Дорога к бухте Лайтхаус заняла гораздо меньше времени, как показалось Наташе. Может потому, что она почти весь путь обратно проспала на заднем сиденье машины, укрытая заботливой рукой Криса пледом. Скорый бег убаюкал ее, укачал, погрузил сознание в сонный дурман.

Она видела себя маленькой. Наташа впервые «помогала» маме готовить обед. Вся перепачкалась в муке, но мама только смеялась.

Мама. Ее звонкий смех Наташа никогда не забывала. Как и не забывала тот день, когда ее не стало.

Грузовик, с пьяным водителем за рулем, въехал на полупустую автобусную остановку. Никто из пяти человек, ожидавших вечернего автобуса, не пострадал, кроме мамы.

Много раз Наташе снился этот жуткий грузовик. То, как он несется, сверкая фарами. Неотвратимый, злой, несправедливый рок, рушащий и коверкающий все на своем пути.

И снова она увидела себя. На этот раз перед алтарем маленькой англиканской церкви, во всем белом, рядом с Филиппом. Перед глазами пелена. Огни свечей, лица окружающих размыты. Все чужие. Никто ей не знаком. Благообразный священник в очках обращается к ней, но она от волнения забыла чужой для нее язык и ничего не может понять. Филипп натянуто улыбается. Паника в ее душе растет, и тут она понимает, что среди всей этой толпы незнакомцев за спиной на нее смотрит мама. Она совсем рядом! Сами собой вспоминаются нужные слова.

— Берешь ли ты, Натали, в законные мужья Филиппа Джошуа Гордона?

— Да, беру!

— Властью, данной мне Богом, отныне нарекаю вас мужем и женой.

Звук. Пронзительный, жуткий, ревущий на высокой ноте.

Наташа оборачивается, но яркий свет ослепляет ее. Нет! Берегись, мама!

Наташа проснулась. Мимо них пронесся большегрузный автомобиль, обдав их морем света. Наташа закрыла уши, сжалась в комочек.

Крис затормозил у обочины и мигом оказался рядом с ней. Прижал к себе. Понемногу Наташа начала успокаиваться и приходить в себя от посетившего ее кошмара. В крепких объятиях Криса она чувствовала исходящий от него покой и умиротворение. Она еще крепче обняла его, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. Прорвалось что-то из самой глубины души. Что-то большое и горькое. И не обязательно этому должны были быть причины. Женщине иногда просто приятно почувствовать себя слабой, оберегаемой и охраняемой кем-то. С мужем-эгоистом она такого не чувствовала. Они живут, как два партнера, заключившие взаимовыгодное соглашение. Настоящему чувству в этом договоре не было отведено ни строчки. Наташа больше не могла так жить. Но и не знала, как все изменить, как вырваться из круга противоречий.

«Тебе приснилось что-то плохое?» — спросил Крис, вглядываясь в ее лицо и вытирая ей слезы на щеках.

— Да, наверное. Я тебя напугала?

«Немножко», — кивнул он.

— Уже поздно. Поедем. Не беспокойся обо мне. Уже все прошло.

«Я люблю тебя. И хочу быть всегда рядом. Ты и я».

— Крис, поедем же! — воскликнула она, сама не понимая, что с ней творится.

Он пересел за руль, и машина опять помчалась в темноту.

Наташа хотела броситься ему на шею, попросить прощения, расцеловать, но что-то нехорошее ворочалось в душе, перекатывалось с отвратительным шепотом из упреков и здравых рассуждений — все то, что она упорно игнорировала все эти дни.

Ей просто необходимо было разобраться в себе и своих чувствах.

Наташа выскочила из машины, как только Крис въехал на небольшую площадку перед домом. На кухне горел свет, и она поняла, что Гаминда еще не ушла.

Как ветер, Наташа промчалась через гостиную, взбежала по лестнице и оказалась в своей комнате. Но не разделить дверью бушующие чувства, не успокоить сердце причудливым набором разумных рассуждений.

Теперь она осталась один на один с этой задачкой, требовавшей именно ее решения.

Ночью со стороны Антарктики подул влажный ветер. Он принес с собой сизые тучи и несмелый дождь. Вода в бухте заволновалась, зарябила свинцовыми барашками. Зародившийся день был ненастным.

Наташа видела из окна, как в море, на выходе из бухты, волны разбиваются об одинокий островок, похожий скорее на изогнутый клык старой ведьмы. Тяжелая пелена облаков скрывала солнце, нагоняя тихую тоску на сердце.

По пустому дому разнесся колокольный звон. Наташа отправилась открывать. Гаминда еще с вечера предупредила, что из-за шторма останется дома. И хотя Наташа не видела никаких признаков надвигающегося ненастья, но служанка оказалась права.

За дверью, кутаясь в плащ и скрываясь под огромным зонтом, стояла Луиза Ричмонд.

— Боже мой, что за жуткая погода! — воскликнула она, прошмыгнув в дверь. — Здравствуйте, дорогая! Я вынуждена была оставить машину у ворот, так как они не захотели открываться. Держу пари, вся эта охранная система Стокеров накрылась. Разве эти скупердяи могли раскошелиться на что-то толковое? У вас даже телефон не работает!

Луиза встряхнула зонтик, распахнула плащ.

— Вам налить что-нибудь? — спросила Наташа.

— Чуть-чуть виски, если в этом доме оно есть. Фу, что за день! — Луиза прошла в гостиную и присела на диван. — Сегодня утром мне позвонила подруга из Хобарта и сказала, что почти на всем побережье, от Кингстона до Саутпорта, пропало электричество. У нас еще, слава Богу, есть. Спасибо, мне бы только горло промочить, — пояснила Луиза, беря у Наташи стакан с виски. — Я приехала немедленно забрать вас к нам. Фил, насколько я понимаю, улетел? Вот и нечего сидеть одной в пустом доме. Господи, я бы, наверное, сошла с ума! Это как в сериале «Живые мертвецы» — не знаешь, что тебя подстерегает в темноте! Просто мороз по коже! Одну мы вас не оставим! Поэтому собирайтесь и поехали к нам.

— По правде говоря, мне бы не хотелось, — начала было Наташа…

Миссис Ричмонд так и взвилась:

— Натали, дорогая, о чем вы говорите? Хотите, чтобы я сидела спокойно дома, зная, что вы тут одна? Да я просто места себе не найду из-за разных мыслей!

— Ну хорошо, — со слабой улыбкой согласилась Наташа, — я поеду.

Питер положил трубку и повернулся к Памеле с довольной улыбкой.

— Он приедет.

— Когда? — промурлыкала она, притягивая его за шею к себе.

— Из-за погоды, скорее всего, вечером.

— Значит, он поверил, что его птичка не теряет даром времени в его отсутствие?

— Похоже, что так, — засмеялся Питер, обнимая ее.

— Теперь нам нужно собрать их всех вместе и устроить маленький кровавый спектакль. Мы же не хотим, чтобы полиция вышла на нас, верно, дорогой?

— Точно!

— Бедняжка Фил! Его ждет жестокое открытие.

— И тюрьма! — добавил Питер, кружа Памелу на руках.

— Я знаю, что у многих сейчас повреждены телефонные сети, но мой телефон перестал работать до шторма, — пыталась Наташа объяснить ситуацию оператору аварийной службы.

— Мэм, вы не одна у нас. Мы зарегистрировали вашу заявку и будем принимать меры к устранению неполадок, как только до вас дойдет очередь. У вас что-нибудь еще, мэм? — с нажимом произнес голос.

— Нет, это все, — ответила Наташа и, положив трубку, вздохнула.

— Ну что? — крикнула из кухни Луиза, где они последние полтора часа пытались соорудить нечто вроде пельменей к обеду («гениальная» идея миссис Ричмонд, которая выведала у Наташи предварительно рецепт и способ приготовления этого блюда). — Что они сказали?

— Ничего утешительного. Хорошо еще, что я до них дозвонилась.

— Все они там бездельники, — незамедлительно вынесла Луиза свой вердикт, пытаясь счистить с ручек шестилетней Долли ошметки теста.

— За что мы им только платим налоги? — с серьезным видом посетовала девочка.

Наташа не могла удержаться от того, чтобы не прижать это не по годам разумное существо к себе. Долли тут же залилась довольным хохотом.

— Натали, что, вы говорили, нужно сделать потом с этим? — спросила Луиза, в отчаянии глядя на бесформенный кусок теста.

Наташа насыпала на стол немного муки и слегка примяла тесто руками.

— Его нужно чем-то раскатать, — сказала она, оглядывая кухню Луизы в поисках подходящего инструмента.

— Раскатать? Как пиццу?

— Да, почти.

Луиза подала широкий деревянный валик.

— Потом берем стакан с тонкими стенками и выдавливаем кружочки, — поясняла Наташа.

— А можно мне? Я тоже хочу! — потребовала Долли.

Все вместе они принялись делать кружочки.

Наташе уже почти казалось, что она на кухне у своей подруги в родном городе. Даже английский не мог разрушить это впечатление, так Наташа к нему привыкла.

— Теперь в каждый кружок кладем фарш и заклеиваем края.

На кухню заглянул Грегори.

— Девочки, я вам не помешаю?

— Помешаешь! — завопила пронзительно Долли. — Мы тут сюрприз готовим.

— Дорогая, давай узнаем, что хочет папа, — примирительно предложила Луиза.

— Вообще-то я хотел спросить, когда будет обед?

— Обещаю, ты узнаешь об этом первый, — очаровательно улыбнулась Луиза. — А пока, будь добр, не доставай нас. Здесь много острых предметов, о которые очень легко пораниться. Ты понимаешь, что я хочу сказать, любовь моя?

Мистер Ричмонд немедленно скрылся.

— Тяжело признавать, что мой муж чревоугодник, однако это так, — вздохнула Луиза и хихикнула. — Кстати, тяжело это признавать не только днем, но и ночью.

Вскоре все пельмени отправились в широкую кастрюлю с кипящей водой. Луиза взяла на себя труд помешивать их. Наташа же занялась приготовлением салата.

Долли взобралась на высокую табуретку рядом и пристально следила за всеми манипуляциями Наташи.

— А вы очень богатая? — последовал первый непосредственный вопрос.

— Долли! — воскликнула Луиза. — Вот несносный ребенок!

— Саймон говорит, что вы богаты до отвращения, — невинно продолжало дитя.

Наташа от смеха уронила ложку в салат.

— Долли Мередит, немедленно извинись и отправляйся в свою комнату! — пылая негодованием, четко произнесла Луиза.

— Луиза, все в порядке! — еле проговорила Наташа. — Это же ребенок!

— Это не ребенок, это стихийное бедствие! — отозвалась миссис Ричмонд, когда «бедствие», оскорбленное в лучших чувствах, покинуло кухню. — Слышали бы вы, что мне приходится выслушивать в школе по поводу ее «невинных» вопросов, которые она задает преподавателям. Как-то раз она спросила у мисс Конли, правда ли то, что собачкам тоже бывает приятно, когда они занимаются любовью. Старая дева чуть в обморок не грохнулась. Но я знаю, откуда ветер дует! Эти два обормота ее учат, больше некому! Сколько раз говорила Грегу, чтобы он поговорил с ними, и все бестолку. Господи, иногда чувствую себя, как шимпанзе в клетке. Прошу, требую, мечусь туда сюда. И все же, Натали, я такую жизнь ни на что не поменяла бы. С ужасом думаю о том часе, когда мальчики разъедутся по университетам, а Долли выйдет замуж. Дети — это, — Луиза вздохнула глубоко и застыла с ложкой в руке, — самая приятная болезнь, от которой не хочется лечиться. Сколько мук, переживаний из-за них, сколько ночей лихорадочных и бессонных, сколько денег, черт побери, а все равно без них на сердце пусто. Будто не хватает чего-то. Ой, может пора наши, — как их там? — пилемине вытаскивать?

Долли кушала меланхолично, всем своим видом показывая, насколько она не разделяет веселого настроения всей семьи.

— Вам Долли еще ничего не говорила? — спросил неожиданно четырнадцатилетний Дэвис, заглатывая целый пельмень сразу.

— По поводу? — склонил голову Грег, прекратив жевать.

Луиза тоже насторожилась.

— Она решила больше не ходить в школу.

— Долли, ты действительно так решила?

Малышка хмуро кивнула.

— Вот как? Позволь спросить тебя, моя дорогая, что явилось причиной столь глобальных изменений в твоей жизни?

— Я не хочу, чтобы меня называли «овечкой Долли».

— Ага, — усмехнулся мистер Ричмонд, а Дэвис и Саймон разом хрюкнули, опустив головы.

Наташа, которой интересно было знать, как Грег выйдет из этого положения, с любопытством прислушалась.

— Поясни, пожалуйста, что именно тебя в этом задевает? Хотя, по моему мнению, тебе сделали невольный комплимент.

Долли непонимающе уставилась на отца.

— Овца Долли — уникальное в своем роде животное. Высшее достижение генетиков. Она первая, как Нил Армстронг или Гагарин. Понимаешь меня?

Долли заулыбалась и кивнула.

— И портить себе карьеру из-за каких-то маленьких недоучек, я думаю, не стоит, — закончил Грегори, благодушно откинувшись на спинку кресла. Потом взглянул на часы и сказал: — Леди и джентльмены, что-то мы припозднились с обедом. Сегодня же канун Дня Всех Святых! Кто со мной в поселок?

— Мы! — раздалось дружное, и дети рванули из-за стола.

— Кто последний добежит до туалета, тот крысиная какашка! — не своим голосом вопила Долли, взбираясь по лестнице на второй этаж. Через несколько секунд тот же голос с отчаянием огласил несогласие с результатами предложенного «пари».

Луиза, совершенно красная от смущения, только с улыбкой пожала плечами, мол, дети — есть дети.