Москва. 23 октября 1941 года. 10 часов 00 минут. Управление ГКР.
Поначалу всё стихло, меня не беспокоили ни конструкторы, ни Верховный Главнокомандующий, но сегодня утром мне позвонили сначала Туполев, а потом Курчатов и выдали мне по телефону, каждый по списку в пару страниц.
Это ещё Иоффе и Бакаев молчат. То-то будет круговерть, когда и они озвучат свои списочки!
Отзваниваюсь на заводы и лаборатории, по списку Берии. Естественно только после ссылки на приказ Сталина, мне дают «зелёный свет» на материалы и размещение заказов.
После обеда звонит Лаврентий Павлович и интересуется вскользь, как продвигаются дела. Коротко обрисовываю ситуацию. Выслушивает и просит приехать к нему. Делать нечего, еду. Он встречает стоя у своего стола и, осмотрев меня с ног до головы, изрекает:
— Ты когда последний раз кушала?
Фигасе! Ну и вопросики у вас, товарищ Берия, стали! Чего это ты стал интересоваться наполняемостью моего желудка?
— Не помню, а что?
Молча подводит к шкафу с зеркалом и поворачивает лицом.
— Любуйся на свою физиономию.
Мама дорогая! На кого я стала похожа: мордашка осунулась, под глазами круги… Да и аппетита последнее время не наблюдается.
— Лучше я тебе укажу, чем это сделает Коба.
— Спасибо за заботу, Лаврентий Павлович. Последние дни круговерть по основному проекту и организации других направлений. Дело движется, но не так, как бы хотелось.
— Это только в сказках бывает быстро — раз! и по мановению волшебной палочки всё само образовалось. Ладно, вижу, что трудишься в поте лица, но… — он выдерживает паузу — … разведка сообщила плохие новости: Канарис еле отбивается от сводного контингента эсэсовских и американских войск. Там уже действуют даже несколько наших диверсионных отрядов.
— Чего? Всё-таки направили… быстро же мы, однако, сошлись с немцами.
— Сама понимаешь, политика. Если он падёт, эти стервятники снова попрут на нас. Границы-то уже вчера, как восстановлены в прежнем объёме. Все части вермахта и СС рванули к себе домой, попутно воюя между собой. Сейчас вся Европа в огне.
— Сколько же фрицы техники на полях Восточного фронта потеряли… уйму!
— Это их проблемы. Сейчас они расхлёбывают то, что было у нас два десятилетия назад.
— А я выпала из общей обоймы и ничего не знаю…
— Я тебя проинформировал. Теперь о главном. Коба хочет ускорить производство самолёта и бомбы. Предлагает медиков, передвижные медицинские пункты, чтобы ставить на ноги всех, кто будет на грани.
— А потом их можно направлять в дома престарелых.
— Да, рискованно, но пойми — выхода другого нет. По данным разведки, американцы закончили формирование пяти ударных группировок. Северо-западный — район Мурманска и Приполярье, западный — через Европу, потом южный — через Чёрное море, тихоокеанский — в район Владивостока и Аляска.
— Со всех сторон собираются обложить, сволочи!
— Вот именно! Нам не удержать границы — такого количества войск у нас попросту нет.
— Сколько реально даёте мне времени? Только окончательно, чтобы потом не…
— Восемнадцать дней. Это конечный срок.
— Мне нужно разбросать заказы по всем работающим на оборонку заводам, а потом забрать всё это самолетами.
— Договорились. Чем смогу — помогу.
— А что это меня Верховный сам не вызвал?
— Он сейчас в плохом настроении из-за сложной ситуации в мире, никого не хочет видеть. Только Поскрёбышев носит документы на подпись.
* * *
Москва. 26 октября 1941 года. 21 час 00 минут. Управление ГКР.
Когда же закончится эта круговерть, а? Сегодня все заказы были размещены, согласованы. Часть людей, из конструкторских групп, вылетела на заводы, чтобы непосредственно участвовать в создании тех или иных узлов.
Какое тут, нафиг, воскресенье, когда тебя даже ночью выдёргивают из постели и задают такие вопросы, что мозги набекрень. Да ещё потом сон не идёт. Уф… устала, да и аппетита так и нет. Похудела, осунулась. Надо завтра посетить кремлёвскую больничку. Может, какие витамины дадут.
Пока закончила с заказами, посмотрела отчёты коллег. Мой супруг уже Калашникова отловил. Вчера плотно беседовал с ним. Тот восхитился предоставленными полномочиями, собрал материалы и обещал первые отчёты представить через десять дней. Катерина тоже не сидела на попе ровно — в Узбекистане налажено производство тканей для армии, восемь камуфляжных расцветок, утверждены новые варианты формы военнослужащих, наркоматов внутренних дел и госбезопасности.
Наконец-то мужики скинут эти галифе. Бр-р-р!
Кроме того было решено наладить выпуск полиэтилена. Помог всё тот же Бакаев: из его группы выделил молодую, но перспективную девушку-химика. Они с Катей быстро нашли общий язык и… дело завертелось.
Коля, пока не у дел (Бакаев сам с усами), двинул к микробиологам, помогает с антибиотиками. Уже пару командировок было, в отчёте выставлена дата 18 декабря. К этому сроку будет готов опытный образец.
Самый младший из нашего коллектива — лейтенант Полукаров, он же Сева, днюет и ночует у брата в Сызрани: все заказы конструкторских групп на этом заводе контролирует он.
Вот так вот. Еду одна, без улетевшего в Медногорск вместе с Калашниковым моего любимого мужа. Иван Игнатич сам везет меня домой и обещал быть завтра в 8—00 у подъезда.
* * *
Москва. 27 октября 1941 года. 10 часов 00 минут. Управление ГКР.
Понедельник — день тяжёлый. Не я это придумала, но изречение прямо в точку. В больничку до сих пор не попала, не до того было. Решила вызвать медиков сама, но по другому вопросу. Список перспективных медицинских специалистов Лаврентий Павлович мне уже передал, так что карты, как говорится, в руки. Отобрала терапевтов, хирургов, гематологов и гинекологов. Получилось с десяток светил медицины.
Началось всё так же, как и с конструкторами: ахи-вздохи, ойканье-айканье и тому подобное. К обеду разобрались, и тут мне приходит наглая мысль: использовать своё положение в личных целях. Да, наглость — второе счастье, зато муж прибудет домой и получит взбучку за мое «интересное положение». Вот откуда все эти потери аппетита и утомляемость. Медики быстро подсуетились и привезли буквально через полчаса несколько витаминных наборов в порошках.
Вот как теперь дальше работать, а? А если ещё Сталин узнает… нужно как-то подготовить мне дублёра. Не, ну Катя, если что — в воздух поднимется, а вот с учёными… а пусть муженёк мне помогает! Сам заварил кашу, вот пусть сам и расхлёбывает!
Уже вечером все, кроме Полукарова, умудрились вернуться в ГКР. Последним явился мой супруг. Встречаю его стоя в позе «Ф». Выховы недоумённо взирают на нас.
— Явились, товарищ старший майор?!
— Что случилось, На… товарищ комиссар первого ранга?
— Вы, оказывается, диверсант.
Дура! Глянь, как он сомлел! Ты что с мужем творишь, а? Ну-ка быстро взяла себя в руки и сказала что-нибудь хорошее, а ещё лучше — ласковое!
— Сообщаю вам, Фёдор Александрович, что против комиссара первого ранга госбезопасности Асташёвой совершена диверсия.
— Кто-о-о?! — его ор даже оглушил всех нас.
— Вы, товарищ старший майор. Я в положении, вам ясно?
Немая сцена для всех собравшихся. Катя жевала конфету, да так и застыла с открытым ртом, Коля пил чай — поперхнулся. На Феденьку страшно смотреть — осел как куль на стул, снял фуражку и провёл ладонью от щеки до щеки.
— Охренеть… и что теперь делать?
— Я не поняла, ты что, не рад?!
— Ты меня чуть до сумасшествия не довела словами о моей диверсии…
— Ну, прости, характер у меня меняется.
— Это когда случилось? Ну, сколько времени уже это?
— Отметили, блин, победу над немцами…
Выховы оправились от моей интриги и кинулись нас поздравлять. Обещали всемерно поддерживать, подстраховывать и Катя мечтательно стала смотреть на мужа.
Катюша! Ты только не пойди по моим стопам, потерпи годик, а? А то весь комитет расформируют. Потом я тебя подстрахую.
Как бы читая мои мысли, Николай посмотрел на свою супругу и заявил:
— А после вас сразу мы! А чего медлить, правда, Кать?
— Вот и договорились. Сначала вы нас подстрахуете, а потом мы вас, — Фёдор окончательно пришёл в себя.
Уже вечером мы по-своему отпраздновали это известие, благо уже предохраняться было не нужно.
* * *
Москва. 1 ноября 1941 года. 09 часов 00 минут. Кремль. Приёмная Сталина.
Сегодня вызвали на приём к главе государства. За четыре дня сумели воссоздать топливо для бомбардировщика, достать те приборы, которые схожи с приборной панелью самолёта из нашего времени. В принципе, как мне объяснил Туполев, они возьмутся за компоновку приборной панели с минимумом излишеств. Эти приборы как бы повышали комфорт и удобство управления, но в трудную минуту без них смогут обойтись.
Уже лучше. По крайней мере, есть хорошие новости, какие можно доложить руководству.
Многие заказы находятся в стадии завершения, у атомщиков тоже есть хорошие подвижки — основные агрегаты уже заказаны, обещали выполнить в срок, а пока конструкторы ждут два корпуса для бомбы и вовсю накапливают уран. Всё-таки информация о технологиях будущего значительно помогла сдвинуться с мёртвой точки. Конечно о высоко обогащённой начинке пока речи не идёт, но «грязную» бомбу сделать вполне по силам.
С позитивными мыслями подхожу к приёмной и интересуюсь у Поскрёбышева, как настроение у главы государства. Отвечает, что среднее.
Ну, хоть так, чем как на прошлой неделе.
Захожу, представляюсь.
— Я твоего мужа отправлю в лагерь.
Вот тебе бабушка и Юрьев день… надо же, узнал про мою беременность.
— Иосиф Виссарионович! Лучше меня. Я сама не уследила… моей вины больше.
— Почему он отдаёт указания от моего имени? Я разрешал только тебе лично. В следующий раз накажу.
— Так точно, товарищ Сталин, больше не повторится.
— Теперь о том, что ты хотела сказать. Мне уже доложили.
Белый пушной зверёк. Ну, конечно, как могли скрыть от товарища Сталина, что комиссар первого ранга госбезопасности беременна. Настя! Ты не забыла, в какое время ты живёшь? Ща моему Феденьке ещё наваляют… мамочки! Что же делать?
— Твоё нынешнее положение не помешает выполнению порученной тебе задачи?
— Никак нет. Это случилось недавно. Мы так на радостях отметили победу над немцами, товарищ Сталин.
Специально краснею и глаза в пол. Типичный женский трюк. Может, пронесёт?
— Решили восполнить боевые потери нашей армии?
— Или авиации, или флота, а может, девочка будет.
— За тобой будут наблюдать врачи. Раз в неделю на осмотр. Если мне доложат, что тебе стало хуже — отстраню.
Ну, кто бы сомневался! У кого из врачей хватит духу обманывать товарища Сталина? Вот как оно поворачивается. Одним махом все труды насмарку…
— Я могу выполнять свои обязанности, товарищ Сталин!
— Не сомневаюсь. Пока не сомневаюсь. Докладывай, что у тебя по проекту. Есть хорошие новости?
— Так точно! — рассказываю по порядку все моменты. Лицо Сталина светлеет.
— Вот это хорошие новости. Очень хорошие. В принципе, твоё положение тоже хорошая новость, но она чуть-чуть не вовремя.
Угу. Сама знаю, не маленькая.
— Будем надеяться, что проект будет успешно завершён, и тогда ты сможешь уменьшить нагрузку. Пусть твои подчинённые себя в деле покажут. А они знают?
— Так точно.
— Надеюсь, что они окажутся чуть дальновиднее тебя…
Ага. Не сейчас, но сразу после рождения моего ребёнка. Только пока об этом никто не должен знать, иначе за «женский саботаж» отдела могут и «причесать против шерсти».
Выхожу с чувством морального удовлетворения и сталкиваюсь с Берией. Лаврентий Павлович угрюмо смотрит на меня и изрекает:
— Мы же договаривались, что ты не будешь в ближайшее время рожать.
— Так получилось во время Крымско-Киевской операции.
— Из-за тебя я проспорил Кобе ящик киндзмараули.51
— Вы спорили на меня? Когда?!
— На торжестве в честь вашей свадьбы. Коба сказал тогда, что муж смотрит на свою жену так, что в ближайшем будущем у них будут дети. Мы и поспорили.
— Лаврентий Павлович, ну так уж получилось. Раз это из-за нас, то мы в доле. Если надо приобрести — только скажите.
— Ты не умничай. Раз я спорил, мне и ставить.
* * *
Москва. 1 ноября 1941 года. 14 часов 00 минут. Управление ГКР.
После обеда я присела посмотреть кое-какой материал в одном из ноутбуков и после выдачи результатов поиска случайно обратила внимание на слово «Япония». Вот не знаю почему, но что-то щёлкнуло в мозге, и я пришла к мысли, что надо попробовать склонить японцев на нашу сторону.
Согласно информации из материалов баз данных выходило, что у нас с Японией имеется пакт о нейтралитете, подписанный ещё в апреле этого года.
Если склонить Японию к военным действиям с американцами… хм… а на основании чего? О! А на основании того, что им угрожает смертельная опасность в 1945 году от американской ядерной программы. Бомбардировка Хиросимы и Нагасаки — вот то, что повергнет в шок всё население Японии. Пусть мне частично придётся раскрыться, но у нас будет какой-никакой союзник, который замкнёт на себя тихоокеанский театр военных действий. А дальше? А дальше пусть Сталин решает, как быть с япошками. Но здесь есть подводный камень — китайцы. Судя по энциклопедии, мы сейчас оказываем им помощь в борьбе с той же Японией, так? Так, но не так. Если страна восходящего солнца перестанет быть нашим потенциальным врагом, то мы можем и Чину52 послать на три весёлые буквы. Смотрим кто у нас там сейчас верховодит… так-так-так… Чан Кайши. А кто он у нас? А он у нас лузер и лох. После него будет Мао Дзедун, вот тогда мы и перетрём с япошками, чтобы китайцев они оставили в покое, в обмен на помощь нефтью. Скоро она нам будет не нужна. Имея термоядерные реакторы, можно сделать экологически чистый транспорт и подсадить на эту энергию всю инфраструктуру.
Звоню в приёмную Сталина и прошу Поскрёбышева передать главе государства, что у меня есть несколько вопросов, которые нужно обсудить с ним. Через пять минут мне перезванивают из приёмной главы государства.
— Товарищ Сталин! У меня есть кое-какие мысли о возможных союзниках в предстоящей операции. Когда вы сможете меня принять?
— Приезжай, — и вешает трубку.
Беру Ивана Игнатича и мчу. В кабинете сидят Берия и Молотов.
— В моём времени, в одном из комедийных фильмов было популярно изречение «Кто нам мешает — тот нам поможет».53 Я имею в виду японцев.
— И как же, товарищ Асташёва, вы собираетесь их привлечь на нашу сторону? — глава государства с усмешкой смотрит на меня, набивая свою трубку.
Пересказываю мысли, пришедшие мне недавно на ум. Оба сидят с каменными лицами. Теряюсь, и небольшой румянец покрывает мои щёки.
— Товарищ Асташёва, я думал, что вы меня перестали удивлять. Выходит, я ошибался. Кто вас надоумил на такую авантюру?
— База информации из будущего. Перебирала текущий материал и одна фраза из него меня и натолкнула на эту идею.
— Что думаете, товарищ Молотов?
— Интересная мысль, товарищ Сталин. Я бы сказал, что может и клюнут на это японцы. А что? Они закроют нам сразу две группировки американцев и…
— Вызовите посла. На завтра. Кто пойдёт на переговоры?
— Разрешите мне? — лезу в запале.
— И что ты ему скажешь, Настя?
— Я не только ему скажу, а покажу фильм о Хиросиме и Нагасаки. Документальный. Который откроет послу весь ужас предстоящей катастрофы. А дальше пусть решает, что сказать своему премьер-министру. Если он прошляпит это дело, его обяжут сделать харакири54 себе и всем своим родственникам.
— Посол не любит людей в форме, — предупредил меня Молотов.
— А я надену свой костюм и возьму меч, — парирую я ему.
— Хорошо, товарищ Молотов, закажите товарищу Асташёвой переводчика, — решает Сталин.
— Я неплохо сама знаю японский, а переводчику не следует показывать наши секреты.
— Договорились, товарищ Асташёва. Нарком иностранных дел уведомит вас о дате и месте проведения переговоров.