На окраине Тарутино, с некоторых пор ставшим ставкой русской армии, показался экипаж, сопровождаемый казаками. Старший сторожевого разъезда подъехал к ним и, выяснив, кто и куда направляется, выделил сопровождающего. Когда процессия добралась до указанной провожатым большой избы, Бабенко спешился и учтиво открыл дверь экипажа. Кудашев пропустил вперёд своих спутниц и вышел последним, на ходу разминая затёкшие мышцы.

— Прошу ожидать здесь, — обратился он к своим спутникам. — Я доложу его сиятельству, и коли одобрение будет получено — приглашу вас.

Соскочив с коня, Роман подошёл к супруге.

— Лена! Полковник к вам не приставал? — спросил он, когда Кудашев скрылся за дверью.

— Ну, что ты! Князь — сама вежливость и галантность. Всё расспрашивал нас о грядущем и пытался выведать будущее своей семьи.

— Я надеюсь, ты не повторила ошибки, как с Самусенко? — шёпотом спросил у неё подошедший Бабенко.

— Ну что вы, господин подъесаул, как можно? — сделала невинное лицо девушка.

— Ох, и язва ты, Полуянова, — покачал головой Константин. — Рома! Как ты только терпишь такой несносный характер жены.

— А она со мной таких фортелей не допускает, — ухмыльнулся Полуянов.

— Значит, только начальству дерзим?

— Ну, что вы, Константин Сергеевич, какая может быть дерзость, — ангельским голоском проговорила Лена. — Это я так вжилась в образ.

— Ну-ну, подхорунжий, — ухмыльнулся Бабенко.

Тем временем Кудашев вышел на крыльцо. Он был взволнован, на его обычно невозмутимом лице проступил румянец.

— Барышни и вас, подъесаул, попрошу в дом.

Пока проходили в избу, полковник успел шепнуть пару слов Бабенко.

— Вы должны доказать, что вы из грядущего. Его светлость не верит на слово.

— Докажем, — коротко ответил тот.

В широкой горнице собралось много народа. От такого количества высших чинов русской армии даже у много повидавшего Бабенко возникло чувство неловкости. Девушки сбились в стайку у стенки и испуганно смотрели на генералитет, временами опуская глаза.

— Ну-с, подъесаул… э-э-э… Бабенко, — на него орлиным взглядом смотрел единственный глаз великого русского полководца. — Потрудитесь привести доказательства ваших слов о том, откуда вы прибыли к нам.

— Прошу меня извинить на некое не совсем подобающее действо, — с этими словами Константин расстегнул три верхних пуговицы своего мундира и достал из подмышки браслет в полиэтиленовом пакете. Нажав жёлтую кнопку, он протянул его Кутузову. Браслет перемигивался несколькими разноцветными индикаторами. — Нижайше прошу не нажимать оные кнопки, иначе может произойти конфузия.

Генералы завороженно смотрели на невиданный доселе предмет, активно перешёптываясь.

— Хорошо Беннигсена нет, а то бы не ровён час и в Петербург доложил. Господа! Прошу вас про сие никому не упоминать и на время покинуть избу, — обратился Михаил Илларионович к генералам. — Мне надобно пообщаться с этими людьми тет-а-тет.

Через пару минут изба опустела.

— Ну-с, голубушки, подойдите поближе — я не кусаюсь, — улыбнулся он девушкам. — Занятные вещи рассказал мой зять. Начнём с того, барышни, что одна из вас состоит в пластунах и даже имеет чин подхорунжия? Правда ли сие?

— Правда, ваше сиятельство, — ответила по-французски Оля. — Мы все пластуны, только Елена старшая из нас. Она действительно настоящий воин, да и сие задание нам не впервой.

— Мыслимо ли барышням на войне находиться? Сие дело мужей ваших.

— В наше время и барышни служат Отечеству. И не только в госпиталях.

— Занятно-занятно, а если сейчас, вот сию минуту, вбежит враг и кинется на меня, то что?

Лена совершила потрясающий кульбит в сторону полководца, в полёте ловко достав наган из кобуры, прикреплённой на лодыжке. Когда она приземлилась на ноги, пистолет был готов к стрельбе. У остальных девушек в руках оказались метательные ножи.

— Бог мой! Это так в грядущем готовят барышень к защите важной особы? — Кутузов не скрывал своего удивления. — А что за диковинный предмет в ваших руках. Мыслю я, пистоль?

— Вы правы, ваше сиятельство, — ответила ему Полуянова — пистоль, только многозарядный. Шесть пуль — шесть убиенных врагов. Барабан крутится после каждого выстрела. Пока хоть один заряд остался — перезаряжать не требуется.

— Изрядно. Николай! Мыслю я, что ежели дать тебе таких полусотню — ты и Бонапарта бы мне приволок.

— А и приволок бы, ваше сиятельство! С такими как не приволочь!

— Вот я Катеньке отпишу, что муж её тайно влюблён в барышень из грядущего! — захохотал Кутузов. — Ишь, как взором по их станам бегаешь!

— Мы все замужние, — покраснев, улыбнулась в ответ Лена. — Себя для мужей блюдём.

— Похвально. Что ж… стало быть французы даже из грядущего за мной охотятся? Вот ведь шельмы! Ну да мы тоже не ликом шиты! Приказываю вам, подъесаул, организовать охрану со всем пластунским умением. Дабы мышь не проскочила!

— Сделаем, ваше сиятельство.

— С чего думаете начать?

— Сперва диспозицию определим. Вас будут сопровождать мои люди. Везде, где только можно.

— И в нужник со мной пойдут? — ухмыльнулся Михаил Илларионович.

— Рядом побудут. Так нужно, ваше сиятельство. К тому же это на несколько дней. Обезвредим неприятеля и делу конец. Кончатся ваши неудобства.

— Надеюсь, мужского пола сопровождать будут?

— Так точно. Барышни в доме присмотрят. Заодно напоят, накормят, постирают что надо.

— Полный пансион, стало быть… избалуете вы старика. А то не захочу расставаться с вашим воинством.

— Мы бы с радостью дошли с вами до Парижа, но никак нельзя — приказ у нас. Обеспечить вашу безопасность у Тарутино и вернуться обратно.

— Сие означает, что опасности далее не предвидится?

— Была бы — мы бы знали. Ваша светлость! Прошу дать распоряжение о полном доверии нам со стороны обычной охраны и помощи в любых вопросах, кои могут возникнуть.

— За этим дело не станет. А скажи, голубчик, что ты уразумел из депеши, тобой захваченной?

— Депеша опередила события ровно на одни сутки. После завтрашнего боя ей будет в самый раз.

— Сию минуту я окончательно уверовал в то, что вы из грядущего. Раз так, скажу, что час назад я обсуждал диспозицию завтрашней баталии под Тарутино. И каков урон будет врагу?

— Наполовину. Но сие по живой силе, а моральный дух французов падёт и оная депеша повествует указание об отправлении всего тяжёлого снаряжения французской армии на Можайскую дорогу. Сие даёт вам мысль о прекращении преследования изрядно разбитого под Тарутино авангарда маршала Мюрата. Штабу Наполеона известно о сосредоточении основных русских сил на Калужской дороге. Таким образом, русские войска ныне перекрыли путь французам на юг. И Наполеон понимает, что ему придётся отступать по Смоленской дороге, населенные пункты вокруг коего были ранее разграблены его наступающей армией. Однако в таком случае его войска ждёт голод, ведь в результате сего неудачного, но вынужденного манёвра французская армия лишена возможности пополнять свои продовольственные запасы, что сильно усугубляет её и так тяжелое положение.

— Да ты стратег, подъесаул.

— Никак нет, ваше сиятельство. Не тот уровень.

— Да к тому же скромен. Какое звание носишь в грядущем?

— Соизмеримое с нынешним.

— А в моей армии быстро бы до генерала дослужился, — хитро взглянул на него Кутузов.

— Благодарю, ваше сиятельство, но я присягал. А для русского офицера честь превыше всего.

— Верно сие, потому не буду более тебя смущать. Ступай, голубчик, начинай службу. А вы, барышни, тоже сиднем не сидите. Не мне вас учить по дому хозяйствовать.

* * *

Быстро добравшись до нехитрой дорожной поклажи Кутузова и разобрав её, Валя занялась стиркой, штопкой и утюжкой. Тем временем Оля растопила печь и деловито стала готовить обед. Вместе с возвратившимися генералами в избу зашли штабс-капитан и штаб-ротмистр, которых сразу же подозвал великий князь и шёпотом дал несколько указаний. Они слушали и кивали, мельком поглядывая на молоденьких барышень с нескрываемым удивлением. Затем оба ретировались наружу. В числе высших офицеров в избу зашёл важный казачий чин, с пышными усами, и дорогой саблей на привязи. Он окинул своим внимательным взглядом горницу и, увидев молоденьких девушек, хмыкнул.

— Ваша светлость! Почто сии пигалицы присутствуют на военном совете? Сошлите из избы, а то не ровён час услышат их уши неподобающее.

— Вы, Матвей Иванович, командовать будете у себя в полку, а барышни сии не просто так здесь изволят находиться. Но то тайна за семью печатями.

Внезапно в избу ворвался недавний штаб-ротмистр.

— Ваша светлость! Лазутчика поймали! Сказывает, что есть у него сведенья, но только для ваших ушей.

— Веди! А остальное сам решу.

Двое дородных кирасир ввели коренастого молодого человека в форме французского пехотного капитана. Тот затравлено озирался вокруг и что-то лепетал на французском. В какой-то момент времени его поведение показалось Лене подозрительным. Она и сама не понимала своего чувства тревоги, как будто что-то подталкивало её вперёд, говоря «Вот он! Враг, которого вы ждали». Она медленно стала обходить конвоиров с задержанным, стараясь приблизиться к Кутузову. Тем временем француз увидел русского полководца, напрягся и, резко ударив рёбрами ладоней конвоиров по горлу, получил некоторую свободу. Он сделал неуловимое движение и в его руке появился нож. Но Полуянова была начеку. Внезапно нагнувшись, она извлекла наган и кобуры. Резко щёлкнув курком, Лена выкрикнула по-французски:

— Эй, ты, из «Рубикона»! Брось нож! Секунда и я стреляю! Ну!

Звякнуло лезвие ножа, выпавшего из руки остолбеневшего диверсанта. К нему тут же подскочили наши офицеры и скрутили. Раздались громкие команды, горница наполнилась новыми людьми.

— Как вы узнали, откуда я? — залепетал француз, обращаясь к девушке.

— А ты думал, что один такой умный? Ваш Родро уже ликвидирован. И до остальных черёд дойдёт, — сказала она, присаживаясь и пряча оружие в кобуру на лодыжке.

— Господа! Этот человек не просто вражеский лазутчик, — сказал Кутузов, обращаясь к генералам. — Сий враг опаснее во стократ, нежели обычный француз. Потрудитесь избавиться от него и как можно скорее.

— Однако, ваша светлость, и охрану вы себе завели, — покачал головой тот же казак. — И кто бы мог подумать, что она…

— Ещё и не тому обучены, ваше высокоблагородие, — ухмыльнулась Лена.

— Вот как?

— Сии барышни, Матвей Иванович, твоего поля ягодки, — сказал Кутузов.

— Как так, ваша светлость?

— Пластуны или правильнее — пластунши. Елена чин подхорунжия имеет. Так вот.

— Бог мой! Казачки и на войне?! Кто разрешил, отвечай! — повернулся он к Полуяновой.

— Муж мой и разрешил. Чего ждать в станице, надрывая сердце. Рука у меня тверда, глаз намётан, чего Родине в тяжёлый час не послужить-то?

— Так-то, атаман Платов! — крестил руки на груди Михаил Илларионович. — И ведь служат! Ещё как служат!

— Не дай бог моя Маша узнает… какой конфуз… а я ей гутарю, что казачек в русской армии нету, что не бабье дело — кровь на поле брани проливать, а оно вон чего уже… С какой станицы, казачка?

— Про то тайна великая, — ответил за неё Кутузов. — И не пытайся допытываться ни у кого из них. Это моё приказание тебе. А Маша, верно та, кою обменять на Наполеона в своём воинстве надумал?

— Она самая, ваша светлость. Горит желаньем пойти на войну, когда Отечество в опасности.

— Сия барышня, атаман, дюжину уланов пленила в ночной вылазке, — вставил своё слово Кудашев. — За то и произведена мной в подхорунжии.

— Дюжину?! Самолично?! Впрочем, видя недавнее, поверю.

— Ваша светлость! — обратилась Лена к Кутузову. — До приведения приговора, надо бы француза сего подъесаулу Бабенко показать. Пусть выпытает у него, сколь их в отряде имеется.

— А ведь верно говоришь, Елена, — задумчиво проговорил Михаил Илларионович. — Зная сколь их, легче будет оборонять меня.

— Да тут тайны парижского двора! — ухмыльнулся один из высокопоставленных офицеров. — Пока меня не было, новостей порядком пропустил, ваша светлость.

— И впрямь изрядно пропустили Леонтий Леонтьевич. Сии барышни — моя временная охрана. Коя минуту назад уже показала себя в деле. Штаб-ротмистр! — обратился Кутузов к одному из начальников охраны. — Выведи супостата во двор и найди подъесаула Бабенко. Пусть выведает у француза всё, что ему потребно будет, и далее с ним не церемоньтесь.

— Будет исполнено, ваша светлость! — козырнул штаб-ротмистр и дал команду подоспевшим солдатам вывести вражеского лазутчика.

* * *

Часа через полтора отбыли порученцы с депешами последних указаний войскам, выдвинувшихся на позиции, согласованные недавним совещанием. Оля заботливо протёрла стол и поставила приготовленный обед.

— Кушайте, ваша светлость. Небось, давно куриного супчика не пробовали.

— Ваша правда, барышня. Уже и запамятовал его вкус, — Михаил Илларионович присел за стол и, зачерпнув ложкой ароматный бульон, с наслаждением отправив её в рот. — М-м-м… право, божественно! Нет, Оленька, зря я давал подъесаулу обещание отпустить вас после оного задания… таких поварих, белошвеек и пластунов от себя оторву… как же я так опрометчиво слово… дал… м-м-м… а добавки можно?

— Даже нужно, ваша светлость. Вот, пожалуйте ещё тарелочку до краёв.

— Ну, уважили старика…. м-м-м… слов нет, — он огляделся, подавая опорожнённую тарелку в руки Ольги. — А сами-то что? Ну-ка, ну-ка, голубушки! Пожалуйте за стол и покушать. Знать ничего не желаю, пока не отобедаете. И тебя, подхорунжий, это касается.

— Ваша светлость! Я только на пару минут, мужа проведать.

— Муж твой никуда не убежит. Иль соскучилась по нём?

— Немного… заодно разузнаю у подъесаула о вражеском лазутчике.

— Хитра! Ох, и хитра ты! Глядите на неё — как тень-то под плетень навела! Ну, что с тобой делать… ступай, только недалеко и недолго.

— Благодарствую, ваша светлость! — Лена пулей вылетела из избы.

Минут через десять она вернулась обратно. Заботливо обстучав грязь с сапожек, он вошла в горницу, где её ждала тарелка ароматного супа.

— Пока хорунжий обедает, не будем его отвлекать, — подмигнул девушкам великий князь.

— Ваша светлость, вы меня прямо в краску вгоняете, — проговорила с набитым ртом Полуянова.

— Чем же, позвольте поинтересоваться? — он картинно поднял брови.

— Не вы обо мне, а я о вас должна заботиться.

— Ты пока кушай, потом доложишь, а мы с барышнями тут поговорим по душам.

— Как вам будет угодно, ваша светлость, — ответила ему Оля, — нам дозволено общаться на любые темы, кроме дат смерти или исходов исторических событий, кои произойти должны.

— Разумно ваше начальство решило. Хорошо, не буду вас смущать нарушением оного приказа, спрошу лишь помнят ли потомки наш боевой путь в этой кампании?

— Ещё как, ваша светлость! Из века в век помнят, гордятся и даже сказания и стихи сложили.

— Вот как? Интрига, однако. Лестно было бы послушать хоть одно произведение.

— Извольте.

— Даже так? — поднял брови Кутузов.

Оля читала вдохновенно, с расстановкой. Когда она закончила, Кутузов стоял, опустивши голову вниз. На его скулах то появлялись, то пропадали желваки.

— Какой слог, как душу-то вынул… — почти шёпотом сказал он, боясь выдать свои мужские слёзы. — Кто ж написал сие?

— Михаил Юрьевич Лермонтов, в одна тысяча восемьсот тридцать седьмом году, ваша светлость. Другой писатель — Лев Николаевич Толстой, напишет величайший роман «Война и Мир», кой будет признан во всём мире, почитаем и уважаем.

— Бог мой, голубушка… как же это трогательно и в то же время торжественно — осознавать, что подвиг русского народа, его армии не предан забвению у потомков. Что наши деяния не канули в вечность, а блюдутся и почитаются в веках. Давно я не испытывал такой гордости… а что там зять мой говорил о грядущем, об испытаниях, выпавших на долю России?

— Будут они, ваша светлость, грозные и не очень. Как писал другой великий русский поэт — Николай Алексеевич Некрасов:

— И что, таковы дороги тоже появятся?

— И они, небесные машины и изрядно чего ещё будет.

— Занятно. Эх, своим бы глазком глянуть на новшества сии… а вас бы, голубушка, в проводники.

— Благодарю за доверие, но проводник из меня никудышный.

— Отнюдь! Ваша образованность изрядна! Иные наши мамзели и буквицу-то абы как освоили. Ошибок совершают множество, письма решив писать. При дворе вы были бы в фаворитках у её императорского величества.

— У её или его величества? — усмехнулась Ольга.

— Вам даже сие ведомо?

— Из истории государства российского. Да и замужем я, а мужа люблю. Мы поженились на другой войне, во время выполнения задания. Да и остальные: Валя и Лена — тоже. Что мы за мужей, что они за нас — жизнь отдадим не глядя.

— Бог мой! Вы так молоды, а рассуждаете словами зрелой дамы. К супругам чувства ваши похвальны. Да и где, как не на войне можно узнать человека? Но что-то мы не той дорогой пошли, — улыбнулся Михаил Илларионович и повернулся к Полуяновой. — Ну-с, подхорунжий, докладывайте последние сведенья!

— Ваша светлость! По донесению подъесаула Бабенко, против нас действуют шестеро, нет, теперь уже пятеро лазутчиков. Завтра утром вы будете обозревать сражение, так вот около вас будут находиться пятеро наших пластунов. Куда бы вы не захотели пройти — они будут сопровождать вас.

— Вы говорите таким тоном, как будто я корнет, а вы — не меньше штабс-капитана! — захохотал Кутузов, чем ввёл Полуянову в сильное смущение. — Простите, барышня, у меня сегодня вечером приподнятое настроение. Даже игривое. Эх, где моя молодость… однако, меня не меньше волнует другой вопрос: как все мы уместимся в сей избе?

— Всё очень просто, ваша светлость. Караул нести мы будем поочерёдно. Начнёт Ольга, потом — Валентина, а под утро уже я.

— Так-так, Елена, стало быть самый важный участок ночи берёте в свои руки?

— В сие время всех тянет спать. Я чуть больше воин, чем они. Да не в обиду сказано, подружки.

— Ты права, Лена, я согласна, — кивнула ей Трубачёва, а следом и Сальникова.

— Я почивать, а вы блюсти мой сон? Нет, уж! А потратим-ка мы время с пользой. Если вы не возражаете, Оленька, я порасспрашиваю вас ещё. Уж очень интересны беседы с вами. Поделитесь со стариком знаниями в истории, иль географии?

— С превеликим удовольствием, ваша светлость, только как же сон ваш?

— Пустое. Старческое бессонье, да-с. Так что? Продолжим?

— Извольте, с чего начнём?