Когда первые лучи солнца коснулись верхушек вековых деревьев, от лагеря остались только воспоминания. Вытоптанные дорожки, кострища, пропахшая дымом трава и десятки выгребных ям — вот все, что оставили за собой солдаты. Это, конечно, если не считать десятка-другого брюхатых крестьянок. Собрав свои нехитрые пожитки и свернув палатку, я взял под уздцы нервного Шурку и отправился к обозникам. Сдав этим дальним родственникам гномов (судя по жадности и мелочности) казенную снарягу, я в который раз попытался стрельнуть у них кольчужку и зимний плащ.

— Да где ж я тебе целую кольчугу возьму? — возмущался Гасон. Вот ведь упыренок — с виду лет двадцать, а ведет себя, словно древний дед. — А плащ зимний? Да у меня еще полторы тысячи таких же оболтусов, как ты, и всем что-то нужно!

— Да я же не за так! Я тебе целых пять золотых предлагаю!

— А что мне с твоим золотом делать? Ты, может, лавки какие здесь видишь?

В принципе он прав. Но если я сейчас не допрошусь, то через пять сезонов подхвачу все мыслимые и немыслимые болезни.

— Давай вот как решим, — предложил я. — Ты мне выдаешь кольчугу, а тебе сегодня вечером принесу пять таких!

— Да к демонам твои торги! — Гасон так сильно ударил по повозке, что та аж затрещала. — Ты не провидец, чтобы знать, что вечером уже не будешь перерождаться!

— А ты, я погляжу, прикладываешь к этому все усилия.

— Отвали, — сплюнул парень и повернулся ко мне спиной.

А я хотел по-хорошему. Один удачный тычок — и обозник падает ко мне в объятия. Положив тушку на землю, я откинул полог и выбрал подходящую кольчугу. Не самого хорошего качества, но если стрела пойдет по касательной, то отделаюсь синяками или сломанными ребрами. Плащ я, правда, так и не нашел. Видимо, они были в другой повозке.

— Эть чти здеся творится такее? — спросил подошедший Зиньяк, грузный и неповоротливый начальник обозников.

От его южного говорка мои уши обычно сворачивались в трубочку и пытались втянуться в череп, но сейчас пришлось лихорадочно просчитывать пути отступления. Сбежать-то я сбегу, а вот Зиньяк кинет весточку Старшему, тот отвесит подзатыльник Младшему, Пило даст отмашку Молчуну — и вот в мою сторону полетит очередной подзатыльник. Мне оно надо?

— Да видишь, какое дело, — протянул я, почесывая затылок. Выглядело это глупо, так как шлем уже был надет. — Уморился парень, прилег полежать, а я решил накрыть, а то мало ли.

— Накрить этьим? — Южанин ткнул указательным пальцем прямо в кольчугу.

— Ну-у-у… — Я протянул ему те самые пять золотых, на которые в городе можно купить пару таких кольчуг, да еще и останется.

— Эх, совсим молодие слабие стали, — покачал головой обозник, убирая монеты в карман.

— Это да, это да.

Развернувшись, я вскочил на Шурку и сорвался в сторону уже уходящей колонны. По широкой дороге, пролегающей через холмы и поля, маршировала имперская армия, растянувшись на несколько километров. По словам Старшего, сражение назначено на послезавтра. Так что сегодня солдатня будет чеканить шаг до самого заката, потом один день на отдых, заодно обозы подтянутся, — и вперед, проливать кровь во имя… чего-то там.

Нас же, то бишь наемников, это мало касалось. Своих я догнал уже через полчаса, шли мы почти в хвосте. Если у служивых на лошадях сидели только старшие офицеры, начиная с полковника, то у нас было попроще. Кто смог купить, тот и скачет, кто нет, тот справляется на своих двоих. Последних было больше. На четыре тысячи воинов оказалось около двухсот всадников. Впрочем, в бою это нам никак не поможет. Коняшек заберут обозники, на хранение, так сказать, и в седле останутся лишь Старший, несколько «связистов» и два генерала, командующие флангами.

Что самое печальное — наемников оставляли на левом фланге. Услышав о таком положение дел, я, признаться, струхнул. Войны здесь велись просто, два линейных строя сшибались друг с другом и давились, смешиваясь в беспорядочной рубке. В принципе то же самое было когда-то и на Земле. Первым, кто придумал хоть какое-то оригинальное построение, стал Александр Македонский, разбивший превосходящее по численности войско греков, поставив своих солдат в «молот». В чем же суть левого и правого фланга? Все очень просто. Пусть Ангадор и отсталый, в моем представлении, мирок, но правители и командующие в большинстве своем — люди неглупые. Так же, как и мои предки на Земле, они догадались, что если сильных проверенных вояк смешивать с новичками или наемниками, ничего хорошего не выйдет, так что весь шлак сосредотачивали на крайних позициях, читай: на левом фланге. Понятно, что противник действовал точно так же, и затянувшаяся битва напоминала громадный кровавый водоворот. Самое пекло было на краю фланга. Туда палили стрелки, пытаясь сгрудить строй, также в это место били засадная конница и подкрепление.

В нынешних реалиях по краю фланга, где стоят двадцать тысяч наемников, в число которых входит «Пробитый золотой», буду шмалять маги, и это мало радует. А если честно, то не радует вообще. Перспектива попасть под смертельное заклятие не кажется радужной, именно поэтому Старший сезона два назад провел импровизированные учения и ликбез. Когда армии выдвинутся на поле, мы должны принять своеобразное построение: наемники называли его «гребешок», я же обозвал «волной». Выгибаясь, оставляя широкие провалы, мы должны схлестнуться с сильнейшими солдатами нимийцев. Почему? Да потому что наш левый фланг будет стоять напротив их правого! И именно по нам будут произведены три первых магических удара, когда еще нет опасности задеть своих. Потом господа волшебники будут пытаться завалить друг друга, оставив нас, простых смертных, на поруки старушки-удачи. Иллюзий никто не питал, задача построения «волна» — снизить потери от вражеского волшебства, а затем создать на поле несколько кругов, в которые будут заточены солдаты.

Пристроившись к своему отряду, я сначала прислушивался к очередной перепалке Щуплого и эльфа, но потом занялся тренировкой «скрыта». Привычно отрешившись от окружающего мира, я одновременно с этим пытался нащупать магический дар. Нейла говорила, что, погрузившись в себя, в самые глубины внутреннего мира, нужно отыскать некое подобие клубка, сплетенного из мириад энергетических линий. Погрузившись в это переплетение силы, необходимо волевым усилием расправить нити-спицы и освободить огонь магического дара. Потом в течение недели эти самые нити распространятся по всему телу, став какими-то там «энергетическими каналами», а огонь дара превратится в своеобразный источник этой самой энергии. Ну как-то так. Погружаться в глубины подсознания я научился уже давно. Недавно отыскал там этот клубок, но проникнуть в него никак не удавалось, будто какая-та стена удерживала меня на расстоянии. Но я не отчаивался. С каждым таким погружением мне удавалось сделать мизерный шажок. За два сезона я продвинулся к цели на расстояние вытянутой руки. Колдунья говорила, что все в порядке и через это проходят все маги. Я было обрадовался, но магиня тут же добавила ложку дегтя. Мол, по некоей неподтвержденной теории, силу мага, до того как он раскроет дар, можно определить по скорости его освобождения. И чем быстрее волшебник преодолеет этот барьер, тем сильнее он будет. Наемница похвасталась, что сама она управилась за две декады. Какое у меня было состояние после услышанного? Сперва я впал в депрессняк, но уже через две минуты, ладно, вру, через час — я рванул в подсознание и упорно продолжал долбить эту преграду. Больше всего на свете меня пугала возможность оказаться очень слабым магом. Что с ними происходит в бою, я уже видел. Нейле ничего не стоило завалить тех двоих молодчиков, и оказаться на их месте я не хотел.

За тренировками я и не заметил, как мы подошли к Борсу. Не могу сказать, что крепость внушала хоть какие-то неординарные впечатления. Разве что стена была ненормально высокой, а так — ничего такого, чего бы я не видел на фотографиях. Те же башни, узкие щели бойниц, развевающиеся флаги… Правда, вместо пушек стояли баллисты и пара требушетов. Зачем здесь нужны последние, я не знаю.

К вечеру мы уже сидели вокруг костра. Лагерь разбивать никто не стал, шатры поставили только для высших офицеров, а солдатня ограничилась простенькими спальными мешками. Я взглянул на небо и, напрягшись, припомнил основы ночного ориентирования. Полярной звезды здесь не имелось, зато был аналог под названием Глаз Харты. Светил он несколько тусклее, но я всегда безошибочно его находил и долгое время бездумно пялился, мечтая о том, как буду смотреть на него в грядущих путешествиях.

— Выпить бы, — жалобно проскулил Руст.

— И подохнуть из-за похмелухи? — усмехнулся Младший.

— Так за завтра здоровье успеем поправить…

— Вот только не начинай, — перебила Нейла. — Перед каждым боем один и тот же разговор. «Давайте выпьем», «кто знает, вернемся ли», «может, в последний раз в жизни глотку смочим»… Щуплый, мой тебе совет, если хочешь жениться — смени репертуар.

— Что сменить?

Колдунья только отмахнулась. Не все такие образованные, как мы с ней.

— Скучные вы, — бросил кинжальщик и с прищуром взглянул в мою сторону: — Зануда, ты ж новенький. Небось коленки-то трясутся? Нутро ноет?

Сделав вид, что не расслышал вопроса, я продолжил глядеть на усыпанное огнями ночное небо.

— Своим богам молишься? — спросил Ушастый.

Да, непростой он эльф. На все сто уверен: с этим любителем природы что-то не так. Строит из себя недалекого малого, у которого развязывается язык от выпивки, но я вижу: под этой маской скрывается некто другой. Вот и сейчас. Казалось бы, простой вопрос, но произнесен со странной интонацией. И эта приставочка «своим». Да и выглядит эльф не как всегда. Он обычно болтает без умолку, тупит, но болтает, а сейчас тоже сидит и смотрит на звезды, а на лице усмешка. Вот честное слово — как будто над собой смеется.

— Нет.

— Почему?

— Не верю я в богов.

Руст поперхнулся. Пило уронил точильный камень. У Колдуньи с пальцев сорвался маленький фиолетовый шарик. Этим проклятием она обычно сшибала комаров, но сейчас промазала и угодила в костер. Огонь, зашипев, на миг окрасился в коричневый цвет. Даже обычно спокойный, как скала, Молчун чуть выгнул бровь. Лишь эльф сохранил спокойствие.

— Почему? — снова спросил он.

— Не хочу. Просто не хочу.

На лицах наемников были написаны тысячи вопросов, но ни один пока не рискнул встрять в беседу. Видно, нечасто Ушастый ведет такие разговоры.

— А зачем смотришь на небо, если не веришь в богов? Смотри тогда на землю.

Любой нормальный человек на моем месте вспылил бы и ответил что-то вроде «не твое дело», но мне не хватало наших бесед с Добряком, а эльф сейчас невольно его заменил.

— Мне действительно страшно, — нехотя признался я. Да и кто не убоится, когда совсем скоро нужно будет выступить в составе огромной, даже по земным меркам, армии. — Вот и думаю, что если я сижу и смотрю на звезды, то кто-то там сверху так же сидит и смотрит на меня.

Я сказал лишь часть правды. На самом деле я сейчас думал о доме, о родителях, о Томе и Никите, о Ленке. Сперва я питал к бывшей подруге самые отрицательные чувства, виня ее в том, что угодил в рабство. Но наставник научил меня смотреть на жизнь несколько по-другому, и сейчас я вспоминал о ней как о своей последней женщине. Ира не в счет, я ее почти и не помню даже.

— Хорошая мысль, — сказал эльф. — Далекая, но хорошая.

— Почему далекая?

Ушастый повернулся, и наши взгляды встретились. На мгновение в его глазах промелькнуло что-то таинственное.

— Потому что думать надо не о тех, кто смотрит на тебя, а о тех, кто смотрит с тобой.

На этом разговор закончился. Проходивший мимо Старший гаркнул на Пило, и тот отдал команду «спать». Спорить с командованием никто не решился. Все завернулись в спальники. Но сон ко мне не шел. Я все думал о словах эльфа. Верно ли он сказал? Может, я действительно неправ и прошло то время, когда думать надо было только о себе? Эх, непростой эльф, непростой.

— Боишься? — спросил стоявший рядом Пило. Из-за надетого шлема его голос звучал, как далекое эхо.

— Есть такое.

— Это правильно, — кивнул Младший, отчего забрало стукнулось о бронь. — Но ты, главное, не переборщи. А если что, рассчитывай на Молчуна, он подстрахует.

Не ответив, я еще раз окинул взглядом поле. Линия фронта растянулась на добрые три километра. Сто двадцать тысяч воинов с одной стороны, и на двадцать пять тысяч больше — с другой. Весь вчерашний день я провел, пытаясь пробиться к своему источнику, но так и не преуспел в этом нелегком деле. Не то чтобы я надеялся на удачный исход, просто надо было как-то отвлечься от мандража. Говорят, перед битвой разумный показывает свое нутро. Что ж, правильно говорят. Нейла ни на шаг не отходила от Тиста. А тот смотрел на всех, как на врагов народа, — вероятно, так себя ведет волк, защищая самку. Щуплый постоянно всех подкалывал, за что получил несколько тумаков. Пило стырил карту у Старшего и что-то там чертил, изредка бубня и ругаясь. Эльф валялся на земле и пожевывал травинку, закрыв лицо самодельной соломенной шляпой. Ну а я… Я замкнулся в себе и, как уже было сказано, отрешился от всего мира.

Зазвучали горны. Я поудобнее перехватил щит в левой руке. В первые минуты рубки придется использовать его, а уже потом переходить на любимый стиль боя. По рядам прошла легкая рябь — солдаты готовились. Кто-то проверял крепления, другие молились, третьи грязно ругались, подбадривая самих себя. В число последних входил и Руст: от его конструкций обсвистелся бы даже портовый грузчик. Один только Молчун сохранял привычное спокойствие. Вероятно, он сейчас думал о Колдунье, которая находилась на пригорке в группе с остальными магами.

Армия Империи встала в десять линий. «Пробитому золотому» не повезло — нам достались первые шесть линий на самом краю левого фланга. Проще говоря, мы — мясо. И с этим сложно смириться.

Снова прогремели горны. Показался противник. Не знаю, что там увидел наш правый фланг, мы же узрели всю мощь нимийцев. В первых линиях стояли закованные в латы тяжелые пехотинцы. За их спинами находились пикинеры, прикрывавшие ударную группу. Сто сорок пять тысяч солдат и семьсот магов — с этой силой нам предстоит сражаться. По левой руке прошла судорога, и щит ударился о поножи.

— Не ссать! — сквозь зубы процедил Пило.

Выругавшись, я поднял круглую деревяху, окованную дешевым железом, и до боли стиснул пальцы. По лбу струился пот, ноги стали ватными.

Выехал нимийский командующий на белом коне, встал перед воинами. Видимо, толкает речь. Так и есть — перед нами тоже появился такой тип и тоже на белом скакуне. Задвинув нечто до омерзения патриотичное, с огромным количеством слащавых сравнений и метафор, он закричал и карьером промчался вдоль первой линии. И каждый солдат счел своим долгом поддержать этот крик. Когда же очередь дошла до нас, я чуть не потерял сознание. Рядом во всю глотку взревел Тист, и мне показалось, что небо падает на землю или рядом проснулся огромный вулкан. Через мгновение я уже и сам кричал, не щадя связки. Как-то незаметно пропал мандраж, сменившись жгущей нутро жаждой битвы.

Первый шаг сделали нимийцы. Ровным строем они двинулись нам навстречу. Мы же сорвались на бег. То же самое было и с правой стороны. Имперские латники аккуратно вышагивали, а вражеское мясо бежало.

Нас разделяло пятьсот метров. И каждый шаг, каждое касание ступней земли отзывалось в голове ворохом воспоминаний. Никогда бы не подумал, что помню первое сентября. Не знаю, есть ли такая традиция сейчас, но тогда нас с линейки в школу отводили выпускники. Меня за руку взяла девушка. Она была чертовски красива, а я как дурак, окинув ее взглядом, уставился на свою будущую одноклассницу. Девчушку с веснушками и косичками. Пожалуй, в семь лет я был тем еще идиотом. Еще шаг — и вот я уже в одиннадцатом классе, несу на плечах какую-то кроху, которая остервенело трясет колокольчиком. Еще шаг — звон колокольчика не пропал, но река воспоминаний унесла меня на выпускной вечер. Вернее в подсобку клуба, где проходило празднование. Девушка лишилась косичек, вместо них — роскошные каштановые волосы, волнами падающие с плеч. Новый шаг — и я вижу подмигивающую луну и черную как смоль воду.

Рядом что-то кричит Тист, но я не слышу, по глупости спутав звон колокольчика с шумом крови, бьющей по вискам. Новый шаг — и вот я стою на стене замка, ставшего мне тюрьмой на целый год. Где-то там, у подножья стены, движется делегация во главе с герцогом, явившимся моим освободителем. До нимийских копий всего пара метров, я уже могу различить лица пехотинцев, — а в голове все еще неспокойно. Последний шаг перед рубкой — и я вижу зал, полный золота и зеркал. Звучит странная тягучая музыка. Я не умею танцевать, но все равно приглашаю девушку в круг. Зачем? Просто потому, что я хотел жить, а не существовать.

Первая линия приняла на себя вражеские пики. Почти все обзавелись дополнительными дырками в теле. Единицы пробились к пехоте, но их тут же порубили. Вторая линия, распихав древки орудий, пробилась к латникам. Завязалась битва. Сзади меня кто-то усердно подталкивал, а сам я напирал на стоявшего спереди. Через мгновение ему снесли голову, и я оказался в рубке. Первое впечатление — абсолютный хаос. Хотелось отдаться на его волю, полностью отключить разум и рубить, колоть, резать, наслаждаясь криками раненых и стонами умирающих. Но нельзя. Волевым усилием сохранив рассудок, я пропустил над собой вражеский клинок и погрузил саблю под вражеский шлем. В лицо ударил фонтан крови. Выдергивая оружие из падающего тела, я принял следующий удар на щит. Рядом размахивал палицей Тист. Прикрывая левую сторону, он буквально скашивал врагов, сминая их головы. Даже сквозь горячку битвы я слышал отдаленный треск костей и черепов. Справа сражался Пило. Он виртуозно владел своим бастардом, и буквально каждый выпад находил свою цель — маленькую щель в латном шлеме.

Откинув щитом противника, я подрубил ему ногу, удачно попав в сочленение. Добивать времени не было, схватка несла меня все дальше, латника прикончит стоящий сзади. Первые минуты битвы напоминали сущий кошмар. Нас куда-то толкало, тянуло, руки то и дело как огнем опаляло, а я все резал и отбивал. Сначала принять на щит, потом удар, снова на щит, и снова удар. Так было, пока…

— Маги!!! — проревел не своим голосом Молчун.

Я очнулся среди круга тел. Наши — не наши? Все перемешалось. С неба падало нечто огненное. Мы побежали, не назад, но вперед, срезая врагов, как точилка срезает стружку с карандаша. Через секунду сзади громыхнул взрыв, вслед за этим раздались крики. Не знаю, как кричат грешники, пожираемые пламенем ада, но заживо сгорающие наемники кричали явно громе и пронзительнее. Магией ударили еще два раза. Следующая атака принесла с собой необычный звенящий ветер, и сотни солдат оказались пронзены воздушными мечами. В последний момент я успел увернуться, но магический клинок все равно задел меня, разорвав в клочья рукав куртки и оставив глубокий порез на плече. Последний магический удар был самым страшным. Задрожала земля, а потом из почвы гейзерами забила лава. Не знаю, как мы выжили, но уже через пять минут члены нашей пятерки вновь стояли плечом к плечу. Ушастый, облитый кровью с ног до головы и с безумным пламенем в глазах. Тист, с палицей в одной и с секирой в другой руке. Пило, который использовал вместо щита чей-то шлем, одев его на руку, как боксерскую перчатку. Щуплый, орудовавший кинжалом и коротким мечом. Опомнившись, я отбросил щит и обнажил вторую саблю. Начиналась самая страшная часть — затяжная рубка.

Генерал герцог Часит эл Рисут, командующий объединенными силами Второго и Четвертого легионов

«И снова под Борсом», — подумалось Часиту. В свои шестьдесят он слыл одним из самых талантливых стратегов, уступая по количеству побед разве что Гийому. Но тот был магом и обладал поистине пугающими возможностями. К тому же являлся главой Рода, а Часит оставался лишь третьим братом.

— Лэр, последние сведения! — отчеканил подбежавший адъютант.

Командующий взглянул на этого паренька и сплюнул прямо на карту, разложенную на столе в шатре штаба. Очередной аристократик, которого семья пристроила на сытное место. Стыдно подумать, что через десяток лет этот трус, ни разу не бывавший на поле брани, станет полковником, а еще через двадцать за ним будут идти армии, скорее всего на верную смерть.

— Докладывай.

— Правый фланг, сэр. Потери — примерно три тысячи. Удалось разделить вражеский левый нимийский. Из личного состава правого убиты полковник Дель Зимон и подполковник Тайрак ним Гийом, ранен полковник Зуд ним Стиит.

— Да срать я хотел на правый фланг! — взревел генерал. — Там и так все ясно. Вот через полчаса или час доложишь о правом. А сейчас дай расклад по центру, левому и магам.

— Так точно, лэр! Прошу простить, лэр! — Стукнув кулаком в область сердца, адъютант продолжил: — В центре сейчас жарко, потери неизвестны, тамошний связист погиб, досылают нового. По магам: нимийцы несут потери, сто двадцать их против сорока трех наших.

— Хорошо, — кивнул герцог. — Почти трехкратный перевес в самом начале — это залог успеха. Что на левом и крайнем левом?

— Левый фланг почти продавлен, лэр. Из десяти шеренг остались две. Крайний левый держится, легионеров полегло семь тысяч, наемников — пять.

— Зиг гарид гимур гондат! — выругался Часит. — Отправь вестника, пусть наемники разворачиваются и идут на фланг. Вестника лучникам — отставить прицельную стрельбу, рассеять огонь по периметру, охватить весь правый нимийский. Весть коннице — выступление через полчаса, удар арканом.

— Но лэр… — замешкался аристократ. — Рассеянный огонь… там же наши люди.

— Нет наших там! Нет! Остались только наемники!

— Лэр, легионеров было двенадцать тысяч, погибло лишь семь.

— Пока дойдет приказ, ляжет еще три. Оставшиеся две… Что ж, они погибнут как герои, купив своей жизнью нашу победу!

Адъютант не рискнул пререкаться и дальше. Ударив кулаком себя в грудь, он выпрыгнул из палатки, оставив командующего наедине со своими мыслями и идеями.

Часит эл Рисут был единственным командующим в Империи, который вел битвы в одиночку. Он не признавал военных советов во время сражения. Он играл, играл со своим противником в игру, где фигурами были солдаты и маги, а победа означала власть, женщин и деньги. И именно ради этих трех «вещей» полвека назад Часит стал оруженосцем.

Тим

Отбив вражеский полуторник плоскостью сабли, я подрубил врагу ногу. Пока тот падал, срезал ему руку, оставляя изуродованное тело за спиной: его добьет прикрывавший меня Ушастик. Не знаю, сколько уже времени мы бьемся. Может, час, может, два, а может, несколько дней. Адреналин бурлит, мысли путаются, а враги все не кончаются. В какой-то момент нас осталось двадцать человек. Мы стояли буквой «Т» и рубили, резали, кололи. Потом умерли еще пять, а оставшиеся пробили живую стену и очутились в очередном водовороте.

Рядом просвистела стрела. Уклонившись на одних рефлексах, я зарубил какого-то мужика. Сначала отсек ему кисть, а второй рукой снес бедолаге голову. Не знаю, где мы сейчас сражаемся, но латников нет уже давно, перед нами обычные солдаты в легких доспехах, не сильно отличающихся от наших. Щеку пронзила острая боль. В который раз за этот день меня отвлекают вспышки боли. Жаль, я не умею ее отключать, да и никто, наверное, не умеет. Оглянувшись и чуть не пропустив укол в брюхо, я увидел еще одну стрелу, а затем с неба посыпался град, несущий с собой смерть.

— Демоны! Они ведут огонь по своим! — крикнул Пило.

— Надо уходить дальше! — откликнулся эльф.

— Как?! — Младший выразительно кивнул на прущих с севера-запада солдат.

— Меньше болтайте! — крикнул я, рассекая брюхо какому-то парню, решившему, что у него получится убить моих отвлекшихся друзей.

— Давайте за мной! — О, этот голос невозможно не узнать.

Молчун, сменивший секиру на какой-то молот (и когда он только успевает подбирать оружие?), заревел и понесся прямо на таран. Размахивая руками, как лопастями мельницы, он прорубал нам путь в глубь вражеского стана. Тех, кто успевал увернуться, добивали мы. Наконец мы выбрались из стрелковой зоны поражения. Правда, пользы от этого было мало — прорубились мы прямо к задним линиям.

— Замечательно, — вздохнул Руст.

— Молчи и работай, — сплюнул наш капитан.

Позади нас было поле, усеянное трупами, спереди — десятки солдат, смотревших на нас, как русский на негра. Наконец они очнулись и с криками бросились в нашу сторону. Встав в круг, спина к спине, мы раз за разом отражали натиск врага. То и дело мои сабли пронзали чье-то тело, сносили голову или подрубали ноги. В драке против солдата есть всего три точки, куда можно бить: в брюшное сочленение, в колено или под шлем. И пока у меня получалось. Пришлось привязать сабли к рукам, чтобы не соскальзывали, но это мелочи. Хотя я до сих пор не знаю, где Ушастый достал веревку, так вовремя брошенную мне.

Срезав нимийца прямо на ходу, я погрузил правую саблю ему в забрало, а левая уже со свистом пронзала очередного противника. Скольких я уже сегодня зарубил? Десять? Нет. Двадцать? Тоже мало. Пожалуй, что-то ближе к тридцати. Раньше я бы никогда не поверил, что один воин может зарубить сотню. Но теперь думаю — умелый вояка сможет положить и больше.

Еще один засранец решил проверить мои клинки на прочность. Что за варварство — бить с размаху прямо по острию?! Погибнуть, как герой, захотел? Разрубить клинок противника, самому подохнуть, но дать товарищу возможность для маневра? Отразив выпад по касательной, я провел излюбленный прием «змеиный шаг». Правда, в варианте, когда орудуешь с саблями, да и бить пришлось по другим точкам. Но итог один — отрубленная рука и срезанная голова.

— Не увлекайся! — крикнул Пило, нанизывая на лезвие еще совсем юного паренька.

— Так точно! — Я подрубил нимийца, которого Младший так удачно пустил себе за спину.

В таком темпе мы рубились еще с четверть часа или больше. А может, меньше — грани времени стерлись и я предпочитал считать убитых врагов. В принципе глупое занятие, ведь татуировки нам нанесли не простые: после каждого убитого под знаком армии появлялась цифра. Как работает эта магия, не знаю. Для чего нужно? Чтобы каждый получил свою долю с убитых. Усредненную, но свою.

Отбив очередной выпад, я поднырнул под лезвие, но чуть не натолкнулся на острие. Мне попался серьезный противник. И что самое неожиданное, он, так же как и я, держал два клинка. Как-то сам собой возле нас образовался круг из солдат. Так бывает, когда сходятся двое сильных или необычных воинов. Себя я относил к последней категории. Нимиец не стал долго думать — рванул ко мне, попытавшись провести обманный выпад. Отбив его клинок, я тут же поставил блок, тем самым спасая свою печень. Но прием оказался с тройным дном, в итоге мне ожгло ногу. Выругавшись, я на полной скорости, скрестив сабли на манер ножниц, стелясь по самой земле, подскочил к мечнику. Взмах — и его левая рука, выписав в воздухе замысловатый пирует, падает на землю. Еще один — и что-то вязкое плюхается мне под ноги. Сжимая рукой живот, нимиец падает на колени, а я пронзаю его шею.

После ускорения надо отдышаться. Я отошел за спину Тисту. Тот, прикрывая меня, двумя движениями валит сразу троих. Вот у кого будет цифра, близкая к сотне. Правда, наемники всегда держат свои татуировки перевязанными — цифры не обнуляются перед новой битвой.

Через минуту я снова в строю. Видать, за нами сегодня приглядывают демоны бездны, впятером мы сдерживаем нимийцев. Кто-то скажет — чушь, я же скажу — слаженная команда. Мы действуем командой против солдат, которые, потеряв своих десятников, напоминают кучки крестьян, которыми они и были в недавнем прошлом. Стоп, крестьян?

— Пило, мать твою через десять колен! — крикнул я Младшему, увлеченно режущему какого-то бедолагу. — Мы в центре!

— Что?

— Темных богов тебе в хату! — выругался я. — По центру мы, по центру, а впереди только две линии!

Пило соображает быстро, когда не отвлекается на фехтование. Вот и сейчас, качнув клинком и прикончив противника, он смекнул, что к чему.

— Тист, Колдунью тебе в постель! — чуть ли не смеялся он. — Дана команда пробиться на север.

Молчун, наш самопальный танкотаран, не заставил себя долго ждать — разве что на манер гориллы по груди не постучал. В левой руке — молот, в правой палица, на лице — оскал. Я бы на месте нимийцев обернулся в бегство и бежал до Южного океана. Те, судя по всему, подумали о чем-то сходном, некоторые даже отступили на шаг. Но Молчуну было все равно, он уже несся на врага, оглашая борсское поле самым диким криком.

Генерал герцог Часит эл Рисут, командующий объединенными силами Второго и Четвертого легионов

— Лэр, донесение, лэр!

— Выкладывай, — снисходительно приказал Часит.

Он сидел за столом и, откинувшись на спинку стула, потягивал вино. Еще с час назад было понятно, что победа за империей. Конница и лучники выполнили свою задачу. Стрелки сгрудили врага, заставив его буквально вжаться в одну точку, а всадники, как коса, сняли богатый урожай. Пехота тоже не подвела, давила нимийских ублюдков нещадно.

— Лэр, битва окончена, лэр!

Генерал поперхнулся вином:

— Что?!

— Лэр, нимийцы потеряли почти всех магов, у них осталось лишь семьдесят три мага против наших трех сотен. Из ста сорока тысяч погибло девяносто пять, легионеры же потеряли лишь сорок. Их конница так и не успела вмешаться в сражение, ее срезали на подходе наши заставы. Вы правильно предугадали направление, с которого они ударят. А еще …

Адъютант замялся, подбирая нужные слова, а герцог принял это за стеснение.

— Не томи, говори.

— Наши войска взяли в плен трех полковников и генерала. Это стало последней каплей. Их командующий поднял белый флаг и, по донесениям разведки, больше не покидал штаб. Скорее всего выпил яд.

— И правильно сделал, — покивал Часит и лишь потом до него дошло. — Погоди, как «в плен взяли»? Штабных взяли?!

— Да.

— Гарид дазг зиг! Не ожидал, не ожидал… Видать, не перевелись еще в легионах стоящие люди. Всех наградить и к званию представить. А хотя погоди, сам награжу и сам представлю.

— Эм… лэр? — потупил взгляд аристократ.

— Ну что еще?

— Это были наемники.

— М-м?

— Пленных взяли наемники.

Тим

Когда мы прорвались через последнюю линию, оставив за собой десятки окровавленных тел, среди которых находились еще стонущие раненые, я уже искал глазами новую цель, но не находил. Вокруг не было ничего, кроме реденького пролеска. Обернувшись, я увидел… море. Да, море из сотен солдат, рубящихся друг с другом. И в этом море виднелись корабли — всадники, срубавшие нимийцев подобно ветру, забиравшему пенку с гребней волн.

— Провалится мне в бездну! — выдохнул я. — Живы!

— Не расслабляйся, — толкнул меня Пило. — Ходу, парни, ходу!

И мы побежали. Прямо в лес, подальше от битвы. Честно говоря, не знаю зачем, скорее всего это был какой-то животный инстинкт: скрыться подальше от опасности, подальше от смерти. Через пять минут мы остановились на опушке, чтобы отдохнуть и пораскинуть мозгами, как действовать дальше. Когда все расселись прямо на земле, скидывая с себя ставшую неподъемно тяжелой броню, я в первый раз за день решил утереть лицо, забыв, что сабли привязаны к руке. И зря забыл.

— Что это за отрыжка Харты? — воскликнул я, стряхивая с руки… чей-то кишечник. — Ушастый, ты как, здоров?

— А чего ты хотел? — пожал плечами эльф. — Извини, банта с собой не припас.

Глотая воздух, как рыба, и подбирая слова, я не сразу заметил, что наемники смеются.

— Значит, прикалываемся, да? — прищурился я. — Ну ничего, стервятники, еще сочтемся.

И меня тут же накрыл приступ хохота. Мы смеялись долго, снимая напряжение и выплескивая застывшие в груди эмоции. Утирая слезы, я обратил внимание, что у всех, кроме Молчуна, оружие было хитрым образом примотано к кистям. Ну что ж, можно сказать, я прошел своеобразное крещение.

— Атас! — шикнул Ушастый.

Все тут же нырнули кто куда: одни за куст, другие спрятались за валуном. Я же инстинктивно прислонился к дереву и окунулся в «скрыт», сливаясь с природой.

— Зануда, — шипел Пило. — Зануда, чтоб тебя темные полюбили, ты где?

— Тихо. — Кажется, эльф отвесил нашему командиру подзатыльник.

Мы затихли, ничем не выдавая свое присутствие. Вернее, не выдавал только я, а вот остальных умелый следопыт, маг или Тень нашли бы без особого труда. Но те молодчики, из-за которых поднялась буча, нужными талантами не обладали.

Через несколько минут на поляну выехала группа из двенадцати человек. Без команды, будто обладая общим разумом, мы кинулись в атаку. Оттолкнувшись от дерева, я метнулся под брюхо лошади и одним движением вскрыл ей нутро. Когда падал всадник, я интуитивно оглушил его ударом в висок и не стал добивать. Рядом тут же очутился какой-то солдат. Вот только вместо меча у него была… рапира. Он орудовал своей зубочисткой виртуознее, чем сам Младший, и мне пришлось попотеть. В итоге я обзавелся еще одной ссадиной в области ключицы, но смог-таки подрубить противника. Видимо, самый сложный противник достался именно мне, так как остальные бой уже закончили.

— Хоровод демонов к тебе на свадьбу, Руст! — восхитился Пило.

— А почему ко мне?!

— Потому что ты никогда не женишься, — отмахнулся командир. — Господа доблестные наемники, я хочу вас поздравить!

Мы уставили на него в ожидании.

— Вот этот, — ткнул он пальцем в молодчика, которого вырубил я, — носит полковничьи лычки, как и эти двое. — Он показал на еще двоих неудачников, носивших дорогие камзолы. Стало понятно, почему я его не убил, — рефлексы, мать их. Не зря меня муштровал Добряк, да удачно он переродится. — А вот у Тиста добыча покрупнее.

Молчун, сохраняя присущее ему хладнокровие, скинул с плеча пожилого коренастого мужчину в вышитом золотом камзоле и с такой же позолоченной сверкающей броней.

— Наш не очень разговорчивый друг захомутал генерала!

Все выдохнули, а Щуплого понесло.

— Раз колдуньи в руки не идут, надо хоть с генералами баловаться, — глубокомысленно произнес он, а через секунду отправился в свободный полет. Н-да… подзатыльник от северянина — это страшно.

И мы опять засмеялись. Наверное, картина еще та: стоят четверо израненных окровавленных воинов и ржут, как кони, а один валяется на земле и, держась за голову, постанывает, попутно хихикая. Рядом валяются высшие офицеры. Они к общему веселью не присоединились: будучи без сознания, они выступают в роли безмолвных зрителей. Не в силах стоять на ногах, я рухнул на землю и вздохнул. Демоны с остальными, а для меня эта битва закончена.