Глава 1

На экране вспыхивали пламенеющие красным буквы: «ДОСТУП ЗАКРЫТ». Вспыхивали ровно, пульсировали, будто отстукивали неслышный четкий ритм. Вспыхивали, высвечивая погруженную во мрак комнату, пустую, гулкую, почти без мебели, ее унылые серые стены, темные окна без занавесок, неподвижного человека, тупым мертвым взглядом уставившегося в монитор. Буквы вспыхивали, раскрашивая неказистую обстановку комнаты в кровавые цвета и медленно угасали, словно утопая и растворяясь в черном стекле экрана.

«… ДОСТУП ЗАКРЫТ… ДОСТУП ЗАКРЫТ… ДОСТУП ЗАКРЫТ…»

Эти слова были всюду. Они отражались на запотевшем оконном стекле, змеились по полированной поверхности столешницы, мерцали в глазах неподвижного человека, впечатывались в его мозг.

«… ДОСТУП ЗАКРЫТ…»

1

Темные тучи простирали свои рваные грязные щупальца над самой водой. Белые пенистые барашки на гребнях волн, казалось, касались нависшего неба. В свинцовой воде, словно поплавок рыбачьей сети, то выныривала, то вновь погружалась голова выбивающегося из сил пловца. Изможденное лицо его, со сморщенной от соленой воды кожей, с мокрыми сосульками черных волос на высоком лбу, с красными, полузакрытыми глазами выражало жажду жизни, стремление выжить любой ценой, любыми усилиями. Человек уже не мог взмахивать руками, он только держался на поверхности, задерживая дыхание каждый раз, когда очередная волна накрывала его с головой, забивая уши и горечью проникая в носоглотку.

Он не помнил своего имени, не помнил, как он оказался здесь, посреди волнующегося моря, не помнил ничего. Ему некогда было вспоминать, он был занят выживанием в этом мокром мире, так негостеприимно его встретившим. Он знал лишь одно — что жизнь его принадлежит не ему одному, и эти смутные воспоминания о справедливости и мести помогали держаться на плаву…

2

Его пальцы царапали песок. Он наслаждался болезненным ощущением впивающихся под ногти маленьких песчинок, еще не осознавая своего спасения. Понимание пришло позже, когда высохшая под палящем солнцем, покрытая коркой морской соли кожа стала нещадно чесаться, свербить, жечь острой болью, побуждая к активным действиям.

Распластавшийся на берегу полуобнаженный человек с усилием поднял голову и огляделся.

Он лежал на широкой полосе пляжа, протянувшейся по всей длине прибоя — от горизонта до горизонта. Ленивое, успокоившееся под горячими лучами солнца бирюзовое море спокойно вылизывало песок, окатывая маленькие круглые камешки, играя невесомыми спиралями ракушек и мягко расталкивая мелких полупрозрачных членистоногих, кишащих среди влажных песчинок. Вдалеке, там, где кончался песок, зеленела трава, а еще дальше, на недостижимом расстоянии темнела полоса тенистого леса.

Человек застонал, попытался приподняться, но не смог и пополз вперед, волоча ноги, оставляя за собой борозду вспаханного песка, время от времени поднимая голову и оглядываясь. Нелепый, он напоминал издыхающего тюленя, упрямо ползущего от пахнущего йодом и солью моря к влекущей прохладе леса.

В тени торчащей из песка пальмы человек остановился и обессилено растянулся, выбросив руки в стороны и уткнувшись лицом в землю. Перед тем, как впасть в беспамятство, он успел вспомнить свое имя и, самое главное, свою миссию.

3

Очнулся он оттого, что кто-то за ноги волочил его по земле. Спина болезненно реагировала на малейшие неровности, камни и сучки, попадающиеся по дороге. Он попытался разглядеть тащившее его существо, но увидел лишь собственные руки, скрученные веревками на животе, задранные к небу ноги, захваченные петлей, да серую тень впереди — не то лошадь, не то быка. В шею стрельнуло болью, и ему пришлось опустить голову.

Проверяя прочность пут, он слегка подвигал руками и ногами и, ощутив некоторую слабину в узлах на запястьях, стал аккуратно, стараясь не привлекать внимания невидимых похитителей, растягивать грубые веревки. Увлеченный этим занятием, он не заметил выскочившего откуда-то из-за правого плеча большого булыжника и с размаху ударился о него виском. В глазах потемнело, и связанный пленник в очередной раз потерял сознание.

4

Навьюченный мешками с рыбой бык вошел в прохладную тень леса и ему сразу стало легче волочить непривычную и потому пугающую ношу. Животное то и дело задирало голову и косило блестящим черным глазом на связанного черноволосого человека, скользящего спиной по траве.

Перед быком шли два странных существа, низкие, горбатые, на неестественно тонких ногах с большими ступнями. Бугристые черепа без малейших признаков растительности были, словно веснушками, усеяны мелкими зелеными пятнышками. Их острые уши, казалось, жили своей, отдельной от хозяев жизнью: они поворачивались в разные стороны, прислушиваясь к шелестящим звукам леса; подергивались, отгоняя мелких назойливых насекомых; скручивались, предохраняясь от хлещущих гибких ветвей. Зеленокожие существа тихо переговаривались хриплыми скрипучими голосами.

— Зачем ты его взял, Уот? Тебе, что, проблем мало? Помнишь, что было, когда мы в последний раз встретили людей? Они вырезали половину нашего племени только для того, чтобы заполучить Древесный Топор! Помнишь? Зачем тебе этот полумертвый человек? Не молчи, объясни. Зачем?

— Я уже сказал тебе, Аут. Нельзя оставлять человека умирать. Иначе придут другие люди и будут искать виновников его смерти.

— Здесь не видели людей уже два года. Если кто-нибудь когда-либо и появился бы, то от этого человека не осталось бы и следа. И, потом, кто знает, может он не умер бы и спокойно ушел из наших земель?

— Куда?! — Уот разозлился. Его уши задергались, словно в них были вставлены быстрые тугие пружинки. — Как может выжить слабый человек в нашем лесу? Мы, гоблины, после того, как ушли с равнин, долго учились сосуществованию с Лесом. И неизвестно, что из этого вышло бы, если б не эльфы. Только их помощь дала нам возможность сжиться с Лесом, с деревьями, с дриадами. Эльфы помогли и ушли, оставив Лес нам на попечение. Нет, нельзя, чтобы здесь пролилась кровь! Эльфы всегда терпимо относились к людям, и мы должны быть похожими на них, если хотим спокойно жить в этих краях!

— Эльфы! — фыркнул Аут. — Я старше тебя, Уот, и я помню времена, когда мы были смертельными врагами: гоблины из долин и лесные эльфы. Мы слишком разные, чтобы терпеть друг друга. Наверное, поэтому они и ушли… О, времена! Гоблины прячутся среди деревьев! Гоблины берут пример с эльфов! Гоблины охраняют лес! Гоблины спасают людей! Тьфу!

— Успокойся. Что сделано, то сделано. Ты сам знаешь, что времена меняются, что обстоятельства вынудили нас уйти с равнин. Поэтому хватит стонать и поправь-ка лучше мешки. Не хватало только растерять улов перед самым домом.

Аут остановил быка и, недовольно кривя безгубую щель рта, стал поправлять пахнущие рыбой мокрые холщовые мешки. Проверив поклажу, он окинул взглядом бессознательного пленника и, недовольно хрипя под нос обрывки ругательств, хлестнул прутом быка и пошел догонять молодого напарника, ушедшего далеко вперед.

 

Глава 2

Глеб выключил монитор.

«ДОСТУП ЗАКРЫТ…»

Буквы еще какое-то время светились на люминофоре экрана, и Глеб наблюдал за их постепенным угасанием.

В комнате стало совсем темно. Лишь нечастые всполохи фар проезжающих автомобилей врывались с улицы в окна, да отблески неоновых реклам немой светомузыкой расплескивались по голым стенам.

Глеб осторожно коснулся виска.

Гладко выбритая кожа зудела, и он почесал череп, то место, где в кость была вживлена серебристая коробочка нейроконтактера. Толстый кабель, соединяющий человека с компьютером провисал над полом словно шланг. Шланг, по которому человеческая личность перекачивается внутрь компьютера или, наоборот, через который виртуальный мир закачивается в мозг. Глеб не мог точно сказать, каким образом осуществляется погружение в компьютерные вселенные. Он никогда не задумывался об этом. Просто привычно втыкал разъем в нейроконтактер на виске, включал компьютер, вводил с клавиатуры идентификационный код и погружался в иной мир. Несколько несложных отточенных движений. Все так буднично: подключил к позолоченной гребенке контактов провод, щелкнул кнопкой, нажал десять клавиш. А об остальном позаботится программа, компьютер, сеть. Программисты и нейрохирурги. Только плати деньги…

Деньги.

Их-то у него больше не было.

Не было совсем, абсолютно, безнадежно…

Игра, давно ставшая привычкой, завершилась.

Наркотик кончился.

Все кончилось.

Доступ закрыт…

Глеб вылез из-за стола и подошел к окну. Медленно провел рукой по запотевшему стеклу, осязая ладонью влажную прохладу. Тонкие змейки ручейков с головками-каплями сбежали от пальцев вниз, прочертили на матовом от конденсата стекле блестящие черные дорожки. Стекло плакало.

На улице шел дождь. Мелкая изморось висела в воздухе, размывая надписи мерцающих реклам. Глазастые автомобили бесшумно проносились по мокрому асфальту. Перемаргивались желтыми фонарями светофоры. Город отдыхал…

Глеб долго стоял у окна, вглядываясь в ночную жизнь улиц. Дурные предчувствия встревоженно ворочались в глубинах сознания, он старался не замечать их, пытался вытеснить их из своего разума. Невеселые мысли обуревали его, но он гнал их прочь. Решение было давно принято, и сейчас он боялся передумать.

Надо все завершить немедленно. Не откладывая. Пока еще свежа память. Пока не ушла ненависть. Любое дело необходимо доводить до конца. Всегда.

От принципов отступать нельзя…

Глеб отошел от окна.

Он знал, что надо делать.

Все еще только начиналось.

1

Глеб слабо застонал и пошевелил онемевшими кистями. Тотчас, откликнувшись на осторожное движение, в подушечки пальцев вонзились тысячи мелких иголок. Боль вместе с толчками крови растеклась по рукам, охватила плечи и перекинулась на спину. Вслед за болью вернулась память. Опираясь на трясущиеся руки, Глеб приподнялся и сел, открыв глаза.

Сперва он ничего не увидел, кроме яркого пляшущего лоскута костра. Через минуту, когда глаза адаптировались к ночной темноте, он разглядел десяток странных горбатых теней, настороженно уставившихся на него поблескивающими угольками глаз. Каждая из теней держала в руках длинный шест с массивным треугольным наконечником. Отблески костра змеились на полированных гранях с устрашающими зазубринами. Пики были направлены на Глеба.

— Эй! — слабым голосом обратился Глеб к сливающимся с темнотой теням. — Вы кто? Что вам надо?

Вооруженные копьями силуэты молчали. Лишь щелкал, разбрызгивая искры, костер, да заторможенно, зациклившись на одной фразе, хрипело в недалеких кустах какое-то лесное создание, не то насекомое, не то птица: «Хр-р-р-ц-ц! Хр-р-р-ц-ц!»

— Ну и черт с вами! — сказал неподвижным стражам Глеб и, откинувшись на ноющую ободранную спину, стал разглядывать черную, мерцающую блестками звезд кляксу неба, видную сквозь отверстие в густом пологе сплетенных древесных крон.

Он вспомнил свою первую смерть и первое свое знакомство с предательством.

Вспомнил холодные иглы звезд, пронзающие мозг сквозь отверстия мутнеющих глаз; кровавую луну, похожую на ухмыляющуюся рожу прокаженного; снова услышал шум ветра, выдавливающий барабанные перепонки; скрежет хитинового панциря ползущего мимо него жука; шуршание неторопливых слепых червей, дырявивших почву под ним. Он ощутил холодящую сталь, засевшую между ребер; мороз, расползающийся по телу; иней, оседающий на лицо, на сизые губы, покрытые кровавой пеной, на распахнутые слепнущие глаза. Его пальцы снова скользили по торчащему из груди дереву рукоятки, он снова чувствовал ее ребристую поверхность, ее жизнь, ее тепло. Тепло, которое она высасывала из него, запустив в тело острый металлический зуб. И руки. Чужие, чуждые руки бывшего товарища, шарящие по его груди в поисках амулета. Жадные, жаркие руки; скребущие скрюченные пальцы; пластинки ногтей, царапающие кожу. Руки, измазанные кровью.

Руки предателя.

2

Кто-то пихнул его в бок и скрежещущим голосом произнес:

— Поднимайся! Тебя хочет видеть Мудрейший.

Глеб открыл глаза и сразу зажмурился. Над ним, окруженный слепящим солнечным нимбом, возвышался горбатый силуэт с копьем. Глеб рукой заслонился от солнца и, разглядев стоящего, вслух удивился:

— Гоблин! В лесу!

— Пошевеливайся! — Гоблин легонько ткнул пленника тупым концом копья, и Глебу пришлось встать, морщась от боли в исцарапанном, помятом теле. Сразу выяснилось, что гоблин, такой грозный при взгляде снизу, на самом деле едва достает макушкой до ключиц Глеба.

Словно предупреждая возможные агрессивные действия пленника, из-за широких стволов деревьев выдвинулись еще несколько длинноруких зеленокожих фигур с оружием наперевес. Они настороженно, но без злобы следили за жилистым полуголым человеком, растирающим затекшие конечности.

Закончив массаж, Глеб обратился к ждущему конвоиру:

— Ну, что? Пойдем, что ли.

— Туда, — показывая направление, мотнул головой гоблин и, пропустив Глеба вперед, пошел вслед за ним, поигрывая пикой и не отводя глаз от бугрящихся под исцарапанной кожей лопаток Глеба. Стражи, так внезапно вынырнувшие из-за деревьев, снова скрылись из вида, но Глеб был уверен, что за каждым встречным кустом стоит сейчас невысокий воин и провожает его напряженным пристальным взглядом.

Ничего хорошего от гоблинов Глеб не ждал. Жестокие существа, обычно промышляющие охотой на равнинах, они не брезговали и человеческим мясом. Слабые поодиночке, собираясь в стаю, гоблины заставляли себя уважать и не раз наголо разбивали тяжеловооруженную охрану торговых караванов, следующих через их земли. Легкие копья с зазубренными наконечниками вырывали куски мяса из тела противника, оставляя открытые, ужасного вида кровоточащие раны. И гоблины виртуозно использовали это свойство длинномерного оружия, в забавах своих превращая порой какого-нибудь плененного рыцаря в истекающее кровью бесформенное существо, умоляющее своих мучителей о смерти. Было общеизвестно, что во владении копьем с гоблинами могли сравниться разве что королевские копейщики пятого ранга, и потому мало было любителей бродить в одиночку по землям зеленокожих приземистых охотников.

«Что загнало их в лес? — гадал Глеб. — Что заставило уйти с равнин этих существ? Какая сила смогла победить природный страх гоблинов перед лесом? Или это новый вид — Лесные гоблины? Говорят же, что есть гоблины Болотные, так почему бы не быть и Лесным?»

— Пришли, — сказал остроухий конвоир, и Глеб с интересом огляделся. Лес как лес. Поляна, поросшая кустами и молодыми березками. Нигде ни малейших признаков жилья, только едва заметные ниточки троп, вьющиеся меж деревьев.

Внезапно земля под ногами озирающегося Глеба разверзлась, и оттуда выглянула зеленая морда.

— Заходи, — просто сказала она, и Глеб, неуверенно оглянувшись на стоящего за спиной охранника, спрыгнул в землянку.

Пол оказался неожиданно глубоко, и Глеб чуть было не упал. Позвоночник хрустнул, пятки, ударившись о плотно утрамбованную землю, заныли.

Люк захлопнулся. В землянке было темно и прохладно. Пахло сеном, дымом и еще чем-то незнакомым, но приятным.

Разведя руки в стороны, Глеб попытался нащупать стены, но представив, как выглядит он со стороны — нелепо шарящий руками, словно слепец — стал терпеливо ждать, когда глаза привыкнут к темноте.

Хозяин землянки молчал, но Глеб явственно чувствовал, почти осязал внимательный взгляд, сфокусированный на нем.

Вдруг, резанув болью по глазам, вспыхнул огонь, высветил земляные стены норы, грубо сколоченный стол, кресло, полки, заставленные пыльными горшками всевозможных мастей и размеров, старого гоблина в рванье и со свечой в руке. Большие глаза гоблина отражали и множили пляшущий огонек свечи, и Глеб завороженно уставился на гипнотическую игру света в глубине темных зрачков. Гоблин ухмыльнулся, и из его рта пахнуло тухлой рыбой.

— Милое местечко, не правда-ли? Прямо как у какого-нибудь вонючего хоббита. — Он поставил свечу на стол и растекся по креслу.

Глеб поразился размерам гоблина. Ростом тот был с нормального человека, может даже чуть выше, а заплывшая жиром фигура формой напоминала винную бочку, на которую, смеха ради, напялили старые рваные тряпки. И только руки и ноги были обычного для гоблина размера, и эта диспропорция между раздутым бочкообразным телом и тонкими иссушенными конечностями была настолько комична, что Глеб не выдержал и расхохотался.

Гоблин еще шире расплылся в улыбке, и живот его, практически целиком видный сквозь прорехи в одежде, заколыхался в такт хриплому смеху.

— А ты весельчак, как я погляжу. Хотя не каждый весельчак стал бы смеяться при подобных обстоятельствах, — произнес Большой Гоблин, утирая выступившие бисеринки слез. — Пожалуй, ты мне нравишься. Возможно, скоро ты понравишься мне еще больше. — Он провел длинным языком по эмали острых зубов и опять зашелся в неподдельном искреннем смехе.

Глеб, не прекращая смеяться, прикинул свои шансы на победу над этим хохочущим жирным гигантом, и почти сразу отбросил все мысли о схватке — слишком уверенно и спокойно держался гоблин. Мудрейший? Шаман? Да и о поджидающей наверху страже не стоило забывать.

— Я шаман, — словно услышав немой вопрос, подтвердил ставший серьезным хозяин землянки. — Хочу поговорить с тобой.

— О чем? — Глеб, не ожидая приглашения, огляделся в поисках стула, но не найдя ничего подходящего, опустился прямо на пол, на затертый тряпичный коврик со сложным орнаментом.

— Ты ведь принадлежишь обоим мирам? Ты Двуживущий?

Глеб осторожно, не зная, что последует за этими словами, кивнул. Гоблин мгновение помолчал, затем продолжил:

— Можно было не спрашивать. Когда видишь странствующего человека, можно утверждать, не боясь ошибиться, что он Двуживущий. Реже встретишь гнома или эльфа, пришедшего из того мира и уж никто никогда не разговаривал с Двуживущим гоблином или троллем. Никто не хочет выглядеть безобразным, словно плесневелая бочка на тонких ногах. Все хотят быть мускулистыми красавцами. Все хотят размахивать мечом и любоваться собой. Все… — Улыбка исчезла с лица шамана, и он, понизив голос до шепота, забормотал что-то под нос, словно позабыв о сидящем на полу человеке. Злобные огоньки блеснули в глубине его глаз, и Глеб испуганно оглянулся, подыскивая что-нибудь массивное и достаточно увесистое для удара.

Шаман рывком поднялся с кресла и, схватив Глеба за плечи, оторвал его от земли и стал встряхивать, все глубже и глубже запуская пальцы в ноющие мышцы.

— Новорожденный! Ты Новорожденный? Зачем ты пришел к нам? Говори?! — Шаман вновь перешел на членораздельную речь, теперь он почти кричал.

Глеб испугался неожиданной ярости шамана, столь быстро сменившей его улыбчивое благодушие, и заговорил, поспешно и сбивчиво, торопясь высказать то немногое, что мог сказать, с ужасом понимая свое положение — шаткое балансирование канатоходца над пропастью, ощущая близость смерти, на этот раз уже окончательной, чувствуя свою беззащитность и стыдясь ее:

— Да, я Новорожденный. У вас я оказался случайно. Мне нечего скрывать. Так получилось, что при Рождении я оказался в море. Это происходит всегда — ты не знаешь, что тебя ждет на этот раз, но каждое Рождение — это испытание, доказательство права на существование. Я должен был выжить, и я выжил, чтобы совершить то, чего не успел сделать в предыдущих жизнях. Не мешай мне шаман, я уйду. У меня есть дело, но вас оно не касается. Оно не касается никого из Одноживущих. Дай мне уйти.

— Не касается. Никого. Из Одноживущих, — закрыв глаза, нараспев повторил шаман. — Так не бывает, человек. Вслед за вами всегда идет смерть. Вам нужен этот мир лишь для того, чтобы чинить в нем насилие. Насилие, которое запрещено в вашем мире. Мы для вас лишь вызревающие колосья, ждущие жатвы мечом… Мы охотились на равнинах, но пришел человек и открыл охоту на нас. Мы бросили родные места и ушли на север, но люди следовали за нами, они разрушали наши хижины, убивали всех подряд — и детей, и стариков, и женщин. Им не нужна была наша земля, им было плевать на наши охотничьи угодья, им требовались мы. Только мы. Наша кровь, наши предсмертные крики, наша агония… Мы боролись. Копья обагрялись человеческой кровью, на хижинах белели ваши уродливые черепа, над огнем скворчало жиром ваше мясо… Но нельзя убить Двуживущего. И тогда мы ушли в лес. Не все племена решились на это, но самые отчаявшиеся пришли за помощью к лесным эльфам. Я был в составе той делегации. Эльфы запросили за помощь большую цену — мы должны были взять на себя заботу о Лесе, и никогда, никогда кровь разумного существа не должна была проливаться на корни деревьев. Это была дорога в один конец, но мы согласились. У нас просто не было выбора — либо смерть на равнинах, либо жизнь в пугающе незнакомом лесу. Эльфы дали нам пропуск — Древесный Топор, раскрывающий тропы в непроходимых чащобах, и мы, смирившись с новыми правилами, спрятались под зелеными кронами и за толстыми мшистыми стволами. Но и сюда пришли люди. Они вырезали половину племени и похитили Древесный Топор… А теперь, после всего этого, появляешься ты и говоришь, что это никого не касается! Зачем ты здесь?

Глеб выдержал паузу, глядя в погрустневшие глаза старого гоблина, и ответил:

— Я ищу человека, слишком долго задержавшегося в этом мире.

Шаман устало вздохнул:

— Месть. Глупое чувство несмирившейся слабости. Вы, люди, слишком часто идете на поводу у своих эмоций, забывая о самой жизни.

— Нет. Просто мы живем чувствами.

Гоблин недовольно поморщился.

— Перед твоим появлением я видел сон. С неба упал голый мокрый птенец. Он был смешон — слепо тыкался мне в руку, разевал клюв и гадил прямо на держащие его пальцы. Я мог бы его раздавить, но вместо этого я отрезал себе мизинец и накормил птенца. Тотчас он превратился в гигантского белоголового орла и улетел в вихре взметнувшихся к небу листьев… Я не стану держать тебя силой. Ты можешь уйти, когда посчитаешь нужным. Жизнь твоя прервется не сейчас и не здесь. Орел в моем сне сгорел, наткнувшись на Солнце…

3

Его за шиворот, за руки, за волосы выволокли из землянки, словно щенка из проруби. Бросили на землю, приставив копья к горлу. Глеб пошевелился, принимая более удобное положение, и тотчас острая сталь в нескольких местах уколола кожу. Он из-под ладони глянул на своих стражей, сказал:

— Эй, потише! Я безоружен.

Пять гоблинов — и откуда они только взялись? — скалили пасти, подсмеиваясь над беспомощностью пленника.

Из землянки высунулся шаман.

— Человек будет жить с нами. До тех пор, пока не окрепнет и не сможет самостоятельно выбраться из леса. Не трогайте его.

Зеленокожие остроухие охранники посерьезнели, отвели копья.

— Человек? С нами? — недоверчиво спросил один из них.

— Да, — подтвердил шаман. — Отведите его на место, накормите и оставьте в покое. Он уйдет сам, когда захочет.

— Но это же человек.

— Он не опасен. — Шаман нырнул в дыру и захлопнул за собой люк, давая понять, что разговор окончен.

— Что творится? — недовольно прорычал один из охранников, качая плоской головой. Он повернулся к Глебу, ткнул его тупым концом копья. — Ты слышал, что сказал шаман? Все понял? Вставай! Я провожу тебя на место…

Глеб ладонью отвел в сторону древко копья, сел. Никуда не спеша, осмотрелся.

— И много у вас здесь землянок? — поинтересовался он, обводя взглядом поляну, отмечая неприметные холмики, возле которых обрывались утоптанные ниточки троп.

— Если ты будешь шпионить, — с угрозой в голосе сказал гоблин, — то я лично вспорю тебе брюхо.

— А как же шаман? — Глеб поднял брови, глянул на охранника. Тот отвел глаза, скривил щель рта. Проигнорировав вопрос, бросил короткое:

— Вставай!

Глеб с кряхтеньем поднялся на ноги. Сказал:

— Не меньше двадцати. Я прав?

Гоблин зарычал, занес копье для удара.

— Стой, Йак! — окликнул его охранник, стоящий чуть в стороне. — Не нарушай приказ Мудрейшего!

Копье опустилось.

— Но он шпионит. Неужели ты не знаешь людей, Уот? Он уйдет с тем, чтобы потом вернуться и убить всех нас. Он наведет на нас своих сородичей.

— Ты не веришь шаману? Ты споришь с Мудрейшим? Ты хочешь сказать, что Мудрейший совершил ошибку?

— Нет. Нет! — Йак отступил от Глеба, замотал головой.

— Человек будет жить с нами. Так сказал шаман.

— Да, Уот. Я слышал, что сказал Мудрейший. Но это так странно. Так непривычно.

— С тех пор, как мы поселились здесь, все изменилось.

— Да.

— Надо привыкать, Йак.

— Да.

— Оставь человека. Он не причинит нам вреда.

— Да. Так сказал шаман.

Йак, лишившись всей своей воинственности, поникнув, опустив копье наконечником к земле, отступал все дальше и дальше, согласно кивал. Кивали и остальные гоблины, внимательно слушая слова Уота:

— Смерть человека, смерть Двуживущего никогда не приносит добра. Она влечет за собой лишь месть. Непрекращающуюся цепочку смертей. Двуживущего нельзя убить. Двуживущий всегда возвращается. Так зачем убивать бессмертного? К чему нам бесконечная месть? Шаман сказал — этот человек будет жить с нами. А потом он уйдет. И мы не должны ему мешать…

Глеб всмотрелся в своего защитника. Уот был молод. Высокий лоб еще не прочерчивали складки морщин, в углах глаз не лучились тонкие паутинки. Даже для гоблина он был невысок, и в плечах он не раздавался шире остальных. Но сейчас, когда он говорил, какая-то сила исходила от него. И это чувствовали все…

— Идите, — сказал Уот, взмахом руки распуская сородичей. — Я провожу человека. — Он приблизился к Глебу, осторожно тронул его за локоть.

— Пойдем, — сказал гоблин. И Глеб подчинился.

4

Глеб задержался у лесных гоблинов намного дольше, чем планировал после разговора с шаманом. На то было насколько причин.

Во-первых, воспалились царапины на спине и, волей-неволей, ему приходилось терпеть ежевечерние травяные припарки, которые делала молодая помощница шамана, такая же низкорослая и остроухая, как и все гоблины, но с более мягкими чертами лица. Порой причудливые отблески ночного костра делали ее похожей на человека, на обычную женщину, и тогда Глеб, смущаясь, заставлял себя отвести взгляд от ее маленьких обнаженных грудей.

Второй причиной стал лес. Оживленные магией деревья не признавали Глеба за своего, и однажды, когда он слишком далеко отошел от селения, это едва не стоило ему жизни. Он до сих пор вздрагивал, вспоминая, как жадные узловатые корни опутали ноги, а острые сучки, похожие на гигантские иглы шиповника, стали медленно клонится к нему… Если бы не подоспевший вовремя Уот, то ни к чему бы оказались все те припарки, что делала ему молодая ученица Мудрейшего.

Кроме того, Глебу не хотелось прерывать уроков по работе с копьем, которые, по его просьбе проводил с ним все тот же Уот, не то внук, не то правнук громадного, заплывшего жиром шамана. Гоблин, рисуясь, крутил копье, выписывая в свистящем воздухе петли и восьмерки, а потом, когда Глеб пытался повторить кажущиеся такими простыми и естественными движения, он помирал со смеху над неловкостью своего великорослого ученика. Глеб не обижался, а лишь более внимательно следил за текучими движениями рук Уота и слушал его наставления.

Ночевал Глеб в небольшом шалашике, который он самолично выстроил из сухих ветвей и пучков длинной волокнистой травы.

Иногда у его шалаша собирались зеленокожие детки и, хихикая, с любопытством разглядывали его, а он, не зная, как себя вести, растерянно улыбался и пытался с ними заговорить. Но обычно при первых же звуках его голоса они заливались смехом и убегали, щебеча, словно стайка вспугнутых птах.

Старые гоблины, из тех, что успели попробовать человеческого мяса, избегали его, и порой Глеб ловил косые угрожающие взгляды, но в прямую конфронтацию с ним никто не вступал, и он был благодарен им за это. Он знал, что несмотря на разницу в весе и росте, в схватке любой гоблин с легкостью продырявит его копьем. Знал он также и то, что терпят его в деревне лишь благодаря негласному покровительству шамана. Он догадывался, что ранними вечерами в землянках идут длинные разговоры о нем, о его дальнейшей судьбе, о том, что надо сделать с заброшенным в этот волшебный лес чужаком, но прямо оспорить решение шамана никто не решался. Сосед-человек был для гоблинов очередным испытанием, очередным явлением новых и еще непривычных порядков, и они мирились с его существованием, стараясь просто не замечать.

Пожалуй, только Уот относился к Глебу как к равному. Часто, запыхавшись после тренировки, они вдвоем уходили к ручью и там, сев на выпирающие из почвы корневища плакучей ивы, неторопливо разговаривали. Молодой гоблин рассказывал о своей жизни, о жизни племени, об обычаях и обрядах гоблинов, о новом порядке, об оружии и охоте, о лесе и равнинах, о камлании и снотолковании. Глеб внимательно слушал его и думал, а что он может рассказать этому существу? О машинах и ружьях? О самолетах? О науке? Что можно рассказать о вещах, для которых в этом мире нет названия?..

Глебу нравился Уот. Он представлял новое поколение гоблинов — более терпимых, чем их предки, без звериной жестокости, более адаптивных и цивилизованных. Лес сильно изменил обитателей равнин, и Глебу хотелось верить, что это изменение к лучшему.

Иногда Глеб вспоминал о полузабытой цели, и тогда он отгонял неприятные мысли. Он хотел остаться у гоблинов. Ему пришлась по вкусу неторопливая жизнь лесных жителей, он наслаждался умиротворенностью природы и непривычным чувством безопасности. Отступил даже вечный страх Двуживущего перед сном, перед обязательным отдыхом, когда тело остается в этом мире, а сам ты перемещаешься в мир первичный, изначальный, реальный, в мир, куда рано или поздно возвращаются все Двуживущие. Ему теперь не приходилось заботиться о безопасном убежище, он просто заползал в свой шалаш и засыпал там, уверенный в неприступности Леса…

Но Глеб знал, что придет время, когда он покинет свое пристанище и выйдет к людям. И он готовился к встрече с ними.

 

Глава 3

Длинные гудки.

На той стороне провода никто не подходит к телефону.

Еще слишком рано.

Глеб насчитал десять гудков. Пятнадцать. Восемнадцатый гудок оборвался щелчком, и в трубке раздался раздраженный голос:

— Какого черта! Неужели не понятно, что раз я не подхожу, значит меня нет дома!

— Это Глеб. Привет, Сань.

— А, это ты, — голос чуть успокоился. — Не мог в другое время позвонить? Я всю ночь вкалывал, только поспать лег, а тут ты. Ни свет, ни заря.

— Извини. Срочное дело.

— Дело, дело… — обижено пробормотала трубка. — У всех дела. Только до меня никому нет дела.

— Извини. Срочно.

— Что там у тебя?

— Может, я лучше приду?

— Сейчас?! — ужаснулся голос. — Дай хоть пару часиков подремать.

— Не могу. Через час буду у тебя.

— А-а! Черт с тобой! Приходи. Пожрать только захвати чего-нибудь.

— Ладно…

Короткие гудки.

1

С самого утра в селении гоблинов царила суматоха. Лазы землянок были распахнуты настежь, то и дело из-под земли, словно чертята из табакерок, выскакивали остроухие ребятишки, выволакивали травяные циновки, какие-то ящики, вонючие шкуры, еще что-то, протрясали, вычищали, протирали, отскабливали и вновь ныряли в родные норы, уволакивая за собой обновленные вещи. Матери старались присматривать за чадами, но и у них хватало дел: из распахнутых люков поднимались вверх парные ароматы готовящейся пищи.

Молодые охотники неспешно прохаживались по поляне, обсуждали что-то, косились на единственную закрытую землянку — на землянку шамана.

Выползли на свет старики — морщинистая кожа у них темная, землистого оттенка, сплошь в пигментных пятнах, словно в язвах. Животы круглые, вспухшие, тугие, как накачанные мячи. Руки-ноги усохли и походят на мертвые древесные сучья. Большие уши обвисли, словно потертые лоскуты кожи…

— Эй, Глеб! — возле шалаша возник откуда-то Уот. — Не спишь?

— Нет. Смотрю. Что там у вас творится?

— Праздник сегодня.

— Праздник?

— День Большой Охоты.

— Шумно.

— Это всегда так. Надо очистить жилища. Потом шаман призовет добрых духов, отгонит плохих, пройдет по каждому дому. А после этого все воины отправятся на охоту. Мы не так часто охотимся, как раньше. Но сегодня это должно случиться обязательно. Большая Охота, на ней мальчики становятся воинами, а новые копья обретают хозяев… Хочешь, я поговорю с Мудрейшим? Попрошу его, чтобы и ты принял участие в Охоте.

— Ну, не знаю… Я же человек… Двуживущий.

— Это неважно… — Уот опустился рядом с Глебом, пристроил рядом копье. Прикрыв глаза, скрестил руки на груди и склонил голову. Глеб приготовился слушать. Он знал, что в такой полумолитвенной позе гоблины обычно рассказывают свои предания. И Уот нараспев начал:

— Это случилось давно, когда в Мире еще не было Двуживущих, и слова не имели значений. Когда еще не было ночей, и Солнце светило без отдыха, не прячась за горы… Жаркое лето, длиной в несколько лет, выжгло равнины, иссушило реки, и леса горели, пропитывая воздух горечью. Солнце разозлилось на Мир, и никто не знал, как его успокоить. Все живое обезумело: быки пожирали коров, стаи крыс нападали на степных волков, жаворонки клевали мертвечину. Дети рождались мертвыми или изуродованными. Старики уходили так рано, что не успевали передать свои знания… И вот тогда со снежных вершин спустился Сияющий Дух. Он ни на что не был похож, и потому каждый видел его по-своему: нам он явился в виде Синекожего Гоблина, подгорные жители видели его как Рослого Гнома, люди — как Человека в Белых Одеждах, троллям он казался Косматым Великаном. И он объявил, что Солнце надо напитать жирными дымами жертвоприношений, что черные тучи от жертвенных костров должны закрыть небо, а пепел лечь на почву толстым покрывалом. Только тогда, сказал Сияющих Дух, Солнце перестанет убивать Мир… Он сказал это и людям, и эльфам, и гномам, и троллям. Сказал нам. Каждому, кто мог слышать и понимать… И в небо уперлись черные дымные столбы разрозненных жертвенных костров. Люди, и гномы, и гоблины — все хотели задобрить Солнце, задобрить для себя, для своего народа. Но небо по-прежнему оставалось добела раскаленным, и уже сама голая земля тлела от солнечного жара… Тогда многоликий Сияющий Дух вернулся вновь и назначил день. День Большой Охоты. День Великой Жертвы. День Единения.

В назначенный день все племена сошлись вместе. Каждый народ принял участие в Большой Охоте. Огромные костры воспылали в тот день, пожирая горы жертвоприношений. Солнце утонуло в непроницаемых тучах, небо спряталось за пеленой жирного дыма. Стало темно… И тогда пошел дождь. Черный дождь. И лил, не переставая, три дня. А когда тучи разошлись, стало видно то, что никто никогда еще не видел — темное небо и звезды. Ночь… С тех пор Солнце греет землю лишь днем, а ночью дает ей остыть… И каждый год мы празднуем День Великой Охоты, хотя уже мало кто верит в старые предания…

Уот замолчал, выдержал долгую паузу. Отвел руки от груди, поднял голову, сказал обычным голосом:

— Потому в Большой Охоте может участвовать любой: и гоблин, и человек, и эльф.

— Но, как я понял, Двуживущие не приносили жертву?

— Да. Двуживущие пришли в Мир после того, как родилась Первая Ночь.

— Ты веришь всему этому?

— Это легенда, — произнес Уот, и Глеб не стал уточнять, что именно хотел сказать гоблин своим ответом.

— И сегодня должен пойти дождь, — добавил гоблин, поднимаясь на ноги. — А с Мудрейшим я поговорю.

2

Даже в тени было жарко. На небе, видном сквозь прорехи в кронах деревьев, не было ни единого облачка. Светило яркое солнце, повсюду расплескивая живые пятна: по земле, по стволам, по листве…

— Скоро пойдет дождь, — сказал Уот, подняв голову к ясному небу.

Глеб не стал спорить, только чуть пожал плечами.

Они находились в самом центре селения гоблинов. Кругом чернели открытые лазы подземных жилищ. Уже почти все жители выбрались из землянок на вольный воздух и стояли кучками, сгрудившись по интересам: галдящая рыхлая толпа детей, женщины, ведущие непрерывные разговоры, молодые воины с копьями в руках, молчаливые старики, углубившиеся в собственные думы, в видения прошлого, в воспоминания…

— Сегодня пойдет дождь! — исторглись из чрева земли приглушенные слова. Глеб вздрогнул, не сразу сообразив, что это вещает шаман из своей землянки. Тотчас воцарилось молчание. Даже детишки в один миг притихли, посерьезнели. Гоблины вытянули шеи, напряглись.

— Солнце омоется влагой, и земля напитается кровью! — Шаман по грудь высунулся из землянки. — Сегодня День Большой Охоты! День Рождения Ночи! Наш день! — Большой гоблин неуклюже выполз из своей норы, и вновь Глеб поразился его габаритам. В правой руке шаман держал обтянутый кожей деревянный обруч, в левой — кость, очень похожую на человеческую берцовую.

— Руки наших воинов станут крепче! А враги ослабнут! — Шаман ударил костью по натянутой коже. Бубен загудел низко, басовито, и Глеб почувствовал, как замерло сердце, как задрожали мышцы, и мир перед глазами вдруг потерял четкость очертаний, растекся и поплыл куда-то…

— Крепче!.. Ослабнут!.. — нестройно подхватили гоблины слова Мудрейшего. И вновь кожаная мембрана заставила трепетать воздух.

— В охоте и войне добрые духи будут с нами!

— …добрые… с нами… — прокатился рокот.

— Зло падет на врагов!

— На врагов!..

Бубен грохотал все громче и громче. Все выше и выше возносил его пританцовывающий шаман, пока не занес над самой головой. Молнией мелькала выбеленная кость. Рокочущее эхо разносилось по лесу.

— Болезни и голод обойдут нас стороной!

— Стороной!..

— Чтобы обрушиться на врагов!

— На врагов!!! — скрипучие, хриплые, рыкающие голоса старались перекричать оглушительный гул бубна.

— Ветер и солнце, снег и дождь будут помогать нам!

— Нам!!!

— Убивать врагов!

— Врагов!!!

Глеб вдруг понял, что кричит вместе со всеми. Он остановился, с трудом поборов дрожь в теле, осмотрелся. Гоблины обступили его со всех сторон, они скалили зубы, и слюна текла у них по гладким подбородкам. Глаза их пугающе вывернулись. У многих из разверстых пастей вывалились длинные языки…

Яростно рычал бубен, рычал шаман, рычала толпа.

— Наши дети!

— Дети!!!

— Обретут силу!

— Силу!!!

— Дети врагов наших!

— Наших!!!

— Не проживут и дня!

— Дня!!!

Шаман изогнулся дугой, прогнулся назад, словно хотел встать на мостик, руки его бешено задергались, заходили так быстро, что слились с воздухом, растворились в нем. Кость-колотушка исчезла, превратилась в грохот, в гул, в гром.

Глеб, протиснувшись сквозь толпу, отошел в сторону. Ноги вдруг подкосились.

«…враги ослабнут!..»

И он, успев схватится за ближайший ствол, соскользнул по нему на траву. Никто не обратил внимания на упавшего человека.

Шаман, брызгая слюной, рычал уже что-то совершенно нечленораздельное. И толпа повторяла его интонации. Он вытанцовывал уродливые па, и гоблины копировали его ломаные движения…

Стало темно. Или это просто потемнело в глазах?

Глеб поднял голову. Невесть откуда взявшаяся иссиня-черная туча закрыла солнце. Сверкнула молния.

Берцовая кость.

Грохотнул гром.

Бубен.

Голова кружилась, кружился лес, кружились зеленые, вдруг потемневшие, кроны. Мелькали ожившие стволы. Качалась земля.

Что-то ударило его в лоб. Звонко, больно. Он едва не потерял сознание, через силу поднял руку. Под ладонью была влага. Кровь? Глеб поднес руку к глазам… Нет. Вода.

Дождь.

Еще одна тяжелая капля зарылась в волосы. Другая клюнула в глаз, потекла слезой по щеке. Глеб утер ее, окончательно приходя в себя.

Уже не так громко стучал бубен, и шаман не плевался сдавленными гортанными звуками. И кое-кто из гоблинов уже в изнеможении валился на землю, на корни, под деревья, в кусты, а те, что еще держались на ногах, качались от усталости, готовились рухнуть в забытьи.

Высоко в небе, путаясь в клубящейся тьме, вспыхивали молнии. Прокатывался гремучей жестью гром. Оттуда, сверху, от тучи, тянуло свежестью.

Камлающий шаман прохрипел что-то, и бубен выпал из его руки под оглушительный громовой залп. Отлетела в сторону кость-колотушка. Шаман замер на мгновение — белки невидящих глаз вывернуты, распахнутая пасть исходит пеной — качнулся вперед и упал на землю.

Хлынул ливень. Прошелестел по листве крон, ободрал по пути листья и обрушился на траву. Заскакали, запрыгали капли, словно мириады прозрачных насекомых. В одно мгновение возникли из ниоткуда лужи, вскипели пузырями…

Глеб, глупо улыбаясь, смотрел вверх.

«А ведь они оказались правы, черт возьми! — восторженно думал он. — Дождь все-таки пошел!»

3

Шаман пришел в себя, когда дождь уже заканчивался.

Гоблины окружили Мудрейшего и молча ждали, когда он откроет глаза. В отдалении стоял насквозь вымокший Глеб.

— В этот день всегда идет дождь, — негромко сказал Уот, приблизившись к человеку.

— Вы вызвали его? — спросил Глеб.

— Кого?

— Дождь. Грозу.

— Вызвали? — удивился молодой гоблин.

— Камланием. Своей магией.

— Мы ничего не делали.

— Но как же? Я все видел.

— Что именно?

— Ну… Бубен, выкрики, танец…

— Разве этим можно вызвать дождь?.. — совершенно искренне удивился Уот. — Кажется, Мудрейший вернулся. Сейчас он будет обходить жилища, а потом я поговорю с ним о тебе.

Уот вернулся к сородичам, что толпились возле лежащего в луже шамана.

— Я видел Синекожего Гоблина… — еле слышно прошептал шаман, не открывая глаз, оставаясь недвижимым. — Я видел его… — Мудрейший только наметил слова легким шевелением губ, но его соплеменники все поняли и так.

Пророкотал, удаляясь, гром. Грозовая туча скрылась за деревьями, укатилась к горизонту, а может и вовсе исчезла, растаяла. Прояснившееся небо еще исходило влагой, в проплешинах крон быстро плыли полотнища низких серых облаков, но диск солнца уже проглядывал сквозь бегущую пелену, весело проблескивал в разрывах… Деревья вздыхали, отряхивались, сбрасывали с листьев капли дождя. Клубами испарений дышала земля…

— Дождь Обновления омыл наши жилища. — Шаман распахнул глаза, и гоблины дружно отступили на шаг. — Небо напоминает нам о жертве. — Голос Мудрейшего крепчал. — Сегодня вечером мы разожжем костры!

Из толпы вышла Лина, протянула руку старому гоблину, помогла ему подняться. Подставила плечо, и они на какое-то замерли вдвоем — шаман и его ученица, старик и девушка, гигант и малышка. Мудрейший вновь закрыл глаза, пытаясь вспомнить, что же привиделось ему в отрывочном бреде камлания, какой облик принял на этот раз Синекожий Гоблин, многоликий Сияющий Дух. Какие слова произнес…

Налетел ветер. Прошелестел кронами, осыпал жемчуг скопившейся влаги. Расшвырял обрывки туч, очистил небо. И исчез.

Шаман выпрямился, поднял веки. Легонько отстранил свою юную помощницу, сказал ей:

— Отнеси все на место.

И Лина послушно отошла, подняла бубен, отыскала в траве белую кость, так похожую на человеческую. Направилась к землянке Мудрейшего.

А сам шаман долго копался в складках рваного одеяния, не обращая внимания на сгрудившихся вокруг сородичей. Наконец извлек толстую короткую палку, сплошь покрытую узорной резьбой, поднял ее над головой, держа обеими руками. Тихо запел, затряс головой в такт странному ритму. Заходил по кругу, с силой притаптывая ногами.

Гоблины опустили головы, отступили еще дальше, отвернулись.

— Пойдем, Глеб, — сказал Уот, беря человека под локоть. — Шаман должен остаться один. Сейчас никто не должен его видеть.

Не оглядываясь, гоблины уходили в сторону густых зарослей шиповника, на противоположный край поляны. И пропадали из вида за кустами.

— А что там? — поинтересовался Глеб.

— Обед. Но ты не должен есть. Тот, кто идет на Большую Охоту, должен быть голоден…

Перед тем, как раздвинуть руками мокрые колючие ветви, Глеб оглянулся на танцующего шамана. Большой гоблин содрал с себя всю одежду и неуклюже прыгал, похожий на взбесившуюся огромную лягушку, вдруг вставшую на задние конечности. Его раздутое брюхо дрожало, ноги неуклюже подгибались. Это должно было казаться смешным, но Глеб не засмеялся. Напротив, ему стало жутко — на какое-то мгновение ему почудилось, что шаман вырос, сравнявшись с самыми высокими деревьями, и глаза его сверкнули, затмив сияние солнца. Какие-то призрачные тени танцевали рядом. Глеб поспешил отвернуться.

— Не оборачивайся! — строго сказал Уот. — Мудрейший призывает духов.

4

На него старались не обращать внимания. Только иногда, когда он неловко натыкался на кого-либо, его одаривали косым взглядом, в котором можно было прочитать все, что угодно: злобу, неприятие, но и терпение, и жалость…

В окружении гоблинов Глеб чувствовал себя изгоем. И он был благодарен Уоту за то, что тот постоянно находился рядом.

— Можешь съесть немного рыбы, — сказал молодой гоблин. — Но если ты хочешь участвовать в Охоте, то не прикасайся к мясу и ко всему растительному.

— Я не голоден, — солгал Глеб.

От группы женщин отделилась и скользнула в их сторону маленькая стройная фигурка. Лина, словно невзначай, коснулась ладонью плеча Уота, окинула теплым взглядом его невысокую крепкую фигуру. И перевела взгляд на человека, глянула снизу вверх.

— Как твоя спина, Глеб?

— Уже все зажило. Как на собаке.

— Как на собаке, — повторила девушка и хрипло рассмеялась. Глеб осторожно улыбнулся. Поначалу он никак не мог привыкнуть к смеху гоблинов и к их скрипучей речи, но потом притерпелся, и вроде бы даже совсем перестал замечать нечеловеческие тембры их голосов. А вот к его смеху зеленокожий народец так и не привык. Стоило Глебу засмеяться, как тотчас лица гоблинов мрачнели, а маленькие дети начинали плакать.

Чего ему не хватало здесь, так это искреннего смеха. Нормального человеческого веселья. И большой дружной компании. Друзей…

Впрочем, друзей ему всегда не хватало…

— Как на собаке, — еще раз повторила Лина, покачала головой. — Ты забавный, человек.

— И вкусный, — бросил кто-то, проходя мимо. Глеб поднял голову и узнал Аута — вечно всем недовольного гоблина средних лет.

— Не обращай внимания, — сказал Уот.

— А что, — Глеб усмехнулся, — пожалуй, это можно назвать комплиментом…

Было тесно. Все жители деревни покинули свои жилища и собрались на берегу маленького ручья, в светлом сосновом бору, на месте, где некоторые семьи ставили легкие летние жилища, на теплую пору перебираясь из затхлых землянок поближе к свету и чистому воздуху. Вот и сейчас здесь торчали конусы шатров, дымились костры. В закопченных котлах и на длинных вертелах готовилась, а по большей части разогревалась уже готовая пища. Гроздья рыб, нанизанные на прутья, коптились в густом ольховом дыму. Вялились на солнце развешенные на сучьях полоски мяса.

А в десяти минутах ходьбы к северу, за неглубоким оврагом, за стеной колючего шиповника бродил в одиночестве шаман, пел, призывая духов, потрясал в воздухе коротким резным жезлом, очищая подземные жилища. В одиночестве ли?

— А ты видела духов, Лина? — спросил Глеб.

— Их нельзя увидеть, — ответила девушка. — То, что мы можем видеть, это лишь их тени, но сами духи всегда остаются незримы.

— И ты видела их тени?

— Конечно. Все видят тени духов. Но многие не понимают, что именно они наблюдают. А то и просто не хотят замечать.

— И какие они?

— Разные.

Глеб хмыкнул. Лина неверно истолковала его усмешку, вскинулась, сказала серьезно:

— Да. Они разные… Смотри. Вот твоя тень. А вот тень Уота. Вроде бы они одинаковы. Почти неотличимы, разве только твоя чуть больше… Но вот это тень человека. — Она показала рукой. — А это тень гоблина. Они же совершенно разные. Совершенно. Хоть ты и не замечаешь этого…

Уот долго изучал свою тень, сравнивал ее с тенями Глеба и Лины. Когда он поднял голову, в глазах его светился вопрос.

— А когда прячется Солнце, куда девается тень?

— Она возвращается в свой мир.

— Как Двуживущие?

— Да.

— Так, значит, Двуживущие — это тени?

Лина задумалась. И на вопрос Уота ответил Глеб:

— Ты прав. Здесь мы только тени. Не больше.

Девушка внимательно глянула на него. Хотела что-то спросить, но осеклась и быстро отошла в сторону, к прочим женщинам.

— Уот!

Молодой гоблин и Глеб одновременно повернулись на зов. Помахивая копьем, к ним направлялся Аут.

— Уот, ты готов к Охоте?

— Конечно. Я хочу взять с собой Глеба.

— Взять человека?

— Да.

— А что сказал Мудрейший?

— Я еще не говорил с ним. Но, думаю, он не будет против.

Аут окинул взглядом высокую фигуру Глеба, ухмыльнулся и неожиданно согласился:

— А почему бы и нет?..

Пиршество под высокими соснами набирало силу. Старики, женщины и дети ходили с набитыми ртами, без перерыва что-то жевали. Болтали друг с другом, делились лакомыми кусками, с удовольствием угощались сами. Все до единого — и маленькие дети в том числе — пили перебродивший ягодный сок. Хмелели. Кое-кто уже нетвердо держался на ногах, запинался, хватался за соседей. И успокаивался, засыпал, пригревшись у одного из костров… Мужчины же ни к еде, ни к выпивке не притрагивались. Они должны были оставаться чистыми до окончания Большой Охоты. Воины небольшими группками сидели возле костров, втягивали ноздрями ароматы дымного воздуха, шлифовали наконечники копий и распевали долгие тоскливые песни, смысл которых Глеб никак не мог уловить.

Возле дальнего шатра кто-то танцевал, оттуда доносилось ритмичное перестукивание примитивных деревянных барабанов. Глеб всмотрелся в двигающиеся фигуры, но узнал только Лину. Через мгновение его внимание переключилось на Уота, вокруг которого собралась тесная стайка подростков. Как обычно, Уот рассказывал какую-то легенду. Глеб подошел поближе, вслушался.

— … поспорили, кто важней. Солнце сказало: «Ты всего лишь моя тень. Я ярче и горячей. Никто не может смотреть мне в лицо». А Луна возразила: «Но я освещаю мир ночью. А ты поднимаешься на небо днем, когда и так светло…»

«Где-то я читал что-то подобное», — подумал Глеб, улыбаясь.

Один подросток — нескладный, голенастый, костлявый — отвлекся, повернул голову, глянул на что-то под ногами. И вдруг прыгнул в сторону, быстрой рукой вырвал клок травы, сунул его в огромный рот, зачавкал. Глеба передернуло. Он увидел, как из пасти молодого гоблина выскользнул серый мышиный хвост, еще дергающийся, живой, хлещущий по щекам. Тонкая струйка крови просочилась из уголка безгубого рта, и остроухий подросток слизнул ее языком, одновременно всосав хвост, словно длинную макаронину…

«Все-таки они животные, — торопливо отворачиваясь, подумал Глеб. — Разумные, с целой системой верований и предрассудков, со своей магией, со своими традициями… Но животные».

5

Шаман возник словно из ниоткуда. Только что воины распевали свои совсем не воинственные песни, дети носились друг за другом, ворчали старики, доверительно шептались женщины, как вдруг в самом центре праздника появился Большой Гоблин, уже не голый, уже одетый в свое рванье, вроде бы похудевший, изнуренный, болезненный. Качающийся, словно камыш на ветру. Поднял руку. И тотчас все стихло. Все замерло.

— Можно возвращаться, — объявил Мудрейший и стал заваливаться вперед, потеряв последние силы. К нему метнулась Лина, обвила руками, поддержала. Крикнула:

— Воды!

Кто-то протянул глиняную бутыль с вином, но помощница шамана отстранила емкость, требовательно повторила:

— Воды!

— Все в порядке, — сказал Мудрейший, пытаясь выпрямиться. — Просто я устал. Духи леса становятся все более непослушными. Они признают лишь магию Древесного Топора. А я уже стар, чтобы на равных говорить с ними.

Уот принес воды. Передал Лине. Шаман взял чашу из рук девушки, немного отпил, остаток плеснул себе в лицо.

— Мудрейший, — сказал Уот, поддерживая старика с правой стороны, — я бы хотел взять на Охоту человека. Разрешишь ли ты?

Шаман медленно повернул лицо к Уоту, тихо и наставительно ответил:

— Неважно, чего ты хочешь. Неважно, разрешу ли я. Главное, захочет ли человек… — Он в упор глянул на Глеба. — Ты хочешь этого, Двуживущий?

— Да! — Глеб кивнул, сам не зная почему соглашаясь.

— Тогда ты будешь участвовать в Большой Охоте. И она уже началась! — Шаман неожиданно легко выпрямился, отстранил и Уота, и Лину, шагнул к Глебу, коснулся его своей лапой. И рявкнул во все горло:

— Большая Охота началась!

Сосновый бор взорвался ревом. Воины вскочили, потрясая копьями. Матери торопливо уводили детей. Старики поднимались и спешили убраться в хлипкие летние жилища.

Солнце медленно клонилось к западу.

6

— Мы должны принести жертву до заката, — объяснял Уот Глебу. — Каждый воин положит что-то в жертвенный огонь. И чем богаче будет его добыча, тем больше силы и удачи подарит ему Солнце.

— И кого же мы ищем? Кабана? Медведя? Лося?

Уот отрицательно помотал головой.

— Мы не ищем. Солнце само направит к нам то, что достойно нас.

— А если это будет мышь? — спросил Глеб и вспомнил голый серый хвост, червем извивающийся в пасти подростка-гоблина.

— Половина охотников принесет сегодня мышей, — ухмыльнулся Уот. — Многие вернуться с кроликами. Кому-то встретиться олень или молодой кабан. Но думаю, что главной дичью сегодня станет человек.

— Человек?

— Двуживущий.

— Я?

— Да.

Какое-то время Глеб переваривал полученную информацию. Если это была шутка, то очень неуклюжая. Уот обычно так не шутил.

— Ты серьезно?

— Да.

— Но ты же говорил, что это День Единения.

— Напитать собой Солнце — большая честь, — произнес Уот. И вновь Глеб не понял, шутит гоблин или говорит серьезно…

Они шли вдвоем. Как успел выяснить Глеб, большинство воинов охотились в одиночку. Одинокий охотник ни с кем не делил свою добычу, свою жертву. Он получал от Солнца ровно столько силы и удачи, сколько заслуживал. Группами держались совсем молодые гоблины, еще даже не успевшие получить боевых копий, и вынужденные обходиться простыми кольями, острый конец которых для прочности обжигался в пламени костра. Такое неуклюжее оружие было сейчас и у Глеба.

Уот держал копье наизготовку и внимательно оглядывался по сторонам, вслушивался в невнятные шорохи леса. Уже часа три ломились они сквозь чащобу, уходя все дальше и дальше от поселения. Сосны сменились елями, затем, продравшись сквозь заросли лещины, товарищи оказались в мрачном, полном бурелома осиннике.

— Не бойся, — сказал Уот. — Ведь ты тоже охотник.

— Я не боюсь, — возмутился Глеб, — просто… как-то это нехорошо. Не предупредив меня ни о чем, только и рассказав эту глупую легенду…

— Легенды не бывают глупыми.

— Все равно…

— Тихо! — насторожился вдруг Уот.

— Что?

Гоблин какое-то время стоял неподвижно, и уши его забавно подрагивали.

— Что-то… — сказал Уот, но не закончил фразу, потому что это «что-то» вышло прямо на них.

— Как дела, Аут? — спросил Глеб у выступившего из зарослей крапивы знакомого гоблина.

— Уже лучше, — ответил тот, перехватывая копье.

Уот выдвинулся вперед, заслонив собой человека.

— Я предлагаю тебе присоединиться к нашей группе, — миролюбиво сказал он. — И третья часть добычи будет твоей.

— Нет, — Аут был спокоен. Он, не отрываясь, смотрел на Глеба, и ладони его гладили древко копья. — Солнце уже показало мне мою добычу.

— Человек? — уточнил Уот, хотя и так все было ясно.

— Да. Только человек.

Глеб крепче сжал в руках свою неуклюжую заостренную жердь. Мелькнула трусливая мыслишка о бегстве. Интересно, если жертва убежит, пошлет ли Солнце еще одну нерасторопному воину?

— Ты должен биться, — быстро шепнул Уот и отступил.

— Но я… — Глеб хотел возразить, сказать, что бой не имеет смысла, что его поражение неизбежно. Но не успел. Аут рявкнул и бросился на человека, без излишних затей выставив копье перед собой. Наверное, он не знал, что Глеб брал уроки фехтования у Уота. Гоблин хотел лишь пронзить подвернувшуюся дичь. Жертву. Не дать ей уйти. Просто ткнуть…

Глеб ничего не успел понять, сработал рефлекс. Он, словно на тренировке, хлестким ударом своей жердины отвел направленное в грудь острие и, не мешкая, со всей силы саданул противника по плоской лысой макушке. Что-то — не то череп гоблина, не то палка — хрустнуло, и Аут рухнул человеку под ноги. Глеб пинком отшвырнул вывалившееся копье и отпрыгнул, готовый продолжать схватку, еще не вполне веря, что ему удалось свалить противника на землю…

Потом, анализируя свои действия, он не мог понять, что же не дало ему броситься на упавшего и добивать, добивать, защищая свою жизнь. Почему-то он не сделал этого. Почему? Ведь в то мгновение он с ужасом думал, что сейчас Аут поднимется, выхватит из травы оброненное копье, ввинтится им в воздух и уже ничто не сможет остановить смертоносных выпадов. В тот жуткий момент Глеб не знал, что…

Аут был мертв. Нигде не было ни единой капли крови, и тело его сохраняло некую жизненную грацию, по которой всегда с первого взгляда можно спящего отличить от мертвого. Но… Гоблин был мертв.

— Мертв! — подтвердил Уот. Он поднял копье убитого, внимательно осмотрел его, протянул человеку. — Я знал, что ты справишься. Теперь это оружие принадлежит тебе.

— Надолго ли? — Глеб невесело скривил рот, взял оружие, примерил, покачал в ладони. Он уже мог отличить хорошее копье от плохого. Это было лучшим из всех, что ему когда-либо приходилось держать в руках. — Я ведь убил твоего сородича. Мне нельзя возвращаться в деревню.

— Наоборот. Ты сделал Аута бессмертным, и все будут благодарны тебе. Ведь его дух после сожжения станет частицей Солнца. И Солнце породнится с нами.

Глеб на мгновение задумался.

— Ты действительно в это веришь?

— Верю? — переспросил Уот и улыбнулся бестолковости Двуживущего. — Видишь это дерево? Ты веришь в него? Как можно верить или не верить в то, что существует?

— Но ведь этого дерева нет, — сказал Глеб, забыв, что разговаривает сейчас с тем, кого также не существует в действительности.

— Как же? Ты видишь его? Слышишь? Можешь прикоснуться?

— Да. Но это… — Он задумался, стоит ли объяснять гоблину устройство Мира. Рассказывать о том, что все вокруг — лишь образы, созданные программой. Электронные импульсы в недрах сети, в схемах компьютера, в мозгу. Обман, подмена, иллюзия… Где найти слова?.. Он вздохнул, сделал неопределенный жест, сказал:

— Это не настоящее дерево. Его не существует в действительности. Это… тень…

— Но и ты тоже тень, Двуживущий. Ты сам это недавно сказал. Значит, ты тоже не настоящий?

Глеб, пытаясь подыскать какие-то аргументы, опустил глаза, уперся взглядом в распростертое безжизненное тело Аута.

Зачем я спорю? И с кем? С собой? С компьютером?

— Ладно, пойдем, — он махнул рукой.

— Подожди. Я еще не закончил свою Охоту.

— А разве моя… — Глеб хотел произнести слово «добыча», но не смог. — Разве Аут… жертва… не одна на двоих?..

Уот дико посмотрел на человека. Возмущенно фыркнув, спросил:

— Неужели ты думаешь, что гоблин может принести в жертву собрата?

— Ну… — Глеб почувствовал себя круглым дураком и в который уже раз понял, что ему никогда не постичь все странности этого зеленокожего народца.

Сделав два шага в сторону, Уот вонзил копье в ствол старой осины, пригвоздив к коре большую пеструю бабочку. Он снял ее с острия, показал Глебу, сказал:

— Ее я и принесу в жертву.

— Такую маленькую? А не боишься, что Солнце разозлится на тебя?

— Я не верю в глупые предрассудки.

Глеб крякнул и почесал затылок. Что там народ! Один единственный гоблин и то был непостижим…

Солнце давно миновало зенит и скрылось за деревьями. Мягко светились кроны на самой крыше леса, высоко над головами товарищей. А внизу сгущались тени…

— Надо спешить, — сказал Уот. — Скоро зажгут костры.

— Успеем, — Глеб развернулся, готовый следовать в обратном направлении.

— Ты кое-что забыл, — произнес гоблин и показал свою бабочку.

— А, ну да! — спохватился Глеб, подошел к телу Аута. Внутренне содрогнувшись, взвалил труп на плечи. «Они же животные», — напомнил он себе. И, как ни странно, это подействовало — он успокоился.

— Идем! Надеюсь, Солнце будет нами довольно.

7

Срубы, сложенные из огромных бревен, пылали. От них исходил такой жар, что каждый, кто приближался к пламени для того, чтобы отправить к Солнцу свою жертву, был вынужден отворачивать лицо.

— Человек! Человек! — пронеслось по рядам гоблинов, когда Глеб и Уот ступили на поляну. Навстречу вышел шаман.

— Вы едва не опоздали.

— Мы спешили.

— Солнце вот-вот уйдет за край земли.

Глеб хотел спросить, как шаман может утверждать, что солнце сейчас сядет, если за деревьями уже давно не видно ни дневного светила, ни, тем более, горизонта. Но Уот не дал человеку рта раскрыть, сам заговорил с Мудрейшим:

— Двуживущий породнил нас с Солнцем. Аут теперь будет жить вечно. Он будет следить за нами и за нашими врагами. И помогать нам.

— Это Аут? Хороший выбор.

— Выбор Солнца.

— А что у тебя?

Уот протянул Мудрейшему ладонь. Мятые крылья со стертой пыльцой. Шаман вздрогнул.

— Я видел это уже. Сегодня. Синекожий Гоблин показал ее мне и сказал… сказал…

— Это мой дар Солнцу.

— Хорошо, — Мудрейший справился с собой, и голос его обрел обычную твердость. — Костры ждут. Идите.

Глеб передал свое — трофейное! — копье Уоту, осторожно снял с плеча тело Аута, положил на траву. Тотчас рядом появились гоблины, знакомые и не очень, сгрудились кругом, забормотали что-то. Склоняясь к трупу, касались его ладонями, гладили. Стали понемногу оттеснять человека…

— Они просят защиты, — сказал шаман, заметив нерешительность Двуживущего. — Теперь Аут намного могущественней, чем я. Странно, правда? Мертвый стал могущественней живого… Торопись, Солнце скоро уйдет…

Глеб, не обращая внимания на тянущиеся отовсюду руки, поднял труп и шагнул в толпу гоблинов. Перед ним расступились.

Бушующее пламя жертвенного костра опалило лицо, от жара затрещали волосы. Но Глеб сделал еще шаг, и еще: ближе, и ближе — уже почти в упор, уже задыхаясь, превозмогая нестерпимое пекло. Он знал, что все гоблины сейчас следят за ним. И он хотел им доказать, что… Что?.. Что человек может приблизиться к пламени, не отворачивая лица? Не боясь вспыхнуть живым факелом?

Глеб швырнул легкое, будто бы высохшее тело Аута в огонь. Кинул точно в пылающее жерло сложенного из бревен сруба. И торопливо отошел прочь, в прохладу и свежесть опускающегося на лес вечера.

Взметнулись в небо искры, словно рой потревоженных насекомых. Запахло горелым мясом. И через минуту потек вверх плотный черный дым.

До смерти уставший Глеб, не оглядываясь, уходил. Он спешил к своему шалашу, в свой дом, в свой маленький мирок. Сейчас он хотел только одного. Он хотел одиночества.

Первое убийство в этой жизни. Такое странное, ни на что не похожее. Вроде бы и не убийство вовсе…

Гоблины, задрав головы, смотрели на кроны деревьев, туда, где застревал и мешался с подступающей темнотой дым от жертвенных костров.

— Солнце приняло жертвы! — провозгласил Мудрейший.

Праздник Большой Охоты закончился.

8

Быстро летели дни.

Их нельзя было назвать однообразными, хотя, в большинстве своем, они и походили друг на друга. Но каждый день приносил что-то новое — какое-то знание, открытие, откровение, что-нибудь о привычках гоблинов, какая-то необычная легенда, примета, поговорка. Все в новинку, все в радость. Должно быть, так маленькие дети открывают для себя мир. Каждую свою находку приветствуют ликующим криком, следят за ней широко открытыми глазами — за суетой муравьев на хвойной куче муравейника, за неровным танцем бабочек, за шевелением сердитой пчелы в сердце цветка… Сперва они видят только то, что находится под носом, на расстоянии протянутой руки. То, что можно схватить, сжать в пальцах, не знающих своей силы, сунуть в рот. А затем, познав близкую вселенную, тянутся дальше и замечают тогда и вечно меняющееся небо, и бег ветра по высокой траве равнин, и волшебное мерцание звезд, рассыпанных по ночному бархату. Не видят они лишь одного — обыденности. Это у них еще впереди… Пока же каждый день для них бесконечен, каждое утро — начало новой жизни. А сон — сама смерть. И не потому ли дети отказываются ложиться спать, когда их укладывают заботливые родители — капризничают, плачут? Ведь никто не хочет умирать, покидать жизнь, полную таких ярких картин. Пусть даже на мгновение, на час, на ночь… Это только усталые древние старики, повидавшие все в своей жизни, готовы к уходу, и ждут его, зовут, требуя отдыха в вечной тьме. Только там их ждет еще неизведанное. Только там — за гранью жизни…

Глеб никуда не спешил.

9

— Ты не должен размышлять! — Сердитый Уот размахивал руками. — У тебя же получилось тогда, на Охоте! Так зачем ты сейчас пытаешься думать?

— Я не думаю, — возразил Глеб, утирая пот со лба тыльной стороной ладони — жест усталого крестьянина, только что закончившего пахоту.

— Думаешь! Не спорь!

— Ладно. Пусть так. Но я не могу по-другому.

— Ты должен научиться. В бою твоя голова должна быть пуста.

— Вообще-то, меня всегда учили, что побеждают не силой, а разумом.

— Иметь чистую голову, не значит быть глупым. Неужели ты и этого не понимаешь?

— Не шуми. Все я понимаю, просто не могу… Ну, не знаю я, как этого добиться!

— Если не можешь отключиться полностью, то попробуй думать о чем-то постороннем. Ну, например, о звездах. Давай! Попробуй!

Глеб нехотя принял боевую позицию, выставил перед собой копье. Попытался представить звездное небо. Расслабился. И звездное небо не замедлило явиться. Целые галактики завертелись перед глазами багровыми сгустками, запульсировали. Правый висок пронзила острая боль.

— Ты что, заснул?

Глеб охнул и схватился за ушибленное место. Процедил сквозь стиснутые зубы:

— Пытался разглядеть звезды днем.

— Увидел?

Это уже походило на издевательство, и Глеб взорвался:

— Все! Хватит! Буду драться так, как умею! Хватит мне этих гоблинских штучек!

Он перехватил копье и обрушил на Уота серию молниеносных ударов. Гоблин легко отскочил, парировал неожиданную атаку.

— Вот, уже лучше! Разозлись, разозлись на меня!

Глеб бесхитростно махнул копьем, целя в открывшуюся грудь своего малорослого учителя и понял, что попался на удочку: гоблин уклонился, схватил ладонью древко и рванул на себя. Глеб, потеряв равновесие, упал на одно колено. Уот своим копьем коротко ткнул человека в горло.

— Все! На сегодня хватит.

Глеб захрипел и повалился на теплую землю. Забился в агонии. Уот серьезно следил за его нелепыми телодвижениями.

— Все, хватит. Пойдем домой.

Глеб дернулся еще пару раз и затих, уставившись в небо остекленевшими глазами…

В вылинявшей синеве небосвода сияло нестерпимо яркое солнце. И ни единого облачка.

Вот уже целую неделю стояла изнуряющая жара. Даже короткие ночи не приносили облегчения — земля просто не успевала остыть.

— Лина обещала принести пирог с рыбой. А я хотел угостить тебя.

— Не люблю рыбных пирогов. — Глеб прекратил дурачиться и сел. — Вы никогда не потрошите рыбу.

— Но так же вкусней.

— Даже пробовать не буду.

— Твое дело…

Уот размотал длинную тряпку, освободив наконечник своего копья. Скомкал грязный бинт и убрал на обычное место — спрятал в дупле корявой ольхи. Глеб поступил также…

Два раза в день — рано утром и вечером, пока еще не стемнело, они приходили на эту полянку, доставали из дупла полосы истрепанной ветоши, тщательно обматывали оружие, пеленали наконечники, делая их безопасными, и начинали тренировку. Глеб уже давно освоил азы гоблинской науки фехтования, все эти стойки, шаги, положения, выпады и отходы, удары и блоки, и теперь Уот натаскивал его в спарринге. Только так, в жестокой реальной схватке, по убеждению гоблина и можно было научиться чему-то стоящему. Глеб с ним не спорил, смиренно принимал побои и после каждого урока находил на своем теле несколько свежих синяков и кровоподтеков…

Они еще долго спорили о кулинарных пристрастиях, пока шли по направлению к подземной деревне. И разошлись, оставшись каждый при своем мнении. Глеб направился к шалашу, Уот — к своей землянке.

— Я принесу тебе кусочек попробовать, — крикнул вдогонку гоблин.

— Тогда я угощу тебя щавелем, — пригрозил Глеб. И они оба одновременно сморщились, фыркнули брезгливо. И рассмеялись.

— Встретимся вечером на поляне!

10

— Скажи, Глеб, ты уйдешь? — спросил Уот.

Стояла глухая ночь. Перед шалашом Глеба тлел костер, хотя и без него было слишком жарко. А вокруг была лишь темнота, она тихо шелестела листьями спящих деревьев, шуршала травой, ворочалась в птичьих гнездах, в дуплах, осторожно поскрипывала, похрустывала, скрежетала… Уот, Глеб и Лина, отодвинувшись от горячего огня как можно дальше, но оставаясь на освещенном пятачке, негромко разговаривали. Точнее, разговаривали Уот и Глеб. Лина все больше молчала, и казалось, что она спит, подтянув к груди колени и уткнувшись в них лицом. Но иногда девушка, не меняя позы, спрашивала о чем-то, уточняла, и становилось ясно, что она с интересом следит за беседой, не пропуская ни единого слова…

— Да. Я скоро уйду.

— А когда это скоро?

— Не знаю. Хочется задержаться у вас подольше. Ведь я, наверняка, единственный Двуживущий, кто жил среди гоблинов… Что там Двуживущий? Единственный человек!

— Да, наверное.

— Это Мудрейший позволил тебе остаться, — сказала Лина. — Он видел сон о тебе.

— Я слышал, он говорил мне. Сон про голого птенца. И про отрезанный палец.

— Он видел еще один сон…

— Я не верю его видениям, — перебил Глеб.

— Почему?

— Разве он может предугадать мои поступки?

— Он не предугадывает, он просто видит… — Лина подняла голову, и алые блики костра расцветили ее лицо.

— Как он может видеть то, чего еще нет? Что еще не произошло?

— Любая вещь уже несет в себе все — и начало, и конец. Каждое дерево, каждый камень. И горы, и леса, и реки. Все имеет в себе прошлое. Все имеет в себе будущее.

— Может быть, — согласился Глеб. — Я допускаю, что все уже запрограммировано. И разрушение гор, и гибель в птичьем клюве клюве самого ничтожного жучка. Но я-то свободен в своих действиях. Абсолютно свободен.

— Почему ты так в этом уверен?

— Потому что я человек. Я Двуживущий.

— И что?

— Я не часть этого мира.

— Но ты здесь. И, значит, ты принадлежишь Миру.

— Но не подчиняюсь ему.

— А я? — спросил Уот. Лина вновь спрятала лицо в коленях. — Я тоже свободен, как и ты?

— Ты… — Глеб замялся.

…кусок программы…

— …ты подчиняешься правилам, что в тебе заложены. Они ведут тебя.

— Но… Нет, я не согласен. Меня ничто не ведет. Я могу сейчас встать и уйти, а могу остаться.

— Все дело в наборе этих правил, в их сложности. Камень будет лежать до тех пор, пока его не отшвырнут ногой. А ты… Ты волен принимать решения, но только те, которые не меняют ничего в твоей судьбе: уйдешь ли ты сейчас, или уйдешь позже — все равно завтра проснешься и будешь учить меня драться… Это иллюзия свободы выбора.

— А если я не буду учить тебя? Не буду учить Двуживущего? Ведь так я повлияю на тебя? На того, кто не принадлежит Миру… И это будет означать, что Мир, все-таки, влияет на тебя с моей помощью. Ты зависим от меня. От Мира.

Глеб хмыкнул, не зная, что возразить на это.

— Я могу тебя учить, — размышлял гоблин дальше, — а могу не учить. Я волен сделать выбор. И ничто не управляет мной в принятии этого решения. Только я сам…

Глеб встал, подошел поближе к костру, присел перед огнем на корточки. Кривым сучком стал шевелить прогорающие угли, сгребая их в кучу, мешая пепел, пробуждая рои багровых искр. Стрельнуло еще не сгоревшее полено, выбросив далеко на траву пламенеющий угольный кубик. Маленькая звездочка, отторженная костром, какое-то время светилась, постепенно затухая, и вскоре умерла окончательно, потерявшись во тьме.

— Вот так и мы иногда, — задумчиво сказал Уот. — Живем, подпитываясь друг от друга теплом, а потом что-то нас вышвыривает, и мы медленно гаснем.

— А ты сегодня не весел. — Глеб вернулся на свое место, сел, спиной опершись на неудобный ствол дерева. — И склонен к философствованию.

Уот промолчал, даже не стал уточнять, что означает это длинное незнакомое слово. Затем спросил, совершенно не в тему:

— Почему мы прячемся, Глеб?

— Мы? Прячемся?

— Мы — гоблины. От кого мы скрываемся в лесу? Неужели от вас, от Двуживущих?

— Да.

— Разве ваши воины сильней наших?

— Да.

— Но ты…

— Я Новорожденный. Я еще слаб.

— Ты не слаб. — Уот покачал головой. — Ты сильней меня, может быть даже сильнее Мудрейшего. Но ты слишком неуклюж и потому безопасен… Ваши воины все такие неловкие? Я редко встречался с людьми.

— Ты прав, гоблины двигаются быстрее. Но обычно побеждает не быстрейший.

— А кто?

— Двуживущий.

Уот удивленно посмотрел на Глеба, спросил осторожно:

— Почему?

— Не знаю, — честно ответил человек.

И гоблин надолго погрузился в раздумья.

— Вы разобщены, — наконец сказал Уот. — Вы живете порознь, каждый существует только ради себя, но вы всегда следуете друг за другом. Держитесь вместе. Это странно. Ведь если вам нравится жить по-одиночке, то зачем же преследовать друг друга?.. Объясни, Глеб.

— Не знаю. Все зависит от обстоятельств.

— Мудрейший говорит, — подала голос Лина, — что Двуживущие боятся не одиночества, а себя.

— Разве может что-то напугать бессмертного?

Вопрос повис в воздухе.

Глеб уже спал.

Лина встала, отряхнулась:

— Надо идти.

— Подожди, я провожу тебя… — Уот поворошил костер, сунул в огонь короткое бревно. На мгновение остановился возле Глеба, заглянул в безмятежное лицо спящего человека — странное лицо, уродливое, плоское: высокий лоб, длинный тонкий нос, выдающийся вперед подбородок, крохотный рот… И эта бледная кожа. А волосы! Бр-р! Догадывается ли Двуживущий о своем уродстве?

— Ты идешь, Уот?

— Да-да.

Гоблин подхватил с земли копье и бросился догонять девушку.

11

Изнуряющую жару сменили дожди.

Лес пропитался влагой. Чавкал под ногами сырой мох, по листьям стекали жидкие бисеринки, утром по низинам стелился густой туман. Было промозгло и зябко.

Глеб ежился возле плохо горящего костра, когда из леса вышла толпа незнакомых гоблинов. Изможденные и промокшие, они встали на дальнем краю селения и стали озираться, тихо переговариваясь. Их было много. И морщинистые старики с побуревшей кожей, и покрытые шрамами воины, и уставшие до изнеможения женщины, и тихие испуганные дети. Глеб затаился за кустами, прикрывающими его шалаш, и стал наблюдать.

Гоблины долго топтались в нерешительности, затем один из них, по-видимому предводитель, вышел в центр поляны и что-то громко гортанно прокричал. Тотчас приоткрылся люк одной из землянок, оттуда выглянул кто-то знакомый — вуаль дождя не дала увидеть, кто именно, — он тоже закричал что-то, и захлопали крышками лазы, и на улицу под моросящий дождь полезли из-под земли гоблины, и крики заглушили шепот дождя, и непонятно было, чего в этих криках больше — горя или радости. Гоблины обнимались, плакали, взрыкивали, галдели и наперебой говорили. Глеб ничего не понимал.

Выкарабкался из землянки гигант-шаман. Он подошел к предводителю пришельцев и протянул руку. Гомон стих, все смотрели на негромко разговаривающих вождей.

Шаман и предводитель закончили короткую беседу, обнюхали друг-друга и склонили головы. Сразу все радостно загалдели и стали кучками разбредаться по деревне.

Глеб выпрямился и вышел из-за кустов.

Его заметили не сразу. Вскрикнула женщина, несущая за спиной спеленатого младенца, и мгновенно незнакомые гоблины напряглись, выставили перед собой оружие, оскалились на человека, и в их глазах Глеб увидел страх. Страх загнанного в угол зверя.

Он растерянно остановился, не зная, как вести себя дальше.

Недовольно зыркнул на него шаман, махнул рукой — мол, уйди пока, и заговорил с новоприбывшими. До Глеба доносились лишь обрывки фраз:

— …наш… он один… уйдет… нет, не надо… без злобы… нет… не надо… я сказал…

Гоблины настороженно косились на человека, но копья опустили. Шаман еще что-то говорил, обращаясь больше к предводителю, но Глеб уже ничего не слышал. Он пошел к своему шалашу. Костер погас, дрова промокли, настроение испортилось окончательно, и Глеб принялся старательно затачивать плоским шершавым камнем наконечник своего копья. Поглощенный этим занятием, он не заметил, как к нему, бесшумно ступая, приблизился шаман.

— Надо поговорить, — сказал он, и Глеб вздрогнул от неожиданности.

— Садись, — Глеб отложил копье и подвинулся, освобождая место под навесом. Нечасто шаман удостаивал человека своим визитом, а тем более общением.

Гоблин сел, помолчал, потом вздохнул и заговорил:

— Ты много прожил с нами. Мы не дали тебе погибнуть, мы кормили тебя, мы дали тебе оружие, мы сделали из тебя воина… — Шаман выдержал паузу. — Но теперь ты должен уйти… Те, кто пришел… Это наши сородичи из племени, где был вождем мой троюродный брат. Люди уничтожили их деревню на равнинах, и они пришли к нам в Лес. Они мои братья, и я говорю, что ты должен уйти. Иначе я не ручаюсь за твою жизнь. И я не хочу раскола племени… Ты уйдешь завтра. Уот выведет тебя из леса… Ты человек, Двуживущий, и твое место там. Но помни свое обещание! — Шаман замолчал, тяжело дыша и клокоча горлом. — Я стар, но я вижу — и в этом моя сила. Бездеятельная сила. Я вижу пути этого мира, но не могу с ними ничего поделать. Выбрав путь, уже нельзя его изменить… — Он невесело усмехнулся. Глеб внимательно слушал сбивчивые слова шамана. — Я помогу тебе еще раз. — Гоблин поднял копье и стал гладить древко рукой. — Я сделаю дерево крепче камня, и железо будет ломаться о него, но обещай, что копье это никогда не пронзит гоблина.

— Хорошо, шаман, я обещаю.

— Я верю тебе… Странно, но я верю тебе, Двуживущий. Возможно потому, что у тебя есть цель… Завтра ты уйдешь… Прощай…

Старый гоблин поднялся, опираясь на копье, и беззвучно растворился во влажном лесу. Глеб долго смотрел в темноту кустов, туда, где скрылся шаман, и почему-то ему было жаль этого сгорбленного гиганта.

 

Глава 4

Город просыпался раньше, чем его жители.

Гремели ранние пустые трамваи, торопливо пробегая по рельсам, подмигивая светящимися окнами, по привычке открывая двери на пустых остановках, задерживаясь подолгу, словно надеясь, что кто-то вдруг появится, подбежит, впрыгнет в салон… Редкие автомобили летели по лужам на крыльях брызг. Спешили куда-то, торопились успеть, пока улицы свободны, не запружены сотнями, тысячами машин, пока стаи пешеходов не перебегают с одного тротуара на другой, держась рисованных полосатых дорожек. В утробе каждого автомобиля приглушенно играет музыка, светятся панели приборов, сонный человек цепляется за руль…

Глеб запахнулся в плащ, съежился и побежал к ближайшей остановке.

Рокоча, словно приближающаяся гроза, словно приглушенный гром, из-за угла выкатился трамвай, остановился, открыл дверь, дожидаясь пассажира, заманивая его в свой уютный, светлый, чистый мирок.

Глеб прыгнул на подножку, и трамвай, довольно урча, закрыл дверь и покатил вперед, быстро набирая ход.

1

Они ушли утром, когда густой белесый туман струился между деревьями и оседал росой на высокой изумрудной траве. Тучи плотно зашторили небо, но дождь прекратился, и только влага с ветвей деревьев тяжелыми каплями падала им на плечи.

Провожать их вышли двое: шаман и Лина, его молодая помощница.

Отдав Глебу заговоренное копье, шаман долго смотрел на Уота, и Глебу показалось, что старый гоблин знает что-то недоступное остальным.

— Идите! — махнув рукой, сказал шаман, развернулся и пошел прочь.

Лина подошла к Глебу и протянула маленький глиняный горшочек.

— Возьми, человек. Эта мазь поможет твоим ранам, а их у тебя будет много. Так сказал шаман.

— Спасибо, — Глеб сунул подарок за широкий пояс кожаной куртки.

— Я хочу попросить тебя, человек, — смутившись, сказала Лина.

— Я слушаю.

— Нам стало тяжело без Древесного Топора. Лес признает нас, но все более неохотно, и я боюсь, что без магии Топора нам опять придется выйти на равнины. Шаман запретил мне говорить об этом с тобой, но я прошу тебя: если когда-нибудь ты встретишь Древесный Топор, верни его нам.

— Хорошо. Я запомню твои слова, Лина, — Глеб наклонился и поцеловал ее в низкий покатый лоб.

Девушка смутилась, искоса глянула на стоящего в отдалении Уота и быстрым шепотом сказала:

— Береги его. Шаман видел что-то, но не говорит, что именно. Он сильно постарел, сны его становятся мрачными, а сам он все больше молчит. Я боюсь, человек. Вам, Двуживущим, смерть не страшна, вы приходите сюда на ее поиски, вы заигрываете с ней… Береги Уота, человек. Я хочу, чтобы он вернулся.

— Хорошо, Лина. Может быть, и я когда-нибудь вернусь к вам. Но на всякий случай, прощай.

Он хотел поцеловать ее еще раз, но девушка отстранилась и легко подтолкнула его по направлению к молчаливо ждущему Уоту.

Глеб закинул холщовую торбу с едой за спину, перехватил поудобней копье и пошел, опираясь на древко, словно на посох. Он раздвинул руками влажную стену переплетенных ветвей и нырнул в пахнущий гнилью сумрак леса. Обернувшись, в последний раз окинул взглядом поляну, на которой прятались подземные жилища гоблинов, где вились меж стволов неприметные тропинки, и где застыла изящная фигурка зеленокожей девушки-гоблина. Гибкие ветви, распрямившись, сомкнулись, отгородили от него прошлое, такое спокойное и неспешное.

Теперь надо было торопиться. Он вдруг осознал, сколько времени безвозвратно потеряно. Что случилось за этот период там, в мире людей, в мире Двуживущих? Что изменилось? Что поджидает его? Впрочем, на этот-то вопрос Глеб ответ знал — опасность ждет его. Опасность на каждом шагу. Будущее виделось полным приключений. Он возвращался к людям, спешил навстречу цели. А покой и безмятежность пусть остаются здесь, в лесу…

Уот уже ушел вперед, и Глеб заторопился вслед за гоблином, подныривая под сучки, перешагивая через валежины и прикрываясь руками от влажных шлепков живых деревьев.

2

Они шли уже третий день, а лесу не было видно конца. Живые рощи, больше похожие на ловушки, чередовались с обычными на первый взгляд дубравами, ельниками и ольховниками. Изредка попадались светлые перелески, где росли корабельные сосны, а понизу стелился папоротник.

Они продирались сквозь густые заросли орешника, проходили через затопленные березняки, терялись в жгучих зарослях высокой крапивы. Они шли звериными тропами и сухими руслами изменивших течение рек, шли по чавкающей трясине и по плотной, усыпанной мертвой хвоей почве мрачных ельников. Но где бы они не проходили, их всегда окружал лес.

Это был не тот лес, что обступал подземное селение гоблинов и даже не тот, что однажды едва не задушил в своих объятиях забредшего слишком далеко Глеба. Тот лес все-таки оставался скоплением обычных деревьев и кустарников, пусть даже и оживленных магией. А этот… Здесь чувствовалось присутствие некого разума, этот лес был единым гигантским существом, всевидящим, всезнающим, всеслышащим. От него невозможно было спрятаться, его невозможно было победить. И это пугало… Пристальный, ни на минуту не отпускающий взгляд явственно ощущался спиной, плечами, всем телом, он давил, нервировал, подгонял. Глеб с трудом сдерживался, чтоб не побежать. Заставлял себя идти осторожно, внимательно смотря на дорогу перед собой. Стоило хрустнуть под ногой живой ветке, как тяжелый вздох ворошил кроны над головами путников. Глеб обмирал, стискивая копье, готовый к тому, что сейчас тяжелая ветвь обрушится на голову, пробивая череп, ломая позвоночник. Или корень, словно титанический червь, выскользнет из-под ног, обовьется вокруг бедер, обхватит талию, сдавит ребра и уволочет под землю… Но лес пока терпел присутствие неуклюжего человека. Только Уот оборачивался на шум и недовольно покачивал головой. Сам-то он двигался, не надломив ни единой веточки, не притоптав и самой чахлой травинки.

Гоблин шел впереди, и лес расступался перед ним. Зеленые руки деревьев расцепляли свои пальцы и послушно расходились в стороны, мшистые коряги уползали из-под ног, кряжистые стволы, скрипя, уступали дорогу. В первые дни путешествия Глеба пугали эти жуткие признаки растительной жизни, но потом он привык и старался не отставать от неустанного неунывающего проводника-гоблина.

— Странно, мы не встретили еще ни одной дриады, — сказал Уот, — должно быть, тебя боятся. Скажи, Глеб, почему Вас, Двуживущих, все боятся?

— Не знаю, — пожал плечами Глеб. Ему не хотелось разговаривать на эту тему, и гоблин это понял.

— Они такие забавные. Живут прямо в деревьях; не в дуплах или там гнездах — прямо в самих стволах. Интересно, как они туда залезают?

— Не знаю.

— Что ты такой мрачный? Уже скоро.

— Ты это с самого начала говорил. Что значит «скоро»?

— Еще дня два, может три. Мы хорошо идем. И время сейчас хорошее. Дожди прошли, деревья сытые. А в засуху знаешь тут чего бывает? Цепляют всех подряд, одежду рвут, меж собой дерутся.

— Дерутся? — Глеб представил себе драку деревьев и его разобрал смех.

— Ну да. Ветками машут, сучками свиваются и друг-друга к земле клонят. Бывает, что и выкорчуют кого-нибудь. А дриады носятся, ругаются, пищат по-своему… В засуху здесь можно ходить только с Древесным Топором… — Он помолчал и поправился: — Можно было.

Какое-то время они двигались молча, слушали шуршащий шепот леса, а потом Уот спросил:

— А в вашем мире есть лес?

— Да. Там, где людей совсем немного. Далеко от больших городов.

— А какой он — ваш лес?

Глеб задумался:

— У нас тоже есть и березы, и дубы, и ели, и сосны. У нас даже больше деревьев, чем здесь. Но наш лес не может быть живым. Он живой, конечно, но наши деревья не могут шевелиться сами по себе, не могут двигаться и убивать. — Он улыбнулся. — Не могут драться.

— Наши деревья тоже не могут. Это просто магия… У вас нет магии?

— Такой, как у вас, нет. У нас своя магия. Наука и технология. Она позволяет нам делать множество чудесных вещей. И ваш мир мы создали с ее помощью.

— Зачем?

— Не знаю. Наверно, для того, чтобы увидеть то, чего нет в нашем мире, испытать нечто новое, необычное. Люди так устроены, им нужны новые ощущения…

— Мудрейший говорил, что вам нужен этот мир, чтобы убивать, — перебил гоблин.

— Может быть, — не стал спорить Глеб. — Убийство запрещено у нас, но нам нужна сублимация… Извини, я не хочу говорить на эту тему.

— Если вы создали этот мир, значит, вы боги? — вслух рассуждал Уот. — Значит, вы можете его уничтожить в любой момент? А что тогда будет с нами? И если вы боги, то почему вас так много? Может, вы убиваете друг друга для того, чтобы определить кто из вас — Истинный Бог? Но разве может бог умереть? А вы погибаете. Но всегда возвращаетесь. И это значит, что ваша битва бесконечна, а следовательно вечен и наш мир. Или же вы не боги? Но ты говоришь, что весь этот мир создал человек, и я верю тебе. И траву, и деревья, и зверей, и небо, и землю, и солнце, и свет, и тьму. Все… — Потрясенный гоблин остановился и стал вертеть головой. — И добро, и зло. Только Бог может все это сотворить… Ты Бог, Глеб?

— Нет, Уот. Мы не боги. Мы сделали этот мир, но мы не можем сотворить ни добра, ни зла. Мы просто копируем свой мир, немного изменяя его и придумывая новые правила игры.

— Игры? Для вас это игра, Глеб?

— Один известный человек нашего мира сказал: «Что наша жизнь? — Игра…»

— Игра… — прошептал Уот.

Дальше они шли молча, механически переставляя ноги и думая каждый о своем.

Вечером, когда сгустившиеся сумерки длинными тенями выползли из-под деревьев, путники остановились на ночевку. Уот, попросив извинения у деревьев, развел костер. Глеб развязал торбу и стал готовить скромный ужин — нарезал грубый рисовый хлеб, разделил тонкие ломтики солонины, оставив большую часть на последующие дни, сходил за водой к текущему неподалеку ручью.

Поев, они начали готовиться ко сну. Сунув в костер большую корягу, чтобы ее жара хватило на всю ночь, Уот натаскал подсохшей прошлогодней травы и взбил из нее подобие перины. Товарищи легли ногами к огню и прижались спинами друг к другу. Глеб уже собирался заснуть, оставить на время этот мир, как Уот сказал:

— А ты спишь по-другому. Я заметил это. Однажды я хотел тебя разбудить раньше времени, но ты был словно мертвый. Я толкал тебя, звал по имени, но ты не откликался. Я сильно испугался тогда. А потом ты проснулся… Все Двуживущие так спят? Вы возвращаетесь к себе?

— Да, Уот. Мы должны время от времени покидать этот мир. Ведь это тело, — Глеб поднял руку, — не настоящее. Мое тело там, далеко… Мне сложно объяснить это.

— Я все понял, — сказал Уот. — У Двуживущих два тела, и они должны заботится о каждом из них. — Он помолчал, задумавшись. — А в том мире вы умираете один раз? Навсегда?

— Да, — односложно сказал Глеб.

— Значит, вы не боги, — сделал вывод гоблин.

— Да, — подтвердил Глеб и заснул.

— А, может, вы боги здесь, но не являетесь ими у себя? Может быть, вы создали этот мир и пришли к нам, чтобы почувствовать себя богами? Но разве бог может быть богом в одном мире и не быть им в другом? Бог потому и бог…

Уот не заметил, как нить его мысли запуталась и сплелась в тугой вязкий клубок, а затем ее обрезало острое лезвие сна.

3

— Не могу понять, где мы, — сказал Уот, и в его голосе Глеб услышал страх. Врожденный страх гоблина с равнин перед зеленым лабиринтом леса.

— Мы, что, заблудились? — спросил Глеб.

— Не понимаю, где мы, — растерянно повторил Уот.

Со всех сторон их окружали темные, почти черные стволы деревьев. Голые кроны походили на воздетые к небу обугленные руки. Черные ветви были густо опутаны серебристой паутиной, и в глубине этих гигантских коконов шевелилось что-то живое и отвратительное.

Под деревьями ничего не росло: ни травы, ни низкорослого кустарника, только скользкая белесая плесень грибовидными наростами покрывала почву.

— Ничего себе местечко, — вслух прокомментировал Глеб.

Они стояли, устало опираясь на копья, и оглядывались. Глеб ждал, что скажет Уот, а гоблин пребывал в полной растерянности.

Они петляли по этому мертвом лесу уже целый день. Сперва Уот, руководствуясь какими-то известными ему одному приметами, пытался держаться обычного направления. Но после того, как путники трижды возвращались на одно и тоже место — к искривленному, почти завязанному в узел дубу, изрытому дуплами от корней до самой вершины, — Уот наплевал на все правила ориентирования и повел Глеба наудачу. Лишь бы только выбраться из этой жуткой глуши, где даже воздух был пронизан липкой паутиной. Плотные полотнища ее висели меж стволов, словно ловчие сети, — но их-то можно было обойти или разодрать на лоскуты, орудуя копьями. А вот отдельные полупрозрачные нити, крепкие и тугие, были незаметны до того момента, пока не вляпаешься в них, не порвешь с треском. То и дело приходилось снимать с лица мерзкие тенета, счищать их с ладоней, с одежды… Мертвый лес не кончался. И все больше мрачнел Уот…

Сверкнув на прощанье паутиной, скрылось за деревьями солнце, и Глебу показалось, что стволы сразу сдвинулись теснее, сгустив темноту, нагнулись к ним, протянули обугленные руки, готовясь выпустить из своих скрюченных ладоней отвратительное нечто, затаившееся внутри огромных коконов.

— Заночуем здесь, — решил гоблин. — Плохое место, но идти ночью нельзя. Нам потребуется много дров, большой огонь должен гореть до утра. Ты не спи сегодня, Глеб. Нам нельзя сейчас спать. Если хочешь выжить, не возвращайся в свой мир.

Они очистили от плесени участок земли, натаскали сухих дров, сложили их стеной, и развели большой костер.

Отблески пламени весело плясали на их лицах, но окружающий лес все равно оставался непроглядно черным, незримым, и им казалось, что они сидят в бесконечной темной пустоте, и только этот костер, и они сами, и лоскут земли под ногами, и копья в руках — это и есть вся Вселенная, единственная и неделимая.

— Расскажи о себе, Глеб, — попросил гоблин. — Почему ты здесь? Тебе не нравится в своем мире? Зачем вы приходите сюда? — Уот не умел задавать вопросы по одному.

Глеб задумался, не зная с чего начать. Порой он сам спрашивал себя о чем-то подобном, но ответы находил не всегда. А если и находил, то не был уверен в их правильности.

— Я обычный человек. У меня стандартная штампованная жизнь. Наверно, поэтому я и стремлюсь сюда, подальше от серости и обыденности… Вот тебе не надоедает жить, Уот? Неужели тебе не хочется разнообразия, каких-нибудь перемен, приключений?

Гоблин поправил выкатившееся из огня полено, протянул ладони к костру, ответил:

— Не знаю. Никогда не задумывался. Я охочусь, ловлю рыбу, ухаживаю за Лесом. Два раза в год у нас наступают большие праздники, и тогда мы веселимся и отдыхаем. А потом снова… Нет, я не хочу ничего менять. Мы не успеваем жить в одном мире, а если существовать в двух мирах, то и времени потребуется в два раза больше. Я прав?

— Да, наверно… У нас много свободного времени. Но и его постоянно не хватает.

Они смотрели в пляшущий огонь и не могли видеть, как в шуршащей темноте собирались в тесное кольцо вокруг них сотни злобных глаз, красных и острых, словно мелкие осколки рубина. Потрескивание костра глушило тихое сухое шуршание сотен мохнатых ног…

— Шаман говорил, что ты ищешь какого-то человека.

— Да… Когда-то мы были друзьями. Мы вместе ходили по дорогам Мира. Воин и маг. Я и он. Самое гармоничное сочетание: меч и магия. Сила и знание… У него была страсть — он собирал разного рода амулеты, заговоренные вещи и прочие магические штучки. Мог часами перебирать свою коллекцию, извлекая предметы из карманов балахона. С каждой вещью была связана какая-то история. Что-то он мне рассказывал, о чем-то умалчивал, но я никогда не лез в его дела. Магия — слишком тонкое дело, чтобы парень с мечом совал туда свой нос… Он мечтал найти три главных артефакта — Меч Силы, Кольцо Стихий и Жезл Проклятых. Он был сильным магом, но хотел стать еще сильнее, он жаждал могущества и всесилия. Все Двуживущие, так или иначе, хотят того же, но этот не останавливался ни перед чем. Он изучал запретные культы, он поднимал мертвых, приносил кровавые жертвы… Но все это я узнал позже. Уже после своей смерти… А началось все в мою первую жизнь… Мы встретились с ним случайно. Я шел на поиски одной вещи, о которой мне рассказал бродяга по прозвищу Рябой Пес, и однажды увидел, что на беззащитного мага напали два воина в доспехах и с мечами. А я всегда симпатизировал этим чудакам, которые вечно скрывают свои лица под капюшонами… Он отбивался как мог — тогда я подумал, что это новичок, не освоивший даже начал боевой магии. Да и посохом он орудовал очень неуклюже. Его убили бы, если бы не я… Да… По-моему это была моя первая схватка с двумя противниками. Тогда я был еще совсем зеленым…

— Зеленым? — удивился Уот.

— В смысле незрелым. Неопытным.

— А-а, понятно.

— Я убил нападавших. И дальше мы пошли вместе — маг и я. Я не говорил попутчику о цели своего путешествия. Не рассказывал, что ищу древний амулет. А он ничего не сообщил о себе. Но я узнал, что те двое хотели убить его за то, что он украл у них книгу. Магическую книгу. Зачем воинам этот фолиант? Наверное, они рассчитывали его продать… Мы шли вместе, каждый со своими мыслями, каждый по своему пути, каждый к своей цели, не зная о цели товарища. Со временем я лучше узнал его, а он — меня. И мы сдружились. По крайней мере он был мне симпатичен. Тем более, что не раз нам приходилось выручать друг друга во всякого рода неприятностях, которых всегда хватает, если ты идешь, а не стоишь на месте. Я рассказал своему попутчику про Глаз Й’Орха — тот самый амулет, который хотел отыскать. А он показал мне свои руки и признался, что когда-то был сильным магом, одним из сильнейших. Но враги — он не объяснил, что это были за враги, а я не стал спрашивать — враги оковали его предплечья зачарованным металлом, лишив его былого могущества. И теперь он не мог творить волшбу, разве только самую простую. И еще он рассказал мне, что ищет мастера, который может разбить оковы. Мастера-гнома… Мы рассказали друг другу все. Между нами уже не было недомолвок… Это было мое первое путешествие в Дикие Земли. Тогда — а это было очень давно — Двуживущие старались держаться центра Мира. Нас было не так много, как теперь, и мы вполне помещались на относительно небольшой площади. А все остальные пространства были необжитыми, там жизнь шла без нашего вмешательства… Дикие Земли — сейчас и названия-то такого нет. А тогда! Можно было пройти три дня, неделю, и ни один Двуживущий не попался бы навстречу…

— Здорово! — выдохнул Уот, зачарованно внемлющий сумбурным воспоминаниям Глеба.

— Мы нашли талисман. И в ту же ночь мой друг убил меня. Предал. Из-за магической безделушки. Тем самым он дал мне цель. Теперь в каждой жизни я ищу его. С каждым новым Рождением я вижу, что он стал еще сильнее, и тем больше растет мое желание убить его.

— Как его зовут?

— В этом мире он известен как Епископ. Я бы все отдал, чтобы узнать его настоящее имя.

— Епископ… Люди, которые забрали Древесный Меч, говорили о нем.

— Что они говорили? — Глеб всем телом повернулся к гоблину. — Вспомни!

— Не знаю. Я прятался далеко от них, но это имя слышал отчетливо, и они несколько раз повторили его… Епископ. Да. Епископ…

Глеб помолчал. Сказал задумчиво:

— Это похоже на него. Он собирает все магические вещи, до которых может дотянуться.

— Ты хочешь убить его, но что это даст тебе? Ведь он вернется опять.

— Он может вернуться, но смерть заберет у него все. Он придет голым, без оружия и без знания; у него останется только память о былом могуществе, воспоминания о прошлой силе. Он придет Новорожденным.

— Как ты?

— Да, каким был я, когда вы подобрали меня на берегу. Голый мокрый птенец… Но я готовился, и теперь никто не назовет меня Новорожденным. Новичком — да, но не младенцем.

— Вы, люди, придаете такое большое значение словам.

— И, кроме того, не всегда мы можем вернуться.

— Почему? — удивился Уот.

— Чтобы войти в Мир, необходимо заплатить, и довольно дорого. Каждое Рождение требует платы. У нас ведь тоже есть деньги. Не золотые монеты, как здесь, другие, но их так же всегда не хватает.

— А у тебя много денег?

— Это моя последняя жизнь, — ответил Глеб. — Мой последний шанс поквитаться с Епископом…

Круг из рубиновых глаз стал сужаться. Уот, что-то почуяв, вскочил на ноги: он озирался, а острые уши его тревожно подергивались.

— Что… — начал было Глеб, но гоблин приложил палец к губам.

Глеб перехватил копье и тоже поднялся. Так они и стояли в отблесках пламени, когда из темноты, растопырив мохнатые суставчатые лапы, прыгнуло ни них первое существо. Уот вскрикнул от омерзения, и тотчас из леса поползли остальные — жирные пауки размером с человеческую голову, круглые, раздутые, со жвалами, истекающими ядом, с горящими точками глаз.

Глеб пронзил копьем одного, второго, третьего — по древку потекла белая жидкость, руки скользили на ней. Он с отвращением отшвырнул копье, выхватил из костра пылающую корягу и стал бить шевелящиеся мохнатые шары, рассыпая по земле быстро гаснущие искры. Пауки лопались, шипели, с хрустом проламывался хитин, но они все ползли, пожирая друг друга и стараясь достать жвалами отбивающихся путников.

Фехтующий Уот напоминал мельницу. Копье в его руках летало, рассекая жирные тела и расшвыривая их в стороны. Словно танцор, гоблин перебирал ногами, стараясь не наступить на омерзительных тварей.

Пауки гибли десятками, но все ползли живой мохнатой лавиной, громоздясь на уже погибших сородичей, образуя баррикады, и непонятно было, где в этой шевелящейся массе живые твари, а где мертвые, и Глеб колотил потухшей массивной корягой по ужасному живому ковру, бил не целясь, подчинившись панике, целиком отдавшись атавистическому страху. «Сублимация! Сублимация!», — метался ритм в голове. И Глеб поднимал и опускал свою дубину, разбрызгивая мутную жидкость, разметывая части мохнатых тел. Бил, потеряв представление о времени, слыша только стук крови в висках. Бил, когда Уот опустил копье, когда живых пауков больше не осталось. Бил, неистовыми ударами перемалывая свой страх и отвращение…

— …Все! Они уползли! Все!.. — внезапно донеслось до него, и он остановился, растерянно озираясь.

Костер наполовину погас, но короткая летняя ночь уже близилась к концу. В сером утреннем свете Глеб увидел сотни мохнатых шаров, размозженных и раздавленных, лопнувших и истекающих густой белесой жидкостью. Некоторые пауки еще шевелили перебитыми лапами и пытались уползти от наступающего рассвета, забраться наверх, в коконы на кронах деревьев. Глеб посмотрел на свои руки, и его стошнило. Он почувствовал головокружение, и ноги его подкосились. Уот опустился на землю рядом с товарищем.

— Какая мерзость, — невыразительно сказал гоблин. — Зачем вы их создали?

И Глеб захохотал. Он смеялся долго, хлопая рукой по бедру и задирая голову к темному небу, а гоблин, недоумевая, смотрел на него и ждал, пока пройдет этот странный приступ.

Внезапно они поняли, что находятся здесь не одни. Уот вскочил на ноги, выставив перед собой копье, а Глеб перестал смеяться и потянулся к обугленной дубине.

Из полосы холодного утреннего тумана к ним шагнула тень.

Гоблин опустил копье и улыбнулся. У Глеба отвисла челюсть. Перед ними возникла обнаженная, чарующе прекрасная девушка.

— Дриада, — прошептал гоблин, и только после его слов Глеб заметил, что густые волосы девушки цветом походят на раннюю весеннюю траву.

— Здравствуй, молодой друг, — обратилась дриада к гоблину. — Приветствую и тебя, незнакомец. — Голос ее был мягким, певучим, и Глебу захотелось закрыть глаза, чтобы ничто не мешало вслушиваться в эти ласковые интонации и наслаждаться бархатистым тембром. — Что привело вас в мертвый лес?

— Добра и тебе, дочь леса, — напевно сказал гоблин, и Глеб удивленно покосился на своего товарища. Он и не подозревал, что Уот может так говорить. — Дорога привела нас, не спрашивая наших желаний.

— Вы идете на голые земли, туда, где гуляют ветры, и раздетую землю сушит солнце?

— Да, дочь леса. Я должен вывести этого человека из тени деревьев.

— Это недалеко. Идите туда, — показала рукой дриада, — и когда следы света станут короткими, вы выйдете на голые земли.

— Спасибо, дочь леса, — поблагодарил Уот.

— Прощайте, — сказала дриада, склонив голову, и пошла прямо по черным скрюченным телам пауков, грациозно покачивая обнаженными бедрами и ласково касаясь руками черных уродливых стволов. Там, где ее нога ступала на землю, появлялись широкие листья подорожника, а стволы, которые она тронула, мгновенно выпускали зеленые побеги и сбрасывали куски омертвевшей шершавой коры вместе с обрывками мерзкой паутины.

Девушка уходила, и, глядя на нее, Глеб тихо сказал:

— Она как человек.

И Уот так же тихо ответил:

— Да. Только намного прекрасней.

Человек и гоблин долго смотрели вслед дриаде, до тех пор, пока она не исчезла за темными столбами стволов, оставив на память о себе зеленую живую тропинку на черной мертвой земле.

— Что такое следы света? — спросил Глеб.

— Тень. Она сказала, что к полудню мы выйдем из леса.

4

Черный лес кончился.

Путники ступали по мягкой траве, и над их головами шелестели листьями светлые березы.

Когда солнце миновало зенит, они вышли из леса.

Уот остановился и восхищенно протянул:

— О-о!

Перед ними раскинулся безбрежный зеленый океан разнотравья, волнующийся под порывами теплого ветра. Желтое слепящее пятно солнца, белые валы облаков и высокое прозрачно-голубое небо дополняли величественную картину равнинных земель, и Глеб, проживший долгие недели под давящим пологом леса, ощутил дикий восторг, опьянение открытым пространством, неуемное желание что-нибудь сотворить. И он закричал:

— Йо-хо! — и побежал в высокую, до пояса, траву, вращая над головой копье и высоко задирая колени. Гоблин устремился за ним и, уже вместе дурачась, они повалились на землю и стали шутливо бороться, вдыхая прелый аромат горячего чернозема, зарываясь лицами в прохладу свежей зелени и порами кожи осязая свободу вольного ветра…

— Знаешь, когда я выхожу на равнины, я начинаю жалеть, что мы ушли в лес, — Уот перекатился на спину и стал смотреть на неторопливые трансформации облаков.

Глеб промолчал. Он был занят. Закрыв глаза, он слушал шелест травы, щебетание птиц, монотонный треск цикад и кузнечиков — объемные, выпуклые звуки бескрайнего живого луга. Гоблина ничуть не смутило молчание собеседника.

— Я был совсем маленьким, когда наше племя попросило защиты у эльфов. Помню только широкую реку около наших хижин и запах свежего мяса… Вот и все мое детство — блестящая полоса воды и аромат крови… А еще помню, как я впервые увидел человека. Мой отец и трое охотников из нашей деревни оглушили его в прибрежных камышах, где он прятался от других людей. Не знаю, почему те преследовали его, но их он боялся больше, чем нас. Мой отец снял с пленного железную одежду и вывел на площадь. Голый человек напоминал улитку, вытащенную из раковины — такой же бледный, растерянный и беззащитный. Дети кидали в него камни, женщины что-то кричали, но я видел в их глазах страх, и мне тоже было страшно… А потом отец стал танцевать. Его копье прочерчивало длинные полосы на коже человека, и капли крови падали в пыль… Тогда было сухое лето, очень сухое… И была плохая охота… Человек был слишком медлителен, он не видел танца копья и не мог уклониться, он лишь закрывался руками, а потом и вовсе упал на землю… Вечером его череп принес отец. Он повесил его над моей кроватью, и я был еще слишком мал, чтобы протестовать против этого пугающего подарка. Я расплакался… А через четыре дня пришли люди и убили моего отца. И многих других. Моя мать спрятала меня в камышах, там, где скрывался человек, череп которого качался над моей кроватью. Но этого я уже не помню… Вот и все мое детство…

Глеб открыл глаза и сел.

— Люди разные, Уот, — сказал он. — Они очень разные.

— Я знаю, — согласился гоблин. — Но лучше от них всех держаться подальше. Чем дальше, тем лучше.

Глеб не знал, что ответить, и поэтому промолчал.

А через мгновение что-то глухо щелкнуло, и гоблин удивленно привстал и начал медленно, словно нехотя, заваливаться на Глеба. Из груди его торчала толстая короткая стрела, и вязкая тонкая струйка сползала по зеленой коже вниз, к жирной почве равнин. «Красная, как у человека», — тупо удивился Глеб и подхватил падающее тело. Он еще не понимал, что произошло, и растеряно заглядывал в мутнеющие глаза гоблина. Уот хотел что-то сказать, но лишь неразборчиво булькнул горлом, и его ключицы залила кровь, хлынувшая изо рта. Лысая шишковатая голова бессильно запрокинулась, и Глеб понял, что его друг умер. Он прижал холодеющий труп и через его плечо увидел на ближайшем холме четырех человек. Не скрываясь, они стояли в полный рост и в упор смотрели на него. Один человек неторопливо перезаряжал арбалет, и Глеба взбесила эта самоуверенная неспешность — он почувствовал как волна холодной ярости подступает к горлу, мешает дышать, застилает собой все остальные чувства. Он аккуратно опустил тело гоблина на траву, подхватил копье и пошел вперед, наслаждаясь своим слепящим гневом, чувствуя переполняющее его могущество и видя перед собой врага — ничтожное единство из четырех человек, облаченных в блестящие кирасы.

«…я отрезал себе мизинец и накормил птенца…»

«…береги его…»

«…хочу, чтобы он вернулся…»

Бессмысленные звуки из прошлого.

Убийца поднял арбалет и прицелился.

Глеб шел вперед, уверенный в своей неуязвимости.

«… не касается никого из Одноживущих…»

«… для вас это игра?…»

«… никто не назовет меня Новорожденным…»

Щелкнула тетива, и Глеб ничком повалился в траву, выбросив вперед правую руку с зажатым в кулаке копьем, словно хотел в этом последнем движении достать врага.

Четверо на вершине холма посмотрели на раскинувшиеся в высокой траве тела, и один из них коротко хохотнул:

— Как шел!

— Что ж ты его поближе не подпустил? Испугался? — спросил арбалетчика мрачный бородач с огромным топором за спиной.

— Я стрелок! Запомни это, Черный. Мне вовсе не обязательно подпускать цель вплотную, чтобы продемонстрировать свое мастерство. — Говоривший перезарядил арбалет. — Для ближнего боя у нас есть такая дубина, как ты.

— Гоблин и человек. Странный союз, — задумчиво проговорил высокий блондин, опирающийся на двуручный меч. Он единственный из компании не носил шлем, лишь тонкий серебряный обруч охватывал его лоб.

— Новорожденный, — пренебрежительно сказал бородач с топором. — Что с него взять?

— Потренировались, и то хорошо. — Арбалетчик закинул свое оружие за плечи и осведомился: — Ну, что, пойдем или как?

Четвертый человек, худой, долговязый, со страшными шрамами на лице, молча кивнул и стал спускаться с холма к грунтовой дороге. Его спутники мгновение помедлили, решая про себя, идти вслед за ним или стоит обыскать трупы. Чувство товарищества победило, и отставшие бросились догонять долговязого молчуна.

Вскоре вся дружная четверка, загребая подкованными башмаками серую дорожную пыль, скрылась за горизонтом.

 

Глава 5

— Заходи, — сказал Александр, открыв дверь. Он выглянул на лестничную площадку и спросил: — Один?

— Один, — ответил Глеб и вошел в квартиру.

— Это хорошо. А то я почти голый. И одеть нечего — все в стирке. — Александр, босой, в трусах до колен и в мятой майке навыпуск, хлопнул дверью.

— Пожрать принес? — осведомился он, хищно глядя на пластиковый пакет в руках Глеба.

— Принес.

Они прошли на кухню.

— О делах потом, — предупредил Александр, бесцеремонно вываливая содержимое пакета на стол. — Сперва перекусим. — Он оглядел гору продуктов и спросил: — А ты что, разбогател?

— Нет. Выгреб все из своего холодильника. Я уезжать собираюсь. Скоро. Все съесть не успел бы.

— Уезжаешь? Далеко?

— В Америку. В общем-то я по этому поводу и пришел…

— О делах потом, — напомнил Александр.

Глеб замолчал.

Александр быстро сполоснул маленькую кастрюльку, налил воды из-под крана, зажег газ, поставил посудину на огонь и сел напротив Глеба, ожидая, когда закипит вода.

— Так и не работаешь? — спросил он.

— А кто сейчас работает? — вопросом ответил Глеб. — Да и зачем? Пособия на жизнь худо-бедно хватает. А устроишься на работу — времени свободного совсем не будет. По шесть часов вкалывать! Нет, это не по мне… На что мне деньги без свободного времени?

— В твоих словах есть часть правды, — признал Александр. — Но это не вся правда.

Они надолго замолчали, глядя на венец синих огоньков под кастрюлей…

Застучала, зазвенела крышка под давлением рвущегося наружу пара. Вода вскипела. Александр бросил щепоть соли, подумал, заглядывая в кастрюлю, и сыпанул еще. Потом взял принесенные Глебом пельмени, уже размороженные, слипшиеся, и стал потихоньку отдирать их друг от друга и осторожно опускать в клокочущий кипяток. Переправив в посудину пару десятков бесформенных липких комков, он кинул туда же лавровый листик и принялся неспешно резать хлеб.

— Жениться, что ли, — задумчиво сказал он.

Глеб не ответил.

Они еще помолчали.

— А дождь все идет, — отметил Александр, глянув в окно. За окном брезжил унылый рассвет.

— Идет, — безучастно подтвердил Глеб, думая о своем.

— И когда кончится — неизвестно… Вот люди, а! Моделируем ядерные процессы, предсказываем движение звездных систем, а угадать толком погоду не можем. Не умеем!

Глеб кивнул. Александр половником стал вылавливать разварившиеся потрепанные пельмени, выкладывая их на одну большую тарелку. Потом он залил их горячим бульоном, добавил майонеза и густо присыпал черным молотым перцем.

— Объедение! — Он чмокнул, любуясь делом своих рук. — Сегодня можно не жениться.

Друзья пододвинулись к столу.

— А дела потом! — сказал Александр, доставая ложки из скрипучего ящика.

1

Птицы ждали. Целыми днями они кружили над равниной, высматривая поживу. Парили в восходящих потоках воздуха, купались в синеве неба. Вороны и грифы-стервятники. Падальщики.

Им было все равно, что расклевывать — распухшее ли тело павшей кобылы, мумию ли быка, от которого только и осталось, что шкура да кости, останки ли убитых в бою воинов. Птицы рвали мертвую плоть когтями, вонзались в лохмотья мяса безжалостными клювами. Хрипло переругивались. Растопырив крылья, отгоняли конкурентов. Глотали, давясь от жадности, большие куски падали.

Иногда птицы убивали сами. Подстреленный охотниками, истекающий кровью, степной волк огрызался, впустую щелкал пастью, а падальщики пикировали ему на голову, метя в глаза. А потом сообща добивали ослепленного, обезумевшего, мечущегося в панике хищника, расклевывая ему череп…

Десятки острых глаз внимательно обшаривали степь — от горизонта, до горизонта. Ничто не могло укрыться от них.

Там внизу лежали два тела. Лежали рядом, в нескольких шагах друг от друга. Тени облаков медленно проползали по ним. Солнце палило запрокинутое лицо одного, жарило голый затылок другого. Ветер трепал волосы, собираясь вырвать их и развеять по беспредельной равнине.

Птицы не торопились. С каждым кругом они опускались чуть ниже. Черные бусинки глаз фиксировали любую, самую незначительную мелочь. Падальщики были очень осторожны.

Безучастное небо следило за происходящим желтым зрачком солнца.

Все ниже и ниже спускались птицы. Уже скользили над самой землей, почти задевая крыльями мертвые лица. И вдруг взмыли высоко вверх, услышав, уловив, почуяв тихий ритмичный звук.

Стук. Стук сердца. Биение жизни.

Слабый трепет…

Черными точками на синеве неба кружили птицы, дожидаясь своего часа. Они привыкли ждать.

На грудь опустилось что-то тяжелое.

Глеб с трудом открыл глаза и увидел расплывчатое черное пятно. Оглушительно каркнув, пятно взмахнуло крыльями и взлетело.

Ворон.

Тупая боль точила правую сторону черепа.

Глеб поднял руку и коснулся пальцами виска.

Кровь. Короткий массивный болт арбалета лишь содрал кожу над ухом.

Он вспомнил Уота и застонал. Гоблину повезло меньше.

Голова гудела, словно резонирующий медный колокол.

«Контузия» — всплыло слово из глубин памяти. Он хотел произнести его вслух, но пересохшее горло отказывалось пропускать членораздельные звуки.

Глеб нашарил холодное древко копья, и ему стало легче.

«…эта мазь поможет твоим ранам, а их у тебя будет много…», — вспомнил он.

«Много» — звучит оптимистично.

Он осторожно перевернулся на бок, корявыми пальцами ухватил подаренный Линой крохотный горшочек. Аккуратно поставил его на землю рядом с собой, а сам сел. Мир покачнулся, закружился, потемнел. Туча черных мошек застила глаза. Глеб зажмурился, слушая, как бьется в груди загнанное сердце…

Мазь действительно помогла. Боль отступила, сознание прояснилось. Глеб поднялся на ноги и сразу же увидел друга.

Уот лежал в высокой траве, уткнувшись лицом в землю. Его поза была неестественна своей угловатой вывернутостью. «Ему неудобно, — подумал Глеб, но тотчас поправил себя: — Теперь ему все равно».

Он подошел к гоблину, твердо зная, что тот мертв. Но все же с затаенной надеждой приподнял невесомое тело — Аут был тяжелее — перевернул его лицом к себе и двумя пальцами — указательным и средним — коснулся шеи, того места, где должна была пульсировать ниточка жизни…

Должна была…

Ключицы и грудь Уота были залиты кровью, но Глеб, не боясь испачкаться, просто не думая об этом, крепко обнял тело друга. И долго сидел так, тихо раскачиваясь и мыча что-то себе под нос, как будто баюкал заснувшего товарища.

А потом он очнулся, встрепенулся, глянул на солнце, пытаясь определить, сколько прошло времени, далеко ли успели уйти убийцы. Увидел черные точки, что кружили высоко в небе, выжидали; опустил голову, посмотрел на друга…

Долго, до самого вечера, Глеб копал могилу, разрыхляя чернозем наконечником копья и выгребая землю руками. Боль вернулась, но куда страшнее были навязчивые воспоминания. Он гнал их от себя, с остервенением вонзая копье в почву.

Когда яма была готова, он взял на руки легкое тело Уота и аккуратно опустил его в неглубокую могилу. Он усадил труп так, как это было принято у гоблинов — на корточки, лицом к закату, вложил в негнущиеся пальцы древко копья. Постояв некоторое время с опущенной головой, он закидал могилу землей и кровоточащими ладонями выровнял образовавшийся холмик. «Прах к праху», — еле слышно пробормотал он слова из своего мира и пошел прочь, все убыстряя шаг, словно желая убежать от преследующих воспоминаний.

Никогда, ни к кому он не относился так хорошо, как к этому Одноживущему гоблину. И сам же привел его к смерти. Или все было предопределено? Расписано заранее, запрограммировано, выверено? Стоит ли винить себя в смерти…

…куска программного кода…

… разумного существа?..

Когда солнце уже почти скрылось за холмами, Глеб вышел на дорогу. В пыли среди старых следов подкованных лошадиных копыт и колес давно проехавшего обоза он разглядел свежие отпечатки четырех пар сапогов. Люди, оставившие их, следовали на запад.

Он выгреб из котомки остатки еды и быстро без аппетита поужинал, сидя на обочине и смотря на садящееся солнце. Болела голова. Он опять достал из-за пояса горшочек с чудодейственной мазью и смазал сочащуюся сукровицей ссадину на виске. Потом, кряхтя по-стариковски, тяжело поднялся и пошел догонять скрывшееся солнце.

2

Всю ночь Глеб шел за убийцами, и следы его мягкой кожаной обуви накрывали отпечатки тяжелых сапогов, окованных железом. Утро неслышно подкралось сзади и осторожно тронуло его спину. Солнце догнало его и осветило.

Мир просыпался. Согревшись, застрекотали в траве кузнечики. Чибисы носились над дорогой ломаными зигзагами, ныряли в воздухе и испугано о чем-то вопрошали бредущего мимо путника. Затерявшийся высоко в небе жаворонок выводил нервную мелодию.

Глеб шел, не отвлекаясь на красоты пробуждающейся природы. Перед ним, копируя его движения, шагала коротконогая тень, и ему казалось, что это она ведет его, заставляя делать очередной шаг, увлекая за собой, торопя своей недостижимостью.

Глеб устал. Ему необходимо было выспаться и отдохнуть. Бедра его одеревенели, икры сводила судорога, ступни в мягких кожаных мокасинах сбились о высохшую землю, но он механически переставлял ноги, с каждым километром все сильнее опираясь на древко копья.

Он не думал о мести, он уже ни о чем не думал. Он торопился выйти из этих диких земель, но не осознавал и этого. Подсознание гнало его вперед, и он шел по заброшенной пыльной дороге. Шел вслед за тенью. Шел, обогнав ее. Шел, когда она исчезла совсем, слившись с ночной темнотой.

3

Постоялый двор Горбуна Сира стоял в стороне от больших дорог. Лишь узкая пыльная грунтовка бежала мимо его заведения, но в это время года по ней мало кто проходил.

Горбун был хорошим человеком, и мог бы быть еще лучше, если б не его старая жена и не убыточное хозяйство. Впрочем, сегодня даже ссора с женой не испортила ему настроения. Слава создателю, четверо богатых постояльцев заглянули к ним в этот мертвый сезон…

— Дура! — ругал он на кухне жену, размахивая руками. — Кто же так жарит цыпленка! Тебя что, этому мать научила?! По миру нас пустить хочешь?!

— Иди-ка отсюда, старый хрыч! — вторила ему супруга. — Учить меня вздумал! Выметайся, пока сковородкой не огрела!

Угроза возымела действие, и Горбун спешно ретировался, бормоча ругательства и возмущенно дергая головой.

— Карга старая, — бубнил он себе под нос. — Вся в мать свою пошла. От той жизни не было, а теперь и эта с ума сводит…

По скрипящим ступеням рассохшейся лестницы он поднялся на второй этаж и осторожно поскребся пальцем в дверь номера, снятого постояльцами.

— Да! — сказал хриплый голос из-за двери.

Горбун выдержал секундную паузу, приоткрыл дверь и улыбнулся, обнажив черные головешки зубов.

— Не угодно ли господам холодного эля?

— Пива, горбатый, пива. Называй вещи по-человечески, — сказал смуглый бородач, точивший гигантский боевой топор.

Горбун уважительно посмотрел на его широкие плечи, на мускулистые руки, на массивное лезвие топора и сказал:

— Хорошо, господин Черный, — кое-кого Сир уже знал по именам. — А вам, господа?

— Неси сразу бочонок, — ответил за всех Черный, отставляя в сторону топор и опрокидываясь на широкую дубовую кровать. Дерево хрустнуло под его массой, и Горбун испугался за свою мебель. Но не подал вида.

— Одну минуту, — сказал он и аккуратно прикрыл дверь…

В подвале было темно, прохладно и сыро. Горбун долго стоял, разглядывая ряды всевозможных емкостей, и размышлял, какое пиво подать — то, что получше, или обычное. Решив не скупиться — гости заплатили авансом — он, крякнув, приподнял опутанный паутиной бочонок и потащил его наверх. На последней ступеньке он запнулся, чуть не упал и громко — так, чтобы слышала жена — закричал:

— Ну, что ты там возишься, дура! Господа ждут!

— Подождут! — крикнула в ответ жена.

— Дура, — только и сказал Горбун.

Он запер лаз в погреб, засунул ключ поглубже в карман и потащил пиво в комнату к постояльцам. Те встретили его суровым молчанием, и только Черный одобрительно хмыкнул и принял бочонок, легко подхватив его одной рукой. Горбун потоптался немного, но, чувствуя свою обидную ненужность, удалился на кухню к жене.

Когда дверь за ним закрылась, четверо в комнате переглянулись.

— Если будем двигаться такими темпами, то через пять дней будем в Городе, — сказал высокий блондин. Его товарищи согласно кивнули, а Черный, оторвавшись от пивного бочонка, громко рыгнул.

— Питекантроп, — негромко прокомментировал арбалетчик, но Черный его услышал.

— Потише, козявка, — беззлобно сказал он.

— Черный! Стрелок! Вы слишком часто стали ругаться, — прервал перепалку блондин.

— Никаких проблем, Медведь, — развел руками арбалетчик. — Мы же так, в шутку.

— Берите пример с Клода. Молчит, словно язык проглотил.

Все громко рассмеялись. Не смеялся только сам обезображенный Клод. Известный вор и жулик лишился языка полтора года назад.

На кухне, услышав раскаты хохота, вздрогнул Горбун.

— Давай быстрей, — поторопил он жену. — Они же мне весь дом разнесут. Будешь тогда в свинарнике жить. Самое тебе там место… Давай-давай, поспешай!

— Не говори под руку, — огрызнулась женщина, заканчивая сервировать широкий поднос, перекованный из медного щита.

Они подхватили еду и понесли ее наверх.

Лестница была жутко неудобна. Ступеньки были разной высоты, некоторые предательски подавались под ногами, грозя проломиться. Перилам лучше было не доверяться. Старый дом давно требовал капитального ремонта.

— Можно? — улыбнулась хозяйка, приоткрыв дверь. Не дожидаясь ответа, она прошла к столу, чуть не задев подолом пирамиду, составленную из кирас и мечей. Мужчины молча смотрели на ее виляющие бедра. «Вот стерва!», — подумал со злостью Горбун.

Женщина наклонилась так, что в разрезе платья стали видны ее дряблые бледные груди, подвинула горящую свечу на угол стола и принялась переставлять снедь с подноса на искромсанную ножами столешницу.

— Приятного аппетита, — сладким голоском пожелала она и, покачивая тазом, опять прошла в опасной близости от кучи доспехов и оружия.

— Идем! — прошипел Горбун, хватая жену за локоть.

— Эй, хозяин! — окликнул его блондинистый Медведь.

У Горбуна екнуло сердце. Он остановился и медленно развернулся к чавкающим гостям.

— Да?

— Разбуди нас завтра с восходом солнца.

— Хорошо, господин, — сказал Горбун и плотно закрыл за собой дверь. Стукнул задвигаемый изнутри засов. Горбун тихо постоял возле двери, прислушиваясь, но больше ничего не услышал и, разочарованный, пошел ругаться с супругой.

Жены на кухне не было. Не было ее и в кладовке, и в большой гостиной, и в их спальне. С огарком в руке Сир долго бродил по внезапно опустевшему затихшему дому, задумчиво почесывая щетинистый подбородок и заглядывая во все углы, за мебель, под столы и даже зачем-то в крысиные лазы. Наконец, ему надоело играть в прятки. Обеспокоенно крутя головой, он встал посреди комнаты, зло пробормотал:

— Куда запропастилась, дура?

И жена незамедлительно откликнулась:

— Эй, старый пень! Иди сюда.

— Где ты шлялась…

— Там еще один. — Жена стояла на пороге дома, поглядывала назад. — Помоги затащить.

— Чего… — хотел было спросить Горбун, но женщина уже скрылась в вечернем сумраке, оставив дверь открытой. С улицы тянуло сквозняком, и у Сира тотчас разболелась спина.

Ругаясь вполголоса, чтоб не помешать постояльцам, Горбун вышел из дома. Над темными холмами проявлялись первые звезды, и растущая луна своей изъеденной нижней кромкой касалась линии горизонта. Горбун плюнул в ее сторону и испугано шарахнулся — кто-то коснулся его руки.

— Это я, дурак. Помоги.

Жена волокла по земле нечто темное, бесформенное, похожее на мешок картошки.

— Чего там у тебя? — Горбун нагнулся посмотреть. Мешок пошевелился и слабо застонал.

— К цыплятам заполз. Полумертвый, а пику свою не выпускает. Я уж отнять хотела — не дает. Ворчит что-то…

— Ну давай его на свет, что ли. Думаешь он с этими?

Они втащили бесчувственного человека в дом, проволокли его на кухню, положили возле очага и долго разглядывали.

— Нет, он не из этих, — произнес, наконец, Горбун. Он расстегнул, расшнуровал потрепанную кожаную куртку, что была на чужаке, залез во внутренний карман, долго там что-то щупал, затем вздохнул и резюмировал:

— Оборванец какой-то. Ни единой монетки. Может, ну его? На улицу?

— Тебя надо на улицу! Придумает тоже!

— Ну, давай его в кладовку, что ли. Пусть отоспится, а завтра разберемся.

Человек вдруг приоткрыл глаза и хрипло спросил, с трудом шевеля растрескавшимися губами:

— Вы кто? Где я?

— Живой! — восхитился Горбун и ответил:

— Я — Сир, а это моя жена Соба. Ты у нас дома.

— Пожалуйста… — Незваный гость закашлялся, словно зарыдал. Не сразу, с трудом подавил кашель. Приподнялся на локте. — Дайте мне поспать. Я не спал три дня…

— Ты Двуживущий? — спросил Горбун.

— Да, — слабым голосом ответил незнакомец. — Меня зовут Глеб.

— Ты слышала?! Двуживущий не спал три дня! — восхищенный Горбун повернулся к жене.

Они помогли подняться обессилевшему человеку и, подхватив его под руки, довели до кладовки. Опустившись на груду старого тряпья, незнакомец слабо улыбнулся и поблагодарил:

— Спасибо.

— Не спи пока, я тебе попить-поесть принесу… — Соба быстро сбегала на кухню и вернулась с бутылью молока и ломтем ржаного хлеба с сыром.

Глеб с трудом приподнялся, сел, спиной опершись на стену. Глотнул холодного до ломоты в зубах молока, нехотя прожевал маленький кусочек бутерброда, кивком поблагодарил женщину и, откинувшись на тряпки, мгновенно заснул.

Хозяин с хозяйкой некоторое время смотрели на него, затем переглянулись, встали и на цыпочках вышли из кладовки.

В тот день они больше не ругались.

4

Когда прокукарекал первый петух, было еще темно. На востоке чуть розовели легкие перистые облака, было тихо и свежо. По ложбинкам меж холмов длинными полотнищами стелился молочный туман, постепенно истаивая и растворяясь в прозрачном чистом воздухе.

Горбун Сир вышел во двор, потянулся и длинно, со знанием дела выругался, восхищенный красотой утра. Его жена Соба кормила кур и гусей — швыряла горстями сопревшее зерно, внимательно следила за тем, чтобы никто не остался обделенным. Ожидая дойки, в стойле мычала корова.

Горбун сел на ступеньки крыльца и стал ждать, когда взойдет солнце.

Мимо прошла Соба. Она словно ненароком пихнула мужа ногой и негромко буркнула:

— Расселся, старый хрыч.

Он промолчал. Он смотрел как из-за холмов, высветляя небо, окрашивая траву в изумрудный цвет, разгоняя остатки тумана, неторопливо поднимается оранжевый диск.

— Разбудить, когда взойдет солнце, — пробормотал он под нос. — Видно, не все они Двуживущие. Интересно, который из них?

— Чего ты там бубнишь? — рядом появилась Соба. Она держала в руках деревянные ведра, видимо, собиралась к роднику за водой.

— Ничего… — Он даже не посмотрел в сторону жены — пусть ей станет ясно, что некогда ему заниматься пустой болтовней, — встал и направился будить постояльцев.

Поднимаясь по лестнице, Горбун вспомнил про гостя, что должен сейчас спать в кладовке. Кто он? Связан ли с этой четверкой? Может, зря приютили они чужака? Не возникло бы каких неприятностей. Тем более, что и денег-то у того нет. Оборванец, одно слово. От них, от оборванцев, ничего хорошего не жди. Все норовят стащить чего…

Он осторожно стукнул в дверь. Прислушался.

Тишина.

Занес уже было кулак, чтоб постучать еще, погромче, но дверь неожиданно распахнулась, и из комнаты выглянул жуткий человек со шрамами на лице. Красные рубцы на измятой подушкой щеке делали его еще более отталкивающим. Горбун аж вздрогнул. А уродливый постоялец молча кивнул и сразу захлопнул дверь, едва не прищемив хозяину нос.

«Одноживущий, — отметил про себя Сир. — Вот уж никогда бы не подумал».

Он еще постоял перед дверью, ожидая какого-нибудь шума из комнаты. Но все было тихо. И разочарованный Горбун спустился вниз, зачем-то крадучись на цыпочках.

Мучаясь от безделья, он прошелся по дому, заглянул во все уголки, открыл кладовку, постоял возле спящего на тряпках незнакомца, снова вышел во двор, шугнул больно уж зазнавшегося петуха, ущипнул за бок жену, доящую корову, и в раздумье остановился возле забора, пустыми глазами смотря куда-то далеко, за холмы, за горизонт, туда, откуда приходила пыльная лента дороги, и куда она убегала.

«Ведь и я могу вот так, — размышлял Горбун. — Бросить все к чертям и уйти. Сроду нигде не бывал, а уж и помирать скоро. Наверно, и этот, со шрамами, тоже вот так жил себе спокойно где-нибудь, землю пахал, плотничал или еще что делал, а потом пришли Двуживущие, позвали его за собой, и он пошел. А теперь поди отличи, кто из них кто. Что Одноживущий, что Двуживущий — невелика разница. Одни умирают один раз, другие много, но ведь тоже умирают. И еще неизвестно, что лучше… — Он вспомнил ужасные шрамы на лице постояльца и его передернуло. — Нет, с этими Двуживущими свяжешься — своей смертью не умрешь. Они как перекати-поле — ни угла своего, ни хозяйства, ни жены. Ходят, погибель себе ищут, а зачем им все это надо, бог его знает. И сами они этого не ведают…»

— Чего столбом стоишь? — ткнула его в спину жена, перебив ход мысли.

Он отмахнулся от нее, как от докучливой мухи.

— Отстань! Вот уйду от тебя…

— Уйдет! — Соба подоткнула бока руками. — С этими, что ли? Ну и сдохнешь за первым же перекрестком! Иди хоть на все четыре стороны. Все равно помощи от тебя никакой.

— А-а, — махнул рукой Горбун. Жена ушла, унося в дом ведра с молоком, а он еще долго стоял и думал, что же этакое притягательное может находиться там — за пологими горбами холмов…

Когда он вернулся, в доме было шумно. Четверка постояльцев полным составом проснулась и требовала завтрак в комнату. Над огнем очага уже жарилась на вертеле баранья нога, в горшках что-то булькало и шипело, и скворчала яичница на большом противне. Соба бегала по кухне, гремя утварью. Увидев мужа, она бросила:

— За элем спустись, бородатый спрашивал.

Горбун удрученно кивнул и полез в погреб за пивом.

5

Глеб проснулся к полудню.

Он нашел рядом с собой глиняную бутыль с остатками молока и недоеденный ломоть хлеба с уже подсохшей пластинкой сыра. Подкрепившись, он почувствовал прилив сил. Только ноги слегка гудели, напоминая о тяжести пройденного пути.

«У этого мира есть свои преимущества, — подумал он. — В реальности подобный трехдневный переход надолго бы вывел меня из игры».

Глеб с удовольствием потянулся, ощущая тугую упругость мышц.

Слепые, без окон, стены кладовки не давали ему увидеть, какое сейчас время суток, но по шуму, доносящемуся из-за закрытой двери, он понял, что на улице день. Звенела посуда, переругивались хозяин с хозяйкой, по потолку топали чьи-то тяжелые ноги. «Сир и Соба», — вспомнил он имена хозяев.

Еще долго Глеб лежал на тряпках, подтянув к себе поближе копье и разглядывал полки, затянутые дремучей пыльной паутиной.

«Постоялый двор, — размышлял он. — На день еще можно здесь остаться, а потом надо идти. Спрошу у хозяина, как пройти к Городу и пойду. А денег у меня нет. Дадут ли переночевать? Но ведь не выкинули, не оставили под открытым небом, даже еды принесли. Что им, жалко? Мне кровать не нужна. Переночую здесь же, на тряпках и пойду. В Город надо. Не забыть про дорогу получше расспросить. Хозяин, похоже, безобидный. А в Городе куда? В Лигу? К ребятам? Ну, сперва дойду, а там поглядим…»

Дверь слегка приоткрылась. В образовавшуюся щель заглянула Соба, увидела, что он не спит, улыбнулась ему широко и затараторила:

— Кушать будете? Похлебка есть горячая, мясная, жирная. Я знаю, что вы без денег. Бог с ними! У нас сейчас постояльцы богатые, платят много, правда, уже съезжать собираются. А вы в наших краях еще будете — долг и отдадите, друзей приведете. У нас пиво хорошее. И засовы прочные — никто не проберется. Вставайте, уже день давно…

— Я перекусил только что, — сказал Глеб.

— Да, что это! У нас все горячее, парное. Похлебка, хлеб свежий. Я накрою сейчас.

Хозяйка исчезла, оставив дверь открытой, словно приглашая к столу.

Глеб вышел из сумрачного чулана и зажмурился. Яркое солнце раскидало блики по большой просторной гостиной. В камине лениво глодал поленья почти невидимый на свету огонь, перед ним стояло пустующее плетеное кресло, должно быть, любимое место хозяина в холодные зимние вечера, когда в темные окна скребется поземка, а рассевшиеся за столами постояльцы рассказывают о приключениях, и негромко поет балладу забредший на огонек безденежный бард, отрабатывая тепло и угощение.

Сейчас столы пустовали, на столешницы взгромоздились перевернутые ножками кверху стулья. Стойка в дальнем углу, за которой должен был стоять сам хозяин, покрылась толстым мохнатым слоем пыли, и все заведение при свете дня производило удручающее впечатление своей безнадежной запущенностью.

Глеб аккуратно снял один из тяжелых дубовых стульев и сел, облокотившись на стол.

Пришел Сир, искоса глянул на гостя, но заговорить не решился, занял кресло перед камином, повернувшись горбатой спиной к Глебу, и принялся обкусывать ногти, сплевывая в огонь.

Наверху что-то гремело и звякало, там кто-то громко хохотал и топал. Пару раз, когда с потолка раздавались совсем уж громоподобные звуки, Сир вздрагивал и, напрягшись всем своим тщедушным телом, замирал, будто со смирением ждал, что сейчас балки провалятся и рухнут точно на его многострадальный горб.

Соба принесла дымящийся горшок с похлебкой, недовольно сказала в сторону Глеба:

— Оставили бы уж свою пику, — и стала раскладывать горячее варево по тарелкам.

— Стулья сними, — крикнула она мужу, — сейчас твои господа обедать спустятся.

Чтобы сохранить достоинство, Горбун выждал паузу, потом нехотя поднялся и стал с грохотом составлять стулья. Соба пододвинула к Глебу парящую тарелку, достала из кармана замызганного фартука грубо выточенную деревянную ложку, сказала мягко, но вместе с тем властно, словно отдала приказ:

— Ешьте. Сейчас хлеб принесу, — и ушла на кухню.

— Женщина, — завязывая разговор, пробурчал Сир. Он пододвинул стул и сел напротив Глеба. — А вы к нам надолго?

— Не думаю.

— А платить чем собираетесь? — спросил Горбун, но сразу испугался своей бесцеремонности и стал торопливо извиняться. — Вы не подумайте. Если нет, так уж ладно. Немного вы и съели. Хотя время нынче тяжелое, сами вот…

— Я скоро уйду, — Глеб почувствовал неловкость. Он отложил ложку, выпрямился.

— Нет, оставайтесь, если хотите… Мы люди, конечно, небогатые, но нам не жалко…

Вошла Соба с подносом. Положила перед Глебом краюху хлеба и стала сервировать соседний столик.

— Вы его не слушайте, — сказала она Глебу, недовольно зыркнув на мужа. — Ешьте-ешьте… Мы любому гостю рады. Сейчас тут никто не ходит, на постой не останавливается, живем ровно звери какие. Иной раз и по месяцу никого не бывает. Одно развлечение — с этим ругаться. Оставайтесь.

— Да, конечно. Куда вы сейчас? — поддакнул Горбун.

— До Города далеко? — спросил Глеб.

— Дней пять, не меньше. В лучшем случае, — ответил хозяин. — А вы у постояльцев моих спросите. Они как раз в Город идут, может, и вас с собой возьмут. Вот, кстати, и они. Не знаете, случаем, их?

Заскрипели ступени лестницы, ведущей на второй этаж. Глеб поднял глаза и увидел тяжелые, окованные металлом сапоги.

— А кто они? — спросил он, но через мгновение надобность в ответе отпала. Спускающийся по лестнице человек показался полностью, и Глеб узнал этот холодный прищур глаз. Он вскочил, перехватив копье. Бешено застучало сердце.

— Тю! — присвистнул Стрелок. — Видно, я промахнулся.

— Что там у тебя?.. — Показались и остальные, все в легких кожаных куртках и при оружии. Они глянули на Глеба, узнали, разошлись, окружая Глеба, расшвыривая ногами мешающую мебель. Хозяин с хозяйкой неслышно куда-то исчезли, и в гостиной повисла зловещая тишина.

— Гоблинский дружок, — произнес Медведь.

— От топора бы он не ушел, — хмыкнул Черный.

Длиннорукий Клод молча вытащил из-за пояса кинжал и стал быстро перебрасывать его из руки в руку, словно рукоять жгла ему ладони.

Глеб слегка согнул ноги. Чуть пригнулся. Повернувшись, бегло пробежался взглядом по кольцу противников, запомнил положение каждого. Отметил, что потолок слишком низкий, да и вообще тесно — копьем надо действовать осторожно…

— Ты кто такой? — поинтересовался блондин с обнаженным двуручным мечом в руках.

— Эй, Медведь, чего с ним разговаривать? — возмутился Стрелок. — Кончим его сразу.

— Как ни странно, но на этот раз я с тобой согласен, — ухмыльнулся бородач, играющийся топором. Он кивнул на копье в руках Глеба, плюнул на пол и сказал: — Оружие труса.

— Оружие гоблинов, сволочь, — прохрипел Глеб, сдерживая ярость.

— Слышали? Он сказал, что гоблины — трусы! — Черный захохотал, задрав подбородок и опустив широкое лезвие топора.

Глеб увидел, как задергался комок кадыка под бородой, и дальше все произошло само собой, неуловимо быстро, рефлекторно, за пределами сознания — так, как учил его когда-то Уот. Как уже было однажды на Большой Охоте, давным-давно.

Копье рванулось вперед, и вместо кадыка в горле Черного возникла дыра — черная дыра — из которой с хлюпаньем вырвались кровавые брызги. Глеб подшагнул к медленно опускающемуся телу, на возвратном движении ударил тупым концом древка стоящего сзади изуродованного долговязого с кинжалом, развернулся и наконечником прочертил в воздухе дугу. Ярко-красные капли узкой полосой легли на бревенчатую стену гостиной, и Стрелок, выронив арбалет, схватился за шею — меж его пальцев потекла густая кровь, похожая на вишневое варенье. Продолжая рассекающее движение, копье нарисовало еще один шрам на лице Клода, выбив ему глаз и разрубив хрящ носа. Глеб прокрутил копье над головой и, подавшись всем телом вперед, всадил наконечник в живот обезображенного вора. Качнувшись назад словно маятник, он высвободил копье, и труп со страшной рваной раной тяжело упал на пол.

— Черт! — только и смог произнести Медведь, отступая и неловко парируя мощный прямой удар в грудь. Столкнувшись с заговоренным деревом, меч со звоном лопнул. Глеб ткнул блондина в ногу, пропоров бедро, подсек другую, и когда его противник, теряя равновесие, стал заваливаться вперед, подставил под него копье. С хрустом лопнула грудина, и Медведь повис на древке, наколотый, словно жук на булавку…

Через двадцать минут, услышав, что все стихло и набравшись храбрости, в комнату осторожно заглянул Горбун Сир. Увидев трупы на залитом кровью полу и невредимого Глеба, хлебающего суп, он преисполнился раболепного уважения, с поклоном подошел к победителю и спросил:

— Не угодно ли господину мяса? Великолепная жареная баранина с чесночным соусом.

— Спасибо, Сир. Я уже наелся.

Горбун хотел еще что-то сказать, но замялся и отошел к пыльной стойке. Глеб доел суп, и, тотчас, словно специально поджидая этого момента, в зал вошла Соба и поставила перед ним кружку молока и тарелку со свежей выпечкой. Глеб хотел запротестовать, но посчитав, что отказом обидит хозяйку, решил все-таки продолжить трапезу. Он поблагодарил Собу, и та, улыбнувшись в ответ, ушла, даже не взглянув в сторону мертвых тел, лежащих среди поваленной мебели.

Сир все робко мялся возле стойки — было видно, что ему что-то не дает покоя. В конце-концов врожденное чувство хозяйственности победило нерешительность, и он спросил:

— А что вы будете делать с трофеями, господин?

Глеб дожевал хрустящую горячую булочку, запил молоком и сказал:

— Я останусь у вас на ночь, а с утра уйду. Большую часть барахла я оставлю тебе в качестве платы за гостеприимство. Думаю, вы найдете ему достойное применение.

— Да, господин. Конечно, господин. Благодарю вас, — расцвел улыбкой хозяин. — Я приготовлю лучшую кровать в лучшей комнате. Может, прикажете пива подать?

— Нет. Уже достаточно. Где жили твои постояльцы?

— Там. Вторая комната. Впрочем, давайте, я провожу.

В сопровождении Горбуна Глеб поднялся по лестнице и вошел в комнату, где провели ночь Стрелок, Медведь, Клод и Черный. Гора доспехов все так же громоздилась в углу, кисло пахло пивом, стол был завален обглоданными костями, огрызками хлеба и грязной посудой.

Оружия было много. «И все это таскали на себе четыре человека?» — удивился Глеб.

Он долго рылся в звякающей груде и, наконец, отобрал для себя легкую кольчугу из незнакомого серебристого металла и короткий нож с массивным лезвием и красивой костяной ручкой в форме стилизованной головы дракона. Когда он уже собирался уходить, ему под руку попался витой обруч, инкрустированный черными гладкими камешками. Глеб долго крутил трофей, разглядывая и любуясь замысловатой вязью незнакомого орнамента, а потом надел его на голову. На мгновение ему показалось, что обруч тысячей легких уколов проник под кожу, тесно прижался к черепу, просочился внутрь мозга; Глеб ощутил прилив энергии, почувствовал в центре живота кипящий узел незнакомой силы, увидел нечто шокирующе яркое вместо привычных красок мира, но не успел он зафиксировать эти изменения в своем сознании, как сразу все исчезло. Глеб снял обруч, потом снова надел его. Ничего не произошло. Он в недоумении посмотрел на стоящего столбом Горбуна, но тот, пораженный видом свалившегося к его ногам богатства, ни на что не реагировал. Глеб обыскал одежду убитых, нашел четыре мешочка с золотыми и серебряными монетами, привязал их к поясу, дернул за рубаху находящегося в прострации хозяина и вышел из комнаты.

6

В полдень они все вместе взялись за уборку. Надо было вытащить тела, отмыть пол и расставить мебель. Глеб взял на себя большую часть работы, хотя хозяева всячески его отговаривали.

— Что вы, господин, — бубнил Горбун Сир. — Зачем вам возиться? Жена моя все сделает, она привычная. Вот помню, годов десять назад тут у нас порядочная драка была — дюжина мертвых, десяток раненых. Все до потолка забрызгано было. Сплошь. И кровью, и мозгами. Потроха валялись — прямо бойня какая!

— А что случилось?

— Да шли тут двое мимо и поспорили меж собой. Решили выяснить, кто сильнее. Обычное дело. Но друг с дружкой биться не стали — товарищами они были — вот и придумали завязать драку с моими постояльцами. Мол, кто больше народу перебьет, тот и сильней.

— Забавно, — хмыкнул Глеб. — Никогда ни о чем подобном не слышал.

— Да, уж. От вас, Двуживущих, чего угодно можно ждать. Простите, господин.

— Ничего… И что же дальше?

— Так вот… Зашли они ко мне, выпили пива, посидели, присмотрелись. А потом начали мебель ломать и кричать, что, мол, все, кто в этой дыре живет — клопы постельные, вонючие, ну и еще там что-то. Не упомню уж я всего. Хотя мастера были ругаться! — Сир завистливо пощелкал языком. — Ну, а вашему брату много не надо. Пару слов скажи, кулак в спину покажи и готово: тут же за мечи, размахивать давай. Драка сразу и началась… — Сир замолчал, задумался о чем-то. Хитро прищурился.

— А дальше что? Выяснили они, кто сильней?

— Нет. Не успели. Куда там! У меня как раз много народу было. Хороший сезон тогда выдался. И не проходимцы какие, оборванцы там… Простите, господин…

— Ничего-ничего, продолжай.

— Да. Много тогда народу у меня жило. А ведь тут рядом деревенька известная была, такие мечи ковали! А кинжалы! Я таких кинжалов больше нигде не встречал. Вот и захаживали сюда разные. Мимо не проходили. А теперь порушили деревеньку. Ушли все. Теперь оружие у гномов покупают. А наше, я считаю, лучше будет…

— Ладно, ближе к теме, — перебил Глеб.

— О чем это я? А, ну да, конечно… Порешили их тут же. Налетели мои гости, а я даже и заметить ничего не успел. Покрошили на куски. В пол втоптали. Они и мечами-то размахнуться не успели… Да… Так что вот, убили их.

— А откуда же дюжина трупов?

— Так ведь, Двуживущие — что звери… Уж извините… Раз кровь почуяли, то не остановятся. Как тех двоих зарубили, так на соседей и бросились. Не то там кто-то кого-то задел случайно в драке, на ногу наступил или посмотрел косо — поди сейчас разбери. Вот я и говорю. Все тут в крови было. Половина комнат освободилась. А уж сколько мне денег тогда осталось! — Сир вздохнул, сожалея о былом, безвозвратно ушедшем. — А к чему это я все вспомнил? Вот ведь, голова стала… А! Вот и говорю — жена моя за день все выскребла. К вечеру было чисто, словно и не случилось ничего. Так что ни к чему вам мараться, господин. Сами управимся.

— Управимся, — подтвердила и Соба, появляясь из кухонной двери, держа в руках ведро теплой воды и тряпку. — А ты, старый, иди Звездочку запрягай.

— Сама не могла что ли?

— Иди, пока мокрой тряпкой пониже спины не приласкала!

— Ладно, ладно!

Сир фыркнул, плюнул на пол, попав точно в кровавую лужу. Брезгливо поморщился, в который уже раз оглядывая ужасающий беспорядок в гостиной. Горестно покачал головой, плюнул еще, метя в кудлатую бороду Черного. Промахнулся и вышел на улицу, громко хлопнув дверью.

— У вас и лошадь есть? — спросил Глеб. — Большое хозяйство.

— Что вы, господин! Какая лошадь? Откуда? Сроду не было. С этим-то олухом разве наживешь?..

— А Звездочка?

— Так это же корова наша.

— Корова? — удивился Глеб.

— Ну, да, — Соба пожала плечами. — Что такого? Наша Звездочка и пахать может не хуже иного быка, и телегу тащит. Стареет уже правда. Молока с нее все меньше… Где ж мы еще такую умницу-то найдем?

Соба принялась передвигать тяжелые столы в дальний угол комнаты. Глеб прислонил к стене копье и стал помогать хозяйке.

— Да зачем же вы, господин? — сказала женщина. Она выпрямилась, подперев руками бока и несколько минут наблюдала за упрямым Двуживущим, двигающим непослушную мебель. Вдоволь налюбовавшись на необычную картину, Соба покачала головой и, вернувшись к работе, пробормотала про себя: — Вот странный какой-то…

Примерно через четверть часа, когда все столы и стулья громоздились возле дальней стены, входная дверь распахнулась, и на пороге появился Сир. Он был с ног до головы осыпан сенной трухой, в волосах его торчала солома, к одежде приклеилась седина густой паутины.

— Что ж ты, старый дурень, перепачкался так! — накинулась на него Соба.

— Запрятала упряжь! — не смолчал и Горбун. — Еле нашел! Ты б ее еще под стропила запихала! Ума-то хватит!

Они какое-то время привычно переругивались, и Глеб, улыбаясь, любовался на хозяев. Вскоре перепалка утихла.

— Выволакивай их, — устало сказала мужу Соба, кивнув на тела.

Горбун шагнул к трупам, остановился перед бородатым Черным, в раздумье поскреб щетину, решая, как лучше подступиться к этакой громадине.

— Я помогу, — пришел на выручку Глеб. — Берись за ноги.

Сир спорить не стал.

Волоча неудобную человеческую тушу, то и дело запинаясь о нее, семеня, поскальзываясь на крови, они вышли на крыльцо, и Глеб тут же задохнулся от хохота, едва не выпустив из рук тяжелую ношу. Горбун серьезно смотрел на Двуживущего, не понимая, чем вызван этот странный приступ.

— Ну и Звездочка, — сказал Глеб, просмеявшись. — Не хуже иного быка! Такого и в цирке не увидишь!

Грустная худущая корова, состоящая из одних мослов, рогов и вымени, щипала траву возле забора. На шею ее был наброшен хомут, к рогам привязано некое подобие вожжей, большой колокольчик жалобно тренькал под дугой каждый раз, когда унылая животина дергала головой, отгоняя настырных слепней. Сосулька хвоста, отягощенная налипшими комьями грязи, качалась словно маятник, хлестала оглобли телеги, пачкая их навозом.

— Валим на телегу? — уточнил Глеб, все еще широко улыбаясь.

— Да, господин, — кивнул Горбун.

Они подтащили труп к телеге, раскачали и, дружно ухнув, швырнули его за доску борта.

Встревоженная корова, звякнув колокольчиком, подняла голову и попыталась оглянуться. Попятилась.

— Все хорошо, Звездочка. Все хорошо. — Сир похлопал ее про шее. И скотина успокоилась, остановилась, снова взялась щипать сочную траву…

Еще трижды возвращались в дом Горбун и Глеб, каждый раз за руки, за ноги выволакивая на крыльцо безжизненные тела. Подтаскивали к повозке, раскачивали, примеряясь, и закидывали на телегу…

— И куда ты их? — поинтересовался Глеб у хозяина, отмывая руки в бочке, полной дождевой воды.

— На кладбище, куда же еще.

— Так у вас здесь и кладбище свое есть?

— А то как же. Конечно. Без этого в нашем деле никуда. Хотите, господин, так поедемте. Я покажу.

— Далеко?

— Да нет. Рукой подать.

Глеб на мгновение задумался. Никогда еще ему не доводилось ездить на корове, впряженной в телегу. И он согласился:

— Ну, тогда поехали. Только погоди минуту, оружие возьму.

Он быстро взбежал на крыльцо, вошел в дом. Соба, ползая на коленях, возила тряпкой по кровавым разводам на полу, отжимала розовую воду в ведро.

— Едете с ним? — угадала она, подняв голову и поправляя тыльной стороной ладони спадающие на лицо волосы.

— Да.

— Надо бы вам поесть собрать чего. Сейчас я, быстро. — Она встала, вытерла руки о подол, торопливо ушла на кухню.

— Не надо, мы ненадолго, я думаю, — крикнул ей вслед Глеб, но хозяйка не услышала или не захотела услышать, и тогда Глеб, не дожидаясь, пока она вернется, подхватил копье, стоящее в углу, и выбежал на улицу.

Сир, держа вожжи в руках, сидел на телеге, ждал. Позади него лежали две лопаты и кирка. Когда Глеб запрыгнул рядом, Горбун пробурчал:

— Зачем вы везде с собой эту пику таскаете? Нет же тут никого.

Глеб хотел как-нибудь отшутиться, но в голову ничего не пришло, и он просто сказал:

— А вдруг пригодится?

Сир равнодушно пожал плечами и хлестнул вожжами тощую спину коровы.

— Н-но, пошла! — прикрикнул он и звонко чмокнул. Глеб подавился хохотом.

Из дома выбежала Соба, держа в руках небольшой сверток.

— Вот возьмите. — Она пристроила узелок рядом с лопатами и заступом. — Поешьте там, господин. А ты, старый, перебьешься!

Медленно-медленно потащилась корова по направлению к воротам.

— Тут рукой подать, — сказал Сир, — но проедем долго.

Глеб захохотал еще громче.

Они въехали в ворота, и тут корова встала, объедая развесистые лопухи, что росли возле столбов. Тщетно Сир истязал ее вожжами, чмокал и ругался — дальше животина тронулась лишь тогда, когда лопухи были изрядно обмусолены.

Добрых полчаса ползли они по дороге. Пешком то же самое расстояние можно было пройти за десять минут. Затем свернули на бездорожье, въехали в высокую траву. Корова, вроде бы, притерпелась к своей новой роли и стала чуть быстрей переставлять ноги.

— Здесь раньше хорошая дорога была, — поделился Горбун. — А вела она к деревеньке, про которую я рассказывал. Какое там оружие делали! А какие кузнецы жили! Теперь же одно кладбище и осталось… Заросло давно все. И подъезды заросли. Даже тропки никакой нет. Эх!..

Действительно, к старым могилам пришлось пробираться через колючие заросли невысокого можжевельника. Корова шла неохотно, то и дело останавливаясь, и немалых усилий стоило заставить ее двигаться дальше.

— Ну вот и приехали, — совершенно неожиданно объявил взмыленный Сир и на брюхе сполз с телеги. Корова сразу же остановилась. Глеб осмотрелся.

На кладбище это место походило мало. Вернее сказать, совсем не походило. Ни крестов, ни гранитных плит, ни оград, ни высоких тополей, в вершинах которых истошно вопят вороны и галки — ничего этого не было и в помине. Обычный участок равнины, поросший высокой травой и столбиками можжевельника. На проплешинах, там, где растительность не так густа, видны холмики кротовин. Вот только земля здесь уж слишком бугристая, неудобная, вся изрыта какими-то канавами, буераками. Местами торчат непонятно откуда взявшиеся валуны. А кругом — куда ни посмотри: от горизонта до горизонта, от одного края неба до другого — бескрайнее раздолье степи…

— И это кладбище? — удивился Глеб. — Давно, видно, им не пользовались.

— Конечно. Последний раз я тут пьянчужку одного хоронил. Так ведь это пять лет назад было… Хотя нет! — вспомнил Сир. — Два года назад закопал я здесь пса своего. Сдох он от старости. Вон там где-то лежит. Возле камня… Рыжий такой был. Я его Рыжим и звал. А потом заболел, перхать начал, паршу какую-то подцепил — вся шерсть его клочьями и вылезла. Сдох. Старый уж был. Жалко, конечно… Хороший пес был, брехал только на Двуживущих, издалека их чуял, даже и не знаю… — Горбун оборвал свой монолог, поняв, что несет уже что-то лишнее. — Простите, господин.

— Я привык, — усмехнулся Глеб, махнув рукой. Он вытащил из телеги лопату, вонзил ее в чернозем, спросил:

— Что, прямо здесь будем рыть?

— Так а где ж еще? — Сир тоже взял лопату, встал напротив Глеба. Прищурившись, осмотрел землю. Что-то ему здесь не понравилась, и он отошел на пару шагов в сторону. Наметил размеры будущей могилы, оконтурил.

— Не велика-ли? — спросил Глеб.

— Так ведь сразу на всех четверых. А они все вон какие здоровые.

— На четверых, так на четверых. Им-то теперь все равно…

Могилу выкопали быстро. Земля была мягкая, податливая. Пару попавшихся булыжников выковырнули киркой.

— Хватит уже, — сказал Горбун, — не колодец роем.

Они выбрались из ямы, отряхнулись. Пока Глеб отчищал лопаты от налипших комьев земли, Сир подвел корову поближе, поставил телегу так, чтобы ее борт нависал прямо над свежей могилой. Залез к трупам, пихнул кого-то ногой в бок, пытаясь сбросить вниз.

— Помогите, господин. Тяжело.

Глеб оставил лопаты.

Вдвоем они спихнули тела в выкопанную яму, затем в две лопаты закидали могилу землей.

— Вот и все, — сказал Горбун, стоя возле свеженасыпанного холмика. — Работу приделали. Пора домой.

— Работу… — повторил за ним Глеб. — Странная это работа.

— Нормальная, — отозвался Сир. — А правда, что Двуживущие не умирают?

— После своей смерти они возвращаются в Мир.

Горбун хмыкнул:

— Интересно, наверное, стоять возле собственной могилы. Вам не доводилось, господин?

— Доводилось.

— Да? — вопросительно произнес Сир, явно рассчитывая услышать продолжение. Но Глеб промолчал, помрачнел, отвернулся. Подобрал лопаты и закинул их в телегу.

— Едем?

— Поехали.

7

Глеб поднялся на второй этаж, в комнату, что сдал ему Горбун.

— Завтра я уйду, — сказал он. — А сегодня меня не тревожьте.

— Хорошо, господин, — Сир вновь был немногословен и преисполнен уважения и раболепия. Он, пятясь, вышел из комнаты, осторожно прикрыл за собой дверь.

Глеб задвинул засов, разулся и лег на кровать.

На стуле у изголовья поблескивала металлом великолепная кольчуга — его трофей. В углу, на расстоянии вытянутой руки стояло гоблинское копье. Обруч — Глеб ладонью коснулся лба — был на месте, хотя его присутствие совсем не ощущалось.

«Всего несколько дней, как я вышел из леса, — подумал устало Глеб, — а занимаюсь только тем, что хороню мертвых».

«Для вас это игра?..»

— Да, Уот. Но мне уже надоело играть, — прошептал Глеб, залез под одеяло и заснул.

 

Глава 6

— Ну, что там у тебя? В Америку уезжаешь? — спросил Александр. Он убрал грязную посуду в мойку и направился в комнату.

— Да, — Глеб кивнул. — Мне надо адресок узнать. Человека одного. Поможешь, Сань?

— Для друга все что угодно. Что за человек?

— Кортни Лопес. Торонто. Кортни Дж. Лопес.

— Подожди минуту. — Александр включил компьютер. Низко завыли вентиляторы блока питания и процессоров. Перемигнулись индикаторы на лицевой панели.

— Кортни Лопес, — повторил Александр. — К нему едешь?

— Да. Хочу навестить.

— Торонто… Не знал, что у тебя есть там знакомые.

— Я и сам не знал. До недавнего времени.

Руки Александра запорхали над доской клавиатуры. Часто защелкали клавиши.

— Предупреждаю, — сказал он, оторвавшись на секунду от экрана. — Мы совершаем противоправные действия. Если попадемся, то отвечать будем оба.

— Я понимаю… Надо, Сань. Очень надо.

— Да мне-то что. Я каждый день этим забавляюсь. О тебе беспокоюсь.

— Поздно уже обо мне беспокоится, — сказал Глеб, но Александр его не услышал. Он отрешенно глядел в монитор. Руки его летали по клавиатуре, ладони катали шарик манипулятора, пальцы клевали кнопки.

Глеб замолчал, наблюдая за работой мастера.

На экране монитора вспыхивали какие-то окошки, возникали символы, картинки. Все мелькало так быстро, что Глеб ничего не успевал толком рассмотреть и уж тем более понять. Сосредоточенный Александр то хмурил брови, то что-то бормотал себе под нос. Он кривил в усмешке губы, презрительно фыркал и иногда довольно хихикал, потирая руки. Он уже не принадлежал этому миру. Тело его было здесь, но разум его путешествовал по сети, мгновенно перемещался между континентами, заглядывал в недра чужих компьютеров, отыскивая необходимую информацию…

Время шло.

Глеб сходил на кухню и приготовил кофе. Поджарил несколько тостов и вернулся в комнату.

Воспользовавшись моментом, пока на экране сами по себе прыгали цифры, Александр на мгновение отвлекся. Хрустя позвонками, он качнул головой вправо-влево, принял из рук Глеба чашку кофе, кивнул в сторону монитора и сказал:

— Моя прога. Сама логины ищет и пароли подбирает.

Компьютер коротко пискнул, и на экране возникло длинное число. Александр сделал большой глоток, отставил чашку и снова напряженно вперился в экран…

Рассвело. Дождь стих, но тучи висели над городом, неподвижные, непроницаемые, готовые в любой момент вновь окропить землю водой.

— Есть! — сказал Александр, почти выкрикнул. — Кортни Лопес. Файл из департамента полиции северного округа города Торонто. Оштрафован за превышение скорости. Оштрафован за неправильную парковку. Оштрафован за неподчинение полиции. Адрес: Маркет-роад, 15, 214… Готово! — Он откинулся в кресле и захохотал, довольно потирая руки.

«Пожалуй, более счастливого человека я еще не встречал», — подумал Глеб, с улыбкой разглядывая торжествующего друга. Он и сам был рад. Очень рад. Все шло по плану. Теперь у него был адрес.

1

— Господин… — голос Горбуна дрогнул, словно споткнулся. — Вы не могли бы… Я хотел… Вот так подумал… — Перед его глазами возникло страшное лицо Клода, все покрытое шрамами, с выбитым глазом. Он снова увидел скорченное тело с ужасной раной на месте живота.

— Что? — прервал повисшую паузу Глеб.

Горбун нерешительно глянул на него, опустил глаза и промямлил:

— Нет, ничего… Я так… Просто…

Глеб стоял перед воротами, за которыми с востока на запад бежала пыльная дорога. На нем блестела проволокой колец трофейная кольчуга, а в руке он держал отчищенное от крови копье. Утреннее солнце бликовало на гранях отточенного наконечника, и Горбуну Сиру казалось, что перед ним стоит кто-то богоподобный, в одеянии из слепящих лучей, с сияющим нимбом над головой и зажимает в руке своей отблеск разящей молнии. Горбун уже не помнил слабого, беспомощного пришельца, которому он и его жена принесли кусок хлеба и бутыль молока; он забыл измученного человека, который спал у них в кладовке на куче рваного тряпья; забыл того человека, с которым они вместе копали могилу на заброшенном, заросшем кладбище. В памяти у него остался только такой Глеб — сияющий и могучий.

Глеб распахнул ворота и вспомнил еще кое-что:

— Сир, ты ничего не слышал о человеке по имени Епископ? — Он повернулся к хозяину.

Тень раздумья легла на лицо Горбуна.

— Епископ, — пробормотал он, — знакомое имя… Да! Вспомнил. Давно здесь проходили люди. Много людей. Они несли какие-то вещи. Волшебные предметы… Они называли это имя. Епископ… Но я слышал о нем еще раньше. Он колдун?

— Да, — кивнул Глеб.

— Колдун, волшебник, чародей, маг… — бормотал Сир. — Он плохой человек, господин… Давным-давно, зимой ко мне пришел Двуживущий. Больной Двуживущий. Он весь был покрыт гниющими язвами, от него пахло мертвечиной, он бредил и постоянно терял сознание. Он умер на пороге моего дома, и глаза его не видели ничего. Он много говорил перед смертью, и из его слов я понял, что на него наложили заклятие болезни. Он тоже называл это имя — Епископ… Только плохой человек может так убивать…

— Да, — тихо сказал Глеб, — кажется я знал того Двуживущего.

Языком он осторожно коснулся десен, словно боялся, что они снова закровоточат и разбухнут, покроются гноящимися ранками, а губы высохнут и растрескаются коростой, и гниющая кожа будет неистово чесаться, и нос провалится… Глеб мотнул головой, отгоняя неприятные воспоминания.

— Прощай, Сир! — сказал он, движением плеча забрасывая за спину котомку с едой, что собрала для него Соба. — Может, еще встретимся.

— Может быть, господин.

Глеб помахал рукой облокотившейся на дверной косяк Собе, та кивнула, прощаясь, и ушла в дом.

— Удачи вам, господин! — крикнул вслед ему Горбун. А потом он еще долго стоял возле ворот, глядя на холмы и философски размышляя о месте каждого в этом мире.

2

Дорога ширилась с каждым днем пути. Сначала она узкой пыльной лентой петляла среди пологих холмов, затем превратилась в ровное укатанное полотнище, смело взбирающееся на горбы равнин и разрезающее надвое изредка встречающиеся перелески.

Все чаще стали попадаться навстречу люди. Кто шел пешком, кто погонял лошадей, кто ехал в телеге, запряженной неторопливыми тяжеловесами быками. Встречные по-хозяйски осматривали идущего через их земли путника, некоторые приветливо улыбались и кивали ему, некоторые останавливались и завязывали разговор. Но были и такие, что настороженно косились в сторону незнакомца, плотнее сжимали в кулаке иззубренный работой топор и торопились миновать подозрительного чужака в запыленной кольчуге и с копьем в руке…

Каждый день Глеб проходил через несколько деревень. Все они казались ему одинаковыми: игрушечные домики, бревенчатая церквушка, двухэтажная гостиница — везде одно и тоже. Каждый вечер он останавливался на первом подвернувшемся постоялом дворе, запасался там провиантом, ночевал и опять торопился дальше, вслед за солнцем. Спешил к стенам Вечного Города.

3

На пятый день с момента, когда Глеб покинул гостиницу Горбуна Сира, дорога привела его в деревню, непохожую на остальные.

Был ранний вечер. Разбухшее солнце еще не успело спрятаться за горизонтом, но притихшая природа уже ждала ночи. Молчали птицы, лишь изредка нерешительно вопрошала о чем-то перепёлка в придорожных кустах, молчали парализованные вечерней прохладой насекомые, и даже ветер затих, перестав перебирать шепчущие осиновые листья.

Слепые окна изб таращились на идущего по улице Глеба, и он чувствовал острые взгляды невидимых глаз из темных глубин домов. Никто не вышел ему навстречу, никто не поинтересовался, что надо незнакомцу в этих землях, никто не заманивал его в свою лавку, и Глеба это насторожило. Но тревожило его не только отсутствие привычной жизни на деревенской улице. Ожидание было разлито в воздухе, ожидание ужаса, и Глеб чувствовал это, так же, как животные чувствуют скорое и неминуемое землетрясение…

Харчевню он нашел по выставленным возле нее пустым бочкам. Толкнув дверь, он вошел внутрь. В большом холле было темно, только в остывающем камине дотлевали подернувшиеся пеплом угли.

— Эй, хозяин! — крикнул Глеб.

Тишина.

— Есть здесь кто-нибудь?!

Чернота в дальнем углу шевельнулась, и Глеб вздрогнул, услышав хрипловатый голос.

— Чего шумишь, отдохнуть не даешь?

Из-за массивного стола возле гаснущего камина поднялась закутанная в черный балахон фигура и, хрустя суставами, стала неторопливо потягиваться. Размявшись, человек сбросил с головы капюшон, и Глеб увидел смуглое волевое лицо с хитро прищуренными щелками глаз и длинным узким носом.

— Нет хозяина. Смылся. Все смылись, трусы. А кто не смог — те попрятались. Крестьяне! Им только в земле ковыряться… — незнакомец пренебрежительно хмыкнул. — А ты кто будешь?

— Глеб.

— А я Огненный Коготь. Впрочем, можно просто Коготь. Вот, значит, и познакомились. Куда идешь?

— В Город, — лаконично ответил Глеб. По одежде и прислоненному к столу посоху он понял, что перед ним маг. Достаточно сильный, чтобы так вольно разговаривать, но еще недостаточно опытный и умный, чтобы с уважением относиться к другим людям.

— Отлично! Я тоже туда направляюсь. Может, пойдем вместе?

Глеб промолчал, только неопределенно чуть пожал плечами.

— Да ты присаживайся. — Не поднимаясь, Коготь с грохотом пододвинул с своему столу еще один стул и хлопнул по нему ладонью. Глеб обратил внимание на кисти нового знакомого — белые, тонкие, с длинными пальцами, на которых краснеют узлы суставов. Руки мага. Руки, не знающие оружия.

— Перед тем, как уйти, хозяин оставил мне еды. — Коготь коротко хохотнул. — Я у него единственный постоялец сегодня.

Глеб подошел к столу, пожал протянутую руку, аккуратно поставил копье рядом с посохом и сел напротив молодого мага. В течении десяти минут он поглощал неказистую, но вкусную и разнообразную еду, запивая ее кислым пивом, а Коготь, улыбаясь, молча смотрел, как он ест. Насытившись, Глеб отодвинулся от стола и откинулся на спинку стула, вытянув ноги.

— Вся деревня словно вымерла, — сказал он.

— Так и есть. Половина крестьян разбежалась по окрестным селениям, другая половина попряталась в подвалах. Я здесь уже третий день, так видел бы ты, что тут творилось вчера! Бежали все — и дети, и старики. Дорога узкая — то лошади упряжью спутаются, то телеги сцепятся. Бабы орут, ругаются. Мужики, вообще, чуть не до драки. А потом стали скот перегонять. Пыль столбом, кругом мычание, блеяние, собаки словно с ума сошли… Трусы! А под вечер и хозяин кабака ушел. Даже денег не взял. Все равно, говорит, мне твои вещички достанутся. Здесь, говорит, никого в живых не останется, кто не спрячется… А я прятаться не собираюсь. Мне бояться нечего. И не с такими справлялся. Пусть только появится, а там поглядим, что это за тварь такая.

— Какая тварь?

— А кто ж ее знает? Говорят, раз в месяц, в полнолуние, приходит откуда-то зверь. Никто его не видел, а кто видел, тот уже никому об этом не расскажет. Людей рвет на куски, скотину режет — местным житья никакого нет. Боятся его здесь до смерти. А я мимо как раз проходил, услышал об этом, ну и решил посмотреть, что это, значит, за существо.

— Сегодня? — Глеб глянул в темные окна.

— Ага. Вот сижу, жду. Скоро уже луна взойдет.

Маг замолчал.

Огонь почти прогорел и стало прохладно. Коготь поднялся, кривой кочергой разворошил угли и бросил в пасть камина последнее полено. Посидел минуту на корточках, наблюдая, как занимается дерево. Вдоволь налюбовавшись, повесил кочергу на вбитый в стену крюк и вернулся к столу. Глеб тем временем развернул стул и теперь сидел лицом ко входу.

Плечом к плечу, полузакрыв глаза, они сидели и ждали, наслаждаясь жаром пламени и вслушиваясь в напряженную тишину.

Где-то испугано завыла собака, но сразу смолкла, словно подавилась, а через минуту кто-то протопал по доскам крыльца и неуверенно заскребся возле двери. Глеб ощутил, как напрягся Коготь, почувствовал, как сгущается тьма вокруг них. Обруч, охватывающий голову, запульсировал мягким светом и потеплел.

— Не спеши, — тихо сказал Глеб.

В дверь осторожно постучали.

— Да, — одновременно сказали они и взяли в руки оружие: Глеб — заговоренное шаманом копье, Коготь — массивный посох, слегка обугленный на скругленных концах.

Дверь открылась, и внутрь прошмыгнул человек. Он сразу захлопнул дверь за собой и, замерев на месте, стал обшаривать растерянным взглядом ряды столов и стульев. Глеб и Коготь внимательно его разглядывали.

— Кажется, я его знаю. Это из местных. Мясник, — прошептал Коготь.

— Он нас не видит? — спросил Глеб.

— Да, — подтвердил маг. — Я отвел ему глаза. Примитивное заклинание. — Он шагнул навстречу мяснику, и тот испуганно отшатнулся, когда перед ним возникла из ниоткуда фигура в плаще и с посохом в руках.

— Что ты здесь делаешь? — грозно спросил Коготь.

— О, господин. Я вас не заметил…

— Зачем ты пришел? — Маг нацелил посох на мясника. А тот лишь сейчас увидел Глеба и побледнел еще больше.

— Я… я… — заикаясь, произнес он. — Я слышал… Вы хотите убить зверя, господин… Я хотел спросить… Может, вам помочь… Я могу… Разрешите мне, господин…

— Хоть один нормальный человек, — сказал Коготь, обращаясь к Глебу. Маг опустил посох и по-приятельски хлопнул мясника по плечу. — Как тебя зовут, дружище?

— Торк… Торк, господин.

— Проходи к столу, перекуси. Ты, ведь, из местных?

— Да, господин. Я работаю на бойне. Я сильный, господин.

— Верю, верю…

В окно заглянула бледная круглая луна и стала наблюдать, как Торк жадно, по-животному, поглощает пищу.

— Глеб, а ты хоть знаешь, что у тебя на голове? — спросил Коготь.

— Что? — Глеб коснулся рукой прохладного обруча, но не стал его снимать. «Снять его — это словно согнать свернувшуюся на коленях, пригревшуюся кошку, — подумал он. — И неизвестно, вернется ли она назад».

— Корона защиты. Она защищает хозяина от направленной на него боевой магии. Не полностью, конечно, но достаточно, чтобы получить дополнительный шанс на победу в схватке. Я видел только две такие штуки в своей жизни. Одну у тебя, а другую у человека по имени Медведь. Благодаря ей, он чуть было не прикончил меня.

— Высокий блондин с мечом.

— Ты знаешь Медведя?

— Я убил его. Это его обруч.

— Ты убил Медведя?! — удивился маг. — Либо тебе здорово повезло, либо ты намного круче, чем выглядишь.

— Я убил блондина и трех его приятелей. Они застрелили моего друга.

— Когда я столкнулся с Медведем, он был один. Правда это было довольно давно… Ну, слушай, ты настоящий мужик! Убил Медведя! А!.. — В голосе Когтя зазвучало неподдельное уважение. — А кто это парень — твой друг?

— Гоблин, — сказал Глеб, и маг удивленно на него вытаращился.

— О! — проговорил он. — Гоблин!.. — Больше Коготь ничего не смог произнести.

Деревенский мясник закончил есть, опустошив всю посуду, стоящую на столе. Он рыгнул и выпрямился. Глебу показалось, что их непрошеный помощник стал выше, и только сейчас он заметил объем гипертрофированных мускулов на обнаженных руках мясника.

Лицо Торка покраснело, налилось кровью, на лбу выступил пот.

— Спасибо, — прорычал он и снова рыгнул.

— Пожалуйста, — ответил ему Коготь. — А чем ты воевать собрался, друг?

Торк, набычившись, глянул на него и молча вытянул увитые узловатыми мышцами руки.

— Хорошее оружие. Сплошное мясо, — улыбнувшись, сказал маг.

— Мясо… — с трудом повторил Торк, и лицо его вдруг словно разъехалось: челюсть отвисла, изо рта вывалился язык, кожа на лбу сморщилась. Он зажал лицо руками, ссутулился и скособоченной виляющей походкой выбежал на улицу, хлопнув незапертой дверью.

Глеб и Коготь, недоумевая, посмотрели ему вслед.

— Чего это с ним? Переел, что ли? — сказал маг, и только он хотел выйти вслед за мясником, как сильнейший удар разнес дверь в щепки. Разметывая в стороны столы и стулья, в дом ворвался Зверь. Перемалывая деревянную мебель, он пронесся по периметру комнаты, мощным ударом лапы сбил пламя в камине и остановился возле дверного проема, загородив собой выход. Его белесые бока, покрытые редкой шерстью, ходили ходуном, и было слышно, как работают легкие. Мощные лапы топтались на месте, острые когти скребли пол, превращая в щепу толстые дубовые доски. Плоская голова на короткой шее поворачивалась из стороны в сторону. Выглядывая жертву, Зверь скалил желтые клыки, кожа на его морде собралась в складки.

— Эй, тварь! — Сбитый опрокинутым столом Коготь поднялся на ноги и нацелил посох на жуткое существо. Глеб вылез из-под завала и встал рядом с магом, выставив перед собой копье.

Маленькие уши Зверя дернулись, медленно повернулась его голова. Глеб увидел глаза Зверя и понял, что уже где-то видел этот взгляд исподлобья, но не успел вспомнить где, потому что монстр ринулся на них.

— В стороны! — крикнул Глеб и прыгнул вбок, неудобно падая, не успевая сгруппироваться, едва не потеряв копье.

Маг не стал уклоняться. Он выкрикнул что-то, и с конца посоха сорвалась огненная молния, ударила в Зверя, расплескала горячие искры, выжгла пятно на его груди. Пахнуло паленым. Монстр рявкнул, но не остановился. Он щелкнул пастью, промахнулся, пролетел по инерции дальше, отшвырнув человека в сторону и налетев на стену. Тело потерявшего сознание мага, описав дугу в воздухе, тяжело упало на пол. Тотчас Зверь развернулся, прочертив когтями глубокую борозду на бревнах, и бросился к нему. Но тут сбоку поднялся во весь рост Глеб, выбросил перед собой руку, вонзив копье в мягкий живот монстра. Зверь дернулся, едва не вырвав копье, и наконечник высвободился, оставив зияющую кровоточащую дыру. Потеряв интерес к распластанному бессознательному телу мага, Зверь бросился на нового противника. Глеб отскочил, ткнул копьем, целя в глаз, промахнулся и отпрыгнул снова, уклонившись от удара когтистой лапы. Боль в пронзенном животе заставила тварь на мгновение остановиться, и Глеб воспользовался этим, ударил своим оружием, вырвав кусок мяса из шеи Зверя. Монстр взревел, встал на дыбы и пошел на человека, лапами взбивая перед собой воздух. Отступая, Глеб запнулся за разбитый стул, упал на спину и с ужасом увидел, как Зверь опускается прямо на него — опускается всей массой, выпустив острые кривые когти, обнажив в усмешке желтые клыки. Глеб попытался поднять копье, выставить его перед собой, отгородиться им от монстра, но понял, что уже не успеет, что уже поздно, и еще понял, где он видел эти глаза — он вспомнил взгляд мясника из деревни, глаза обожравшегося Торка.

Последняя жизнь…

Гулко хлопнул воздух, и жар жгучими волнами разлился по комнате. Слепящий свет залил все пространство, ударил по глазам. Зверь взревел и замер, съежившись, словно застигнутый болью человек. Глеб почувствовал, как запульсировал жаром обруч на голове, отгоняя бушующее вокруг пламя, обволакивая тело прохладой, затеняя свет. Он открыл глаза и увидел рядом с собой зажмурившуюся тварь с обожженной кожей, увидел волны и буруны струящегося оранжевого огня. Подняв копье, он тщательно прицелился и с силой вогнал зазубренную сталь в глаз монстра. Навалившись на древко, протолкнул наконечник внутрь черепа, в мозг, и Зверь, взвизгнув, опрокинулся и в предсмертной агонии заскреб когтями пол. Глеб откатился подальше от дергающихся лап.

Хлопнув, исчезло огненное облако. Возле стены, среди груд переломанной мебели стоял улыбающийся исцарапанный маг.

— Ну, ты как? — поинтересовался он и помог Глебу подняться. — Ты видел? А! Как мы его!

Он подошел к опаленному трупу, пнул его и сказал:

— Чей коготь оказался круче? — И расхохотался, довольный шуткой.

Глеб слабо улыбнулся.

— Пойдем выйдем на свежий воздух, — сказал он, — здесь такая вонь.

Коготь втянул воздух.

— Это запах победы.

— Вонь победы, — поправил его Глеб, и они оба рассмеялись.

— Бедный хозяин. Его ждут неприятные известия. Мало того, что ему не достанутся мои вещички, так ему еще придется делать ремонт за свой счет. А уж когда он увидит эту груду мяса на полу… — Маг кивнул на тело и схватил Глеба за руку. — Смотри!

Мертвое чудовище менялось. Оно уменьшалось в размерах, его тело деформировалось: лапы укорачивались, таяли, когти постепенно уплощались. Глеб отвернулся. Он уже знал, в кого превращается оборотень. А молодой маг потрясено восклицал:

— Ты глянь! А! Кто это?… Мясник! Как там его? Торк! Точно! Гляди, Глеб! Это же Торк…

Глеб вышел на улицу. Прохладный ночной ветерок освежил его, прояснил сознание, мягкими касаниями выгнал ноющую боль из головы. На небе яркими точками блестели звезды, и низко висел ухмыляющийся диск луны.

Из дома вышел Коготь. Он подошел вплотную к Глебу и некоторое время молчал, разглядывая небо. Сказал:

— Ну, что, пойдем спать? У меня в комнате есть свободная кровать. И платить за ночлег не надо… Как ты?.. Повеселились и хватит. Пора на боковую.

— Пожалуй, — согласился Глеб, и они вернулись в дом, а скалящаяся морда луны, похожая на красное, налившееся кровью лицо мясника Торка, осталась на улице, и всю ночь заглядывала сквозь окна в просторную комнату, полную переломанной обугленной мебели, туда, где в луже крови лежало голое человеческое тело.

4

— А ведь я тебе поначалу не понравился, верно? — сказал Коготь.

Глеб сделал вид, что не услышал вопроса.

— Я многим не нравлюсь. Они считают, что я слишком несерьезен, навязчив и излишне общителен. А мне нравится быть таким, какой я есть. Это одно из преимуществ Мира. Не каждый может позволить себе быть самим собой у нас. Там. А здесь — пожалуйста!..

Они вышагивали по деревенской улице. Постоялый двор с заискивающим, но расстроенным хозяином остался позади. Крестьяне, завидя их из окон своих изб, высыпали на улицу и криками радости приветствовали победителей Ужаса. Детишки бежали вслед за ними, босыми ногами вздымая в воздух тучи серой пыли, визжа и размахивая выломанными из изгородей палками. Старики тяжело поднимались с завалинок и низко кланялись, когда они проходили мимо. Бабы вздыхали и тихо шептали им вслед древние слова оберегающих наговоров.

— Люблю я такую жизнь, — продолжал свой монолог Коготь. — Прикончили одну зверюгу, а о деньгах теперь можно, значит, неделю не беспокоиться. Нравится мне это. — Он шуганул пацанов, скорчив страшную рожу, и те, восторженно визжа, разбежались в разные стороны. — Я здесь ощущаю свою необходимость. Незаменимость.

— Самодостаточность, — пробормотал Глеб.

— Чего? — не расслышал Коготь.

— Да так. Мысли вслух.

— А-а…

Деревня кончилась. Остался позади последний дом.

— Значит, ты убил Медведя? — спросил Коготь. — И давно?

— Несколько дней назад.

— Я-то думал сам поквитаться с ним.

— Может, еще доведется.

— Ну, теперь это будет не тот Медведь…

Дорога повернула, и деревня спряталась за холмом. Впереди показалось облако пыли. Оно довольно быстро двигалось, и двигалось навстречу путникам.

— Стадо, — сказал Коготь. — Возвращаются домой.

Когда туча надвинулась вплотную, товарищи сошли на обочину и остановились, наблюдая, как проходит мимо скотина. Дробно стучали копыта по плотной земле. Гудели слепни, привлеченные запахом пота. Коровы, поравнявшись с людьми, тянули к ним морды, но Коготь сердито отмахивался посохом, и животные шарахались в сторону. Где-то далеко позади стада, среди клубов пыли, раздавались два человеческих голоса. Они невнятно ругались, выкрикивали что-то вроде: «Куда прешь! Пшла, пшла!..». Весело тявкала незримая собачонка…

Глеб поинтересовался:

— За что ты его так невзлюбил?

— Кого?

— Медведя.

— Да, была одна история… Давно, правда, но… Был, значит, у меня товарищ. Вихрем его звали. Не сказать, чтобы верный друг, но любили мы, когда встретимся, посидеть, поговорить. Тоже маг, только он все больше воздухом занимался. А я огнем. Часто мы с ним виделись — было у нас даже излюбленное место: закусочная «Придорожный Гиацинт». Может знаешь?

— Знаю. Возле Города.

— Вот-вот. Она самая. Там мы и встречались. Бармен был наш общий знакомый, он всегда новости передавал.

— И бармена того я знаю.

— Да? Ну, Мир маленький. Тесно здесь уже становится… Так вот, договорились как-то мы с товарищем встретиться в «Придорожном Гиацинте». А я тогда опаздывал. Шел издалека, немного не рассчитал и пришел, значит, чуть позже. Всего-то на несколько часов. Но слишком поздно… Ты слышал что-нибудь про «Братство Стали?».

— Нет, не припомню.

— Была такая банда. Занимались тем, что убивали магов. Ну, не только их, конечно. Но магов особенно. А Медведь в ней и числился… Пришел я тогда в «Гиацинт», опоздал, значит, на несколько часов. Думаю, друг мой уже набрался пива, заскучал, клянет меня наверное… Но его не было… Бармен мне все подробно рассказал. Сидел, значит, Вихрь на своем обычном месте, спокойно пиво потягивал, меня ждал. И тут ввалился этот самый блондинчик. Не говоря ни слова, выхватил меч и на моего друга накинулся. Вихрь даже со стула соскочить не успел. Этот Медведь ему одним взмахом голову снес, прямо здесь же, не отходя от тела, выхлебал чужое пиво и ушел… Меня больше всего взбесило именно то, что он пиво допил. Уж не знаю, почему… Труп, конечно же, сразу убрали… И вот представляешь, только рассказал мне все это хозяин «Гиацинта», как тут дверь распахивается, и входит этот самый Медведь. Осмотрелся, значит, и ко мне. А я его сразу узнал, понял, кто такой. Я тоже парень лихой, ждать не стал — схватил свой посох и на него. Пламенем полыхнул так, что сам испугался — не спалить бы забегаловку! А уж как зол я тогда был! Сила так и рвалась наружу… Но — гляжу и глазам не верю — Медведь пылает, но идет ко мне, хотя, вроде бы, должен в одно мгновение испепелиться, золой осыпаться. И вот этот самый обруч, что сейчас на тебе, сверкает синим, словно изо льда сделан. И давит, давит, холодит — тебе не понять, ты с Силой дела не имел… Ну, а я опять махнул посохом, взбесился уже тогда, и такая круговерть началась! Все посетители из окон повылетали, бармен под стойку залез. Я потом глядел — поражался, как сам-то не сгорел: все стены, мебель — все опалено чуть не до углей. Страх!.. Вот тут, видно, Медведя и проняло — он уже мечом замахивался, но съежился вдруг, лицо руками закрыл и убежал…

Стадо прошло, прошли и пастухи. Выкатилась из оседающей пыльной тучи собачонка — колченогая, короткохвостая — тявкнула на Двуживущих, обежала по кругу, поняла, что на нее не обращают внимания и потрусила дальше, вслед за ушедшими хозяевами.

— А что твой друг? Вы с ним больше не виделись?

— После смерти-то? Виделись, как же. Только теперь с ним и поговорить не о чем. Он теперь, в своей новой жизни, заделался торговцем. Про магию и не вспоминает. Так, говорит, и спокойней и интересней.

— Он доволен?

— Вполне.

— Так за что ты хотел Медведю мстить?

— А я не мстить хотел. Просто не люблю, когда меня не любят. Я уже все ихнее «Братство Стали» порешил, выловил по одному и убил. Каждого. Оставался только Медведь.

— Странно, что я никогда не слышал про эту организацию.

— Какая там организация! Семь человек решили, значит, похвастаться, кто больше магов переведет. Вот и все. Фашисты! Выдумали высшую расу и низшую… Я ведь с каждым беседовал, перед тем, как прикончить. Я все о них знаю… Жаль, что до Медведя добраться не успел. Он ведь у них одним из главных был. Сильный мужик, мне о нем такое рассказывали!..

Пыль осела на траву. Путники вернулись на дорогу.

— А как ты его убил? — спросил Коготь.

— Проткнул копьем.

— Ну да, конечно… Вот если б его с помощью магии…

— А у меня копье заговорено. Меч Медведя сломался о древко.

Коготь довольно хмыкнул:

— Сталь!

Дальше товарищи шли молча, лишь иногда перебрасываясь короткими, ничего не значащими фразами.

Мягкую пыль под ногами скоро сменил булыжник. До Города оставалось два дня пути.

 

Глава 7

— Спасибо, Сань. До конца жизни помнить буду, — поблагодарил Глеб, стоя в дверях.

— Не за что. Мне это только в удовольствие… А ведь они меня засекли. Но определить не смогли — я вовремя удрал. То-то они расстроились, должно быть… — Александр довольно засмеялся. — Заходи, если еще что понадобится. Всегда с радостью. Только, ради Бога, не в такую рань.

— Ну, что ты!

— Когда вернешься?

— Еще не знаю. Сразу, как только дело сделаю.

— Ну, заходи.

Глеб посмотрел на нелепую фигуру товарища: в цветастых просторных трусах, в грязной майке, с гривой всклокоченных волос, с красными глазами — и рассмеялся. Александр залился еще громче. Они с приязнью разглядывали друг друга и хохотали. Просмеявшись, Глеб протянул руку:

— Ну, бывай!

— Счастливо, друг детства, — хохотнул Александр. — Удачи в Америке.

— А ты все по старинке работаешь. Клавиатуру топчешь. Нейроконтактер вживить не собираешься? — спросил Глеб, крепко пожимая руку.

— А зачем он мне? Виртуальные миры? Эти игрушки не для меня. У меня свои развлечения. — Александр кивнул за плечо, туда, где гудел вентиляторами его компьютер.

— И правильно. Я с этим тоже завязал. Навсегда.

Они разжали руки.

— Счастливо!

— Удачи!

Глеб побежал вниз по ступенькам. Александр вышел на лестничную площадку и, перегнувшись через перила, долго провожал его взглядом.

1

Вместе с дорогой они обогнули холм и увидели Город.

Вечный Город, центр Мира, само равновесие и стабильность, порядок и правосудие, возник на горизонте в голубой дымке. Его иззубренные башнями стены стояли на возвышенности, и оттого Город был виден издалека, за много миль, и люди идущие по множеству сходящихся в одну точку дорог, увидев вдали эти древние стены, всегда испытывали необыкновенный подъем и воодушевление. Город был местом, где принимали всех. И где все были равны.

Глеб и Коготь с улыбкой переглянулись.

Надежные стены Вечного Города были еще далеко, но идти всегда легче, когда видна цель.

— Что будешь там делать? — спросил Коготь.

— Не знаю. Мне надо найти одного человека. А в Городе всегда много людей со всех краев Мира. Думаю, кто-нибудь поможет мне в моих поисках.

— А я задержусь там дня на два, а потом снова отправлюсь искать приключений на свою голову. Спокойная жизнь не для меня. Да и этот Король со своими мечниками и копейщиками уж больно, значит, напоминает мне наши полицейские порядки. Ни тебе подраться на улице, ни украсть. Даже простенькое заклинание и то применить нельзя. Разве это жизнь?

— Город — это центр цивилизованных отношений, — не согласился Глеб. — Не будь его — весь Мир погряз бы в хаосе.

— Да знаю я, знаю… Потому и иду туда — отдохнуть, выспаться спокойно, зная, что никто тебя не прирежет, не обворует. Хочу еще магии подучиться, пока деньги не кончились. Старичок там один есть. Они с Городом, наверное, одногодки. — Коготь коротко хохотнул. — Сам — словно божий одуванчик, всю жизнь в библиотеках провел. Но его бы знания да какому-нибудь Двуживущему! Ого-го! Не хотел бы я с таким человеком, значит, в бою встретится… Сколько к тому старикану ни хожу, все в толк никак не возьму — он за учебу такие деньги берет, а на что они ему — старому книжному червю? Ходит в рваной хламиде. Ест хлеб с водой и духом святым закусывает. Ну куда ему такие деньжищи? А, Глеб?

— Не знаю. Может, они ему и не нужны, а тебя он так ограничивает. Воспитывает. Ждет, пока ты для новой порции знаний созреешь.

— Ну, ты скажешь, — обиделся Коготь. — Созреешь! — фыркнул он.

— Ладно, не дуйся, — дружески хлопнул его по плечу Глеб. — Город — он по своим правилам живет. Потому он и Город, а не деревня там, или село. А уж почему там такие правила, и откуда они взялись — это не нам судить. Если есть — значит, так надо. А если так надо, значит, будем принимать их как должное.

— Ты, случайно, не адвокат? — подозрительно спросил Коготь.

Глеб рассмеялся, отмахнулся.

— Я безработный.

— Безработных адвокатов тоже хватает. Ты мне лучше сразу скажи, если адвокат.

— Нет, к юриспруденции я никакого отношения не имею.

— К чему?

— Ну, не адвокат я. И даже не юрист.

— Так бы сразу и сказал.

— А тебе-то что?

— Ничего. Просто я не люблю адвокатов. И феминисток тоже.

— Надеюсь, феминисткой ты меня не считаешь?

Коготь фыркнул, пристально осмотрел Глеба, словно мог вот так вот выведать всю подноготную товарища.

— Так ведь никогда не знаешь, кто есть кто в Мире.

— Это точно, — подтвердил Глеб, окинув мага таким же подозрительным взглядом. Они рассмеялись, одновременно махнули друг на друга руками.

— Ну, за что ты феминисток не любишь, я еще могу предположить, — сказал Глеб. — А вот чем тебе адвокаты не угодили?

— Да так уж. Профессия эта продажная.

Глеб, хоть и был в корне не согласен с точкой зрения товарища, все же счел за благо промолчать. Он знал, что иногда самые маленькие разногласия могут привести к настоящей войне. А уж врагов сейчас он для себя не искал. Ему с лихвой хватало одного единственного…

2

Король заботился не только о самом Городе, но и об окрестных деревнях, кормящих его вассалов. Поэтому крестьяне, привыкшие к защите королевских войск, отличались почти навязчивой приветливостью и гостеприимством. Они зазывали путников в свои дома, наливали им холодного пива, выставляли на стол ломти копченого мяса, доставали из подвалов желтые круги кисловатого овечьего сыра, вылавливали из ведер сморщенные серые шары моченых яблок и жадно слушали рассказы гостей об оборотнях и магах, о гоблинах и троллях, о поединках и подвигах, об измене и предательстве.

Коготь, любивший приврать, чувствовал себя словно рыба в воде. Он так и сыпал словами, рассказывая о своих приключениях, реальных, приукрашенных и просто выдуманных, и даже Глеб не мог определить, где в его повествованиях кончается правда и начинается вымысел. Крестьяне, открыв рот, слушали бесконечную болтовню мага и уважительно поглядывали на молчащего Глеба, когда Коготь начинал рассказ о том, как они вдвоем уничтожили целую толпу оборотней, повадившихся разорять деревню. Маг упивался восхищенным вниманием местных крестьян и изредка незаметно подмигивал Глебу, успевая при всей своей болтовне еще и поглощать пищу в неимоверных количествах.

Они не торопились. Громада близкого Города висела над горизонтом, и они не спеша шагали по направлению к возвышающимся стенам, останавливаясь почти в каждой встречной деревне…

По широкой мощеной дороге постоянно шли люди. Днем и ночью, утром и вечером. Проходили пешком воины-одиночки: пыльные, изможденные, в побитых доспехах, с иззубренными мечами — в Город, и в блестящих новеньких кирасах, увешанные снаряжением — из Города. Ехали на подводах крестьяне, торопясь успеть на базар, пока открыты городские ворота, пока стража не требует ночных пропусков, пока не начался комендантский час для Одноживущих. Верхом на лошадях, внимательно оглядываясь по сторонам, гарцевали отряды королевской охраны. Шурша плащами и стуча по булыжнику боевыми посохами, вышагивали самоуверенные маги. Звеня металлом кольчуг, проходили сплоченные тройки невысоких квадратных гномов с топорами за спиной. На поиски приключений уходили лучники и копейщики, мечники и маги, колдуны и церковники, амазонки и монахи. Чаще поодиночке, реже группами по два-три человека. Отправлялись за деньгами и славой, за боевым опытом, но многие находили лишь свою смерть…

— Какая силища! — восторженный Коготь дернул Глеба за кольчугу. — Ты погляди. Это же такая мощь! Эх, объединить бы их всех вместе, в одно войско, значит, да поставить грамотного командира. Горы свернуть можно! Ну почему мы всегда по-одному ходим? Собрать воинов триста, да сотню гномов, да пять сотен лучников и магов эдак человек пятьдесят. Непобедимая армада! Неужели здесь никто никогда не пробовал собрать войско?

— Может и пробовали, — сказал Глеб. — Да кто туда пойдет? Геройство и подвиг — удел одиночек. А армия — это уже ремесло, где каждый — только маленький винтик, делающий свое привычное дело. И победа будет делиться на всех, независимо от доли участия каждого. Нет, этот мир — это мир одиночек. Мир эгоистов.

Коготь задумался.

— Ты прав, — признал он. — Ну, убили бы мы того оборотня вдесятером. Легко, походя, сразу. А где подвиг? Я бы может эту зверюгу и разглядеть бы не успел… Но какая силища, подумать только! Вот бы кто занялся организацией!

— Уж лучше не надо, — пробормотал Глеб. Маг его не услышал.

3

На следующий день Глебу и Когтю довелось наблюдать, как работает армия Короля.

Это случилось вечером. Товарищи только вошли в деревню, где собирались переночевать. Селение было маленькое: два ряда домов вдоль дороги, огороды на задворках, крохотные, в несколько деревьев, ухоженные садики за невысокими заборами. И ни гостиницы, ни придорожной забегаловки. Но друзей это обстоятельство не смущало — они знали, что в любой избе их с радостью встретят, напоят и накормят, даже денег не возьмут, разве самую малость. Единственное, на что можно было попенять — это на отсутствие прочных запоров в домах крестьян…

— Наверное, завтра будем в Городе, — сказал Коготь, взглянув в сторону поднимающейся к небу городской стены.

— Если ты не проспишь.

— Да ладно тебе! Всего-то раз и проспал…

На улице никого не было. Простые люди привыкли ложиться рано, с тем, чтобы утром подняться чуть свет.

Товарищи прошли мимо первого дома — он был слишком неказист. Видно, хозяева не богатые, угощение у них простое, да и спать, скорей всего, придется на полу. Дом напротив и вовсе оказался нежилым — чернели незастекленные окна, поскрипывала, качаясь на ветру, висящая на одной петле дверь. Малинник, уже давно разросшийся, выползший за пределы порушенной изгороди, схоронил все подступы к избе…

Словно жидкое пламя растеклось по западной стороне неба. Это садилось в облака солнце. Пряталось за зубцы городской стены, словно опускалось в каменное гнездо.

— А ты видел когда-нибудь дракона? — спросил маг.

— Нет.

— Кое-кто говорит, что драконов больше не осталось. Всех перевели. А мне бы так хотелось увидеть хоть одного.

— И убить, — хмыкнул Глеб.

— Нет. Магия на них не действует… Просто это единственное, что я еще не видел, а на что стоит посмотреть. Как мне кажется.

— Может и увидишь…

На противоположном конце улицы показались всадники. Глеб замедлил шаг, насторожился и Коготь.

— Кто там, не видишь?

— Скорей всего, королевский патруль.

— Что им здесь надо?

— Не знаю.

Всадники медленно двигались вдоль деревни. Головы их синхронно поворачивались от одного дома к другому, с одной стороны улицы на противоположную. Они словно сканировали пространство. Искали что-то. Вынюхивали. Глебу вдруг захотелось спрятаться, хотя ничего преступного в этой жизни он еще не совершил.

А патруль приближался. Горячие кони фыркали, грызли удила, били копытами, звеня подковами, выбивая из булыжника искры.

— Не за тобой? — шепотом спросил Глеб.

— Нет. Я чист.

Товарищи встали посреди улицы.

Всадники поравнялись с ними и проехали мимо. Их было пятеро. И никто даже не глянул в сторону застывших Двуживущих.

Глеб обернулся, следя за проехавшим патрулем.

И вдруг один из наездников, тот, что был впереди, встрепенулся, поднялся на стременах, молча показал рукой в сторону заброшенного дома. Остальные кивнули, легко соскочили с коней и, пригнувшись, цепью побежали к избе. Нырнули в малину. У каждого в руках меч. Блестят кольчуги…

— Нашли, — прошептал Коготь, — словно собаки какие.

Двое скользнули в дверь, двое ввалились в окна. А первый все стоял на дороге и внимательно смотрел на заброшенный дом, словно действительно что-то видел сквозь подгнившие бревна.

Глеб услышал приглушенный шум. Звякнула сталь. Раздалось какое-то сопение, треск… Внутри избы что-то происходило.

Через минуту из дверного проема вышли мечники. Все четверо, поочередно. Вернулись на дорогу, к своим коням, быстро вскочили в седла, развернулись и ускакали. Словно и не было их.

Дверь, что болталась на одной петле, вдруг оборвалась и упала. Глеб вздрогнул.

— Как думаешь, что там? — спросил Коготь.

— Не знаю.

— Посмотрим?

— А надо ли?

— Неужели тебе не интересно?

— Еще как… Ладно, пошли!

Товарищи направились к заброшенному дому. Ступили в заросли малины. Оказалось, что кроме кустов, тут еще полно крапивы. Идти осторожно, тихо, так, как шли патрульные, у них не получалось. Глеб чертыхался, Коготь шипел, под ногами сухими выстрелами трещали, ломаясь, мертвые прутья…

Внутри было темно. Глеб поморгал, тщетно пытаясь хоть что-то разглядеть, но тут Коготь шепнул короткое слово, набор гортанных звуков, качнул посохом, и воздух в доме слегка засветился.

В комнате, большую часть которой занимала закопченная кирпичная печь, стояла кое-какая полуразвалившаяся мебель: шкаф, кровать, стол. В углу валялась охапка прелой соломы. По углам висели густые паучьи сети. Гнилые балки, поддерживающие потолок, опасно прогнулись, грозя проломиться в любой момент.

Грязный пол был залит кровью. И в кровавой луже лежала какая-то груда…

— Что это? — спросил маг, склоняясь над бесформенной тушей.

Глеб подошел ближе, ткнул истерзанный труп копьем, попытался перевернуть. Сказал:

— Не знаю. На человека не очень похоже.

— Да это уже ни на что не похоже. Просто груда мяса.

Товарищи довольно долго разглядывали останки неизвестного существа. Не выдержав, Глеб отвернулся:

— Пойдем отсюда!

Они вышли на улицу. Коготь задумчиво произнес:

— Они были внутри всего минуту. Четверо. А такое впечатление, что здесь поработала бригада мясников.

— Да уж. С этими ребятами лучше не связываться.

— Двуживущих-то они обычно не трогают.

— До тех пор, пока не нарушишь закон.

— Закон действует только в границах Города.

— Закон — да, но кроме самого закона есть его носители…

Становилось все темней. В некоторых избах зажглись огоньки светильников.

— Что-то мы сегодня подзадержались с отдыхом, — сказал Коготь.

— Надо срочно наверстывать.

— Предлагаю туда, — маг ткнул посохом в сторону большого дома с высоким крыльцом. Все окна его светились тусклым желтоватым светом — богатые хозяева могли позволить себе не экономить на масле для светильников.

— Сейчас мне все равно, — сказал Глеб, зевая.

Они подошли к дому и постучали в незакрытый пока ставень.

— Эй, хозяева! — крикнул Коготь. — Пустите переночевать!

Почти сразу в окне показалось лицо молодого мужичка. Он, щурясь, долго всматривался в вечерний сумрак, но, должно быть, ничего не разглядел и спросил:

— Кто там?

— Переночевать пустишь?! — еще громче крикнул маг. — Мы заплатим!

— Сейчас выйду, погодите…

Товарищи поднялись на крыльцо. Невысокий мужичок распахнул дверь, впустил гостей, выглянул на улицу, долго осматривался.

— Чего там выглядываешь? — подозрительно спросил Коготь.

— Нет, ничего. А вы проходите. К столу прошу. Как раз к ужину поспели.

Хозяин закрыл входную дверь, накинул на петлю крюк запора. Поднял с пола горящую свечу — уже целая лужица воска натекла на половицу — и, прикрывая трепещущий огонек ладонью, повел гостей через длинные просторные сени. Здесь не было ни единого окошка. Вытянутые тени двигались вместе с людьми, крались по стенам, скользили по потолку. И кроме этих теней ничего не было видно.

— Сюда, пожалуйста. — Мужичок толкнул неприметную дверь, чуть скрипнули петли, и из открывшегося проема в сени ворвался свет. Тени шарахнулись назад.

Пригнувшись, Глеб и Коготь шагнули в комнату вслед за хозяином.

Здесь было светло. Три зажженных масляных светильника висели в углах. Большая, выбеленная известью печь, казалось, светилась сама. К печи пристроились длинные широкие лавки, на которых неразобранными грудами валялись набитые соломой тюфяки. В отгороженном неосвещенном углу шевелилось что-то темное, и Глеб не сразу сообразил, что там находится маленький теленок.

В центре комнаты стоял широкий стол.

— Присаживайтесь, — сказал хозяин, — места всем хватит.

За столом было много народу. Десять голов одновременно повернулись к двери, десять пар любопытных глаз уставились на вошедших.

— Жена, мои дети, отец, сестра, тесть, — представил мужичок присутствующих, показывая на каждого рукой.

— Здравствуйте, — Глеб улыбнулся, присел на свободное место. Коготь занял соседний табурет.

— В Город? — спросил бородатый старик, тесть хозяина дома.

— Да, — односложно ответил маг, без тени смущения подвигая к себе сковороду с жареным картофелем и блюдо с вареным мясом.

— Издалека?

— С востока.

— И что там?

— Да как обычно… — и Коготь завел привычный разговор, перевирая, приукрашая действительность, похваляясь своими подвигами. Глеб только покачивал головой, слушая товарища и усмехался. Затаив дыхание, простодушные крестьяне внимали росказням мага…

Уже поздно ночью, когда стол опустел и детей погнали спать, Коготь оборвал свою очередную историю и спросил:

— А что это у вас за дом на окраине? Который малиной зарос.

Хозяин помрачнел, глянул в сторону темных окон.

— Вы там были?

— Да. И не только мы.

— А кто еще?

— Королевский патруль.

— Наконец-то! — Хозяин облегченно вздохнул, и лицо его прояснилось. — Король не забывает нас.

— Так что это за дом? — продолжал выспрашивать Коготь. — И кто там жил? Или что? Мы видели…

— Это не ваше дело, — холодно ответил хозяин. Ответил таким тоном, словно позабыл, что перед ним находятся Двуживущие.

Хозяйка убрала со стола посуду, разобрала матрасы. Гостям постелили в углу за печкой, возле маленького загончика, в котором ворочался теленок.

А рано утром Двуживущие ушли.

4

Крепостные стены черными скалами уходили высоко в небо. Острые шпили смотровых башен терялись в тумане облаков. Вечный Город был величественно неприступен.

Людские ручейки стекались к главному входу со всех сторон и сливались в мощный, галдящий на разные голоса пестрый поток. Миновав тесную горловину ворот, поток распадался, и люди, минуту назад кричащие на соседей, пихающиеся, ругающиеся со стражниками, цепляющиеся друг за друга, замолкали, успокаивались и разбредались по тенистым улицам и просторным площадям Города.

Смешавшись с шумной толпой, Глеб и Коготь прошли по мосту, переброшенному через мелеющий, затянутый ряской ров, благополучно миновали сосредоточенных стражников. Влекомые потоком тел, товарищи проскочили под высокой аркой ворот и оказались на просторной площади.

В центре искрился радужными брызгами фонтан, сделанный в форме семиглавого дракона. Десяток широких улиц веером расходились от площади, и людская река разбивалась здесь на отдельные струи, лишалась своей мощной напористости и исчезала, следуя руслам улиц, растворяясь в ручейках переулков, теряясь среди пестрых скал многоэтажных домов.

Глеб задрал голову, разглядывая росписи на внутренней стороне крепостной стены. Фрески, уходящие к небу, изображали битвы титанических воинов, сплетающихся в схватке грифонов и гарпий, огнедышащих драконов и каменнокожих горгулий. От старости рисунки потемнели и местами обвалились, обнажив гигантские неровные глыбы, из которых в незапамятные времена была сложена вся крепость.

— Проходите, не задерживайтесь. — Возле них остановился патруль королевских копейщиков. — Вы мешаете движению.

Начальник патруля в звании капитана кинул взгляд на копье Глеба, внимательно осмотрел его самого, но ничего не сказал. Коготь скорчил ему рожу, магией превратив свое лицо в жуткий лик демона с загнутыми кабаньими клыками и львиной гривой.

— Магия запрещена в Городе, — холодно сказал ему капитан. — За применение небоевой магии виновного немедленно высылают из города, за боевые заклинания — тюремное заключение сроком до месяца с конфискацией, за заклинания, повлекшие смерть людей — казнь. — Он махнул рукой. — Проходите!

Коготь стер с лица уродливую маску и пробурчал:

— У-у, какие мы серьезные! Пошутить нельзя…

— Пойдем, — Глеб ухватил его за плащ и потащил за собой. — Не хватало нам еще неприятностей.

— Да иду я, иду! — тщетно пытался отцепится маг, но Глеб намотал полу плаща на руку и волок упирающегося Когтя, пока патруль не остался далеко позади.

Они шли темными безлюдными улочками, грязными переулками, ныряли в узкие проходы, быстрым шагом пересекали тесные дворы. Чем дальше они уходили, тем запущенней и мрачней становились места. Собачий лай всюду преследовал их. Коготь уже сдался и безропотно следовал за товарищем, не успевая даже толком посмотреть по сторонам. Да и смотреть-то особо было не на что. Кругом однообразные трущобы, дыры в заборах, немытые дети, злые псы… В конце концов Глеб остановился и сказал:

— Пришли.

— Куда ты меня притащил? — подозрительно спросил маг и огляделся. — Ни разу здесь не был.

В густой тени, отбрасываемой городской стеной, среди темных колонн тополей стояли мрачные каменные дома с узкими щелями амбразур вместо окон, плоскими глиняными крышами и тяжелыми, окованными железом дверьми.

— А здесь вообще мало кто был, — сказал Глеб. — Это старый квартал. Единственный район, где Город остался таким, каким он был в начале Мира.

— И зачем мы сюда приперлись?

— Здесь живут мои друзья.

— Живут? — удивился Коготь. — Здесь? А что, лучше местечка не нашлось?

— Помолчи, — сказал Глеб. Он огляделся по сторонам и легко стукнул в одну из массивных дверей. Прошла минута. За дверью кто-то долго возился, сопел, кряхтел и, наконец, осторожный голос тихо спросил:

— Кто?

— Открывай, Иван. Это я.

Лязгнул отодвигаемый засов, и дверь чуть приоткрылась. В щели появился глаз, мельком глянул на Глеба, внимательно изучил мнущегося в ожидании Когтя, потом опять перекинулся на Глеба, и голос из-за двери осведомился:

— Привет, земляк. Давно тебя не было видно. А это кто с тобой?

— Это Огненный Коготь. Он спас мне жизнь. Может хватит играть в конспирацию? Открывай!

— Конспирация… — недовольно загудел голос, — играть…

Лязгнула снимаемая цепочка, и из темноты дома появился полуобнаженный загорелый здоровяк с окладистой, черной как смоль бородой, с большим носом, похожим на картофелину и с забавно оттопыренными ушами. На широких плечах его болталась нелепая ватная одёжа, его голые волосатые ноги тонули до колен в громоздких сапогах из войлока, а в руках он держал суковатую дубину.

Коготь чуть было не рассмеялся, увидев эту комичную фигуру, но предусмотрительно подавил смешок. Зато Глеб не стал скрывать своих эмоций. Он удивленно, с ног до головы оглядел возвышающегося над ним гиганта и расхохотался:

— В валенках! В фуфайке! Да где ты их откопал? — давясь смехом, спросил он.

— Да чего ты, Глеб? — буркнул смущенный гигант. — Патриотизм…

— Патриотизм! — захлебнулся хохотом Глеб. — Ну, Ваня, ты даешь! А! Патриотизм! А треух заячий у тебя есть?

— Да ну тебя! Заходи. — Гигант посторонился, пропуская гостей, выглянул на улицу, внимательно осмотрел густые вечерние тени, отбрасываемые домами и деревьями, и захлопнул дверь.

5

За столом сидели четверо.

Стрелял березовыми дровами камин, иногда выплевывая светящиеся рубиновые угольки на прибитый к полу лист железа, скрипел в темном углу сверчок, стучали по плоской крыше капли — после полуночи зарядил дождь.

— Ну, как он там? — поинтересовался Глеб.

— Спит, как сурок. Где ты его раскопал? — спросил бородатый великан в валенках.

— Да так. Забавный парнишка. На тебя, Иван, чем-то похож. Попали мы с ним в одну передрягу, а он мне жизнь спас.

— Не надо было его сюда тащить, — недовольно сказал маленький худой человек с аскетичным иссушенным лицом.

— Ну, я же не знал, что вы тут так развернулись. Завтра он уйдет. Проспится и уйдет.

— А ты сам как? Надолго? — Худой рывком поднялся, подошел к камину, подбросил полено и вернулся за стол.

— Не знаю, Сергей. — Глеб пожал плечами. — Вы узнали для меня то, о чем я просил?

— А ты все о том же. Сколько раз уже умирал, а все забыть не можешь. Все мстишь.

— Да, — вскинулся Глеб. — Так есть хоть что-нибудь или нет?

— Бросил бы ты это дело. Пришел бы к нам, зажил бы спокойно, делу бы научился, стал бы пользу Лиге приносить, а уж она тебя в обиду не дала бы, — сказал Сергей.

— И все-таки? — переспросил Глеб.

Сергей долго смотрел на него, потом вздохнул и сказал:

— Есть кое-что… Но конкретики мало…

— Итак?

— Ну, что с тобой поделаешь? Расскажи ему, Николай.

Молодой парень, который до этого, казалось, спал, уронив обритую наголо голову на столешницу, поднялся со стула и принялся ходить из угла в угол, заложив руки за спину и чеканя слова в такт шагам. Он напоминал голенастого журавля, бесцельно вышагивающего по болоту. Черная беспокойная тень металась по стенам и потолку.

— Епископ. Двуживущий. Настоящее имя неизвестно. Официально маг двенадцатого уровня. Неофициально: чернокнижник одиннадцатого разряда, волшебник двенадцатого уровня, друид пятой степени посвященности, Верховный ведьмак, Черный Колдун, Высший Жрец культа Кхали. Возможно, еще что-то упущено. В совершенстве постиг магию всех стихий. Развивает собственную систему боевых заклинаний. Ставит перед собой сверхзадачу стать Богом. Собирает артефакты. За триста лет существования в этом мире собрал большинство наиболее значимых магических предметов. Весьма одиозная фигура. В народе ходит множество легенд о его делах, как хороших, так и плохих. Одиночка. В Городе не появлялся двести двадцать пять лет. Естественно в исчислении Мира. Имеет статус неприкасаемого. Последнее место жительства — заброшенные рудники гномов в Драконьих Скалах возле озера Пяти Голов. По слухам, искал там выкованный гномами Меч Силы. Чем закончились поиски — неизвестно. Но в настоящее время рудники пустуют. Наиболее вероятное местонахождение на данный момент — заброшенный замок возле Болота Утопленников. Ориентировочный коэффициент силы — шестьсот шестьдесят три. — Николай закончил доклад и остановился перед камином, глядя в огонь.

— Стать Богом? Это как понимать? — спросил Глеб.

— А! — отмахнулся Сергей. — Сказки это все.

— Некоторые сильные маги утверждают, что Двуживущий, достигнув определенной ступени развития, может стать Богом. Но никто толком не знает, что это такое, — не оборачиваясь, произнес Николай.

— Ерунда! — отмахнулся Сергей, и Иван согласно кивнул.

— Бросай ты это дохлое дело, Глеб, — сказал Иван. — Коэффициент силы — шестьсот шестьдесят три!

— Нечего. Капля камень точит, — ответил ему Глеб и задумался.

Все молчали. Сергей достал из кармана нож и принялся крутить его меж пальцев. Николай, оцепенев, смотрел в огонь. Иван полировал шершавыми ладонями дубину.

— Ничего нового вы мне не сообщили, — сказал, наконец, Глеб.

— Есть еще кое-что, — спрятав в рукаве нож, сказал Сергей. — Возможно, тебе поможет Белобровый из Потерянной Библиотеки. И, может быть, что-то знает Свертль.

— Кто?

— Нынешний глава гномов. Двуживущий, кстати.

— Ну, и имечко! Язык свернешь. А этот Белобровый, кто он?

— Не знаю. Не то маг, не то монах. Говорят, он из этой библиотеки никуда не выходит.

— Потерянная Библиотека…

— Не такая уж и потерянная, — усмехнулся Сергей. Нож быстрой серебристой рыбкой снова скользнул у него меж пальцев. — Идти, конечно, далеко, к черту на кулички, но если тебе надо, то я и карту дам.

— Отлично! Это уже кое-что, — Глеб встал и потянулся. — Как там моя комната? Я не прочь поспать.

— Спокойной ночи, — пожелал ему Сергей.

— Спокойной ночи, — пробасил Иван.

Бритый Николай промолчал. Он смотрел в огонь.

6

Пестрый базар гудел тысячей голосов.

— Мясо! Свежее мясо!..

— Солонина! Копчености!..

— Хлеб на любой вкус! Свежий! Горячий!..

— Сыр! Масло! Молоко!..

— Овощи! Фрукты! — кричали крестьяне, стоя в разукрашенных цветастыми надписями и примитивными рисунками крытых повозках с товаром.

— Ножи! Мечи! Топоры!.. Кольчуги! Латы! Кирасы! — звучно басили обожженные огнем кузниц мастеровые.

— Плащи на любую погоду! — потрясали в воздухе яркими всполохами тканей ткачи.

— Кольца, обереги, амулеты! Книги, свитки! — зазывали в свои лавки маги-торговцы.

Плыл над толпой дразнящий аромат пряностей и жареного мяса — владельцы харчевен на свой лад заманивали покупателей.

Гулко бухали кувалды, перезванивались молотки в ремонтных кузнях на краю базара. На разные голоса кричали животные, доставленные сюда со всех уголков Мира для продажи. Люди громко переругивались, неистово торговались, хлопали по рукам, возмущенно кричали, брызгая слюной…

Глеб и Коготь с трудом продирались сквозь пахнущую потом толпу.

— Здесь мы разойдемся, — сказал Коготь. — Не знаю, куда ты, а мне вон в тот дом. Помнишь, я рассказывал про учителя-мага? Там он и живет. — Коготь протянул руку и улыбнулся. — Приятно было с тобой познакомиться. Может, доведется еще встретиться.

— Мир тесен, — признал Глеб и крепко пожал сухую ладонь мага. Они, улыбаясь, мгновение смотрели друг на друга, а потом разошлись в разные стороны, сразу потерявшись в толпе.

Глеб еще долго ходил в тесном лабиринте палаток, повозок и лотков, пока не набрел на искомое.

— Лучшие топоры! Прочнейшие кольчуги! Небесный металл! Секретная ковка! — кричал приземистый бородатый гном. Крупные капли пота сбегали по его лбу, оставляя на коже белые дорожки соли. Время от времени гном тряс головой, и тогда брызги с бороды летели во все стороны, словно с отряхивающейся, вылезшей из воды собаки.

— Э-э, — привлек его внимание Глеб.

— Что изволите, господин? Лучшие в мире топоры, мечи, ножи…

— Мне нужен Свертль. Ваш главный.

С лица гнома сразу исчезла заинтересованная любезность. Он стукнул в легкую дверь небольшого, почти кукольного домика у себя за спиной, громко позвал:

— Хозяин!

И, больше не обращая внимания на Глеба, стал выкрикивать привычную формулу:

— Прочнейшие кольчуги! Секретная ковка!..

Из домика вышел еще один гном, одетый в шитый тонкими золотыми нитями халат из дорогой ткани. За поясом халата торчал искусно отделанный драгоценными камнями кинжал — скорее декоративная часть костюма, нежели боевое оружие. Борода гнома была аккуратно пострижена и сам он производил впечатление важной фигуры.

Продавец, не прекращая зазывать покупателей, мотнул головой в сторону Глеба, и разодетый гном осведомился:

— Чем могу помочь, любезный?

— Я бы хотел поговорить со Свертлем. У меня к нему дело.

— А я здесь при чем? — с наигранным удивлением спросил хозяин лавки.

— Вы должны знать, где он сейчас находится.

— Конечно, я знаю. Но я не знаю, кто вы. Не знаю, зачем вам нужен наш Повелитель. Не знаю, почему я должен помогать вам. Я всего лишь простой торговец…

— Я заплачу.

— Гнома нельзя купить, — сказал хозяин, помедлил немного и добавил: — А вот торговца можно. И кто во мне победит — это зависит от суммы.

— Сколько? — Глеб коснулся пояса, где тяжелыми узлами болтались привязанные мешочки с монетами.

Гном внимательно осмотрел его, как бы между делом заметил:

— Хорошая кольчуга… — и сказал:

— Сто.

— Пятьдесят, но прямо сейчас.

— Восемьдесят.

— Должно быть, вы полагаете, что только вам известно местонахождение Свертля, — усмехнулся Глеб.

— Ну, хорошо. Шестьдесят.

— Согласен.

Они хлопнули друг друга по рукам, и Глеб отвязал один из мешочков.

Чтобы не считать по одной монете, гном высыпал золото на чашку весов, отмерил на вес необходимую сумму и с видимым сожалением протянул остаток Глебу.

— Свертль сейчас остановился в гостинице «Медный Единорог». И поторопись, если хочешь его застать — через три дня он уедет в Драконьи Скалы, — быстро сказал хозяин лавки и тотчас исчез в прохладной тени игрушечного домика, наспех сбитого из досок.

7

Гостиницу «Медный Единорог» Глеб нашел быстро.

Трехэтажное каменное здание под деревянной доской с вырезанным на ней вздыбленным в боевой стойке единорогом находилось совсем недалеко от базара, и первый же крестьянин, остановленный Глебом, ткнул пальцем вдоль идеально прямой улочки и подробно расписал все прелести жизни в этой гостинице: и ее несказанную дороговизну, и жадюгу хозяина, и кровати там слишком уж широкие для одного — вот, скажите, ну зачем нормальному человеку такие кровати? — и кухню, где непонятно из чего готовят подозрительные блюда, хоть и говорят, что пальчики оближешь, но за такие деньги…

Глеб ушел, не дождавшись конца монолога.

Он толкнул дверь и вошел. Где-то в глубине дома осторожно звякнул колокольчик, и тотчас из-за тяжелой бархатной шторы, скрывающей стену за стойкой, вылез, отдуваясь, толстый коротышка. Страдая от одышки, он осведомился, что необходимо молодому господину.

— У вас остановился Свертль, — констатировал Глеб, и коротконогий толстяк безропотно кивнул. — Мне надо его увидеть.

— Господин Свертль у себя, но я не знаю, будет ли ему удобно принять вас в этот ранний час, он собирался…

Останавливая дальнейшее словоизвержение, Глеб подбросил в воздух золотой. Хозяин поймал его, хищно улыбнулся и попробовал монету на зуб. Убедившись, что золото настоящее, он выскользнул из-за стойки и стал быстро махать руками у Глеба перед носом, объясняя дорогу.

— Прошу вас! Вот в эту дверь, вверх по лестнице. Второй этаж, третья комната налево по правому коридору. Он сейчас один, но, пожалуйста, не говорите, что это я вас пропустил, скажите, что вы сами прошли. Что вы уже знали комнату. Пожалуйста! Господин Свертль очень богатый постоялец, и я высоко ценю его расположение. Он щедр. Он добр. Знаете, — коротышка понизил голос, — мне кажется, что он предпочитает мою гостиницу из-за моего роста. Он невысокий, и я невелик, — задыхающийся хозяин увязался за Глебом, то и дело дергая его за рукав. — Это ведь важно, когда люди одного роста. Это уравнивает и успокаивает. Я по себе знаю…

«Господи, ну почему они все такие многословные!» — раздраженно подумал Глеб, широко шагая по просторному коридору. Хозяин, не выдержав гонки, окончательно запыхался и отстал.

— Это она! — приглушенно крикнул он из конца коридора, имея в виду комнату, возле которой остановился Глеб.

Постоялец был дома.

Квадратный, как и все гномы, но более высокий и с чисто выбритым лицом, Свертль величественно восседал в кресле и, казалось, ждал непрошеного гостя.

— Это ты меня ищешь по всему Городу? — сразу спросил он Глеба.

— Да.

— И чего ты хочешь?

— Мне сказали, что ты можешь сообщить кое-что о Епископе.

— А ты, собственно, кто такой?

— У меня к нему дело.

— Не хочешь говорить — не надо. Но, учти — гномы не любят встревать в разборки людей. Наши интересы редко пересекаются, так почему же я должен помогать тебе?

Глеб усмехнулся:

— Что случилось с гордостью маленького народца? — сказал он. — Почему, стоит только заговорить о деле, как гном сразу начинает торговаться, словно деревенский лавочник?

— Эй! Потише! — Свертль возмущенно заерзал в кресле, и в его голосе прорезались нотки плохо скрываемого гнева. — Чего тебе надо?

— Мне нужна полная информация о Епископе. Все, что тебе известно. Любые мелочи, даже самые незначительные.

Гном долго смотрел на него, раздумывая о чем-то.

— Хорошо, — сказал он, приняв решение. — Услуга за услугу. Я расскажу тебе все, что знаю о человеке, которого ты ищешь. Но только после того, как ты уничтожишь гнездо горгулий в штольне возле Серебряной бухты. Эти проклятые твари вытеснили оттуда моих рабочих. Изумрудный промысел погибает, и это в тот момент, когда Король сделал крупный заказ на зеленые камешки!

— Ты, хитрец, Свертль, — возразил Глеб. — Откуда я могу знать, что именно ты расскажешь после того, как я выполню задание? Какую-нибудь ерунду, которую я мог бы выведать у любого барда за пару монет?

— Поверь, я знаю многое о Епископе. Как ты думаешь, кто подсказал ему искать давно сгинувший Меч Силы на заброшенных выработках в Драконьих Скалах?.. Мы с Епископом — старые знакомые. И я знаю много. Так много, что он не раз пытался убить меня, чтобы навсегда заткнуть мне рот… Я знаю его имя. Настоящее имя… Возвращайся, и я все расскажу тебе… Проклятый колдун! Он загнал меня в Город, куда не может явиться сам, но и здесь я не чувствую себя в безопасности. Говорят, и за вечными стенами стали совершатся убийства. Наемники, не боящиеся мести Короля. Убийцы в черте Города…

— Хорошо, гном. Я вернусь, и ты назовешь его имя.

— Да. Я мог бы все сказать тебе сейчас, но какой мне прок от мертвеца? — Гном рассмеялся. — Ты ведь хочешь убить его, не так ли? Уничтожить человека, равного которому еще не было в этом Мире? Даже думать об этом равносильно самоубийству… Знаешь, почему я направил его в Драконьи Скалы? Я тоже хотел покончить с ним. Тридцать моих лучших воинов ждали его там. И где они сейчас? Почему я сижу в этой проклятой гостинице, и никак не могу собраться с духом и отправиться на поиски своего пропавшего отряда? Что я здесь делаю?… Я боюсь. Ты понимаешь это? Я, Повелитель гномов, Властелин Подземного Царства, Двуживущий, боюсь выйти из Города, мне страшно оказаться без защиты его стен. Мне есть, что терять и это пугает меня. Я боюсь в один момент лишиться всего, снова оказаться ничем, пустышкой. Ничтожеством, помнящим о былом величии. Вот что самое страшное — память… Иди, человек, живущий прошлым. Ищи то, чего потом все равно лишишься…

 

Глава 8

Глеб с усилием толкнул стеклянную дверь на тугой пружине и вошел в магазин.

Вдоль стен маленького павильона выстроились ряды полок с товарами — в основном с продуктами и бытовой химией. С потолка свисала рваная блестящая мишура, должно быть, осталась с Нового Года. Тускло светила одинокая лампочка — видимо, хозяин экономил на электричестве. Длинный стол отгораживал добрую половину зала, на нем стоял потрепанный кассовый аппарат, и в беспорядке валялись открытые коробки со всякой разменной мелочью: спички, карамель, жвачка…

Возле кассы, скучая, сидел хозяин этого унылого магазинчика. Он уставился рыбьими глазами на вошедшего посетителя, безразлично и отстраненно его разглядывая — так обленившийся кастрированный кот следит за мышью, бегающей у него под носом.

Глеб быстро огляделся и подошел к столу.

— Мне нужен пистолет, — обратился он к скучающему хозяину. Тот встревоженно заворочался, и в его глазах появилась искорка хищного интереса. Но он продолжал молчать, ожидая, что еще скажет шустрый клиент.

— Вы можете продать мне оружие? — спросил Глеб. — Или посоветовать, где я могу его купить?

Ответом было молчание, и Глеб уже подумал было, что хозяин глухой и ни черта не слышит, как тот откашлялся и произнес тихим невыразительным голосом:

— А ты кто?

Глеб растерялся. Он не знал, что ответить, и потому просто сказал, выдержав паузу:

— Я?.. Человек.

— Человек! — усмехнулся хозяин. — Это я вижу. А с чего ты взял, что у меня есть оружие?

Глеб пожал плечами.

— Просто предположил. Должно же оно где-то продаваться. Для начала зашел сюда. Но если у вас нет, то я пойду в другое место… Мне нужен пистолет.

— Что-то ты, друг, темнишь. Тебя кто-то направил ко мне, да? Кто-то что-то сболтнул?

— Да нет. Совершенно случайно зашел.

— Чертовы трепачи! Если так и дальше пойдет, то придется скоро линять отсюда, — пробормотал хозяин и сплюнул под стол.

Глеб ждал. Владелец магазинчика пристально разглядывал его, напряженно размышляя о чем-то, но в его мутных пустых глазах ничего нельзя было прочесть.

— Документы есть? — спросил хозяин, приняв решение.

— Зачем?

— А как я узнаю кто ты такой есть? Может, ты из органов. Или еще что похуже. Документ с собой?

Глеб молча вынул из кармана кожаной куртки паспорт и положил на стол, возле кассового аппарата. Хозяин долго разглядывал документ, потом вернул его Глебу и сказал:

— К вечеру зайди.

— А сейчас нельзя?

— Нельзя! — отрезал владелец магазина и спокойней добавил: — Справки наведу. Узнаю, что ты за птица… К вечеру.

— Хорошо, — Глеб развернулся и вышел из магазина. Хозяин наблюдал за ним сквозь стеклянную дверь. Глеб постоял возле светофора, перебежал улицу и исчез в толпе.

По стеклу двери побежали струйки воды. Люди защелками зонтами. Снова начался дождь.

1

Ночью жизнь в Городе затихает.

Вымирает базар. Покинутые палатки треплет холодный ветер, хлопая незакрепленными тряпичными пологами, и резкие гулкие звуки тревожат тишину площади. Скрипят ставнями и незапертыми дверьми деревянные лавки, из которых продавцы вывезли товар, опасаясь ночных воров. Над шатрами магов, на острых металлических шпилях, сухо треща, вспыхивают призрачные огни, предсказывая скорую непогоду — надвигается гроза.

Улочки с наступлением темноты становятся тесней, и кажется, будто замерзающие под порывами ветра дома жмутся друг к другу, согреваясь. Кое-где еще неярко светятся окна, но и эти редкие маяки ночной жизни постепенно гаснут, словно их задувает какой-то незримый великан, шествующий по темному Городу.

Мрачной громадой уходит в небо городская стена, и жутко стонет, завывает ветер в щелях ее бойниц. Неясные очертания сторожевых башен теряются в сыром тумане низких туч, и лишь иногда сквозь редкие разрывы в плотной мокрой пелене становятся видны бледные проблески — королевские наряды охраняют спокойствие ночного Города.

И только осторожные тени неуловимыми призраками шныряют по брусчатке спящих улиц.

2

В комнате было сумрачно. На столе горела толстая сальная свеча, криво насаженная на старый медный подсвечник. Вспыхивал искрами потревоженный камин — Иван, присев перед огнем на корточки, шевелил чугунной кочергой прогорающие угли. Игра красных отблесков превращала его широкое простодушное лицо в подобие демонической маски.

— Нам нужна твоя помощь, Глеб, — сказал Сергей. — Лига получила срочный заказ, а, как назло, все наши люди сейчас вне Города… Пустяшное дело.

Глеб обвел взглядом товарищей, сидевших за столом: худого Сергея, вопросительно глядящего на него; бритого Николая, дремлющего в кресле; сурового Игната, с которым до этого он был знаком только понаслышке. Иван прекратил разгребать угли, и Глеб понял, что тот тоже напряженно ждет его ответа.

— Что надо сделать?

— Мелочь. На пять минут перекроешь проход, посторожишь, а потом поможешь донести… — Сергей замялся. — Вещь… Ты не член Лиги, поэтому мы не можем посвятить тебя во все тонкости, извини… У тебя есть полное право отказаться, земляк…

— Я согласен.

Все облегченно выдохнули. Николай открыл глаза и улыбнулся. Иван подошел к столу и обнял Глеба за плечи. Сергей наклонился вперед.

— Вы втроем пойдете на улицу Белого Кремня, дом двадцать три. Не думаю, что кто-нибудь попадется вам навстречу, но на всякий случай будьте осторожны. Глеб, ты незаметно стоишь у крыльца. Если кто-то появится — стукни в дверь. Николай, ты заходишь с черного хода. Встречаешься с Игнатом в спальне. Обязательно проверьте клиента — проколы нам не нужны. Возле старого квартала вас встретит Иван. Отдайте все ему и расходитесь. Глеб, вернешься вместе с Иваном. Николай, ты старший… Вопросы?.. Проверьте оружие и через полчаса выходите.

Закончив говорить, Сергей поднялся и минуту стоял, качаясь с носка на пятку и задумчиво уставившись в темноту дальнего угла.

— Вроде все, — наконец, сказал он, решительно кивнул и вышел из дома. В распахнувшуюся дверь ворвался свежий, насыщенный влагой воздух. Нависшие тучи разодрал блестящий коготь молнии, и почти сразу над крышами прокатился рокочущий треск грома — началась гроза.

— Копье лучше оставь, — обращаясь к Глебу, сказал Николай и протянул широкий нож из темного металла. — Думаю, он тебе не пригодится, но на всякий случай возьми.

— Я много слышал о тебе, — сказал Игнат. — Говорят, что это ты создал Лигу. Правда?

— Не совсем, — покачал головой Глеб. — Я лишь дал идею, принимал участие в разработке концепции.

— Тогда почему ты не с нами?

— У меня есть другие дела.

— Оставь его, Игнат, — вмешался в разговор Николай. — Возможно, он еще вернется к нам.

Они замолчали.

Незаметно исчез Иван, прихватив с собой тяжелую чугунную кочергу. Мрачный Игнат методично шаркал лезвием кинжала о плоский наждачный камень. Периодически он останавливался, пристально осматривал кинжал, пробовал его остроту на ногте большого пальца, плевал на камень и снова начинал оттачивать металл. Николай закончил подгонять амуницию и попрыгал на месте. На поясе что-то глухо звякало. Он поморщился и стал заново перебирать снаряжение.

Камин почти погас. Угли подернулись пепельной пленкой, по которой быстрыми всполохами пробегали красные волны жара. В комнате стало прохладно, но никто не торопился подкинуть в умирающий огонь дров — все собирались уходить.

3

Дождь разбавлял темноту ночи мягким матовым свечением. Мерцающие капли на мгновение повисали в воздухе и разбивались о поблескивающую чернотой глянцевую поверхность луж, растекались по стеклам тусклых фонарей и спящих окон, негромко барабанили в жестяные карнизы.

Три закутанные в плащи тени неясными ночными призраками крались вдоль улицы, прижимаясь к фасадам домов и настороженно оглядываясь по сторонам.

— Тихо! — свистящим шепотом произнес Николай и застыл на месте, вертя головой, вслушиваясь в ровный шелест дождя. Глеб еще раз отметил, насколько же тот походит на журавля — сухой, долговязый, замерший на одной ноге.

Несколько мгновений Николай слушал дождь, а потом пригнулся, развел руки в стороны, приказывая всем спрятаться, и исчез, слившись с темной стеной соседнего здания. Игнат наглухо запахнулся в черноту плаща и нырнул в густые колючие кусты шиповника, что росли в микроскопическом садике перед высокими окнами ближайшего дома. Глеб слегка замешкался, отыскивая убежище, и встал за шершавым стволом могучего тополя, растущего в трех метрах от дороги. Он тесно прижался к дереву и спрятал предательски белеющее пятно лица в свободных складках капюшона.

Через секунду он услышал приглушенное цоканье подков по булыжнику мостовой и негромкое бряцание плохо подогнанных доспехов — совсем рядом с деревом, за которым он прятался, проехал верховой патруль. Глеб ясно увидел и сбегающие по блестящим лошадиным бокам капли, и тяжелые кавалерийские копья, древками упершиеся в стремена, а наконечниками устремленные к мерцающему зарницами небу, и кинжалы в фигурных ножнах, и искусную гравировку на круглых щитах, притороченных к седлам — взлетающий Пегас — герб Короля.

— Собачья погода, — буркнул один из всадников, второй что-то добавил, и все четверо захохотали. Их лошади испугано прянули ушами и перешли на рысь.

Четыре силуэта растворились в сыплющейся с неба измороси. Стих стук копыт.

Из кустов вылез насквозь промокший Игнат.

— Здорово ты спрятался, — мрачно сыронизировал он.

— Прятаться не обучен! — резко ответил Глеб.

— Тихо! — возле них возник Николай. — Идем.

Кутаясь в плащи, они пошли вслед за всадниками. Дождливая ночь надежно укрывала их от посторонних любопытствующих глаз и скрадывала шум осторожных шагов.

Наконец Николай остановился. Мечущийся огонек уличного фонаря высвечивал табличку на стене дома — «улица Белого Кремня, 23». Козырек крыши нависал над высоким крыльцом, и струи воды стекали по кровельному железу, опадая вуалью на ступеньки.

— Здесь, — сказал Николай. — Глеб, встанешь возле крыльца. Если кто-то появится — стукни в дверь. Игнат, ты знаешь, что делать. Я пошел.

Он достал из-под полы плаща большую металлическую клетку. За прутьями беззвучно металась серая зловещая тень и, отражая неяркий свет фонаря, вспыхивали кровавые бусинки глаз. Пригнувшись, Николай исчез за углом дома.

Игнат отцепил от пояса связку отмычек и стал ковыряться в замке двери.

— Ну, давай… давай… открывайся… — бормотал он, и в конце-концов замок послушался, недовольно скрипнул, щелкнул, и дверь открылась.

— Стой здесь, — Игнат оглянулся на Глеба и исчез во мраке дверного проема.

В низком небе сверкнула молния, и дождь с новой силой обрушился на землю. Потоки воды зло забарабанили по крышам, по стенам, по окнам; зашуршали, обдирая листву деревьев и прибивая траву.

Глеб поднялся на крыльцо, под защиту обитого жестью карниза.

«Стоило идти, — подумал он. — Ото всех прячешься, бегаешь, мокнешь под дождем, и все ради того, чтобы постоять возле прикрытой двери. Кругом тайны, все хранят молчание, недоговаривают, а ты, словно идиот, ничего не понимаешь и выполняешь все, что тебе скажут… Нам нужна твоя помощь… Срочный заказ…».

Поглощенный невеселыми мыслями, Глеб не услышал, как зацокали по булыжнику подкованные копыта, а когда на дороге перед домом появились четыре всадника, прятаться было поздно — его заметили. Он только и успел бухнуть в дверь кулаком.

Патруль остановился, один из всадников спешился и подошел к Глебу, положив ладонь на рукоять короткого меча.

— Кто такой? Двуживущий?

— Да, — подтвердил Глеб.

— Что делаете так поздно?

— Вышел подышать свежим воздухом. Какая гроза, а!

Сердце бешено колотилось.

«Только бы никто не вышел… Услышали ли стук?»

Патрульный внимательно осмотрел Глеба — его насквозь промокший плащ, мокрые волосы на лбу, грязную обувь, дрожащие от холода бледные пальцы.

— Вы здесь живете?

— Нет, зашел к своему другу. Это его дом… Пожалуй, я пойду спать. — Он тихонько толкнул дверь и заглянул в темноту дома.

— Стойте! Как вас зовут?

— Я что-то нарушил, офицер? — Глеб притворился возмущенным, повысил голос. — Разве комендантский час распространяется теперь и на Двуживущих? Я всего лишь вышел на свежий воздух, побродил под дождем, а сейчас собираюсь залезть в теплую постель и оставить на время этот мир. Разве я кому помешал? Не понимаю. Что не так, офицер?

Патрульный долго смотрел на него, неподвижный, невозмутимый, и холодные брызги били его в лицо, капли сбегали по блестящему металлу лат, затекали в сапоги.

— Хорошо, идите, — наконец сказал он, и Глеб, подавив вздох облегчения, протиснулся в дом, прикрыл за собой дверь и, прислонив ухо к замочной скважине, стал внимательно слушать. Он услышал, как застучали тяжелые сапоги по мостовой, как неразборчивые голоса громко заспорили о чем-то, и нетерпеливо заржала лошадь, и зацокали копыта, затихая и теряясь в шуме ливня. А когда цокот стих совсем, он понял, что слышит еще что-то. Не с улицы, нет. Здесь, в доме, в темноте незнакомых комнат, за невидимыми во мраке дверьми, среди чужих стен и перегородок, раздавались мерзкие негромкие звуки. Словно кто-то жадно вгрызался острыми зубами в мягкую плоть. Возбужденно повизгивая, рвал загнутыми иглами когтей живое сочное мясо. И что-то вязко булькало, и не вода это была, не дождь за окнами, а загустевающая кровь стекала на пол, и воздух пропитался ее острым тошнотворным запахом.

Глеб почувствовал, как зашевелились волосы на голове. Он вынул нож и выставил его перед собой, слепо щурясь в непроглядную пустоту дома. Что-то коснулось его плеча, и он отпрыгнул в сторону, готовый отразить возможную атаку.

— Тихо ты! Это я, Николай… Они ушли?

— Что это? Здесь… — невразумительно спросил Глеб, но Николай его понял.

— Крыса. Всего лишь здоровая голодная крыса.

— Крыса? — переспросил Глеб. — Зачем?

— Сейчас некогда объяснять. Потом. Патруль ушел?

— Да.

Глаза постепенно привыкали к темноте, и Глеб с трудом разглядел неясный овал лица Николая и неопределенные очертания его фигуры.

— Пора и нам уходить.

Заскрипели половицы. Спотыкаясь о расставленную мебель и чертыхаясь шепотом, к ним подошел Игнат. Он волочил за собой огромный куль.

— Помогите, черти, — прохрипел он.

Глеб приоткрыл входную дверь и в комнате чуть посветлело. Николай подхватил свободный конец холщового свертка, и все трое вышли на улицу.

Периодически подменяя друг друга, они долго тащили тяжелый неудобный куль по спящим улицам, мимо слепых домов, с оглядкой перебегали перекрестки и открытые проплешины площадей. Два раза им навстречу попадались конные патрули, но тонкий слух Николая загодя предупреждал об опасности, и они прятались в тени темных переулков, и дождь плотной шторой скрывал их от глаз стражей ночного Города.

Возле старого квартала их встретил Иван. Его широкоплечая фигура словно выросла из-под земли. Он шепнул:

— С возвращением! — и легко вынул из рук Глеба массивный сверток. Холст немного съехал, на мгновение открыв лоскут чешуйчатого металла, светящегося мягким сиреневым светом. Глеб почувствовал, как обруч на голове потеплел, рассеивая незнакомую магию, исходящую от завернутого в тряпку таинственного трофея.

— Расходимся, — сказал Николай и исчез среди невысоких домиков старого квартала.

— Глеб, ты идешь со мной, — сказал Иван.

— Пока! — махнул рукой им вслед Игнат.

Иван шел быстро. Казалось, что сверток у него под мышкой набит ватой, а не кованным металлом. Глеб едва поспевал за своим проводником.

— Ну, как, все прошло нормально? — спросил Иван.

— Не знаю, — раздраженно ответил Глеб. — Наверно… Откуда я знаю, что там должно было произойти? Мне никто ничего не объяснял…

— Не сердись, Глеб, — Иван замедлил шаг. — Мы не имеем права рисковать, посвящая тебя во все тонкости дела. Ты не член Лиги, хотя когда-то и стоял у истоков ее создания. А что там произошло… Мы всего лишь убили человека. Двуживущего. Который мешал другому Двуживущему. И забрали плату за свою работу.

— Но почему крыса? Дикость какая!

— Крыса? На этот раз крыса? Я не знал… Этим занимаются Николай и Сергей… Проблема в том, что в Городе никого нельзя убить обычным способом — это сразу становится известно Королю, а уж его копейщики и кавалеристы достанут тебя и в катакомбах старого квартала. Поэтому приходится постоянно что-то выдумывать… Сергей называет это «искусством гасить облики». Несчастный случай, пищевое отравление, пожар… Крыса… Тут главное — не повторяться…

— Лига стала гильдией наемных убийц, — с горечью сказал Глеб.

— Не только. Она по-прежнему остается Лигой.

— Слова. Мы, люди, придаем такое большое значение словам…

Дождь стихал. В быстро бегущих облаках появились разрывы, сквозь которые проглянули бледные звезды. Наступало утро.

4

— И все-таки ты уходишь, — сказал Сергей.

— Да, — ответил Глеб.

— Я еще раз предлагаю тебе присоединиться к нам.

— Нет. Лига теперь другая. Новые правила, новые цели, новые люди…

— Но та же организация, структура. Мы окрепли, встали на ноги, пользуемся авторитетом. Мало кто рискнет бросить нам вызов. Людей Лиги знают в лицо.

— Это уже не мое дело.

— Да! Твое дело теперь — умирать раз за разом. Гнаться за призраком из прошлого…

— Он в настоящем.

— …этакая безрассудная месть, непрощающее правосудие, бесконечная самоубийственная вендетта. Это твое дело? Да?

— Не знаю… Мне давно все надоело… Епископ — единственное, что у меня еще осталось. Можешь назвать это ослиным упрямством, но я не намерен мириться с предательством. Во многом благодаря мне он смог стать тем, чем является сейчас. И я обязан уничтожить его силу… Ты думаешь, что меня гонят к нему личные мотивы? Эгоистическая жажда мести? Не только… Вы слепы. Вы не знаете того, что знаю я… Рано или поздно он добьется своего. Он станет силен настолько, что никто в Мире не сравнится с ним… Как Король управляет Городом, так и Епископ будет управлять всеми остальными землями. Но Одноживущий Король справедлив и беспристрастен, а Епископ… Он слишком серьезно принимает эту игру. И он станет Королем хаоса и смерти, если его не остановить.

— Это глупо. Ты не сможешь убить его.

— Но я хотя бы попытаюсь… Я знаю его. И с каждой реинкарнацией, с каждой своей смертью я узнаю его все больше и больше. В этом мой шанс на победу.

— Даже если ты и уничтожишь его, ты не сможешь истребить жажду власти во всех людях. Кто-нибудь займет его место.

— Это не так просто сделать. Епископ долго шел наверх. Он много раз балансировал на грани между жизнью и смертью. И только чертовское везение выручало его. И моя помощь. Да, я несколько раз спасал ему жизнь, ведь все маги слабы в ближнем бою. Но я намерен все исправить.

— Ну, что ж… Значит, ты твердо решил идти до конца.

— Да.

— Мне жаль тебя, Глеб. Ты бы мог принести немалую пользу Лиге.

— Возможно, я принесу пользу всему Миру… Ты обещал мне карту.

— Карту? А, да. Потерянная Библиотека. Белобровый.

Сергей залез в ящик стола, долго там рылся, шурша бумагами и наконец вытащил серый лист, сложенный вчетверо.

— Вот она, — сказал он. — Мы отыскали эту карту для другого дела, но я отдам ее тебе. Здесь отмечены все дороги, ведущие к Потерянной Библиотеке. Впрочем, прошло слишком много времени с того момента, как ее нарисовали. Боюсь, все там сейчас по-другому… Говорят, три года назад туда ушли три сильных мага. Они хотели отыскать потерянные знания, но сейчас никто не может найти их самих. Больше в том направлении никто не ходил… Будь осторожен, Глеб.

— Спасибо за карту. Надеюсь, Белобровый мне действительно поможет.

— Думаю, тебе уже ничто не сможет помочь. Ты конченый человек, Глеб. Ты слишком серьезно воспринимаешь эту игру.

— Возможно, — Глеб помолчал. — Ну, мне пора.

— Если вдруг передумаешь, возвращайся к нам. Лига тебя помнит.

— Это ты меня помнишь… Прощай, Сергей.

Они пожали друг другу руки, мгновение неподвижно стояли, а потом обнялись.

— До свидания, земляк… До свидания…

5

Омытое ночным дождем утро встретило его солнцем. От луж и грязи не осталось и следа, булыжник мощеных улиц сиял чистотой. Десятки лавочек гостеприимно распахнули двери, приглашая потенциальных покупателей заглянуть внутрь.

Люди наводнили Город. Они с удовольствием подставляли лица ласковым лучам и легкому ветерку. Они заходили в дома, разговаривали, торговались, ели и пили, веселились и работали. Они любили этот город и никогда не задумывались о его ночной жизни. Впрочем, скорей всего, они и вовсе ни о чем никогда не думали…

Глеб шел, куда глаза глядят. У него пока не сформировался план действий. Он размышлял. Что сначала? Серебряная Бухта? Или Потерянная Библиотека? Свертль или Белобровый? Север или юг?..

Людей было много. Слишком много. Они галдели, шумели, не давали сосредоточиться. То и дело Глеб налетал на кого-то. Его толкали, он отвечал. Приходилось постоянно следить за тем, чтобы не срезали кошельки с пояса. Хоть Король и следил за порядком в своих владениях, но мелкое воровство, за которое не наказывали строго, процветало и в черте Города.

Люди шли навстречу, обгоняли. Однажды Глеб подметил, чем отличается деревенский человек от городского. Деревенский всегда смотрит встречным в лицо. Заглядывает в глаза каждому, потому что это может оказаться знакомый. А горожанин глядит только себе под ноги или поверх голов. Он привык жить в такой сутолоке. Он не замечает личностей, видит только толпу, безликую массу.

«Видимо, я уже превратился в деревенского парня, — подумал Глеб, поймав себя на том, что пытается всмотреться в лицо каждому прохожему, — слишком долго я жил в лесу у гоблинов, чересчур долго шел в Город…»

Никак не удавалось собраться с мыслями. Разболелось голова. Необходимо было найти спокойное тихое местечко, чтоб отдохнуть и поразмыслить в одиночестве.

Где в городе можно найти подобное место? Тишину и одиночество.

Глеб знал, где.

6

Он сидел в тени огромной березы, ствол которой не обхватили бы и два человека. Деревьев здесь было много, почти так же много, как в лесу. В высоких густых кронах щебетали мелкие пичуги, хрипло каркали вороны. Шелестела, шуршала вгоняя в сон листва, тихо что-то нашептывала. Путешествуя по бутонам, жужжали пчелы. Басовито гудели тяжелые шмели, перелетали от соцветия к соцветию…

Глеб, прикрыв глаза, слушал. Он словно вернулся в лес, на поляну, где жили гоблины. Толстый шаман, Лина, Уот. Аут, который теперь часть солнца…

Глеб улыбался…

Было тихо, покойно. Так покойно может быть только на кладбище.

На городском кладбище…

«Интересно, наверное, стоять возле собственной могилы… Вам не доводилось?»

— Доводилось, — вслух произнес Глеб, открыл глаза и осмотрелся.

Поблизости никого не было. По-крайнем мере никого живого.

Земля вокруг бугрилась холмикам могил. Местами высились каменные памятники — небольшие статуи или монументы. Всюду торчали кресты: старые и новые, деревянные, каменные и металлические, простые и вычурные. Даже после смерти люди хотели отличаться друг от друга. Хотя бы могилами.

Глеб посмотрел на свою. Невысокий деревянный крест. Православный, с нижней косой перекладинкой — второго такого здесь нет. Имя древнерусской вязью: «Глеб» — сам вырезал. Не какие-то там руны. И девятнадцать зарубок на верхнем бруске.

Глеб пересчитал их, привычно ужаснулся, как иной раз ужасается женщина своим годам, встречая очередной день рождения.

Девятнадцать!

Он достал нож, шаркнул им по граниту могильной плиты, оттачивая, и стал резать еще один шрам на закалившемся, потемневшем от непогод дереве. Закончив, отошел в сторону. Пересчитал еще раз.

Двадцать зарубок. Двадцать жизней. Девятнадцать старых, темных. И одна свежая, еще белая…

«Интересно, наверное, стоять возле собственной могилы…»

— Это точно, — шепотом подтвердил Глеб.

Он отошел в сторону, прилег на траву возле ствола огромной березы, вынул карту и стал внимательно ее изучать.

7

— Нашли могилку-то, господин? — спросил кладбищенский сторож, появляясь из-за дерева. Глеб оторвался от карты.

— Да, вот она. — Он показал на православный крест.

— Кто у вас здесь? Друг?

— Да, — Глеб улыбнулся. — Самый верный друг.

— Хорошее место.

— Да, здесь тихо.

— Мертвые суету не любят.

— Живые тоже иногда.

— Часто сюда ходите, господин? Лицо ваше вроде бы мне знакомо.

— Редко. Я и в Городе-то нечасто бываю… А ты давно за мертвецами приглядываешь?

— С тридцати годов. Как жену схоронил здесь, так и решил поближе к ней перебраться… Иной раз придешь, присядешь возле нее и говоришь, говоришь… Расскажешь ей, чего нового, вспомнишь прошлое. Только слышит ли она сейчас?.. — Старик ладонью стер мутную слезинку, размазал влагу по щеке. — Странно, когда живая она была, как-то все недосуг было поговорить. А теперь… С мертвыми-то всегда разговаривать легче, правда?.. А у вас здесь кто?

— Друг.

— Ну да, я же спрашивал уже. Давно он умер?

— Давно… Двадцать жизней назад.

Двадцать зарубок…

— Странно вы, Двуживущие, время считаете. Жизнями.

— Скорей смертями.

— Его убили?

— Да.

Старик вздохнул.

— Как это было?

— Зачем тебе?

— Просто я живу с этими людьми. — Сторож обвел рукой могилы. — Я ухаживаю за ними, но большинство из них для меня чужие… Это непросто — жить в окружении незнакомцев.

— Его убили не здесь, не в Городе. Это случилось в открытом поле, далеко от человеческого жилья… Он ждал там старого знакомого, своего заклятого врага. Ждал на вершине кургана, насыпанного над древним захоронением. Он знал, что враг скоро придет и готовился… Было жарко. Я помню, насколько жарко было тогда. На западе горели торфяные болота, и горизонта не было видно за шлейфом сизого дыма. Воздух пах гарью… Торф горит долго. Он тлеет под землей, под тонким слоем почвы. Выгорает, образуя пустоты. Человек может забрести на такое пожарище, и даже не заподозрит, что под его ногами бушует настоящая преисподняя. Говорят, провалившийся туда человек сгорает в одно мгновение…

— Я тоже слышал об этом, — сказал старик, кивая. — Так ваш друг сгорел?

— Нет. Он задохнулся… Человек, которого я… которого ждал мой друг, видимо, заподозрил засаду, или же его предупредили. Так или иначе, но вдруг изменившийся ветер принес со стороны пожарища густое облако дыма, полностью окутав им курган. Убежать было невозможно — глаза разъедало, воздуха не было, только горячая сухая горечь заполняла горло и легкие… Он задохнулся в считанные минуты…

Повалился на землю, царапая горло когтями, еще пытаясь уползти. Кашляя, давясь слизью…

— Наверное, это страшно, так умирать.

— Он не боялся. Тогда он уже привык к смерти.

— А как он оказался здесь?

— Я нашел тело через несколько дней. Все там же, на вершине кургана. Оно так прокоптилось, что даже вороны и степные волки не трогали его. Я кремировал труп — он вспыхнул, словно сухое полено — собрал прах и принес сюда. Тогда еще участки здесь были дешевые. Я купил этот на свои деньги. И знаешь, старик, мне было приятно покупать кусочек неподкупного Города.

Сторож улыбнулся, оценив шутку.

— Как его звали, вашего друга?

— Здесь написано.

— Я не умею читать. Да и эти буквы кажутся мне странными.

— Его звали Глеб. Впрочем, его и сейчас зовут так же.

— Убийца был магом?

— Да.

— И где он теперь?

— Я не знаю наверняка. Но я найду его.

Глеб замолчал, вновь уткнулся в карту. Он уже решил, куда направится сначала, и теперь надо было наметить маршрут. Кладбищенский сторож тихо сидел рядом, не решаясь отвлечь Двуживущего. Впрочем, он узнал все, что его интересовало, и сейчас старик размышлял над услышанным…

Через полчаса Глеб аккуратно сложил карту и поднялся. Старик очнулся от дремы, дернулся, открыл слепые спросонья глаза.

— Уходите, господин?

— Да.

— А может, зайдете ко мне?

Глеб посмотрел на небо. Он планировал покинуть Город сегодня, но солнце уже стояло высоко, а ведь надо было еще собрать в дорогу все необходимое. Провозишься — смотришь, и вечер на дворе. На ночь глядя никуда не пойдешь…

— Быстро здесь идет время, — заметил Глеб.

— Незаметно, — подтвердил старик. — Ну так что?

— А перекусить у тебя есть что-нибудь?

— Конечно, господин.

— Ну, пошли. Хоть отосплюсь наконец-то.

8

Маленький каменный домик кладбищенского сторожа лепился к невысокой часовенке. Вокруг густо разрослись кусты сирени.

— Должно быть, здесь красиво весной, — сказал Глеб.

— Да, — ответил старик, обернувшись. — Очень. Все бело и пахнет так, что голова кружится…

Внутри было тихо и прохладно.

— Все самому приходиться делать, — поделился старик, накрывая на стол. — Но живу неплохо, деньги у меня есть. Люди приходят, смотрят, как я за могилками ухаживаю, благодарят, монетку-другую дают. Просят к кому-то повнимательней отнестись… Хорошо живу. Одно плохо — поговорить не с кем. Скучаю я. Иной раз начнешь сам с собой разговаривать, но много ли себе наговоришь?..

Они поели. Истосковавшийся по общению сторож все рассказывал какие-то случаи из своей жизни, все больше про похороны. Делился наблюдениями. Глеб с интересом слушал, иногда поглядывая в окно. Там, за стеклом, за ветками сирени, за железными прутьями кладбищенской ограды ходили люди. Они были по-обыкновению шумны и суетливы, но стоило кому-то войти в ворота, ступить на освященную землю, под сень деревьев, как он смолкал и уходил в себя… Ни одного Двуживущего среди этих людей Глеб не заметил.

— Часто ли сюда приходят Двуживущие? — поинтересовался он.

— Очень редко, — ответил старик. — Почти никогда. Что им здесь делать?..

Спать легли рано, еще засветло. Глеб улегся на полу, на старом матрасе, хотя сторож и уговаривал его занять кровать.

Всю ночь старик беспокойно ворочался, бормотал что-то, словно продолжал беседовать со своим гостем. Несколько раз вставал, подходил к Двуживущему, заботливо поправлял одеяло.

Глеб безмятежно спал…

9

Он поднялся с восходом солнца.

Старик уже гремел посудой в закутке кухни.

— Я не буду есть, спасибо, — сказал Глеб.

— Почему? — Сторож, кажется, огорчился.

— Мне надо спешить. Спасибо за ночлег, я пойду.

Глеб незаметно положил золотую монетку на угол стола и вышел на улицу. Старик поспешил за ним, босой, растрепанный со сна. Остановился на пороге, наполовину высунувшись в проем двери.

Листья сирени, похожие на сердечки, вырезанные из зеленой вощеной бумаги, покрылись капельками росы. Солнце еще не поднялось над городской стеной, и густая тень закрывала всю видную отсюда часть города.

— До свидания, господин, — попрощался кладбищенский сторож. И Глеба позабавила мрачная неоднозначность этих обычных, вроде бы, слов. Он обернулся, поднял руку.

— Прощай.

Сгребая ладонью влагу с листьев, на ходу умываясь росой, Глеб прошел по узкой тропинке, направляясь к кованным воротам.

Перед тем, как покинуть кладбище, он остановился, задрал голову.

В высоких кронах галдели птицы. Черные корзины вороньих гнезд пустовали — уже не нужны, птенцы давно высижены. Шевеля, тревожа листву, срывались с ветвей тяжелые капли, падали вниз, звонко шлепали о траву…

Пожалуй это было лучшее место во всем Городе.

Еще раз махнув рукой сторожу, Глеб вышел за кладбищенские ворота и остановил первого попавшегося человека.

— Где здесь поблизости можно перекусить?

Прохожий махнул рукой, указывая направление, и заторопился дальше. Здесь все были слишком заняты.

10

Добрый час проплутал Глеб по узким переулкам, прежде чем отыскал это заведение.

В харчевне было многолюдно. С кухни несло подгорающим мясом, резко пахло луком, пивом и чесноком.

Лавируя меж столиков, Глеб подошел к стойке и обратился к хозяину:

— Приготовьте еды на десять дней — хлеб, солонина, рис, мука. Что там еще у вас есть?

— Есть сухие фрукты из восточных земель.

— Хорошо, а пока дайте пива и мяса. Но не подгоревшего, а нормально приготовленного.

— Да, господин. — Хозяин дернул за провисшую над стойкой веревку, и за прикрытой кухонной дверью звякнул колокольчик. Через минуту из кухни вышла женщина в халате с закатанными рукавами. Хозяин быстрым шепотом передал ей заказ. Женщина молча выслушала, кивнула и ушла, вытирая красные руки о халат. Хозяин вновь повернулся к Глебу.

— Уезжаете, господин? — спросил он, нацеживая из бочки пенистую янтарную жидкость.

— Да, — ответил Глеб.

— Сейчас многие уезжают. Говорят, Город перестал быть надежным убежищем. Король всерьез обеспокоен… Вы слышали, что случилось вчера ночью?

— Нет.

— Крыса… — Бармен выставил на стойку глиняную кружку с пивом, быстро сбегал на кухню и вернулся с тарелкой, на которой ароматно дымились свиные ребрышки под чесночным соусом. — Здоровенная крыса перегрызла глотку господину Терриблану. Когда в дом зашли стражники, она сидела на залитой кровью кровати и облизывалась. Она столько сожрала, что не могла сдвинуться с места. Это ужасно!

Глеб нехотя ковырнул вилкой в тарелке. Мясо было отлично приготовлено, но аппетит вдруг бесследно испарился.

— И что же еще говорят в Городе? — осведомился он у замолкшего было хозяина.

— Многое говорят, господин. Я слышал, что из дома господина Терриблана пропала очень ценная вещь. Видно, эта крыса была не одна…

Глеб все же съел мясо, и, потягивая пиво, стал ждать, когда принесут заказанные им продукты.

Хозяйка не торопилась. Глеб начал терять терпение, тем более, что кружка его уже опустела.

Тем временем людей в харчевне прибывало. Двери постоянно хлопали, то впуская, то выпуская все идущих и идущих посетителей. Близился полдень — самое горячее время в закусочных. Все столики были заняты, перед стойкой не осталось свободных мест. То и дело Глеба толкал в бок чей-нибудь локоть. В воздухе висел сладковатый запах человеческого пота, перебивая все остальные ароматы. Было жарко и душно. Кругом гудели голоса, бряцали доспехи, звенела посуда.

— Ваши продукты, господин. — Из кухни вышла женщина и подала Глебу холщовый мешок. — На десять дней.

— Спасибо, — сказал ей Глеб и протянул два золотых.

Женщина отрицательно покачала головой и показала на маневрирующего меж столиками хозяина.

— Все ему, — сказала она.

— Эй, хозяин! — крикнул Глеб, подняв руку и щелкнув пальцами.

— Одну минуту, — отозвался тот и через мгновение оказался за стойкой. Он принял деньги, сказал:

— Заходите еще, — и стал быстро подсовывать кружки под струю пива, бьющую из врезанного в бочку крана.

Глеб отошел от стойки, и тотчас его место занял мускулистый здоровяк варварского вида — одетый в рваные волчьи шкуры, со щербатой саблей за поясом; от него сильно разило псиной и застарелым потом.

Глеб стал протискиваться к выходу. Мешок с продуктами и копье цеплялись за людей и мебель, застревая и мешая двигаться. Люди недовольно бурчали, но сторонились, пропуская бормочущего извинения человека в серебристой кольчуге и с тонким резным обручем на челе.

— Эй, поосторожней! — крикнул кто-то и ткнул его в бок.

— Извините, — обернулся Глеб и тотчас узнал раздраженно глядящего на него человека. Капитан ночного патруля тоже узнал его. Он схватился за меч, но Глеб не стал ждать, пока тот высвободит оружие из ножен. С силой оттолкнув от себя патрульного, он опрокинул ближайший столик и бросился к выходу, бесцеремонно расталкивая людей.

— Стой! Задержите его! — голос капитана потонул в гуле возмущенных голосов.

Дверь распахнулась, и в харчевню ворвались три человека с королевскими гербами на латах. Обнажив мечи, они преградили Глебу путь.

— Черт! — пробормотал Глеб. Он остановился, оглянулся назад. Капитан выбрался из толпы и, встав на месте, все дергал застрявший в ножнах меч. Без оружия он не решался броситься в бой. Из-за стойки растеряно глядел на Глеба хозяин харчевни. На шум высунулась из кухни повариха, испугано зыркнула глазами по залу и нырнула назад в привычное пекло. Посетители повскакивали со своих мест и сгрудились беспорядочным стадом в дальнем углу — все знали, что с королевской охраной лучше не связываться.

— Положите оружие! Руки за голову! — крикнул капитан, высвободив, наконец, клинок.

Глеб беспомощно развернулся к выходу. Три человека с мечами в руках осторожно двинулись на него. Деваться было некуда. Он поднял копье и встал в боевую стойку.

— Ух! — прокатилось по толпе, а потом кто-то прыгнул ему на спину, сплетая руки, сковывая плечи, и обруч на голове запульсировал жаром. Глеб зарычал, пытаясь сбросить оседлавшего его противника, но земля ушла из-под ног, перед глазами все померкло, закружилась голова, и он повалился вперед, теряя ориентацию, и все никак не мог упасть, все кувыркался в горячем воздухе, и падал, и падал в пустоту.

 

Глава 9

В подземном переходе Глеб наткнулся на безумца.

Весь мокрый, в грязном бесформенном рванье, на ногах раскисшие домашние тапочки, сумасшедший бросался к идущим мимо него людям, дергал их за одежду и что-то быстро и горячо шептал, закатывая глаза и втягивая голову в плечи. Он размахивал руками, от него кисло пахло немытым телом, и прохожие брезгливо отшатывались и ускоряли шаг.

Безумец увидел Глеба, вонзился взглядом в серебристую коробочку нейроконтактера на его черепе и заторопился, идя на перехват. Люди морщились и расступались, пропуская оборванца.

Сумасшедший догнал Глеба, крепко вцепился ему в плечо и зашептал в самое ухо:

— Они здесь! Здесь! Они пришли за нами! За мной! Одноживущие! Мы все стали Одноживущими! Ты помнишь свои жизни? Их было много! Давно, раньше! А теперь одна! Они забрали их у нас! Они здесь! Среди нас! Ты тоже был там! И я был! Но я ушел, бросил все! Я отрезал им доступ! Закрыл дорогу сюда! Но они уже здесь! Ты должен закрыть путь! Также, как и я!.. — Безумец коснулся пальцами виска, убирая прядь мокрых черных волос, и Глеб в ужасе отпрянул. Ему показалось, что в черепе оборванца, на том месте, где обычно стоит коробка нейроконтактера, зияет кровавая дыра, и пульсирующий мозг серым пухнущим тестом выпирает наружу. Но наваждение тут же исчезло, и он понял, что это только уродливый красный шрам на коже, большой, блестящий, похожий на ожог. А сумасшедший тыкал пальцем в свой страшный шрам и вешал громким шепотом:

— Вырви, вырви ворота! Не дай их миру войти сюда! Убей их! Вырви! Брось! Уйди! Пора! Пора! Они уже здесь! Вокруг нас! Они такие же, как и мы! Кругом!.. — Он отцепился от Глеба, обхватил голову руками, присел на грязный бетон и завыл потерянно и обреченно, заскулил, словно брошенный щенок. Глеб побежал прочь — вон из темного, мрачного подземелья, расталкивая людей, запинаясь. К выходу, к выходу! Под дождь! К тучам! К небу! А вслед ему несся воющий голос:

— Они пришли! За нами! Они будут охотится! Смерть! Смерть!..

1

Сначала остыл обруч. Затем с глаз схлынула красная пелена, и Глеб ощутил опору под ногами. Он вскочил, не понимая, что произошло, слепо моргая и пытаясь сориентироваться.

— Еле тебя вытащил, — сказал знакомый голос. — Совсем забыл про эту штуку на голове.

— Коготь! — вскричал Глеб. — Рад тебя видеть! Черт возьми! Как же это так!?

— А вот так. Сижу я, значит, в харчевне у своего старого приятеля, спокойно кушаю, а тут какой-то человек расталкивает мирных людей, переворачивает стол, машет копьем и пытается проткнуть им королевских стражников. Я гляжу — ба! Да ведь это мой Глеб! И что я делаю? Я прыгаю ему на спину, словно индеец на горячего мустанга, и переношу его вон из Города! Не благодари меня, не надо. Видел бы ты лица стражников! Это зрелище будет получше любой награды.

Маг сидел на земле. Его лицо обострилось скулами, под глазами желтели полукружья синяков, по лбу стекали крупные капли пота.

— Выглядишь не лучшим образом, — сказал Глеб.

— Да. Мой дряхлый учитель научил меня новому трюку, но не сказал, что он отбирает так много силы. Путешествовать пешком намного приятней, не так ли?

— Черт! — Глеб все никак не мог прийти в себя после неожиданного спасения. — Я действительно рад тебя видеть!

— Ну, если ты так рад, то, может, угостишь старого приятеля тысчонкой-другой килокалорий? Мне срочно необходимо восстановить энергию, затраченную на телепортацию.

— Конечно! — Глеб развязал мешок и вывалил все его содержимое на траву. — Бери, что душа пожелает.

— Спасибо, мой благодетель.

Коготь отложил посох в сторону и жадно набросился на еду.

— Как я рад! — повторил Глеб.

Со всех сторон их окружала холмистая степь с редкими частоколами перелесков. Только на востоке, у самого горизонта, чернела зубастая громада столь спешно покинутого Города.

— Ну как, все свои дела успел сделать? — с набитым ртом спросил Коготь.

— Все еще только начинается, — сказал Глеб. — Но из Города я уже собирался уходить.

— Вот и я тоже. Все денежки спустил, пора, думаю, и в путь. А тут ты как раз подвернулся… Идем, значит, вместе?

— Я не против. Если тебе по пути, то я буду только рад.

— Мне любая дорога по пути. Здесь куда не иди, всегда набредешь на приключения. А мне больше ничего и не надо… Куда ты направляешься?

— Сначала к Серебряной бухте, а потом в Потерянную Библиотеку.

— Потерянная Библиотека? — удивился маг. — Серебряную бухту я, допустим, знаю, слышал, а вот эту самую Библиотеку… Но я согласен. Весь доход пополам?

— Конечно.

Коготь закончил трапезу, аккуратно сложил еду в мешок и откинулся на спину, наблюдая за бегущими по небу облаками.

— Как там твои друзья? — поинтересовался он.

— Какие? — не понял Глеб.

— Из Лиги.

— Ты знаешь о Лиге?

— А кто о ней не слышал? Конечно, знаю. И в старом квартале я почти сразу понял, куда это ты меня привел.

— Забудь об этом, — Глеб помрачнел.

— Все знают, что есть какая-то Лига, но никто не знает, чем занимаются ее члены, — продолжал маг. — Скажи мне, Глеб, что они делают? Кто они?

— Зачем тебе это?

— Да так. Любопытно.

— Чем меньше ты будешь знать об этом, тем лучше для тебя.

— Почему?

Глеб выдержал паузу, ответил негромко:

— У меня был друг. Гоблин. Он тоже задавал много вопросов. Но это ему не помогло.

— Ты странный человек, Глеб. Я не слышал, чтобы кто-то еще имел в друзьях гоблина. Ты запросто приходишь в логово Лиги и тебя там встречают с распростертыми объятиями. Ты убиваешь Медведя, будучи почти Новорожденным. Ты ищешь никому не известную Потерянную Библиотеку… Что-то еще? Я уверен, что этим твои странности не ограничиваются.

— Ничего особенного тут нет, — сказал Глеб. — Просто я один из старожилов Мира. Я помню его молодость и, возможно, еще успею увидеть его старость.

— Ты говоришь загадками. Но мне это нравится… И все-таки, что это за Лига?

Глеб вздохнул.

— Помнишь, когда мы подходили к Городу, ты размышлял о возможности объединить силы воинов-одиночек?

— Ну, было что-то такое.

— Лига — это и есть такое объединение. Организация Двуживущих, где каждый выполняет свою функцию, отдает свои возможности на общее благо. И в этом ее сила. В единении. К сожалению, любая сила рано или поздно оказывается перед выбором между добром и злом. Добро заключено в недеянии. А сила не может быть бездеятельной. Я слишком поздно это понял…

— Иной раз ты говоришь, как мой учитель.

— Твой учитель умный человек… Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. Много лучше. — Коготь вскочил на ноги, но его мотнуло, и он был вынужден опереться на посох. — Стоять! — приказал он себе.

— Ну, может, пойдем потихонечку?

— Конечно! На север, к Серебряной бухте. Туда, где свежей солью пахнет море, и ветер треплет паруса!

— Хватит дурачится, — сказал Глеб и улыбнулся. Он поднялся, стряхнул со штанин сухие травинки и обнял за плечи Когтя.

Опираясь друг на друга, они сделали первый шаг. Воин и маг. Сталь и волшебство. Как в старые добрые времена.

2

К вечеру друзья вышли на дорогу. Здесь, недалеко от Города, дорога еще была широкой и укатанной, но Глеб знал, что скоро она превратится в узкую, чуть заметную одноколейку.

На севере, в тех местах, куда они направлялись, обитали только дикие племена варваров, да еще разве что гномы в своих подземных поселениях вели разработки драгоценных и полудрагоценных камней…

— Ты когда-нибудь был на северном море? — спросил Глеб.

— Нет.

— Там бывает очень красиво. Особенно зимой, в солнечные морозные дни, когда прибрежные камни покрываются коркой льда, и волны разбиваются о них, и мелкие брызги замерзают прямо в воздухе, и льдинки искрятся всеми цветами радуги. А еще бывает, что ветер приносит издалека айсберг — настоящую ледяную гору — и сажает на мель. Прибой вгрызается в лед, лижет его, ест. Солнечные лучи плавят верхушку. И в результате такая, иной раз, скульптура получается, что глаз не оторвать. Даже жалко, когда она разваливается.

— Да ты поэт, — хмыкнул Коготь. — Но на мой взгляд, лучшее море — это море южное. Пляжи, пальмы, значит…

— А ты был на юге?

— Был. Но до моря не дошел. Чуть-чуть.

— Там жарко и постоянно хочется пить.

— Зато на севере холодно и хочется есть… А ты, значит, уже успел везде побывать.

— Почти. Но Мир меняется. Те места, где я был раньше, сейчас, возможно, выглядят совсем по-другому. Только Город практически неизменен. И море…

3

Ночь друзья провели в небольшой уютной гостинице, что одиноко стояла у дороги.

Хозяин встретил их радушно, издалека заприметил путников, вышел навстречу. Он словно ждал появления гостей, будто каким-то образом почувствовал их приближение.

— Здравствуйте. Меня зовут Сарен. Рад вас видеть, но вы едва не опоздали.

— Опоздали? — удивился Коготь. — Куда?

— Впрочем, еще есть немного времени. Вы останетесь на ночь?

— Да, мы переночуем, если есть места.

— Места есть. Сегодня места есть для всех.

— А еда? — поинтересовался маг.

— Давно готова. Столы накрыты.

Коготь хмыкнул, буркнул подозрительно, предчувствуя какой-то подвох:

— Никогда еще меня так не принимали… Или это тебя встречают, Глеб?

Глеб пожал плечами. Он сам пребывал в недоумении.

— Я был здесь раньше. И чаевых никогда не жалел. Но не думаю, что меня настолько хорошо запомнили.

— Прошу вас, поспешим, — сказал хозяин и заторопился вперед, то и дело оглядываясь на неуверенно следующих за ним путников.

— Может ловушка? — спросил маг, понизив голос, чтоб не услышал хозяин.

— Не может быть. Это действительно хозяин гостиницы, я его помню.

— А вдруг он сменил профессию? Может, теперь он занимается разбоем?

— Так не бывает.

— Ты сам не веришь в свои слова…

Они прошли вдоль забора, вошли в распахнутые ворота и очутились во дворе гостиницы. Здесь было чисто. Аккуратные дорожки были посыпаны крупным песком, тщательно оглаженный стог сена башней возносился над крышей сарая, выстроенная рядом поленница казалась произведением зодческого искусства. Под деревянным навесом жевали овес привязанные лошади, окуная морды в длинный желоб кормушки. Все окна двухэтажной гостиницы ярко светились, светилось даже маленькое круглое оконце на чердаке.

— Она же битком набита, — сказал Коготь.

— Сегодня у нас много гостей, — ответил Сарен. — Но мест хватит всем. Прошу. Вы пришли вовремя.

Хозяин ввел своих гостей внутрь.

— Располагайтесь. Скоро все будут здесь. И он тоже придет. Подождите. А я пока распоряжусь, чтобы вам приготовили комнату. На двоих?

— Да.

Сарен кивнул и удалился.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Глеб, осматриваясь.

— Только то, что все скоро здесь будут. И он тоже придет.

— Тогда подождем…

В небольшом зале было тесно от мебели. Столы ломились под тяжестью разнообразных яств — блюда, подносы, тарелки, горшки, бутылки стояли так тесно, что казалось будто они прилепились друг к другу, сцепились накрепко. В воздухе витали умопомрачительные ароматы. Всюду: во всех углах, на потолочных балках, в оконных проемах висели зажженные светильники. Горел огонь в камине. И только возле него, перед каминной решеткой было оставлено чистое пространство. Лишь два стула с высокими спинками стояли у очага.

— Как думаешь, это для нас?

— Надеюсь, что нет. Давай будем поскромней. Тебе где нравится?

Коготь хищно осмотрел заставленные столы. В животе его громко и абсолютно нескромно забурчало.

— Давай забьемся вон туда, — он показал рукой. — Не знаю, что здесь затевается, но думаю, при любых обстоятельствах там можно будет спокойно перекусить.

Он перелезли через нагромождения скамеек и стульев и уселись в самом дальнем углу, возле окна. Глеб разместился так, чтобы с случае чего прикрыть товарища, дать ему возможность сотворить заклинание. Коготь же, видя кругом такое изобилие, ни о чем кроме еды не помышлял. Он, не мешкая, принялся освобождать от продуктов стол, отправляя их в свою поистине бездонную утробу.

Через несколько минут из-за портьеры появился хозяин. Он увидел друзей, улыбнулся им, сказал издалека:

— Ваша комната на втором этаже. Номер пятнадцать.

— Хорошо, — отозвался Глеб. Коготь что-то пробурчал, вгрызаясь зубами в кусок мяса.

Занавеска вновь отдернулась. Два человека вошли в комнату. Перед тем как сесть за стол, они приветливо кивнули Глебу и Когтю.

— Ты их знаешь? — тихо спросил маг. Его рот был набит, челюсти двигались, пережевывая мясо, и потому слова прозвучали не очень внятно, но Глеб понял.

— Нет. Никогда не видел.

— Одноживущие. Наверное, торговцы.

— Похоже.

Хозяин подошел к камину, поправил кочергой поленья.

Из-за портьеры появился еще один человек. Этот словно бы и не заметил присутствующих, сел недалеко от входной двери, сразу набросился на еду.

— Двуживущий, — сказал Коготь.

— Хороший боец, — отметил Глеб.

— Вот такие вояки и составляли «Братство стали», — пренебрежительно заявил маг. — У них же ни ума, ни выдумки. Только на свой меч и надеются…

Комната постепенно наполнялась народом. Все больше людей появлялось из-за портьеры, кое-кто пришел с улицы. Вновь прибывшие рассаживались на свободные места, кто-то сразу принимался за еду, кто-то лишь потягивал пиво. В основном за столами собрались Одноживущие, причем всех рангов и каст: торговцы, ремесленники, крестьяне, землевладельцы, священники, нищие… Глеб с первого взгляда определял, кто есть кто. Двуживущих было значительно меньше: три воина в доспехах и при мечах, один лихой молодец — явно проходимец и головорез, два тихих мага. Все молчали и определенно чего-то ждали.

— Сказитель Мира сейчас будет, — объявил хозяин гостиницы.

— Вон оно что, — протянул Глеб. — Нам повезло.

— В смысле, что за еду платить не надо будет?

— Как раз платить придется и втрое дороже, чем обычно…

— Ничего себе везение! — Коготь едва не подавился. — Может, еще не поздно уйти?

— Сиди. Все эти люди пришли сюда, чтоб послушать Сказителя.

— Кого?

— Раз в двенадцать лет в Городе проходит конкурс бардов и рассказчиков. Победитель объявляется Сказителем Мира… Ты что, никогда об этом не слышал?

— Меня не интересуют подобные вещи…

Глеб хотел ответить что-нибудь сердитое, но тут головы людей синхронно повернулись в сторону входной двери, и легкий вздох восхищения пронесся над столами — на пороге возник седой старец, высокий и крепкий, загорелый почти до черноты. Сквозняк ерошил его длинную бороду, взлохмачивал волосы, трепал пыльную одежду свободного покроя. Из-за спины старика, из-под его руки с интересом заглядывал из вечернего сумрака в освещенную комнату маленький мальчик.

— Сказитель Мира, — негромко объявил хозяин, и старец склонил голову, мягко улыбнувшись.

— Я немного опоздал, — произнес он, и Глеб, услышав этот глубокий чистый голос, затаил дыхание и почувствовал, как побежали мурашки по спине.

Сказитель Мира шагнул в комнату, на свет. Вслед за ним вошел и мальчик. Он держал в руках какой-то зачехленный предмет, по всей видимости музыкальный инструмент.

Хозяин гостиницы, стараясь быть незаметным, тихо прикрыл за ними дверь.

Старец плавно махнул рукой, и все ароматы, что витали в воздухе, вдруг исчезли. Атмосфера в комнате очистилась. И не только от запахов. Воздух приобрел какую-то акустическую прозрачность, тихую безмятежность — словно не было вокруг стен, пола и потолка, будто бы все люди в мгновение ока оказались на высоком берегу раздольной реки, где безмятежная вода подхватывает любой, самый ничтожный звук, усиливает его и уносит далеко в ночь, играясь с осторожным эхом.

Коготь встрепенулся, поняв, что без магии здесь не обошлось. С новым интересом глянул на старца.

Мальчик тем временем уверенно прошел к камину, на освобожденный от мебели пятачок, сел на стул, начал аккуратно развязывать тесемочки на своем тряпичном свертке. Глеб следил за его руками, и что-то не давало ему покоя. Что-то в этих руках — пальцы, ладони, запястья — было не так. И его вдруг осенило, и он заглянул мальчику в глаза, чтобы проверить свою догадку. Действительно — как он мог ошибиться? — это был не мальчик, не ребенок, а карлик с будто бы детским лицом.

Наконец инструмент был освобожден, и это почувствовали, услышали все — воздух тихонько запел, завибрировал.

Мальчик-карлик положил инструмент — что-то среднее между гуслями и лирой — себе на колени, распростер над струнами руки. Старец встал рядом со своим помощником, ладонями зачерпнул воздух, омыл лицо. Открыл широко рот, словно выброшенная на берег рыба — у Глеба тотчас заложило уши — и огоньки светильников заколыхались, мигнули и потухли. Комната погрузилась во мрак. Только Сказитель и карлик были освещены алыми отблесками со спины — огонь в камине продолжал гореть, но и он присмирел и уже не щелкал, не плевался углями, а только тихо вылизывал дрова.

Глеб мгновение смотрел на длинные тени, а потом прикрыл глаза…

Звенящая тишина. Жадно ждущая…

И вдруг что-то тихо лопнуло, серебристо оборвалось, и захолонула душа.

Карлик коснулся струны.

В тихом голосе Сказителя была такая печаль, что слезы навернулись на глаза.

Голос разрастался, усиливался. И музыка, вторя, тоже начала гневаться, стала более рваной, нервной.

Эту балладу Глебу еще не доводилось слышать. Сказитель рассказывал о временах, которых — Двуживущие знали это — никогда не было. О страшной поре, когда Мир был молод, о периоде беззакония, об эпохе Хаоса… Сказитель вел рассказ о том, как однажды Демон, появившийся из Бездны, сожрал Солнце, и ночь окутала мир, и страх обуял людей, лишив их разума. Но Воин, имени которого никто не знал, пришел вслед за Демоном, чтобы вернуть людям свет…

Воин не был человеком. Он тоже принадлежал Бездне, он был подобен Демону. Да он и был Демоном. Демоном в обличье человека.

Воин не мог сам, своими руками убить Демона. Он не мог даже приблизиться к нему, не мог его увидеть, хотя они и были связаны некой незримой пуповиной…

И тогда Воин пришел к людям, чтобы научить их, как победить Демона, как заставить его покинуть Мир и вернуться в Бездну. Он отдал им свой меч — единственное оружие, которое было способно уничтожить Тварь из Бездны, но безумцы, не поделив клинок, тут же разодрались меж собой. А когда Воин хотел вернуть свое оружие, то разъяренные люди смертельно ранили его…

Умирающий, истекающий кровью Воин проклял своих убийц. Он обрек их души на вечную жизнь, на мучительные странствия меж двумя мирами: этим и Бездной. Так появились Двуживущие.

Через трое суток Воин скончался. И в то же мгновение испустил дух и Демон. Оборвалась пуповина, что связывала созданий Бездны. Нить, которая делала их единым существом.

Седой бард опустил голову на грудь. Смолкли струны. Замер карлик. Молчали слушатели, невидимые в темноте комнаты…

Пауза затянулась, но никто не решался нарушить тишину.

И вдруг Сказитель тихо-тихо продолжил:

Он не шевелился, стоял неподвижно — руки сложены на груди, голова опущена, лицо спрятано. Казалось, что он не поет, что освободившаяся песня каким-то образом продолжает существовать сама по себе, независимо от человека, давшего ей начало…

Голос становился все тише. Замирал. Слушатели невольно затаили дыхание, чтоб не упустить, нечаянно не заглушить кончающихся отзвуков Песни.

Глеб долго ждал последнюю строчку. Ждал, слыша стук своего сердца. И все вокруг ждали.

Но ее не было…

Старец поднял голову и, не сказав больше ни слова, направился к двери. Соскочил со стула карлик, так похожий на ребенка, побежал за Сказителем, на ходу пеленая, кутая в тряпки свой музыкальный инструмент.

Дверь распахнулась с оглушительным грохотом, и ночь ворвалась в комнату, набросилась на огонь в камине, едва его не задушив. Дверь захлопнулась. Стало еще темней.

Люди молчали. Они все еще слышали проникновенный голос Сказителя и все ждали, ждали последнюю строчку.

Но старец ушел. Баллада оборвалась.

А непроизнесенная вслух фраза еще витала в воздухе. Она была здесь, совсем рядом — все это чувствовали, им даже казалось, что они вот-вот ее услышат. И боялись спугнуть…

Потом кто-то тихо вздохнул.

Кто-то кашлянул, скрипнул стулом.

Люди выходили из оцепенения.

Хозяин зажег от огня в камине лучину, обошел с ней все светильники. Вновь в комнате стало светло и тесно.

Глеб выглянул в темное окно и удивился тому, как быстро и незаметно пролетело время — уже стояла глухая ночь.

Кто-то потянулся к остывшему мясу, забулькало наливаемое в кружку пиво.

— Как тебе? — спросил Глеб, толкнув товарища в бок.

— Что именно? — Коготь почесал затылок, окинул взглядом наполовину разоренный стол.

— Сказитель.

— А… Ну, это… — Маг сконфузился. — Я, значит, того… Подремал маленько, пока вы тут… Слушали…

Глеб даже не нашелся, что на это ответить. Он лишь возмущенно покрутил головой и развел руками.

— Ладно, пойдем спать. Скоро опять в путь… Помнишь наш номер?

— Пятнадцать.

Они с немалым трудом выбрались из своего угла — где-то пришлось лезть по столам, где-то — чуть ли не под столами. Хозяин проводил их за штору, на второй этаж. Показал комнату, с поклоном принял деньги и ушел…

— Ты видел, как он светильники погасил? — спросил Коготь, расправляя свою кровать.

— Да, а что?

— Это не магия. Я бы почувствовал.

— Что-нибудь вроде ультразвука. Звуковые колебания, которые человеческое ухо не слышит.

— Может быть… Все запер?

— Да.

— Ну, спокойной ночи.

— Увидимся завтра.

4

На следующий день, уже в дороге, Глеб как мог пересказал сказание старца, которое так бессовестно проспал Коготь. Кое-что пересказал дословно, стихами, но большую часть пришлось рассказывать в прозе. Он попытался напеть несложный мотив баллады. И разочарованно махнул рукой, понимая, что вся прелесть сказания заключалась не в музыке и не в стихах, а в божественном, необычайно красивом, богатом, мощном голосе Сказителя. В интонациях и оттенках, в его поистине безграничном диапазоне.

Коготь, внимательно выслушав восторги товарища, истолковал легенду на свой лад.

— За что они нас не любят? — спросил он.

— Кто не любит? Кого это — «нас»?

— Одноживущие. Нас — Двуживущих.

— Ну-у… — Глеб задумался. — А с чего ты взял, что они нас не любят?

— Как же… Мы, вроде, прокляты. Руки, значит, замараны кровью… И вообще, неужели это их собственные мысли? Они же не могут думать так, как это делаем мы, настоящие люди. Их мысли — лишь удачная имитация. Обман.

Глеб пожал плечами:

— Знаешь, я нахожусь здесь, в Мире, значительно дольше тебя. И, сталкиваясь с разными людьми, беседуя с Одноживущими, живя среди них, я иногда вдруг представляю, что все это уже давным-давно не имитация. Я думаю, а что если все здесь живет уже независимо от нас? Существует ради себя, думает о себе, осознает себя. Думает по-настоящему, размышляет, мыслит… Вот он — искусственный разум. Да что там разум — целый искусственный мир, который мы, развлекаясь, невольно создали… И когда я так думаю, мне становится по-настоящему страшно.

— Ерунда! — фыркнул Коготь.

— Почему?

— Все это, — Маг широко развел руки, охватив и горизонт, и небо, и дорогу, и солнце, и окружающие перелески, и деревеньку, показавшуюся впереди, — существует только внутри компьютеров. В сетях. Электрический ток и эти… как его?.. Электромагнитные волны, импульсы.

— Но ты-то сейчас кто? Или, вернее, что? Вот в данный момент, здесь, в Мире.

— Хочешь сказать, что я такой же, как и они?

— А разве нет?

— Не знаю. Думаю, что нет. Уверен в этом.

— А я вот уже ни в чем не уверен.

Коготь с сочувствием посмотрел на друга. Сказал:

— Постарайся-ка об этом вообще не думать. А то ведь можно и с ума сойти.

— Стараюсь. Изо всех сил стараюсь.

— Вот и хорошо… И все же, почему они нас не любят?

5

Последняя встреченная ими деревня осталась далеко позади. Все чаще стали попадаться протяженные сумрачные ельники, где днем было до жути тихо, а ночами завывали волки и ухали глазастые совы, в своем бесшумном полете похожие на призраков. Дорога в таких местах с трудом протискивалась меж столетними деревьями, и путникам неоднократно приходилось подныривать под косматые, поросшие сивым мхом лапы и перешагивать через поваленные стволы.

Они спали урывками, по два, по три часа. Когда один отдыхал, второй дежурил, охраняя товарища. Потом менялись. По мере продвижения на север становилось все холоднее. Костер согревал лишь обращенную к огню сторону тела, а все остальное мерзло, и во время ночных дежурств Глебу приходилось периодически вставать и разгонять кровь физическими упражнениями, размахивая копьем и вспоминая уроки Уота. Когтю было легче — он окружал себя десятком магических огней, плавающих в воздухе, и, блаженствуя, грелся, лишь изредка выписывая посохом замысловатые фигуры, чтобы подпитать магией затухающее пламя.

Дни становились все короче. Утром, когда путники просыпались, было еще темно. Они быстро завтракали, тщательно затаптывали костер и уходили, так и не дождавшись восхода солнца. А вечером, натаскав дров, смастерив простенький навес от ветра, поужинав жидким супчиком из солонины, лука и муки, друзья ложились спать уже под холодными яркими звездами.

Два раза заводили хоровод вокруг них обнаглевшие от голода волки. Хищники прятались за стволами елей и все ближе и ближе подбирались к путникам, подвывая и щелкая зубами. Маг отгонял их, расшвыривая во все стороны огненные шары. Сгустки пламени срывались с конца посоха, с сухим треском ударялись о деревья, расплескивались горячими искрами. После того, как стая разбегалась, приходилось срочно тушить тлеющую хвою — велика была опасность лесного пожара.

На шестой день пути они вышли к реке.

Лес кончился, и во все стороны, насколько хватало глаз, расстилалась плоская, как стол равнина. Только скрюченные карликовые березы росли на бедной почве.

Серое вечернее небо сыпало мохнатыми хлопьями снежинок, засевая грязную землю и пряча золото искореженных ветрами берез.

Суровая дикая местность окружала путников, и нелепо и чуждо смотрелась каменная арка моста, переброшенная там, где узкая тропа пересекала реку.

Друзья остановились.

— Мост, — сказал Глеб.

— Тем лучше. Не придется лезть в воду, — ответил Коготь.

— Его здесь раньше не было.

— Ну и что. Наверное, гномы построили.

— Может быть… — Глеб с сомнением оглядел издалека аккуратную каменную кладку и сказал: — Не похоже на гномью работу.

— Да, ладно! Пойдем! — Маг устремился к переправе.

— Осторожней! — крикнул Глеб и тут же увидел, как из-под моста вылезает громадное мохнатое чудовище с гигантской дубиной, и еще одно заходит сбоку, отрезая Когтю путь к отступлению, а маг все еще ничего не замечает, не понимает, что направляется прямо в ловушку.

— Стой! Назад! — Глеб бросился на помощь другу.

Маг растерянно остановился, оглянулся, заметил титаническую мохнатую тушу и выставил перед собой посох. А из-под моста вылезло еще одно существо. И еще…

— Тролли! — подбежав к Когтю, выкрикнул Глеб. — Я так и знал. Что будем делать?

— Драться! — Маг воинственно взмахнул посохом, запустив в сторону троллей огненную молнию. Один из великанов прикрылся дубиной, и пламя бессильно расплескалось по крепкому дереву. Тролли взревели, в их маленьких глазках загорелись искорки злобы. Раскачиваясь на коротких ногах, гиганты пошли на людей.

— Их слишком много! — крикнул Глеб.

— Тогда отступаем!

— Куда? Они нас окружили.

Три громадные туши, похожие на стога сена, надвигались на них со стороны моста, и еще два тролля ждали позади, перекрыв путь к отступлению.

— Ну, ладно! — вскричал маг. — Дайте мне минуту, и я тут камня на камне не оставлю! — Он бешено закрутил посохом, вычерчивая в воздухе пламенеющие замысловатые руны.

— У тебя нет минуты, — густым раскатистым баритоном произнес один из троллей.

— Он говорит! — потрясено сказал Коготь и замер с открытым ртом, забыв о творящемся волшебстве. Руны растаяли.

— Ага, — подтвердил тролль, поднял камень и швырнул его точно в лоб остолбеневшему магу. Раздался глухой удар, и Коготь ничком повалился на землю. Посох вывалился из его руки и откатился к ногам мохнатого чудовища.

— Жить будет, — сказал тролль и улыбнулся, показав загнутые обколотые клыки. — Не люблю колдунов! А с тобой мы поговорим.

Глеб наклонился и нащупал слабый пульс на запястье товарища. Выпрямился, посмотрел троллю прямо в глаза.

— Наверно, ты хочешь, чтобы мы заплатили за проход по мосту?

— Мне-то все равно. Этого хотят мои друзья.

— И сколько?

— А во сколько ты оцениваешь свою жизнь? Я думаю, она стоит всего золота, что у тебя есть.

— А ты умеешь торговаться, — сказал Глеб, и тролль довольно захохотал.

— Ага. Жизнь заставила.

— Но, думаю, ты будешь разочарован — я не богат.

— Это неважно.

Гигант подошел поближе и расслаблено оперся на дубину, нависнув над Глебом. Остальные тролли сгрудились за спиной у вожака, молча вслушиваясь в разговор, но в их глазах не было и тени понимания.

— Впервые вижу говорящего тролля, — сказал Глеб. — И даже никогда не слышал о такой диковине.

— А я не просто говорящий, я еще и Двуживущий.

— Да?

Тролль помрачнел:

— Я вижу, ты настроен поговорить.

— А что еще остается делать, когда у тебя забирают все деньги?

— Тогда слушай. Нечасто мне приходится общаться… Пятнадцать лет назад я был обычным странствующим воином, таким же, как и ты. Бродил, уничтожая всякую нечисть, а иной раз и ближнего своего. И однажды наткнулся на мага. Даже и не помню, из-за чего мы повздорили. Кажется, я хотел забрать у него какую-то безделушку… Не помню… И эта сволочь превратила меня в тролля, а вдобавок еще и закинула в это богом забытое место! Как он смеялся, когда я стал расти и покрываться шерстью! Лопнули распираемые изнутри доспехи, а он все хохотал, и я почти уже схватил его своими руками, но он обездвижил меня… «Запомни, — кричал он, — и расскажи другим, что с Епископом лучше не связываться!»…

— Как ты сказал?!

— С Епископом лучше не связываться…

— Епископ! Я ищу его. Где это было?

— Ты что — его дружок? — Тролль помрачнел еще больше, выпрямился и поднял дубину.

— Нет. Уже нет… Я хочу его убить.

— Убить? Хорошая мысль. Да только как его найти?

— А уж это моя проблема.

Гигант надолго задумался. Приняв какое-то решение, он расправил широченные плечи, бухнул кулаком себя в грудь и сказал, как отрезал:

— Решено! Мне надоело жить словно дикое животное, а к людям в таком виде я вернуться не могу. Да и они меня не примут, сразу проткнут, не разбираясь, освежуют, а потом еще какой-нибудь идиот будет с гордостью показывать мою шкуру гостям, вытирать о нее ноги… А с этим Епископом у меня свои счеты… Я иду с тобой!

— Э-э-э… — пробормотал, теряясь, Глеб.

— Насчет денег не переживай. Они нам еще пригодятся. — Тролль развернулся к четверке своих сородичей и заревел, заухал, размахивая длинными руками и скаля зубы. На тупых мордах чудищ отразилось жесточайшее разочарование, они просительно зарычали, но Двуживущий сородич рявкнул на них, и они нехотя полезли под мост, оглядываясь и недовольно взрыкивая.

— Вот и все, путь свободен.

Тихо застонал распластанный на холодной земле Коготь. Он приоткрыл глаза и потянулся к посоху.

— Но-но, — предупредил тролль и наступил на посох ногой. — Может оставим его здесь? — спросил великан у Глеба, кивнув на растерянного мага. — У этих колдунов всегда разные пакости на уме.

— Он мой друг, — ответил Глеб.

— Друг! — хмыкнул тролль. — Ну, ладно. Пусть идет.

Маг приподнялся и сел. Он недоуменно пялился на говорящих. Над его переносицей сияла багровая шишка, и он то и дело морщил лоб, потирая его ладонью.

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — жалобно поинтересовался он.

— Вставай, мы идем дальше. Тролль пойдет с нами, — Глеб протянул руку и помог магу подняться.

— М-да… — Коготь бросил свирепый взгляд на мохнатого гиганта, поигрывающего узловатой дубиной, и пробурчал: — Я же говорю — ты очень странный человек.

6

Они шли всю ночь, не останавливаясь на ночлег, и утром вышли к морю.

Потеплел насыщенный влагой воздух. Пахнуло солью и гниющими водорослями. За пеленой густого тумана высоко в небе истошно кричали невидимые чайки. Тяжелые валы с рокотом набегали на берег и разбивались о черные валуны искрящимися брызгами.

Дорога резко повернула на запад и пропала.

— Кажется немного промахнулись, — сказал Глеб. — Серебряная бухта должна быть где-то неподалеку.

— Бухта там, — уверенно махнул рукой к западу тролль.

— Как хоть тебя звать? — спросил насупленный Коготь у великана. Он все еще не мог простить троллю столь неуважительно пущенный в лоб камень.

— А зовите меня просто Троллем. Мне нравится такое имя. В меру грозно и без излишней напыщенности. Не так ли, Огненный Коготь?

Маг промолчал, то ли решив не ввязываться в словесную перепалку, то ли не поняв иронии.

Глеб усмехнулся.

— Ладно. На запад, так на запад, — подытожил он и пошел вдоль берега. Под ногами мягко хрустели пустые раковины. Мелкие серые крабы разбегались в стороны и прятались за камнями в полосе прибоя. Стремительными молниями на них пикировали чайки, подхватывали клювами, уносили высоко вверх и сбрасывали на гальку. Потом птицы спускались и расклевывали лопнувшие панцири, жадно заглатывая розовое мясо и визгливо ругаясь с толкающимися товарками…

Подул легкий ветерок, разогнав туман. Стали видны хребты гор.

Тролль показал на них рукой:

— Бухта там. У предгорий… Даже и не знаю, как я покажусь в деревне.

— А мы скажем, что поймали тебя и ведем показывать за деньги, — сказал Коготь и загорелся идеей. — А действительно, давай мы тебя за деньги будем показывать!

— Ты потише, — предупредил его Тролль, — а то я тебя буду показывать. — Он усмехнулся и громко объявил, обращаясь к галдящим чайкам: — Внимание, внимание! Сенсация сезона! Только у нас! Человек, завязанный в узел! За дополнительную плату в десять золотых вы увидите, как я выдерну ему руки!

Птицы взлетели, напуганные мощным голосом. Глеб захохотал.

— Ладно, — обиженно сказал маг, — уж и предложить нельзя.

Они некоторое время шли молча, а потом, воспользовавшись моментом, когда Тролль немного поотстал, Коготь тихо спросил Глеба:

— Зачем ты его взял?

— Попробовал бы я тогда отказаться… А потом, как знать, возможно, в будущем нам еще не раз пригодится его сила.

Коготь скептически хмыкнул.

— Экая дубина! — буркнул он, наблюдая, как гигант переворачивает огромные валуны и ловит толстыми неуклюжими пальцами разбегающихся крабов.

— Ты несправедлив к нему. Он далеко не дурак.

— Да, уж. Я заметил… — Маг стал в позу и передразнил: — Человек завязанный в узел! За дополнительную плату… Тьфу!

Ковыляя на непропорционально коротких ногах, к товарищам подбежал Тролль и тряхнул мокрым мешком:

— Эй, парни! Сегодня я вас угощу вареными крабами. Пальчики оближите!

— Ты то, наверно, их сырыми глотаешь, — пробормотал Коготь, — прямо с панцирями.

7

Когда краснеющий диск солнца коснулся вспученного горного хребта и разрисовал облачное небо предзакатными розовыми разводами, путешественники вошли в деревню Серебряной бухты.

Они прошли мимо причала, грубо сколоченного из горбыля. На волнах покачивались небольшие рыбачьи лодки с мачтами, похожими на кресты. Миновали магазинчик, где, судя по вывеске, торговали всякой всячиной — начиная от табака и заканчивая оружием и доспехами. Селяне с любопытством выглядывали из домов, но завидя гигантскую мохнатую фигуру с дубиной на плече, тотчас хлопали ставнями и со стуком задвигали дверные засовы.

Тролль крутил головой во все стороны, жадно рассматривая человеческое жилье, строения. Широко улыбался, демонстрируя местным жителям свои кривые клыки. Жутко сопел носом, обоняя забытые ароматы цивилизации…

Остановившись возле таверны, Глеб сказал:

— Постойте здесь, а я пока договорюсь с хозяином.

Коготь возмутился:

— Я понимаю, почему ты не берешь с собой эту зверюгу, но мне-то зачем торчать на улице? Вдвоем мы быстрее договоримся.

— Ты что, хочешь, чтобы половина деревни померла со страху, увидев как по улице бродит бесхозное чудище?

— Полегче, я ведь все слышу, — с обидой в голосе произнес Тролль.

— Извини, конечно, но это правда, — Глеб развел руками.

— Ага. Потому я и не размозжил тебе голову. Но попрошу в следующий раз быть поаккуратней.

— Договорились, — легко согласился Глеб. — А пока никуда не уходите. — Он поднялся на крыльцо и толкнул дверь.

В доме было сильно натоплено. Пахло дымом и раскаленным металлом.

— Эй, есть здесь кто-нибудь?! — крикнул Глеб.

Мягко зашлепали торопливые шаги, и в комнате появился хозяин.

— Здравствуйте, господин, — поздоровался он, торопливо запахивая халат. — Чего изволите?

— Номер на троих… Нет, пожалуй, на четверых. Обед и пиво в комнату.

— Хорошо, господин. Извините, что я в таком виде. Я не думал, что придет корабль. Обычно они ходят точно по расписанию…

— Мы пришли пешком.

— Пешком? — удивился хозяин. — Откуда?

— Из Города.

— Но сейчас никто не ходит по старой дороге. Гномы договорились с мореходами, и все сейчас пользуются только морским путем. Это и быстрей, и надежней… Из Города… Наверно, все тропы давно заросли… А как же волки? Варвары?

— Варвары нам не встречались.

— Странно. Они постоянно где-то поблизости… Итак, значит, комнату на четверых и ужин. Я сейчас приготовлю еду, господин, а комнату выбирайте сами. У меня никого нет. Все свободно. Так что весь второй этаж полностью в вашем распоряжении.

Хозяин хотел было нырнуть за занавеску, отделяющую служебные помещения от жилых, как Глеб сказал:

— И еще одно.

— Я слушаю.

— Один мой товарищ, он… Не совсем обычный… Он очень большой… Магия… В общем, он тролль.

— Кто, господин?

— Тролль.

Хозяин дернулся, словно его ударили, испуганно оглянулся и еще плотнее запахнулся в халат.

— Э-э, хорошо, — сказал он дрожащим голосом. — Что подать господину троллю?

— То же, что и нам.

Колыхнулась занавеска, и Глеб остался в комнате один. Он осмотрелся.

Вытертый тысячами ног ковер на полу. Большой письменный стол с регистрационной книгой, на обложке которой скопился толстый слой пыли. Лестница на второй этаж. На стенах бессистемно висят круглые щиты, доспехи, мечи, топоры, алебарды. Все то, что за долгие годы существования таверны забывали, оставляли здесь постояльцы; то, что дарили хозяину, чем расплачивались, оставшись без денег. Коллекция оружия из разных эпох. Вся в пыли, изъеденная ржавчиной и временем, затянутая паутиной. Но каждый предмет, должно быть, напоминает хозяину какой-нибудь эпизод из жизни, с каждым связана какая-то история, и поэтому висят они на стенах — немые куски чужих биографий…

Глеб задумчиво прошелся вдоль стены и выглянул на улицу.

— Заходите, — сказал он спутникам и посторонился, пропуская их в дом.

— А потолки могли бы и повыше сделать, — Тролль ударился о балку и теперь потирал лоб.

— Нормально, — ехидно прокомментировал Коготь. — Может, расшибешь и себе башку. А то все другим норовишь.

— Выбирайте комнату на втором этаже, — сказал Глеб, и маг, перепрыгивая через две ступеньки, взлетел наверх.

— Мне эта нравится! — донесся его голос.

Тролль с сомнением оглядел лестницу и стал тихонько, аккуратно подниматься, с опаской вслушиваясь в жалобный скрип дерева.

— Что за жизнь, — возмущенно гудел великан. — То блохи, то чесотка. Самки во время течки. Геройствующие охотники на троллей. Туалет за кустами. Надумал пожить как человек, так и тут все грозит рухнуть, развалиться. По лбу бьет. Я этому треклятому колдуну все припомню. Дойти бы только…

Вслед за товарищами поднялся и Глеб.

Комната, которую выбрал Коготь, оказалась неожиданно большой, светлой и чистой. Троллю особенно пришлись по душе прочные широкие кровати. Он сразу повалился на одну из них, блаженно вздохнул и сказал:

— Да! Это вам не подстилка из прелых листьев.

Из окон открывался вид на море. Свинцовые горбы волн нехотя ворочались, набегали на прибрежные камни, разбивались о быки причала, раскачивали привязанные лодки. Линия горизонта исчезла. Вечернее небо опустилось совсем низко и слилось с серым морем.

Глеб поднял раму, и в натопленную духоту помещения ворвался бодрящий воздух, закручивая острые льдинки снежинок. Они падали на подоконник и таяли.

В дверь постучали.

— Да! — откликнулся Коготь.

В комнату вошел хозяин. Он сменил поношенный домашний халат и выглядел теперь, как и подобает уважающему себя владельцу таверны, — в стареньком, но чистом кожаном костюме, выбритый и умытый, тщательно причесанный, привычно улыбающийся клиентам. Он заметил раскинувшегося на кровати Тролля и испугано оглянулся на дверь. Улыбка слетела с его лица.

— Заходи, заходи. Не трону, — миролюбиво, почти ласково, сказал великан.

— Ужин, господа. — Хозяин поставил поднос на стол и неуверенно добавил: — Наверное, вам мало будет. Сейчас я что-нибудь еще принесу.

— Сколько мы должны? — спросил у него Глеб.

— Золотой за ночь и питание. Когда будете съезжать, я представлю вам полный счет.

— Мы уходим завтра. Утром приготовь нам продуктов на три дня.

— Эй, хозяин! — окликнул Тролль. Он вытащил из-под кровати живой шебуршащий мешок. — Свари этих крабов и подай к ним пива. Много пива. Как же давно я его не пил!

— Хорошо, господин. Я достану лучший бочонок, что у меня есть.

Когда хозяин ушел, Тролль спросил у Глеба:

— Это ничего, что я так свободно распоряжаюсь твоими деньгами?

— Ну что ты, — усмехнулся Глеб. — Ты с этого начал, и я уже успел привыкнуть.

Они поужинали тушеными овощами и рисом с жареной рыбой. Закусили копченой курицей. Через полчаса хозяин принес блюдо красных дымящихся крабов и пузатый бочонок пива. Глеб высосал пару клешней и больше не смог — желудок был переполнен. Зато Тролль и Коготь словно соперничали, кто больше съест и выпьет. Когда пиво закончилось, маг заграбастал последнего краба и, плюхнувшись на кровать, стал неторопливо разделывать его, отправляя маленькие кусочки нежного мяса в рот. Тролль долго глядел на мага, затем хмыкнул и сказал:

— Порой я поражаюсь, каких только чудес не создает природа… Куда в тебя лезет, козявка?

Коготь доел краба, облизал пальцы и назидательно произнес:

— Магия. Внутри я значительно больше, чем снаружи.

Великан почесал затылок и надолго замолчал, размышляя, пошутил маг или же сказал правду.

— Вы как хотите, а я собираюсь выспаться, — сообщил Глеб и стал расправлять постель.

— А я уже сплю, — ответил маг, вытирая жирные руки об одеяло.

— Окно закройте, — буркнул Тролль.

8

Утром они ушли из деревни.

Перед тем, как покинуть таверну, Глеб долго разговаривал с хозяином.

— Да, господин. Изумрудные копи недалеко, всего в дне ходьбы отсюда. На запад, в горах. Но там сейчас никого нет. Гномы оставили те шахты и перебрались поближе к нам. Там свили гнездо горгульи. Ужасные создания, господин! Иногда они долетают до нас. Проламывают крыши сараев и уносят скотину. Им ничего не стоит сломать хребет быку, а уж овец они заглатывают целиком. Пока еще никого из людей не трогали, но мы почти не выходим на улицу ночами. Мы боимся… Хорошо только, что варвары стали реже появляться в наших краях… Нет, господин, я никогда не слышал о Епископе…

Глеб расплатился с хозяином и протянул кинжал с ручкой в форме головы дракона.

— Возьми это, — сказал он, — и повесь на стену, среди других предметов. Пусть он будет напоминанием обо мне. О человеке, проведшим в этом доме всего одну ночь и ушедшим куда-то по своим делам. О маге и тролле, сопровождающих его… Мне будет приятно знать, что есть кто-то, вспоминающий иногда обо мне, в то время, когда меня уже, возможно, не будет…

— Спасибо, господин, — сказал хозяин и обвел рукой стены. — Я помню все предметы, что находятся здесь. Я вижу лица, стоящие за ними… Удачи вам.

 

Глава 10

— А, это ты, — сказал хозяин, когда Глеб зашел в магазин. — Значит, пистолет нужен?

— Да.

— Какой?

— Думаю, девять миллиметров достаточно.

— Ишь ты, — хозяин усмехнулся. — Я не калибр спрашиваю. Пистолет тебе какой надо?

— Не знаю. Все равно.

— Шести зарядов хватит?

— Должно хватить… Вполне.

— Стрелять в упор собираешься? Или метров с двадцати? Или вообще только попугать?

Глеб растерялся. Он подумал и неуверенно сказал:

— В упор… Наверно… Стрелять буду. Как же… Буду стрелять.

— Ну, ну. Воин… Подожди, я сейчас. — Хозяин скрылся за дверью, что вела в подсобные помещения магазинчика. Глеб ждал, чувствуя как колотится сердце. Через минуту торговец вернулся, держа в руках промасленный тряпичный сверток.

— Вот.

Глеб принял сверток, положил на стол и осторожно распеленал. Блеснул вороненым металлом разобранный пистолет.

— А как же? — Глеб сделал неопределенный жест руками.

— Собрать, что ли? — пренебрежительно спросил продавец.

— Да… Пожалуйста.

Убирая лишнее масло, хозяин протер металлические части тряпицей и несколькими точными движениями соединил их воедино.

— Патроны нужны?

— Да, да. Конечно.

— Восемнадцать штук. На три полных перезарядки. — Он высыпал на стол россыпь золотистых цилиндриков со сгругленными наконечниками пуль. — Хватит?

— Да. А покажите, пожалуйста… Как им пользоваться?

— Вояка! — Хозяин взял пистолет, повернул так, чтобы Глебу было все видно и стал объяснять: — Это магазин. Нажимаешь здесь, он выскальзывает. Сюда засовываешь патроны. Шесть штук, можно меньше. Больше не влезет. Вставляешь на место. Это предохранитель. Перед стрельбой надо, чтобы он стоял вот так. Оттягиваешь затвор, отпускаешь. Все. Теперь если нажмешь курок, то отсюда вылетит пуля. Шесть раз нажимаешь, шесть раз стреляешь. Потом надо перезаряжать. Ясно?

— Да, спасибо. Можно я попробую?

— Конечно. — Хозяин отдал оружие Глебу и стал следить, как тот заряжает пистолет.

— Все так?

— Быстро учишься, друг. Тебе понравилась эта игрушка?

— Да!

— Теперь твоя очередь. Деньги.

— Да. — Глеб кивнул и улыбнулся. — Деньги. — Он отступил на шаг назад и вытянул руку, направив заряженный пистолет на продавца. — Деньги! — громко повторил он. Какое-то бесшабашное веселье охватило его. Чувство силы. Ощущение превосходства.

— Эй, друг, ты чего? — Хозяин испугался. — Ты так не шути.

— Деньги на стол! — выкрикнул Глеб, целя небритому торговцу точно в лоб. — Быстрей! Я тороплюсь!

— Ладно, ладно. — Хозяин полез в кассу трясущимися руками, принялся выгребать мятые бумажки. — Бери, все бери…

— Шаг назад, — приказал Глеб. Владелец магазинчика послушался. Губы его дрожали. Он поднял руки на уровень плеч и широко расставил ноги. Глаза неотрывно смотрели в черное око ствола.

Глеб подошел к столу и стал собирать банкноты, распихивая их по карманам.

— Благодарствую, — сказал он и выбежал на улицу. Ему хотелось петь и кричать от радости.

Он смог! Он сумел!

Теперь у него были деньги и оружие.

1

Горы на западе закрывали полнеба. Голые скалистые вершины напоминали почерневшие обломанные клыки какого-то колоссального чудовища.

— Вы знаете, что за нами следят? — осведомился Тролль.

— Кто? — насторожился Глеб.

— Ерунда! — отмахнулся Коготь. — Где здесь можно спрятаться? — Он обвел руками окружающую равнину, поросшую невысокими кустиками можжевельника и стелющимися по земле карликовыми березками.

— И тем не менее, нас преследуют, — упрямо повторил Тролль. — Мне это не нравится. — Он остановился, обернулся, выпрямился во весь свой гигантский рост. Набрав воздуха, распахнул пасть и дико заревел, гулко колотя кулаками в широкую грудь.

— Орангутан, — пробормотал маг, демонстративно затыкая уши мизинцами.

Тролль замолк и вслушался в притихшую природу.

— Ну, что? Они все умерли? — съязвил Коготь.

Глеб даже не улыбнулся. Ему показалось, что вдалеке за кустами что-то метнулось в сторону и снова замерло, слившись с пожухлой бурой травой.

— Боятся! — удовлетворенно сказал Тролль, не обращая внимания на колкость мага. — Но они все еще там.

— Кто? — еще раз спросил Глеб.

Гигант молча пожал плечами.

Солнце медленно клонилось к чернеющему скалистому хребту.

— Часа через полтора будем у гор, — сказал маг.

Глеб покачал головой:

— Не думаю. Если пойдем быстрее, то, может, к ночи доберемся.

Товарищи ускорили шаг.

— Задержки бы какой не случилось, — пробормотал Тролль, ковыляя позади и поминутно оглядываясь через плечо. Он явственно чувствовал непрерывную слежку, ощущал ее затылком. — А то ведь можем и вовсе здесь остаться.

2

— Ты был прав, — сказал Коготь, обращаясь к Троллю. — У нас гости.

Друзья обернулись. Здесь, у самого подножья гор, было голо и пустынно, а позади, там, где заканчивались последние деревца, выходили на открытое место люди. Их было много. Несколько десятков. И их становилось все больше и больше.

— Варвары, — сказал Глеб.

Поняв, что их обнаружили, одетые в шкуры люди завопили, потрясая в воздухе дубинками и грубыми мечами.

— Ты можешь понять, о чем они кричат? — спросил Глеб у Тролля. Великан вслушался.

— Что-то про каменную птицу… Не то призывают ее прийти, не то велят нам самим идти к ней. — Он сделал три шага по направлению к толпе дикарей, и те дружно отступили, скаля зубы и угрожающе размахивая неказистым оружием.

— Кажется, они не собираются нападать, — сказал Глеб.

— Ага, — подтвердил Тролль. — Пасут. Или загоняют в ловушку.

— Насчет загоняют, это ты чересчур. Мы сами идем…

— Куда им надо…

— Дайте я их расшвыряю, — вмешался Коготь.

— Подожди, — хотел остановить его Глеб, но было поздно. Маг вскинул посох, выстрелив в преследователей вихрем огненных брызг. Три ошпаренных дикаря закружились в безумном танце, завывая от боли. Остальные тут же скрылись в кустарнике.

— Ох уж эта горячая молодость, — пробурчал Тролль. — Пойдем дальше, что ли?

— Смотрите! — Глеб вытянул руку.

В полный рост, не скрываясь, из кустов вышли три человека. Они не были вооружены, и это показалось Глебу странным. Один из них властно выкрикнул что-то и величественно взмахнул рукой.

— Что он сказал? — спросил Глеб.

— Приказывает идти вперед, — мрачно ответил Тролль.

— Еще хотите?! — крикнул Коготь. Он раскрутил посох и швырнул в варваров сноп пламени. Одетые в шкуры люди не пригнулись и не нырнули в заросли, как ожидал маг. Они резко выпрямили перед собой руки, словно отталкивая ладонями воздух, и огненные протуберанцы, наткнувшись на незримую преграду, остановились и бессильными искрами осыпались на землю.

— Это уже серьезно, — пробормотал маг и начал вычерчивать в воздухе светящиеся фигуры, сплетая их в замысловатую паутину рунического заклинания. Но три варвара не дали ему закончить волшебство. Они дружно качнулись вперед, будто толкая ладонями тяжелое невидимое нечто, и Коготь опрокинулся на спину, пролетел несколько метров, нелепо болтая в воздухе потерявшими опору ногами. Дикари сделали еще шаг, и растерянный маг проехался спиной по земле. Покачнулся, отступив назад, гигант Тролль. Мягкая волна толкнула Глеба в грудь и сразу исчезла, отогнанная жаром витого обруча.

— Как они это делают? — Коготь вскочил на ноги.

— Эх, мне бы только подойти чуть поближе, — угрюмо проговорил Тролль, исподлобья разглядывая врагов, поигрывая дубиной. — Ненавижу колдунов!

— Уходим, — приказал Глеб.

Друзья отступили. Три высокие фигуры в пятнистых рысьих шкурах замерли, спокойно наблюдая, как уходит в темное горное ущелье противник. Сотня голосов в зарослях скандировала что-то на незнакомом языке.

— Вот теперь они нас точно загоняют, — изрек хмурый Тролль.

— Подождите! — Коготь остановился. Он черкнул посохом короткую руну, и, перегородив вход в ущелье, вздыбилась десятком бьющих из земли факелов стена пламени. — Это их немного задержит.

3

В ущелье было жутко.

Узкая полоса неба над головой быстро темнела, близилась ночь. Острые высокие скалы, похожие на клыки, были готовы сомкнуться, поглотить путников, пережевать их в пасти ущелья. С отвесных склонов то и дело сыпались вниз струйки щебня, срывались булыжники, катились, пробуждая рокочущее эхо, и каждый раз товарищи вздрагивали, поднимали головы, ожидая увидеть несущийся прямо на них всесокрушающий язык обвала.

Но пока им везло…

Местами в ущелье становилось так тесно, что идти приходилось гуськом. Обычно первым шагал Глеб, за ним Тролль, а замыкающим двигался напряженный, встревоженный, постоянно оглядывающийся Коготь…

— Ты знаешь, куда идешь, Глеб? — шепотом спросил маг. У него не хватало духу на то, чтобы разговаривать здесь в полный голос.

— Да, — отозвался Глеб так же тихо. — Хозяин мне объяснил вкратце… Пока мы идем верно.

— Еще бы, — фыркнул Тролль. — Здесь можно идти либо вперед, либо назад. Выбор невелик.

— А он случайно не сказал тебе, часто ли здесь находят путников, похороненных под обвалами?

— Главное, чтобы не было дождя или, еще хуже, снега.

Коготь поднял голову. В узкой щели неба, уже почти невидимые в вечернем полумраке, тяжело ворочались серые тучи.

— А что будет, если пойдет дождь? — спросил маг.

Тролль фыркнул в ответ на этот глупый вопрос. Но Глеб ответил:

— Сель.

— Что? — переспросил Коготь.

— Сель, — повторил Глеб, с опаской разглядывая хмурое небо. — Грязевой поток. Нас просто снесет, перемелет и вышвырнет назад к дикарям.

— Кстати, ты не слышишь их? — Коготь тронул Тролля за плечо.

— Варваров? Нет, не чую. Должно быть, они отстали. Но скорей всего, пробираются где-то там, — великан показал вверх, на клыки скал, вгрызшихся в тучи. — Я уверен, что они знают здесь все тропы. А мы сейчас беззащитны, как дети. Если они швырнут сюда валун покрупней, то нас не выкопает и бригада гномов…

Поднялся ветер. На дне ущелья воздух был по-прежнему недвижим, но окружающие утесы ожили, обрели голоса и загудели, завыли, засвистели на все лады, нагоняя на людей страх.

— Веселенькое местечко, — прокомментировал Тролль.

Глеб и Коготь промолчали, только еще больше ускорили шаг, заторопились, почти уже побежали. Тролль, оказавшись замыкающим, вскоре стал отставать. Он ковылял неуклюже на своих коротких косолапых лапах, неприспособленных к быстрой ходьбе.

— Что же ты? Не отставай! — обернулся Глеб.

— Куда торопиться? — Тролль запыхался, встал. — От судьбы не убежишь.

Путники, подстраиваясь под великана, сбавили темп…

Вскоре ветер очистил небо и стих. Умолкли скалы. Показались первые, еще пока бледные звезды. Полоса неба сделалась шире и как бы ближе.

— Кажется, самое опасное место прошли, — сказал Коготь.

— Самое опасное еще впереди, — возразил Глеб. — Ты когда-нибудь сталкивался с горгульями?

Маг ответил не сразу, пожал плечами, сказал неуверенно:

— Ну… В общем-то нет… Только… Нет. Не сталкивался.

— А ты, Тролль?

— Видел издалека.

— Опасные твари. Нам надо держаться вместе. Легче будет отбиваться. Эти бестии всегда стараются нападать кучей, скопом. Ума у них не хватает, но силы не занимать. Да и шкура у них — не всякий меч пробьет.

— Для дубины шкура не помеха, — сказал Тролль, и Глеб вспомнил Ивана. — Какая бы толстая она ни была…

4

Ущелье окончилось тупиком.

— Где-то здесь должен быть подъем, — сказал Глеб, внимательно осматривая темные скалы.

Коготь зевнул. Чтобы взбодриться, звонко похлопал себя по щекам.

— А может, заночуем здесь? А с утра, значит, все как следует и разглядим.

— Нет. Оставаться внизу слишком опасно. Нам надо подняться.

Тролль кивнул, поддерживая Глеба.

Склоны ущелья здесь были не так круты, как те острые утесы, что остались позади. При желании, наверх можно было подняться и так, не отыскивая тропу, которая — Глеб знал — должна была находиться где-то поблизости. Но ночью, в темноте, карабкаться по осыпающемуся склону было смертельно опасно…

— Смотрите внимательней, — сказал Глеб.

— На что смотреть? — спросил сонный Коготь, присаживаясь на камень. — Что искать? В такой темноте все равно ничего не разглядишь. Давай все же дождемся утра…

Тролль уже отошел в сторону, скрылся из вида за выступом скалы. Глеб с беспокойством глянул в направлении, где исчез великан.

— Эй, Тролль! — крикнул он, но не очень громко, чтоб не потревожить окружающие спящие горы.

Никто не отозвался.

— Тролль!

Тишина. Только вдруг посыпалась откуда-то сверху невидимая во мраке щебенка. Коготь вскочил, сжал в руках посох, нацелив его в сторону подозрительного шума.

Долгую минуту друзья неподвижно стояли, тараща глаза в темноту.

— Просто маленький обвал, — успокоил себя и товарища Глеб. — Перепад температур, или жук какой прополз…

— Или зверь пробежал, или дикарь подкрался.

— Ладно, пойдем посмотрим, где там Тролль, — Глеб направился к скальному выступу, за который ушел косматый гигант. Маг какое-то время стоял недвижимо, смотрел, как удаляется товарищ. Вновь посыпался щебень, уже, вроде бы, ближе. И Коготь, затравленно зыркнув по сторонам, не выдержал и бросился догонять друга.

— Тролль! — вновь позвал Глеб.

— Да здесь я! — неожиданно громко откликнулся великан, черной тенью отделяясь от скалы.

Коготь вздрогнул, выругался.

— Ты чего там делаешь? Прячешься? Нас напугать хочешь?

— Чего тебя пугать, ты и так весь дрожишь, — усмехнулся гигант.

— Это от холода. Я замерз. Не все же такие волосатые, как ты.

— Нашел чего? — остановил перепалку Глеб.

— Да. Вон там обрывки веревок, металлические клинья, вбитые в скалу, прогнивший ворот, какие-то колеса. Должно быть, разломанный подъемник. Лифт. А вон за тем валуном начинается лестница. Я далеко не лез. Точно не знаю, куда она ведет, но, судя по всему, наверх мы по ней поднимемся.

— Лестница? — удивился Коготь.

— Вырубленные в камне ступени, — пояснил Тролль. — Кое-где даже деревянное ограждение сохранилось.

— Тогда пойдем. Надо выбираться отсюда.

— Ага. Хоть я ничего и не чувствую пока, но мне кажется, что поблизости кроме нас есть еще кто-то.

— Горгульи?

— Скорее, дикари.

— Тогда поспешим.

— Погодите, — остановил товарищей Тролль. Он отошел в сторону, склонился над чем-то, белеющим на земле, махнул рукой, подзывая друзей.

— Чего там?

— Идите сюда. Вам интересно будет взглянуть.

Глеб и Коготь приблизились.

В ущелье заглянула луна. Сразу стало светлей, но и тени, скопившиеся в трещинах, в выбоинах, вдруг сделались гуще, отчетливей, мрачнее.

— Что это? — спросил Коготь, еще не совсем разглядев предмет, что белел у Тролля под ногами.

— Мы уже близко, — сказал Глеб. Он присел перед скелетом, наполовину засыпанным обвалом, поддел древком копья зубастый, шипастый череп, выковырнул его из завала. — Определенно, это горгулья.

Коготь прошипел что-то злобное, плюнул на кости и наподдал череп ногой.

5

Они долго карабкались по вырубленным в камне ступеням. Лестница петляла, зигзагами поднималась по склону, то и дело меняя направление, стараясь следовать прихотливому рельефу скалы.

— И кто только здесь лазил, — пропыхтел Коготь, в очередной раз запнувшись и едва не скатившись вниз. Тролль, карабкающийся позади, своей лопатообразной ручищей поддержал мага.

— Гномы, — ответил Глеб. — Здесь все сделали гномы.

— А я-то думал, что они только под землей строят.

— Они строят там, где им удобней.

— Ничего себе, удобней!

— Давай пока помолчим. А то окажемся внизу, как раз возле того скелета.

В небе на фоне звезд промелькнула крылатая тень, но друзья ее не заметили. Они были слишком поглощены тем, что пытались удержаться на стертых каменных ступенях.

— Еще метров тридцать, — объявил Глеб, на секунду остановившись и глянув вверх.

Вскоре лестница пошла полого, и по ней стало возможно двигаться, выпрямившись в полный рост. Но друзья все равно ползли на четвереньках, не решаясь подняться. При взгляде вниз кружилась голова.

Последние несколько метров. Несколько ступеней. Несколько шагов.

— Все! — выдохнул Глеб, ступив на ровную, словно стол, вершину скалы. Он опустился на колени, подал руку Когтю, втащил его к себе, а потом они вдвоем помогли Троллю одолеть последнюю ступеньку, высокую, неровную, разбитую.

Три товарища, обнявшись, встали на вершине и осмотрелись.

Ярко светила огромная луна, настолько близкая, что казалось, будто до нее можно легко допрыгнуть и коснуться рукой, впечатать ладонь в сияющий серебряный диск. Горный массив, такой вроде бы неприступный при взгляде снизу, с равнины, отсюда виделся игрушечным. И крутые скалы, и темные каньоны, и скругленные вершины старых сопок вдали — все это компактно расположилось внизу, под ногами. Невообразимо расширился горизонт. На севере виделось море — серая, чуть светящаяся серебром масса, в которой отражались звезды и луна — еще одно бескрайнее небо, только перевернутое.

Серебряная бухта.

— Что это там? — спросил Коготь, всматриваясь вдаль. — Неужели корабль?

Далеко-далеко, по колышущемуся пятну луны медленно двигалась черная черточка.

— Точно, корабль, — подтвердил Тролль.

Глеб приблизился к краю ущелья, из которого они только что выбрались. Заглянул вниз.

Бездна влекла к себе, тянула на дно. Ниточка вырубленных ступеней, извиваясь, падала во тьму и терялась где-то там…

— Эй! — Глеб сложил ладони рупором и крикнул вниз.

Через несколько секунд вернулось глухое эхо.

— Даже не верится, что мы смогли оттуда подняться, — пробормотал маг, встав рядом с товарищем и с трепетом заглядывая в пропасть.

— Не время любоваться, — сказал Тролль. — Куда теперь?

Глеб с облегчением оторвался от созерцания бездны, отошел от края ущелья. Еще раз окинул взглядом близлежащие скалы.

— Вон, видите? — показал он рукой.

— Что это? — спросил Коготь. — Лошадь? Как она здесь оказалась?

Впереди виделась уродливая конструкция, действительно, вроде бы, четырехногая, и, действительно, похожая на спящую лошадь. Неудивительно, что маг обознался, ведь здесь, в горах, при свете луны невозможно было оценить реальные размеры предметов и расстояние до них.

— Это старый кран-подъемник. Возле него должен быть вход в шахты… Теперь не шумим, идем тихо.

6

— Еще одна, — сообщил Тролль. Он лучше всех видел в темноте.

Черная тень выползла из зева пещеры и, тяжело хлопая кожистыми крыльями, поднялась в воздух. Закрыв на мгновение луну, она пролетела над головами прячущихся среди валунов друзей.

— Ненавижу этих тварей! — поделился Коготь, проводив горгулью взглядом.

— Да, уж. Неприятные создания, — согласился Глеб.

— Я не о том, — неуверенно начал маг, словно еще не совсем решив, стоит ли вообще заводить об этом разговор. — У меня личное.

— То есть?

— Ну… — Маг замялся. — Гадят они, как птицы. Прямо в полете…

— Ну и что? — спросил Глеб, начиная догадываться, о чем хочет поведать Коготь, и с трудом сдерживая смех.

— Смеяться будете…

— Неужели…

— Да.

Глеб прыснул в кулак. Тролль непонимающе смотрел на них.

— Не понимаю, — сказал он.

— Чего тут понимать! — взорвался Коготь. — Года два назад, совсем недалеко от Города, иду, значит, себе спокойно по равнине. Птички поют, кузнечики стрекочут. Слышу — сверху клекот. Задираю голову и — на тебе! Целая куча. Прямо в лицо! Вспомнить противно… Я потом неделю к людям не подходил — несло, как из выгребной ямы… С той поры я ко всему летающему с подозрением отношусь, а уж этих тварей совсем возненавидел… И, надо же — ведь слепая, днем ни черта не видит — а точно на голову…

Тролль забулькал, зажимая рот руками и содрогаясь всем телом.

— Бог… шельму… метит… — еле выговорил он сквозь рвущийся наружу хохот.

— Тьфу на тебя, — раздраженно сказал маг. — Я ему доверился, а он еще издевается.

— Тихо, — предостерег Глеб, не отводя взгляда от входа в заброшенную шахту. — Кажется, еще одна. Шестая.

Горгулья, неуклюже переваливаясь с боку на бок, вышла из пещеры. Она устремила к луне свою морду, похожую на обтянутый черной кожей человеческий череп, и закудахтала, словно огромная кошмарная курица из преисподней.

— Чего это она? — шепотом спросил Коготь.

— Почуяла запах родного навоза, — фыркнул Тролль.

— Хватит уже, — прекратил Глеб начавшуюся было перепалку.

Горгулья замолчала и принялась выкусывать паразитов из складок кожи. Закончив гигиенические процедуры, она пару раз мощно взмахнула крыльями и уползла назад в штольню.

— Не взлетела, — прокомментировал маг.

— Сколько их там еще? — задумчиво пробормотал Тролль.

— Сколько ни есть — все наши, — сказал Глеб. — Завтра утром мы войдем в пещеру…

— Ощипаем голубей! — Коготь взмахнул руками, и на кончиках его пальцев вспыхнули маленькие бледно-синие огоньки.

— А сейчас надо отдохнуть, — продолжал Глеб, не обращая внимания на излишне веселое замечание мага. — Я дежурю первым. Меняемся через два часа.

Откуда-то вновь налетел холодный ветер, снова пригнал тучи. Луна исчезла и сразу стало темно. Липкими влажными хлопьями посыпался, закружился серый снег, скрыв из вида вход в заброшенную штольню.

— Вовремя мы успели выкарабкаться, — сказал Тролль. — Сейчас ни за что бы не взобрались.

— Давайте, давайте. Ложитесь, — поторопил друзей Глеб. — Тролль, через два часа ты меня сменишь.

— Ладно.

— Не лучшее место для отдыха, — пробурчал Коготь, плотнее запахиваясь в плащ и сворачиваясь в клубок на дне неглубокой ямки. — Эй, лохматый, дай я к тебе подоткнусь… Вот так. Хоть какая-то польза от тебя. Паразитов-то у тебя нет? Вшей там или блох?

— Не бойся. Они на магах не приживаются. Дохнут тут же.

— Это почему же?

— Да потому, что зараза к заразе не пристает. Паразит на паразите не паразитирует.

— Обработать бы тебя надо. Вымыть, значит, и клопомором обсыпать с ног до головы… А воняешь-то ты как!

— Ты бы себя понюхал. Не забывай, что у меня обоняние на порядок лучше человеческого.

— Вот, вот… Псиной-то прет, как от бродячей собаки.

— А мы сейчас и есть собаки бродячие. Разве нет?..

Глеб невольно улыбнулся, наблюдая, как ворочаются его засыпающие товарищи — покрытый шерстью мускулистый гигант и костлявый, сильно исхудавший за последнюю неделю маг. Холод заставил их обняться и тесно прижаться друг к другу. Пушистые снежные хлопья опускались на тела и подтаивали, образуя ледяную неровную корку. Глеб поежился. Укрывшись от промозглого ветра за высоким валуном, поросшим мягким, чуть теплым мхом, он присел на корточки и сунул руки меж бедер, отогревая замерзшие ладони.

При всем желании, сейчас он не смог бы разглядеть в ночной непогоде быстрые тени, прячущиеся за камнями на вершинах окружающих скал.

7

Утро встретило их морозом.

Перед самым рассветом небо очистилось, обнажив необычайно яркие звезды. Матово заблестели в их свете покрытые ледяной коростой камни. А потом небо на востоке чуть покраснело, зарумянилось, высветилось…

— Так жить нельзя! — с трудом шевеля замерзшими губами, выговорил Коготь. Он размахивал руками и колотил себя по дрожащим плечам, хлопал ладонями по бедрам, растирал бока. — Глеб, ну давай! Ма-а-аленький огонек. Ведь уже уходим. Да и кто нас здесь увидит? Можно? Ведь невыносимо! Какой из меня сейчас воин? Ну, давай!

Глеб, который и сам продрог до костей, кивнул, соглашаясь.

— Вот и хорошо! Уж сейчас я вас согрею, — воспрял духом маг. Он перехватил посох непослушными заледеневшими руками и стал чертить в воздухе корявые, тут же гаснущие фигуры. — Что такое?! Не выходит! — Он раздраженно взмахнул волшебным шестом, и пламя неукротимым ревущим гейзером взметнулось к небу. Коготь испуганно отпрыгнул в сторону и удивленно уставился на свое творение.

С оглушительным треском лопнул раскалившийся докрасна валун.

— Маленький огонек, — не удержался от иронии Тролль. Он, в своей густой меховой шубе, холод переносил намного легче. — Интересно, а как в твоем понимании выглядит большой огонь?

Маг справился с секундным замешательством, сделал вид, что так все и было задумано, протянул руки к бушующему пламени и сказал:

— Грейтесь, пока не погас. — Он блаженно зажмурился и стал медленно поворачиваться, обращая к огню то один бок, то другой.

— Смотри, не подгори, — предостерег его Тролль. — Горгульи предпочитают мясо с кровью.

Через десять минут пламя начало опадать, теряя напор и мощь, и вскоре угасло совсем.

Раскрасневшиеся, согревшиеся друзья позавтракали, пожарив на раскаленных камнях ломти хлеба и жирные куски солонины.

— Пора, — сказал Глеб, когда из-за далекого пика осторожно выглянуло солнце.

— Я готов, — поднялся на ноги Коготь.

Тролль взял свою огромную дубину.

Сохраняя молчание и внимательно осматриваясь по сторонам, они покинули площадку, приютившую их на ночь, и подошли к пещере. На ровных каменных плитах перед входом валялись разбитые деревянные вагонетки и гнилые шпалы. Ржавый четырехногий кран опасно накренился, готовый упасть от малейшего толчка. Близлежащие валуны были покрыты белесыми наплывами вонючего помета. Тролль оглянулся на мага и ухмыльнулся.

Стараясь держаться поближе друг к другу, товарищи нырнули в темную горловину пещеры.

— Обернитесь, — негромко сказал Коготь.

Друзья посмотрели назад. За их спинами, на фоне восходящего из-за скал солнца стояли в зловещем молчании невесть откуда взявшиеся люди в шкурах и с грубым оружием в руках. Они стояли в полный рост, не прячась среди камней, стояли в открытую, не таясь. На валунах, на гранитных глыбах, на нависающих козырьками уступах — везде замерли фигуры дикарей.

— Их же не было, — сказал Тролль, поднимая к плечу дубину. — Я бы почувствовал…

— Обоняние у него… — пробурчал маг. — Тоже мне, ищейка…

Громкий властный голос произнес незнакомое слово, и дикари качнулись, повторяя грозные напевные звуки. Рокочущее эхо прокатилось меж горных вершин.

— Идем, — сказал Глеб и устремился вниз, в темноту, по полого спускающемуся в глубину недр ходу, а вслед ему несся неровный ритм чужого языка…

Когда за их спинами растворился во мраке светлый полукруг входа, они ненадолго остановились. Коготь шепнул короткое слово, и над его головой завис светящийся сгусток холодного пламени. Тьма отступила в глубину ведущего вниз грота, забилась в трещины, черной жидкостью растеклась по выбоинам.

Закопченные стены просторной пещеры навечно запечатлели следы кирки. Похоже, раньше здесь было подобие сортировочной — искореженные ржавые рельсы сплетались, словно лианы в тропическом лесу. Всюду валялись перевернутые вагонетки, разбитые, сгнившие, наполовину похороненные под щебенкой. Свод пещеры подпирали толстые бревна. Глеб колупнул ближайшее пальцем, легко отслоив кусок коры и процарапав ногтями сырую трухлявую древесину.

— Все сгнило, — сказал он.

— Как думаешь, здесь часто бывают землетрясения? — спросил Коготь.

— Не знаю, — признался Глеб.

Тролль, неловко обернувшись, задел плечом одну из свай, едва ее не своротив.

— Зато у нас с собой целая ходячая катастрофа, — сказал маг. — Потише там, а то все втроем будем заживо похоронены в этом склепе!

— А нечего тут стоять, — отозвался Тролль, смущенный своей неловкостью.

Огибая завалы и держа наготове оружие, друзья стали спускаться, следуя плавным изгибам главного ствола шахты.

Все теснее смыкались стены, все ниже опускался потолок. Местами Тролль становился на четвереньки, чтобы пройти под укрепляющими свод балками. Под ноги лезли камни, искореженные рельсы, шпалы. Из стен торчали старые обугленные факелы — головешки, воткнутые в щели — и маг, проходя мимо, зажигал их с помощью посоха. Друзья почти ничего не видели впереди себя. Зато путь к отступлению был освещен неровным мерцающим светом.

Но позади их ожидала сотня камлающих варваров…

Первая тварь напала неожиданно. Она вывалилась из темноты тесного бокового хода и зашипела, защелкала пастью, развернув крылья и дергая головой. Прыгая на коротких ногах, она пытаясь взлететь, но все ударялась о низкий потолок и сваливалась вниз.

— Дайте я, дайте… — возбужденно забормотал маг, нацеливая посох, но Тролль подшагнул к отупевшей от злобы бестии и, коротко размахнувшись, одним ударом размозжил ей череп. Трепеща, опали кожистые крылья, заскрежетали когти по камням. Тролль поднял дубину и добил агонизирующее создание.

— И это все, на что они способны? — разочаровано спросил маг.

Глеб пощупал тяжелое крыло и сказал:

— Она совсем молодая. Даже чешуйками не обросла. Основная работа ждет нас впереди.

Перепрыгнув через безжизненное тело горгульи, друзья продолжили спуск.

Они успели пройти всего лишь около тридцати метров, как сразу два чудовища встретили их. Эти не пытались взлететь, но, бросившись навстречу вторгнувшимся в их владения чужакам, они столкнулись друг с дружкой и тут же сплелись в кипящий яростью клубок, позабыв о пришельцах. Одну поджарил посохом Коготь, вторую тремя мощными ударами размазал по полу Тролль.

— Почти детеныши, — пробормотал Глеб, склоняясь над телами. — Мне это не нравится.

— А в чем дело? — спросил маг.

— Я-то думал, что здесь просто поселилась стая горгулий, но, похоже, все значительно сложней… Боюсь, нам придется иметь дело с маткой… Вспомни, о чем кричали варвары. Каменная птица…

— Матка? — переспросил Коготь.

— Да. Горгульи не размножаются обычным способом. Они бесполы. Гигантская матка откладывает яйца, из которых потом вылупляются эти твари. Впрочем, ее даже маткой нельзя назвать. Она гермафродит.

— Кто? — Коготь сдвинул брови.

— Ладно, это не важно.

Маг помолчал, затем сказал:

— Надеюсь, эта твоя матка окажется достойным противником.

— Можешь не сомневаться. Но лучше, если б ее вообще не было…

Им еще четырежды встречались злобные крылатые создания. Тролль, орудуя дубиной, легко расправлялся с неуклюжими коротконогими бестиями. Глеб и Коготь до поры до времени не вмешивались в скоротечные схватки, держались позади. Правда, маг то и дело порывался испепелить какое-нибудь чудовище, но в тесном пространстве подземного хода он не мог использовать магию, не задев при этом размахивающего палицей широкоплечего великана. И потому Коготь только стоял, жадно вытянув голову и шумно выдыхая воздух каждый раз, когда Тролль опускал дубину на очередное адское создание, дробя тому череп, ломая ребра, перебивая крылья…

Вскоре они потеряли счет времени и пройденному расстоянию. Оглядываясь назад, они видели уходящий наверх, к поверхности, кусок извилистого туннеля, отмеченный десятком горящих факелов. Впереди их поджидала темнота, и они погружались, входили в нее, словно в воду, гуськом следуя друг за другом — сначала сутулящийся Тролль, затем худой Коготь с магическим светильником над макушкой, и Глеб, осторожный, бесшумный, опасливо заглядывающий в черные дыры боковых ходов.

Они не сразу заметили, что пол под ногами стал понемногу выравниваться. Сделалось просторней, и Тролль уже не сутулился, держался свободно. Да и Коготь больше не цеплялся посохом за неровности низкого потолка.

Вонь усиливалась. Ноги скользили, и друзья старались не думать, по чему они сейчас ступают.

Еще несколько шагов — и стены внезапно разошлись и исчезли, словно провалились во мрак.

Друзья замерли, в миг ослепнув. Даже светящийся шар над головой Когтя вроде бы померк, и уже не мог разогнать тьму.

Плотная, почти осязаемая темнота окружила друзей, и в ней чувствовалось нечто, жуткое и безобразное, спрятавшееся во мраке, растворившееся в вечной ночи подземелья.

Что-то живое.

Они затаили дыхание, ощущая незримое присутствие чужой жизни, напряженно вслушиваясь в него. Замерли и тут же потеряли друг друга.

Потеряли себя…

Непроглядная темь.

Но здесь жили звуки.

Гулко капала вода. Звенела. Лязгала…

Глеб невольно закрыл глаза и представил, увидел явственно, как тяжелые капли набухают на каменных сосульках, толстеют, нехотя вытягиваются, и отрываются, и падают черными жемчужинами — плюх! — и разбиваются вдребезги, разлетаясь на тысячи влажных осколков. И еще он увидел, вообразил, как напряженно и недобро смотрит на них из темноты дьявольское существо, как оно медленно подползает к ним, шурша волочащимися складками кожи. Он услышал, как тварь переговаривается сотней тихих шепчущих голосов, бормочет что-то, манит, зовет, приглашает. Он заглянул в ее мысли и поразился их чуждости, дикости и жестокости. Но он увидел там красоту. Непередаваемую прелесть смерти. Счастье страдания…

Шепот голосов сложился в песню. Ритм разбивающихся капель говорил о блаженстве. Мелодия тьмы обещала наслаждение. Упоение болью…

Боль раздирала лоб. Жгла кожу. Сверлила череп. Сотней игл вонзалась в мозг. Глеб пошатнулся, застонал и пришел в себя. Раскаленный обруч сдавил голову, отгоняя чуждую магию, что ослепила хозяина, лишила его сознания.

Глеб провел рукой по лицу, растерянно огляделся.

Бледный Коготь, худой, с обострившимися скулами, стоял, закрыв глаза, и блаженно улыбался. Он сильно наклонился вперед и раскачивался, словно танцующая перед факиром кобра, чудом сохраняя шаткое равновесие. Светящийся шар над его головой померк, обессилел, превратился в едва трепещущую искру.

Тролль, выпрямившись во весь свой гигантский рост, напряженно вслушивался в шепчущие зовущие голоса. Он безвольно опустил руки вдоль бедер. Выпавшая дубина валялась на каменном полу у его ног. Великан открыл пасть, и по волосатому круглому подбородку сбегала тонкая струйка слюны. Иногда губы его кривила неровная усмешка, больше похожая на тик.

Глеб обернулся. Кишка хода, приведшая их в утробу пещеры, постепенно исчезала во мраке. Факелы на стенах медленно затухали и гасли один за другим. Тьма шла по узкому проходу, отвоевывая потерянные плацдармы, поднимаясь наверх, к выходу, к покореженным вагонеткам, гниющим шпалам и перекрестиям проржавевших рельсов.

Тьма была вокруг. И в ней шевелилось что-то зловещее, страшное, неумолимое. Вечно голодное.

Глеб закричал, чувствуя, как ужас переполняет его. Под куполом пещеры заметалось искаженное эхо, заскрипело, захохотало, завизжало разными голосами, завыло подголосками, нарушая стройный ритм падающих капель, разрывая путы чарующей песни. Глеб бросился к магу и стал трясти его, выкрикивая какие-то слова, выплевывая бессмысленные слоги, отхаркивая рваные звуки.

Коготь открыл глаза. Над его головой мигнул и вновь ожил светящийся шар.

— Не тряси меня, — тихо сказал маг и чуть не упал, когда Глеб его отпустил.

Они мгновение безумно смотрели друг на друга, а потом дружно повернулись к Троллю. Гигант глупо моргал осоловелыми глазами, но взгляд его постепенно приобретал осмысленность. Наконец, он закрыл рот, утерся и спросил:

— Что это было?

— Матка, — ответил Глеб. — Она здесь.

Черная крылатая тень метнулась к ним из темноты, сбила Тролля с ног и ускользнула во мрак, злобно клекоча. И со всех сторон заголосили, зашипели, закудахтали десятки невидимых бестий, захлопали крыльями, взлетая, заскрежетали когтями, загремели каменной чешуей.

— Пригнитесь! — крикнул Глеб, и крылатый демон пронесся над их головами. — Назад, в штольню!

Друзья нырнули под защиту низкого потолка и тесных стен. В узком проходе штольни горгульи не могли нападать все вместе. Им приходилось опускаться на землю и, прыгая на коротких ногах, втискиваться в нору хода, попадая при этом под беспощадную дубину Тролля.

— Они завалят телами проход! — прокричал Глеб. — Нам надо прорваться к матке! В пещеру!

— Дайте мне минуту! — Коготь бешено закрутил посох, выписывая искрящиеся руны. Загудел воздух, приобретая затрудняющую движения вязкость и тяжелея. С треском зазмеились вокруг мага микроскопические голубые разряды, закрутились вихрями. Горячий ветер пахнул сухостью, подхватил отделившийся от посоха шар пламени и вынес его в пещеру. Стали видны бесчисленные крылатые тени, шмыгающие из угла в угол. Сгусток огня завис над полом, вращаясь все быстрей и быстрей. И все быстрей вращал посохом маг, выпуская новые сияющие багровые огни. И пожирая их, шар в центре громадного грота разбухал, вызревал, словно гигантский плод, брюхатился, готовясь разродиться испепеляющей огненной бурей. Он все рос, поднимался выше и выше, к самому потолку и в конце-концов прорвался, лопнул, белой слепящей вспышкой высветил все пространство пещеры — каменные стены и свод, известковые сталактиты и сталагмиты, небольшое темное озерцо, десятки мечущихся горгулий, сотни кожистых яиц, груды помета с белеющими костями людей и животных. А в дальнем углу щерила зубы гигантская тварь, задрав атрофировавшиеся крылья, впиваясь в камни острыми когтями. Огненный шар протянул жгучие щупальца, разбросал в воздухе горячие нити, касаясь ими ослепленных тварей, и монстры обугливались, чернели и разваливались на куски. Со стуком осыпались раскаленные каменные чешуйки. Взрывались яйца, разбрызгивая кипящую липкую жидкость, раскидывая части тел уродливых зародышей. Несколько ослепительных нитей вонзились в тело матки. Они бешено скакали по ее каменной коже, пытаясь добраться до плоти, но непроницаемая черепица чешуи надежно защищала кошмарное создание. Тварь дрогнула и поползла.

— Она направляется к нам! — крикнул Глеб.

— Ничего не могу с ней сделать! — обернул к нему бледное лицо маг. — Шар сейчас перестанет действовать! Я едва держу его!

Паутина жалящих нитей стала бледнеть и рваться. Сгусток огня под потолком потемнел, по его поверхности зазмеились черные трещины. А тварь, ковыляя на кривых ногах, тыкаясь мордой в пол, все ползла по направлению к друзьям, похожая на ожившую скалу, и за ней волочилась, шаркала по земле безобразная кишка — ошпаренная, покрытая слизью клоака, воняющий яйцеклад. Путь ей преградило озеро. Не останавливаясь, матка сползла в воду — затрещала, лопаясь, раскаленная чешуя. Озеро вскипело. Клубы пара окутали шевелящуюся живую гору. Тварь сделала еще два неуверенных шага и завертелась на месте от нестерпимого зуда, заскребла бока когтями, обдирая потрескавшиеся пластины чешуи.

— Приготовься! — выкрикнул Глеб.

Матка дико взревела, наполнив пещеру оглушающим грохотом, и поднялась на дыбы, неуклюже пытаясь выпрыгнуть из кипящего озера.

— Давай!!!

Маг резко взмахнул руками, и темно-багровый метеор, оборвав последние горячие нити, сорвался с потолка и обрушился на ревущую тварь. Жидким огнем он растекся по ее ободранной коже, опутал густой жгучей паутиной, проник в разверстую глотку. Хрипя выжженными связками, матка на мгновение зависла в воздухе и обрушилась в воду, подняв тучи брызг. Облако пара взметнулось вверх, скрыв дергающуюся тушу. Померк свет, в пещеру вернулась темнота. Лишь тускло светились раскаленные каменные чешуйки, оставшиеся от испепеленных горгулий.

В наступившей тишине негромко плеснула вода, и все стихло — гигантская тварь сдохла.

— Все? — неуверенно спросил Коготь.

— Все, — подтвердил Глеб.

— Все! — утвердил Тролль.

Они опустились на землю. Маг попытался зажечь огонек, но лишь слабая искра пробежала по его пальцам и пропала.

— Не могу, — сказал Коготь. — Все… Действительно все… Но как я их сделал, а!

— Ты молодец. — Тролль нащупал в темноте плечи товарища и осторожно обнял его.

— Без вас у меня ничего бы не получилось, — сказал маг.

В пещере было жарко и влажно, словно в бане. Темнота окружала друзей со всех сторон, но в ней уже не было зла. Поэтому, когда в гулкой тишине послышался далекий лязг и скрежет, они не встревожились, лишь крепче сжали в руках оружие.

Шум постепенно приближался. Бряцание металла, частый топот десятков ног и негромкий гул голосов.

— Варвары, — прошептал Тролль и поднялся на ноги. — Пора и мне взяться за работу.

Пещера осветилась неяркими пятнами факелов. Задвигались в тумане приземистые фигуры, похожие на призраков. Незваные гости изумленно оглядывали остывающее поле боя, наклонялись, подбирали еще горячие каменные чешуйки и негромко переговаривались. Из хода шахты появилась еще одна неясная фигура с факелом в руке, огляделась и пошла прямо на друзей. Тролль перехватил дубину поудобней.

— Погоди, — остановил товарища Глеб. Он узнал идущего к ним.

— Я был уверен, что ты справишься! — сказал, приближаясь, гном. Это был Свертль собственной персоной. Он почти не изменился с момента их встречи в гостинице «Медный единорог», лишь отрастил аккуратную мушкетерскую бородку, а в остальном был такой же: ухоженный, тщательно выбритый и причесанный. За его спиной утонул рукоятью в кожаном чехле массивный топор, и блестящее, покрытое тонкими линиями орнамента лезвие торчало над головой гнома, словно плоская тарелка спутниковой антенны.

— Все-таки не усидел дома?

Они пожали друг другу руки.

— Да. Не усидел… Хотел помочь тебе своими воинами, но не успел. Попали в шторм, и ты меня опередил. Но, я гляжу, ты и сам отлично справился.

— Не сам, — поправил его Глеб. — Только благодаря друзьям.

Свертль кинул быстрый взгляд на заинтригованного Когтя. Уважительно оглядел гороподобного Тролля, почти в три раза превосходившего ростом самого гнома, и сказал:

— Вы все здорово помогли мне. Но договаривался я только с одним человеком и поэтому я отблагодарю только его.

Неловкая пауза повисла в воздухе. Коготь ворочал головой, переводя чуть встревоженный взгляд с Глеба на Свертля, со Свертля вновь на Глеба, гадая, о чем же это они договаривались, какая будет плата? Тролль, спиной привалившись к стене, невозмутимо соскребал со своей дубины ошметки мяса и потрохов. Казалось, ему нет никакого дела до всего, что здесь сейчас происходит. Впрочем, так оно и было. Вдоволь намахавшись палицей, всласть навоевавшись с горгульями, великан сейчас отдыхал и ни о чем не думал.

— Дело сделано. Нам пора наверх, — нарушил молчание Глеб.

— Конечно. Я пойду с вами, — сказал Свертль.

— Но как же… — Глеб обвел руками пещеру. Гномы осветили ее факелами, воткнув их в стены, и разбрелись по огромному пространству подземной каверны. То в одном темном углу, то в другом сверкала сталь топора и, спустя мгновение, доносился тупой звук удара — приземистые силачи добивали ослепших беспомощных горгулий.

— Не волнуйся. Мои гномы прекрасно организованы. Не хуже, чем королевская охрана. Они сначала вычистят эту пещеру, а потом разойдутся небольшими отрядами по боковым ходам, уничтожая оставшихся тварей. А основную работу сделали вы…

— А как там варвары? — вмешался в разговор Тролль.

— Какие варвары? — не понял Свертль.

— Ну, как… — Великан слегка растерялся. — На поверхности… Вы что, их не встретили?

— А! — Гном развел руками. — Увы, мой друг, но у нас другие дороги. Не забывай — мы подгорный народ.

Глеб помрачнел.

— Это плохо, — сказал он. — Я надеялся, что вы их разогнали… Значит, у выхода нас поджидает еще один враг.

— Ерунда! — отмахнулся Коготь, лицо которого стала покидать нездоровая бледность. — Они уже давно разбрелись, посчитав нас мертвыми.

— Я знаю, что делать, — уверенно изрек Тролль. Он ловко выхватил из-за спины гнома топор с широким лезвием — тот даже возмутиться не успел — и быстрым шагом направился к телу мертвой матки, вздымающемуся горой над поверхностью озера. — Уж я им покажу каменную птицу!

— Эй! — крикнул вслед ему обозленный Свертль, но великан даже не оглянулся.

— Мне нравится твой непосредственный друг, — пробурчал гном, обращаясь к Глебу.

— Он почти животное, — примиряюще сказал Коготь, — что с него взять?

Тем временем Тролль залез в горячую воду, подошел к смердящей туше и двумя мощными ударами топора отделил уродливую голову матки от бесформенного тела.

Выбравшись из обмелевшего озера, он по-собачьи встряхнулся и вернулся к недоумевающим друзьям, волоча свой безобразный трофей.

— Спасибо, — сказал он гному и вернул топор. Свертль открыл было рот, чтобы вслух выразить свое возмущение столь бесцеремонным отношением к Властелину Подземного царства и его именному оружию, но искренность, прозвучавшая в благодарности Тролля, сбила его с мысли, и гном замер с отпавшей челюстью, забавно задрав клинышек бородки и пялясь на возвышающегося над ним исполина.

— Это наш пропуск. — Тролль с усилием поднял отрубленную голову на уровень своего лица и заглянул в ее бельма. От головы, похожей на мумифицировавшийся череп гидроцефала, несло вонью разлагающейся плоти. Из волдырей ожогов сочилась густая белесая жидкость. И такая злоба исходила от головы, уже мертвой, отделенной от тела, что, казалось — вот сейчас — она распахнет свои слепые глазищи, глянет свирепо, оскалит желтые клыки и вцепится, вгрызется в держащие ее руки.

— Ну, а если это не поможет, то у меня найдется пропуск получше. — Тролль опустил голову твари на землю и играючи взмахнул дубиной. — А топор у тебя неплохой, — признал великан, кивнув гному. Свертль вышел из оцепенения.

— Да? — немного растерянно вымолвил он. — Э-э… Я тоже так думаю…

— Вам не кажется, что последнее время мы слишком много болтаем? — спросил Коготь. Он выглядел уже гораздо лучше. С некоторым трудом он вытянул руку, сотворил короткое заклинание, и над его головой повис сгусток огня. Опершись на посох, маг поднялся и пошел к темнеющей неподалеку дыре хода.

— Не туда! — окрикнул его гном. — Это тупик. Выход на поверхность правее… Идите за мной…

8

Гном, два человека и тролль шли по пологому стволу шахты, направляясь к поверхности.

— Глеб, а сколько этот гном тебе обещал? Мне кажется, что он очень богат, — Коготь понизил голос, чтобы его не услышал ушедший вперед Свертль. — Делим поровну, да? На всех?

— Насчет денег мы с ним не договаривались, — сказал Глеб.

— И чем же он платит?

— Информацией.

— Что? — возмущенный до глубины души маг встал как вкопанный. — Информацией? Для тебя? А нам? Мне?… Нет, так не пойдет! Я им такие пещеры освободил, а они мне за это — дулю?!. — Коготь сорвался с места и бросился догонять Свертля. — Эй! Погоди! — прокричал он идущему впереди гному. — Поговорить надо!

Свертль остановился и повернулся. Встал и идущий за ним Тролль. Разогнавшийся Коготь со всего маху налетел на волосатую спину великана и чуть не упал.

— Накачаются стероидами! — раздраженно бросил он. — Легче перепрыгнуть, чем обойти!

— Ты потише, герой, — дружелюбно предупредил его Тролль.

— Потише! — передразнил его Коготь. — Ты хоть знаешь, что нас надули? Ты там дубиной своей махал, а денег тебе — вот! — Маг сложил кукиш и сунул его гиганту под нос.

Тролль вопрошающе глянул на подошедшего Глеба.

— Да, — подтвердил Глеб. — Мы договорились, что платой за освобождение шахт будет информация. Извините, что я вас не предупредил…

— А! — Тролль улыбнулся. — Никаких проблем. А я уж подумал, что ты…

— Как это — никаких проблем! — Маг замахал руками. — Ты, может, и привык на земле спать и корнями питаться, но я так не могу! Последние деньги мы извели в таверне и что теперь? Куда нам, значит, податься? Кому мы — безденежные — нужны? Ты меня, Глеб, не успокаивай! Подожди! Ты тут не при чем! Но вот… Гном! Как там тебя? Ваше племя славится богатством, так неужели ты способен вот так вот поступить с людьми, которые вернули вам миллионы?! Я понимаю, что ты договаривался! Но! Нет, ты послушай!..

Свертль невозмутимо внимал бурным излияниям Когтя.

— Хватит, — наконец, сказал он.

Разгоряченный маг замер, тяжело дыша.

— Успокойся, — сказал гном. — Давно я не слышал столько оскорблений разом… Ладно. Я заплачу и тебе, человек. Столь бурное красноречие достойно вознаграждения.

Свертль быстрым привычным движением выхватил из-за спины топор, и маг испугано шарахнулся в сторону, но гном, ухмыльнувшись, лишь ковырнул лезвием стену, отколов порядочный кусок горной породы. Ударившись о пол, камень развалился, и на его сколе блеснули зеленые искры. Орудуя топором, Свертль извлек из расколовшегося куска породы три больших полупрозрачных кристалла и протянул их магу.

— И что это за булыжники? — настороженно спросил Коготь.

— Если ты будешь торговаться с той же экспрессией, с какой только что кричал на меня, то денег, полученных за любой из этих «булыжников» хватит тебе на три месяца беззаботной жизни. Это изумруды. В этом году — большая редкость.

— Ты серьезно?..

Всю оставшуюся дорогу маг молчал и сосредоточенно вглядывался в каменные стены подземного хода.

9

Они миновали захламленную сортировочную.

Впереди показалась арка выхода. Потянуло свежестью зимнего воздуха, приятной, несмотря на сильный запах помета. Посветлело, и Коготь погасил свой магический светильник, щелкнув пальцами.

— Будем надеяться, что нас никто не ждет, — сказал Глеб.

Но их ждали…

Друзья вышли из пещеры и зажмурились на ярком солнце.

Пока они бродили в подземелье, мир успел потерять свою приглушенную осеннюю пестроту и за несколько часов стал черно-белым — стерилизованным. Всюду искрился свежевыпавший снег. Черными обелисками вздымались вверх скалы. Дальние вершины словно кто-то полил сметаной — и она растеклась по неровным склонам белыми рваными полосами, загустела пятнами. Редкие деревья, цепляющиеся за каменистую почву, растеряли всю листву, и лишь местами на голых ветвях трепыхались одинокие флажки бурых, скрученных морозом листочков. И только небо сияло пронзительной синевой над этим однотонным миром.

— Никого нет, — сказал Коготь.

И тут же увидел, как за ближайшим валуном шевельнулся, разваливаясь, сугроб, и из него поднялся человек, закутанный в волчьи шкуры. Он выпрямился в полный рост, стряхивая с плеч рыхлые комья снега, и гортанно выкрикнул незнакомое слово. Тотчас ожили окружающие скалы. Зашевелились камни, превращаясь в рослые крепкие фигуры, распались снежные завалы, выпуская на свободу вооруженных дикарей.

Глеб оглянулся. За считанные мгновения варвары окружили их со всех сторон. Они не потрясали оружием, не кричали. Просто, замкнув плотное кольцо, стояли и смотрели на Тролля. На его руки. На отрубленную голову горгульи. Они с благоговейным ужасом заглядывали в ее мертвые глаза. Трепеща от страха, разглядывали длинные кинжалы клыков. Содрогаясь, следили, как капает из пасти густая слизь. Сотни дикарей в шкурах, с разрисованными лицами, с татуированными щеками. Словно сомнамбулы, они все тесней смыкались вокруг победителей чудовища.

Тролль картинно размахнулся, шагнул, пригибаясь, словно в кегельбане, и швырнул голову монстра прямо в толпу варваров. Кольцо лопнуло. Круг разомкнулся. Панически толкаясь, дикари торопливо расступались и пропускали катящуюся неровными зигзагами голову.

— Сработало, — прошептал Глеб, и вся четверка дружно устремилась в образовавшийся живой коридор. Варвары провожали их кровожадными взглядами, но не смели остановить. Вдруг из толпы выдвинулся высокий человек в рысьей шкуре. Он преградил путь друзьям и властно вытянул перед собой руку. Грохочущее слово слетело с его губ, но Тролль был начеку и не дал дикарю договорить — великан коротко взмахнул дубиной, и череп мага-варвара лопнул, усеяв алыми каплями ближайший сугроб. Сохраняя величавость осанки, безжизненное тело медленно осело на снег.

— Два пропуска лучше, чем один, — пробурчал великан, закинув дубину на плечо и оглядываясь на оцепеневших дикарей. Встречаясь с ним взглядом, варвары быстро отводили глаза, и на их лицах читались растерянность, страх и смятение.

Вскоре орда дикарей осталась далеко позади.

— Вы что, идете к старому ущелью? — спросил Свертль, угадав направление, в котором Глеб повел свой маленький отряд.

— Да. Мы оттуда пришли.

— Но там же все давным-давно пришло в негодность. Даже подъемник не работает.

— Мы вскарабкались.

— Нет, туда мы не пойдем. Примите здесь вправо. Да, вон меж тех двух валунов. Только осторожно, не упадите.

Гном вывел друзей на неприметную тропку и возглавил процессию, показывая дорогу.

— Осторожней! — то и дело предостерегал он, оборачиваясь к товарищам. — Трещина!.. Здесь камень… Тише, дайте руку. Держитесь… Сюда не наступайте…

И все же, несмотря на его предупреждения, Тролль поскользнулся и упал.

— Главное не спешите! — Свертль попытался поднять великана и ему это почти удалось. — До чего же вы, люди, неловкие в горах.

— Возможно, ты не заметил, — огрызнулся Тролль, поднимаясь и отряхиваясь, — но я не человек.

— Он неловкий не только в горах, — сказал Коготь и тотчас сам споткнулся о камень и растянулся лицом вниз. Тролль довольно захохотал…

Они спускались все ниже и ниже, и вскоре оказались на дне знакомого ущелья.

— А здесь мы уже были, — отметил Коготь.

— Да. Теперь недалеко.

Снега здесь почти не было.

— Теперь я расскажу тебе все, что знаю, — сказал Свертль, обращаясь к Глебу. Он немного помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил:

— Я не могу сказать, где Епископ сейчас… — Услышав это имя, Коготь насторожился и подошел к гному поближе, внимательно прислушиваясь к разговору. — Последний раз мы виделись с ним лет тридцать назад — давно. Но уже тогда он был достаточно силен, чтобы уничтожить всю мою охрану. Что он и сделал с легкостью. Я же сумел скрыться. Я бежал в пещеры, в бесконечный подземный лабиринт. Но я знал, что Епископ будет искать меня вновь и вновь, не останавливаясь ни перед чем. Искать, чтобы убить. Лишь потому, что мне известно его настоящее имя… Спасая свою жизнь, я неоднократно пытался уничтожить его. Я посылал к нему своих лучших воинов, заманивал его в ловушки, нанимал профессиональных убийц, пытался отравить… Что только я не делал, но все бесполезно. Моя жизнь превратилась в сплошное бегство. Я не боялся его мести лишь за стенами Города и в глубинах своих шахт… Но теперь все меняется. Я знаю — он стал очень силен. Очень… Я чувствую, что вскоре ни Город, ни подземелье не защитят меня. Он становится всемогущим… Недавно на меня нападали проклятые духи земли. В моих владениях, на серебряных рудниках… Теперь даже Город не дает мне ощущения безопасности. И мне приходится бегать по Миру, я петляю, словно загнанный зверь, скрываюсь от преследования… Я бы хотел, чтобы ты избавил меня от этого бесконечного бегства, но, боюсь, уже никто не в силах победить Епископа… Я скажу тебе его имя, хотя не знаю, чем это поможет тебе. Его настоящая фамилия Лопес. Кортни Лопес.

— Ты уверен? — осторожно спросил Глеб. — Насколько я могу доверять этой информации?

— Ты не веришь мне? Хорошо, я расскажу, откуда я знаю его имя… Очень давно, в другом мире, в мире, созданном для общения, а не для драк, в мире, где люди в знак доверия называют друг-друга настоящими именами, я встретил человека. Мы долго разговаривали, и он рассказал мне о сражениях, о битвах, об оружии и магии, о вселенной, где правит сила. Он описал мне этот мир. Тогда еще мало кто посещал виртуальные вселенные, слишком силен был страх перед неизвестным, да и стоило это удовольствие недешево. И я хорошо запомнил рассказ того человека, и запомнил его имя. Его звали Кортни Дж. Лопес. Не могу сказать, что значит это «Дж.» — может — Джонатан, может — Джошуа, Джордж, может, еще как… Кортни Лопес, Епископ — он заманил меня в Мир и теперь всюду преследует…

Гном помрачнел, нахмурился.

— И вот еще, что… Епископ — не простой Двуживущий. Я не знаю, как это ему удается, но он не спит. Вообще. Никогда. Я неоднократно пытался застать его спящим, чтобы воспользоваться его беспомощностью, но… Я знаю, что такого просто не может быть, и, тем не менее, никто из моих людей не видел, как он спит. Он постоянно находится в Мире, и в этом всего лишь одна из его тайн…

Ущелье кончилось, и товарищи оказались на каменистой равнине предгорья. Далеко впереди торчали припорошенные снегом карликовые березки, похожие на безобразные растерзанные шары перекати-поля. День заканчивался, смеркалось. Путники торопились, они надеялись до наступления утра вернуться в деревню Серебряной бухты. Им всем требовался отдых.

 

Глава 11

Как только Глеб скрылся в толпе, ограбленный владелец магазинчика зло пробормотал:

— Чертов идиот! — и хлопнул себя по лбу. — В который раз на одну удочку попадаюсь. Ну, этот кретин еще пожалеет. — Он подошел к телефону, снял трубку, набрал номер.

— Ало! Ало! Мах Махыча можно?.. Спасибо, милая!

Он прокашлялся и, скребя по микрофону сухими потрескавшимися губами, тихо заговорил:

— Мах Махыч, здравствуйте. У меня проблема. Ограбили… Да-да. Опять. Пистолет и деньги… Все деньги, Мах Махыч. Посодействуйте, а уж за мной не заржавеет… Да, адрес знаю. И имя. Найдите его, век благодарен буду… Совсем распустилась шпана… Спасибо, Мах Махыч. Так когда ваш человек подойдет?.. Хорошо, через час жду… Спасибо. Заходите в любой день, как вам удобно будет… До свидания… И вам всего наилучшего.

Он осторожно опустил трубку на рычаг и облегченно вздохнул.

1

Поздно ночью они вернулись в селение.

Над бухтой висела яркая луна. Спокойную воду залива рассекала широкая серебристая полоса. Было очень тихо, и только море слегка шелестело прибоем, словно дышало во сне.

— Вы сейчас куда собираетесь? — шепотом, боясь потревожить покой ночи, спросил Свертль своих спутников.

— Наверное, в таверну, — так же тихо ответил за всех Глеб.

— Бесполезно. — Гном покачал головой. — Вам просто не откроют. Да и мест там сейчас нет. Видите? — Он показал на залив. Темными расплывчатыми громадами покачивались на воде два корабля со спущенными парусами.

— Мои, — гордо сказал Свертль. — Так что все номера в гостинице заняты. Но я приглашаю вас на борт. Свободная каюта, я уверен, отыщется. Согласны?

— А я туда влезу? — с сомнением спросил Тролль.

— Должен, — успокоил его гном.

Они прошли тихой спящей улочкой, направляясь к причалу. Скрипя досками, поднялись на настил. Внизу, меж толстых бревенчатых быков, плескалась серебрящаяся в лунном свете вода. Доски были скользкими, не то ото льда, не то из-за зеленой слизи, покрывающей их. Причал оказался неожиданно длинным — он протянулся далеко в море, и корабли, приближаясь, все вырастали и вырастали, пока не загородили крутыми бортами половину залива. Тяжелые цепи уходили в темную воду, удерживая заякоренные суда на месте. Перевернутыми маятниками покачивались кресты мачт.

— Эй! — негромко крикнул Свертль, и над бортом показалась голова вахтенного матроса. Он с изумлением оглядел Тролля, крякнул, выражая крайнюю степень растерянности, и только потом заметил гнома, почти потерявшегося на фоне мохнатого великана.

— Господин Свертль! — радостно вымолвила голова и исчезла. Через мгновение матрос появился полностью, одергивая на себе неказистую робу. Он вытянулся по стойке смирно и отрапортовал:

— Господин Свертль! За время моей вахты ничего не случилось!

— Ладно, ладно. — Гном поморщился. — Оставь свои армейские штучки. Лучше спусти нам мостик.

— Трап, господин Свертль, — поправил его матрос.

— Какая разница! Давай быстрей!

Матрос снова пропал из вида. Через минуту загремел, выдвигаясь, узкий деревянный трап, тяжело накренился и с грохотом упал к ногам гнома, крутым ненадежным мостиком перекинувшись через полосу холодной воды между качающимся бортом корабля и причалом.

— Поднимайтесь, — пригласил Свертль и ловко перебежал на корабль.

Вслед за ним на судно осторожно поднялись Коготь и Глеб.

Тролль в сомнении попробовал ногой ненадежный трап и покачал головой:

— Нет. Я купаться не хочу.

— Давай, не бойся, — подбодрил его маг.

— Ага, — сказал Тролль, — не бойся… Отойдите лучше.

Он размахнулся и забросил на корабль свою дубину. Затем отступил на шаг, качнулся вперед и одним гигантским прыжком преодолел трехметровое расстояние, отделяющее судно от причала. Он зацепился руками за высокой борт и, дергая в воздухе ногами, стал подтягиваться. Наблюдая это комичное зрелище, гном фыркнул. С трудом Тролль вскарабкался на палубу и, увидев улыбающихся друзей, сказал:

— Ничего смешного. Скажите спасибо, что я вашу посудину не опрокинул.

Гном провел их на тесный камбуз. Там, наслаждаясь расслабляющим теплом, друзья поужинали.

— Пойдемте, я покажу вам каюту, — сказал Свертль. — Уверен, она вам понравится.

Действительно, каюта пришлась по душе всем без исключения. Просторная, с высоким потолком, с кроватями, прикрученными к полу, хорошо натопленная, она казалась раем после голой холодной земли, на которой друзьям пришлось спать прошлой ночью.

— Располагайтесь, — сказал гном. — Отдыхайте спокойно. Здесь вам ничто не грозит. Это мой личный корабль, он круглосуточно охраняется.

Пожелав спокойной ночи, Свертль ушел. Глеб задвинул за ним дверной засов и с размаху бросился на кровать. Он блаженно поерзал на мягкой перине, устраиваясь поудобней, и закрыл глаза. Через минуту он уже спал. На соседней кровати сопел Коготь. Тролль, не доверяя мебели, стащил постель на пол и теперь мощно храпел, разметавшись во сне на добрые полкаюты.

За бортом корабля тихо плескалась вода, да иногда на палубе негромко перекликались вахтенные матросы.

2

Глеб проснулся днем. Яркие солнечные блики растеклись по стенам, искрились на круглых стеклах иллюминаторов, сверкали на металле.

По палубе грохотали тяжелые шаги. Там что-то звенело, бухало, скрипело и стучало. С улицы доносились неразборчивые голоса. Одни поближе, громкие — под самыми иллюминаторами, другие — приглушенные — вдали. Голоса невнятно переругивались, дружно ахали, спорили, командовали, гоготали, орали…

Глеб потянулся и встал. Смятое постельное белье беспорядочными грудами валялось на кроватях. Ни Тролля, ни Когтя в каюте не было.

Он нашел их на палубе.

Пока друзья спали, корабли подняли якоря и переместились ближе к берегу. Теперь они были пришвартованы к плавучему дебаркадеру. Широкие помосты объединили суда и дебаркадер в единое целое. Всюду — на палубах, на пристани, на берегу сновали десятки людей и гномов. Они тащили деревянные ящики, катили бочки, волокли перевязанные веревками холщовые тюки. Они сгружали на берег инструменты и строительные материалы, заносили на корабли руду, драгоценные камни, золото, уголь, геологические образцы из недр новых шахт, что-то еще.

Коготь стоял у борта и задумчиво смотрел на мельтешение вспотевших грузчиков. Глеб подошел к нему.

— Где Тролль? — спросил он.

Маг молча показал рукой.

Великан смешался с толпой. Он играючи подхватывал ящики, которые с трудом подтаскивали к нему несколько гномов, и зашвыривал их на палубу корабля. Его мускулистые руки двигались, словно поршни огромного механизма, и было видно, что несчастные гномы с трудом выдерживают бешеный темп работы, что они выдохлись, но гордость не позволяет им просить богатыря о передышке.

— Забавляется, — сказал Коготь.

— Ты что-то мрачный сегодня.

Маг отвернулся.

— Почему ты не сказал мне, что ищешь Епископа? — спросил он.

Глеб удивился:

— Разве?

— Да… Я всегда думал, что между друзьями не может быть тайн.

— Я и не скрывал. Просто ты не спрашивал.

— Ну и что. Ты должен был сразу сказать, кого ищешь.

— Но почему тебя так это задело? Ты его знаешь?

— Епископа знают все, — заявил Коготь. Он повернулся к Глебу и спросил: — Ты хочешь его убить?

— Да.

— Но как? Гном прав — Епископ очень силен.

— Почему тебя это так интересует?

— Потому что я не самоубийца! — взорвался маг. — Ты втянул меня в самую опасную авантюру, которую только можно выдумать, и я узнаю об этом совершенно случайно! Последним! От постороннего лица! Мне же ты ничего не говоришь, идешь куда-то, я волочусь следом за тобой, даже не подозревая, что направляюсь в ловушку!

— Но я не держу тебя, — Глеб растерялся. — Извини, я не думал…

— Но ты мог предупредить! Рассказать…

— Что ты на меня нападаешь? — возмутился Глеб. — Ты сам навязался ко мне в напарники. Сам следовал за мной, ни о чем не спрашивая…

— Я не спрашивал потому… Потому… — Маг махнул рукой и замолчал. Обиженно отвернувшись, он с показной сосредоточенностью стал следить за ходом погрузки-выгрузки. Глеб не знал, что сказать, и тоже молчал, разглядывая грузчиков.

К ним подошел Свертль. Он обвел рукой суету возле кораблей и торжественно объявил:

— Через полтора года на месте этой богом забытой деревушки будет стоять полноценное село. Мы построим здесь настоящий порт, кучу забегаловок для моряков, откроем новые торговые точки. Старые выработки в Драконьих Скалах истощаются, а здесь мы отроем десятки новых шахт, восстановим заброшенные старые… — Гном жадно разглядывал окрестности, словно уже видел городок своей мечты: с новыми домами, закусочными, с многолюдным базаром, с магистралями тянущихся дорог…

— Впрочем, я подошел вот по какому поводу, — прервал он любование. — Предлагаю вам наняться ко мне охранниками. Будете охранять мой караван. Товары, материалы и все прочее. Плачу я хорошо, в обиде не останетесь. Кроме того, мы пойдем в Город, уверен, вы направляетесь в ту же сторону. Чем зря топтать ноги, не лучше ли проехаться, имея крышу над головой, трехразовое питание и ежедневное жалование? Ну, как?

Глеб задумался.

— Что скажешь, Коготь? — спросил он. Обидевшийся маг лишь пожал плечами.

— Как долго пройдет караван? — поинтересовался Глеб.

— Дней пять по воде. Каботажно пройдем по морю, поднимемся по реке к озеру Пяти Голов, там потеряем день-два на перетаскивание груза. И дня четыре пройдем по суше. Итого, полторы-две недели.

— А от кого охранять?

— От сброда всякого, он лихих людей.

— Часто нападают?

— Когда как. Иногда за месяц пути никто даже и не покажется. Но всякое бывает, конечно. Недавно разорили у меня небольшой обоз. Всю охрану перебили, лошадей угнали, быков зарезали. Тюки распотрошили, но почти ничего не взяли. Так что дело это небезопасное, решайте…

— Я согласен, — сказал Глеб. — Остальные пусть думают сами. Уверен, Тролль не откажется.

— Из него выйдет отличный грузчик.

— Прежде всего он великолепный воин.

— Одно другому не мешает. Главное, что сила есть.

— Сколько платишь? — спросил гнома Коготь.

— Семь золотых в день. Сто золотых за каждое отбитое нападение. Плюс еда и кров.

— Восемь золотых, — сказал маг.

— Договорились! Кстати, с вашим великаном я уже переговорил. Он сказал, что пойдет за вами, куда бы вы не направились. Про деньги он даже не заикнулся… Значит, восемь золотых магу, семь золотых тебе, Глеб, и еда для тролля.

— Эй! — возмутился Коготь. — Ты как это считаешь?! По восемь золотых в день каждому!

— Шучу, я, — рассмеялся Свертль. — Шучу.

— С деньгами не шутят, — серьезно ответил маг.

— Через два часа отплываем, — довольно потирая руки, Свертль отошел.

— Мне кажется, что он все-таки нас надул, — задумчиво глядя вслед гному, сказал Коготь. — Я тут подумал… — Маг выдержал паузу, повернулся лицом к Глебу. — И решил, что все-таки пойду с тобой, Глеб. Ты мне нравишься. Уж не знаю почему, но нравишься. Возможно, своей странностью… Но, учти — с Епископом ты будешь драться без меня. Даже и не рассчитывай на мою помощь. Я буду держаться на безопасном расстоянии. Как можно дальше… Куда ты там собирался? К Потерянной Библиотеке? Идем вместе.

— Отлично! — ответил Глеб. Друзья улыбнулись друг другу и крепко пожали руки.

С дебаркадера на них смотрел довольный Тролль.

3

Погрузку закончили как раз к обеду.

Тролль, на этот раз доверившись деревянному трапу, поднялся на борт корабля, подошел к друзьям, стоящим на верхней палубе. Поделился, не скрывая своего детского восторга:

— Здорово! Они меня совсем не боятся. Я уж и отвык от этого. А силища-то у них какая! Вроде бы сами такие крохотные, а бочки ворочают, что и тебе, Глеб, не укатить.

— Это же гномы, — безразлично пожал плечами Коготь. — Ты что, никогда с ними раньше не сталкивался? Они же с детства начинают молотками стучать, да вагонетки толкать. Вон, значит, все какие квадратные… А сила — это пустое. Вот ты, вроде, такой могучий, мускулистый, а что толку? Правильно Свертль сказал, грузчик из тебя хороший выйдет. Вот и все, на что твоя сила сгодится.

— Ты поаккуратней, — возмутился Тролль, — а то мигом остужу в море. Посмотрим, чья возьмет.

— Грубо и некрасиво, — фыркнул Коготь. — Впрочем, что еще можно ожидать от грузчика?

— А что, Свертль действительно так сказал? — обратился Тролль к Глебу.

— Не то, что бы именно так… Но что-то в этом роде.

— Вот гад!

— Да он же похвалил тебя, — вступился Глеб за гнома. — У подгорного народа сила — высшая добродетель.

— Что хорошего может сделать народ, если ценит одну силу? — скривился маг.

— Ты несправедлив к ним. Гномы уважают мастерство ремесленников, сами они — лучшие в Мире кузнецы и оружейники. И магию знают.

— Земную, — брезгливо поморщился Коготь. — Самую низшую.

— Вещи, которые они делают, обычно зачарованы, — продолжал Глеб, не обращая внимания на скептицизм товарища, — и несут в себе Силу. Потому-то изделия гномов высоко ценятся.

— А уж заговоры предметов, это и вовсе детские игрушки. Даже Одноживущие ведьмы брезгуют этим заниматься.

— Как же он мне надоел! — вздохнул Тролль, отставил дубину, сгреб мага в охапку и поднял над головой, делая вид, что готов зашвырнуть товарища в пучину.

— Эй! — завопил Коготь, беспомощно дрыгая ногами в воздухе. — Поставь меня на место!

— Ладно, сноб! Не буду подмачивать твою репутацию. — Великан аккуратно опустил Когтя на палубу. — Но смотри, в следующий раз можешь оказаться в воде. Ты хоть плавать-то умеешь?

Надувшийся маг промолчал, игнорируя присутствие Тролля.

— Не умеешь, наверное, — решил гигант, не дождавшись ответа. — Но ты за свой посох цепляйся. Он у тебя деревянный, может, и выплывешь.

— Ладно, хватит, — сказал Глеб. — Вечно вы ругаетесь…

Гномы на берегу подбирали деревянные сходни, разбирали их на доски, заносили на корабли, укладывали штабелями на палубах. Развязывали отсыревшие канаты, сносили в трюмы. То тут, то там мелькал среди сородичей Свертль, на ходу отдавал приказы, и вновь куда-то исчезал, с тем, чтобы опять где-нибудь вынырнуть, проконтролировать, распорядиться…

— Ну, что, — сказал Глеб, разглядывая прощальную суету на берегу, — у нас есть еще несколько минут для того, чтобы сойти на землю, прогуляться. Кто со мной?

— Я только что оттуда, — сказал Тролль. — Пойду-ка лучше в камбуз. Говорят, у них здесь повар хороший. Поем, потом дождусь отплытия и сразу на боковую.

— А ты Коготь? Со мной?

Маг колебался лишь мгновение.

— А чего я там не видел?.. Пожалуй, я тоже ознакомлюсь с камбузом. А то живот что-то подводит.

— Ну, как знаете. Смотрите только, за обедом друг друга не проглотите.

Тролль усмехнулся:

— Костлявый он больно. Подавиться можно.

Коготь тоже не смолчал:

— А ты волосатый.

— Ну вот, опять началось, — пробормотал Глеб, расталкивая в стороны друзей, словно рефери сцепившихся в клинче боксеров.

Проводив товарищей к камбузу, он сошел на дебаркадер, спрыгнул с него на землю. Тотчас рядом возник неугомонный Свертль.

— Куда собрался?

— Просто пройдусь.

— Далеко не заходи. Скоро отчалим. Перед самым отплытием ударим в колокол.

— Я здесь буду. На виду.

Гном кивнул, обернулся и куда-то заторопился, перешел на бег. Глеб проводил его взглядом. Свертль взлетел на пристань, подбежал ко второму кораблю, заговорил с капитаном, перевесившимся через борт. Наблюдать за ними было неинтересно, и Глеб отвернулся.

Он медленно побрел вдоль полосы прибоя, незаметно для себя все дальше и дальше уходя от кораблей. Ковырял ногами зализанный волнами песок, наклонялся, поднимал витые спирали ракушек. Прикладывал к уху, слушал их ровный гул. И, с силой размахнувшись, зашвыривал назад в море.

Жалобно, тоскливо кричали розовые чайки. Вились над головой, словно стервятники.

«А здесь все и есть стервятники, — подумалось вдруг Глебу. — Каждый».

Большие черные валуны и скала, торчащая из-под воды, загородили корабли, заслонили собой суету на берегу, и Глеб сел, повернувшись лицом на восток, прикрыл глаза и подставил лицо солнцу. Ветер подхватывал мелкие брызги, играя, швырял их человеку в лицо, но Глеб оставался недвижим. Он чувствовал вкус соли на губах.

Горечь…

Он вдруг вспомнил, как боролся с морем в самом начале этой жизни. Как барахтался, выбиваясь из сил. Как море хотело убить его, но он все-таки выплыл, все же победил стихию, одержал верх.

И море выплюнуло его.

Побрезговало.

Вновь Глеб вспомнил гоблинов. Вспомнил Лес. Увидел Уота, живого, подвижного, любопытного. Влюбленную Лину… Шамана — почему же он такой огромный?..

Как давно все это было!

Море шипело, вороша гальку, набегая на песок, а Глебу казалось, что это шумит лес…

Когда вдалеке зазвенел колокол, Глеб поднялся, развернулся и пошел на запад. На закат. Туда, куда каждый вечер скатывается дневное светило. Туда, куда каждое утро отступает ночь.

«Почему, — подумал он, — я постоянно иду на запад?»

«…сгорел, наткнувшись на Солнце…»

«Неужели я действительно догоняю солнце?»..

Он вышел из-за скалы и увидел дорогу, деревню и таверну, стоящую на отшибе. Перелески и далекие горы, вершины которых словно вымазаны сметаной. Длинный помост причала, уходящий далеко в море — горизонт исчез, слился синевой с морем, и на мгновение Глебу показалось, что причал под странным углом уходит прямо в небо. Он сделал шаг, и потрясающая иллюзия тотчас исчезла.

Впереди были корабли и дебаркадер.

На палубе кто-то размахивал руками. Кричал, но что — не разобрать. Впрочем, и без слов было понятно, что его торопили.

Глеб перехватил копье и побежал к кораблям, все быстрей и быстрей. Песок летел из-под ног. Хрумкал обкатанный морем гравий. Хрустели, ломаясь, ракушки. Ветер швырял в лицо горькие брызги.

Через минуту он был на палубе корабля.

— Убрать трап! — прогремел недовольный голос с капитанского мостика. — Отдать концы!

Упали с рей паруса, громко захлопали, ловя свежий ветер, выгнулись. Закачалась палуба под ногами, и тотчас слегка закружилась голова.

Берег неохотно поплыл прочь.

4

Три дня прошло с того момента, как два двухмачтовых судна, глубоко осев под тяжестью груза, покинули Серебряную бухту.

Попутный ветер гнал корабли на запад. Слева по борту, в легкой туманной дымке, виднелись далекие вершины протяженного горного хребта, а справа расстилался безбрежный волнующийся океан. Было тихо и спокойно. Лишь чайки скрипучими визгами нарушали умиротворенность раннего вечера.

Глеб начинал скучать. За три дня морского путешествия не произошло ни одного значительного события. Только однажды далеко на севере показался гигантский морской змей. Свернувшись в кольца, он спокойно лежал на воде и не обращал абсолютно никакого внимания на корабли. Заметив интерес Глеба, капитан Рукх, одноглазый, со смоленой косичкой на затылке, сказал:

— В это время года они не нападают. Только если их ранить или сильно напугать. А вот по весне, бывает, бросаются на все, что проплывает мимо. Обовьется такой вот вокруг корабля, хвостом реи посшибает, зубами в борт вцепится и грызет дерево, грызет. Правда, шума они очень боятся. Не любят. Если как следует загреметь, закричать громко, то он все бросит и нырнет… Но может лишь еще больше разозлиться. Вот тогда его уже и громом не отгонишь. Страшный зверь!..

На борту каждый развлекался, как мог. Коготь показывал команде простенькие фокусы и обыгрывал желающих в карты. Впрочем, по мере роста выигранной магом суммы, желающих сыграть становилось все меньше. Тролль на спор мерился силой с двумя, тремя, четырьмя плечистыми приземистыми гномами. Он жонглировал бочками, перетягивал канат, рвал несколько карточных колод за раз, затягивал вокруг бицепса полосу сыромятной кожи и, сгибая руку, разрывал ее. Гномы с удовольствием смотрели представление, восхищались, аплодировали — они ценили и уважали физическую силу.

Глеб же каждое утро начинал с изнурительной трехчасовой зарядки на верхней палубе. Сначала он тщательно разминал суставы и позвоночник, растягивал мышцы и связки. Разогревшись, приступал к скоростной части тренировки. Однообразные, доведенные до автоматизма отточенные движения выполнялись все быстрей и быстрей, с нарастающим темпом, до тех пор, пока не начинал гудеть рассекаемый конечностями воздух. Особое внимание Глеб уделял скорости перемещения. «При работе с копьем, — объяснял ему раньше Уот, — необходимо уметь правильно и быстро перемещаться. Только используя верную технику передвижений можно заблокировать древком копья любой удар меча и только так можно пробить копьем любые доспехи. Сила удара всегда исходит из ног, позвоночник направляет и усиливает ее, а руки лишь передают энергию оружию. Это нельзя понять, это надо прочувствовать…»

Медлительные из-за своей конституции гномы приходили на его тренировки и подолгу наблюдали, как он отрабатывает молниеносные замысловатые финты, восторженно ахая и делясь впечатлениями. Приходил с ними и Тролль. Он скептически следил за упражнениями Глеба, но было заметно, что иногда он сам пытается повторить и запомнить некоторые головоломные движения из разряда тех, что попроще. Однажды великан не выдержал:

— Ерунда все это! — сказал он. — Быстрая муха кусает не больно.

Глеб остановился и улыбнулся:

— Хочешь попробовать?

Тролль замялся. Возбужденно загудели гномы, захлопали в ладоши, и великан был вынужден согласиться.

— Зашибу ведь, — сказал он, словно заранее просил прощения.

— Попробуй.

Тролль поднял свою неказистую палицу и легонько, так, чтобы лишь покалечить, но не убить, махнул ею, подсекая противнику ноги. Глеб отпрыгнул, шагнул в сторону и древком звонко хлестнул великана по ягодице. Зрители заржали.

— Ну, ладно… — Тролль прищурился и перехватил дубину двумя руками.

Соперники закружили на месте. Гномы затаили дыхание. Это больше не походило на учебный бой.

Тролль крякнул, вздымая дубину вверх, уже этим восходящим движением пытаясь подцепить противника, и затем нанес скользящий обманный удар. Глеб откачнулся, сделал быстрое танцевальное па ногами, скрутился корпусом и оказался позади великана.

— Я здесь, — крикнул он и ткнул тупой стороной копья Тролля в поясницу.

Гигант зарычал и развернулся, дубиной описав полукруг. Глеб пригнулся, быстрым текучим движением вновь перекинулся за широкую спину великана. Тролль растеряно закрутил головой, пытаясь понять, куда делся противник.

— Сзади, — подсказали из толпы.

Тролль обернулся. Глеб спокойно стоял, опираясь на копье, и иронично смотрел на неуклюжего силача. Взревев, великан занес дубину над головой, и тут его живая мишень превратилась в размытый скоростью вихрь — Глеб выпрыгнул высоко вверх, ткнул спарринг-партнера древком в локтевой нерв, парализовав руку, крутанул копье, молниеносно наметил еще пару ударов, шаркнул наконечником по животу, описал в воздухе вычурную фигуру, пожалуй, на порядок сложнее тех волшебных рун, что рисовал посохом Коготь, и приземлился на палубу. Тяжелая дубина вывалилась из онемевшей руки Тролля и ударила его по ступне. Медленно опустились на доски срезанные наконечником копья шерстинки. Растерянный великан проследил их неохотное падение.

— Рука, глаз, горло, живот, пах, — сказал Глеб. Восхищенные гномы зааплодировали. Тролль, охнув, схватился за отбитую ступню и опустился на палубу.

— Великолепно! — подошедший Коготь хлопнул победителя по плечу. — Теперь я имею представление, как ты уничтожил банду Медведя.

Опираясь на дубину, поднялся на ноги Тролль.

— Я был не прав, — признал он. — Научишь меня таким трюкам?

— Если будет желание, то конечно, — Глеб улыбнулся.

После этого показательного выступления гномы и люди из команды стали с большим почтением относится к Глебу…

Закончив тренировку, Глеб окатывал себя ведром ледяной воды и бежал на камбуз — завтракать.

Кормили на корабле словно на убой. Кок, которого все называли Поваром, что его неимоверно бесило, любил и сам поесть, и других покормить. Еда была его единственным божеством, чревоугодничество являлось для него святым ритуалом, и кок успешно обращал членов корабельной команды в свою веру. Он действительно был великим поваром. Готовить плохо было для него подобно святотатству. И поэтому вся команда страдала от обжорства.

Завтракал Глеб не торопясь. Он старался не переедать, но пытался попробовать все, что наготовил кок.

День и вечер незаметно проходили в пустых разговорах…

Вот и сейчас заканчивался ничем очередной бестолковый день. Солнце медленно клонилось к горизонту.

Из рубки на капитанский мостик вышел Рукх и стал разглядывать окружающий океан. Глеб поднялся к капитану и задал давно мучающий его вопрос:

— Послушайте, капитан, а что там дальше на севере? Вы никогда туда не заплывали?

Рукх хмуро посмотрел на Глеба — он не терпел присутствия посторонних на капитанском мостике — и сердито ответил:

— Нет там ничего… — Он немного помолчал, затем продолжил совсем другим — подобревшим — тоном: — Когда я был мальчишкой, и оба моих глаза находились на своих местах, я надумал отправиться за горизонт. У моего отца тогда была яхта — небольшая старая посудина с треугольным парусом на кривой мачте, и я решил воспользоваться этим корытом. Отец говорил мне, что там, на севере, ничего нет, но я не верил. Молодость непоседлива, она всегда хочет проверить все на своей шкуре, не доверяя мудрой зрелости. И я, дождавшись, когда ветер задул в нужную мне сторону, убежал из дома, отвязал яхту и уплыл. Всего через день пути, судно словно уткнулась в незримую стену. Волны проходили сквозь нее, катились дальше к горизонту, но яхта встала, как уперлась, хотя паруса были полны ветра… Когда я вернулся, мне здорово попало. Это я помню очень хорошо. У отца была тяжелая рука… Да… Многие пытались пересечь ту невидимую границу, что остановила меня, но я никогда не слышал, чтобы кому-нибудь удалось это сделать. Говорят, она опоясывает весь наш мир. Интересно все же, что скрывается за ней? Куда попадет человек, если как-то сможет ее преодолеть?.. — Рукх задумался, погрузившись в воспоминания, тряхнул головой, и вновь его голос стал привычно сердитым: — Спустились бы вы на палубу. Капитанский мостик не предназначен для охранников. Иначе он не назывался бы капитанским. И смотрите в оба — мы входим в опасную зону, здесь полно пиратов. — Сурово глянув на Глеба, капитан скрылся в рубке.

Глеб осмотрелся. Спокойное море было чисто. Внизу, на корме, притулился Коготь, закутанный в непроницаемый для ветра плащ. Маг сидел на деревянной табуретке, вытащенной, несомненно, с камбуза — только там часть стульев не была прикреплена к полу — и задумчиво рассматривал тонущий в волнах красный диск солнца. Глеб спустился к товарищу.

Коготь поднял голову, тоскливо посмотрел на друга и сказал:

— Надоело… Все плывем, плывем… Ничего не происходит… Такого здесь не должно быть. Это в настоящем мире мы постоянно ждем. Чего-то. Хоть чего. Все ждем, ждем, а жизнь в это время проходит мимо. Ждем, а потом торопимся куда-то, бежим, пытаемся догнать… Это безумие: сначала ожидание, а потом гонка со временем… — Коготь надолго замолчал, и Глеб уже подумал было, что маг задремал, как тот встрепенулся и продолжил: — Здесь все не так… Идешь ли ты, стоишь ли на месте, жизнь всегда впутает тебя в очередную авантюру… Это словно комикс, слайд-шоу — вчера ты воевал с горгульями, а сегодня уже плывешь по морю… События наслаиваются, и ты уже не помнишь, что случилось месяц назад… И никто не знает, что ожидает его в будущем. Никто не загадывает вперед, потому что это бесполезно. Что ни планируй, а случится нечто, и все твои планы пойдут к чертям…

Глеб перегнулся через борт и долго смотрел в бегущую внизу свинцовую воду.

За кораблем оставалась полоса пенящихся бурунов. Она протянулась далеко назад, и отставшее второе судно шло, держась этой узкой белой дорожки, пролегшей среди вздымающихся волн. Точно след в след за ведомым…

— Что это там? — Голос Когтя прервал его сосредоточенное созерцание. Маг показывал на далекий гористый берег по левому борту. Три точки отделились от скал и двигались наперерез морскому каравану. Глеб всмотрелся. Точки быстро приближались, росли…

— Корабли, — сказал Коготь.

Это действительно были три небольших одномачтовых судна. Они шли гораздо быстрей тяжело нагруженного торгового каравана, и на мачтах у них развевались черные лоскуты флагов.

— Пираты! — крикнул Глеб.

— Пираты!!! — подхватил вахтенный матрос, выбежав из рубки, и тревожно зазвенел, задребезжал медный колокол. По палубе затопали десятки ног. Из кают, из трюма выбегали люди и гномы, на ходу надевая кожаные доспехи, залезая в кольчуги, проверяя лязгающее оружие. Над вечерним морем разнеслись первые зычные команды. На капитанский мостик вновь вышел одноглазый Рукх. Он быстро оценил обстановку и оглушительно заревел, перекрыв своим богатырским голосом прочие звуки:

— Поднять все паруса!!!

На реи взлетели матросы. Разворачиваясь, упали полотнища дополнительных парусов, хлопнули, подхватывая ветер, и корабль зарылся носом в воду, набирая скорость, но, все равно, и в полной оснастке он шел недостаточно быстро, чтобы опередить несущиеся на перехват легкие пиратские суда.

Из своей каюты вылез Свертль. Быстро осмотрелся. Помахивая огромным топором, подошел к друзьям.

— Пришло время показать, что я не зря плачу вам деньги, — сказал он, и побежал по палубе, выкрикивая отрывистые команды.

К левому борту выдвинулись арбалетчики. Они опустились на одно колено и нацелили заряженные массивными болтами орудия в сторону приближающихся пиратов. Прикрывшись плоскими прямоугольными щитами, во вторую линию выстроились гномы, вооруженные боевыми молотами и топорами — своим излюбленным оружием. За ними беспорядочно толпились матросы с кинжалами, кухонными ножами, с пожарными топориками, баграми и дубинами. Откуда-то появился заспанный Тролль. Зевнув, прорычал громко:

— Наконец-то! — и вклинился в толпу почтительно расступившихся моряков.

Глеб обернулся. Второй корабль отстал еще больше, там, суетясь, бегали гномы, лазили по реям матросы, раздавались команды. Первый удар должен был прийтись на головное судно, на корабль капитана Рукха, на их корабль.

— Эй, капитан! — прокричал с палубы Свертль. — Как у нас дела?!

— Не успеем! — рявкнул Рукх. — Придется драться!

— Сколько до устья?!

— Совсем ничего! Час ходу!

— А может?..

— И так идем полным ходом! Никак не успеем!

Пиратские корабли приближались. Они выравнивали курс, подстраиваясь к направлению движения торговой флотилии. На палубах этих неказистых, но проворных посудин толпились оборванцы, вооруженные кривыми саблями и круглыми деревянными щитами, поверхность которых была утыкана ржавыми шипами. Дико крича, пираты потрясали в воздухе оружием и размахивали абордажными крюками.

— Не успеваем! — пожаловался Свертль Глебу. — Всего через час будет устье реки, а там стоит наш форт с десятком боевых судов наготове. Если бы дотянуть…

Коготь задумчиво разглядывал пиратские парусники.

— Я знаю, что делать, — сказал он. Гном с надеждой глянул на него, живо пообещал:

— Даю сто пятьдесят золотых, если ты действительно поможешь.

— Каждому, — уточнил маг.

— Конечно. Вам троим.

— Я попытаюсь… Это довольно тяжело, но… Сколько у нас еще времени?

— Минуты через три они возьмут нас на абордаж.

— Хорошо… — Маг задумался, шевеля губами, проговаривая про себя некие еще неясные ему заклинания.

Щелкнули арбалеты, осыпав ближайший пиратский корабль тяжелыми короткими стрелами. Толпящийся на его палубе сброд разразился воплями. Два мертвых тела упали за борт. Разъяренные пираты раздались в стороны, выпустив десяток своих лучников. Прогудели тетивой луки, и легкие оперенные стрелы устремились к торговому кораблю. Захрипел один из матросов — стрела пробила ему горло.

Арбалетчики тут же отступили за линию гномов и, укрывшись за сомкнувшимися щитами, стали перезаряжать оружие. Короткие луки пиратов не требовали перезарядки — и стрелы летели без перерыва, впрочем, они были слишком легки и, не причиняя вреда, отскакивали даже от плотных кожаных курток.

Один из пиратов раскрутил над головой веревку с абордажным крюком на конце и швырнул ее в сторону торгового судна. Крюк упал в воду, не долетев пары метров до борта. В тот же миг гномы разомкнули щиты, арбалетчики встали в полный рост и залпом выстрелили в атакующий корабль. Пират тяжело свалился в воду.

— Поторопись! — предупредил Глеб мага.

— Готово! — Коготь выпрямился, не обращая внимания на сыплющиеся стрелы, и принялся размахивать посохом, выкрикивая странные, вроде бы понятные, но какие-то рваные слова.

Глеб увидел, как почти исчезнувшее за горизонтом солнце вдруг вспучилось, приподнялось, замерло, и от его пламенеющего края отделились три тонких луча. Пылающими струнами они протянулись над морем, вонзились в пиратские корабли, натянулись и лопнули, рассыпавшись на мириады мельчайших искр. Солнце рухнуло за горизонт, и там, где оно только что находилось, вспыхнуло ярчайшее зеленоватое свечение, а вместе с ним вспыхнули и разбойничьи суда. Пламя в одно мгновение слизнуло паруса, охватило палубу, обглодало борта и надстройки. Мачты превратились в горящие факелы, из трюмов вырвались безумствующие протуберанцы. Обожженные пираты горохом посыпались в воду, спасаясь от всепожирающего огня. За считанные секунды парусники обуглились, почернели и развалились. Бой закончился, не успев начаться. В ледяной воде плавало несколько сотен людей, цепляющихся за деревянные обломки. Они тщетно пытались спастись, но холод делал свое дело — головы молящих о пощаде пиратов уходили под воду и больше не показывались. Океан, кормящий этот сброд, теперь сам поглощал их.

Свертль и капитан Рукх сурово смотрели на гибель морских разбойников.

— Это были хорошие моряки, — тихо сказал Рукх и опустил голову, когда место крушения осталось далеко за кормой.

Повелитель гномов подошел к друзьям.

— Ты оказал мне большую услугу, — обратился он к обессилевшему Когтю. — И преподал урок. Пожалуй, теперь я буду нанимать в охрану одного-двух магов.

— Услуги хорошего мага стоят недешево, — с трудом выговорил Коготь. Он словно постарел лет на десять. — Мне надо отдохнуть… Но как я их сделал! — через силу улыбнулся маг и потерял сознание. Глеб едва успел его подхватить.

— Лево руля! — прокричали с капитанского мостика. — Устье!

5

— Комендант форта уже знает, что ты сжег корабли пиратов, и хочет тебя видеть, — сказал Свертль, заходя в каюту к друзьям.

Коготь, закрыв глаза, полусидел-полулежал на койке, опираясь спиной на стенку. На животе у него стояла глиняная кружка. Окунув в нее длинную соломинку, маг потягивал холодное пиво, которым на радостях угостил его Повар.

— Я тоже иду. Собирайся, — поторопил Свертль.

Коготь не отреагировал на слова гнома, только на мгновение чуть приоткрыл один глаз.

Рядом Глеб и Тролль увлеченно играли в шашки.

— Дамка, — сказал Глеб. — И еще одна будет через ход.

Тролль хмыкнул, почесал переносицу.

— Ладно, давай сначала.

— Признаешь поражение?

— Да.

— Счет уже шесть — один.

— Я помню.

— Не надоело проигрывать?

— Тебе просто везет.

— Ну еще бы. Ведь это русская игра.

Свертль потоптался на пороге. Спросил раздраженно:

— Так ты идешь?

— Зачем? — равнодушно спросил Коготь, не вынимая соломинки изо рта, продолжая перекачивать пиво из кружки в свое брюхо. — Мне и здесь неплохо.

— Там будет хорошее угощение, — гном сменил тактику.

— Да? — слегка заинтересовался Коготь, но глаз так и не открыл.

— Надолго мы здесь задержимся? — спросил Глеб у Свертля, вновь расставляя шашки на клетчатой доске.

— Еще на пару часов. Надо доложиться коменданту. Возможно, он надумает проверить корабли, посмотреть трюмы. Но вряд ли. Все-таки это мои суда… И еще надо будет взять лоцмана.

— Пару часов? — Глеб зевнул. — Скукота!

— Один я не пойду, — заявил Коготь. — Только с друзьями.

— Ну хорошо, — согласился Свертль. — Но давайте быстрее. Собирайтесь пока, а я через минуту за вами зайду. — Гном вышел, оставив дверь открытой.

— Успеем еще партию сыграть? — спросил Тролль.

— Ладно вам ерундой заниматься, — Коготь выбросил соломинку, взял кружку в руки, осушил ее в два глотка и поднялся. — Давайте собираться.

— А чего собираться-то? — Тролль пожал плечами — Вечерних туалетов у нас нет.

— Причешись хотя бы.

— Может, мне еще побриться?

— Не помешает.

— Доиграем в пути, — Глеб тоже встал, — время у нас будет. А пока пойдем, глянем на форт.

Друзья вышли на палубу.

Было холодно. Солнце уже давно спряталось, но было довольно светло. На севере всегда так — полгода проходит в потемках, зато потом стоят белые ночи.

Корабли Свертля покачивались на мелких частых волнах, желтых от выносимой рекой мути. Устье здесь было так широко, что невозможно было сказать, где кончается река и начинается море. Впереди виделся форт — небольшой аккуратный замок, прилепившийся к скале. Деревянные пристройки, каменная башня маяка рядом. Укрепления на подступах к замку. Многочисленные причалы и мостики, уходящие в залив. И целая флотилия пришвартованных разномастных судов. А за кораблями протянулась поперек реки длинная толстая цепь на поплавках-бочках…

— Да, — хмыкнул Коготь. — Так просто здесь не прорвешься.

Со стороны форта, от его причалов, плыла, направляясь к торговому каравану, широкая многовесельная лодка.

— Это за нами, — сказал Свертль, бесшумно возникнув за спинами товарищей. Рядом с гномом стоял одноглазый капитан Рукх: принарядившийся, сменивший повязку на пустой глазнице, с дымящейся трубкой в углу рта — настоящий морской волк. Он тоже собрался на берег.

— А откуда комендант узнал, что я поджег пиратов? — спросил Коготь.

— Мы сообщили.

— Каким образом? Неужели здесь есть радио?

— Зачем же так сложно? У моряков свой язык общения. Любой вахтенный матрос способен передать сообщение на берег своему коллеге. Естественно, в условиях видимости.

— Семафорная азбука, — догадался Глеб.

— Руками, что ли, машет? — спросил Коготь.

— Ну, можно и так сказать.

— А если туман?

— Тогда приходиться кричать, — присоединился к разговору Рукх и, наглядно иллюстрируя свое высказывание, вдруг заорал во всю глотку:

— Там, на шлюпке!!! К правому борту давай!!! К правому!!!

— …онял …ас… — донеслось издалека.

Лодка постепенно приближалась. Уже можно было разобрать, что в ней находятся не только гребцы, но и несколько вооруженных человек.

— Они здесь всегда так встречают гостей? — спросил Коготь. — С мечами и арбалетами.

— Что делать, места здесь опасные.

Вскоре шлюпка приткнулась к правому борту судна. С корабля сбросили несколько концов, и гребцы в лодке, оставив весла, подхватили болтающиеся веревки, натянули, удерживая шлюпку на месте.

— Я первый, учитесь, — сказал Свертль и, схватившись за свисающий канат, перелез через борт и ловко скользнул в лодку.

— Теперь вы, — распорядился одноглазый капитан и подтолкнул Глеба в спину.

Глеб, повторив трюк гнома, оказался в шлюпке. Следом спустился Коготь. А потом случился небольшой казус. Когда над бортом появилась взлохмаченная клыкастая морда Тролля, гребцы, не готовые к такому повороту событий, испугались до полусмерти и едва не попрыгали в ледяную воду. Вооруженный эскорт вскинул оружие. Кто-то с перепугу даже выстрелил из арбалета, чудом не зацепив великана.

— Это свой! — крикнул Глеб.

— Наш это, наш, — подтвердил Коготь.

— Не стреляйте, он с нами, — остановил воинов Свертль.

Люди в лодке, вроде бы, немного успокоились.

А Тролль, словно ничего не заметив, внимательно, сверху вниз, посмотрел на ненадежную посудину, оценил ее вместимость, повел плечами и заявил:

— Езжайте-ка без меня!

— Ты чего это? — спросил Коготь из лодки. — Испугался?

— Не путай страх и разумную осторожность.

— Да ладно тебе! Прыгай!

— Нет. Пожалуй, я останусь здесь.

— Опаздываем! — поторопил Свертль. — Решайте быстрей!

— А чего решать? Я не еду.

— Уступи тогда место, — сказал Рукх, пытаясь отодвинуть великана в сторону.

— Я вас здесь подожду, — сказал Тролль и отошел от борта. Напряженные гребцы дружно выдохнули.

По свисающему канату в шлюпку спустился одноглазый капитан.

— У нас все на месте, — сказал Свертль.

Гребцы взялись за весла, оттолкнулись от корабля. И заскрипели, застучали уключины. Захлюпали, зашлепали о борта лодки частые волны.

Глеб смотрел вперед, на медленно приближающиеся причалы, на маяк, на стены форта, на укрепления, на корабли. Коготь, сидящий на банке, зевал, клевал носом и всем своим видом показывал, насколько же ему скучно. Свертль хмурился, о чем-то размышляя, ни на что вокруг не обращая внимания. Капитан Рукх, устроившийся на носу, неотрывно следил за своим удаляющимся кораблем. Через несколько минут, когда маленькая торговая флотилия осталась далеко позади, капитан заметил нечто, неимоверно его возмутившее, привстал, гневно сощурил свой единственный глаз и пробормотал, махнув рукой так, словно отгонял муху:

— Куда забрался? Пшел оттуда!

Глеб обернулся, гадая, что же такое могло вывести обычно уравновешенного капитана из себя, и едва не рассмеялся.

На капитанском мостике стоял Тролль. Он занял законное место Рукха, и капитан, увидев это, приревновал к великану свой корабль.

6

Комендант форта оказался весьма приятным человеком.

На вид ему было чуть больше тридцати лет. Он был улыбчив и опрятен. И с первого же взгляда располагал к себе…

Когда шлюпка причалила, оказалось, что комендант лично вышел встречать своих гостей. Он протянул руку и помог выбраться на берег коротконогому Свертлю.

— Рад видеть вас, господин, — с легким поклоном сказал он Властелину Подземного царства. Сказал почтительно, но без подобострастия.

— Взаимно, — ответил гном.

— Давно вас не было видно в наших краях.

— Но вот я здесь.

— И не один. С товарищами.

— Да. — Свертль спохватился и представил присутствующих: — Это Огненный Коготь, великолепный маг, который сегодня с помощью своего мастерства уничтожил три корабля морских разбойников.

— Мне уже сообщили об этом.

— Это Глеб, мой старый знакомый. Он тоже оказал мне большую услугу… Это Рукх, мой капитан.

— С капитаном мы знакомы. Неоднократно встречались… А сейчас прошу ко мне.

Комендант не представился сам, возможно не посчитал нужным, но, скорее всего, у него просто не было имени, только должность. Глеб знал, что такое довольно часто встречается среди Одноживущих.

Шлюпка, что доставила их на берег, тем временем куда-то незаметно исчезла вместе со всеми гребцами. Только молчаливые воины, сопровождающие гостей, застыли позади, ожидая приказаний от своего начальника.

— Мы бы хотели как можно скорей продолжить плавание, — сказал Свертль.

— Куда вам торопиться, господин? — Комендант небрежным взмахом руки отпустил своих бойцов, и те, так и не проронив ни единого слова, разошлись в стороны и тут же растворились в серой ночи, затерялись среди кораблей, помостов, причалов, торчащих столбов, среди перевернутых, вытащенных на берег лодок, среди канатов, сваленных в бухты…

— Ночью по реке двигаться опасно, несмотря на то, что сейчас достаточно светло. Оставайтесь до утра.

— И еще нам нужен лоцман.

— Это обязательно. Но об этом потом. Прошу за мной.

Комендант направился к деревянной лестнице, что круто поднималась к вершине утеса, туда, где стоял каменный замок.

Они прошли мимо причалов. Приблизились к утесу. Перед самой лестницей их окрикнули:

— Стой! Кто? — Из небольшой будки, слившейся со скалой, выскользнул охранник. В руках у него было странное неудобное копье, больше похожее на китобойный гарпун, чем на боевое оружие.

— Это я, — сказал комендант, но боец уже узнал начальника и вытянулся в струнку, салютуя своей неуклюжей пикой.

Вблизи лестница казалась еще круче и страшней, чем на отдалении. Она уходила вверх почти вертикально, каким-то непонятным образом прилепившись к отвесной стене. Глеб задрал голову. Отсюда замок не был виден.

— Нам обязательно надо туда лезть? — спросил Коготь, наблюдая, как комендант начал подъем, цепляясь за шаткое ограждение перил.

— Да, — сказал Свертль.

Маг вздохнул:

— Лучше б я остался с Троллем на корабле.

Капитан Рукх громко фыркнул в ответ на это высказывание. Возможно, он таким образом выразил презрение к человеку, боящемуся высоты, но, вероятней, он просто представил на капитанском мостике две фигуры — Тролля и Когтя — и не смог сдержать возмущения.

— Надеюсь, угощение того стоит, — пробормотал Коготь, опасливо глядя вверх.

Свертль уже карабкался вслед за комендантом, и Глеб, не раздумывая больше, ступил на перекладины лестницы. Через минуту за ним последовал не прекращающий ворчать Коготь. Последним поднимался Рукх…

Запыхавшиеся товарищи выползли на вершину. С трудом отдышались, утерли пот. Только капитан Рукх, привыкший карабкаться по реям с ловкостью обезьяны, был свеж, как огурчик.

— Неужели нельзя было какой-нибудь лифт придумать? — с трудом проговорил сквозь одышку Коготь.

— Подъемник? — спросил комендант. Он, как и Рукх, нисколько не устал. — У нас есть подъемник. Но он на другой стороне скалы. Я подумал, что лестницей быстрей получится.

Маг только хмыкнул, не сумев найти подходящих слов…

Наверху было ветрено и неуютно, но зато отсюда открывался великолепный вид. Видно было все на десятки километров вокруг: и море, и залив, и само устье, и нанесенные течением островки, и река, текущая с юга, и горы по ее берегам… Глеб посмотрел в сторону, где должны были находиться стоящие на якорях корабли Свертля. И увидел их. На просторе бухты суда выглядели ничтожными скорлупками… Комендант выждал какое-то время, понимая восторг гостей, затем сказал:

— Если хотите, то можно подняться на маяк. Там выше и вид еще лучше.

— Нет, — замотал головой Коготь. — Куда уж лучше!

— Мы пришли не за тем, чтобы любоваться окружающими красотами, — сказал Свертль.

— Конечно, — легко согласился комендант. — Тогда поспешим в крепость…

Небольшой аккуратный замок казался неотъемлемой частью скалы. Он будто бы в один день вылез здесь на поверхность, пробился сквозь гранит, проклюнулся на самом краю обрыва, при этом едва не свалившись вниз, но оставшиеся в глубине корни удержали его от падения. Так вырастает опенок на срезе трухлявого пня. Так гриб чага намертво сживается с березой. Не было заметно ни фундамента, ни малейших признаков того, что стены эти были когда-то кем-то сложены из камня — просто монолит скалы вдруг поднимался вверх, причудливо вспучивался, формируя крепостные стены со всеми башенками, зубцами, бойницами. И нигде ни единой трещинки, щелки, никаких признаков строительного раствора. Здесь все выстроила сама природа. А людям только и оставалось, что пробить дверные и оконные проемы, застеклить их, забрать решетками, навесить ставни и ворота, увенчать каждую башенку острой крышей-шапочкой с флюгером на макушке…

В воротах стояли два охранника. Они отсалютовали коменданту и его гостям. И вновь Глеб подивился странному тяжелому оружию, похожему на гарпуны.

Затем был длинный коридор, освещенный вереницей факелов. Бойницы, из которых тянуло сырым сквозняком. Темные дыры боковых ходов, откуда — Глеб бы не удивился — вполне могли вынырнуть знакомые горгульи. Череда одинаковых дверей, широко распахивающихся, стоило коменданту легко коснуться их ладонью, и с грохотом захлопывающихся, когда через них проходил последний человек.

И, наконец, зала. Не очень большая, скорее даже тесная. Серые стены, низкие потолки. Но шагнув в эту комнату, Коготь по-обыкновению зевнул, да так и застыл с открытым ртом. На широком столе, покрытом синим сукном, стояла разнообразная снедь. Но не еда поразила мага — видел он и не такое. Его повергла в изумление утварь — подносы, тарелки, миски, кубки, бутыли, ложки, вилки, ножи… Все это нестерпимо блистало, сияло, играло, отражая свет многочисленных факелов. Кругом было сплошное золото.

— От-т… откуда? — Коготь даже стал заикаться.

— Что? — не понял комендант.

— Столько золота.

— С арестованных кораблей.

— Пиратских?

— Со всяких. Это конфискованное золото. Похищенное, контрабандное, фальшивое… Впрочем, здесь фальшивого нет.

— А разве оно не должно храниться на складе? — спросил Свертль, с профессиональным интересом разглядывая богатую сервировку.

— Зачем ему там пылиться? Пусть работает. А когда придет время отправлять конфискованные вещи Королю, мы все приведем в порядок. У нас же все пронумеровано, подписано. К каждому предмету имеется бумага. Так что здесь еще никогда ничего не пропадало. И не пропадет. Порядки насчет этого строгие!

Коготь неопределенно хмыкнул.

— Рассаживайтесь, — сказал комендант, широким жестом приглашая гостей к столу. — Поговорим.

— Пожалуй, я не зря карабкался сюда, рискуя собственной жизнью, — пробормотал Коготь. Глеб покосился на товарища.

— Прежде всего, — сказал комендант, когда все устроились на местах, — я должен напомнить вам, господин, — он кивнул Свертлю, — что за проход по реке вы должны заплатить тридцать два золотых.

— Уже тридцать два?

— Да. С этого месяца тариф подняли.

— Хорошо. Считайте, что я это уже сделал. Но еще мне нужен лоцман.

— Пятнадцать монет в сутки.

— Меня устраивает.

— Хорошо. Осматривать ваши корабли я не буду. — Комендант вновь кивком выразил свое уважение к собеседнику. — В этом нет необходимости.

— Я тоже так думаю.

— Но хотелось бы знать, что у вас на борту. Для отчетности. Понимаете?

— Да, конечно. У меня при себе все бумаги. — Свертль протянул руку, и капитан Рукх, движением фокусника вытянув откуда-то пачку желтых листов, положил ее гному на ладонь. — Пожалуйста. Документы, накладные, перечень товаров, расписки.

— Хорошо. Я посмотрю, а вы пока налегайте на еду. Думаю, нечасто вам приходилось есть с золота. — Комендант освободил угол стола, переместив часть посуды, разложил документы и погрузился в чтение. Изучая бумаги, он изредка кивал, морщил брови и почесывал переносицу.

Гости тем временем ужинали.

— Недурственно, — приговаривал Коготь каждый раз, когда пробовал новое блюдо. — Очень даже недурственно. — Он уже не зевал и не показывал, что ему скучно. Напротив, он был необычайно суетлив и подвижен. Руки его так и летали по всему столу.

Бегло просмотрев документы, комендант вновь сложил их в ровную стопку и вернул Свертлю. Гном передал бумаги одноглазому капитану.

— Все в порядке?

— Да. Как обычно, все в порядке. Путешествие можете продолжить, когда захотите, но я все же настаиваю на том, чтобы вы дождались восхода солнца.

— Мы планировали…

— Тем более, что лоцмана я вам сейчас найти не смогу. Только утром.

— Что ж. Значит утром, — сдался Свертль.

— Мы вернемся на корабль или всю ночь проторчим здесь? — шепотом спросил Коготь, наклонившись к уху Глеба.

— Не знаю.

— Вот дьявол! Ну, что ж, будем извлекать из своего положения максимальную пользу. — Маг задвигал руками, добираясь до еще не продегустированных блюд.

Глебу хотелось спать. Он часто зевал, прикрывая рот ладонью. Слипались глаза. День выдался слишком долгим и тяжелым. А еще целая ночь впереди…

Вгоняя в дремоту, капитан и комендант нудно говорили о морских проблемах, пересыпая свои речи длинными маловразумительными терминами и названиями. Иногда в разговор встревал Свертль. И тогда беседа переключалась на темы более понятные, но такие же неинтересные: торговля, цены, конкуренция…

А потом комендант вспомнил что-то, оборвал неоконченную фразу и посмотрел на Когтя.

— Теперь я хотел бы послушать, что там у вас случилось с этими пиратами.

Маг поднял голову, мгновение размышлял, с чего бы начать, потом открыл рот — и его понесло. Он врал, нисколько не стесняясь присутствующих свидетелей, а иной раз и адресуясь к ним, требуя, чтоб они подтвердили истинность его слов. Глеб, привыкший к выходкам друга, только посмеивался. Зато очумевшие Свертль и Рукх, невольно кивали головами, настолько убежденно вел свой рассказ Коготь. Комендант услышал, как десяток отлично оснащенных кораблей с пушками несся наперерез беззащитному торговому каравану. Как целый флот атаковал головное судно. И как маг зажег десяток солнц — по числу атакующих кораблей — и противник в одно мгновение был испепелен. Коготь утверждал, что море покраснело от крови, а какое-то времени воды и вовсе не было видно, так как всюду торчали головы тонущих…

— Я мог бы перебежать по их затылкам на берег и вернуться назад. Корабль просто не мог двигаться. А эти разбойники карабкались на палубу, но я сшибал их, бил пламенем…

Комендант невозмутимо слушал.

Когда маг смолк, комендант серьезно кивнул и заговорил о том, как нелегко плавание в северных водах и какими опасностями оно чревато. Капитан Рукх поддакивал, щурил свой единственный глаз и нескончаемо дымил трубкой…

Глеб все зевал и клевал носом. Он рассеянно о чем-то думал, грезил. Он уже не воспринимал слова собеседников. Слышал только ровный монотонный гул. Уставший мозг постепенно отключался, но уснуть прямо здесь, за столом Глеб не решался — удерживала врожденная осторожность Двуживущего. Инстинкт самосохранения…

Надо дотерпеть…

Он встряхивался, обводил взглядом лица товарищей, вновь на какое-то время обретал возможность понимать разговор…

Он и не заметил, как вдруг пришло утро.

7

Величавая река неторопливо несла свои воды по протяженной лессовой долине, раскинувшейся у подножья гор. Она брала исток в озере Пяти Голов, набирала силу, подпитываясь кристально чистыми ледниковыми ручьями, подтачивала, размывала берега и в конце своего пути вливалась в океан. За многие сотни лет река вынесла к устью миллионы тонн осадочных пород, образовав десятки островов и сотни отмелей…

Корабли осторожно двигались на юг, пробирались вверх по течению. По мере продвижения вглубь материка постепенно теплел воздух, отступала зима, лишь бодрящей свежестью дышала вода, да белели над горизонтом снежные вершины. Ночи становились все темней…

Паруса были убраны, только хлопали, цепляя ускользающий воздух, треугольные кливера. Глядя на их трепыхание, Глеб гадал, что предпримет капитан, если ветер сменит направление или стихнет совсем.

На капитанском мостике головного судна, бок о бок с одноглазым Рокхом, стоял коренастый бородатый человек в робе. Он поднялся сюда, когда корабли покидали форт, и с того момента так ни на минуту не оставил своего поста. Даже еду для него приносили на мостик. Хмурому капитану приходилось мириться с присутствием этого человека. Река любила обманывать путешественников и часто меняла русло, размывая старые лессовые отложения и нанося новые отмели, не обозначенные на картах. Только опытный лоцман — а по утверждению коменданта, бородач был лучшим лоцманом — мог провести здесь корабль, не посадив его на мель, точно держась переменчивого фарватера.

8

— Отсюда начинаются исконные земли гномов, — сказал Свертль. — Драконьи скалы — наша родина.

Черные пики отвесно уходили ввысь, оставляя взору лишь узкую, похожую на трещину полоску неба. Было сумрачно, хотя где-то там, над ущельем, вовсю светило невидимое отсюда яркое солнце. Негодующая река, стиснутая каньоном, лишилась своей неторопливой и самоуверенной величавости Ее глубокие воды стремительно неслись мимо каменистых берегов, закручиваясь в бешеные водовороты. Цепи тяжелых якорей натянулись и с трудом удерживали корабли на месте.

— Разве может так говорить Двуживущий? — спросил Глеб. Он, Коготь и Свертль стояли на носу головного судна и смотрели, как суетится на тесном берегу команда, готовясь к преодолению порога. Над головами матросов возвышался мохнатый торс Тролля — силач был незаменимым помощником.

— Конечно, я не настоящий гном. Но только в том смысле, что я не был рожден в глубине подземелий. А все остальное… Я перенял привычки и обычаи моего племени, я знаю все секреты работ по металлу, никто лучше меня не разбирается в геологии… Я горжусь своей принадлежностью к горному роду. Так можешь ли ты утверждать, что я не полноценный гном?

— Ты прав, — Глеб вспомнил свою жизнь у гоблинов. — Неважно кем и как ты рожден. Я заметил, что Одноживущие часто намного человечней, чем настоящие люди.

Маг несогласно покрутил головой:

— Нельзя быть человечней человека, — сказал он. — Это даже звучит нелепо. Это просто невозможно. Нельзя же быть чернее черного.

— А быть белее белого тоже невозможно? Существует ли абсолютная чистая белизна? — возразил Глеб. — Почему-то можно быть бесчеловечным человеком, хотя это звучит еще более нелепо.

Гном внимательно слушал друзей.

— Это бесполезный, ни к чему не ведущий спор, — сказал он.

Глеб хотел еще что-то добавить, но лишь махнул рукой. Коготь потерял к разговору всякий интерес; он наблюдал, как Тролль, брезгливо морщась, забрел по грудь в воду и потащил на берег пучок толстых канатов, брошенных ему с корабля…

Наконец, все было готово.

На оба берега высадились два смешанных отряда людей и гномов — вся команда корабля. На борту остались лишь лоцман, Глеб, Коготь и Свертль, да еще одноглазый Рукх встал к штурвалу. Небольшими группами моряки и плечистые богатыри маленького народца разобрали канаты, впряглись в широкие кожаные петли, укрепились ногами в земле, ожидая команды.

— Товсь!!! — рявкнул капитан. — Днять якоря!!!

Глеб и Коготь навалились на рукояти закрепленной на носу лебедки. Заскрежетало, заскрипело огромное колесо. Напряглись якорные цепи и тяжело, неохотно потянулись вверх, наматываясь на деревянный барабан. Течение подхватило освобожденный корабль и понесло назад, но лишь мгновение река забавлялась своей безвольной игрушкой. Поднявшись из воды, натянулись мокрые канаты, заскрипели кожаные лямки, захрустел под ногами гравий — впряженные бурлаки наклонились, чуть отступили назад под навалившейся неимоверной тяжестью, и тугими узлами заходили мышцы, кровь прилила к лицам, синими веревками взбухли вены:

— И-и-и, ух! — прокатилось над беснующейся рекой, и корабль двинулся, пошел, медленно, нехотя, но пошел, пошел! Пошел против течения, зарываясь носом в буруны, сердито рыская от берега к берегу…

— И-и-и, эх! — второй шаг, легче, приноровясь…

— И-и-и, ух! — разгоняясь, набирая силу, и тяжесть отпускает: теперь главное не останавливаться, идти, переставлять ноги…

Глеб дождался, когда к левому борту приблизится берег и прыгнул прямо в пенящуюся ледяную воду. Выбравшись на сушу, он впрягся в свободную кожаную лямку, рядом с упоенно ревущим Троллем. Навалившись грудью на широкую петлю, подхватил дружное «Ух!», оттолкнул ногами тяжелую землю и пошел, наслаждаясь подающейся тяжестью, упиваясь своей мощью — мощью единения, необоримой силой сплоченности.

Они ступали, низко опустив головы, наваливаясь всей массой на влажные от пота хомуты, ступали мерно, сбивая ступни о камни, стаптывая расползающуюся обувь. Ноги уже сводила судорога, а стремнина все не кончалась. Река, стиснутая скалами, бесилась, пыталась отбросить корабль назад, порвать канаты, сломать упрямые спины, но впряженные моряки шли и шли, привычно ухая и распрямляя дрожащие колени. Дважды отвесные стены каньона вплотную подступали к воде, и тогда пешим морякам приходилось залезать в беснующуюся реку, злобно жалящую холодом. Мокрые и замерзшие они выбирались на берег, и через минуту пот снова заливал им глаза, и кипящая кровь стучала в висках.

А потом, внезапно, лямки перестали врезаться болью в плечи и стискивать грудь, и корабль пошел легко, словно полетел по воздуху. Расступились черные скалы, и горячее солнце осветило людей.

— Озеро! — прокричал капитан Рукх с корабля, превращенного в баржу. — Пришли!

И люди стали распрямляться, стряхивать с себя кожаную упряжь. Вздохнули свободно, а потом бросились назад, в полумрак каньона. Там, среди тесных скал, еще боролась с бурным течением команда второго судна, и им очень кстати пришлась бы любая помощь.

Глеб опустился на прогретый песок.

Перед ним распростерлась залитая солнечным светом зеленая долина. В центре ее искрящимся зеркалом раскинулось большое озеро. С вершин Драконьих Скал можно было заметить, что озеро вытянутыми неровными заливами вгрызлось в сушу, и с высоты птичьего полета его очертания напоминали некую раскинувшуюся среди гор пятиглавую тварь. Потому это пресное внутреннее море и получило свое название — озеро Пяти Голов.

Глеб видел, как на далеких берегах среди крошечных строений двигаются мелкие фигурки, он видел, как необъятную голубую гладь бороздят скорлупки судов и лодок, как по склонам гор тонкими змейками ползут караваны. И слепящее пятно солнца лежало на спокойной воде, и бегущие облака отражались в неподвижном зеркале. Казалось, кусок неба упал в эту долину и растекся по ней жидкостью, продолжая привычное движение своей небесной жизни.

Позади раздались дружные ритмичные выкрики. Глеб оглянулся. Из темной трещины ущелья показалась взмыленная толпа людей и гномов. Вслед за ними из-за скал выполз корабль с голыми мачтами. Словно дикий мустанг на привязи, он метался из стороны в сторону, и рулевой с трудом удерживал его на фарватере бурной реки. Упирающееся судно неохотно прошло еще двести метров и успокоилось — стремнина осталась позади. С грохотом нырнули в воду якоря. Обессилевшие люди повалились на песок.

— Все! — выдохнул вспотевший Тролль, присаживаясь рядом с Глебом.

С палуб кораблей спустили шлюпки.

Первыми на борт возвратились матросы. Они, несмотря на боль в натруженных мышцах, словно шустрые многорукие пауки разбежались по реям, стали разворачивать полотнища парусов.

Когда суда были готовы к дальнейшему путешествию, шлюпки вернулись за блаженствующими на пляже гномами.

Последними берег покидали Глеб и Тролль. Залезая в лодку, великан чуть было не опрокинул ее вместе со всеми гребцами. Забравшись, он опасливо растянулся на дне, боясь пошевелиться, и подозрительно смотрел на бегущую мимо бортов воду, словно ждал от нее какого-нибудь подвоха.

— Ненавижу реки, — сказал он Глебу. — Это какое-то патологическое отвращение. Они напоминают мне змей. Извивающихся, текучих, скользких… Бр-р-р!.. — Гигант передернул плечами, и шлюпка опасно закачалась. — Иногда я даже думаю, что тролли и строят мосты только из-за этого своего отвращения. Они словно перечеркивают тела рек, рассекают мостами, расчленяют…

На палубе их встретили Свертль и Коготь.

— Вот она — родина гномов, — гордо сказал Повелитель маленького народца.

Распустив паруса, корабли вышли в озеро, и у Глеба захватило дух от величественного зрелища. Озеро было огромным. Конечно, Глеб понимал, что это водное пространство лишь капля в сравнении с океаном, по которому они плыли три дня назад, но океан был безграничен, и потому его размеры не ощущались, а здесь… Чтобы понять, прочувствовать величину, необходимо ясно видеть ее границы. Здесь все было гигантским: и далекие горные вершины, и зеленое плато долины, и простор неба над ней. Все внушало необычайный восторг и заставляло упиваться открывающимся раздольем…

Два миниатюрных судна двигались среди облаков по водной глади. Уже четко была видна цель — прилепившиеся к холмам игрушечные строения, причал, тонкой нитью протянувшийся от берега, скопления корабликов возле него…

Маленькая флотилия взяла курс на торговую столицу гномьего царства.

 

Глава 12

Дома было тихо.

Глеб полностью разделся и сложил мокрую одежду в ванну. Голышом, оставляя на линолеуме влажные следы, он прошлепал на кухню и устроил ревизию холодильнику. Большую часть продуктов он отнес Александру, но кое-что еще оставалось.

Он отыскал на антресолях старую спортивную сумку, бросил в нее банку тушенки, упаковку лапши быстрого приготовления, полбуханки черного хлеба и свежую булку с изюмом.

Надо было переодеться.

Он открыл стенной шкаф в прихожей и стал думать, что надеть. В конце концов выбрал однотонную черную футболку и черные потертые джинсы.

Когда он влезал в тесные штанины, раздался звонок.

Глеб хотел открыть сразу, но острое предчувствие опасности остановило его. Застегнув молнию ширинки, он на цыпочках подошел к двери и заглянул в глазок. На лестничной площадке стоял незнакомый человек в шляпе и плаще и, отсвечивая золотым зубом, приторно улыбался, словно позировал перед объективом фотоаппарата.

Глеб, замерев в неудобной позе, долго рассматривал чужака.

Человек поднял руку и снова позвонил, улыбаясь дверному глазку. Выждав некоторое время, он наклонился, скрывшись из поля зрения, и тотчас в замочной скважине что-то заскрежетало, заскребло. Незнакомец вскрывал дверь.

Глеб осторожно подпер дверь стулом и вернулся на кухню. Времени было в обрез. Он надел не успевшую еще высохнуть куртку, торопливо зашнуровал ботинки, положил в сумку тяжелый пистолет, взял зонт и распахнул окно.

В метре от жестяного подоконника цеплялась за кирпичную стену металлическая пожарная лестница.

Глеб в последний раз прикинул, не забыл ли он чего. Пистолет. Документы. Деньги. Еда. Вроде бы, все на месте.

Он встал на скользкий мокрый подоконник и посмотрел вниз. Восьмой этаж. Сразу насмерть.

Перекинув сумку через плечо, он взял зонтик в зубы и прыгнул на лестницу. Руки скользнули по влажному металлу, обдирая ладони, но пальцы уже вцепились намертво, ноги нашли опору, и он замер, ожидая, пока стихнет вибрация ступенек, сваренных из ребристой арматуры.

Через несколько секунд Глеб стал быстро спускаться, стараясь не смотреть вниз, в пропасть вечерней улицы, на головокружительно далекий тротуар, по асфальту которого отплясывали шелестящую чечетку капли дождя.

1

Порт, а это действительно был порт, а не многочисленные помосты простых причалов, как в Устье, производил впечатление своей основательностью. Гранитные пирсы, массивные волнорезы, каменные постройки — все было сделано с исконно гномьей обстоятельностью и на долгие века. Возле пирсов, у деревянных причалов, просто на воде покачивались десятки судов: одно-, двух-, трехмачтовые, большие и маленькие, юркие и неуклюжие, самых разных расцветок и конфигураций. Корабли пришвартовывались, отчаливали, загружались, разгружались, стояли заякоренные, поднимали паруса — все вокруг жило, дышало, двигалось — ругались меж собой капитаны, свистели в короткие дудки боцманы, перекликались матросы. Множество морских и речных путей сходилось сюда — в озеро Пяти Голов, в Приозерный город. Все драгоценные металлы, минералы, руда и уголь, все, что добывалось в шахтах Драконьих Скал и не только там — все поступало сюда, тщательно сортировалось, скрупулезно взвешивалось, обстоятельно описывалось, распродавалось и покупалось, а потом расходилось водными и сухопутными караванами по всем уголкам Мира.

На берегу возле самой воды подпирали друг друга глухие стены складов. Их тяжелые металлические ворота были всегда распахнуты, открывая бригадам грузчиков доступ к грудам товаров.

За баррикадами складов стояли строгие каменные здания: торговые представительства, палаты, офисы и конторы. Здесь сбивали цены, договаривались, заключали сделки, судились и консультировались. По ухоженным улицам этого района ходили хорошо одетые люди и гномы, все с озабоченными лицами, серьезные и деловитые, без суеты торопливые, ценящие свое время, осознающие собственную значимость.

Над деловым кварталом, на пологих холмах у подножий гор словно грибы кучились дома: каменные берлоги, деревянные избы, тростниковые мазанки, скромные одноэтажные строения и хоромы, похожие на дворцы, разные настолько, что непривычный человек терялся в их хаотичной пестроте. На этих беспорядочных улицах было многолюдно, и пешеходы являли собой не менее разнородное зрелище, чем здешние здания: из кабаков вываливались воняющие табаком и пивом громкоголосые матросы, возвращались в дорогие гостиницы благопристойные купцы, сплоченными группами проходили квадратные воины-гномы, неслышно скользили маги, разыскивающие в местных магазинчиках редкие минералы, изредка показывались скрытные молчаливые эльфы, одинокие Двуживущие воители в поисках нового достойного оружия гордо раздвигали толпу плечами, бесцельно бродили скромные застенчивые хоббиты с юго-восточных равнин, оглядывая окрестности…

Благородные витязи и трусливые воры, белые церковники и отверженные чернокнижники, люди и нечисть — все ходили бок о бок, по одним тесным улицам и старались не задевать друг-друга, потому что знали, что земля эта принадлежит гномам, и маленький народец не намерен терпеть беспорядок на своей территории, мешающий их торговле. Все знали, что любой гном — купец, мастеровой, рудокоп — взяв в руки топор или молот-клевец, становится грозным воином, все слышали о необычайной сплоченности гномьего племени, и потому в Приозерном городе всегда было спокойно.

2

Свертль снял для Глеба и его товарищей великолепную комнату в самой дорогой гостинице.

— Отдыхайте, — сказал он. — Завтра после полудня отправимся в город.

Гном выдал им жалованье, включая премиальные, и ушел, оставив их одних.

Коготь уселся в роскошное кресло, оглядел апартаменты и заметил:

— А он не такой скряга, каким казался мне сначала.

— Ага, — усмехнулся Тролль. — Это же его собственный отель. Думаешь, он заплатил за номер? Половина этого города принадлежит ему лично, а с остальных он берет налоги.

— Может быть, — сказал маг. — Но я уверен, что у него есть гостиницы и похуже. А он поселил нас здесь…

Плотно перекусив, они вышли на прогулку.

Коготь восхищенно крутил головой, любуясь окружающей сумятицей. То и дело он дергал Глеба и указывал на что-нибудь:

— Гляди, какой дом отгрохали!

— А это Сатана Клаус, известный бандит. Я его знаю… Привет Клаус!

— Смотри! Эльф! Они же давно пропали!

— Вон! Гоблин! Не твой знакомый?..

Прохожие оборачивались на тройку друзей — такая диковина, как ручной, а, судя по всему, и разумный тролль даже здесь еще не встречалась. Великан чувствовал это ненавязчивое внимание к своей персоне и сутулился, стараясь слиться с толпой…

— И чего пялятся? — пробормотал Тролль, когда семья проходящих мимо болотников остановилась и стала тыкать в его сторону длинными тонкими пальцами, показывая друг другу этакое чудо. — На себя бы посмотрели!..

Нагулявшись по многолюдным улицам, товарищи спустились к озеру и, стоя на гранитной набережной, долго смотрели на портовую жизнь.

— Гномы развернулись! — с долей зависти сказал Коготь.

— Это заслуга Свертля, — ответил Глеб. — Раньше гномы лишь работали в шахтах, да ковали оружие, а куплей-продажей занимались люди. Но их новый Повелитель все изменил. Теперь вся торговля богатствами недр идет исключительно через маленький народец…

Потом они еще долго бродили по городу. Побывали на просторном пляже, зашли на шумный рынок, посидели в кабаке, потягивая холодное пиво. Поднялись на пустующие холмы, почти к самым горам и до самого вечера лазили там по зарослям колючих кустарников, любуясь открывающимися сверху видами, заглядывая в черные норы давно заброшенных пещер и шахт, отыскивая следы древних гномьих поселений.

Вечером, довольные и усталые, они вернулись в гостиницу.

В номере их ждал горячий ужин.

Набив живот, Коготь растянулся на кровати.

— Это, конечно, все хорошо, — сказал он, блаженно щурясь на высокий лепной потолок. — Еда, перины, любование природой. Но я соскучился по действию, мне нужен бой, драка. Я жажду крови.

— Будет тебе драка, — пообещал Тролль. Он хитро прищурился, наблюдая за развалившимся магом, а потом сорвался с кресла, сгреб товарища в охапку и швырнул его на соседнюю кровать. Коготь стукнулся головой о стенку, заохал, трогая затылок.

— Ну, как тебе вкус крови? Где твоя жажда битвы? — Великан навис над магом, готовясь продолжить шутливую потасовку.

— Отстань, дубина неотесанная. — Коготь забился в щель между стеной и кроватью. — Опалил бы я тебя, словно поросенка на Рождество, да только голый ты еще страшнее будешь. И так стыдно рядом с тобой по улицам ходить, а с ощипанным и того более…

— Сейчас поглядим, кто кого ощипает! — Тролль попытался схватить мага неуклюжими руками, но тот ужом выскользнул из смыкающихся объятий и, подбежав к сидящему за столом Глебу, спрятался у него за спиной. Гигант, широко разведя в стороны свои обезьяньи лапищи, шагнул к укрывающейся жертве.

— Глеб, скажи ему, пусть отстанет, — попросил маг. — А то я за себя не ручаюсь!

— Действительно, хватит. Ночь уже, всех соседей перебудите своим топотом.

Тролль разочарованно опустил руки, спокойно подошел к столу и сел в скрипнувшее кресло. Он взял со стола недогрызенную баранью ногу, и стал обгладывать кость, нарочито громко чавкая и кровожадно поглядывая на мага.

Коготь несколько минут молча следил за великаном, затем, решив, что тот успокоился и больше не представляет опасности, тоже сел за стол и принялся рассказывать очередную невероятную историю о своих давних похождениях, как обычно все больше и больше увлекаясь и оттого привирая. Тролль, обгладывая баранью ногу, скалил клыки и понимающе переглядывался с Глебом. А маг словно не замечал улыбок товарищей и продолжал трепаться, уже и сам начиная путаться в собственной лжи.

Через час, остановившись на полуслове, Коготь зевнул и предложил лечь спать. Все молча согласились и разошлись по постелям, предварительно задвинув засов на двери и заперев оконные ставни. Спустя минуту раздался дружный храп.

На середину неосвещенной комнаты выполз сверчок, прислушался к раскатистым звукам, осторожно чирикнул, настраиваясь, и затрещал, заскрипел, вторя спящим друзьям.

3

Проснулись они одновременно.

Глеб открыл глаза и сразу понял, что в комнате что-то не так.

Окна были распахнуты настежь, в них заглядывало яркое солнце, и трепал легкие полупрозрачные занавески свежий утренний ветерок. Глеб повернулся. Засов на двери был отодвинут, хотя Глеб точно помнил, как они перед сном запирали двери и окна.

Глеб рывком приподнялся на кровати, намереваясь схватить стоящее у изголовья копье. Но копья на месте не было. Сбросил одеяло на пол Тролль. Коготь, не поднимаясь с постели, подцепил свой посох.

Возле заваленного объедками стола восседал в кресле Повелитель гномов.

— Это всего лишь я, — сказал он. — Сторожу ваш крепкий сон.

Глеб, собираясь с мыслями, протянул длинное умирающее:

— Э-э-э… — и, выдержав паузу, невнятно спросил:

— А как… так… ведь все закрыто… было…

Свертль улыбнулся.

— Мы ходим другими путями, — сказал он. — Вы не волнуйтесь, вам ничто не угрожало.

— А мое… э-э-э… копье…

— Хочу сделать тебе подарок. Подожди немного, и я верну твое оружие.

— Но… — растерялся Глеб.

— Не беспокойся, — успокоил его гном, — в Приозерном городе тебе никто не причинит вреда. Тем более, что мы сейчас позавтракаем и все вместе пойдем смотреть караван.

4

Было жарко, несмотря на ветерок, дующий со стороны озера.

Происходящее на тесной площадке, со всех сторон зажатой складами, напоминало библейское столпотворение. Ревели быки, ржали лошади, кричали на животных и друг на друга люди. Грузчики, сгибаясь под тяжестью ноши, вытаскивали из глубин складов огромные тюки, мешки и ящики, сваливали их в груды прямо посреди маленькой открытой площадки. Нанятая Свертлем обслуга разбирала растущие завалы и торопливо навьючивала лошадей и быков. Нагруженных животных хватали под уздцы погонщики и выводили на дорогу, успокаивающе поглаживая и нашептывая ласковые слова.

Свертль подвел друзей к загорелому громкоголосому гному, размахивающему руками. Представил:

— Это наш главный торговец Тристл. Он возглавляет караван. А это мои товарищи. Они охранники.

— Наслышан, — кивнул Тристл и заорал на растерянного конюшего, который все никак не мог справился с норовистой лошадью:

— Держи ее! Крепче! Уволю! Выводи, выводи ее, черт тебя подери!

Животное поднялось на дыбы, и плохо закрепленные тюки посыпались на землю.

— Помогите ему! — ревел Тристл. — Кто-нибудь! — Он сорвался с места, отпихнул молодого погонщика и сам принялся усмирять взбудораженное животное. Парнишка стоял рядом, готовый расплакаться.

— Тристл — самый эмоциональный гном из всех моих знакомых, — сказал Свертль. — Но торгуется он, словно бог… А сейчас я представлю вас начальнику охраны каравана.

Они покинули шумную площадку, обогнули длинный склад и вышли на дорогу. Вытянувшись цепью, здесь топтались успокоившиеся вьючные животные. Лошади щипали траву, растущую на обочине. Завидя Тролля, они опасливо косились на него, фыркали, скаля зубы, и пятились, когда великан проходил мимо. Невозмутимые быки возлежали в дорожной пыли и, прикрыв глаза, пережевывали жвачку. Между ними вышагивали черные грачи, выклевывали что-то из свежего навоза. Смуглые погонщики дремали рядом со своими животными, наслаждаясь горячим солнцем.

Друзья прошли вдоль растянувшегося каравана и, пригнувшись, нырнули в тень маленького бревенчатого домика, стоящего у самой дороги. Тролль остался снаружи.

Внутри было прохладно. В тесной, с низким потолком комнатушке стоял стол, за которым сидели четыре гнома. Увидев вошедших, они поднялись.

— Садитесь, садитесь, — сказал Свертль. Он пожал руки всем четверым и представил Глеба и Когтя:

— Это те, о ком я вам говорил. Надеюсь, вы найдете общий язык. А это Смирл — начальник охраны и десятники: Торлс, Киртр и Кортль. — Гном обвел руками присутствующих и предложил:

— Давайте выйдем на улицу, а то здесь слишком тесно для семерых…

Увидев Тролля, голова которого находилась на одном уровне с крышей бревенчатого строения, гномы остановились и уважительно ему поклонились. Великан, ухмыльнувшись, тоже приветствовал их кивком.

— Думаю, вы договоритесь и без меня. А сейчас… — Свертль обернулся к начальнику охраны. — Ты принес, что я тебя просил?

— Конечно, господин, — ответил Смирл, исчез за дверью домика и через мгновение появился вновь, держа в руках копье.

Свертль принял оружие и протянул его Глебу:

— Великолепное древко должно иметь отличный наконечник, — сказал он немного напыщенно. — Я лично выковал его из лучшей стали. Этот металл не поддается коррозии, по крепости он сравним с алмазом. Наконечник вечен. Он неуничтожим. Его никогда не придется затачивать. Я сохранил его форму, но изменил качество… Прими это в качестве подарка и помни, гномы — это не только алчущие наживы торгаши.

— Спасибо, — сказал Глеб. Он взял копье, опасаясь, что новый наконечник нарушил балансировку. Но все было в порядке. И, вроде бы, оружие даже стало лучше, чем раньше. Гномы знали свое дело. — Спасибо!

— И еще… — продолжил Свертль. — Я подумал, что старый наконечник может быть дорог тебе как память. Возьми и его. — Гном вытащил из-за пазухи металлический иззубренный треугольник. Сквозь проделанное небольшое отверстие был пропущен тонкий кожаный шнурок. — Я наложил на него заклятие. Древнее заклинание земли. Не знаю, зачем я это сделал, но мне показалось, что это может пригодиться. Этот амулет поможет тебе найти воду. Где угодно. В любом месте. Он всегда выведет к источнику подземной влаги.

— Спасибо, — вновь поблагодарил Глеб, надевая подарок на шею. — Я признателен тебе, Свертль.

— У тебя есть возможность еще раз доказать это делом… А сейчас я должен идти. У меня остались кое-какие нерешенные дела, и я должен все закончить до отхода каравана. Встретимся здесь… — сказав это, Свертль быстрым шагом направился к центру Приозерного города и вскоре скрылся из вида за теснящимися зданиями складов.

— Что ж, — сказал Смирл, проводив Повелителя взглядом. — Наслышан о ваших подвигах и рад видеть таких доблестных воинов в наших рядах. — Кивком он отпустил десятников и присел на покрытый мхом, вросший в землю камень. Друзья опустились на траву рядом.

— Вкратце обрисую ситуацию, — сказал начальник охраны. — Караван пойдет на юго-восток, в Город. Местность равнинная — степь, лесостепь. В последнее время на этом торговом направлении участились нападения. В основном, грабежом занимаются банды местных разбойников, но бывают случаи, когда караваны атакуют Двуживущие. Раньше в охране было не более десяти человек, но сейчас мы вынуждены наращивать мощь отрядов. В этот раз со мной идут тридцать отлично обученных воинов-гномов. Кроме того, с караваном следуют пятнадцать торговцев, неплохо орудующих топором и почти тридцать человек погонщиков — конечно, это по большей части необученный сброд, и им наплевать на товар, но свою жизнь они будут защищать отчаянно. Разбойники обычно нападают группами в сорок-пятьдесят человек. Двуживущие — максимум вчетвером. Так что перевес на нашей стороне, но нужно быть готовым ко всему… Два основных отряда пойдут в голове и в хвосте каравана. Четыре патрульные группы будут курсировать между ними. Вы… — Гном задумался. — Вы пойдете замыкающими. Я дам вам в усиление двух воинов… Глядите в оба! Иногда противник нападает сзади, отбивает пару лошадей и убегает, не дожидаясь, пока мы среагируем. Иной раз мы теряем таким образом треть груза… Отправляемся через полтора часа. У вас еще есть время приготовиться и собрать все необходимое. Построение отряда здесь ровно через час. Вопросы есть?

Вопросов не было.

5

Иной раз и часа вполне достаточно, чтобы вляпаться в историю.

— Глеб, — Коготь пребывал в некотором смущении, — мне нужна помощь.

— В чем дело?

— Не знаешь, где здесь можно купить золото?

— Хочешь потратить заработанные деньги?

— Ну… Вроде того.

— Не знаю. Обратись к Сверлю. Может, он поможет.

— Нет. Мне прямо сейчас надо. Да и не хочу я гнома впутывать.

Друзья отошли в сторону, отыскивая укрытие от солнца. Забились в узкую щель меж двух стен, в тесный промежуток между двумя складами. Тролль сумел втиснуться только наполовину, при этом закупорив своим телом проход.

— Ага! — хмыкнул великан. — Наш маг опять что-то придумал.

— Мне нужен магазин, где торгуют золотом и ювелирными, значит, изделиями.

— Это надо подниматься в город.

— Тогда пойдем.

— А где ты вчера был? Весь день по городу проходили.

— Ну… Вчера… Как-то я и забыл совсем. Из головы вылетело… А вот вечером стал раздеваться и вспомнил…

— Что вспомнил? — пристально глядя на Когтя, спросил Тролль.

— Да так… Дело вспомнил. Которое сделать надо.

— Что за дело?

— Ну…

— Ладно, давай выкладывай.

— Так… ведь… — Маг встряхнул полу своего одеяния, и в складках что-то глухо звякнуло.

— Золото? — предположил Глеб.

— Да.

— Откуда? — впрочем, Глеб уже догадывался, откуда у Когтя могло взяться золото.

— Из форта.

— Ну, ловок! — восхитился Тролль. — Прямо во время ужина стащил?

— Ну да.

— Эх, жаль меня там не было, не видел! Давай, показывай. Да не бойся, не отнимем.

Коготь мгновение колебался, потом запустил руку за пазуху и стал доставать предметы. Каждый раз, когда очередная вещь появлялась на свет, Тролль присвистывал и все шире и шире ухмылялся:

— Ну, ловок!

Коготь выложил на землю три вилки, два столовых ножа, ложку, бокал и небольшое блюдо. Все золотое, украшенное искусной чеканкой.

— Как же ты их умудрился стащить?

— Так они же не следят. Как начали говорить, так про все и забыли. Я, может, и не стал бы воровать, да когда комендант сказал, что у них, значит, сроду ничего не пропадало, так меня эти слова за живое и зацепили.

Глеб сурово смотрел на разложенное золото.

— Ты же мог нас подставить!

— Так я ж из спортивного интереса. Как он сказал, что никогда ничего, значит…

— Ладно. — Глеб отмахнулся, не желая слушать объяснения. — А теперь ты все это хочешь продать?

— Ну да.

— Избавиться?

— Тяжело же таскать. И неудобно.

Глеб вздохнул.

— Ты хоть догадываешься, что с нами сделал бы комендант, если бы поймал за руку?

— Но не поймал же… А что бы он сделал?

— Не знаю. В Городе за воровство обычно отрубают кисть. А это золото Короля, не кого-то там.

— Ладно тебе, Глеб, — вмешался Тролль. — Наш колдун молодец. Конечно, душонка у него подленькая…

— Эй, ты! — возмутился Коготь.

— …так на то он и колдун. Пойдем, действительно, продадим. А то, не дай бог, застукают с поличным. Только надо поспешить, у нас и так мало времени.

— А черт с вами! — сдался Глеб после секундного колебания. — Пойдем, поищем этот магазин.

Коготь вновь попрятал золотые предметы. Тролль боком вылез из тесного промежутка меж строениями, и друзья отправились в город.

— Слушай, — поинтересовался у Когтя Тролль. — А у тебя, случайно, не клептомания?

— Чего?

— Если ты болен, то прямо и скажи. А то воспользуешься как-нибудь случаем, своруешь у меня дубину.

— Нужна она мне, — фыркнул маг.

— Ага! Вот вы все так говорите…

Когда товарищи проходили мимо площадки, где снаряжался караван, из толпы их окрикнул Тристл.

— Уходите?

— Скоро вернемся, — ответил за всех Глеб.

— Не опаздывайте, ждать вас не будут.

— Раскомандовался, — буркнул под нос Коготь.

— Как здесь быстрей до торговых мест добраться? — спросил Глеб у гнома.

— А вот, прямо идите, потом, как в стену упретесь, свернете направо, — Тристл размахивал руками, показывая направление, — там вверх — и как раз выйдете к рынку. Купить чего-то хотите?

— Продать.

— Значит, вам именно туда и надо.

— Спасибо…

До рынка товарищи не дошли. На тесной пыльной улочке им встретилась крохотная лавка, над входной дверью которой висела доска с длинной надписью, нацарапанной на двух языках. Человеческие буквы и гномьи руны гласили: «Золото, серебро, драгоценные и полудрагоценные камни. Ювелирные изделия. Покупка и продажа. Работа по золоту. Ремонт. Оценка вещей. Ломбард. Ссуды под небольшой процент».

Коготь несколько раз перечитал надпись, улыбаясь все шире и шире. Прокомментировал:

— Не удивлюсь, если хозяин еще сдает комнаты, дает советы и выгуливает собак за отдельную плату.

— Идите, а я здесь останусь, — сказал Тролль.

— Что, боишься напугать человека?

— Во-первых, там не человек, а гном — посмотри на эту вывеску. Во-вторых, я его не напугаю, а просто-напросто лишу жилья — посмотри на этот дом…

Коготь и Глеб, согнувшись в три погибели, вошли в магазинчик. Приветствуя гостей, звякнул прибитый к косяку колокольчик. Из-под прилавка вылез старый гном, подслеповато прищурился, разглядывая посетителей. Прокашлялся в кулак.

— Золото покупаете? — спросил Коготь.

Гном словно бы и не слышал. Он подергал себя за кудлатую бороду, шмыгнул распухшим носом, почесался под мышкой.

— Покупаете золото?! — повторил маг громче.

Гном посмотрел на него мутным взором, запустил пятерню в свою нечесанную шевелюру, взъерошил волосы. Пожевал губы голыми деснами и только после этого просипел, часто кивая:

— Беру, беру.

Коготь оглянулся на дверь, помедлил немного. Он хотел бы иметь дело с более солидным покупателем, но времени на поиски не оставалось, и потому он все же решился: стал доставать похищенные столовые приборы, выкладывая их перед хозяином. Гном удивленно следил, как из-за пазухи мага появляется золото.

— Вот, — сказал Коготь, разведя руками. — Сколько за все это дашь?

— За это? — Гном пожевал губу, вперился взглядом в разложенные на прилавке вещи, и в глазах его наконец-то появилась искорка разума. — Э-э… Так ведь… Пойду-ка я покажу… — Он потянулся было к золоту, но Коготь перехватил его руку.

— Эй! Пока не купил, не трогай!

Хозяин лавки отдернул руку, шмыгнул носом, поскреб ногтями запястье.

— Ну… Тогда я сейчас приведу… — Он развернулся и скрылся за маленькой неприметной дверцей.

— Кого он привести собрался? — сам у себя спросил Коготь. — Оценщика, что ли?..

Ожидание затянулось. В магазинчике было тихо. Глеб, устав стоять, неудобно согнувшись и втянув голову в плечи, отошел в угол и присел на табуретку — единственный предмет мебели в этой комнате, если не считать прилавок и длинную пустую полку.

— Ну, чего он там? — недовольно буркнул Коготь.

Прошло еще несколько минут. В конце-концов магу надоело ждать, и он махнул рукой:

— Ладно, бог с ним. Продадим в другой раз. — Он уже хотел собрать золотые вещи, но тут из-под прилавка неожиданно вылез старый гном. Коготь вздрогнул:

— Ты откуда там взялся, сморчок? Ты же, вроде, ушел?

Старичок посмотрел на мага. Закашлялся, вытер рот, оттянул пальцами нижнюю губу.

— Чего молчишь? Покупаешь или нет?

Гном хитро улыбнулся, лукаво подмигнул. Сказал, вроде бы даже с издевкой в голосе:

— Сейчас. Погоди.

— Чего годить-то? Долго ли?

— Нет. Сейчас. Они быстро. Они всегда быстро.

— Вот полоумный старикашка! — Коготь сплюнул на пол, обернулся. — Ты чего-нибудь понимаешь, Глеб?

И вдруг входная дверь со страшным грохотом распахнулась, едва не слетев с петель. Коготь дернулся, ударился о низкую потолочную балку, охнул, схватился за затылок. В проем просунулась голова Тролля, он окинул взглядом тесноту лавки, спросил свистящим шепотом:

— У вас все в порядке?

— Да, если не считать двух идиотов — тебя и этого старика, — прошипел Коготь, осторожно касаясь вздувающейся на черепе шишки.

Голова Тролля исчезла. И вновь появилась.

— Все же я думаю, нам надо уходить.

— Почему?

— Кажется, сюда идут.

Гном, нисколько не удивившийся появлению еще одного странного, если не сказать страшного посетителя, довольно закивал:

— Идут, идут.

— Кто? — Коготь шагнул к дверям, но вспомнил про свое золото и вернулся к прилавку.

— Человек десять. При оружии.

Глеб выглянул на улицу.

По узкой дороге, что спускалась с покатого склона холма, торопились куда-то несколько вооруженных человек. Мелькали меж домов и редких деревьев. Бежали рысцой, и уже было слышно, как гремят по булыжнику подкованные сапоги. Три человека в отряде были облачены в доспехи, на нагрудниках которых был изображен — Глеб всмотрелся и скорей догадался, чем увидел — взлетающий Пегас. На остальных лат не было, а в руках они держали массивные копья, похожие на китобойные гарпуны. Меньше чем через минуту они должны были оказаться возле лавки…

— Вот, незадача! — ахнул Глеб. — Только этого не хватало! — Он без объяснений схватил Когтя и поволок его к выходу.

— Стой! Ты чего? — завопил маг, вырвался из рук товарища и бросился назад к золоту, оставшемуся на прилавке. Но старый гном оказался проворней. Он, не церемонясь, смел все драгоценные предметы на пол, за прилавок, на свою сторону. И Коготь, увидя такое дело, взъярился:

— Ах ты, старый! — Он хотел броситься на гнома, но тот быстрым движением вытащил откуда-то огромный молот и занес его над головой.

— Воры! — просипел старикашка, обрушивая кувалду вниз.

Глеб дернул Когтя за рукав, выхватив товарища из-под удара в самый последний момент. Молот прогудел, рассекая воздух. Гном перехватил свое несоразмерно громоздкое оружие и полез через прилавок. Борода его воинственно развевалась, он яростно сверкал глазами и щерил беззубые десны.

— Ну, ничего себе! — восхитился Тролль, заглянув в дверной проем. Глеб, волоча за собой упирающегося Когтя, вылетел на улицу. Кувалда гнома описала дугу, едва не задев Тролля по носу. Великан отпрянул и с грохотом захлопнул дверь.

— Значит, это все же за нами?

— А за кем еще?

Отряд приближался. Теперь и Коготь увидел бегущих воинов и все понял.

В дверь, которую Тролль придерживал рукой, бухала кувалда. Толстые доски ходили ходуном, трещали жалобно, но пока выдерживали яростные удары гнома.

— Разошелся старичок, — сказал Тролль. — Может, я его того?

— Не хватало нам еще убийства! — отрезал Глеб. — Бежим, пока нас не заметили!

— А мое золото? — жалобно спросил Коготь.

— Оно не твое. Вон, видишь, за ним уже спешат хозяева.

— Эх! Да я же тут все разметаю!

— Не вздумай! — Глеб скрутил друга и потащил его вниз по улице, прочь от лавки, в темные узкие переулки, где можно было укрыться от погони, сбить преследователей со следа.

Тролль мощным ударом кулака смял дверной косяк так, что дверь намертво заклинило перекосившимися балками и бросился догонять друзей.

На их счастье, улица была пуста.

А разбушевавшийся старый гном все колотил кувалдой в дубовую, укрепленную железными полосами дверь своей лавки.

6

Тридцать гномов во главе с десятниками выстроились в ровную шеренгу. Солнце сияло на их кольчугах, отражалось в плоских лезвиях боевых топоров, золотило шлемы. Кряжистые воины, широко расставившие ноги и сложившие мускулистые руки на груди, казалось, вросли в землю.

Глеб, Коготь и Тролль, еще не успев как следует отдышаться, заняли места в конце строя.

Десятники проверили численность личного состава и доложили Смирлу. Начальник охраны обвел взглядом своих подчиненных, и было видно, что он любуется ими — спокойными, мощными, плечистыми, с острыми топорами за спинами.

— Воины! — раскатисто прогремел он. — Гномы! Сегодня мы выступаем на защиту торгового каравана нашего Повелителя. Я не буду говорить вам, что надо делать. Вы все знаете без меня… Честь и Слава! Народ и Единство!

— Честь и Слава! — Богатыри вскинули в салюте сжатые кулаки. — Народ и Единство!

— Десятники, ко мне, — сказал Смирл и пальцем поманил Глеба.

Он отвел в сторону командиров отрядов и стал объяснять задачи:

— У нас четыре подразделения. Торлс, ты пойдешь во главе каравана. Дистанция двести метров. Перед собой на удаление до полукилометра вышлешь двух дозорных. Киртр, Кортль, вы формируете четыре группы и патрулируете караван на всем его протяжении. Ваш отряд, Глеб, пойдет замыкающим. Дистанция сто — сто пятьдесят метров. Киртр, выдели двух бойцов для Глеба. Выстраиваемся в боевой порядок сразу, как только выйдем из города. Бдительность прежде всего! Вопросы?

— Вопросов нет! — дружно ответили десятники.

— У вас, Глеб?

Глеб утер пот со лба.

— Все ясно.

— Хорошо, — сказал Смирл, набрал в легкие воздуха и оглушительно рявкнул:

— Становись!.. Направо! Шагом! Марш!

— Военщина, — буркнул Коготь, неохотно подчиняясь командам.

Звеня металлом, колонна гномов дружно тронулась по дороге, мимо складских помещений, обходя стороной жилые кварталы, направляясь к горному перевалу.

Поднимая быков, закричали погонщики, заржали лошади, защелкали кнуты. Караван нехотя двинулся; пошел, растягиваясь и поднимая тучи пыли, постепенно набирая скорость и догоняя ушедшую вперед охрану. По бокам гарцевали на породистых скакунах гномы-торговцы, присматривая за своими товарами и беззлобно переругиваясь с погонщиками. В хвосте колонны, чуть сбоку, чтобы не глотать пыль, сдерживал своего горячего коня Свертль. Двуживущий гном был одет в простую кольчужку, сквозь которую просвечивала рубаха из тонкой выделанной кожи. У седла болтался маленький круглый щит, за спиной торчал неизменный топор, а на широком поясе висел продетый в петлю боевой молот. Повелитель маленького народца хмурился. Он долго смотрел, как уходит обоз, скрывая себя серой тучей. Смотрел на Приозерный город, на вершины Драконьих Скал, на суету кораблей в порту. На солнце, на бегущие облака. Он смотрел на свою маленькую империю, на свое собственное государство, на свой мир.

А потом он пришпорил жеребца и поскакал вслед за уходящим караваном.

Постепенно непонятная печаль отступила, и когда он догнал обоз, на задумчивом лице его блуждала улыбка.

 

Глава 13

Аэропорт не знал разницы между временами суток. Одинаково шумный, многолюдный, всегда освещенный мертвенным искусственным светом, он жил, не подозревая о ночи, не ведая о дне. Все также, независимо от времени суток, ходили по его залам люди, сидели в кафе, стояли у касс. Все также прилетали самолеты, заправлялись, проходили осмотры, улетали. Утро, день, вечер, ночь — все всегда одно и тоже…

Глеб сидел в стеклянной коробке кафе, похожей на аквариум, и неспешно пил обжигающий чай из тонкостенного стакана в медном узорчатом подстаканнике. Билет был куплен. Большая часть оставшихся денег была обменена на валюту. Полупустая сумка сдана в багаж.

До посадки оставалось двадцать минут.

Он допил чай и вышел из кафе. Вслед за ним последовал неприметный человек в плаще.

В зале ожидания невнятно и сонно гудели резонирующие голоса. Что-то неразборчиво вещал репродуктор. Мерцал экраном никому не нужный немой телевизор.

Глеб проверил, на месте ли документы и билет, и вышел на улицу.

Дождь перестал. Поддувал тихонько свежий ветерок. В разрывах бегущих по небу туч виделись неяркие звезды. Было спокойно и безлюдно.

Из здания аэропорта вышел еще кто-то. Глеб услышал торопливые шаги и обернулся. К нему спешил тот самый незнакомец, что взламывал дверь его квартиры. Человек делал вид, что не замечает Глеба. Его правая рука глубоко утонула в кармане плаща. Шляпа низко надвинута на глаза. В уголке приоткрытого рта поблескивает золото вставного зуба.

Взломщик поравнялся с насторожившимся Глебом, уже почти прошел мимо, всем своим видом показывая, что сильно занят, что спешит куда-то по делам, и вдруг резко повернулся, потянул руку вверх, доставая что-то из кармана. Глеб, не дожидаясь, пока человек вынет… — что? оружие? — молниеносно подшагнул к нему и ударил кулаком в незащищенное лицо. Тут же, не медля, добавил локтем в челюсть, но человек уже закрылся, чуть отступил, встал в стойку. Глеб отпрыгнул в сторону, туда, где на тротуаре лежал загодя примеченный тонкий массивный ломик, забытый, видимо, дворником или дорожными рабочими, нагнулся, схватил его, выпрямился…

Человек стоял, направив на него тупое рыло короткого пистолета.

— Деньги! — глухо произнес он. — Быстро! Где они? И оружие, что ты забрал, тоже давай сюда! Без резких движений. Медленно. Осторожно.

— Все в сумке, — сказал Глеб. — В багаже. — И тут что-то всколыхнулось внутри, поднялось жаром, проснулось, выплеснулось наружу. Глеб яростно перехватил прут ломика, быстрым скользящим шагом ушел с линии выстрела — знакомое движение, отработанное где-то, когда-то — хлестко ударил по руке с пистолетом, ломая кость, прокрутил арматурину… копье… подсек ноги врага, и — вдогонку по валящемуся телу — пронзая наконечником, молотя древком…

Он растерянно остановился и посмотрел на длинный шершавый ломик. На какое-то мгновение ему показалось, что в его руках находится копье. Привычное гоблинское копье. Ему стало страшно. Он вспомнил шелестящие слова безумца в подземном переходе: «…Они здесь! Среди нас!.. Они такие же как и мы! Кругом!..» Он отбросил покрытый кровью и ржавчиной прут и побежал к стеклянным дверям аэропорта, к его искусственному свету, к людям, в его мирок, всегда такой одинаковый и неизменный.

На тротуаре осталось лежать безжизненное тело. Полы плаща разметались по земле, словно мертвые крылья. Сильный порыв ветра подхватил свалившуюся с головы шляпу и покатил ее по асфальту, макая во встречные лужи.

1

Без малого сотня навьюченных животных продвигалась по степи на юго-восток.

В начале своего пути караван перевалил горный хребет, отделяющий земли гномов от остального мира, пересек зеленую полосу альпийских лугов, благоухающих цветочными ароматами и росистой свежестью, и спустился к холмистым предгорьям. Здесь текли быстрые холодные ручьи, над которыми нависали гибкие ветви плакучих ив. В тенистых ложбинах росли яблони и сливы, а на пологих склонах холмов пламенели ягодами заросли земляники. Погонщики не торопили животных, позволяя им вдосталь наедаться сочной травой.

А через сутки зеленые холмы сменились желтой степью, высушенной безжалостным солнцем. Мерно колыхался волнами высокий ковыль, баюкая, вгоняя в сон. Редкие рощицы деревьев вносили какое-то разнообразие в бесконечную монотонность равнины.

На третий день пути они заметили степных волков. Почти невидимые в высокой траве, рыжие хищники следовали за караваном, не решаясь напасть. Иногда они подходили настолько близко, что быки, почуяв опасность, останавливались и начинали рыть копытами иссушенную почву, раздувая ноздри и клоня к земле увенчанную острыми рогами голову. Скаля зубы и прижимая к черепу уши, волки отступали. Стая ждала падали.

Ждали падали и кружащие высоко в небе стервятники. Они словно танцевали, выписывая в безоблачной синеве плавные круги. Когтя бесило их постоянное присутствие. Он то и дело задирал голову вверх и зловеще разглядывал безмолвных птиц. Поначалу маг периодически выпускал в небо огненные молнии, пытаясь разогнать падальщиков. Но вскоре подошедший Смирл запретил это делать.

— Демаскируете, — строго сказал гном. — Разбойники могут увидеть.

— Вон кто демаскирует! — ткнул посохом в небо маг. Но, подчинившись приказу, он прекратил свои бесплодные попытки разметать стаю стервятников и лишь свирепо поглядывал на птиц снизу, словно пытался поразить их взглядом.

Два раза в сутки, днем и ночью, караван останавливался на четырехчасовой привал.

Караванщики снимали часть груза с животных и, стреножив их, отправляли на выпас под охрану гномов Смирла, а потом разводили костры и быстро готовили неказистую еду. Здесь все были равны — и гордые воины, и загорелые грязные погонщики, и богатеи купцы. Все сидели у одного огня, ели одну пищу и вели общие разговоры. Их всех объединила дорога. Насытившись, гномы быстро засыпали, а караванщики, смуглые стройные люди, умеющие дремать верхом, прямо в седле, еще долго негромко переговаривались, рассказывая древние легенды и распевая тихими голосами тягучие речитативы степных песен. И, слушая их, прохаживались вокруг сбившегося в кучу каравана выставленные начальником охраны патрули.

Глеб все никак не мог привыкнуть к жесткому распорядку дня. Он видел, что Тролль и Коготь тоже страдают от недостатка сна. Им — Двуживущим — требовалось значительно больше времени для отдыха. И только неугомонный Свертль, такой же Двуживущий, как и они, успевал везде и всюду. Однажды, глядя на обходящего посты Повелителя гномов, Глеб вспомнил его слова: «Епископ — не простой Двуживущий. Я не знаю, как это ему удается, но он не спит. Вообще. Никогда… Он постоянно находится в Мире и в этом всего лишь одна из его тайн…». Размышляя над этим странным заявлением, Глеб качал головой. Он никак не мог вспомнить, спал ли когда-нибудь его бывший друг, а ныне заклятый враг. Нуждался ли в отдыхе Епископ…

2

— Глеб, сегодня ваша очередь нести ночное дежурство, — сказал Смирл.

— Проклятье! Когда же я наконец высплюсь? — пробурчал Коготь.

— Вас трое, распределите ночь меж собой.

— Было бы чего делить, — хмыкнул маг, — четыре-то часа.

— Все спят столько же, — сказал Смирл.

— Но мы Двуживущие!

— Наш Поверитель тоже, — отрезал начальник охраны. — Вы охраняете обоз с севера, на удалении в четыреста шагов, в первой линии охраны. Это самый опасный пост, так что геройствовать не нужно. Держитесь хотя бы по двое. За вами, непосредственно перед самым караваном, во второй линии охраны будет находиться пятерка бойцов из отряда Торлса. В случае обнаружения противника ваша задача — поднять тревогу. Не вступить в схватку, а — повторяю! — только поднять тревогу. И отступить к основным силам…

Небо постепенно темнело. Обоз еще двигался, но до наступления ночи оставалось совсем немного времени, и максимум через полчаса караван должен был сделать остановку.

— Наблюдение вести скрытно, — продолжал инструктаж Смирл. Гном находился в седле, пешие Двуживущие смотрели на начальника снизу вверх. — Сидите тихо, как мыши. Непосредственным патрулированием занимается вторая линия. Ваша цель — выявить противника, когда он только будет приближаться к обозу.

— Кстати, в нашем отряде пять бойцов, — напомнил Коготь и показал на двух гномов, бредущих чуть позади. — А не три.

Смирл покачал головой.

— Я дал их вам в усиление. Но на ночные дежурства это не распространяется. Сегодня дежурите втроем. Еще вопросы есть?

— Когда заступать? — спросил Глеб.

— Сразу после ужина. Много не ешьте, будет клонить в сон.

— Вот еще! — возмутился Коготь, но Смирл словно и не слышал реплику мага.

— Выставляю посты я лично, но в течении ночи первую линию не обхожу, чтоб не демаскировать. Так что четыре часа вы будете предоставлены сами себе.

— А каким образом поднять тревогу? — спросил Глеб.

— Любым. Кстати, ночью в степи может всякое почудиться. Так что, прежде чем всех разбудить, убедитесь, что это именно то, что вам видится. А то потом засмеют.

— Пусть только попробуют, — угрожающе сказал Тролль. Он тоже был не в настроении. Сказывалось отсутствие полноценного сна.

— Еще вопросы? — осведомился Смирл.

Друзья переглянулись, промолчали.

— После ужина я за вами зайду, — сказал Смирл, пришпорил коня и поскакал во главу колонны…

В вечернем полумраке блеснуло чернотой на фоне серой степи небольшое озерцо. Издалека было слышно, как шумит, шуршит камыш высокими сухими стеблями и стрелами листьев. Квакали лягушки.

— Привал! — прокричали впереди, и обоз свернул в сторону темного водоема.

3

Глеб оглянулся.

Там, позади, ярко горели огни костров. На их фоне двигались тени. Это караванщики укладывались спать.

Коготь заразительно зевнул, и Тролль поддержал его зевок.

— Ну, как разделим ночь? — спросил маг.

Глеб повернулся к друзьям.

— Двое дежурят, один спит.

— А может, двое спят, один дежурит?

— Смирл сказал, чтобы бодрствовали двое, не меньше.

— Мало ли, что сказал Смирл! — пренебрежительно фыркнул Коготь. — Я спать хочу… Все равно, ничего не случится. Как обычно. Сколько уже идем, а ни одной ночной тревоги не было. А днем и вовсе тишина… По-моему, все это излишняя предосторожность.

— Один спит, двое дежурят, — повторил Глеб.

— Зачем? Все равно, нам надо лишь поднять тревогу. А для этого и одного человека достаточно.

— Смирл сказал…

— Проверять нас он не пойдет. Кто узнает? Да и что, впервой нам, что ли? Всегда так ночевали… Все равно, ничего не произойдет…

Глеб колебался. У него болела голова. Перед глазами плыло. Все вокруг казалось каким-то нечетким, размытым, трудно было сфокусировать на чем-то взгляд. Жгло виски. Ломило мышцы. Обычный набор симптомов, когда пребывание в Мире излишне затягивается.

— Ну… — нерешительно протянул он, подыскивая аргументы, чтобы как-то возразить магу. — А если все же кто-то нападет?

— За четыре-то оставшихся часа? Здесь же тихо, как в могиле. А если вдруг и появится кто-то, то дежурный вступит в схватку. Мы же Двуживущие! Каждый из нас стоит целой армии. А через несколько минут остальные патрули уже будут здесь.

— Наша задача — только поднять тревогу.

— Любым способом, — напомнил Коготь слова Смирла. — А мы таким образом тревогу и поднимем. Начнем драку, чтоб все услышали.

— Ладно, — решился Глеб. — Коготь дежурит первым, я его меняю. Тролль, ты последний.

— Ага. — Великан безразлично пожал плечами и сразу опрокинулся на спину, собираясь тут же и заснуть.

— А почему это я первый? — возмутился Коготь.

— Потому что ты в прошлый раз, когда должен был меня сменить, продрых на три часа больше. А я из-за тебя всю ночь не спал.

— Ну, это случайно получилось, — стал оправдываться маг. — Я тогда и забыл, что ты, значит, ждешь…

— А сегодня ты первый, — отрезал Глеб, подминая высокую траву себе под бок.

— Но ты вовремя сменишь? — опасливо и подозрительно спросил Коготь.

— Я не злопамятный, — успокоил товарища Глеб и тотчас заснул.

Коготь с минуту смотрел на спящих товарищей, потом сел на корточки, вытянул шею, чтобы голова возвышалась над кисточками ковыля, и долго разглядывал сумрачный горизонт…

Место для дозора выбрал сам Смирл. Отличное место: на холме, сплошь заросшем густой высокой травой, откуда виделась вся окружающая степь. Но был один недостаток, и весьма значительный — вздумай враг напасть на караван именно с северной стороны, он, несомненно, тоже выбрал бы этот холм для того, чтобы провести с его вершины разведку…

Кругом было тихо. Коготь лег на спину, заложил руку на спину и замурлыкал под нос негромкую песенку. Иногда он, не прекращая пения, приподнимался на локте и смотрел на спокойную равнину, расстилающуюся внизу. Оборачивался, разглядывал костры, горящие в лагере, пытался высмотреть там патрули, но так ничего и не увидев, вновь ложился спиной на траву, напевая небу и звездам…

Глеб проснулся вовремя, но какое-то время лежал неподвижно, делая вид, что еще спит и сквозь щелки чуть приоткрытых век наблюдая за магом. Коготь беспрестанно зевал и тер глаза кулаками. То и дело маг поглядывал в сторону спящих товарищей и бормотал что-то сварливое.

Вдоволь налюбовавшись на мучения друга, Глеб приподнялся.

— Все спокойно?

— Ты задержался на десять минут!

— Нет. Проснулся я, как и договаривались, а потом просто лежал.

— Издеваешься?

— Все спокойно?

— Конечно. Только сопите вы громко. Особенно этот. — Маг кивнул в сторону развалившегося Тролля. — Захрапел так, что я даже перепугался.

— Испугался?

— Ну, что он всех нас выдаст.

— А-а.

— Пришлось на бок его переворачивать. Ну и туша!

— А ты бы его посохом поддел, как рычагом, и перевернул бы.

— А я так и сделал… Ладно, я спать пошел.

— Ну, давай.

Коготь улегся на место Глеба, поерзал, свернулся калачиком и засопел.

— Действительно, громко, — усмехнулся Глеб.

Он осторожно приподнялся, осмотрелся кругом. Ничего не заметил. Встал на ноги, воткнул в землю копье. Попрыгал, растирая затекшие мышцы. Качнув головой, хрустнул шейными позвонками. Разогрел суставы.

Голова уже почти не болела, но, все равно, казалось какой-то тупой и тяжелой. Ныли вялые мышцы.

Глеб сел на землю. Трава мешала обзору, и он несколькими широкими взмахами копья скосил пушистые метелки верхушек.

Он долго сидел, наблюдая за спящей степью. Ничто не двигалось, ничто не менялось. Прошло минут двадцать, но Глебу казалось, что минуло несколько часов. Неотдохнувший как следует мозг отключался. Слипались глаза…

Глеб дернулся. Помотал головой. Пару раз хлопнул себя по щекам. Помассировал глаза. Вроде бы, немного взбодрился…

Ночь хранила таинственное молчание. Баюкала тишиной.

Яркая черта падающей звезды прочертила темный небосвод. Глеб проследил ее быстрое падение и подумал, что надо бы загадать желание, но почему-то ничего не шло в голову. Голова была пустая. Тяжелая. Пустая и тяжелая… Глеб усмехнулся. Повторил одними только губами: «пустая и тяжелая». Подумал, что это когда-нибудь может пригодиться в качестве загадки. Что бывает пустым, но тяжелым? Что кажется… И вдруг вздрогнул.

Сбоку, метрах в десяти, кто-то стоял. Высунулся из травы столбиком, неподвижной черной тенью застыл в ночи. Что высматривает? Когда подкрался? Откуда?

Глеб схватил копье, повернул к врагу голову. И выдохнул облегченно.

Всего-навсего, куст чертополоха.

Сердце гулко колотилось в груди, бухало так, что казалось, будто его могут услышать в лагере. Глеб слабо улыбнулся, отвернулся в сторону, стараясь не обращать внимания на высокий разлапистый сорняк.

Но уже через несколько минут был вынужден вновь глянуть в ту сторону.

Трава. Всего лишь колючий травяной куст.

Он отвернулся, успокаивая себя.

«…ночью в степи может всякое почудиться…»

И снова краем глаза Глеб увидел, как шевельнулась расплывчатая тень. Чуть-чуть. Самую малость.

«Это всего лишь растение, — уговаривал Глеб себя. — Чертополох. Никого там нет. Просто кажется. Усталый мозг домысливает то, чего нет на самом деле. Это галлюцинация. Всего лишь галлюцинация». Он заставлял себя не смотреть в ту сторону, потому что это было глупо. Просто смешно. Смехотворно…

И все же не выдержал, посмотрел.

Конечно же, обычный сорняк.

Чтоб окончательно успокоить себя, Глеб поднялся, подошел к кусту чертополоха. Тронул его рукой, укололся о шип. Обошел вокруг. Убедившись, вернулся на свое место. Стал следить за степью.

Видение на краю зрения уже не беспокоило его. Торчащий из травы сорняк вроде бы исчез. Хотя он был там. Должен быть… Глеб повернулся.

Да, на месте…

Через пять минут Глеб забыл о кусте чертополоха. Вновь стало необоримо клонить в сон. Веки налились тяжестью. Неподъемная голова тыкалась подбородком в грудь, он вздрагивал, открывал глаза…

И вдруг! Черная фигура с руками, с головой возникла там, где должен был находиться колючий куст. Глеб заметил ее боковым зрением, шарахнулся, хватая копье. Перекатился на бок, вскочил на ноги. И зло выругался:

— Черт!

Никого там не было. Все так же стоял, развесив листья, цветущий чертополох.

— Черт, черт… — прошипел Глеб и, развернувшись лицом к сорняку, в упор уставился на него.

Мрак вокруг вроде бы сгустился. Потемнел невообразимо далекий горизонт. Мертвая степь безмолвствовала, только под боком сопели спящие друзья.

Глеб глянул в их сторону, позавидовал. И вновь повернулся к сорняку.

Ему вдруг показалось, что куст приблизился. За то короткое мгновение, когда Глеб отвернулся от чертополоха, куст сдвинулся на полметра. На метр.

Глеб понимал, что это невозможно. Что это все мерещится. Чудится… Он присмотрелся, запомнил положение куста относительно пучков другой травы. Отвернулся, давая время чертополоху сделать шаг…

Это какое-то безумие!

Конечно же, никуда он не двигается. Стоит себе на месте. Обычная трава.

— Что за чертовщина! — досадуя на себя, пробурчал Глеб. Борясь со своими видениями, он позабыл, для чего вообще здесь находится.

Поворотился к северу, осмотрел даль. Вроде бы, все тихо.

Только сбоку, там где секунду назад торчал куст чертополоха, сейчас стоит какая-то жуткая тень. Невысокая зловещая фигура… Но не надо на нее обращать внимания. Нет там ничего. Только колючий сорняк. Единственный куст…

Глеб стиснул зубы, краем глаза наблюдая, как тень слегка шевельнулась. Все-таки она приближается! Живет!

Нет, это все кажется!

Темная фигура держит что-то в корявых руках. Нож?.. Крадется. Тихо-тихо. Незаметно. По миллиметру… А ночь длинная…

Глеб не выдержал, вскочил на ноги, схватил копье. Подскочил к чертополоху и коротким взмахом срубил его под корень. С остервенением потоптался на стебле, размочалил листья, раздавил крепкие комочки цветков. Напоследок пнул поверженное, истерзанное растение и вернулся на свой пост.

Но и теперь его все тянуло посмотреть на место, где рос этот проклятый колючий куст. Взгляд невольно тянулся туда. В голову лезли странные мысли. Хотелось подойти к срубленному чертополоху, убедиться в том, что он еще там. Что это жуткое растение никуда не уползло, не исчезло… Но идти туда было страшно. Глеб не удивился бы, если б обнаружил, что раздавленного куста там нет. Только пятна крови перепачкали землю. И на почве остались следы кривых когтей. Он не удивился бы этому. Более того, он был почти уверен в том, что так оно и есть. Что стоит ему приблизиться к тому месту, как тотчас в ноги вопьются колючки, и зеленые листья поползут, полезут по икрам, по бедрам, нацеливаясь на лицо, норовя впиться в глаза, забраться в рот…

— Когда же это все кончится? — пробормотал Глеб, хватаясь за голову.

Ему казалось, что с начала дежурства минула целая вечность, но на самом деле и часу еще не прошло.

Где там этот чертов чертополох? И название-то у него какое-то… Проклятое…

И вдруг там — там! — что-то прошелестело. Тихо. Почти неслышно. Глеб услышал, почувствовал этот звук лишь потому, что подсознательно ждал его. Верил, что что-то все же случится.

Он вздрогнул, стиснув копье. Вжался в землю. Лоб покрылся испариной. Зашевелились волосы на голове.

Из травы высунулась невысокая уродливая фигурка. Застыла столбиком. Знакомые очертания…

Глеб затаил дыхание. Конечно же это не чертополох. Не оживший сорняк. И как только он мог подумать об этом!? Из травы высовывался гоблин. Молодой, зеленокожий, остроухий гоблин с копьем в руках. Он смотрел в сторону лагеря, на костры, отражающиеся в темной воде степного озерца. На спящих животных. На тюки товаров, сложенные в груды.

Глеб хотел подняться из своего укрытия, окликнуть гоблина, но вовремя сообразил, что тот не принадлежит к знакомому лесному племени. Это был степной гоблин. Дикий. И, явно, где-то неподалеку находились его сородичи.

Друзья слишком громко сопели. Гоблин, увлекшись наблюдением, пока ничего не замечал, но через минуту-другую он надумает подняться повыше, и окажется прямо здесь. Тогда схватки не избежать…

«…обещай, что копье это никогда не пронзит гоблина…»

Глеб больше не раздумывал. Он подполз поближе к зеленокожему разведчику, слегка приподнялся на руках и негромко проскрипел, стараясь как можно точнее копировать странные интонации гоблинского языка:

— Руот’тору уат’трат.

Молодой гоблин встревоженно осмотрелся. Не заметил, кто и откуда поздоровался с ним на древнем степном наречии, и гортанно что-то спросил. Глеб знал лишь несколько фраз гоблинского языка и потому ничего не понял. На всякий случай, он повторил слова приветствия, добавив уверение в мирных намерениях, и приподнял копье над травой.

Гоблин заметил движение, встрепенулся, направился к Глебу, пока еще не видя, кто именно прячется в траве. Глеб не стал ждать, еще раз повторил слова, уже в полный голос и поднялся во весь рост. Он опустил копье наконечником к земле, развел руки, чуть согнул ноги. Склонил и слегка отвернул голову в сторону. Это была поза просящего.

Гоблин замер, увидев человека, оскалился, поднял копье. Нерешительно обернулся назад, и Глеб понял, что где-то там скрываются сородичи этого зеленокожего разведчика.

— Я не хочу драться, — сказал Глеб на общем языке. — Я твой брат.

Гоблин ухмыльнулся. Проскрежетал:

— Я убью тебя!

— Я долго жил среди твоих братьев. Они дали мне копье, научили обычаям и языку. Я никогда не причинял вреда твоим сородичам. Я помогал им, а они помогали мне.

Гоблин не знал, что делать. Он был молод и неопытен. Впервые он так близко видел человека. Странного человека, знающего древние слова и язык поз. Вооруженного копьем гоблинов. Зеленокожий разведчик пребывал в нерешительности. И на всякий случай он повторил:

— Я убью тебя!

Глеб миролюбиво продолжал:

— Я разговаривал с Мудрейшим. У меня было много друзей среди твоих братьев. Я участвовал в Большой Охоте, и гоблин, которому принадлежало это копье, сейчас, благодаря мне, находится на Солнце. Теперь каждый день он следит за мной с неба. И за твоими братьями.

Последний аргумент, похоже, возымел действие. Остроухий дикарь опустил копье.

— Ты участвовал в Большой Охоте?

— Да, — подтвердил Глеб.

— Ты говоришь, что знаешь наши обычаи?

— Да.

— А научили-ли тебя главному?

— Чему?

Вместо ответа гоблин стремительно бросился в нападение. Глеб парировал скользящие удары, длинным круговым шагом ушел с линии атаки. Гоблин отскочил назад. Остановился, развел руки в стороны, приняв позу мира. Сказал спокойно:

— Ты дерешься как гоблин. Значит, тебя научили и главному.

— Да, меня учили драться копьем.

— Хорошо. Что ты здесь делаешь?

— Я охраняю караван. — Глеб понимал, что от гоблина ничего не надо скрывать. Он был уверен, что отряд степных дикарей, спрятавшийся где-то неподалеку, готовится напасть на лагерь. Глеб надеялся убедить гоблинов не делать этого.

— Вас много?

— Да. Нас очень много. Пятьдесят вооруженных гномов, — Глеб слегка преувеличил численность охраны, чтобы произвести впечатление на гоблина, — опытный маг, несколько троллей и я.

— Тролли? — не поверил гоблин.

— Да.

— Я не верю тебе.

— Ты можешь увидеть одного из них. Он спит вон там, — Глеб показал рукой. — Только смотри, не разбуди его. Тролли свирепы.

Гоблин бесшумно скользнул в высокую траву. Только сейчас он услышал сопение спящих — все-таки он был молод и неопытен. И замер на приличном расстоянии, изумленно и почтительно разглядывая косматую тушу Тролля. Удовлетворив свое любопытство, вернулся к спокойно ждущему Глебу.

— А кто там еще? Рядом с троллем.

— Воин из моего отряда, — Глеб не стал говорить, что это и есть тот самый грозный маг, о котором он упоминал минуту назад.

— Чей это караван? Гномов?

— Да, — Глеб знал, что гномов уважают даже дикие гоблины. — Мы идем из Приозерного города. Вы хотите напасть на него? Я думаю, этого делать не стоит. Это сильный караван, он хорошо охраняется. И кроме того, это не обычный обоз, это караван самого Повелителя гномов. Вы же не хотите навсегда поссориться с Подгорным Народцем?

Глеб незаметно сменил положение. Теперь он стоял, выпрямившись во весь рост, развернув плечи и сложив руки на груди. Поза старшего, поза учителя.

— Я не знаю, — нерешительно сказал молодой гоблин и вновь обернулся, кинув быстрый взгляд через плечо. Глеб окончательно уверился, что где-то там прячутся сородичи этого приземистого разведчика.

— Приведи кого-нибудь из старших, — сказал Глеб. — Или спроси их совета. А я подожду.

— Хорошо. — Гоблин признал старшинство человека, и Глеб внутренне возликовал. — Я передам все, что ты мне сказал.

— Я буду ждать здесь. Один.

Гоблин кивнул и растворился в густой траве. Сгинул, словно и не было его.

Глеб опустился на землю. Ему вдруг стало страшно — ведь он рисковал. Вполне возможно, что сейчас из травы вынырнет десяток невысоких воинов и тогда уже не отбиться. Тут не поможет ни знание языка, ни знание обычаев. Все трое погибнут, истерзанные копьями, навсегда останутся на вершине этого холма, как тот куст чертополоха. А Тролль и Коготь даже не узнают, что именно произошло, как пришла смерть. Они просто не проснутся…

Через пять минут гоблин вернулся. Один.

— Мы уходим, — сказал он. — Но не потому, что боимся. Просто мы не хотим ссориться с гномами. — Гоблин развернулся, но Глеб остановил его вопросом:

— Ты ничего не слышал про человека по имени Епископ?

— Нет. Меня никогда не интересовали имена людей. — Гоблин вновь повернулся лицом к человеку и, поколебавшись, попросил: — А можно я еще посмотрю на тролля?

— Смотри. Только тихо.

— Конечно.

Они вместе подошли к спящим. Замерли над ними.

— Он очень сильный, — прошептал изумленный гоблин. — Он огромный, как гора…

Тролль шевельнулся, повернулся на бок, открыл глаза. Зевнул и спросил:

— Ну, как прошло дежурство, Глеб? Все спокойно?

Глеб осмотрелся по сторонам. Гоблина словно ветром сдуло.

— Да все тихо.

Великан сел, потянулся, нашарил свою палицу.

— Вон там, вроде бы, был куст чертополоха. — Он указал дубиной. — Точно был! А сейчас его нет. Как это?

— Это я его срубил, — смущенно признался Глеб. — Чудится всякое в темноте.

— Бывает, — согласился Тролль. — Вот сейчас, едва я глаза открыл, мне вдруг показалось, что ты не один стоишь. Словно кто-то маленький рядом с тобой был. Как думаешь, почему такое видится?

— Не знаю, — сказал Глеб.

— Ладно. — Великан поднялся. — Ложись на мое место, я тут пригрел. Отсыпайся, а то уже утро скоро…

Перед тем как заснуть, Глеб сказал:

— Думаю, сегодня ничего не случится.

4

Ранним утром караван двинулся дальше.

Глеб, Коготь, Тролль и два гнома шли замыкающими, глотая пыль.

— Я же говорил, что ночь пройдет спокойно, — сказал маг, — и оказался прав.

— Прорицатель! — хмыкнул Тролль.

Глеб промолчал.

Вокруг расстилалось ровное плато степи. Солнце еще не поднялось, было нежарко. Выпала обильная роса, осеребрила траву по обочинам дороги.

Караван шел быстро, торопился, пока еще свежо, пока не устали лошади и быки, пока не поднялись в воздух тучи жалящих насекомых.

Кто-то во главе обоза затянул тоскливую песню. Погонщики, мерно раскачивающиеся в седлах, подхватили незатейливый мотив, и через несколько минут казалось, что людям подпевает сама степь.

5

— Нет, я больше в охрану наниматься не стану, — сказал Коготь. — Собачья работа! Да еще приходится подчиняться Одноживущему гному. Мне это не нравится, пусть он хоть трижды начальник.

— Единоначалие — основной принцип любого силового объединения, — назидательно сказал Глеб — А Смирл всех нас очень уважает.

— Все равно, в охрану я больше не пойду.

Глеб пожал плечами.

До Города оставалось около двух дней пути. Степь начала горбатиться небольшими холмами. Все чаще стали попадаться мелкие речушки, вдоль которых густо рос кустарник. Быки останавливались в таких местах, с удовольствием обгладывая гибкие зеленые ветки, и погонщикам стоило большого труда выгнать животных из зарослей.

Тролль посмотрел на высокое солнце, зевнул и сказал:

— Скоро привал.

— Уже пора, — согласился Коготь. Он козырьком приставил ладонь ко лбу и задрал голову. — А сегодня стервятников значительно больше.

Два гнома, приданные Глебу в усиление, молча шагали чуть позади. Им было безразлично, когда будет привал, их не раздражали ни пекущее солнце, ни однообразие холмистой степи, ни укусы мелких насекомых, их не интересовали зависшие в небе стервятники. Они выполняли свою привычную работу.

Вдали показалась зеленая полоса. Потянуло свежестью.

— Кажется река, — сказал Коготь, остановившись и пристально вглядываясь в холмы.

Караван растянулся на добрый километр. Его начало терялось среди холмов, за серой пеленой пыли, поднятой в воздух навьюченными животными. Если впереди действительно была река, то в голове обоза уже, должно быть, готовились к переправе. Или к привалу. Лучшего место для отдыха не сыскать.

Почуяв воду, заржали лошади, вздергивая головы и скаля зубы. Зафыркали быки, раздувая мокрые ноздри. Погонщики больше не подстегивали животных, наоборот, сдерживали их, не давая перейти на бег.

— Отстаем, — сказал Глеб, и маленький отряд ускорил шаг, пытаясь догнать ушедший далеко вперед обоз.

Через десять минут они поднялись на пригорок и увидели реку. На ее берегу сгрудились в беспорядочное стадо животные. Караванщики снимали тяжелые вьюки с блестящих крупов и ласково вытирали пот пучками сухой травы. Разгруженные быки забрались в заросли ивняка и обдирали там листья. Лошади, стоя по брюхо в воде, жадно пили. Рядом с ними купались, раздевшись догола, освободившиеся погонщики. До реки было еще далеко, но и отсюда было слышно, как зычно командует Смирл, перегруппировывая отряды. Караван располагался на обеденный привал.

— Ну вот, значит, сейчас и отдохнем, — сказал Коготь.

И в тоже мгновение Глеб увидел, как из далеких кустов, растущих на холмистых берегах, вышли люди. Прячась в небольшой ложбинке, они крались к беззаботному каравану, и холм надежно закрывал их от глаз охранников. Людей было чуть более десятка. Они держали в руках мечи, и у всех на левом локте поблескивала круглая тарелка щита. Глеб замер.

— Вижу, — сказал Тролль, встав рядом с ним.

— Что случилось? — Коготь замотал головой и наткнулся взглядом на подкрадывающихся к торговому обозу разбойников. — Черт! Не успеем! Что делать?

Глеб хотел крикнуть, но понял, что в общем гомоне, царящем на берегу, его никто не услышит. Бежать? Слишком далеко — бандиты нападут раньше. Глеб повернулся к магу.

— Давай, устрой фейерверк! — сказал он.

— Что? — не понял сперва Коготь.

— Пых-х-х!!! — разъяснил ему более понятливый Тролль, ткнув в небо руками с растопыренными пальцами.

— А! — Маг, прищурившись, глянул на кружащих стервятников и взмахнул посохом. С грохотом взметнулась к солнцу ослепительная молния, на мгновение замерла качающимся потрескивающим столбом и развалилась черными брызгами.

Гномы недоуменно повернули головы в их сторону.

— Еще! Еще! — Глеб бешено размахивал руками, показывая на холмы, за которыми пряталась банда. Рядом оглушительно и нечленораздельно ревел Тролль, вращая своими лапищами, словно ветряная мельница крыльями.

Ушла в небо вторая молния. И еще одна наклонилась к холмам, таящим угрозу.

Смирл, казалось, понял. Он что-то скомандовал, и гномы, выхватив оружие, перестроились в шеренгу. Встревоженные погонщики стали вылезать из реки и сгонять животных в кучу.

— Бежим! Туда! — выкрикнул Глеб и устремился к реке. Маленький отряд последовал за ним.

Они сбежали с возвышенности, и на какое-то мгновение лагерь у реки исчез, закрытый очередным холмом, а когда друзья взбежали на вершину, то увидели, как два отряда — гномы и люди, охранники и разбойники — сходятся навстречу друг другу, пригнувшись, выставив перед собой оружие, готовясь к смертельной схватке. А потом банда нападающих замедлила ход, нерешительно встала, дрогнула и бросилась назад, за холмы, к густым прибрежным зарослям. Гномы взревели и, занеся топоры над головами, устремились вслед за бегущим противником.

— Идиоты! — пробормотал Тролль. — Они же караван без охраны оставили!

А гномы, увлекшись преследованием, уходили все дальше и дальше. Они словно ныряли по волнующейся степи — проблескивали кольчуги на вершине холма, и снова отряд исчезал в очередной ложбинке, с тем чтобы через мгновение вновь вынырнуть на следующей возвышенности. И все никак они не могли догнать бегущего врага, хотя — вот он — совсем рядом, оглядывается, панически торопится, манит своей трусостью, заманивает…

— Я так и знал! — прорычал Тролль. Глеб обернулся. С противоположной стороны бежали к каравану десятки людей. Они потрясали в воздухе оружием, предвкушая легкую поживу. Они были еще далеко, но еще дальше был отряд ничего не замечающих, увлеченных погоней охранников.

— Дьявол! — рявкнул Глеб. — Бежим наперерез! Нельзя допустить их к обозу! За мной! Коготь! Давай! Фейерверк!

Глеб понесся навстречу бегущим разбойникам. Раскручивая над головой дубину, за ним устремился Тролль. Перехватив топоры, бросились вдогонку коротконогие гномы. Маг немного поотстал; он выбросил вверх руку с зажатым посохом, и в небо ушел огненный шар. Набрав высоту, сгусток пламени оглушительно разорвался, и на его месте заклубился черный густой дым. Он все уплотнялся, менял форму и, наконец, на фоне облаков проявился знак — два скрещенных меча — символ битвы. Коготь надеялся, что Смирл правильно его истолкует. Маг не знал, что отряд гномов уже вступил в сражение. Он не мог видеть, как остановились преследуемые разбойники, как из ближайших зарослей появились еще небритые оборванные люди с мечами в руках, как, не успев перестроиться в боевые порядки, схлестнулись два отряда, смешались в беспорядочную кучу, и непонятно было на чьей стороне перевес, и вздымались топоры, и рассекали воздух мечи, и звенели доспехи, принимая на себя тяжелые удары… Коготь был уверен, что гномы, завидя зловещий черный знак, уже торопятся назад, на охрану брошенного каравана, на помощь Глебу и его друзьям.

Но не видел маг и того, как зашевелились погонщики, доставая длинные отточенные ножи, как гномы-торговцы скинули расшитые золотом плащи и поснимали с седел топоры да молоты, как выдвинулся вперед Свертль, выкрикивая яростные слова. Коготь не смотрел в сторону обоза, он бежал вслед за Глебом, наперерез дикой орде разбойников, и, потому, не мог видеть, как выступили на защиту каравана его владельцы и слуги.

Первый удар нанес Глеб.

Он взмахнул копьем, и бандит, бегущий впереди, рухнул на землю и покатился вниз по склону холма, приминая траву и пачкая ее красными мазками.

Толпа нахлынула, словно прибой. Глеб отступил, не давая противнику окружить себя, и начал смертоносный танец. Он на мгновение пригнулся, сжимаясь, словно пружина, а потом распрямился, и копье в его руках ожило, со свистом прошило воздух и принялось стегать его, сплетая незримую паутину блоков и выпадов. В бешеном темпе работали ноги. Мускулистое тело раскачивалось из стороны в сторону, уклоняясь от ударов коротких мечей. Если бы Глеба сейчас увидел гоблин, то он сразу узнал бы эту манеру боя, эти короткие подшагивания, скручивания корпусом, маятниковые движения торса, эти широкие молниеносные взлеты копья — Глеб мастерски исполнял боевой танец гоблинов. Виртуозная техника, за века отточенная маленьким зеленокожим народцем до совершенства, помноженная на силу и ловкость Двуживущего, приносила поистине страшные плоды — разбойники, не успев увидеть смертоносного движения, заливались кровью и падали на землю, в агонии цепляясь скрюченными пальцами за пучки сухой степной травы, словно пытались таким образом еще на миг задержаться в этом мире. Глеб не наносил глубоких пронзающих ударов, при которых копье могло застрять в ране; он поражал открытые шеи, широкими взмахами вспарывал животы, подрезал бедра. Он не думал. В этом не было необходимости — мысль не может успеть за рефлексами. Уот был прав. И Глеб механически парировал удары, атаковал сам, уклонялся от выпадов; своим стремительным танцем он порождал смерть, и мечущееся копье щедро разбрызгивало по земле алые капли уходящей жизни.

Справа от Глеба ревел в запале битвы Тролль. Косматый великан вздымал заляпанную кровью и мозгами дубину и обрушивал ее на головы врагов. Его ноги, живот и грудь были покрыты многочисленными порезами, но густой мех защищал гиганта не хуже кольчуги, и поэтому раны были неопасными, хотя и обильно кровоточили, склеивая шерсть в тяжелые темные сосульки. Разбойники окружили Тролля со всех сторон, но это его нисколько не беспокоило, скорее наоборот — так он мог одним ударом сокрушить больше черепов. И он орудовал своей титанической палицей, расшвыривая нападающих людей, стряхивая их с себя, топча ногами поверженные тела, не обращая внимания на булавочные уколы мечей.

На левом фланге, встав спинами друг к другу, привычно размахивали острыми топорами два гнома из охраны Смирла. Разбойники, потрясая мечами, волнами накатывались на них, на мгновение полностью скрывали дружную пару приземистых воинов, и уже казалось, что гномы задавлены массой орущих людей, как толпа, изрядно поредев, отступала, оставив на земле агонизирующие тела, а плечистые силачи все также стояли неприступным островком среди бушующего людского моря, и по лезвиям их топоров стекали кровавые ручьи. Бок о бок с гномами отмахивался тяжелым посохом Коготь. Было видно, что он ослабел, и с каждой новой волной нападающих сил у него оставалось все меньше и меньше. Маг не мог использовать свои могучие заклинания, он едва успевал парировать пламенеющим посохом многочисленные атаки разбойников. Пот заливал глаза, все медленный и медленней поднимался магический жезл, все больших усилий стоило Когтю устоять на ногах.

А разбойники все напирали, не считаясь с потерями. Их было много. Сотня или даже больше. И противостояла им всего лишь пятерка воинов, пусть могучих и бесстрашных, но одиноких в своем могуществе. Сила множества всегда больше силы одиночки. И орда оттесняла защищающийся маленький отряд к каравану, предчувствуя скорую победу, предвкушая недалекий грабеж. И Глеб отступал, потому что свистящему копью требовался простор. Отступал Тролль, весь мокрый, с прилипшей к телу шерстью, с ног до головы перемазанный кровью, как своей, так и чужой. Понемногу сдавали назад гномы, и пятился вместе с ними обессилевший Коготь. Но вот маг запнулся, ноги его подкосились, и он повалился под ноги атакующих, и толпа захлестнула его, навалилась на дружных гномов, оттирая их от упавшего человека, размахивая примитивными мечами, не идущими ни в какое сравнение с великолепными боевыми топорами…

А потом толпа разбойников дрогнула. Глеб почувствовал их нерешительность, секундное замешательство и, улучив мгновение, оглянулся. Поднимаясь на холм, спешила к месту битвы ровная цепь гномов и людей. Они бежали молча, но лица их искажала ярость, и неистово сверкали глаза, и скалились безмолвным звериным рыком разверстые рты. Солнце блестело на тяжелых молотах, на двуручных топорах, на острых ножах. На подмогу горстке бойцов торопились торговцы и погонщики, и сам Повелитель Гномов вел их за собой.

Воодушевленный этим зрелищем, Глеб с новой силой обрушился на врагов. В уши ворвался яростный победный рев, и он с изумлением узнал в нем свой голос.

Справа возник Свертль. Не останавливаясь, он взмахнул топором, и обезглавленное тело ближайшего разбойника упало к ногам гнома, забрызгав кровью его кольчугу.

Подобно сметающему все на своем пути цунами, нахлынул на толпу грабителей вал подоспевших караванщиков. Сверкнули топоры, басовито прогудели в рассекаемом воздухе боевые молоты, быстрыми зарницами замелькали кинжалы, и передние ряды бандитов рухнули, раздавленные неистовой силой. Гномы и люди сделали еще один шаг, ступая по поверженным телам, по красной скользкой траве, и вновь сверкнуло рассветными оттенками оружие, и взревел Тролль, и пропело пронзительную ноту копье Глеба. И разбойники не выдержали натиска, дрогнули и бросились бежать, на этот раз по-настоящему, не оглядываясь, выкидывая мешающие мечи, в панике толкая друг друга, запинаясь и падая. Вслед за ними устремились вооруженные ножами погонщики, но они постепенно теряли запал и один за другим останавливались, удивленно глядя на разбросанные кругом мертвые тела, словно дивясь делу своих рук. А выжившие в сече грабители убегали все дальше, скрываясь от преследования в густых прибрежных зарослях.

С противоположной стороны, из-за далеких холмов спешил к месту завершившейся битвы поредевший отряд Смирла.

Глеб бросился к распластавшемуся на земле Когтю. Маг все еще сжимал в руках посох. Он лежал в неудобной позе, и Глеб с ужасом узнал это вывернутое положение — он вспомнил позу мертвого Уота, позу убитого молодого гоблина, его учителя, проводника и друга. Маг лежал на животе, уткнувшись лицом в кровавую грязь, а Глеб не мог заставить себя перевернуть тело друга. Он боялся увидеть мертвые слепые глаза, устремленные на него. Сквозь него. Он боялся взглянуть на лицо. Лицо, обезображенное маской смерти.

Глеб опустился на колени и склонил голову. «Как я их сделал… — вспомнилось ему. — Как я их сделал…»

— Они ушли? — донеся до него едва слышный голос.

Не веря своим ушам, Глеб посмотрел на Когтя.

— Уже все? — Маг пошевелился, высвобождая из-под себя вывернутую руку.

Глеб вскочил на ноги.

— Да! Да! Вот, черт! — кричал он. — Ушли! Ну ты и напугал меня! А! Чертяка! Живой! — Он обхватил мага руками и стал аккуратно переворачивать его, помогая другу сесть, выпрямиться, принять нормальное живое положение. — А я уж было подумал!

— Это ты зря так думал, — пробормотал Коготь. Он был весь исцарапан, покрыт кровоподтеками, под глазами расползлись пятна синяков, на лбу багровела шишка. — Я еще поживу. Я еще долго поживу… Долго… Поживу… У-у! Что ж так больно? Слышь, Глеб… У тебя осталась мазь? Ну, которой ты меня мазал… после драки с оборотнем… Как его? Торк… Да… В деревне… Помнишь? Ободрали… Все кожу, черти… Скальпировали…

— Конечно. Я уж и забыл про нее. Сейчас, погоди… — Глеб суетливо копался в поясе, пытаясь выудить из маленького нашитого кармашка баночку с гоблинским снадобьем. — Сейчас… Сейчас… — бормотал он, размешивая мазь ободранным указательным пальцем.

Не жалея чудодейственного средства, Глеб густо покрыл все ссадины и царапины друга, мазнул себя по кровоточащей ране на левой руке — все-таки достали его мечом, хоть он и не заметил этого в пылу схватки — и отбросил опустевший горшочек в сторону.

— Умели твои гоблины шаманить, — признал Коготь, чувствуя, как холодок стягивает раны, как отступает боль, как светлеет голова, и наливаются силой мышцы.

К ним подошел Тролль. До последнего момента он гнался за разбойниками и остановился лишь тогда, когда один из них нырнул в воду и поплыл прочь, на другой берег, к нависающим спасительным кустам. Великан реки ненавидел, и вид плывущего человека отрезвил его, пробрав дрожью. Прекратив бесполезное преследование, Тролль повернул назад.

— А ты где был? — спросил он мага. — Видел, как мы их разметали? Это не какое-то там волшебное чистоплюйство. Это работа настоящих мужчин. — И великан гордо обвел руками холм, на котором валялись мертвые тела — с размозженными черепами, обезглавленные, покрытые многочисленными ранами, со вспоротыми животами — страшное кровавое зрелище, еще более ужасное потому, что над всем этим кошмаром ярко светило солнце, и плыли по голубому небу легкие, такие мирные облака. Высматривая ценные вещички, среди трупов ходили погонщики, своей сосредоточенностью и неторопливостью похожие на грибников — мародерство в Мире процветало во все времена, у всех народов.

К друзьям подошел Свертль. Усталый, перемазанный чужой кровью, в простой кольчуге, Повелитель ничем не отличался от своих менее именитых сородичей.

— Спасибо, — сказал он. — Я рад, что взял вас в охрану.

— Мы ценим твою признательность, — ответил Коготь, — но хотелось бы, чтобы ты выразил ее в золоте.

Гном пристально посмотрел на мага и сказал:

— Когда-нибудь жадность тебя погубит.

— Скорее меня погубит любовь к приключениям.

Позади раздался лязг и тяжелый топот. К Свертлю подбежал взмыленный Смирл. Он вытянулся под суровым взглядом Повелителя и отрапортовал:

— Отряд разбойников в тридцать человек уничтожен. Наши потери — пятеро убитых, пятнадцать раненых, из них трое тяжело… — Смирл замолчал, растерянно опустил глаза и тихо, совсем не по-уставному, пробормотал, разведя руками: — Никогда они так не делали… Обычно без хитростей… В лоб… Кто бы мог подумать… что отвлекают… — и совсем съежился под гневным взглядом Свертля. Сейчас Повелитель гномов выглядел, как и подобает выглядеть Властелину Подземного Царства — его глаза сверкали сдерживаемой яростью, он подался вперед, сложив руки на груди. Невысокий, но властный, он напомнил Глебу Наполеона.

— Ты допустил… — начал было Свертль гневно, но замолчал и обвел тяжелым взглядом людей и гномов, остановившихся и смотрящих на эту сцену. — Ладно, — сказал Свертль чуть тише, — поговорим потом. А сейчас дай своим воинам отдохнуть и позаботься о раненых… Черт тебя побери! — не сдержавшись, выругался он.

— Да, господин! — Смирл облегченно выдохнул и, развернувшись, побежал назад, туда, где стоял, выстроившись в ровную шеренгу, его отряд.

— Я стал очень невыдержанным, — ни к кому конкретно не обращаясь, заметил Свертль.

Двуживущие друзья — гном, два человека и тролль — медленно пошли к каравану. Гномы-торговцы уже суетились среди животных, проверяя свое отвоеванное имущество.

Закончив обирать трупы, возвращались к лошадям и быкам погонщики. Им еще надо было готовить обед.

6

Вечером того же дня, после короткого отдыха, караван перешел вброд реку и продолжил свой путь к Городу. Позади остались пять скромных могильных холмиков и десятки незахороненных человеческих тел, на которых уже вовсю пировали рыжие степные волки и вонючие стервятники.

Дневная жара спала и идти стало значительно легче.

Сидя на спинах животных, дремали погонщики, привыкшие к кочевой жизни. Лишь иногда они приоткрывали глаза и сонно оглядывались по сторонам. Гарцевали на дорогих скакунах торговцы. Рядом бодро вышагивала охрана.

Незаметно на степь опустилась ночь. Загорелись в небе холодные искры звезд, выкатилась из-за холмов луна, залив все вокруг бледным матовым светом.

После полуночи они остановились на обычный четырехчасовой отдых. Быстро поужинав, караванщики растянулись на тюках возле костров и, укрывшись старыми попонами, погрузились в крепкий сон. Опустив головы к земле, стоя дремали лошади. Улеглись на брюхо разгруженные быки. Ночная степь безмолвствовала, и лишь громыхали доспехами патрульные гномы, неторопливо прохаживаясь вдоль спящего обоза.

А ранним утром, едва только солнце высунулось из-за холмов, громкий голос Свертля возвестил о начале нового дня. Зашевелились люди, вылезая из-под одеял, зафыркали разбуженные животные, все громче и громче затараторили голоса, подшучивая, посмеиваясь и добродушно переругиваясь. Вскоре весь лагерь ожил. Погонщики вновь развели потухшие за ночь костры, разогрели оставшуюся с ужина похлебку и принялись завтракать. К ним присоединились гномы. Перекусив, караванщики совместными усилиями быстро нагрузили животных, и торговый обоз, набирая ход, двинулся дальше на восток.

Когда жаркое солнце зависло в зените, они вошли в деревню — первую, встреченную ими с начала путешествия.

Через селение проходила узкая пыльная дорога, и караван, вздымая серые тучи, неторопливо проследовал через всю деревню. Из изб выбежали ребятишки. Они в восхищении замерли на обочине, разглядывая величавое шествие — тяжеловесных быков, грациозных лошадей, веселых шумных погонщиков, гордых гномов. Паническими визгами встретили мальчишки появление из облака пыли Тролля.

Вышли из домов взрослые. Они разглядывали бредущих мимо животных, вежливо, сохраняя чувство собственного достоинства, здоровались с караванщиками и, надеясь заинтересовать торговцев, расхваливали собственный товар — по большей части нехитрую крестьянскую снедь и деревенский эль.

Не останавливаясь, караван миновал это селение, а через час подошел к другому. Начинались густонаселенные земли. Земли, кормящие Город.

Тусклую желтизну дикой степи сменила зелень орошаемых плодородных почв. Все чаще стали попадаться возделанные поля. Крестьяне, работающие на них, разгибали спины и с интересом, словно на гостей из другого мира, смотрели на бредущий мимо караван. Им и в голову не могло прийти, что среди всех этих незнакомых гномов и людей находится Властелин Подземного Царства.

Широкие равнинные реки теперь не приходилось преодолевать вброд — через них были переброшены прочные каменные мосты, чему Тролль был очень рад. Все больше и больше людей попадалось навстречу. Все больше людей обгоняло караван.

Город был недалеко.

7

— Уходишь? — переспросил Свертль.

— Да. Мне надо идти, — повторил Глеб. Стоящие рядом Коготь и Тролль дружно кивнули.

— Значит, в Город с нами не пойдешь?

— Мне нельзя. Я там немного… набедокурил. Да и Коготь тоже. А Тролля просто не пустят… Нет, нам в Город нельзя.

— Ну, что ж, — развел руками Свертль. — Рад нашему знакомству. Признателен за вашу помощь. Если будете… — Гном запнулся. — Если все будет в порядке, заходите, всегда помогу, чем смогу.

— Постараемся воспользоваться твоим предложением, — ответил за всех Глеб.

— И куда вы сейчас? Искать Епископа?

— Да, — твердо сказал Глеб.

Свертль опустил глаза.

Они стояли на обочине вымощенной булыжником дороги. Мимо неторопливо проходил караван. Погонщики, предвкушая скорое окончание пути, бодро покрикивали на животных. Задумчивые торговцы уже подсчитывали в уме барыши. И только охрана все так же настороженно оглядывалась по сторонам, хотя громада Города давно выросла на горизонте, возносясь к небу темными неприступными стенами и острыми пиками сторожевых башен.

Повелитель гномов долго молчал, разглядывая свой обоз. Молчали и друзья. Наконец гном сказал:

— Вершить перевороты — дело нищих, а я уже слишком богат… Слишком… Я бы хотел помочь вам. И себе. Но боюсь. Боюсь лишиться всего… — Он снова замолчал, потом вздохнул и пожелал: — Удачи вам!

Мимо них прошел плетущийся последним бык. Животное остановилось, глянуло красным слезящимся глазом на Тролля, испуганно рявкнуло и, задрав хвост, бросилось догонять своих сородичей. Свертль проводил быка задумчивым взглядом.

— Что ж, — сказал гном, — мне пора. — Он пожал каждому руку, отдал Глебу тяжелый мешочек с золотом и, придерживая болтающийся за спиной топор, побежал вслед за обозом. На бегу он обернулся и махнул рукой.

— Удачи! — донеслось до друзей.

Они еще долго стояли и смотрели, как уходит к чернеющему Городу торговый караван, а потом, когда за холмами скрылась спина последнего животного, Глеб достал старую карту, развернул ее на колене и сказал:

— Мы пойдем на юг. К Потерянной Библиотеке.

 

Глава 14

Он поднялся по трапу последним. Стюардесса встретила его улыбкой.

— Добро пожаловать, — сказала она.

Глеб устало улыбнулся ей и затравлено оглянулся.

Черными зеркалами блестели лужи. Белое здание аэропорта освещали фонари. Яркими прямоугольниками светились окна. Высились длинными темными стогами громады ангаров. За далеким бетонным забором проблескивали красным и синим маячки милицейских машин. Даже сюда, на взлетно-посадочную полосу, доносился рев сирен.

«Должно быть нашли тело», — обреченно подумал Глеб.

— Проходите, пожалуйста, — с привычной теплотой в голосе сказала стюардесса. Дверь закрылась, отсекая уличный шум.

— Да, конечно. — Глеб еще раз улыбнулся девушке, но улыбку свело тиком, и он торопливо отвернулся, пряча подергивающуюся гримасу.

1

Ночь они провели на постоялом дворе в ближайшей деревне. Хозяин встретил их с распростертыми объятиями, хотя поначалу категорически отказывался пускать в дом Тролля.

— Животным нельзя. Нельзя животным, — говорил он скороговоркой, размахивая руками, и в голосе его не было ни капли страха. Пришлось великану пару раз рявкнуть по-человечески, чтобы продемонстрировать свой интеллект. В конце-концов хозяин неохотно согласился пустить внутрь всех троих.

Друзья устроили пир горой, щедро растрачивая деньги, заработанные у Свертля. Они смаковали мясо — вареное, тушеное, жареное и заливное; горстями заглатывали чуть кисловатый рис; в неимоверных количествах поглощали всевозможные салаты; объедались овощами и фруктами. И все это вкусное разнообразие запивали отличнейшим элем. Хозяин едва успевал подносить блюда, миски, тарелки, бочонки…

Закончив пиршество, они разошлись по кроватям и мгновенно заснули. Их сон был крепок и долог. А утром они набили продуктами мешок, рассчитались с хозяином и пошли прочь. На юг. К Потерянной Библиотеке. И с каждым их шагом Вечный Город отступал все дальше и дальше за спины, за холмы, пока не исчез совсем за линией горизонта.

2

Прошло четыре дня с момента расставания с торговым караваном гномов, и вот уже два дня путники не встречали ни одного селения.

Дорога превратилась в тонкую, чуть заметную тропку, по правой стороне которой нескончаемой вереницей тянулись невысокие одинаковые курганы. На их круглых лысых вершинах, накренившись в разные стороны, торчали каменные кресты: разных форм и размеров, но все одинаково источенные временем, покрытые пятнами лишайника…

— Интересно, почему эти захоронения только справа? — спросил Коготь.

Глеб безразлично пожал плечами. Зато Тролль вполне резонно заметил:

— Надо спрашивать, не почему захоронения справа, а почему дорога обходит их с левой стороны.

— Не придирайся к словам! Суть одна и та же.

— Все равно, формулировать надо точней.

— Вот привязался! Ты знаешь почему или нет?

— Не знаю.

— То-то и оно! — поддел Коготь. — Как, значит, не формулируй, ответить ты не сможешь!

— Перестаньте! — остановил товарищей Глеб. — Смотрите лучше по сторонам. Не нравится мне это место.

— Вот и я говорю, — сказал Коготь. — Неспроста дорога обходит эти курганы по одной стороне…

— Смотрите, — произнес Тролль. — Там кто-то есть!

Друзья посмотрели в сторону, куда показывал великан. С вершины одного из насыпных холмов сбегал вниз странный человек. Одет он был в какие-то рваные тряпки, на голове — нелепый мятый колпак. В руке человек держал суковатую палку — не магический посох, как у Когтя, а обычную неказистую клюку, даже толком не обструганную.

— Слишком странно он выглядит, чтоб оказаться приличным человеком, — сказал Тролль и перехватил дубину двумя руками.

— И идет так, словно ничего не боится, — добавил Коготь, крепче сжимая посох. — Не нравятся мне люди, которые ничего не боятся.

— Кажется я знаю, кто это, — сказал, улыбаясь, Глеб.

Незнакомец приближался. Он вроде бы не спеша переставлял ноги, но двигался так быстро, что казалось, будто его несет ветер.

— Привет, Глеб! — весело прокричал издалека оборванец, размахивая руками, вскидывая над головой костыль.

— Рад видеть тебя, Рябой Пес! — отозвался Глеб.

— Ха! Он помнит меня! — Человек хлопнул себя по странной шляпе, нахлобучив ее по брови, и оживленно затараторил: — Нет, ну вы только посмотрите, он меня помнит! Ха! Это же надо? Сколько мы не виделись? Сколько лет? Сколько жизней? Ты прав, ты прав! Много! Но он меня помнит! А ведь я всегда говорил, что Рябого Пса знают все! Везде! Все знают старого пилигрима…

— Ты действительно знаком с этим голодранцем? — шепотом осведомился Тролль у Глеба. И хотя Рябой Пес был еще далеко, он каким-то образом услышал вопрос великана и ответил сам:

— Конечно, мы знакомы! Мы были знакомы тогда, когда тебя здесь еще и в помине не было. Мы знали друг друга тысячу лет, когда ты еще был человеком, а не лохматой зверюгой, как сейчас.

— Ты знаешь мою историю? — встрепенулся Тролль.

— Рябой Пес знает все! — Оборванец подошел вплотную, схватил Глеба за руку, затряс, не прекращая при этом балагурить: — Рябой Пес тем и жив, что все про всех знает. Если вы чего-то не знаете, то спросите у Рябого Пса. Он всегда поможет. Рябой Пес берет недорого. Рябой Пес — странствующий торговец, он продает то, что дороже золота. Он торгует тем, что одновременно и вечно, но и, вместе с тем, очень быстро портится. Рябой Пес продает информацию. Рябой Пес — это я. Странное имя, согласен. Кто-нибудь видел рябых псов? Нет? Так вот же он! Это же я, прямо перед вами!

— Ты всегда оглушаешь своих собеседников? — недовольно спросил Коготь.

— Ха! — Рябой Пес рассмеялся. — Не так много у меня бывает собеседников, чтобы жалеть их уши. Да, я говорю громко, но это лишь оттого, что люди частенько не понимают тихих слов. Ха! Они не понимают и громких. Скажу тебе по секрету, Огненный Коготь, люди вообще не понимают слов. Они истолковывают их так, как им удобней. Когда я что-то говорю, то не могу быть уверен, что ты услышал именно то, что я сказал. Странно, правда? Впрочем, мне уже давно не кажется это странным…

— Эй! Эй! — перебил Коготь словоохотливого странника. — Откуда ты знаешь мое имя?

— Вот видишь! — восторжествовал Рябой Пес, от восхищения даже хлопнув в ладоши. — Я же тебе говорил, что знаю все, но ты не услышал, не захотел услышать, хоть и притворился, что у тебя заложило уши из-за того, что я говорю слишком громко.

— А я искал тебя, Рябой Пес, — сказал Глеб.

— Конечно же, ты искал меня! Я знаю! Но меня нельзя найти, меня можно только случайно встретить.

— А мне казалось, что наши встречи никогда не были случайными.

— Ты прав лишь в том, что тебе казалось. Нам многое кажется. И я скажу вам то, о чем вы и так знаете, но во что никак не можете полностью поверить: все в этом мире кажущееся. Мира нет. Есть лишь видение. Воображаемое, мнимое, несуществующее. Вы все, и эти холмы, и степь, и дорога. Да! Дорога в первую очередь! Реален лишь я, но для себя, а не для вас. Для вас я такая же иллюзия, как и все остальное… Впрочем, не берите в голову, я настолько люблю поговорить, что иногда заговариваюсь и сам не знаю, что несу.

— Но ты догадываешься, для чего я искал тебя?

— Ха! Догадываюсь ли я? Наверняка, для того, чтоб опять расспросить про своего бывшего друга. Про Епископа.

— Да. Ты знаешь что-нибудь новое?

— Потенциально я знаю все. Сколько раз можно это повторять? Но я же не дарю информацию просто так. Не разбазариваю. Я продавец. Торговец.

— И сколько ты просишь?

— Ну что ты! Не надо понимать так буквально. Старому другу я все скажу бесплатно. Ты идешь куда надо, это самое главное. Я мог бы тебе прямо сейчас сказать то, что ты узнаешь потом, но тебе необходимо не только знание. Время и путь!

— Почему ты никогда ничего не говоришь прямо?

— Ты не прав. Я всегда говорю однозначно. Это ты слышишь совсем не то, что я говорю.

— Хватит! — Тролль зарычал. — У меня уже голова пухнет. Еще две минуты такого разговора, и я сойду с ума. А безумный Тролль, я думаю, это нечто ужасное.

— Да, я знаю, что такое безумный тролль, — Рябой Пес захихикал. — Жалкое зрелище!

— И все же, — Глеб стал серьезен. — Ты скажешь мне, где сейчас находится Епископ, и как его победить?

— Ни много, ни мало… — Рябой Пес замолчал, стер с лица улыбку. — Я все сказал… Ты идешь туда, куда должен идти. Как победить Епископа, ты знаешь и сам. Мне нечего сказать, да я и боюсь говорить, потому что чужие слова могут стать чужими мыслями.

— Он боится говорить! — фыркнул Коготь.

— Все боятся говорить. Но даже в этом они боятся признаться.

— Тьфу! — выразительно высказался Тролль и отошел в сторону.

— Рад был повидать тебя, — сказал Рябой Пес, вновь хватая Глеба за руку.

— Уходишь?

— Это вы уходите.

— Жаль, что ты ничем мне не помог.

— Да, действительно жаль.

— Мы увидимся еще?

— А вот этого я не знаю. Еще не знаю.

— Значит, есть что-то, чего не знаешь и ты?

— Конечно. Нельзя знать то, что еще не существует. Никто не знает будущего. Даже Бог. Но Бог может это будущее творить. А знать и творить — это почти одно и тоже.

— Ты говоришь, что я на верном пути?

— Нет. Ты неправильно услышал. Я говорил, что ты идешь туда, куда хочешь попасть.

— А разве может быть по-другому?

— Конечно. Большинство людей идут просто потому, что стоять на месте для них намного тяжелей. Они бессмысленно бредут, петляют по жизни и даже не задумываются, куда направляются и чего хотят… Кстати, я думаю, ты еще сам не совсем понял, куда идешь.

— А ты знаешь это?

— Это скрыто в будущем… Приятно было поговорить… Да, чуть не забыл! — Рябой Пес придвинулся вплотную Глебу и прошептал ему на ухо: — Не сходите с дороги, не приближайтесь к курганам… Ну, теперь все! Мне пора! — Он резко развернулся и заспешил прочь. Словно порыв урагана подхватил его, взметнул лохмотья одежды и потащил, повлек за собой по бездорожью, унося в голую степь.

— Кто это? — спросил Тролль, наблюдая, как летит к горизонту странный пилигрим.

— Человек-загадка… — ответил Глеб, выдержал паузу и пояснил: — Он действительно очень многое знает. Иногда я просто поражаюсь, насколько много. И, кстати, он — Двуживущий.

— Этот оборванец? — удивился Коготь.

— Да. С него-то все и началось, — Глеб замолчал, ушел в себя.

— Что началось? — не вытерпел Тролль.

— Все… Идем! Не нравятся мне эти курганы, да и Рябой Пес велел держаться от них подальше.

3

Близилась ночь, а курганы все тянулись и тянулись, и не был видно им ни конца, ни края.

— Что же ты не уточнил у своего знакомого всезнайки, чем они так страшны? — спросил Коготь, обводя посохом лысые вершины холмов с древними каменными крестами на макушках.

— Не успел, — ответил Глеб. Он то и дело поглядывал на небо, гадая, скоро ли окончательно стемнеет.

— Неужели придется заночевать прямо здесь?

— А что такого? — спросил Тролль. — Как будто в первый раз.

— Жуткое место. Я чувствую здесь какую-то темную Силу. — Маг поежился.

— Не знаю, я ничего не замечаю, — пожал плечами великан.

— Коготь прав, здесь есть что-то, — сказал Глеб. Он уже давно ощущал, как сжимается охранный обруч, все теснее и теснее охватывая голову. Чувствовал, как теплеет серебристый металл, защищая хозяина от какой-то магии. И чем ниже опускалось солнце, чем ближе становилась ночь, тем больше нагревался магический обруч. — Рябой Пес сказал, что нам не следует покидать тропу.

— Чего!? — воскликнул идущий впереди Коготь и остановился. — Что же ты раньше молчал!?

— А что?

— Тропа давно кончилась.

— Как? — Глеб уставился себе под ноги. Оглянулся. Действительно — как он не заметил? — они ступали по невысокой ровной траве. А тропинка где-то потерялась, незаметно исчезла, растворилась. Когда?

— Давно мы сошли с нее?

— Уже часа два.

— Как же я не заметил!?

— Тебе надо было идти первым, как обычно, — развел руками Коготь.

— Два часа! Мы не успеем вернуться до наступления темноты.

— Назад? Зачем?

— Не знаю. Но Рябой Пес никогда не дает пустых советов. Если он сказал, что нам нельзя сходить с тропы, значит, так оно и есть.

— Но мы не сошли с нее, она просто кончилась! Идти-то же надо!

— Он велел держаться подальше от курганов… Ты сам чувствуешь что-то… Ночь близка…

— Да… — Маг прислушался к своим ощущениям, окинул взглядом вереницу холмов, неровный строй перекошенных крестов. — Думаешь, мы должны вернуться на тропу?

— У тебя есть другие предложения?

— Конечно! Идти вперед. Нечего терять время.

— Это опасно. Уверен, Рябой Пес не зря предостерег нас.

— Нас же трое. Справимся. Пойдем без остановки. Думаю, эти курганы скоро кончатся.

Глеб достал карту, развернул ее на колене. Изучал несколько минут. Затем сказал:

— Если карта не врет, то эта гряда курганов кончится через несколько километров.

— Тогда идем, нечего ждать.

— Карта старая. Многое могло измениться.

— А там нет каких-нибудь пометок, которые могли бы подсказать, какая опасность нам грозит? — спросил Тролль.

— Здесь ничего нет. Только название.

— Какое?

Глеб всмотрелся в цепочку букв, торопливо выведенных чьей-то нетвердой рукой. Мало того, что чернила уже поблекли, так еще вечерний полумрак не давал прочитать истертые письмена. Глеб с трудом разобрал слово «Капище» и поднес лист поближе к глазам, пытаясь прочесть остальные слова…

— Не знаю. Почерк плохой. И надпись уже стерлась… Ладно. И так уже потеряли слишком много времени. Идем вперед.

— Вот и я говорю, — довольно пробормотал Коготь.

— Не знаю, что там вы чуете, но никого живого здесь нет и в помине, — принюхиваясь, недовольно заметил Тролль. — Даже полевых мышей.

— А тебя это не настораживает? — спросил Глеб.

— Ну, — Тролль почесал затылок, — странно, конечно…

Друзья не прошли и сотни шагов, как Глеб вновь остановился и тихо сказал:

— Значит никого живого и даже полевых мышей?

— Ну, да. По крайней мере, я их не слышу и не чую.

— А вон там что? — Глеб показал копьем на вершину далекого кургана, отчетливо вырисовывающегося на фоне закатного, чуть светящегося серебром неба. Там, возле каменного креста, замерла неподвижно какая-то фигура. Кто-то сидел в позе молящегося. Опустившись на колени, сложив руки перед грудью, склонив голову…

— Это не человек, — сказал Тролль, пристально вглядываясь вдаль. — Это… Я не знаю, что это… Похоже на мираж.

— Мираж? — хмыкнул Коготь.

— У меня зрение лучше, чем у любого человека! — вскинулся Тролль.

— Ладно, ладно. — Маг закивал. — Так что же там такое?

— Мираж, — повторил Тролль.

Куст чертополоха…

— Может и мираж, — согласился Глеб.

Друзья двинулись дальше, то и дело посматривая в сторону странного неподвижного силуэта. Небо постепенно темнело, и вскоре фигура исчезла во мраке. Зато появились новые: неясные черные тени шевелились в темноте возле крестов, на чуть заметных вершинах ближайших курганов. Фантомы замирали, когда путники проходили рядом. Сливались с ночью. А потом срывались со своих мест, слетали словно клочья черного тумана, подхваченные ветром, и устремлялись вслед за людьми. Вскоре за спинами путешественников образовалось клубящееся облако тьмы. Двуживущие не видели своих призрачных преследователей, но чувствовали их присутствие. Им казалось, что они слышат тихий шершавый шепот, шуршание высохших голосов. Они оглядывались и порой замечали быстрые алые проблески в густой — слишком густой! — тьме позади, словно чьи-то хищные глаза буравили взглядами спины людей.

— Я ничего не чувствую, — прошептал Тролль, в очередной раз оборачиваясь на следующую по пятам мглу.

Зато Глеб ощущал, как постепенно раскаляется магический обруч на голове. И напряженный Коготь накрепко стиснул в кулаках свой сияющий алым посох.

В конце-концов маг не выдержал. Он развернулся и стегнул тьму позади молнией ослепительного разряда. Вспышка света расколола мрак и утонула в его глубинах, но взгляд успел выхватить осколки жутких картин: острые зубы, бешеные глаза, черные гладкие тела, кожистые крылья…

— Это не мираж, — сказал спокойно Глеб. — Это упыри. Вампиры.

— Только этого нам не хватало, — сплюнул на землю Тролль. — Я никогда не сталкивался с этими тварями, но многое про них слышал.

— Зато я сталкивался, — заметил Глеб.

— Почему они не нападают? — спросил Коготь.

— Они питаются не только кровью, но и нашими эмоциями. В первую очередь страхом. Сейчас они лишь пожирают нашу энергию. Постарайтесь не бояться, чтобы не делать их сильнее.

— Бояться? Вот еще! — Коготь вновь вонзил молнию в тесное сообщество упырей, но разряд не произвел никакого видимого эффекта. — Похоже, магия на них не действует.

— На них ничего не действует. Мы беззащитны.

— Но они держатся в стороне, словно опасаются чего-то.

— Нет, — покачал головой Глеб. — Я уже говорил, что они питаются нашими эмоциями, нашей энергией. Чувствуешь, как слабеют руки? Как тяжелеют ноги и кружится голова?

— Просто нам давно пора отдохнуть, — сказал Тролль. Запыхавшийся великан с трудом тащил свою дубину, то и дело спотыкался, утирал пот со лба.

— Не обманывай себя. Это упыри. Они вытягивают нашу силу. Поглощают ее. А когда мы не сможем двигаться, они набросятся на нас, чтобы сожрать и то немногое, что еще останется.

— Заманчивая перспектива, — угрюмо хмыкнул Коготь. — Неужели мы ничего не можем сделать?

— Нам надо идти. Ни на минуту не останавливаться. Упыри обычно держатся определенного места и не выходят за его границы. Мы можем убежать.

— Убежать, — недовольно пробормотал Коготь. — Но где же эти границы? — Маг на мгновение остановился, развернулся, нацелил посох на прячущихся во мраке вампиров.

— Не надо, — остановил его Глеб. — Береги силы. Этим ты их не проймешь. По крайней мере сейчас.

— Сейчас? — переспросил маг. — А что, когда-то они будут уязвимы?

— В тот момент, когда выпьют нас досуха. Насытившись, они перестанут быть тенями и обретут тела, которые, в принципе, можно будет уничтожить.

— Если я все верно понимаю, то к тому моменту нас уже не будет в живых, — заметил Тролль.

— Ты правильно понимаешь.

— Занятно! — буркнул Коготь, через плечо оглядываясь на незримых преследователей.

— Мне однажды довелось участвовать в охоте на такого вампира. Но он был один-единственный…

— Ты хочешь нас запугать? — спросил Тролль. — Ты что, заодно с этими тварями?

— Рассказывай, Глеб, — попросил Коготь. — Говори хоть что-нибудь. Все равно, что. Я не могу слушать это нескончаемое шуршание за спиной. Оно выводит меня из себя.

— Так вот, — продолжил Глеб. — В окрестностях одной безымянной деревни завелся подобный упырь. Он появлялся ночами на большом пастбище, иногда приходил в деревню, нагонял на крестьян страху. Перевел половину скотины. Убил нескольких людей. Упырь проникал в дома, стены его не останавливали… В конце-концов крестьяне решили учинить на него облаву. Я как раз остановился на ночлег в этой деревне, и они пригласили меня помочь им…

— За плату, конечно? — осведомился Коготь.

— Да. Сколько-то денег они для меня собрали. Им был нужен воин, ведь сами они кроме кос, вил и серпов ничего в руках не держали… Я согласился, тем более, что никогда раньше не видел вампира. Но я знал, что эти кровососы неуязвимы как для обычного оружия, так и для магии, и мне было интересно, каким образом крестьяне собираются расправиться с упырем. Оказалось, что все не так уж и сложно. На лугу, где обычно появлялся вампир, они привязали здорового быка. Привязали накрепко: забили глубоко в землю несколько длинных кольев, самого быка вдоль и поперек опутали веревками и цепями приковали к кольям так, что животина и с места двинуться не могла. С четырех сторон на некотором удалении от приманки они сметали небольшие стога. Оставив быка на ночь, все разошлись по домам… А ближе к утру собралась толпа. Позвали и меня. Придя на пастбище, первым делом люди зажгли сено. И все мы увидели упыря. Он, словно гигантская пиявка, присосался к быку, точнее к его останкам. Целиком поглотив животное, вампир сам оказался на привязи. Завидя людей и пылающие стога, он стал бешено метался, пытаясь разорвать крепкие цепи. Он был чертовски силен, колья уже начали вылезать из земли. Еще минута, и упырь бы освободился, но тут я подбежал к нему в упор и один раз ткнул мечом. Всего лишь раз. Он лопнул, словно мыльный пузырь, обдав меня кровью с головы до ног. Вот и все…

— А я-то надеялся, что ты подскажешь, как нам справиться с этими тварями, — пробормотал Тролль. Он уже с трудом переставлял ноги. От магии упырей Глеба защищал обруч, а Коготь умел восстанавливать собственные силы, подпитываясь теми энергиями, что используют обычно маги, творя свою волшбу. Так что великану доставалось больше всех.

— Держись, — Глеб подхватил Тролля под руку. — Сейчас главное не свалиться!

— Они приближаются, — сказал поминутно оглядывающийся Коготь.

— Бегом! — скомандовал Глеб. И друзья побежали.

Черная туча за их спинами, в которой уже явственно угадывались очертания крыльев и тел, кошмарных лап и пастей, где мелькали алые всполохи глаз и матово поблескивали острые клыки, на какое-то мгновение задержалась, словно в оторопи, а потом с тихим шуршанием покатилась за вырвавшимися вперед людьми.

Упыри жаждали крови.

Тролль бросил взгляд через плечо.

— Не оборачивайся! — выдохнул Глеб. — Дыши ровнее. Держи ритм.

— Не могу больше, — пробормотал великан.

— Можешь! Держись за меня! Крепче, не стесняйся! Коготь, помоги мне!

Маг подхватил Тролля с другой стороны. Поддерживая друг друга, они бежали в кромешной тьме, и шуршащий, перешептывающийся мрак преследовал их по пятам.

— Быстрей, быстрей! — торопил Глеб.

Они задыхались. Заплетались ноги. Сил уже не было. Но друзья все бежали, спасались бегством, хотя это и было постыдно. Но намного позорней было бы просто сдаться, лечь и погибнуть так глупо, не в состоянии даже защитить собственную жизнь.

Черное облако нежити гналось за ними и все никак не могло догнать.

Вдруг Тролль запнулся на ровном месте и со всего маху повалился на землю, увлекая за собой товарищей. Они вместе рухнули в пыль, сплелись, спутались конечностями. Охнул Глеб, которому Тролль придавил ногу. Застонал Коготь, почти полностью погребенный под тушей великана. Друзья панически толкались, брыкались, цеплялись за все подряд, пытаясь подняться на ослабевшие ноги, мешая друг другу. С замиранием сердца они ждали, что вот сейчас налетят упыри, и острые зубы вонзятся…

— Пыль! — выкрикнул Коготь и перестал дергаться. — Это же пыль! — Он ощупал руками землю вокруг себя. — Дорога!

Вампиры не нападали. Они остановились в отдалении, не решаясь приблизиться. Черные тени мелькали в ночи, хлопали, шуршали крыльями. Упыри шипели, скаля зубы, тянули длинные голые шеи.

— Они почему-то не идут на дорогу, — уже спокойней сказал Коготь. — Тот оборванец был прав…

Тролль встал на четвереньки, нашарил откатившуюся в сторону дубину, подтянул ее к себе. Глеб, наконец-то высвободивший ногу, сел, осмотрелся по сторонам, хотя в ночном мраке практически ничего не было видно. Коготь все лежал в дорожной пыли и не собирался подниматься.

— Кажется, мы все-таки успели, — сказал Глеб. — Хотя, если честно, я не верил в наше спасение.

— А я верил, — пробормотал Коготь.

— И что теперь делать? — слабым голосом спросил Тролль.

— Предлагаю пару минут передохнуть, а потом двинемся дальше. Судя по всему, на дороге опасность нам не грозит.

— А я за то, чтобы дождаться утра, — сказал Коготь.

— Я тоже, — поддержал Тролль.

— Видимо, я буду вынужден подчиниться большинству, — сказал Глеб, радуясь в душе, что не придется вставать и куда-то тащиться.

— Я бы не прочь перекусить, а потом, значит, можно будет и поспать, — сказал Коготь.

— Поспать? С такими-то соседями? — спросил Глеб.

Черные силуэты метались вдоль обочин. Какая-то неведомая сила не давала им приблизиться к дороге, отшвыривала тех тварей, что оказывались слишком близко. Вскоре большая часть упырей, видимо осознав, что ждать бесполезно, скрылась в ночи и только несколько теней застыли неподвижными призраками в десяти метрах от места, где отдыхали путники…

— А я к ним уже и привык, — сказал Коготь, не хуже иного вампира впиваясь зубами в большой кусок солонины.

— Чего только не увидишь здесь, — пробормотал Тролль. — И ведь у кого-то хватает на все это фантазии.

Неподвижные фигуры, что сторожили дорогу, шевельнулись, с негромким шорохом развернули крылья, и маг подавился, закашлялся, схватился за посох. Упыри бесшумно поднялись в воздух, скользнули тенями вдоль дороги и бесследно исчезли.

— Чего это они? — спросил Коготь, выплевывая на ладонь непрожеванный кусок мяса.

— Рассвет, — объявил Глеб.

Ночь медленно сползала с небосклона, уступая место раннему утру.

— Не может быть, — сказал Коготь. — Сколько же прошло времени? Ведь еще совсем недавно был вечер. И вот уже утро… Надо же… — Маг глянул вверх и задумчиво произнес: — А вы заметили, что сегодня ни одна звезда не показалась, хотя небо было чистое… Странное место.

— Ага, — подтвердил Тролль и зевнул. — Место, конечно, странное, но я предлагаю немного поспать.

4

Глеб сверился с картой.

— Скоро должна быть деревня, — сказал он друзьям.

— Хотелось бы верить, — скептически пробурчал Тролль.

Курганы остались далеко позади. Кончилась и дорога, что спасла путников от преследующих упырей. Вокруг расстилалась безжизненная желтая равнина, похожая на африканскую саванну. Искажая маревом горизонт, струился над землей горячий воздух. От изнуряющей жары не было спасения. Даже редкие одинокие деревья с тонкими игольчатыми листьями не давали тени, и друзьям приходилось идти под прямыми палящими лучами безжалостного солнца. Особенно страдал Тролль. Его густая шерсть пропиталась потом, он тяжело дышал и периодически поносил Епископа, обрекшего его на все эти нечеловеческие муки. Великан почти ничего не ел и только много пил из кожаных бурдюков, связку которых нес на плече. С каждым часом воды оставалось все меньше и меньше.

Глеб еще раз внимательно посмотрел на карту, кинул взгляд на слепящий круг солнца и заверил:

— Точно. Скоро мы должны выйти к деревне.

Загоревший Коготь навис над ним и долго рассматривал разнообразные вычурные значки, которыми была испещрена карта.

— А это что? — спросил он и ткнул пальцем в черный крест, нарисованный возле кружка, обозначающего близлежащее селение.

— Не знаю, — пожал Глеб плечами. — На месте разберемся.

Он аккуратно сложил карту и поднялся на ноги.

Путники двинулись дальше на юг, немного забирая к востоку, туда, где, если верить карте, располагалась безымянная деревня, помеченная крестом.

5

Деревня возникла неожиданно.

Только что путников окружала выжженная равнина, но — шаг — и вот она, раскинулась под ногами в небольшой котловине, в низинке, сплошь поросшей зеленью: крыши домов вровень с поверхностью саванны, и потому селение невидимо до тех пор, пока не подойдешь к нему в упор, пока не уткнешься носом в этот маленький спрятавшийся оазис…

— Деревня, — удивленно, словно не веря своим глазам, сказал Тролль.

Десяток вросших в землю домиков тесно жались друг к другу. Маленькие аккуратные огороды за изгородями расчерчивали миниатюрную долину на ровные квадраты. В центре деревни, окруженное теснящимися зданиями, голубело озерцо, похожее скорее на большую глубокую лужу с чистой водой. Людей нигде не было видно.

— Было бы лучше, если бы ты подождал здесь, — обратился Глеб к великану.

— Ни за что! — отрезал Тролль.

— Ну, что ж… Тогда идем вместе.

Скользя на траве, покрывающей крутые склоны, друзья стали спускаться к деревне.

Внизу намного легче дышалось. Воздух, очищенный от пыли растущей вокруг зеленью, освеженный испарениями озера, благоухал весной. Солнце поумерило свой пыл и уже не казалось адским пыточным приспособлением, зависшим в высоком небе.

Утомленные путники прошли вдоль протяженных заборов, огораживающих длинные грядки с растущими овощами, и вошли в селение. Их встретила гробовая тишина. Нигде не было видно ни души. Странное запустение царило вокруг. Казалось, что жители секунду назад исчезли куда-то, растворились в воздухе. Двери и окна аккуратных домиков были распахнуты настежь, ухоженные огороды зеленели свежеполитыми прополотыми грядами, на песчаных тропинках отпечатались четкие следы босых стоп. Не было только людей, словно они в панический спешке попрятались, испуганные чьим-то приближением, скорым пришествием какой-то неведомой опасности.

Храня молчание, друзья прошли по мертвой улочке, ведущей к озеру. Пугающее безмолвие неприятно тяготило их. Наконец Коготь не выдержал:

— Пойду гляну. Подождите, — сказал он и быстро нырнул в открытую дверь ближайшего домика.

Глеб и Тролль присели в тени, отбрасываемой стеной строения. Они слышали, как внутри гулко раздаются шаги мага, как скрипят половицы. Потом звуки шагов смолкли, и Коготь что-то сказал — тихо и неразборчиво, обращаясь к кому-то в доме, но ответа не было, и он опять произнес какие-то слова, на этот раз громче, но, все равно, невнятно. Минуту стояла полная тишина, и Глеб уже было встревожился, но тут снова заскрипели доски, и через мгновение маг вышел на крыльцо.

— Ну, что там? — спросил Тролль.

Коготь пожал плечами.

— Сами посмотрите, — сказал он и посторонился, пропуская в дом товарищей.

Внутри было сумрачно, прохладно и влажно. В углах висели клочья седой паутины с черными вкраплениями жирных пауков и пойманных мух. Штукатурка на голых стенах потрескалась и местами полностью отвалилась.

— Да-а, — протянул Тролль, осматриваясь. — Запустение страшное.

— Вы сюда зайдите. — Коготь подошел к обшарпанной двери, ведущей, по всей видимости, в жилые комнаты и толкнул ее рукой. Скрежеща несмазанными петлями, дверь медленно отворилась. Глеб осторожно заглянул в открывшийся проем.

Привалившись к стене спиной, вытянув перед собой ноги и сложив руки на животе, в совершенно пустой комнате сидел человек. Его голова безвольно, словно у тряпичной куклы, лежала на левом плече. Взгляд остекленевших глаз был устремлен на противоположную стену или, скорее, сквозь нее. Сперва Глеб подумал, что этот нелепый человек мертв. Глеб всмотрелся, пытаясь определить причину смерти, и вздрогнул от неожиданности, когда веки предполагаемого мертвеца дрогнули. Присмотревшись, Глеб увидел, что человек тихо и тяжело дышит.

— Словно труп, — сказал Коготь, — но живой.

Глеб подошел ближе к похожему на безжизненную марионетку человеку и заглянул ему в глаза. Узкие черные зрачки, похожие на съежившихся пауков, по-прежнему смотрели в никуда, не замечая склонившегося гостя. Глеб помахал ладонью перед лицом находящегося в трансе мужчины и развел руками:

— Странно… — начал он и отпрянул в сторону, рефлекторно реагируя на движение прислоненного к стене человека.

— У-угрл! — булькнул тот горлом, выкинул перед собой руку со скрюченными пальцами и стал заваливаться на бок, конвульсивно дергаясь всем телом. Глеб отступил на пару шагов. Человек потянулся к нему трясущейся скрюченной рукой и упал на пол, ударившись головой. Так он и замер — вытянувшийся в полный рост, с протянутой когтистой рукой, с невидящим взглядом, пронзающим Глеба.

— Пойдем отсюда! — выдохнул Тролль. — Не могу на это смотреть.

Выйдя на свежий воздух, друзья облегченно вздохнули. Любопытный маг заглянул еще в два дома и вернулся с известием, что и там наблюдается подобная картина.

— Что будем делать? — спросил он.

— Прежде всего наберем воды, а потом посмотрим, — сказал Глеб.

Они прошли до конца улицы и оказались на песчаном берегу озера.

Кристально прозрачная вода была холодной до ломоты в зубах. Должно быть, озерцо питали подземные ключи.

Тролль снял с плеча связку пустых бурдюков и принялся их наполнять, зайдя по колено в ледяную воду. Вдоволь напившиеся Коготь и Глеб растянулись на теплом песке, нежась под лучами солнца и лениво поглядывая на занятого делом великана.

— Странная деревня. С жителями черт те знает что… — неторопливо рассуждал Глеб. — Но отдохнуть надо. Здесь должна быть гостиница, или какая-нибудь самая плохонькая харчевня со сдающимися комнатами. Может, хозяин нормальный будет… Интересно, что с ними со всеми? Болезнь? Или… Не знаю… Первый раз такое вижу… Может, им можно как-то помочь?

— Как им поможешь? — вопросом на вопрос ответил маг. — Ты даже не знаешь, что это… И я не знаю… И Тролль… Могу точно сказать, что это не магия. Сто процентов… Точно… Ну, может, девяносто девять… Не знаю… Да и надо ли им помогать? Вдруг это не простые люди. Или вовсе не люди… Может, они испокон веку такие. Сделали их так. А мы, значит, лезем…

— Огороды ухоженные. И дома снаружи нормальные. Но внутри… Обманка… И эти кататоники.

— Кто?

— Кататоники.

— А-а! — понимающе протянул Коготь и замолчал.

Тролль закончил набирать воду и вынес на берег гроздь разбухших влажных бурдюков. Бросив их на землю, он встал на четвереньки и встряхнулся, словно собака, вылезшая из воды. Пара капель попала Когтю в лицо. Маг демонстративно утерся и громко сказал:

— И вот это животное хочет стать человеком!

— Когда я смотрю на тебя, то начинаю думать, а стоит ли вообще превращаться в подобное убожество, — парировал великан. Он присел рядом с Глебом и, игнорируя присутствие Когтя, спросил:

— Идем дальше? Или переночуем здесь, в деревне?

— Пока давайте поищем гостиницу, — сказал Глеб и поднялся. — Скоро вечер.

Маленькая харчевня оказалась совсем рядом. Она стояла чуть в стороне от улицы, по которой друзья пришли к озеру, и над крыльцом ее красовалась вывеска с нарисованной пирамидой пивных бочек и скромной надписью: «Еда и комнаты. Дешево».

С некоторой опаской Глеб толкнул прикрытую, но не запертую входную дверь и вошел. Следом за ним втиснулись в маленький холл Коготь и Тролль.

Здесь, в отличие от уже посещенных ими домов этой странной деревни, было прибрано и стояла кое-какая мебель. В углу за столом спал человек, по-видимому, хозяин. Было сумрачно, и попавший с яркого света в полумрак Глеб видел лишь его фигуру. Он подошел поближе и тронул спящего за плечо, негромко сказав:

— Эй, любезный.

Человек продолжал спать. Он разметался по столу, обхватив его длинными руками, навалившись на него грудью, уперевшись лбом в столешницу. Длинные пряди косматых нечесаных волос скрывали лицо.

— Эй! — Глеб толкнул хозяина сильней. Тот дернулся, и голова его вывернулась. Глеб отшатнулся. Глаза спящего человека были широко открыты, да он и не спал вовсе — как и все здесь, он находился в состоянии прострации, в коме, вызванной неизвестными причинами.

— Что ж это такое? — сказал Коготь. — И он тоже… Что теперь?

— А вдруг они заразные? — с опаской спросил Тролль, издалека разглядывая неподвижного человека.

— Ерунда! — отрезал маг. — В этом мире никогда не было эпидемий. И быть не может. Глупости…

— Ага. Раньше не было, а теперь есть… Надо уходить отсюда, — высказался великан.

— Ночь на носу, а нам всем надо нормально отдохнуть. Нет, мы останемся, — Глеб замолчал, раздумывая, а потом решительно повторил: — Мы остаемся. Коготь прав — это не похоже на болезнь… Сейчас мы закроемся в одной из комнат и нормально выспимся. А утром уйдем.

— Ну, не знаю, — с сомнением проговорил Тролль. — Тебе, конечно, видней, но мне это место не нравится. Очень не нравится.

— Ладно, — отмахнулся маг. — Что они нам могут сделать? Они же словно мертвецы.

— Вот именно, — пробурчал Тролль. — Словно…

Он еще долго что-то бурчал под нос, волочась следом за Глебом и Когтем, ищущими подходящую комнату. Наконец выбор был сделан. Достаточно просторное помещение для того, чтобы в нем могли разместится два человека и один тролль, было обставлено всей необходимой мебелью и имело прочную дверь и крепкие ставни на окнах.

— Ужин в номер нам, по всей видимости, не подадут, — сказал Коготь, бесцеремонно скидывая пыльные простыни на пол. — И спать придется на голом матрасе. Ну да ладно! Нам не привыкать, мы люди простые. Вот, помню, довелось мне однажды по пояс в воде спать. Да. А там главное что? Не захлебнуться… — Выкладывая на стол скромные припасы из мешка с продовольствием, он начал одну из своих вечных историй, в которых никогда не было ясно, где кончается правда и начинается ложь. Глеб и Тролль обращали на его монолог не больше внимания, чем на жужжание надоедливой, но безобидной мухи, а маг все говорил и говорил, успевая при этом поглощать пищу в неимоверном количестве и запивать ее холодной озерной водой из бурдюка.

Закончив трапезничать, друзья опрокинулись на койки. Только Глеб, предварительно смахнув рукой крошки со стола, расстелил карту по столешнице и склонился над ней.

— … вот так бывает, — закончил болтовню Коготь и отвернулся лицом к стене. Через мгновение он уже спал, забавно посапывая носом.

Облегченно вздохнув, Тролль сказал со своей кровати:

— Уф! Я уж хотел его вырубить. Думал, что он всю ночь не успокоится, так и будет гудеть и гудеть… А ты, Глеб, что не спишь?

— Сейчас лягу. Надо спланировать маршрут. Скоро выйдем к пустыне. Хорошо, что на карте показаны все колодцы и источники. Но, все равно, воду будем беречь… Ты спи, отдыхай, я все запру.

— Спокойной ночи, — пожелал Тролль и сразу захрапел.

Село солнце. На улице было еще светло, но в комнату уже пришла ночь. Глеб зажег стоящую на столе свечу и стал с интересом изучать карту. Никогда раньше ему не попадались топографические изображения Мира. Он даже не подозревал об их существовании. Склонившись над столом, передвигая свечу так, чтобы свет падал на нужные участки листа, Глеб разглядывал замысловато нарисованные значки, отыскивая места, где ему довелось побывать, вспоминая свои прошлые приключения, читая знакомые названия. Одна надпись навеяла мрачные воспоминания. Он вспомнил деревню со странным названием Пятая Нога, и перед его глазами вновь возник хохочущий Епископ, снова он увидел схватку бывших друзей, такую быструю, кратковременную, но унесшую жизни пятнадцати Одноживущих селян, случайно оказавшихся рядом… Магия Епископа не знала пощады. Дождь, разъедающий плоть, обрушился на участок деревни, где Глеб настиг своего врага. Ядовитые капли обожгли кожу и вгрызлись в живое мясо. Ужасающая боль во всем теле. Но боль Двуживущего ничто по сравнению с болью Одноживущих. Жители деревни катались по земле, раздирая тела пальцами, и плоть скользкими пластами сходила с костей, и люди, ни в чем не повинные крестьяне, корчились, замирали и таяли, растворялись под струями кислоты… А проклятый колдун стоял, неуязвимый в своем заговоренном глухом плаще и хохотал, глядя на обезумевших от боли людей. Все это Глеб успел увидеть, до того, как умер сам… Четвертая его смерть? Или пятая? Он уже не помнил. Это не имело значения… Значение имело то, что он был тогда близок. Очень близок… Хохоча, Епископ прижимал к телу руку, и его кровь, красная, обычная кровь, стекала по складкам плаща и шипела, исходила ядовитым паром, когда капли смертоносного дождя попадали на нее… Все-таки он смог дотянуться до врага мечом. Жаль, что неточно, но именно тогда он поверил в свою силу. Именно тот колющий удар, достигший цели, вселил в него уверенность, что Епископ может быть убит, несмотря на всю его мощь, на весь его опыт…

От воспоминаний Глеба отвлек шум. С тихой улицы донеслось негромкое шарканье шагов. Он выглянул в распахнутое окно. Было уже темно, но небо на западе еще слегка серебрилось полупрозрачными перистыми облаками, и ночь все еще ждала прихода своего времени, спрятавшись пока в длинных густых тенях, отбрасываемых домами. Глеб увидел, как возле ближайшего строения ходит кругами сгорбленная фигура, ходит неуверенно и слепо, словно лунатик.

— Эй! — негромко окликнул Глеб.

Человек замер на месте, напряженно выпрямился и завертел головой, пытаясь понять, кто зовет его. Их разделяло расстояние в пятнадцать метров, не более, и было видно, как раздуваются ноздри, как слепо щурятся глаза, как подергиваются лицевые мышцы странного субъекта. Глеб хранил молчание, и человек через некоторое время снова ссутулился и заходил кругами. Облака постепенно гасли, над деревней сгущался мрак. И чем темней становилось на улице, тем уверенней передвигалась фигура. В конце концов человек остановился, вполне осознанно огляделся и твердым шагом куда-то направился. Провожая его взглядом, Глеб высунулся из окна и увидел, как из домов выходят люди, как они приветствуют друг друга, разговаривают, жестикулируют. Он увидел играющих на дороге детей, присевших на лавочки стариков. Кто-то копался на дальних огородах, неразличимый в темноте.

С приходом ночи деревня ожила. Но жизнь ее казалась ненастоящей, и Глеб не сразу понял в чем тут дело. А когда понял, то поразился, как же он не заметил этого раньше — над селением повисла мертвая неестественная тишина. Беседующие жители оживленно кивали, разводили руками, но ни единого звука не срывалось с их шевелящихся губ. Бегающие ребятишки разевали рты, но крики и визги оставались внутри, терялись, замирали в напряженных глотках. Перед Глебом словно демонстрировалось немое кино. И только шлепки, стуки и шорохи ступающих по земле ног говорили о том, что люди на улице вовсе не бесплотные призраки…

— Странно, — пробормотал Глеб и захлопнул ставни. Он не видел, как реагируя на стук, повернулись к закрытому окну люди, и в их глазах засияли безумством отблески взошедшей луны.

Освещенная единственной свечой комната будто бы сузилась, съежилась. Стены сомкнулись теснее. Все предметы в комнате, искаженные тусклым светом трепещущего лепестка пламени, словно уменьшились в размерах. И даже храпящий Тролль, растянувшийся на широченной кровати, больше не казался гигантом.

Глеб закрыл остальные окна и подошел к двери. Ему стало интересно, что там делает хозяин заведения. Ведь и он, должно быть, очнулся от своего дневного оцепенения.

Скрипнув дверью, Глеб выглянул в коридор и ничего не увидел — было слишком темно. Он поморгал, прищурился, пытаясь разглядеть хотя бы противоположную стену, и тут ему показалось, что во мраке что-то шевельнулось. Словно кусок тьмы отслоился от ночи и с легким шуршанием сполз по стене вниз, пригибаясь к полу, готовясь к прыжку.

Упырь…

— Эй! — сказал Глеб, делая шаг вперед, но не отпуская ручки двери, готовый, случись что, мгновенно, словно улитка в раковину, ретироваться в комнату, где на столе успокаивающе горел маячок сальной свечи.

Тишина.

Он уже хотел развернуться и, плюнув на все эти покрытые мраком тайны, улечься спать, как вдруг что-то прыгнуло на него, ударило в грудь, опрокинуло, отбросило в сторону и навалилось тяжестью сверху, сковывая движения, затрудняя дыхание. Глеб попытался перевернуться и подмять под себя незримое существо, и ему это уже почти удалось сделать, но в самый последний момент неведомый враг отскочил и беззвучно исчез в темноте коридора. Воспользовавшись передышкой, Глеб на ощупь отыскал дверь и ввалился в комнату. Здесь все также безмятежно спали его друзья, и догорала на столе свеча.

Тяжело дыша, он захлопнул дверь и подпер ее плечом. Схватившись за засов, Глеб внезапно обнаружил, что тот намертво заклинил. Или это было специально подстроено?

Косяк содрогнулся. Что-то ломилось с той стороны, со стороны погруженного во мрак коридора. Не сдержав рвущуюся к нему неистовую силу, Глеб дал слабину, и в образовавшуюся щель между дверью и косяком просунулась человеческая рука. Еще один удар — и вслед за рукой в комнату протиснулось плечо. Глеб отскочил и схватил стоящее у кровати копье. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался растрепанный человек. Хозяин харчевни. Но человек ли?

Его ободранное тело кровоточило, мышцы прокатывались под кожей судорожными волнами, он тяжело дышал и, ослепленный светом свечи, щурился и часто моргал. Задрав голову к потолку, безумец распахнул рот, и его горло напряглось в беззвучном крике. Взметнув вверх руки, он на мгновение замер неподвижно, а затем обхватил голову, съежился и, опасливо поглядывая на пляшущий огонек, стал неуверенно пятиться к выходу. В его глазах Глеб увидел то самое выражение, что было днем у всех парализованных жителей деревни — пустой взгляд, устремленный в никуда.

Едва обезумевший хозяин скрылся в коридоре, Глеб захлопнул за ним дверь и сунул в металлические скобы заклинившего засова древко копья. И тотчас под градом мощных ударов заходил, задергался косяк. Посыпались с потолка опилки и пыль. Завибрировало копье, грозя выскользнуть из вбитых в дерево скоб.

А потом десятки ног зашаркали под окнами, и на запертые ставни со стороны улицы обрушились сжатые кулаки. Весь дом заходил ходуном: гуляли под ногами половицы, скрипели доски над головой, дрожали стены. Обезумевшие деревенские жители расхаживали по чердаку, пытались отодрать ставни, вместе с хозяином ломились в дверь, просто чем попало колотили в стены. Глеб представил, что творится снаружи и ему стало страшно. Он опустился на кровать и долго смотрел, как дергается запирающее дверь копье, как вздрагивают оконные рамы, как сыплется с потолка труха…

Всю ночь он не смыкал глаз. Огарок свечи догорел, и комната погрузилась в грохочущую темноту. И только когда из-за щелей расшатанных ставней в помещение пробились первые лучики серого утреннего света, удары начали постепенно стихать и вскоре прекратились совсем. Разогнанные приближением восхода жители разбрелись по своим домам. Скрываясь от солнца они заползали в подвалы, прятались на чердаках, забивались в углы влажных темных комнат. Один за другим они впадали в странное оцепенение. До следующей ночи…

Тролль открыл глаза, зевнул и изумленно оглядел комнату — покосившиеся ставни, путаницу пронзающих пыльный воздух солнечных лучей, россыпи опилок на полу, запертую копьем дверь, сидящего Глеба, несмятую подушку на его постели…

— Что тут произошло? — спросил великан.

— Землетрясение, — ответил Глеб. Почему-то, сам не зная почему, он решил не рассказывать друзьям о ночном происшествии.

— Землетрясение? — переспросил удивленный Тролль. — Так ты не спал?

— Нет.

— Вот черт! Нам еще повезло, что не засыпало. — Тролль вскочил с кровати и принялся настежь распахивать окна, проветривая комнату.

Через минуту проснулся Коготь. Увидев царящий беспорядок, он протянул:

— Э-э…

На что Тролль, не дожидаясь, пока вопрос оформится окончательно, жизнерадостно ответил:

— Землетрясение.

Маг еще раз осмотрел комнату, поднялся, выглянул в окно и пробормотал:

— Ну да… Землетрясение, значит…

— Ага, — подтвердил Тролль, раскладывая на столе походную снедь. — Природный катаклизм.

Перекусив, они быстро собрались, вышли из комнаты, прошли по коридору и оказались в холле. Хозяин все также лежал на столе, уперевшись в столешницу лбом, только теперь его правая рука свисала до пола, и на кончике среднего пальца висела тяжелая капля загустевшей крови. Глеб подошел к столу и аккуратно положил возле головы коматозника серебряную монету.

— Зачем она ему? — возмутился такой растратой Коготь.

— Может, он когда-нибудь проснется? — ответил Глеб.

— Смотрите, — сказал Тролль, — его здорово поцарапало.

— Точно, — подтвердил маг, — должно быть, землетрясение.

Перешагнув через сорванную вывеску, они покинули харчевню, прошли по улице, обогнули озеро и стали подниматься по скользкому от росы склону котловины, на дне которой приютилась эта странная деревня.

— И все-таки, что с ними со всеми случилось? — Маг обернулся и посмотрел на раскинувшееся под ногами селение. — И что означает этот крест на карте?.. Сначала эти курганы, теперь деревня. Может, они каким-то образом связаны?

— А что? Вполне может быть, — сказал Тролль.

Глеб промолчал.

6

Вечером друзья вышли к пустыне.

И не было никакого плавного перехода от саванны к голым пескам. Только что они ступали по выжженной траве, а следующий шаг уже пришелся на голый, осыпающийся под ногами бархан.

Словно желтое песчаное море набегало на травянистый берег, бескрайнее море, раскинувшееся от горизонта до горизонта, океан, вздыбивший гигантские волны дюн и замерший так, неподвижный и безжизненный. Великие южные пустыни. Огромные безводные пространства.

— Первый колодец там, — Глеб показал на юго-запад. — Воду будем беречь.

— Нет вопросов, — согласился Тролль, и вся троица дружно направилась в указанном направлении.

Раздутое краснеющее солнце уже наполовину скрылось за горизонтом.

 

Глава 15

В соседнем кресле, заняв место у иллюминатора, восседал лысеющий толстяк почтенного возраста. Он кивнул Глебу, широко улыбнулся и слегка подвинулся, демонстрируя приветливость и радушие, подвинулся чисто символически: каждое сиденье было огорожено подлокотниками.

Глеб снял мокрую куртку и сел.

— В Торонто? — спросил толстяк.

Глеб кивнул.

— А я раньше выйду. В Париже. Эх, матушка-Европа. — Разговаривая, сосед ерзал по креслу, словно никак не мог разместить свое грузное тело поудобней. — Дела? Путешествуете?

— По делу, — лаконично ответил Глеб.

Динамики в пластиковом потолке поприветствовали пассажиров от имени экипажа. Возникла рядом стюардесса, сказала:

— Пристегнитесь, пожалуйста. Убедительно просим не вставать со своих мест. Взлетаем. — И пошла дальше вдоль рядов кресел, повторяя привычную скороговорку.

Глеб глянул в иллюминатор. Тучи разошлись. Высоко в небе сиял месяц, изогнутый и острый, словно ятаган. Толстяк заметил коробочку нейроконтактера на его виске и заинтересованно спросил:

— Вы где бываете? В Эстарикуане? Или Вселенная Тримфольда?

— Мир.

— Мир! Да, да! Самая продуманная, на мой взгляд, система. Я там тоже частенько появляюсь. — Он повернул голову, чтобы стал виден нейроконтактер новомодного лазурного цвета с золотыми кнопками фиксаторов. — У меня там магазинчик. Лучшее оружие. Даже гномьей работы есть. Эльфийские луки. Недорого. Заходите, прямо в Городе, на улице…

— Вам не кажется, что вы шизофреник? — перебил его Глеб и отвернулся. Растерявшийся толстяк замер с открытым ртом. Какое-то время он переваривал полученное оскорбление, потом залился краской, обижено фыркнул, надулся, и стал смотреть в круглую дыру иллюминатора, хотя там уже почти ничего не было видно.

Пол под ногами дрогнул. Самолет набирал ход.

Глеб откинулся в кресле и расслабился. Навалилась необоримая сонливость, расползлась по телу приятной истомой — сказывались бессонные ночи. Сознание провалилось, рухнуло в головокружительную бездну. Он задремал, запрокинув голову, и странные видения, не похожие на сон, но слишком страшные и нелепые, чтобы быть явью, полностью захватили его разум.

1

Пустыня жила неприметной жизнью.

Днем, когда обжигающее солнце висело высоко над головой, все существа прятались кто как мог. Разве только сонные серые ящерицы подставляли спины горячим лучам, да блаженствующие змеи грелись на раскаленных барханах.

К вечеру же пустыня пробуждалась.

Выползали из своих нор мелкие зверьки, похожие на тушканчиков и, поднявшись настороженными столбиками, начинали осторожную свистящую перекличку с соседями, проверяя, кто еще жив, кто не съеден, шепеляво заявляя свои права на территорию. Быстрыми перебежками пересекали песчаные горы мохнатые пауки-птицееды. Пресмыкающиеся, обеспокоенные исчезновением солнца, отыскивая прогретые, не успевшие еще остыть местечки, разлиновывали барханы гибкими пластичными телами. Склевывая насекомых и мелких шустрых ящерок, прыгали по песку короткокрылые остроклювые пичужки, верещали встревоженно, завидя неподалеку паука или змею.

Опускалось за горизонт солнце, и тотчас, гоня перед собой жесткие колючие шары перекати-поля, обдувая вершины барханов, проносился над пустыней ветер. Обычно пыльный и колючий, реже свежий и благоухающий влагой, он торопливо пробегал над бескрайним простором безводного желтого океана и замирал, когда полностью гасло небо, и на бархатистой черноте расцветали первые сверкающие бриллианты звезд. Иногда, очень-очень редко, шальной ветер успевал нагнать откуда-то стада теснящихся облаков, и те начинали рокотать, глухо громыхать, тяжело ворочаясь, сталкиваясь друг с другом и меряясь силами. И тогда, чувствуя растущее напряжение, ощущая разливающийся в воздухе новый вкус и аромат, трепетно вдыхая влажную свежесть, все в пустыне замирало в ожидании. Все живое предвкушало дождь…

2

— Ну и пекло, — пробормотал Тролль. — Теперь я представляю, каково грешникам в аду.

— Да уж, — согласился Коготь. — Ты, наверное, теперь и в реку бы с удовольствием залез.

— Сейчас бы дождя хорошего!

— Ну, размечтался, волосатый! Это же пустыня. Кругом один песок. Ничего кроме песка… Кстати вы слышали рассказы о Песочном Человеке?

— Я слышал, — сказал Глеб.

— А ты, Тролль?

— Песочный Человек? Это тот, что насыпает непослушным детям песку в глаза, пока они спят?

— Видно, что тебя в детстве изрядно попугали сказками. Наверное, ты потому такой страшный и вырос.

Тролль ухмыльнулся:

— Быть уродливым зверем — это полбеды. А вот быть безобразным человеком…

Коготь фыркнул:

— Говори, что хочешь. Все равно я это на свой счет не принимаю.

— Так что там про Песочного Человека? — напомнил Глеб.

— Вспомнилось вдруг. Говорят, он в пустыне живет.

— Да.

— Он может принимать любое обличье, и никто не знает, как он выглядит на самом деле.

— Где ты все это слышал? — спросил Глеб. — О Песочном Человеке рассказывают нечасто.

— Не помню точно. Кажется, какой-то Одноживущий маг, у которого я покупал книгу… Да, точно… Зашел я однажды в лавку, где всегда приобретал книги с заклинаниями, и увидел, как спорят три мага. Спорят об этом самом Песочном Человеке. Они были так увлечены спором, что не сразу заметили меня, а когда все же заметили, то сразу, значит, и замолчали. Но к тому моменту я наслушался много всякого… интересного…

— Одноживущие не любят рассказывать о Песочном Человеке посторонним, — сказал Глеб.

— Мне показалось, что они его боятся.

— Так и есть.

— И кто он такой? — спросил Тролль.

— Еще одна легенда Одноживущих, — пренебрежительно отозвался Коготь.

— Нет, — Глеб покачал головой. — Он существует на самом деле. Однажды я видел его.

— Серьезно? Расскажи.

— Сперва расскажи, о чем спорили те маги.

— Ну, они не то что бы спорили. Просто рассказывали всякое, перебивая друг друга… Один утверждал, что Песочный Человек — это обычный пустынный призрак, второй возражал и говорил, что пустынные призраки не могут менять внешний вид, они всегда предстают в образе песчаного смерча, в виде крутящейся вихревой воронки… А третий маг рассказал занятную историю. О том, как Песочный Человек разрушил…

— Южный Город, — перебил друга Глеб.

— Ты тоже знаешь эту сказку?

— Это не сказка. Это случилось на самом деле.

— Хочешь сказать, этот город существовал в действительности?

— Я в этом не сомневаюсь.

— И один-единственный человек смог его разорить?

— Он не человек.

— Расскажите мне, — попросил Тролль. — А то я ничего не понимаю.

— Глеб, расскажи. У тебя лучше получится.

— Ладно. Только дайте воды глотнуть.

Друзья остановились. Тролль стянул с плеча связку бурдюков. Отвязал один, протянул Глебу. После того, как Глеб напился, кожаная емкость перекочевала к Когтю, а затем вновь вернулась к Троллю. Великан сделал несколько больших глотков, опустошив полупустой бурдюк. Оторвавшись от кожаного пузыря, Тролль удовлетворенно рыгнул, заставив мага брезгливо поморщиться.

Через минуту освежившиеся путники пошли дальше.

— Раньше в Мире было два города, — сказал Глеб. — Один — тот, который сейчас мы зовем просто Городом — Городом с большой буквы, Вечным Городом — назывался Центральным. А второй, который в последствии был разрушен Песочным Человеком, носил название Южного города. В Южном городе тоже был свой Король, и он так же обладал почти безграничной властью. Тогда еще не было этой пустыни, здесь зеленела трава, росли деревья, текли реки…

— И ты веришь, что это все правда? — спросил Коготь.

— Возможно, не все. Но я знаю, что Песочный Человек существует, и что именно он уничтожил Южный город в эпоху, когда Мир был совсем молод.

— Почему ты так уверен в этом?

— Не перебивай человека! — сказал Тролль. — Продолжай, Глеб.

И Глеб продолжал, пытаясь дословно воспроизвести все то, что он слышал когда-то от Рябого Пса:

— Все началось с того, что однажды в ворота Южного Города вошел необычный человек. Он был одет в рваную бесформенную одежду, ноги его были босы. Длинные желтые волосы полностью скрывали лицо, ниспадая на него словно вуаль. Голос пришельца был сух и неприятен. Когда этот человек вошел в Город, то одна из башен крепостной стены вдруг обвалилась, рассыпалась, превратившись в груду обычного песка. Свидетели утверждают, что когда это произошло, пришелец поднял голову, погрозил кому-то пальцем и сказал негромко: «Еще слишком рано». Тогда на его слова не обратили внимания, посчитав, что в Город пришел еще один ненормальный, каких много бродит по дорогам Мира… Этот человек хотел встретится с Королем — тоже своего рода помешательство, ведь любому известно, что Король не разговаривает с простыми людьми. Но пришелец не считал себя простым человеком. «Мне нужно место, много места! — кричал он, бродя по улицам. — Передайте Королю, что я должен поговорить с ним об этом». Люди посмеивались, не обращая внимания на слова бродяги… Неделю обитал странный человек в Городе. Никто не знал, что он ест, что пьет, чем живет. Никто не видел его спящим. Иногда он распевал чудные песни без слов, иногда просто кричал, что хочет видеть Короля. «Я не могу носить в себе это! — кричал он. — Песок сильнее меня. Он сильнее всего. Вода прорубает себе русло среди гор, но бесследно исчезает в песках. Море дробит прибоем скалы, но не может слизать песок. Я человек песка. Я выбрал это место, мне приказано сотворить пустыню, я несу ее в себе. А Король должен уйти. Пусть он поговорит со мной!». По Городу поползли странные слухи. Утверждали, что будто бы целые улицы на окраинах за одну ночь оказывались занесены невесть откуда взявшимся песком. Неоднократно поминали развалившуюся крепостную башню. Горожане стали опасаться помешанного чужака. И Король, чтобы успокоить своих подданных, отдал приказ вышвырнуть пришельца за черту Города. Охрана тотчас выполнила распоряжение, но уже утром следующего дня странный человек вновь бродил по улицам и призывал Короля. Три дома на центральной площади бесследно исчезли, только сухой ветер нес по мостовой струйки песка. Бродягу вновь схватили и на этот раз бросили в подземелья замка. Но утром он был на свободе, и исчезла уже целая улица, все строения которой просто превратились в песок. Теперь уже никто не считал пришельца обычным сумасшедшим. Люди спешно покидали свои дома, бежали, бросив все. Но Король, не понимая, с чем столкнулся, еще пытался бороться за свой Город. Человека песка схватили и заковали в цепи. Он каким-то образом сумел освободиться. Его поймали еще раз и казнили, но обезглавленное тело исчезло накануне похорон, а потом воскресший чужак, живой и невредимый, вновь расхаживал по пустынным улицам, загребая ногами желтый песок… Город погибал. Погибала его округа. Жителей почти не осталось. Уже несколько недель на землю не пролилось ни единой капли дождя. Сухой ветер гонял по земле смерчи, игрался песчаными вихрями. А человек, лица которого так никто и не увидел, все ходил по безжизненным улицам и, вторя ветру, распевал свои песни, дико хохотал. «Уже поздно! — кричал он. — Король стал Песочным Человеком…» Через три дня, когда руины Города уже почти полностью утонули в песке, они встретились: бродяга и Король. «Чего ты хочешь? — спросил Король. — Зачем разрушил мой Город?» — «Я хочу места, много места, — ответил человек, — и теперь оно у меня есть. Два Города — это слишком много, если нет ни одной пустыни». Пришелец рукой убрал волосы, и Король посмотрел в открывшееся лицо. И увидел свое отражение…

Глеб замолчал.

— Все? — спросил Тролль.

— Все, — подтвердил Глеб.

— А что случилось с Королем?

— Точно никто не знает. Но говорят, что он превратился в Песочного Человека. Оба они, и король, и пришелец, стали одним существом.

— Я слышал другой вариант, — заметил Коготь. — Он более короткий, но в общем-то сводится к тому же.

— Я тоже слышал несколько версий, — сказал Глеб. — Эта нравится мне больше всего.

— Маловразумительная история. Совершенно пустая, — высказался маг.

— И все же, кем был этот странный человек? — спросил Тролль. — Он был Песочным Человеком или еще нет? Или он стал им после встречи с Королем?

— Откуда я знаю? Я всего лишь пересказал то, что слышал.

— И все-таки, это легенда, — сказал Коготь.

— Говорю же, это правда! Возможно, все было не совсем так, как я рассказал. Может быть, что-то было иначе. Но я лично был на руинах Южного Города. Видел стены, засыпанные песком. Башни, торчащие из барханов. У меня нет ни малейшего сомнения, что Южный Город существовал в прошлом.

— А Песочный Человек?..

— Его я видел тоже.

— Ну, не знаю, — Коготь помотал головой. — Впрочем, я вполне допускаю, что это был какой-нибудь переучившийся и оттого свихнувшийся маг. Но очень сильный! Это насколько надо быть могущественным, чтобы справиться с самим Королем и разрушить Город!?. Значит, ты лично видел Песочного Человека? И какой он?

— Обычный, — ответил Глеб, внезапно поскучнев. — Нет настроения рассказывать.

— Но ты обещал.

— Может быть, расскажу позже…

Какое-то время друзья шагали молча.

— Здесь, в пустыне живет племя бедуинов, — сказал Глеб, нарушив молчание. — Впрочем, их и племенем-то назвать нельзя — путешествуют по пескам небольшими группами, а то и вовсе поодиночке. Вполне мирные люди, несмотря на суровый образ жизни, на тяжелейшие природные условия, в которых им приходится выживать… Так вот, они считают себя потомками тех людей, что не успели покинуть Южный Город, когда его заносило песком. Руины Города они почитают святым местом и совершают туда паломничества. В самый центр пустыни, в ее сердце. Для них нет божества выше и могущественней, чем Песочный Человек. И им и в голову не приходит сомневаться в реальности его существования.

— Бедуины? — переспросил Тролль. — Это такие невысокие люди, невообразимо худые, полуголые, почти совсем черные? В руках держат кривой посох. На кожаном поясе костяной нож…

— Да, — подтвердил Глеб, слегка удивившись столь обстоятельному описанию. — Ты встречался с ними?

— Пока нет.

— А откуда знаешь про…

— Вижу.

— Где? — Глеб закрутил головой.

— Вон там, впереди. Сейчас он спустился с бархана, его не видать. Через минуту поднимется на гребень. Направляется прямо к нам. Говоришь, они безобидны?

— Абсолютно.

— Ага! Вон он, видишь?

На вершине далекого бархана появилась маленькая фигурка, замерла на мгновение, осматриваясь и легко заскользила вниз по склону, помогая себе кривым посохом…

Через двадцать минут они встретились.

— Пусть ваши рты будут всегда полны освежающей влаги, — замысловато поприветствовал друзей бедуин. Он приложил руку ко рту и сплюнул на ладонь, показывая, что готов поделиться самым драгоценным, что у него есть.

— И тебе того же, — сказал Коготь. Глеб остановил мага движением руки. Он сам решил вести переговоры.

— Пусть дожди всюду следуют за тобой, человек пустыни.

— Добрые слова, добрые люди. Что вы ищите среди песков?

— Большую гору.

— А я-то думал, что мы разыскиваем библиотеку, — пробормотал Коготь, удивленно вздернув брови.

— Вы ищите здесь гору? — Бедуин весело рассмеялся. — Гору песка?

— Нет. Обычную каменную…

— А не легче искать горы, там где их больше?

— Но нам нужна именно эта гора. Кратер вулкана.

— Впрочем, я не прав, — продолжал бедуин, задумавшись над своим высказыванием и не обратив внимания на слова Глеба. — Конечно же, искать гору среди гор намного сложней. Разве могу я найти в пустыне тот самый бархан, на котором спал сегодня ночью?..

— Так ты не можешь подсказать нам, верно ли мы идем?

— Гора? — переспросил бедуин, сделавшись серьезным. — В пустыне есть лишь одна гора, и как раз там, куда вы направляетесь. Надеюсь, вы ищете не ее.

— Почему?

— Потому что оттуда никто не возвращался. Это очень плохое место. Говорят, раньше эта гора дышала огнем. Мы стараемся не приближаться к ней…

Бедуин замолчал, потеряв интерес к разговору. Он бесстрашно подошел к сидящему на раскаленном песке Троллю, внимательно осмотрел великана с ног до головы, подергал за густую шерсть и невинно спросил:

— Наверное, очень жарко?

— Ты представить себе не можешь, — выдохнул великан, ухмыльнувшись во всю свою широченную пасть. Бедуин с интересом заглянул в разверзшийся рот и посоветовал:

— А ты высунь язык. Будет прохладней.

Коготь покатился со смеху. Маленький усохший человечек укоризненно глянул в его сторону и сказал:

— Собаки всегда так делают, когда им жарко.

Маг захохотал еще громче. Тролль нахмурился.

Чтобы разрядить обстановку, Глеб сказал, обращаясь к бедуину:

— Тебе нужно что-нибудь? Я нас есть еда.

— Я не голоден.

— Может, дать тебе воды?

Обожженный солнцем человек посмотрел на груду бурдюков и сказал:

— Таскать на себя воду глупо. Воду надо носить в себе. Если можно, то я бы попил.

— Конечно, — Глеб сделал знак, и Тролль передал гостю кожаную емкость, одну из немногих, где еще плескалась жидкость. Бедуин запрокинул голову, и тонкая струйка противно теплой воды полилась в его открытый рот из узкой горловины…

— Спасибо, — сказал бедуин, напившись. — Пусть обильная роса омывает ваши губы каждое утро, — он с поклоном передал бурдюк Троллю.

— Уходишь? — осведомился Глеб.

— Да.

— Не покажешь, где ближайший колодец?

— Там, — бедуин махнул рукой. Глеб быстро достал карту, сориентировался по солнцу, сверил направление.

— Вы не успеете туда дойти, — сказал усохший человечек. — Слишком далеко.

— Почему не успеем?

— Надо убегать.

— От кого?

— От дыхания Песочного Человека.

— Когда? — Глеб нахмурился.

— Скоро. Сегодня или завтра. Если хотите, то я могу вас увести с собой.

— Но ты идешь в противоположную сторону, а нам надо спешить, — сказал Глеб.

Бедуин задумался. Сказал:

— Песочный Человек сейчас добр. Его дыхание еще легко. Главное не бороться с ним, а спрятаться.

— Я знаю это, — кивнул Глеб.

— Хорошо. — Бедуин, не сказав больше ни слова, подхватил костыль и стал спускаться с вершины бархана, ловко скользя по склону. Песок под его ногами осыпался шуршащими струйками, и казалось, что эти маленькие сухие ручейки, эти живые змейки несут человека на себе…

Друзья долго смотрели вслед уходящему бедуину.

— О чем это вы говорили? — спросил Коготь. — От кого нам надо убегать?

— Не от кого, а от чего. От песчаной бури, — ответил Глеб. — Здесь ее называют дыханием Песочного Человека.

— От бури? — пренебрежительно фыркнул маг.

— Не переоценивай собственные силы, — сказал Глеб. — Пустыня коварна. Даже самый незначительный ветер способен в считанные минуты забить легкие песком и превратить тебя в мумию.

— Это действительно так опасно?

— Да.

— Тогда, может, повернем?

— Нет, идем вперед. Но если все же мы попадем в бурю, то во всем слушайтесь меня и не поддавайтесь панике.

— Никогда не паниковал. Это ниже моего достоинства, — изрек Коготь. — А ты что думаешь по этому поводу, волосатый? — Товарищи одновременно повернулись к великану и увидели, что Тролль, вывалив наружу широкую лопату языка, часто дышит.

— Ну и как, помогает собачий метод охлаждения? — хохотнул маг.

Тролль немного смутился, убрал язык, вытер подбородок ладонью.

— Да я так, просто попробовал… Идем, нечего здесь рассиживаться. Думаю, никакая буря нам не помешает.

3

Тучу на горизонте заметил Коготь.

— Неужели дождь будет? — спросил он, оборачиваясь к Глебу.

Маг шел первым. Глеб старался не отставать от товарища. А вот нагруженный Тролль, весь взмыленный, измученный безжалостным солнцем, ковылял далеко позади, обратив к земле слезящиеся глаза и обреченно следуя за неровной цепочкой следов…

— Это не дождь, — сказал Глеб, останавливаясь и пристально всматриваясь вдаль.

— Что? — спросил маг, почувствовал тревогу в словах друга. — Неужели?

— Похоже, что да.

— И что делать?

— Пока давай подождем Тролля.

Они присели на корточки, не отрывая взгляда от темной пелены, зависшей возле горизонта, на границе между небом и землей.

Пыхтя и сопя к ним приблизился Тролль. Встал за спинами.

— Можете смеяться, — пробормотал великан, — но так действительно легче. — Он распахнул пасть и вывалил язык. Но никто даже не улыбнулся, не посмотрел на него.

— Отдыхаете? — спросил великан, присаживаясь рядом.

— Глянь туда, — сказал Глеб, показывая рукой на расплывающийся горизонт.

— Буря?

— Она самая. Меньше чем через полчаса будет здесь.

— Это опасно?

— Более чем.

— И что делать?

— Ляжем рядом, головами к ветру. Все снаряжение сложим перед собой. Рты надо будет закрыть матерчатыми повязками. Глаза тоже. Все тряпки, что у нас есть, надо смочить водой. Ими мы накроем головы. Самое главное — не вставать. Ни в коем случае! Даже если почувствуете, что ветер хоронит вас заживо, заносит песком. Это не страшно… Не вставать! Понятно?

— Ага, — уныло согласился великан и принялся стаскивать с себя поклажу.

— А ты, Коготь, понял?

— Чего уж тут не понять. Все яснее ясного…

Обжигающий воздух был абсолютно недвижим. Стояла такая тишина, что не верилось в приближение бури. Но линия горизонта на юге уже исчезла. Оттуда катился вал непроницаемой мглы. Небо в той стороне замутилось, потемнело, стало серым, безжизненным. Стена песка и пыли неумолимо неслась вперед, ширилась, росла…

— Ложимся, — скомандовал Глеб.

— Рано еще, — сказал Коготь, — успеем.

Закурились гребни ближайших барханов, хотя ветра еще не ощущалось. Солнце окуталось дымкой, потускнело.

— Не спорь, — сказал Глеб, — завязывай рот и глаза.

— Глаза-то зачем? Я их просто закрою.

Тролль, уже забинтовавший свою пасть плотной тряпичной повязкой, промычал что-то сквозь материю и отвесил магу подзатыльник. Коготь хотел ответить, но глянул в сторону приближающейся бури и заторопился выполнить все распоряжения Глеба.

Вал песка и пыли был уже совсем рядом. Налетел первый ветерок — жесткий, колючий — но не со южной стороны, как следовало ожидать, а с противоположной, с севера.

Товарищи легли рядом. Песок был нестерпимо горячий, словно раскаленная сковорода. И казался живым: шевелился, утекал из-под тела.

Перед тем как спрятать голову под мокрым одеялом, Глеб приподнялся на локте и еще раз осмотрелся.

Справа от него лежал Тролль. Мало того, что великан замотал свое лицо старым тряпичным поясом Глеба, так он еще и напялил на голову холщовый мешок. В таком виде Тролль походил на огромного косматого медведя, вступившего в ряды ку-клукс-клана.

Коготь лежал слева. Глеб специально занял место меж друзей, чтобы контролировать их. Он-то знал, какое впечатление производит песчаная буря на людей, впервые попавших в ее эпицентр… Маг загнул полы длинного плаща и укрыл ими голову. Из-под задравшейся одежды торчали ноги в забавных тесных штанах, больше похожих на подштанники. Коготь ерзал, ворочался, видимо оттого, что горячий песок жарил его сквозь тонкую ткань одеяния.

Глеб не смог сдержать улыбки, наблюдая за распластавшимися товарищами.

Ветер вдруг резко переменился. Налетел с юга, ошпарил открытую кожу, ожалил колючим песком. Небо потемнело и через мгновение исчезло совсем. Только бледное пятно солнца еще какое-то время можно было разглядеть в вышине, но вскоре исчезло и оно.

Глеб опустил повязку со лба на глаза и втиснулся меж друзей. В это самое мгновение вал бешено несущегося песка и пыли докатился до бархана, где залегли путники. Со всей яростью буря обрушилась на спины Двуживущих, взревела, загрохотала, заскрежетала. Друзья почувствовали, как песчаный холм под ними ожил, дрогнул, затрясся, словно хотел стряхнуть людей со своей спины.

Глеб раскинул руки, нашарил затылки товарищей, прижал их головы к земле и стал отсчитывать секунды, стараясь ни на что больше не обращать внимания.

Песок скрипел на зубах, каким-то образом пробиваясь сквозь несколько слоев плотной ткани. Сухое горло горело, было невообразимо душно, хотелось сдернуть с лица все эти тряпки, вдохнуть полной грудью…

Буря вокруг завывала, свистела. Упругие щупальца смерчей скользили по вросшим в бархан телам Двуживущих, пытаясь подцепить их, выцарапать, высосать, растерзать. Ураган нес горы песка, собираясь вывалить его на замерших людей, зарыть их, похоронить.

В окружающем реве Глеб вдруг услышал какие-то слова, вполне членораздельную речь. Кто-то что-то говорил, спокойно и размеренно.

Слуховая галлюцинация? Или…

Песочный Человек.

— Сто двадцать… сто двадцать один… сто двадцать два… — упрямо считал про себя Глеб, изо всех сил вжимая в песок головы друзей. Кто-то дергался, сопротивлялся, видимо хотел вскочить. Слева. Под левой рукой. Это Коготь… Хорошо, что Тролль ведет себя спокойно. Его-то так просто на месте не удержать…

Глеб придавил мага ногами. Проорал, давясь повязкой:

— Лежать!

Конечно же, в этом реве никто ничего не услышит.

— Двести… Двести один…

Всего двести секунд! Чуть больше трех минут!

— Двести два…

Коготь уже не дергался. Успокоился. Неужели услышал?

— Триста…

Нет, конечно же не услышал. Просто песок уже наполовину занес его, сдавил, сковал.

— Триста десять…

Глеб сбился со счета, начал снова. Кто-то тяжело навалился ему на голову, словно сел на нее. Кто?

Песочный Человек.

Ерунда, никого там нет!

Жутко!

Вылезти бы на секунду из-под одеяла, стащить повязку, глянуть одним глазком. Убедится, что никого нет рядом, только груды песка и бешеные вихри.

— Тридцать пять… Тридцать шесть…

Сколько еще?.. Сколько?

— Сорок один…

4

Маленькая ящерка взобралась на вершину бархана, замерла на самом гребне, вытянув хвост, прильнув всем телом к чуть теплому песку. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь медленно оседающую пыль. Было слишком холодно. Ящерица замерзала, цепенела. Сердце ее билось все медленней, лениво перегоняя по тонким сосудам холодную кровь.

На вершине этой дюны песок был чуть более теплый, чем в любом другом месте округи, ящерица чувствовала это и не торопилась никуда уползать. Немигающим взглядом смотрела она на север, туда, куда укатилась песчаная буря.

Вдруг груда песка под ней шевельнулась.

Ящерка скользнула в сторону, остановилась в нерешительности. Все-таки здесь было чуть теплей, всего на какую-то ничтожную долю градуса, но и такую малость не хотелось терять.

Бугор двинулся вновь. Выглаженный ветром, свалявшийся песок пошел трещинами, зашуршал, осыпаясь. Ящерица испуганно вильнула хвостом и побежала прочь от этого странного места.

Холмик развалился, выпустив на свободу человека.

Глеб сдернул с лица повязки, закашлялся, отплевываясь, протирая глаза. Извлек из-под песка копье. Встал на ноги, отряхнулся.

— Хватит вам лежать, — сказал он и похлопал ладонью порушенный песчаный холмик.

Песок вновь шевельнулся, и на свет появился Коготь. Маг фыркнул, сморщился, с удовольствием чихнул, почесал нос.

— Вот что значит настоящая непогода, — сказал он. — Сколько мы пролежали?

Глеб глянул в сторону солнца, сказал:

— Если не ошибаюсь, то немногим больше десяти часов.

— Ну, ничего себе! — присвистнул маг.

— Нам еще повезло. Мы могли потерять три дня. А самая продолжительная буря, о которой я слышал, так и вовсе длилась две недели.

— Полмесяца этой свистопляски? — поразился Коготь. — И как эти бедуины здесь выживают?

— Бурь они избегают. Инстинктивно чуют их приближение и уходят. Пустыня большая… Что-то Тролль не торопится. Не случилось ли чего? — Глеб сунул руки в песок, наткнулся на угол одеяла, вытащил его.

— Помоги, чего смотришь, — сердито сказал он Когтю.

Вдвоем друзья быстро разворошили песчаную груду, высвободив великана и его дубину.

— Уж не задохнулся ли? — Глеб стянул с головы гиганта мешок, снял повязки. Попытался перевернуть его вверх лицом, но не смог.

Коготь приложил ухо к волосатой спине, секунду вслушивался. Сказал возмущенно:

— Да он же самым наглым образом спит!

— Спит?

— Точно! Сердце работает, как движок у автомобиля.

Глеб досадливо крякнул. Посмотрел в сторону поднимающегося солнца.

— Будем надеяться, что он не заставит нас долго ждать. Не дело сидеть в голой пустыне почти без воды и припасов…

С каждой минутой становилось все жарче. Солнце уже припекало голову, прожаривало, калило барханы.

— А ведь мы здорово, значит, рисковали, — сказал Коготь. — Если бы буря затянулась, то мы могли и не выжить.

— Могли, — признал Глеб.

— Глупо было бы вот так погибнуть.

— Почему же? По-твоему, лучше быть убитым в бесцельной, но героической драке, чем умереть на пути к цели?

— Все-то ты всегда извернешь, — недовольно сказал маг. — Давай хоть перекусим пока. Чего впустую ждать?

Они выволокли бурдюки и мешок с продуктами. Глеб протряс одеяло, расстелил его на песке. Стал выкладывать продукты.

— И есть-то не хочется по такой жаре. Сейчас бы чего-нибудь холодного, — мечтательно проговорил Коготь.

— Окрошка из холодильника не помешала бы, — согласился Глеб.

— Что такое окрошка? — спросил маг.

— Такое блюдо из овощей, мяса и кваса.

— Из чего?

— Да ну тебя, — Глеб отмахнулся. — Ешь лучше солонину, пока она окончательно не протухла…

— Эй! — Тролль шевельнулся, перекатился на бок. — А меня что к столу не приглашаете?

— Спать меньше надо, — отозвался Коготь.

— Спать надо в меру, — сказал Тролль. Кряхтя, он поднялся на ноги. Трубно высморкался. С выражением невыразимого счастья на лице стал чесаться.

— Паразиты? — с напускным сочувствием спросил Коготь.

— Ага. У меня единственный паразит. Ты.

— Так у тебя, значит, аллергия на меня? Чего ты чешешься?

— На песок у меня аллергия. Его столько в шкуру набилось, что я раза в полтора тяжелее стал.

— Протрясти тебя надо и выбить хорошенько. Снимай шубу, я помогу.

Великан хмыкнул, хотел что-нибудь ответить, но не нашелся. Этот раунд остался за Когтем.

— Сколько прошло времени? — спросил Тролль у Глеба.

— Не менее десяти часов.

— Ага, — Тролль что-то прикинул в уме. — Ну тогда всем доброе утро. Где мой завтрак?

5

Они вышли к колодцу, когда воды в бурдюках оставалось максимум на полтора дня.

Колодец представлял собой глубоченную яму, закрытую каменной плитой. Судя по всему, им давно никто не пользовался, и над массивной крышкой выросла порядочная гора песка. Тролль с немалым трудом сдвинул тяжелую плиту и заглянул в бездонное отверстие, дышащее гнилой влагой.

— Эй! — крикнул он в черную дыру колодца.

— …эй, — через мгновение глухо откликнулось эхо.

— Глубоко! — рявкнул Тролль.

— …убоко, — донеслось снизу.

— Есть там кто?!

— … ам кто…

— Нашел развлечение! — прервал его невинную забаву Коготь. — Лучше подумай, как будем воду доставать?

— А что? — спросил Тролль. Он отошел в сторону, всмотрелся в груду песка, ковырнул ее ногой, нагнулся, подхватил какое-то полузасыпанное бревно и с кряхтеньем выволок на божий свет разбитую деревянную лебедку с воротом, вокруг которого обвивалась прелая веревка. — Вот, пожалуйста.

— Ну и что? — скептически спросил маг.

— Как, что? Привяжем бурдюк… Хотя… — Тролль замолчал. Он тоже понял, что кожаным пузырем узкогорлого бурдюка много воды не зачерпнешь. — М-да… — задумчиво пробормотал он.

Коготь смотал с ворота пару метров веревки, подергал ее, пробуя прочность, и спросил:

— Как думаете, выдержит она мой вес?

Тролль оценивающе окинул взглядом щуплую фигуру мага, взял веревку из его рук, покрутил ее в пальцах, распушил на отдельные волокна, попробовал на зуб, зачем-то понюхал и дал заключение:

— Должна.

— Что значит «должна»!? — возмутился Коготь. — Или точно да, или точно нет! Я не хочу утонуть в этом чертовом колодце.

— А почему именно ты решил туда лезть? — спросил Глеб. — Давай, я спущусь.

— Нет! — отрезал маг. — Ты тяжелей меня, и, кроме того, я смогу там себе подсветить. А ты нет. Так что полезу я. Единственное, в чем хотелось бы быть уверенным, так это в том, что я не останусь навсегда в этой мокрой дыре.

— Выдержит! — сказал Тролль, с легкостью отрывая от веревки кусок.

— Искренне надеюсь. — Маг посмотрел на обрывок в руке великана.

Они потратили полчаса, тщательно проверяя веревку по всей длине и связывая узлами, там, где ее прочность внушала опасения. Затем Коготь обвязался ею вокруг пояса и, не выпуская из рук посоха, подошел к краю колодца.

— Оставь свою палку, — посоветовал Тролль. — Уронишь, потом не достанешь.

Маг задумчиво посмотрел на великана, подобрал с земли метровый обрывок веревки и, сделав петлю, закрепил ее на запястье правой руки, а другой конец привязал к середине посоха.

— Вот так, — удовлетворенно сказал он и поучительно добавил: — С оружием нельзя расставаться ни на минуту.

— Ладно, ладно. Давай прыгай. — Тролль вручил Когтю пустой бурдюк и легонько подтолкнул мага к чернеющей яме.

— Потише! Я сам… Держи крепче!

— Да я и рад бы тебя там бросить, но вода позарез нужна.

— То-то же… — Коготь щелкнул пальцами, прошептал короткие слоги заклинания, и над его головой завис сияющий шар. — Ну, с богом! — сказал он себе и, не оглядываясь, шагнул в черное отверстие. Веревка натянулась, и Тролль принялся потихоньку стравливать ее.

Глеб заглянул в колодец.

Стены шахты влажно поблескивали в свете магического светильника. Все ниже и ниже опускалось яркое пятно, но вода не показывалась.

— Стой! — донеся снизу глухой искаженный голос Когтя. — Вижу воду!

Тролль замер.

— Давай потихоньку… — скомандовал маг. — Еще, еще. Стоп!

Теперь Глеб заметил слабое свечение на самом дне колодца. Отражая сияние сгустка пламени, матово бликовала вода. Он всмотрелся, пытаясь разглядеть, что там делает Коготь, как вдруг внизу что-то с грохотом вспыхнуло, зашипело, и облако горячего пара взметнулось из ствола колодца к небу, по пути обдав влажным жаром склонившегося Глеба.

— Черт! Поднимай! Скорей! — сквозь кашель глухо прокричал из-под земли Коготь.

Ритмично выдыхая, Тролль, словно справный отлаженный механизм, стал короткими взмахами вытягивать веревку из жерла. Через минуту из дыры показалась голова мага. Он уцепился руками за край колодца и, подтянувшись, выполз на песок.

— Что случилось? — Глеб и Тролль спросили одновременно.

Ошпаренный Коготь отмахнулся и глухо закашлялся, с наслаждением массируя кулаками слезящиеся глаза.

— Змеи, — прокашлявшись, сказал он. — Плавают там прямо в воде. Я, как увидел, сразу автоматически, не думая, запулил в них огнем, и тут этот пар, значит… Чуть заживо не сварился. Задыхаться начал… Да-а!

Тролль расхохотался.

— Говорил тебе — оставь свою палку! Не послушал! Теперь будем есть змеиный супчик! Там вода хоть осталась?

— Странный у тебя юмор, — обиделся маг. — Я жизнью рисковал…

— Ладно, ладно. Не злись. Забавно просто, — и Тролль опять засмеялся, разглядывая красного Когтя. — Сам себя чуть не сварил!

Через пятнадцать минут, когда великан отсмеялся, а из отверстия колодца перестали вырываться клубы пара, товарищи повторили попытку набрать воды. На этот раз успешно. Расхрабрившийся Коготь еще шесть раз спускался вниз, и вскоре все свободные бурдюки были наполнены. Мутная вода изрядно отдавала гнилью, но здесь в пустыне она и такая была дороже золота.

Тролль связал раздувшиеся кожаные емкости, наполненные драгоценной жидкостью, и перекинул их через плечо.

Глеб сверился с картой, и, чуть отдохнув, друзья вновь тронулись в путь.

6

Путешественники медленно, но верно продвигались к югу.

Большую часть пути они проходили после заката солнца, когда спадала жара. В полдень они останавливались на привал и, накрыв головы влажными тряпками, спали, оставив одного бодрствовать для охраны. Вторую остановку делали поздно ночью. В это время было уже темно и вслепую передвигаться по осыпающимся под ногами песчаным барханам было опасно — существовала вероятность наступить на змею или ядовитого паука.

Следуя карте, они еще дважды выходили к колодцам, где обновляли запасы воды. С питьем проблем пока не было, но вот продуктов становилось все меньше и меньше. Сначала кончилась мука, затем вяленое мясо, солонина протухла еще раньше и ее пришлось выбросить. Друзья питались рисом и сухофруктами. Впрочем, скоро закончились и фрукты. Тролль однажды ухитрился поймать похожего на тушканчика грызуна. Они сварили из него бульон и, попробовав, сразу выплеснули — жилистое мясо отдавало тошнотворным зловонием.

С приготовлением пищи тоже возникали проблемы. Дров в пустыне, понятное дело, не водилось, и потому Когтю приходилось использовать свои познания в магии огня, чтобы вскипятить в котелке воду. Впрочем, Тролль, которому раскаленный песок жарил босые пятки, утверждал, что довести воду до кипения можно безо всех этих взмахов посоха и бормотания заклинаний. Он уверял, что достаточно просто поставить котелок на вершину любого бархана и немного подождать…

Однажды путники набрели на оазис, не обозначенный на карте. Из песка сиротливо торчала базальтовая скала, и у самой ее подошвы бил родник. Тонкий ручеек, почти сразу исчезающий в песках, обступили финиковые пальмы. Друзья ободрали все плоды, до которых смогли дотянуться, вылили остатки старой вонючей воды и нацедили свежей — холодной и превкуснейшей. Впервые за много дней путешествия они отдохнули в тени. Перед тем, как уйти, они сорвали несколько широких пальмовых листьев, и каждый сотворил себе неказистое подобие зонтика. Но уже через день солнце высушило листья, а ветер, швыряясь песком, истрепал самодельные ненадежные зонты, и их пришлось выкинуть.

Они шли и шли на юг, тяжело ступая по зыбкому, осыпающемуся под ногами песку, карабкаясь на барханы, напряженно всматриваясь вдаль, надеясь увидеть новый тенистый оазис или хотя бы колодец с прохладной водой…

— Глядя на тебя, я понял, что ищущий человек обречен идти, — сказал на одном из привалов Коготь, обращаясь к Глебу. — Стремление к цели побуждает к движению, но мне кажется, что, порой, движение — не лучший вариант достижения цели, — задумчиво изрек он.

Глеб удивленно посмотрел на мага и сказал:

— Ты говоришь словно даос.

— Да? — искренне изумился Коготь. — А кто это?

Глеб не ответил, но по его глазам было видно, что он о чем-то задумался.

7

Сначала они приняли это за мираж.

Над самым горизонтом, искаженный текучим маревом, высился колоссальный темный конус. Солнце зависло точно над его усеченной вершиной, и странный вид всего этого неземного ландшафта напоминал творение художника-авангардиста: бескрайняя желтая равнина, голубое небо, геометрически правильный конус и раскаленный шар солнца над ним.

Когда они убедились, что видение не собирается таять в горячем струящемся воздухе, Глеб скомандовал привал и долго изучал карту, расстелив ее на песке.

— Должно быть, это она, — сказал он.

— Библиотека? — удивился Коготь.

— Это вулкан. А Библиотека должна быть где-то там. Внутри. В жерле.

— Так, значит, ты про эту гору говорил с тем бушменом?

— Да.

— Вулкан? Надеюсь потухший? — осведомился Тролль.

— Не знаю. Думаю, что да.

— И нам надо туда идти?

— Да.

— Но бушмен предостерегал…

— Он говорил, что их племя избегает приближаться к ней. А это еще ничего не значит.

— Ну, тебе видней…

Товарищи долго разглядывали выросшую на горизонте гору: Коготь изучал ее с почти профессиональным интересом, Тролль с опаской выискивал следы вулканической деятельности, а Глеб все сверялся с картой. Наконец маг поднялся и сказал:

— Что толку тут сидеть? Надо идти, а отдохнем на месте.

Тролль согласно кивнул, Глеб сложил карту, и все трое направились к далекой горе…

В этот день друзья так и не добрались до подножья. Ночью, когда сгустившаяся тьма спрятала горизонт и пирамиду вулкана вместе с ним, они остановились на ночлег. А утром, не дожидаясь восхода солнца, они тронулись дальше. Они шли быстро, торопились, предчувствуя скорое окончание тяжелого пути.

Через какое-то время барханы стали мельчать, разравниваться, и вскоре на смену текучему, ускользающему из-под ног песку пришли мелкие камни. Передвигаться стало значительно легче, тем более, что воздух уже не обжигал легкие. Глеб объяснил это тем, что неподалеку, где-то в двух днях ходьбы к югу, начинался океан.

Конусообразная гора вырастала с каждым часом. Она уже не казалась геометрически идеальной. Стали видны гигантские трещины, базальтовые подтеки, обломанные клыки скал, неровности склонов, неоднородность горных пород. Чем ближе к вулкану подходили друзья, тем более старым и безобразным представлялся он им; так, иной раз, милое правильное личико при ближайшем рассмотрении оказывается изрыто порами и морщинками, портящими все впечатление.

К вечеру они настолько приблизились к горе, что смогли разглядеть тонкую тропу, серпантином вьющуюся среди скал и валунов, поднимаясь по склонам к вершине.

Через час путники подошли к самому подножью. Солнце покраснело и неумолимо клонилось к пустынному западу, обрисовав четкими тенями, словно до краев наполнив чернилами, все трещины и ущелья вздымающихся склонов. Глеб задрал голову и спросил:

— Ну что, будем подниматься сейчас, или подождем до утра?

— Чего ждать? — беззаботно ответил Коготь. — Солнце даже не село, часа два еще будет светло.

— За два часа вряд ли успеем подняться, — Глеб проследил за серпантином узкой тропы, прикинул что-то в уме, кивнул и подтвердил: — Не успеем.

— Успеем! — возразил маг. — Чего тут идти-то?

Тролль, осматриваясь, вертел головой, но в разговор не вмешивался.

— А если не успеем, то, значит, заночуем прямо там, на склоне. Чего такого? Не отвесная скала — не свалимся.

— Тоже верно, — задумчиво согласился Глеб.

— Я считаю, что надо подниматься. Ради чего мы будем тут целую ночь терять? Может, успеем до Библиотеки дойти, там, значит, и отдохнем.

— А ты как думаешь? — обратился Глеб к Троллю.

— Идти, конечно, надо. Тут я согласен… Но что это за тропа? Куда она ведет? Не попасть бы в ловушку. Бедуин предупреждал…

— Какая ловушка?! — возмутился Коготь. — На кого? Подумай сам! А тропу, скорей всего, этот протоптал… Ну, как его? Бело… Колдун этот… — Маг нахмурил лоб, пощелкал пальцами.

— Белобровый, — подсказал Глеб.

— Точно! Ты говорил, да я уже забыл. Вот он, наверное, и ходит по этой тропке. Не будет же он в вулкане постоянно сидеть.

— Может и колдун, — мрачно сказал Тролль. — Но мне от этого не легче. Ты его знаешь, Белобрового этого? Не знаешь. А я колдунов не перевариваю. У них одни пакости на уме.

— Ну почему же? — спросил маг. — А я, к примеру?

— И ты такой же. Конечно, ты парень свой, но все эти ваши штучки, — великан покрутил в воздухе растопыренной пятерней, — ни к чему хорошему не приводят. Баловство!

— Сам ты баловство! Ничего не понимаешь… — Коготь отвернулся и заявил:

— Надо идти. Тут ждать нечего.

— Хорошо, — Глеб принял решение. — Поднимаемся. И будьте внимательней. Кто знает, действительно, куда ведет эта тропа?..

Как и предполагал Глеб, восхождение затянулось. Тонкая дорожка, по которой они шли, петляла из стороны в сторону, огибая торчащие зубья скал, обходя зияющие трещины разломов, и вершина, такая, казалось бы, близкая, все еще недостижимо маячила на фоне неба. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, торопя путешественников своим скорым исчезновением.

Первым поднимался Глеб. То и дело он тревожно оглядывался на садящееся солнце и мерил взглядом оставшееся расстояние. За ним шел Тролль. Великан казался абсолютно спокойным. Он, словно вьючное животное, тащил всю поклажу маленького отряда: бурдюки с водой, мешок с продуктами, уже, впрочем, похудевший, сумку с разной мелочевкой, необходимой в любом путешествии, и свою тяжелую дубину. Он был слишком занят борьбой со всем этом походным снаряжением, навешенным на него, и у него просто не было возможности интересоваться еще и маршрутом. Вспотевший великан бездумно следовал за впереди идущим Глебом, ссутулившись, наклонясь вперед, не оглядываясь по сторонам и уткнувшись взглядом себе под ноги. Замыкающим двигался Коготь. Маг, поджарый и загорелый, словно бы высушенный пустыней, казалось, совсем не замечал подъема. Он то останавливался и, обернувшись, рассматривал расстилающийся под ногами вечерний унылый пейзаж, то сбегал с тропинки и вскарабкивался на какую-нибудь скалу, то приседал и начинал рыться в камешках, которыми были усеяны склоны. Он то отставал, то снова догонял товарищей. Глеб косился на Когтя, но молчал. Вокруг было спокойно.

Когда круг солнца опустился за край земли, друзья достигли вершины. Замерев на тесной базальтовой площадке, они осмотрелись.

Небо на западе светилось застывшими красными всполохами — было еще довольно светло. Позади полого уходил вниз изуродованный вечерними тенями склон вулкана, уходил к каменистой равнине у подножья. Дальше, почти уже неразличимые отсюда, сверху, развернулись складками измятой желтой простыни песчаные барханы пустыни.

А впереди зиял мраком кратер, похожий на гигантскую чашу. Только поднявшись на вершину, можно было оценить истинные размеры вулкана — в его титаническом жерле могли свободно разместиться несколько деревень со всеми своими полями, садами и огородами. Но лишь одинокое белое строение немыслимой архитектуры стояло в самом центре кратера.

— Это она, — громко сказал Глеб.

И только он произнес эти слова, как тотчас, повторяя их на разные лады, перевирая и коверкая звуки, прокатилось над вулканом многоголосое гулкое эхо, в клочья раздирая вечернюю тишь и спокойствие.

— Птица! — крикнул Коготь, и эхо снова рявкнуло набатом, дробя мечущиеся слоги.

Все обернулись в сторону, куда показывал маг. Там вдали, зависнув в темнеющем небе, лениво размахивал крылами темный силуэт. Создание приближалось, и не птица это была вовсе. Распахнутые кожистые крылья, длинная голая шея, блестящее, матово отсвечивающее брюхо, длинный шипастый хвост, языки пламени, вместе с дыханием рвущиеся из распахнутой пасти, маленькие глазки, в которых светился разум — дикий нечеловеческий интеллект…

— Дракон! — прорычал Тролль, падая плашмя на землю и увлекая за собой товарищей. Глеб увидел, как разбуженная грохочущими отзвуками недалекая скала зашевелилась, вытянула шею, расправила крылья и превратилась еще в одного дракона. Сделав два коротких скачка, огнедышащее существо взлетело.

И еще одно. И еще…

Вскоре воздух гудел от взмахов гигантских крыл. Друзья спрятались за валуном и следили за встревоженными созданиями, описывающими круги в небе.

— Что будем делать? — шепотом спросил Тролль.

— Моя магия на драконов не действует. Не та стихия, — сказал Коготь, пожирая глазами летающих существ.

— Телепортировать нас можешь? — спросил Глеб.

— Всех сразу нет. Да и одного Тролля я не вытяну. Здоров больно.

— Уходите без меня, — сказал Тролль. — Я уж как-нибудь…

— Нет, — Глеб помотал головой.

— Что ж теперь, всем пропадать? — возмутился Тролль.

— Мы в ловушке, — признал Глеб. Он слегка приподнялся и оценил расстояние до белеющего в сумраке здания.

— Метров пятьсот, — сказал он. — Наверное, придется бежать. Приготовьтесь.

Один из драконов, видимо, разглядел шевеление возле скалы и с шипением ринулся к земле. Он вытянул шею, выпрямил, напружинил хвост и видом своим напоминал кошмарного гуся-переростка. Глеб заметил его в самый последний момент.

— Бежим! — крикнул он и первым бросился вниз, к зданию Библиотеки, по крутому склону, утыканному валунами и булыжниками разного размера. Тролль замешкался и рванулся, лишь когда язык пламени вырвался из пасти дракона и расплескался по скале за спиной великана. Запахло паленой шерстью — все-таки Тролля задело огнем, но он уже бежал, путаясь в снаряжении, ругаясь на чем свет стоит, и грохочущее эхо повторяло его проклятья, множило их и усиливало.

Дракон, шаркнув когтистыми лапами по земле, неуклюже развернулся, взмахнул крыльями, набирая высоту, и ринулся вслед за ускользающей добычей. Завидя бегущих, остальные огнедышащие бестии перестроились и тоже устремились в погоню.

Глеб несся по крутому склону, чувствуя, что ноги уже не поспевают за набирающим скорость телом, понимая, что инерция уже не даст ему остановиться, и вот-вот он рухнет, закувыркается, покатится вниз по камням, ломая себе руки и ребра, но все бежал, прыгал, нет, скорее падал, летел, мчался сломя голову, и за спиной тяжело дышал Коготь, и топали ноги Тролля, а драконы догоняли, выплевывая пламя, снижаясь, выпуская когти. А Библиотека — вон она — четыреста метров, триста пятьдесят, триста…

Внезапно склон кончился, и Глеб чуть не упал, когда выровнявшаяся земля ударила его по ногам. Он сделал еще два прыжка и с ужасом услышал, как позади падает Коготь, ругается, и что-то там рвется, хрустит, и ревет Тролль, запинаясь, и рушится, вонзаясь в россыпи камней, сотрясая землю. Глеб по инерции проскочил еще несколько метров, остановился, едва устояв на ногах и обернулся.

Стонущий маг катался по земле, обхватив руками неестественно изогнутую ногу, посох его валялся в стороне, плащ разорвался на две длинные полосы. А рядом пытался подняться растерянный Тролль, норовил совладать со всем навешанным на него спутавшимся имуществом, и одновременно порываясь помочь мечущемуся Когтю. И драконы совсем близко, за спинами, уже почти над самыми головами, здоровые, раздутые, изрыгающие пламя…

Глеб поднял копье и бросился на помощь друзьям.

«Драконье брюхо! Вспороть! Брюхо! — билось в голове. — Мягкое, незащищенное! Проткнуть! Брюхо!»

И драконы вдруг взмыли вверх, не напуганные, но умиротворенные, потерявшие интерес к преследованию. Глеб растерянно остановился, глядя им вслед, и не заметил, как откуда-то появился невысокий человечек, сморщенный, с длинными седыми волосами, в грязном рубище. Старик вырос у него за спиной, тихонько коснулся локтя, и Глеб вздрогнул от неожиданности.

— Здравствуй, Глеб, — прошелестел негромкий надтреснутый голос. — Я ждал тебя. И спутников твоих. Правда не думал, что вы перебудите всех моих Хранителей. — Старик плавно развел руками, и послушные драконы стали опускаться на вершины скал, на мертвые обсидиановые реки давно застывшей лавы, складывая крылья, пряча шеи, подбирая хвосты, сворачиваясь и превращаясь в темно-серые неподвижные валуны, теряющиеся среди окружающих утесов.

— Подожди, старик, — отмахнулся Глеб и подбежал к товарищам.

Тролль уже поднялся и сидел возле бледного Когтя, внимательно разглядывая его сломанную ногу. Маг шипел и ругался.

— Перелом? — спросил Глеб. — Дотерпишь, если мы тебя понесем?

— Не здесь же валяться, — ответил Коготь.

— Не надо его нести, — из-за спины Глеба появился седой старик.

— Как это не надо! — возмутился маг. — А ты кто вообще? Доктор? Глеб, кто это?

— Я тот, к кому вы шли, — маленький сморщенный человечек театрально поклонился и разгладил ладонями густые белые брови.

— Белобровый! — догадался Коготь и дернулся от боли в поврежденной ноге.

— Тихо, тихо, — прошелестел старик. — Не надо шевелиться, расслабься. Сейчас все пройдет. — Он присел на корточки, осторожно тронул место перелома и, закрыв глаза, стал нашептывать тихие слова. Его худые длинные пальцы забегали в воздухе, с их кончиков срывались тонкие полупрозрачные нити, они скручивались загустевающими волокнами, сплетались в невесомую паутину, повисали в воздухе и плавно опускались на поврежденную ногу, опутывая ее, образуя призрачный, искрящийся в полумраке кокон. Открыв рот, Коготь завороженно смотрел на творящееся волшебство.

Старик еще долго шептал свои заговоры, а потом распахнул глубокие голубые глаза, хитро улыбнулся и со всей силы хлопнул ладонью по месту перелома.

— А! — зажмурившись, выкрикнул Коготь, опережая боль, но замер с открытым ртом — боли не было — и осторожно приоткрыл один глаз, недоверчиво косясь на свою ногу.

Кокон исчез, и освобожденная нога выглядела совершенно здоровой. Маг бережно прощупал кость. Задрав штанину, осмотрел конечность, приподнялся, встал на обе ноги, попрыгал, поприседал, прислушиваясь к ощущениям. Белобровый с довольной улыбкой наблюдал за ним.

— Ну как? — спросил он.

— Здорово! — признал Коготь. — Ты просто волшебник!

— Так и есть, — еще шире улыбнулся старик. — А теперь милости прошу ко мне в гости. — Он выпрямился и широко распростер руки, словно представляя гостям свои владения.

Все вместе они направились к белеющему в ночи зданию Потерянной Библиотеки.

Идущий последним Тролль споткнулся о невидимый в темноте булыжник и запрыгал, обхватив ободранную голую ступню и громко проклиная все каменья, горы, вулканы, хребты, и тех, кто их придумал и создал в этом Мире, и родителей этих чертовых творцов, что воспитали таких детей, целью жизни которых стало причинение страданий ему, Троллю… Белобровый восхищенно слушал витиеватые ругательства вытанцовывающего на одной ноге великана, а когда тот смолк, сказал:

— Извините, ради бога. Я-то здесь каждый камень знаю. Но сейчас мы все исправим. — Он щелкнул пальцами, и воздух вокруг засверкал, засветился, словно кто-то наполнил чашу кратера мерцающим неоном, вспышками разноцветных зарниц, свитками северного сияния. Все вокруг залил мерцающий разноцветный свет. Даже обычно невозмутимый Тролль не смог сдержать своего восхищения этим великолепным зрелищем.

— Надеюсь, вы простите мне мою любовь к театральным эффектам, к некоторой безобидной показушности, — улыбаясь, сказал Белобровый. — Не так часто мне случается демонстрировать свое мастерство столь благодарным зрителям. Окружающие скалы и бессловесные Хранители безразличны к моим магическим опытам.

— Нет проблем, — непринужденно ответил Коготь, но в его голосе явственно слышались уважение и зависть.

Здание Библиотеки потрясало размерами и вычурной аляповатостью. Архитектурные стили всех эпох смешались здесь в беспорядочную какофонию и застыли нелепыми портиками, лепными карнизами, статуями, путаницей балок и колонн. Наросты авангардных пристроек окончательно уродовали и без того кошмарное строение.

— Согласен, выглядит странно, — признал старый седой хозяин. — Но в этом есть свой шарм. Красотой восхищаться может каждый, а вот почувствовать прелесть безобразного дано не всякому.

Они поднялись по гигантским ступеням, взошли на белоснежные мраморные плиты, прошли меж высоченных неохватных колонн. Белобровый взмахнул рукой, и перед ними, повинуясь жесту, раздвинулись титанические плиты, открывая проход в хранилище древних знаний. Ощущая себя букашками на фоне циклопической архитектуры, друзья вошли внутрь.

Встречая посетителей, зажглись на стенах шары светильников. Позади бесшумно сомкнулись створки колоссальной двери.

Потрясенные друзья замерли.

Уходящий вдаль проспект бесконечно длинного коридора. Ковры размером со стадион. Необъятные цветастые гобелены. Нескончаемая череда сотен закрытых дверей. Потолок, находящийся на высоте неба. Витражи, которые можно разглядывать годами…

— Да-а, — выдавил Коготь.

Белобровый наслаждался произведенным на гостей эффектом.

— Добро пожаловать, — сказал он. — И постарайтесь не обращать внимания на окружающее. Все это — обман зрения. Иллюзия. Уж такова Потерянная Библиотека. Здесь все выглядит значительным. Большим, чем на самом деле. С потерянным всегда так… А сейчас я покажу вам вашу комнату. — Он распахнул ближайшую дверь и торжественно провозгласил: — Заходите, располагайтесь и чувствуйте себя как дома.

 

Глава 16

Торонто встретил его пасмурно. Серое небо угрюмо нависало над городом, небоскребы тонули в промозглом непроницаемом тумане. Глеб подивился: как только в такую погоду летают самолеты?

Он сунул таможеннику под нос паспорт, прошел через турникет, в груде громоздящегося багажа отыскал свою потрепанную сумку.

На улице навалилась на него необъяснимая безысходная тоска. Он присел на лавочку и стал разглядывать надгробия небоскребов, чахлые деревца, полноводную реку автомобилей, унылых мокрых голубей, толпящихся на бетонном тротуаре. Мимо шли люди, торопились куда-то, спешили. Привычные к городской суете голуби не взлетали, только лениво расступались, пропуская людей, и продолжали тесниться на бетоне, выискивать что-то в засаженных понурыми цветами газонах…

Глеб достал из сумки мятую булку. Отламывая маленькие кусочки, он стал кидать их птицам. Попадающийся изюм съедал сам, задумчиво катая во рту языком сладкие мягкие комочки, бархатистые, морщинистые…

Булка кончилась. Глеб переложил деньги в карман, пистолет сунул в куртку, перекинул сумку через плечо и неохотно поднялся. Голуби расступились, выжидающе глядя на него.

Такси остановилось сразу, стоило только поднять руку. Начался дождь. Глеб открыл дверцу машины и сел на сиденье позади водителя.

— Маркет-роад, — сказал он и задумался, вспоминая английские числительные. Так и не вспомнив, он нарисовал «15» на запотевшем стекле и повторил: — Market-Road. Understand?

Чернокожий таксист кивнул, сдержано улыбнулся.

— O’key! — сказал он и включил радио. Закачал головой в такт электронному ритму, захлопал ладонями по рулю.

Желтый автомобиль въехал в сутолоку улиц.

1

Утром Белобровый пригласил гостей на завтрак.

Друзья покинули небольшую уютную комнату с тремя кроватями, письменным и обеденным столами, тремя креслами, шкафом и камином и, следуя за хозяином, оказались в просторной зале. На стенах висели огромные полотна, изображающие батальные сцены. Великолепные ковры с густым ворсом устилали пол, ступать по ним казалось кощунством. В углах выстроились облаченные в доспехи манекены, вооруженные двуручными мечами и алебардами. Длинный стол, уставленный всевозможными яствами, внушал почтение своей необъятностью.

— Выбирайте места, — сказал Белобровый. — И без стеснения приступайте к трапезе.

— Стеснение в подобной обстановке — враг номер один, — пробормотал Коготь, плотоядно ухмыляясь, и уселся возле аппетитного запеченного поросенка, разлегшегося на подносе…

Пиршество затянулось.

Седой хозяин пару раз нехотя ковырнул вилкой скромный салатик и откинулся в кресле, любуясь гостями.

Насытившийся Глеб уже давно прекратил есть, но Тролль и Коготь все чавкали, стараясь попробовать все блюда, пересаживаясь с места на место, жадно оглядывая пространство стола. Но в конце концов сдались, с сожалением признав собственное бессилие.

— Фу-у! — выдохнул маг. — Пожалуй, это завтрак я запомню на всю жизнь.

Выражая согласие, Тролль громко рыгнул.

— Вот и хорошо, — сказал Белобровый. — А теперь поговорим о деле. Я знаю, зачем вы пожаловали, но хотел бы услышать вопросы от вас. В первую очередь от тебя, Глеб.

— У меня всего один вопрос. Мне нужна вся информация о Епископе. Ты знаешь его?

— Конечно… Но ты некорректно поставил задачу. Ведь тебе не нужно все знать о своем противнике. Ты хочешь знать то, что позволит убить его, уничтожить. Так?

Глеб поморщился.

— Софистика, — сказал он. — Но ты прав. Я хочу покончить с ним.

— Итак, что ты желаешь знать?

— Прежде всего… — Глеб задумался. — Мне сообщили его настоящее имя: Кортни Лопес. Это так?

— Да, это одно из его имен, — кивнул Белобровый.

— Я слышал, — осторожно начал Глеб, — что зная истинное имя, можно воспользоваться специальными заклинаниями, магией имен и названий, и с ее помощью получить полную власть над человеком, чье имя тебе известно. Это правда? Могу ли ее использовать я?

— Должен тебя разочаровать, — вздохнул старик. — Это всего лишь отзвуки старых легенд другого мира. Никакой магии имен нет и никогда не было. Все это россказни молодых неопытных магов.

— А как же… — вмешался было Коготь, но Белобровый сурово глянул на него, и тот замолк.

— Я знаю, что говорю, — продолжил смотритель Библиотеки. — Я сам потратил много времени, пытаясь найти те заклинания, о которых ты говоришь… Тогда я был молодым Двуживущим магом, алчущим власти и неограниченной силы. Я узнал, что где-то на юге, за пустыней есть Потерянная Библиотека, хранилище всех знаний этого мира и части знаний мира того… Много времени я потратил, пытаясь найти путь сюда. Я исходил множество дорог, посетил сотни селений, разговаривал с тысячами людей. Я отыскал лесных эльфов и беседовал с ними, я долго жил среди гномов, я обращался за помощью к гоблинам, к хоббитам, даже пытался выучить язык драконов. И всюду я делал пометки, записывал крупицы сведений, рисовал карту Мира, помечая на ней все посещенные места и отмечая крестами пункты, которых следует избегать…

Глеб вздрогнул и через ткань сумки нащупал свернутую карту.

— После долгих поисков и расспросов я вычислил, где приблизительно находится Потерянная Библиотека, — продолжал свой рассказ Белобровый. — И тогда я пришел на край пустыни, и с каждым днем стал все дальше и дальше заходить в безводные пески, исследуя их, отыскивая колодцы и оазисы и отмечая их на карте. Я познакомился с людьми пустыни. С этими маленькими человечками, живущими там, где не выживет самый сильный воин или могущественный маг…

— С бедуинами? — спросил Коготь. — Мы встретили одного из них на пути сюда.

— Да, с ними. — Белобровый кивнул. — Они научили меня многому. Но я жаждал большего… И вот однажды я увидел этот вулкан… Я был слишком нетерпелив, и тогда огнедышащие Хранители чуть не убили меня. Я успел убежать, и едва не погиб в песках. Но вновь люди пустыни помогли мне… И через несколько дней я вернулся сюда. Я обманул Хранителей и проник внутрь. Я убил бессмертного Одноживущего смотрителя Библиотеки, когда он преградил мне путь… Теперь-то я знаю, почему он хотел помешать мне. Гордецам и властолюбцам здесь не место — слишком велика сила знаний, хранящихся в этом месте. Слишком велика ответственность… Но Хранители — это еще не все, что оберегает знание, спрятанное в этих стенах, от посторонних. Есть и еще один момент, не дающий использовать мощь похороненных здесь сведений… Да… Тогда я не знал, что отсюда ничего нельзя вынести. Забыв все на свете, я днями и ночами лазил по полкам, выискивая забытые могущественные заклинания, познавая неизвестные магические системы, читая судьбы живущих людей и перенимая их опыт. Я стал могущественнейшим магом из когда-либо существовавших. Мне подчинялись все стихии. Я мог двигать горы и зажигать новые звезды, поворачивать вспять реки и разгонять тучи. Я и сейчас могу это делать, но только здесь. В этом кратере. В окрестностях Библиотеки. А за ее пределами я снова становлюсь кем был — глупым фокусником, только и умеющим, что запускать молнии и огненные шары… Создатели Мира перехитрили меня… Я обнаружил это, когда решил покинуть эту сокровищницу и выйти к людям. Выйти всесильным, могучим. Но стоило мне подняться на вершину вулкана, как я все забыл. Страшная пустота в голове потрясла меня, и я вернулся назад, чтобы понять, что произошло… Много лет я потратил на то, чтобы найти выход из сложившийся ситуации. Мне не хотелось терять приобретенный опыт, и, вместе с тем, я стремился вернуться к нормальной жизни… Но шло время, и я привык. Мне понравилось жить здесь. Жить всемогущим затворником, молчащим всезнайкой, незримым наблюдателем. Читать историю этого мира, создавать свои заклинания, писать новые книги… Я постарел, но Двуживущие не умирают естественной смертью. И вот я живу здесь, давно, очень давно, все больше сплю, изредка встречаю редких посетителей и иногда даю им то, что они просят…

Старик замолчал. Друзья смотрели на него, осмысливая услышанный рассказ.

— Какой прок от твоего могущества? — спросил Коготь. — Ты словно запертый в клетке лев. Царь зверей за решеткой не страшен никому.

Белобровый встрепенулся.

— Страх — не мерило могущества, — сказал он. — Демонстрация силы — не сама сила. Мощь заключена внутри, снаружи находиться лишь объект ее приложения, и для демонстрации силы объект должен быть соизмерим с самой силой. Истинное всемогущество пассивно и самодостаточно. Разве лев станет убивать муравьев, ползающих у его ног, чтобы продемонстрировать им свою мощь? Лишь только ради развлечения.

— Но всемогущ ли ты? — хитро спросил Коготь.

— Здесь — да. С некоторыми ограничениями.

— А если всемогущество пассивно, то зачем ты помогаешь нам?

— Все очень просто. Я в этом заинтересован потому, что появляется новая, неизведанная опасность. Угроза равновесию, всему Миру и мне лично. Человек, которого вы ищете, вплотную приблизился к тому, чтобы стать Богом.

— Ты говоришь о Епископе? — спросил Глеб.

— Назовем его так.

— Но я слышал, что все эти байки о Боге лишь пустая болтовня.

— Нет, — покачал головой Белобровый. — К сожалению, это правда. Стать Богом может любой, надо лишь убить достаточное количество людей. Так задумали создатели. По их замыслу, стремление Двуживущих получить статус Бога должно было сделаться основной движущей силой Мира. Каждый будет желать истинного могущества. Создатели лишь поставили такие условия, что набрать необходимое для этого количество жизненного опыта стало почти невозможно. Человек, стремящийся превратиться в Бога, обычно погибал на половине пути или даже раньше — слишком многим он становился поперек дороги, и на него начиналась настоящая охота, травля. Поэтому, с течением времени, помнящих об этом правиле оставалось все меньше, и вскоре люди забыли его, посчитали, что это лишь очередная сказка для Новорожденных… Епископ верил. Он прошел все ступени и сейчас стоит возле последней. Скоро он будет Богом.

— Но можем ли мы остановить его? — спросил Тролль.

— Не знаю. Есть один человек, который способен на равных биться с ним в честном бою. Но этот человек находиться в заточении.

— Кто он? — спросили друзья одновременно.

— Это я, — сказал Белобровый и улыбнулся. — Епископ знает обо мне, и потому он никогда не появлялся здесь. И не появится до того момента, как… Возможно, вы и сами сможете справиться с ним, если удача будет на вашей стороне. Но я считаю, что лучше заманить его сюда. Ко мне… Не знаю, как это сделать, ведь он умен и все отлично понимает. У него всегда все просчитано на десять ходов вперед. Обмануть его будет очень нелегко, а затащить силой — просто нереально… Но подумайте над этим. Это ваш шанс.

— Где он сейчас? — спросил Глеб после небольшой паузы.

— Возле Болота Утопленников. В Сером Замке. Ты знаешь, где это?

— Да. Я знаю.

В зале воцарилась тишина.

Почувствовав, что в желудке еще есть немного места, Коготь взял со стола куриную грудку и принялся ее обгладывать.

— А что это такое — быть Богом? — спросил он, пережевывая белое мясо.

Белобровый пожал плечами.

— Быть Богом — это значит не быть никем и, одновременно, быть всем сразу. Ощущать всех и вся. Чувствовать, как бьются сердца живых существ, слышать их мысли, вселяться в их тела. Стихии для Бога — это инструмент, время — новое послушное измерение, пространство — кусок пластилина, жизнь и смерть — единственные развлечения…

— Но, как ты доказывал до этого, получив безграничную власть, Бог потеряет интерес к людям, словно тот упомянутый лев к муравьям.

— Он просто не будет демонстрировать свою силу для самоутверждения, для удовлетворения собственной гордыни и тщеславия. Мучимый бесполезностью своего могущества он станет забавляться, играть, экспериментировать. И, как ты думаешь, кто станет его игрушками?

— Да-а, — пробормотал маг, бросая в блюдо обглоданную кость. — Но почему ты думаешь, что он применит свои способности во зло?

— Епископ не может стать хорошим Богом. Он выбрал кратчайший путь для своего восхождения, путь зла. И результат предопределен. — Белобровый улыбнулся и добавил: — Хороший бог, плохой бог… Разница между ними лишь в том, кто каких людей убивает — всех без разбору, или только заслуживающих смерти. С его точки зрения… Лучший бог тот, который вовсе не вмешивается в дела людей. Но что это за бог?..

— Одна мысль не дает мне покоя, — обратился к старику Глеб.

— Спрашивай.

— Он спит?

— Кто?

— Епископ.

— Нет.

— Но как это может быть? Ведь он Двуживущий? Он существует в обоих мирах? Кортни Лопес — он живет в реальном, Епископ — в виртуальном мире, они не могут…

— Ты прав. Кортни обычный человек, он ест, спит, получает пособие, ходит в магазин…

— Но как же так?

Белобровый улыбнулся.

— Епископ един в трех лицах, — ответил он загадкой и принялся ковырять вилкой в тарелке с салатом. Недоумевающий Глеб так и не добился от него никаких пояснений.

2

Вечером этого же дня Глеб отыскал Белобрового в одной из бесчисленных комнат. Старик, сидя за письменным столом, задумчиво листал огромный пыльный фолиант. Заметив вошедшего, он вложил меж страниц кожаную закладку и захлопнул книгу.

— Ты хочешь что-то спросить? — осведомился он.

— Да. Скажи мне, где живет Епископ.

— Я же говорил — в Сером Замке.

— Нет. Я имел в виду Лопеса. Где живет Кортни Лопес? Ты знаешь это?

— Знаю. Но зачем тебе?

— Не спрашивай. Просто скажи.

— Хорошо. Северная Америка. Торонто. Знаешь такой город?

— Да. А улица? Дом? Адрес?

Белобровый внимательно глянул в глаза Глебу, заглянул в душу, изучая его, словно врач пациента.

— Вон, что ты задумал, — протянул он. — Нет, адрес я тебе не скажу. И брось эту затею. Все! Даже разговаривать на эту тему больше не хочу! Уходи, оставь меня!

Глеб вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.

3

За ужином Глеб вспомнил и еще кое-что.

— Послушай, Белобровый, — начал он. — Я хочу спросить…

— Опять? — Старик оторвался от своего салата, поднял голову, нахмурил брови.

— Нет, я не о том…

— Ну, спрашивай.

— Я давно знаком с одним человеком, Двуживущим. Еще в своей первой жизни я столкнулся с ним. И с той поры мы иногда встречаемся, и он всегда удивляет меня своей необъяснимой осведомленностью обо всем, что происходит в Мире… Пожалуй, не только в Мире… Он говорит, что продает информацию…

— Рябой Пес?

— Ты тоже встречался с ним?

Белобровый слегка поморщился.

— Да. Он-то и направил меня на поиски Библиотеки.

— Так ты знаешь его?

— Не то что бы очень хорошо, но за последнее тысячелетие он пару раз заглядывал сюда, навещал меня. И, кстати, в последний раз совсем недавно. Предупредил, что ты направляешься в Библиотеку и объяснил что тебе надо. — Старик говорил с некоторой неохотой. Он был недоволен тем, что так легко выдал секрет своей осведомленности о приходе Глеба и его товарищей.

— Значит, ты тоже знаешь его… — повторил Глеб. — Но кто он такой?

— Странник. Путешественник. Носитель знаний. Торговец информацией… Одним словом, Рябой Пес.

— Я имею в виду, откуда он черпает свои познания?

Старик хитро улыбнулся.

— Меня тоже интересовал этот вопрос. Я потратил несколько лет работы в архивах, чтобы найти ответ… — Белобровый назидательно устремил вилку в потолок и замолчал, храня на лице загадочное выражение.

— Ну и?..

— Как он обычно говорит? «Я не альтруист, я не дарю информацию. Я не даритель, я торговец. Я продаю то, что ценится больше всего на свете. То, что вечно, но и быстро теряет свежесть. Я продавец информации, а не ее даритель».

— Ты не хочешь отвечать? — спросил Глеб.

— Почему же? Я отвечу… Просто я так долго искал ответ на этот вопрос, что мне жаль столь быстро с ним расставаться.

— Я не заберу его у тебя.

— Конечно, не заберешь. Но информация тем ценней, чем меньше человек ею обладают. А ты сейчас забираешь ее ценность… Теперь-то я хорошо понимаю Рябого Пса. Понимаю, почему он всегда столь многословен, но в словах его так мало пользы. Почему он вечно говорит загадками…

— Дурацкая привычка, — заметил Коготь, прожевывая кусок окорока.

— Неоценимо полезная, — сказал Белобровый, с укором глянув в сторону мага.

— Ты уже достаточно распалил мое любопытство, — сказал Глеб. — Кто же он?

— Зачем ты так торопишься и торопишь меня? Ты столь нетерпелив, что мне доставляет удовольствие испытывать твое терпение.

Глеб хмыкнув, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Белобровый пожевал лист салата, лукаво поглядывая в сторону замолкшего собеседника, улыбнулся и сказал:

— Ну, хорошо, я выдам эту маленькую тайну… Под маской Рябого Пса прячется один из создателей Мира. Его администратор. И наблюдатель. Он глядит на Мир изнутри и снаружи. Следит за всем происходящим. Изучает со всех сторон. Он имеет доступ ко всей информации, так или иначе связанной с Миром. В его голове содержатся такие данные, о которых мы даже представления не имеем. К мнению этого человека прислушиваются люди, поддерживающие существование Мира: программисты, операторы, дизайнеры, художники…

— Но почему он выбрал такой образ? Нищего странника. Калики перехожего.

— А чего бы ты хотел? Чтобы он был лучезарным божеством, ослепительным в своей красоте и могуществе? Место Бога уже занято, туда готовится взойти Епископ. А Рябой Пес может только наблюдать, ну иногда подталкивать других людей к тому, что, как ему кажется, необходимо сделать. Сам он, в общем-то беспомощен, и это хорошо. Любое могущество должно быть ограничено…

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Почему он так выглядит?.. Не знаю. Думаю, что он сам того не знает… Да, он представляется нищим. Но только по-настоящему сильный человек может позволить себе выглядеть убогим.

4

Три дня друзья провели в Потерянной Библиотеке.

Коготь выпросил у Белобрового какой-то древний манускрипт об огненной магии и всюду таскал его с собой, погружаясь в мешанину замысловатых рун, как только появлялось свободное время. А уж его было навалом. Маг читал даже за обеденным столом, что, впрочем, нисколько не мешало ему соперничать в прожорливости с Троллем. Погруженный в рукопись, он иногда разводил руки, что-то увлеченно бормотал, и Тролль предусмотрительно втягивал голову в плечи. Такая привычка появилась у великана после того, как однажды во время обеда, бормоча подобным образом, маг вызвал огненного духа. Элементаль, не разбираясь, кто ее создал и зачем, и уж тем более не слушая приказаний Когтя, набросилась на самое крупное существо, оказавшееся в поле ее зрения. Это был Тролль. Конечно, великан справился с нежитью, схватив тяжелый стул и размочалив его о неожиданно твердое тело духа. Но огненная бестия все-таки успела подпалить Троллю бока и обжечь нос. Этот инцидент нисколько не смутил Когтя, и он продолжал свои эксперименты, несмотря на неоднократные напоминания старого библиотекаря о том, что вынести новые знания за пределы вулканического кратера ему не удастся.

— Я только ради искусства, — отмахивался Коготь и продолжал шевелить губами.

Тролль наслаждался жизнью. Он четыре раза в день ел. Два раза, ночью и после обеда, спал. Лениво переругивался со ставшим потенциально опасным Когтем. И, по его словам, «лечил застарелый хронический ревматизм». В чем состояло лечение, Глеб так и не понял. По всей видимости, в качестве медикаментозных средств великан использовал еду, а вместо больничных процедур — крепкий сон. Глеб был уверен, что Тролль просто не хочет уходить отсюда, и потому тянет время, валяет дурака со своим «внезапным ревматическим обострением».

Белобровый, показав в первый день основные помещения необъятной Библиотеки, теперь появлялся реже. Он занимался какими-то своими делами, проводя время в огромных пыльных комнатах, уставленных бескрайними стеллажами с разнообразными книгами и свитками. Судя по всему, это было его нормальное привычное времяпрепровождение. Только к завтраку и к ужину он приходил в обеденный зал, ел вместе со всеми и делился какими-нибудь своими мыслями, открытиями или поучениями. Про Епископа он больше не заговаривал.

Глеб все эти три дня провел, словно на гвоздях. Он ощущал растущее возбуждение, лихорадочную жажду деятельности, он предвкушал скорую неминуемую встречу со своим заклятым врагом. Каждый вечер в своей комнате, когда его друзья уже спали на соседних кроватях, он разворачивал на столе карту и в какой уже раз вымерял будущий маршрут — по пустыне на запад, чуть забирая к северу, следуя от колодца к колодцу, от оазиса к оазису, и вот они — болота, вот замок. Три, четыре дня пути. Пять — максимум. Рукой подать. Но приходилось ждать, пока Тролль излечит свой выдуманный ревматизм. И Глеб рыскал по пустым гулким коридорам, разглядывал гигантские витражи, заходил в незнакомые комнаты, бродил в окрестностях Библиотеки. И даже ежедневные занятия с копьем не приносили ему успокоения.

5

Утром четвертого дня Глеб поднялся с постели с твердым решением отправиться к Серому Замку. Хоть один, хоть без всего, но находиться здесь он больше не мог — вынужденное безделье сводило его с ума.

За завтраком он громко объявил:

— Сегодня я ухожу.

Тролль поперхнулся и закашлялся. Коготь застыл, впившись зубами в жареную баранью ногу. Только Белобровый продолжал невозмутимо ковырять свой извечный салатик.

Справившись с приступом кашля, Тролль просительно сказал:

— А как же мой ревматизм? Давай подождем еще пару деньков.

— Больше ждать я не могу. И сегодня уйду в любом случае. С тобой или без тебя — но уйду.

— Конечно, со мной, — возмутился Тролль. — Тем более, что я уже значительно лучше себя чувствую… Но почему именно сегодня?

— А когда?

— Завтра, например.

— А почему завтра, а не сейчас?

— Ну, как же… Надо собрать продукты, запасти воду, упаковаться… Что там еще? Приготовиться, одним словом.

— Это дело трех часов.

— Ага. Именно. Выйдешь только после обеда. А там и ночь на носу. Уж если идти, то с утра.

— Наоборот. По пустыне путешествовать лучше вечером, когда спадает жара.

— О, господи, — пробурчал Тролль. — Опять жара. Снова пустыня… Дайте мне только добраться до этого Епископа!

— Так ты идешь? — спросил Глеб.

— Вечером.

— Нет. Сразу после обеда.

— После ужина.

— Ну, хорошо, — сдался Глеб. — Черт с тобой. После ужина мы уходим.

— О, мой ревматизм, — буркнул Тролль, поднимаясь со стула. — Тогда пойду собираться. — Он прихватил здоровый кусок мяса, краюху хлеба и пояснил: — Доем в комнате. А то что-то не наелся. А потом буду все упаковывать.

— Тебе помочь? — спросил Белобровый, отодвигая тарелку с зеленью.

— Не откажусь. Тем более я не знаю, где тут у тебя можно нацедить воды и набрать обычного походного харча. — Великан вздохнул, оглядывая роскошный стол. — К сожалению, все эти яства придется оставить…

Непринужденно болтая, Тролль и Белобровый покинули обеденный зал. Глеб и Коготь остались наедине. Некоторое время друзья напряженно молчали, избегая встречаться взглядами. Потом Глеб вздохнул и сказал:

— Я помню тот разговор на корабле Свертля. Теперь я намерен направиться прямо к Епископу. В его логово. Я не зову тебя, просто спрашиваю — ты не передумал? Ты идешь со мной?

Маг быстро глянул на товарища и растерянно потупил взор.

— Мне больно говорить, Глеб, — сказал он. — Я привязался к тебе. Но я не верю, что в ваших… в наших силах победить Епископа. Он слишком могуч. Это бесполезная самоубийственная попытка. Я не могу себе позволить умереть просто так. Без единого шанса на победу. Не могу, пойми… Да, я знаю, что рано или поздно я все равно погибну, но погибну в честном бою, в схватке с равным противником… Я бы пошел с вами, если бы был хоть малейший шанс на победу. Если бы моя смерть принесла хоть какую пользу. Я бы сделал все… Но… Стремление к Епископу, эта жажда мести, обрекающая тебя на смерть — вот твоя жизненная цель. Я же хочу приключений. Продолжительного существования в этом волшебном мире. Я еще хочу посмотреть, каково это — жить при Боге… — Коготь невесело улыбнулся. — А ты ухитрился забыть самое главное. Ты забыл, что все это — всего лишь игра, правдоподобная сказка. Театральная постановка, идущая в недрах наших черепов и в компьютерных сетях реального мира. Кино, проецирующееся прямо на мозг…

Глеб покачал головой:

— Ты не первый говоришь мне это… Но я не согласен. Игры давно закончилась. Закончились с того момента, как человечество стало ковыряться у себя в сером веществе. И скоро это поймут все люди. И ты тоже, Коготь…

— Я не буду с тобой спорить, — сказал маг. — Но я решил продолжить свою игру. А ты заканчивай свою.

— Значит, ты остаешься. — подвел итог Глеб. — Что ж, ты волен сам решать свою судьбу. Ход своей игры.

Он поднялся и вышел из зала. Надо было все приготовить к путешествию.

Коготь, растерянный и огорченный, остался сидеть за роскошным столом.

 

Глава 17

Глеб расплатился с водителем. Чернокожий таксист улыбнулся на прощание, козырнул и стер ладонью со стекла число «15», потекшее ниточками ручейков.

Машина уехала, высадив Глеба перед мрачным пятиэтажным зданием, облупленным, старым, с некрашеными подгнившими оконными рамами, с путаницей ржавых лесов пожарных лестниц. Остальные здания на тесной загаженной улице выглядели не лучше.

Глеб осмотрелся, нащупал во внутреннем кармане плаща ребристую рукоятку пистолета и поднялся на крыльцо. Распахнув дверь, он вошел и оказался в маленьком коридорчике. Тускло светила пыльная лампочка. Напротив входа, рядом с дверью грузового лифта, стояла фанерная кабинка, небольшой закуток. Там, отгороженный стеклом с дырой полукруглого окошечка, полностью спрятавшись за развернутой газетой, сидел человек. Были видны лишь его желтые пальцы с крупными обгрызенными ногтями, вцепившиеся в газету.

Наверх вела широкая лестница, грязная, с выломанными перилами, исшарканная тысячами ног.

Глеб посмотрел на человека в кабинке. На серый бумажный лист, испещренный колонками убористого текста. На неподвижные пальцы. И, стараясь не шуметь, направился к лестнице.

Человек за стеклом опустил газету и внимательно проводил его взглядом. Затем он достал из кармана ручку и записал что-то в раскрытой толстой тетради, лежащей перед ним на столе.

Закончив писать, он снова погрузился в чтение.

1

Белобровый и Коготь проводили их до самой вершины.

— Дальше я идти не могу, — сказал Смотритель Библиотеки.

— Что, страшно быть глупцом? — попытался пошутить Тролль.

— Быть глупцом не страшно, страшно им стать, — серьезно ответил старик. — Я с содроганием вспоминаю то жуткое чувство пустоты в голове, ту осязаемую, ничем не заполненную черноту…

— Будем прощаться, — сказал Глеб. Он протянул руку Когтю, и они обменялись крепким рукопожатием.

— Быть может, мы еще встретимся, — сказал Глеб.

— Мне этого очень хотелось бы, — ответил маг.

— У вас есть реальный шанс уничтожить Епископа. Попробуйте заманить его сюда, — напомнил Белобровый, сжимая ладонь Глеба.

Тролль нехотя протянул Когтю свою лапу и, не сдержавшись, сказал:

— Все-таки я ждал от тебя чего-нибудь подобного. Не доверяю я вашему племени.

Маг нахмурился, но промолчал.

— Надеюсь, твои драконы нас не тронут? — осведомился великан у Белобрового.

— Ни в коем случае, — отмахнулся старик. — Кстати сказать, это и не драконы вовсе. Настоящие драконы живут в пещерах, в одиночестве. Они значительно крупней моих Хранителей. А у меня так, мелочь — я называю их драгами. Посмотрите на них. — Белобровый обвел руками кольцевой хребет вулкана, где среди скал торчали незаметные неискушенному взгляду серые валуны завернувшихся в собственные крылья драгов. — Эти создания живут только здесь. Больше вы их нигде не встретите.

— И слава богу, — пробурчал Тролль, вспомнив позорное бегство от пикирующих огнедышащих тварей.

Глеб обернулся и посмотрел на белое здание Потерянной Библиотеки, выглядящее совсем маленьким отсюда, с вершины, постепенно вырастающее, если к нему приближаться, и уж совсем необъятное, когда входишь внутрь.

— Да, — задумчиво сказал он, — не только твои Хранители, но и многое, многое другое существует только здесь, в жерле этого вулкана.

— Тут ты совершенно прав, — гордо признал старик.

Солнце медленно опускалось к горизонту. Подул сухой ветерок, вороша волосы людей и перебирая густую шерсть Тролля.

— Нам пора, — сказал Глеб и пошел вниз по склону.

— Притащите его сюда! — крикнул вслед уходящим Белобровый, пробуждая рокочущее эхо. — Я буду следить за вами и ждать! Заманите его!

Глеб обернулся и махнул рукой.

— Прощайте! — донеслось сквозь грохочущий хаос отзвуков.

Коготь и Белобровый долго стояли на маленькой базальтовой площадке и смотрели, как уходят вниз два друга.

— Так ты говоришь, что никогда не покидаешь кратера? — спросил маг, задумчиво рассматривая вьющуюся по склону тропу.

— Да, — ответил старик.

— Но кто тогда протоптал эту дорожку?

— Разве ее обязательно должен кто-то протоптать? Ты же не спрашиваешь меня, кто сделал вон ту трещину, или кто сотворил этот валун. Эта тропа — неотъемлемая часть вулкана. Она была здесь всегда и всегда будет, независимо от того, ходят по ней люди или нет.

— Но это противоречит закону о причине и следствии, — сказал Коготь.

Старик рассмеялся. Из уголков его глаз вытекли две искрящиеся слезинки и покатились по коже, следуя причудливым изломам морщин.

— Здесь нет законов, мой мальчик. Неужели ты этого еще не понял? Есть лишь единственное правило — правило равновесия, которое гласит, что любая сила должна уравновешиваться противосилой. Но и это всего лишь правило, а не закон… Пойдем, нам еще о многом надо поговорить.

2

И снова пустыня.

Безжалостная, удушливая, жгучая, выматывающая.

Раскаленное солнце, струящийся знойный воздух, хлесткий песчаный ветер.

Жажда, изможденность, отсутствие аппетита, головная боль, зуд слезающей кожи.

Бесконечная однообразная плоскость, морщащаяся барханами. Ослепительно бледное небо без единого облачка.

И до странного холодные ночи.

3

— Я так больше не могу! — сказал Тролль, опускаясь на песок.

— Что случилось? — спросил Глеб.

— Песок раскален, словно противень. А я босой.

— Что ж ты раньше-то молчал?

— Поначалу, вроде, терпимо было. Я же все свою дикую жизнь без обуви проходил. Мозоли, как у верблюда. А сейчас чувствую — не могу. То ли песок еще горячей стал, то ли я отвык, изнежился у Белобрового в гостях.

— Ладно, что-нибудь придумаем. А пока сделаем привал.

— Эх, — вздохнул Тролль. — Ну, что здесь за привал? Уж второй день идем, а ни колодца, ни лужи хоть какой. В тенек бы сейчас и пивка холодного…

— Скоро, скоро, — обнадежил Глеб унылого великана, расстилая толстое одеяло и выкладывая на него скромную кучку продуктов: два ломтя хлеба, кусок зернистого сыра, бурые пластинки сушеного мяса и пару яблок, уже сморщившихся, потерявших влагу. — Присаживайся, — пригласил он друга.

Тролль пересел на одеяло, сделал себе трехслойный бутерброд из хлеба, сыра и мяса и, зажав его в лапах, растянулся на одеяле, уставившись в дышащее жаром небо.

— Сколько там у нас воды осталось? — спросил Глеб.

— Сколько, сколько… Каждый раз спрашиваешь, будто ждешь, что ее прибавится, — пробурчал Тролль, и не подумав подняться и пересчитать бурдюки. — Мало. Ее всегда мало. — Он откусил кусок бутерброда и мечтательно, почти нараспев, произнес: — Был бы сейчас нормальным человеком в нормальной местности. Зашел бы в ближайший кабак, заказал бы холодного пива, чтобы льдинки плавали. Чтобы зубы ломило… А перед этим сполоснуться водичкой, занырнуть в озеро. Только не в реку. Ненавижу реки! Смыть проклятый пот… И пивка. В тени. Тихо, никуда не торопясь… — Великан причмокнул. — Вот ты с чем пиво любишь?

— С воблой, — ответил Глеб, отрезая пластинку сыра.

— С воблой? — удивился Тролль. — Это что такое?

— Рыба такая сушеная.

— Сырая, что ли?

— Ну, почти. Сушеная, я же говорю.

— Первый раз слышу, чтобы пиво с такой рыбой пили… А я вот с солеными чипсами люблю. И с орешками ничего.

— Ерунда, — сказал Глеб, пережевывая кисловатый сыр. — Вот вобла — это вещь. Вяленая, с проступившими на боках белыми солончаками… А ты про какое пиво говоришь? Этого мира или реального?

Тролль задумался и коротко хохотнул:

— А черт его знает? Пиво оно, что там, что здесь…

— Ну, не скажи. Такой рыбы, как там у нас, здесь я не встречал.

— Хватит, не мучай! — взмолился великан.

— Сам начал.

Они замолчали, неторопливо дожевывая остатки обеденного пайка.

Закончив есть, Глеб на четвереньках подполз к сваленным в кучу бурдюкам. Большая часть их опустела и только в двух еще плескалась вода. Осторожно, стараясь не пролить ни капли, Глеб развязал кожаный мешок и стал понемногу цедить драгоценную жидкость в большую металлическую кружку.

— Еще литров восемь, — сказал он Троллю, на что тот ответил:

— Знаю я. Ведь на себе таскаю.

Глеб отхлебнул. Вода была до тошноты теплой и здорово отдавала гнилью. Влив в себя треть кружки, он передал ее товарищу. Сморщившись, Тролль двумя глотками выхлебал остатки жидкости и с отвращением сказал:

— Ну и вонь.

— Хорошо, что хоть такая есть.

Солнце зависло в зените. Наступило самое жаркое время суток.

— Ну, что? Будем спать? — спросил Глеб.

— Ага. — Тролль перекатился на живот, уткнулся носом в одеяло и попросил: — Тенек бы…

— Совсем ты обленился! — высказал ему Глеб. Он залез в дорожную сумку, вытащил еще одно одеяло и, используя в качестве подпорок свое копье и дубину напарника, сотворил простенький навес. Белобровый в меру своих возможностей снабдил товарищей всем необходимым для путешествия по пустыне. Позабыв, правда, сапоги для Тролля.

— Как обычно, — предупредил Глеб. — Три часа я тебя сторожу, затем меняемся. А вечером пойдем дальше.

— Конечно, — сказал Тролль. Он заполз в тень навеса, проверил, не высунулась ли где под палящее солнце нога и захрапел.

Глеб присел возле него, достал карту и стал ее разглядывать, хотя уже давно успел выучить весь маршрут наизусть.

Три часа тоскливого ожидания — вот что в пустыне самое неприятное для путешественника.

4

Ночью они лишились воды.

Тролль, идущий впереди, ступил на нависший козырьком гребень бархана и вместе с лавиной песка рухнул вниз. Упав на спину, он придавил кожаные бурдюки, и те лопнули, не выдержав массы великана. Остатки воды оросили жадный до влаги склон, оставив на нем лишь темное пятно, сохнущее на глазах.

Глеб, загребая ногами песок, сбежал вниз к поднимающемуся Троллю.

— Все нормально? — озабоченно спросил он.

— Отлично! — ответил гигант, и только после этих слов они заметили, что остались без воды.

Тролль запустил пальцы во влажный песок, словно хотел извлечь из него пролившуюся жидкость и спросил:

— Далеко колодец?

— Не очень. — Глеб посмотрел на звезды и принял решение. — Этой ночью спать не будем. Нам надо срочно найти воду. Думаю, к обеду выйдем к ближайшему колодцу. Должны выйти… Придется поторопиться.

Тролль поправил тряпичные обмотки на ногах, отряхнулся и преувеличенно бодро воскликнул:

— Тогда вперед! — В потере жизненно необходимой жидкости он винил только себя…

Из-за горизонта за их спинами выкатилась белесая луна. Она затопила все пространство странным седым сиянием, и друзьям казалось, что они шагают не по песчаным холмам, а по снежным сугробам. Глеб то и дело поглядывал на яркие брызги звезд, корректируя направление движения. Было прохладно. Тролль с удовольствием вдыхал свежий воздух, подставляя лицо ветерку и блаженно жмурясь.

— Почему ночи здесь такие прохладные? Когда шли к вулкану, все не так было, — спросил он.

— Континентальный климат, — ответил Глеб. — Мы все дальше удаляемся от моря.

Но даже прохладной ночью путешествие по пустыне не похоже на прогулку в лесу. Тем более, когда приходится тащить на себе все снаряжение, продукты, оружие и доспехи. Свежий воздух все равно остается сухим и незаметно вытягивает из организма воду, сушит губы, забивает слизью гортань. Текучий песок ускользает из-под ног, не дает полноценной опоры, и ноги вязнут в нем, проскальзывают, передают барханам свою силу, энергию, постепенно наливаясь усталостью, переходящей в судорожное изнеможение…

Торопливая луна пробежала по небосводу, но не успела спрятаться за горизонтом, как ее поглотил приближающийся рассвет. Ветер сменил направление, да и сам изменился — стал горячим, удушливым — вестник возвращающегося дневного зноя.

— Опять жара, — буркнул Тролль. Он весь взмок, хотя солнце еще только собиралось показаться.

Глеб промолчал. Он берег силы. Есть не хотелось, хотя в желудке уже давно образовалась сосущая пустота. Мучила жажда. Язык разбух, губы потрескались, на зубах скрипел песок. Густая слизь затянула горло. Глеб с трудом выплюнул скользкий буро-серый комок.

Появилось солнце. Пока еще нежаркое, красное и большое, оно прощупало лучами землю и начало свое восхождение, уменьшаясь в размерах и все больше раскаляясь. На какую-то секунду песок покрыли мелкие искрящиеся капельки — словно барханы вспотели — это воздух отыскал в себе чуть влаги, чтобы приветствовать новый день, пришедший на смену холодной ночи. Мгновение — и роса исчезла, вновь поглощенная ненасытной атмосферой.

Диск солнца поднялся выше, раскалился добела и завис над пустыней. Сейчас, в данный момент Глебу почему-то не верилось, что в Мире существует только одно солнце. Хоть он и понимал, что это глупость, но ему казалось, что есть несколько дневных светил — как минимум два: одно здесь — палящее, безжалостное, проклятое, а другое — над остальными землями — ласковое, пробуждающее природу, дающее жизнь…

— Ну и где твой обещанный колодец? — спросил Тролль, с трудом ворочая языком. Покрытый густой шерстью великан страдал от жары и жажды больше, чем его товарищ — человек. Он уже с трудом держался на ногах, но еще бодрился и не давал Глебу забрать у него часть поклажи.

— Где-то здесь. Смотри лучше, — сказал Глеб и еще раз предложил: — Давай я что-нибудь понесу. Ведь легче тебе станет.

— Я сам, — отстранил его Тролль. — Ты мне лучше воду найди.

— Ищу, ищу. Где-то рядом.

Храня молчание, друзья шли дальше. Каждый раз, когда они вскарабкивались на очередной бархан, Глеб на мгновение замирал и обозревал окрестности, пытаясь заметить хоть что-то, выделяющееся на однообразном фоне желтой пустыни. Тролль останавливался возле товарища, тяжело дыша и уткнувшись взглядом под ноги. Усталость брала над ним верх.

Когда солнце миновало зенит, великан коротко выдохнул:

— Все… Не могу… — и опустился на песок.

Глеб затормошил его:

— Ну давай, поднимайся! Ну! Нельзя нам останавливаться! Вперед! Скоро вода, где-то здесь, я уверен!

— Ты с утра. Говоришь. Это.

— Точно. Говорю тебе. Ну, давай же!

— Нет. Давай отдохнем. Хоть чуть. Немного.

Глеб застыл возле обессилевшего товарища, просительно глядя на него.

— Ну, давай. Тролль. Пойдем, — пробормотал он тихо и нерешительно.

Великан отрицательно покачал головой.

— Отдохну. Чуть.

— Ну, хорошо, — сломался Глеб. — Подожди. — Он снял с друга мешки, достал одеяло, расстелил его, быстро соорудил навес и помог Троллю перебраться в тень.

— Эй, Глеб, — осипшим голосом обратился к нему Тролль.

— Что?

— Скажи толком, где этот чертов колодец?

— Я говорю — недалеко. Совсем рядом.

— Это я уже слышал. Ты пальцем покажи.

Глеб скис.

— Пальцем… — повторил он медленно. — Если честно, то я не знаю.

— Так я и думал. Мы, что — заблудились?

— Может быть, — признал Глеб. — Может, просто чуть уклонились в сторону и прошли мимо, может, карта врет, а может, просто-напросто, колодец тот давно засыпало…

— Да-а, — протянул Тролль. — А когда следующий?

— Если бы я знал точно, где мы находимся… — Глеб замолчал.

Они еще долго молчали, разглядывая исходящие жаром пески и ощущая, как усталость превращает мышцы в камень.

Поборов подступающую сонливость, Глеб дотянулся до вещевого мешка и вывалил все его содержимое перед собой.

— Не спи, — сказал он своему товарищу. — Надо поесть.

— Не хочу, — отозвался Тролль.

— Надо. Пища хоть и в небольших количествах, но содержит жидкость… Вон, смотри, даже три яблока остались. — Глеб извлек из груды продуктов и вещей сморщенные побуревшие плоды. — Давай ешь. — Он протянул яблоко великану. Тот нехотя взял его и целиком запихнул за щеку.

— Черт! — выругался Глеб, поранив руку о какой-то острый предмет, скрывающийся в куче вываленного барахла. — Что там такое? — Он извлек тяжелый металлический треугольник, сквозь который был продет кожаный шнурок. — Да это мой старый наконечник! От копья! — узнал он. — Подарок Свертля. Он еще что-то там говорил про заклинание. Про амулет…

Тролль перевернулся на бок, заинтересованно разглядывая предмет в руках Глеба.

— Точно, — подтвердил великан. — Он говорил, что эта штука поможет отыскать воду. Интересно, как?

— Не знаю. Он не сказал. — Глеб долго смотрел на иззубренное острие, пытаясь сообразить, как с ним работать. Покачал наконечник в руке, подбросил его и сразу поймал, открыл ладонь и опять долго и сосредоточенно изучал отточенный металл. Затем он бросил амулет на расстеленное одеяло, посмотрел, поднял и бросил снова. И еще раз, внимательно наблюдая. И еще. Никакой системы в полетах, падениях и расположении не было заметно.

— Может, обманул? — спросил Тролль, следя за манипуляциями друга.

— Не может быть, — отмел нелепое предположение Глеб. Он взял амулет за шнурок и поднес к лицу, к самым глазам. Висящая стальная рыбка крутилась на привязи перед его глазами, проблескивая гранями. Несколько оборотов в одну сторону, закручивая ребристую кожаную нитку, несколько — в другую, разматывая и снова сплетая тонкую косичку. Наконец, металлический треугольник замер неподвижно, словно загипнотизированный пристальным взглядом Глеба. И вдруг качнулся, отклонился от вертикали на мгновение и вернулся в исходное положение.

— Видел?! — спросил Глеб, не отрывая взгляд от амулета.

— Ага.

А магический отвес качнулся снова, потянулся к северу, словно там прятался огромный мощный магнит, и застыл, своим противоестественным положением указывая направление.

— Там вода! — уверенно сказал Глеб.

— Но близко ли? — пессимистично спросил Тролль.

— Должно быть, он отмечает ближайший источник. Так что выбора нет. Надо идти туда.

— Опять идти. — Великан поморщился, словно от боли. — Давай хоть немного отдохнем по-человечески. Поспим чуток.

— Нет, — Глеб был непреклонен. — Дойдем до воды и отдохнем.

— Хоть полчасика, — жалостливо попросил Тролль.

— Ни минуты. Съешь еще яблоко и пойдем.

Поняв, что спорить бесполезно, обиженный Тролль куснул вялое морщинистое яблоко. Он отгрызал маленькие кусочки, явно тянул время, но Глеб не торопил его — ему было по-настоящему жалко изможденного гиганта и силача, укатанного пустыней, сдавшегося ей, сломленного, еще, быть может, не осознающего этого, не признающего, не желающего признать, но, несомненно, сломленного беспощадным солнцем, бесконечными песками и мучительной жаждой.

Яблоко кончилось, а вместе с ним кончилось и отведенное на отдых время. Тролль покрутил в пальцах оставшийся сухой хвостик и разочаровано отбросил его в сторону. Глеб свернул шерстяные одеяла и запихал их в сумку. Через минуту все было готово к дальнейшему путешествию…

Вода оказалась совсем близко. Стоило им четыре раза подняться на барханы и спуститься с них, следуя на север, как с гребня пятого они увидели темное пятно, пока еще неясное, неоформившееся, размытое маревом горячего воздуха. Воодушевленный Глеб прибавил шагу, и даже Тролль, до этого едва волочащий ноги, воспрял духом и отобрал у друга связку пустых, но тяжелых бурдюков.

Вскоре стали видны торчащие прямо из песка пальмы, а когда друзья подошли еще ближе, то смогли рассмотреть и каменное возвышение цилиндрического колодца, и бледно-зеленую траву возле него, и валяющийся в стороне массивный круг крышки.

Воды в колодце было много. Она не доходила каких-то полутора метров до края каменного кольца, и Тролль, перегнувшись, легко черпал ее ладонями, лил в пасть, плескал себе в лицо, на плечи, растирал по телу, брызгал на Глеба. Видимо, в этом месте подземные воды подступали к поверхности совсем близко, и пальмы с легкостью вытягивали из почвы животворную влагу, разрастаясь и образуя маленький оазис, островок жизни среди моря песка. У корней пальм росла длинная, стелющаяся по земле трава, сухая и шершавая, но зеленая и живая. И даже торчала у самого колодца хиленькая малорослая березка с листьями-сердечками, непонятно каким образом сюда попавшая.

Вдоволь наплескавшись, промокший Тролль стал наполнять бурдюки. Нацедив первый, он присосался к его узкой горловине, задрал подбородок и замер, жадно наливаясь водой.

— Фу! — удовлетворенно выдохнул он, когда бурдюк наполовину опустел. — Вот это жизнь! — Он улегся на жесткой траве в тени разлапистой пальмы, помассировал ноги и прикрыл глаза.

— Может, поедим? — предложил Глеб.

— Нет. Спать. — Тролль перевернулся на бок, поерзал немного и захрапел.

Глеб посмотрел на друга, выудил из мешка кусок высохшего сыра, неторопливо съел его, кроша маленькими кусочками, и лег рядом с великаном. Необоримая усталость, так долго ждавшая своего часа, выползла откуда-то, заползла в волокна мышц, в трубки костей, оккупировала каждую клеточку тела, охватывая истомой и сонливостью.

Глеб закрыл глаза. Нечасто в своих жизнях он совершал подобное безрассудство — засыпал, не убедившись в собственной безопасности, полностью положившись на везение, уповая на случай…

Но все было спокойно, только иногда шуршали в траве змеи, да по-пластунски подкрадывались к спящим гигантские ящерицы-вараны, недоуменно разглядывая незваных гостей.

5

Пять дней и ночей они шли по пустыне.

Талисман выводил их к воде, заставляя отклоняться от прямого курса, и они шли зигзагами — короткими галсами преодолевая безводный океан и предвкушая момент, когда можно будет крикнуть в полный голос: «Земля!».

Ранним утром шестого дня путешественники почувствовали, что скоро пустыня кончится.

Тролль замер, потянул носом воздух, широко раздувая ноздри, и сказал:

— Что-то меняется. Чуешь?

В атмосфере разлилось предчувствие свежести, еще не сама свежесть, но неуловимые, едва угадываемые ее признаки. Все вокруг изменилось. Как-то не так, как-то иначе размывался струящимися раскаленными потоками воздуха горизонт. Сухое отсутствие запахов перестало щекотать нос. Солнце выглядело совсем по-другому, по-доброму. Небо опустилось ниже и налилось сочной синевой. Ветер нес влагу, теперь он ласково обдувал прохладой, а не иссушал, как раньше.

Вдали, там, где плоскость земли смыкалась с небосводом, мелькали черные, едва заметные точки. Глеб сперва подумал, что это обожженные глаза подводят его, но вскоре понял, что видит далеких парящих птиц, и обрадовался этому открытию. Скоро, совсем скоро!

— Птицы, — вслух произнес Глеб.

— Ага. Я заметил, — подтвердил Тролль.

— Уже немного осталось.

— Даже не верится…

Они какое-то время молчали.

— Помнишь, — сказал Глеб, — я говорил, что однажды встретил Песочного Человека?

— Ага.

— Так вот, Песочный Человек — это отражение наших мыслей. Зеркало…

— То есть?

— У него нет собственной формы. Он не может существовать, если рядом нет какого-либо существа, пусть самого малого: змеи или ящерицы, птицы, паука. Человека… Он меняет свой облик, подчиняясь образам, которые возникают в сознании этих существ. Сам по себе он ничто, пустышка, ждущая пустота. Зеркало, в котором никто и ничто не отражается… А вот когда поблизости появляется разум, пусть даже самый примитивный, Песочный Человек обретает форму. Он может быть ветром или дождем. Он может стать тучей, песчаной бурей, туманом. Может превратиться в страшного монстра или красивую девушку. Он — пленник чужого разума… И если кто-то подчинит его и сделает своим оружием, то это будет абсолютное оружие. Ведь Песочный Человек могуч настолько, насколько это можно представить, он способен реализовать все, что только можно вообразить, хоть взрыв водородной бомбы… Одноживущие не любят рассказывать про Песочного Человека, потому что они отлично понимают, какая потенциальная сила заложена в этом странном создании. Они боятся, что Двуживущие, узнав об этом, начнут поиски Песочного Человека. Единственного существа в Мире, которое, возможно, способно разрушить сам Мир…

— Откуда ты все это знаешь? — спросил Тролль.

— Рябой Пес очень болтлив. Иногда он увлекается настолько, что забывает, о чем можно говорить, а о чем говорить не следует.

— Это он тебя все рассказал?

— Нет, не только. Кое-что я слышал и раньше. Слухи, перешептывания, обрывки разнообразных свидетельств, зачастую противоречивых. Легенду о Южном Городе… А вот потом, когда мне довелось лично увидеть Песочного Человека, когда я лицом к лицу столкнулся с ним в пустыне, а затем обмолвился об этой встрече Рябому Псу, вот тогда-то он мне все и рассказал. Выболтал.

— И какой же облик принял Песочный Человек, когда ты с ним встретился?

— Сначала это было облако. Неясное облако далеко впереди. А когда я приблизился… Тогда я увидел труп Епископа. Живой труп. Он шел мне навстречу, и на него было страшно смотреть, настолько он был обезображен. Думаю, ему довелось испытать все смерти, которые пережил я…

6

Солнце висело уже высоко, но это было не то солнце, что раньше.

Друзья стояли на вершине бархана. Последнего бархана. А прямо у них под ногами расстилалась идеально ровная песчаная равнина, словно пустынный гигантский пляж, вылизанный морским прибоем. И за широкой лентой этого пляжа уже виделась зеленая полоска, и летали над ней птицы, и поддувал оттуда легкий прохладный ветерок. Там, в паре километров отсюда, пустыня заканчивалась.

Тролль потрогал песок и размотал обмотки на ногах. Отбросив полосы грязных тряпок, он пошевелил пальцами и расплылся в улыбке.

— Обувь — самое чудовищное порождение цивилизации, — изрек он.

Глеб не ответил. Он смотрел на простершуюся ровную полосу песка и что-то ему в ней не нравилось. Что-то виденное раньше, или прочитанное, или… Что-то беспокоило его, и он никак не мог взять в толк, что именно. Что?..

Тролль развязал последний наполненный бурдюк и вылил все его содержимое на себя, фыркая и втирая воду в шерсть.

— Вот и все, — сказал он, — пришли.

Глеб с легкой укоризной посмотрел на друга.

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнул.

— Тогда пойдем. Что здесь стоять? — сказал великан. И побежал вниз по склону к разглаженному неведомым приливом песку, к полосе зелени за ним, к кружащимся птицам…

— Стой! — испуганно крикнул Глеб, когда Тролль ступил на ровную песчаную ленту, на границу пустыни, на ее контрольно-следовую полосу. На мгновение ему показалось, что он что-то вспомнил — но ничего не случилось, и мелькнувшее неясное воспоминание сразу исчезло, словно смутившись своей ненужности.

Разогнавшийся Тролль сделал еще два шага, остановился на месте и обернулся:

— Чего? — спросил он.

Глеб сконфузился.

— Так. Показалось… Подожди, я спущусь.

Он заскользил по сыпучему бархану, загребая песок ногами и порождая миниатюрные шуршащие лавины.

— Жду, — кивнул Тролль. Он хотел сделать шаг навстречу спускающемуся товарищу, но покачнулся на месте и чуть не упал.

— Что за дьявольщина? — пробормотал Тролль и посмотрел себе под ноги. — Стой! — вырвался у него дикий крик.

Его широкие ступни, похожие на снегоступы, исчезли, скрылись, утонули в песке. Он завяз и продолжал медленно погружаться. Пустыня всасывала его, поглощала тихо, неторопливо…

Глеб замер в метре от края зыбучих песков.

Тролль, вцепившись в товарища чуть испуганным и растерянным взглядом, взревел, дернулся всем телом и вырвал-таки, высвободил одну ногу, но другая провалилась до середины бедра. Великан качался мгновение, пытаясь удержать равновесие, но стал медленно крениться, заваливаться, падать и, чтобы устоять, ему пришлось отдать песку только что освобожденную ногу. Он снова упрямо рванулся и ушел под землю по пояс. Глеб оторопело смотрел на эту борьбу.

— Не шевелись! — крикнул он другу, очнувшись, и Тролль послушно замер, улегшись брюхом на песок и раскинув руки в стороны. В этом положении он напоминал всплывшего утопленника.

— Хватай! — Глеб протянул копье. Тролль подался вперед и провалился по самую грудь, но успел — таки схватить древко одной рукой. Другая сжимала дубину.

— Брось ее!

Великан покачал головой.

— Оставь ее, говорю тебе! — Глеб выругался. — Двумя руками держись!

Тролль посмотрел на товарища испуганными глазами, безмолвно покрутил головой, отвел назад руку с зажатой в кулаке дубиной, напрягся и швырнул ее на бархан. Глеб пригнулся, массивная палица пролетела над его головой и вонзилась в склон, выплеснув песок и сотворив подобие маленького метеоритного кратера. Тролль схватил древко копья обоими руками.

— Давай, перебирай руками! Ползи! — Глеб уперся пятками в землю, откинулся назад.

Великан недоверчиво глянул на него и осторожно потянул копье, опасаясь увлечь друга в песчаную трясину.

— Держу, держу! — подбодрил его Глеб, зарываясь ногами в песок, напрягая все мускулы, вытягивая копье вместе с прицепившимся Троллем. Великан взревел, криком пытаясь отогнать свой страх, дернулся, задрал голову вверх и пополз, цепляясь за соломинку древка, выталкивая себя ногами, вывинчиваясь торсом из тесных объятий пустыни.

— Давай, давай! — кричал Глеб, сползая к опасной границе, но и Тролль постепенно выкарабкивался, выползал на брюхе, не прекращая дико реветь и перепугано пялиться на друга. Наконец, он показался полностью, вытянулся плашмя на предательском песке, руками уже касаясь спасительной подошвы бархана, но страх сковал его, не давая пошевелиться, и великан неподвижно застыл на предательской поверхности, вцепившись в копье, замолкнув, раскинув в стороны руки и ноги, и пустыня, чувствуя его нерешительность, снова стала втягивать его в себя…

— Ну, что же ты! — крикнул Глеб. — Давай! — И потянул обессилевшего товарища к себе, выволакивая его, словно загарпуненного кита на сушу. Почувствовав плечами твердое подножье бархана, Тролль молниеносно перекатился к ногами Глеба, вскочил и, едва не сбив друга, взлетел на вершину песчаного холма. Там он замер, всматриваясь в смертоносную ленту желтой равнины, из объятий которой он только что вырвался, и потрясено бормоча:

— Это же река! Как я не заметил? Река! Ага! Змеится! Точно! Река! Ну, как же… — Его била дрожь. Густая шерсть стояла дыбом, в глазах метались ужас и отвращение, он скалил зубы, собрав кожу на носу в сердитые складки. Глеб подошел и встал рядом.

— Все, — сказал он, легко коснувшись дрожащей руки. — Теперь все хорошо.

Тролль посмотрел на него, обмяк, обессилел и тяжело опустился на песок.

— Как же я испугался, — неохотно и смущенно признал он. — Что это со мной? Сдурел будто. А? Уж думал — конец. Совсем. Не дошел, думал. А? Нет. Ополоумел совсем. Что ж это? А?

— Все нормально, — остановил его нервный сбивчивый говор Глеб. — Все нормально. Отдышись, отдохни. Все хорошо. Нормально.

— Надо же, а… — пробормотал Тролль и опрокинулся на спину, уставившись замороженным взглядом в пробегающие облака. — Облака… — мечтательно сказал он и вытянул вверх руку, словно пытался коснуться неба.

Глеб развернул карту.

— Пойдем на север. Там должен быть проход. Где-то в трех часах ходьбы отсюда… — Он повернулся к другу. — Как ты себя чувствуешь?

— Как дурак! — ответил Тролль и рывком поднялся.

7

Узкая полоска тропы чуть заметно возвышалась над зыбучими песками. С некоторой опаской Глеб первым ступил на нее. Каждый неверный шаг мог оказаться шагом к смерти.

— Давай свяжемся, — предложил Тролль.

Они на минуту остановились для того, чтобы обвязаться пеньковой веревкой, и после продолжили свое осторожное движение.

Глеб шел впереди. Перед тем как опустить ногу на едва заметную дорожку, он тщательно проверял песок перед собой древком копья. За ним двигался Тролль. Великан с опаской поглядывал по сторонам и ступал точно на следы идущего впереди товарища. Связанные тонкой нитью страховки, настороженные, сосредоточенные, они напоминали альпинистов, взбирающихся на опасную вершину.

Все дальше и дальше отступали барханы, и все отчетливей виделась зеленая полоска равнины впереди. Над головой путников иногда пролетали птицы, и Тролль с легкой завистью смотрел на них — крылатым созданиям ни к чему было брести по этой неприметной тропке, преодолевая широкую полосу зыбучих песков, так похожую на реку…

Вскоре они уже различали отдельные чахлые деревца, серебрящиеся лужицы воды среди мшистых кочек, заросли высокого тростника и переплетенных ветвями ив.

Последние сто метров путники проделали, не глядя под ноги, а во все глаза рассматривая разворачивающуюся равнину, такую непривычно зеленую и живую.

— Наконец-то! — сказал Тролль, когда песок под его ногами кончился, и он ступил на мшистую кочку, пропитанную влагой, словно губка.

— Рано еще радоваться, — холодно ответил Глеб.

Они стояли на краю обширных болот, позади желтели зыбучие пески, и было еще неизвестно, какая трясина, пройденная или предстоящая, опасней.

— Зато от отсутствия воды страдать не будем, — сказал великан.

— Не пришлось бы страдать от ее избытка. Будем двигаться очень осторожно. — Глеб еще раз внимательно осмотрел ядовито-зеленую равнину: гниющие, заросшие тиной озерца, стелющиеся травяные ковры, белые столбы мертвых берез, густые ивовые заросли, колышущуюся осоку… — Вон, смотри! — Он вытянул руку, указывая на запад. Там, возле самого горизонта, торчал на фоне голубого неба серый шпиль. Это возвышалась над окружающими болотами башня Серого Замка.

 

Глава 18

Дверь с номером 214 была не заперта.

Глеб достал пистолет, вытащил обойму, проверил, вставил на место и перевел предохранитель в боевое положение. Целую минуту он стоял, опустив голову и собираясь с духом. А когда наконец поднял глаза, то во взгляде его читалась твердая решимость, отчаянная и безысходная. Улыбка, похожая на ужасный оскал, кривила его губы. Он ногой распахнул дверь, передернул затвор и, держа перед собой пистолет, шагнул в квартиру.

В длинной прихожей горел свет. Вдоль стены выстроились раскрытые шкафы. Внутри рядами висела одежда. Ее было много, слишком много для одного человека. Рубашки, костюмы, плащи, куртки свисали безвольно, расслаблено, словно удавленники.

Прихожая изгибалась прямым углом, и оттуда, из-за поворота, из невидимой пока комнаты доносилось знакомое негромкое гудение вентиляторов. Там работал компьютер.

Глеб еще раз проверил пистолет и пошел на шум.

В просторной комнате — Глеб невольно вспомнил свои двенадцать метров — было сумрачно. Громоздилась мебель, расставленная неуклюже, как бог на душу положит, мешая, загораживая проход. На окнах висели закрытые жалюзи, серые от пыли. В самом центре комнаты стоял огромный стол, длинный, широкий, массивный. На нем стоял компьютер: фирменный корпус, большой монитор. Перед компьютером сидел маленький человек. Скорее не сидел, а возлежал, расслабленно откинувшись на мягкую спинку кресла. Кишка кабеля вонзилась в его висок, сквозь коробочку нейроконтактера уходя в мозг. Человек слабо подергивался, конечности его вздрагивали, невидящие глаза блуждали, наблюдая за картинами виртуальной вселенной. Он словно видел беспокойный сон. Он находился внутри компьютера, части его разума были раскиданы по сети. Мир виртуальный вытеснил мир реальный, полностью подменив его. Органы чувств видели, осязали, обоняли то, чего не было на самом деле. То, что называлось Миром. Миром с большой буквы…

Глеб поднял тяжелый пистолет и прицелился во вздрагивающее тело. Сквозь короткие черточки прицела он долго смотрел на человека в кресле, так долго, что рука устала, задрожала и стала клониться вниз, к полу. Глеб слегка сдвинул пистолет вправо и выстрелил.

Пуля прошила системный блок компьютера и вдребезги разнесла монитор.

Человек дернулся, глаза его закатились, заморгали, мускулы судорожно напряглись. На мгновение он застыл неподвижной куклой, а затем застонал и, опираясь на подлокотники кресла, стал подниматься, но все никак не мог справиться со своим телом, все падал назад, в мягкие объятия сиденья.

— Привет, Епископ! — громко сказал Глеб. — Я обещал вернуться, и я пришел.

Человек прекратил свои бесплодные попытки подняться и замер, повернув голову на голос. Глаза его слепо моргали, слезились, но зрение постепенно возвращалось к нему. Он что-то прошептал тихо по-английски.

— Я Глеб. Ты помнишь меня?

Человек, маленький, почти карлик, с глубоко запавшими глазами, с тонкой линией рта, с карикатурными ушами разной формы, с кривыми короткими ногами и игрушечными ручками — урод… Бог… — тихо повторил вслед за Глебом:

— Gleb? — Страх и непонимание исказили его обезьянье лицо. Он все еще не мог понять, куда он попал, где оказался, почему здесь, в мире, так похожем на его квартиру, стоит незнакомый человек с пистолетом и произносит имя из другой вселенной.

— Yes. It’s me. I’m Gleb. Gleb… — Глеб смотрел на жалкого человечка и ему хотелось смеяться: Бог! Бог?! — I’ve come to you, Bishop… Лопес… Епископ…

Глеб плохо говорил по-английски, но Кортни Лопес отлично все понял. Он неожиданно резво вскочил с кресла и бросился к своему врагу. Глеб сделал шаг назад, и пистолет в его руке дернулся. Сам по себе. Дважды. Кортни Лопес остановился, и на его мятой рубашке расплылились два темных пятна. Проявились на ткани, словно алые кляксы на промокашке. Кровь закапала на ковер. Лопес растерянно глянул на расплывающиеся под ногами пятна, зажал живот руками и повалился на пол.

Глеб удивленно посмотрел на пистолет.

На огромном столе что-то негромко лопнуло, и сразу запахло жженой пластмассой. Весело загорелся монитор.

1

Идти по болотам оказалось не многим приятней, чем путешествовать по пустыне. Да, здесь не было обжигающего солнца, и удушливый ветер не забивал песком глаза, здесь не надо было заботиться о постоянном пополнении запасов воды. Но… Гниющие лужи были полны пиявок, и босоногий Тролль то и дело останавливался и, брезгливо кривя губы, снимал с кожи разбухших глянцево-черных вампиров. Остающиеся на месте укуса круглые ранки кровоточили, приманивая запахом крови новых паразитов. Над поросшими жесткой осокой кочками кружились гудящие стада мошкары. Мелкие насекомые забивались в рот, в нос, лезли в глаза. К вечеру они куда-то исчезали, но им на смену приходили полчища голодных комаров.

Друзья шли, перепрыгивая с кочки на кочку, спотыкаясь и проваливаясь ногами в тинистую вонючую воду. Оба насквозь промокли, пропитались болотным запахом, перемазались в грязи.

Иногда путники выходили к безупречно ровным полянам, поросшим плотным ковром мха. Они всегда обходили стороной эти заманчивые ровные проплешины. Однажды Тролль интереса ради повалил оказавшийся рядом столб мертвой березы и швырнул гнилое бревно в самый центр такой вот зеленой лужайки. Ствол упал на мшистую поверхность, какое-то мгновение держался на ней, а затем зеленый ковер расступился, разверз черную щель, и белеющее бревно исчезло, проглоченное бездонной трясиной. С чавканьем сомкнулась жадная пасть болота, и еще долго колыхалась волнами изумрудная поверхность, словно топь пережевывала поглощенную добычу.

Встречались и чистые озерца со светлой, пригодной для питья водой. Но их заболоченные берега обычно были огорожены зарослями высокого тростника, и Тролль, пробиваясь с бурдюком в руках к воде, долго там слепо петлял, вытаптывая в прибрежных зарослях целые проспекты, отчаянно ругался, отмахиваясь от комаров, прежде чем добирался до ровной прозрачной глади озера. Набрав воды, великан брел назад и после долго и свирепо отдирал прицепившихся пиявок…

И словно маяк, возвышалась над болотами серая башня.

2

Они переночевали, забравшись в густой кустарник, где переплетенные корни образовывали маленький относительно сухой островок, а утром вышли на гать.

— Дорога, — сказал Тролль, остановившись.

— Гать, — поправил Глеб.

Через все болото протянулось ровное полотно наваленных стволов, переплетенных веток и хворостин. Видно было, что гать давно не обновляли, и она уже изрядно подгнила, местами почти погрузилась в топь, расползлась, обнажив кочки и лужицы ржавой воды. Глеб поднялся на пружинящий помост и покачался на нем, потоптался, проверяя прочность.

— Еще крепкая, — сказал он и посмотрел на торчащую башню Серого Замка. Гать, несомненно, вела к нему.

Тролль встал рядом с другом.

— К вечеру дойдем, как думаешь? — спросил он, разглядывая высящийся шпиль.

— Может, еще раньше, — ответил Глеб.

— И что ты сейчас чувствуешь?

— Желание ускорить время.

Великан задумался.

— Как знать, может, Коготь и был прав. Я уже готов поверить в то, что мы обречены… Но жить в этой шкуре я больше не могу! Идем! Ускорить время — это в наших силах.

— Под ноги смотри. Здесь могут водиться змеи, — предупредил Глеб.

Звериное лицо Тролля исказила гримаса ненависти и отвращения.

— Ненавижу змей, колдунов и реки! Почему-то только они мне и попадаются! — Он сплюнул и быстро пошел вперед, на каждый второй шаг тыкая тяжелой дубиной в настил гати перед собой. Глеб догнал его, и дальше товарищи шли вместе, бок о бок.

3

Из узкой щели меж бревен выскользнула змея, замерла на подгнившем настиле, вытянув к людям голову, пробуя запахи раздвоенным языком-жалом.

Тролль резво отскочил назад, оскалился, выкрикнул:

— Убери ее!

Глеб древком копья подцепил метровую змею и отшвырнул далеко в сторону, кинул в самую топь.

— Отвратительные создания! — передернулся от отвращения Тролль, провожая глазами летящее, крутящееся в воздухе гибкое тело. — Уже пятая тварь на моем пути!

— Змеи никогда не нападают первыми, — сказал Глеб. — Чего ты их боишься?

— Я не боюсь, — возмутился Тролль. — Просто они настолько мерзкие, что я не могу их видеть. Да что там видеть! Говорить спокойно про них не могу!..

Откуда-то донеслись странные звуки, похожие на рыдания, на жалобный плач. Казалось, что звуки эти идут из-под земли, из глубин бездонной трясины. Тролль замолчал, завертел головой. Глеб насторожился.

— Что это? — спросил великан, когда странный плач оборвался.

— Не знаю, — медленно ответил Глеб. — Возможно, болотный газ выходит на поверхность.

Через минуту звук повторился. Жутковатые рыдания, прерывистый плач.

— Выпь, — сказал Глеб с тоской в голосе, с какой-то неохотой.

— Выпь? Птица? — спросил великан.

— Может быть…

— Такое ночью услышишь, точно с ума сойдешь.

— Может быть… — бесцветно повторил Глеб, обшаривая взглядом окружающие топи.

— Что-то не так? — спросил Тролль, тоже настораживаясь.

— Может быть…

— Вот заладил! Ты что, птиц боишься?

Глеб глянул на друга, сказал изменившимся, севшим голосом:

— Будь готовым ко всему. В болоте водятся не только змеи, но и кое-что пострашней. Не сходи с гати.

— Ага, — Тролль кивнул, закинул палицу на плечо. — Но ты ничего не хочешь объяснить? К чему это надо быть готовым?

— Давай не будем шуметь, — сказал Глеб. — И вперед… Вперед!

Странные звуки больше не повторялись.

— Так что это было? — шепотом спросил Тролль.

— Не знаю.

— Тогда чего ты испугался?

— Однажды я слышал подобные звуки. Их издавало существо, которое Одноживущие прозвали Выпью.

— Из-за того, что оно плачет также, как болотная цапля?

— Нет. Не только поэтому. Еще и потому, что оно высасывает свои жертвы. Выпивает их… Выпь. Выпить… Понимаешь?

— Ага… Опасная тварь?

— Мы втроем еле-еле управились с ней.

— Втроем с кем?

— Мои старые товарищи. Двуживущие. Иван и Сергей.

— Чудные имена.

— Какие есть.

— А на что похожа эта Выпь? — спросил Тролль, и в тот же миг настил переплетенных ветвей перед ним ожил: вздыбились острые сучья, взметнулись вверх кривые коряги, задергались. Заколыхалась гать, зеленая поверхность болота пошла волнами. Чавкнув, разверзлась черная трясина, и оттуда полезло ни на что не похожее нечто…

— На груду хвороста! — крикнул Глеб, оттаскивая Тролля.

Огромное многолапое насекомое, отдаленно напоминающее богомола-переростка, все в болотной тине, медленно выползало на гать. Четыре желтых глаза смотрели прямо на путников. С беспрестанно шевелящихся жвал капала густая вонючая слизь, стекала по длинному острому жалу-хоботку.

— Она быстро бегает, — сказал Глеб. — Нам не уйти. Будем драться.

Тролль скинул поклажу, взял дубину двумя руками.

— С удовольствием!

Не дожидаясь, пока Выпь окончательно вытянет себя из болотины, товарищи бросились к ней. Глеб уклонился от неловкого взмаха шипастой лапы, подпрыгнул и вонзил копье в один из желтых глаз. Выпь завизжала, замахала перед собой многочисленными конечностями, осела назад. Тролль, взмахнув палицей, переломил лапу, на которую опиралось насекомоподобное создание. Взревел победно, бросился вперед, круша дубиной прутики недоразвитых конечностей. И не заметил, как сверху обрушилась когтистая лапа, вышибла палицу, зацепила, сгребла великана и потянула к себе, к жующим жвалам, к подрагивающему хоботку, исходящему едким пищеварительным соком.

— Держись!

Глеб вонзил копье в другой глаз Выпи, выдернул: глазное яблоко, словно диковинный фрукт, осталось на наконечнике. Тварь не прекращала визжать, все ближе и ближе подтягивая к себе великана. А Тролль и не думал сопротивляться. Он не дергался, не вырывался…

— Не сдавайся! — крикнул Глеб. — Держись! — Он ткнул копьем в морду Выпи, снова целя в желтый глаз, но тварь увернулась, и сталь скользнула по твердому хитиновому панцирю.

Выпь уже полностью выползла из топи, теперь она медленно отступала, сползала с настила гати, не решаясь повернуться к Глебу спиной и не желая отпускать Тролля. Уволакивала свою жертву в болото.

Острое жало тянулось к безвольному Троллю, чтобы вонзиться в его тело, впрыснуть под кожу кислоту и втянуть в себя разжиженную плоть, высосать, выпить… Глеб взревел от бессильной ярости, понимая, что через несколько секунд друг будет мертв, исступленно бросился на Выпь, но копье ничего не могло поделать с твердым панцирем гигантского насекомого.

И тут Тролль ожил. Он схватился обеими руками за скользкий хищный хоботок твари, зарычал, и стал выворачивать смердящее жало, безжалостно выкручивать его, вырывать. Выпь задергала головой, пытаясь освободится. Стиснула Тролля, силясь переломить ему ребра. Но великан тоже был не из слабых. Он уперся ногами в бревна на самом краю гати, не давая болотному существу двигаться дальше. И все рвал голыми руками жало-хоботок, дергал изо всех сил, не обращая внимания на то, что кислота разъедает ладони, что хитиновые когти все глубже вонзаются в тело.

Глеб не прекращал своих попыток попасть в какое-нибудь незащищенное место, метил в глаза, в суставы, бил копьем в твердый панцирь, пытаясь проломить его.

Тролль тем временем подтянулся вплотную к морде Выпи, заехал кулаком в двигающиеся жвалы и ни секунды не раздумывая, впился клыками в истекающий вонючей слизью хоботок.

Выпь не выдержала, отцепилась от великана и бросилась наутек. Она стремительно неслась по болоту, мотаясь из стороны в сторону, прихрамывая, припадая сразу на несколько перебитых конечностей…

— Сожрать меня захотела! — взревел вслед ей Тролль. — Меня! Да я сам кого хочешь сожру! И не подавлюсь! — Он подхватил дубину, свирепо потряс ею в воздухе. Но уже через несколько секунд его скрутило, он съежился, упал на колени и стал бешено отплевываться.

— Воды! Дай воды!

Глеб протянул товарищу бурдюк, в котором плескалась бурая болотная вода. Тролль с наслаждением отхлебнул, прополоскал рот. Его тут же вырвало.

Глеб отошел в сторону, стал собирать разбросанные вещи.

— Где-то я слышал, — сказал обессиливший Тролль, поднимаясь на ноги, — что челюстные мышцы — самые сильные мышцы у человека. Так вот, у Троллей тоже.

— Ты здорово напугал ее, — усмехнулся Глеб. Его все еще немного трясло, и он глубоко дышал, постепенно успокаиваясь и приходя в норму.

— Уверен, что она никогда раньше не видела Троллей.

— Теперь-то уж точно будет обходить вашего брата стороной… Ну, ты в порядке?

— Ага. Только вот желудок опустошился.

— Ничего, скоро поедим.

— Ну, нет. У меня теперь надолго аппетит отшибло.

— Верится с трудом…

4

Болото кончилось. Кончилась и гать.

Здесь, среди окружающих топей, возле непроходимого Болота Утопленников, на котором, согласно преданию, собираются призраки всех утонувших Одноживущих, на поверхность выходила базальтовая плита. За долгие годы каменное основание окуталось толстым слоем почвы, поросло травой и деревьями. В старые времена какой-то давно забытый Двуживущий согнал сюда каменотесов, каменщиков и плотников с окрестных деревень и воздвиг замок — нелепый памятник своему тщеславию. Он жил здесь какое-то время, но потом куда-то сгинул, и никто не знал куда, как и когда. Поговаривали, что души утопленников, обитающие на местных болотах, не потерпели чужого присутствия и расправились с чужаком. Давно стерлось из памяти людей имя того Двуживущего, но заброшенный замок вот он — стоит до сих пор — идеальный куб с узкими вертикальными щелями окон и торчащая сбоку высоченная цилиндрическая башня, ровная, словно столб. А возле него, отодвинувшись как можно дальше от проклятого болота, пристроилась маленькая таверна. Рисковый хозяин в поисках прибыли забрался в этот богом забытый уголок, рассчитывая, видимо, на деньги Двуживущих воинов, забредающих сюда в поисках приключений. В местных топях водились не только никем не виданные призраки, но и многоглавые гидры — ценный трофей для любого бойца. Из кожи болотных тварей делали отличные доспехи, по прочности сравнимые с драконьими, а железы, глаза и острые ядовитые зубы за баснословные деньги скупали маги — для своих волшебных порошков и прочих смесей…

— Зайдем? — с надеждой спросил Тролль, остановившись возле таверны.

Глеб посмотрел на нависающий замок, сложенный из серого камня и сказал:

— Что ж, пожалуй, зайдем. Уж теперь он от нас никуда не денется… Но ты говорил, что у тебя аппетит надолго отшибло.

— Ну, мало ли чего я там взболтнул…

Друзья вошли в таверну.

Внутри было тесно. Чтоб не задеть низкий потолок, Троллю пришлось согнуться.

Возле стойки скучал хозяин заведения, надраивая и без того сияющие медные кружки. За круглым столом в самом углу сидели два человека. Лбы их охватывали одинаковые багровые повязки. По черным плащам и прислоненным к стене посохам Глеб понял, что это маги. Остальные столики пустовали. Сидящие повернулись к вошедшим, пристально, слишком пристально и внимательно их разглядывая. Тролль, возмущенный присутствием двух персон, принадлежащих к ненавидимой им касте колдунов, гордо развернул плечи и выпрямился, при этом ударившись затылком о потолок. Он негромко ругнулся и втянул голову в плечи. Сделав вид, что ничего не произошло, великан подошел к пустующему столику, самому удаленному от восседающих магов, проверил рукой прочность стула и осторожно опустился на сиденье. Глеб обратился к хозяину:

— Пожалуйста, два пива и мяса. Побольше мяса — мой друг очень голоден. Он всегда очень голоден.

— Хорошо, господин. Вы будете ждать?

— Да. Мы немного подождем.

Хозяин нацедил из бочки пива, поставил кружки на стойку и ушел на кухню. Глеб сгреб холодные медные кружки и вернулся к столику, за которым томился в ожидании Тролль.

Потихоньку смакуя горьковатый освежающий напиток, они разглядывали помещение. Впрочем, нечего примечательного здесь не было: голые стены, отделанные почерневшим деревом, плотно зашторенные небольшие оконца, скучный потолок, потрескавшиеся балки. Только широкий шкаф за стойкой, заставленный сверкающей медью и серебром, невольно притягивал взгляд.

Маги в углу тихо о чем-то переговаривались, близко наклоняясь друг к другу. Перед ними стояло большое блюдо с пустым рисом, но они почти не ели, лишь иногда замолкали ненадолго и неохотно, лениво ковырялись в блюде ложками. Глядя на них, Глеб почему-то подумал, что они сидят вот так вот давно, очень давно — с этим вареным рисом, за этим столом, вместе со скучающим хозяином, разговаривая неслышными голосами и развлечения ради изучая редких посетителей.

Ждут…

— Какие-то они странные, — тихо поделился Глеб, наклонившись к Троллю.

Великан пожал плечами:

— Все колдуны ненормальные. И эти не исключение.

Один из магов, предварительно пошептавшись с товарищем, поднялся, взял посох и подошел к друзьям. Он пододвинул стул и сел между Троллем и Глебом. Великан поморщился и демонстративно отодвинулся в сторону, поближе к своей дубине и подальше от человека в сером плаще.

— Вы пришли ждать? — тихо спросил незнакомый маг.

— Да, — осторожно ответил Глеб. — Но уже скоро уйдем.

— Ты прав, брат. — Маг воодушевленно закивал, и голос его окреп. — Уже скоро, скоро. Он придет и поведет нас. Совсем скоро. Слухи о нем идут впереди него. Еще немного, и он взойдет. И кара его падет на головы неверующих, но счастье наше в силе его. И все мы пойдем за ним. Впереди него. И понесем веру и силу. И часть его силы станет нашей… Мощь его придет к нам… Скоро… — Маг закатил глаза, замер, но голова его все дергалась вверх-вниз, нелепо и пугающе.

Тролль недоуменно таращился на впавшего в транс незнакомца. Глеб уже все понял и осторожно взялся за копье. Маг, оставшийся сидеть за столом в углу, опустил голову — казалось, что он молится.

— Нам надо идти, — тихо сказал Глеб.

Тролль недоуменно посмотрел на него.

— А как же мясо? — спросил он.

— Нам. Надо. Идти, — раздельно повторил Глеб.

— А в чем дело? — удивился великан. — Почему? Мы, вроде, хотели немного посидеть, подождать…

— Мы уходим, — Глеб поднялся и направился к выходу.

Взгляд Тролля заметался. Он растерянно смотрел то на спину уходящего товарища, то на оцепеневшего мага, раскачивающего головой, то на дверь, откуда вот-вот должен был появиться хозяин. И мясо.

— Подожди, — остановил он друга. — Я с тобой. Но я не понимаю…

Он не успел договорить, как молящийся маг выпрямился во весь рост, опрокинув стул, вытянул перед собой костлявую длань и ткнул пальцем в сторону Глеба. Его жуткая фигура с бельмами вывернутых глаз неуклюже искривилась, и он закричал, тонко и визгливо:

— Я видел Господина! Он сказал мне! Этот человек пришел убить! Убить Повелителя! Смерть! Убить! Чужой! Чужой!..

Второй маг, тотчас прекратив раскачивать головой, вскочил на ноги и схватил посох. Глеб не стал ждать, когда противник обрушит на него мощь своих заклинаний. Он метнулся через всю комнату, легко перепрыгивая стулья и столы, и в самый последний момент, когда маг уже нацелил на него посох, дотянулся-таки копьем до горла противника. Фонтаном брызнула кровь, и безжизненное тело рухнуло, опрокинув стол и ударившись головой о спинку стула. Глеб обернулся. Не прекращающий визжать маг уже пришел в себя. Он махнул посохом, и Глеб увидел, как медленно, плавно отделяется от магического жезла пламенеющий шар и летит точно в грудь, разбрасывая искры и оставляя дымный след. А Тролль стоит у дверей, комично замерев в движении, и на морде его написано забавное выражение непонимания и оторопелой растерянности. И пронзительный крик мага растянулся, стал густым, толстым, и все прочие звуки исчезли…

Время замерло.

Раскалился обруч на челе.

Глеб отшагнул в сторону, пропуская медлительный сгусток пламени, чувствуя неподатливую инерцию тела, и сразу ухнул взрыв за спиной, опалив жаром, и ворвался в уши визг, и все снова ожило, задвигалось, заметалось. Глеб коротко размахнулся и с силой швырнул копье, метя в противника. Наконечник со свистом рассек воздух и вонзился магу меж ребер, опрокинув его на пол. Второй пущенный огненный шар ушел вверх и расплескался по потолку, рассеял горячие искры по всей комнате. Тонкий крик оборвался. Глеб прыгнул к валяющемуся телу, готовый добить врага, но тот был уже мертв.

Стоящий у выхода Тролль опустил дубину и расстроено, с легкой укоризной в голосе сказал:

— Что же ты? Я даже стукнуть никого не успел!

— Это не страшно. Главное, чтобы нас никто не стукнул. — Глеб выдернул копье и направился к другу.

— Ага. Тут я… — начал было Тролль, как вдруг его лицо исказила страшная гримаса, и он взмахнул палицей, швырнул ее, и Глеб, расслабленный, не готовый к нападению, не веря в предательство, с ужасом понял, что уже не успеет уклониться, слишком поздно, но все-таки попытался отшагнуть, свернуться, спрятать лицо за плечом, и деревянная палица, гудящая басом, словно шмель, пролетела чуть в стороне, едва не задев его. Он почувствовал на коже ледяной поток воздуха, будто сама старуха-Смерть прошла рядом, рванулся, не зная куда, а позади дубина врезалась во что-то с хлюпающим хрустом, и он споткнулся о стул и упал, выронив копье, больно ударившись коленом, так, что помутнело в глазах…

— Вот теперь я успел, — удовлетворенно сказал Тролль. Глеб перекатился и посмотрел назад. Там, возле перевернутого стола распростерся на полу человек. Лица у него не было. Впрочем, не было и головы. Палица, пущенная мощной рукой Тролля, полностью снесла человеку череп. Рядом, в растекающейся луже крови валялся остро отточенный топорик для рубки мяса.

— Хозяин, — кивнул на обезглавленный труп великан. — Был заодно с этими… ждущими… Хотел тебя зарубить. Уже замахнулся. И неслышно так подошел!.. Значит, они тут ждали, пока Епископ в Бога превратится. Видимо, действительно немного осталось… — Тролль содрал с окна занавеску, поднял дубину и стал стирать с нее красные сгустки. — А я сначала и не понял. Привык уже, что маги эти всегда всякую ахинею несут. Внимания не обратил. А когда этот с топором выскочил, тут меня и осенило.

— Ладно, пойдем, — Глеб поднялся на ноги и направился к порогу. — Нечего тут делать. Вдруг поблизости есть еще кто-то из этих ждущих. Было бы глупо погибнуть в двух шагах от цели.

— Одну минуту! Забыли кое-что.

— Что там еще?

— Сейчас, — Тролль закончил вытирать палицу, отбросил перепачканную кровью тряпку и исчез за дверью кухни. Через мгновение он вернулся, держа в левой руке копченый говяжий окорок, размерами едва ли уступающий дубине. — Мы ведь так и не пообедали.

5

Подступы к замку сплошь заросли крапивой. Тролль шел впереди и, размахивая палицей, косил высокую жгучую траву направо и налево.

— Если он здесь живет, то где тропа, по которой он ходит? — недоумевая, спросил великан.

— Он сильный маг. Может быть, он летает, а может — телепортируется. Что ему дороги?

— Все равно, — пробурчал Тролль, ожесточенно срубая крапиву. — Надо все в порядке держать.

Он взмахнул дубиной еще раз, и перед друзьями возникла каменная стена.

— Пришли, — сказал Глеб и задрал голову.

Серая кладка возносилась высоко вверх. Швы между камнями давно поросли травой, местами из трещин торчали искривленные молодые березки. Цветущий плющ взбирался почти до самой крыши кубического многоэтажного здания и затягивал, оплетал узкие окна, закрытые ржавыми кованными решетками. Словно заводская труба, вонзался в небо цилиндр башни. Снизу казалось, что она медленно падает, клонится к земле — у Глеба закружилась голова, и он опустил глаза.

— Да-а, — протянул Тролль. — Заброшенный замок. Здесь только не хватает красавицы и чудовища.

— А ты чем не чудовище? — сказал Глеб. — Ищи дверь. Она должна быть с этой стороны.

— Ты точно знаешь, что вход здесь?

— Уверен. Со всех других сторон болото.

— Убедил, — сказал Тролль и снова принялся мочалить крапиву, двигаясь вдоль стены.

Прорубив коридор длиной метров в двадцать, товарищи вышли к воротам. Массивные чугунные створки, высотой в три человеческих роста, казалось, намертво заржавели. Глеб провел рукой по искусному орнаменту и сказал:

— Попробуем открыть.

Тролль без особого энтузиазма оглядел прогнившие петли, ковырнул ногой землю и пробурчал:

— Легче стенку продолбить.

— Попробуем. Давай. Навались! — Товарищи взялись за ржавое кольцо, прикрученное к воротам и с силой потянули. Без малейшего скрипа, неожиданно легко и мягко створка отошла, чуть не сбив друзей с ног. Из открывшейся тьмы пахнуло затхлостью.

— А ты говорил, — усмехнувшись, сказал Глеб.

— Ага, — удивленно вымолвил Тролль и осторожно заглянул внутрь, сунув голову во тьму. Глеб представил, что вот сейчас ворота схлопнутся гильотиной, и обезглавленное тело друга выпрямится, упрямо шагнет, покачнется и рухнет в заросли крапивы, брызжа из обрубленного пенька шеи бойкими фонтанчиками крови. Видение было настолько ярким, что он дернул великана за руку, вытаскивая его на свет.

— Чего? — спросил Тролль, высвобождая голову из сумрака.

— Что там?

— Лестница. Темно, ничего больше не разглядел… Слушай, а что мы будем делать, когда увидим его?

— А что делают, когда видят Бога? — невесело ухмыльнулся Глеб и замолчал. Тролль ждал. — Разберемся на месте. Не простираться же ниц… Попробуем убить его и все!

Великан хмыкнул:

— Хороший план.

— Зато простой и ясный… Идем, что ли?

— Идем!

И они шагнули в темноту заброшенного замка.

Отрезая путь к отступлению, за их спинами сама собой захлопнулась дверь. Гулкое эхо взмыло к высокому потолку, и заметалось, забилось там, одинокое и угрожающее. Качнулся под ногами пол.

Друзья вздрогнули, оглянулись.

— Как в кино, — прошептал Тролль.

А по ту сторону стен стала выпрямляться срубленная, утоптанная крапива.

 

Глава 19

Громко хлопнула входная дверь. Щелкнул замок.

Глеб обернулся.

Из прихожей в комнату вошел…

Волна суеверного ужаса морозом пробежала по спине. Глеб вздрогнул и отступил, поднимая не успевший еще остыть пистолет.

В дверном проеме, замерев, стоял Кортни Лопес — маленький, косолапый, обезьянолицый. Он растерянно оглядывал комнату: незнакомца с пистолетом, разбитый компьютер, горящий монитор, лужу крови на полу, самого себя в ней…

Бог. Бог! Глеб пятился, не сводя с него глаз.

— Brother! — визгливо выкрикнул Лопес и бросился к мертвому телу. — Brother! Brother! — Он тряс труп, выкрикивая словно заклятие это короткое слово. — Brother!

Глеб уперся спиной в стену и медленно прицелился в живого Епископа. Взял Бога на мушку. Рука его тряслась. Он ничего не понимал. Страх сковал его сознание. Лишил разума.

«…Они здесь! Среди нас!..»

Зажмурившись, он выстрелил. И еще. И еще.

Заклинание оборвалось. Глеб открыл глаза.

На полу, крест-накрест, лежали два тела. Кровь пропитала ковер. И дергалась короткая мертвая нога, качала ступней. Глеб смотрел на нее и ждал. Он ждал, что вот сейчас она остановится, умрет окончательно, и тогда придет третий. А затем и четвертый. Один за другим. Боги. Бессмертные. Глеб следил за движениями ноги и тупо считал патроны, считал до четырех, сбивался и снова начинал с начала. И в такт вздрагивала ступня.

Раз, два, три, четыре… Раз, два…

1

Друзья щурились, пытаясь высмотреть что-либо в окружающей темноте. Сквозь заросшие бойницы окон прибивались с улицы узкие лучики, но их сил хватало лишь на то, чтобы засветить висящую в воздухе пыль, обозначая тем самым свое присутствие.

Внезапно вспыхнули факелы на стенах, высветив огромную пустую залу и широкую лестницу, ведущую наверх.

— Похоже, хозяин дома, — сказал Глеб, и шепчущее эхо насмешливо подтвердило:

— … дома… дома…

— Идем наверх?

— А куда еще?

Каменные ступени привели друзей к двери. Тролль потянулся к ручке, сделанной в форме лапы грифона, как дверь распахнулась сама.

— Не нравится мне это. Он нас ведет куда-то, заманивает, — сказал великан, вглядываясь в беспросветный мрак за дверью.

— К себе ведет. Нам это и нужно.

Они вместе шагнули в открывшийся проем, и снова дверь позади гулко захлопнулась, и зажглись факелы на каменных стенах протяженного коридора. Друзья растерянно остановились.

— Куда теперь? — спросил Тролль.

Глеб пожал плечами.

Сотни дверей выстроились длинной галереей.

— Что, будем заглядывать в каждую? Так мы до скончания века будем здесь бродить.

— Подождем, — предложил Глеб.

Они постояли несколько минут, храня молчание. Внезапно ближайшая дверь стала тихо открываться, словно с той стороны кто-то невидимый осторожно тянул ее на себя. Глеб шагнул к ней. И тотчас захлопали, заметались сотней безумных крыльев остальные двери, гоня хлесткими ударами воздух, грохоча, сотрясая стены. Хохочущее эхо заметалось под потолком. Глеб отступил, и в тот же миг все замерло, остановилось, лишь отзвуки хохота еще долго грохотали в дальнем конце коридора, постепенно удаляясь и затихая.

— Он пытается нас напугать, — сказал Тролль.

— …пугать… — повторило эхо свистящим шепотом.

— Нет, просто он забавляется. У него своеобразное чувство юмора.

— …мора…

Жуткий, продирающий до костей скрежет заставил вибрировать все здание. Одна из дальних дверей медленно отворилась и замерла, застыла в неоконченном зевке.

— Туда, — уверенно произнес Глеб.

— … да… да… — подтвердило эхо, пролетев над их головами.

Трепещущий свет начал меркнуть. Это было странно. Факелы все также продолжали гореть, и пламя их ничуть не изменилось — не уменьшилось, не потускнело, но коридор медленно погружался во тьму, словно воздух вокруг постепенно загустевал и терял свою прозрачность. Лишь из-за далекой распахнутой двери вырывался язык ослепительного сияния.

— Идем, — сказал Глеб.

Друзья направились к зовущему яркому свету.

Они шли вдоль стен, и двери нескончаемый чередой мелькали по бокам, однообразной лентой убегали назад, за спину, но сияющий проем все еще был далеко. Казалось, что он отступает, не желая пускать в свое небесно-чистое свечение преследующих его незнакомцев. Но друзья упрямо шли к распахнутой двери, шли долго, забыв о времени, упорно стремясь к этому безупречному сиянию в дальнем конце темного коридора, зачарованные его манящей недостижимостью…

Вдруг свет исчез, и они растерянно замерли, приходя в себя. Глеб обернулся.

Каким-то образом они миновали распахнутую дверь, и теперь она находилась позади, совсем близко, в десяти метрах, и сияние, вырывающееся из-за нее, уже не казалось безукоризненно чистым, наоборот, оно налилось угрожающими багровыми оттенками, и черные всполохи метались змеями в его глубине.

— Проклятый колдун, — пробормотал Тролль, и эхо над ними рассыпалось звонким детским смехом.

Они пошли назад вдоль голых, идеально ровных стен. Все прочие двери исчезли. Осталась лишь эта. И она, приближаясь, все вырастала, ширилась, разбухала, пока не заслонила собой все.

Неосознанно взявшись за руки, друзья зажмурились и погрузились в слепящее сияние. Что-то громко лопнуло, и они открыли глаза.

Они стояли на маленькой площадке. Было светло. Вокруг не было ни дверей, ни окон, лишь глухие стены, да металлическая винтовая лестница поднималась высоко вверх, цепляясь за каменный ствол.

— Должно быть, башня, — сказал Глеб.

Тролль задрал голову.

— Неужели придется карабкаться туда?

— Придется, — подтвердил Глеб и ступил на первую чугунную ступеньку. Лестница отозвалась низким недовольным гудением…

Они долго поднимались по ржавому вибрирующему серпантину лестницы. Так долго, что Глеб, механически переставляя ноги, погрузился в неясные думы, забыв о том, где он в данный момент находится, что делает и зачем. И когда он уткнулся затылком в деревянную крышку люка, то не сразу пришел в себя.

— Чего встал? — крикнул Тролль снизу. Великан не мог со своего места рассмотреть, что делается впереди.

— Пришли, — откликнулся Глеб. Он напрягся и плечами поднял крышку. Свежий ветер ворвался в круг открывшегося люка, взъерошив волосы и обдав приятной свежестью. Глеб выполз на тесную открытую площадку на вершине башни и помог Троллю подняться. Они подошли к самому краю и осторожно заглянули вниз.

Вокруг расстилались зеленые ковры болот. Проблескивали водой озерца. На западе белели вечными снегами вершины гор, размытые туманной дымкой. А на востоке, возле самого горизонта желтела полоса пустыни. И все было так отчетливо видно, все выглядело столь красиво и величественно, что друзья восторженно замерли, любуясь развернувшейся панорамой…

Тролль первым отступил от каменного бордюра.

— И что дальше? — спросил он. — Как мы отсюда выберемся? Летать мы не умеем, дверей я не видел. Чертов колдун заманил нас в ловушку. Сколько мы здесь проторчим, прежде чем сдохнем от голода и жажды?

— Это не в его стиле, — возразил Глеб. — Он придет. Скоро. Готовься.

Тролль буркнул что-то под нос, но тотчас замолк, заметив, как в небе над башней стало собираться темное облако.

— Смотри! — ткнул он пальцем.

— Вот и он, — сказал Глеб.

Туча постепенно сгущалась, наливалась чернотой, сжималась, коллапсировала, приобретая сферическую форму, и в конце-концов она превратилась в небольшой черный шар. По его поверхности бегали искры разрядов, он стал спускаться к вершине башни, все ниже и ниже, набирая скорость. Мгновение — и он с треском врезалась в центр площадки и исчез, оставив на месте удара очерченный сияющими разрядами круг с вписанной пентаграммой и десятком рун.

Тролль с подозрением посмотрел на мерцающий магический рисунок и сказал:

— Я туда не полезу.

— А куда ты полезешь? Летать же ты еще не научился.

— Уж лучше попробую взлететь, чем ступать в подготовленную ловушку.

— Если бы он хотел просто убить нас, то сделал бы это сразу, как только мы вошли в замок или еще раньше… Пойдем…

— Ну я и дурак, — пробормотал Тролль, решительно и обреченно ступая в центр круга. Глеб прыгнул за ним.

Первое время ничего не происходило. Товарищи стояли, плотно прижавшись спинами друг к другу и держа наготове оружие. Затем все вокруг померкло, расплылось, пропало куда-то, и вдруг замелькали перед глазами бешеные кадры, закружились вереницей яркие картинки, словно молния выхватывала куски пейзажей, демонстрируя сумасшедшее слайд-шоу: деревни и города, поля и сады, степи и леса, моря и пустыни, горы и озера, какие-то пещеры, помещения, комнаты, казематы — все закрутилось в сумасшедшем танце, сливаясь в неразборчивую пестроту, обрушиваясь яркими красками на мозг, наслаиваясь картинкой на картинку, погребая разум…

Глеб пошатнулся и закрыл глаза. Но безумные слайды продолжали свою карусель внутри черепа, взбаламучивая сознание, лишая рассудка.

Глеб закричал, выронив копье и обхватив голову руками. Раскаленный обруч впился болью в кожу. Рядом ревел Тролль.

И все внезапно прекратилось. Замерла картинка — большой затемненный зал, заставленный стеллажами, с длинным столом в центре, с цветными гобеленами на стенах, ковры на полу, кресло, стоящее на невысоком постаменте, скорее не кресло, а трон, и человек на нем. Красивый, величественный. Худощавый, но с великолепно прорисованными мышцами на загорелых руках, голых по локоть, в золотистом плаще с закатанными рукавами, с тонкой серебряной цепочкой на шее. И на изящном лице его искреннее сочувствие…

Глеб осторожно открыл глаза, готовый к новому бешеному мельтешению сменяющих друг друга картин.

Все та же комната и человек, восседающий на троне.

— Приветствую вас, друзья мои, — сказал Епископ.

— Ага! — взревел Тролль и кинулся на него, размахивая дубиной.

Человек щелкнул пальцами, и ноги великана провалились в пол по самые бедра. Тролль упрямо дернулся, но камень держал прочно. Тогда скованный богатырь размахнулся и со всей силы швырнул палицу, метя в сидящую на троне фигуру. Колдун лениво отмахнулся ладонью, и дубина, наткнувшись на незримую преграду, рухнула на пол.

— Что за зверюгу ты притащил, Глеб? Кажется, я его знаю… Да-да… Он долго пожил. Я даже не предполагал, что так долго. Видимо, охотников на троллей с Мире не так много. Я прав?

— Действительно, — прорычал Тролль, скаля зубы и бешено дергаясь всем телом. — Их всегда было слишком мало, и я оставался полуголодным.

— Ха-ха, — холодно проговорил Епископ. — Пожалуй, я возьму на себя смелость сделать то, что не сделали охотники. — Он плюнул в сторону Тролля, и плевок завис в воздухе, растекся, образовав тончайшее круглое лезвие.

— Нет! — крикнул Глеб, но было поздно: жидкое лезвие в миг затвердело и со свистом ударило Тролля в шею, рассекая мышцы, связки и кости. Голова великана запрокинулась, сорвалась с плеч и покатилась к трону, отмечая свое замысловатое движение короткими кровавыми росчерками. Обезглавленное тело качнулось, и каменные плиты пола высвободили труп, позволив ему упасть.

Епископ наклонился, посмотрел на мертвую голову и сказал:

— Вот это я называю наплевательским отношением… А ты что-то хотел мне сказать?

Глеб метнулся к заклятому врагу. Его переполняло кипящее бешенство. Епископ саркастически ухмыльнулся и взмахнул руками. Глеб почувствовал, как ноги налились необоримой тяжестью, как окаменели мышцы, но обруч на челе обдал жаром, и суставы вновь обрели живую подвижность. На лице колдуна отразилось удивление. Он еще раз резко взмахнул руками, пробормотал какое-то слово, привстал, и Глеб почувствовал, как немеет тело. Обруч раскалился еще сильней, но бесполезно — магия оказалась сильней. Шаг, другой — и Глеб неподвижно замер, скованный волшебством.

— Неужели ты надеялся, что эта железка тебя защитит, даст тебе шанс? — усмехнувшись, спросил Епископ. — Когда-то я тоже любил подобные вещички, всюду собирал их. Ты должен помнить эту мою маленькую слабость. И что теперь? Зачем они мне?.. — Он обвел руками стеллажи, стоящие вдоль стен. — Игрушки и не более. Истинное могущество внутри нас, а эти безделушки лишь частично позволяют использовать наши внутренние резервы. Теперь они мне не нужны. Я волен сам распоряжаться своей силой. Впрочем, мне нравится держать их при себе. Я люблю перебирать их, любоваться, вспоминать истории, связанные с ними. Ты знаешь, каждая подобная вещь имеет свою неповторимую историю. Ведь ее кто-то когда-то сделал, а потом умер. И кто-то нашел, но погиб. А кто-то взял и был убит. Вот в этом вся их история. Эти безделушки вершат судьбы людей. Приятно обладать подобной коллекцией судеб. Пожалуй, и этот обруч станет неплохим экспонатом…

Епископ поднялся с трона и стал расхаживать вдоль полок, перебирая артефакты. Окаменевший Глеб следил за ним бешеными глазами.

— А я не думал, что ты придешь так быстро. Я считал, что ты задержишься, изучая какое-нибудь очередное боевое искусство. Глупец! Ты никогда не сможешь победить меня. Пора бы уже это понять… Ты пришел ко мне слишком рано. Так рано, что я не успел придумать тебе достойную смерть. Знаешь, это так забавно — выдумывать способы казни. Наверное, и ты что-нибудь придумал для меня? Было бы интересно узнать, что именно. Впрочем, ты слишком прост, примитивен, и потому обречен на вечное поражение. Победа должна принадлежать эстетам. Эстетам смерти…

Епископ взял в руки искривленный металлический прут, сделанный в форме человеческого позвоночного столба.

— Знаешь, что это? Это Жезл Проклятых. Все-таки я нашел его. Забавная безделушка. Может на время воскресить любое существо из когда-либо живших в Мире. А еще она дает неограниченную власть над нежитью… — Он провел пальцем по металлическим позвонкам жезла и аккуратно положил его на место. — А Меч Силы я так и не отыскал. Гномы обманули меня. Ну ничего. Они еще пожалеют…

Епископ вернулся в кресло и внимательно оглядел неподвижного Глеба.

— Мне осталось совсем немного. Ты знаешь это? Я близок, очень близок к воплощению своей мечты. Я уже полубог. Отвергнутый, неприкасаемый, брошенный — но такова судьба всех полубогов. Только через отторжение можно достичь вершины, познать собственную цену… Ты видел моих последователей? Я знаю — ты видел. Ты убил двоих, но это не страшно — на смену им придут другие, их будет все больше и больше. Это неизбежно. И это так забавно — иметь свою собственную паству, своих жрецов, свой культ. И где? В мире, где все подчинено эгоизму. Где каждый существует лишь ради себя. Где всякий мнит себя Богом, — Епископ расхохотался, задрав голову к потолку, и эхо рассмеялось вместе с ним. — Богом. Богом!.. Бог! Я — Бог! Здесь не будет другого Бога! Только я! Я! Единственно верящий, потому что лишь вера в себя — истинная вера. Вера, дающая силу…

Глеб с ненавистью смотрел в перекошенное лицо колдуна. Епископ продолжал свой монолог:

— Что гонит тебя ко мне? Жажда мести? Справедливость? Нет! Ты хочешь убить Бога, убить высшее существо и занять его место. Мое место! Вот что движет тобой! Я! Я манипулирую твоими поступками! Только я! И не воля моя, а одно только мое присутствие…

Глеб почувствовал острое покалывание в икрах. Может, обруч делал-таки свое дело, может, Епископ излишне увлекся и потерял контроль над собственными чарами, но мышцы начали постепенно оживать. А через миг Глеб увидел, как в метре от трона, сбоку и чуть сзади, возникло легкое рубиновое свечение.

Епископ продолжал выкрикивать бессмысленные бессвязные слова, брызгая слюной, закатив глаза, не замечая ничего вокруг в своем безумном воодушевлении.

Глеб, не отрывая взгляда от странного сияния, слегка пошевелил ногой. Та неохотно подчинилась, чуть согнувшись в колене. Он ощутил пульсирующий ток крови, жаром пробежавший по неподатливым мышцам. И в этот момент вспыхнуло слепящим светом рубиновое пятно, бесшумно взорвалось, и на его месте возник бешено вращающийся вихрь, и чей-то голос, знакомый, почти родной, крикнул: «Хватай его!», и мускулы наполнились силой, и обруч полыхнул жаром. Глеб, пересилив сковавшие его чары, бросился к изумленному Епископу, и вихрь исчез, осыпался искрами на плиты пола, высвободив из своего чрева фигуру в плаще. Знакомый силуэт. Плащ. Посох. Лицо.

Коготь!

Глеб был уже совсем рядом, но колдун опомнился, вскочил, напружинился и толкнул ладонями воздух. Холодная волна ударила Глеба, приподняла, выбила копье из рук, но обруч на челе обдал теплом, и Глеб вновь обрел опору, растерянно оглянулся, выискивая взглядом свое оружие, потерял драгоценное мгновение — копье далеко, а Епископ — вот он — и бросился на заклятого врага с голыми руками, сжатыми в кулаки.

— Обхвати! Не дай уйти! — выкрикнул Коготь, торопливо вырисовывая в воздухе руны.

Глеб ударил Епископа в лицо, разбивая в кровь шевелящиеся губы, повис у него на руках, обвил ногами, впился зубами, сковывая движения, ломая творящиеся заклинания, не давая скрыться. Колдун шепнул что-то зло, и его окутала толстая скользкая пленка. Глеб тщетно рвал этот упругий кокон, бил его, терзал, мял. Епископ рванулся и уже почти выскользнул, но тут Коготь закончил свое волшебство и метнулся к сплетенным противникам, обхватил их, вцепился клещом, повис, и померк свет, провалился куда-то пол, тошнотворно качнулся весь мир, и они все вместе повалились в бездну, сплетаясь в клубок, цепляясь друг за друга, не прекращая борьбы…

2

Они тяжело свалились на каменистую землю.

Глеб ударился спиной, и у него перехватило дыхание. Сверху на него навалился Коготь. Рядом растянулся ободранный Епископ. Колдун выкрикнул короткое слово и исчез, а через мгновение появился в стороне, на безопасном удалении, в пятидесяти метрах.

— Я убью вас! — прорычал он, захлебываясь собственной кровью.

— Не спеши, — сказал кто-то тихо и спокойно.

Глеб с трудом восстановил дыхание и оглянулся на знакомый голос.

Вокруг высились черные склоны вулканического кратера, и от нелепого здания Потерянной Библиотеки шел к ним старик в потрепанном балахоне.

— Белобровый! — вырвалось у Глеба. — Коготь!

— Уходим! — быстро сказал маг, отползая в сторону неподалеку громоздящихся друг на друга валунов. — Сейчас здесь будет жарко. — Он вскочил на ноги и, увлекая за собой Глеба, бросился к каменной баррикаде. Епископ не обращал на них внимания. Теперь он внимательно и цепко смотрел на бредущего к нему старика, на равного по силе противника. Друзья добежали до валунов и растянулись на земле, во все глаза наблюдая за сходящимися магами.

— Но я должен лично убить его, — вдруг сказал Глеб, пытаясь подняться.

— Лежи! — Коготь схватил товарища за плечи. — Помнишь, как ты удержал меня на месте, когда я хотел вскочить во время песчаной бури? Так вот, сейчас начнется что-то похлеще. Лежи!

— Я должен…

— Да кто ты такой? У тебя даже оружия никакого нет! Тебя просто раздавят!

Глеб стих, признавая правоту мага.

— А-а! — протянул Епископ, остановившись напротив Белобрового. — Старая перечница! Так и думал, что когда-нибудь ты перейдешь мне дорогу. Правда, я рассчитывал встретить тебя на своей территории. Что-ж, рано или поздно это должно было случится. — Колдун вытянул перед собой ладонь, и с его пальцев сорвалась ослепительная молния. Она ударила в Белобрового, охватила холодным синим пламенем его фигуру, заструилась разрядами по одежде, стекая в землю. Старый Хранитель Библиотеки продолжал невозмутимо идти вперед, и ни единый мускул не дрогнул на его лице.

— Мне говорили, что ты силен, — Епископ отступил на шаг, — но не сказали насколько.

— Потому что никто не измерял мою силу, — ответил старик. Он плавно взмахнул руками, словно крыльями, и над склонами вулкана закружились черные точки. Они росли, приближались — это огнедышащие драги летели на защиту своих владений. Епископ затравлено огляделся. Он выхватил из кармана рваного золотистого плаща тонкую короткую палочку и несколько раз взмахнул ею, бормоча скороговорку неразборчивых фраз. Белобровый с интересом наблюдал за манипуляциями противника. Воздух вокруг Епископа сгустился, потемнел, запульсировал мраком, ширящимся в стороны и растущим вверх. Мгновение — и черный полупрозрачный купол вырос над колдуном, словно ночное небо накрыло его, защищая. Подлетевший первым драг выдохнул пламя, но огненный язык расплескался по темному своду, и мрак поглотил палящее дыхание. Тогда крылатый Хранитель выпустил когти и спикировал на спокойно стоящую внизу фигуру врага. Но стоило ему прорвать тьму купола, как тот полыхнул вспышкой, будто на ночном небосводе взорвалась сверхновая, и гигантский драг исчез — только легкое облачко пепла повисло в воздухе. И поглотив чужую жизнь, мрак сгустился, раздался еще больше, вырос, вздулся. Засверкали короткие всполохи — новые Хранители бросались на Епископа и гибли, исчезали бесследно, сожженные ширящимся куполом.

Белобровый гневно нахмурил брови, и лоб его перечеркнули глубокие морщины. Он вытянул руки, и от черного опрокинутого полушария потянулись к его пальцам тонкие нити тьмы. Купол побледнел, сжался, пошел складками, налетевший порыв ветра разорвал его на узкие полотнища и понесся к скалам, играя клочками ночи. Но немногочисленные оставшиеся в живых драги уже летели прочь, испуганные и посрамленные.

— Ты зря убил моих Хранителей, — сказал Белобровый. Голос его был тверд и необычайно громок.

— Ты зря связался со мной, старик, — в тон ему ответил ухмыляющийся Епископ.

Они шагнули навстречу друг другу и синхронно взметнули руки к небу. Битва могучих магов началась.

Солнечный свет померк, небо треснуло зигзагами молний, скалы лопнули, кровоточа магмой.

В оглушительном танце огонь сходился со льдом, вода сталкивалась с твердью. Стены пламени с ревом били из-под земли, грохочущее цунами обрушивалось с небес. Сотни злобных духов возникали из ниоткуда, возникали и тут же исчезали в вихре беснующихся стихий…

— Слоны дерутся, мухи дохнут, — пробормотал Глеб.

— Что?! — не расслышал в грохоте сражения Коготь.

— Ведь я мог его убить! Мог! Будь у меня какой-нибудь паршивый кинжал!

— Не слышу! — прокричал маг, приставив ладонь к уху.

Они лежали на каменистой земле, спрятавшись за огромным серым валуном и смотрели на титаническую битву. Сражающихся магов не было видно. Непроницаемое облако окутало их фигуры, полностью скрыв от глаз наблюдателей.

— И ты хотел его убить! — орал Коготь. — Его! Убить!..

Небо заволокло зелеными тучами, но что-то вспыхнуло в вышине, и тучи бесследно развеялись. Загрохотала, закачалась земля, проседая. Сорвались со склона вулкана три скалы, каждая размером с дом, ринулись в хаос схватки, в пыль, дым, пар и, не долетев, рассыпались мелким песком. Ввинтилась в небо воронка смерча и тотчас подавилась ордой горных духов, закашлялась, с трудом пережевала, выплюнула их искореженных и опала бессильно.

— Его убить?! Его? — зациклившись, вопрошал Коготь. Оглохший Глеб ничего не слышал. Он видел только, как друг открывает рот, немо, словно рыба, безмолвно шевелит губами и потрясено покачивает головой.

В плотной пыли, нависшей над кратером, вспыхнуло новое солнце, жаркое, низкое. Протянуло жгучие щупальца вниз и погасло, схлопнувшись черной дырой. Закачалось пространство, замерло время, но тут же спохватилось и рвануло вперед, догоняя, наверстывая упущенные мгновения.

Возник откуда-то дракон. Настоящий, огромный. Спикировал вниз, нырнул в непроницаемую тучу на подмогу. Кому? И вылетел назад обглоданным скелетом. Упал, рассыпался костями. И завыло что-то страшно, зарычало. Мелькнула в пыли тень ужасающего адского создания и сразу исчезла в огненном вихре, взвыв и тут же оборвав свой крик боли. Повалил жирный черный дым.

Коготь закашлялся. Его тело беззвучно содрогалось, и Глеб смотрел на друга, и ему казалось, что товарищ трясется в хохоте, смеется, пряча лицо в ладонях, и он никак не мог понять, что же здесь смешного?..

Вдруг все стихло. В один момент наступила звенящая тишина, словно лопнули барабанные перепонки, не выдержав яростных звуков битвы.

Потемнело дневное небо. На чистый круг солнца наползла тень. Осторожно выглянули из-за сгустившейся синевы неяркие звезды. Стало сумрачно и зябко.

— Кха! Кха! — грохочущий кашель Когтя. И дробное эхо, повторяющее кашель. И еще что-то. Неслышимое, неразборчивое, тихое, нарастающее. Хихикание. Смех. Ржание…

— Не-ет! — закричал Коготь и рванулся к оседающему облаку пыли. Он взмахнул посохом, и серую тучу пронзила молния, высветив внутри огромное нечто, черную ворочающуюся тень. Хохот сделался еще громче, и неясная тень стала неторопливо распрямляться, не обращая внимания на стегающий хлыст волшебного разряда. А потом бегущего мага ударила какая-то незримая сила, и он полыхнул огнем, и горящее тело его, кувыркаясь, пролетело по дуге обратно, отброшенное неимоверно мощным ударом. Коготь упал на то самое место, с которого три секунды назад он бросился навстречу своей гибели. Глеб склонился над другом, искореженным, полыхающим, и ему показалось, что маг прошептал обугленным безгубым ртом: «Убить…», и вместе со словом вырвался из его гортани язык пламени, вспыхнула плоть, облетая угольными струпьями, обнажая скелет. Еще мгновение, и костяк полыхнул жаром и развалился остывающей горкой углей и золы. Налетел ветер и разметал черные хлопья. Только целый и невредимый посох остался лежать на гранитной плите — единственное, что осталось от Когтя.

Глеб поднялся и взял в руки горячий посох. Не было ни страха, ни злобы. Лишь холодная ненависть. И жажда неизбежного, стремление к смерти. Навстречу новому шансу.

Последнему шансу. Единственному.

— Ты убил и его! — крикнул он в гогочущую пыль.

— Он любил баловаться с огнем, а это к добру не приводит, — ответил густой громоподобный голос. — Каждый получает по заслугам! — Неясная фигура заворочалась, и над облаком поднялась огромная голова. Выпученные глаза, не мигая, смотрели прямо Глеба, крючковатый нос дергался, словно его сводило судорожным тиком, из открытой пасти капала вязкая слюна. — Каждый получит по заслугам, — повторила голова, надула обвисшие мешки щек и с силой дунула, разгоняя тучи пыли и дыма. Порыв ветра чуть не опрокинул Глеба, но он упрямо шагнул к уродливому созданию.

— Это и есть то, к чему ты стремился, Епископ? — спросил он у чудовища, вкладывая в слова всю свою ненависть. — Брюхатое гороподобное тело, короткие ноги, горб, уродливая морда? И это — Бог?

— Ты глуп, человек. Форма, внешность — это ничто. — Урод щелкнул пальцами и превратился в человека. Глеб узнал себя в возникшей перед ним фигуре. — Что за восхитительное чувство, когда мысль становится инструментом! — сказал клон и превратился с сморщенного Белобрового. — Старик слишком надеялся на свою силу, а сила всегда глупа. Хотя его план почти удался: вы смогли затащить меня сюда, но слишком поздно — я был уже достаточно подготовлен для того, чтобы справиться с самонадеянным старым идиотом… Знаешь, как я победил его? Я лишь на одно мгновение внушил ему мысль, что он покинул этот вулкан, оставил свое убежище. И он поверил и растерялся… Старый дурак!..

Глеб сделал еще шаг.

Епископ превратился в Когтя.

— Тебе никогда не везло с друзьями. Почему-то они все умирали, — перед Глебом возник Тролль. — Всегда.

Глеб подошел еще ближе.

Тролль растаял в воздухе, и на его месте появился Епископ в человеческом обличье: жилистый, подтянутый, с аккуратной бородкой клинышком, с зачесанными назад волосами.

— Пожалуй, я отпущу тебя. — Епископ задумался. Глеб уже почти вплотную приблизился к нему. — Мне ничего не даст твоя гибель… Да-да. Я придумал… С этого дня ты обречен на одиночество. Ты уйдешь, но ты будешь нести людям смерть. Точно! — Колдун возбужденно забормотал. — Ты станешь проклятием. Всех, с кем ты встретишься, я буду убивать. Каждого встречного. Собеседника, товарища, случайного знакомого. Всех! Люди возненавидят тебя, но ничего не смогут с тобой сделать — я всегда буду рядом, я буду беречь тебя. Бог будет беречь тебя, слышишь! Ты будешь бродить по Миру, словно прокаженный, как чумной. Ты понесешь смерть. Мою волю. Судьбу. Ты не сможешь полностью уйти от людей, ты будешь избегать их, они будут избегать тебя, но Мир тесен. Ты, словно знамение. Мое знамение! Несущий гибель! Да! Вестник смерти!

Глеб с силой размахнулся и, качнувшись вперед, всадил обугленный конец посоха в солнечное сплетение Епископа. Колдун брызнул слюной и согнулся, упав на колени. Глеб ударил его по затылку, в висок, по ключицам, в ребра — он молотил дергающееся тело, вздрагивающее, содрогающееся.

Содрогающееся…

Содрогающееся от хохота, трясущееся от смеха. Глеб ударил еще раз, и посох легко рассек туловище колдуна и застрял в середине груди. Епископ поднялся и легким касанием указательного пальца сломил бесполезный шест. Обломок остался торчать у него меж ребер. Колдун хохотал, но в глазах его металась ярость. Злоба исказила лицо. Бешенство до неузнаваемости изменило голос.

— Я Бог! Бог! А ты идиот! Ты умрешь! Снова! Здесь! Сейчас! — Он вскинул руки, и неподвижные скалы проснулись. Они дрогнули, стряхивая с себя песок и пыль, осыпаясь каменными лавинами. Покачнулась под ногами земля, заморщинилась, взволновалась. Низкий гул родился в глубине недр.

Епископ замер, подняв к небу трепещущие руки. Глеб бросился на него, пальцами метя в глаза. Но стоило ему коснуться ненавистного лица, как фигура колдуна заколыхалась и рассыпалась маслянистыми брызгами. Капли черными жемчужинами повисли в воздухе, закружились роем, устремились вверх, набрали высоту и слились там воедино, образовав большой глянцевый пузырь. Зависнув в небе словно воздушный шар, пузырь стал медленно поворачиваться вокруг своей оси, вытягиваясь, меняя форму, постепенно приобретая очертания гигантского человеческого черепа.

— Бог! — Череп открыл пасть, и дыры глазниц полыхнули холодным зеленым пламенем. — Бог!

— Я убью тебя! — прокричал Глеб. Земля под ним ходила ходуном, он с трудом удерживался на ногах. — Убью, клянусь!

Череп захохотал, перекрыв грохот пробуждающегося вулкана.

Мощный подземный толчок сбил Глеба с ног. Он неловко упал, выбив плечо. Со страшным скрежетом лопнула земная кора, и в паре метров от Глеба возникла рваная трещина разлома. Адское свечение озарило отвесные стены бездонного каньона. Пахнуло нестерпимым жаром.

Рыча от боли в поврежденном плече, Глеб откатился в сторону и оказался рядом с обугленным трупом Белобрового, лицом к лицу. Мертвец шевельнулся, зарычал, скаля бурые зубы, и попытался подняться на своих переломанных ногах, норовя вцепится в бывшего союзника жалкими останками сожженных рук. Один глаз его лопнул и истекал белой жидкостью, второй слепо таращился на мир бельмом ожога. Глеб вскрикнул от ужаса и отвращения и отскочил от ожившего мертвеца, от его тянущихся изуродованных рук. Обезображенный труп пополз к нему, но тут земля в очередной раз конвульсивно содрогнулась, и разверзшаяся пропасть поглотила тело Смотрителя Библиотеки. Тело великого мага. Тело зомби. Вырвался из бездны язык пламени, словно сам тартар облизнулся, сожрав очередную жертву.

Оглушительный грохот наполнил чашу кратера. Били из-под земли струи пара, клубился дым. Скалы в одно мгновение покрывались трещинами и рассыпались в песок. То тут, то там возникали бездонные разломы, огромные базальтовые плиты вставали на дыбы и соскальзывали в огнедышащие пропасти, громадные валуны проваливались в пекло. Нелепое здание Потерянной Библиотеки медленно оседало. Рушились величественные колонны. Валились статуи. Раскалывались белые стены. Осыпались пестрые витражи. Лопались стекла. И над оживающим вулканом парил, хохоча, громадный черный череп. Всполохи геенны отражались в его безумных глазницах. Рев катаклизма не мог заглушить его страшный смех.

— Я убью тебя! Слышишь! Убью! — прокричал Глеб, не слыша собственного голоса. — Убью, клянусь! — Он нагнулся, выхватил из-под ног раскаленный булыжник и швырнул его вверх, в реющего над головой Бога, в существо, что когда-то было Епископом, человеком, было его товарищем и стало его врагом. — Убью наверняка! Навсегда! Клянусь!

Содрогнувшись, просела земля. Взмыли в небо протуберанцы пламени, фонтаны магмы. Выдавилась из разломов густая лава и потекла огненными реками, испепеляя тонкий слой почвы, сжигая траву, превращая деревья в полыхающие факелы.

Глеб закрылся руками от нестерпимого жара. Кожа сморщилась, затрещали обгорающие волосы. Жгла тело раскалившаяся кольчуга.

Очередной подземный толчок потряс скалы. Глеб едва успел отпрыгнуть в сторону. Прямо под его ногами зазмеился новый разлом. Вспыхнул воздух, опаляя лицо. Трещина, словно молния, перечеркнула весь кратер и стала шириться.

Глеб оглянулся. Отступать было некуда. Он стоял на маленьком островке твердой еще земли, а вокруг текли тягучие реки магмы, покрытые черной коркой с бордовыми прожилками трещин.

Клокоча, выплеснулась из ширящегося разлома лава. Глеб поднял глаза к небу и прокричал:

— Я приду к тебе!

Рядом плеснул огненный фонтан. Пламя охватило фигуру Глеба, в одно мгновение обглодав плоть. Кольца кольчуги размягчились, вытянулись и упали на землю каплями расплавленного металла. Развалился, рассыпался пеплом черный скелет. Со страшным грохотом рухнула в преисподнюю тонкая прослойка земной коры. Вырвалась на свободу подземная мощь. Огромный кратер взорвался. К самому небу взлетело пламя. Нависла над бушующим адом палящая туча — кара Господня — раздумывая, куда направиться. Волна землетрясения прокатилась по всему Миру.

Бог пришел.

3

Люди застыли. Двуживущие и Одноживущие. Воины и маги. Крестьяне и солдаты. Замерли гномы, гоблины, дриады, тролли, хоббиты, орки. Метались в панике животные. Хищники, испуганно скуля, искали укрытия. Птицы прятались в траве.

Черная дыра на месте солнца злобным глазом нависла над миром. Высыпали на пепельное небо незнакомые звезды, острые, колючие. Багровое зарево поднялось на юге. Словно живая, неспокойно ворочалась земля…

Древние стены Города содрогнулись. Одинокий Король подошел к окну и выглянул наружу. На улицы Города опустилась тьма, хотя до наступления вечера было еще далеко. Всюду стояли люди, задрав головы и разглядывая черное небо. Они стояли молча, неподвижно, словно парализованные зловещим предзнаменованием. А между ними двигались какие-то силуэты, закутанные в плащи. Невесть откуда взявшиеся маги. Они что-то вещали, размахивали руками, и Король видел, что головы их обвязаны одинаковыми багровыми лентами.

— Он пришел, — тихо сказал Король. Ему никто не ответил — он был один в пустом зале своего огромного дворца, возвышающегося над Городом…

Медленно сползла с солнечного диска черная тень. Спрятались до поры, до времени звезды. Потеплело небо. Опало зарево над горизонтом. Успокоилась земля.

Люди зашевелились, задвигались, пошли дальше по своим делам. Но взгляды их были задумчивы и растерянны.

Каково это — жить при Боге?

Они еще не знали, что огромная палящая туча сожгла деревню на южных равнинах. Деревню, где шла ярмарка. Где торговали своими изделиями гномы. Сожгла дотла в тот час, когда заехал на шумную ярмарку Повелитель гномов, Властелин Подземного Царства, Двуживущий гном по имени Свертль…

Словно тараканы, расползались по всем закоулкам Мира маги в черных плащах и багровых повязках. Полубезумные в своем фанатизме, они шли, проповедуя новую веру, творя чудеса именем Господа, разнося по Миру веру свою, испепеляя неверующих…

Теперь у них был Бог.

 

Глава 20

Глеб выглянул в окно.

Небо очистилось, показалось солнце.

Внизу беззвучно проблескивали маячками синие полицейские машины. Там ходили незнакомые люди. Много людей. И у каждого в черепе была дыра, сквозь которую Другие приходят сюда. В этот мир. И остаются. Незаметные. Скрывающиеся. Ждущие своего часа… А они ни о чем не подозревают. Эти слепые люди с вживленными в голову вратами. И каждый — лишь носитель двери…

В коридоре загрохотали торопливые шаги. Кто-то поднимался по лестнице.

Орки. Злобные орки…

Застучали в дверь кулаки. Гортанные выкрики на чужом языке.

Они пришли. Они уже не прячутся. Они злы, потому что один из них мертв. Их Бог… Орки. Злобные, безобразные, безжалостные…

Глеб посмотрел на лежащие уродливые трупы и сунул ствол пистолета в рот, пихнул глубоко, до тошноты. Мушка прицела расцарапала нёбо, и он почувствовал соленый вкус теплой крови.

Грохот. Орки ломают дверь…

Глеб представил, как он падает, мертвый, с разнесенным затылком, и из щели нейроконтактера выползают злобные мелкие твари и расползаются по темным углам словно тараканы.

Зародыши…

Ворота должны быть уничтожены…

Он вынул ствол изо рта, сплюнул кровь и поднес пистолет к виску, к серебристой коробочке с золотыми зубами контактов.

Что там дальше? Какой мир?

Лопнула дверь. Обрушилась, громыхая. Вбежали торопливые орки.

Опоздали.

Ворота. Я закрываю их…

Глеб улыбнулся, зажмурился и спустил курок…

1

Далеко на севере, возле самого океана, на берегу Серебряной бухты стоит маленькая деревня. Несколько старых домов, покосившийся магазинчик, заброшенный, полусгнивший причал, маленькая таверна.

Когда-то здесь было шумно. Заваливались в таверну пьяные моряки, скупали все продукты, опустошали полки магазина. Артели гномов уходили в горы, к своим шахтам и возвращались оттуда целыми обозами. Рыбаки из соседних деревень, шумные, пропахшие морем, частенько сиживали в гостях у своих родственников. Изредка бросали якоря и пополняли здесь припасы потрепанные в схватках осторожные немногословные пираты. Одинокие искатели приключений заходили погреться у очага.

Жизнь кипела.

Гномы, разрабатывая новые месторождения, хотели отстроить в Серебряной бухте настоящий порт, построить новые дома, заведения, открыть рынок. Они даже завезли часть строительных материалов. Но их Повелитель погиб, и планам его не суждено было сбыться. Гномы вернулись в Драконьи Скалы, в свои земли возле озера Пяти Голов и укрылись в подземных пещерах. Вернулись к образу жизни, который вели сотни лет назад. Теперь они почти перестали подниматься на поверхность. В глубине недр они добывали руду, уголь и драгоценные камни, выковывали в подземных обителях совершенное оружие, через посредников обменивая свои товары на ткань, дерево и продукты. Торговля снова отошла в руки людей.

Бог невзлюбил подгорный народец.

И хоть и поговаривали, что Бог ушел, что его больше нет, но гномы не торопились подниматься наверх, к солнцу и свободному ветру.

Так и стояли заброшенными шахты в горах Серебряной бухты. Снова завелись в пустующих пещерах горгульи. Появились в округе никогда здесь прежде не виданные ужасные гарпии — железнопёрые птицы со старушечьими лицами.

Жизнь в деревне остановилась. Лишь изредка забредали сюда воины-одиночки, охотники на троллей или истребители горгулий, останавливались переночевать в таверне, ужинали в сумрачном зале, где стены были увешаны оружием и доспехами. А безымянный хозяин, словоохотливый от одиночества и старости, снимал со стены какой-нибудь предмет и рассказывал гостю связанную с этим предметом историю. Иногда он брал в руки пыльный кинжал с ручкой в форме головы дракона и вспоминал двух людей и великана-тролля, что пришли к нему по заброшенной дороге, победили страшных горгулий и ушли в никуда. Закончив рассказ, он надолго замолкал и думал о том, а где же сейчас эти люди? Чем они занимаются? Живы ли вообще? Хозяин, не помнящий своего имени и возраста, отчетливо видел лицо того молодого господина, его странное копье, витой обруч на челе. И его друзей — тролля и мага. Странная пара. Странная троица.

Старик улыбался, стирал пыль с кинжала и вешал его на стену.

Он гордился своей памятью.

2

В маленьком селении, что стоит возле самого Города, встретились два молодых человека.

Они столкнулись в дверях, когда хотели одновременно зайти в деревенскую харчевню. Маг поднял голову и оглядел мускулистую фигуру воина. Мгновение они изучали друг друга, а потом оба улыбнулись.

— Недавно здесь? — спросил маг.

— Ага, — ответил богатырь.

— Я тоже. Зайдем?

— А как же. Я угощаю.

— Точно? — Маг хитро прищурился.

— Конечно. Думаю, ты много не съешь, меня не разоришь.

— Ну-ну, — улыбнулся маг.

Они зашли в харчевню и заняли свободный столик. Хозяин принес пива и два блюда тушеного мяса.

— Тебя как зовут? — спросил великан.

— Огненный Коготь, для друзей просто Коготь, — ответил маг. — А тебя?

Воин в неказистой кольчужке, сквозь которую был виден голый мощный торс, нахмурил брови, словно пытаясь вспомнить что-то далекое, давно забытое. Так и не вспомнив, он мотнул головой и представился:

— Тролль.

— Тролль? — удивился маг. — Странное имя. И будто… Будто знакомое… Может, я слышал что-нибудь о тебе?

Великан пожал плечами.

— Не знаю, что ты там слышал, но уверен, имя это ты услышишь еще не раз, — сказал он.

— И ты меня запомни… Ну, значит, за знакомство. — Они стукнулись кружками и одним махом осушили их до дна. Тролль с уважением посмотрел на товарища.

— Пьешь ты лихо, — признал он.

— Ты еще не видел, как я ем, — гордо сказал Коготь. — Надеюсь, ты не отказываешься платить? Уговор дороже денег.

— Питайся досыта, — успокоил его Тролль.

— Вот за это спасибо, — сказал маг. Он за минуту опустошил свое блюдо и махнул рукой, подзывая хозяина…

Тролль недоверчиво смотрел, как Коготь очищает от еды блюда и тарелки разного размера и формы. Прошло немало времени, прежде чем маг насытился, обвел осоловелым взглядом гору пустой посуды и откинулся на спинку стула.

— А ты хороший парень, — сказал он. — Ищешь приключений? Может, пойдем вместе?

Тролль посмотрел на стол, почесал в затылке и сказал:

— Если ты все делаешь так же, как и ешь, то я не против. Новичкам надо держаться вместе, хотя бы первое время… Но с этого момента платить за свою еду ты будешь сам!

— Конечно, — с легкостью согласился Коготь. — Так куда мы направимся?

— Какая разница? В какую сторону ни иди, всегда куда-то придешь. Отправимся, куда глаза глядят.

— Вот это мне по душе! Похоже, мы с тобой споемся.

Тролль расплатился с хозяином, и друзья вышли на улицу.

Ярко светило солнце. Отвесными стенами нависал над деревней Город.

— Так куда глядят твои глаза? — спросил Коготь.

— Туда, — Тролль махнул рукой на юго-восток. — Я слышал, что где-то там есть пещера последнего дракона. Как тебе это направление?

— Последний дракон, значит? Для разминки неплохо. Завалим чудище, заодно деньжат наберем. Говорят в драконьем логове всегда водится золотишко.

— Тогда вперед.

Тролль поправил огромный меч, висящий за спиной. Коготь перехватил тисовый посох и перекинул через плечо холщовую сумку, в которой лежали корешки да сухие стебли трав для магических снадобий.

Друзья отправились на поиски приключений.

— Знаешь, — задумчиво сказал Тролль, — мне сейчас кажется, что чего-то не хватает. Будто кто-то еще должен с нами быть.

— Ерунда, — отмахнулся маг. — Чем меньше народу, тем больше денег нам достанется.

— Да я не про деньги.

— Ты прав. Деньги — это пустое. Ты слышал легенду о Боге? Что каждый может стать всемогущим?

— Старая сказка.

— А я уверен, что это не просто сказка, — сказал Коготь. — Знаешь, пожалуй я попробую стать Богом. Ты со мной?

— Ты берешь меня в апостолы? — усмехнулся великан.

— Зря смеешься, — сказал маг. — Я уверен, у меня получится. Надо только найди самый короткий путь.

— Ладно уж, сейчас мы ищем дракона.

— Это ты ищешь дракона, а я буду искать Бога в себе.

Они замолчали и вышли из деревни. Дорога вела их на юго-восток.

Тролль шагал, и ему казалось, что подобный разговор уже был когда-то. Он мотнул головой, и неуютное чувство дежа-вю пропало.

Путь впереди был открыт и ясен.