Сколько он здесь пробыл – Слава давно со счета сбился…

В первый день календаря не завёл, а потом уже поздно было…

Да и дни зимой короткие, если забываешься сном на какое-то непонятное время (а откуда понять, когда часов нет?), просыпаешься через час, два или восемь, то установить, серое утро за окном или сумерки – невозможно…

А потом с голодухи выключаешься опять…

Как понять – на каком ты свете?

Отцепиться и сбежать – невозможно тоже…

Остроумный Леший, для удержания пленника, скорее всего, ограбил какое-то полицейское отделение, потому что привязь, на которой сидел Прохоров была сделана из шести пар наручников, а последняя пара приноровлена к кольцу, вделанному в стену. А к нему когда-то явно крепили трос или еще какую-то растяжку, потому что сталь была в диаметре сантиметров пять.

Здесь, в новом жилище нашего героя, раньше была фабрика или завод, что вырабатывали – непонятно, но такое большое помещение без перегородок явно было производственным.

В первый день своего заточения, когда бандиты ушли, оставив его одного, Слава всё обследовал. И, конечно, попытался вырваться, но ни кольцо в стене, ни сами наручники его усилиям не поддавались. И никакого инструмента, которым бы можно было перекусить или перепилить железные звенья, в пределах его цепи тоже не обнаружилось. Даже просто поцарапать…

Видно, работяги, уходя отсюда, очень тщательно собрали свои пожитки…

Ну, или просто не повезло нашему герою…

В чём, однако, повезло, это в том, что наручников было шесть, а не одни или двое. В этом виделась или забота тюремщиков о его, Славиной жизни (не о здоровье), или большой опыт подобных мероприятий в прошлом.

Впрочем, одно другое не исключало…

А на такой длинной цепи Прохоров мог не только ходить и сидеть, но и лежать почти свободно…

А также антисанитарию свою отвести от себя подальше. Более того, в одном углу, до которого как раз доставала его свобода, обнаружилась в полу довольно большая дыра, куда эта антисанитария и отправлялась… Водой, конечно, неплохо было бы смывать, но эту роскошь мог себе позволить наш герой только тогда, когда его навещал Горох, а так – просто жил на другом конце диаметра, образуемого цепью полукруга. Там меньше воняло…

Случалось же эти визиты раз в день или раз в два дня (точно, не реже) понять было невозможно по вышеуказанным причинам. Но пищи, которую привозил с собой бывший «лидер строительной промышленности» было немного, и хватало её ненадолго.

Горох, помахивая дулом пистолета, обычно отстегивал Славу, ждал, пока тот сам умоется под краном в углу, потом с помощью обнаруженного тут в первый день шланга, смоет остатки своей жизнедеятельности, затем пристёгивал его обратно и только тут выдавал еду.

Сам отсаживался подальше (Прохоров не мылся и не менял белье уже несколько дней и наверняка благоухал, как выгребная яма, хотя сам этого, по известной поговорке, не чувствовал) и начинал допрос.

– Вспомнил? – говорил Горох, затягиваясь сигарой.

Слава, который, слава Богу, уже лет двадцать не курил, а иначе пришлось бы терпеть и муки от отсутствия или нехватки никотина в организме, каждый раз отвечал одно и то же:

– Мне нечего вспоминать…

– А если по почкам? – спрашивал Горох.

Тут могло быть некое разнообразие – вариантов предлагались довольно много – по печени, по кумполу, по яйцам и так далее.

– От этого я, – Прохоров торопливо метал в рот привезённую картошку или гороховую кашу (организм в стрессовых обстоятельствах начисто забыл, что у него в наличии имеется гастрит, которому бобовые противопоказаны), – не смогу вспомнить то, чего нет в моей памяти…

– Ты не можешь не знать, – монотонно бубнил Горох, – как вернуться отсюда назад, в наше время. Ты же возвращался там, в Москве, я это теперь понял, иначе откуда у тебя были эти книги в таком прекрасном виде… Значит, есть здесь обратная дорога… Не может не быть…

– Я уже говорил, – так же монотонно отвечал Слава, – что здесь и там – это разные двери во времени…

После этой фразы (ну или ей подобной) «лидер строительной промышленности» вставал, ногой выбивал у нашего героя миску с остатками еды (со временем Прохоров научился съедать всё или почти всё к этому моменту), затем следовал тяжелый удар по тому месту, которое предлагалось прежде, обещанное реализовывалось, и визит заканчивался…

Если кого-то интересует, то да, Прохоров в первую такую двустороннюю встречу попытался оказать сопротивление уроду, попробовал напасть и ударить наручниками по голове.

Но был быстро остановлен коротким справа в челюсть.

И да, он довольно скоро научился закрываться руками от ударов по расписанию (наверное, можно так сказать), поскольку знал, куда будут бить, но защита его легко пробивалась ногой или кулаком Гороха, и каждый раз после его визита приходилось отлеживаться, чтобы хоть как-то двигаться по большой, но одновременно и такой маленькой камере.

Зачем он шевелился и двигался, Слава не знал.

Никаких надежд выбраться отсюда у него не было. Никто его не мог искать, сам он с крепким и привычным к драке Горохом справиться не мог, его надежды на то, что он рассорит двух бандитов и они каким-то непонятным образом взаимоистребятся, не оправдывались…

А если бы всё даже прошло так, как хотелось, и два урода прикончили друг друга, то, интересно, каким образом он бы потом отсюда выбрался, потому что это самоистребление, вероятно, произошло бы не здесь…

Так бы, скорее всего, с голоду бы и подох на цепи…

Но что-то мешало нашему герою напасть на Гороха ещё раз и, нелепо размахивая кулаками и дрыгая непослушными ногами, довести его до того, чтобы тот не выдержал и прикончил бы непослушного и буйного узника. Или просто отказаться от пищи и воды, которую тоже привозил «лидер строительной промышленности», лечь в углу и тихо ждать, когда изношенный организм от голода и жажды отдаст концы и отплывёт Слава Прохоров в неведомую даль.

Воли на это у него хватило бы, он это знал, но что-то не пускало его, что-то держало на земле и не давало «отложить ложку», как говаривал Володя, цитируя, кажется, индейский фольклор.

Всё это он понял для себя в первый день (дни?) своего заключения, когда бандиты уехали и оставили его одного. По тому, что его не убили, а только лишили свободы, приковав таким количеством наручников, Прохоров догадался, что это именно заключение, а не обречение на голодную смерть.

Так, если бы именно прикончить хотели бы, просто использовали одну пару и все…

И вот оставшись один, он принялся размышлять и решил для себя, что то, что происходит – похищение, камера, наручники – это расплата за то, о чём он думал за полчаса до своего киднеппинга.