Павлика обнаружили глубокой ночью. Он пролежал на картошке все бока, к тому же в открытом море было прохладно; влажные струи воздуха били откуда-то из-под брезента прямо в темя. Сонный Павлик начал ворочаться, шарить возле себя, ища, чем бы накрыться. Эту возню услышал щенок, дремавший под килем шлюпки. Песик сперва чутко повел ушами, потом зарычал и, наконец, пугливо отпрянув к надстройке, разразился тревожным лаем. Вахтенный прикрикнул на него из окна штурвальной рубки, но щенок, приняв это за одобрение, залился еще пуще.
Павлик очнулся, дернулся и уперся головой в тугой тент. Он не сразу сообразил, что происходит. Мальчуган выставил из-под брезента голову. С надстройки, мутно блестевшей окнами рулевой рубки, падал на палубу зеленый свет. Щенок злым клубочком катался у противоположного борта, безудержно звеня.
Голову Павлика заметил вахтенный. Бросив штурвал, он куда-то побежал. Вскоре перед шлюпкой выросла темная фигура, как показалось Павлику, огромного человека. С крыши надстройки ударил слепящий луч прожектора. Павлик прищурился.
— Это что еще за новость? — загудел густым басом человек. — Ты чей? Откуда взялся?
Павлик потупился и молчал. «Сейчас позовут дядю Егора», — думал он, поглядывая в проход между бортом и надстройкой, откуда, по его предположению, должен был появиться капитан сейнера.
— Ну, чего молчишь? — наседал великан. — Как ты попал в шлюпку?
Павлик пошевельнул непослушным языком:
— По-позовите… дя-дядю… Е-егора…
— Какого такого дядю Егора?
— Кра… Кра… Кра…
— Ты что, заика? Что за дядя Егор, спрашиваю? — Великан протянул руку к Павликову плечу. — А ну, пошли!
Он привел мальчугана в каюту с левой стороны надстройки, толкнул на винтовой стул и прихлопнул дверь. Сам стал напротив, громадный, неуклюжий, как медведь.
Лицо у великана было квадратное, крепкое, короткие волосы торчали смолистым ежиком. Великан был в трусах и майке, руки и ноги его бугрились мускулами.
— Как ты попал на сейнер? А? Как ты очутился в шлюпке? А? — сыпал он вопрос за вопросом, все больше раздражаясь.
В каюту кто-то заглянул. Павлик увидел молодое лицо с тонкими черными бровями. Рыбак мельком оглядел его, подмигнул и обратился к великану:
— Алло, Глыбин! Подмени меня на минутку.
— Некогда, — сердито отмахнулся Глыбин. — К боцману ступай! — И он перед самым носом рыбака захлопнул дверь.
Во время этого разговора Павлик украдкой осмотрелся. На столике в углу каюты в квадратном ящичке он увидел барабан, оклеенный розоватой, испещренной линиями и цифрами бумагой. Внутри него тикал часовой механизм. По барабану ползла тонкая стальная стрелка с чернильным желобком на конце, вычерчивая на бумаге жирную ломаную линию. Сверху, на крышке ящика, сверкала медная планка с крупной надписью: «Барограф».
«Морской барометр», — догадался Павлик.
— Значит, будем в молчанку играть? — спросил Глыбин. Он отошел к противоположной стенке, пододвинул ногой складной табурет и сел. Павлик опасливо покосился на него и снова робко попросил:
— Позовите капитана…
— Капитана? — переспросил Глыбин. — Зачем он тебе понадобился?
Павлик выпрямился и произнес горделиво:
— Это мой дядя!
— Дядя?! — изумился Глыбин. — Хм. До сих пор не знал, что у меня племянники имеются.
Что же это такое?! Дядя Егор говорил, что работает капитаном… даже не капитанам, а капитаном-бригадиром на «Альбатросе», а оказывается… Павлику стало не по себе. Неужели он угодил на другой сейнер?
Глыбин смотрел на мальчугана с интересом.
— Так, говоришь, твой дядя капитан?
— Да.
— Какого же катера?
— «Альбатроса». Егор Иванович Крабов.
— A-а, вон оно что! — захохотал Глыбин. — Значит, ты хотел с ним в прятки поиграть? В честь чего?
— Он обещал меня на путину взять, а сам обманул. Я тоже хотел его обмануть.
— Ишь ты! — только и произнес Глыбин.
Павлик рассказал, как все получилось. Ошибиться сейнером он не мог, потому что название «Альбатрос» видел собственными глазами и на носовой части судна, и на спасательной шлюпке. А может, в рыбколхозе два «Альбатроса»?
— Нет, угодил ты по адресу, — сказал Глыбин, выслушав Павлика. Он медленно встал, сокрушенно вздохнул: — Что же мне с тобой делать? Ведь хватятся тебя…
— Отведите к дяде Егору, — подсказал Павлик.
— На берег, что ли? — криво усмехнулся Глыбин. — Он в Парусном остался, твой родич.
Павлик опешил.
— Остался? Почему? Вы шутите, может быть?
Лицо у Глыбина снова стало недовольным.
— Я тебе не клоун, чтобы шутки шутить! — сердито сказал он. Шагнул к легкой белой шторе, свисавшей от потолка до пола, и отдернул ее в сторону. За шторой оказались две койки — одна над другой.
— Ложись, спи. Вон тряпка, протри ноги и лезь наверх. Только живо, живо! — приказал он. — Мне отдыхать надо.
Но Павлик не унимался.
— Почему дядя на берегу остался? Ну, скажите, что вам стоит? — не отставал он.
Глыбин озлобился.
— Потом узнаешь. Некогда мне с тобой разговоры разговаривать. Лезь на место! Ну, кому говорю?
Он протянул руку к стене и клацнул выключателем. В каюте стало темно.