– Славно потрудилась молодежь, а, Хольда?
Оццель Пустоглазый переложил поводья из руки в руку и немного потянул их на себя. Идущий первым в цепочке тувар задает темп движения всем остальным, так что нужно следить за тем, чтобы он не отвлекался, и не сворачивал с широкой, расчищенной в лесу дороги. Животное, опустившее было голову, чтобы подобрать лежащие в стороне ветки, шумно выдохнуло воздух, словно бы вздохнуло печально, и зашагало дальше, волоча за собой сани, в которых сидели погонщик и старшина лесорубов.
За санями ползла большая, поставленная на полозья платформа, на которой, сложенные один на другой, лежали широкие деревянные диски – часть распиленного ствола рухнувшего лесного великана.
Следом по утрамбованному снегу цепочкой двигались еще с десяток таких саней, тянувших точно такие же груженные деревом платформы. В них расположились молодые подопечные Хольды.
Старшина потеплее укутал ноги в теплую пятнистую шкуру скельда, специально для этой цели уложенную на дно саней и кивнул:
– Неплохо отработали. Свалили два девяностолетка, не считая просеки. Хьялмар получит больше, чем заказывал.
– Ничего, он тоже не пожадничал, – Оццель снова подтянул вожжи, понуждая тувара идти, не сворачивая с дороги. – Его шахтеры отвалили нам горючего камня на четыре воза больше, чем было оговорено. Так что этой зимой мы точно не замерзнем.
– Хьялмар знает, на что тратит. Не отправит же он свою дочку к нам замерзать.
– Значит у них с Увригом уже все сговорено?
Хольда пожал плечами.
– Да кто ж их знает? Но не просто так же Увра принялся с весны поднимать отдельный дом. Вот увидишь: к зиме пить нам свагу.
– Поживем – увидим.
Старшина лесорубов погладил висящий на шее мешочек с землей и Оццель последовал его примеру.
– Давно ли мы с тобой у самого Уврига топорами стучали? Летит время…
– Да уж, летит. Помнишь, как к родителям его пришли? Как старый Йон-то его тогда?
– Кто же Йона забудет! Пусть его отдых будет спокойным.
– Пусть будет…
Хольда очень хорошо помнил этот день, когда, им довелось присутствовать при разговоре их общего друга с родителями. Матушка улыбалась и украдкой посматривала на отца, который в доме – глава и поэтому за ним последнее слово. А Йон, только вернувшийся с вырубки и пребывающий после сытного ужина в отличном настроении, видно, решил над сыном покуражится.
– Ну, какая тебе жена? – махнул он рукой. – Жену ему подавай. Рубашку-то распахни, жених – волос на груди не отрастил еще, туда же – жениться надумал!
Хольда и Оццель, тогда еще не потерявший глаз, переглянулись и опустили головы, спрятав улыбки.
– При чем тут волосы?! Вон дед – весь в шерсти, как стогга, так что, за ним невесты бегают?! – покраснев, возмтился Увриг. – Сам-то ты много старше был, когда он за тебя мать сватал?!
– А ты по мне и не ровняйся! – тоже повысил голос Йон. – Я ее, между прочим, в свой дом привел, а тебя за дверь выпусти – околеешь, на снегу как гольва без стаи! Ни ворот своих, ни двора, ни стен!
– А вот дом подниму – как ты заговоришь?!
– А ты подними сначала!
– И подниму! А вы двое, чего ржете сидите?!
Грохнув стулом, новообъявленный жених вышел из комнаты, протопал вниз по лестнице и хлопнул входной дверью. Йон усмехнулся и указал на деревянный бочонок, стоящий посреди стола.
– Хольда, что смотришь? Или мне вам разливать? Не доросли пока что. Давай… и этому тоже налей, сейчас придет окоченевший, там нынче особенно не погуляешь. Ну, хова!
А потом, вытерев рукавом усы, он откинулся на спинку стула, сложил широкие ладони на животе, и спросил:
– Ну что, куда свататься ехать? Кто такая? Рассказывайте, давайте.
Увриг, остыл на морозе и отцовскую правоту осознал: чтобы семью завести, сам о себе сначала заботиться научись, ремеслом овладей, друзей надежных заведи, которые помогут и тебе, и семье твоей, если вдруг что случится. Вернулся тихий, сел за стол, попросил за грубость прощения.
А за весну и лето выстроили они втроем и новый крепкий дом, и широкий двор к нему. К зиме как раз закончили. Йон (который потихоньку от Уврига уже пару раз наведался к родителям невесты и обсудил с ними все вопросы) лично пришел, везде прошелся, все осмотрел: не дует ли сквозь рамы, не дымит ли большой камин, крепки ли двери и ворота. Потом, рассевшись на мягких шкурах, посмотрел на сына как на равного:
– Вот это другое дело. Теперь мне не стыдно за тебя просить. Собирайся, поехали за твоей невестой!
Да, много с тех пор снега выпало… Йона уж с ними нет, Увриг сколько лет как стал гевлом, главой всех Вольгов – одной из трех главных родовых ветвей, а Оццель остался без глаза. Да и времена нынче настали не те, что раньше. Сложные времена.
Нет между гедарскими семьями былого согласия. Хоксвооды – торговцы, живущие у самой границы Центральных Земель, сотни лет управлявшие торговлей от имени всего Севера, в последние годы все чаще следовали собственной выгоде, нежели общей пользе. Разными путями они добивались поддержки артельных старшин, и это уже привело к тому, что на Толльгеве – ежегодном собрании гевлов и представителей свободных артелей, все их предложения принимались большинством голосов. Увриг от имени ветви Вольг и Хьялмар, гевл Увва, владеющих шахтами и мастерскими в северных горах, изо всех сил пытались восстановить исчезнувшее равновесие, но для того, чтобы этого добиться, необходимо было изменить уклад, существовавший столетиями, и готовых на это было очень мало.
Вот и в этом году Увриг провел на Толльгеве две недели. Вернулся он несколько дней назад, и лицо его, как говорили те, кто его видел по приезду, было темнее чащи лесной в полночь. Но сегодня он пригласил всех своих старинных друзей на традиционный праздничный ужин для молодых гедаров, впервые выехавших на настоящую вырубку, и на совет, который должен был состояться после. Было известно, что Хьялмар тоже должен прибыть. В общем, определенно намечался какой-то серьезный разговор.