Как и все юноши из благородных семейств, Гилберт с особым трепетом ожидал самого важного дня в своей жизни — дня, когда он будет посвящен в рыцари. Но в отличие от большинства юношей, в его сердце не было места тщеславной гордыне и радостному предвкушению праздника. Он не мечтал о том, сколько свершит подвигов, какие чудеса ловкости проявит на турнире, как своей исключительной доблестью завоюет расположение прекрасной дамы. В отличие от прочих сверстников, он не был склонен преувеличивать свою физическую силу и мастерство мечника, скорее напротив. В отличие от них, он был чернокнижником. И накануне перед посвящением его ждало испытание куда более болезненное и сложное, чем турнир.

В ночь накануне посвящения состоялось богослужение в главном соборе столицы. Под огромным куполом собралось множество людей: члены знатных семейств, придворные вельможи, достопочтенные горожане. Их сыновья готовились завтра присягнуть на верность королю и получить из рук государя меч в знак вступления в новую жизнь. Чета Эбер занимала особое, почетное место. Изабелла с гордостью взирала на юношей, преклонивших колено перед алтарем, ведь среди них был и ее сын. В отличие от прочих матерей, ее глаза оставались сухи. А вот маршал едва сдерживал чувства, уже ясно видя, как завтра официально представит своего наследника королю — на виду у всей столицы.

Кроме Гилберта, к торжественному посвящению готовились еще одиннадцать достойных юношей. Большинство из них были на несколько лет младше графа, но выглядели более мужественно из-за привычки к тяжелым физическим упражнениям. Некоторые недавно вернулись вместе с отцами из военного похода, где сопровождали маршала Эбера и на равных со старшими бились в сражениях. Но также здесь были и сыновья простолюдинов, разбогатевших торговлей или возглавивших ремесленные цеха или гильдии. Ибо, как гласил закон, рыцарем мог стать каждый, у кого есть конь, оружие и смелость. Первое им купили родители. А вот найдется ли отвага — покажет завтрашний день.

При мысли о турнире у Гилберта вновь учащенно забилось сердце. Он клял себя презренным трусом, но не мог спокойно думать о завтрашнем дне. Ничего от этого представления, кроме унижения и позора, он не ждал.

Однако до завтрашнего дня нужно было еще дожить. Как ни громко это звучит, но торжественная служба в храме могла обернуться для него смертью. Пропитывавшая чернокнижника энергия темных материй от звуков церковных песнопений буквально вибрировала болью — и ему стоило огромных усилий не выдать себя ни дрожью, ни стоном.

Если бы церемонией руководил придворный епископ, хорошо знакомый графу добродушный толстячок, в карманах которого всегда находились сладости для детей и милостыня для бедняков, — возможно, Гилберту было бы не так невыносимо терпеть эту пытку. Но службу вел какой-то аббат, по просьбе матери специально приехавший черт знает откуда. Предписанная поза не позволяла будущим рыцарям поднимать склоненных голов на протяжении всей церемонии, и Гилберт не мог толком его разглядеть. Но ему уже до тошноты стал противен голос этого священника, третий час занудно призывающий божественную благодать на благородных юношей, на клинки их добрых мечей и на всех людей, собравшихся в храме.

Пытка усугублялась тем, что аббат постоянно останавливался напротив Гилберта, явно выделяя его среди прочих соискателей рыцарского звания, особо одаривая благословениями. Это внимание, которое должно было доставить удовольствие герцогине, причиняло Гилберту невыносимые страдания. Он не сразу понял, что аббат Хорник не просто вторит хору, а негромко читает специальную очистительную молитву, основанную на древнейшем заклятии изгнания злых духов. Гилберт стиснул зубы, на лбу выступили капельки пота, в глазах мутилось. Иризар всё-таки оказался прав, предупредив, что такое может случиться...

Гилберт почувствовал, что начинает задыхаться. Жар от множества свечей, дыхание собравшихся сожгли воздух.

В толпе стали возмущенно перешептываться. Похоже, молитва аббата коснулась не только чернокнижника, но и обычных колдунов и ведьм. Некоторые из присутствующих, не выдерживая боли, сжимающей голову стальным обручем, поспешили к выходу.

Церковь издавна относилась к колдовскому братству с подозрением и неприязнью — иной раз и с откровенной враждой. Однако народ недолюбливал монахов, а Гильдия пока что была куда влиятельней только начинающей входить в силу церкви. К тому же придворный епископ, равно как и государь, не являлся сторонником крайних взглядов и считал чародеев и ведьм такими же людьми, как прочие — и потому никогда не допускал подобных молитв в богослужениях. А вот аббат Хорник, видимо, оказался ярым гонителем богопротивного ремесла.

Гилберт покосился на мать — герцогиня незаметно стащила с пальца перстень, с помощью которого обыкновенно вызывала к себе сына. На пальце осталась алая полоска ожога. Учитывая, что она тоже была мастерицей на счет проклятий, порчи, сглаза и ядов, можно представить, как трудно ей было сохранить на губах эту ясную, благожелательную улыбку. Наверняка уже пожалела о своей затее, заручиться поддержкой церковников можно было бы и просто с помощью денег, без этого чудовищного представления... Пальцы дрогнули — заговоренный камень среагировал на очередную фразу в песнопениях, — перстень выскользнул, упал под ноги. На безмятежной маске герцогини мелькнуло-таки раздражение: нагнуться, чтобы отыскать пропажу, сейчас было совершенно невозможно! Тень усмешки тронула уголки губ графа. Хоть бы навсегда пропал чертов перстень, это избавило бы его наконец от жалкой участи щенка на привязи... Кстати, хорошо, что Иризар подсказал оставить все амулеты, прежде чем явиться в собор. Без них граф чувствовал себя будто раздетым, но если бы не послушал своего демона, сейчас не скрипел бы зубами, а выл в голос, как бесноватый. Вместо защиты от внешнего зла усиленные ритуалом службы амулеты прожгли бы дыры в его собственной шкуре.

Граф опустил голову, закрыл глаза. Голоса хора, священников и прислужников слились в единый рев, перерастающий в низкий, какой-то металлический гул с привкусом ржавчины на языке. Кровь толчками пульсировала в жилах в такт речи аббата, разливаясь под кожей расплавленным железом. Только бы не закричать, не завопить, не сорваться и не разнести здесь всё к дьяволу, чтобы купол рухнул и камнями придавило этого проклятого аббата и всех с ним заодно! Гилберт задержал дыхание, заставил разум отгородиться от жгучей боли, от происходящего вокруг, как от смутного ночного кошмара...

Стоявший по правую руку от него крепкий рослый парень побледнел и, испустив сдавленный стон, повалился без сознания. По толпе пронесся вздох негодования. Прислужник поспешил помочь оробевшему от неожиданности родителю вынести несчастного на свежий воздух. Вероятно, парню не повезло иметь скрытый колдовской дар, и это сейчас обернулось против него.

Аббат же и не подумал остановить службу, довел церемонию до конца — ведь он служил не для толпы, не в угоду кому-то, но ревностно прославляя божественный дух. Однако Гилберт был более чем уверен: то злобное нетерпимое божество, которому поклонялся этот аббат, не имело ничего общего со Светлыми Небесами...

На алтаре горели свечи и поблескивали выложенные в строгий ряд клинки — тщательную полировку пока что не нарушила ни единая царапина, замысловатую шнуровку на рукоятях не истерли ладони, не запачкала кровь...

Когда служба наконец-то закончилась и храм опустел, погрузившись в благословенную тишину и полумрак, будущие рыцари остались в одиночестве. Их заперли — согласно традиции, дабы ночь перед посвящением провели в молитвах и благочестивых размышлениях.

Однако кто будет соблюдать тоскливые предписания, если за тобой не следят? Юноши разумеется не стали лицемерить друг перед другом и изображать благочестие. Тем более в действительности никто не собирался коротать ночь в холоде и посте — как и было условлено заранее, вскоре к ним явилось избавление в лице доверенных служанок маршала: тихо скрипнули петли, слабо засветился ночной синевой проем малой двери, врезанной в угол огромных врат.

— Мальчики? — кокетливо позвал нежный девичий голосок. — Господа завтрашние рыцари-и-и?

Как считал маршал, будущие рыцари — это ведь не монахи, негоже им ночевать на холодном полу, маясь от голода и скуки, если можно провести остаток ночи в куда лучших удобствах и с удовольствиями, приличествующими настоящим мужчинам.

Разумеется, юноши не противились воле военачальника — и в сопровождении игриво настроенных девиц отправились в кабак веселиться.

Одна из служанок сунулась было в двери — но заметив Гилберта, смерившего ее хмурым взглядом, пробормотала извинения и сбежала. Ясно — герцогиня велела найти потерянный перстень. Но девица смешалась и решила отложить поручение до утра...

— А ты почему остался?

Гилберт вздрогнул и резко развернулся — он вовсе не ожидал, что случайно заденет плечом демона, возникшего позади него из кромешного мрака.

— Разве ты не хочешь провести эту ночь в веселой компании, с кружкой вина и с красоткой на коленях? Привыкай к такому времяпрепровождению, ты же станешь завтра рыцарем!

— Отстань, — устало отмахнулся Гилберт.

— Понятно. Тебе сейчас не до красоток? И без вина голова трещит и руки трясутся? — участливо осведомился Иризар. — Хорник на этот счет мастер, устроить обряд изгнания для него сущее удовольствие! Я слышал, один твой товарищ оказался слабаком — позорнейше упал в обморок посреди церемонии? Даже представить страшно, какие муки пришлось вытерпеть тебе!

— Убирайся, ты мне надоел. И вообще, как ты проник сюда? Демону не место в храме.

— Равно как и некроманту. Я всего лишь верный слуга своего господина.

— Иди к черту.

— Что ж, не смею мешать твоему отдыху и благочестивым размышлениям!

Отвесив шутовской поклон, Иризар направился было к дверям, но на полпути кое о чем вспомнил, развернулся на каблуках. Размотал с запястья цепочку, на которой кроме причудливых подвесок были нанизаны перстни с мрачно поблескивающими каменьями, протянул графу.

— Если ты собрался ночевать в одиночестве, забери обратно, — предложил он. — Мало ли какие призраки захотят заглянуть к тебе на огонек.

— Какие могут быть призраки в храме? — неуверенно переспросил Гилберт, потянулся взять... Но стоило лишь прикоснуться, как от кончиков пальцев через всё тело пробила такая молния боли, что даже в глазах потемнело. Он отдернул руку. Похоже, песнопения этого проклятого аббата всё еще действуют. И судя по скользнувшей усмешке, Иризар предполагал подобную возможность.

— Считаешь, они мне помогут? — ядовито спросил граф, срывая злость. — Если какой-нибудь мстительный дух окажется настолько силен, что сможет прорваться в храм, то неужели его остановят эти безделушки!

Иризар ничего не ответил. Бережно спрятал заговоренные драгоценности за пазуху — ведь среди них был и перстень его воплощения. Поклонившись — то ли шутя, то ли всерьез, — удалился под стук собственных шагов, раскатистое эхо умножило отзвуки под высокими сводами. Свечи на алтаре мигнули от ворвавшегося в дверь ветра.

Гилберт вздохнул, потер горящие от ожога пальцы.

Кстати, о перстнях. Забрав с алтаря свечу и свой меч, граф направился к тому месту, откуда за торжественным богослужением наблюдала чета Эбер.

Долго искать не пришлось. В щели между плитами пола блеснул камень, отразив гранями тусклый огонек. Гилберт решил не испытывать удачу — не стал брать перстень в руки, осторожно поддел на кончик клинка. Поднял повыше, чтобы рассмотреть ненавистное украшение. Пусть утром служанка обыскивает весь храм, хоть в святилище залезет. Бедняжке конечно влетит от госпожи за неисполненный приказ. Но герцогиня не получит обратно свой перстенек. Довольно, наигралась.

В красноватом полумраке оконные ниши казались чернеющими длинными шрамами между ребер массивных стен. Не здание, а утроба огромного чудовища. Истинное величие храма невозможно было осознать днем, при свете, в присутствии толпы горожан. Только ночь, спрятав пышные росписи и яркую отделку, в полной мере могла показать подавляющий размер, по сравнению с которым человек чувствовал себя ничтожным насекомым.

В окна не пробивалось ни одного городского огонька, на неровных цветных стеклышках плясали искаженные отражения от алтарных свечей. Розетки роскошных витражей в острых вершинах стрельчатых проемов вовсе казалась металлической паутиной, наложенной на чернильную темноту. Сыроватая, пахнущая воском тишина не пропускала звуков внешнего мира...

Гилберт выбрал одну из оконных ниш, откуда свободно просматривалось всё пространство. Бросил на широкую лавку подоконника плащ, сел, прислонившись спиной к простенку, вытянул ноги, не смущаясь грязью с сапог испачкать девственно-белый мрамор. Рядом прилепил свечной огарок. Капающий воск вскоре подобрался лужицей к одежде — наплевать.

Он с презрительным интересом разглядывал, как изящно перстенек крутится на кончике клинка, от малейшего осторожного движения с противным тонким скрипом металла о металл елозит по кромке лезвия. Кажется, в эти минуты в перстне сосредоточилось всё, что так бесило графа в собственной матери... Нет, хватит пустых мыслей, он должен прекратить думать о обо всём этом. О герцогине, которая нацелена лишь на месть и жаждет только власти. О собственной его ничтожности, слабости и никчемности. О предстоящем турнире... Ему нужно лишь несколько часов тишины, чтобы хоть сколько-нибудь восстановить силы, так необходимые для завтрашнего дня.

Свечи на алтаре мигнули и погасли.

— Разве я не просил оставить меня в покое? — произнес Гилберт, уверенный, что это вернулся демон.

Но свечи потухли не из-за сквозняка — двери храма были по-прежнему закрыты. В тишине не было слышно ни чьих-нибудь шагов, ни дыхания. Ни знакомого, ставшего привычным, тихого ядовитого смеха.

Гилберт поднялся, напряженно прислушиваясь. Перехватил удобнее рукоять меча, вслепую выставив перед собой клинок — позабыв о перстне, который сорвался и со звоном укатился куда-то во тьму. По спине пробежал озноб, сердце заныло от тоскливого ожидания. Хотелось спрятаться, забиться в угол, стать невидимым, слиться с окружающей тьмой... Гилберт встряхнулся, отгоняя наваждение — это ощущение ему уже знакомо! Не зря Иризар помянул призраков.

Неясный, едва уловимый человеческим зрением свет... Вернее сказать — тень света разлилась в воздухе, выползала понизу клочьями тумана, клубящимися без ветра.

— Опять ты! — прошипел Гилберт.

Завитки приподнимались от пола, свивались в вихрь, в высоту человеческого роста. Дымное колышущееся веретено медленно поплыло в сторону графа.

Нельзя позволить призраку приблизиться. Гилберт знал, на этот раз у него нет ни одного шанса выжить. Без защитных амулетов, без сил сопротивляться, без возможности призвать помощь — ведь Иризар не услышит сейчас его приказ, без перстня и сквозь непроницаемые стены храма. Если призрак вновь попытается завладеть его телом — на этот раз Гилберт погибнет.

Струящиеся ленты тумана потянулись к нему, точно распахнутые в призывных объятиях руки. Сознавая, что его действия бесполезны, Гилберт рубанул по ним клинком — меч рассек пустой воздух. Но полосы тумана мгновенно съежились, болезненно отдернулись. Гилберт направил лезвие вперед — и с удивлением увидел, как призрак поджимает свои бесформенные, невесомые покровы, явно стараясь избежать прикосновения лезвия. Неужели из-за того, что меч освящен? Неужели не напрасно он вытерпел сегодня все эти благословения?.. Гилберт с шумом втянул воздух — и решительно обрушил на призрака град беспорядочных ударов, вместе с самыми действенными заклятиями против мертвых духов и ночной нежити.

Отсеченные клочки завитками сизого дыма взвивались вверх и таяли в темноте. И призрак как будто уменьшался — однако он не пытался уйти, словно его неудержимо манило нечто, что было сильнее, чем ранения от благословленного оружия и заклинаний.

Шаг за шагом Гилберт оттеснил призрака ближе к алтарю. Не прекращая наносить рубящие удары, подхватил в левую руку второй меч. Хоть тот и оказался тяжелее привычного кинжала, держать круговую оборону с парой клинков было гораздо удобнее.

Однако пелена тумана постепенно теряла проницаемость, становясь вязкой. Сперва лезвие будто сквозь воду проходило, но очень скоро клинки стали встречать ощутимое сопротивление, врубаясь точно в живое мягкое тесто — и застревая там. Теперь графу приходилось расходовать силы не столько на удары, сколько на то, чтобы выдернуть клинки назад, непомерно тяжелые от налипшего на лезвия нечто. Был ли смысл в этих ударах? Это уже мало походило на поединок. Это было бы странно и нелепо — если бы не было настолько страшно и смертельно опасно.

Гилберт уже выдыхался, мышцы сводило от напряжения. А перед глазами всё мерцал клубящийся живой сгусток полупрозрачного вязкого тумана... И в очередной раз граф не сумел выдернуть плотно застрявший в этом клубке меч. Он рвал изо всех сил, но клинок крепко заклинило. Висевший же в воздухе призрак от его усилий даже с места не сдвинулся.

Краем глаза заметив движение сбоку, Гилберт обернулся — и отрубил тянущиеся к нему сзади ленты тумана прежде, чем вообще успел понять, что перед ним такое. Оставив застрявшее оружие, отскочил назад к алтарю, подхватил другую пару мечей — и вонзил в сгусток сразу два клинка. Потом еще два, и еще. Перехватив рукоять своего меча обеими руками, граф собрался — и одним, последним ударом, вложив всю ярость, разрубил призрака надвое.

Со звоном мечи упали на каменный пол. Стерев пот со лба, Гилберт смотрел, как оставшиеся от призрака клочья тумана медленно растаяли в темноте. Неужели ему удалось? Получилось победить? Он жадно глотал воздух, пытаясь отдышаться.

И вдруг ощутил, как в груди сворачивается плотный горячий комок. Горло сжалось болезненной судорогой, он силился вдохнуть, но что-то внутри него не позволяло, распирая легкие...

Призрак всё-таки обыграл его? Позволил изрубить себя на куски — и, растворившись в темном воздухе, вдох за вдохом проникал в противника... Гилберт сражался до изнеможения, не замечая, что с каждым мгновением всё глубже и глубже увязает в заготовленной ловушке. И лучшего момента для нападения было не выбрать.

Гилберт бился и рвался — но не мог пошевелить и пальцем. Овладевший им дух разлился по венам, подчинив своей воле каждый мускул, каждый нерв его тела. Кожу и внутренности как будто пронзали тысячи тысяч тупых игл. Гилберт закричал бы от нестерпимой боли, если б ему позволили.

Но еще больше, чем боль и ставшее чужим собственное тело, его ужасала пустая чернота, распахнувшаяся перед ним. Чернота стремительно засасывала его сознание. Оттуда, он знал, он не сумеет найти выход. Оттуда возврата не существовало.

— Ах да, Берт, забыл тебе сказать... Что?! — перешагнув порог, Иризар замер в дверном проеме. Но лишь на миг.

Он подбежал к бьющемуся в конвульсиях хозяину. Но резко остановился, шагнул назад. Обнажил свой меч.

— Иризар... — прохрипел Гилберт. Но голос его пресекся. И зазвучал вдруг совсем по-иному:

— Иризар? Ты и вправду собираешься убить своего господина?

Тело перестали сотрясать судороги. Некромант, двигаясь явно с трудом, медленно поднялся, выпрямился. С подобием улыбки посмотрел в глаза демона.

— Кто ты такой, призрак? — прорычал Иризар, направив в лицо острие меча.

— Ты сам сказал — я всего лишь призрак.

— Что тебе нужно? — продолжал допытываться демон.

— Когда-то у меня было живое тело, — мечтательно произнес призрак устами своей жертвы. — И я хочу получить новое. Но долго ты собираешься тянуть время, задавая пустые вопросы? Кажется, ты собирался отнять у меня этого мальчишку?

Некромант, нагнувшись, поднял один из освященных мечей, разбросанных по полу храма. Переложил оружие из руки в руку, заново познавая ощущение прикосновений. С интересом взглянул на покрасневшую от ожога ладонь.

— Не мешкай, нападай! — бросил он демону. — Из-за меня твоему господину очень больно держать этот меч.

Иризар сделал несколько выпадов — но ведь не мог же он всерьез сражаться! Понимая это, призрак быстро перешел к нападению, нисколько не заботясь о безопасности захваченного тела. Под бешеным натиском, при нечеловеческой скорости движений, демон только и успевал парировать и уклоняться. Но не оставил попыток нащупать брешь в самом существе противника.

— Мальчишка тоже думал избавиться от меня с помощью заклинаний. Заклинаний, которым у меня же и научился! — хохотнул призрак. — Ты сильный демон. Но с мертвым некромантом, познавшим саму суть смерти, даже тебе не справиться.

— Я еще только начал, — возразил Иризар. Кажется, удалось зацепиться. Нужно еще немного отвлечь наглого мертвеца и действовать осторожно, чтобы тот ничего не почуял...

— Аккуратно! Не вышиби ненароком дух из хозяина! — со смешком двусмысленно предупредил призрак.

— Постараюсь, — бросил демон.

Иризар обошел его обманным выпадом, выбил из рук меч — и сжал в объятиях, похожих на тиски. На мгновение противники замерли лицом к лицу, Иризар чувствовал кожей бешеный стук его сердца.

— Ты уже забыл меня, Иризар? — с неожиданной грустью прошептал призрак.

Но демон не слушал — прошептав заклятье, он отшвырнул некроманта от себя и, с разворота, ударил клинком плашмя в грудь. Вскрикнув, Гилберт отлетел назад, врезался в колонну. Призрак же, захваченный в ловушку волей демона, словно не почувствовав удара — остался на месте мерцающим силуэтом, сотканным из переплетения тончайших жилок, повторяющих рисунок кровеносной сети. Но обратный замах меча в короткий миг смял этот узор, рассеча надвое по поясу, смешал в дымные завитки.

Туманным облаком призрак ринулся вперед:

"Скоро мы встретимся вновь, Иризар!.."

Демон ощутил, как мерцание прохладной волной пронеслось сквозь него, вдохнув в сознание эту мысль. И оставив на лице леденящий след короткого поцелуя.

— Исвирт?.. — узнал он, обернувшись в смятении.

Но тьма за спиной уже опустела...

Однако тратить время на сомнения было непозволительно. Демон поспешил к пытающемуся подняться господину.

— Спасибо, что вернулся, — с трудом, едва слышно выдохнул Гилберт. Сбежавшая изо рта струйка крови окрасила губы, он закашлялся. — Кажется, ты сломал мне ребра...

— А ты меня всего изрезал, так что мы квиты, — усмехнулся демон, поддерживая хозяина.

Гилберт скользнул взглядом по бесчисленным кровоточащим ранам.

— Прости, — шепнул он.

Чернота вновь затопила его разум — но теперь он отдался ей без страха. Сквозь водоворот тьмы почувствовал, как земля резко ушла из-под ног. Но надежные руки не позволили упасть.

Рассеченный дугами сводов огромный купол всё еще хранил нежные серые сумерки. В ожерелье из узких окон просачивались косые стрелы мягкого света. Где-то за этими стенами, совсем близко, звенели птичьи голоса, и эта музыка жизни звучала куда слаще песнопений богослужения. В нижних огромных окнах светилось предрассветное небо — нежно-бирюзовое, с золотистой кромкой поднимающегося над городом утра. Яркие стеклышки в переплете играли причудливыми оттенками, а розетки витражей теперь оказались не паутиной, но действительно волшебными розами...

Очнувшись, Гилберт сразу осознал, что боль ушла. Лишь легкое оцепенение сковывало тело, покалывало кожу. Подняв глаза, он с удивлением увидел Иризара. Тот сидел, прислонившись спиной и затылком к стене, плечом к переплету окна. Гилберту была видна шея и потемневший от щетины подбородок — на коже краснели свежие рубцы. Одежду тоже покрывали бесчисленные разрезы, на рукавах расплылись успевшие побуреть пятна. Гилберт чуть повернул голову, огляделся: они всё еще в храме, в нише оконного проема. Его голова покоится на коленях Иризара, а теплая рука демона просунута в расстегнутый ворот под одежду, лежит у него на груди...

Почувствовав движение, Иризар наклонил голову, внимательно посмотрел на хозяина сверху вниз. Отнял руку — скользнув, ладонь на миг задержалась на шее, будто что-то проверяя. Гилберт с недоумением ощутил, как под пальцем бьется тонкая жилка, выдавая размеренные удары сердца. Так странно... Натянув перчатки, демон ворчливо произнес, отвечая на вопросительный взгляд:

— Ты прав, у тебя было сломано ребро.

— Было? — непонятливо переспросил Гилберт.

Иризар промолчал. Не хотелось пускаться в долгие объяснения, почему не мог позволить ему умереть. Он сам нанес своему господину удар, от которого сломались ребра, порвались внутренности, и осколок кости пробил легкое. Не было времени раздумывать, как поступать и что следует или не следует делать — Гилберт захлебывался в собственной крови.

— Но твои раны? — заметил граф. — Они до сих пор не исчезли...

— Я тебе не ведьма всё-таки, — отмахнулся Иризар. — Демоны умеют убивать, врачевать же не наше дело.

Никакие лекари, ни одно ведьминское зелье не помогли бы. Спасти умирающего хозяина можно было единственным способом. Наплевать на собственные раны — пусть кровь текла, ему все силы нужны были до последней крупицы — не для себя. Свои раны он излечит позже... Войти в умирающее тело, к тому же изрядно истерзанное вторжением призрака, для демона было проще простого. Но рядом в этот раз не было ни Дакса, ни Дэв-хана. Не было никого, кто смог бы помешать ему, одернул бы вовремя, если бы жажда захлестнула его разум — и он захотел бы большего. Не сумел бы побороть свою сущность — подавить безотчетное желание остаться, полностью занять тело, поглотив душу и разум хозяина. И в то же время не разорвать связь, не потерять свое собственное...

Иризар отвел взгляд, повернулся к оконному переплету. Этой ночью они оба потратили слишком много сил.

Гилберт поднес к глазам руки — кожа на ладонях и пальцах была красноватой. Он вспомнил, как жгла его рукоять меча — освященное оружие противилось духу, овладевшему им.

— Мне казалось, я больше никогда не смогу взять в руки меч, — признался он.

— Возьмешь. Ты же не хочешь пропустить свой первый турнир.

Иризар распутал на своем запястье цепочку, снял с нее оставленные на хранение амулеты. Возможно, если бы этой ночью они были у графа... Впрочем, это конечно глупости, Исвирт лишь посмеялась бы на любые амулеты. Они задержали бы ее не более, чем на пару минут. Правда, тогда этих минут оказалось бы достаточно... Вздохнув, демон взял руку хозяина и принялся не особенно аккуратно нанизывать перстни на пальцы.

— Будь он проклят, этот турнир! — с глухим отчаяньем ответил Гилберт. — Я трус! Я никчемный глупец... Посмотри, какой из меня рыцарь? Я ни на что не годен.

— Поплачь, Берта, поплачь, — погладил его по голове демон. — Девчонкам вроде тебя слезы к лицу.

— Неужели ты не понимаешь?! Меня убьют на этом чертовом турнире. Я это знаю. У меня нет шанса. Всех этих парней готовили с колыбели, они бывали в сражениях, они знают, что такое война. А я? Отец даже не захотел взять меня с собой оруженосцем.

— Можно подумать, ты и бабочку не придавил за свою жизнь, — хмыкнул демон. Действительно, забавно. Он выжил после встречи с Исвирт — а теперь вот переживает из-за такой малости. Турнир? По сравнению с битвами чернокнижников — это просто детские забавы. Как он этого не понимает? Мальчишка...

— Да, я убивал. Но ты же сам говорил, что я не смогу использовать свою силу в поединке. Иначе меня ждет позорная казнь. Поэтому я боюсь... Боюсь оказаться слишком слабым. Но еще больше боюсь забыться и вспылить, выдать себя... предать всех... Это будет конец всему.

— Ты действительно глуп, — вынужден был признать Иризар. — Ты забываешь, что твоя матушка уже всё приготовила и со всеми договорилась. Страшась ее гнева, никто на ристалище не посмеет тебя и пальцем тронуть. Ну, может быть, зуб сломают или синяк подставят — ради соблюдения традиций. Но ты же нареченный жених принцессы — и хочешь или нет, ты станешь рыцарем, пусть даже против своей воли.

— Против воли меня сделали некромантом. Против воли сделают рыцарем. Против воли — стану королем... — пробормотал Гилберт. — Хотя, какой из меня некромант? Я даже с призраком справиться не сумел.

Иризар пристально посмотрел ему в глаза:

— Ты не знаешь, что за призрак это был.

— Нет, он забыл мне представиться, прежде чем принялся выворачивать душу наизнанку! — буркнул граф.

Иризар отвернулся, взглянул вверх. Золотисто-розовые лучи восходящего солнца, пока еще невидного снизу, уже протянулись от горизонта и коснулись высокого купола храма. Пронзив верхний ряд окон, празднично яркие от витражей, лучи разошлись веером, разноцветными пятнами окрасили своды. Отразившись от позолоты отделки и противоположных стекол, изломанными нитями, словно полет мотылька, заметались под куполом, наполнив храм светом и сиянием.

— Скоро за тобой придут, — напомнил Иризар.

Помрачнев, Гилберт едва подумал о припозднившихся товарищах — как послышался шум шаркающих ног, дверь со стуком распахнулась, и в храм ввалилась веселая компания будущих рыцарей.

— Удачного дня! — коротко бросил Иризар.

И исчез — столь внезапно, что Гилберт, потеряв опору, стукнулся затылком о мраморный подоконник.

— Гад, — ругнулся он беззлобно.

Вскоре за будущими рыцарями прибыл почетный эскорт королевской стражи — во главе с епископом. Добрейшему священнику сам король поручил сопроводить молодых людей к месту празднеств. Эта важная миссия должна была утешить епископа после огорчения из-за отобранной аббатом Хорником чести провести ночную службу.

Снисходительный епископ старательно сделал вид, будто не заметил распахнутой настежь малой двери в воротах храма. Зато поистине отвел душу, когда по дороге до турнирного городка читал будущим рыцарям прочувствованные, хотя и довольно сумбурные наставления на тему моральных обязательств и добродетелей, приличествующих рыцарскому званию.

Ежегодный королевский турнир раскинул свои пестрые, окрашенные в яркие геральдические цвета шатры недалеко от стен столицы, на лугах и пастбищах, покрытых ковром сочной изумрудной травы. Умытое ночным дождем солнце только начало подъем по незабудковой небесной тверди, а уж вокруг ристалища и шатров вовсю бурлила деятельная жизнь.

Ристалище для проведения поединков представляло собой длинную прямоугольную площадку, достаточно просторную для конных выездов, отгороженную крепким забором. На ограде уже начали появляться большие щиты и вымпелы с гербами приехавших потешиться ратной забавой рыцарей. С двух сторон, напротив друг друга, над засыпанной песком ареной возвышались длинные ряды трибун для зрителей. Отдельно был поставлен высокий ступенчатый помост для королевской ложи. С противоположной стороны от ложи располагался въезд на ристалище, ворота украшали флаги королевства на высоких древках, узкие полотнища трепал свежий весенний ветер.

Строители торопливо стучали молотками, как водится, в последнюю минуту доделывая лавки для зрителей, тянущиеся рядами на нижнем ярусе трибун, лесенкой расположенные друг над другом. В то же время на двух верхних ярусах, нависающих широкими балконами над местами для простого люда, служанки уже развешивали на перилах вышитые стяги своих господ, расстилали ковры, расставляли стулья и табуреты, раскладывали подушки.

Вокруг ограды, не боясь попасть под тяжелые копыта, ремесленники разложили на траве свои нехитрые изделия. Торговцы громко зазывали покупателей к кибиткам с товарами. Между шатрами устроились лоточники, бродили коробейники. Покрытые шрамами вольные наемники приглядывали для себя новых хозяев, карманники ощупывали крестьян, заглядевшихся на уличных танцовщиц. Воры бессовестно срезали кошельки с поясов неосторожных дам и девиц, или даже снимали вместе с поясами. Слуги у входов в шатры и палатки чистили парадное платье хозяев, вытащенное из дорожных сундуков. Булочник с окраины столицы привез на ослике корзины с горячими хлебами. Рядом оруженосец чесал жесткой щеткой боевого коня. Вокруг стоял оживленный шум, смех, гомон, выкрики. Пахло влажной землей, медовыми пряниками, конским навозом, мужским потом, женскими духами. Богато одетые и оборванцы, горожане и селяне, сановники и шлюхи, монахи и воры — все сословия и ранги смешались в ярмарочную толпу, радостно предвкушая дневное зрелище и ночное веселье.

Будущих рыцарей препроводили в отдельный шатер, где они могли немного отдохнуть от ночного бдения, облачиться в турнирные доспехи. Гилберта же встретили посланцы герцогини. Сама Изабелла Эбер вместе со своей свитой, включая двух демонов, с нетерпением поджидала у отдельного шатра, приготовленного специально для графа.

— Мой сын! Моё дитя! — воскликнула она, нисколько не стесняясь посторонних. И Гилберту не удалось уклониться от объятий. — Я знаю, ты покажешь себя, ты будешь лучше всех!

И еще раз прижав сына к груди, обдав душным запахом благовоний, щедро источаемым платьем и волосами, прибавила шепотом:

— Прибыл маркиз Ромф. Он согласен, он вызовет тебя на первый поединок. Ты его знаешь, он бывал у меня недавно.

— Этот дряхлый старик?! — изумился Гилберт.

— Не смей так говорить. Маркиз родовит и богат. К тому же, он знал твоего деда. Первый поединок — пустая традиция. Дружеским вызовом маркиз оказывает тебе большую честь, признает равным себе! Как знатнейший из участников, он будет первым выбирать себе соперника, поэтому никто другой тебя вызвать не успеет. Но не вздумай вышибить его из седла! — добавила она полушутя. — Я договорилась о двух ударах копьем вскользь. Не забудь!

Гилберт со вздохом кивнул. Всё шло так, как и говорил Иризар. Впрочем, он и не ждал иного...

К изрядному облегчению, герцогиня не стала задерживаться, ограничась этими наставлениями. Отправилась дальше плести сети придворных интриг. Сыну же настоятельно посоветовала отдохнуть перед испытаниями, возможно, плотный завтрак исправит его жалкий бледный вид.

В шатре и правда ждал роскошно накрытый стол. Граф не сумел заставить себя притронуться к еде, зато изысканным яствам отдали должное демоны. Дакс и Дэв-хан не последовали за госпожой, предпочтя общество графа. Оба пребывали в отличнейшем расположении духа.

— Кстати, а где Иризар? — спросил Гилберт, при взгляде на уплетающих демонов с трудом подавляя дурноту. Сейчас зелья Иризара, опостылевшие за зиму, ему очень пригодились бы. — Почему он не с вами?

— Уполз зализывать раны, — заявил Дакс. — Сто лет не видал его таким побитым! Клянется, будто это ты, Берт, так его отделал! Правда, нет?

Гилберт в задумчивости кивнул. Демоны многозначительно переглянулись между собой.

— Бурная ж у вас ноченька выдалась в храме! — хмыкнул Дакс. Но приставать с расспросами не решился. Вместо того завел разговор о турнире.

— Да разве это турнир? — рассуждал он с миной знатока. — Отгородили флажками загончик для детишек, в игрушки поиграть — тупыми копьями да ненаточенными ножиками! Вот раньше было — то дело! Еще при прадедах нынешних рыцарей. Помнишь ли, Дэв-хан, какие игрища устраивались? Армия на армию шла! По сотне, а то и две сотни всадников с каждой стороны — съезжались в две линии на широком поле. Да сшибались все разом! Так, что только пыль столбом, грохот да треск на всю округу. Деревни под горячую руку начисто срывали. Там уж тебе приволье было! Никаких правил, никакого этикета, галантности, чтоб ее. Круши всех подряд направо и налево! Вбивай шлемы всмятку, как скорлупки! Чтобы потом кузнецам тоже забава была — стучать молотами по головам своих господ. То-то мы с тобой в те славные времена, помнишь ли, потешились? Даже, бывало, принцев в плен под выкуп брали. Не то что ныне тогда принцы были, с тогдашними принцами и подраться было не стыдно!

В отсутствии Иризара Дакс разглагольствовал безостановочно — о курьезах, которым лично стал свидетелем, о забавных происшествиях, случавшихся на прошлых турнирах. Обсуждал личности рыцарей, съехавшихся с разных концов королевства и даже из соседних земель, перечисляя их заслуги и родословные ничуть не хуже герольдов. И засунутая за щеку гусиная нога ему нисколько в том не мешала. Дэв-хан по обыкновению заинтересованно слушал, кивал. А если и выражал несогласие — всё равно молча.

Детально обсудили достоинства и недостатки привезенных на выступление коней и доспехов — и то, и другое оруженосцы тщательно подготавливали у всех на виду, щеголяя богатством своих господ. Далее, под сладости с медово-ягодной наливкой, демоны перешли к неисчерпаемой теме разнообразных увечий, которые получали участники турниров. Дакс с удовольствием принялся перечислять виденные им сломанные носы и челюсти, выколотые глаза, отсеченные конечности, раздробленные суставы и кости — и прочее, по сравнению с чем смерть в бою покажется сущей наградой.

Гилберт более не мог этого выносить, к горлу вновь поступила дурнота. Он позвал слуг и приказал одеваться. Сколь ни противен был ему вид сверкающих золотой насечкой новеньких доспехов, но над полем уже прогремели фанфары герольдов, возвещающие о начале состязания между лучниками королевства. Как только награда найдет своего победителя, на ристалище должны будут выйти соискатели рыцарского звания, дабы показать свои достоинства и умения.

Со вздохом Гилберт позволил прислуге облачить себя в исподнюю куртку из простеганного льна на шелковой подкладке. В специальные отверстия продели множество крепких шнуров: быстро сплетая их, паж и старик-слуга плотно обвили рукава, туго стянули торс, как корсетом. На локтях, в подмышках поверх льна были нашиты полосы кольчужного полотна. Узкие длинные штаны на коленях обмотали мягкой шерстяной тканью, чтобы не натерли наколенники. Щелкнув пружинным замочком, закрылись на ногах щитки, будто двойные раковины моллюска. На многочисленных ремешках, шнурах и застежках встали на место наколенники и набедренники. Кольчужное ожерелье, наручи, кираса... Слуги наконец отступили назад, и Гилберт проверил, хорошо ли всё прилажено. Доспехи хоть и были втрое тяжелее привычной короткой кольчуги, но движений не стесняли, как и положено.

Поверх лат он надел короткий плащ с гербами рода Эбер. К слову, у него имелся и личный герб — графства Ривэн, пожалованного во владение еще при рождении. Но герцогиня делала золотошвейкам заказ по собственному вкусу. Хорошо. Ему, собственно, было всё равно. Пусть и в этот раз все увидят, что граф всего лишь "маменькин сынок".

Пояс с драгоценными пряжками, дорогой кинжал... Перевязь для меча осталась лежать — ее он наденет позже. Остался лишь шлем.

— Ее высочество велели передать! — с низким поклоном протянул паж связанную заботливой рукой шапочку, под которую следовало убирать волосы под шлем. Гилберт помедлил, взглянув на чепец в руках слуги, более подходящий барышне, нежели рыцарю.

— Ее высочество герцогиня? — уточнил он.

Паж склонился еще ниже. Гилберт взял шлем и быстро вышел из шатра. Дэв-хан выхватил шапочку у сконфуженного парнишки, повертел в руках — и бросил приятелю, чтобы тот тоже полюбовался. Загоготав, демоны поспешили за господином.

В предвкушении поединков, пусть по большему счету вполне дружественных, публикой овладело возбуждение. Толпа гудела, то и дело вспыхивали перепалки, мгновенно переходящие в драки. Любой косой взгляд, любой случайный толчок плечом мог послужить искрой. Причем многие нарочно вели себя вызывающе и грубо, горя желанием доказать отвагу — а на самом деле, разумеется, глупость — не меньшую, чем у благородных участников турнира.

Двое демонов как будто тоже поддались этому опьяняющему веселому поветрию удали. Дакс напролом пробирался сквозь толпу, готовый с превеликим удовольствием ввязаться в любую драку. Однако охотники помахать кулаками разом теряли запал — едва успевали разглядеть будущего противника, бормотали извинения и торопились смешаться с народом. Пусть во внешности демонов и не было ничего необычного, однако люди безотчетно предпочитали уступить им дорогу...

Солнце нещадно палило с высоты сапфирового купола. Гилберт чувствовал, как под доспехами струйки пота сбегают по коже.

Из-за не по-весеннему жаркой погоды знатные зрители не спешили занимать места на балконах — к вящей радости своей прислуги, свысока взирающей на давку внизу. Тем более вельможи не торопись, ведь королевский трон еще пустовал. В состязании лучников, где участниками были в основном люди низкого сословия, судьей был канцлер, а не его величество.

Самый меткий стрелок в королевстве должен был уже скоро определиться — на арене осталось лишь трое. Слуги суетливо забирали пробитые стрелами дощатые щиты с намалеванными оленями, подбирали подстреленных птиц.

Для последнего испытания канцлер стянул с пальца кольцо — и подкинул высоко в небо. В унисон прозвенели тетивы, ввысь взвились стрелы. Но лишь одна не скользнула вниз по дуге, миновав цель — лишь одна воткнулась в утоптанную землю, и блеснуло на дрожащем конце застрявшее в ярком оперении золото.

Народ одобрительно закричал, требуя признать победителя. А удачливый стрелок низко поклонился. Сорвал с головы войлочную шляпу — и по плечам рассыпались золотистые локоны.

— Девица!!.. — закричали в толпе. Впрочем, не слишком изумленно — маскарады на турнирах были не редкостью, особенно на лучных состязаниях.

Канцлер с важностью спустился из королевской ложи на поле вручить победительнице заслуженную награду...

Гилберт обернулся на грубый толчок — продирающийся вперед всадник бесцеремонно задел его коленом. Вспыхнув, граф обратил на остановившегося рядом наглеца возмущенный взгляд. Восседающий на боевом коне-великане рыцарь высокомерно повернул голову, их глаза встретились — и Гилберт уже готов был поклясться, толкнули его отнюдь не случайно! Смерив графа презрительным взглядом, даже не помыслив извиниться, всадник тронул поводья и неторопливо двинулся дальше.

— Вот подлец! — услышал за спиной Гилберт голос демона.

— Да... — протянул он.

Но обернувшись, понял, что Дакс вовсе не всадника имел в виду. Оказывается, в толчее нашелся удалец, не заробевший перед демоном — ловко срезав с пояса кошель, воришка дал дёру. Не желая расставаться с имуществом, Дакс однако не мог воспользоваться своей силой в толпе. Здесь могли бы оказаться чародеи, а их внимание демону было ни к чему. Изрыгая замысловатые проклятья, он ринулся вдогонку как простой человек.

Тронув за плечо, Дэв-хан указал графу на приближающегося пажа. Парнишка вел в поводу коня в полном боевом снаряжении. А на плече тащил, с трудом удерживая равновесие, огромное турнирное копье.

Гилберт со вздохом надел шлем. Пора было присоединиться к выехавшим на поле товарищам...

— Удачи, — произнес Дэв-хан, ловко подхватив графа и буквально подкинув его в седло.

Гилберт сам не понял, что шокировало его сильнее — непрошеная помощь, унизительная для рыцаря, будто он сам в седло вскочить не смог бы! Или неожиданно заговоривший демон... Но раздумывать было недосуг — паж вручил копье и, взяв коня под уздцы, повел к воротам ристалища.

Юные всадники, соискатели рыцарского звания, выстроились нестройным рядом перед королевской ложей, в которой по-прежнему не было короля. Ни один мускул не дрогнул на сосредоточенных лицах, пока они выслушивали очередную назидательную речь — на сей раз от господина канцлера. А из толпы зрителей доносились всевозможные насмешки касательно их зеленого вида, щуплого телосложения и немужественной внешности, что относительно большинства претендентов было явной неправдой.

— Ба! И тут девица! Девку в железки одели! — отчетливо прозвучало над полем.

Из многоголовой массы вылетел огрызок яблока — и шлепнулся ровнехонько о зеркально отполированный щиток на крупе коня. Благородное животное переступило с ноги на ногу, мотнув хвостом, с недоумением покосилось на гогочущие трибуны. Сжав побелевшие губы, Гилберт поднял глаза на увлекшегося суесловием канцлера. От его взгляда тот поперхнулся на полуслове и торопливо скомкал конец речи. Сделал знак герольдам и страже — и торжественные звуки горнов вновь заставили зрителей примолкнуть.

Испытания предлагались будущим рыцарям совершенно обычные. Слуги поспешно натянули вдоль поля, поделив площадку пополам, веревку, унизанную яркими треугольными флажками. Лоскуты ткани легкомысленно заполоскали волнами под весенним ветерком. Приволокли и вставили в заранее приготовленное отверстие столб с крутящимся вокруг оси поперечным брусом, на конце которого подвесили кольцо. В это кольцо предстояло попасть копьем, несясь на коне во весь опор. Принесли новые щиты для стрельбы из лука — любой рыцарь обязан быть и хорошим охотником. Установили столбы потолще — для метания малых копий и прочего оружия по выбору участников, вплоть до боевого топора...

Когда приготовления закончились, народ восторженно зашумел, приветствуя появление государя. Король наконец-то поднялся в ложу. Окинул внимательным взором поле и трибуны — и величественно опустился на трон, расправив отороченную мехом мантию. По случаю праздника Стефан сменил свой обычный золотой обруч на легендарную корону: изумруды в трилистниках зубцов сияли на солнце в тон радостной весенней зелени.

Кресло по правую руку от короля занял маршал Эбер, по левую — господин канцлер. Рядом с маршалом села герцогиня, чуть дальше — аббат Хорник. Рядом с канцлером были места принцессы и епископа.

Герольды разразились торжественным гимном.

— Ее высочество! Ты видел? Это она мне помахала! — заметив адресованный графу робкий жест, восторженно воскликнул один из будущих рыцарей, который раньше был пажом в свите принцессы. — Ох, я так волнуюсь! Наверняка ни разу не смогу попасть в это дурацкое кольцо! Вот будет позор!

Бывший паж напрасно переживал — волнение наоборот придало ему сил. Он поддел кольцо на наконечник копья с первой же попытки. Да и с остальными задачами справился блестяще. Чего нельзя сказать о прочих их товарищах. Бессонная ночь вкупе с обильными возлияниями сделала свое дело — оружие упрямо не слушалось рук, цели словно бы по волшебству избегали ударов.

На их фоне Гилберт выглядел куда лучше самых смелых своих ожиданий. Однако это его нисколько не радовало. Он поглядывал на оживленно переговаривающуюся с аббатом герцогиню с раздражением. Она предусмотрела всё наперед и вовсе не из доброты прислала ночью в храм своих служанок, рассчитывая именно на подобные результаты.

Настроение графа совершенно упало, когда он заметил, что отец покинул свое почетное место. Маршал наверняка недоволен и не желает быть свидетелем выступления бестолкового сына. В сердцах Гилберт сильней подстегнул коня — и на полном скаку выпустил в соломенное чучело пять стрел подряд, перебив узлы на связывающей бечевке. Золотистые стебли и труха рассыпались по земле, слуги поспешили за запасным чучелом...

Наконец, последнее испытание: поединок один на один.

Будущие рыцари спешились, расторопные оруженосцы поднесли мечи и небольшие щиты или кинжалы, смотря по предпочтениям каждого.

— Я боюсь, — всхлипнул, не сдержавшись, бывший паж, изо всех сил сжимая рукоять меча.

Надежные латы позволяли обойтись без щита, и в левую руку Гилберт взял длинный кинжал. После ночной схватки плечи немного болели, но в сердце кипела безотчетная злость — хныкать и бояться он точно не собирался. Как странно, — отметил, прислушавшись к себе граф, — столько времени ждал сегодняшнего дня, страшась одной мысли, что придется выступить на турнире. А в действительности всё обернулось бессмысленным фарсом...

Против юношей выступили рыцари в доспехах, выкрашенных в глухой черный цвет. Шлемы полностью закрывали лица, в узкие щели не было видно даже глаз. Бывший паж трусливо отступил назад, завидев направившегося к нему черного великана на две головы его выше и несоизмеримо мощнее, кровожадно выхватившего клинок.

Противник Гилберта тоже казался тяжелым и массивным, каждое его движение говорило о силе и опыте, полученном в многочисленных схватках. Под полным доспехом он, пожалуй, выглядел даже крупнее Иризара. Однако быстротой движений значительно уступал демону. Или это нарочно, такая уловка?..

Вокруг зазвенели клинки, слышались решительные крики, воинственные возгласы. Однако Гилберт не спешил нападать на своего загадочного противника. Изготовившись, словно кошка перед прыжком, обошел черного рыцаря кругом, тот тоже не спускал с него глаз и не опускал клинок. В отличие от прочих юношей, граф не торопился, не размахивал мечом в запальчивом порыве. Тренировки с Иризаром не прошли напрасно, научив осторожности.

Рыцарь решил начать первым, он сделал выпад — но Гилберт без труда предугадал движение и уклонился от удара. Рыцарь одобрительно крякнул. И продолжил атаку серией выпадов. Привыкший к молниеносным броскам демонов, Гилберт как будто даже с удивлением легко отразил один обманный прием, ловко увернулся от другого. И воспользовался следующим — обвел клинок клинком, заставив соперника вывернуть запястье. Слегка нажал — и охнув, рыцарь выронил оружие. В тот же миг, развернувшись, граф приставил под железную челюсть шлема хищно сверкнувший кинжал.

Рыцарь медленно поднял руки в беспомощном жесте, признав поражение. И гулко расхохотался. Смех прозвучал очень громко — лязг других клинков давно стих. Все прочие поединки получились еще более скоротечными. Даже зрители безмолвствовали, наблюдая за последней на поле сражавшейся парой.

Смешавшись, Гилберт опустил оружие. Что за шутки? Против них выставили сражаться старших родственников? Большинство черных рыцарей обнажили головы, взмокшие волосы прилипли ко лбам. С кем-то бился кузен, с кем-то дядя. С бывшим пажом сражался его собственный брат.

Граф вопросительно взглянул на своего соперника. Тот, добродушно посмеиваясь, отстегнул ремешки, стянул с головы шлем.

— Отец! — возмущенно выдохнул Гилберт, увидев раскрасневшееся, но до чрезвычайности довольное лицо маршала.

Узрев полководца, любимого героя, зрители на трибунах разразились восторженными криками, на поле полетели оборванные по лугам первоцветы.

Затрубили герольды, возвещая об окончании испытаний.

— Ночью ты чуть не зарезал меня. Теперь родного отца был готов убить, — ехидно заметил Иризар, облокотившись на завешенное стягами ограждение.

Гилберт обернулся в седле, взглянул на демона, но ничего не сказал.

Будущие рыцари выстроились возле въезда на поле, в ожидании своей очереди принести присягу на верность королю. Как и у остальных, коня графа держал под уздцы оруженосец, пышно разодетый парнишка, мечтающий стать рыцарем. Странно подумать — до сегодняшнего дня Гилберт и сам числился оруженосцем, а теперь почти рыцарь...

Церемония посвящения тянулась неторопливо, уже несколько часов. Будущие рыцари терпеливо страдали на солнцепеке под полным снаряжением, совершенно ясно понимая ощущения жарящегося на вертеле цыпленка. Бывший паж начал тихонько поскуливать под своим парадным плащом из черного бархата с песцовой подбивкой.

Гилберт стоял крайним в ряду — его черед последний, в знак особого королевского внимания... Он снял и отдал оруженосцу тяжелый шлем, но голова после перенесенного напряжения всё равно разболелась. Как и пересчитанные минувшей ночью ребра — остро заныли, точно вдруг вспомнив, как им досталось. Это ожидание оказалось куда худшим испытанием, чем все упражнения с оружием. Правда, не столь ужасным, если сравнивать со вчерашней службой в храме, но всё одно... Кажется, с тех пор, как его угораздило стать чернокнижником, Гилберт постоянно чувствовал себя больным и разбитым? Просто наказание Небес...

Только голос Иризара заставил вынырнуть из зыбкого марева усталости, клейкого и душного, словно в лихорадочном полусне. Гилберт слышал, как демон что-то говорил о поединке с черным рыцарем, высмеивал замеченные ошибки и оплошности, допущенные другими юношами. Спросил, не знает ли граф, куда подевался Дакс? Дэв-хан отправился его разыскивать, но вот уже что-то слишком долго не возвращается. Для таких любителей помахать клинками странно уйти с турнира, не насладившись зрелищем. Он обыскал весь ярмарочный городок, но так и не нашел ни того, ни другого.

— Ну да черт с ними! Не дети, не потеряются, — сказал демон, но в потемневших глазах ясно плескалось беспокойство. Резко сменил тему, взявшись расписывать, какого нашел ювелира-лотошника, ловкого пройдоху с поддельными амулетами за сумасшедшие цены...

Но черно-синие от затаенного волнения глаза сделались вмиг алыми, заполыхав кровавым пламенем, чуть пригашенным прищуром — когда демон, разглядывая королевскую ложу, заметил приземистую фигуру в парчовом священническом облачении. Верхняя губа в отвращении дернулась, точно у оскалившегося на врага волка. Но истинное чувство на лице отразилось лишь на мгновение — смертельная ненависть сменилась привычным насмешливым выражением.

Гилберт ничего этого не заметил. Он следил за церемонией. Под шум толпы, по ступеням широкой лестницы, покрытой ковром, спускающимся багровым языком от королевской ложи на арену, сошел новонареченный рыцарь. Последний на сегодня, если не считать самого графа.

Распорядитель турнира подал знак. Гилберт тронул поводья, конь рысцой пересек поле, оруженосец потрусил следом, чуть отстав.

Перед ложей граф спешился — здесь уже ждал отец, по-прежнему облаченный в черные доспехи. Похоже, привычному к военным походам маршалу нипочем была жара, хоть черные латы на солнце раскалились, как котел в очаге. Если бы сыну досталось от отца хоть часть такой выдержки... Под торжественные звуки горнов, с гордым видом маршал стал подниматься по лестнице. Гилберт последовал за ним, почтительно держась ступенью ниже.

Наверху встречал король, величественный в своем царственном облачении. Гилберт спрятал улыбку — редко когда ему доводилось видеть Стефана в золоте и драгоценных мехах. Да еще со столь торжественно-сосредоточенным выражением на лице.

Позади Стефана застыла многоглазая масса придворных, вульгарно пестрая в своем великолепии. Среди них, разумеется, была и разрумянившаяся от торжественности момента герцогиня Эбер. И Адель, на руках ее пристроился кот, с ярким бантом и бриллиантовой брошью на шее...

Гилберт опустился перед королем на одно колено, низко склонил голову. Режущие слух фанфары умолкли.

Маршал Эбер, лучась родительской гордостью, официально представил сына его величеству, объявив о желании того служить государю столь же доблестно, как служили их благородные предки, почитать и выполнять королевскую волю равно божественному велению. Эту обычную формулу представления, звучавшую в очередной раз за день, король слушал вполуха, но по родственному тепло улыбнулся молодому графу. Ответил уже чуть охрипшим голосом, но так, чтобы всем присутствующим было слышно каждое слово — что верит словам поручителя, что видел собственными глазами проявленные сегодня, а также и ранее, достоинства сего юноши: смелость, честность, храбрость, ловкость, силу, выдержку...

Слушая долгий список перечисляемых добродетелей, Гилберт не покраснел счастливо от смущения, в отличие от своих товарищей, но с трудом подавил блуждающую на губах усмешку — про него ли все эти слова? Честность? Мужество? Правдивость? Великодушие? Он вспомнил убитых им чародеев и ведьм. Как только Светлые Небеса не поразят его молнией на этом самом месте? Клятвопреступник...

Произнеся всё, что должно было прозвучать согласно традициям, король Стефан перевел дух и жестом подозвал одну из молоденьких фрейлин. Девушка с готовностью поднесла на подушечке с кистями... маленькие женские перчатки, расшитые золотой канителью и украшенные аметистами. Принцесса тихонько хихикнула, прикрывшись ладошкой. Стефан крякнул, покосившись на дочку, но сделал вид, как будто всё так и должно быть. Взяв перчатки, легонько хлопнул Гилберта по лицу, возвестив:

— Это — последний удар, который ты примешь, не воздав вдесятеро!

Шелк холодно скользнул по щеке, едва царапнули кожу камни. Не поднимая головы, Гилберт незаметно взглянул на свою нареченную. Такой шалостью Адель обязала его отныне и до конца дней почитать себя, а не короля, госпожой и хозяйкой его жизни и оружия.

— Дарую тебе, Гилберт, граф ден Ривэн, сын герцога Леопольда Эбера, звание рыцаря! — продолжал король. Вознеся церемониальный меч, Стефан торжественно возложил обнаженный клинок плашмя на плечо графа: — Обязую тебя служить мне и защищать Законы королевства и Небесные заповеди до последней капли крови. С этого часа да будет так!

Договорив, король поднял тяжелый клинок. Но уставшая от церемоний рука старого правителя дрогнула, и лезвие скользнуло по наплечнику и обожгло шею.

Гилберт широко распахнул глаза: "до последней капли крови..."

Царапину скрыли волосы. Король ничего не заметил, отвернувшись к следующей фрейлине, с поклоном подававшей обернутый куском белоснежного шелка меч — один из тех, что накануне освятили в храме, а после побывал в схватке с призраком. Король разумеется не мог ничего об этом знать. Он торжественно передал меч Гилберту:

— Будь правдив и прям, остер умом и с незапятнанной честью, как прям, остер и незапятнан этот клинок, — напутствовал король, вручая меч. — Пусть этот меч служит тебе верно и безотказно долгие годы, как ты должен служить своему государю. Не обнажай его напрасно, обнажив же — обращай лишь против врагов, дабы защитить свою страну и восстановить справедливость. Будь мудр и милосерден, великодушен к праведным и безжалостен к бесчестным. Не позволяй чинить притеснения слабым, не откажи в покровительстве обиженным, оказывай помощь бедным, охраняй мир и благоденствие.

Гилберт принял меч — и ответил как положено, заученными словами присяги. Произнеся, прикоснулся губами к морщинистой руке короля, затем поднялся. Отец, стыдливо боясь смахнуть набежавшую слезинку, часто моргая, опоясал сына поясом с перевязью и ножнами. Одновременно с тем два пажа приладили к сапогам золотые шпоры.

— Красавец! — окинув взглядом, изрек довольный король. Дружески похлопал по плечу маршала: — Вот, а вечерком, значит, объявим о помолвке. А там уж и до свадьбы недалеко, братец ты мой!

— Кровь на мече короля... — покачал головой оказавшийся вдруг сзади Иризар. — Недобрый знак. У меня скверное предчувствие.

— С чего бы это вдруг? — фыркнул граф, потер шею и взглянул на косой алый след на ладони.

Гилберт не задержался в королевской ложе — попросту сбежал от придворных стервятников, почуявших за вчерашним щенком будущее страны. Опережая друг друга, поспешили изъявить графу свое почтение, принести поздравления. Как же ему были противны их рожи! Едва справился с вернувшейся тошнотой.

Но он всё же сумел улучить момент — шепнул матери поразительную весть, что венец на голове короля подменен на фальшивку. Герцогиня, взглянув на сына со странным выражением, рассмеялась, объявив, что он переутомился. От солнечного удара невесть что мерещится. Граф побелел от такого ответа.

Уязвленный неверием матери, не заметил, какими глазами следил за ним развалившийся в кресле аббат Хорник. И с каким вниманием этот священник взирал на следовавшего за молодым рыцарем демона — точно любуясь, с явным удовольствием на одутловатом лице.

Уйти пока было невозможно — началась долгая церемония представления государю съехавшихся со всех концов страны участников турнира. А еще нужно дождаться определения соперника для завтрашнего поединка...

Гилберт не пожелал подняться на балкон, остался внизу с прочими юными рыцарями и оруженосцами.

Перед ограждением были выставлены в ряд большие щиты с гербами, воткнуты в землю длинными древками значки с узкими угольными полотнищами стягов. Облокотившись на завешенную ярким ковром ограду, граф как будто увлеченно разглядывал гарцующих по полю всадников. Однако вряд ли осознавал, что видят его глаза, обретаясь мыслями в совершенно ином месте.

— Первый поединок на турнире для рыцаря — что первая брачная ночь для девицы, — произнес демон у него за спиной. — Интересно, кто из этих мужланов, Берта, лишит тебя невинности?

— Ты сегодня слишком болтлив, — хмуро откликнулся Гилберт.

— Прости. Переживаю за неопытного хозяина! — ухмыльнулся Иризар.

Гилберт покосился на него — демон хоть и язвил, но вправду выглядел непривычно взволнованным. Он часто оглядывался на королевскую ложу. Сидевший в первом ряду аббат смотрел только на них двоих, не отводя взгляда. Как будто за тем и явился на турнир... В один миг демон дернулся с места, напрягся, заслонив собой хозяина — священник вскинул руку в особом жесте, словно бы собираясь благословить молодых рыцарей. Но вновь встретившись взглядом с демоном, заулыбался, расцепил пальцы. Весело засмеялся, будто над забавной шуткой. В глазах Иризара всё больше разгоралась затаенная ненависть.

— Корона подменена. На голове Стефана подделка, — с горечью сказал Гилберт, не опасаясь, что в царящем вокруг шуме их могут подслушать. — Как мне доказать матери, что я говорю правду?

— Полагаю, твои слова не стали для нее откровением, — ответил Иризар.

— Что ты хочешь сказать? — требовательно повысил голос граф.

Но демон лишь многозначительно пожал плечами. Взглянул вниз — и выдернул заблудившегося среди множества ног серого кота, поднял за шкирку перед господином.

— Ее высочество принцесса Адель передает его светлости графу ден Ривэну привет, поздравления и горячий поцелуй, — произнес Мэриан, обреченно вися в воздухе, вытянув лапки. — Поцелуй передаю только на словах, — добавил кот на всякий случай, поспешно отвернув усатую морду.

Гилберт рассеянно взял посланца на руки, провел ладонью по мягкой спинке. Кот доверчиво потерся ухом о стальные щитки нагрудника:

— Что передать в ответ?

Но внимание Гилберта было приковано к полю.

Громогласные герольды объявляли следующего участника турнира, спеша перечислить все его звания и титулы, а также напомнить, с кем и когда он в прежние лета сходился в равном бою, в каких войнах сражался. Множество глаз с недоумением впились в сухопарую фигуру старика, облаченного в старомодные латы, величаво восседающего на огромном жеребце, чуть подпрыгивая в высоком седле в такт гарцующей поступи. Всадника сего сопровождала свита уже далеко не молодых оруженосцев. Невзирая на бессчетные титулы, возраст и родовитость, зрители с восторгом изготовились освистать возжелавшего сражений сумасшедшего старца и закидать гнилыми яблоками... Гилберт мучительно выдохнул — это и есть маркиз Ромф, завтрашний соперник, которого приготовила для него мать.

— О, этот противник будет с тобой нежен, Берта, — уколол насмешкой демон.

Родовитый старец, горделиво приосанившись, поднял копье и, повернув его тупым концом, направил коня к ряду щитов, намереваясь коснуться щита с гербом графа, дабы объявить о вызове на дружественный поединок.

Но из толпы всадников, ожидающих очереди, чтобы заявить свой выбор, вырвался вперед другой рыцарь — и опередил маркиза. Пустив коня вскачь, промчался наперерез — со всего размаха всадил копье в щит, так что доски треснули надвое и, застряв на острие, вознеслись высоко над полем. Щепки брызнули на замерших людей. Рыцарь поднял разбитый щит над головой, словно показывая, как завтра насадит на это же копье противника.

Стоявший позади щитов Гилберт задохнулся — ему почудилось, будто всадник несется во весь опор, нацелив копье ровно на него. И лишь в последний миг передумал, врезавшись в щит. Граф машинально прикрыл рукой взревевшего в испуге кота. По трибунам, по скамьям прошел сдавленный вздох изумления.

Подбежавшие к наглецу распорядитель турнира с герольдами и стражей потребовали поднять забрало и назваться:

— Барон дир Ваден! Вызываю графа ден Ривэна на честный поединок! До смерти! — услышал сквозь стук крови в ушах Гилберт.

— Вот это неожиданность, — заметил Иризар, забирая орущего кота из невольно сжавшихся рук.

***

В свой личный шатер граф вернулся уже ночью. Присланные герцогиней из городского дворца слуги приготовили для господина горячую ванну и постель, что было крайне не лишним...

Определенно, в детстве турниры казались графу куда более привлекательным событием, нежели сейчас. Казалось бы, обычные рыцари с обычным оружием должны пугать его меньше, чем старые опытные колдуны из списка призрачного учителя? Но такого напряжения, какое он выдержал сегодня, ему не доводилось испытывать за все время охоты на ведьм. Наверное, из-за того, что тогда он постоянно ощущал поддержку демонов. А насмешливое внимание толпы зевак сожгло слишком много сил...

Как Гилберт и предполагал, сразу же после церемонии определения соперников, ему пришлось выдержать иную битву. Герцогиня Эбер вызвала сына в королевский шатер, где его ожидало блестящее собрание — канцлер, маршал, рыцарь-распорядитель, аббат Хорник тоже присутствовал. И единственной целью этого собрания было помочь Изабелле отговорить сына от опрометчивого согласия на поединок с бароном. Канцлер от имени короля убеждал отказаться, утверждая, будто бы нервное перенапряжение, вызванное волнением за жениха, подорвет и без того хрупкое здоровье принцессы Адель. Распорядитель турнира вторил взбудораженной герцогине, доказывая, что у графа есть законное право отказать сопернику, сославшись на ранее осуществленную договоренность с иным участником. Гилберт раздраженно хмурил брови — мать по-прежнему настаивала на позорящем "турнире" со стариком-маркизом.

Маршал Эбер не смел перечить супруге и тоже изредка вставлял словечко, поддакивал. Однако Гилберт прекрасно видел, как отец доволен упрямством не струсившего сына.

На самом деле Гилберт не просто боялся — ему хотелось выть от сжимающего горло предчувствия смертельной угрозы. Ему мерещилась разверзшаяся у самых ног черная пропасть, засасывающая его бьющими в спину ледяными вихрями, он будто балансировал на самой кромке обрыва... Но вместо этого он изо всех сил цеплялся за маску благородной гордости — еще не хватало показать свою слабость перед собравшимися стариками.

— Тебя могут убить!— под конец в отчаянии воскликнула герцогиня.

— Я знаю, — коротко ответил Гилберт.

Герцогиня, всплеснув руками, с мольбой обратилась к аббату:

— Святой отец! Хоть вы скажите!

— На всё воля Небес, — невозмутимо изрек Хорник. — Юнца, получившего новый меч, сложно уговорить им не размахивать. Вдвойне тщетно запрещать не бывавшему в сече воину идти на битву.

Гилберт мрачно выдержал насмешливый взгляд церковника. Кроме личной неприязни, ему крайне не понравилось, как этот жирный монах сладострастно пялится на Иризара, стоявшего за спиной графа.

— Я приму вызов, — твердо ответил Гилберт, ставя точку в ненужном разговоре. — Матушка, вы давно желаете, чтобы я перестал, наконец, вести себя как ребенок. Так вот, мужчины не ищут причин, чтобы уклониться от поединка, и не отказываются от брошенного вызова. Я обязан защитить свою честь с оружием в руках. Я не могу дать повод для насмешек. Не могу позволить, чтобы меня называли трусом. Я буду драться — как подобает сыну маршала и внуку короля.

После такой отповеди герцогиня более не проронила ни слова. Уходя, Гилберт пожелал ей спокойной ночи, она же поджала губы и отвернулась.

Конечно, отец и канцлер с распорядителем были довольны... Вот только Гилберту от этого стало вовсе не легче. Сегодня, кажется, он исчерпал все свои силы, тело словно превратилось в пустую оболочку без души...

А завтра его ждет поединок с бароном дир Ваденом. Сейчас Гилберт вспомнил — это тот самый наглец, который столь бесцеремонно задел его возле ристалища и не подумал принести извинений. Похоже, барон имеет к нему какие-то личные счеты и заранее продумал свой выпад. Вот только какие? Гилберт был уверен, что не встречался с ним раньше...

Но главное — не позволить завтра на поле ярости захлестнуть сознание. Не позволить себе забыться — и не применить не рыцарский прием, который его выдаст, а наглого барона взорвет на клочья прямо на глазах у тысяч зрителей...

Горячая вода, мягкий свет от жаровни, согревающей шатер прохладной весенней ночью, привычный горьковато-острый аромат розмарина от курений, подсыпанных на угли, и доносящиеся снаружи звуки песен, танцев, обрывки мелодий, выводимых звонкой свирелью — всё это помогло расслабиться, успокоить возбужденный разум, унять боль в мышцах...

От дремы его пробудило легкое прикосновение к плечу холодных пальцев. Встрепенувшись, он огляделся — но в шатре никого не было, даже отосланный слуга по-прежнему дожидался снаружи. Почудилось? Или призраки вновь желают напомнить о себе?..

Но через миг послышался шорох, приближающиеся быстрые шаги.

— Иризар, это ты?— окликнул вошедшего граф.

Занавеска в проеме перегородки, делящей шатер надвое, раздвинулась чуть... но тут же опустилась.

— Прости! Я не хотела помешать... — услышал он смущенный голос.

— Адель? — узнал граф. Набросил на плечи приготовленную для вытирания простыню, закутавшись, вылез из ванны, оставляя лужи на коврах от стекающей струйками воды. Раздвинув занавес, выглянул:

— Что ты здесь делаешь, Адель?

Принцесса выглядела очаровательно в скромном наряде простолюдинки. Не смея поднять на него глаз, она, рдея румянцем, едва внятно заговорила:

— Просто все дамы, и мои фрейлины тоже... Они все разошлись — врачевать раны рыцарям... И я подумала, может быть, ты тоже нуждаешься в моей помощи? Ты не сомневайся, дамы моего круга обучены лекарской премудрости. И я тоже многое умею! Зашивать раны, останавливать кровь. Хотя раньше мне не доводилось этого делать...

— Не беспокойся, — ответил Гилберт. — Я в полном здравии, благодарю. Да впрочем сегодня никто всерьез не старался причинить мне вреда. Разве только одно чучело, подвешенное на палке. Ты видела, я слишком сильно по нему ударил, и описав круг, он в ответ врезал мне по шлему.

— Тебе было больно? — вскинулась принцесса. — Это может быть очень опасно!

Она протянула руку, чтобы ощупать его голову на предмет целостности. Но тронув мокрые волосы, так и замерла, привстав на цыпочки, приоткрыв губы. Он всмотрелся в взволнованные, широко распахнутые глаза, и почувствовал, как волна теплоты коснулась сердца. Сжав на груди тонкое полотно в узел, другой рукой осторожно прикоснулся к пылающей щеке принцессы.

— Я должна тебе кое-что сказать... — пролепетала принцесса. — Этот рыцарь... Барон дир Ваден, который вызвал тебя на поединок...

— Тебе не стоит беспокоиться об этом, — заверил невесту Гилберт. — Вряд ли он вправду собирается биться насмерть. Разобьем пару копий, испортим зазубринами добрые клинки — этим всё и обойдется. Я не собираюсь убивать его, да и зачем ему убивать меня?

— Затем, что он требовал моей руки, — дрожащим голосом призналась принцесса.

— Твоей руки требовали многие, — напомнил граф. Но Адель не слушала.

— Я оскорбила его отказом, и теперь он хочет... — Слезы заблестели на глазах красноречивей всех слов.

— Я заставлю его кости танцевать на собственной могиле за то, что он заставил тебя плакать, — поклялся Гилберт.

Принцессу поразила холодная уверенность, прозвучавшая в его словах, и сила. Кажется, даже испугала. Широко распахнувшиеся глаза разом просохли. От волнения левый глаз стал косить, кажется, больше обычного. Гилберт улыбнулся, заметив это.

— Прошу простить, что нарушаю уединение! — произнес Иризар, переступив порог и опустив за собой тяжелый полог. — Но сомневаюсь, что принцессе прилично здесь находиться. Ваш суженый пока что вполне здоров. А вот после свадьбы все его синяки будут в полном вашем распоряжении! Проводи ее высочество, — велел демон заглянувшему следом слуге. Тот почтительно поклонился.

Принцесса же, оскорблено задрав острый подбородок, прошествовала к выходу, смерив дерзкого демона уничижительным взглядом снизу вверх. Но прежде на прощанье — против всех правил приличия — порывисто вытянувшись, коротко поцеловала своего суженого в уголок рта. Смешавшись, Гилберт проводил ее взглядом...

— Не забывай, Берт, тебе завтра драться, — напомнил Иризар, от искрящихся глаз которого ничто не могло укрыться. — И если барон тебя сомнет в лепешку, принцесса достанется ему.

Опомнившись, Гилберт зло бросил в ответ:

— Не мне следует бояться смерти.

— О да, господин некромант, — хмыкнул демон. — Твоя правда.

— Так что там, Дэв-хан нашел Дакса?

— Не знаю, — пожал плечами Иризар. — Я так и не смог отыскать Дэв-хана, чтобы спросить его об этом.

— Они оба, наверное, увлеклись ярмарочными потехами, — неуверенно предположил Гилберт.

— Может быть, — согласился демон. — Но может быть и иначе...

— Тебе что-то известно? — спросил граф, с тревогой заглядывая в огненно-красные глаза демона.

— Пока точно нет... Но мне будет спокойнее, если ты, Берт, кое-что для меня сделаешь.

— Что мне сделать?

— Ты должен наречь мне новое имя, — подойдя вплотную, тихо сказал Иризар, приблизив губы к самому уху графа, точно опасаясь, что их могут подслушать. — Но прежде тебе не мешает одеться.

Вспыхнув, граф скрылся за перегородкой. Оттуда, спешно натягивая одежду, спросил:

— Но зачем? Кого ты боишься?

— Берт, ты оскорбляешь меня сомнением в моем бесстрашии и мужестве! Разве когда-нибудь я давал к этому повод? Напротив, я всегда был храбр до безумия. Я даже не стремился хранить свое истинное имя в тайне, как подобает благоразумному демону. И часто сам сообщал его своим противникам, дабы иметь возможность сразиться на равных, — признался демон, и в голосе его скользнуло явное сожаление.

— Но кто-то из твоих противников не оценил благородства оказанной чести и сбежал, не позволив себя убить? — замер в одной штанине Гилберт.

— Не совсем так, скорее даже наоборот, — с досадой пробормотал Иризар.

— Прости, что ты сказал? — вернулся к нему Гилберт, на ходу поправляя рубашку.

— Это слишком давняя история, — отговорился Иризар. — Когда-то я совершил промах. И возможно теперь пришло время расплатиться за свою глупость. Так некстати.

Гилберт не решился настаивать с расспросами.

Получив четкие указания, что от него требуется и как это следует сделать, он переспросил с удивлением:

— И это всё? Это же просто продолжение ритуала вызова?

— Самое простое решение — самое верное, — заявил демон. — Представь, будто я безымянная тварь вроде той, что заперта у тебя в чулане. Проделай со мной то же самое, что не хватило духу завершить с тем чудищем. Только не бойся, я не буду вырываться и бросаться на тебя. Просто прикажи мне забыть свое прежнее имя и дай новое.

Иризар деловито расставил на ковре, застилающем земляной пол, куски горного хрусталя — отчертил ими пентаграмму, необходимую, чтобы защитить человека от ярости голодного духа, призванного из иного мира. Объединенные кристаллы должны были удержать чудовище, не позволить вырваться и завладеть телом самого чернокнижника вместо приготовленной жертвы.

— Не напрягайся, я сам. Тем более эта часть ритуала у тебя паршиво получается. — Демон произнес заклинание печати — запер себя в лучах вспыхнувшей пентаграммы, объединившей кристаллы.

Следя за его действиями, Гилберт невольно поежился. Вспомнилось, как впервые призванный им голодный дух легко расшвырял неверно соединенные кристаллы, накинулся на него... И лишь вмешательство призрака спасло его от жуткой участи. Тогда учитель без труда справился с безымянной тварью. Загнал вырвавшегося из глубин преисподней духа в предназначенный для превращения в демона труп зверя...

— Начинай! — вернул его к реальности голос Иризара. Он казался немного взволнованным, видеть его в таком состоянии было непривычно. — Давай же. Я хочу, чтобы ты стал моим единственным хозяином.

— Единственным? А моя мать? — отрывисто спросил Гилберт, собираясь с силами для решающей части ритуала воплощения. Но у него плохо получалось сконцентрироваться — перед глазами вспыхивали картины пережитого ужаса. Сердце стучало, и этому глупому заполошному органу было трудно объяснить, что сейчас перед ним не безымянная тварь, жаждущая его крови, а Иризар, которому можно довериться без сомнений.

— Твоей матери я тоже подчинялся по собственной прихоти. Не думаешь же ты впрямь, что она купила меня за фальшивку? Я стою дороже!

— Постой, о какой фальшивке ты говоришь?

— Неважно, — отмахнулся демон. Он и вправду был слегка взвинчен, раз позволил сболтнуть лишнего. — Но теперь только ты сможешь с полным правом распоряжаться моей жизнью, мной. Если захочешь — прикажешь мне умереть, и я не посмею ослушаться.

— А до этого мог бы ослушаться приказов?

— Конечно. Более того, я мог убить тебя в любой момент.

— Но ты этого не сделал.

— Не обольщайся. Просто из любопытства решил подождать с этим.

— Почему теперь отдаешь себя в мою власть?

— Ты же хороший, добрый мальчик. Ты не откажешь в помощи несчастному запутавшемуся демону? — усмехнулся он. — Тем более тебе это ничего не стоит.

Гилберт вздохнул с улыбкой. Шагнул к пентаграмме.

— Какое имя ты хочешь получить взамен?

— Это не важно. Любое, какое тебе придет в голову, — пожал плечами Иризар, становясь перед графом на одно колено.

— Подожди, а камень обручения? — вспомнил Гилберт. Замешкался, прикидывая, какой из имеющихся у него амулетов сможет заменить старый перстень демона — тот самый, который граф получил от матери, а та — от истинной госпожи демона.

— Ах да, новый камешек, — проворчал Иризар.

Порылся по карманам — и извлек на свет недорогое серебряное колечко с невзрачным опалом. Явно купил здесь же, на ярмарке. Брови графа недоуменно приподнялись. Но такой выбор демона был даже забавен.

Согласно указаниям, Гилберт взял кинжал и кончиком лезвия уколол подушечку большого пальца. Выступившую каплю демон с миной отвращения слизнул, на мгновение обхватив губами палец, потянул еще, пока граф четко и старательно произносил формулу заклятья.

После, положив обе ладони ему на плечи, некромант закончил:

— Обручаю тебя кровью и камнем! — и низко склонившись, едва слышно прошептал новое имя.

— Повинуюсь твоей воле, мой господин и повелитель! — сперва поперхнулся, но тут же исправился и ответил как следовало демон с почтительным поклоном.

— Ну-ка, повтори? — велел Иризар, подняв голову.

— Ты же сам сказал — какое придет на ум, — смутился граф, протянув ему руку.

— Ну что ж, благодарю и на этом, — вздохнул Иризар.

Прокусив себе губу, демон поцеловал камень в новом кольце. На гладком опале осталось маленькая алая капелька. Отныне демон и некромант связаны навеки...

Иризар взял поданную графом руку — помедлил, будто решая, на какой палец примерить кольцо. Да уж, если бы не спешка, выбирать следовало более тщательно — скромный опал в серебре будет странно смотреться рядом со сверкающими каменьями и золотом. Но всё же как удобно использовать придворную моду на драгоценности, чтобы открыто носить амулеты! Хотя, по крайней мере, на руках графа все эти роскошные украшения смотрятся куда лучше, чем на жирных пальцах многих вельмож... И уж тем более, чем на проклятом аббате... Взгляд демона остановился на массивном черном камне. Первый перстень, как долго его носила на своей руке Исвирт... Скривив губы не то в усмешке, не то болезненно, демон надел новый перстень рядом с прежним.

— Сохрани старый, на всякий случай. Не снимай его, — попросил он.

Гилберт кивнул, хотя и не вполне понимал. Возможно, причина поспешного решения Иризара кроется в исчезновении Дакса и Дэв-хана? Или это связано с аббатом? Но без сомнения, демон никогда не признается, что кого-то боится, даже спрашивать об этом не стоит.

Закончив с ритуалом, демон взмахом руки заставил пентаграмму исчезнуть.

— Нет, надо же было такое придумать! — воскликнул он, поднимаясь. — Не вздумай открыть мое... гм... новое имя кому-нибудь! И даже Даксу или Дэв-хану не говори! Те просто засмеют.

Внутри Гилберта как будто что-то перегорело. Он столько времени боялся — и теперь, кажется, просто устал. Сейчас, несмотря на предупреждение принцессы, несмотря на то, что поединок объявлен смертельным, он сам удивлялся собственному спокойствию. Будь что будет. А он сделает всё, что должен. Всё, что потребует от него судьба.

Внезапное требование Иризара и исчезновение прежде неразлучных приятелей демонов тревожило его теперь сильнее, чем ожидание поединка с бароном. Но Иризар заявил, что беспокоиться не стоит, а Гилберт уже привык ему доверять. Даже больше, чем следовало бы...

Ночь граф провел спокойно, проспал до позднего утра. Разбудил его безжалостный Иризар — без лишних нежностей кинув на грудь растерявшегося кота, который в смятении выпустил все свои когти.

— Принцесса прислала узнать, не захворал ли ты, — со смехом пояснил демон.

Гилберт обнял сконфуженно прижавшего уши Мэриана, притиснул к груди, как мягкую подушку, и повернулся на бок. Кот уютно заурчал, извиняясь за царапины.

Но столь грубо прерванный сон не пожелал возвращаться. В дремлющее сознание вторгся отдаленный шум с ристалища: толпа, сталь, лошади, поединок... Ратные забавы начались рано. Его очередь биться — на закате... Он потянулся, зевая. Но мозг уже работал, гадая, какую тактику может избрать противник, какое оружие применить, представляя разнообразные варианты нападений — и способы их отклонить, воспользоваться для встречной атаки...

— Его сиятельство барон дир Ваден желает видеть графа ден Ривэна! — донеслось от входа.

— Прошу обождать, я доложу, — ответил слуга.

Но Гилберт вышел к гостю, не дожидаясь доклада. Смерил вошедшего в шатер барона внимательным взглядом:

— Барон? Чем могу быть полезен?

Можно сказать, своего противника Гилберт видел впервые — если не считать вчерашнего дня, когда тот был сплошь закован в броню. Барон оказался крупным мужчиной средних лет, держался надменно. Он тоже, не скрываясь, с интересом разглядывал молодого графа, скривился в презрительной усмешке. Взбитые со сна кудри, худенькие плечи, хрупкое телосложение, несерьезный пух, пробивающийся над губой. Сколько ему лет? Девятнадцать, двадцать? Совсем мальчишка. При иных обстоятельствах барон счел бы для себя оскорблением поединок с подобным соперником. Однако у этого юнца пронзительные глаза... А на руках он держал жирного серого кота принцессы. Барон отлично помнил нанесенное это тварью оскорбление. И кот его тоже не забыл — вон как зашипел, вздыбив шерсть на загривке. Гилберт успокаивающе провел ладонью по спинке, и Мэриан послушно утих. Однако пристально следил за каждым движением ненавистного барона из-под прищуренных век.

— Полагаю, господин граф, вы с нетерпением ожидали моего прихода, — с уверенностью начал барон свою заученную речь, усаживаясь без приглашения. — Что ж, я согласен объяснить вам, какие причины...

— Я не нуждаюсь в разъяснениях, — прервал его Гилберт.

Иризар незаметно встал стражем у входа. Положив ладонь на рукоять меча, безмолвно сделал знак хозяину, намекнув на удачную возможность избавиться от врага до битвы. Но Гилберт отрицательно мотнул головой. И демон разочарованно выдохнул, твердя про себя проклятья надуманному рыцарскому благородству.

— Мне известно о причинах вашей ко мне неприязни, — продолжал граф. — Ее высочество принцесса Адель сообщила о ваших притязаниях.

— О да, теперь вы в близких отношениях! — произнес барон, и лоб его стал наливаться нездоровым багрянцем.

— Мы всегда были близкими друзьями с ее высочеством, — ответил граф. — И возможность нашего союза мало для кого при дворе стала новостью.

— А я, знаете ли, человек далекий от дворцовых сплетен, — прорычал барон.

— Очень жаль, иначе бы вы не попали в столь неловкое положение.

— Неловкое?!

— Ведь вы пришли просить об отмене вызова, разве нет?

— Я? Что?! — подавился барон.

— Что касается меня — я буду только счастлив скрестить клинки со столь прославленным бойцом, как вы, — сказал Гилберт. — Но с вашей стороны это был, скажем прямо, не слишком продуманный, опрометчивый шаг. На что вы рассчитывали? Неужели, убив меня на глазах ее высочества, вы предполагали завоевать ее симпатию? Или благосклонность его величества, который относится ко мне как к родному сыну?

— Смерти не боишься, щенок?! — взбесился барон, едва себя сдерживая.

— Мне? Бояться смерти?.. — переспросил граф без тени улыбки.

Иризар не удержался, хмыкнул.

— Сопляк! На закате я покажу тебе, как следует отвечать на подобные оскорбления!! — прорычал барон, вскакивая с места.

— Почту за честь, — вежливо кивнул граф.

Барон покинул шатер — отнюдь не в том настроении, с каким переступил порог.

А следом сорвался с рук и Мэриан — бросился пересказывать хозяйке сцену, очевидцем которой стал, пока не запамятовал какое-нибудь важное слово.

— Битву ты еще не выиграл, но противника победил, — одобрительно рассмеялся Иризар. — Хотя лучше прикончить его прямо сейчас.

— Так поступил бы демон, но не рыцарь.

— А как поступит некромант?

Гилберт не ответил, кликнул заждавшихся слуг...

Лучи закатного солнца огнем пылали на новеньких доспехах графа ден Ривэна, тускло отсвечивали от покрытых темным лаком, многое повидавших лат барона дир Вадена. Знатоки отметили, что бывалый боец не жалеет денег на вооружение. И даже его богатырский конь был сплошь закован в броню — не конь, а стальной дракон! Под сверкающим золотом парчовым чепраком позванивала кольчужная попона, грудь защищали гофрированные щитки, расходящимися острыми ребрами, в центре усиленные выдающимся вперед конусом-шипом. Лебединую шею скакуна от холки до затылка покрывали чешуйчатые узкие пластины, голову венчали щитки, усеянные колючками и острыми изогнутыми рогами. Всадник горделиво восседал на своем устрашающем звере, придерживая две пары поводьев — один ремешок украшали позолоченные бляшки, с другого свисала широкой бахромой вырезанная зубцами полоса бархатной ткани, густо расшитая гербовым узором. Столь блестящий вид соперника, вызвавший восхищение зрителей, отнюдь не испугал графа, лишь умножив раздражение.

Если противник своей чванливой миной раздражал — толпы на трибунах просто доводили до белого каления. Нашлось немало остряков, которые выкрикивали разнообразные прозвища неопытному рыцарю, среди которых "молокосос", "девица в железках" и "щенок побитый" были самыми безобидными. Ругательства и насмешки в адрес графа подкреплялись летящими на арену тухлыми яйцами и лошадиными кругляшами, специально принесенными от конюшен. Лошадь под графом настороженно прядала ушами и уходила от неприятных снарядов с грациозностью, присущей благородному животному. Взглянув на довольную физиономию барона, Гилберт догадался, что остроумцы с трибун подкуплены — так стараются перекричать других зрителей, которым юный рыцарь пришелся по душе, и даже не стесняются присутствия короля.

Разумеется, король с дочерью, вместе с придворными, явились полюбоваться на поединок. Гилберт старался не смотреть в сторону принцессы — вид ее испуганного, побелевшего личика с огромными, полными тревоги глазами, действовал на него далеко не ободряюще. Как равно и тяжелый взгляд матери. Так что он даже был отчасти рад, когда наконец-то рыцарь-распорядитель объявил, что противники могут начинать — теперь всё его внимание будет поглощено схваткой, а не пустыми терзаниями за беспокойство, которое его упрямство причиняло близким...

Зрители на трибунах притихли, герольды протрубили первый сигнал. Гилберт перехватил удобнее древко копья, зажав его под правой рукой и перекинув слева от наклоненной лошадиной головы. И по второму сигналу пустил лошадь вскачь — вдоль барьера, этой разгораживающей поле веревки, увешанной разноцветными остроугольными стягами.

Сердце в груди бешено колотилось. А время, кажется, наоборот замедлило свой бег. Гилберт отчетливо видел, как развеваются складки чепрака на боках несущегося на него коня, слепя глаза золотным шитьем. Как склонил вперед, целясь точно ему в лицо, копье всадник. Узкий, стреловидный наконечник остро отточен — как и на копье графа. Смерть одного из противников неизбежна.

На середине пути они столкнулись — копья скрестились в ударе. Оружие барона скользнуло, проскрежетав по левому наплечнику графа. Наконечник копья Гилберта ударил ровно в грудь барона, оставив изрядную вмятину. Но не пробил кирасу — древко не выдержало и сломалось на первой трети длины, с оглушающим треском разлетевшись в щепки. Лошади, не в силах остановиться вдруг, пронесли седоков до противоположных концов поля.

Забывший дышать Гилберт жадно глотнул воздух. Зрители на переполненных трибунах разразились восторженными криками, поддерживая юного рыцаря — и даже хулившие его примолкли, невзирая на полученные от барона деньги.

Адель вскочила с места и, перегнувшись через перила, замахала яркой лентой алого шелкового шарфика. Улыбнувшись такой девчоночьей пылкости, заставившей забыть о приличиях, Гилберт, получив из рук оруженосца второе копье, подъехал к королевской ложе. Заставив лошадь почтительно опуститься перед принцессой на колени, он осторожно наклонил, приблизил к ней копье. Адель, вся вспыхнув краской смущения, не менее яркой, чем шарфик, завязала шелк под наконечником пышным бантом. Гилберт высоко поднял в небо это кроваво-алое признание чувств — и народ восторженно зашумел. Хотя, казалось бы, как можно шуметь еще громче — да после целой череды предыдущих поединков, начавшихся с раннего утра? Графу даже почудилось, будто сквозь эти крики и топот явственно послышался скрежет зубов разъяренного противника.

Гилберт и дир Ваден съехались вновь. На этот раз граф решил метить не во всадника, а в копье — в утолщенный конец древка чуть выше железной перчатки. Он успешно уклонился от встречного удара, в последний миг качнувшись в сторону. А вот барон, не ожидавший от юнца подобной точности — барона от толчка развернуло и вышибло из седла. Он свалился ничком на землю, подняв облако пыли. По трибунам прокатился гул — удивления ли, одобрения, сочувствия. Гилберт быстро развернул лошадь, вернулся — но его помощь не потребовалась. Барон сам вскочил на ноги — и лицо его под отскочившим забралом оказалось заляпано коричневой грязью. Барону не посчастливилось при падении разворотить носом яблоко свежего конского помета, которым его же приспешники метили в графа.

Зрители зашумели, свист и хохот заставили физиономию дир Вадена под грязью приобрести бордовый отлив.

Не мешкая ни минуты, барон выхватил из рук помощника меч — и, бросившись к графу, в ярости замахнулся. Не достал всадника, удар пришелся плашмя по лошадиному крупу.

— Бесчестный прием! — выкрикнул рыцарь-распорядитель. — Остановите бой!

Лошадь под графом взвилась на дыбы — и, заржав, понесла, ничего не видя перед собой. Не чувствуя, что седок вылетел из седла.

Гилберт не сумел удержаться — его вышибло из седла, он повис вниз головой, волочась по изрытой копытами земле. С резкой ясностью он понял, что нога застряла в узком треугольнике стремени накрепко — а лошадь, взбесившись от подлого выпада, летит во весь опор к ограждению поля, намереваясь перескочить через высокий барьер.

Засигналили горны герольдов, рыцарь-распорядитель, потрясая церемониальным жезлом, бросился вперед с требованием остановить поединок немедленно — причинять умышленный вред лошади запрещено всеми правилами чести! Но его и помощников сейчас же окружили вооруженные приспешники дир Вадена, не пропустив на поле. Похоже, барон подготовился к подобному обороту событий.

У Гилберта не было выбора: либо он освободится, но его раскроют присутствующие на турнире колдуны — либо он погибнет. Он выбрал первое — заставил лопнуть крепчайший ремень стремени. У самого края поля он сорвался вниз, увидев брюхо перелетающей через его голову лошади. Кубарем прокатившись до ряда щитов, Гилберт вскочил на ноги — и ринулся на противника, выхватив меч из рук растерявшегося оруженосца.

Барон его ждал, со зловещим удовлетворением отметил вспыхнувший огонек ненависти в глазах противника. Взмахнув клинком, дир Ваден перерубил веревку мешающего барьера, яркие флаги упали в пыль.

Они сцепились с яростным звоном.

Барон рубил с силой — но Гилберт ловко обводил его клинок своим — и уходил от прямых ударов, которых не смогли бы выдержать ни его доспехи, ни он сам. Не подпуская слишком близко, но и не отдаляясь, граф рассчитывал, что барон вскоре выдохнется, раскроется в запале для единственного точного броска...

Но барон легко разгадал несложную тактику. Он шаг за шагом оттеснил противника к середине поля. Когда граф ступил, не замечая, в петлю лежащей на земле веревки барьера — барон кивнул одному из своих слуг, выстроившихся цепочкой по кромке всего поля. Тот дернул за конец — и петля затянулась, веревка захлестнула, обвила ногу графа. В этот же миг дир Ваден выбил оружие из рук графа. Внезапно потеряв равновесие от рывка, выпустив отлетевший меч, Гилберт упал на колени перед бароном.

Дир Ваден довольно хохотнул. Перехватил рукоять обеими руками, направив клинок вниз, занес меч, готовясь пронзить подставленную шею.

Иризар не мог не вмешаться — вмешались же в ход поединка слуги барона! Он же всего лишь заставил меч выскользнуть из сжатых ладоней дир Вадена, хозяин не сможет его потом обвинить в нечестном приеме.

Клинок воткнулся в землю перед самым лицом оглушенного Гилберта. Барон растерянно взмахнул над головой сцепленными руками. Но этого мгновения оказалось достаточно.

Гилберт выдернул меч из земли, широким взмахом сделал подсечку по ногам, заставив противника поменяться местами — теперь барон оказался на коленях. Граф ринулся вперед и, повалив навзничь — занес над горлом лезвие:

— Кажется... — выдохнул он сбивчиво, — сейчас самое время простить о милосердии. Или вы будете настаивать на поединке... до смерти?

Барон зарычал. Но лезвие холодно касалось челюсти — так же глаза мальчишки были холодны и безжалостны. Барон уронил голову в пыль, яростно выругавшись.

Гилберт удовлетворился таким ответом. Поднялся, отшвырнул меч.

Следившие за поединком затаив дыхание зрители оглушили друг друга ликующими криками. Гилберт оглянулся, кажется, с трудом понимая, что все эти люди счастливы от его победы. Это было так странно...

Вырвавшись наконец из рук приспешников барона, рыцарь-распорядитель выбежал на поле, на нем лица не было от возмущения:

— Ну знаете ли! Дир Ваден, ваше поведение недопустимо! Сколь неуважительное пренебрежение законами чести! Я составлю рапорт в королевский суд, вас лишат права...

Барон, поднявшись, отмахнулся от распорядителя, как от надоедливой мухи. Шагнув к Гилберту, стянул перчатку и примирительно подал руку:

— Признаю, драка получилась забавной.

— Удовольствие было взаимным, — помедлив, пожал руку граф. — Но согласно правилам, вы мой должник и обязаны заплатить выкуп?

— К черту правила! — самодовольно хохотнул барон. — Я тебя прощаю, щенок. Буду рад сцепиться с тобой еще при случае.

— Как пожелаете, — вежливо ответил Гилберт.

Предоставив поднимать с земли шлем и меч своим слугам, барон, отодвинув с пути подозванных распорядителем стражников, направился к выходу с поля. Гилберт посмотрел ему вслед — но шумной толпой поспешившие с поздравлениями молодые рыцари и оруженосцы, забывшие от радости про титулы, заслонили собой барона. И из-за них граф не увидел кое-что...

Остановившись в воротах, барон дир Ваден обернулся, окинул тяжелым взглядом веселую толпу, задержался на спешащей к жениху прихрамывающей принцессе.

— Повезло юнцу, — злобно сплюнул он выбитым зубом и кровью.

— Повезло? Отнюдь. Я полагаю, сей юноша родился под крайне неудачливой звездой, — услышал за спиной вкрадчивый голос.

— Что ты имеешь в виду, монах? — рыкнул дир Ваден. — Если есть что сказать — говори прямо! Я не терплю ваших витиеватых речей и не позволю себя морочить.

— О, простите, благородный воин, — смиренно поклонился аббат. — Я лишь хотел заметить, что мальчику способствовала вовсе не удача, а вполне подвластные человеку чары.

— Колдовство? Посмел-таки при всем народе?.. — скривился барон. — Наглый щенок! Я смог бы простить поражение в честном поединке. Но подлого обмана не потерплю! Чтобы меня осилили не честным мечом, но чернокнижием — не спущу этого!..

— Верно, — расплылся в улыбке аббат. — Прощать — привилегия церкви. Ваше же воинское дело — наказывать преступивших черту дозволенного глупцов, несущих в наш светлый мир порок и грех...

— Благодарю за подсказку, — перебив, осклабился барон. — Но вот только командовать собой я никому не позволю, тем более церковным крысам.

И насмешливо отвесив поклон, пошел своей дорогой. Аббат же ничуть, кажется, не огорчился сорвавшимся союзом. Ему было довольно новой искры, подброшенной в костер старой ненависти.

Вечером состоялся большой праздник. Для королевского пиршества на широком лугу, прямо под ясным звездным небом, составили подковой длинные столы — так чтобы места хватило для всех без исключения участников турнира. И чтобы каждый гость, вернувшись домой, мог с полным правом объявить, что имел честь сидеть за одним столом с самим государем. Люд попроще веселился вокруг больших костров — славя короля за бесплатное угощение и щедро разливаемое прямо из бочек вино. Заглушая друг друга, надрывались музыканты и певцы, пестрым вихрем кружились танцовщицы, поражали трюками жонглеры и ловкие акробаты.

Во время этого празднества было решено всенародно объявить о помолвке королевской дочери и назначить день венчания.

Но сперва, пока льющееся рекой вино не одурманило зрителей и не помешало оценить красоту зрелища, свое мастерство демонстрировали чародеи.

На самом деле членам Гильдии не было нужды устраивать между собой турниры. Каждый из них отлично знал, чего он стоит сам и кого из колдовского братства может вызвать на бой, а кого лучше и словом не задевать. Потому поединки между колдунами в корне отличались от бравурного петушиного соперничества среди рыцарей. Проводили колдовские бои исключительно ради впечатления толпы и для услады королевского взора. И так как настоящее, смертоносное колдовство, чем оно сильнее — тем менее заметно для стороннего глаза, то участвующие в турнире чародеи использовали по большей части безобидные, зато зрелищные приемы. В синеватой темноте очень эффектно смотрелись взрывающиеся искрами шары огня, коими не скупясь метали друг в друга противники — на радость пирующим. Даже если кто из молодых чародеев промахивался и попадал вдруг сверкающим, стрекочущим разрядом в снующих вокруг столов слуг — несчастный отделывался легкой встряской под громогласный хохот зрителей.

Гилберт наблюдал за этими озаряющими ночь всполохами издалека — с откоса возвышающегося над лугом холма. За эти несколько часов, когда следовало подобающе одеться для королевского пира, привести себя в порядок после поединка, он даже не сменил доспехи на придворный костюм. Несмотря на усталость, он не хотел идти в шатер, не желал никого видеть. Просто сидел на траве и смотрел на отблески представления. У ног его примостилась оплетенная лозой откупоренная бутыль. Он еще отхлебнул большой глоток терпкого вина прямо из горлышка, когда заметил в сумраке приближающихся к нему двоих. По пустому желудку разлилось горячее тепло, отдалось в гудящие ноги. А голове зазвенела досада.

Это принцесса Адель в нарядном платье, ужасно смотрящемся на нескладной фигурке, не дождавшись его появления, не испросив позволения отца, покинула пир и отправилась разыскивать жениха. У входа в пустующий шатер она столкнулась с Иризаром и попросила ее проводить. Теперь вот, прихрамывая, карабкалась по склону, опираясь на руку демона, пачкая подол из дорогого желтого бархата о зелень травы...

— Гилберт! Ты здесь, — попеняла с тихой нежностью принцесса. — Ну что такое? Все ждут тебя. Разве ты забыл?

Он не поднялся, не ответил, снова приложился к бутыли.

Обошла сзади — зашелестела трава, зашуршала о накрахмаленные нижние юбки -положила руки ему на плечи, наклонившись, прижалась щекой к горячему виску. Зашептала, точно уговаривая капризного ребенка:

— Идем же, идем! Отцу не терпится назвать нас женихом и невестой перед всем миром. Тетушка Изабель от волнения уже искрошила в крошки две булочки, проглотить ни кусочка не может. Сегодня такой важный день в нашей с тобой жизни...

— Еще одна пытка, — произнес он.

Адель непонимающе отстранилась.

— Ты верно сказал, Иризар: первый поединок — как первая брачная ночь. Только на виду у всех, на глазах тысяч зевак. И на кону — не одна честь, еще и жизнь. Собственная жизнь — в чужих руках. А рисковать всем ты должен по одной только чужой бессмысленной прихоти.

— Ты просто устал. — Она провела пальчиками по его волосам, снова обняла за шею. — Я понимаю, ты взволнован. Я тоже едва не дрожу. Но потерпи немного, это уже совсем не страшно! Отец сегодня так горд тобой, он так ждет этого момента...

— Объявить, что нашелся полоумный жених — подстать кривой принцессе, — хмыкнул Гилберт.

Адель вскинула бровки, выпрямилась.

— Представляю, какие лживые будут у всех лица, когда они услышат эту неожиданную новость! — продолжал он едко выговаривать каждое слово. — Почти что принц женится на почти прекрасной принцессе. Кончится наконец-то давняя затаенная вражда двух королевских родов — побежденного и победившего — и увенчается союзом к обоюдному удовлетворению, во всех отношениях полюбовно. Все кинутся поздравлять смущенную пару, лицемерить перед счастливыми родителями. Придется скрепить сговор печатью поцелуя.

Адель затаила дыхание, на глаза навернулись слезы, в горле сжался тугой, подлый комок.

Резко обернувшись, он притянул ее к себе и, крепко удерживая затылок, запустив пальцы в уложенные волосы, впился в дрожащие губы грубым поцелуем. Она возмущенно забила кулачками по его плечам.

— Пожалуйста! Умоляю! — он схватил ее за руки, сжал в своих ладонях, поднес к губам. — Адель, прошу тебя — уезжай в город! Не оставайся здесь, не выставляй себя на позор, на посмешище перед этой сворой пьяных мужланов. Пусть они злословят обо мне — мне наплевать. Но издеваться над тобой, высмеивать тебя — этого я не смогу стерпеть!

— Я думала... — проговорила Адель, отнимая руки. — Я мечтала, что этот день станет счастливейшим в моей жизни... Но ты... — Голос сорвался, она не смогла договорить. Лишь сглотнула, не стирая, не скрывая покатившихся по щекам слез. И отвернувшись, неловко побежала прочь, вниз по склону, сдерживая рвущиеся из груди всхлипы.

— Берт, ты слишком чувствителен, — хмыкнул Иризар.

Гилберт поднялся.

— Не вмешивайся, — процедил он. — Ты забываешь свое место. Оставь меня! Я уже взрослый мальчик и не нуждаюсь в присмотре. Хватит меня опекать, ходить попятам! Убирайся!

— Как скажешь, господин, — с улыбкой поклонился демон.

Гилберт проводил его взглядом — похоже, демон решил проследить за принцессой. Образцовый слуга.

— И передай моей матери, — крикнул граф уже вслед, — чтобы не разыскивала меня! Я собираюсь напиться впрах! Дабы ничем на этом празднике не отличаться от прочих "благородных рыцарей"!

Вздохнув, он рассеянно пригладил пятерней непослушные волосы. Поднял с земли тяжелую бутыль, взвесил в руке.

Невдалеке внизу из-за ширмы деревьев донесся шум, вспышки зарниц. Видимо, кое-кто из колдовской братии расшалились не на шутку. Из мирного представления поединок перерос в настоящую потасовку. Но блеск молний и всполохи прекратились уже через минуту — подлинные колдовские стычки всегда стремительны и коротки...

Но графа турнир более не интересовал. Перехватив бутыль за горлышко, он с рычанием ударил о ствол ближайшего дерева. Сухая лоза оплетки развалилась кривыми щепками, осколки стекла посыпались в траву. По шершавой коре темным пятном пролилось вино.

Ему следует поспешить, пока решимость не оставила его жалкое, глупое сердце...

Разумеется, король Стефан был крайне огорчен внезапным недомоганием дочери — так доложила ее горничная. Но это не удивительно — бедняжка сильно переживала за своего сердечного друга, переволновалась, а здоровье у нее хрупкое... Он уж стал подумывать, не стоит ли объявить о помолвке в отсутствии молодых, не менее взволнованная Изабелла Эбер всеми силами склоняла его к этому решению.

Однако красноречие герцогини пропало понапрасну. В самый разгар пиршества к правителю подкрался похожий на серую тень монах и кое-что сообщил, нашептав на ухо. Лицо короля озарилось счастливой улыбкой. Тотчас поднявшись с места, он приказал продолжать веселье без него — некие срочные дела потребовали безотлагательного внимания. А наклонившись к сидевшему по правую руку маршалу, радостно сообщил:

— Небеса услышали мои молитвы! Я скоро вернусь, дорогой мой братец, и приведу с собой очень важного гостя!

— Что за таинственность! — засмеялся в ответ герцог. Король ответил лишь многозначительной ухмылкой. — Но... неужели вернулся Лорен? — понял маршал.

— Ничего-то не скроешь от старого друга! — добродушно проворчал король. Но шутливо приложил палец к усам, прося пока оставить радостное известие в секрете. И торопливо удалился в темноту следом за посланцем.

Монах вывел его за пределы шатрового городка, более не проронив ни слова. Осушивший за столом несколько кубков, но не успевший толком закусить, король находился в благодушном состоянии духа. Неожиданная весть заставила радоваться, будто ребенка.

Государь даже не задумался о странных обстоятельствах назначенной встречи — не задав ни единого вопроса, послушно сел в большую карету, запряженную четверкой. В карете не было окон, обитая темной кожей внутренность огромного короба на колесах освещалась парой ламп. Король уселся на сидение в нетерпеливом ожидании.

Прождать пришлось довольно долго. Радостное предвкушение свидания начало постепенно меркнуть, уступая беспокойству. Стефан заподозрил неладное, когда попытался отворить дверцу — но та не поддалась. А на требовательный стук и окрик никто снаружи не ответил. В растерянности государь снова сел.

Неожиданно дверца распахнулась — и внутрь кого-то втолкнули, грубо швырнули на пол между сидениями. Человек со связанными за спиной руками упал на колени. Король невольно вжался в угол — в ноги ему ударилась черноволосая голова пленника. Стефан узнал слугу юного ден Ривэна, в последнее время неотступно следовавшего за графом. Локти и запястья накрепко стянуты ремнями, во рту кляп на впившемся в щеки шнуре.

— И не вздумай дергаться! Не забудь, твои дружки далеко не столь живучи, как ты!

В карету вошел священник, придерживая полы длинного одеяния. Наградил пытающегося подняться пленника пинком, уселся напротив короля.

— Хорник? — изумленно произнес Стефан.

— Ваше величество, — вежливо кивнул аббат.

Следом в экипаж пролезло еще двое монахов. Расселись рядом с королем с непроницаемыми, неживыми лицами.

По приказу аббата карета тронулась в путь.

— Полюбуйтесь, ваше величество, — произнес с довольной улыбкой аббат, указав на оставшегося на полу пленника. — Редчайшая особь! Демоническая тварь, способная к возвышенным чувствам. Испытывает, видите ли, душевную привязанность к двоим приятелям — таким же бесовским созданиям, как он сам. И к тому же преданно обожает господина! Что ж ты не позовешь на помощь своего любимого некроманта, бес? — Аббат пихнул туфлей демона в висок. — Ему я тоже буду весьма рад. Хорошенькому мальчику в моем монастыре всегда дело сыщется. Да и тебе с ним вдвоем вдвойне веселей будет время коротать. А коли выживет, да из пыточной выпущу, и голосок не сорвет — определили бы в певчие. То-то мило бы вышло, благолепно!

Демон издал глухой рык, поднял голову. Сквозь спутанные волосы сверкнули гневом и презрением оранжево-алые глаза. Аббат мгновенно побледнел, подняв руку, защищаясь. Но опомнившись — ведь удара не последует — расхохотался с облегчением. И наотмашь хлестнул по лицу.

— Да что это такое, Хорник? — дрожащим от возмущения голосом проговорил король.

— Это, ваше величество, награда за вашу голову! — перебил государя аббат, похоже, ни о чем, кроме пленника, не думавший. — Долгожданный мой приз! Я так долго желал его заполучить, что сейчас просто не смог удержаться! Не хватило терпения ждать разрешения хозяйки — и потому взял причитающееся сам.

— О чем вы говорите, позвольте?!

— Если этого я приказал связать, а вас еще нет — это отнюдь не означает, что ваше положение лучше, ваше величество, — расхохотался аббат. — Вы тоже, поясняю, мой пленник. Но не беспокойтесь, прошу вас! Это ненадолго. Скоро я передам вас в более надежные руки. Ох, не завидую я вам — иметь врагом подобную особу! Она лелеяла план мести долгие десятилетия, совсем как я сам! — он вновь расхохотался. — Ради мщения она готова на всё. Даже единственного сына использовала как разменную монету. Даже не побоялась заключить сделку с полудохлой чернокнижницей!

Треснули ремни, стягивавшие руки за спиной — демон набросился на аббата, стиснул горло.

— Убьешь меня? — просипел Хорник. — Умрут и другие!

Иризар помедлил — он мог покончить с заклятым врагом прямо сейчас! Но тот рассчитал верно, запросил за свою шкуру слишком высокую цену...

Мгновения оказалось достаточно, чтобы один из монахов выхватил из рукава длинную тонкую цепочку — подсуетился и накинул на шею демона. Острые грани вплетенных в звенья кристаллов больно впились в кожу, выпуская струйки мгновенно чернеющей крови. С подобными чарами Иризару не приводилось сталкиваться, он почувствовал, что теряет сознание, медленно осел вниз, еще больше затягивая петлю собственным весом.

— Хорник, вы нарушили заповеди Святой церкви? Вы сами запятнали монашеское звание и свою душу черным колдовством? — ужаснулся Стефан.

— Не узурпатору говорить о добродетели, — хмыкнул аббат. Обратившись ко второму подручному, велел: — Думаю, надо успокоить и его величество тоже. Пусть поспит, вместо того чтобы волноваться. А то еще удар хватит — как же его герцогине отдавать!

— Герцогине?! — переспросил король.

— Не верите своим ушам? — расплылся в ухмылке аббат. — Да, госпожа Изабелла Эбер давно таит обиду. Ох, не делайте такие глаза удивленные! Неужто вы не догадывались, какую гадюку вскормили на своей груди? Нет, ну как можно иметь столько наивности! Вы всерьез верили, будто она вам простила смерть своего отца? А главное — вы же отобрали у нее трон. Еще скажете, будто вам неизвестно, что именно она убила вашего дорогого сыночка! Как, вы не знали, что госпожа Эбер убила принца Лорена? Ах, боги, кажется я имел глупость испортить герцогине такой приятнейший сюрприз. Пожалуйста, когда она будет вам рассказывать о своем злодеянии, сделайте удивленный вид, договорились? Ну, а о том, что вы собирались выдать вашу милую доченьку за душегуба-некроманта, уничтожившего что-то около полусотни невинных людей, вам, полагаю, и говорить смысла нет. Боюсь, теперь вы мне просто не поверите!

Аббат с величайшим самодовольством разглядывал побелевшего как полотно короля. Насладившись произведенным эффектом, сделал знак своим прислужникам. Второй монах молча кивнул, выпрастав руку из-под складок мешковатых одежд, бесцеремонно приложил ладонь ко лбу короля. Тот замахнулся, чтобы оттолкнуть, но рука безвольно опустилась. Веки, отяжелев, сами собой стали закрываться. Смех аббата донесся будто бы издалека, и Стефан понял, что нет у него сил сопротивляться. Он резко окунулся в беспросветный сумрак забытья...

***

Гилберт гнал лошадь, забыв о милосердии. Он помнил лишь одно — жгучее желание наконец покончить со всеми страхами, выевшими его душу. Он даже забыл про опостылевшие доспехи, не желая терять ни минуты на то, чтобы освободиться от тяжести стали — куда больший груз занимал все его мысли.

Была глубокая ночь, когда граф вернулся в герцогский дворец. Гилберт ворвался в свои покои, разгоряченный скачкой, распаленный собственной решимостью.

— Учитель! — закричал он, не боясь разбудить слуг, ибо те всё равно не посмели бы входить к нему без приказа. — Учитель! Я знаю, вы слышите меня! — Сошвырнул со стола книги в зев камина, поднялось облако золы. Запустил кувшином в зеркало, раздался мелодичный звон, на полированном серебро остались вмятины. — Учитель!..

— К чему было устраивать такой шум? — прошелестел тихий голос.

Не изменяя своей привычке призрак появился сзади — Гилберт отскочил в сторону, ужаленным ледяным дуновением, повеявшим из иного мира.

— Что ты хочешь? — осведомился призрак.

— Я больше не могу ждать, учитель! Я устал терпеть этот кошмар! — взмолился граф. — Прошу, исполните свою часть договора!

— Ты приказываешь мне? — во вкрадчивом голосе послышалась насмешка.

— Я требую! — ответил граф. — Я сделал всё, что вы от меня хотели. Теперь ваш черед!

— Хорошо, мой мальчик, — покорно склонился серый капюшон. — Я расскажу тебе всё, что нужно. Но только ты сам можешь провести ритуал. Я буду руководить тобой.

— Согласен! — порывисто ответил Гилберт. — Я сделаю всё, как скажете.

— Хорошо, — тягуче повторил призрак.

Гилберт не думал, что ритуал уничтожения безымянного демона окажется столь сложным. Для его проведения потребовалось множество зелий, бессчетное количество компонентов и вспомогательных веществ. Граф привычно повиновался указаниям своего призрачного наставника, производил полупонятные действия, твердил заклятия по подсказке. Беспрерывное шептание призрака завораживало, сознание заволокло дымкой полуяви. Гилберт работал как во сне, ничего не ощущая, не чувствуя течения времени, не отдавая себе отчета в действиях — просто полностью, всецело подчинился тихому неумолкающему голосу.

Лишь почувствовав боль, он словно очнулся...

В окна лился предутренний мягкий свет. Пол в комнате был исчерчен сплошным ковром странных, полупонятных символов. Везде горели черные свечи — в бирюзовом зареве рассвета их крошечные язычки казались призраками огня...

Гилберт стоял над сосудом с кипящим зельем — и сам крестообразно разрезал себе левую ладонь, сжав кулак, сцедил потекшую кровь в пугающую смесь.

— Вот и всё, — услышал он довольный голос наставника. — Теперь ты свободен.

— Что я сделал?.. — ошеломленно произнес Гилберт. Призрак обучал его лишь тем знаниям, которые считал нужными. Но и этого хватило, чтобы отличить ритуал уничтожения от обряда воскрешения из мертвых. — Ты обманул меня...

Учитель у него за спиной рассмеялся — и голос его стремительно изменялся, становясь звонким, ожившим, помолодевшим. Быстро замотав ладонь куском шарфа — алый шелк моментально потемнел — граф обернулся: под жемчужными складками савана теперь вполне явственно угадывались очертания женского тела. Белой, почти не отличимой от живой плоти рукой бывший наставник сбросила с головы широкий капюшон. На грудь ниспадали, струясь, блестящие, как снег, локоны. Ясные, пронзительные глаза сияли радостью воскрешения — пусть не полного, но такого долгожданного возвращения из мира теней.

— Мой милый мальчик! — воскликнула она. — Неужели ты всерьез полагал, что я обучаю тебя черному колдовству лишь из прихоти? Глупенький! Пустяк, о котором ты меня просил, совершенно не стоил той цены, на которую ты так легко согласился. Страшное чудовище в твоем чулане мне нисколько не интересно. Ты воображал, что сотворил безыменную тварь, ужасней которой не бывает? — вновь рассмеялась она. — Сегодня ты выпустил на свет сотню чудовищ куда опасней!

Прозрачной, как разбавленное молоко, рукой она ласково провела по его щеке. Гилберт содрогнулся — пусть этот призрак теперь кажется почти настоящей, живой женщиной, от ее прикосновений кожу пробирал могильный озноб. Она улыбнулась. Забавляясь, легко пробежала пальцами по темным кудрям, заглянула в широко распахнутые испуганные глаза. Смеясь, прильнула поцелуем.

Гилберт застонал, он не слышал приближающегося грохота, сотрясающего стены дворца. Ее губы болезненно обжигали, мертвящий холод ее дыхания пронзил изнутри всё его существо...

— Ты мне очень помог, — повторила она, отпуская отшатнувшегося ученика. — В знак признательности я не стану тебя убивать. Пока не стану, хоть ты мне больше и не нужен. Я подарю тебе свободу.

Всё ближе и ближе слышалась тяжелая поступь, раздались яростные удары в стену. Сотрясшись, большое зеркало выскочило из ниши, упало со звонким лязгом, вслед брызнули осколки камня. Пахнуло сыростью и подвальной гнилью. В темном проеме появилась зверообразная громада безымянного демона. Гилберт задохнулся от ужаса, сжавшееся в комок сердце пропустило удары.

— Приказываю тебе, тварь! — воскликнула колдунья, повелительно вскинув руку. — Иди и убей Изабеллу Эбер! Ведь ты давно это хотел, не правда ли, мой милый ученик? — с ласковой улыбкой обернулась она к графу.

— Нет, неправда! Никогда! — закричал он. В отчаянии бросился за чудовищем, погрохотавшим прочь, сметая и ломая всё на своем пути. Совершенно не представляя, что сделать, не видя никакой возможности его остановить...

Каким-то образом Гилберт смог заставить себя забыть о беспомощности, отогнать вглубь сознания парализующий страх перед неуправляемой злобной тварью. Демон ломился через залы и комнаты дворца, повинуясь животному чутью, гнавшему его вперед, к указанной колдуньей жертве. Графу же были отлично известны все хитросплетения коридоров и галерей, не задумываясь, он выбирал кратчайшую дорогу. Благодаря этому удалось настичь демона — и заманить в лабиринт переходов восточного крыла дворца.

Он сознавал, что не в состоянии победить в открытой схватке, все его удары не причиняли демону сколько-нибудь серьезных ранений. В лихорадочной спешке перепробовал все приемы, какие вспомнил: от трескучих разрядов молний, опалявших грубую шерсть и оставлявших в воздухе зловоние гари — до тонких попыток мысленно нащупать и пережать жизненно важную жилу или кровеносный сосуд. Однако с отчаяньем убедился, что колдунья заранее позаботилась наложить на и без того непробиваемую шкуру защитное заклятие.

Он попытался задержать чудовище, серией огненных атак втолкнув в проход — и запечатав двери. Конечно, демон не был вовсе лишен разума и быстро оставил бесполезные наскоки на запертые двери — ринулся в обход, по-прежнему горя жаждой крови. Но Гилберт хотя бы выиграл немного драгоценного времени.

Меж тем призрачная колдунья также не тратила зря ни минуты. Она покинула комнату тотчас за графом, через мгновение возникнув в личных покоях Изабеллы Эбер.

Как и безымянный демон, она ясно чувствовала свою цель. Колдунья безошибочно нашла тайник, без ключа отперла ларец — и уверенно выбрала одну из двух одинаковых корон с изумрудными трилистниками-зубцами. Бледное лицо озарилось счастливым удовлетворением — наконец-то она держит в руках предмет всех своих стремлений! Два века она шла к этой цели, столько бессмысленно долгих дней, лет, столетий — ради этого мгновения!

Забрав с собой королевский венец, она исчезла — за секунду до того, как распахнулись двери покоев и служанка с поклоном пригласила войти высокого гостя:

— Госпожа велела обождать тут. Она выйдет к вашему преосвященству, как только оденется. Покорнейше прошу извинить.

Аббат огляделся. Цепкий взгляд немедленно привлекла распахнутая ниша тайника и раскрытая шкатулка. Выражение на его лице ничуть не изменилось, когда он увидел брошенную на бархате корону. Только в глазах блеснула алчная искра — в ответ безмятежному сиянию царственных изумрудов.

Когда спустя минуту в комнату стремительным шагом вошла герцогиня, шкатулка заняла свое привычное место, а ниша была закрыта. Венец исчез в складках парчовой сутаны.

Ни о чем не подозревая, Изабелла Эбер церемонно приветствовала уважаемого гостя.

— Возрадуйтесь, ибо привез я вам долгожданную весть, — с напускной монашеской скромностью поклонился Хорник.

— Так скоро? — и впрямь обрадовалась герцогиня. — Удивительно!

— Я человек слова, — ответствовал аббат. — И не привык откладывать важные дела.

— Или вам просто не терпится получить новую игрушку в ваш бестиарий, признайтесь, -заметила герцогиня.

Аббат молча поклонился, холодной улыбкой дав понять, что по достоинству оценил шутку.

Они уже собирались выйти, когда в противоположные двери покоев ворвался граф ден Ривэн.

— Гилберт? — с удивлением вскинула брови герцогиня. — Как славно, я как раз собиралась к тебе послать...

Захлопнув за собой двери, он привалился спиной, зашептал запечатывающие заклинания. Двери сотряслись от страшных ударов — но граф не отступал.

— Гилберт, ты колдуешь? — неподдельно изумилась герцогиня.

Хорник повел длинным носом, точно на запах пытаясь определить чары.

— С каких это пор ты научился? Что там происходит? В какие неприятности тебя угораздило влезть? Изволь немедленно объясниться!

— Матушка! Вы в опасности!.. — отрывисто заговорил граф, сотрясаясь вместе с дверями. — Вам нужно немедленно...

— Извините, что прерываю, но... — негромко напомнил о себе аббат.

— Ах да, прошу прощения, — немедленно откликнулась герцогиня. И бросила сыну строго: — Поговорим позже, сейчас я спешу. И если ты не в состоянии справиться сам со своими проблемами, что бы там у тебя ни стряслось, позови Иризара, пусть разберется! — добавила она, небрежно отмахнувшись рукой, направилась к выходу.

— Перстень, ваше высочество! — вновь подал голос нетерпеливый аббат. При упоминании имени демона на губах Хорника зазмеилась глумливая усмешка. Однако Изабелла Эбер ее не увидела, а Гилберту было вовсе не до того.

— Прошу прощения, — с плохо скрываемым раздражением повторила герцогиня.

Она подошла к сыну и требовательно протянула руку, что-то сказав — Гилберт смотрел на нее непонимающе, чудовище в тот же самый момент с грохотом обрушилось на двери. Изабелла с раздражением вздохнула, пришлось самой взять сына за руку и забрать перстень.

Герцогиня с любезной улыбкой передала обещанный залог аббату. И внутренне передернулась от отвращения: с такой жадностью тот схватил подарок и поспешил к выходу. Герцогиня последовала за ним, на прощание удостоив сына осуждающим взглядом.

Чудовище еще недолго побилось о запечатанные двери, но вскоре почуяло, что жертва уходит.

Прислушавшись к резко зазвеневшей тишине, Гилберт распахнул двери и бросился бегом — лишь бы успеть!

И ему удалось, еще раз не уступил чудовищу.

Когда герцогиня и аббат садились в карету, демон примеривался спрыгнуть на крышу экипажа с балкона над центральным крыльцом дворца. Но сноп невидимого пламени, выпущенного из-под арки этажом выше, сшиб тварь с перил — в самый последний момент.

Карета умчалась по аллее к воротам, а к демону ринулся отряд стражников.

— Нет, не приближайтесь! — выкрикнул Гилберт.

Но его не услышали. Чертыхнувшись, он стал торопливо спускаться.

Но как ни спешил, предотвратить неизбежное не удалось.

Выбежав на балкон, граф увидел залитый кровью мраморный пол. Четверо стражников оказались буквально растерзаны в клочья. Съежившаяся за колонной служанка с безумными глазами, выбивая зубами дробь, указала трясущимся пальцем в сторону города.

Гилберт зарычал от бессильной ярости. С силой сжал виски, впиваясь взглядом в городской горизонт. Крыши, башни... и под ногами кровавые лужи на светлом мраморе. Теперь ему ни за что не нагнать безымянную тварь!..

Он не справился. Снова совершенно беспомощен, как и год назад.

Но...

Гилберт кинулся обратно, через залы, перепрыгивая лестничные пролеты, через перила галерей и оконные арки... Ворвался в кухню, растолкав ни о чем не подозревающую прислугу. Распахнул неприметную дверь, ведущую в подземелье, выкрикнул в темноту:

— Сильг! Скорее! Мне нужна твоя помощь!..

***

 Хорник сослался, якобы у него в столице еще остались дела, и герцогине пришлось отбыть в загородный монастырь в сопровождении нескольких его подручных. Ей была малоприятна их компания — отчего-то складывалось ощущение, будто это ее конвойные. Но Изабелла отмахнулась от этой нелепой мысли. Напротив, она ехала на встречу, которую ждала столько десятилетий! Она бессонными ночами проигрывала эту желанную сцену в воображении, смаковала каждое слово той речи, что произнесет в час своего торжества... Никакие уродливые монашеские физиономии не испортят ей настроения.

Ей было жаль даже тех нескольких минут, что пришлось потратить, чтобы привести себя в порядок после дороги в роскошно убранной келье настоятеля. Но явиться на последнюю аудиенцию следовало при всем блеске.

— Брат Хорник предупредил, что это очень опасный некромант, — напугано бормотал настоятель, перебирая четки. — Будто бы он способен принять личину самого государя, чтобы ввести в заблуждение. Неужели вправду бывают такие демоны на свете?

— Я здесь за тем, чтобы удостовериться во всем лично, — кивнула герцогиня. Как же можно так слепо поверить приезжему аббату! Настоятель, похоже, слишком долго был затворником. Впрочем, ей и это оказалось на руку.

Молчаливый монах-слуга провел герцогиню через лабиринт галерей и залов, затем спустились вниз, в монастырские подвалы. Герцогиня ничуть не удивилась, увидев за казалось бы нерушимой стеной винного погреба тайный ход, ведущий в темницы. Изабелла поежилась, по разгоряченной волнением коже легкими коготками пробежал озноб. Она пристально вглядывалась в темные закоулки, куда не доставал слабый свет восковой свечки, трепещущей в руке монаха.

Впереди скрывалась еще одна потайная дверь — ведущая в холодное, как ледник, помещение. Там не было ни одного окна, видимость уюта создавали развешенные по стенам гобелены, крошечная жаровня с тлеющими углями, принесенные из верхних комнат два кресла. В одном сидел король Стефан — уставший от ожидания старик.

— Изабелла! — увидев герцогиню, обрадовался король. — Как хорошо, что ты здесь! Мне этот сумасшедший аббат наговорил бог знает что! Что это за странное место? Почему меня здесь заперли?

— Значит, вам уже сообщили, ваше величество? — едким тоном протянула госпожа Эбер, выплюнув ненавистный титул. — Хорник, мерзавец, испортил такой момент! Как я хотела сама вам это сказать, посмотреть в ваши глаза, когда вы услышите и осознаете эту весть!

— В чем дело, Изабелла? — опешил Стефан. — Я ничего не понимаю! Что происходит? Мне сообщили, что здесь я встречусь с Лореном. А потом этот аббат вдруг...

— Встретишься, — криво улыбнулась Изабелла. Она не обернулась, не обратила внимания на щелкнувший за спиной замок. — Обязательно встретишься. В ином мире! Твой Лорен уже тебя там заждался.

— Что ты такое говоришь? Как такое может быть? Ты не в себе, Изабелла.

— Нет, это ты живешь в мире иллюзий! Тебя морочили все твои приближенные — уже столько времени лгали в глаза, а ты и не подозревал. Твой Лорен давно мертв! И это я, я сама приказала его убить!

— Изабелла, я не верю тебе! Как ты можешь так зло шутить? Ты же моя названная дочь...

— Не смей этого говорить! — в ярости прошипела герцогиня. — Тебе следовало казнить меня еще сорок лет назад, пока я была глупым младенцем. Казнить вместе с моим отцом! Но ты придумал для нас казнь более жестокую, чем виселица и плаха. Изощренную пытку! Ты помиловал своего врага — отправил в захудалую провинцию служить тебе! А меня, законную наследницу престола, оставил как заложницу — определил служанкой, комнатной девкой к своей жене. Какое великодушие!

— Изабелла... — не верил король, схватившись за сердце.

— Молчи! — огрызнулась она, распаляясь от собственных признаний еще больше, уже не в состоянии остановиться. — Тебе донесли, что мой отец скончался от внезапной болезни? Так знай же! Он сам принял яд, потому что больше не в силах был выносить своего позорного положения! В тот день, получив его последнее письмо, я поклялась, что отомщу тебе сполна, Стефан.

— Я был всегда добр к тебе...

— Ты не знаешь, каково мне было терпеть твои благодеяния. Каково было выносить милости от твоей жены. Меня трясло от ненависти — но я не могла позволить себе слабость, я держалась, я улыбалась!

— Я не хотел верить... — сокрушенно проговорил старик.

— Но, — добавила с ядовитой усмешкой герцогиня, — после я была даже благодарна тебе за то, что ты приблизил меня. Неотлучно находясь подле твоей жены, я могла действовать без всякого опасения. Догадываешься ли ты, отчего у тебя так долго не появлялся наследник? Разумеется, не знаешь. Я стала подсыпать твоей обожаемой королеве отраву — медленно, год за годом ее убивавшую. Я была уверена, что, потеряв ее, ты не женишься снова. Ты же так благороден и верен своим клятвам! А даже если б и женился — яда хватило бы на всех, — рассмеялась она. — Вот только очень уж крепка здоровьем оказалась твоя вечно хворающая королева, всё не желала сдаваться... Но потом ты выдал меня за своего верного боевого товарища — будто сладкую кость бросил преданному псу в награду за службу! Меня, урожденную госпожу герцогства Эбер — отдал в придачу к отобранным землям и титулу. О, как я же ненавидела тебя и твоего пса-маршала!.. Но родился Гилберт, и я... Я немного растаяла сердцем. Посчитала, что уже достаточно травила твою королеву, что недолго ей уже осталось ходить по земле, что не стоит больше марать руки ядом... Но просчиталась — эта тварь не только не сдохла, но еще и понесла! Представь себе мое изумление! Пришлось мне бросить своего крошку и вернуться ко двору. Уж чего я только не пробовала, чем не пыталась вытравить плод! Да только не разглядела за жирным чревом двойню. Похоже, глупышка Адель весь яд на себя приняла, братца спасая, твоего наследничка.

— Королеву-то я извела, да что теперь было толку? — Она всмотрелась в глаза измученного старика. — Ты всё-таки сломал меня, когда вздумал выдать замуж... Глядя в ясные глазки Гилберта, я не сумела поднять руку на младенцев. Старый подлец! Ты заставил отложить мою месть на целых шестнадцать лет!

— И что теперь? Убьешь меня? — прошептал Стефан.

— Ты и так почти мертв! — расхохоталась она. — Посидишь пока под замком, чтобы не мешался. Объявим народу о твоей тяжкой болезни... Нет, сперва всё устроим к свадьбе. А уж в день свадьбы, сразу после венчания, объявим, что ты умер — от непосильной радости. Если будешь смирным — и если доживешь, конечно, — то может быть, позволю показать тебе внука... Бедняжка Адель! Она так влюблена в моего Гилберта, что мне даже ее жаль. Ребеночек у нее родится хилый, долго на свете не задержится. Как впрочем, и сама принцесса. Гилберт у меня добрый мальчик, боюсь, очень огорчится. Но ничего, погорюет немножко — и подыщу ему новую невесту, ему ни одна не откажет. А хоть бы даже и княжна Беатрикс — девка гулящая, как и ее братец, зато хорошая правительница, с приданым!

Похоже, мысли ее уносились уже далеко в безмятежное будущее. Король Стефан смотрел на нее со страхом, к которому примешивалась жалость — как смотрят на внезапно помешавшихся безумцев.

Но точно опомнившись от сладостных грез, герцогиня легко вздохнула, свободно, полной грудью — и почти ласково улыбнулась на прощание Стефану.

— Прощай, старик! Ты так опостылел мне за все эти годы, что я даже не хочу перерезать тебе горло собственной рукой. — И она постучала в дверь, подзывая монаха.

Но на стук никто не откликнулся.

Она постучала еще раз, громче. Но в ответ снова тишина.

— Что за... — пробормотала она.

Неожиданная догадка мрачно озарила ее лицо. Ее заперли здесь нарочно?

— Мерзавец Хорник, будь ты проклят! — прошипела она в бешенстве.

Но не могла позволить вспышке чувств вырваться из-под контроля на глазах у старого врага.

— Раз уж мы здесь застряли вдвоем, и, видимо, надолго, — начала она невозмутимым тоном, присаживаясь в кресло напротив, чинно расправив на коленях платье. — Пожалуй, поведаю тебе еще одну занимательную историю. О том, как я выменяла твою... Хотя нет — мою! Выменяла мою королевскую корону на демонов — и как послала их за головой твоего сына.

— Изабелла... — произнес со вздохом старик. — Ты и сама не понимаешь, какой грех совершила. Я действительно наивный старик... Хотя нет, я, бывало, ловил на себе твои взгляды. Иногда, когда ты думала, что на тебя никто не смотрит, твое лицо озарялось пламенем ненависти. Страшно было видеть такую ненависть на лице маленькой принцессы... Но с годами твой взгляд изменился. Я не мог подумать, что ты так быстро и так искусно научилась притворству — я жил и радовался, глядя на тебя. И я специально держал тебя при дворе, поближе к себе, чтобы самому за тобой присматривать. Мне говорили, что ты можешь быть опасна для Лорена или Адель. Я не хотел верить, но и не мог подвергать своих близких опасности. Я сделал всё, что должен был сделать, у тебя не было шансов ни отравить, ни подослать убийц. Твой яд не мог подействовать на мою жену. Но я не думал, что ты можешь пойти на страшный шаг, использовать чернокнижие... Я специально настоял на том, чтобы Гилберт воспитывался вместе с моими близняшками. Ты ведь не могла рисковать здоровьем собственного сына — хоть никогда его по настоящему не любила, ты видишь в нем продолжение Леопольда... Но ты всегда мечтала, чтобы Гилберт унаследовал трон твоего отца. И ты всячески пыталась настроить мальчика против меня и Лорена. Но у тебя это плохо получалось — вместо ненависти, он подружился с Лореном и полюбил Адель. А от тебя же он не ждал материнской ласки, ты никогда не одаривала его нежностью и заботой. Парнишка вырос, раздираемый двумя огнями... И знаешь что? Если Лорен не сможет унаследовать трон, хотя я просто не могу поверить, что его нет на свете... Если так, то Гилберт единственный, кто действительно достоин стать государем. Я всегда знал это, я говорил ему это сам. Да-да, не смотри на меня так! Даже не удивляюсь, что он не стал тебе об этом говорить, о наших разговорах... Но парнишка никогда не желал власти, в отличие от тебя. Власть ему не нужна — и именно поэтому он станет прекрасным правителем. Лорен вырос изнеженным и не слишком разумным мальчиком, в этом виноват я сам... Лорен станет... стал бы... нет, станет! Он станет сумасбродным королем, ему потребуется поддержка хороших советников, думаю, он с удовольствием переложит свои обязанности на чужие плечи. Гилберт же не такой, он сильный... Твой сын куда сильнее, чем ты думаешь, Изабелла. Я действительно рад, что заставил тебя пойти за Леопольда.

— Замолчи, старик! — хлестнула его по лицу перчаткой герцогиня. Король молча склонил голову, стерпел удар. Герцогиня тяжело дышала, ярость теснила ей грудь. — Не желаю больше слушать! Ты бредишь с горя!

— Нет, я думаю, это твой разум застелила тьма, — проговорил тихо король.

  

***

  

От высоты, от резких поворотов, от головокружительных падений и стремительных взлетов перехватывало дыхание. При свете дня Сильг летала редко — но над городом никогда.

Поднимающееся над горизонтом солнце било в глаза, фиолетовые тени заливали лабиринты улиц, черепичные крыши горели красным золотом раннего утра. Спешащие по делам горожане с высоты казались букашками. Заметив мелькнувшую над крышами огромную тень, люди запрокидывали головы — и вопили от ужаса, кидались бежать, прятаться.

— Вон он, твой демон! — увидела Сильг далеко внизу алое пятно.

И вправду, мостовая перед мясной лавкой пламенела от луж крови. Яркая кровь из растерзанных тел хозяина лавки, продавцов и нескольких покупателей смешалась на земле с бурой кровью разделанных туш скота. Демонический зверь выволок туши из подпола и принялся с наслаждением утолять сочным мясом свой нечеловеческий голод.

На подлете Сильг выдохнула в тварь струю пламени. Опалила шкуру — но подожгла лавку и примыкающий дом. Ветер от могучих крыльев мгновенно раздул пожар.

Вскочив, демон с рычанием набросился на опустившуюся на землю дракониху. Хоть Сильг была в несколько раз крупнее, но безымянная тварь двигалась с непостижимой ловкостью. Сильг топтала и била лапами, но зверь успел подобраться под брюхо и распорол острыми, как ножи, когтями драконью шкуру. Броня из чешуи там была гораздо тоньше, Сильг вскрикнула, заметалась, изгибая шею, пытаясь ухватить снующее между лап чудовище. Забила хвостом, разметав в щепки стену лавки. Но зверь уже вцепился в ее крыло.

— Вверх! Взлетай! — выкрикнул Гилберт. Он ничем не мог ей помочь, демона не брал ни клинок, ни заклинания.

Сильг послушалась, подпрыгнув, с силой разрезала крыльями воздух.

С высоты подгоняя демона плевками пламени и разрядами молний, они сумели загнать его на площадь. Гилберт всё еще надеялся справиться с ним на открытом пространстве.

Однако на площади их встретил отряд городской стражи, ощетинившись копьями.

Сильг шарахнулась назад.

— Именем короля! Не упустите это чудовище! — крикнул Гилберт солдатам, указав клинком меча на припавшего к земле зверя.

Стражники сомкнули ряд. Однако, похоже, за чудовищ они приняли и дракониху с всадником. Собравшиеся зеваки за их спинами подняли шум, из толпы в Сильг полетели камни.

Демон, в прыжке перелетев через стражников, обрушился в толпу — порвав нескольких человек, бросился дальше — но на площадь высыпал еще один отряд, вооруженный тяжелыми арбалетами. Демону отрезали путь — осталось только подпрыгнуть к зданию ратуши и вскарабкаться по стене. По счастью, окна в этой части стены были забраны решетками либо оказались слишком узкими, чтобы демон мог проникнуть внутрь.

— Подними меня на крышу и улетай! — приказал Гилберт драконихе.

Но оказавшись наверху, граф понял, какую совершил ошибку. Узкая стена гребня, венчающего два черепичных ската крыши, оказалась не лучшим полем для битвы с обезумевшей тварью.

Судья прислушивался к крикам толпы, доносившимся снаружи. Что еще за манифестация?..

— Так значит, это верно? — продолжал допытываться поглощенный своей идеей и ни на что не обращавший внимания барон дир Ваден. — Если человека, не состоящего в списках Гильдии, застанут за занятиями черным колдовством, ему грозит смертная казнь?

— Да-да. Если будут найдены неопровержимые доказательства, уличающие в чернокнижии или тем паче некромантии — преступника сожгут на костре. Вы всё правильно поняли, ваша милость. Так гласит Закон, и кажется, я вам уже всё подробно разъяснил, причем неоднократно.

— Хотелось услышать еще раз, — с довольным видом откинулся на спинку кресла барон.

— Однако не забывайте, что приговор может быть вынесен только после подробного расследования с привлечением церковнослужителей и адвокатов... — снова занудно завел первый судья королевства.

Но вдруг изменился в лице и указал пальцем в окно:

— Д-д-д... Драк-кон?! — в изумлении воззрился он на опустившееся посреди площади сверкающее чудовище.

Барон вскочил, шагнул вперед — цепкий взгляд не ослепило неожиданное явление огромного ящера в сердце столицы. На спине бестии он заметил человека!

— Схватить его! — перегнувшись через подоконник, заорал барон своим подручным, которые дожидались его снаружи.

Наемники растолковали приказ по-своему — и ринулись к дракону, на бегу выхватывая мечи из ножен.

— Идиоты! — зарычал барон и бросился вон из кабинета.

Мгновением спустя из кабинета вылетел и сам судья: едва он закрыл распахнутое бароном окно — как на решетчатые ставни накинулась отвратительного вида тварь. Судья оказался с чудовищем буквально лицом к лицу — и ужаснее зрелища не доводилось видеть за всё жизнь.

Демон не обращал внимания ни на град стрел, выпускаемых снизу, ни на безостановочные удары огня, рассыпающиеся о его шкуру. Увидев, что дракон улетел, а жертве деться некуда, он изготовился — и прыгнул, подмял под себя графа. Наступив на грудь одной лапой, другой принялся сдирать кирасу. Порванный пояс с бесполезными ножнами слетел первым — съехал вниз, гремя по черепицам. Когти, размером и остротой не уступающие кинжалам, сминали искусно выкованные доспехи, как скорлупу ореха. Гилберт даже кричать не мог, демон навалился, придавив всей тяжестью. Кираса на левом боку смялась, как простая жестянка, изогнутые клинки впились в тело, разрывая кожу и мышцы...

Неужели этим всё кончится? Неужели все его метания, все попытки исправить совершенную ошибку — всё напрасно, всё зря? Гилберт застонал, стиснув зубы, еще раз попытался — отчаянно выпустил бесполезный поток огня, разбившийся о мощную грудь и ожегший его самого... Целый год кошмаров и страхов, медленно выжигающих душу, бесчисленные убийства по приказу призрака — всё оказалось бессмысленно. Он так же беспомощен перед этим чудовищем — как в тот самый первый миг, когда не получившая имя тварь вырвалась из ненадежных оков заклятия и набросилась на своего глупого создателя... Лучше бы он тогда погиб, лучше бы тогда позволил себя убить! Избежал бы стольких грехов, стольких мучений, не попался бы в ловушку мертвой колдуньи, не воскресил бы ее, не вернул бы ей силу... Одна глупая ошибка повлекла за собой множество бед. И во всём этом только его вина. И он без сомнения заслуживает все эти страдания и раны. Заслужил, чтобы его заживо растерзал этот зверь, его собственное создание. Вот только лишь одной его кровью демон не насытится...

Не может быть, чтобы он, пройдя через целый год сжигающих душу испытаний, ничему не научился, не стал сильнее? Он научился убивать, он овладел запретными тайнами колдовства... Он, в конце концов, не застыл, как тогда, в ужасе при виде ожившего чудовища — он бросился в бой! Он готов проститься с жизнью — если только это поможет унести с собой в иной мир и чудовище!

Сквозь боль сознание пронзила спасительная мысль. Возможно, есть еще шанс всё исправить? Довести обряд воплощения до конца?.. Чтобы удержать безымянную тварь, нужны кристаллы. Но где взять горный хрусталь над площадью?!

Голова демона была низко опущена, он ничего не замечал вокруг, с жадностью слизывая с измятого нагрудника подтеки крови. Жертва перестала вырываться, и зверь счел, что теперь добыча никуда не денется, чуть ослабил хватку.

Возможно, подойдут камни... Гранит, которым облицованы башни ратуши — жилы кварца смогут заменить хрусталь? Возможно... Всё равно другого выхода Гилберт не видел. Нужно было собраться, сконцентрироваться на объединении пентаграммы... Сил совершенно не осталось, и с остервенением грызущий наплечник демон забирал последние...

Зверь вскинулся и зарычал, когда лучи пентаграммы прочертили воздух вокруг него, соединив звездой пять башен городской ратуши. Почуяв опасность, накинулся на жертву с новой яростью. Но Гилберт быстро рассек рваным щитком налокотника шкуру на морде — и ткнул в рану один из перстней-амулетов, чтобы камень соприкоснулся с кровью. Демон взревел, мотнул башкой — и цапнул за руку, распорол ладонь. Но перстень выскользнул из окровавленных пальцев и застрял между кривых клыков. Зверь досадливо задергался, стремясь избавиться от этой занозы, стал тереть морду лапой.

Гилберт начал читать заклятье, удары когтистых лап сбивали, но не могли заставить замолчать. Кровь его была уже и внутри, и снаружи...

Демон замер, тяжело пыхтя, раздувая ноздри, исподлобья злобно глядя в глаза некроманта. Гилберт не отвел взгляда, он сумел произнести полную формулу наречения имени. Сумел наконец-то сделать то, с чем не справился год назад... Демон замотал головой, сопротивляясь оковывающим цепям подчинения... Но граф протянул раскрытую ладонь — выдернул застрявший перстень.

— Нарекаю тебе имя, тварь! — прорычал он наконец. — Отныне ты будешь принадлежать мне, телом и духом! Верно служить, повинуясь каждому слову! Обручаю тебя кровью и камнем!

Приподнявшись, Гилберт шепнул в прижавшееся ухо зверя одно единственное слово. Демон затрясся, закатил глаза, исторгнув из зловонной пасти утробный рев. Выгнул дугой спину, как будто тихий шепот оказался стрелой, пробившей череп. Только противиться воле человека он более не смел.

— Умри! — беззвучно повторил приказ Гилберт.

Демон взвыл, встал на дыбы, забил лапами. Но не мог ослушаться приказа хозяина. Жизнь покидала его чудовищное, уродливое тело. С отвисшей челюсти пролилась струя слюны, вывалился язык за ряд клыков. В маленьких глазах потух огонь безумной жажды, они остекленели. Демон повалился ничком, неподъемная туша под воняющей псиной жесткой шкурой вновь придавила графа, потащила за собой вниз по крыше. Дважды перевернувшись, человек и мертвое чудовище сползли с гребня и, набирая скорость, начали съезжать вниз по крутому скату. Гилберт собрал все оставшиеся силы, забился, пытаясь освободиться из цепких мертвых объятий, выбраться из-под удушающей тяжести. Черепица била по израненной спине, по затылку, сыпалась вслед осколками...

Только на самом краю ему удалось вырваться. Ухватившись за какую-то нелепую статую, стоящую на ребре кровли, он удержался, повис высоко над площадью — а тело мертвого чудовища полетело дальше, с глухим шлепком обрушилось на булыжную мостовую.

Со звоном взорвался камень в перстне — острые осколки мелкой пылью брызнули во все стороны, Берт едва успел отвернуться, иначе ослеп бы... Это означало, что демон мертв. Наконец-то.

Но еще чуть-чуть — и он упадет следом. Скользкие от крови пальцы норовили разжаться, в дрожащий руках не осталось силы... С шумом вдохнув и выдохнув, Гилберт закрыл глаза. И отпустил.

***

Адель не помнила себя от волнения. Пусть она всю ночь злилась на графа и рыдала в подушку, но когда прибежал Мэриан и объявил, что с Гилбертом стряслась беда, разум ее как будто помутился. Она не помнила, как ей удалось отделаться от фрейлин. Кажется, пришлось устроить скандал, придравшись к какой-то мелочи, накричать на них в истерике, чтобы прогнать. Они смотрели на нее, как на помешавшуюся... Совсем как вчера, когда принцесса вдруг объявила, что разрывает помолвку, что не останется в ярмарочном городке — и сорвалась среди ночи, вернулась во дворец, не поставив в известность даже отца...

Мэриан торопил ее, сам дрожа от испуга. Принцесса только накинула старый плащ, в котором она выходила в город, когда хотела остаться неузнанной, и поспешила на площадь ратуши.

***

Когда наперерез ему пронеслась изумрудная молния, подхватила, забросила на спину — Гилберт машинально ухватился за гребень на загривке, прижался к огромной шее.

— Почему ты не улетела?!

— Разве я могла?

Для разворота потребовалось сделать широкий круг над площадью, она вихрем пролетела над пораженной толпой, едва не задевая головы поджатыми лапами. Задерживаться здесь хоть на миг было смертельно опасно. Сильг взмахнула крыльями, рванула вверх, в высоту... Но выстрелившие сети распахнулись в воздухе, опутали крылья. Дракониха задергалась в сетях — мгновенно натянулись веревки, Сильг рухнула на мостовую. От удара Гилберт не сумел удержаться, его отшвырнуло далеко в сторону. Толпа с воплями отхлынула волной от него, боясь не то что помочь, но приблизиться.

— Держите эту тварь крепче! — скомандовал аббат Хорник, довольно потирая руки. Заполучить в свою коллекцию еще и дракона? Определенно нынче Небеса благосклонны к своему недостойному рабу! Аббат уверился в этом, едва заметив над городом тень огромной ящерицы.

Подручные аббата крепко опутали рвущуюся Сильг сетями и веревками, даже раздобыли цепь для удавки. Городская стража помогала монахам, вовсю орудовала своими пиками, тыкали в чешуйчатые бока.

— Хотите взять чудовище живьем? — К аббату присоединился барон дир Ваден, взглянул на незваного союзника с высоты седла с плохо скрываемым раздражением. Он тоже был бы не прочь обзавестись собственным драконом — да только церковник опередил. Но не оспаривать же право на "охотничий трофей" в присутствии королевского судьи, который так некстати увязался следом, ужасаясь происходящему.

— Живая тварь занимательнее дохлой! — как само собой разумеющееся сообщил аббат. — А вы почему медлите? Разве не желаете заняться вторым исчадием преисподней? — кивнул он на пытающегося подняться с земли графа.

В ответ барон оскалился хищной ухмылкой и стегнул коня.

Гилберт не мог встать, его мотало из стороны в сторону, перед глазами всё плыло, вся площадь крутилась каруселью. Но он видел, как билась в сетях Сильг! Он не мог подняться с колен, но он вскинул руку, зашептал заклинание — и веревки, опутавшие дракониху, вспыхнули, стали лопаться одна за другой. Несколько монахов с криком бросили концы, затрясли обожженными руками. Но другие накинули новые веревки, а огонь угас, больше не подчиняясь воле некроманта. Кто-то выставил встречное колдовство, заблокировавшее и без того ничтожные силы чернокнижника...

В тот же миг всадник налетел на графа, опрокинул наземь: Гилберт увидел мелькнувшие перед глазами подковы лошади.

— Ты жалок! Поднимайся! — рявкнул дир Ваден, осаживая вставшую на дыбы лошадь.

Щелкнула плеть, захлестнув локоть — Гилберт закрыл лицо от удара — и барон рванул на себя, вздернул его вверх с земли. Дир Ваден злорадно расхохотался: приятно посмотреть, в таком беспомощном состоянии сейчас его враг! Он грубо подхватил мальчишку под руку, едва не выдернув плечо из сустава — и подбросил в седло перед собой, пришпорил лошадь.

— Я простил бы тебя, сопляк, если б ты победил меня в честном поединке! — прошипел дир Ваден на ухо. Одной рукой держа поводья, другой обхватил за шею, как тисками, прижав к себе спиной, чтобы никоим образом не позволить пленнику уйти, хотя тот и не мог сопротивляться. — Но ты, гадёныш, обманул меня и подлыми трюками заставил сдаться. Покрыл позором на глазах у черни и двора! Чтобы я — я! — спасовал перед мальчишкой?! Теперь ты за это поплатишься!

Толпа хлынула следом за всадником, самые любопытные зеваки бежали бегом, съедаемые желанием увидеть продолжение зрелища.

Лошадь промчалась через улицу — вынесла на базарную площадь, где в любой час дня толпился народ. Горожане оглядывались с изумлением, едва успевали увернуться от несущегося во весь опор всадника. Подавив попавшие под копыта клетки с домашней птицей и корзины овощей, барон направил лошадь к высокому помосту эшафота. Резко осадил — и швырнул свою жертву на почерневшие доски настила. Законное место для публичной казни.

К эшафоту с разных концов площади поспешила охрана, приставленная следить за порядком торговли. Но увидев барона, замешкались в сомнениях, не решаясь перечить знатному рыцарю.

Соскочив с лошади, барон взбежал наверх по короткой лесенке сбоку от помоста. Как он и желал, толпа взирала на него, затаив дыхание. И барон с упоением принял на себя роль глашатая.

— Радуйтесь, горожане! — заорал он, распахнув руки, точно собираясь обнять каждого и всех сразу. — Ликуйте! Сегодня наконец-то пойман душегуб-чернокнижник!

— Слава Небесам! Смерть ему! Казнить убийцу! — заволновались в толпе.

— Слышал? — вкрадчиво обернулся барон к пойманному. — Народ требует твоей казни!

Дир Ваден рывком поставил графа на ноги, даже пришлось поддержать его, настолько тот ослабел от потери крови. Он грубо заставил Гилберта поднять голову выше, схватив за волосы, чтобы народ смог рассмотреть уличенного чернокнижника. Гилберт подчинился, выпрямился, обвел мутным взглядом людское море, заполнившее всю площадь. И шум поутих. Люди примолкли, увидев бледное юное лицо с тусклыми от боли глазами, заметили, как изуродованы и смяты доспехи, кровавые лохмотья виднеются в прорехах вспоротой когтями чудовища стали. Кровь выкрасила латы в алый цвет.

***

Войдя в город, Гортензия Хермелин направилась прямиком во дворец. Она намеревалась получить аудиенцию у самого короля. Как это сделать, она пока не знала. Но была твердо уверена, что добьется своего. Король озолотит ее за такие вести! Или назначит придворной ведьмой, что тоже неплохо. Или прикажет и то и другое — почему бы нет? Сегодня ведьме всё удавалось! Она втридорого продала княжеских коней в пригородном трактире. По понятным причинам хороших коней нынче просто не достать — и княжеский подарок значительно вырос в цене. Трактирщик тоже был доволен сделкой, поэтому охотно сделал вид, будто оставшийся в номере дракон — и не дракон вовсе.

Фредерике и Мериану Гортензия велела дожидаться сумерек, раньше провести их в город было невозможно. К этому времени ведьма рассчитывала получить особый королевский пропуск, который защитит маленького дракона от солдат, рыцарей и прочих охотников до редкостных зверей. Ну, а если не удастся, в сумерках провести своих подопечных через охрану городских ворот будет всё равно легче, чем пытаться прорваться средь бела дня.

Гортензия радовалась знакомым улицам, не думала она, что ей удастся вернуться в столицу так скоро, да еще с такой великолепной вестью. Мысли ее были заняты речью, которую она произнесет, когда предстанет перед его величеством Стефаном... Но шум, доносящийся со стороны базарной площади, заставил ее отвлечься.

— Что стряслось? — спросила Гортензия, приблизившись к краю шумящего людского моря. Площадь была заполнена толпой горожан. Даже странно — на протяжении стольких месяцев видя вереницы повозок на тракте и переполненный постоялый двор, Гортензия считала столицу наполовину опустевшей.

— Чернокнижника, говорят, поймали, — сообщил ведьме крайний из зрителей, пытающийся хоть что-то разглядеть поверх голов. — Да врут небось. Оклеветал барон парнишку, не иначе.

Гортензию ошарашила эта новость. Неужели вправду схватили хозяина Иризара?.. Но отсюда ничего не было видно, и ведьма решила подобраться поближе к помосту.

Над площадью гремел обличающий голос барона. Ему неуверенным блеяньем вторил королевский судья, подтверждая правильность названных дир Ваденом законов.

Дир Ваден триумфально призывал в свидетели всех, кто был возле здания ратуши. И действительно, многие видели, как этот парень схватился с ужасным чудовищем, видели, как засветились, а после треснули камни в стенах башен, видели, как по его воле сгорели сети, опутавшие дракона.

— Вы все видели, как он летал верхом на той крылатой твари, заявившейся в столицу? Как он напал на монахов, пытавшихся защитить от дракона всех вас? — орал барон. Он уже охрип, стараясь, чтобы его услышал каждый. — Мне же пришлось увидеть вещи более ужасные! Я видел, как этот мерзавец оживлял мертвецов. Собственными глазами видел! И готов подтвердить свои слова под присягой!

— Твое слово против его — не равно ли будет? — бросил кто-то из толпы. — Мало ли кто что увидел, не разобравшись толком... Рыцари вечно собачатся между собой.

— Рыцарь? — взъярился дир Ваден. — Помоечная крыса больше достойна носить это звание, чем он!!

— Уличенный в колдовстве и не имеющий на то разрешения, равно как не состоящий в Гильдии чародеев, лишается права называться рыцарем, а также... — запинаясь, принялся зачитывать по памяти судья.

— Не забывайте об осторожности! — оборвал его барон. — У некроманта были помощники, возможно, сейчас они находятся на площади, среди вас, — он обвел тяжелым подозрительным взглядом толпу, и больше никто уже не решался повысить голос, боясь оказаться в руках стражи.

Дир Ваден обнажил кинжал — и с явным наслаждением принялся сдирать с обвиненного рыцарские доспехи, нимало не заботясь о том, что, разрезая крепеж и вскрывая застежки, грубо задевает раны — и сам добавляет новые.

Гилберт едва держался на ногах, он уже не чувствовал ничего кроме боли. Рассеченная рана над бровями кровоточила, не слезы, но кровь капала с ресниц. Он смаргивал алую пелену, застилающую зрение, невидяще смотрел вперед, над толпой. Многоликое, многоглазое море сливалось в гудящую массу, колыхалось, расплывалось, смотрело на него. Непросто было вытерпеть этот взгляд. Но отвернуться или опустить голову не позволяли жалкие остатки гордости. Если же закрыть глаза, он потеряет сознание.

— Король посвятил его в рыцари! — раздался над площадью звенящий девичий голос. — И только король может лишить его этого звания! Король — но не ты, дир Ваден!!

Гилберт вздрогнул от звуков этого голоса, отыскал взглядом — толпа раздвинулась, выделив девушку в старом плаще. Глаза ее горели ненавистью. Ей уже не нужно было расталкивать зевак локтями, она подошла к помосту, буравя взглядом замершего барона. Девушка заметно прихрамывала, но осанка безошибочно выдавала благородное происхождение.

— И даже королевский судья тебе не помощник в этом беззаконии! — продолжала Адель жестко чеканить слова. — Ваша честь! Что посулили вам за участие в этом балагане? Неужели что-то более ценное, чем доверие короля, назначившего вас верховным блюстителем справедливости?!

— Убогая, а дело говорит! — зашептались в народе. — Ежели каждого будут так хватать, да без суда и следствия...

— Вы абсолютно правы, ваше высочество! — перекрыл шум громогласный аббат Хорник.

Придерживая сутану, он важно взошел по ступенькам и встал рядом с обвиняемым, смиренно сцепив руки на животе, придав своей физиономии выражение крайней скорби.

— Высочество? — зашелестела толпа. — Это и есть принцесса Адель?

— Однако, дорогая принцесса, вынужден сообщить вам, что его величество никоим образом не сможет участвовать в суде над сим чернокнижником. Ибо он сам пал жертвой его колдовства!

— Что? О чем вы говорите? — опешила Адель.

— Его величество при смерти, — объявил аббат. И указал на графа: — Этот человек посягнул на жизнь нашего короля!

Толпа негодующе зашумела — покушение на государя непростительное преступление.

— Это неправда! Это ложь! — закричала Адель.

Вместо ответа аббат извлек из складок сутаны королевский венец — и поднял над головой, демонстрируя притихшей площади.

— Ты лжешь! — Принцесса отчаянно кинулась к помосту, но ее перехватили двое монахов из свиты аббата, словно в тиски зажали. — Грязная ложь!! Что ты сделал с отцом, мерзавец?! Ты убил его?!

Гилберт рванулся было к ней, но оступился, упал бы, но барон грубо вывернул ему руки за спину, чтобы не дергался попусту.

— Попридержите принцессу, — кивнул расторопным подручным аббат. — Похоже, чернокнижник успел околдовать ее. Возможно, в бедняжку вселились злые духи, будьте внимательны.

Адель беспомощно задергалась в руках монахов, но освободить ее было некому. Гилберт задыхался от бессильной ярости — и ничего не мог сделать.

— У тебя верная, но очень легковерная невеста, мой мальчик, — негромко обратился Хорник к графу, усмехнулся собственному каламбуру.

— Что со Стефаном? — хрипло проговорил Гилберт.

— Какое тебе дело до старика? — ухмыльнулся Хорник. — Ведь ты сам собирался занять его место, разве нет? Да и жить тебе осталось недолго, ты ничего не успеешь сделать, как бы ни мечтал.

— Дорогая принцесса! — продолжил свою речь аббат. — Вы совершенно правы, утверждая, что лишить рыцарского звания может только король. Однако распоряжаться жизнью уличенного в черном колдовстве — прерогатива Святой Церкви. Одна только Святая Церковь вправе решать участь грязного некроманта, изуродовавшего свою душу запретными знаниями и богопротивными деяниями. И посему я, полномочный представитель Священного Совета — я сам вынесу приговор! Помиловать ли сего юношу или казнить?..

Над площадью повисло молчание.

Насладившись всеобщим благоговейным вниманием, аббат коротко обронил:

— Вина Гилберта ден Ривена несомненна. Сжечь его на костре!

В взорвавшемся гуле утонули крики и рыдания Адель. Гилберт же словно не слышал своего приговора: ему было всё безразлично. Всё, кроме страданий принцессы. Ее отчаяние причиняло ему невыносимую боль, сердце разрывалось на части от ее слез, от беспомощности и собственной ничтожности. Он был виновен — виновен в ее страданиях...

Похоже, аббат уже успел распорядиться, прежде чем вступил на помост — на площадь, рассекая людское море, усиливая давку, провезли телегу с дровами. Столб для виселицы посреди помоста обложили связками поленьев, охапками хвороста. Костер получался высокий, как и положено погребальному.

— Так-то ты исполняешь обещание, данное моей матери, — с презрением бросил Гилберт.

— Хочешь объявить меня клятвопреступником? — глумливо удивился Хорник. — Обещания — всего лишь слова. Дать слово — взять слово... Преступление невелико, грех этот я замолю, успеется. Но возвести на престол некроманта — разве такое можно допустить? То, что ты, мой мальчик, связался с нечестивыми духами иного мира, у меня сомнений нет. Еще в храме, во время службы — ты ведь чувствовал, признайся? — я испытывал тебя. Ты неплохо держался, ты удивил меня. Как удивляешь и сейчас — другие на твоем месте рыдали и ползали передо мной на коленях. После, будто этого было мало, ты бесстыдно воспользовался своими фокусами у всех на виду — на турнире, в поединке с уважаемым дир Ваденом. Дважды!

— Гадёныш! — продолжавший удерживать противника барон выплеснул ярость в болезненном ударе. Гилберт проглотил стон, хоть в глазах почернело.

— И наконец, — продолжал аббат, — ты вовсе обнаглел, выпустив в город чудовище. Устроить такое занятное представление! Ты чересчур смел, мальчик. Ты сам выдал себя с головой. Хм... Полагаю, ты достаточно силен, раз тебе подчинился мой давний знакомец Иризар и его красавцы дружки. Возможно, твоя беспомощность, твоя безобидная внешность лишь очередная уловка... Но не рассчитывай, меня не введешь в заблуждение невинными глазами. — Хорник провел ладонью по щеке графа, задержался взглядом на приоткрытых губах, с которых срывалось тяжелое дыхание. Аббат говорил тихо, почти шепотом. — Я знаю, ты можешь призвать огонь с неба и испепелить весь город вместе с людьми!

Аббат отодвинулся, достал из широкого рукава белоснежный платок, вытер свои испачканные кровью пальцы. Как будто не нарочно показал знакомый Гилберту перстень с черным камнем:

— Не дергайся, некромант. Подумай о своей невесте! Слишком она молода, чтобы погибнуть здесь из-за тебя.

Не было нужды в угрозах. Гилберт всё равно ничего не мог сделать. Если бы он и вправду имел силы испепелить площадь — он не пожалел бы собственной жизни, лишь бы стереть с лица земли этих мерзавцев! Напоминание о принцессе звучало издевкой. Адель вырывалась с отчаяньем раненной птицы. Гилберт был согласен пойти на всё, лишь бы ее отпустили...

— Как же я рад, что герцогиня Эбер пригласила меня, недостойного служителя Церкви, приехать сюда! Какой бы я был глупец, если бы отказался от ее любезности, — принялся разглагольствовать аббат, наблюдая, как покорного от бессилия пленника монахи втащили на костер, стали привязывать к столбу. — Я пополнил свою научную коллекцию тремя великолепными редкостными тварями... Нет, уже четырьмя, вместе с драконом! К тому же мне выпала честь принять последнюю исповедь у самого короля. В моих руках легендарный королевский венец, обладающий неведомым могуществом... И теперь избавлю мир от гнусного чернокнижника. Поистине, Небеса милостивы ко мне!

— Не останешься полюбоваться казнью? — спросил дир Ваден, следом за аббатом спустившись с помоста. Барон скривился в презрительной усмешке: тщеславие церковника поистине не ведало границ.

— Не выношу запаха гари, — сообщил Хорник. — Сжигаемые грешники ужасно воняют. Полагаюсь на тебя, брат мой. Меня ожидают более приятные заботы.

Проводив неспешно удалившегося аббата недружественным прищуром, барон повернулся к принцессе.

Адель сквозь пелену слез безмолвно молила Гилберта об ответном взгляде. Но мешали снующие по помосту монахи. Когда же их глаза наконец встретились, она угадала: "Прости меня!" — шевельнулись разбитые в кровь губы. Она хотела закричать в ответ, что она не верит в его виновность! Но Гилберт закрыл глаза, прижался затылком к столбу. Смотреть на приготовления к собственной смерти у него не осталось сил. Он мог больше не бояться — из-за веревок он не упадет, если потеряет сознание.

— Принцесса! — дернув на себя, барон заставил Адель развернуться. — Надеюсь, теперь-то вы поняли, какую ошибку совершили? Предпочли этого преступника мне! Покрыли позором не только свое имя, но королевство...

— Вы! — осеклась она, едва сдерживаясь. — Вы же всё это подстроили?!

— Отнюдь. Я простой человек, я вовсе не всесилен, — не покривил душой барон. — Но в отличие от вас, я не был обманут лживой личиной. Я очень надеялся, что истина, которую вижу я, откроется и вам, принцесса.

Адель отвернулась к помосту, не могла не смотреть — и не было сил это видеть... Подбородок задрожал, она не ощущала катившихся по щекам слез.

— Если... — заговорила она. — Если я соглашусь выйти за вас... стану вашей женой... вы остановите казнь?

Барон громко расхохотался:

— Неужели вы настолько наивны? Вы думаете, после всего этого, — он обвел площадь рукой, — мое предложение к вам останется в силе? Не глупите, принцесса! После такого жениха, последний конюх обойдет вас стороной. Замуж! Ха-ха! Король умер, принц исчез, принцесса опозорена! Да теперь трон может достаться любому — и не придется терпеть в довесок хромоногую уродину!

К костру приблизился монах — с зажженным факелом в руке.

У онемевшей Адель подкосились ноги, но двое монахов крепко держали ее под локти.

— Поджигайте! — крикнул дир Ваден.

Пламя факела трепетало, хворост трещал, но огонь перебираться на костер не желал. Порывы поднявшегося ветра мешали исполнить приказ, казнь затягивалась. Адель неотрывно смотрела на привязанного к столбу. Голова безвольно упала на грудь, ветер настойчиво трепал темные волосы.

— Чернокнижник грозу наворожил! — волнами пронеслось по толпе.

Адель подняла взгляд — небо и вправду почернело. Ветер сгонял тучи в подобие воронки водоворота, смерч этот крутился всё быстрее и быстрее, постепенно накрывая всю площадь.

Из темных небесных глубин полыхнула молния. Следом вторая. И еще, и еще. Невероятные разряды оглушали, молнии били прямо в крыши окрест стоящих зданий, сыпалась черепица, взрывались окна. Молнии били не прекращаясь, ветер рвал с людей одежду, поднял песок с мостовой в воздух, слепил, обжигал горло.

Испуганная толпа кинулась врассыпную, началась невообразимая давка. Сквозь раскаты грома слышались вопли — затоптанных, раненных обломками сыплющихся стен и крыш, пораженных трескучими стрелами молний.

Дир Ваден бросился прочь одним из первых. Его слуги и подручные Хорника не отставали.

Только Адель увидела, что творилось в небе над площадью. Прикрыв глаза полощущимся рукавом, она не могла оторвать взгляда от расщепившегося небесного купола. Воронка мечущихся в круговерти туч расступилась, открыв в центре черный "глаз" в преисподнюю. То были врата в иной мир. Мир духов. Мир мертвых.

С каждым разрядом молнии из врат преисподней на землю прорывались голодные духи. Ударяя в не успевших покинуть площадь людей, молния поражала насмерть — и в тот же миг в оставленное душой тело вселялся голодный дух, превращая мертвеца в безымянную тварь. В чудовище, которое боялись даже самые могущественные колдуны Гильдии...

— Опомнись, принцесса! Нужно бежать!

На плечо Адель легла чья-то рука.

Но вздрогнув, очнувшись от этого прикосновения, принцесса кинулась к помосту. Искры от многочисленных молний попали на хворост — костер запылал в мгновение ока. Просто чудом молнии не поразили высокий столб.

— Я не уйду без него! — упрямо выкрикнула Адель.

Гортензия вздохнула. Она-то знала, что этот мальчишка обвинен вовсе не по ошибке. Он погубил множество людей, приказал своим демонам убить ее саму. Но казнь, костер... Всё это время, пока ведьма стояла здесь, в притихшей толпе, наблюдала за происходящим на площади — откровенно сказать, она не ощутила никакого удовлетворения от подобного "торжества справедливости"... Тем более разве сейчас ведьма может оставить принцессу? Как она будет потом объясняться с его величеством... Адель бесстрашно кинулась раскидывать полыхающий хворост, чтобы пробраться к столбу. И Гортензия поспешила на помощь.

К счастью, у ведьмы нашелся при себе нож, которым можно было разрезать веревки. А в памяти всплыло подходящее заклинание, оно укроет от внимания безымянных тварей.

Тела пораженных молниями людей превращались в чудовища за считанные мгновения. Они неловко поднимались с земли, сгорбленные, волоча руки по мостовой, мотая головами. Их мышцы вспучивались узлами, суставы распухали раздутыми наростами, лица искажались, становясь уродливыми масками — пасти, полные клыков, жаждали человеческой плоти... Даже хорошо, что Адель была полностью поглощена заботой о графе и не обращала внимания на творящийся вокруг ужас. Кот принцессы испуганно жался к ногам ведьмы, вздыбив шерсть и не смея даже шипеть.

Гилберт не пришел в сознание, когда они вдвоем сумели снять его с эшафота. Принцессе и ведьме предстояло каким-то образом унести его с площади, нужно было укрыться хотя бы в соседних домах, далеко они всё равно не смогут уйти. Сделать это оказалось не так-то просто, учитывая, что из хромой девушки помощница получалась неважная.

Гортензия перевела заклятье невидимости на свой зонт — бусины на концах спиц усилили и расширили охранное поле. Теперь было важно не шуметь и уйти с площади побыстрее — мышкой прошмыгнуть мимо корчащихся мертвецов...

— Черт, из-за него же бусину и потеряла, — ворчливо ругнулась Гортензия, заметив, что заклинание несовершенно из-за неровно замкнувшейся линии камешков на спицах зонта.

— Что? — не поняла принцесса.

— Следи за своим котом! — вместо этого ответила ведьма.

— Мэриан, не отставай, — попросила принцесса и без того льнущего к ногам кота.

— Мэриан? — хмыкнула ведьма. — Так вот ты какой.

***

...Не было никаких сверхъестественных явлений, никаких ужасных знамений, указавших бы на приближающуюся опасность. Небо тогда не почернело от зловещих туч, громы не сотрясли окрестность, не озарился вспышками молний небосвод. Трое демонов появились в короткой галерее, соединявшей две надвратные башни над аркой ворот, совершенно бесшумно. Просто вдруг возникли из пустоты. И никто не заметил их прихода.

В просторном дворе замка, подаренного королем Стефаном своему любимому сыну и наследнику принцу Лорену, — в этом обширном пространстве, заключенном в надежное кольцо крепостных стен, кипела обычная, будничная жизнь.

Снаружи перед воротами, мыча и лениво бодаясь, сгрудилось стадо коров. Вечерело, и пастух спешил загнать скот в хлева — под соломенные крыши деревянных построек, лепившихся изнутри к массивным крепостным стенам. Следом вверх по склону поднималась, растянувшись белой лентой, овечья отара.

С кухни для челяди тянуло вкусным дымком и ароматами готовящегося к ужину рагу, бурлящей наваристой похлебки. Перед распахнутой дверью слуги разделывали свежие туши двух оленей. Лучшие куски откладывали для господского стола, потроха кидали собакам. Свора изголодалась после дневной охоты, бросалась на окровавленные лоскуты с жадностью, с визгом, с рычанием, псы затевали меж собой драки. Рядом вернувшиеся из леса ловцы чистили лоснящиеся бока лошадей, прежде чем отвести в стойла. Стучали железом о сталь оружейники, выправляя снаряжение для замкового гарнизона. Сновали туда-сюда с поручениями мальчики-пажи. Служанки, поленившись выйти за ворота, вытряхивали перины и ковры, поднимая тучи пыли, развешивали на перилах галерей для просушки одеяла, простиранные простыни, не забывая весело переругиваться с неторопливо прохаживавшимися по крепостным стенам стражниками.

— Простая жизнь с простыми радостями! — втянув полной грудью букет ароматов, произнес Иризар. Он стоял, опершись о перила, с интересом подавшись вперед, оглядывая копошащихся внизу в перемешивающейся толпе людей и животных. — Вкусный ужин, удачная охота, предвкушение ночных забав с легкомысленной девицей...Что еще нужно этим смертным для счастья?

— Только полное неведение, в какой день и час за ними явится смерть, — изрек Дэв-хан.

— Отлично сказано! — захохотав, хлопнул приятеля по плечу Дакс.

Иризар обернулся — заметив незнакомцев, к ним с топотом приближались двое стражников, на бегу обнажая оружие. Иризар не подпустил их близко. Просто сжал ладонь в кулак — и оба солдата разом остановились, схватившись за горло, захрипели, задыхаясь. Мгновение-другое, и оба повалились на дощатый настил пола, вылезшие из орбит глаза бессмысленно остекленели.

— Ну что, пора развлекаться? — в нетерпении похрустывая костяшками пальцев, просил Дакс.

— Подожди немного, — попросил Иризар.

Демон поднял руку — и по двору пронесся яростный порыв леденящего ветра. Сорвал развешенное белье с перил, шапки с челяди.

Поняли это предупреждение только животные. Они подняли оглушительный шум, будто все разом взбесились. Куры и фазаны в птичнике устроили переполох. Разломав загородки, из хлевов с визгом выскочили свиньи. Собаки бросили кости и потроха, взвыв по-волчьи, ринулись к воротам, сбивая с ног оторопевших людей, перескакивая по спинам толкающихся в давке коров и блеющих овец, стремглав вылетели за пределы крепостных стен. Следом с диким ржанием спешили лошади...

Один из жеребцов вырвал поводья из рук чистившего его пажа, поднялся на дыбы — обезумев, ударил тяжелым копытом по темени, щетка выпала из рук на грязную землю. Всхрапывая, конь отбежал ближе к воротам, встал под низкой крышей постройки — покорный воле нового своего господина.

— Теперь пора, — сказал Иризар. — Не оставляйте никого в живых! Сжечь всё дотла!

— Повеселимся от души! — захохотал Дакс.

Иризар перемахнул через перила и, легко пробежав по кровлям, подобрался к послушно поджидающему коню. Спрыгнув в седло, успокаивающе похлопал по лебединой атласной шее. Подобрал поводья — и развернув, пустил галопом через толпу, не обращая внимания на попадающихся на пути людей...

Забава получилась славная. Дакс и Дэв-хан пустили огонь вкруг по крышам построек, по галерее, тянувшейся поверх крепостной стены. После с грохотом опустили — точнее обрушили — решетку на воротах, отрезав толпе выход к спасению. Дальше были крики, стоны, мольбы о пощаде, вопли — но Иризару не было до того дела, он вслушивался в них не более, чем в пение утренних птиц. Кровавая бойня его не привлекала, он в тот день выслеживал дичь особую...

Господский дом был пристроен к основанию более древней главной башни замка. Верхом Иризар въехал по каменным ступеням высокого крыльца. Оказавшись перед роскошно отделанными дверями, направил туда жеребца — конская голова протаранила распахнувшиеся с грохотом тяжелые створы. Демон с любопытством заглянул внутрь — то была замковая часовня, она занимала небольшую башенку, выстроенную ровно над крыльцом.

Желанной добычи там не нашлось. Сидели двое старцев — и, похоже, оба глухих. Не обращая внимания на доносящиеся снаружи звуки резни, были всецело поглощены спором на какую-то отвлеченную философскую тему.

Иризар, обнажив клинок, бесцеремонно прервал разговор, проткнул одного из старцев. Судя по одежде, тот служил в замке капелланом. Второй — астролог, если верить вышитым на мантии звездам — с изумлением воззрился на вдруг захрипевшего собеседника. Поднял глаза на демона и принялся беззвучно разевать рот. Иризар, брезгливо скривившись, замахнулся. Но звездочет оказался на удивление проворным: кубарем скатившись с места, удрал из часовни. Тронув поводья, демон охотно включился в игру.

Всадник, сеющий смерть на своем пути, пронесся через дворцовую кухню, полную челяди. Через жилые покои, не щадя и господ — ни роскошно одетых дам, ни юных дев, ни придворных щеголей, составлявших свиту наследника. Когда демону надоело махать клинком, он одним только собственным желанием заставлял всех этих людей падать замертво — точно так же, как первых двух стражников...

Обезумевший от погони астролог в конце концов привел его к личным покоям хозяина замка. В узком коридоре верхнего этажа коню было сложно развернуться, потому пришлось спешиться. Иризару уже наскучил этот надоедливый старик, он запустил в него сонм огненных языков. Но тот расторопно юркнул в неприметную дверцу. Открыв ее, демон с досадой плюнул — каморка оказалась отхожим местом. Своротив деревянный короб с дырой под надобности, старик сумел пролезть в зияющее в каменном полу отверстие. Отходы сливались по почти отвесному желобу, проложенному в стене — прямо в ров, окружающий замок. Звездочет сбежал, не побоясь запачкаться.

Старик благодарил Небо, не подозревая, что насмешливая судьба очень скоро вновь столкнет его с этим чудовищем — сразу же после того, как демон разделается со своей главной целью...

Иризар без труда нашел свою жертву. Владелец замка, принц Лорен был напуган, как ребенок. Впрочем, он и был совсем еще ребенком. Икая, глотая слезы, плакал не стыдясь. Умолял на коленях пощадить, сулил щедрые награды, не понимая, кто перед ним — демона не интересовали ни богатства, ни почести, ни титулы.

Иризар с интересом смотрел на паренька, даже не помышлявшего с оружием в руках попытаться отстоять свою жизнь или хотя бы честь. Пожалуй, если бы демон умел чувствовать, он мог бы от души пожалеть этого избалованного мальчишку, у которого не укладывалось в голове, что кто-то способен поступать против его воли, не подчиниться его приказу, обходиться с ним столь жестоко. Но как ни жалок он был, Иризар обязан исполнить приказ, отданный новой хозяйкой.

И он, взвалив кротко хныкающую жертву на плечо, спустился сквозь огонь вниз по винтовым лестницам, вышел за пределы замка. Прошел через тихий, благоуханный, цветущий сад, и сбросил принца на землю.

Берег пруда покрывала стрекочущая кузнечиками трава. Ярко-рыжее солнце медленно уходило за горизонт. Издалека доносился шум всё еще идущей битвы, грохот разваливающихся строений. Над деревьями сада возвышались неприступные стены и башни, над ними в небо поднимался огромный столб дыма, сплетенный из множества черных клубящихся прядей.

Краем глаза Иризар заметил мелькнувшую за верхушками деревьев крылатую тень, в лучах угасающего солнца вспыхнули и погасли изумрудные искры... Напрасно тогда демон не обратил на это внимание.

Но он был всецело занят творимыми заклинаниями. Мальчишка насытился болью сполна. Впервые в жизни узнал, что такое страдание — и получил исчерпывающий урок. Иризар с улыбкой смотрел, как жертва корчится у его ног, теряя прежнее обличие очаровательного королевича, прочно забывая, кем он был до сего дня...

Закончив и получив полное удовлетворение от своей работы, Иризар ударом ноги спихнул переставшее наконец дергаться в последних конвульсиях жалкое тело в болотистый овраг. Чуткий слух демона давно уловил затаенное, сбивчивое дыхание, доносящееся из-за кустов. Усмехнувшись, он одним движением пальца спалил кустарник в пепел.

Так и есть — старик звездочет, в вонючей пятнисто-звездной мантии. Не нашел более удачного места, чтобы схорониться.

Иризар с раздраженным рычанием выдернул из ножен клинок, в один прыжок подскочил к оцепеневшему старику. Размахнулся, чтобы разом рассечь измазанное помоями туловище от хилого плеча до пояса...

Но замер с занесенным над головой мечом. С изумлением почувствовал, как всё тело сковало чей-то чужой волей. Он не мог пошевелиться, даже моргнуть. Он видел только длинную, сиреневую тень на рыжеватой от дымного заката траве — но кто стоял позади него, он видеть не мог. Он кипел от ярости — но был не в состоянии что-либо сделать!

Напавший не проронил ни слова. Похоже, очень хотел остаться неизвестным, даже побоялся подойти ближе. Демон лишь увидел, как тень дернулась, вытянув несоразмерно длинную руку... И неожиданно услышал, как что-то громко треснуло. Он не сразу понял, что это треснула его собственная шея. Боль кольцом охватила горло, пронзила позвоночник, отдавшись тупым ударом в затылке...

Иризар не мог даже глаза закрыть. Он видел — хоть и плохо сознавая, что происходит — как вдруг в лицо бросилась трава. К щеке прижалась холодная влажная земля. И он увидел собственное тело — нависающее исполинской глыбой. Острая полоса клинка в вскинутых руках пронзала красно-черное небо. А над плечами был ровный обрубок шеи.

Он скрежетал бы зубами от ярости, если б мог!..

Мгновение спустя над горизонтом вновь вспыхнула россыпь изумрудных искр. Но теперь демон не смог бы обернуться, как ни желал.

...Искры... искры... Яркие, ослепительные, изумрудно-зеленые искры мелькали назойливо перед глазами, возникая из черноты и в черноте пропадая... Такими же искрами вспыхивает на свету чешуя Сильг... Дракониха... Орущий детеныш дракона, хор вопящих голосов, режущих слух. Вопль, прорезающий черноту зимней ночи... Зимней ночи с искрящимся снегом, с играющими в бездонном черном небе звездами... Ослепительные искры, звезды... Назойливые, пустые, жужжащие мысли не дают покоя, не позволяют погрузиться в манящую пустоту небытия...

Так вот откуда у ведьмы детеныш дракона. Сильг была там, была на берегу пруда... Это ее он заметил, ее изумрудную чешую озарили лучи умирающего солнца!.. Но когда он спрашивал — Сильг не солгала ему. Нет, дракониха не летала к замку "с герцогиней"... Но кроме Изабеллы был только один человек, с которым Сильг могла покинуть свое подземелье. Только один человек, который справился бы с демоном, пусть и таким подлым способом... И демон наконец-то понял, почему это случилось.

Иризар застонал — яростно. Но получилось жалобное поскуливание. Голова налита свинцом. Тело — как и тогда на берегу пруда — не желает слушаться... Но и на этот раз он всё чувствует. Острые иголки по всему телу впиваются в кожу, и вонзаются еще глубже при малейшей попытке двинуть хоть мускулом...

— Доложи его преосвященству! Кажется, эта тварь приходит в себя, — донесся до сознания тихий голос с нотками брезгливого отвращения и страха. Слова произнесли шепотом — но демон дернулся, словно от оглушительного колокольного звона.

— Нужно добавить еще зелья, — произнес тот же невыносимый голос.

И он почувствовал, как кто-то грубо разжимает его зубы, протискивает в рот холодную металлическую трубку, чуть не до горла. В трубку льется отвратительная, приторно сладкая жижа, приходится глотать, чтобы не задохнуться...

Снова навалилась полная искр чернота и пустая звенящая тишина.

***

Ведьма и не рассчитывала, что они вдвоем с принцессой смогут уйти далеко, таща на плечах потерявшего сознание чернокнижника. Хотя бы до трактира на соседней улице добрались — уже хорошо...

Прилегающие к базарной площади улицы обезлюдели за считанные минуты. Двери домов были оставлены нараспашку, на мостовой лежали забытые в спешке вещи. Гортензия и сама бы с радостью сбежала куда подальше — да только не бросать же всхлипывающую принцессу с ее ни на что не годной свитой!

Ведьма ногой распахнула входную дверь трактира.

— Горячей воды, полотенец, крепкого вина! Лекарский сундучок тоже где-то должен быть! — распорядилась Гортензия, отправив Адель с котом обыскивать кладовки и кухню. Сама ведьма, покряхтывая, потащилась по лестнице на второй этаж в комнаты. Свалив раненного на постель, со стоном облегчения разогнула спину.

Гортензия пока что не спешила предаваться панике. Да, по улицам, под самыми окнами, бродят мертвецы — ну и черт с ними, она не собиралась с ними драться. Ведьма знала прекрасный способ защитить дом от непрошеных гостей. Нужно было продержаться денек-другой, а дальше видно будет. На пару дней запасов в подполах трактира им хватит более чем. Тем временем мальчишка успеет придти в себя, принцесса успокоится — ведьме же легче будет их из города вывести... Одно только ведьму беспокоило — лишь бы дождались Фредерика с Мерианом, не отправились бы в город на свою погибель ее искать. Надеяться на выдержку и терпение драконессы она не могла, оставалось уповать на благоразумие и трусость помощника.

Ведьма тщательно заперла двери и окна, обошла весь дом. Жалко было ужасно — но в каждой комнате она оставила по бусинке со своего зонта, оплетая здание чарами. Морок плотным покрывалом окутал дом с крыши до подвала. Теперь снаружи никто не сможет их заметить — морок отведет глаза любому, и живому, и мертвому, не позволит найти вход в здание. Главное, самим случайно не нарушить заклятие, о чем Гортензия строго предупредила принцессу и ее пугливого кота.

— Если кто-то всё-таки сумеет проникнуть в дом, морок уже будет бесполезен!

— Как скажете... — кивнула принцесса. — Значит, вы ведьма? Какое счастье, что вы помогаете нам. Спасибо. Вы ведь сможете вылечить его, да? — Она опустилась на колени перед постелью, ласково убрала волосы с лица своего чернокнижника.

— Вы хотите, чтобы я исцелила некроманта, обреченного на смертную казнь? — недовольно отозвалась ведьма, разрывая найденные в кладовки простыни на бинты. Как же хорошо, что хозяева в этом трактире оказались запасливыми и предусмотрительными! — Уж кого хотите уверяйте в его невиновности, но не меня. Я имела счастье столкнуться с ним лично — и едва сумела спастись. И не говорите, будто я неправильно поняла его намеренья, или что убить меня и моих подруг он хотел исключительно из благих намерений.

— Я вам не верю, — упрямо, но со слезами в глазах сказала принцесса. — Я знаю Гилберта всю свою жизнь. Вы не вправе обвинять его в этих мерзостях! Никто не смеет говорить о нем так!

— Можешь не верить, — пожала плечами Гортензия.

Конечно же ведьма не для того вытащила мальчишку с костра, чтобы сейчас отказать в помощи.

— Если ты мне понадобишься, я тебя позову! — ворчливо выставила Гортензия девушку за дверь. Ведьма взялась распарывать окровавленные лохмотья одежды — и принцессу замутило от вида рваных ран. Не хватало еще ведьме и ее в чувства приводить! — Негоже девице это видеть.

— Он мой жених! — дрожащим голосом заявила Адель.

— Тем более! — отрезала ведьма. И велела не стоять без дела, а пойти осмотреть другие комнаты, может найдется подходящая одежда взамен теперь уж никуда не годных кровавых тряпок.

Принцесса глазами сверкнула гневно, но приказу подчинилась, ушла.

— И поесть чего-нибудь принеси! — крикнула ей вдогонку ведьма.

Избавившись от настырной девицы, Гортензия занялась наконец-то чернокнижником. А забот тут было много — промыть, срастить то, что поддавалось ее ведьмовской силе, зашить, вправить, перевязать... Не удивительно, что мальчишка до сих пор был без сознания. Удивительно, как при таких ранах он сумел продержаться так долго! Демоническая тварь распорола бок от шеи до бедра, несмотря на хваленые рыцарские доспехи. На рваных лоскутах плоти кровь запеклась сгустками. Переломанные ребра и прокусы до костей по сравнению с этим выглядели царапинами.

Гортензия была приятно поражена собственной силой. Откуда у нее только взялись такие способности?! Раньше она и представить не могла, что сможет так легко и аккуратно, буквально одним прикосновением руки срастить раздробленную кость или заживить глубокий разрез, оставив на коже лишь беловатую полоску шрама вместо зияющей кровавой раны. Неужели Иризар был прав, высмеивая ее за приверженность к целомудрию? Неужели ночь, проведенная наедине с мужчиной, открыла в ней неведомый источник сил — сделала из простой знахарки чудесную целительницу? Гортензия собственным глазам поверить не могла. Не верила — но смело использовала, за несколько часов возвращая несчастного парня к жизни.

Возвратила к жизни его истерзанное тело — но, похоже, дух его был слишком истощен, чтобы быстро оправиться.

— Всё оказалось не так страшно, как выглядело поначалу, — пробормотала Гортензия. Несмотря на бодрый тон, уверенности в благоприятном исходе у нее было мало — она была наслышана, насколько черное колдовство сжигает душу.

— Каким же могуществом обладает тот, кто открыл эти врата? — прошептала Адель, выглянув в окно.

Она исполнила распоряжение ведьмы, в одной из комнат нашла брошенный сундук с вещами. Как ни было неприятно принцессе рыться в чужой одежде, но она переборола горькое ощущение, будто она стала воровкой, в конце концов это было просто необходимо.

До этого она принесла найденные на кухне хлеб и вяленное мясо с кувшином вина. Принцессе раньше не приходилось заботиться о еде, на кухне она чувствовала себя совершенно бесполезной и глупой. К тому же, ведьма не пустила ее в комнату, снова захлопнула дверь перед носом, подтвердив ее никчемность. Адель даже взглянуть на него не успела. От неизвестности в воображении рисовались картины одна ужаснее другой... И она ничем не могла помочь, как-то облегчить его боль... По щекам катились слезы, она стыдливо утирала глаза, но не могла никак остановиться.

— Светлые Небеса, помогите, — чуть слышно всхлипнула принцесса, уткнувшись горячим лбом в оконное стекло. — Почему всё это случилось? Что теперь с нами будет?..

Мэриан не знал, как ее успокоить, только ластился, терся об ноги, поминутно вздрагивая от доносящихся снаружи раскатов грома или криков.

Принцесса кусала дрожащие губы, сейчас не время давать волю чувствам. Сейчас она не должна никому причинять забот своими страхами, своей слабостью. Довольно того, что ей помогла совершенно незнакомая женщина. Не просто помогла — спасла им обоим жизни... Адель и представить не хотела, что могло бы произойти — если бы небеса не разверзлись, не прогнали с площади сошедших с ума людей. Неужели бы Гилберт погиб? Сгорел бы на костре? Барон заставил бы ее смотреть на его смерть, на то, как огонь пожирает его тело?.. Адель опустила голову, зажмурилась, чтобы прогнать вновь закипевшие слезы с глаз. Нет, это не могло быть правдой, этого не было, ей это привиделось... Она вцепилась дрожащими пальцами в подоконник, жгучие капли срывались с кончика носа, падали одна за одной на облупленную раму. Плечи ее дрожали от сглатываемых рыданий...

Гилберт и на расстоянии чувствовал ее боль. Он пытался вернуться из черноты, в которую провалился, он барахтался в клейкой податливости кошмаров, но кажется не имел сил вынырнуть и вдохнуть воздуха... Но она была в опасности, и у него не было права не защитить ее... Постепенно он возвращался из забытья. Дрогнули ресницы, с губ слетел беззвучный вздох.

Заметив это, Гортензия поспешила приготовить сонное зелье, благо в лекарском сундучке нашлись все необходимые ингредиенты: капля из одного флакончика, две капли из другого, щепотка порошка, смешать с вином... Ведьма мысленно еще раз поблагодарила запасливую хозяйку трактира. Гортензия не была уверена, что только заращенные шрамы не будут причинять боль, а значит мальчишке лучше не торопиться приходить в сознание.

Адель не знала об этом, оставаясь на первом этаже. Она встревожено вскинула голову, заметив за окном движение. Часто заморгала, чтобы слезы не мешали, заставляя и без того невероятно изменившийся мир расплываться миражом.

— Там ребенок! — испугалась принцесса.

— Нет, не надо! — всполошился Мэриан. — Нам нельзя выходить! Постой!!

Но Адель не слышала своего любимца: на улице осталась, забытая всеми, маленькая девочка. Торопливо сняв засовы и отперев замки, принцесса распахнула дверь — нужно было забрать ребенка, спасти!

Но когда принцесса подбежала к скорчившемуся возле крыльца ребенку, и малышка подняла голову...

Чудовище еще не потеряло человеческих черт: по уложенным на голове косам, по опрятному платью и небольшому росту можно было догадаться, что всего несколько часов назад это правда была маленькая девочка. Чудовище подняло голову — и посмотрело в глаза принцессе. Округлое лицо оказалось обезображено торчащими из растянутого рта кривыми зубами, глазные яблоки выкатились из орбит.

Адель ахнула, растерянно отпрянула назад.

Маленькая тварь с ловкостью обезьяны вскочила на крыльцо, шагнула к двери, пригнув голову, уставившись на обмершую девушку. Голодный дух в тщедушном теле не удовольствовался душой своей юной жертвы — душа принцессы дразнила его доступной близостью.

— Назад! — зашипел Мэриан, бесстрашно кинувшись на чудовище, загораживая собой принцессу.

Опомнившись, Адель подхватила кота — и бросилась в дом. Тварь кинулась за ней... Когтистые лапы замерли, едва не схватив девушку за щиколотку.

Чудовище зарычало, затряслось — но не смело больше сделать ни шагу вперед. Принцесса успела вбежать в дом и захлопнуть за собой дверь, суматошно заперлась, задвинула тяжелым столом — и взлетела вверх по лестнице... А мертвое тело твари, повинуясь воле некроманта, удержало голодного духа от погони.

Когда же жертва оказалась недосягаема, тварь взвыла от ярости — голодный дух не желал терять только что обретенную оболочку. Но по приказу чернокнижника мертвое тело охватил огонь, и дух покинул ставшую непригодной скорлупу, взвился в небо — и воронка черноты затянула его назад, в проход в иной мир...

— Ты не ранена?

— Ты очнулся!!

Адель бросилась к постели, обвила руками за шею — граф встретил ее горящим тревогой взглядом.

— Очнулся! — всхлипнула она. Слезы по ее лицу потекли вновь — но теперь от радости.

— Адель... — прошептал он, легко обняв ее за плечи. Принцесса торопливо смахнула слезы. Подняв голову, пристально взглянула в тусклые глаза, обведенные тенями:

— Ты ранен, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал и прозвучал как можно убедительней. — Тебе нужно еще немножко поспать, чтобы поправится! — и мягко заставила его снова лечь.

Он не отводил взгляда, всматривался в ее сияющие, чистые, как небо после дождя, глаза. У Адель всё внутри сжалось при виде блеснувшей на ресницах капли.

— Я не достоин твоей заботы, — чуть слышно выдохнул он, удержав ее ладонь на своей щеке. — Ты ничего не знаешь...

— А я предупреждала не выходить наружу! — громко напомнила недовольная Гортензия. Подойдя, протянула чашку со снотворным зельем.

— Гортензия Хермелин? — узнал Гилберт. — Забавно, меня выходила ведьма, которую я хотел убить.

— Что уж теперь вспоминать! — кривовато усмехнулась Гортензия.

Адель вздрогнула от этих слов. Чуть отстранилась, взглянула непонимающе.

Гилберт принял чашку, вдохнул знакомой запах. Не стал пить.

— Вот, значит, чьими зельями всю эту зиму отпаивал меня Иризар, — улыбнулся он.

— Я подозревала такую причину его визитов, — кивнула Гортензия сухо.

— Вы не дали мне сойти с ума от ночных кошмаров, спасибо. Но сейчас я не имею права на сон. Если засну, не смогу защитить...

— Но если не восстановишь силы, толку от тебя не будет! — возразила Гортензия. — Это главное, что тебе сейчас нужно!

Граф покачал головой. Ведьма уже поняла, что с хозяином Иризара спорить бесполезно. Как ему вообще удалось справиться с мертвецом, напугавшим принцессу? Мальчишку буквально мотало от слабости. Снова выставив принцессу за дверь, ведьма сама помогла ему одеться, не слушая неубедительных возражений.

— Где же твои демоны? — вздохнула ведьма. — Как же они могли бросить своего хозяина?

Гилберт промолчал в ответ, только еще больше помрачнел.

***

Он не знал, сколько это длилось — чернота, сверкающая искрами, тишина, наполненная звоном... век или миг... Но бездну разбил зов: кто-то называл его по имени. Кто-то звал его, говорил ему что-то...

"Мой прекрасный демон! Ты скучал по мне?"

"Исвирт?" — дернулся Иризар. Из темноты выплыло воспоминание — давно забытое, стертое временем лицо красивой, но печальной девушки.

"Исвирт!" — повторил, узнав этот образ, демон. Он почувствовал, как по щекам льются горячие частые капли.

"Мой милый Иризар, вот мы снова встретились."

"Исвирт, как ты могла предать меня?" — Он понял, что это слезы. Густые, как расплавленный воск, обжигающие. — "Ты прогнала меня... Продала..."

"Так было нужно. Ты поймешь, мой прекрасный демон..."

"Нет, не исчезай снова! Подожди! Объясни мне, чего ты от меня хочешь?!"

Он изо всех сил рванулся следом за расплывающимся, тающим образом — и внезапно вынырнул в ослепительный, яркий свет. Кажется, последние слова он прошептал наяву...

— Чего я хочу, мой милый демон? — хмыкнув, переспросил аббат Хорник.

Тусклый свет свечей больно резал, но демон с трудом открыл глаза — веки казались невероятно тяжелыми. Ресницы слипались от колючих комков какой-то клейкой мерзости. Под черепом ударами долота отдавалась пульсация сердца. Кости ломило от нестерпимой леденящей стужи — но в груди горело от жара...

— О, я много чего желаю! О многом мечтаю...

Иризар постарался сосредоточить взгляд на омерзительной, довольной физиономии монаха. Почему-то на голове, поверх капюшона, красовалась королевская корона. Вторую корону, точно такую же, монах вертел в руках, разглядывая играющие в свете огня камни.

— Для начала, я возжелал узнать истинную природу твоей сути. Да, мое прекрасное чудовище, ты поразил меня с первого взгляда.

Демон уже понял, что его отравили. Большим облегчением было почувствовать, что этот безумец не успел применить к нему каких-либо извращенных пыток. Лишившись рук или ног было бы куда сложнее отсюда выбраться.

— Сколько лет прошло с первой нашей встречи, помнишь ли? — продолжал аббат, нахлобучив вторую корону на черную гриву демона. Отодвинулся, залюбовался. — Да, сорок три года... Видишь, как я постарел? Время ко мне безжалостно. Но ты — ты ничуть не изменился! Даже волосы по-прежнему черны и густы. Ты остался точно таким же, как был в тот далекий день, когда сбежал от меня... Сбежал — и заодно уничтожил мою лабораторию, а вместе с ней сжег все мои записи — и весь монастырь. Помнишь?

Иризар молчал. Пусть после этого раны быстро затянулись, не оставив даже рубцов, но испытанную тогда под изощренными пытками боль он не забудет никогда.

— А я вот помню, — покачал головой Хорник. — В тот самый день, оставшись один на пепелище, оплакивая погибших в огне братьев, я поклялся, что обязательно узнаю, кто ты есть на самом деле. Что за адское создание скрывается под этой идеальной личиной.

Аббат достал из рукава сутаны тонкий белоснежный платок. Придвинувшись, принялся почти ласково стирать с лица демона полосы подтеков. Но из мерцающих синим огнем глаз, не переставая, лились маслянистые капли, перечерчивая щеки и скулы черным по белому.

— Теперь-то ты от меня не сбежишь. Теперь-то ты откроешь мне все твои тайны. Ведь теперь я твой единственный хозяин и господин! Я знал твое истинное имя — и всё равно ты от меня сбежал. Ты никогда его не скрывал. Безумный храбрец! Или вернее — самоуверенный наглец? Как ты куражился над своими противниками, открыто называясь истинным именем! Ты хотел вдоволь наиграться, хотел увидеть всё, на что мы способны... Но только теперь у меня есть еще и это, — он поднес к глазам демона свою руку, холодно блеснул черным опалом перстень. Перстень, который носили Исвирт и Гилберт, с трудом налез на жирные пальцы аббата, застряв на средней фаланге мизинца.

— Да, я единственный твой господин, — повторил со вкусом Хорник. — Твоего мальчишку я лично отправил на костер. Вот, полюбуйся! Пожалуй, я сохраню это на память.

Он достал еще один платок — в пятнах крови. Шутя, поднес платок к носу демона — тот вдохнул знакомый запах, ноздри раздувались от сдерживаемой ярости. Аббат с ухмылкой соединил оба платка — один с черными слезами демона, второй с кровью его юного хозяина, и этот контраст черного и алого вызвал на его лице блаженную улыбку.

Нет. Конечно, нет! Иризар ни на миг не поверил его словам, хоть сам аббат был бесконечно убежден в своей правоте. Гилберт жив. Демон чувствовал это... Но на мгновение перед глазами полыхнула картина прошлого — первый призыв к герцогине. Изабелла со смехом объявила демону о смерти предыдущей госпожи... Тогда он поверил. Поверил, что остался один. И мир тогда словно поглотила тьма. Хотя нет — тьма поглотила его самого... Второй такой потери демон не допустит!

— Пусть я нарушил данный Небесам священный обет, занявшись изучением запретных наук, — продолжал меж тем аббат. — Я рисковал. Если б тайна моих занятий раскрылись, меня могли бы с полным правом обвинить в чернокнижии и с позором отправить на костер. Однако Небеса оказались милостивы к недостойному сыну. За прошедшие годы я сумел далеко продвинуться в своих изысканиях. В моей лаборатории побывало великое множество тварей разнообразного рода и вида — созданных колдунами, отловленных в диких лесах, уродов, произведенных на свет женщинами или скотом. Но среди всех я не нашел ни одного, кто мог бы сравниться с тобой, Иризар. Даже твои любезные дружки, столь легкомысленно попавшиеся в мою ловушку, имеют в своей сути самую обычную демоническую природу. От звероподобных собратьев отличаются лишь тем, что создавшие их колдуны проявили смелость принести в жертву людей, а не животных. И после укрощения поработали над своими творениями очень тщательно.

Иризар, зарычав сквозь стиснутые зубы, дернулся. Но он был крепко прикован к пыточному железному креслу, кандалы больно стискивали запястья, локти, плечи, щиколотки, грубый обруч охватывал шею, не позволяя пошевелиться.

— Признаюсь, мне пришлось долго ломать голову, чтобы выяснить причину твоей исключительности, — со снисходительной улыбкой смотрел на беспомощного пленника Хорник. — Ты по праву мнил себя неуязвимым! Но всё же я не терял времени даром. Я собирал знания по крупицам, терпеливо складывая мозаику. О, теперь мне многое о тебе известно, мой милый демон! Ты оказался и вправду редкостным чудовищем. Я просто поражен мастерством и жестокостью твоей создательницы! Потерпев полное поражение в войне с армией объединившихся в Гильдию колдунов, изгнанная, запечатанная в собственном замке в полном одиночестве, обреченная на вечное заточение — эта исключительная ведьма не сломалась и не сдалась. Не имея возможности кем-либо пожертвовать для ритуала сотворения демона, она принесла в жертву саму себя! Вернее — собственное нерожденное дитя, эту беспомощную человеческую личинку. Сокрушенной и изможденной, ей удалось раскрыть проход в иной мир — и призвать одного из сильнейших и злобных духов. И она заключила с ним союз, отдала этому духу жизнь своего сына, убив младенца в утробе. И дух принял жертву — и вошел в ее лоно... Даже подумать страшно, какие страдания ей пришлось вынести! Каждый демон, заполучив вожделенное тело, стремится убить своего создателя. Готов поклясться, ты не был исключением, мой милый Иризар. Ты, младенец-демон, рвал и грыз изнутри свою мать, не ведая жалости... Но колдунье каким-то образом удалось вытерпеть все эти мучения. Она приручила тебя, напитала своей кровью. Она возлюбила тебя — но не как чадо, а как оружие мести. Ты же познал то, что не дано знать бесплотным духам иного мира — ты был рожден, вскормлен сладким материнским молоком... Демон, неужели ты забыл всё это?

Нет, он всё помнил. Демоны никогда ничего не забывают. В отличие от слабых человеческих существ, в его памяти сохранился каждый миг — отчетливо и ярко. Он помнил каждое мгновение своей долгой жизни. И бессмысленное, бесконечное метание в пустоте иного мира, где демонические духи терзают в завистливой злобе души умерших или еще не рожденных... И помнил сладостную боль земного воплощения. Нежную мягкость живой колыбели, убаюкивающий голос... Потом — первый глоток воздуха, первый крик, раздирающий легкие — звук собственного голоса... Каждый неприкаянный дух иного мира мог только мечтать о том, что доступно лишь ничтожным человеческим душам! Но ему — ему одному из всех выпал шанс испытать всё это...

— Запертый в крошечном, жалком, беспомощном тельце, ты был неспособен сопротивляться ее чарам. Она околдовала, опутала тебя своей лаской, нежностью? О, ты ошибался, милый Иризар, принимая ее заботу! Она лелеяла не тебя, а мечту о свободе. Ну, что ты молчишь, демон? Кем ты считал ее для себя? Матерью? Повелительницей? Любовницей? Подозреваю, пока ты рос, превращаясь из ангельски прелестного дитя в очаровательного отрока, лишенного собственных желаний почтительного юношу, колдунья пользовалась твоей покорностью как только вздумается! Разве я не прав?

Иризар не позволил себе даже малейшего движения. Он будто не слышал этих слов — хоть внутри всё пылало ненавистью, захлестывало сознание огненной волной. Он изо всех сил пытался нащупать брешь в непроницаемой защите, которой окружил себя предусмотрительный монах. Но тот не напрасно похвалялся своими знаниями...

— Светлые Небеса, так вот в чем ты сошелся со своим некромантом! — сделал открытие Хорник. — Вы оба выросли не сыновьями — а надеждами, оружием своих матерей! Какое трогательное взаимопонимание.

— Полагаю, — произнес аббат, — ты даже самостоятельно научился какому-то особому колдовству, которое помогло сохранить жизнь в стареющем, смертном теле твоей госпожи столь долгий срок. Да? Я снова прав — я вижу это в твоих чудесных глазах... Как же я хочу узнать эту твою тайну! Получив живое тело человека, в отличие от прочих демонических тварей, тебе пришлось пройти через пору детства и взросления. Но ты остановился в неувядающем расцвете. Как тебе это удалось, Иризар? Твой демонический дух врачует раны твоего, по сути, беззащитного тела...

Взяв с подставки нож, аббат медленно провел острым лезвием по щеке демона. Из разреза пролились алые капли, смешались с черными полосами. Хорник провел пальцем по стремительно исчезающей ране, собирая кровь. Слизнул каплю.

— Как интересно, — пробормотал он. — Твои слезы черны — а кровь красная и на вкус не отличается от человеческой. Возможно, моя задача окажется не столь трудной, как мне представлялось.

За спиной аббата мелькнула глумливая рожа еще одного монаха. Он радостно разевал безъязыкий гнилой рот, трясясь в беззвучном смехе, предвкушая удивительную потеху.

— Как жаль, что ты не видишь мою машину, она возвышается позади тебя — прекрасное творение моей мысли, моих научных изысканий! — проговорил с гордостью Хорник, устремив взгляд на нечто, находящееся за креслом пленника. — Я создал ее специально для тебя, мой демон. Эта машина крепко сожмет тебя в своих объятьях — и выпустит из тебя всю кровь, капля за каплей. Но вы, демоны, живучие твари — и через несколько часов ты уже залечишь свои раны. И тогда для тебя пытка начнется с начала, я буду резать тебя снова и снова — до тех пор, пока ты не покоришься мне полностью. Ведь вы, демоны, так не хотите умирать! Так не желаете возвращаться назад в холод преисподней! И поэтому, рано или поздно, ты согласишься мне покориться, ты станешь моим послушным рабом... Не беспокойся, я испытывал ее много раз на звероподобных тварях. О, поверь мне! Их мучения были прекрасны! Они становились совершенно беспомощны перед моей волей!..

Немой монах сунулся слишком близко к демону, полез грязными пальцами к лицу потрогать черные слезы. Увидев это, аббат пришел в ярость — ревниво пнул помощника. Тот согнулся в покаянном поклоне, но хозяин, выхватив плеть, висевшую у пояса, размашисто отхлестал его, безжалостно превратив лицо в алое месиво. Скуля и мыча, монах на карачках отполз к двери. Но аббат утолил свою злость, лишь когда собственной рукой перерезал помощнику горло.

Расправившись со слугой, Хорник вернулся к пленнику.

— Я покривил душой, сказав, что ты не изменился за эти годы, — продолжил он совершенно спокойно. — Ты стал на удивление чувствителен. Твое человеческое воспитание в итоге пагубно подействовало на демоническую суть, сделало тебя слабым. Я сразу заметил, как ты привязан к своим приятелям. И как очарован новым господином, этим смазливым глупым щенком. Твои приятели тебе всё еще дороги? Тогда я предлагаю тебе сделку — твоя жизнь в обмен на жизни тех, кого ты любишь... Да-да, не скрывай хотя бы от самого себя — ты научился этой глупости у людей!.. Если угодно, могу вдобавок к этой цене присовокупить жизни короля Стефана и той самоуверенной стервы, герцогини Эбер — так, ради милосердия. Право, как жаль, что мне пришлось казнить твоего драгоценного господина! Уверен, его жизнь на чаше весов не позволила бы тебе раздумывать.

— Заметь, — добавил Хорник великодушным тоном. — Я мог бы и не давать тебе выбор, ты и так всецело в моей власти. Но я не хочу снова портить пытками твое прекрасное тело. Я не хочу, чтобы ты терял попусту свою драгоценную силу. Я хочу, чтобы ты использовал свое колдовство для меня. Ты видишь, демон, я стал стар и дряхл! Время не пощадило меня. Разум укрепился в бесценных знаниях — но похоже, годы мои на исходе. Так обидно умереть, не успев воспользоваться накопленной мудростью!.. Но если ты не станешь капризничать и признаешь меня своим господином, ты сможешь исцелить меня от старости. Избавишь меня от оков времени — и я обрету бессмертие! Поверь, я сумею с толком распорядиться вечностью — даже нескольких столетий мне будет мало.

Годы на исходе?.. Иризар дернул уголком рта. Этот монах не знает, о чем просит!

— Согласен, — выдохнул демон.

Чтобы расслышать это сладостное, желанное слово, Хорник приблизил ухо к самым губам демона. Сияя безумной радостью, недоверчиво взглянул своими белесыми, водянистыми от старости глазами в яркие, переливающиеся стремительной радугой глаза пленника.

— Поклянись, Иризар! Поклянись своим именем! — велел аббат, потирая руки. — Поклянись, что отныне будешь служить мне до самой смерти! Обещай, что сделаешь мое тело молодым, как в годы юности! Как тогда, когда мы с тобой встретились впервые!

— До самой смерти? Клянусь, — спокойно ответил Иризар. — Через мгновение ты себя не узнаешь! Ты хочешь этого? Так дай руку и подойди ближе... Еще ближе!

Аббат придвинулся еще, вцепился в по-прежнему прикованные к подлокотникам руки демона, переплел с его свои жирные пальцы, сжал с надеждой на чудо. Иризар брезгливо скривился. Но так проще всего, и нужно спешить.

— Светлые Небеса! — восторженно прошептал аббат. Он воззрился на свои руки — вздутые вены, оплетавшие тыльную сторону ладоней, стали не видны под разгладившейся кожей, пропали старческие пятна, изъеденные грибком ногти заблестели, с пальцев исчезла узловатость, они выпрямились и налились силой настоящей молодости. — Светлые Небеса! Ты правда это умеешь!

Хорник метнулся к столу, схватил зеркало, уставился на собственное лицо — без морщин, яркие глаза сверкали, губы вновь налились вкусом юности. Он сдернул с головы капюшон... Но череп по прежнему покрывали редкие седые волосы. И зубы остались источенные, тронутые гнилью.

— Ты решил обмануть меня этим фокусом?! — Хорник разъяренно бросил зеркало на пол.

Иризар презрительно усмехнулся. Даже этот "фокус" дался ему нелегко, он поморщился от подкатившей к горлу тошноты. Отвратительно, что ему предстоит еще вынести...

— Разве за такой краткий миг я смогу стереть то, что сотворили с тобой сорок три года? — произнес демон. — Имей терпение, я же не всесилен! Если ты позволишь продолжить, я смогу вернуть молодость не только внешнюю, но и твоим дряхлым потрохам. Я смогу сплести наши души в одну, перелью в твое изношенное тело новые силы... Но учти — ты готов мне довериться полностью? Доверить свое тело, как доверяли мне Исвирт или Гилберт? Если нет — я буду бессилен тебе помочь.

— Доверять тебе? Доверять демону? — вскинул густые брови Хорник. — Зачем же я буду тебе доверять, если я могу просто приказать тебе повиноваться!

— Как скажешь, — повел плечами Иризар.

Хорник слишком хотел стать бессмертным. Он оседлал колени пленника, расстегнул ошейник, схватился руками за плечи, больно вцепившись пальцами.

— Еще ближе! — повторил свой приказ демон.

К сожалению, чары, заставившие аббата увериться в чудо вернувшейся молодости, не действовали на самого демона. Иризар по-прежнему видел Хорника в истинном обличии — и это усложняло его задачу. Он должен был справиться с собой, прежде чем прижался губами к дряблому рту монаха — заставив разжать челюсти, принялся с жадностью пить дыхание. Старик изумленно замычал, но не вырывался, уверенный в своей непроницаемой защите, с наивностью ожидая чуда, наоборот подался вперед. Его душа словно сама стремилась покинуть изношенное тело.

Через мгновение пальцы его разжались, тело обмякло, повалилось всей тяжестью на демона. Покинутая душой, опустошенная, лишенная до последней капли жизненных сил — оболочка превратилась в тлен. Только корона, звякнув, упала на пол. Поверженный враг рассыпался прахом по коленям, испачкав одежду, прилипнув к дорожкам густых слез на щеках. Изо рта демона пролилась струйка серого пепла, он закашлялся, выпуская из легких облако пыли.

— Старый идиот! — прохрипел Иризар.

Он с трудом сдерживал тошноту — едва успел справиться с кандалами. Освободившись, буквально выпал из пыточного кресла на пол, скорчился. Отравленная душа аббата была ядом хуже, чем то дурманящее зелье, что вылилось с черными слезами. Его выворачивало наизнанку, из горла выхлестывалась нестерпимая горечь, почти смола, вязкая, душащая.

Но несмотря на ядовитый вкус, это всё же была душа. И понемногу, через отвращение, но демон усваивал новую, влившуюся в него силу.

— Тоже решил поживиться монахами? — сыто икнув, спросила Сильг. — Вижу, тебе попался самый невкусный.

Иризар не услышал, как дракониха вышибла двери. Она ввалилась в подземелье, натужно отпыхиваясь, переваливаясь с лапы на лапу, неся набитое человечиной брюхо.

— Убью!.. — хрипло пообещал демон, вытирая подбородок рукой. Всё равно весь в чертовом зелье и прахе.

— А что? — оскалилась в сытой улыбке Сильг. — Я ничего и не видела! Ну, подумаешь, малость не повезло, гадость проглотил — с кем не бывает?

Она с любопытством подняла с пола одну корону, отряхнула от праха. Осторожно поддела коготком вторую с волос демона, принялась задумчиво сравнивать.

— Я тоже вот не сдержалась. Когда меня сюда монахи притащили в сетях, я так была зла! Так зла!.. Ну и разговелась. Монахи же такие жирненькие, мягонькие, дебелые, совсем не жилистые, не костлявые — не то что крестьяне...

От ее слов демона скрутило с новой силой.

— Пожалуй, — заметила Сильг, — прежде чем пойдем освобождать Дакса с Дэв-ханом, а заодно короля с герцогиней, тебе стоит заглянуть к святому источнику и хорошенько отмыться.

***

Ведьма отошла к окну. Пусть влюбленные вдоволь наговорятся, ее же это никоим образом не касается. Только их многозначительные взгляды были выразительнее, чем любые слова. Даже как-то совестно оставаться в комнате. Но ведь она не подглядывает, а присматривает! Не такое сейчас время, чтобы проявлять излишнюю деликатность...

Морок над домом благодаря пожертвованным бусинам от зонта держался крепко, за это ведьма могла не волноваться. Правда, лекарское колдовство и поддержание защитных чар потребовало от нее много сил — и даже вид бродивших под окнами чудовищ не мог испортить ей аппетит. Впрочем, похоже, что от переживаний кот принцессы тоже зверски проголодался, он с удовольствием составил ведьме компанию.

Гортензия не заметила, как стемнело. Город окутали густые сумерки. Молнии сверкали теперь гораздо реже, на долю секунды освещая всё вокруг белым неживым светом. Гортензия понятия не имела, сколько сейчас времени. Возможно, уже настал вечер. Или же солнечный свет проглотила расползшаяся на всё небо воронка.

Жуя хлеб с ломтиком вяленого мяса, Гортензия с отвращением наблюдала за одним из зверообразных демонов, который задержался перед домом. В сумерках он казался порождением кошмара — однако не торопился исчезать, сколько не моргай. Он припадал к земле, принюхиваясь к чему-то, точно напал на след. По спине ведьмы пробежали колючие мурашки — тварь крутилась ровно под их окнами. Даже в полумраке с высоты второго этажа она отчетливо видела клочковатую шкуру, шипастый гребень вдоль хребта, косматый загривок, кривые лапы со скрюченными когтистыми пальцами. Он тщательно обшарил узкое пространство между домами, Гортензия проследила, как медленно скрылся за углом его усаженный рогами хвост. А через некоторое время тот же демон показался из-за другого угла, обойдя дом вокруг. Гортензия усмехнулась этому жутковатому упрямству, доказывавшему, что морок, наложенный ею, работает исправно. Интересно всё же, как надолго его хватит?

Если бы она владела заклинанием перемещения, было бы проще простого убраться отсюда. Она открыла бы портал — и вывела бы всех в безопасное место, подальше от мертвецов и гнетущей воронки в небесах. Однако Гортензия тщетно пыталась вспомнить, какие чары творили ее коллеги по Гильдии, когда она заказала перенести свои вещи из столицы в дом звездочета. Кажется, как давно это уже было. Если бы тогда она знала, что однажды эти знания окажутся жизненно важными... Даже если бы ее сил хватило на то, чтобы переслать листок с письмом — это могло бы спасти и их, и королевство. Если бы принцесса написала письмо к княжне Беатрикс — та не отказала бы в помощи. Отряд военных мастеров в разоренной столице им бы ох как не помешал...

По мостовой процокали лошадиные подковы. В просвете между домами Гортензия высмотрела всадника — конь под седоком не мог быть живым с распоротой на боку шкурой и торчащими ребрами, с порванной пастью. Но он шел — и нес на себе мертвеца. Покрытые болотной тиной лохмотья заменяли одежду, сизо-бурая кожа лоскутами висела на взбухших, полугнилых мышцах. У Гортензии сердце пропустила удар при взгляде на почерневшее лицо без щек, губ и век, белесые яблоки слепых глаз вращались в провалившихся глазницах, длинные, лишенные десен зубы скалились в ухмылке.

Перед всадником бежал, припадая на одну ногу, человек, Гортензия не сразу его заметила в сумраке. Ведьма ахнула — но несчастному помочь уж было невозможно. Несмотря на кажущуюся слепоту, кошмарный всадник не отставал. Неспешно нагнал свою жертву, заставил коня встать на дыбы — и обрушившиеся копыта размозжили череп. Безгубый рот, шевеля распухшим языком, пробулькал заклятье призыва — и с оглушительным треском от небесной воронки до убитого протянулась сверкающая стрела молнии. Тело на булыжниках дернулось. И началось превращение жертвы в демона...

Гортензия отшатнулась от окна.

Возможно, всё случившееся и не было всецело виной чернокнижника, кто знает. Но одно то, что он участвовал в этом кошмаре, заставляло ведьму по-другому на него смотреть. Кто бы мог подумать, что у этого мальчишки столько ужасных тайн?.. Только что его обвинять — похоже, граф сам себя ненавидит за случившееся. Гортензии оставалась надеяться, что ее труды не пропадут даром и мальчишка не захочет покончить с собой, кинувшись снова в неравную схватку с первым же попавшимся чудовищем.

— Я не достоин твоей заботы и твоей любви, — повторил Гилберт тихо.

— Ну что такое ты говоришь? — спросила Адель нежно, ласково прикоснувшись к щеке, заставила повернуть к ней голову.

— Ты же ничего не знаешь, — с горечью произнес он.

— Я знаю, что люблю тебя, — улыбнулась принцесса. — И знаю, что ты любишь меня. Этого мне достаточно.

Он накрыл ее мягкую ладонь своей рукой, прижал, поцеловал в нежную кожу запястья.

— Но ты не знаешь, я обманывал тебя, — признался он. — Я обманывал и лгал тебе всё это время. Ведь я с самого начала знал, что твоего брата убили. И молчал...

Адель высвободила руку:

— Что... Что это значит? — пролепетала она, не смея поверить услышанному. — Не шути так.

Гилберт потянулся, хотел погладить ее по волосам, забавно выбившейся прядке — но не позволил себе прикоснуться к ней, рука безвольно упала. Он сжался, скривившись от накатившей волны боли.

— Я знал, что Лорена собираются убить... Мне всё было известно... Но я ничего не сделал, чтобы его защитить. Просто позволил этому случиться. Я мог бы его спасти — и не спас...

— Но зачем? Но кто это сделал?! — в смятении воскликнула принцесса.

— Его убили ради меня... — словно не слыша ее слов, негромко продолжал он. — Избавились от него, чтобы расчистить мне дорогу к престолу. С твоей помощью, обвенчавшись с тобой, я должен был получить власть над королевством. Лорен же стоял у меня на пути...

— Я не верю, — прошептала Адель. — Ты не виноват. Ты не можешь быть виновным в гибели Лорена! Ведь я тебя всю жизнь знаю, ты не способен...

— Ты совсем меня не знаешь! — зарычал от боли Гилберт.

— Теперь это не важно! — закричала она, слезы застила глаза. — Теперь, когда вокруг этот кошмар! Теперь у меня не осталось никого, кроме тебя!..

— Ты ничего обо мне не знаешь!! — перебил Гилберт. — Лорена убили ради меня! Я убивал невинных людей! Я оживил бесчисленное множество чудовищ! Я, только я один — причина этого кошмара, от которого невозможно проснуться!..

— О чем ты говоришь? Ты бредишь, ты не мог этого сделать! — замотала головой Адель, точно маленькая девочка, не желая ничего слушать. — Ты же не колдун, ты не умеешь...

Вместо ответа, Гилберт с мрачной улыбкой соткал на ладони клубок огня. Принцесса переводила взгляд от пульсирующего огня к его неумолимым глазам — и всё равно не желала верить.

— Побереги силы! — легонько шлепнула его по руке ведьма. — Тем более, как мне помогла выяснить княжна Беатрикс, в смерти Лорена ты можешь себя не винить!

— О чем это вы? — спросил граф без интереса, устало.

Принцесса отодвинулась, принялась машинально теребить оборку на воротнике платья, пытаясь осознать услышанное — и ее поникшие плечи и отсутствующий взгляд терзали его сердце больнее недавних ран.

— Собственно, за этим я и направлялась во дворец, — начала рассказывать ведьма, скорее для того, чтобы сгладить напряжение. — Хотела открыть его величеству правду о пропавшем наследнике. И еще передать послание от княжны: она была согласна по первой же просьбе выслать в столицу своих военных чародеев, чтобы помочь поймать страшного некроманта. Кто бы мог подумать, что этим некромантом был ты. А ведь княжне ты даже нравился...

— Светлые Небеса, какой же я идиот... — застонал Гилберт, стиснув виски руками. — Ну конечно же! Почему вы не сказали об этом с самого начала?!

— О чем? О том, что ты ей... — удивленно улыбнулась Гортензия.

Но чернокнижник не был расположен шутить. Поднялся с постели, хоть его при этом повело в сторону.

— Где вы встречались с княжной? В Лавенделе? — спросил он отрывисто.

— Да, двор сейчас там, — кивнула Гортензия. Неужели мальчишка в таком состоянии действительно собирается попытаться открыть проход — да еще пронзить такое расстояние? Он либо слишком силен, сильнее, чем ей кажется — либо слишком глуп!

Но Гилберт не просто попытался — он буквально движением рук разорвал пространство. Он прекрасно знал эти чары — сколько раз ему приходилось возвращаться таким образом, когда его внезапно вызывала к себе герцогиня.

— Адель, ты отправишься к Беатрикс! — велел он принцессе. — Попросишь помощи от имени короля. Ты единственная, кто это может сделать.

Адель со страхом уставилась на мерцающую щель прохода.

— Быстрее! — приказал граф.

— Быстрее! — поторопила и Гортензия, понимая, что каждая секунда промедления может стоить некроманту жизни.

— Нет... — ошеломленная Адель отступила назад.

— Уходи! — прорычал он сквозь стиснутые зубы. — Там ты будешь в безопасности!

— Нет! И не проси!!

Еще та упрямица! Даже упрямее своего жениха. Гортензия схватила в охапку кота:

— Разыщи княжну и всё объясни! — и отправила в проход вместо принцессы. Мэриан истошно заорал — в мерцании мелькнул распушившийся от испуга хвост.

Гилберт пошатнулся, но удержал попытавшуюся закрыться щель:

— Долго тебя уговаривать?! — заорал он.

Схватил принцессу за руку, швырнул вперед. Но та резко развернулась — и влепила ему пощечину.

Гортензия поразилась — они смотрели друг на друга так, словно их взгляды готовы высечь молнии.

Со стоном отчаянья Гилберт отпустил захлопнувшуюся с искрами щель. В изнеможении осел на пол, прислонился спиной к кровати.

Гортензия перевела дух: Мэриан весил немного, его перемещение не подорвало силы некроманта. Граф ведь серьезно намеревался отправить принцессу в безопасное место — пусть даже это усилие стоило бы ему собственной жизни!

— Я никуда не уйду без тебя, — тихо, но твердо произнесла принцесса.

— Тогда ты погибнешь, — жестко припечатал некромант.

Раздался стук — кто-то требовательно заколотил в оконную ставню.

— Сиди, я проверю! — охладила Гортензия порыв некроманта, который был готов сорваться с места и уже запалил на ладони искру огня. — Сомневаюсь я, чтобы мертвецы были такими вежливыми, стали бы они стучаться...

Ведьма открыла окно, впустив растрепанную ворону.

— Эвигейт?! — узнала Гортензия. — Почему ты здесь? Что-то случилось?!

Даже не получив ответа, Гортензия уже знала: случилось! И случилось что-то ужасное, раз Эвигейт спешила к ней, не жалея крыльев.

— Где они?! — всполошилась ведьма. — Я же велела им ждать меня там!..

Гортензия бросилась вон из комнаты. Слетела по лестнице, не разбирая ступеней в темноте, захлопнула за собой входную дверь — лишь бы успеть спасти своих глупых подопечных!

— Прости, — выдохнул Гилберт, закрыв рукой глаза. — Пожалуйста, прости меня. Как бы я хотел, чтобы ты сейчас была далеко отсюда...

Человеческое тело не выдерживало такого напряжения. Рот наполнился ржавым вкусом, Гилберт коротко закашлялся. Губы окрасились алым, с уголка рта сбежала тонкая струйка крови.

— Хотел бы? — горько откликнулась принцесса. Она опустилась рядом на колени, с состраданием всматриваясь в бледное лицо. — Хочешь прогнать меня? Это твоя благодарность, что я сняла тебя с костра?

Гилберт скривил губы в подобии улыбки. Костер ведь потушила гроза? Воронка в небесах открылась подозрительно вовремя. Похоже, Исвирт не желает отпускать своего ученика...

Гилберта встряхнуло — от запоздалого ощущения опасности. Он вскочил с места, перед глазами всё поплыло... Послышался грохот, приближающееся шарканье шагов — и дверь комнаты сотряслась от удара, распахнулась. Адель вскрикнула в ужасе.

На пороге появился мертвец. Его одежду покрывала корка бурой грязи, синевато-белая кожа была сплошь изрыта глубокими черными трещинами. Уши мертвеца раздулись до невероятных размеров, водянистыми пузырями лежали на плечах.

Гилберт загородил собой обмершую принцессу. В горле мертвеца пророкотало какое-то зловещее бульканье, он двинулся на них. Неужели собрался превратить их в демонов? Гилберт усмехнулся. Стерев тыльной стороной ладони кровь с губ, выпрямился, повелительно вскинул руку:

— Умри снова, гниль. И больше не смей подниматься!

Мертвец опять заклокотал, будто хотел расхохотаться. Развернулся к некроманту, не желая повиноваться приказу. Гилберту пришлось собрать всю свою волю, кусая губы, молясь про себя, чтоб не потерять сознание от напряжения.

Мертвец помедлил... Шагнул к окну — и перевалился через подоконник, сорвался вниз. Адель услышала донесшийся снаружи глухой удар о землю. Гилберт, вздохнув, пробормотал заклинание, отпустив душу из оков мертвой плоти.

Адель заворожено смотрела на подоконник с отпечатком грязи. Гилберт снова поперхнулся, зажал рот рукой, между пальцев просочилась кровь. Он сел, согнувшись от накатившей боли. Всхлипнув, принцесса обернулась к нему — прижалась к спине, обвив за пояс руками, ткнулась лбом между лопаток. В детстве она часто так обнимала его — когда Лорен обижал ее, она прибегала к нему в слезах, жаловалась на брата... Гилберт хватал ртом воздух. Ее руки чувствовали предательские волны дрожи, сотрясающие его тело. Но он не посмел расцепить ее объятия. Даже не смел дотронуться, чтобы не перепачкать своей кровью. Гилберт опустил голову.

— Ты и вправду некромант... — проговорила принцесса.

— Прости, — прошептал он. — Прости меня...

Мертвый колдун видел его. Исвирт теперь знает, где находится ее ученик. Если он действительно ей всё еще нужен — она пришлет за ним. И чары ведьмы теперь не помогут ему скрыться. Прятаться бесполезно.

Ведь как знала! Гортензия подбежала к припавшему к земле зверю — еще миг и он прыгнул бы! — и с размаху огрела палкой по загривку.

— Да пропадите вы пропадом! — заорала ведьма.

И смех и грех — от ее крика рванулись в рост и чахлые травинки, в одно мгновение превратившиеся в копья, пронзившие нескольких демонических тварей насквозь, и когти-рога на этих же чудовищах. Изогнутые, словно сабли, крепкие когти пригвоздили уродливые лапы к земле, так что сколько ни рвись — не сдвинешься с места. Рога на башках других тварей будто выстрелили у кого вверх, у кого в стороны — и воткнулись, ввинтились в деревянную стену, или просто перевесили, пригнули головы книзу.

— Тётя Тень!! — завопила обрадованная драконесса, спрыгивая с дерева, куда они с Мерианом забрались, спасаясь от окруживших их чудовищ. — Наконец-то ты нашлась!!

— А я и не терялась!! — заорала ведьма, ударом палки благословляя следующую наглую тварь. — Как вы тут оказались?! Я же велела вам дождаться меня!..

— Тетя Тень, там было так страшно! — в воодушевлении затараторила Рики, пока Эд и Фред отплевывались огнем сразу от трех демонических образин. — Мы тебя ждали-ждали, а потом погулять вышли...

— Погулять?! — воскликнула Гортензия. Схватив увлекшуюся драконессу, ведьма потащила ее за собой, прочь от взвывших от ярости тварей. Мериан поспевал за ними, то и дело отмахиваясь непонятно откуда раздобытой алебардой. — Там страшно — а тут весело?!

— Дошли до городских ворот, — продолжала Рики, увлеченно тыкая пикой в сунувшуюся было к ним саблезубую морду, — а там никакой стражи уж нету! Все солдаты разбежались, как только мертвецы притащились! И мы спокойно следом за мертвяками в город и вошли. Не понимаю, чего ты так переживала из-за пропуска?

— Какие еще мертвецы?! — Гортензии некогда было вникать в болтовню подопечной. Как бы живыми вернуться к трактиру, под защиту морока. Да только, кажется, все эти твари сами к трактиру неслись галопом!

— Ой, такие смешные мертвяки! — откликнулась Рики. Эд и Фред уже осипли отфыркиваться пламенем от чудищ, сорвали на бегу со стены кого-то дома факел, запалили — и уже отгоняли огрызающихся чудищ им. — Представляешь, эти мертвяки из леса на дорогу вылазили, прямо один за другим, не сосчитать! Все такие жуткие, синюшные. А уж вонючие!..

— Да-да! — встряла охрипшая Эд. — Мертвые ведь, а прямо как живые! Вылезали из болота, все в тине, в зеленой жиже — и сюда, к городу.

— Когда их увидали стражники, которые при воротах стояли, — добавила рассудительная Фред, — сразу оружие побросали и бегом. Ну, а мы с Мерианом пику-то с алебардой подобрали, на всякий случай, и сюда пошли, тебя искать. Ты ведь обещала к обеду за нами вернуться, а сейчас вот уж ночь скоро. Вот мы и подумали, мало ли что с тобой стряслось, вдруг выручать надо!

Исвирт не забыла о своем ученике. Похоже, теперь сюда спешили чудовища со всего города! Рвались вперед, грызлись между собой, опережая один другого... и перед самым домом словно о невидимую стену налетали. Останавливались, как замороженные, либо продолжали через силу упрямо двигаться вперед — рывками, шатающимся шагом, корчась от невозможности противостоять приказам некроманта.

— Ты вправе меня ненавидеть, — шептал граф, сжимая в объятиях напуганную принцессу. — Я виновен в смерти твоего брата... Я выпустил всё это зло... Но пожалуйста, говори со мной... я должен слышать твой голос... Если потеряю сознание — значит, убью и тебя...

Принцесса не то что говорить — дышать от ужаса забыла. Она слышала нетерпеливое рычание окруживших их тварей, скрежет когтей о мостовую. Кто-то медленно, очень медленно скреб по стене дома, и каменные стены казались преградой, не надежнее картонного листа... Она чувствовала накрывавшую с головой черноту...

Адель цеплялась дрожащими пальцами за руки графа, обхватившие ее плечи, она ощущала его прерывистое дыхание на своей щеке, чувствовала спиной неровный стук его сердца. И только он заслонял ее собою от всех этих чудовищ.

— Пожалуйста, Адель... прошу тебя... — шептал он, сбиваясь, уже почти бессвязно.

Чудовищ было слишком много, у него не хватало сил удерживать всю эту толпу. Морок ведьмы больше не мог помешать демоническим тварям учуять свою жертву — и жертва была так близко! — но отчего-то недосягаема. По клыкам из голодных пастей стекала вязкая слюна, когтистые лапы скребли о землю в бешенстве — и твари всё увереннее сопротивлялись воле некроманта, шаг за шагом приближались к своей цели...

— Вот вам, чудища!! — влетела драконесса в толпу, потрясая факелом и пикой. Гортензия онемела от ужаса — ее же сейчас разорвут! Но демонические твари не обращали внимания на Фредерику. Они корчились, но медленно ползли к дому.

— Быстрее внутрь! — закричала Гортензия. Вдвоем с Мерианом им еле удалось втолкнуть развоевавшуюся драконессу в двери трактира.

— Иди, я сейчас! — бросила ведьма помощнику, впихнула его следом за драконессой и заперла дверь.

Гортензия обернулась к скалившимся на нее чудовищам. Нужно, пока есть время, что-то сделать, чтобы от них избавиться, или хотя бы задержать... Невольно прижалась спиной к двери, сотрясающейся от возмущения драконессы, сглотнула — ведьма осознала, что оказалась одна напротив по крайней мере нескольких дюжин чудовищ. Их уродливые морды тянулись к ней, так близко, руку протяни и дотронешься...

Гортензия зашептала заклинание. Отзываясь ее приказу, землю вспарывали копья стеблей, ограждая чудовищ словно частоколом. Вьюны соскользнули со стены дома — и крепче веревок оплели лапы и шеи, вцепились в грубые шкуры колючками. Гортензия надеялась, что это поможет, хоть сколько-нибудь облегчит задачу графу...

Но она опоздала.

— Простите... Я больше не могу... — выдохнул некромант, прижимая к себе всхлипывающую принцессу, зарываясь лицом в ее волосы.

— Гилберт? — оглянулась Адель. — Гилберт, нет!! Очнись! Пожалуйста, держись!..

Она высвободилась из его ослабевших рук, схватила его за плечи, встряхнула, но голова безвольно мотнулась в сторону, глаза не открылись. Принцесса прильнула к нему, прижала к своей груди:

— Нет... нет... — шептала она растерянно.

Ставни на окне сотряслись от удара. Это вверх взмыли чудовища, имевшие крылья. Принцесса вздрогнула — но осталась на месте, теперь ее очередь закрывать его собой... Ставни трещали от натиска. Уцепившись за выступающие в щербатой стене камни, чудовища повисли перед окном, принялись выдирать раму. Под ударами лап дерево сыпалось в щепки. Адель вскрикнула, увидев за обломанной ставней заглядывающую внутрь кошмарную морду. О подоконник заскреблась когтистая лапа, просунулась по плечо еще дальше, желая дотянуться до них... Принцесса сжалась напуганным комком, заслоняя любимого. Хотя бы умрут они вместе...

Гортензия не успела справиться с дверью. Чудовища вокруг нее разом ожили. Они перестали дергаться, сопротивляясь невидимой стене — эта стена просто исчезла. Никто их больше не удерживал, никто не приказывал их мертвым телам остановиться. Демонические твари взвыли в азарте, и чары ведьмы оказались слишком слабы перед их жаждой крови. Стебли-веревки лопались от яростных рывков, чудовища ломились сквозь выращенные ею преграды, рыча от предвкушения.

Сопротивляться было бессмысленно, надеяться на что-то — напрасно. Но сдаться ведьма не могла, на кону собственная жизнь. И жизни ее подопечных, и еще многих...

— Что ж это я, — пробормотала ведьма успокаивающим тоном, — с какими-то чудищами страшными не справлюсь?

Гортензия очертя голову ринулась в бой. Она танцевала среди чудовищ, размахивая факелом и алебардой, описывая в сумраке огненные дуги. Опаляла уродливые морды, выжигала глаза, рассекала шкуры. Демоны рвались к дверям, от нее же отмахивались как от надоедливой осы, огрызались, но не пытались разделаться, как будто посчитав, что из-за одной помехи не стоит терять время и упускать возможность скорее схватить главную добычу. Это их безумное стремление и спасало пока ее жизнь — но надолго ли?

Чудовища взвыли — как показалось Гортензии ликующе. Сердце ведьмы пропустило удар — неужели они прорвались в дом? Получив желанную кровь, сейчас набросятся и на нее...

Сверху на ведьму посыпались осколки черепицы с крыши. Кто-то спрыгнул ей за спину, она не успела развернуться — сзади на плечи легли сильные руки. Гортензия вздрогнула, попыталась вывернуться — она не хотела умирать!!..

— Ты танцевала, как настоящая фея! — коснулся ее уха теплый шепот. — На миг мне показалось, что у тебя выросли крылья.

Гортензия замерла. Чудовища вокруг выли не от предвкушения — а скулили от ужаса. Вместо того, чтобы броситься и растерзать, эти исчадия преисподней рванулись кто куда, заметались бестолково, загнанные в ловушку двумя всадниками: Дэв-хан и Дакс прорубались через толпу с разных сторон — и тварям некуда было бежать.

— Иризар! — с облегчением воскликнула ведьма.

Бросила свое оружие, развернулась — она была так счастлива вновь увидеть радужные глаза демона, что готова его расцеловать!

Чудовища, избежавшие клинков двух приятелей, ринулись на них. Но Иризар, бережно поддерживая ведьму, встретил нападение градом острых осколков — повинуясь его воле, разбившаяся черепица поднялась в воздух с земли — и сорвавшись вперед, изрешетила шкуры, окрасив в ржавый цвет. Гортензия отвернулась, впившись взглядом в холодное лицо демона — лишь бы не смотреть на орудующих окровавленными клинками демонов.

— Ты цела, фея? — спросил Иризар, по-своему растолковав этот взгляд.

Гортензия вдруг поняла, что краснеет. Замершее от ужаса сердце принялось выколачивать частую дробь где-то под самым горлом.

— Думаешь, я не управилась бы сама с этими демонами? — буркнула ведьма. Опомнилась, что невольно прильнула к надежной груди, ища защиты. Быстро, снизу вверх взглянула — и вспыхнула от едва различимой улыбки, прячущейся в мерцающих глазах.

— Я помню, как ты с одним демоном справлялась, — усмехнулся Иризар. И оттолкнул ее: — Прости, мне некогда!

Гортензия обидчиво сжала губы, глядя, как он легко вышиб запечатанную ею дверь.

— Созданные мертвецами — это не демоны, а гниль! — проворчал Дакс. Вытерев клинок, вложил меч в ножны. Им не потребовалось много времени, чтобы очистить улицу.

Гортензия имела полное право считать Иризара мерзким типом, но не могла не одобрить его предусмотрительности — демоны привели оседланных лошадей, явно рассчитывая убраться из города как можно скорее. Что ж, в этом она с ними более чем согласна. Как бы ни была хороша эта троица в бою, со всеми тварями, заполонившими столицу, им не справиться.

— Сколько кровищи!! — воскликнула Фредерика, наконец-то выпущенная из дома. Мериан, высунувшийся следом за ней, побледнел, едва взглянув на поле битвы.

Фредерике интересно было всё — и убитые чудовища, в уродстве так разительно отличающиеся один от другого, и Дакс с Дэв-ханом, восхитившие ее своим сходством с бесстрашными рыцарями из баллад.

Но когда над улицей зашумели крылья — и на мостовую опустилась дракониха, Фредерика просто замерла от переполнивших ее чувств.

— Стефана и Изабеллу по приказу господина Иризара в турнирный городок доставила! — шутливо отрапортовала Сильг. — Там есть кому защитить государя, пускай хоть теперь господа рыцари-бездельники и чародеи делом займутся! Не всё им друг друга колошматить без толку.

Она не замечала спрятавшуюся за лошадями драконессу. Лошади беспокойно переступали ногами, тесно сгрудившись, то боязливо косясь на разбросанные по улочке уродливые тела, то поглядывая на дракона. Рядом с Сильг даже рослый жеребец казался не больше осла.

— Кстати, — продолжала дракониха, понизив голос, — не говорите Гилберту, но его матушка кажется слегка тронулась рассудком. Мне пришлось тащить ее, завернутую в ковер, и передать с рук на руки маршалу, а он ее запер под замок и приставил лекарей сторожить.

— Давно надо было это сделать! — хмыкнул Дакс.

— Так где Иризар-то? — огляделась Сильг. Аккуратно запалила из ноздри пару уличных фонарей.

— Пошел хозяина с принцессой в чувства приводить, — кивнул Дакс на окна трактира. — Поди, обе "красавицы" со страха в обморок попадали!

Сильг несильно хлопнула демона хвостом пониже спины:

— Не ржи, как конь! Мальчишке сегодня досталось.

— Слава Небесам, о вашем чернокнижнике было кому позаботиться! — сухо объявила Гортензия. — Как и о брошенном вами яйце, — добавила она негромко, между прочим.

Слух у драконихи оказался исключительный. Сильг повернула голову к ведьме, в ее огромных желтоватых глазах отразилась целая гамма чувств, Гортензия и не думала, что драконья морда может быть такой выразительной. Ведьма скрестила руки на груди и многозначительно посмотрела на свою воспитанницу.

Фредерика, вытянув шеи, робко выглянула поверх лошадиного седла.

— Благодарю вас, госпожа Хермелин, — проговорила дракониха, и на глазах ее блеснули слезы. — Благодарю, что вырастили моих девочек. Я... я не хотела, чтобы они родились в подземелье. Я хотела, чтобы они были свободны. Я даже обрадовалась, когда пришел срок — а я оказалась далеко от герцогского дворца... Я собиралась сбежать и забрать с собой моё сокровище, улететь далеко в горы... Но когда я вернулась за яйцом, на эти земли оказалась наложена печать, через которую я не смогла пробиться, сколько ни старалась...

— Выходит, мы не одного Иризара там случайно заперли! — хмыкнул Дакс, пихнув локтем в бок Дэв-хана.

— М-м...Ма-а-ма-а!!! — уж не могла сдерживаться, разрыдалась в шесть ручьев Фредерика, ринулась к Сильг, распугав лошадей, повисла на огромной шее.

Гортензии кольнуло что-то в сердце. Ревность? Да нет же, глупости. Скорее обидно, ей пришлось столько времени нянчиться с этим трехголовым чудищем, скормила ей все свои сбережения, покупая вкусности, читала на ночь сказки, пичкала кашей с ложки, рискуя остаться с откушенными пальцами — а теперь что? Зачем теперь Фредерике ведьма, когда у нее появилась мать.

— Пойду, потороплю их там, — пробормотала Гортензия, отправляясь в дом. Оставлять принцессу наедине с этой парочкой ей тоже было как-то неспокойно.

Иризар поднялся наверх. Распахнув дверь, огляделся, хмыкнул.

Он подошел к графу, опустился на колено. Внимательно всмотревшись в бледное лицо, занес руку — и отвесил звонкую пощечину. Дернувшись, Гилберт распахнул глаза.

— Невозможно ни на день тебя одного оставить, Берт, — недовольно заметил Иризар. — Что ни вернусь — ты опять весь в крови.

Он взял принцессу за подбородок, развернул лицом к себе, оценивающе всмотрелся. От бесцеремонного прикосновения Адель очнулась, с ужасом воззрилась на демона. Смутилась, потупилась. Осознав свое положение, всплеснула руками, выпустив из нежных объятий графа, суетливо забарахталась, высвобождая прижатый подол платья, неловко поднялась.

— Идите вниз, ваше высочество, — велел ей демон со странной улыбкой. — Мы скоро уезжаем.

Адель кивнула, всё еще не вполне придя в себя. Не ответила на встревоженный взгляд графа, явно стараясь не смотреть ему в глаза.

В комнате остались только двое.

Иризар поднялся, протянул руку:

— Хватит терять время, пора убираться отсюда.

— Ты предлагаешь бежать?

— Нет, черт, прогуляться!

— Я... Я не могу уйти.

— Останешься, чтобы сдохнуть?

— Чтобы сражаться.

— Не слышу уверенности, Берт. Изволишь объясниться? Ты всё-таки решил стать королем? Нет? Тогда почему?

— Потому что это всё случилось из-за меня... — тихо произнес Гилберт. — Из-за того, что однажды я решил что-то доказать матери... Я раздобыл запрещенные книги, вообразил себя чернокнижником. Я создал демона и не успел дать ему имя. Я струсил, когда чудовище ожило и набросилось на меня... И я согласился пойти на сделку, предложенную Исвирт: моя жизнь в обмен на жизни незнакомых мне колдунов... Лучше бы я тогда погиб. Из-за меня, из-за моей глупости сейчас страдают люди, разрушен город!

— Это всё случилось, потому что твоя мать сломала печать и выпустила Исвирт из заточения, — возразил демон.

— Она отправилась в Верлис, чтобы заполучить тебя, Иризар. Чтобы ты убил Лорена, расчистил для меня дорогу к престолу. Вот видишь, в любом случае виной всему я, — горько подытожил граф. — Но ты волен уйти. Ты больше не обязан служить мне.

— Волен? Как же! — хмыкнул демон. — Я даже еще не успел "отблагодарить" тебя за целый год, что простоял по твоей милости каменным чурбаном. А ты хочешь от меня избавиться! Не выйдет.

— Ты... — побледнел граф.

— Я лишь недавно понял, что это был ты, иначе давно бы отдал должок! — пригрозил Иризар.

— Я... я пытался спасти Лорена... — едва слышно признался Гилберт. — Но я не успел.

— Да уж, ты тогда немного припозднился! — ядовито откликнулся демон. — Явись ты чуть ранее, увидел бы столько интересного!

И снова подал руку, чтобы помочь подняться. Гилберт, помедлив, вложил в протянутую руку свою холодную ладонь, осторожно встал, пошатнулся — голова кружилась... Иризар резко дернул на себя — ахнув от неожиданности, Гилберт потерял равновесие — но демон прижал его к себе, развернув спиной, крепко обхватив за плечи.

— Что ты себе позволяешь?.. — выдохнул Гилберт, пытаясь удержать сознание, не раствориться в темноте беспамятства от вновь захлестнувшей боли.

— Стой смирно, — тихо приказал демон. — Нет времени ждать, пока твои раны зарастут сами собой. К тому же ты им просто не позволишь...

Гилберт покорно замер, чувствуя на шее, на волосах тяжелое дыхание.

Боль постепенно отступала, по венам разливалось тепло. Ему было уже знакомо это ощущение — как в то раннее утро, когда он проснулся в храме...

— Спасибо, — произнес граф. Но демон приложил палец к его губам, заставив умолкнуть.

Дух Иризара был всё еще неспокоен после поглощения отравленной души монаха. Ему было сложно сосредоточиться, он боялся навредить своему господину — однако без вмешательства опять обойтись было невозможно, граф был слишком истощен, слишком много сил растратил...

— Что? — тревожно вскинулся демон, сжав сильнее объятия.

Гилберт вдруг застонал, выгнулся — все мышцы свело болезненной судорогой. Точно кто-то пытался вырвать душу из плоти — то жестокими рывками, то медленно вытягивая сознание из оболочки. Он услышал повелительный голос, приказывающий ему немедленно явиться.

— Она зовет меня... — выдохнул Гилберт.

— Твоя мать?

— Исвирт!

Колдунья устала ждать, когда демонические твари выполнят приказ и захватят ее ученика, она решила призвать его с помощью потерянного кольца герцогини.

— Она в храме, — почувствовал Гилберт. Его дух спешил, не в состоянии противиться — но тело не подчинялось, не желало отзываться на призыв.

— Я не отдам тебя ей.

Иризар не разжимал рук. Когда Хорник с усмешкой объявил о смерти графа, демон ни на секунду не поверил его лживым словам. Но внутри что-то болезненно сжалось, что-то заставило сердце пропустить удар... Страх потери? Второй потери — по его вине?.. Нет, теперь он не допустит этого. Он не позволит, чтобы пророчество аббата сбылось. Он защитит своего господина. Он не позволит никому навредить хозяину. Тем более Исвирт. Она сама предала его...

Душа возвратилась в тело с дикой болью, как отдается тетива натянутого лука... Со сдавленным стоном Иризар отпустил графа. Гилберт выпрямился, вздохнув с облегчением.

— Хоть на что-то этот чертов монах пригодился, — пробормотал демон. Гилберт обернулся, не расслышав. Иризар усмехнулся, но не стал говорить, чью жизнь он только что влил в его вены. — Исвирт высосала твои силы, теперь ей осталось забрать только твое тело. И почему тебя? Ты не единственный отпрыск королевских кровей. Почему бы ей не возродиться в теле принцессы? Даже твоя мать подошла бы ей больше!

— Не смей даже говорить об этом, — оборвал его граф. Пусть и сказанные в шутку, эти слова покоробили.

Гилберт вышел из комнаты, едва не столкнувшись в дверях с ведьмой.

Гортензия не решалась переступить порог. Незаметно поднявшись, она не пряталась, но не спешила вмешиваться. То, чему она стала случайной свидетельницей, поразило ее. Демон, создание тьмы и черного колдовства, чуждый жалости или милосердию, незнакомый с человеческими чувствами, добровольно принимал на себя боль, излечивая раны своего хозяина? Гортензия не верила собственным глазам. Она проводила взглядом графа, видела, как тот быстро сбежал по ступенькам вниз — как будто недавно вовсе не он истекал кровью.

Нетвердым шагом порог переступил демон. Сверкнул на Гортензию насмешливым переливчатым взглядом.

— Ведьмы, похоже, в наше время совсем лечить разучились, — скривил он побелевшие губы в улыбке. — Вместо своих зелий всё рвутся с чудовищами сражаться?

— Уж извините — сделала, что смогла! — вскинула подбородок Гортензия, затопала по лестнице. — Кстати, ты забыл упомянуть еще одного королевского отпрыска!

— О ком это ты, фея? — равнодушно отозвался последовавший за ней демон.

— О принце Лорене! — заявила ведьма, распахнув входную дверь, сбежав с крыльца. Она говорила громко — пусть все слышат! — Признавайся немедленно! Ты ведь не убил его? Ты превратил принца в это чучело? — и она ткнула пальцем в сторону Мериана.

— Это правда? — напряженно спросил Гилберт.

— Да, — спокойно кивнул демон. — Как ни неприятно мне это признать, но ведьма права.

Гортензия достала амулет, полученный в подарок от княжны Беатрикс, и демонстративно приблизила его к Мериану. Все, в том числе принцесса Адель, стали свидетелями превращения: рыжеватые волосы посветлели да золотистого оттенка, конопатое курносое лицо заострилось, проявились благородные черты, даже форма глаз изменилась!

— Что? Что такое? — настороженно заоглядывался Мериан, не понимая, отчего все вдруг уставились на него.

Однако превращение оказалось неполным и недолгим. Гортензия видела напуганного парня словно через марево жаркого колышущегося воздуха. Адель вскрикнула, не смея поверить своим глазам.

Но колдовства хватило лишь на пару мгновений — амулет в руке ведьмы обуглился и почернел.

Иризар не прятал довольной улыбки. Изготовленный лучшим придворным колдуном амулет оказался бессилен против его проклятья. Ведьма едва поборола искушение влепить ему пощечину.

— Что это значит? — потребовал ответа граф.

— Не мне вам объяснять, до чего люди изменчивые создания! Сегодня прикажите убить — завтра пожалеете. Да, я не стал убивать принца, как мне было приказано. Вместо этого я изменил его внешность. Я сделал его полной противоположностью себя прежнего. Так чтобы никому и в голову не пришло заподозрить в нем сына короля. И вдобавок лишил памяти.

— Полной противоположностью? — зашипела в злости ведьма. — Что ж ты его женщиной не сотворил?!

— Извини, фея, в спешке не догадался.

— И как теперь прикажешь его расколдовывать? — поинтересовалась она.

— Никак, — невозмутимо ответил демон. — Я добросовестно выполнил работу. Снять проклятье невозможно, пока я жив.

— То есть Мериан... Тьфу! Принц Лорен вынужден будет носить эту личину до самой старости? До своей старости, до своей смерти — ибо демоны не стареют и не умирают по доброй воле?!

— Именно так, фея. — И одарил ее самой лучезарной улыбкой.

Гилберт ощутил на себе быстрый насмешливый взгляд. Пусть он промолчал, но кажется, демон без труда прочел его сбивчивые мысли. Да, как его хозяин, граф может приказать ему умереть. Но даже ради принцессы, сейчас потерявшей дар речи, ради восстановления справедливости — Гилберт этого не сделает. И он догадывался, что Иризару это известно — и понимал, насколько эти душевные муки демона забавляют. Гилберт чувствовал, как вновь в груди сжимается огненный комок вины, опаляя и без того ноющее сердце...

— Так значит, Мериан вправду принц?! — восторженно завопила Фредерика. — Вот здорово! У нас есть свой собственный, настоящий принц! Теперь мы настоящий дракон!

— Глупышки, — умилилась Сильг.

— Если все вопросы закончились, можем отправляться, — объявил Иризар, подталкивая своего господина к лошадям.

— Погоди... — пытался собраться с мыслями граф.

— Да, я уже всё понял! Но не хочешь же ты немедленно отправиться сражаться с Исвирт? — уточнил демон насмешливо. — Не стоит ли прежде хорошо обдумать план и стратегию? Что ты сейчас сможешь? Да и принцессу с собой тащить не очень-то удобно. Как заботливому жениху, тебе следует в первую очередь подумать о ней, отвезти ее в безопасное место.

— Но...

— Ведь она не поедет никуда без тебя, — ухмыльнулся демон.

— Не поеду! — подтвердила Адель, не вполне понимая, но цепляясь за эту возможность оградить любимого от опасности.

— Ты прав, — согласился Гилберт со вздохом. Снова за него кто-то всё уже решил! — Нужно найти способ закрыть проход в иной мир. Пока Исвирт его держит, нам не очистить город. И даже в эту дохлую нежить мертвым колдунам не составит труда вселить новых голодных духов, — он взглянул на лежащих на мостовой чудищ.

— Совершенно верно! — Не теряя времени, демон подсадил хозяина в седло. — Только запечатать проход, это не самое сложное.

Иризар открыл седельную сумку, принялся искать что-то. Попавшиеся ему сперва две совершенно одинаковые короны досадливо надел на руку, чтобы не мешались — и вытащил потрепанную, с обугленным на углах переплетом книгу. Раскрыв на заложенной странице, ткнул пальцем в неровные строчки:

— Вот, посмотри. Не правда ли, полезная книженция? Помнишь того отшельника, который на старости лет потерял из-за тебя голову? Его наследство! Не зря я рисковал своими волосами, когда полез в огонь за этим манускриптом.

Но граф смотрел не на книгу, а на короны, так непочтительно висевшие на локте демона.

— Это подделки! — удивленно определил он.

— Ну конечно же, — откликнулся Иризар. — Настоящая-то у Исвирт, иначе она не смогла бы открыть проход и одновременно управлять мертвыми колдунами. Думаешь, откуда она черпает такую силу!

— Так, что же это, — не удержалась, вставила Гортензия. — Выходит, древние легенды о чудодейственных свойствах короны не врали?

— Древние легенды вообще редко лгут, — пожал плечами Иризар.

— А что в книге? — не унималась ведьма.

— Некогда объяснять, — опять ослепил ведьму улыбкой подлый демон. — Дэв-хан! Помоги даме влезть на лошадь!

Путь им освещали всполохи бушующего огня — над городом разливались зарева многочисленных пожаров. Загоревшиеся от ударов молний дома попросту некому было тушить. Отблески пламени мерцали на гребнях низких туч воронки. В красноватых бликах чернеющий "глаз" портала в иной мир казался совершенно адским зрелищем.

Гортензия замешкалась, поотстала от остальных. Она ехала последней в их маленькой процессии: Иризар и Гилберт расчищали путь впереди, ведьма же вызвалась прикрывать тыл. Лошадь под ней вдруг заартачилась, испуганно закружилась на месте. Цепляясь за поводья, Гортензия приметила нечто, и внутри у нее очень нехорошо похолодело.

По темным углам и за стенами опустевших зданий прятались тени. Затаившись, они следовали за графом. Только шорохи выдавали, как их много. Выжидают удобный момент, чтобы напасть всем скопом на беглецов?

Пока ведьма пыталась успокоить лошадь, граф со своей маленькой свитой уже отдалились на значительное расстояние. Почувствовав, что добыча ускользает, мертвецы перестали таиться. Не обращая внимания на ведьму, выбирались из укрытий, заполняя улицу, собираясь в толпу. У Гортензии тошнота подкатила к горлу при виде изуродованных тел, выхваченных у смерти в разной стадии разложения. Кто-то шел по-человечески, кто-то припадал на вывихнутые ноги, кто-то полз. Но все двигались молча, не издавая ни звука.

В некоторых еще можно было определить личные черты. Гортензия с ужасом узнала тех, с кем была хорошо знакома — давным-давно, еще в забытые времена мирной жизни. Она часто заморгала, чтоб прогнать не вовремя навернувшиеся слезы:

— Гилберт, — с горечью простонала она. — Не знаю, что тебя заставило, но ты всё равно убийца!..

Она должна была остановить это скопище самодвижущейся разлагающейся плоти в подтеках сизого гноя и черной слизи. Не придумав ничего лучше, использовала уже испытанный трюк: заставила придорожную чахлую растительность за один миг превратиться в оружие. Хрупкие травинки взвивались от земли страшными копьями, насквозь пронзая дряблые тела мертвецов. Прижимавшийся к каменным кладкам стен кустик моментально ощеривался колючками, впиваясь в мимо идущие ноги. Тонкие усы пыльных вьюнов оплетали как веревками.

Но этого было мало. Мертвецы без криков, без стонов, в молчании и без спешки упорно освобождались от помех, выдергивали из себя все эти копья и стрелы, колючки и шипы. Или оставляли торчать — если не мешали идти. Не обращали внимания на зажатые в путах конечности, вырывали кости из разлагающейся плоти — и продолжали движение.

Почуяв исходящий от мертвецов мерзкий запах, лошадь под ведьмой встала на дыбы и громко заржала...

— Ведьма, ты оглохла?! — грубо выругался Дакс.

Наклонившись в седле, он вырвал из рук ведьмы поводья и заставил ее лошадь резко развернуться. Помчались вперед, прочь от толпы колдунов. Гортензия обернуться боялась, вжимала голову в плечи от грохота — Дакс отбил мертвецам охоту к погоне серией огненных снарядов.

— Какого черта ты тут застряла?! Её зовут — а она молчит!.. Иризар!! — крикнул он вперед. — Вот, жива твоя ведьма!

— Берт, стой! Куда?! — донесся голос Иризара.

— В городе остались люди!

— И что с того?! — возмущенно заорал Иризар, пуская коня вскачь следом за внезапно свернувшим в проулок графом.

— И этот туда же! — ругнулся раздраженно Дакс, пришпоривая лошадь.

Гилберт остановился перед роскошным особняком, принадлежавшим богатой дворянской фамилии. Молнии, вырывавшиеся из небесной воронки, угодили в крышу, верхний этаж уже вовсю полыхал. Перед крыльцом же разворачивалась странная сцена: несколько слуг торопливо выносили из здания ценные вещи, погружая в телегу, а вокруг звенели клинки — рыцарь в турнирных доспехах и полдюжины наемников отбивались от своры зверообразных демонов, которыми управлял мертвый колдун.

Твари теснили людей — на мостовой лежали растерзанные тела убитых воинов.

— И ради этих расхитителей ты торопился? — хмыкнул нагнавший графа Иризар.

— Барон дир Ваден! — произнес с особым выражением Гилберт.

— Желаешь с ним поговорить? — предложил демон. — Это можно устроить. Дакс! Дэв-хан! За мной!

За считанные секунды троица демонов очистила улицу от своих зверообразных собратьев. Только управлявший тварями мертвец уцелел — метнулся за спину к махавшему мечом барону, ухватил костяными пальцами за шлем, содрал с головы. Резко развернувшийся барон полоснул клинком по груди — сквозь истлевшие лоскутья одежды и плоти торчали посеревшие ребра. Но мертвец его удар будто и не почувствовал, протянул руки — и стиснул горло.

Гилберт секунду раздумывал, слушая предсмертный хрип своего врага... Но прошептал заклинание, отпустив душу мертвеца в вечность.

Барон дир Ваден отшатнулся, стряхивая с себя обвисшие кости.

— А-а, ден Ривен? — прохрипел он. Покачнувшись на нетвердых ногах, со свистом рассек мечом воздух, устремил кончик клинка на противника.

— Чего встали? Нечего глазеть — продолжайте работать! — прикрикнул он на попрятавшихся за телегу слуг. Но те не сдвинулись с места.

— Ден Ривен... — продолжил барон, издевательски растягивая слова. — Как погляжу, ты жив и здоров. Не могу сказать, что рад тебя видеть!

— Ведь они все пьяны! — в изумлении поняла Адель, разглядев в свете пожара и барона, и его наемников.

— Кто же осмелится пойти против этих тварей в трезвом уме? — презрительно сплюнул Дакс. Он и Дэв-хан тоже держали оружие наизготове — направленное против замерших поодаль наемников.

— Я думал, ты давно сбежал из города, — заметил Гилберт.

— Я собирался! — оскалился барон. — Да вот понял, что не могу позволить, чтобы все сокровища столицы сгинули в пожарах или остались этим чудищам. Ни к чему ведь сокровища мертвякам? А мне пригодятся!

— И ради грабежа ты повел своих людей на верную смерть? — в голосе графа звучала сдерживаемая ярость.

— Как ты удобно устроился, гадёныш! — бросил дир Ваден с усмешкой. — Сам напустил на город этих тварей — а теперь будешь корчить из себя героя? Я не просил тебя вмешиваться! Спас меня от мертвеца? Думаешь, я теперь благодарить тебя должен? Или благодарить тебя за то унижение, которое вытерпел на турнире?! Признавайся, ты ведь с самого начала заморочил мне голову своими чернокнижными трюками! В честном бою против меня ты не продержался бы и минуты! Сопляк! Кто ты есть без своих фокусов с мертвяками?! Ты не осмелишься против меня и меч поднять! Ну давай же! Давай! Я вызываю тебя на честный поединок! Докажи мне, что ты чего-то стоишь!

Гилберт улыбнулся. И от этой улыбки у Гортензии холодок по коже пробежал.

— А вы чего смотрите? — гаркнул Дакс на будто окаменевших наемников. — Тоже драться хотите? Так давайте! Смелее!

Подручные барона не решились обнажить клинки против троицы, разделавшейся с чудовищными тварями у них на глазах — предпочли благоразумно скрыться в дымной темноте, и слуги последовали их примеру, оставив телегу с награбленным добром.

— Трусы! — крикнул им вслед огорченный демон, сплюнул с досадой, вложив меч в ножны.

— Слезай с лошади! Или хочешь, чтобы я сам тебя сдернул?! — не унимался барон.

Гилберт спрыгнул на землю, поморщился — под сапогами захлюпало кровавое месиво. Кровь погибших наемников смешалась с кровью демонических тварей, их растерзавших.

— Поединок? Зачем мне с тобой драться? Я ведь не рыцарь, я некромант! — невесело усмехнулся граф. — Я, к слову, могу остановить твое сердце в любой момент. К чему мне теперь махать клинком и соблюдать какие-то правила чести?

По одному его движению у барона отнялись ноги. Выронив меч, он беспомощно рухнул на колени. Гилберт приблизился к нему вплотную, всмотрелся с улыбкой в испуганные глаза поверженного врага. Граф не шелохнулся, когда с крыши посыпались горящие балки, обложив их двоих стеной огня.

Адель испуганно вскрикнула и заставила подойти свою упирающуюся лошадь ближе, стараясь рассмотреть, что происходит за стеной пламени.

— Каково тебе сейчас? — спросил некромант. — Бессилен что-либо сделать, не можешь драться, не можешь сбежать... Чувствуешь запах гари? Запах твоей смерти? Страшно? Не хочешь сгореть заживо? Тогда, может быть, мне следует сжалиться и остановить твое сердце?

Барон захрипел, пытаясь выговорить что-то, вдохнуть воздуха в распираемую удушьем грудь...

— Берт! Не играй с огнем! Прикончи его скорее и уходи оттуда! — позвал Иризар.

— Я не буду тебя убивать, — решил граф. Он разжал кулак — отпустил заполошенно зачастившее сердце врага.

— Надо было тебя еще там, на площади, сразу удавить... гадёныш... — прохрипел барон, падая на четвереньки.

— Живи с этим позором. Думаю, ты надолго запомнишь этот момент, — пообещал Гилберт. Развернувшись, он пересек расступившуюся стену огня.

Барон, хрипя проклятия, задыхался от ненависти. Неужели он опять потерпел поражение? Неужели этот сопляк опять его унизил? Неужели опять уйдет безнаказанным?..

Гилберт подошел к своей лошади... но вдруг страшная игла боли пронзила его, заставив скорчиться. Он схватился за седло, пытаясь удержаться на ногах, не упасть. Вновь нахлынула волна тянущей пытки — из тела выдергивала душу, тащила куда-то прочь чужая непререкаемая воля. Его вновь звали — и он не имел сил противиться зову...

— Что с тобой? — испугалась Гортензия, быстро спрыгнув на землю. Она держала за поводья лошадь графа и оказалась ближе остальных. Ведьма обняла графа за плечи, ощутив, как того колотит дрожь.

— Что такое? Берт? — встревожено окликнул хозяина Иризар.

— Гаденыш... — сипел барон.

В отличие от демона, которой за всполохами пламени не видел своего господина, скорчившегося за двумя лошадьми, дир Вадену была отлично видна незащищенная спина этого мальчишки. Он выхватил из-под убитого наемника ручной арбалет — его владелец так и не успел спустить заряд — и навел железный наконечник болта в спину...

— Она... зовет... снова... — выговорил граф через силу.

— Исвирт?! — воскликнул Иризар. Спрыгнув с коня, он бросился к господину. Каких-то десяток шагов разделяли их.

Адель с ужасом поняла, что больше никто не видит нацеленного оружия в руках барона. Позвать? Закричать? Она не могла! Горло перехватило от смертельного страха — еще мгновение, и случится непоправимое! И она ничего не сможет сделать! Она не сможет спасти любимого!.. Или нет? Ведь если не она — больше никто! Не отдавая себе отчет, принцесса ударила каблуками лошадь под бока.

Спуститься арбалетной тетиве в этот день было не суждено. Копыта с тяжелыми подковами сбили барона на землю, с хрустом прошлись по черепу. Адель зажмурила глаза, прильнула к лошадиной шее — лишь бы не видеть, что она наделала.

— Иризар!.. — выдохнул с болью Гилберт.

И отпустил седло. Он больше не мог сопротивляться, сознание покинуло его, оставив беспомощным перед желанием черной колдуньи.

Один миг — но демон не успел. Буквально из самых рук ускользнули оба — и граф, и поддерживавшая его ведьма.

— Что случилось? — подоспел Дакс.

— Исвирт забрала их! — произнес Иризар.

Дэв-хан остановил лошадь принцессы, удержал, не позволив проскочить мимо. Адель взглянула на вмешавшегося демона сквозь пелену слез. Тот ответил обычным невозмутимым взглядом, лишь протянул руку и ободряюще погладил по голове. Как ребенка. Стоявшие в глазах принцессы слезы брызнули горячим потоком.

— И где они сейчас? — допытывался Дакс.

— В храме...

— В храме? — вскинула голову принцесса. — Чего же мы ждем? Нужно скорее...

— Конечно, ваше высочество, — оборвал ее Иризар. — Сильг! Отведёшь принцессу и Лорена в турнирный городок!

— Как скажешь, — кивнула дракониха.

— Нет! Я еду с вами! — приказала принцесса.

— Вы едете к королю! — отрезал Иризар.

— Нет!!

Адель развернула лошадь и пустила вскачь. Даже выползшие из темноты мертвецы, вставшие на пути, ее не испугали. Она крикнула, подгоняя лошадь. И толпа мертвых колдунов покорно расступилась, пропуская ее.

— Стой!

Но толпа сомкнулась за всадницей. Демонов ждала нешуточная битва — у мертвецов был приказ не пропустить их к храму.

Гортензия очнулась от страшного грохота. Пол под ногами содрогнулся, уши заложило от взрыва. Со сводов посыпались вниз камни, пыль. По толстым колоннам-подпоркам со скрежетом пронеслись глубокие трещины.

— Эй, ты так весь храм разрушишь! — засмеялась Исвирт. Она и пальцем не пошевелила, чтобы остановить своего пленника. Просто сидела на алтаре, как на скамейке, закинув ногу на ногу, и с интересом ждала, что же он еще попытается сделать. — Бестолковый мальчишка! Только силы впустую тратишь. Неужели надеешься меня одолеть? Скорее сам себя погребешь под развалинами.

— Я должен... уничтожить тебя... — произнес Гилберт. Этот удар, который опять не причинил колдунье никакого вреда, заставил его повиснуть на цепях, пытаясь отдышаться.

Гортензия дернулась — но точно такие же цепи, предназначенные для крепления светильников, приковывали и ее — к противоположной стене позади алтаря.

— Тебе не убить того, кто уже по ту сторону смерти! — рассмеялась колдунья. Поправив на голове корону, она поднялась с алтаря и подошла к пленнику.

— Я попытаюсь, — проговорил Гилберт. — У меня нет выбора. Пусть я умру, но унесу и твою проклятую душу в иной мир.

Исвирт обманчиво ласковым движением провела по его щеке, заставив поднять голову и посмотреть в глаза:

— Какой же ты милый!

Она нежно поцеловала его в губы. Цепи лязгнули — так шарахнулся от ее леденящего поцелуя граф, ударившись спиной о стену, но оковы держали крепко — и колдунья не торопилась отойти.

— Какой же ты наивный и глупенький, мой ученик... — Она прикасалась губами к виску, ко лбу, к дрожащим ресницам, даря легкие поцелуи — и пронзающую насквозь боль. — Даже жалко тебя убивать. Но что же поделать! Скоро ты мне будешь не нужен, а оставлять тебя в живых слишком опасно. Ты ведь такой талантливый мальчик, так быстро учишься — схватываешь всё на лету! Ты сам, похоже, не понимаешь, как ты мне помог. Что бы я без тебя делала, даже не представляю... Вот только отдать мне свое тело не захотел. Ну почему ты не пускаешь меня? Почему ты так упорно сопротивляешься? Если бы ты только согласился! Я вправду не хочу видеть, как твои красивые глазки потухнут и закроются навеки. Мне будет искренне жаль размозжить твою хорошенькую головку, испортить твое личико... Но у меня нет выбора. Ты слишком упрям... Или ты всё-таки передумаешь?

Гилберт ответил лишь сдавленным рычанием сквозь стиснутые зубы. Исвирт ахнула, почувствовав прошедшую сквозь нее волну совершенно неожиданного удара. Это новое заклятье могло бы уничтожить ее... если бы у некроманта было больше сил.

— Значит, нет! — рассмеялась Исвирт. Она снова вернулась к алтарю. — Потерпи еще немного, мой мальчик. Ждать осталось недолго, скоро я перестану тебя мучить.

При свете свечей улыбка колдуньи могла бы показаться даже теплой.

Ручеек пыли из трещины в потолочной арке посыпался по запрокинутым рукам Гортензии, защекотал шею, попал за воротник. Ведьма едва сдержалась — если не шевелиться, колдунья не заметит, что ее вторая пленница пришла в себя...

Балки над головой то и дело издавали неприятный, угрожающий скрежет. Как бы храм действительно не разрушился! Ведьме совсем не хотелось тут задерживаться, да чертовы цепи не пускали... Пока она была без сознания, Гилберт успел изрядно разорить здание. Былое великолепие, позолота, богатая резьба и росписи — всё безвозвратно погибло, только чернели следы огня на стенах. Витражи были разбиты, осколками щерились в темноту. Несколько окон вообще выворочено наружу вместе с рамами, стенная кладка рассыпалась по камешку... Сколько же ярости в мальчишке, если он на такое способен...

Проникающий в разбитые окна дым городских пожаров вместе с осыпающейся из-под купола пылью щекотал ноздри, заставлял слезиться глаза. Гортензия не удержалась и чихнула.

Колдунья повернула к пленнице голову, оглядела ее не без интереса, но ничего не сказала. Ведьму даже оскорбил подобный взгляд, хотя что можно ожидать в ее-то положении.

— Я, конечно, понимаю, — заговорила Гортензия ворчливо, — что у вас двоих друг к другу накопилось немало вопросов. Но я-то тут зачем? Неужели тело старой ведьмы решили занять? Не нашли ничего получше?

Исвирт весело расхохоталась:

— Не беспокойся, твое тело я выберу в самую последнюю очередь! Хотя, — добавила она лукаво, — раз ты приглянулась моему демону, наверное в тебе что-то есть особенное. Хермелин, если не ошибаюсь? Помню, ты была в моем списке, и Иризар отчего-то решил тебя помиловать. Впрочем, это уже не важно.

— Я тоже вас помню, — откликнулась ведьма. — Была у вас в гостях в Верлисе. Но тогда, простите за прямоту, вы выглядели очень плохо, просто на глазах рассыпались. Да и сейчас кажитесь очень бледной! — Гортензия не отказала себе в удовольствии уколоть, демонстративно разглядывая просвечивающие сквозь собеседницу огоньки свечей.

— Так бывает, если задержаться в этом мире дольше отведенного судьбой срока, — ослепила Исвирт улыбкой.

Гортензия невольно вздрогнула — такую улыбку она видела уже не раз. Вот, значит, у кого демон научился так улыбаться...

— Жить двести с лишним лет в одном теле, дорогая Гортензия, — продолжала Исвирт, — очень утомительно и больно. Но вам не понять, вы еще слишком молоды, милая моя. Год от года мое тело изнашивалось, я желала умереть, чтобы обрести свободу. Но он не понимал этого, — добавила колдунья, обращаясь явно уже не к Гортензии, а к собственным воспоминаниям. — Не понимал и не хотел понять. Он держал меня привязанной к истлевающим костям и праху, давно потерявшему прежний облик... Но это всё в прошлом! Теперь-то я свободна — и весь мир в моих руках! А очень скоро я получу и новое тело — причем не простое, а королевских кровей. Мое новое тело само направляется ко мне, верные слуги позаботятся о ее сохранности.

Гилберт при этих словах вскинул голову и устремил горящий ненавистью взгляд на колдунью. Но та не позволила ему ничего сказать. Приложила к губам палец:

— Шшш... Помолчи, мой мальчик. Слышишь, она уже идет к нам!

— Ты ее не получишь! — прошипел граф. — Только не ее!

— Неужели ты мне помешаешь? — рассмеялась колдунья.

— Отпустите Гилберта!

В распахнувшихся дверях стояла принцесса. За спиной ее виднелись послушно замершие мертвецы.

— Наконец-то! — воскликнула Исвирт. — Наконец-то моя рыбка попалась в сети. Червячок мой милый, не извивайся так! — она опять прильнула с объятиями к рвущемуся на цепях графу.

— Адель! Нет! Уходи!! — кричал он, не замечая, что кровь от содранных запястий течет вниз по рукам.

— Адель, моя милая малышка! — умилилась на решительную принцессу колдунья, одновременно движением пальца впечатав Гилберта в стену, чтобы не мешал. — Тебя не обижали мертвяки? Они показали тебе путь, проводили тебя до самых дверей? Ах, как хорошо! Расскажи, зачем ты пришла ко мне? Ты хочешь у меня что-то попросить? Смелее, малышка!

— Я хочу, чтобы вы освободили город от чудовищ! — потребовала принцесса, бесстрашно подойдя ближе.

— Не скули! — Исвирт дернула за цепь рыдающего от бессилия графа. Колдунья упивалась своей властью над побледневшей принцессой. — Что-нибудь еще попросишь, дорогая моя?

— Пощадите людей... королевство... — проговорила Адель, не имея воли отвести взгляд от не чувствующего собственных слез Гилберта.

— Что город? — философски изрекла колдунья. — Город отстроится заново, как это всегда случается. А люди расплодятся, их станет еще больше... Но я согласна! Тем более я всё равно собиралась править твоим королевством, и одних мертвецов в поданных мне будет мало. Это всё, что ты хочешь?

— От... отпустите Гилберта, — запнувшись, выговорила Адель.

— Нет! Адель, не делай этого! — закричал Гилберт, снова рванувшись к ней. Цепи лязгнули, он упал на колени. Вздрогнув, принцесса неосознанно сделала шаг назад.

— Отпустите его, — проговорила она еще тише.

— Как много требований! А что я получу взамен? — предвкушая, улыбалась колдунья.

— Всё... всё, что у меня есть... — неуверенно пролепетала принцесса.

— Но ведь у тебя ничего нет! — напомнила Исвирт. — Ни королевства, ни титула. Хотя золото или почести меня нисколько не интересуют. Так что ты можешь мне предложить?

— Себя... — ответила Адель.

— Нет! Нет, не надо! — всхлипывал Гилберт.

— Я буду служить вам... — неуверенно сказала Адель.

— Не соглашайся! Замолчи!!..

— Ты отдаешь себя мне, в полное распоряжение? — уточнила Исвирт, безжалостно заставив графа снова умолкнуть.

— Да, — кивнула Адель.

— Моя милая малышка! Умница моя! Хотя твое тело изувечено проклятьем и ядами еще до твоего рождения, ты мне подходишь. Эти досадные изъяны, что скрывали от всех твою истинную красоту, легко поправимы. Что ж, пусть будет так, как ты просишь! Я заберу твое тело себе!

Исвирт взмахом руки заставила цепи, опутывавшие пленника, рассыпаться в ржавчину. Гилберт от сковывающей боли не мог и головы поднять.

— Одно твое условие я выполнила! — рассмеялась колдунья.

Она поманила к себе принцессу — и ту будто подхватил вихрь, кинул вперед. Адель вскрикнула, когда Исвирт с улыбкой протянула руку, схватив ее за запястье. Тело словно молнией пронзило, леденящий холод от руки колдуньи проник в самые кости, заморозил кровь в венах. Вдвоем их закружил поток непреодолимой силы, вырвавшейся по воле колдуньи из иного мира. В вихре ветра, в водовороте развевающихся одежд, пару подняло высоко в воздух, под самый купол собора... Свечи погасли, но темноту прорезали частые слепящие вспышки...

Всё длилось лишь один миг.

Вдруг разом обрушились мрак и тишина. Гортензия растерянно заморгала.

Но через несколько мгновений Исвирт со вздохом вновь зажгла свечи. Одновременно вспыхнули все свечи в храме — множество огоньков по всему залу.

Колдунья принялась поправлять на себе одежду, убрала выбившиеся волосы под корону... Гортензия всмотрелась с изумлением: призрак исчез, его место заняла Адель. Но принцесса изменилась до неузнаваемости — неуклюже подломленная фигурка выпрямилась, глаза перестали косить. Девушка как будто стала выше ростом, светлые волосы ее вовсе побелели, как снег. Но больше всего изменилось лицо, оно полностью переняло надменное выражение призрака.

— Только не это! Адель?!.. — простонал-прорычал граф.

— Ох, как же хорошо! — воскликнула Исвирт. — Я снова дышу! Этот запах пожаров так сладок! Шелк платья на собственной коже... Как же мне этого не хватало все эти годы!

Она подошла к с трудом поднявшемуся с пола графу — и впилась в окровавленные губы поцелуем. Гилберт замер — до боли любимое, но теперь почти неузнаваемое лицо! Губы принцессы, которые еще помнят их жаркие поцелуи — теперь от них веет мертвенным холодом...

— Совсем другой вкус! — воскликнула она с восторгом, прильнула с нежными объятиями к онемевшему графу. — Ну всё, прощай, дружок. Теперь я наконец-то могу тебя убить. Из тебя получился отличный ученик, но с тобой было слишком много мороки!..

— Стой, Исвирт!

Громкий голос заставил обернуться к проломленному окну. На развалившейся стене стоял, сжимая окровавленный меч, Иризар. Гортензии оставалась только догадываться, сколько же мертвецов ему пришлось зарубить по пути сюда, чтобы так вымотаться.

— Иризар! Мой прекрасный демон! — осветилось счастьем новое лицо колдуньи.

Обернувшись к нему, она пропустила удар.

Гилберт вложил в последний удар всю боль потери. Он был готов умереть — зачем ему жить, если не сумел защитить любимую.

Гортензия зажмурилась от ослепительной короткой вспышки.

— Ах ты паршивец!! — заорала в бешенстве Исвирт. — Я хотела убить тебя нежно — но теперь ты еще будешь умолять меня о смерти!!

Гортензия глазам не верила: Гилберту удалось каким-то образом разделить их! Бледная принцесса лежала у его ног без сознания, корона упала с белых волос. Призрак же клубился над головой бесформенным грозовым облаком.

Иризар приблизился, напряженно всматриваясь в призрачный силуэт, ожидая, что последует дальше.

Опомнившись, колдунья вернула себе женский облик.

— Ученик решил бросить вызов учителю? — ласково спросила она, надвигаясь на графа. — Дурачок, я ведь не раскрыла тебе и сотой доли тайных знаний!

Гилберт закричал в голос от нахлынувшей боли, но непостижимым образом сумел преодолеть — сжал в объятиях принцессу, оградив своей волей от проникновения.

— Да как ты смеешь мне мешать!!

Упрямство графа не на шутку взбесило Исвирт. Хватит играть! Ее это уже не забавляло! Она расплющит, раздавит, развеет прахом...

— Стой, Исвирт!

Цель колдуньи вдруг закрыл собою демон.

— Прочь, Иризар! — зарычала колдунья.

— Я не дам тебе его убить, — усмехнулся Иризар. Гортензия не успела изумиться такой верности, но он добавил: — Я сам поклялся его прикончить! Это мое право!

Исвирт помедлила:

— Не смей мне лгать, Иризар.

— Иризар?.. — подняв голову, выдохнул с облегчением Гилберт. Но в изумлении распахнул глаза, оглушенный — в тот же миг снаряд огня рассыпался о стену, лишь чуть выше его плеча.

— Молчать, щенок! — рыкнул на него демон. Обернулся к колдунье: — Я по его милости целый год стоял каменным столбом, даже не имея возможности пришибить гадивших на меня пташек! Неужели ты думаешь, что я позволю тебе уничтожить его — и не отыграюсь за своё унижение?! Прости, что помешал тебе, но терпение моё на исходе!

— Почему же ты не отомстил ему раньше? — усомнилась колдунья. — Полагаю, у тебя было немало удобных возможностей!

— Знаешь ли, — возразил демон, — сложно определить, кто тебя ударил в спину, если при этом голова лежит отдельно, мордой в грязи.

Исвирт расхохоталась:

— Хитрец! Ты всегда сумеешь заставить меня сделать так, как хочется тебе! Ну что ж, убей его, а я полюбуюсь.

— Иризар... — прохрипел Гилберт. — Предатель...

— Предатель? — зло выплюнул демон. — Нет, это ты меня предал! Ты, кого я считал своим господином!

От мощного удара кулаком под ребра в глазах потемнело.

Исвирт в недоумении приподняла бровь.

— Неужели ты думаешь, что я быстро его прикончу и останусь доволен? — усмехнулся Иризар. — Я собираюсь растянуть удовольствие!

— Ты меня сегодня не перестаешь удивлять! — воскликнула колдунья.

Исвирт двинулась к принцессе — потерявший сознание граф больше ей не помеха... Но Иризар удержал ее:

— Не торопись! Позволь мне насладиться тобой в твоем прежнем облике? — попросил он. И столько чувства было вложено в эти слова, что у Гортензии защемило сердце. — Я помню тебя такой.

— Давно это было, — откликнулась Исвирт. — Удивительно, что ты не забыл! Ты ведь был совсем ребенком. Но сейчас я лишь призрак.

— Я не мог забыть.

— Если тебе не нравится это личико, — колдунья кивнула в сторону принцессы, — я перекрою ее тело заново ради тебя.

— После, — ответил демон, с напряженным вниманием вглядываясь в призрачные черты своей создательницы. — Теперь у тебя нет нужды торопиться, в твоих руках вся вечность.

— Ты прав! Но и вечностью надо распорядиться с умом, — лукаво улыбнулась колдунья. — Обернись! Посмотри, какой я приготовила тебе подарок.

Иризар скользнул равнодушным взглядом по ведьме. Сердце Гортензии пропустило удар — столько отрешенного холода было в его бешено мерцающих глазах!

— Узнаешь эту ведьму?

— Да.

— Скажи, почему ты ее не убил, как тебе было приказано? Почему? Она тебе чем-то приглянулась? Она тебе нравится?

— Нет.

— Но ведь ты наделил ее... — с многозначительной улыбкой обмолвилась колдунья.

— Я просто ее использовал! — с раздражением прервал колдунью Иризар. — Я собирался выпить ее душу, когда она перестанет быть мне полезной.

— Вот как? — недоверчиво протянула Исвирт. — Почему бы тогда тебе не выпить ее прямо сейчас? Ведь ты так устал!

— Я устал сражаться с твоими мертвецами, — усмехнулся Иризар. — Они не желали пропускать меня к тебе.

— Таков был мой приказ — не пропускать никого, — улыбнулась в ответ Исвирт. — Ну же, разделайся с ведьмой!

— Неужто вы ревнуете вашего демона ко мне! — подала голос Гортензия. И тут же прикусила язык, встретившись взглядом с колдуньей.

Иризар, послушный воле своей создательницы, приблизился к ведьме. Гортензия уже не дергалась на своих цепях — лишний звон. Взгляд демона словно заворожил ее — столько сдержанных, затаенных, невысказанных чувств бушевало в его душе... Хотя может быть у демона "душа"? Но разве "голодный дух" из иного мира может всё это чувствовать?..

Гортензия пискнуть не посмела, когда он наклонился и приник губами к ее губам. Демон не посмеет ослушаться своей хозяйки — и сейчас он выпьет душу, оставив бездыханное тело болтаться на цепях... Что-то щелкнуло, и ведьма с неимоверным облегчением почувствовала, что может наконец-то опустить онемевшие руки.

— Позаботься о моем малыше, — шепнул Иризар в ухо. Теплое дыхание щекотно коснулось виска, Гортензия почувствовала, что краснеет, как девочка. Ноги задрожали — то ли от волнения, то ли от усталости, она сползла по стене вниз.

— Но ты не убил ее! Почему?! — изумилась колдунья.

— Почему ты не открылась мне, Исвирт? — наступал на создательницу демон. Решительность в его голосе звенела сталью.

— Иризар! Ты всё еще верен мне?

— Ты сомневаешься?

— Ты дашь мне повод в тебе сомневаться?

— Почему ты покинула меня? Не оставила мне ни одного знака, что ты не исчезла, не растворилась в ничто. Почему всё это время держала меня в неведении? Бросила — один на один с горем потери. Я обвинял себя в твоей гибели, корил себя, терзался, что это моя вина — не сумел тебя уберечь, защитить. Вырвать из когтей смерти...

— Ах, ты всегда думал только о себе, — сказала колдунья, обвивая мертвенно ледяными руками за шею, с наслаждением запустила пальцы в густые волосы. — Ты душил меня свой любовью. Сколько раз я отсылала тебя прочь? Но ты неизменно возвращался. Я благодарна Небесам за то, что они послали мне ту глупую женщину, Изабеллу Эбер. Вообразила, будто одурачила меня — на самом деле она мне помогла.

— Почему ты не посвятила меня в свой план?

— Прости, любимый.

— Ты боялась, что я могу тебя чем-то выдать?

— Но ведь даже подчиняясь этому мальчишке, вы выполнял мои приказы, — улыбнулась колдунья. Она потянулась поцеловать — но Иризар отстранился:

— Ты продала меня. Как вещь, как раба.

Колдунья нехотя разомкнула объятья. Шагнула назад, произнесла со смешком:

— Я обидела тебя недоверием? Унизила? Оскорбила достоинство?

— Ты обманула меня. И не жалеешь об этом, — с горечью произнес он.

— Ты сильно изменился, Иризар. Я не узнаю тебя. Куда исчез мой прежний демон — решительный, не ведающий сомнений?

— Наверное, он умер. Вместе со своей прежней госпожой.

— Какая жалость, — разочарованно протянула Исвирт. — Впрочем, ты по-прежнему принадлежишь мне.

Иризар покачал головой:

— Увы, у меня теперь другое имя.

Колдунья вскинула брови:

— Не ожидала, что с тобой будет столько проблем! Ты удивляешь меня снова и снова... Прости, но мне ни к чему сейчас излишние сложности.

Черты колдуньи расплылись, искаженные всполохами неземного пламени. Исвирт вновь сбросила женский облик, превратившись в одно сплошное огненное сияние, в огненный вихрь. Этот вихрь, обдавая опаляющим ветром, закружился по храму, очертив единым полыхающим кольцом зал под куполом, издавая оглушающий гул, переходящий в вой, в высокий визг...

Гортензия прикрыла лицо рукавом, порывы жарких струй рвали на ней платье, трепали волосы.

Огненное кольцо неуклонно сжималось. Иризар, оставшийся в центре этого урагана, просто стоял и ожидал своей участи.

— Иризар! — крик Гилберта утонул в рёве пламени. — Не смей погибать! Я приказываю тебе!..

— Не лезь, Берт! Это не твоя битва! — оборвал тот разрядом молний рванувшуюся к графу волну огня.

Пламя взвилось до самого купола, развернулось — и с яростью обрушилось на посмевшего помешать демона. Две неимоверных силы столкнулись в ударе — Гортензия, всхлипнув, прикрыла голову руками, чувствуя, как сквозь ее тело прошла выплеснутая энергия.

Колонны не выдерживали этой схватки, сверху вновь посыпались камни, и град обломков подхватывал круговорот вихря.

Гортензия почти ползком подобралась к принцессе и графу. Адель всё еще была без сознания — и ведьма даже порадовалась, что она не видит, какой ад сейчас творится в храме.

— Нужно убираться отсюда, и поскорее, — высказала ведьма очевидное. Однако, как это сделать, она понятия не имела. На всякий случай подобрала с пола корону, спрятала за пазуху — хорошо же разозлил демон свою создательницу, что она обо всём позабыла...

— Он спас меня! — Гилберт пытался что-либо рассмотреть за сплошной стеной несущегося по кругу огня. — Опять меня спас...

— Ты ничем ему не поможешь, только себя и принцессу загубишь, — проворчала ведьма, хотя граф едва ли ее услышал. — Хочешь, чтобы он зря свою шкуру подставлял?

Гортензия видела лишь его силуэт — она вглядывалась, хотя глазам было больно. Закипали слезы, их выбивал жаркий ветер. Но капли не сбегали по щекам, мгновенно испаряясь с век.

Кольцо огня сжималось. Уже затлела одежда, язычки пламени бежали вверх, раскалялись пластины и кольца доспехов. Демон уже не мог дышать в этом вихре, но стоял твердо, ни единого звука не сорвалось с решительно сжатых губ. Пламя обхватило в цепкие объятья, не оставив ни шанса на бегство. Множество огненных поцелуев обжигали кожу, болезненно жалили. Но демон и не помышлял о побеге. Он, стиснув зубы, позволил огненному вихрю прильнуть вплотную — и войти в себя, проникнуть в свое тело. Теперь призрак жег его изнутри, ярость бывшей повелительницы была безмерно велика — она не знала пощады.

"Теперь ты раскаиваешься?!" — услышал он беззвучный голос.

"Нет. Мы оба должны умереть. Мы слишком надолго задержались в этом мире, и ты, и я. Нам здесь нет места."

Преодолевая сопротивление собственного тела, он вытащил из ножен меч. И перехватив за клинок обеими руками, сжав с силой, так что лезвия врезались в ладони — рывком вонзил острие в свою грудь. Треснули кольца, скреплявшие пластины доспеха. Еще рывок — всадил на всю длину, до крестовины...

Пересохший рот наполнился соленым, ржавым вкусом. Упав на колени, Иризар скривил дрогнувшие губы в улыбке. Не она его поймала, она сама оказалась в ловушке. Голодный дух не отпустит свою добычу. Он крепко держал ее, сосредоточив всю свою волю. И увлекал ее, сопротивляющуюся, стонущую, вопящую — увлекал ее за собой, назад в иной мир, по ту сторону смерти, откуда он явился по ее зову. Так давно... Она привела его в эту жизнь — теперь же он уведет ее в свой мир...

Гортензия ошеломленно смотрела, как потускнело, пропало пламя, охватившее силуэт, чернеющий на фоне алтаря. Она вскрикнула, не веря своим глазам. Упав на колени, сжимая рукоять меча, по крестовине которого бежали струи крови, срываясь алой частой капелью на алтарные ступени — демон выгорал изнутри. Темнея, затлела кожа. Ясные, удивительно спокойные глаза вспыхнули расплавленным золотом — и тотчас погасли. Лицо посерело, покрылось сетью разбегающихся трещин. В один момент всё тело вместе с одеждой превратилось в пепел — и рассыпалось в прах.

Гортензия закричала, сама не зная отчего.

— Да сколько же их всего?! — с досадой воскликнула Сильг, разделавшись с очередной тварью, нацелившейся пролезть в развороченное окно.

— Да мне их всех мало будет!! Мертвечина гнилая! Я еще и не размялся толком! — зло откликнулся Дакс, с которого пот уже градом лил.

Хотя защищать храм от напирающих чудовищ было нелегко, оба демона на удивление всё еще не растеряли боевого азарта. Воодушевленно крушили черепа, рубили конечности — только секира сверкала отточенным лезвием, со свистом взвивался кистень, чтобы вниз обрушиться с чавкающим звуком. Им стоило огромных усилий сдержать данное Иризару обещание не вмешиваться в поединок с Исвирт. Понятно, что тем двоим есть в чем упрекнуть друг друга. Но оставить своего приятеля один на один с бывшей госпожой — им сразу не понравилась эта затея! Ладно хоть твари помогли отвлечься, кажется, они стекались сюда со всего города. Сперва мертвецы со своими уродскими порождениями пытались не пропустить их к храму, приходилось пробивать дорогу буквально по телам. Теперь же роли сменились — дракониха и двое демонов стояли неумолимыми стражами у дверей.

— Мериан! — вдруг закричала Фредерика. — Мериан, что с тобой?!

Сильг развернулась — она собою закрывала их от тварей:

— Что случилось?!

Дракониха не могла никого упустить, тварям не подобраться к ее дочерям!.. Но мертвецы были ни при чем.

Драконесса склонилась над упавшим Мерианом, однако ничем не могла помочь, даже не понимала, что с ним. Он вдруг рухнул на землю — трясся в конвульсиях, стонал и выл от внезапно обрушившейся на него боли.

Иризар не обманывал — тот, кого Гортензия знала как Мериана, действительно был принцем Лореном. И вот теперь, когда демон принял свою смерть, к принцу возвращались и запечатанная память, и истинный облик, заставляя корчится и кричать от резкого превращения.

— Какого черта он вдруг превращается?! — зарычал подбежавший Дакс.

Дэв-хан без лишних слов кинулся в храм, не заботясь о ринувшихся следом тварях.

Сильг не пыталась удержать приятелей, сама почуяв случившуюся беду. Она и одна сможет защитить свою дочь от чудовищ. Пусть этих тварей всё еще целое море...

— Мама, что это там? — вытянула шею Рики.

И вправду? Сильг не сразу нашлась, что ответить. Над площадью пронеслось слабое сияние — и вдруг темный воздух с треском разодрался, открыв щель прохода. Щель расширялась, пропуская вооруженных всадников — десяток... полсотни...

— Мэриан! — увидела своим острым драконьим зрением Сильг.

— Мериан? — не поняла Фредерика.

— Иризар!!.. — заорал Дакс. — Какого черта?! Где ты?!!

— Где он? — Дэв-хан рывком поставил графа на ноги. Тот не отводил пораженного взгляда от алтаря, словно ничего вокруг больше не видел. Обернувшись, демоны увидели на ступенях лишь меч, покрытый прахом.

— Ушел? Без нас?! — с обидой прорычал Дакс.

— Догоним, — коротко бросил Дэв-хан.

И оба демона обнажили свои мечи — с новой яростью накинулись на чудовищ, словно ища смерти.

Твари ломились внутрь, отпихивая один другого с дороги, топча друг друга — и встречали преграждавшие путь клинки. Гортензия только охала, загораживая собой принцессу. Но демоны и близко не подпускали к ним чудовищ.

Шум битвы, предсмертные вопли тварей и азартные крики демонов перекрывал оглушительный треск потолочных балок, скрежет рассыпающейся каменной кладки. Купол просел со страшным грохотом. Гортензия закричала от ужаса — с верхней галереи на них обрушился огромный блок с фрагментом резной арки. Этот камень едва не стал их общей могильной плитой — но Гилберт успел разбить его надвое, так что этот же самый камень и послужил им защитой, прикрыв как щитом. Хотя Гортензии от этого легче не стало — всё равно, похоже, из-под обломков рассыпающегося на глазах храма им живыми уже не выбраться. Бывший витраж рухнул на них с высоты уже без стекол, послужив решеткой "капкана".

Ни Дакс, ни Дэв-хан будто не видели и не слышали разрушений — чудом не попадали под падающие камни, и при этом успевали крушить чудовищ.

Однако тварей им оказалось мало. В считанные минуты заполнив храм изрубленными уродливыми трупами, так что пыль и кровь смешались в чавкающую грязь, разгоряченные сраженьем демоны в отчаянии огляделись вокруг. Но увидели только друг друга.

Оба кивнули — и с рычанием ринулись в бой.

Гортензия отвернулась, она не могла видеть, как эти двое с ожесточением набросились один на другого... Но поединок случился коротким. Звон клинка о клинок вдруг оборвался. Гортензия подняла голову, и губы ее задрожали.

На груде изрубленных чудовищных тел Дакс и Дэв-хан стояли как будто в обнимку. Но в действительности же оба клинка достигли цели, пронзив сердца демонов. Оба острия торчали наружу, сталь покрывали багровые разводы.

— Прощай, брат, — выдохнул Дакс, сжав плечо друга.

— На той стороне встретимся, — ответил Дэв-хан.

Они повалились одновременно. Но тела их не коснулись окровавленных шкур — истаяли в воздухе облаком густого черного тумана...

Гортензия утерла грязным рукавом нос. Некогда горевать, слёзы потом, если она еще будет жива... Ведьма снова попыталась отодвинуть решетку — наплевать, что ее придавили огромные обломки, не сидеть же в этой ловушке, как пойманная мышь, ожидая, когда их придавят окончательно...

— Тетя Тень! Вы где тут?

Гортензия вскинулась, заслышав крики своей воспитанницы.

— Фредерика! — заорала она в ответ. — Уходи немедленно! Тут опасно! Сейчас всё рухнет в чертову преисподнюю!!

На камень перед решеткой спланировала серая ворона, громко крикнула, подзывая.

— Тетя Тень! — в решетку сунулись три обрадованные мордочки. — Вот вы где! Не беспокойтесь, ничего не рухнет. Вылезайте оттудова давайте!

Опомнившись, Гортензия поняла вдруг, что грохот прекратился, это лишь в ушах звенит от пережитого.

— А мы вовремя про шпильку из моста Верлиса вспомнили! — поделилась довольная собой драконесса. — А ты, тетя Тень, нас еще тогда ругала! Вот видишь — зря! Мы ее под порог воткнули — и всё прекратилось! Давай вылезай, я помогу!..

Упорства и силы драконессе было не занимать.

Разбор завала пошел еще быстрее, когда в храм вошли неизвестные ведьме воины... Нет, одного рыцаря она узнала. Князь Вильгельм, собственной персоной, в полной боевой амуниции. На золоченом наплечнике доспеха, вцепившись в драпировки бархатного плаща, примостился серый кот. Значит, Мэриан постарался — привел помощь... У Гортензии не осталось сил радоваться такой вести.

— Хозяйка! — закричал кот. Едва дотерпел, когда открылась подходящая дыра, юркнул в завал — подбежал к своей принцессе, потерся пушистой мордой о щеку.

Гортензия могла не беспокоиться о принцессе — похоже, пришедшие с князем военные колдуны прекрасно знают свое дело.

Несколько обеспокоило ее другое — она буквально спиной ощущала на себе взгляд. Но едва оборачивалась — Вильгельм отводил глаза, и по лицу его невозможно было догадаться, о чем он думает. Конечно, он узнал ее, Гортензия не сомневалась. И конечно сейчас она выглядит куда хуже, чем обычно. Но ей было наплевать — пусть думает, что хочет, не до него ей сейчас...

Гортензия испытала ни с чем не сравнимое облегчение, когда наконец-то смогла выйти из этого проклятого храма! Ее поразило, какую многочисленный свиту привел с собой князь — толпа народа буквально заполнила всю площадь, и все действовали слаженно, не ожидая лишних приказов. Княжна Беатрикс не напрасно гордилась своими колдунами.

— Тетя Тень! — окликнула ее драконесса. — Ты обронила!

— Без управления проход еще опаснее... — произнес Гилберт, остановившись на ступенях и хмуро всмотревшись в клубящиеся тучи воронки. Гортензия тоже подняла голову — дыра в центре неба пульсировала бешеным глазом, ничего хорошего это не могло предвещать. — Иной мир поглотит весь город, если не поторопимся.

Гортензия позабыла про драконессу — и та, пожав плечами, принялась делить найденную корону между собой, споря, на чью голову ее примерить сначала.

Гилберт не последовал за ведьмой. В раздумьях уставился на кольцо демона на своей руке — камень треснул пополам, но не раскололся. От трещинок одна половинка стала совершенно белой, искрящейся, как чистый снег... Возможно, у него еще есть возможность хоть что-то исправить?..

К счастью, лошади, оставленные демонами, не разбежались — наоборот, опасливо сгрудились вокруг драконихи, всхрапывая и косясь на многочисленные останки чудовищ. Среди них нашелся и конь Иризара. Бесцеремонно протолкавшись через толпу колдунов, Гортензия принялась рыться в седельных сумках. Но вместо нужной вещи под руку попадалось всё что угодно, от фляги до ножей. Подвернулись две короны — Гортензия раздраженно сунула их стоявшей сзади драконессе, не кидать же на землю в грязь... Наконец-то на самом дне обнаружилась книга!

Обернувшись, ведьма обмерла: на трех головах красовались три короны. И Рики, и Фред, и Эд сияли довольными мордашками ярче королевских изумрудов.

— И которая из них настоящая?!! — в сердцах закричала ведьма.

Ушки драконессы разом виновато повисли.

— А это важно? — робко спросила Рики. Остальные благоразумно промолчали.

Гортензия не удержалась от раздраженного рычания.

— Надеюсь, Гилберт с вами разберется, — проворчала она.

— Гилберт — это тот юноша-ведьма, который был с тобой? — уточнила Рики.

— А он правда принц? — спросила Эд.

— Он вон там, с моей мамой! — указала Фред.

— Куда это вы собрались! — заорала Гортензия, бросаясь к драконихе и оседлавшему ее графу. — А кто портал закроет?!

— Пожалуйста, Гортензия! Я рассчитываю на вас! — глазом не моргнув, заявил этот несносный мальчишка, явно одержимый какой-то своей идеей. — Вы справитесь, если будете следовать книге.

— А как быть с коронами? — закричала ведьма. — Я не могу их различить!

— Мы ненадолго, — улыбнулась Сильг драконессе, расправляя крылья. — Мы успеем вернуться, прежде чем вы закончите заклинание!

Как ни была Гортензия зла, ей пришлось отбежать в сторону, чтобы не попасть под удары могучих крыльев. Она могла лишь проводить их ошеломленным взглядом — дракониха, несшая вцепившегося в гребень на загривке некроманта, влетела в самый центр сверкающей молниями воронки! И исчезла в непроницаемой черноте.

— Они отправились в иной мир? — зашептались пораженные воины-колдуны. — Сумасшедшие! Они не вернутся! О чем они только думали?!

— Они обязательно вернутся! — успокоила Гортензия воспитанницу бодрым уверенным голосом.

— Конечно! — откликнулась та без тени сомнения. — Это же моя мама! Ей никакие призраки не страшны!

— Да... А пока что мы должны обуздать эту дырищу в небе. Иначе равновесие... Гармония... Мироустройство... В общем, всё полетит к преисподнюю. Я могла бы справиться и одна, но по вашей милости теперь не знаю, которая из трех корон настоящая, — кинула ведьма суровый взгляд на бессовестно сияющих сестричек. — Поэтому вам придется мне помочь.

— Сделаем всё, как скажешь, тетя Тень! — заявила радостно драконесса. — Мы не подведем! Спасем мир!! Ура, мы будем колдовать!!

— Если нужна помощь — обращайтесь! — предложил один из военных колдунов, с понятным интересом поглядывая на книгу в руках ведьмы.

— Спасибо, постараюсь сама справиться! — ответила Гортензия.

Она с удовольствием бы передала честь спасения мира в чужие руки — но доверить редкостный манускрипт чужестранцам опасалась. Хватит с нее врагов! Чтобы еще и соседи разведали какие-нибудь опасные тайны с помощью этой книги?.. Хотя что за глупые мысли вьются в ее голове в подобный ответственный момент! Кажется, так недолго и с ума сойти... Или она хочет проявить себя героиней — ради прожигающего ее странным взглядом князя?.. Нет, она определенно сходит с ума... Вот Иризар посмеялся бы над "ни на что не годной феей", заметив, как дрожат от волнения ее руки, когда она листает страницы. Но ведь... он ничего ей больше никогда не скажет.

Гортензия проглотила слезы, хорошо, что Фредерика на нее не смотрела...

— Похоже, мне придется подрастить вам крылья, — неуверенно решила ведьма.

— Что? Мы будем летать?! — не поверила драконесса так внезапно сбывающейся мечте.

— Вы меня слушаете?

— Слушаем-слушаем!

— Вот-вот! Вот так вы и будете повторять за мной это заклинание, — строго предупредила Гортензия. — Слово в слово, буква в букву — и одновременно все три.

Фредерика надвинула короны поглубже на уши, растопырила свои обновленные крылья, за одну лишь минуту под руками ведьмы выросшие больше чем втрое — и с серьезным видом заявила, что готова спасать мир.

Гортензия со вздохом оседлала метлу, которую подобрала себе в кладовке ближайшего дома. У нее не было ни специальной мази, облегчающей вес, ни времени, чтобы успокоить нервы и объездить новую метлу. Права на ошибку у нее тоже не было!

Так твердила она себе, поднимаясь в бурное штормовое небо, виток за витком возносясь над площадью. Она старалась не смотреть вниз. Светлые точки обращенных к ней лиц — все внимательно следили за бесстрашной ведьмой, по спирали набирающей высоту, чтобы приблизиться к раздирающей небо рваной дыре. Все — и приезжие колдуны-воины, и горстка несмело покидающих свои укрытия, уцелевших горожан. И побледневший князь. Вот ведь еще проблема...

Гортензия постаралась не думать о глупых пустяках и сосредоточиться на главном. Злой ветер рвал одежду, бил в лицо, так что дышать было трудно, не то что пытаться прокричать что-нибудь...

Фредерика боролась с ветром куда успешней. Повизгивая от восторга, кувыркалась, закладывала петли, то уносясь ввысь, то возвращаясь к такой медлительной и пугливой ведьме.

Подобраться к пробоине между мирами нужно было как можно ближе. В сыром тумане хмурых облаков царил пронизывающий холод, Гортензия немедленно продрогла до костей. Вокруг грохотали трескучие молнии, ломанными ослепляющими стрелами соединяя на короткий миг непостижимую высь и землю далеко внизу.

Фредерике каким-то образом удавалось описывать ровные круги почти что под самой дырой. Гортензию же кидало из стороны в сторону. Не считая ветра и молний с оглушающим громом, приходилось бороться с неукротимой дрожью в руках и ногах. Она судорожно вцепилась в древко метлы, ужасно боясь свалиться вниз. Но еще больше пугали доносящиеся из иного мира, перекрывающие даже грозовой шум стоны, вопли и нечеловеческие дикие крики пытающихся прорваться сюда голодных духов. И что самое страшное — некоторым это удавалось.

По зову еще не уничтоженных мертвых колдунов, продолжающих где-то в разоренном городе пополнять армию демонических тварей, из бездны вырывались сгустки черноты, при виде которых зубы сами выколачивали дробь, — и стремительно срывались вниз по стрелам молний. Ведьма даже думать не желала, как выглядит этот ужасный иной мир изнутри. И сейчас там, где-то в непроглядной черноте, пытались что-то отыскать Сильг и Гилберт...

У Гортензии наконец-то кое-как получилось поравняться в драконессой, они закружились согласно. И ведьма, сцепив ноги вокруг метлы, трясущимися руками раскрыла книгу. Встречные порывы тут же принялись трепать хрупкие страницы. Но Гортензия догадалась захватить любимый зонт. Крепкие спицы не поддавались — и выставив перед собой серебристый купол, ведьма прикрыла бесценную сейчас книгу. Изо всех сил напрягая голос, стараясь перекричать творящееся вокруг светопреставление, Гортензия начала зачитывать заклинание. Тонкий слух драконессы не подвел, сестрички как никогда прилежно выполняли поручение.

Но неожиданно пронесшийся мимо голодных дух испугал Фредерику. Вскрикнув, Рики резко отвернулась — корона сорвалась с головы и, крутясь во тьме, устремилась к земле. Не раздумывая ни мгновения, Гортензия камнем кинулась вниз.

Каким чудом ей удалось на пути к земле нагнать сверкающий венец — Гортензия вряд ли сама это поняла. Только уже над самой крышей ратуши, ровно над стремительно несущейся к ней черепицей, она подхватила драгоценность в кружевную чашу зонта. Пронеслась над толпой, чуть не посшибав шлемы и шапки с запрокинутых голов, взмыла вверх — вдоль башни ратуши, пару раз оттолкнувшись от стены башмаками. Возле остроконечного конуса крыши вновь пригодился зонт — зацепившись крюком рукоятки за шпиль флюгера, она на всей скорости развернулась, стрелой ворвавшись в небеса.

Ввинтившись в бушующую высь, Гортензия сделала петлю вокруг своей воспитанницы — и нахлобучила корону обратно на уши Рики.

Однако заклинание пришлось начинать заново.

Вторая попытка пошла быстрее — Фредерика запомнила слова и повторяла уверенней...

Но Сильг с графом всё не возвращались. Гортензия с каждой секундой всё больше боялась, что она тянет слова напрасно, что они так и не вернуться, что они уже погибли там, в этой неизвестной жуткой черноте... Но если они всё еще живы? А проход закроется пусть на секунду раньше, чем им потребуется для возвращения — тогда дорога назад для них навсегда закроется! Они не смогут вернуться никогда!..

Воронка облаков над их головами начала поддаваться заклинанию — медленно сворачивалась тугой улиткой. Дыра между мирами неровно стягивалась в подобие нелепой кляксы, окаймленной ломанным узором молний. Проход сжимался рывками, преодолевая сопротивление с той стороны.

Гортензия сглотнула: осталось прочитать всего одну сточку! Медлить тоже невозможно — иначе опять придется начинать всё заново, и неизвестно, получится ли у них сделать это еще раз... Неизвестно, смогут ли вернуться Сильг и Гилберт, вообще остались ли живы, так опрометчиво уйдя в мир мертвых...

Фредерика, похоже, думала о том же. Гортензия продиктовала последние слова — но драконесса не спешила их повторять, зачарованно смотрела на пульсирующую дыру, неуклонно сжимающуюся в точку, слишком маленькую, чтобы через нее смог пролететь дракон...

— Мама! — выкрикнула драконесса в восторге.

У Гортензии екнуло сердце: чернота выгнулась пузырем, растянулась вновь — и точно пузырь лопнув, выплеснула в мир живых дракониху. Сильг держала своего наездника в лапах, прижимая к себе — она падала, а не летела к земле... Лишь над самой площадью сумела замедлить падение и опуститься, не покалечась.

Фредерика рванула было следом за ней — но Гортензия окликнула, напомнив последние слова заклятья.

И наконец-то проход замкнулся, полыхнув короткой вспышкой. Клубящиеся тучи истаяли под волной невероятной силы ветра.

И этот же порыв сорвал с Фредерики короны — но это было уже совершенно не важно. Люди на земле радостно зашумели — и не было больше грома или молний, чтобы заглушить победные крики.

Приземлившись на площадь, Гортензия перевела дыхание — Гилберт был жив. Да и Сильг не пострадала, только была совершенно измучена кошмарным полетом.

— Я хотел найти его и вернуть назад, — признался ведьме Гилберт, сокрушенно стиснув голову ладонями. — Но у меня не получилось. Он не пошел за мной... Не захотел оставить ее там одну...

— Это не твоя вина, — сказала Гортензия, потрепав его по плечу. — Не надо...

И поспешила отойти, чтобы направившийся к ним князь не увидел ее лица.

Сумерки постепенно рассеивались. Небо светлело, стало видно золотистое зарево — наступал рассвет, и солнце обещало скоро подняться над городом.

Лорен, благодаря помощи колдунов из княжества, постепенно приходил в себя после превращения. Адель тоже оправилась, на груди ее нежился и мурчал от счастья Мэриан. Но взгляд принцессы был полон боли, она задумчиво крутила на пальце перстень с фиолетовым камнем — перстень герцогини, отобранный у призрака колдуньи вместе с телом...

На площади началось какое-то оживление.

— Это король? — воскликнула удивленная Фредерика, непоседливо выкручиваясь из объятий Сильг. Добавила разочарованно: — Какой он старенький!..

Стефан действительно выглядел постаревшим, это было видно даже издалека. Откровения герцогини за одну ночь будто высосали из него десяток лет жизни.

Короля сопровождали колдуны Гильдии и множество рыцарей, покинувших турнирный городок, чтобы со своей стороны пойти на столицу и потеснить демонических чудовищ. Рыцари гиканьем приветствовали дракона — но князь сделал знак своим колдунам-воинам остудить неуместный охотничий пыл.

Маршал Эбер, руководивший армией, завидев сына, пришпорил лошадь:

— Гилберт! — воскликнул он. — Сынок! Хоть ты можешь объяснить мне, что тут за чертовщина происходит?! Изабелла наговорила его величеству бог знает что!..

— Боюсь, отец, — невесело скривил губы в улыбке граф, поднимаясь с места, — когда я расскажу вам всю правду, вы не захотите больше называть меня своим сыном.

— Ты что, тоже умом тронулся? — прямо спросил маршал. — Весь пошел в свою мать, ну что с тобой делать?! Ты же единственное мое дитя! Назовись ты хоть чертовым чернокнижником — ты всё равно останешься моим мальчиком. — Спешившись, обнял пошатнувшегося от усталости графа, похлопал по спине: — Что с тобой? Ты так выглядишь, будто с того света возвратился!

— Лорен! — не поверил собственным глазам король Стефан. И радость встречи в мгновение вернула ему прежние силы и моложавость.

— Отец? — узнал и короля пришедший в себя принц.

Гортензия поймала себя на странном чувстве — ей по-прежнему было сложно осознать, что именно принц Лорен, теперь как две капли воды похожий на свою сестру-близняшку, всё это время был ее помощником Мерианом. Она не могла найти ничего общего между красавцем принцем и тем нелепым пареньком-неумехой. Разве что жесты, взгляд...

— Лорен, ты так сильно изменился! — обнаружил Стефан. — Повзрослел!.. А что с тобой, Адель? Девочка моя? — изумился король, обернувшись к вставшей ему навстречу принцессе. — Ты так похорошела! Но твои волосы... Что произошло?..

В конце растянувшейся процессии, под конвоем чародеев, въехала на площадь герцогиня Эбер. Лицо ее было бледно и неожиданно кротко, лишенное извечного надменного выражения. Но потухшие глаза загорелись вновь, едва взгляд отыскал среди толпы сына, который, объясняясь с отцом, вернулся на ступени храма.

Гилберт вздрогнул, услышав голос матери. Соскочив с седла, герцогиня поспешила заключить сына в объятья, орошая слезами свежие шрамы, шепча слова раскаянья, сбивчиво умоляя о прощении. Гилберт не поднялся ей навстречу, не произнес ни слова. Просто обнял, прижавшись щекой к прохладному шелку платья. Но ей было достаточно этого ответа, герцогиня нежно гладила спутанные, опаленные огнем волосы, улыбаясь сквозь слезы.

Но он вряд ли слышал ее слова, взгляд его был обращен к принцессе. Душившее его раскаянье, переполнившее сердце, ей, кажется, было не нужно. В тот момент принцесса выглядела совершенно счастливой, вновь обретя оплаканного отца, потерянного брата — и даже пушистого любимца, совершившего невероятное путешествие в соседнее княжество. Мэриан, снова запросившись на руки, не находил слов, чтобы выразить свою радость, громогласно мурчал, норовя потереться усатой мордой о подбородок или нос принцессы.

***

Позже его величество Стефан Шестой объявил князю Вильгельму, пришедшему на помощь в трудный для всего королевства час, безмерную свою благодарность. А также объяснил своему венценосному соседу, что же такое случилось в столице.

По словам короля — а с этим высоким мнением не нашлось охотников спорить — во всем следовало винить преступного аббата Хорника. Король решил разумным считать, что именно этот сумасшедший монах управлял духом легендарного некроманта, пробудившимся в ущелье Верлис. Именно аббат привел на столицу полчище демонических тварей. Именно подручные Хорника держали долгое время в страхе весь город, под видом черного некроманта нападая на честных колдунов и ведьм. Более того — аббат посмел покуситься на жизнь самого короля! И исключительно вредоносными чарами король объяснял временное умопомрачение, которое нашло на герцогиню Эбер, заставив ее исповедаться в мнимых грехах. Этот эпизод, впрочем, король предпочел предать забвению, поручив Изабеллу Эбер заботам супруга.

***

Прошли дни.

Столица постепенно вернулась к прежней жизни, горожане поспешили забыть о случившемся, как о страшном кошмаре.

Гортензия отказалась от предложенных королем в награду титулов, от придворной должности. Но от денег отказываться не стала — на эти средства она собиралась заново отстроить сгоревший дом. Ну, и еще немножко должно было остаться на грядущую старость... Со смешанными чувствами она осознала, что считает домом не столицу, где провела большую часть своей жизни, а домик звездочета, хоть прожила там чуть больше полугода.

С таковыми намереньями она, в сопровождении одной только Эвигейт, прибыла на ставший почти родным постоялый дом.

Семья Лизы-Энн приняла ведьму с распростертыми объятьями.

Дорогую гостью засыпали расспросами о столичных новостях. Волна желающих переселиться схлынула, и теперь постояльцы стали опять редки. А без притока свежих слухов семейство вновь почувствовало себя отрезанным от прочего мира.

Гортензия охотно поведала о потрясшем столицу бедствии. Конечно, рассказала далеко не всё, что ей было известно. О многом она предпочла умолчать, многое описала в соответствии с принятым при дворе толкованием событий. Собственную роль в случившемся умалила до крайности — не из ложной скромности, а в целях безопасности. Слухи по окрестностям разлетаются ведь быстро...

Под конец рассказала о планах относительно постройки дома.

Услышав это, Лиза-Энн отчего-то покраснела в непонятном смущении, спрятала заблестевшие веселыми искорками глаза. Но хозяйка с улыбкой разрешила:

— Да чего уж тут! Говори уж, ладно. Подарок от того меньше не станет.

От подобных слов Гортензия волей-неволей забеспокоилась. Однако сюрприз оказался и впрямь неожиданным.

Появившись на следующее утро на месте пепелища, ведьма увидела заново отстроенный дом. Свеже оструганные бревна сруба золотились в ярких лучах солнца. Крылечко с чистыми, не истоптанными ступеньками украшали затейливо резные перильца. Это всё постарались жители окрестных деревень — в надежде на возвращение матушки-ведьмы.

Дом, правда, получился меньше размером, нежели прежний. Да и глупую башню восстанавливать не стали. Но был здесь и просторный зал, где могла бы поместиться даже Сильг. И верхний этаж, и чердак, где будет хорошо развешивать для просушки целебные травы. И кухня с печью, и подпол с ледником.

Обойдя комнаты, ведьма обнаружила еще подарок. Стены одной из больших комнат были сплошь заставлены полками с книгами.

— Библиотека астролога? — изумленно узнала многие из томов Гортензия.

— Она самая! — с гордостью кивнула ходившая за нею по пятам Лиза-Энн.

— Но ведь... Она же сгорела?

— А кто ее знает, может и так, — пожав плечами, согласилась девица. — Только вот когда крышу настилать кончили — вдруг ни с того ни с сего, среди стружек и щепок, из воздуха это всё добро и выпало, аки град небесный. Ладно никому по голове корешком не треснуло, а то б и зашибить могло.

Лиза-Энн ожидала радостных ахов. Но ведьма отчего-то вдруг загрустила. С печалью тихо положила к книгам еще один, привезенный с собою томик с обгорелым переплетом.

Гортензии понравилось в новом доме. Просторно, тихо... Ведьмам к одиночеству не привыкать, и обществом неразговорчивой своей вороны она не тяготилась.

Снова стали захаживать деревенские кумушки, снова заполнилась жизнь обычными делами и заботами.

Вот только по ночам Гортензия стала отчего-то плохо спать. Вскрикивала вдруг, просыпалась от шорохов. И спросонья мерещился ей в темноте насмешливый взгляд переливчато-радужных глаз...

От бессонницы и без того не сладкий характер ведьмы вконец испортился. Настроение сделалось неровным, как осенняя погода. Малейший пустяк мог из себя вывести — и срывалась ведьма на всё, что под руку попадется. То тарелки переколотит, то в сердцах из огородной репы чудовищные заросли вырастит. По одному мановению руки, по грозному вскрику вокруг ведьмы вдруг взвивались ввысь кусты и травы.

Деревенские жители приметили такую новую привычку ведьмы — и нарочно старались выманить ведьму к себе на делянку, на поля — да подначивали, раззадоривали на ругань. И гречиха с ячменем выше леса пускались! А ведьма ходила злая, рыча, что она не какая-нибудь полоумная лесная фея...

Промелькнули дни, за неделями месяцы.

Сквозь густую чащу вкруг дома две гостьи едва сумели пробраться. Хозяйку они нашли с трудом — на заднем дворе, под тенью развесистой капусты, вознесшейся к небесам выше иного дуба.

— Гортензия! — вскрикнула Эрика, подбегая к подруге, порывисто ее обнимая за плечи. — Как я рада тебя видеть!..

— А я — так вообще счастлива! — добавила Лаура. — Но ты что же это... плачешь?

Хозяйка невиданного сада повернула к ним зареванное лицо:

— Угу... — шмыгнула она покрасневшим носом.

— Что случилось? Ты заболела? — встревожились нездоровым видом подруги чародейки.

— Нет, — проговорила ведьма, сжимая в кулаке какую-то растрепанную черную веревочку. — Просто я тут... Я вот... Никак не могу справиться с этим чертовым заклятьем!!

И подруги шарахнулись в сторону от неожиданно вспоровшего землю гигантского редиса.

Кое-как им удалось успокоить расстроенную ведьму. Отвели в дом, напоили полезным отваром. Выяснили, что именно у той не получается.

Оказалось, у Гортензии никак не выходит совладать с заклятьем вызова духа. Проход в иной мир открывается, всё она делает правильно — но искомый дух на призывы отзываться не желает.

— Не отвечает, ну хоть ты тресни!! — воскликнула Гортензия. А над очагом треснул горшок с похлебкой. Огонь возмущенно зашипел.

— А имя верно указываешь? — спросила Эрика.

— И по имени зову... И вот, по оставленной вещи, — огорченно показала Гортензия черную косицу.

— А зачем тебе этот дух вообще понадобился? — спросила Лаура.

Гортензия покраснела, нахмурилась, чтобы скрыть вновь подступившие слезы, буркнула в ответ:

— Спросить кое-что надо... Так поможете или болтать будете?!

— Поможем, конечно, раз надо, — закивали подруги.

Но даже объединив усилия, трем ведьмам дозваться не удалось...

Но зато удалось выяснить кое-что другое, вовсе неожиданное:

— Подруга, да ты беременна никак? — изумилась Эрика.

— Шутишь? В моем-то возрасте? — обиделась Гортензия.

Но с минуту подумав, поразмыслив, сложив все признаки и приметы, страшно побледнела — и села мимо лавки.

Ребенок появился на свет в начале зимы. За окнами беззвучно сыпал снег. А в жарко натопленном доме две повитухи с радостным сюсюканьем встретили новую жизнь. И Лаура, и Эрика, узнав о положении подруги, наотрез отказались покидать дом, как она их ни гнала, и терпеливо сносили все вспышки и выпады немолодой молодухи.

Гортензия, и не гадавшая, что такое с ней может приключиться, едва помнила себя от страха. Но всё прошло на удивление легко: зажмурившись и вопя, что есть духу... она захлопнула рот, едва услышав рассерженный крик младенца.

— Мальчик! — возвестила Лаура. — Красавец!

— Ну а то! — поддакнула Эрика. — Сын княжеский! Ну что, мамочка? Отпишешь весточку отцу — мигом прилетит! — обратилась она к Гортензии, ошарашено взирающей на ярко-розовое дитя. Ведьме не раз доводилось принимать роды и у женщин, и у разного домашнего скота... Но теперь она даже не представляла, что делать дальше, как ей быть с этим непонятным существом, вмиг замолкнувшем, едва оказавшись у нее на груди.

— За такого сына с князя половину его княжества спросить незазорно! — рассмеялась Лаура.

Гортензия не отвечала. Не отрывая взгляда, она смотрела на сморщенное в кулачок личико с несуразными чертами... Почмокав губами, младенец распахнул глазёнки, уставился вопросительно на мать. Радужка больших, внимательных глаз оказалась ярко-синей, как погожее осеннее небо.

Гортензия с облегчением улыбнулась. Младенец забулькал в ответ тоже. И в глазенках заплясали озорные золотистые всполохи, принялись переливаться из бирюзы в сиреневость. У Гортензии перехватило дыхание: "Позаботься о моем мальчишке!" Неужели он знал?.. Знал уже тогда?!..

— Лаура, держи ее! Держи младенца! Она в обморок удумала падать!.. — услышала ведьма крики подруг словно сквозь густой туман.

*** 

— ...Мда, сильно подкосил Гильдию тот проклятый некромант, — продолжала рассуждать Эрика, прихлебывая из кубка терпкое смородиновое вино. — Слышали новость? Скоро в столице соберется Совет Старшин, хотят Гильдию вовсе распустить. Будем все сами по себе жить, кто как умеет.

В камине уютно потрескивал огонь, и Гортензия в этот вечер чувствовала себя совершенно счастливой.

Фредерика уже задремала, положив все головы на крыло матери. Пламя мерцало на драконьей чешуе, будто на драгоценных самоцветах. Гортензия всё не могла привыкнуть, всё любовалась, как выросла ее воспитанница за эти промелькнувшие одним днем четыре года. Разница между нею и Сильг, изящно уместившейся между окном и лестницей, казалась уже не столь значительной. Драконихи проделали сегодня долгий путь, чтобы навестить ведьму. Потом Фредерика весь вечер взахлеб рассказывала о дальних странах, где успела побывать с матерью — еще бы не устать!..

— Это всё церковники воду мутят! — возразила Лаура с негодованием. — Всё священники хотят прибрать к рукам побольше власти. Черт их знает, что они там пишут в своих летописях! Поди, о нас, о ведьмах, колдунах и вообще Гильдии ни полсловечка не сказали. Так и останется от нас в Хрониках пустое место, все заслуги себе присвоят.

— Угу, — согласилась Эрика. — Скажут, что некроманта из Верлиса на самом деле монахи сами одолели, а не какая-то Гортензия Хермелин.

— Ну, будет вам, — улыбнулась Гортензия.

— А вот увидишь! — распалялась Лаура. — Им только волю дай — эти монахи на выдумки горазды! Не то что Гортензию в Хроники не запишут, так и вообще про некроманта наверняка умолчат! Вон как они ловко замяли историю с этим своим аббатом Хорником! Помните? Вот так-то! А теперь вот ходят слухи, будто все наши книги они потихоньку скупают — и в огонь!..

Все не сговариваясь поглядели на весело танцующе пламя в камине.

— У нас еще ладно, — со вздохом сказала Лаура. — А вот в чужих краях, слыхала, нашу сестру ведьму вовсе уже за человека не почитают...

— К слову, о чужих землях, — решила сменить невеселую тему Гортензия, обернулась к драконихе. — Сильг, ты кажется упомянула, будто Лорен с Беатрикс теперь хорошие друзья?

— Похоже, дело идет к свадьбе, — негромко ответила дракониха. — Вильгельм так расхвалил сестрице достоинства принца, что та загорелась идеей организовать торговый союз. А дальше больше — сама понимаешь, Беатрикс своей выгоды не упустит.

— В столице говорят, принц Лорен после своих странствий очень изменился! — поддакнула Эрика. — Стал серьезным, ответственным.

— Да, совсем не то что раньше! — добавила и Лаура. — Кто бы подумал, что из капризного избалованного мальчишки получится такой замечательный наследник! Король на такого помощника нарадоваться не может.

— Поговаривают, что Стефан скоро совсем откажется от короны в пользу сына.

— А что Адель? — спросила Гортензия.

— Адель... — протянула Сильг. — Принцесса в тоске и сомнениях. До сих пор не простила Гилберту, что тот скрывал от нее правду.

— О чем это вы толкуете? — спросила Эрика.

— Долго объяснять, — увильнула от ответа Гортензия. — Несчастный парень, мне его жаль.

— Мы с Фредерикой встречали его недавно, — кивнула Сильг. — На вид сделался совершенным чернокнижником! Исхудал, сам на призрака стал похож. Только глазищи горят из-под кудрей. Всё-таки хорошо, что он не стал королем — от такого правителя все послы бы шарахались! — добавила она полушутя, полувсерьез. — Но уважали бы, это точно.

— Он так тяжело пережил смерть своих демонов, — с сочувствием вздохнула Гортензия.

Сильг прищурилась:

— А сама-то ты?

— А что я? — сделала непонимающий вид ведьма и глаза отвела.

— Не жалеешь, что сын не от князя?

— Слава Небесам, что не от него! — со смешком отмахнулась Гортензия. — Если б Вильгельм даже заподозрил о такой возможности — уж и не знаю, что бы сделал! И так от него отбиваться пришлось, от полоумного.

Сильг расхохоталась, не боясь разбудить дочь.

— Он влюбился в тебя! В первый раз в жизни по настоящему влюбился — терзался муками сомнений, ночи не спал, пока тебе не решился признаться! А ты, жестокосердная, и слушать не пожелала.

— Блажь это на него нашла, — покраснела ведьма. — Уж не знал, кого соблазнять. Все юбки при дворе пересчитал — вот и накинулся на меня по второму кругу.

— В душу ты ему запала, — покачала головой Сильг. — Могла бы и обуздать парня, на истинный путь наставить... Сама бы стала княгиней!

Хотела Гортензия ответить — да не успела. Прислушавшись, приложила палец к губам. Поднялась с места, крадучись приблизилась к входу... И неожиданно распахнула дверь. В темноте за порогом мелькнули складки ночной рубашки.

— Это кто тут подслушивает за старшими? — донесся возмущенный голос Гортензии. — Это кто тут не спит в неположенное время? Это кого сейчас поймаю да спеленаю?!

В ответ лишь зазвенел заливистый детский смех, понеслось по дому шустрое шлепанье босых ног. Хлопнула входная дверь — и Гортензия встревожилась уже не на шутку:

— Куда?! Босиком да без штанов?! Простудишься! Поймаю — отшлепаю!..

Но поймать быстроногого мальчонку было не так-то просто. Она едва на крыльцо выскочила — а сынишка уж за оградой. На пригорок взлетел, светилась в ночи белоснежная рубашка.

— Стой, сорванец! — крикнула Гортензия, кинулась следом.

Запыхавшись, взобралась по склону. Огляделась... Замерла пораженная.

На встречу ей шел... он. Складки серого дорожного плаща трогает легкий ночной ветерок. За спиной только лунный свет...

— Иризар? — прошептала она, не смея верить своим глазам. — Иризар... Но ведь... ты же умер?

Он остановился в нескольких шагах от нее. Не поднял головы, будто вовсе ее не слышал. Она робко приблизилась, заглянула под низко опущенный капюшон. Лицо сосредоточено, резко очерченные лунным светом губы упрямо сжаты, словно скрывая привычную боль.

— Ведь ты не мертв? — спросила она настороженно. — Я, знаешь ли, с некоторых пор мертвецов недолюбливаю.

— Демоны не могут умереть... — тихо, бесцветным голосом проговорил он.

Она осторожно, приподнявшись на цыпочки, откинула капюшон. Тяжелые складки легли на плечи, по ним рассыпались волосы — в черноте проблескивали белые, сверкающие как сталь, пряди.

— Иризар, ты...

— Я шел на твой зов... — произнес он.

— Иризар, ты поседел? — растерялась она.

— Демоны не могут стареть...

— Да что ты заладил! — воскликнула она с горечью.

— Я шел на твой голос...

— Еще бы мне не поминать тебя! Обманул, обвел вокруг пальца, точно глупую девочку! И бросил!

— Ты звала меня...

— Не звала! Костерила на чем свет стоит!! — разозлилась она.

— Ты звала...

— Да! Звала! — выкрикнула она. — Хотела тебя увидеть! Очень хотела! Для того только, чтобы самой тебя придушить!..

На ресницах закипели слезы. Она в сердцах замахнулась, чтобы дать пощечину... Но он перехватил руку, сжал запястье. Поднял голову, посмотрел ей наконец в глаза. В его тусклых, безжизненных глазах пробудились золотые искры, в них вернулось богатство переливов, холодный свет луны рассыпался яркими всполохами затаенной радуги.

— Как долго мне пришлось возвращаться... Как долго пришлось искать дорогу, — сказал он с теплой улыбкой. — Длинный путь мне пришлось пройти. Но я не мог остановиться, потому что слышал твой голос.

— Обманщик! Подлец... — всхлипнула ведьма.

Шагнула вперед, прижалась мокрой щекой к груди. Его руки стиснули ее плечи, легкий шепот защекотал ухо:

— Я вернулся, чтобы сдержать своё обещание. Помнишь, какую смерть ты себе выбрала?

— Опять явился, чтобы убить меня? Помню — когда стану столетней старухой, хочу задохнуться от страстного...

— Кто это там с ней? — недоумевала на крыльце Лаура, вглядываясь в темную синеву ночи.

— Как будто мужчина... — предположила Эрика, щурясь изо всех сил.

— Не узнаете, ведьмы? — раздался грубый мужской голос над самым ухом Лауры.

Обернувшись, Эрика взвизгнула в ужасе. Лаура же охнула и повалилась без чувств. Но одну вовремя подхватили сильные руки. Другую тоже, не взирая на неловкие попытки отбиться, без церемоний взвалили на плечо — и внесли в дом.

— Сильг, и ты здесь? — донеслись голоса из распахнутой двери.

— Дакс? Дэв-хан? Вы ли это?!

— Как видишь! Обняли бы тебя, да руки заняты. Куда бы положить эти трупы?

— Не успели вернуться — и опять взялись за старое?

— Мы бы с радостью взялись за молодое, Сильг. Да вот, видишь ли, ведьм помоложе тут не нашлось!

— Сестрица, ты почему плачешь?

— Какая я тебе к дьяволу "сестрица", паршивец!

Гилберт неловко вытер глаза тыльной стороной запястья — ладони были изрезаны ради ритуала возвращения и всё еще сильно кровоточили. Обернувшись, он рассмотрел в темноте неслышно подошедшего мальчишку: копна каштановых волос, доставшихся от матери, под спутанной отросшей челкой — глаза отца. Переливаются всеми цветами радуги от любопытства, смотрят настороженно и жадно.

Понятно — увидел из окна своей комнаты огни только что потухшей пентаграммы — и явился, на крыльях детского бесстрашия. Смотрит на незнакомца, зачем-то прячущегося в тени лесной опушки, без тени испуга.

— Дяденька? — с недоумением переспросил мальчишка. Так не похож был этот красивый человек в черной одежде на деревенских парней. — А ты кто?

— Я? — откликнулся граф, набросив капюшон, низко надвинув на глаза. — Я просто странник. Помог добраться сюда своему старому другу.

Он наконец-то сумел овладеть ритуалом, с помощью которого в свое время вернул из иного мира Исвирт и всех убитых колдунов. Однако возвратить к жизни трех демонов оказалось гораздо труднее. Иризар не желал откликаться на призыв некроманта — поглотив душу своей создательницы, закрылся в непробиваемой скорлупе боли. Гилберт бился в отчаянии долгие четыре года, не желая сдаваться — но не в силах ничего поделать. Только лишь услышав слабый голос ведьмы, граф понял, как должен поступить. Благодаря ее призыву, звучавшему неустанно, исходящему из глубины сердца, он смог пробиться к почти потухшему сознанию демона — и как по путеводной нити привести к границам миров, где давно дожидались Дакс и Дэв-хан...

— "Сестрица"... — тихо повторил, усмехнувшись, граф. — И ты туда же... Точно как твой отец.

— Ты знаешь моего отца? — встрепенулся сын ведьмы с неподдельным восторгом.

Гилберт кивнул, просто указав на пару на вершине холма.

— Постой! — остановил он рванувшего к ним мальчишку. — Вот. Передай своей матери. Пусть сохранит...

Снял с руки перстень — в лунном свете заискрился камень, расколотый надвое, белая и черные половинки спаяны в единое целое — отдал, вложив в детскую ладошку.

С резаных ран всё еще лилась кровь — Гилберт вздрогнул, заметив темные капли, оставшиеся на руке мальчика. Дрожь пробежала по его телу, он не желал метить своей кровью ни в чем не повинного ребенка.

— Уходи! — глухим от боли голосом приказал он. Мальчишка мигом сорвался с места.

Гилберт давно понимал, ему нельзя оставаться в этом мире. Что он принес миру своим рождением? Только зло. Теперь, когда он выполнил свой долг — он отправится в иной мир, вместо похищенного оттуда демона. Некроманту вроде него там самое место. Гилберт уже бывал там, там не было ничего, что могло бы его испугать.

Наконец-то, впервые, кажется, за всю свою жизнь он был по-настоящему счастлив. Только слезы почему-то катились из глаз и никак не хотели остановиться. Он был спокоен за тех, кто был ему дорог, впереди их ждала светлая жизнь, полная любви и обычных житейских хлопот. Беспокоиться больше не о чем. Жалеть о прошедшем тоже не стоит, он расплатился за свои ошибки, как сумел. Только сердце почему-то разрывалось от боли — но и это скоро пройдет.

Резким движением руки он распахнул перед собой искрящийся проход. Вырвавшийся оттуда ветер вновь сорвал капюшон с головы, растрепал волосы. В лицо ударил неживой холод, он невольно вздрогнул... Но он скоро привыкнет и к этому холоду, как привык к неотступному чувству вины и к одиночеству.

Гилберт протянул руку...

В ушах раздался назойливый звон. Какое-то странное, давно забытое ощущение охватило всё его существо, позвало куда-то... Но граф отогнал наваждение — конечно, ему привиделось это, этого уже никогда не случится. Это иллюзия, простая человеческая слабость перед последним решительным шагом.

— Гилберт? — раздался за спиной знакомый голос. Этот голос он не забудет и в ином мире. — Гилберт, почему я... Как я оказалась здесь?

Адель была ошарашена внезапным перемещением из собственных покоев дворца — в темноту ночи, под сень шумящих деревьев.

Некромант неуверенно обернулся, взглянув коротко на ждущую ответа принцессу, сразу же отвел глаза.

— Кольцо моей матери... — произнес он. — Оно почему-то сработало не так, как обычно. Похоже, ты сама неосознанно пожелала явиться сюда.

— Не беспокойся, — добавил он ровно, и безжизненность голоса заставила сердце Адель сжаться от предчувствия. — Я сейчас же отправлю тебя назад.

— Нет! — вскрикнула она. — Я правда... Я правда хотела тебя увидеть.

— Зачем? — откликнулся граф. Могильно леденящий ветер рвал на нем одежду. Адель с ужасом видела за его спиной врата в иной мир. Голодные духи пытались дотянуться до развевающегося плаща, совсем близко, их призрачные жадные пасти скалились на каждое движение его рук, ловя запах капающей крови. — Прошло столько времени, и ты ни разу не позвала меня. Не захотела меня видеть. Это и был твой ответ. Я принял его, больше тебе ничего не нужно объяснять.

— Но я... — проговорила принцесса, сглотнув колючий комок в горле.

— Я понимаю тебя. Я и сам себе не могу простить случившегося. Не надо ничего говорить. Постарайся забыть... Хотя о чем я? — усмехнулся печально граф. — Такое невозможно забыть. Пожалуйста, прости, что я...

— Какого дьявола? Что ты тут устроил? — возмущенно воскликнула Гортензия. Она запыхалась, всё-таки уже не молода, чтобы бегать по пригоркам-холмам. Хорошо еще босоногого сынишку передала на руки Иризару. — Ты зачем мне ребенка пугаешь? Мало мне тут своих доморощенных демонов — еще и голодных духов напускать собрался!

Гилберт молчал, не поднимая опущенной головы.

Иризар передал сына Гортензии, подошел к графу.

— Почему? — спросил он. Сбросил низко надвинутый капюшон, чтобы увидеть глаза своего бывшего хозяина. — Ты действительно думал, что сделаешь меня счастливее, стерев память?

— Не хотел, чтобы ты всё вспомнил, — тихо ответил некромант. — Ты был бы свободен, не помня своего истинного имени. Забыв меня, забыв Исвирт, ты стал бы обычным человеком. Жил бы обычной жизнью.

— Но я не хочу забывать, — покачал головой Иризар. — Я же демон, а не человек. Я привык помнить каждый миг своей жизни, от первого призыва, от воплощения. Я хочу помнить всё. И я еще многое сохраню в своей памяти. Память — это ведь всё, что есть у духа.

— У тебя теперь есть семья, — пожал плечами граф, не поднимая глаз. — Хозяин, знающий твое истинное имя, тебе точно не нужен.

— Ты действительно смог бы уйти, не сказав мне ни слова? — негромко произнес Иризар.

Гилберт помотал головой. Демон не должен узнать, как больно было сдержаться. Когда Иризар шел прочь от него, в полубреду, когда некромант вел его прямо к Гортензии, на зов ее сердца... Он смотрел ему в спину — и хотел крикнуть, позвать, чтобы тот хотя бы взглянул ему в глаза... Но этого нельзя было делать. Ни в коем случае нельзя было допустить этого...

— Этому миру не нужны некроманты, — едва слышно добавил он.

— Нет, вы посмотрите на него! — хмыкнула ведьма. — Мы его столько раз из лап смерти выдергивали, все по очереди — а он опять! А он, видите ли, "никому не нужен"!

— Мне нужен, — эхом отозвалась принцесса.

Иризар почувствовал, как напрягся всем существом граф, однако даже головы не повернул в ее сторону. Вздохнув, Адель собрала всю свою волю для признания:

— Я пришла, чтобы сказать тебе, что я согласна! Я... я согласна... выйти за тебя... замуж.

Гилберт молчал, лишь глаза широко раскрылись, недоверчиво, невидяще уставившись в темноту ночи.

— Я действительно не звала тебя, всё это время... Хотя это было очень... мучительно. Я любила тебя, Гилберт. Я и сейчас тебя люблю, больше всего на свете. Но... когда я думала о тебе, когда хотела тебя увидеть... В последний миг я вспоминала весь тот кошмар... И я не могла себя пересилить. Эти четыре долгих года я пыталась простить тебя... Нет, неправда — я пыталась оправдать тебя. Нет, тоже не верно... — Принцесса говорила пылко, путаясь в словах, стараясь объяснить как можно точнее и честно. — Я пыталась смириться с тем, что ты сделал. Я понимала, что раньше действительно совсем тебя не знала. Я не могла позвать тебя — и закрыть глаза на ту часть тебя, которая меня пугает...

Гилберт покачал головой. Обреченно обернулся к проходу:

— Прощай. Не мучай себя, пожалуйста.

— Нет! — крикнула Адель. Кинулась к нему, несмотря на ужасающую близость сонмища призраков. Обняла сзади, прижавшись щекой к мягким кудрям, рассыпавшимся по спине. — Я хочу узнать тебя! Тебя настоящего! Не хочу больше, чтобы ты отталкивал меня, что-то от меня скрывал! Пожалуйста! Останься со мной!

— Ты... правда этого хочешь? — не осмеливаясь верить, переспросил Гилберт. Обернулся, взял в ладони ее лицо. — Ты простишь меня?

— Я хочу полюбить тебя снова! По-настоящему полюбить! — прошептала в ответ принцесса. Слезы, бежавшие по ее щекам, смешивались с каплями его крови, но они ничего не замечали. — Пожалуйста, позволь мне это сделать...

Гортензия быстро прошептала заклинание — то самое, которое она никогда в жизни теперь не забудет, после полетов над столицей! И проход в иной мир захлопнулся, на мгновение ослепив вспышкой трещащей молнии.

— Мам, я замерз! — негромко подал голос сынишка. — Пошли домой?

— И то верно, — согласилась Гортензия. — Ох, у меня же пирог в печке стоит! А те две старые клуши наверняка о нем и не вспомнили!..

Ведьма кивнула Иризару. Другой ладонью Гортензия прикрыла глаза сыну, извертевшемуся, пытаясь подсмотреть, что же там происходит. Рано еще ему на такие поцелуи смотреть.

2008 — 2012 гг.