Вот о директоре конторы (или о «шефе», как любовно называли его подчиненные) стоит рассказать чуть подробнее. Это скорее из-за него, а не из-за обещанной заоблачной зарплаты, Соня решилась здесь остаться и стоически терпеть придирки и высокомерие тигриц.

— А что я тебе говорила?! — полушепотом торжествующе восклицала Люсиль, когда им удавалось столкнуться на минутку в холле и посплетничать почти на бегу. — Таких красавцев еще поискать! Да в него все наши мегеры по уши!..

Соня слушала и только краснела, потупившись, розовея ушами.

Их шеф и вправду оказался редкостно хорош собой. (К слову, его личный шофер, следовавший за ним, как пес за хозяином, тоже был весьма симпатичным парнем. Но в сиянии шефа Соня его в упор не видела, не замечала и невольно игнорировала.)

— Ты заметила, какой у него благородный профиль? — с восторгом шептала Люсиль.

— Угу… — заливалась краской Соня.

— А какие руки музыкальные, длинные тонкие пальцы… — продолжала разбирать достоинства начальника подруга.

— Ох, да… — покорно вздыхала ее наперсница.

— А голос какой бархатный, ты слышала? А манеры! А воспитание! И имя княжеское — Ольгерд!.. А фигурка точеная. А талию оценила? А упругость ягодиц?

Соня хихикала в кулачок в полнейшем смущении.

— А кожа такая бледная, тонкая, нежная… — заливалась пуще прежнего Люсиль. — И сам весь такой холодный, как ледяная статуя. Но внутри — чистый пламень! Вот так ведь со стороны и не скажешь, правда? Умеет он быть сдержанным, что говорить. Но если решит сбросить свою маску, распалится — обжечься можно! Так что ты, Сонька, осторожней тут ходи. Не приведи боже втюришься вдруг! Да сгоришь в миг, аки мотылек от сварочной горелки!

— А ты сама-то…

— Что я-то?

— Ну, это… Ну, ты сама разве не?..

— Чего? Чтоб я — в него?! Сонька, да ты с ума! Ну, ты вообще! Скажешь еще… Конечно, да. Да только куда уж мне. К нему такому разве подступишься…

Соня покивала, сочувственно обняла погрустневшую подругу.

— А глаза у него какие! Огромные, глубокие — бездонные, печальные… И он такую красоту за строгими очками прячет! И брови тонкие, с изломом, нервные, трагические. И губы у него бледные, чувственные. Так и тянет поцеловать — и не отрываться, пока дыхание не перехватит. И пальцы в шелковые мягкие волосы запустить, стянуть эту дурацкую вечную заколку с хвоста, чтобы по плечам рассыпались. Ах, только при моем-то росте, чтобы до губ дотянуться, это подпрыгнуть надо. Тебе вот, Сонька, хорошо. Ты-то может и дотянешься.

Невольно затуманился взор. Соня задумалась, пытаясь представить, вправду ли дотянется, если подруга отыгрывала у нее эти самые пару сантиметров разницы в росте своими каблучищами. Если бы Соню поставить на такие копыта, тогда бы да, дотянулась бы запросто, вот только в момент бы ноги переломала с ее-то «прирожденным изяществом». Впрочем, кто мешает хотя бы помечтать?..

Но реальность жестоко разбила мечты.

Двери распахнулись, выпуская в холл очередного клиента — и выпроваживал его сам директор лично.

Соня вспыхнула маковым аллергичным цветом. Попыталась спрятаться за плечом подруги, всерьез боясь, будто над головой предательски реют проявившиеся наяву картинки из смелых фантазий. Но разве директор обратит внимание на такую мелкую фигуру, которая даже мельче пешки в его свите? Он даже на вытянувшуюся по струнке Люсиль не взглянул — с внимательной улыбкой выслушивал клиента. Клиент же был явно не в радужном настроении, вежливому выпроваживанию сопротивлялся, отвечал на подчеркнутое дружелюбие раздраженным змеиным шипением:

— …Ну, не будь же ты гадом, Ольгерд. Сделай для меня исключение? Плюнь хоть раз в жизни на свои идиотские принципы!

— Ты же знаешь мои правила, Вульф, — терпеливо улыбался шеф. Он безукоризненно держал маску доброжелательности, не позволяя ни малейшей интонации выдать, насколько в самом деле тяготят его эти бессмысленные, слишком затянувшиеся переговоры. — В данной ситуации я ничем не могу помочь. Малейшее отступление от правил послужит прецедентом, и это пагубно повлияет на репутацию нашей компании. Даже личные симпатии не смогут послужить оправданием…

— Припер меня к стенке и еще мило извиняешься! — хмыкнул, теряя самообладание, клиент. — Хорошо же, будем играть по твоим правилам. Думаешь, один ты не кидаешь слов на ветер? Я тоже дам тебе слово: я заставлю тебя пожалеть о твоем упрямстве. Думаешь, ты круче других, раз сидишь здесь, как паук, и дергаешь всех за нитки? Я найду и у тебя уязвимое место.

— Постарайся меня удивить, — улыбнулся Ольгерд.

— Уж постараюсь, — кивнул господин Вульф. Метнул гневные молнии на столпившихся в дверях приемной сотрудниц, зыркнул на подтянувшихся охранников. И полный решимости, гордо покинул контору.

А Соня не пыталась понять, в чем скандал. Она заворожено смотрела на помрачневшее лицо шефа, на его потемневшие от неприятных мыслей глаза, плотно сжатые губы. В это мгновение, погруженный в раздумья, будто пронзающий острым взглядом толщу пространства, разворачивающийся свиток грядущих времен…

Люсиль заставила очнуться, вульгарно пихнув локтем в бок:

— Глянь! Он такой лапусик, когда злится! — хихикнула подруга.

Меж тем шефа уже окружили хороводом сотрудницы-тигрицы. Как верный гарем, они поспешили прогнать осадок после скандального клиента и со всей страстностью принялись исполнять ритуальный «танец с шалью», где вместо шалей и монист трепетали документы на подпись.

Соня пригорюнилась. Нет, зря травит душу пустыми мечтами Люсиль-злодейка. Грезы эти смешны, глупы. И вредны для неокрепшего девичьего сознания. Надо смотреть на мир трезво, реально оценивая ситуацию и свое незавидное положение. Ну, какие прекрасные принцы в наши-то времена? Какая романтика? Где отыскать эту всепоглощающую любовь до гроба? Вон, шеф и богат, и красив, и молод, а занят только бизнесом. Да разве взглянет он на такую дурочку? Соня может хоть канкан станцевать у него на рабочем столе в костюме свинки-копилки — и то не заметит…

Будто подслушав невеселые размышления Соня, судьба вскоре подбросила ей подходящую возможность себя проявить.

_________________

Пару дней спустя тигрицы повелели Соне заправить чернилами принтер. Принтер в кабинете директора.

Пробегав с поручениями по магазинам, Соня ввалилась в директорский кабинет как есть — в запорошенном снегом пальто, увешанная множеством пакетов с покупками. Она торопилась, хотела успеть всё сделать до прихода шефа… Но не получилось. Соня замерла на пороге.

— П… простите… — пролепетала она, попятившись.

Строго взглянув на нее поверх очков, Ольгерд Оскальдович продолжил что-то писать в разложенных перед ним документах.

— Где вы всё время пропадаете, Софья? — спросил он. — Вас не застать на рабочем месте.

— Я… вот, по поручениям, — Соня показала многочисленные пакеты. — Печенье, фильтры для кофеварки, маркеры сиреневого цвета, картриджи для принтеров, для копира, новая мышь с зеленой лампочкой и пачка ароматизированных ластиков с запахом клубники. Только я не понимаю, зачем им ластики, если никто в офисе не пользуется карандашами.

— Грызть от скуки, — бросил шеф.

— Вы серьезно? — не поверила Соня.

Шеф отложил ручку с золотым пером, поднялся из-за стола. Когда он прошел мимо, совсем близко, Соня уловила шлейф аромата дорогой туалетной воды — и тепло, особенно яркое после морозного воздуха вечернего города, пропахшего бензином и соляркой разогревающихся дизелей.

Распахнув дверь кабинета, Ольгерд обратился к подчиненным. Все мгновенно подняли головы, оторвавшись от созерцания своих мониторов, от разговоров по мобильникам и от правки маникюра.

— Минуту внимания, леди! Напоминаю, я нанял Софью в качестве личной помощницы. Прошу более не третировать девушку бессмысленными заданиями. Впредь она будет исполнять только мои желания. Всем ясно?

— Ольгерд Оскальдович! Как вы могли о нас так плохо подумать? — поднялся оскорбленный ропот. — Мы — третируем?! Право, кто вам сказал такое?..

Но шеф уже вернулся в кабинет и закрыл дверь.

— Будьте добры, приготовьте кофе, — произнес он, вновь углубляясь в изучение документации.

Как она и думала, в офисе ее встретила глухая стена молчания. Публичный выговор начальника точно не прибавил ей популярности. Бизнес-тигрицы теперь ее словно в упор не видели. Либо одаривали такими сладкими улыбками, от которых ледяные мурашки по хребту скреблись.

Скинув пальто, быстро распределив пакеты с покупками по назначению, Соня поколдовала над гордо возвышавшимся в углу кофейным автоматом. И с дымящейся чашкой и с замирающим сердцем отправилась обратно в кабинет. Чайная ложечка на блюдечке подпрыгивала и позвякивала, в голове позванивало смутное предчувствие опасности.

— В… вот кофе.

Соня поставила чашку. Запнулась, потому что забыла, как будет правильно: «ваш кофе» или «ваше кофе». И мучительно покраснела.

Но шеф, кажется, вообще не заметил ее возвращения. Он снял очки, бросив поверх бумаг, и, закрыв глаза, устало массировал пальцами виски. Забыв о кофе, Соня замерла, невольно задержав дыхание. Погруженный в глубокую задумчивость, без строгих очков, их грозный недоступный шеф сейчас выглядел совсем молоденьким и трогательно беззащитным. Темные стрелы бровей, черная кайма подрагивающих ресниц у сомкнутых век, чуть приоткрытые в сомнении скульптурные губы, острый подбородок. Выбившиеся из-под ослабевшей заколки светлые пряди тонким ритмом косых штрихов перечерчивали бледный овал лица… Ах, нельзя смотреть! Так недолго и впрямь голову потерять!..

— Я… Можно я всё-таки заправлю принтер? — тихонько предложила Соня. — Я не помешаю вам?

— Если вы знаете, что с ним делать, то пожалуйста.

— Думаю, тут несложно. — Соне почти удалось придать голосу нужную долю уверенности.

Но распотрошив упаковку и достав картриджи, она встала над печатным агрегатом в смущении.

— Нужно ведь запустить утилиту, — вспомнила она. — Можно ваш компьютер?..

Ольгерд молча наблюдал за ее действиями, подперев подбородок ладонью. Сочтя молчание разрешением, Соня робко приблизилась. Наклонившись над плечом шефа, взялась за мышку, одиноко сидевшую на коврике с фирменным логотипом, (одна из букв в стилизованной надписи напоминала не то чеховскую чайку после пожара, не то нетопыря с острыми крылышками). Защелкали кнопки, личная помощница принялась отыскивать в виртуальном пространстве окно служебной программки. Быстро перелистывала излишне подробные указания и инструкции…

Небольшая девичья грудь, обтянутая тонким свитерком, взволнованно вздымалась ровно на уровне глаз. Даже без очков он четко видел сплетающийся узор пряжи, видел поблескивающие камешки в недорогом кулоне на длинной цепочке… Его словно хотели заворожить, как на сеансе гипноза. И он, снисходительно улыбнувшись собственным мыслям, с усилием отвел глаза.

Ее тяжелый кулон маятником раскачивался над столом. Длинная цепочка задела органайзер, подцепила на звенья зажим для бумаг.

— Вот! Нашла, — объявила Соня. Принтер на дальнем конце длинного директорского стола ожил, заворчал. Заелозила под пластиковым корпусом каретка.

Открыв крышку, Соня крепко задумалась: которую из этикеток нужно сорвать на картридже? А заменять, кажется, придется все чернильницы — так сообщил ей компьютер…

Глубоко вздохнув, Ольгерд поднялся с упругого директорского кресла. Обойдя стол так, чтобы удобнее следить за ее действиями, взял чашку, дымящуюся ароматным паром. Но поднеся к губам, пить не стал — кофе оказался уж слишком горячим. Он поставил чашку на угол стола. И это тоже было его ошибкой.

Соня всем телом ощущала тяжелый оценивающий взгляд. Нет, она никак не может провалить это испытание! Она обязана проявить себя с лучшей стороны — и справиться с этим чертовым принтером! Обрывая защитные стикеры с картриджей, она так вдруг разволновалась, что аж вспотела. Она чувствовала, как крупные холодные капли скатываются между лопаток под резинку лифчика, вызывая ужасные содрогания, кожа покрывалась пупырышками…

Манящий, сладкий, смешанный с цветочным запахом парфюма аромат молодого нежного тела всё усиливался, щекотал хищно подрагивающие ноздри. Нет, он не ошибся — когда, проходя мимо двери кабинета завкадрами, глаза его моментально выхватили из общего фона будничной суеты хрупкую спину пришедшей на собеседование девушки. Он оказался прав, с первого взгляда оценив, каким умопомрачительным вкусом обладает ее кровь — это терпкое, пьянящее молодое вино, пульсирующее в жилах прекрасного, совершенного в своем несовершенстве тела. Он облизнул пересохшие губы. Он не мог больше сдерживаться. Ее одурманивающий запах звал его. Часто колотящееся под тонким свитерком сердечко пойманной птичкой билось о грудную клетку, стремясь к нему навстречу…

Он крадучись приблизился сзади. Соня замерла с последним картриджем в руках. Он наклонился над ее плечом, его порывистое дыхание обожгло ее шею, тонкую кожу за ухом. Затрепетал завиток на затылке, вскользнувший из высоко заколотого хвоста. Соня поняла, что забыла дышать — и жадно втянула носом воздух.

Ольгерд сделал движение, как будто собирался обнять ее. Его сильные руки сомкнулись вокруг ее плеч. Соню пробрала нервная дрожь, пробежавшая от ослабевших коленей до корней колос на макушке. Она снова забыла выдохнуть, лишь краем помутившегося сознания отметила, что готова лишиться чувств.

— У вас зацепилось, — прошептал он, опалив теплом дыхания мигом зардевшееся девичье ухо.

И высвободил запутавшуюся в цепочке кулона прищепку.

— Спа… сибо… — пролепетала Соня.

Не глядя, она сорвала с картриджа последнюю наклейку — и с громким щелчком вогнала на место. Забыв захлопнуть крышку принтера, дрожащим пальцем нашла кнопку.

Он не отступал, он всё еще был позади нее. Так близко, что пошатнись — и упадешь  в объятия…

Принтер заурчал, заклацал бумагоподатчиком, заворочалась шустрым трамвайчиком на рельсах каретка.

Ольгерд потянулся к шее, где под тончайшей кожей трепетно билась жилка. Запах разгоряченного волнением тела сводил с ума. Девушка замерла, как безропотная лань, завороженная близостью голодного леопарда. Еще мгновение — и он бросится на нее, обнажив клыки…

Но Соня нарушила запрет. Она сорвала те этикетки, которые нельзя было срывать. И под давлением прокачки из открытых недр принтера высокими струями брызнули чернила. На ее свитерок, на его дорогой костюм, в лицо, в глаза. Красные, желтые, синие, черные — ослепляющие упругие струи!..

— Простите!!!

Взвизгнув, Соня юркнула под стол: где-то там должны быть провода. Размазывая по лицу чернила, ослепленная цветными потоками и оглушенная внезапными чувствами, она нащупала розетку сетевого фильтра — и, приложив все силы, выдернула крепко вогнанный штекер. С трудом вырвавшийся из розетки штекер отбросил Соню назад и вверх — она стукнулась о столешницу спиной и затылком. Со стола посыпались ручки, опрокинулся монитор. Стоявшая на краю чашка кофе от удара подпрыгнула над блюдечком — и с переворотом полетела на пол, окатив отлично сохранившим температуру напитком брюки шефа. Обжигающе горячий кофе смешался с радужными подтеками чернил. Не ожидавший нападения шеф от огорчения тихо охнул и стиснул зубы. А чашка, тонко звякнув, встретилась с полом и разлетелась на острые осколки.

— Простите-простите! Это я виновата… — запричитала высунувшаяся на четвереньках из-под стола Соня. Суетливо вытащив из кармана платочек, принялась бессмысленно растирать по брюкам шефа пятна.

— Нет-нет, не стоит, — он опустился на колени, перехватил ее руку.

Но оставив в его ладони скомканный радужный платок, Соня взялась собирать с ковра фарфоровые осколки:

— Простите, я не хотела…

— Оставьте! Вы поранитесь!

Он взял ее ладони в свои, заставив выронить крошечные лезвия черепков. И оказался прав: холм Венеры пересек сочащийся алым порез. Ольгерд уставился на набухающие капли крови заворожено.

— Ах, вы тоже порезались! — с горькой досадой показала Соня.

Забирая из ее рук осколки, он сам не заметил, как разрезал ребро ладони. И причем глубоко, так что крупные капли быстро прочертили дорожку по запястью к браслету часов — и срываясь вниз, оставили круглые пятнышки на светлом ворсе ковра.

— Что вы делаете? — с недоумением спросила Соня.

Будто загипнотизированный видом крови, Ольгерд осторожно вложил руку в ее распахнутую ладонь, так что ранки соприкоснулись. После чего поднес ее руку к своим губам, явно намереваясь…

— Что здесь происходит?! — дверь кабинета резко распахнулась.

Соня с удивлением увидела крайне рассерженную Люсиль. За нею толпой собрались все остальные сотрудницы.

С затаенным вздохом сожаления Ольгерд отпустил руку девушки. Поднявшись, покинул кабинет. В сознании Сони, кажется, навечно запечатлелись взметнувшиеся тонкими лентами слипшиеся от разноцветных чернил длинные волосы…

— Пахнет кровью! — встревожено зашептали тигрицы. — Точно, кровь шефа! Чем они здесь занимались? Девчонкина кровь тоже пролилась! Он ее пометил? Что он задумал?..

Соня подняла голову, с недоумением перевела взгляд с лица на лицо. Неужели обычные презрительно-невозмутимые маски спали? Они серьезно волнуются за шефа. А на нее, на Соню, теперь смотрят с непонятной завистью?..

____________

Последующие дни укрепили ее сомнения. Почему-то отныне отношение бизнес-тигриц к ней переменилось кардинально. Неужели это всё из-за ее выходки с принтером? Невероятно! Но дамы теперь перестали ее игнорировать или снисходительно отдавать распоряжения. Они обращались к Соне уважительно, если не сказать с почтением. Она видела, как многие с трудом, но терпеливо, заставляют себя быть вежливыми, разговаривать приветливо. Признаться, такой резкий поворот пугал ее очень и очень. А непонимание, что за этим кроется, пугало еще больше.

За целых три дня Соню ни о чем ни разу не попросили, никуда не отсылали, ничего не приказывали. Она чувствовала себя странно, точно покойник на торжественных похоронах: вроде бы и присутствуешь, но не участвуешь. Затянувшееся безделье тяготило хуже прошлых бессмысленных мелких поручений.

Ей и поговорить-то было не с кем, посоветоваться. Заговаривать с тигрицами, несмотря на перемены, она попросту боялась. А предательница Люсиль все эти долгие непонятные дни в конторе не показывалась. Была занята, таскаясь за любимым начальником, который, кстати, тоже явился в офис лишь спустя неделю.

Соня обрадовалась его возвращению, как квартирная собачка, просидевшая целый день одна взаперти. Во-первых, она хотела извиниться за произошедшее, она действительно чувствовала себя виноватой. А во-вторых — нужно же наконец спросить, чем она должна здесь заниматься? Какую роль должна играть в жизни компании?

Но шеф с хмурым видом быстро прошел через зал мимо ряда столов, не ответив на приветствия тигриц, явно не желая ни с кем разговаривать. Хлопнул дверью кабинета. Сотрудницы встревожено переглядывались и пожимали плечами.

Нетерпение Сони померкло. Она с сомнением стала гадать, не опасно ли личной помощнице соваться с глупыми вопросами под горячую руку.

Не позволив ее страхам вырасти до состояния паники, шеф сам вызвал ее в кабинет. Соня подскочила с места, и дамы странными взглядами проводили ее до порога.

— В-вызывали, Ольгерд Оскальдович? — совсем как школьница, с трепетом спросила Соня.

В кабинете было темно. Лишь свет настольной лампы, проливаясь на стопку бумаги, отражаясь от белизны листов, наполнял кабинет причудливыми сумерками и полутонами.

Директор ответил мягкой, чуть усталой улыбкой. Он стоял у незашторенного окна. За холодным стеклом темнел зимний вечер, фиолетово-синий, расцвеченный огнями городской жизни. Бесконечным потоком белых искр падал снег, и тени снежинок скользили по стеклу.

— Сядьте, Софья. — Он указал на свое кресло.

Соня с недоумением и робостью опустилась на кожаное сидение.

— Будьте любезны, возьмите бумагу, ручку, — чарующим ровным голосом продолжал шеф. — Нужно составить текст.

Пауза. Он как будто забыл о ней, задумчиво созерцая падение снежинок.

— Какой текст? — тихонько напомнила о себе Соня, когда от молчания стало жарко дышать.

— Я не сказал? — обернулся Ольгерд. — Поручаю вам очень ответственное дело. С ним справитесь даже вы. Скоро новогодние праздники. И по традиции каждый год наша компания рассылает поздравления партнерам и постоянным клиентам. Составьте поздравление, возьмите список адресов у Люсиль, закупите бланки и распечатайте. Вы ведь умеете обращаться с принтером.

— Да, но… — густо покраснела Соня. — А почему бы не разослать е-мейлы?

— Это традиция, — усмехнулся шеф. — И наши клиенты слишком старомодны. Некоторые из них старше промышленной революции и не дружат с техникой в принципе. Боюсь, они не оценят цифровые сообщения.

Соня кивнула. Взяла дрожащими пальцами ручку с золотым пером, приготовилась писать под диктовку черновик поздравления.

Голос шефа, тихий и вкрадчивый, проникал ей в уши, разливался по телу точно сладкий яд, парализуя волю и сознание. Соня не могла понять, что такое с ней происходит. Она то мучительно краснела, то бледнела, дрожала от холода — и одновременно с тем покрывалась испариной от прилива жара, как в лихорадке. Он неторопливо ронял слово за словом, обычные формулы официальной вежливости. Но ей слышалось за ними нечто другое.

Продолжая диктовать, Ольгерд подошел. Встал рядом. От его близости у Сони, кажется, наэлектролизовались все волоски на теле. Она едва понимала, какие буквы выводит неверной рукой на девственной белизне бумаги, проклиная себя за невозможные каракули.

Но не на корявые, прыгающие строчки, напоминающие кардиограмму умирающего, не отрывая глаз, смотрел Ольгерд. Сегодня на девушке был не свитерок, а строгая шелковая блузка. С расстегнутой пуговкой, с дразнящим воротничком, открывающим шею.

— Вам следует носить распущенные волосы, — произнес он ровным тоном. И Соня не сразу поняла, что это записывать не нужно. — Позвольте, я…

И он, продолжая диктовку, принялся с нежнейшей осторожностью освобождать ее вьющиеся, непослушные локоны от оков множества шпилек-невидимок, от вульгарной резинки, собиравшей недлинные пряди в глупый пучок высоко на затылке. Шпильки с тонким звоном падали одна за одной на безупречное черное зеркало лакированного стола, и Соня всякий раз вздрагивала всем телом.

С приоткрытых губ срывалось глубокое жаркое дыхание, чуть вздернувшаяся верхняя губа обнажила ровные зубы, словно у голодного зверя. В затуманенных глазах мерцала страстная жажда. Весь мир для него сосредоточился в легкой пушистой прядке над розовым от смущения ушком…

Ольгерд вновь не заметил возникшей паузы. Молчание затянулось, Соня ждала — точно напуганный зверек, который боится обернуться назад, чтобы не встретиться взглядом с готовым напасть хищником. Она понятия не имела, с какой стати он вдруг занялся ее волосами. Резинка на хвосте настолько оскорбила его эстетические чувства, что он немедленно решил от нее избавиться? Или у него просто заболела голова при виде ее невидимок — сам-то он предпочитает довольно слабую заколку, которая то и дело сползает с гладких прядей. Возможно, ему просто захотелось занять чем-то руки. Так от скуки гладят кошек или собачек. Соня в повисшую паузу успела придумать для себя кучу объяснений его поступку.

— Прочитайте, пожалуйста, что у нас получилось, — облизнув губы, попросил Ольгерд.

Взяв трепетный листок, Соня порывисто встала с кресла. В замешательстве не заметила, как ударила плечом слишком близко наклонившегося к ней шефа, так что тот клацнул зубами. Запинаясь, принялась вслух зачитывать проклятое поздравление, с трудом разбирая свой почерк. Ольгерд машинально потер челюсть.

— Это всё? — закончив, пролепетала Соня.

— Нет, — покачал головой Ольгерд. — Мы забыли о пожеланиях.

— Да, точно…

— Пусть наступающий год принесет вам удачу… — стал осторожно подбирать слова Ольгерд. Оттолкнул мешающее кресло, бесшумно укатившееся прочь. — Успех… Процветание… Благополучие…

Прикрыв глаза, он вдохнул запах ее разгоряченной кожи. Она же широко распахнутыми глазами уставилась на трясущийся листок, словно тот превратился в заполошную чайку, бьющую крыльями. Спиной она ощущала тепло его тела. Так близко. Так непозволительно, опасно близко, волнующе…

— Успеха, — повторил он, едва ли помня, о чем говорит.

— Было, — прошептала она.

— Хорошо. Счастья. Любви…

— Уместно ли это? — задыхалась она.

— Любви, — продолжал он, обжигая дыханием, едва не касаясь губами ее шеи, мочки ушка, виска. — Страсти. Безумной, всепоглощающей…

— Ой… — Она выронила черновик из рук.

Листок спланировал под стол в сумеречную темноту. И Соня бросилась подбирать, резко присела, ускользнув из готовых сомкнуться объятий.

От неожиданного побега Ольгерд утратил равновесие, пришлось неловко опереться о стол. При этом случайно смахнул рукой бессмысленную офисную игрушку — подвешенные на рамке стальные «шарики Ньютона».

Соня вынырнула из-под стола с противоположной стороны. Настороженно уставилась на шефа. На каждый его шаг к ней отвечала шагом назад.

— Вы… Вы, наверное, оговорились… — едва слышно пробормотала она. — Причем здесь любовь?

Она пятилась, он приближался.

И всё, недолго бегство длилось. Отступать больше некуда: под колено ткнулся округлый мягкий подлокотник кожаного дивана. Соня сглотнула.

Она видела безумную страсть в его глазах. Он с сожалением осознал, что это ее безумно пугает.

— Нет, прости…

Невероятным усилием воли Ольгерд заставил себя оторвать взгляд от манящей жилки на шее, часто-часто пульсирующей от возбуждения. Нет, он желал ее по-прежнему сильно — и теперь даже еще больше! Но не так. Не дрожащую от страха, но дрожащую от переполняющей ответной страсти. Не загнанной безропотной жертвой он мечтает ее получить, но добровольно отдающей себя в его власть.

— Прости, — выдохнул, со стыдом закрыв лицо рукой. — Я не хотел тебя напугать. Прости.

Он сделал шаг назад, будто поспешное отступление могло послужить извинением. Или тем более умерить его лихорадку неутоленной жажды… Под подошвой ботинка лязгнули металлические шары бестолковой настольной игрушки. Он нелепо взмахнул руками, попытавшись вернуть потерянное равновесие… Не сумел.

Видя неминуемое падение, Соня протестующее пискнула — и машинально ухватила шефа за грудки, дернула на себя. Однако и сама на ногах не устояла: тяжесть навалившегося на нее мужского тела опрокинула ее на спину и прижала к прохладным подушкам дивана. Ее щеки запылали на миг раньше, чем до сознания дошло, в каком положении она оказалась.

— Ольгерд… Оскаль… дович… — пролепетала она беззвучно.

Она смотрела на него снизу вверх, и этот ошеломленный взгляд, ее беспомощность, заставили его побледнеть.

Его руки упирались в кожаные подушки, его лицо нависало над ее лицом, совсем близко. Его прерывистое взволнованное дыхание касалось ее щеки, его губы были рядом с ее губами… Она чувствовала своей грудью его твердую грудь, к ее мягкому животу прижимались безупречные кубики его мускулистого торса, его колено оказалось между ее ног…

Внутри у нее всё сжалось, она резко выпустила из легких весь воздух. И получившийся душераздирающий визг заставил подпрыгнуть на месте весь коллектив конторы.

Оглушенный, Ольгерд скатился на ковер.

Пунцовая Соня вскочила на ноги, подбежала к двери. Схватилась за ручку, открыла. Захлопнула, обернулась к шефу. Глотнула воздуха:

— Вы!.. — хрипло пискнула. Голос осекся. Соня шумно задышала, попыталась снова: — Вы!.. Я думала, вы другой!.. А вы!.. А вы как все!!!

Развернувшись, распахнула дверь и выбежала прочь.