Был поздний вечер. Тихое небо мерцало яркими звездами. Павлик стоял у борта, размышляя, кому же доверить зловещую тайну. Из-за надстройки вышел радист и весело сказал, хлопнув мальчугана по спине:

— Итак, вторник канул в прошлое! Пора на боковую, в дрейф ложиться! А то среда обещает быть хлопотливой. Пошли в кубрик, малец!

Павлик спустился в кормовой кубрик, где он теперь ночевал: после истории с деньгами рыбаки забрали его из каюты кэп-брига. Но ему было не до сна. На ком же остановить свой выбор? Мыркину, например, вполне можно довериться, да только он большой насмешник и балагур. Если ничего не подтвердится, будет подтрунивать. «Ну и пусть! — решил Павлик. — Радист лежит как раз на нижней койке и, кажется, не спит».

Мыркин и в самом деле не спал. Он прислушивался к беспокойной возне мальчугана.

— Сон не берет, малец? — шепотом спросил радист, приподнимаясь на локте и заглядывая наверх. — Ты, часом, не приболел, хлопче?

— Страшно мне, дядя Юра! — ответил Павлик. — Как подумаю, так волосы на голове шевелятся, будто водоросли… А вдруг кого-нибудь пристрелят или… или ножом пырнут?

— Э, да ты и на самом деле с температуркой! — насторожился Мыркин — Ну-ка, лезь ко мне. Давай, давай, со мной спокойнее будет…

Павлик мигом скатился с верхней койки. Он припал к уху радиста и зашептал, торопясь и глотая целые слова. Выслушав его горячую речь, Мыркин спросил, сомневаясь:

— Что ты говоришь? Сам все слышал? А может…

— Не может! Не может! Не во сне, а наяву все было, теперь я в этом уверен. Честное-пречестное!

— И письмо ты уже отправил?

— Отправил.

— Ай-яй-яй! Нехорошо сделал. Так не годится, малец.

— Почему?

— Поспешил. Ясное дело, поспешил. Чекисты — народ занятой, по пустякам беспокоить их не следует. Лучше уж сообщил бы в милицию, у тех все же работа спокойней…

— Разве это пустяки — шпионов задержать? Чекисты на то и поставлены, чтобы диверсантов ловить.

— Ай-яй-яй! — снова клацнул языком Мыркин. — Надо было прежде с нами побеседовать, посоветоваться. Горячку ты, братец, упорол. И какую горячку!

Павлик пожалел, что посвятил в тайну радиста. Во рту у него стало горько, на душе — еще горше. Он всхлипнул и обиженно засопел.

— Ну, уж это ни к чему! А еще собрался диверсантов ловить! — упрекнул радист.

— Обидно… Вы же не хотите верить…

Мыркин помолчал, поглаживая мальчугана по жаркой щеке. Он и в самом деле не знал, верить или не верить Павлику. Снял с гвоздя у изголовья наручные часы со светящимся циферблатом.

— Половина третьего. Отдыхать надо, Павлуша. Завтра будет день, завтра все и обмозгуем.

В это время на палубе слабо тявкнул Малек, послышались чьи-то шаги. Ночь, тишина, неожиданный разговор с Павликом, настроили Мыркина на тревожный лад. Чем черт не шутит? Дело, конечно, не в диверсантах, до этого не дойдет, но от Браги с Глыбиным, как видно, любой гадости можно ожидать — показали себя во всей красе. Что шептались той ночью (если только Павлику это не приснилось) кэп-бриг и боцман, в этом радист не сомневался… Стой-ка, а ведь нынче на вахте опять Брага! Что это он повадился, бессонница что ли мучает?

Распалившись такими мыслями, радист уже не мог улежать на месте. Он тихонько сполз с койки, шепнул Павлику: «Спи, я сейчас», — и осторожно выбрался на палубу.

Павлик немедленно последовал за ним. Радист только пальцем погрозил: им уже овладел азарт ожидания необыкновенных событий.

Вместе они бесшумно скользнули на спардек. Их учуял Малек. Щенок обрадованно тявкнул, выскочил из-под спасательной шлюпки и помчался на корму сейнера. В эту минуту на палубе появился Брага. Малек запрыгал около него, скуля. Боцман ругнулся, ухватил Малька за косматую гривку, шлепнул ладонью по мордочке и швырнул в «два нуля». Прикрыв дверь, внимательно прислушался.

Из каюты вышел Глыбин. «А этому чего не спится?» — удивился Мыркин.

— Что за шумиха была? — спросил кэп-бриг у боцмана.

Брага объяснил.

— Щенок не стал бы зря у трапа скулить, — сказал наставительно Глыбин. — Спардек хорошенько осмотрел? Наверх залезал?

— Залезал, — соврал боцман.

Глыбин закурил. В наступившей тишине было слышно, как скулит Малек да шаркают по палубе ноги боцмана.

— Может, часть товара сюда перенесем? — заговорил Брага. — Быстрей управимся… — Павлик потянул Мыркина за руку: тот стиснул его колено.

— Стану я за них жилы надрывать! — проворчал в ответ Глыбин. — Пусть сами вытаскивают. Ты лучше кубрики прикрой, уже время. Давай!

Брага ушел на бак. И тут в стороне открытого моря мелькнула крохотная искорка. Огонек вспыхнул трижды и больше не появлялся.

— Видали, дядя Юра? Видали? — зашипел Павлик, всем телом вдавливаясь в теплый бок радиста. — Это он, «черный парус», наверно! «Манечка»!

— Он не он, судить еще рано, — ответил едва слышно Мыркин.

Брага прикрыл дверь носового кубрика, посеменил на корму; тоненько скрипнула дверь кормового кубрика.

— Уже начало четвертого, — сказал боцман, — Почему же сигнала нету?

— Был сигнал. Только вторично не мигают…

И вслед за словами кэп-брига снова, уже немного ближе, три раза вспыхнул и погас огонек.

— Отвечай! — глухо приказал боцману Глыбин, швыряя за борт горящий окурок.

Павлика начало трясти. Мыркин предостерегающе шепнул:

— Тсс!..

Павлик услыхал шелест воды и тихие ритмичные шлепки весел. Скоро из потемок вынырнул черный силуэт шаланды с голым столбиком мачты. Павлика затрясло сильнее. Мыркин положил на его спину ладонь.

Шаланда привалила к борту «Альбатроса» мягко; неощутимо. Видно, ею управляли умелые руки. В ту же секунду рядом с Глыбиным очутился ночной гость. Он был в плаще с капюшоном, широкоплечий, коренастый, почти квадратной голове плотно сидела клетчатая кепка с длинным козырьком. На широком лице крючковатый нос. «Коршун»! — вздрогнул Павлик:

— Мы прибыли в срок, — сказал Коршун, подходя к Браге. — У вас порядочек?

— Все в полном ажуре! — весели ответил боцман.

Коршун обернулся и сказал кому-то на шаланде:

— Давай тару!

Глыбин что-то шепнул Браге, и тот посеменил к каюте. Боцман вернулся с двумя тюками.

— Сколько тянут? — спросил Коршун.

— По десять кило каждый, — ответил Глыбин.

— Что-то больно легок, — заметил Коршун, пробуя один тюк на вес. Потом добавил покровительственно: — Ладно, верю на совесть. А где основной товар?

— В трюме, — угодливо проговорил Брага.

Коршун махнул рукой тому, кто оставался в шаланде:

— Экспедитор, валяй сюда!

Дважды Лев подал с шаланды два вместительных рюкзака из парусины, две огромных плетеных кошелки, потом перемахнул через борт сам.

— Что это за тара? — недовольно произнес Глыбин. — Надо корзинами, быстрей управимся. — Кто с нами? — спросил он у Коршуна.

— Экспедитор.

— Пошли, — сказал Глыбин дважды Льву и шагнул в проход. Экспедитор двинулся следом. Брага замыкал шествие.

Коршун положил на планшир оба тюка, перелез на шаланду и снял их. «Трусливый, подальше от опасности прячется», — подумал Павлик. Он, почти не дыша, тесно прижавшись к Мыркину, смотрел на то, что происходило внизу.

Брага и Экспедитор спустились в трюм; Глыбин остался на палубе. Кэп-бриг положил на место створки трюмной крышки, натянул сверху брезент, погасил якорный огонь. Крадучись, прошел на корму. Здесь постоял как бы в раздумье. Потом клацнул выключателем на стене надстройки. «Альбатрос» погрузился в сумрак.

— Излишняя светомаскировка, — сказал Коршун. — Пограничники могут заподозрить неладное.

Глыбин не ответил. На шаланде блеснул огонек спички. Глыбин подскочил к борту, испуганно зашипел. Огонек папиросы тусклым метеором прочертил темноту и упал в воду.

— Долго что-то, — ворчливо раздалось с шаланды.

— Ваш небось и тянет! — огрызнулся Глыбин. — Наверняка каждую штучку обнюхивает…

— Вы тоже не из добрячков! — заметил Коршун.

Павлик услыхал легкий дробный стук в крышку трюма. Мыркин сразу насторожился, напружинил мускулы рук и ног, словно приготовился к прыжку.

— Вам задарма достается, — продолжал Коршун. — А нам еще по базарам шататься. А времена теперь какие, сам знаешь…

— Тихо! — зашипел Глыбин, услыхавший условный сигнал из трюма. Он поспешил туда. Наклонился над крышкой, спросил: «Годится?» — и принялся торопливо стаскивать брезент.

Кто-то засветил внизу карманный фонарик. В светлом квадрате трюмной горловины кэп-бриг казался гигантским фантастическим жуком… Ему подали корзину, наполненную серебристыми слитками скумбрии. Глыбин отволок ее к борту и передал на шаланду. Потом передал вторую, а пустую вернул в трюм. Так повторилось несколько раз.

— Все! — наконец глухо раздалось из трюма.

— Фонарь погасите! — приказал кэп-бриг. — Теперь не нужен.

Последним из трюма вылез Экспедитор. Появление дважды Льва будто подбросило Мыркина. Радист вскочил на ноги. «Вот, значит, какие делишки творятся!» — выкрикнул он и побежал к трапу. На палубе замерли от неожиданности, а когда опомнились, Мыркин уже гулко шагал по проходу.

— Стол, воры! — Радист преградил дорогу боцману, который шел впереди, согнувшись под тяжестью рюкзака.

«Что будет? Что будет? Дядя Юра один, а их четверо…» — Павлик, сам не зная для чего, начал медленно выпрямляться во весь рост. Рука его потянулась к темному цилиндру прожектора, ища выключатель.

Брага стоял перед радистом, опустив ношу к ногам. Остальные встревоженно шушукались за спиной боцмана.

— Воры несчастные! — между тем говорил Мыркин высоким голосом. — Не вышел ваш номер! Снимай поклажу!

Отстранив боцмана, вперед выступил Глыбин.

— Не шуми, Мыркин! — промолвил он незнакомым сиплым голосом. — Не горячись, Юра! Мы с тобой столкуемся, Юрчик. — Он протянул ладонь.

Мыркин отступил на шаг.

— Ну-у не-ет! Меня не купишь. Снимай поклажу, говорю!

— Полный пай отвалим, — обещал Глыбин. — Без всякого обмана. Ты же знаешь, что я своим словам хозяин. Не шуми, прошу тебя. Не надо… Да зам-молчи, говорю!..

Мыркин шагнул к кубрику, чтобы закричать, позвать товарищей. Глыбин прыгнул на него, пытаясь зажать ему рот ладонью. Послышалась возня, натужный хрип.

Павлик совсем растерялся и точно проглотил язык.

Радист стонал, задыхался. А Глыбин все уговаривал его. Экспедитор, прихватив кошелки, попятился назад. Обогнув трюмную горловину, он ринулся в противоположный проход.

Будто какая-то пружина лопнула в груди у Павлика.

— На помощь! На помощь! — завопил он не своим голосом, а сам присел, опасаясь, как бы его не подстрелили. Экспедитор достиг борта, у которого ошвартовалась шаланда, побросал в нее кошелки и спрыгнул сам.

— Стой! Стой! Куда вы?! Куда же вы! — заревел Глыбин, стараясь стряхнуть с ноги вцепившегося в него Мыркина.

— Паша! Пашок! Хлопцев буди! Жи-и… — взметнулся голос радиста и вдруг захлебнулся.

У Павлика волосы на голове стали дыбом. «Убили!» Под руку ему попалось пожарное ведро, и он изо всех сил принялись колотить им по спардеку. Потом вспомнил о прожекторе и метнулся к нему.

В этот миг от кормы «Альбатроса» пружинисто отпрянула шаланда, на которой тут же зарокотал моторчик.

Глыбин и Брага, брошенные сообщниками, растерянно заметались по сейнеру. Мыркин темным пятном лежал около радиорубки и не шевелился. Первым опомнился Глыбин. Кэп-бриг плашмя шлепнулся в воду и поплыл прочь от «Альбатроса» Брага в горячке просеменил к носовому кубрику, снова очутился в проходе, сопя, как загнанная лошадь. Боцман хотел перепрыгнуть через радиста, но упал: Павлик увидел руку радиста, протянутую к боцманской ноге…

Все это длилось несколько секунд. Павлик, наконец, нащупал выключатель, не на корпусе прожектора, где искал, а на дощечке, приделанной к поручням. Рыбаки появились на палубе вместе с вспышкой света, ударившей со спардека.

Павлик направил луч прожектора туда, где ругался и скрипел зубами Брага. Боцман полз к радисту, который лежал на палубе с неестественно подвернутой левой рукой.

— Убьет! Убьет! — опять завопил Павлик.

Лобогрей с хрустом заломил боцманскую руку за спину. Брага взвыл. На подмогу Лобогрею подскочили Печерица и Чернобров.

Возле радиста засуетились Митрофан Ильич и Иван Иванович. Старый рыбак встревоженно причитал, ощупывая шею, плечи, грудь Мыркина.

Павлик стоял на спардеке, словно замороженный. Вдруг его внимание привлек отдаленный рокот моторчика. Мальчуган очнулся от оцепенения и бросил взгляд в ту сторону: «Ушли!.. Удрали!..»

И вспомнил о Глыбине: он прыгнул с левого борта и поплыл не к косе, а в противоположную сторону, к дальнему берегу. К тому самому берегу, где несколько дней назад среди пыльной зелени небольшой рощицы Павлик заметил полосатый шлагбаум и часового в зеленой фуражке.

«Нужно сообщить пограничникам», — еще не додумав это, Павлик бросился со спардека вниз головой. Вынырнув, он принялся изо всех сил работать руками и ногами, держа направление на береговые огни. Сквозь всплески услышал тревожный возглас Печерицы.

— Еще один удирает! Держи!

— Стой! Стой! — наперебой закричали рыбаки.

Павлик хотел откликнуться, чтобы его узнали, но передумал: ведь где-то здесь плывет и Глыбин… Он начал загребать руками еще проворнее. Луч судового прожектора скользнул по смолисто-черной поверхности залива, метнулся вправо и задрожал на зыби, наткнувшись на голову Павлика.

— Он еще недалеко! — кричали на сейнере. — Скорей! Скорей!

— Две пары весел берите! — Этот голос принадлежал Митрофану Ильичу.

Через несколько минут Павлика нагнали шлюпкой. Теперь он подал голос, боясь, как бы его в сердцах не прихлопнули веслом. Лобогрей и Гундера, тяжело дыша, подхватили Павлика под мышки и втащили в шлюпку. Гундера пустился журить его за то, что он заставил их гоняться за собой по ночному морю. А Лобогрей внимательно выслушал сбивчивый рассказ Павлика и спросил:

— Так, говоришь, он от косы подался? Ты хорошо видел?

— Глыбин с левого борта прыгнул и начал забирать в сторону от косы. Я сразу догадался, что он следы путает.

— В таком случае мы его опередим. — Лобогрей обратился к Гундере: — Включай тягу на полную мощность! Через полчасика на песочек ступим!

Павлик сел напротив Лобогрея, ухватился за вальки весел, помогая грести. Шлюпка заскользила по воде быстро, рывками. Встречный ветерок упругой струей упирался в голую спину, неприятно холодя тело.

Шлюпка двигалась параллельно косе. Огни сейнера быстро удалялись.

Вскоре поравнялись с владениями Потапыча.

— Зря стараемся, — сказал Гундера. — Глыбин не дурак, чтобы одолевать залив вплавь. Он на косу выскочил, не иначе.

И словно в подтверждение его слов на косе вдруг раздались встревоженные выкрики:

— Эй, ты куда? Куда? Не лезь, а то всыплю! — Голос принадлежал Потапычу. — Ложись! Ложись, говорю!

Павлик прислушался, ожидая выстрела. Однако Потапыч почему-то медлил. «Ведь Глыбин прикончит его…» — ужаснулся мальчуган.

— Там Глыбин! Глыбин там! — теребил он Лобогрея.

Рыбак направил баркас к берегу.

— Не причаливай! Назад! Назад!

Сторожа нигде не было видно, но голос шел откуда-то с земли.

Павлик заметил Потапыча метрах в двадцати от того места, куда причалил баркас. Старик лежал за бугром, выставив ствол ружья. Павлику стало жаль сторожа: «Как он переживает, бедненький! Думает, что мы воришки…»

— Дедушка! Дедушка! — позвал он старика. — Не бойтесь, мы с сейнера, рыбаки!

— Чего? — удивленно и в то же время обрадованно спросил Потапыч.

— Мы с сейнера! — повторил Павлик. — Я тот мальчик… Помните?

Потапыч, узнав его, привстал на одно колено.

— Это ты, рыбачок? — Старик взял ружье в правую руку и начал осторожно приближаться к баркасу. — И что за побегушки в ночную пору? — ворчливо говорил он.

— Преступника ловим! — выпалил Павлик.

— Преступника?! — переспросил сторож. — У-лю-лю!

Вблизи Павлик увидел, что у Потапыча не ружье, а обыкновенная палка. «Солью всыплю», — вспомнил он слова старика. — Хорошо, что Глыбин стороной пробежал. А то под горячую руку…»

Лобогрей спросил у Потапыча, куда скрылся беглец.

— На ту сторону подался. — Потапыч махнул палкой поперек косы. — Летел, как ошпаренный. Напролом. Чуть меня не опрокинул. А в честь чего вы за ним гоняетесь?

— Набедокурил, — ответил Лобогрей.

— Преступник! — опять выпалил Павлик.

— Ну ладно, — сказал рыбак сторожу. — Извините, надо спешить.

Лобогрей уперся лопастью весла в дно и с силой оттолкнул шлюпку от берега. Снова налегли на весла. Сейнер остался далеко позади, его огоньки были чуть заметны. Лобогрей пристально всматривался в темный берег, выбирая место для высадки.

— Ага, нашел! — воскликнул он. Притабанивая левым веслом, рыбак сильно загребал правым. То же самое делал и Гундера.

Шлюпка ткнулась носом в берег метрах в двух от кромки воды. Едва Лобогрей и Павлик успели спрыгнуть с нее, как из-под крутого обрыва, нависшего козырьком над самой водой, раздалась властная команда:

— Руки вверх! Ни с места!

Это было так неожиданно, что рыбак и мальчуган попятились на зад.

— Ни шагу! Руки вверх!

От черной стены обрыва в упор ударил острый, слепящий луч электрического фонаря. Павлик съежился под этим лучом.

— Выходи по-одному! — строго приказал тот же голос.

Лобогрей пожал плечами и захлюпал к берегу, держа руки над головой. Павлик поплелся за ним. Иван Иванович, недовольно сопя, шел третьим.

Павлик догадался, что они наткнулись на пограничный наряд, и обрадовался. Сейчас пограничники узнают обо всем случившемся и отправятся вместе с ними на поиски Глыбина.

— Дяденька, мы свои! — выкрикнул он взволнованно. — Мы сами преследуем…

— Не разговаривать! — оборвал его другой голос, справа. — Выше руки!

В ту же секунду сзади раздался гулкий хлопок выстрела, и в небо взметнулась зеленая ракета, озарив трепетным светом весь берег.

«На заставу сигналят», — догадался Павлик. Он представил, как там сейчас засуетились пограничники, поднятые по тревоге. Ему стало не по себе. Не такую встречу рисовал он в своем воображении, когда кидался со спардека в море. Ведь если даже ночные гости оказались просто ворами и спекулянтами, а не диверсантами, все равно это — враги, их нельзя щадить. И Павлик думал: встретят его с распростертыми объятиями, похвалят за проявленное мужество и находчивость. А что вышло? Ведут под дулами автоматов, как вражеского лазутчика. Сколько пропадет драгоценного времени! Пока будут разбираться, что к чему, Глыбин доберется до берега, «черный парус» нырнет в какой-нибудь глухой заливчик, а тогда ищи ветра в поле…

— Дяденька! Ведь бандиты удерут! — опять подал он голос, замедляя шаг.

— Прекратить разговоры! Вперед! — прозвучало неумолимо.

Их передали другим пограничникам, прибежавшим на сигнал. И снова в чуткой тишине монотонный хруст песка под ногами…

«Удерет Глыбин, — думал Павлик. — Конечно, удерет…»