В 2105 году опьяненная накопленным могуществом

Индия, в двухмесячной войне, уничтожила

Пакистан и затопила бесчисленными ордами

раджпутов Юго — Восточную Азию. Эти действия

не могли не вызвать ответную реакцию

со стороны Китая. Начиналась Великая Восточная

война.

* * *

14.04.2512 — 17.04.2512 гг. о. Латангаи (п. Злая Птица — р. Вейден)

Святослав Самагер стоял у края деревянного причала и с тоской наблюдал за маленькими пестрыми рыбками, устроившими хоровод в прозрачной неглубокой воде. Идти в пыльную духоту просыпающегося поселка, не было ни малейшего желания. Впрочем, желания не было вообще ни на что. Имелась только апатия. Полная. Он задумчиво покосился в сторону 'Птички'. Висящее над стремительно нагревающейся почвой марево, размывало очертания строения, но Святослав был уверен, что его там уже ждут. Вздохнул. Начинающийся день обещал выдаться не менее жарким, чем вчерашний, позавчерашний, и все остальные, прошедшие после окончания сезона дождей. Можно было нырнуть прямо с причала в прохладную спокойную воду, поплыть к дальнему концу пирса… и оттянуть начало неприятного разговора.

Оттянуть, но не отменить. Все равно придется говорить, смотреть в глаза, пытаться объяснить принятое решение. Мерзкое положение. Безвыходное. Но и прятаться от жителей своего поселка старосте нельзя. Надо идти. Сто тридцать метров от причала до трактира, как дорога на эшафот. С дозорной вышки сочувственно смотрел караульный. — Доброго дня, Староста! — Самагер кивнул в ответ. Знают. Все всё знают, а говорить мне. Почти с ненавистью вспомнил о Хиване и Хикки, с которыми расстался двадцать минут назад на причале. Уламывали, уговаривали, а когда решение было принято, оказалось, что оно мое и только мое. Сволочи, кругом одни сволочи. И Сувор, тварь, снова лезет…

С этими мыслями, староста и зашел в полутемный зал 'Птички'. Протирающий стаканы, добродушный толстяк Андер Косицын, владелец трактира 'Казуар' (Естественно, что ни один уважающий себя житель поселка, не опустится до того, чтобы обозвать сие богоугодное заведение таким неприличным словом. На вывеске птица намалевана? Значит птица и есть, ну или птичка, пока в кармане еще что‑то позвякивает. А если звенеть перестало, то название могло варьировать в широком диапазоне от облезлой курицы до… все ласковые прозвища трактира перечислять нет смысла, ибо фантазии местных жителей простираются ну очень далеко) который приветственно махнул рукой, — Чаю или чего холодного? — Самагер поморщился, — Андер, ну какой тут чай? Налей полста… нет, сто пятьдесят, все равно день ни к виру начался. — Усевшись на свое место, глянул через окно на статуи лис у входа в святилище Инари. Ирина наверняка там, и видела, что он зашел в трактир. Точно, вон выходит из храма. Сейчас все и произойдет, больше ждать не придется.

Косицын поставил на стол два наполовину наполненных янтарной жидкостью стакана, посмотрел в окно и, молча, вернулся к себе за стойку. О чем тут говорить?

Скрипнула дверь, и поселковый врач Ирина Кономия, робко опустилась на стул напротив, во взгляде уже не было ни надежды, ни отчаяния — только безысходность. Ее можно понять, сначала муж, а теперь… Самагер взял стакан, подержал и поставил обратно, — Регенератор встанет через три часа. Неприкосновенный запас решили не трогать. Все равно это ничего не изменит…

Не став дослушивать, женщина поднялась из‑за стола и придерживаясь за стенку рукой, вышла на улицу. Староста грохнул кулаком по столу. Бесила не сама ситуация, уж за свою жизнь отставной пластун насмотрелся на всякое, самое противное было в том, что ничего нельзя было сделать. Только бессильно наблюдать.

Пять дней назад шестилетняя дочь Ирины, Хината, всеобщая любимица и непоседа, в двух шагах от берега наступила на хвостокола. Рыба была небольшая, обломок шипа из ноги быстро вынули, рану обработали и отпустили ребенка гулять дальше. К вечеру рана воспалилась, но все равно не вызвала у матери беспокойства, и она ограничилась чисткой и перевязкой. А через сутки началось заражение. Регенератор в поселке имелся, простенький, старый, но вполне рабочий. Проблема была в чакре — полноценных Одаренных среди жителей, естественно, не было, а от розетки такую технику не запитаешь. Из ста шестидесяти восьми взрослых жителей поселка, трое имели Источники первого ранга: сама Ирина, староста и, глава рыбацкой артели Хиван Ракошин.

Математика простая: не обладающий возможностью брать чакру из окружающей среды, Одаренный первого ранга, может рассчитывать только на собственный Источник. В теории, не двигаясь и питаясь только высококалорийной легкоусвояемой пищей, такой человек способен выдать в накопители от семи до десяти киловатт — часов энергии в сутки, что соответствует четырем — пяти часам работы регенератора в штатном режиме. Но этот расчет справедлив только для неких идеальных условий, абсолютно недостижимых на практике (достижимых — достижимых, сами знаете где): Пошел в туалет — организм потянул чакру на запитку мышц — два часа съем энергии невозможен. Почесался или отмахнулся от докучливой мухи — минус час! Так, что поселковые недомаги выступали в качестве энергодоноров исключительно по ночам, на восемь — десять часов забываясь в медикаментозном сне и весь следующий день ползая как сонные мухи от недостатка жизненных сил. Вот такие пироги с кот… ладно, не буду плодить штампы сверх меры, и так все понятно.

В поселке имелся небольшой запас, заправленных общими усилиями топливных ячеек, вот только девочке лучше не становилось. Слишком поздно начали лечение, печень отказала, а дешевый аппарат смог только стабилизировать ее состояние. Нужен был Целитель или оборудование более высокого класса.

До ближайшего практикующего Целителя — пара тысяч километров, а цена за услуги любого из них, больше, чем стоит вся Злая птица вместе с жителями, а вот оборудование было. Недалеко и относительно недорого. На противоположном берегу пролива, в Кокопо, имелся свободный регенератор А — класса, хозяева которого запросили три тысячи империалов за курс лечения.

Пока Святослав искал деньги, капсулу заняли. Всё. Варианты закончились. А тут еще и болван Хатекки влез между пристанью и швартующейся лодкой, заработав открытый перелом ноги. И выбирай, староста, что делать, хотя понятно, что выбора‑то, как раз и нет. А потом не забудь сообщить матери, что ее ребенок умрет меньше чем через три часа.

Самагер залпом махнул ром из стакана, взял со стола второй и вышел из трактира под навес. Отключать регенератор лично, он не собирался. Пусть кто‑то из двоих оставшихся членов Совета отключает, с него на сегодня уже хватит. Решив для себя этот вопрос, староста поднес стакан ко рту и замер, уставившись на стоявшего посреди площади человека. Нет, чужаки в поселке бывали, и довольно часто. Те же торговцы или вечно пьяные моряки Крысиной линии, (Крысиная линия — суда, совершающие рейсы по маршруту Кавиенг — Киракира, вдоль всей цепочки Соломоновых островов и островов архипелага Бисмарка) но сейчас‑то у пристани даже дырявой лодки нет. Свои же все вытащены на берег до вечернего лова.

Незнакомец стоял между двумя деревянными лисами, спиной к святилищу, и крутил головой по сторонам, с любопытством разглядывая окружающие торговую площадь строения. Создавалось впечатление, что он только что вышел из храма, что, конечно же, было не так. Он мог прийти только по берегу.

Самагер представил себе путь в полторы сотни километров по заросшему манграми берегу до ближайшей деревни. Не… Его просто высадили на берег где‑то недалеко… пираты, или лодка утонула. Вот такое могло случиться. А вот то, что караульный пропустил постороннего, ни в какие ворота не лезет, и требует начальственного окрика. Святослав уже открыл рот, чтобы выказать свой гнев, да так и замер.

Незнакомец подошел ближе, и слепящее солнце уже не мешало рассмотреть его внимательнее. Караульный сусликом замер на своей вышке, даже не пытаясь скрыть то, что обнаружил пришельца уже в поселке. Теперь, когда чужак стоял прямо перед ним, староста подумал, что поторопился отметать версию с болотами, да и явление из дверей храма уже не казалось таким уж фантастическим. Во — первых, чужак был огромен, и возвышался над не маленьким Самагером на целую голову. Во — вторых, он был весь, с головы до пят, увешан оружием: Два меча — монструозный двуручник за спиной и короткий, сзади на поясе. Также имелось множество ножей, самый большой из которых — прямой полуметровый тесак, висел слева на груди острием вверх. И в завершение картины, как вишенка на торте, двуствольный 'Хаудах' чудовищного калибра, в кобуре на левом бедре.

Торжество варварской мощи и милитаризма. Все вместе смотрелось дико и, могло вызвать сомнения в умственной полноценности этого носителя хладного железа, (против кого применять весь этот арсенал на практически безлюдном острове?) если бы не, в — третьих. А, в — третьих, у чужака была самая необычная внешность, которую Самагер когда‑либо видел. Слышать слышал, а вот видеть не доводилось. У гостя был хвост. Обыкновенный такой хвост, до колен, похожий на лисий (Староста опять покосился на статуи у святилища), но учитывая серый цвет, то, скорее, собачий. Естественно, это был обман зрения.

Это были волосы, очень длинные, неестественного цвета, но, все‑таки, волосы. Заплетенные в грубую толстую косу, на которую, от копчика до затылка, надели обшитый тканью узкий цилиндрический чехол. Этот чехол был пропущен под всей оружейной амуницией и там, где он заканчивался, растрепавшаяся коса и казалась, мотающимся со стороны в сторону, хвостом

У Святослава снова сложилась целостная, непротиворечивая картинка, в которую вписывались все странности чужака: и волосы и эксцентричность и, даже необычно яркие, зеленые глаза. Даже тканевая маска закрывающая лицо до этих самых глаз. Злую птицу посетил колдун из какого‑то островного племени, (такие говорят иногда встречаются) а с этими типами нужно вести себя очень — очень осторожно, ведь никто не знает, что творится в их крепко проваренных чакрой мозгах? Вдруг ему что‑то не понравится и, пф — ф-ф, улетел поселок с дымом, а с рейсового Крысовоза будут рассматривать дымящиеся развалины и гадать, о том, кто же тут порезвился.

Чужак, чуть наклонив голову, с интересом наблюдал, как староста ходит вокруг него кругами. Чуть в отдалении начали собираться любопытные. Пора было брать ситуацию в свои руки и выяснить, что понадобилось дикарю в поселке.

— Доброй ночи, — незнакомец не стал испытывать терпение старосты и начал общение первым. Сказал и замолчал, словно прислушиваясь к звукам собственного голоса. А голос действительно был странный: негромкий, но какой‑то гулко шипящий, словно чужак находился не на улице, а в большой и пустой комнате. Так мог поздороваться старый питон Косицына, если бы вдруг обрел возможность общаться с людьми и, благодаря какому‑то невероятному стечению обстоятельств, возымел такое желание. Тем не менее, одной проблемой стало меньше, основной язык Возрожденной, чужак понимал.

— Доброй… эм — м… господин… — Самагер испытывал определенные затруднения, опасаясь вызвать гнев гостя неправильным обращением, и тот, похоже, понял, что от него хотят:

— Меня зовут Кола, Кола де Зорро. Но друзья могут называть меня Дзинко, — Теперь голос звучал без гулкого эха, и, если бы не тихое шипение, сопровождающее каждое сказанное слово, его можно было признать обычным. Староста поежился, испанский он понимал и, поэтому решил пока не торопиться с зачислением в друзья этого странного типа. Если чужак связан с Инари… тогда… Тогда, тем более, нужно держаться от него подальше. Пути богов бывают очень… причудливыми.

— И какими ветрами в наших краях, господин де Зорро? — прозвучало грубовато, но чужак только пожал плечами и, несмотря на маску, Самагеру показалось, что он улыбнулся.

— Попутными, господин привратник, попутными. Вот решил заглянуть, по — соседски, узнать может помощь какая нужна… — В принципе, дальнейший разговор терял всякий смысл. Своей фразой, пришелец практически дословно ответил на первые строки молитвы о помощи. Теперь осталось свести его с Ириной, потому что, кроме нее, никто здесь Инари о помощи не просил.

* * *

Наверное, лет через двести, детские слезы не смогут так легко лишать меня самообладания, и проклятая сентиментальность не будет влиять на принимаемые решения… очень даже может быть… если, эта самая, сентиментальность, не загонит меня обратно в гроб до того счастливого момента.

Я рассматривал несколько сценариев, по которым может пройти мое появление в рыбацком поселке, не отбрасывал даже вариант того, что меня с моей системой воспроизведения звука, просто не поймут, но то, что меня примут за посланника неких божественных сил, среди них, естественно, не было. Староста, не старый еще мужик с повадками матерого прапорщика, вначале вел себя вполне адекватно, и казалось, что общий язык найти будет нетрудно, но не успели мы обменяться приветствиями, как его лицо приняло странно торжественное выражение, и… мне указали кратчайший маршрут, по которому я могу двигаться к своей цели. Хм… у меня здесь имеется цель?

Признаюсь, честно, я подзавис секунды на три, пытаясь понять, куда именно меня послали, заодно решая, не пора ли начать экстерминатус отдельно взятой деревни, прямо с этого места. Не знаю, чем бы завершились эти размышления, но они были прерваны симпатичной фигуристой брюнеткой, которая прорвалась сквозь окружавшую нас толпу, и бросилась мне в ноги… Так — с, экстерминатус временно отменяется, по техническим причинам. В частности, из‑за повышенного слюноотделения у единственно доступного инквизитора — терминатора. И отсутствие флота Повелителей ночи на орбите тут совершенно не причем.

Почему мое внимание привлекли именно эти особенности, прижавшейся к ногам незнакомки? Гм… как бы это правильно сказать… Я не касался живой женщины с момента моего появления в этом мире. Я боялся даже близко подходить к женским МОГам, чтобы не сорваться. А эта… прижалась верхними выпуклостями к ногам, а нижние оттопырила вверх! А у меня, между прочим, гормоны… и штаны из тонкой змеиной кожи. О такой роскоши, как нижнее белье, вообще, забыл давно. Угу. А вокруг толпа. И малиновые уши полумаска, совершенно не скрывает.

Первые смешки словно прорвали плотину, и громовой хохот потряс окрестности. Не знаю, что сломало пленку отчуждения, такая очевидная демонстрация моей человеческой сущности, или сам предмет демонстрации? Но попытки некоторых присутствующих дам, вроде бы невзначай, к этому самому предмету, прикоснуться, вызывали определенные опасения и заставили сложить руки на пряжке ремня… так, чисто на всякий случай.

А потом мы пришли, и желание смеяться сразу пропало. Замершая в предвкушении чуда толпа, осталась за дверью маленькой поселковой больнички, и я, наконец‑то, понял, что именно здесь ожидают от посланника богини.

Тишина. Отчаянная надежда в глазах, вцепившейся в мою руку матери. Пытающийся держать на лице бесстрастную маску староста. Вежливое любопытство двух других членов поселкового совета и брезгливое ожидание от, непонятно как тут оказавшегося, покрытого татуировками индивида с бритой головой. Представитель от преступного элемента? Не слишком ли для поселка в сто душ? Ладно, потом узнаю, что он тут забыл… Если у меня, что‑то получится с больным ребенком и в том будет необходимость.

Тихо щелкнуло реле и, под заунывный вой доживающих свой век электромоторов, крышка медкапсулы начала неспешно подниматься. Она не успела пройти и половины своего пути, как я услышал отголоски грохота, с которым рушились мои планы по — тихому и незаметному врастанию в новый Мир. Во — первых, стало ясно, что регенератор так просто не починить: половина эффекторов едва тлела и заменить их было нечем, а во — вторых…

Маленькое худенькое тельце в коротком цветастом платьице на белой простыне, вытянутые по швам руки и бледная до прозрачности кожа. Аккуратно расчесанные прямые черные волосы… Сердце пропустило удар. Не может быть. 'Папа, я же не умру, правда?' Такая же маленькая девочка из другой, давно потерянной жизни, такая же, только с соломенными, почти белыми волосами. Светланка — сметанка. 'Папа, я же не умру?'

Ноги подкосились, и я опустился перед ложем на колени.

— Не плачь. — Шелестящий голос едва слышен. Большие черные глаза на изможденном лице, смотрят без страха, только одинокая слезинка катится по щеке, — я знаю, ты пришел за мной. Но я уже не боюсь. Ты, только не закапывая меня сразу, подожди пока я совсем — совсем умру. Пожалуйста… а то песок такой холодный. — Сзади раздался всхлип. А у меня и слез то не было. Зачем они? Сейчас нужно просто спасти этого ребенка. Остальное несущественно.

— Какая чепуха! Придумала тоже. Разве можно такую красавицу закапывать?

— Ничего я не придумывала, дядя Сувор сказал, что хватит тратить на меня деньги и пора закапывать, — усилием воли, я удержался от того, чтобы обернуться. Дядя Сувор, значит. Ценная информация.

— Ничего не бойся, Дзинко не даст хорошую девочку Нату в обиду. Сейчас ты заснешь, а когда проснешься, то все плохое будет уже позади. Какой подарок ты хочешь получить к выздоровлению от Дзинко?

— Лисичка… Большая лисичка, отвези меня на т — т-т — тракцион… с лошадками, — девочка уже засыпала, а я терпеливо ждал, пока медкапсула закроется. На эмоции не было времени — задача ясна, что нужно для ее выполнения, примерно, понятно. Оставалось выяснить, насколько присущ руководству деревни здравый смысл и банальное чувство самосохранения.

Чутье у татуированного было хорошее — к выходу он бросился, как только я начал подниматься. А, вот глазомер подвел. Неправильная оценка длины моих рук, привела его к столкновению с дверным косяком, в следствии чего, беглец был временно приведен в небоеспособное состояние, оставаясь, тем не менее, в сознании. Никто из присутствующих помочь ему даже не попытался, что наводило на определенные мысли. Пора было начинать переговоры. Подпустим для начала холоду.

— Уважаемый староста, насколько я понял, в совет поселка входят три человека. В таком случае, потрудитесь объяснить, что это такое? — я слегка пнул, ворочающегося на полу, татуированного. Самагер отвел глаза в сторону:

— Это представитель нашего барона. Он следит за порядком и сбором платы за защиту. — От такого ответа я прозрел:

— Вот это? Это немытое чудо решает, как вам жить и чем заниматься? — я поднял татуированного за шиворот. — Сотня здоровых вооруженных мужиков, кланяются этому недомерку? Баб своих, тоже, по первому требованию предоставляете? (Понятно, что перегибаю палку, но нужно вывести их из равновесия, чтобы окончательно прояснить обстановку) — Похожий на некрупного медведя, Ракошин, попытался возмутиться, но меня уже понесло, — Знаете, со стороны, ваш поселок выглядит довольно благополучным, но это уже ни в какие ворота не лезет. Детей живьем закапываете… — Я развел руками, отчего татуированный еще раз встретился головой со стенкой. Тут из‑за спины старосты подала голос, до сих пор молчавшая, еще одна представительница местной элиты. Лучше бы молчала и дальше!

— Ды хто ты такой, штобы указывать што нам делать? Явилси тута умнай — 'Хлобысть'. Противный визг толстой бабищи как отрезало, а я с недоумением посмотрел на свою левую ладонь… Мда, нервы ни к черту. Ракошин с Самагером синхронно скривились, как от зубной боли.

— Значит так. Похоже, мы тут друг друга немного недопонимаем. В таком случае у нас есть два выхода: или мне кто‑то быстро и внятно расскажет, что тут, черт возьми, происходит, или… — Что 'или' я придумать не успел, но, очевидно, фантазия у присутствующих была богатая, потому что информация полилась одновременно и от старосты, и от Ракошина. Только голосистая Хикки, держась за пострадавшую щеку, испуганно спряталась за Самагером, да мать Хинаты, смотрела на меня так, что у меня по спине не мурашки, а тараканы табунами забегали.

* * *

В общем, ничто не ново под луной. Очередная, не претендующая на оригинальность, история о том, что жадность не способствует долгой и спокойной жизни. Суть же рассказанного была в следующем:

На протяжении нескольких поколений в среднем течении Амура, в районе устья реки Берея, существовало небольшое поселение, главным занятием жителей которого была контрабанда. Достаточно близко от проходящей по Зее западной границы ВИ, чтобы считать себя под защитой империи и, в то же время на достаточном расстоянии, чтобы не попадать под пригляд Пограничной Стражи. Почти шестьдесят лет Берейцы, с молчаливого и хорошо оплаченного согласия Благовещенских властей, снабжали оружием обе стороны бесконечного Читинского конфликта и рост благосостояния этих оружейных баронов местного разлива продолжался вплоть до корейского мятежа 2503 года.

То, что берейские деловары поставляют оружие ханьцам, выяснилось еще до окончательного уничтожения повстанцев. Амурский префект, не дожидаясь, пока в СИБ разберутся и посчитают, какая часть прибыли от торговли оружием осела в его кармане, послал в Берею отряд казачьей стражи. Возможно, он ожидал, что разъяренные понесенными в Чхонджине потерями, ронины вырежут в поселке всех поголовно и проблема разрешится сама. Вот только не учел, того, что покойная жена командира пластунов была родом из этих мест. И эта мелочь, сыграла решающую роль в последующих событиях.

Большинство засветившихся в связях с хунхузами контрабандистов это, конечно, не спасло. После короткого разбирательства, суд без проволочек, приговорил к веревке сорок три человека. Но во время расследования, кроме всего прочего, всплыла связь властей префектуры с контрабандистами, и то, что оружие для бандформирований отгружалось напрямую с окружных мобилизационных складов. Замолчать скандальную информацию не удалось.

Моментально прибывшие из Киото Наказующие, к местным авторитетам особого трепета не испытывали, и без всяких церемоний, расшугав ходоков и прочих просителей, приплюсовали к приговоренным еще семь человек, во главе с самим префектом. Разница была лишь в том, что чиновникам вместо веревки, по традиции, предложили выпить яду.

Оставалось определиться, что делать с остальными жителями злополучной деревни. Личные псы Божественного Журавля, убедившись, что оступившиеся представители имперской администрации, благополучно покинули подлунный мир, утратили всякий интерес к остальным участникам процесса. Суд, осторожно выдохнул (пронесло, но было близко, очень близко!) и принял решение, что наиболее справедливым наказанием для лиц, живущих на доходы, добытые заведомо преступным путем, послужит высылка в места с суровыми климатическими условиями. Наверное, чтобы глаза новой администрации не мозолили и не напоминали о тяготах и лишениях государевой службы. А так, глядишь, жирок поднагуляют, расслабятся и суд снова сможет продемонстрировать свою принципиальность… или пополнить карманы. Конечно же, поделившись с представителями спецслужб. Хотя, говорят, что Наказующие не берут… каких только чудес в мире не бывает, может и не берут.

Слишком принципиальному пластунскому унтеру, было поручено проконтролировать переселение. В качестве дембельского аккорда, ибо по завершению миссии, осторожное начальство, решило, от греха подальше, отправить его в отставку. Пятидесятилетний пластун почесал затылок и принялся за дело.

Из предложенного списка, по созвучию с покидаемыми родными местами, для поселения единогласно был выбран остров Берара. Императорский флот предоставил тяжелый турбопарусный грузовик и выставил за рейс в Соломоново море счет в четыреста восемьдесят тысяч. За такие деньги можно было купить два таких старых корабля, но, Первый Амурский, без лишних вопросов, выделил ссыльнопоселенцам на это дело целевой кредит. Естественно, под гарантии государства. Наблюдался откровенный попил государственных денег, видимый даже невооруженным взглядом, но кто у несчастных берейцев спрашивал, что они по этому поводу думают?

Ссыльнопоселенцы приуныли, кабальный кредит превращал их практически в рабов, но 'добрый' капитан турбопарусника просветил, как избежать долговой ямы. Океан большой, островов в нем много, кто будет искать несчастных неплательщиков? Местная администрация отпишется, что ссыльнопоселенцы вымерли в условиях нездорового климата, кредит погасится из военного бюджета и разбираться никто не станет.

Так бывшие жители Береи и оказались на солнечном берегу совершенно другого тропического острова. Спасибо, что в океан не выбросили, а скорее всего, малочисленная команда транспорта не была до конца уверена, что в итоге за бортом окажутся именно ссыльные, а не они, во главе со своим хитромудрым капитаном.

А Самагер, вместо долгожданной, заслуженной пенсии, вдруг оказался то ли дезертиром, то ли туземным вождем. Спасибо богатому, приобретенному на службе опыту, выкрутился. Новое поселение так и строилось, по проверенному временем образцу военного лагеря. Нашли хорошее место на пригорке рядом с ручьем, впадающем в симпатичную, закрытую от ярости океанских волн, бухту и принялись за обустройство. Лес для домов есть, земля под огороды имеется, рыба в океане так и кишит, что еще для русско — японского мужика надо? Климат не тот и березки не растут? Ну, так зимой топить не надо, а вместо березок и пальмы неплохо смотрятся.

Постепенно обжились, наладили связи с соседями, потомственные контрабандисты начали привычно прикидывать, на чем тут можно поиметь свою копейку, но выяснилось, что все не так просто на этих берегах. И хоть Империя не пытается железной рукой утвердить на окрестных землях закон и порядок, власть тут имеется.

Самые влиятельные пиратские вожаки, которых имперцы, с присущим им юмором называли голозадыми баронами, собирали с поселений плату за свое покровительство. Этот налог, как правило, выражался в определенном количестве продовольствия и топливного спирта, который пиратские корабли во время своих рейдов собирали по побережью. А так как визиты пиратов были нерегулярными, раз в два — три месяца, а то и в полгода, за сбором налога, его сохранностью и готовностью к срочной и неожиданной погрузке на борт вечно спешащего рейдера, следили специальные представители, обычно списанные на берег по ранению или инвалидности. Таким, прижившимся в Злой птице, эмиссаром барона Осташа Безголового и был бывший механик пиратского рейдера 'Хитрый лунатик', Сувор.

Больше всего на свете этот представитель берегового братства боялся не оправдать доверия своего капитана. И дело тут было не в какой‑то сверхъестественной преданности командиру. Все было гораздо проще — за своевременную отгрузку продналога, Сувор отвечал собственной головой.

На практике, такая политика, обычно приводила к тому, что пиратские представители быстро находили общий язык с деревенскими жителями и намертво врастали в местное общество. Ну не было проблемой для островитян сварить на пару бочек тростникового самогона больше чем обычно. Да и пара свиных туш не являлась такой уж неподъемной нагрузкой для местной экономики. А вот декларируемая защита была совершенно не лишней. Лояльные поселения пираты не трогали даже во время самых ожесточенных междоусобиц и переделов. Да и происхождение свое искатели приключений, вели, в основном, из этих самых береговых поселков и деревушек.

В данном же случае, проблема состояла, с одной стороны, в том, что Злая птица была поселком новым, еще не успевшим обрасти родственными связями среди береговой аристократии, а с другой, капитан Безголовый, как и вся его многочисленная команда, сами были пришлыми. Поговаривали, что новоявленный Латангайский барон, является дальним родственником имперского наместника и, только поэтому, еще не нырнул на дно морское, с привязанным к ногам грузом.

Так что, Безголовый и его администрация, скажем мягко, особой популярностью на острове не пользовались и, Сувор переживал за сохранность своей головы не без причины. С местных сталось бы разбавить спирт водой, или еще как подставить ненавистного комиссара. Отношение к отставному механику могло быть и другим, но неожиданно свалившаяся на этого маленького забитого человечка власть, совершенно вскружила ему голову. Упиваясь собственной безнаказанностью, Сувор, иногда позволял себе то, что контрабандисты не простили бы никому. Накал ненависти еще не достиг того градуса, когда механика зарезали бы, невзирая, на возможные последствия, но этот момент точно был не за горами. А тут являюсь я, такой, весь из себя красивый, чуть ли не священный мститель, да еще случай с Хинатой, за которую местные готовы были горло перегрызть кому угодно. Короче, фортуна, явила Сувору свою наиболее обворожительную сторону, впрочем, я ее понимаю.

Когда поток информации иссяк, раздумывал я недолго.

— Ирина — сан, а сколько вы весите? Мне не нужно точно, главное, чтобы не больше ста килограмм… а?

* * *

Меня всегда поражало то, что женщины способны сделать проблему из любого пустяка. Ну, ведь ясно же, что я имел в виду именно то, что спросил. И что там было такого двусмысленного? Нет, чтобы нормально ответить, смотрит теперь на меня так, словно я ее любимую болонку удавил. Мужики хоть просто лыбу давят, а вот Хикки, которой, вообще, лучше к весам не приближаться, как будто воплощение главного врага всех феминисток узрела. И за стремительно опухающую челюсть уже не держится. (Сломал, что ли? Вроде ж несильно хлопнул. Как там… ага, вспомнил — надо работать над своим полегче! Ладно. Зато звук отключил.) Даже Сувор угодливо захихикал. Вот какого, а? Нашли время скрытый смысл искать.

— Очень смешно. Меня, вообще‑то, интересовало, смогу ли я нормально передвигаться с Ириной и девочкой по болотистой местности, а не то, о чем вы там подумали, — снова пауза. Что опять не так? — Эм… — Кономия, в конце концов, вышла из ступора, — В каком смысле, по болотистой местности? — Звиздец. Опять все сначала. Похоже, я совершенно разучился общаться с людьми. Печально, если так. А оно именно так, потому, что непонимание написано не только на лице у матери Хинаты, а вообще у всех присутствующих.

От расстройства слегка пнул Сувора ногой в живот, от чего тот скрутился бубликом и зашипел от боли. Немного полегчало. Попробую еще раз, попроще. — Вы меня простите, если я недостаточно ясно выражаюсь. Мне давно не доводилось общаться… с живыми людьми, поэтому, если что‑то будет непонятно, сразу уточняйте, и не ищите в моих словах двойное дно, его там нет.

— С живыми?!! — Глаза у бедного сельского врача раскрылись раза в полтора шире, чем это предусматривалось природой. Очевидно, в красках представила себе мое общение с неживыми. Рука — лицо нах. Так… как там меня… Диего? Хм, нет лучше пусть будет Дзинко, раз уж взялся развивать лисью тему предшественника. Так вот, Дзинко, самое главное это спокойствие. Возьми себя в руки, в конце концов!

— И с мертвыми тоже! Стоп! — Я выставил перед собой ладонь, предотвращая новые вопросы, — Мне нужно доставить Хинату к нормальному регенератору и, сделать это быстро. Нормальной дороги туда нет, а кратчайший путь проходит большей частью по болоту и горам. К сожалению, я не медик, и не уверен, что смогу нормально проконтролировать работу капсулы серии 'А'. Поэтому мне придется нести не только ребенка, но и врача. А весом интересовался не из праздного любопытства, а потому, что достаточная скорость передвижения возможна только если наш общий вес не превысит четверть тонны. Лучше меньше. Если оставить здесь часть снаряжения, то я смогу унести на себе килограммов сто — сто двадцать груза. — Фу — ух! Надеюсь теперь то они все поняли. Только бы Ирина не начала меня убеждать в своей способности бегать по болоту аки посуху и порхать между деревьями как белка — летяга. Да нет, вроде понимает, что представляют из себя мангры.

— Сколько времени займет этот… забег? — Слава всем богам, пошли вопросы по делу! — И я не груз, — последнее пробурчала уже себе под нос.

— Если все пойдет нормально, часов за десять доберемся.

— Но Хината столько не выдержит! Мы ее растрясем по дороге. — Ирина чуть не плакала. Мда… ситуация несколько сложнее, чем казалась. О тряске, я действительно не подумал. Значит нужен скоростной транспорт, хотя бы до устья Вейдена. Вот только там полоса болот особо недружелюбна, а прыгать по деревьям с двумя пассажирками на плечах, да еще так, чтобы не растрясти…

Выход, как ни странно, нашла пострадавшая из‑за своего излишне громкого голоса Хикки, с ходу предложив воспользоваться водным мотоциклом. Я, поначалу, с некоторой опаской наблюдал за этим театром одного актера. Было что‑то эпично монументальное в такой имитации верховой езды, особенно когда в роли воображаемой наездницы выступает женская особь ростом чуть больше полутора метров и весом тоже полтора, только теперь уже центнера. От ужаса, что таким нехитрым способом мне предлагается компенсировать полученную травму, у меня сердце чуть не встало, но пронесло, староста понял эту, выдающуюся во всех смыслах актрису буквально с полужеста. Да уж, век живи, век учись! Мне даже неудобно стало за свою несдержанность. Надо как‑то извиниться… не таким, конечно, упаси меня Инари, способом, но все‑таки. Потом придумаю.

Как оказалось, гидробайки, были чуть ли не основным транспортом для доставки не совсем законных и при этом, не очень габаритных грузов в бассейне Амура. Естественно, они имелись и у ссыльных контрабандистов, хотя и не нашли широкого применения в окрестных неспокойных водах. Использовались они больше по мелочам, так, смотаться по — быстрому на Берару, если выпивка в Птичке закончилась, или если кому‑то из молодежи, резко приспичит с подругой из соседнего поселка перепих… в смысле, словом перекинуться. И все. Для чего‑то серьезного они не годились. Не рыбу же, в самом деле, с них ловить? Так что администрация Злой птицы, с радостью предоставила нам с Ириной раскрашенную в серо — голубой камуфляж 'Ямаху' под завязку, заправленную спиртом. И я их понимаю. Слишком уж дестабилизирующим фактором оказался посланник богини. Особенно для молодежи. Старым кадрам требовалось время на то чтобы вправить мозги молодым горячим парням, готовым, чуть ли не Кавиенг назавтра штурмовать, а также на выработку новой линии партии. В общем, кыш, противный колдун, и не появляйся, пока бацька думать будет.

Мне, их закидоны, были, по большому счету, параллельны. Пусть совещаются. Безголовый раньше, чем через пару месяцев не появится, а к тому моменту я уже вернусь… или не вернусь. В любом случае, пусть себе спокойно играются в свою местечковую политику. Пока. Там поглядим.

А Сувора я удавил. Вот так же просто, как написал предыдущую фразу. Отвел подальше в лес и свернул его тонкую цыплячью шейку. И в душе ничего не шевельнулось, и даже отголоска жалости к этому кадру не почувствовал. Осуждаете? Что ж, имеете полное на то право. Я же останусь при своем мнении. Хинату я ему простить никак не мог.

Кстати, попутно, выяснил у него, с кем же мне довелось столкнуться на холме. Пострадавшие в столкновении, были никем иным, как абордажной партией 'Хитрого лунатика' и соответственно подчиненными Безголового. Погибший Таран, вообще, имел чуть ли не легендарный статус в определенных кругах, совершив, в свое время, немало подвигов на ниве захвата судов в открытом море, и его неожиданная кончина настолько снизила моральный дух команды, что Осташу пришлось прерывать неудачно начавшийся поход и возвращаться обратно в Кавиенг. Приятно, Вир побери, чувствовать себя героем.

Когда я, небрежно помахивая декоративной сабелькой, почившего эмиссара темн… пиратских сил, вернулся в поселок, староста только кивнул. То ли одобрительно, то ли просто показав, что принял случившееся к сведению. А вот остальным пришлось объяснять, что супостата я отпустил. Вот, разоружил, и отправил к начальству пешком. За полтыщи километров, по джунглям, без еды и оружия. Не поднялась, значить, рука на окаянного. Ей богу, не поднялась. Авось доберется, бедолага, скорпионов и змей в лесу много, прокормиться нетрудно.

Рассказываю и сам верю. Вот такой я нехороший человек. (Это чтобы было понятно, с кем вы имеете дело, и не строили иллюзий по поводу моего благородства) Не знаю, что там увидели в моих глазах аборигены, но сделали вид, что поверили. Несколько молодых сорвиголов кинулись по моим следам в лес, наверное, чтобы Сувору дорогу подсказать правильную. Ну что ж, дело хорошее, удачи им. (Кстати, а как правильно называть жителей Злой птицы? Птичцы или Птицевцы? Хм… Значит будут Злюки… бобры?!!)

Доверить местным ликвидацию пирата было можно. Уверен, что они справились бы с этим нехитрым делом не хуже, но я решил этого не делать. Правда могла просочиться наружу, а как там оно у меня сложится в противостоянии с Безголовым еще неизвестно, и подставлять злюк не хотелось. А так, ну кончил пришлый пирата, местные то тут причем? Может не поделили чего. Отмазка, конечно, так себе, но какая уж есть.

Провожать нас вышел весь поселок. Странные люди. Они бы еще шапки в воздух бросали от счастья, если бы эти шапки у них были. И за что такое уважение? Ну пришел наглый, охреневший от собственной крутости, бродяга, построил администрацию, уважаемую женщину травмировал, где тут повод для восторгов? Ладно, Вир им судья. (Обратили внимание, как я стал выражаться. Может внутри, что‑то все‑таки осталось от Найденова и собирает теперь силы для перехвата управления? Угу, самому не по себе.)

* * *

Почти две сотни километров до Вейделя мы преодолели за три с половиной часа. (На самом деле, по прямой, пройденный путь составлял чуть больше ста пятидесяти, но слово 'полтора', начало меня немного пугать. Полтора метра, полтора центнера. Бр — р. Не дай бог, еще приснится! Так, что пусть будет двести, чисто так, на всякий случай.) Океан был на удивление спокоен, но наше транспортное средства даже при преодолении небольшой волны вело себя как… щепка в унитазе, а на руках у моей спутницы находился больной ребенок. Поэтому пришлось идти чуть ли не противолодочным зигзагом, прокладывая курс не поперек, а вдоль пологих океанских валов. Так, что я почти не соврал, и полторы сотни по прямой, по факту, превратились в две. Ирину немного укачало, но держалась она хорошо и останавливаться не пришлось.

Устье реки на фоне заросшего манграми пологого берега не выделялось никак. То, что это и есть нужное нам место, выдавало только большое рыжее пятно вытекающей из леса мутной пресной воды. Время прибытия я подобрал так, чтобы успеть к самому началу прилива, который должен был помочь нам подняться по петляющему руслу Вейделя до водопада, от которого до базы было не больше пяти километров.

Было в этом плане и узкое место. Звали его Доминатор, и он, по праву, считался хозяином окрестных вод. Так пафосно назвал старого крокодила вовсе не я. Под таким именем он значился в базе главного вычислителя энергостанции. В свое время их пятиметровый 'Зодиак' подвергся атаке со стороны этой рептилии, но смог проскочить в открытое море, несмотря на порванный в клочья понтон правого борта. Напуганные работники, простирнули штаны и хотели пустить старика на сапоги, но мудрое начальство постановило, что лучшего сторожа для охраны этого направления не найти, и трогать Доминатора запретили.

Я пересекался с ним дважды, и оба раза успевал выбраться из воды и забраться на дерево, буквально в последний момент. Убить крокодила нетрудно, но делать этого не хотелось, резоны бывшего руководства базы я поддерживал обеими руками: посторонним так близко от моего жилища, делать нечего.

Теперь же Домик стал проблемой. Для девятиметрового двухтонного кроко, наша 'Ямаха' цель небольшая, он и больших белых акул, сопоставимых с собой по массе, ухитрялся промышлять. Атаковать же нас он будет в любом случае, даже если сыт и дремлет сейчас где‑нибудь в тихой заводи. Это вам не привыкшая к, шастающим мимо моторкам, зашуганная крокодилья мелочь пятисотлетней давности. Тут расклады иные. Охрана такой ценной промысловой территории, как богатый рыбой эстуарий пресноводного ручья, для доминирующего здесь кроко — чуть больше, чем весь смысл его долгой жизни и, кроме небольшого гарема из пяти — шести самок, посторонние сюда не допускаются. Особенно такие подозрительные, как этот, рычащий от страха, малорослый конкурент.

Шансы избежать нежелательной встречи, невелики — ширина Вейделя при низкой воде, даже в устье не превышает сорок метров, а звук от двигателя нашего байка, страж реки услышал уже давно. Главное увидеть его до начала атаки, иначе все может закончиться очень грустно. Хорошо, что глубина реки небольшая, с оппонента сталось бы атаковать нас снизу.

Как только кроны густого тикового леса сомкнулись над нашими головами, я снизил скорость до минимума, не хватало еще напороться на топляк и оказаться в воде неподалеку от злого Домика. Оп — па, а вот и он. Замечательно, камень с плеч долой! Спасибо электролокации и мелкой воде. Неподвижные рептилии вообще слабо отображаются с помощью моей способности, даже такие большие, а уж если они полностью погружены в воду… но, когда знаешь, что искать…

Я, в принципе, ожидал, что до подъема воды, старый кроко, как и полагается заслуженному ночному хищнику, будет наслаждаться солнечными ваннами на мелководье, но мало ли. Вовремя обнаружить такого хищника нелегко… очень уж он хорошо маскируется.

Хвост рептилии шевельнулся, значит Домик уже начал прицеливаться для рывка. Расстояние между нами метров пятнадцать, и, если он не атакует в ближайшие двадцать секунд, оно начнет увеличиваться. Матерый кроко, может конечно, напасть и сзади, но вряд ли, поленится он за нами гнаться. Ага, потихоньку двинулся наперерез. Хорошо, пассажир еще ни о чем не догадывается.

— Ир, закрой пожалуйста глаза и держись за меня покрепче! — еще до выхода в море я предупредил, что слушаться она меня должна беспрекословно, но все равно, зараза, переспросила, не выдержала — Зачем? — Я сдержался от ругательства и медленно повторил, — Пожалуйста, закрой глаза, подними ноги на сиденье и крепко держись за меня! — Наверное мой изменившийся голос прозвучал достаточно угрожающе, потому что она ойкнула и обхватила меня не только руками, но и ногами. Вот и хорошо, лишь бы Хинату не придавила. — Дзи, не пугай меня так бо… — в этот момент Доминатор бросился вперед, почти полностью выпрыгнув из воды.

Гидробайк не подвел и, мгновенно среагировав на вывернутый до упора селектор газа, бросился вперед, выводя нас из‑под удара. В ту же секунду я вывернул руль вправо и с правой же руки ударил ослепительно белым воздушным разрядом в пролетающую рядом тушу. Не знаю, сколько там получилось киловольт, но вложился от души. Грохнуло так, что с деревьев листья посыпались. Можно было и не бросать руль, ударить прямо из ауры, но сзади пассажиры, а электричество, дело, как я уже говорил, такое… непредсказуемое, особой точностью не отличается, так, что лучше уж ручками, как и ожидается от суровых литературных волшебников.

Молния вышла просто на загляденье, спецэффекты получились всяко не хуже, чем в Голливуде. Жаль, что у нас тут не кино и, помимо изумительной, по своей красоте, вспышки и, просто замечательного, по акустическому воздействию на зрителя, грома, мощный электрический разряд сопровождается и другими явлениями, пусть не столь красочными, но не менее разрушительными.

Когда нас догнала волна от рухнувшего в воду Доминатора, двигатель уже благополучно заглох, наглядно продемонстрировав полную беспомощность гражданской техники даже перед слабым электромагнитным импульсом. Приехали. Если электроника байка сгорела, то мы в полной ж… в очень сложном положении. Возможно настолько сложном, что придется оставить Ирину здесь и передвигаться в сторону базы, в стиле Тарзана, по деревьям. Дорог тут нет и никогда не было. А впереди ночь, и если я еще смогу, в случае удачи, запустить законсервированный регенератор и поместить туда ребенка, то Кономия — старшая, в одиночку, да на ночном болоте… Мда. Удача понадобиться неслабая. Ч — черт!!! Опять не додумал, недоучел. Стратег, блин, доморощенный. Впору, по римскому обычаю, собственного хулителя заводить, чтобы постоянно напоминал о моей, скажем так, недалекости, и вовремя опускал на землю.

Представил себе картину, проезжающего по местному болоту римского триумфатора, под фанфары, на золотой колеснице и в сопровождении идущих по горло в грязной воде легионеров. Мда… Маразм крепчает. Ладно, надо что‑то делать, а то услышав мое нервное хихиканье, попутчица решит, что у посланника ее драгоценной богини мозги окончательно перекосило.

Осторожно расплетя цепкие захваты, с помощью которых эта поклонница лисьей богини, крепилась к моей спине, я слез в воду. Прилив еще не набрал силу и, глубина была мне, примерно, по я… Хм… в общем, в случае справления малой нужды, для того, чтобы добиться мелодичного журчания, мне пришлось бы подыматься на цыпочки. Если, конечно, эта стерва перестанет принимать на сиденье хитрые позы и сядет, наконец нормально! Иначе… журчать будет и на самом пике прилива.

Кономия с ужасом уставилась на неподвижную тушу поверженного колосса, к которой нас прибило медленное течение Вейделя. Что‑то смотрит она как‑то не так, и слезы… Только этого еще не хватало! Я без церемоний притянул ее голову поближе, посмотрел. Точно, зрачки в точку. Говорил же глаза закрой, от такой вспышки и сетчатка могла пострадать. Вот же морока на мою голову.

Но, как оказалось, были проблемы и похуже: от сопровождающего разряд грома, очнулась девочка, глядя на мать, мутным, ничего не понимающим взглядом… а значит времени у нас немного: как только ее организм выйдет из медикаментозного оцепенения, счет пойдет буквально на минуты.

Ладно, Домик, прости, некогда мне твоей шкурой заниматься, раньше, чем через пару дней я к тебе не вернусь. Хотя… сейчас, когда крокодил находился в воде всего лишь наполовину, электролокация четко показывала, что огонек жизни в огромном теле еще не погас. Может еще очухается. Крокодилы они живучие.

— Ч — ч‑то это было? — пока я влажным тампоном протирал ей глаза, к попутчице, вернулся дар речи. — Я пожал плечами, — Морской крокодил. Не видно разве? — Глаза Ирины округлились… (вот, это уже хорошо, значит, сетчатка не пострадала, всего лишь зайчика от вспышки поймала, само пройдет) — Это, крокодил? — я оглянулся, Доминатор никуда не делся, — А кто еще? Не страус же. Старый просто. Ленивый.

Пока пассажирка приходила в себя, занялся байком. На поворот ключа аппарат ожидаемо не отреагировал. Ладно, попробуем мыслить логически: я, конечно, не великий спец, но по идее, в первую очередь должны гореть предохранители… где они тут находятся… это кто ж их сюда засунул?.. хотя понятно, вокруг вода все‑таки… Дальний свет нам сейчас и нафиг не нужен, переставляем вместо сгоревшего…

Когда двигатель заработал, я недоуменно посмотрел на свои руки. Мда… Вот уж не думал, что обладаю подобными талантами. Это из серии 'мастерство не пропьешь?' или 'шевелись, придурок, пока еще время есть?'. Скорее второе, поэтому рассуждать и гордится собой будем потом.