Первая неделя действительно выдалась непростой и тянулась так медленно, что это сводило с ума. Четыре часа волонтерской помощи казались вечностью.

Но проблема заключалась не в Энди, а в Элизе, которая улыбалась всегда, постоянно, несмотря ни на что, и это очень утомляло. Каждый раз, когда Дарио смотрел на Элизу, она улыбалась. Улыбка словно приросла к ее лицу. Это было невыносимо, как приторный леденец. Если ты ешь их каждый день, скоро от них начинает тошнить.

Энди подобных чувств у Дарио не вызывал. Иногда он пускал слюни, и приходилось вытирать ему подбородок платком. Но в остальное время его словно бы и не существовало. Он никогда не говорил, лишь издавал порой звуки или стоны. Говорить ему было и незачем, ведь рядом всегда была Элиза, которая думала вместо него. Она предугадывала малейшие желания Энди еще до того, как он сам осознавал их. Постоянно рядом. С улыбкой. Всегда одинаковая. Настоящее проклятье. Как Энди ее терпел? Возможно, он ничего вокруг не замечал. А может, он замечал все, но ему было плевать.

Дарио выполнял мелкие поручения: давал Энди попить, надевал и снимал слюнявчик во время обеда. Элиза учила Дарио управлять инвалидной коляской в школе и на улице, спускаться с ней по лестнице, катить по тротуару, переезжать бордюры («будь прокляты те, кто придумал эти бордюры!»).

Каждый день они вывозили Энди из классной аудитории на веранду рядом с библиотекой – в маленький уголок с огромными окнами. Проходя через них, солнечные лучи создавали красивую игру света, как будто это были витражи собора.

Оттуда Энди видел школьный двор, деревья, скамейки, ребят, которые проходили мимо и весело болтали. Он улыбался, вертел головой, смотрел бог весть куда, бог весть на что.

Иногда Элиза вставала со стула со словами: «Мне нужно сходить в одно место». Она шла по коридору, пританцовывая, и исчезала за углом.

Тогда у Дарио появлялось пять минут на себя. Пять минут без Элизы.

В тот вечер было особенно жарко. Окна на веранде раскалились, словно решетка для барбекю.

– Он не слишком укутан? – спросил Дарио.

Он заметил, что Энди вспотел.

– Нет, что ты, – ответила Элиза. – Холод убивает.

– Холод? По моим ощущениям, уже август.

– Нет, не август. К тому же для таких, как Энди, лучше жара, а не холод, – она кивнула Энди, улыбнулась и натянула ему пониже шапочку.

– Холод убивает, правда? – сказала она Энди. – Холод плохой. Плохой, плохой холод.

Энди смотрел по сторонам.

– Хотя бы сними шапочку. Ты что, не видишь, что ему жарко?

– Это ты так думаешь.

– По-моему, это очевидно.

– И почему же это очевидно?

– Он постоянно крутит головой. Ему неудобно в шапочке.

Элиза закатила глаза.

– Энди крутит головой, потому что он всегда крутит головой. Похоже, ты этого не замечал.

– По-моему, он крутит головой, потому что ему неудобно. Иначе как бы он тебе сказал об этом?

– Ему не нужно говорить, я и так все знаю. Это моя работа.

Дарио посмотрел на Энди. Их взгляды пересеклись.

– Я думаю, что ему жарко.

– Ты хочешь убить его? Что ты вообще об этом знаешь?

– Я просто вижу.

– А я знаю, – фыркнула Элиза.

Она развернула коляску и передала ее Дарио.

– Держи. Мне нужно в одно место.

«Наконец-то, иди и не возвращайся», – подумал Дарио.

– И не снимай с него шапочку! – с этими словами она исчезла в коридоре.

Дарио сел на пол, прислонившись спиной к стене, и сочувственно посмотрел на Энди.

– М-да, она невыносима.

Энди издал странный звук.

– Не знаю, как ты держишься. Будь моя воля, я бы устроил ей веселую жизнь.

Энди издал булькающий звук и покачал головой.

– Что случилось? – спросил Дарио.

– Онце… – пробормотал Энди.

– Ого, ты все-таки можешь говорить!

– Онце, – повторил Энди.

– Солнце? Хочешь увидеть солнце? Хочешь, чтобы я отвез тебя на улицу?

Энди улыбнулся, широко открыв рот.

Дарио встал и подвез коляску к окну. В безоблачном небе сияло солнце.

– Ну и жара сегодня, – сказал Дарио.

Он наклонился и снял шапочку с Энди.

– Знаешь, что мы сделаем? – спросил Дарио.

Он развернул коляску и покатил ее по коридору.

Они вышли во двор после того, как прозвенел звонок. Ребята заходили в школу. Кто-то спешил, кто-то наоборот, потому что в такие дни мало кого волнует опоздание. Никто и ничто не может испортить такой прекрасный день.

Какая-то девушка задела коляску, пробегая мимо.

– Эй, осторожнее, – вскрикнул Дарио.

– Извини, – сказала она, посмотрела на Дарио, затем увидела Энди, улыбнулась ему и побежала дальше.

Энди издал булькающий звук.

– Видел? Ты ей понравился, – сказал Дарио. – Почему ты не подцепил ее?

Энди улыбался. Он словно спрашивал: «Откуда мне знать?»

– Теперь поздно, момент упущен.

«Терпение, Дарио».

Дарио даже не отдал себе отчета в том, что начал понимать Энди.

– Не упусти следующую.

Они остались во дворе и погрузились в это небесно-голубое марево, как в море.

Но все кончилось быстро, даже слишком быстро. Через несколько минут во двор неожиданно, как военный бомбардировщик, влетела Элиза. Она не улыбалась.

– Ты сошел с ума? Что ты делаешь?

– Успокойся, мы просто решили прогуляться.

– Я же сказала, что Энди нельзя гулять. Ему нельзя переохлаждаться!

– Но на улице тридцать градусов!

– Тридцать градусов. Что ты знаешь о тридцати градусах для таких, как Энди?

– Не преувеличивай. Он вспотел. Даже он бы мог сказать тебе об этом.

Элиза скривила губы.

– Нет, не мог. Именно поэтому я и нужна ему.

Она взяла коляску за ручки.

– Отойди, я повезу его.

Дарио вцепился в ручки.

– Я же сказала, отпусти! Что ты вообще понимаешь? Это не меня здесь зовут уродом.

Дарио посмотрел на нее, сощурив глаза, и резко толкнул коляску.

Энди дернулся, его голова запрокинулась назад. Элиза уставилась на Дарио с открытым ртом. Казалось, ее глаза вот-вот вылезут из орбит.

– Что случилось? – спросил Дарио. – Я хотя бы расшевелил его. С вами этот полудурок умер бы от скуки.

– Ты еще пожалеешь, – прошипела Элиза. Она развернула коляску и начала поднимать Энди по лестнице.

Дарио и бровью не повел. Он смотрел на солнце, на небо, на деревья, которые пытались дотянуться до него ветвями.

– Да пошла ты, – бросил он и остался сидеть на том же месте.