Ах, вот оно что…

Бандита потянуло на философствование…

– Ты смотри, – разглагольствовал Леший, – я моложе тебя? Моложе… Сильней? Сильней… К драке и к бою более приспособлен? Гораздо… С физикой всё, дальше по морально-интеллектуальным качествам. Кто умнее? Не знаю, но я тоже не только букварь читал… Аналитические способности? Ты, конечно, не фраер, но и я не обделен… Духа боевого у меня больше, чем у тебя… Злости – хватает… Подлости – на порядок больше… Считать вперёд – умею… Так в чём же дело? Почему ты, тля такая, дважды у меня выиграл?

– Никак в толк не возьму, – Прохоров вдруг совершенно успокоился, – что ты имеешь в виду, когда говоришь «два раза»?

И подвинулся по дивану к окошку…

– Ты в том, старом Берлине, от меня ушёл… – охотно пояснил Леший. – Это раз… А второй уже тут, на фабрике… Уже дважды должен был быть труп, а вот гуляешь, в тепле, в светле, едешь куда-то первым классом, а я вот с перебитой рукой, в дерьмовом прикиде, голодный, едва смылся из участка и теперь бегаю от ментов. Как получается?

– Тебе действительно интересно, – полюбопытствовал Слава и опять придвинулся к окну. – Или просто кривляешься?

А про себя подумал:

«Куда это меня несёт? В окно выглянуть? Помощи попросить?»

– Реально интересно…

Леший видно, согрелся, потому что скинул свой наряд, остался в исподней рубашке, из-под которой виднелся нательный крестик. Татуировок никаких видно не было, хотя наш герой точно знал (откуда, не понимал сам), что пара ходок у его визави за плечами была.

– Попробую ответить… – Прохоров задумался, ему самому стало интересно понять. – Как кажется, тут есть два момента. Во-первых, ты – злой и, значит, в чём-то важном ущербный…

– Стоп… остановил его Леший. – Во-первых, почему злой – всегда ущербный? А во-вторых, ты что сам-то – мать Тереза?

– Начну с конца… – кивнул Слава и опять подвинулся к окну. – Нет, не мать Тереза, и даже не очень добрый человек. Своих грехов и недостатков навалом. Но тут не надо меряться, кто выше на стенку писает, потому что главное – вектор. Это даже не моральное качество – злость или доброта, хотя, в принципе, и с моральной точки зрения можно его оценивать…

– Не понял… – бандит налил себе еще водки, – Растолкуй-ка ещё раз, как это добро и зло – не моральные качества?

– Ты передёргиваешь, – начал объяснять Прохоров, – я не говорил о добре и зле, я говорил о доброте и злости.

– В чём разница?

– Первые – это довольно отвлеченные философские понятия, вторые это наши представления о том, как устроен человек и его жизнь…

– Болтовня… – Леший с удовольствием выпил и закусил. – В чём практически разница… Что мне это даёт?

– Слушай, давай мы философию в сторону, поговорим о жизни…

Славе было самому интересно понять и не менее интересно сформулировать так, чтобы понял этот человек, который сидел напротив.

Пока не получалось…

Кроме того, он вдруг обнаружил, что часть его самого жила какой-то отдельной жизнью, потому что он опять подвинулся к окну.

Зачем он туда переползает?

– Я это и предлагаю… – согласился между тем Леший. – Давай по-человечески, чтобы я тебя понял…

– Смотри, – наш герой никак не мог сообразить, как выразить то, о чём он хотел сказать, – вот если человек живет только для себя – он злой. А если ему нужен кто-то, кому он себя отдает, то уже нет… Я, конечно, примитивно говорю, но красиво и точно не получается…

– Говорят, Гиммлер любил собак, Гитлер – свою Еву Браун, а Ганди вообще никого не любил… – скривился Леший, – Он молодых голых теток любил, и ему их пачками на ночь подкладывали, хотя он их и не трахал, но зато почти миллиард человек облагодетельствовал… Что-то твоя теория не работает…

– Да сам вижу… – согласился Прохоров, – Но хочу сказать вот что: если человек никого не любит, если ему никто не нужен, какая-то часть души и мозга у него отмирает, он ущербным становится…

– То есть я ущербный?.. – с интересом спросил бандит.

– В каком-то смысле – да… Знаешь, есть такие люди – психопаты называются, им для того, чтобы с нормальными людьми общаться, приходится по книгам учить человеческую мимику, разыгрывать чувства, а не переживать. Но это значит, что у них на том месте, где у человека эмоции, – дырка и они чего-то важного лишены… Я об этом толкую…

– И это – то, чего я лишён, – с сомнением смотрел Леший, – а у тебя есть – дает тебе преимущества в драке?

– Про драку я не говорил… – отмахнулся Прохоров. – Но преимущество несомненно есть, ты же видишь мир как бы одним глазом, или бесцветным он тебе кажется и что-то важное упускаешь…

– С этим понял… – Леший опять выпил и закусил. – Но ты говорил о двух моментах – давай второй…

– Второй и проще, и сложней… – Слава опять придвинулся к окну. – Понимаешь, Бог никогда не дает силе окончательно победить разум…

– Что? – у бандита глаза на лоб вылезли. – При чём тут Бог?

– Ты спрашивал мое мнение, – спокойно ответил наш герой, – я его тебе излагаю… Если ты считаешь, что Бога нет, твоё право, но, по-моему, всё обстоит именно так, как я сказал…

– Значит, – в голосе бандита звучал ядовитый сарказм, – дедушка с длинной белой бородой тщательно следит, чтобы всё было хорошо?

– Значит, ты, – в тон Лешему ответил Слава, – не доучившийся в военном училище офицер, прошедший, правда, через войну и, может быть, не одну, скорее всего, спецназовец, считаешь, что умнее всех умных людей?

– Ты меня довольно точно определил… – покачал головой Леший, – и даже более-менее понимаю как, за какие черты моего характера и поведения зацепился. Но кто эти умные люди? Ты что ли?

– Нет, себя к таковым не отношу… Но могу перечислять довольно долго, только мало чьё из этих имен тебе что-то скажет…

– Ну, например?

– Старец Силуан, архимандрит Софроний, Сергей Аверинцев, Ольга Седакова, Пауль Тиллих, Дитрих Бонхоффер…

– Хватит, хватит… – замахал руками Леший, – И все эти люди утверждают, что Бог всегда на стороне хороших и добрых и никогда не даёт победы злым и плохим? Тебе самому-то не смешно?

– И все эти люди утверждают, – сказал Прохоров и придвинулся совсем к окну, – что Бог никогда не даёт окончательной победы злу…

– И тебе не всё равно, что твои правнуки увидят окончательную победу? – развеселился бандит. – А может, правнуки правнуков?

Слава отвернулся к окну, разговаривать было бесполезно.

– Ты, кстати, богомолец, – голос Лешего стал заметно жёстче, – тросточку мне передай. Ты ведь за ней на тот конец дивана полз…