Митя оказался вполне симпатичным, довольно крупным парнем с веснушчатой простецкой физиономией и хитрыми глазами. Забавно было смотреть на обычного рязанского, тьфу, ты, пропасть, тамбовского мужичка, только в котелке и совершенно городском пальто. Для полноты портрета недоджентльмена не хватало оттопыренных ушей, тросточки и усиков над губою.

Недостаток у него был, как показалось Прохорову, один, зато проявился он сразу – бывший швейцар пришел вовремя.

Одуревший от очередной почти бессонной ночи, Слава долго с недоумением разглядывал человека, который разбудил его своим стуком в дверь, не в силах понять – кто это такой и откуда взялся…

Хорошо ещё, что под утро наш герой всё-таки уснул, все ужасные новости заспал и открыл дверь почти на автомате. Если бы этого легкого провала памяти не произошло, то Прохоров и дверь бы не то что не открыл, он бы и подойти к ней не решился – а вдруг там Леший или Горох?

Или оба-два?

Так и не дождавшись приглашения войти, Митя, видимо, приняв состояние Славы за похмелье, вежливо, но очень отчётливо проговорил:

– Мне сказали внизу, портье сказал внизу, что вы хотели, барин, иметь переводчика с местного на наш…

И выпучил глаза, ожидая приказаний.

Теперь только до Прохорова дошло, кто перед ним, и он медленно, чтобы не расплескать, сделал приглашающий жест рукой, потом внимательно оглядев пустой коридор, захлопнул дверь.

Инстинкт, похоже, проснулся раньше разума, потому что это внимательное оглядывание вызвало у самого Славы легкое недоумение: с чего бы?

Но ответ на этот вопрос он отложил на потом, когда мозг пробудится окончательно.

Хотя какие-то воспоминания у него в голове мелькнули…

– Подожди здесь… – приказал он.

Зашёл в туалетную комнату, где располагался также умывальник, и там несколько минут приводил себя в порядок. После чистки зубов, после прикосновения холодной воды к вискам и ушам, ноги, как ни странно, начали потихоньку слушаться, муть в голове ещё оставалась, хотя уходила потихоньку…

Однако головная боль стояла насмерть.

Наш герой хотел съесть ещё одну таблетку обезболивающего, но по некотором тяжёлом размышлении решил, что сейчас ему важней не лекарства, а совсем другие средства.

– Где тут кофе попить? – спросил он без предисловий, при выходе из туалетной, массируя себе руками виски и затылок.

– Так тут внизу… – удивился Митя. – Тут внизу кафе есть, там кофе и пьют… С пирожными… – добавил он почти завистливо.

И тут Слава вспомнил…

Вчерашний вечер, духоту, открытое окно, подъехавший автомобиль, его пассажиров…

Только не это…

– Нет… – коротко, почти шёпотом возразил Прохоров одеваясь. – Где-то ещё, поблизости…

– Тогда за углом, за углом тут есть кафе… – опять заворковал Митя. – Называется «Кофе унт кухен», значит, «Кофе и пирожное»… Там тоже пирожные, отличные такие пирожные…

– Пошли… – бросил Слава.

Опять высунулся в коридор, глянул, вышел, выпустил Митю, закрыл дверь. По лестнице спускался тоже с осторожностью, ключи к портье послал отдавать своего нового сослуживца, сам стал в углу за пальмами и наблюдал за холлом из этого укрытия.

Конечно, наш герой был смешон и даже немного жалок в этой своей конспирации, но ведь почти никто не видел, чем он занят, а те, кто видел, не понимал, что он делает, и сказать ему о фарсовости, пускай трагической, этой ситуации было некому.

До кафе добрались без приключений.

– Мне большой-большой кофе с молоком… – заказал Прохоров, когда они уселись за столиком. – И вот ту штуку в витрине, похоже – миндальную… Себе тоже закажи, что хочешь…

– Ага… – радостно закивал головою Митя. – Я тогда чаю и вот это, вот это, вот это и вот это…

– Я сказал, что хочешь… – отмахнулся Слава.

«Сослуживец» важно подозвал официанта и важно застрекотал на немецком, важно показывая рукой на витрину.

Даже сквозь муть и головную боль Прохоров понимал, насколько стало удобней жить с переводчиком. Ему бы понадобилось несколько минут и гора усилий, чтобы сделать то, что Митя сделал за пятьдесят секунд. Из которых сорок пять ушло на перечисление и уточнение его личного заказа.

– Слышали, барин, – обратил он свои веснушки к Прохорову, когда официант отошел, – что вчера ночью-то случилось?

Слава, который старательно, до прояснения головы, старался отвлечь себя от вчерашнего и придумывал темы для размышления, хотел возразить, что надо к нему обращаться не «барин», уж не самое симпатичное звание для него получалось (ну какой он барин?), а Вячеслав Степанович…

Но тут сообразил, что он теперь Сысой Амвросиевич, а совсем никакой не Вячеслав.

Однако пока он размышлял непроснувшимся мозгом, что хуже – первое или второе, барин или Сысой, новый знакомец закончил свою фразу:

– Аж двоих вчера убили на Кантштрассе, – выпучивая глаза, зашептал он, – старуху-еврейку прямо на куски разрезали, да ещё купца одного в соседнем доме тоже не пощадили…