбуковой флейты и какой-то странной, изогнутой доски, на которой струн было не счесть. Ноты получались резкими, высокими, но не теряли завораживающей мелодичности.

Здесь стоял и брат Джинджинг — тот самый монах, приведший Эша на затерянную гору. За прошедшее время они стали друзьями и сейчас Джиг, как его прозвал волшебник, взглядами подбадривал товарища.

Да чего там — можно долго перечислять присутствующих, собравшихся в зале мудрости. Но раз уж я сказал несколько слов о зрителях, то нельзя не упоминуть и сам зал. Огромный, просторный, он мог вместить в себя все население монастыря, но обычно пустовал. Сюда приходили лишь те братья и сестры, что искали совета у бога мудрости Ляо-Феня.

Собственно, вон его статуя — застыла в самом конце. На лице мудреца отразилась задумчивость; правая рука теперь вечно будет подпирать подбородок, а левая застыла над шахматной доской, все не решаясь сдвинуть какую-нибудь из фигур.

Напротив бога в позе лотоса сидел «обычный» монах — мудрец Джианю. По легенде его разум был настолько светел, что Ляо-Фень спускался из своих чертогов, чтобы сыграть с монахом партийку другую. Но однажды Джианю поставил бога в тупик и тот, чтобы иметь возможность обдумать ответ, обратил монаха в камень и пообещал снять чары тогда, когда придумает достойный ход. Что ж, видимо позиция оказалась действительно сложной, потому как монастырю вот уже почти одиннадцать тысяч лет, а статуя брата Джианю все так же сохраняет неподвижность.

Наконец настоятель Линг взмахнул рукой и действие началось. Вооружившись самодельным, плохеньким посохом, Эш стал произносить слова.

Он заставил ленты танцевать змеиные танцы, камни летать наравне с птицами, превратил воздух в воду, воду в камень, а камень в лучик солнца. Юноша соткал небольшое облачко, посадил на него кусочек ночи и создал на руке свет звезды. Волшебник достал из кармана детский смех и зажег с его помощью водяной факел. Магик выслушал рассказ ветра о его путешествиях и превратил мраморную статую в осенний листок. Юноша призвал с кухни сковородки, чем вызывал неудовольствие повара, а сковородки-то, не обращая внимания на бурчания хозяина, стали танцевать, отплясывая так лихо, что многие братья захлопали.

Эш, улыбнувшись, встряхнул свободной рукой и ускорил темп. Он произносил сотни слов, меняя законы мироздания и давая жизнь невозможному. Если честно, действо длилось не так уж и долго — всего-то два дня. И за все это время Эшу не позволялось ни пить, ни есть, ни сходить до ветру. Ночью, чтобы магик не спал, а олицетворял волшебные слова, за ним посменно следили братья Кикианг и Кингшенг — двое старших учеников, приблизившихся к вершине мастерства искусства монастыря Мок-Пу.

И вот, на третий день, белокожий юноша произнес последнюю формулу и вновь собравшихся зрителей (ну не удумали ли же вы, что послушники наравне с волшебником дневали и ночевали в зале мудрости) оглушил гонг — Эш заслужил звание Мастера Тысячи Слов, одного из нескольких, живущих на безымянной планете.

Послышались хлопки, а обессилевшего, но счастливого магика в буквальном смысле подхватили на руки и стали поздравлять. Что ж, этот момент, когда вокруг сияли десятки искренних, душевных улыбок, навсегда останется в памяти волшебника.

Вечер того же дня.

Сумерки опускались на Восточный предел. На западе среди гор и облаков пряталось уставшее солнце, а на востоке расцветали красавицы звезды. Их холодный свет, вкупе с морозным воздухом, заставлял Эша туже кутаться в одежды, жалея о том, что в монастыре не приняты плащи. Признаться, сейчас бы они помогли.

Шмыгая носом, юноша сидел на камне, где провел многие дни и ночи, постигая, как бы это глупо ни звучало, тайны мироздания — кроме этого, парню просто нечем было себя занять при монастыре. Сперва он хотел наравне с послушниками постигать искусство, но после нескольких болезненных ночей в лекарской келье понял, что это не для него. Связки и мышцы юноши оказались не приспособлены для тех изуверств, которые монахи называли формами какого-то там Тун-Чи или Туп-Чи.

После юноша попросился на подсобные работы, но метла все норовила выпасть из рук магика и разбросать пыль еще больше; кастрюли на кухне то и дело покрывались черной гарью, а еда получалась либо пересоленной, либо недожаренной, да и вообще — несъедобной. Конечно парень не отчаивался и искал себе другое занятие, но за чтобы бывший баронет не брался — все валилось у него из рук, ломалось, портилось или просто терялось.

Самым же обидным для юноши стало то, что никто из монахов его не винил. Ладно бы если они кричали или ругали за безрукость, но никто слова дурного не сказал. Все помогали как могли и постоянно говорили, что Эш просто еще не нашел «своего пути», чтобы это, черт возьми, не значило.

Вот таким образом Эш и дошел до того, что стал заниматься тем, что у него лучше всего получалось, но чего парень просто терпеть не мог — бывший генерал стал учиться. Сидя на камне, свесившимся над бездонной пропастью, волшебник слушал мир, если так, конечно, можно выразиться. В конце концов именно так, по мнению дворцовых наставников, можно быстрее всего узнать тайный смысл многих слов. Оказалось, что наставники не за доброе слово получали огромные зарплаты и дело свое знали. Эш действительно постиг десятки, сотни формул, немыслимо расширивших границы его возможностей.

— Вечереет, — произнес Джиг.

Имелась у него такая привычка — говорить об очевидном. Многих она раздражала, но Эша только веселила.

— И правда, — сказал волшебник, будто удивился.

Джиг достал из складок одежд две длинные трубки, забитые особым табаком и протянул одну другу.

— Сам резал? — спросил юноша, вдыхая ароматный, нежный дым.

— Порой надо чем-то занять руки, когда неспокоен разум.

— И что же беспокоит твой разум?

В воздухе танцевали маленькие люди, чьи платья и тела состояли из завитков дыма. Если что и полюбилось Эшу в дворцовой жизни, так это балы. О, какие умопомрачительные, невозможно изысканные и головокружительные балы гремели по дворцам Мистрита. Жаль — Эшу уже никогда их не посетить.

— Ты, мой новый друг, — ответил Джинджинг, выдыхая колечко дыма и заключая в него одну из танцующих пар.

— Не стоит, — улыбнулся парень, наблюдая за тем, как человечки пытаются выбраться из ловушки.

— И все же позволь мне побеспокоится.

Волшебник пожал плечами, продолжая качать ногами на такой высоте, от которой у непривычного человека голова станцует вальс.

— Мне не понятно твое желание стать монахом.

Эш не ответил, он продолжил курить, наслаждаясь редким, душистым табаком, который не сыщешь ни в одном другой краю.

Джиг, видя, что магик молчит, продолжил:

— Если ты примешь постриг в монахи, вся твои сила как волшебника исчезнет! Ради чего ты просиживал на этом клятом камне, если собираешься от всего отказаться?!

Юноша улыбнулся. Ему было демонски приятно, что хоть кто-то в этом мире искренне заботиться о нем. А он, в свою очередь, как мог заботился о послушниках. Ну разве что слишком активно проказничал вместе с детьми, но такой уж характер. Да и проказы, по большому счету, оставались невинными проделками.

— Скажи мне, мой мудрый друг-монах, как часто ты делал в своей жизни то, что хотел?

Джинджинг задумался. Эш понимал, что его собеседник хочет ответить избитой мудростью, на вроде — «иногда я делаю то, что хочу, а обычно то, что должен». Впрочем, монах пересилил себя и ответил правду.

— Бывают дела отвечающие моим желанием, бывают те, которые проистекают из моих обязанностей.

— Как всегда — мудрено завернул, дружище.

— У достойного мужа остры должны быть три вещи — разум, меч и слог.

— Да-да, — Эш неопределенно помахал рукой — будто отгонял назойливую муху. — Я знаю заповеди Ляо-Фень.

— Впрочем, мне кажется я не так понял твой вопрос, — монах вытряхнул из горловины выгоревший табак и забил новый. — Я не смогу ответить тебе, как поступаю чаще — как хочу или как должен.

— А я смог бы, — вздохнул Эш.

Волшебник прикрыл глаза, вслушиваясь в крик горного орла. Король неба летал за десятки лиг от монастыря, но его голос хорошо слышно даже с такого расстояния. Живое олицетворение власти и непокорности, и в то же время — одиночества, ведь никто другой не летает так же высоко как эта красивая, опасная птица.

— Поэтому и хочу получить эти ваши бусы.

— Хьянгшоу, — поправил Джиг.

— Ну да, — кивнул парень, не рисковавший ломать язык о такую звуковую конструкцию.

Монах замолчал, и друзья еще некоторое время сидели в тишине, наслаждаясь табаком и горными пейзажами. Пожалуй, я мог бы вам описать красоты и просторы Восточного предела, но если вы никогда в нем не бывали, то уже не сможете больше с трепетом смотреть на любые другие горы. Так что просто поверьте мне на слово — нет в мире более прекрасного и величественного заката, чем в монастыре Мок-Пу.

— Настоятель ждет тебя, — сказал Джиг.

Эщ кивнул и покинул товарища. Волшебник поднялся по хитрому лазу и оказался во дворе храма. Здесь, на мощеной площадке, обычно проходили тренировки учеников. Вот, к примеру, стоит древо «Вечно-цвет», чье название как нельзя лучше описывало суть растения. Невысокое, похоже на банальную плакучую иву, оно отличалось от неё белыми листками, кружившими вокруг ствола круглый год. Все триста шестьдесят пять дней это дерево радовало глаз бурным цветением и порой кружило голову таинственным, сладковатым ароматом.

Волшебник улыбнулся. Он десятки раз наблюдал за тем, как старшие ученики двигались среди бурана из листьев так, будто те были не безобидными цветами, а острыми кинжалами. Наивысшем уровнем мастерства было дойти до ствола, не оставив на одежде ни единого белого пятна.

Дерево то, конечно, прекрасное, но вот стоит коснуться его цветка, как мигом обзаведёшься пятном цвета птичьего помета. Не самая приятная расцветка…

А там, за углом, стояла огромная, металлическая ванна, выполненная в виде полусферы диаметром в шесть футов. Для занятий молодых, её наполняли водой, а затем просили ребятишек встать на бортик.

Те, кто половчее — держались около секунды, пока не нарушали равновесие и не падали в воду. Более сведущие в искусстве обходились без воды и при падении проводили ночь в лечебной келье. Самые же умелые не нуждались в келье, потому как могли стоять на бортике, опираясь лишь на большой палец правой ноги.

Эш шел к центральному павильону, минуя десятки, сотни приспособлений для самых невероятных и даже ужасных упражнений. С каждым новым шагом, магику становилось немного тоскливо. Судьба явно смеялась над красивым пареньком. Юноша терпеть не мог учиться, но мечтал бы обучиться искусство монахов с горы. Но, увы, ему не было суждено даже приблизиться к таинству, не то что стать одним из учеников.

Отогнав пустые мысли, Эш распахнул двери павильона и вошел в зал. Голова мигом затуманилась под действием ароматических палочек воткнутых, казалось бы, всюду куда их вообще можно воткнуть. Под потолком кружилось облако дыма с запахом сандала и вишни.

— Шифу, — Эш вложил кулак в ладонь и низко поклонился.

— Проходи, — ответил старик, сидевший в своей привычной позе, от которой у парня неприятно заныло в паху. На такое связки магика не были рассчитаны.

Волшебник закрыл за собой тяжелые створки и уселся на подушку, оставленную здесь специально для него. Эшу никогда не нравилось это место. Вовсе не из-за смога, не дающего трезво мыслить и даже видеть, а потому как над тобой нависали десятки статуй Ляо-Феня, будто смотрящего в твою душу.

Золотые, бронзовые, каменные и даже железные, они занимали каждый сантиметр свободного пространства, а в торце стояла самая большая — стеклянная. Высотой почти в двадцать футов, она подпирала головой деревянный свод, а днем пускала мириады солнечных зайчиков, чем веселила детей.

Эшу когда-то было интересно почему же самая большая оказалась выполнена из такого хрупкого материала как стекло. Ответ оказался весьма прост — символизм и заповеди бога-мудреца. По словам Ляо-Фень, чем «больше» человек, тем он слабее, потому как ему нужно слишком о многом заботиться, испытывать страхи за свое благополучие и благосостояние.

Самые же опасные — «маленькие» люди, которые пойдут на все что угодно, потому как терять им нечего. Тогда Эш сразу понял, почему миниатюрные статуи Ляо-Феня отливали закаленной сталью.

— Ты все же не отступишься, — несмотря на фразу, в голосе старика не звучало ни намека на вопрос.

Волшебник, отложив в сторону самодельный посох, кивнул и положил ладони на колени.

— Позволь мне спросить, белый человек, что ты ищешь в этом монастыре?

— Покой, — выпалил парень, не задумываясь ни секунды.

— Покой, — протянул старик, поглаживая свою длинную, тонкую, почти прозрачную бороду. Несмотря на возраст, руки наставника были тверды и совсем не тряслись. — Но заслуживаешь ли ты его…

— Настоятель, — волшебник поклонился так низко, что лбом почти коснулся холодного пола. — Я знаю, что совершил много плохого, но я действовал не по своей во…

— Опять отговорки, — проскрипел Линг. — Послушай меня волшебник, а потом ответь на вопрос. Если по горной тропе пойдет путник, которого убьет свалившийся камень, сбитый порывом ветра, то кто будет виноват? Путник, неверно выбравший тропу, камень ведомый энергией ветра или сам ветер, так неудачно подувший.

Перед тем как ответить, Эш размышлял всего мгновение:

— Ветер, шифу Линг, — ответил юноша.

— Почему же? — удивился наставник. — Ведь ветер дул на всю гору, а упал лишь один камень, получается, что виноват именно он.

— Но в таком случае, в ранении человека оказывается виноват нож, а не рука, державшая его!

— Хех, — Эш дернулся как удара кнута — смех у старика звучал как поломанная трещотка. — Но почему же вы не вините самого человека? Не вините его за оплошность и наивность, позволившую чужой руке ранить его ножом?

— Потому что это глупо.

— Глупо искать причину бед в самом себе, когда проще обвинить других?

Магик чуть было не вспылил, но осекся, осознавая смысл услышанных слов. Волшебник, будто выброшенная на берег рыба, беззвучно открывал и закрывал рот. Сколько бы он ни думал, а достойного ответа найти не мог.

Другой бы на его месте обвинил судьбу, богов или прочую ерунду, но в подобные вещи бывший генерал не верил. Он видел слишком многое в своей короткой жизни, чтобы понимать, что если существует такое понятие как «судьба», то в ней уж точно не прописаны те самые «маленькие» люди. А если живы боги, то им глубоко плевать на возню у подножия их трона.

— Так кто же виноват — путник, камень или ветер?

— Я… я… — и впервые Эш произнес эти три слова. — Я не знаю.

— Запомни эти слова, Мастер Тысячи Слов. Запомни, и никогда не забывай, что тебе ведомо далеко не все об этом мире и порой то, что может казаться правильным и простым, становиться таковым лишь из-за невежества и незнания.

— Да, шифу, — вновь поклонился юноша.

— Что же до твоей просьбы, — сердце волшебника забилось с немыслимой скоростью. Кровь так сильно стучала в висках, что практически оглушала. Эш, так и не разогнув спины, на деялся лишь на одно — его примут и не прогонят из стен монастыря. — Я не могу её выполнить.

— Но шифу! — воскликнул парень, сверкая глазами, в которых загоралось пламя пожара. — Разве я не выучил все шестьдесят три заповеди Ляо-Фень? Разве не доказал искренность своих намерений? Разве не поклялся собственным именем не причинять вреда невинным?!

— Все так, волшебник, все так, — кивнул настоятель. — И все же, увы, путь монаха — не твой путь.

— Да с чего вы это взяли?! — несмотря на гнев, в горле юноши застрял ком. — Откуда вам знать каков мой путь?!

Он представил, как ему придется покинуть гору, оставить позади разговоры с братом Джигом и музыку сестер и сейчас слышимую с улицы. Представил, как будет бродить по земле, не зная где и когда его подстерегут охочие до награды головорезы. Без дома, без семьи… Ком все нарастал.

— Мне это действительно неведомо, — голос мастера Линга оставался все таким же тихим и спокойным. — Но мудрость Ляо-Фень позволила мне прозреть суть. Брат Эш, боги прокляли тебя за то зло, что твои руки принесли на земли королевства Арабаст.

Магик дернулся и скривился — опять притчи о богах и их проклятьях.

— В таком случае, — юноша часто заморгал, пытаясь сдержать предательскую резь в глазах. — Зачем же вы отправили Джинджинга на поиски? Почему именно его, когда любой другой убил бы меня не задумываясь!

Старик легко, словно и вовсе взлетел, поднялся на ноги и подошел к волшебнику. Старая, морщинистая рука необычайно крепко сжала плечо бывшего генерала, чье сердце в данный момент трепыхалось подобно плененной птице.

— Однажды, когда будешь готов, ты найдешь ответ на этот вопрос. А сейчас послушай меня, Мастер Тысячи. Никогда у тебя не будет ни дома, ни края, куда бы ты смог вернуться. Судьба будет вечно гнать тебя, подобно безвольному перекати полю, и всюду, куда бы не ступила твоя нога, расцветут алые цветки пожаров и черные бутоны смертельных бед. Боги прокляли тебя стать орудием в их руках и нести беду туда, где она должна произойти по Их плану. В вечности ты проклят быть левой рукой богов. Но все это потом, а сейчас же давай насладимся последней нотой сестер. Боюсь, по их музыке я буду скучать больше всего…

Эш прикрыв глаза, силился не дать волю кому в горле. Он не мог поверить в то, что совсем скоро придется расстаться с монастырем Мок-Пу; не мог поверить в то, что настоятель Линг так спокойно рассуждал о страшном проклятье, пусть даже сам магик в него и не верил. Он знал, что Чернокнижник может наложить смертельный малефеций, знал, что любой иной может произнести несколько слов, олицетворяя пагубные чары, но вот боги…

Нет, юноша просто не хотел верить в это, не хотел признавать себя беспомощным и обреченным на судьбу опавшего осеннего листка, гонимого своевольным ветром.

А на улице действительно звучала песня без слов. Эш еще не слышал этой композиции и ждал, когда флейта выдаст последнюю ноту, чтобы завершить тихую, лиричную музыку. Что ж, если честно, волшебнику придется ждать этой ноты еще долгие, долгие годы. Порой магик будет просыпаться по ночам, утирая пот со лба и прогоняя страшные сны, в которой музыка то и дело обрывается страшным свистом и глухим хрипом.

Вместо мелодичного шепота флейта выдала страшный визг. Спустя меньше чем мгновение, стену павильона пробил черный наконечник, с которого на пол закапала кровь. Эш, захваченный инстинктами, развитыми в пылу десятка страшных битв, резко вскочил на ноги поднимая посох. Старик Линг все так же сохранял абсолютное спокойствие.

Тяжелые, огромные двери затрещали и взорвались, впуская внутрь огненный смерч вслед за котором появились черные фигуры, чьи изорванные плащи колыхались на ветру подобно крыльям ночных демонов.

Впереди же шефствовал высокий человек. Его тяжелые латы сотрясали стены металлическим эхом, а вытянутая вперед рука говорила о том, что с определением «человек» можно было и промахнуться. Четырехпалая, покрытая чешуей и увенчанная желтыми когтями, она мало чем напоминала обычную ладонь.

Капюшон надежно скрывал лицо интервента, но каким-то неведомым образом волшебник все же встретился с ним взглядом. Пусть существо и стало необычно высоко; пусть от его силы дрожали стены и громким визгом в паль разлетелся стеклянный Ляо-фень; пусть огонь, словно преданный пес, следовал за убийцей, а глаза сверкали золотом и вытянутым, черным зрачком. Пусть он не был похож ни на одно создание, виденное волшебником за всю его жизнь, но в этот момент Эш был уверен как никогда.

— Рэккер, — прохрипел магик, чья глаза вспыхнули багрянцем.

Фигура вздрогнула, а затем когтистая лапа резко сдернула капюшон, обнажая ужасную морду. Зеленая, чешуйчатая, она являлась помесью человеческого лика и змеиной башки — столь же вытянутая и украшенная двумя прорезями вместо носа. От левого виска и до правой скулы, пересекая правый глаз и переносицу, тянулись три шрама, оставленных острым гребнем во время осады Задастра. Внезапно раздвоенный язык вырвался из клыкастой пасти, вызывая приступ омерзения у наблюдавших эту картину.

— Генерал! — прошипел бывший лейтенант Смрадного Легиона. — Вот и с-с-свидилис-с-сь.

— Убийца, — прорычал Эш, вокруг которого начала сгущаться неведомая энергия.

Застонал камень под ногами, стальные статуи бога покрылись трещинами, а в воздухе то и дело вспыхивали огоньки пламени — кислород, под действием пламенной ярости сгорал, окружая магика огненным ореолом.

Рэккер, представший в образе огромной ящерицы, засмеялся и волшебник вновь вздрогнул. И раньше в смехе этого маньяка ни звучал не намека на человечность, но сейчас… сейчас Мастер Тысячи уверился в том, что видит перед собой монстра, исторгнутого самыми черными глубинами бездны. Даже демоны не были так омерзительно-пугающе, как эта тварь, чей закованный в латы хвост скользил по полу, подобно живой змее.

— И это мне говорит с-с-сам Пепел? — оскалилось чудовище. — Тот, ч-ш-чьи руки по локоть в крови мирных ж-ш-шителей Арабаста и чье имя предано забвению?! Да по с-с-сравнению с-с-с тобой я невинное дитя.

На этот раз вместе с рептилией засмеялась и его хунта. На пол упали тяжелые цепы, скрипнули луки, засверкало свечение, окутывающее тяжелые клинки. На топорах и шипах засияли руны, на кинжалах отчетливо проглядывалась водянистая, ядовитая смазка.

Волшебник приготовился к схватке, но Рэккер взмахнул рукой, и банда мигом успокоилась.

— Я с-с-сам, — прошипел он и повернулся к бывшему командиру. — Пос-с-смотри на меня, генерал. Пос-с-смотри!

И юноша посмотрел. Не глазами, а энергий, собранной им за это время. И то что увидел магик не могло не пугать. В груди рептилии сиял белый огонь, такой яркий и такой мощный, что Эш невольно зажмурился и отшатнулся.

— Ты поглотил её, — произнес магик. — Поглотил Драконью Эссенцию.

— Да! — рявкнула тварь. — Я с-с-сделал то, на ч-ш-что у тебя не х-с-хватило духу! Глупец, я не предус-с-смотрел, ч-ш-что она с-с-со мной с-с-сделает! Но я наш-ш-шел вы-х-с-ход. С-с-скоро я обрету ис-с-стинную мос-щ-…

Договорить рептилия не смогла. Эш, чья ярость своим огнем могла затмить свет Ирмарила, собрал накопленную энергию и ударил посохом о землю, рукой прикрывая молчавшего все это время настоятеля. Из пола, навстречу убийцам, устремился огромный, ревущий поток пламени. Высотой двадцать футов, он обжигал далекий свод; шириной в сорок, он оставлял подпалины на стенах. Огненный вал, способный испарить небольшой пруд, ударился о выставленную когтистую лапу. Ударился и с хлопком исчез, будто и не было его.

Посох, выточенный из обычной палки, не смог выдержать могущества волшебника и рассыпался в руках юноши. Эш остался без оружия и без какой-либо возможности противостоять врагу. Но даже это не заставило магика отступить. Генерал, пусть даже и бывший, не бежит с поля брани — он сражается до самого конца. Либо своего, либо вражеского.

— С-с-слабак, — оскалился Рэккер.

Раньше силы командора и лейтенанта были примерно равны, но поглощенная эссенция явно склонила чашу весов в сторону предателя. А без посоха Эш и вовсе остался абсолютно беспомощен.

— Беги, — прошептал мастер Линг, выходя вперед и заслоняя собой юношу.

— Но…

— Заповедь Ляо-Фень говорит о том, что пока дыхание не оборвалось битва не проиграна. Еще не взошла на небе звезда твой смерти. Беги.

И древний старик оттолкнулся от пола. Он словно перо перемахнул пятнадцать ярдов и оказался среди чужаков. Высокий и тонкий, он больше всего напоминал высушенный шест. Длинная роба касалась земли, а руки, заложенные за спину и сцепленные в замок, казались стянутыми кнутами. Мгновение и вот один из кнутов в стремительном, но плавном рывке устремился к ближайшему убийце. Не было ни глухого удара, ни хлесткого щипка, ни чего такого. Ладонь старца лишь коснулась нагрудника, а следом убийца взмыл в воздух будто его ударил таран. Он пролетел почти девять ярдов и пробил собой стену, вылетев на улицу.

— Беги! — в третий раз произнес старик, всего одним движением переламывая руку рептилии, с ладони которой было готово сорваться огненное заклятие.

И юноша побежал.

4й день месяца Краг, 322й год, равнина.

Пепел вынырнул на поверхность. Он лихорадочно втягивал воздух, от чего легкие начали саднить и гореть. Впереди бесновался дух Эрлнда. Водяной змей осыпал паром градом водяных пуль, а в него в свою очередь летели свинцовые пули, не причинявшие ни малейшего вреда, но ощутимо замедлявшие духа.

Вода вокруг бурлила и пенилась, будто то было море, потревоженное девятибалльным штормом. Огромные волны то и дело накатывали на мерцающую световую сферы, в небо выстреливали гигантские столпы, всей мощью обрушиваясь на людей и нелюдей.

Среди этого хаоса Эш нашарил взглядом мальчишку, чьих сил уже не хватало, чтобы оставаться на плаву. Еще пара секунд и паренек пойдет ко дну так что волшебник погреб в сторону тонущего ребенка. Хотя, «погреб» слишком сильное слово. Ведь, вряд ли человек, для которого вода попросту опасна дл жизни, может плыть хоть мало-мальски достойно. Справедливо сказать — захлёбывающийся магик, судорожно втягивающий воздух при каждой удачной возможности, позволил волнам нести себя в нужную сторону.

То и дело погружаясь с головой под воду, Пепел чувствовал, как время, подобно песку, проскальзывает сквозь пальцы. Физических сил цветочника не хватало, чтобы справиться с ярость реки, а магию прочно сковала вода. И все же парень спешил на помощь.

Оказавшись всего в нескольких ярдов от гигантского водяного смерча, коим и было тело змея, волшебник нырнул. Мальчик медленно погружался во тьму и единственное, что позволяло Эшу ориентироваться, это тонкая ниточка пузырьков, тянущаяся от утопающего.

Вокруг Пепла жужжали трубки из пузырьков, оставленные упавшими в воду пулями и стрелами. То и дело снаряда, замедленные толще воды, проходили так близко, что еще немного, совсем чуть-чуть и волшебник оказался бы поражен собственными союзниками. Тем не менее он продолжал погружаться все глубже в темноту, пытаясь дотянуться до руки мальчишки.

Становилось все темнее, но в то же время спокойнее. Здесь, у самого дна, почти не ощущался тот хаос, что творился на поверхности. Казалось, что недра Эрлнда так же безразличны к происходящему, как далекие кучевые облака, где жили бесшабашные небесных духи — сильфы.

В легких почти не оставалось кислорода. В груди слоно разожгли походный костер, и от боли уже негде было спрятаться. Волшебник дернулся, выгнулся дугой, схватил мальчишку и потянул того наверх. Уже почти вынырнув, Эш чуть было не потерял сознание поддавшись гипоксии, но все же смог удержать разум и не дать тому покрыть мир темной пеленой.

Мальчишка, очутившись над водой, закашлялся, а потом и вовсе в панике закричал, когда увидел нависшую над ним тень, отбрасываемую исполинским духом. Впрочем, не успело сердце ударить дважды, как завопил уже сам змей.

Гигантские шеи оказались отсечены от общего потока парой алый серпов. Две багряных полоски, пролетая над людьми, еле удерживающимися на плаву, издавали какой-то странный, затягивающий, мелодичный звук.

Вопреки законам физики, головы Эрлнда не обрушились в реку проливным дождем. Они зависли в воздухе, а со стороны среза к туловищу потянулись водяные канаты, словно пытаясь вновь связать дух и реку воедино.

— Вдохни как можно глубже! — закричал Пепел, утягивая паренька под воду.

Мальчишка послушно втянул воздух и нырнул вместе с волшебником. Вновь оказавшись во власти тьмы и холода, ребенок тем не менее не закрыл глаза и видел все, что происходило на поверхности.

Почти десяток магиков собрали невероятное количество энергии. Она ревела и бушевала, срывая с мачты обрывки парусины. Люди прикрывали ладонями глаза, будучи не в силах смотреть на голубую сферу, вибрирующую над скрещенными посохами магиков.

Кто-то из десятка, с трудом ворочая языком и двигая губами, произнес формулу, и сфера стала видоизменяться. Она расширялась и удлинялась пока, наконец, не приобрела форму собачьей пасти. Грянул гром, ярчайшая вспышка слепила даже сквозь прикрытые веки, а голова пса, созданная из молний, обрушилась на духа, лишенного силы реки.

Змеи, визжа и рыча, не выдержали волшебного удара и попросту превратились в пар. Никто из свидетелей не сможет сказать точно — слышали ли он вой Громового Пса или с ними сыграло шутку разыгравшееся воображение. Но тем не менее, каждый отчетливо видел, как мощное заклинание уничтожило великого духа. Правда — не каждый знал, что за этим последует. Эш знал.

Вновь вынырнув, волшебник ощутил, как к сердцу и разуму подступает страх, звеня своими гнилыми, холодными цепями, готовыми сковать и тело, и душу. И в то время пока на пароме кипела муравьиная работа, а кто-то на лодках-плотах подбирался к выброшенным за борт, Пепел вновь погружался в свои темные воспоминания.

9й день месяца Афир, 312й год, гора Мок-Пу, Восточный предел.

Эш выбежал на улицу и не смог сдержать панического крика. Все вокруг было объято огнем, в котором то и дело призрачными тенями мелькали силуэты монахов и пришедших на гору убийц. Трещало вечно цветущее дерево, вокруг которого вместо лепестков танцевал серый пепел и искры. Горели столпы, где еще утром в нелепых позах стояли младшие ученики. Сейчас же, навеки застыв, они лежали у стен. Окровавленные, с бледными лицами, пригвождённые копьями и стрелами, пробитые пулями и клинками, сожженные магическим огнем.

Бывший генерал, прошедший ни один десяток битв, больше походящих на кровавые бойни, застыл, не в силах двинуться с места. Юноша не мог поверить своим глазам. Запах горелой плоти, крови и горячей стали дурманил сознание волшебника. Крики монахов набатом били по ушам. А небо, раньше синее и такое близкое, сейчас же и вовсе стало, низким и тяжелым — будто крышка гроба. Затянутое дымом и окрашенное в цвет запекшейся крови, оно давило на плечи.

Где-то закричал ребенок и этот звук сбросил оцепенение Эша. Время вновь возобновило свой ход, и волшебник бросился на помощь Чену — веселому мальчишке, в чей бритой голове вечно рождались какие-то умопомрачительные, невозможные идеи.

Паренек отчаянно бился с убийцей, в чьих руках сверкал омытый в крови короткий клинок. Словно жало скорпиона, он целил прямо в сердце Чену, но все никак не решался нанести решающий удар. Вовсе не из-за внезапно проснувшейся человечности, а потому что оскалившийся убийца игрался с Ченом. Держа его за руку, он насмехался над точными, но не сильными ударами — младшие ученики не обладали способностями, необходимыми чтобы навредить врагу, закованному в броню. Пусть даже и кожаную, дрянную, но все же — броню.

Подхватив с земли какую-то палку, рассвирепевший Эш воплотил первую форму и на конце рассыпавшегося, обугливающегося древка закружился огненный шар. Совсем маленький, размером с орех, но и этого хватило чтобы пробить голову убийце. Враг падал на землю, а сверху, вместо могильного савана, его окутывал пепел сожженной палки. В монастыре не было посоха или шеста, способного выдержать всю мощь и ярость волшебника, принявшего свое второе имя. Пепел, во всех смыслах этого слова, оказался полностью безоружен.

— С тобой все в порядке? — спросил Эш, оглядывая синяки и порезы не теле мальчишки. — Переломы есть?

— Ребро… — прохрипел малец. — Может нога.

— Ну это ничего, — со стекленеющими глазами говорил Эш. — Это тебе в миг поправят.

Волшебник поднял голову, пытаясь отыскать кратчайший путь к лечебнице, но не обнаружил искомого. Нет, путь был, но вот вместо небольшого павильона с двумя крышами, на земле чернела обугленная воронка, в которой в хаотичном порядке валялись бревна, камни и окровавленные тела.

— Брат Эш! — крикнул Чен. — Осторожно!

Магик обернулся и увидел наставленную на него стальную трубку с черным, резным дулом. Один из убийц вскинул ружье, выцеливая негабаритную, но заметную фигуру. Щелкнул курок, пропел боек, трубка выплюнула огненное облако из которого со свистом, похожим на мошкариный писк, вылетел свинцовый шарик.

Эш машинально призвал энергию пламени, но та не захотела отзываться — ей оказалось недостаточно воли, неподкрепленной властью атрибута. Мысли осели подобно взбаламученному илу, разноцветные глаза неотрывно смотрели на замедлившееся металлическое пятно, неумолимо приближающееся к лицу Пепла. Но мелькнула тень.

С криком Чен рванул вперед и выскользнул из-за спины Эша, прикрывавшего его своим телом. Мальчик встал перед стрелком, раскинув руки в стороны. С чавкающим, омерзительным отзвуком пуля вошла в грудь парнишки, пробивая её насквозь. Чен упал. Его некогда живые, карие глаза покрылись мутной, смертной пленкой. Из груди толчками била почти черная, густая кровь.

Плечо волшебника словно ударили огненным кнутом. Тело ребенка не смогло остановить пулю, но все же изменило её траекторию и снаряд лишь раздробил левый плечевой сустав. Рука парня повисла, держась на одних лишь сухожилиях, коже и надорванных мышцах.

Менестрели могли бы спеть, что Эш, захваченный яростью и гневом, все же смог сотворить огненные чары; или что он сказал слово, и убийца рассыпался в прах; или что он, ведомый инстинктами и вовсе применил искусство монахов горы, но все это было бы ложью. Нет, подавленный, покрытый кровью еще утром живых друзей, он лишь бездумно смотрел на ружье, забравшее жизнь брата Чена.

Стрелок, смеясь, даже не стал обнажать клинок. Он просто достал из кармашка очередной шарик и принялся перезаряжать свою «огненную палку». Наверно, так бы и закончилась история преданного генерала, если бы не настоятель. Пусть и после смерти, но он смог изменить ход этой, не побоюсь этого слова — легенды.

Из огненного зева, заменившего главному павильону двери, вылетал труп старика, в чьей груди зияла огромная дыра. Эш машинально повернул голову и увидел, как из огня появляется барон Рэккер. В правой руке он держал голову брата Джинджинга, а вместо левой свисал обрубок с прижжённым предплечьем. Ящеро подобная тварь оскалилась и кинула голову к ногам Эша. Тот с пустыми глазами смотрел на то, как она катиться по земле, оставляя за собой длинный, алый след.

И именно в этот момент, когда парень заметил, что тело старика, на самом деле является трупом настоятеля, сжимавшего оторванную кисть предателя, Эш сделал то, что должен был. Он, сам не зная зачем, схватил деревянное кольцо, выпавшее изо рта Джига и побежал. Да, бравый генерал побежал, словно подбитый, трусливый пес. В спину ему смеялись обезумевшие от крови и гари гиены, а он бежал.

— Найдите его! — кричал бывший лейтенант Седьмого Легиона.

Пепел пробежал мимо тел сестер и братьев, он оставил за спиной пожары, крики умирающих и мольбы о помощи раненных. Ведомый страхом, влекомый ужасом, подгоняемый собственным бессилием, волшебник ворвался в единственно здание, еще не охваченное смертью и пламенем. Двери зала мудрости распахнулись, впуская внутрь дым и измазанного в золе и крови Эша.

Обезумевший от горя магик плелся к единственному, в чем в данный момент он видел спасение. Волшебник, придерживая почти оторванную руку, ковылял к статуе Ляо-Феня. Тот все так же беспристрастно взирал на шахматную доску и нисколько не обращал внимания ни на трагедию, ни на израненного магика.

Вслед за Эшем в павильон забежали и преследователи — несколько убийц. Они смотрели на ковылявшего парня как на подбитую добычу. Хотя, если быть честным, именно этой добычей он и был. Закутанные в плащи, бандиты игрались металлическими цепами, щелкая металлом по полу словно кнутами по спине ленивого осла.

Эш уже почти добрался до статуи бога, как один из убийц не выдержал и раскрутил оружие. Цепь взвилась в воздух и прочно оплела ноги волшебника. Падая на шахматную доску, Пепел рефлекторно прикрыл глаза. Раздался треск, и черный король бога мудрости треснул пополам, сломавшись под весом упавшего на него человека.

Пепел, открыв глаза, увидел совсем не то, что должен был. Вместо лиц убийц, он смотрел на далекий свод, терявшийся где-то во тьме. Сам же парень лежал на полу какой-то пещеры и, судя по пробивавшемся в неё лучам света, она находилась в глубине горы, неподалеку от непосредственного выхода к хребту. Как волшебник попал сюда, он не знал, но подозревал что под шахматной доской имелся тайных лаз. Конечно, при падении с такой высоты Эш должен был размазаться в лепешку, а не стоять относительно целёхоньким. Впрочем, других идей все равно не имелось.

Шаря взглядом в поисках выхода, магик наткнулся на то, чего никак не ожидал увидеть в этой странной пещере. В центре своеобразный залы, там, где скрещивались лучи света, в землю оказалась воткнута какая-то палка. Хотя, при ближайшем рассмотрении палка оказалась простецким, стареньким посохом.

— Сойдет, — кровью сплюнул Эш, радуясь даже такому оружию.

Подойдя, вернее — чуть ли не подползя поближе, волшебник намеревался схватить посох, но в миг, когда ладонь коснулась древесины, парень испытал немыслимую, ни с чем не сравнимую боль. Казалось кровь вскипела в жилах, что на голове начали плавиться волосы, глаза вытекать из орбит, мышцы и внутренности гореть подобно сухим дровам. Рука, державшая посох, превращалась в угли, лишь чудом не осыпавшиеся, а продолжавшие сжимать «палку».

Внутренний огонь посоха оказался столь силен, что мог за пару секунд превратить Пепла в горстку пепла, сколь бы глупо не звучал подобный каламбур. Но стоило огню добраться до сердца волшебника, как он встретился с тем, что не смог побороть.

На встречу одному пламени, ринулось другое. Столь же мощное, столь же горячее, но еще более яростное, оно захлестнуло его, подавило, поглотило, а потом и само влилось в посох и теперь уже нельзя было разобрать где начинается один поток огня и где заканчивается другой.

Эш приходил в себя. Боль стихала, а черный ожог, покрывший руку, втягивался обратно в посох, который волшебник держал на весу. Впервые Пепел сжимал в руках посох, который не оказался для него слишком плохим или непрочным. Наоборот, юноша чувствовал, что стоит ему захотеть, и он сможет пропустить через него всю мощь своей магии, сможет выплеснуть всю энергию, накопленную за долгие годы сдерживания.

Да, этот простецкий, саморезанный посох мог воплотить любое заклинание и не рассыпаться после этого в пыль. Более того, пусть это и кажется невероятным, но у Эша возникло ощущение, что посох делал его сильнее.

Волшебник улыбнулся против воли и с его уст сорвалось слово, оказавшееся именем этого древнего спутника волшебников. Посох словно засветился изнутри, согревая юношу и унося его тревоги и переживания. Он принял нового владельца, а владелец принял его. Новоявленные союзники всем своим «я» рвались в бой, но в тот миг, когда Эш достал посох из земли, а это произошло не ранее, чем секунду назад, раздался щелчок. Следом за звуком скрипнули древние механизмы и вот уже Пепел понял, что летит.

Летит, уносясь прочь от горы Мок-Пу, на вершине которой небо коптил огромный пожар, пожирающий старый монастырь — последнее пристанище народа Гиртай и их бога, мудреца Ляо-Фень.

Рухнув в облака, Эш осознал, что вовсе не парит, а скорее падает в бездонную пропасть, но этого его разум уже не выдержал, и парень потерял сознание.

4й день месяца Краг, 322й год, равнина.

— Заночуем здесь, — сказала Мери, спрыгивая на землю.

Отряд поддержал высказывание дружным, но нестройным бормотанием. После утренних событий все порядком устали и не видели смысла в еще около четверых часов езды, чтобы добраться до заставы у границы топей. Мервин и Тулепс осторожно стащили с повозки Лари. Того напоили «сонным отваром», чтобы дать возможность Алисе и её эликсирам вылечить израненные руки.

Применив «Поющий удар» Криволапый оправдал свое прозвище — изломанные, окровавленные, с вывороченными костьми руки тому доказательство. Сейчас мечник, конечно, благодаря магии и алхимии шел на поправку, но белые бинты на теле несколько беспокоили.

Сложив костер, Эш провел над ним посохом и хворост вспыхнул. Поляна, окруженная деревьями, заиграла театром теней и звуков, в которых трели сверчков перемешивались с треском сгорающих веток и прерывистого дыхания тернитов. Равнина осталась позади и теперь «Пни» двигались вдоль редкого, лиственного пролеска.

— Оставь, — приказала Мери, заметив, что волшебник намеревается вычертить Круг. — Этой ночью обойдемся дозорным — хватит с нас геройств.

Эш пожал плечами, но все же незаметно для остальных кинул в траву деревянный оберег в виде лисы. Теперь, если кто-то достаточно крупный, чтобы взывать страх у животного, вырезанного в тотеме, подберётся слишком близко к стоянке — магик тут же проснется.

Алиса продолжила врачевать мечника, а остальные уселись у костра. Меткий с Мочалкой нервно переглядывались и с жалость поглядывали на магика. Кажется, ребята догадывались кому и почему Мери сейчас устроит разнос.

— Эш, — строго произнесла Березка, ворочая палочкой угли.

— Да? — улыбнулся волшебник, раскуривавший длинную, старую, саморезную трубку. — Ты, наконец, решилась признаться мне в любви? Но, боюсь, не смогу ответить тебе взаимностью. Видишь ли в шатре Аквелов…

Правое веко Мери нервно дернулось, и девушка отвесила волшебнику подзатыльник. Цветочник, уже по сложившемуся обычаю, надулся и принялся причитать о вредных стервах.

— О чем ты думал, Эш?

— Хмм, — задумался парень. — Ты знаешь, в тот момент когда она запустила руку мне в штаны, я уже…

Сморщившись от второго подзатыльника, Эш подмигнул Тулепсу и Мервину, но те не поддержали его, печально покачав головами. Магик немного грустно вздохнул, понимая, что в этот раз лидер настроена более чем серьезно.

— Ты совершил большую ошибку, бросившись спасать этого мальчишку, — спокойно, но чуть тише, чем следовало бы, произнесла Мери.

— Если ты хочешь сказать, что это лишь потому что я спасал эрнита…

— Да! — крикнула леди, в третий раз перебивая магика. — Именно это я и хочу сказать! Весь поход ты ни на что не обращаешь внимания, беспечен, не надежен, за частую — бесполезен. И в тот момент, когда мы уже почти приблизились к цели, ты решил рискнуть собой ради простого эрнита! Не надо на меня так смотреть — этим вечером я буду называть вещи своими именами.

Наверное, Мери говорила с горяча. Быть может, она не хотела, чтобы с её губ сорвались именно эти слова, но они все же сорвались. «Простой эрнит» — вот кем для большинства тернитов являлись люди безымянного мира. Лишь мешок костей, мяса и крови. Созданные по образу и подобию, не имеющие собственной судьбы, только путь в рамках этого жестокого мира.

— Я рискнул только собой, — ответил волшебник.

— Нет! Нет, дурья твоя башка! В этот раз ты рискнул всеми нами, но что еще важнее — походом. Ты рискнул заданием короля, ради… ради… блажи!

— Эш, — осторожно произнес Мервин. — Мери, конечно, рубит с плеча, но говорит по делу. Если бы ты утонул, у нас возникли бы проблемы с переходом через Резаликс и топи Лурка.

Ребята говорили что-то еще, а Эш только стучал посохом по левому плечу, где красовался ужасный шрам.

— Ты слишком слаб, Эш, — вздохнула Мери. — Ты нам не подходишь — жаль я поняла это слишком поздно. Но даже слабость не так страшна, как безрассудство и глупость. По возвращению в Мистрит я заберу у тебя нашу эмблему.

На поляне повисла тишина — исключение из отряда самая серьезная мера, на которую только может пойти лидер. Обычно принять в отряд, значит принять в семью, связаться с человекам крепчайшими узами. А расторгнуть их… что ж, обычно это оставляет несмываемое пятно на репутации «королевского тернита». После такого довольно сложно отыскать тех, кто согласиться принять изгнанника к себе. Все равно что получить волчий билет в закрытом обществе путешественников.

— Мери, — Тулепс криво улыбнулся, стараясь немного сгладить обстановку. — Может не стоит так уж строго. В конце концов все обошлось.

— Нет. Так и будет. Это мое окончательное решение.

Мочалка процедил нечто нечленораздельное и повернулся к союзнику.

— Эш, ты просто скажи, что все понял и извинись. Мери ведь отходчивая. Глядишь, если все удачно пройдет, то по возвращению и забудется…

Волшебник внезапно ударил посохом о землю и с неожиданной для него злобой произнес:

— Мери Березка, я безоговорочно подчиняюсь тебе как лидеру известного отряда «Бродячие Пни», но своей жизнью распоряжаюсь сам и только сам.

С этими словами Эш поднялся и ушел на край поляны, где рухнул на землю и закутался в плащ, делая вид что уже спит. Странники у костра еще долго переговаривались, вспоминая сегодняшний день. Вспоминал его и Пепел.

Что могло заставить духа столь величественной реки напасть на привычных ему разумных? У духов ведь нет ни желаний, ни разума, только инстинкты. Самые примитивные, самые простейшие, но в то же время — самые надежные. А это говорит о том, что кто-то или… что-то, смогли напугать Эрлнд до такой степени, что тот обезумел от ярости и страха.

Сперва замок оборотней, потом Хельмер, ведьма Аквелов, а теперь еще и дух реки равнины. Эш никак не мог отделаться от предчувствия, что на земли надвигается какая-то туча, страшная напасть, обещающая принести на своих темных крыльях великие беды и горе. Таких совпадений не бывает, такие случайности невозможны.

Разум волшебника отказывался принимать подобную реальность, он неустанно просчитывал сотни, тысячи вариантов, пытаясь докопаться до истины. Впрочем, то ли истина оказалась так велика и необъятна, что не могла открыться разуму магика, то ли парень просто сошел с ума.

Тем не менее, неоспоримым оставался тот факт, что сегодня был убит дух реки равнины. А значит пройдет два, может четыре десятилетия и река станет мельчать, а когда-нибудь и вовсе пересохнет. Вместе с ней начнут увядать бескрайние травяные поля, а топи Лурка распространят влияние на запад. Самые ужасные твари, живущие в этих зловонных болотах, все ближе и ближе будут подбираться к землям Тринадцати Королевств. Сегодня, когда погиб дух реки, мир изменился. Пусть пока незаметно для остальных, пусть пока совсем незначительно, но изменился.

Эш не мог сказать, были ли эти изменения частью «тучи» или же лишь её следствием, но одно он знал наверняка — приближалось нечто ужасное.