Он убрал протянутую руку, присел к столу.

– Что случилось? – не поняла Надежда.

Прохоров не успел ответить, потому что возле стола появился приказчик:

– Не хотят ли господа чаю?

Было ясно, что тут не трактир и чаем всех подряд не поят, но с другой стороны, совершенно понятно, что и на несколько тысяч рублей тут не каждый день покупают, а Слава отложил даже на большую сумму.

И сто рублей в задаток оставил со словами:

– Куплю не все, но много. Пусть полежит пару дней, а я подумаю…

Одни «Древности государства Российского» в таком виде – цельнокожаные переплеты работы Ро – стоили восемьсот, что немало, но там в его Москве разговор за такой экземпляр должен был начаться с двухсот пятидесяти тысяч долларов. Даже нет, так он должен закончиться, а начаться еще выше – с четырехсот, например.

А еще «Византийские эмали», а еще «Исторический обзор деятельности Комитета министров» в 6 книгах, а еще Найденовская «Москва» в четырех томах и Маркевич «История Малороссии» в пяти…

В общем, сумма сильно выходила за тысячу, а там, в другом мире подходила к миллиону долларов…

Осталось только выбраться отсюда…

Бежать, бежать от этой мысли…

Но вот вывезти все, что задумал, надо, хоть и не просто…

Потому что здесь нужно с собой брать кого-то помоложе, чтобы все перегрузить. Тут-то в магазине помогут, а вот там у Надежды?

При его сердце потаскать такие тяжести полчасика и, привет, шардык встречает на пороге…

Так что предложение чаю его не удивило (наверное, всех солидных клиентов поят), хотя кофе сейчас было бы лучше, но у них тут свои правила – кофе дорог или его, вполне может быть, здесь не пьют вообще. Слава не помнил, был ли Шибанов старообрядцем, а если был – ни о каком кофе разговора быть не могло…

– Хотят… – кивнул он.

И приказчик исчез.

– Так что с вами? – опять спросила Надежда.

До этого момента она терпеливо ждала, изредка вопрошающе взглядывая на своего кавалера.

– Посмотрите в окно… – попросил он.

Просьба эта далась Славе после некоторого раздумья.

С любой другой женщиной он бы себе такого не позволил, надо их беречь от всего опасного и неприятного, это Прохоров усвоил с детства. Но тут, с одной стороны, он играет на чужом поле, где правила ему практически неизвестны, а ей – вполне знакомы. Однако даже не это главное – важней было то, что, как он понимал, с ним сидела за столом профессиональная революционерка, то есть боец, и опекать ее в этом смысле было бы просто глупостью.

И даже в каком-то смысле издевательством.

– Что я должна увидеть? – поинтересовалась Надежда.

– Вон тот персонаж, с тонкими усиками, – он не стал показывать рукой, сделал это глазами, да, пожалуй, еще подбородком, – разглядывает витрину, обратили внимания? А теперь отвернитесь, не надо на него так долго смотреть… Я не уверен, что он нас видит через стекло, но лучше все же поберечься…

– Так в чем дело с этим господином? – почти возмущенно спросила Надин. – Клетчатые брюки не идут ему? Или одет не по сезону?

– Это полиция… – еще тише сказал наш герой. – Шпик, филер, агент, гороховое пальто…

Он не помнил, откуда у него в голове это странное последнее словосочетание. Он, если честно, вообще не знал, что такое «гороховое пальто».

Цвет, как у гороха?

Но какого?

Зеленого?

Уже созревшего?

Горохового супа?

Или фактура ткани должна быть в мелкую пупырышку?

Однако он твердо знал, что здесь так называли тех, кого в его мире зовут «наружка».

Откуда это знание?

Помнилось ему, что в детстве он читал какую-то книгу, кажется, о Баумане, и вроде бы это выражение оттуда…

Но может быть, и нет…

Может, то была книга о Камо?

В детстве он много подобной белиберды читал…

Надин еще раз взглянула на итальянца, потом отрицательно покачала головой, хотела что-то сказать, но…

Но тут принесли чай.

– С чего вы взяли? – спросила она, как только приказчик отошел.

– Две причины…

Слава поднял два пальца и подвигал ими в воздухе.

Ему хотелось, чтобы со стороны их разговор был похож на невинный треп, которым он являлся всего пять минут назад.

– Во-первых, он таскается за нами уже больше двух часов. Я его заметил, когда мы были еще в «Славянском базаре»… Это – аргумент?

– Не совсем… – Надежда опять глянула на «итальянца». – Я могу себе представить человека, у которого здесь, на Никольской, есть какие-то дела, он ждет кого-то и постоянно присутствует тут…

– Вы себя уговариваете или меня?

– Вторая причина?

Надежда стремилась казаться веселой и беззаботной, но получалось это у нее не очень.

– У него лицо полицейского… Я поначалу решил, что ошибаюсь, – чуть-чуть приврал он, – но вот убедился, что, к сожалению, – прав…

– Это вообще – чушь… – казалось, она вздохнула с облегчением. – Вы что – поклонник Ломброзо? Мне кажется, этот персонаж похож, скорее, на преступника… На какого-нибудь сутенера, так, кажется, называются эти мужчины, которые торгуют женщинами…

– Ломброзо не читал, только книжками его торговал… И книжки его дешевые… – попытался пошутить он, но увидел, что не очень получается, поэтому продолжил уже всерьез. – Однако за свою жизнь убедился, что преступники и полицейские всегда, ну кроме кино, конечно, очень похожи. Это в принципе один тип, просто играющий за разные команды…

– Неубедительно…

– А что будет убедительно?

– Вы так говорите, как будто все знаете… – она недоверчиво смотрела на Славу. – Ну откуда вам знать, как выглядят преступники и полицейские?