Краткое содержание
– почему подростки совершают камин-аут, кому они открываются; почему дети редко рассказывают о себе родителям
– реакция родных, друзей и окружения на камин-аут подростков
А также вы узнаете
– что такое камин-аут, зачем он нужен
– почему для ЛГБТ так трудно «жить и не высовываться»
– почему выражения вроде «афишировать», «выпячиваться» и «кричать на каждом углу» в отношении СОГИ некорректны
– что такое аутинг и чем он опасен
– надо ли рассказывать о себе и как это лучше сделать
– что делать, если ваш ребенок совершил камин-аут
– правда ли то, что ЛГБТ-дети вырастают в неполных семьях, и влияет ли воспитание в семье на СОГИ детей
Когда человек осознаёт, что он не гетеросексуал либо не цисгендер, рано или поздно он обычно чувствует необходимость рассказать об этом кому-то – то есть совершить камин-аут (сокращение от английского coming out of the closet – «выйти наружу из чулана/шкафа»).
Что заставляет людей рассказывать о себе? Почему нельзя «сидеть тихо и не выпячиваться»?
Нет так-то просто «сидеть тихо». Врать и скрываться – очень тяжело. Ложь или умолчание затрагивают почти всю жизнь. Множество мелочей ежедневно доступны гетеросексуалам: спокойно держать любимого человека за руку, говорить о партнере, не отбирая тщательно слова в страхе выдать его пол… Юноши и девушки с самого раннего возраста думают, кто кому нравится, ходят на свидания, обсуждают с друзьями привлекательных людей, обнимаются и целуются с любимыми, выкладывают фотографии с объятиями и поцелуями в соцсети, говорят «мой котик» и «моя зайка», играют свадьбы, рассказывают коллегам о женах и мужьях, приходят с ними на корпоративы… Если ты гомосексуал, который «сидит тихо», тебе все это недоступно. Тебе придется врать и скрывать свою настоящую жизнь.
Что касается гендерной идентичности, ее крайне сложно или невозможно утаить, как ни пытайся. Психотерапевт и сексолог Дмитрий Исаев объясняет поведение трансгендерных подростков так: «…Большинство… активно заявляют о своей позиции дома. Потому что они считают, что скрывать ее просто невозможно: „Я не могу одеваться как обычный подросток, я не могу говорить о себе как об обычном подростке“. То есть если для гомосексуального подростка существует некая приватная сфера, которую он вовсе не обязан обсуждать со взрослыми, в том числе с родителями, то для транссексуального подростка ситуация несколько иная. И главное, что такие подростки ощущают свои проблемы с раннего возраста, и поэтому они не считают, что они открывают для своих родителей нечто новое, – это не появилось сегодня. И более того, они пытаются указать своим родителям, что это было всегда: это не из-за того, что я перешел в какой-то класс, прочитал какую-то информацию, и вот теперь я стал другим. И, безусловно, поскольку для них это вопрос самоуважения, именно уважения на уровне межличностного взаимодействия, то зачастую они настаивают, чтобы к ним относились не так, как к обычному подростку: в том смысле, если это была девочка, чтобы перестали относиться как к девочке, а стали относиться как к юноше».
Что касается выражений наподобие «кричать на каждом углу», «выпячиваться», «выставлять напоказ», «афишировать» – употреблять их по отношению к ЛГБТ некорректно. Вот, к примеру, «мы с моей девушкой вчера были в кино» – фраза как фраза. Если ее скажет юноша, никто не обратит внимания. А если девушка – ее обвинят в афишировании.
А как не афишировать гендерную идентичность? Что делать человеку, который проходит коррекцию пола? Носить плащ-невидимку? Постоянно исправлять «Я пошел» на «Я пошла»? Притворяться и лгать каждый день?
«Не надо афишировать» – а что это значит? Одни понимают под афишированием полуголых людей на гей-прайде, другие – любые публичные мероприятия ЛГБТ, третьи – поцелуи в метро, четвертые – запись «Маша любит Катю» в соцсети, пятые – любое упоминание человека о своих СОГИ…
Я бы хотела, чтобы ЛГБТ-люди избавились от выражений типа «кричать на каждом углу» и ни перед кем не оправдывались: «Мы ничего не выпячиваем, мы просто любим друг друга». Вы не обязаны оправдываться за то, что не скрываетесь.
Закончу прекрасным ответом 16-летней Даши на мой каверзный вопрос: «Согласны ли вы, что не надо афишировать сексуальную ориентацию, тогда и проблем не будет?» – «Я думаю, что гомофобам стоит перестать афишировать свою гомофобию. Вот тогда точно не будет проблем».
Что касается опрошенных мной ЛГБТ-подростков, открывались хоть перед кем-то 91,8% (347 человек), никогда не совершали камин-аут 8,2% (31 человек). Юноши рассказывали о себе примерно в три раза реже девушек (полностью закрытых среди юношей 16,6%, среди девушек – 5,5%). Можно предположить, что это связано с резко нетерпимым отношением общества (особенно мужчин) к геям; как следствие, у тех возникает страх открыться не тому человеку и столкнуться с неприятием.
Из тех, кто совершил камин-аут, каждый второй рассказал о себе родственникам. Чаще всего ребята делятся с матерью или обоими родителями, реже – только с отцом, братом/сестрой, дальними родственниками. Вне семьи открывается почти каждый: одному или нескольким близким друзьям, реже – знакомым, одноклассникам, учителям, школьным психологам. Крайне редко подростки совершают камин-аут перед всем окружением, включая родителей, либо просто ничего не скрывают.
Почему и зачем подростки рассказывают о себе?
Катя, 17 лет (Южно-Сахалинск):
– Надоело скрывать. Почему я вообще должна скрывать? Только потому, что я люблю девушек? Мне кажется, это бред.
Дмитрий, 17 лет (Белгород):
– Тяжело постоянно врать.
Саша, 16 лет (Санкт-Петербург):
– Сложно что-то скрывать от людей, с которыми проводишь большую часть времени.
Полина, 14 лет (Москва):
– Чтобы не мучиться. Просто хотелось с кем-то поделиться…
Туа, 16 лет (Новосибирск):
– Я не считаю гендерную идентичность и сексуальную ориентацию постыдной тайной.
Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Чтобы выговориться и разобраться в себе. Самой мне было не справиться, просто потому, что во мне недостаточно опыта, все, что происходило со мной, было ново и порой непонятно. Мне нужен был человек, который примет и поможет мне понять себя, даст к этому толчок. И я нашла такого человека.
Яна, 16 лет (Владивосток):
– Постоянно молчать – это сложно, очень, обязательно нужны соратники, без них никак. Сдохнешь от неопределенности.
Илья (Уфа):
– Хотелось высказаться, носить в себе все тяжело.
Оля, 16 лет (Бийск):
– Я очень общительная, поэтому хочу делиться с друзьями переживаниями и событиями своей жизни, хочу, чтобы они хорошо знали и понимали меня.
Д., 16 лет (Тула):
– У хороших друзей нет секретов.
Мария, 17 лет (Москва):
– Становится на душе спокойнее, что нет за спиной секрета, который может ввести в более конфузные ситуации.
Яра, 14 лет:
– А знаете, как мне надоело всем врать? Родителям – врать, в школе – врать, везде врать, ну а как не скрывать себя, если ты чувствуешь, что нельзя раскрываться перед людьми, они же загнобят, заклюют…
Юля, 17 лет (Пермь):
– Мне кажется, то, как будут люди относиться к твоей ориентации, зависит от тебя. Если человек считает себя ненормальным, неудивительна и негативная реакция окружения. Пока мы молчим о себе, в обществе так и будет процветать гомофобия.
Итак, основных причин две: желание выговориться и нежелание врать. Назвать это выпячиванием нельзя. Направо и налево о себе никто не болтает: это как минимум опасно. Но постоянно скрываться очень сложно, ведь приходится замалчивать очень важную часть своей жизни и постоянно контролировать себя.
Отчего подростки чаще всего делятся с друзьями? Дело, как выяснилось, не в переходном возрасте и не в отдалении от родителей. Все проще. Сверстники редко отталкивают открывшихся друзей.
Лиза, 15 лет (Москва):
– Близкий друг отнесся нейтрально. Сказал: «Главное – не ориентация, а душа».
Марк Лис, 16 лет (Севастополь):
– Сначала приняли. Потом высказали, что я ненормальная, и неделю не разговаривали со мной. Но все срослось, сложилось. Они извинились, попросили прощения. До сих пор они мои лучшие друзья.
Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Подруга была удивлена, но приняла меня, ни в чем не обвинила, не сказала ни одного плохого слова, общение стало лишь ближе и богаче.
А., 17 лет (Омск):
– Первой узнала подруга детства. Она помолчала в трубку и сказала: «Ну и что? У меня есть знакомая лесбиянка!», и как сразу легко и хорошо стало! Приятно иметь человека, способного выслушать в любой ситуации. Друзья мужского пола воспринимают меня по-братски, дружелюбно и вполне естественно.
Евгения, 15 лет (Няндома):
– Друзья отнеслись спокойно, никто не перестал со мной общаться. Повезло. Живу я в маленьком городе, поэтому знакомые часто спрашивают у друзей о моей ориентации. В общем, знают все. Откровенно негативных или агрессивных реакций пока никто не проявлял.
Ксения, 17 лет (Таганрог):
– Друзья сами все поняли и не осуждают. Я в любую минуту могу на них положиться.
София, 17 лет (Саратов):
– С подругой у меня прекрасные отношения. Это единственный человек, который принимает меня с моим заковыристым характером и моей ориентацией.
Владислава, 16 лет (Минск, Беларусь):
– Я открылась лишь своему бывшему парню. Он меня понял, теперь лишь иногда подшучивает надо мной, но мы остались довольно близкими друзьями, делает он это любя.
Вера, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Подруга сначала была удивлена и не одобряла это, хотя не осуждала. Другие нормально отнеслись.
Нюта, 17 лет (Щекино):
– Мы, как и раньше, общаемся с друзьями, теперь у нас нет никаких тайн. Стало больше доверия.
Ли, 16 лет (Псков):
– Некоторые отнеслись нейтрально («Это твоя жизнь, и проживи ее, как считаешь нужным»), некоторые – положительно («Вау, у меня все обычные друзья… и ты тут… такая»). Но не было такого, что кто-то из друзей перестал общаться после моего признания.
А., 17 лет (Томск):
– Они любят и принимают меня. Я же в первую очередь человек.
Валерия, 16 лет (Северодвинск):
– Открылась хорошей знакомой. Стало легче и морально, и в общении с ней. Чувствую поддержку.
Нина, 17 лет (Иркутск):
– Друзья приняли меня. Словно камень с души свалился. Теперь между нами нет недосказанности.
Кристина, 15 лет (Москва):
– Одноклассники сначала были в шоке. Потом привыкли, общаемся спокойно, никто ничего против не имеет. Но моих чувств они не понимают.
Лиза, 17 лет (Новокузнецк):
– Подруги меня поддержали и сказали, что в этом нет ничего постыдного и неправильного.
Диана, 14 лет (Ульяновск):
– Друзья восприняли эту новость настороженно, ибо ничего об ЛГБТ не знали. Задавали много вопросов и сейчас из-за моей честности относятся ко мне даже лучше, чем прежде.
Екатерина, 18 лет (Екатеринбург):
– Все друзья и знакомые в курсе, но негатива нет никакого вообще!
Оля, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Я была настолько счастлива, что моя любовь взаимна, что не смогла не поделиться с подругами. Они приняли меня хорошо, без неодобрения или агрессии.
Катя, 16 лет:
– Знают и спокойно к этому относятся. Я ведь не маньяк, чтобы кидаться на совершенно незнакомую девушку или подругу, а ведь именно так о нас думают гомофобы.
Анна, 13 лет (Москва):
– Не бросили меня, не стали стебаться. На то они и настоящие друзья, верно?
Саша, 16 лет (Санкт-Петербург):
– Отнеслись лояльно и доброжелательно, хотя точнее сказать – нейтрально.
Сабина, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Отреагировали спокойно и сказали, что примут меня любой и им совершенно неважно, какая у меня ориентация и кого я люблю.
Таких историй достаточно много. Хотя изредка подростки наталкиваются на отторжение друзей, которые, увы, становятся бывшими.
Без подписи, 17 лет (Ростовская область):
– В десятом классе признался лучшей подруге, вначале она все восприняла хорошо, но позже она начала меня убеждать, что это временное явление. Помню, сказала: «Тебе просто нужно девушку хорошую, и все пройдет». Для меня друг – это прежде всего тот, кто не берется судить, а поможет и даст совет. Так я потерял единственного друга.
Даня, 15 лет:
– Моя лучшая подруга, когда узнала, что я бисексуалка, просто ушла со словами: «Мне противно с тобой общаться».
Катя, 16 лет (Москва):
– Мой лучший друг – гей. Когда я призналась ему, что я лесбиянка, он воспринял это как шутку. Сказал: «Тебе просто кажется. Ты просто еще не встретила подходящего человека».
Дмитрий, 17 лет (Белгород):
– Поначалу многие не верили, думали, что я просто разочаровался в женском поле или недостаточно общался (хотя на деле у меня больше подруг, чем друзей). С одним человеком (глубоко верующим православным, к тому же националистом) я больше не общаюсь, он говорил, что я буду в аду гореть, это такой страшный грех и тому подобное.
Мария, 16 лет (Москва):
– Открытость в школе – в ответ неприятие, бойкот, отвернувшиеся приятели и приятельницы.
Надя, 16 лет (Украина):
– Я рассказала лучшей подруге. Я хотела, чтобы она знала, мы же подруги. К сожалению, мы поссорились и теперь почти не разговариваем.
Без подписи, 15 лет:
– Лучшая подруга написала: «Да меня просто это бесит, я не смогу с тобой общаться, как раньше, все о тебе говорят, ладно – если бы просто говорили, но они говорят о том, что ты лесби, как думаешь, что будут думать обо мне, увидев нас вместе? Я очень хочу с тобой дружить, но то, что ты делаешь, просто ужасно. Я не думала, что все зайдет так далеко… Прости». У меня осталась всего одна подруга, но мы только переписываемся…
Д., 13 лет:
– Решила рассказать подругам, думала, они поймут. Теперь в спину слышу обидные оклики, а мамы боюсь как огня, ведь мои любезные бывшие друзья могут ей все рассказать.
Аня, 16 лет:
– Влюбилась в одноклассницу. После моего признания она решила рассказать всем знакомым. Люди обсуждали меня, считали изгоем, говорили за спиной: «Быть лесбиянкой – грязно». Мне пришлось перейти в другую школу, но там все повторилось.
Нечасто подростки открываются учителям – и в подавляющем большинстве случаев те помогают детям, которые приходят за советом. Судя по всему, это связано не с толерантностью учителей (степень гомофобии среди педагогов достаточно высока, и в главе 3 мы подробнее поговорим об этом), а с тем, что подростки выбирают для разговора «правильного человека» – того, кто не оттолкнет.
Лиза, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Один преподаватель весьма лояльно отнеслась, другая с улыбкой сказала что-то вроде: «Будем надеяться, ты еще найдешь своего мужчину». Но про мое отношение к религии и богу эта женщина говорила примерно то же самое: «И я не верила в твоем возрасте. Ты еще придешь к богу», что тут и говорить…
Юлианна, 15 лет (Москва):
– Некоторые учителя знают и вполне нормально относятся.
Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):
– После окончания девятого класса, в начале лета, я обратилась за советом к преподавательнице истории и обществознания. А в середине июня совершила перед ней камин-аут. Я была уверена, что меня точно примут. Невозможно было все держать в себе, молчать, утомительно и лишняя трата сил. Я поняла – вот он, мой шанс, и либо я откроюсь сейчас, либо никогда. Как и ожидалось, она приняла меня, постаралась помочь и помогает по сей день. Вначале я чувствовала себя не в своей тарелке, мне было не совсем удобно обсуждать личную жизнь с педагогом, но в итоге я искренне счастлива. Если бы я не поговорила с ней, не знаю, что бы было со мной сейчас.
Анастасия, 16 лет (Тува):
– Я очень благодарна своей учительнице литературы. Имени указать не могу, иначе она может лишиться работы. Это человек, ум и понятия о жизни которого выходят далеко за привычные рамки. С ней я могу спокойно обсуждать фильмы «Горбатая гора» и «Комната в Риме» (последний мне посоветовала она) или делиться малоизвестным творчеством гомосексуального поэта начала ХХ века. Во многом именно она помогла мне принять себя и не терять надежду на всеобщее светлое будущее.
Малая доля подростков открывается перед всем окружением (родители, друзья, знакомые и одноклассники).
Джоанна, 15 лет (Одесса, Украина):
– Почти весь окружающий мир воспринял меня хорошо: друзья, одноклассники, учителя. Мало кто меня задирает, человека два-три из тысячи людей в окружении, и то это мелкие подколы без злости.
Вита, 17 лет (Воркута):
– В общем-то, я никогда осознанно не скрывала. Все знали и знают. Конечно, кто-то не понимает, кто-то поддерживает, кто-то нейтрален, но мне повезло: никто не отвернулся, не упрекает меня. Подшучивают, но не от злости или желания навредить.
Сабина, 17 лет (Санкт-Петербург):
– При знакомстве я не скрываю ориентации, и реакция у всех разная. Некоторые перестают общаться со мной, а некоторые продолжают.
Ольга, 14 лет (Санкт-Петербург):
– Все знают. Не вижу смысла молчать. Кому не нравится, его проблемы.
Полина, 14 лет (Москва):
– Да, все мое окружение (будь оно близким или нет) знает о моей ориентации, только не все могут это принять.
Кто-то из ребят занимает позицию «спросили – отвечу честно» или отмечает, что окружающие сами догадались и ничего объяснять не пришлось.
Алиса, 15 лет (Санкт-Петербург):
– Я имею такую внешность и характер, что часто слышу в свой адрес: «Ты что, лесбиянка?!» И честно отвечаю. Ни к чему скрывать.
Оксана, 16 лет (Красноярск):
– Все как-то сами догадались, не пришлось ничего объяснять. Некоторые делают вид, что не в курсе, но никто отрицательно не отнесся, все прошло как по маслу.
Марти, 16 лет (Москва):
– Это больше всего похоже на вегетарианство: да, не все знают, что я вегетарианка. Я не пишу это на лбу, не объявляю при первой встрече, никого не обвиняю в «убийстве» или «мясоедстве». Я просто не ем мясо. И никакого секрета в этом нет, я этого не стыжусь и не скрываю. Точно так же и с моей ориентацией. Я спокойно могу упомянуть ее в разговоре, могу рассказать об этом. На тот момент, когда я встречалась с девушкой, я могла представить ее словами: «Это моя девушка». Не знают о моей ориентации разве что люди, которым эта информация не нужна и не интересна. К примеру, в общении преподавателя и студента, работника и работодателя она ни к чему. Не потому, что я боюсь или стесняюсь. Ведь вы вряд ли станете рассказывать случайному прохожему, продавцу, начальнику или научному руководителю о том, какой ваш любимый цвет или верите ли вы в НЛО. Не потому, что это такой уж большой секрет, а просто потому, что эта информация лишняя. Она просто неуместна и не интересна собеседнику, вот и все.
Анастасия, 16 лет (Красноярск):
– У меня вся жизнь – камин-аут поневоле. Куда ни приду – везде всплывает. Или скажу что-нибудь, или по кольцу на большом пальце догадываются. Друзья и родители нормально отнеслись, а для тех, кому я не нравлюсь, это послужило толчком к оскорблениям.
Самое сложное для ЛГБТ-подростков (как и для взрослых ЛГБТ) – это камин-аут перед родителями и другими родственниками. Как выяснилось, когда подросток открывается родным, чаще всего его отвергают, не принимают, пытаются насильно «переделать».
Екатерина, 18 лет (Екатеринбург):
– Родителям говорила, но сейчас, спустя два года, они делают вид, что разговора не было.
Соня, 14 лет (Всеволожск):
– Мама смотрела на меня, как на полоумную. И сказала: «Я тебя не понимаю, любовь может быть только между мужчиной и женщиной, давай сойдемся на том, что ты любишь ее как подругу, и все…», на этом разговор закончился, я пошла, закрылась в туалете, чтобы никто не слышал, и сидела плакала.
Дмитрий, 16 лет:
– Семья отнеслась очень отрицательно, все пришлось обратить в шутку.
Евгений, 16 лет, трансгендер (Новосибирск):
– Отец сказал, что если «что-то сделаешь, то мы незнакомы», хотя он об этом догадался сам, несмотря на то, что мы живем раздельно. В целом ему безразлично, и он делает вид, что у него «дочь».
Сергей, 16 лет (Москва):
– Я решил сказать маме… И понеслось… Она не приняла это, начала говорить, что ей такой сын не нужен: «Когда тебе исполнится 18 лет, п***й куда глаза глядят!» Сказать, что мне было обидно, – это ничего не сказать…
Ирина, 18 лет:
– Мама сказала, чтоб я заканчивала отношения, что моя «проблема» и «болезнь» лечится гипнозом.
Лада, 16 лет (Нижний Новгород):
– «Ты просто еще не встретила своего человека», «Это неправильно», «Переходный возраст, пройдет еще».
Аня, 16 лет (Миасс):
– Трудно сейчас с мамой. Когда тихо-тихо, а потом она срывается и кричит, что я ненормальная, что мне пора к врачу и что девушке моей, которой есть 18 лет, будет плохо.
Даша, 16 лет (Украина):
– Рассказала папе. Он буддист, я надеялась, что он поймет меня. Папа теперь считает меня больной.
Карина, 17 лет (Красноярск):
– После камин-аута на неделю заперли дома, забрали на три месяца телефон. Когда звонила любимая, посылали ее, угрожали тюрьмой. Сказали, что я психологически больна, что мне лечиться надо, хотят отправить лечиться в психбольницу.
Ксюша, 15 лет (Волгоград):
– Когда я сообщила маме о том, что я лесбиянка, она начала тягать меня за волосы, дабы «выбить эту дурь».
Леша, 17 лет:
– Я просто стал изгоем в собственном доме. Изо дня в день меня просто все игнорят, не воспринимают как своего ребенка. Отношение стало как к чужому! Мама сказала, что ей не нужен сын-гей. Папа сказал, что сделает из меня парня, а не девку. И я тоже не вытерпел и начал со слезами на глазах говорить, точнее орать в истерике: принимайте меня таким, какой я есть. То, что я родился таким от природы, и то, что меня никто не насиловал!
Сабина, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Мать очень болезненно на это отреагировала и неделю плакала, я чувствовала себя отвратительно. Сейчас она не принимает меня и не хочет понять. Но я надеюсь, что это пройдет. Благодаря камин-ауту я теперь больше могу доверять ей, несмотря на то что она не очень меня понимает.
Виктория, 17 лет (Владивосток):
– Когда родители узнали, с кем я общаюсь, были жуткие скандалы, будто я попала в компанию проституток и наркоманов. Я сталкивалась со стеной непонимания и нежелания принять. В семье проблемы. Какая-то карма, серьезно, у матери – закоренелого гомофоба дочь лесбиянка. Крики, обоюдные истерики. С нетерпением жду совершеннолетия, уеду учиться. Надеюсь, будет проще.
Дольфик, 16 лет (Москва):
– Понять, что родители считают ЛГБТ психически больными, было особенно тяжело и неприятно. Когда я решилась рассказать маме про себя, она непрерывно истерила и обвиняла меня в том, что я хочу убить ее. Через пару недель я смогла превратить все в шутку, она успокоилась.
Марина, 16 лет:
– Недавно я пыталась открыться маме. Но пришлось свернуть все в шутку. Ее реакция: «Ты не сможешь иметь детей» и «Это не любовь, а симпатия» – слишком ранила. Позже она не раз вспоминала, как «испугалась, действительно поверив» в то, что я лесбиянка.
Анастасия, 15 лет (Серпухов):
– Сказала папе, но он велел замолчать и не заикаться о таком.
Марианна, 17 лет (Волжский):
– Никогда не забуду ее лица. Мама села и заплакала. Я почувствовала себя так, словно пырнула самого близкого и дорогого человека ножом. В спину. Ревела, но что – что я могла изменить? Прикидываться до старости, быть в разладе с собой? Выйти замуж, наплодить потомство и втайне ненавидеть супруга? Мама не отказалась от меня. Но тему больше не затрагивала, брезгливо уворачиваясь, если я пыталась поделиться. Это выбивало из колеи, будто значительную часть меня она отвергла, как строительный мусор.
Полина:
– Бабушка собрала «семейный совет», где два часа на пару с теткой убеждала меня, что я «зажралась», что я дура, извращенка и ненормальная. Я безумно благодарна отцу, который встал на мою сторону и попросил «дам» сбавить тон.
Оля, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Мама разозлилась, наговорила гадостей о моей девушке. Старшая сестра верит в бога и сказала, что это мерзость.
Ярослав, 15 лет (Воронеж):
– Недавно, 14 февраля, я признался маме, что я гей. Она говорила: «В таком возрасте ни у кого нет сексуального влечения! Человек созревает в восемнадцать, да и то не полностью! Ты хочешь трахать мальчика? Вот если бы ты в 30 лет сказал, тогда бы я поверила!» Не хочет верить.
Андре, 18 лет (Харьков, Украина):
– Перед мамой открылась в 13 лет. Пожалела об этом очень. Хотела найти понимание и поддержку. Получила только лечение врачами. Мать водила меня в церковь, по психологам всяким, пичкала эстрогеном (думала, это из-за тестостерона). Теперь лечить бросила. Знает про мою девушку, относится холодно.
Как правило, родители резко не принимают своего ребенка после аутинга: так называется случайное и недобровольное раскрытие сексуальной ориентации / гендерной идентичности. Проще говоря – когда это известие сваливается как снег на голову и не от самого ребенка. Из опрошенных мной подростков сталкивались с аутингом 27,8% (105 человек). Чаще всего это происходит, когда родители читают личные дневники, СМС или переписку в соцсетях своих детей. То есть ни о каком камин-ауте (один из его принципов – добровольность) тут речи идти не может. И увы, обычно ни о каком безусловном принятии – тоже.
Юля, 17 лет (Пермь):
– Родные узнали случайно, забыла выйти из «ВКонтакте». Меня ждал грандиозный скандал, тонны оскорблений, самое мягкое – бабушкино «грязная лесбиянка». Тетины вопросы сквозь слезы: «А как же семья, дети?» Шепот мамы на кухне: «Уж если я еще как-то могу понять, то бабушка никогда не примет». Запретили общаться с моей девушкой Лизой, разумеется, я не послушала. С тех пор прошло больше двух лет. Скоро будем отмечать три года отношений. Больная тема поднимается редко и всегда заканчивается скандалами. Я понимаю, что бабушка, воспитанная при Советском Союзе, никогда не простит меня за «ненормальность». Я с 16 лет живу с любимой на съемной квартире и только иногда прихожу в гости домой. Больно осознавать, что я не могу зайти к родным на чай вместе с любимым человеком только потому, что он «не того» пола. С Лизой в будущем планируем детей – я даже представить не могу, как отнесутся близкие к нашей «неправильной» семье.
Сонет, 16 лет:
– Прочитали мой Твиттер. Мама и бабушка начали дико кричать на меня, говорили, что вырастили монстра, что не хотят видеть меня такой. Мама кричала, что напишет заявление на мою девушку, отведет меня к психиатру и вылечит мою болезнь.
Никита, 14 лет:
– Мама нашла дневник, в котором я описывал, что со мной случалось, все мои переживания и радости; ведь друзей у меня и нету… После у нас был неприятный разговор. Она хотела внушить мне, что целоваться с парнем ненормально и в обществе неприемлемо. Предлагала сходить к психологу, ссылалась на переходный возраст, гормональный сбой. Про запретный плод рассказывала…
Гарри Бенька, 17 лет (Москва):
– Мать увидела «ВКонтакте» фото, где я целуюсь с парнем. Был очень большой скандал, грозилась выгнать из дома, отвести в психушку. Думает, раз я гей, то колюсь и продаюсь за деньги.
Без подписи, 18 лет:
– Мама затеяла ремонт и из любопытства в мое отсутствие перерыла всю мою комнату. Все письма перечитала, фото пересмотрела. Был ужасный скандал во много дней. Со словами «зачем это вообще тогда все», с матами грубыми в мой адрес, со словами про аборт как лучшую участь мою, про то, что лучше бы я пила-курила, что я бездуховна, что дьявол во мне сидит, что я просто платьев розовых в детстве не носила, что я ищу женщину, потому что мне не хватало в детстве ласки от матери, что я больная, мне надо лечиться и о том, что меня надо сжечь… Что путаю любовь и обычную дружбу с девушками… Что у папы будет инсульт, если узнает. Хотела найти мне батюшку в церкви… Говорила, «любой психолог скажет тебе, что это ненормально».
Ксения, 17 лет (Таганрог):
– Родителям не нравилось, что я постоянно разговариваю по телефону, вечно у компьютера (мы с любимой из разных городов). Потом мне принесли 180 листов распечаток моих звонков, СМС, выходов в Интернет и устроили допрос. «Что там за любовь на проводе?» Вынудили признаться, что я люблю девушку. Остальное предсказуемо: отец закатил скандал, угрожал рассказать всем, что я «не такая». Мать решила, что «переболею», а на мои попытки доказать серьезность своих слов заблокировала компьютер. Телефон тоже забрали.
Без подписи, 16 лет:
– Мама увидела мою переписку с парнем. И устроила разнос. Слова любимой матери «мне не нужен сын-гей» были как нож в сердце. Я упал в обморок. Очнулся с чувством, что я убит морально. Мне хотелось умереть, умереть: самый близкий мне человек сказал, что я ей не нужен. Сказала, что в 18 лет купит мне квартиру где-нибудь далеко от нашего города, чтоб глаза ее меня не видели (если я «решу остаться быть геем»).
Акелла, 16 лет:
– Мама устроила мне полный разнос. Так кричала, что аж стены в доме тряслись. Сколько всего я услышала. И что я идиотка, и чтобы я валила из дома, когда мне исполнится 18 лет, и прочее. Но больше всего мне запомнилась фраза: «Лучше бы ты вообще не рождалась!» Мне было так обидно и больно. Слезы текли ручьем, хоть я практически никогда не плачу. Через какое-то время мама успокоилась и извинилась. Сказала, что после 18 лет я буду делать что хочу, но, пока я живу в родительском доме, надо вести себя нормально. Также она пообещала помочь мне переехать во Францию. Но это вовсе не из-за того, что она переживает за меня. Она сказала: «Не хочу, чтобы из-за тебя на меня показывали пальцем!» Поставила условие, что если я уеду во Францию, то домой я могу не возвращаться. Мама просто не хочет меня видеть. Она ясно дала понять, что я ей не нужна.
Настя, 16 лет (Санкт-Петербург):
– Мама решила порыться в моих вещах и прибраться. Прочитала мой дневник и чуть не получила инфаркт. Я понимала, что не могу сказать ей правду, потому что это убило бы ее. Поэтому я сказала, что просто пишу рассказ или что-то в этом роде.
Раста, 16 лет:
– Месяц назад мама полазила по моему ноутбуку… Открыла «ВКонтакте» и почитала переписки, после позвала меня на улицу и увела в безлюдное место. Орала… истерила… матом, говорила, что воспитала чудовище, что ей надо было еще больше бить меня в детстве, чтобы я не превратилась в изгоя. Самое больное – до этого я для мамы была милым ребенком. Она всегда меня баловала и так боялась обидеть… а тут… Когда она все это сказала, я плакала, дико плакала от боли. Родная мама не хочет принимать меня.
В стремлении «излечить» ребенка родители порой доходят до крайностей – и даже приводят в действие свои угрозы психиатрической больницей.
Бирюзовая мечта, 16 лет (Апатиты):
– Отец выставлял из дома, бил, я сбегала сама, жила у друзей, мать выпихивала за дверь, я гуляла по улицам всю ночь (или день). Апогея это достигло в девятом классе, когда отец сдал (за руку тащил, а я упиралась) в психушку, там мне накалякали подозрение на шизофрению, а через полгода меня туда положили еще раз совместными усилиями maman и papa.
Настя, 15 лет (Магнитогорск):
– По глупости я, придя домой, заявила, что влюбилась в девушку. И знаете что? Я провела неделю в психушке. Одну из самых ужасных недель в моей жизни. А мама лишь говорила, что это все для того, «чтобы мозги у тебя встали на место, совсем сдурела».
Врачи говорили, что это извращение, бред в юной голове. Кто-то утверждал, что неестественно. А психолог сказала, что это нормально. Вот и думай теперь, кто прав. Не лечили. Только уколы, таблетки, «нарисуй три дерева», «нарисуй барашка» и так далее. Да и знаете, во время обследований нашли у меня какое-то расстройство и состояние, близкое к депрессии. Может быть, психотерапевта интересовало именно это, а не ориентация.
С тех пор прошло два с половиной года. У меня уже давно есть девушка, мы с ней безумно счастливы. И все бы хорошо. Но мама каждый вечер приходит ко мне и начинает свое приравнивание меня к педофилам и зоофилам… Мать знает, что у меня есть девушка и что «обследование» не помогло, но опять собралась водить меня по врачам. По ее словам, «это отклонение, которое можно вылечить».
Конечно, не все так плохо, как может показаться на первый взгляд. Многие родители приходят к принятию своего ребенка, но длиться этот путь может сколь угодно долго: от нескольких дней до нескольких лет.
Наталия, 14 лет:
– Мы долго спорили. Мама говорила: «Как же так получилось, где я недоглядела, что ты превратилась в ненормальную; кто тебя запропагандировал; как же ты можешь идти против Бога; да и вообще, перебесишься». Я отвечала: «Я родилась такой, так было всегда; пропаганду придумало правительство, чтобы перевести все проблемы на ЛГБТ; если Бог есть любовь и создавал нас всех он, то он позволил мне быть такой и любить так; не перебешусь, раз за три с лишним года не вышло». В конце концов мама приняла меня. Она сказала, что, какой бы я ни была, я все равно ее дочь. Я рада, что мама смогла сделать это.
Маргарита, 17 лет:
– Мама узнала в 14 лет. Все это вылилось в скандалы, крики и недопонимание. Недавно она осознала всю серьезность того, что я тогда хотела сказать. Вот ее слова: «Если ты так счастлива, то это твоя жизнь. Тебе жить с девушкой, а не мне». Больше мы никогда не заводили разговор на эту тему.
Вита, 17 лет (Воркута):
– Первой реакцией мамы был шок, истерика и полное непонимание. Но на следующий день она сказала то, что хотят услышать все: «Я люблю тебя и принимаю такой, какая ты есть». Когда я призналась маме, она в истерике позвонила отцу, вырвала его с работы. А после того, как он пришел домой и узнал, что стряслось, он наорал не на меня, а на маму, так как думал, что случилось что-то посерьезнее, чем признание дочки о своей ориентации.
Лия, 16 лет (Москва):
– Мама сказала: «Делай что хочешь, но меня не впутывай». Мне было больно это слышать, но через некоторое время она сама подошла и начала спрашивать, как у нас с моей девушкой дела. Мама сказала, что будет любить меня такой, какая я есть. Но вот вроде бы все прекрасно, но нет. Она просила, чтоб я не говорила ни отцу, ни брату, ни родственникам, мол, это ужасно, позорно и грязно.
Максим (Екатеринбург):
– В 16 лет я рассказал маме, что я гей. Меня держали две недели взаперти и водили к психологу, но потом все улеглось. Сейчас эта тема не обсуждается. Отец до сих пор думает, что я стал объектом пропаганды, а мать смирилась с этим.
Ксения, 16 лет (Москва):
– Первое время был шок. Потом пытались делать вид, что ничего не было. А потом смирились. Ведь у меня не выросла третья рука или рог, в конце концов, никого, кроме меня, это не касалось.
Что бы ни говорили о пресловутом бунте подростков, об их желании отделиться и жить самостоятельно, понимание и поддержка родных людей очень важны для ребенка. Для ребенка любого возраста. Когда родные стоят за него горой – ничего не страшно.
Слава, 17 лет (Екатеринбург):
– Мама отреагировала очень спокойно, словно бы это в порядке вещей. После ее слов все обиды стали до боли незначительными. Никогда бы не подумала, что мама примет меня. Теперь я чувствую себя вполне защищенной и уверенной, что все в порядке. Спасибо маме.
Анна, 16 лет:
– Мои родители знают, они меня поняли, это самое главное. На мнение остальных мне все равно.
Егор, 16 лет:
– Я хочу сказать спасибо моей маме. Она ни на мгновение не поменяла свое мнение обо мне и относится так же. Но ей тяжело это признать, я вижу, и я благодарен ей за то, что она со мной. С поддержкой мамы я тем более справлюсь.
Софья, 16 лет (Санкт-Петербург):
– В моей семье нет ни одного человека, который относился бы к моей ситуации как к нормальной. Бабушки считают это такой мерзостью, что всех надо либо перестрелять, либо в психбольницы. Мать однажды чуть не догадалась и закатила такую истерику, что я отходила на таблетках. Отец вроде и мог бы понять, но я боюсь. Поэтому я решила открыться перед братом. Мы очень тесно связаны и очень любим друг друга.
Брат все понял. Он сказал, что я самая лучшая сестра, что смогла ему довериться, и что его отношение не изменилось бы из-за такой мелочи, как любовь к девушкам. Теперь я чувствую себя защищеннее.
Увы, намного меньше историй со счастливым концом, когда мать/отец/родные сразу принимают и не отталкивают ребенка. Или хотя бы продолжают относиться к нему ровно – и любить. Но все же такие истории, к счастью, есть.
Марк Лис, 16 лет (Севастополь):
– Мама узнала сама. Не знаю как. Спросила: «Ты любишь девочку?» Я сидела на диване, захлебывалась слезами. Кивнула. Она просто обняла меня и сказала, что будет любить любой.
Ольга, 14 лет (Санкт-Петербург):
– Знает мама, знают даже бабушка с дедушкой! Мама у меня цивилизованная, преподаватель, нормально относится. Подкалывает, правда, иногда, но это в ее стиле. Даже поплакаться о несчастной любви можно! Бабушка немного поворчала, но продолжает блинчиками кормить. Дедушка тоже преподаватель. Тоже нормально отреагировал.
Без подписи:
– Когда узнал отец, он ничего не сказал, только ласково называл меня «моя розовая пантера» и напевал песенку из этого мультика.
Тай, 17 лет (Братск):
– Мама не выгнала меня из дому, не наорала, не побила, но немного поворчала, а потом зашла ко мне в комнату, обняла и сказала: «Вот хоть гей, хоть би, хоть с биоактивными добавками! Ты мой сын, и точка!»
Мария, 16 лет (Москва):
– К чести родителей стоит сказать, что они приняли меня абсолютно нормально, от мамы я услышала заветную фразу: «Мне неважно, с кем ты будешь счастлива, главное – ты», папа попросил не переживать и сказал, что в этом нет ничего страшного.
Эс, 14 лет (Сургут):
– Помню как сейчас тот разговор с матерью, ее вопрос: «Ты защищаешь права голубых, но зачем? Неужели ты тоже с этим связана?» и ее взгляд, полный надежды на отрицательный ответ. Прости, мама, я никогда не умела лгать. Пока она молчала, в моей голове созревали планы, к кому из друзей я могу пойти и как жить дальше. Но все оказалось легче. Я помню, как она спросила, с чего я это взяла. Выслушала спокойно, а после даже рассказала мне историю про двух женщин на ее работе, которые, как она выразилась, «были такими». К концу мои нервы сдали, и я расплакалась, обняв ее, и спросила: «Ты меня не ненавидишь?» Одним этим вопросом я смогла довести мать до слез, мне все еще стыдно. Нет, ну правда, я думала, что теперь она никогда не сможет даже обнять меня из-за брезгливости. Все же они с отцом были ярыми гомофобами.
Потом отец пришел. И снова тот же взгляд и тот же вопрос. Я сидела, обливаясь слезами. Было больно. Эти его крики в сторону ЛГБТ, этот его осуждающий взгляд… Страшно. В тот момент я пожалела, что мне пришло в голову делать камин-аут так рано, в 14 лет…
А потом он заплакал. Не люблю, когда плачут взрослые, особенно родители. Это страшно… Он сел передо мной и попросил прощения. Было видно, что ему тоже нелегко. Я пыталась простить. Пыталась понять. Но это было очень сложно. В конце беседы он сказал, что ему неважно, с кем я буду, главное, чтобы я не курила и хорошо училась. Это звучало забавно, я даже улыбнулась.
На следующий день уже никто не вспоминал об этом. Мне казалось удивительным, что родители так просто приняли меня. Хотя… Как сказать – приняли… Они просто смирились, что мне никогда не быть тем, кем они хотели бы меня видеть. Для них я навсегда останусь упущенным моментом. Порой я даже рада, что у них есть мой старший брат. Это хоть как-то должно утешать их, учитывая, что младший ребенок уже навсегда получил гриф «бракованный товар».
Лис, 18 лет:
– Моя мама – это самая прекрасная женщина в моей жизни. Она приняла меня, спросив лишь одно: «Ты же понимаешь, что тебе будет тяжело? Наше общество слишком неотесанно». А я ответила, что мне все равно. И до сих пор мне нет дела до непонимания, косых взглядов и высказываний окружающих. Мама приняла меня, сказала, что будет рядом, что бы я ни сделала, она же мать. Я благодарна ей за это.
Таня, 16 лет:
– Мама абсолютно спокойно отреагировала. Сначала говорила, что пройдет. Но время шло, а девушки мне нравиться не перестали. Сейчас мы с ней спокойно можем это пообсуждать, и я точно уверена: мама поддержит меня.
Александра, 17 лет:
– Мне повезло. Родители принимают меня. Да, им это не нравится. Но они не пытаются переубедить меня, не устраивают скандалов.
Катя, 15 лет:
– «Мам, у меня есть человек, с которым мне хотелось бы тебя познакомить, я счастлива с этим человеком, это моя девушка». Реакция мамы меня поразила, она очень широко улыбнулась и сказала одну простую вещь: «Дочка, я очень рада, что ты нашла себя, я принимаю тебя, приводи свою девушку, очень хочется увидеть человека, который делает тебя счастливой». Спасибо ей за эти слова! Она дала мне знать, что я могу открыто жить и не бояться!
А.:
– Я боялась, что мама узнает. Поэтому рассказала ей сама. Вопреки моим страхам она обняла меня и сказала: «Мне все равно, какая у тебя ориентация, как ты одеваешься. Ты моя дочь, и я люблю тебя такой, какая ты есть. А ты у меня замечательная». Это была самая большая радость в моей жизни.
Ксения, 15 лет (Железногорск):
– Меня принимают в семье, маму совсем не напрягает то, что я встречаюсь с одноклассницей.
Даша, 17 лет (Москва):
– Самый большой страх был перед отцом. Я всячески старалась скрывать свою «тайную жизнь». Однако, не знаю как, он узнал. Однажды просто позвал меня к себе, и выяснилось, что ему неважно, с кем и чем я занимаюсь, главное, чтобы я была счастлива.
Иван, 15 лет (Москва):
– «Мне главное, чтобы тебе было комфортно», – сказала мама. Я везунчик. Бабушка говорит, что я лью на себя грязь. Но и она смирилась.
Алексис, 18 лет:
– Ответ отца меня поразил: «Вот и отлично, зато до конца учебы в подоле не принесешь». Оповестила маму, что буду жить с девушкой. Она оказалась не против.
Яра, 14 лет:
– К моему удивлению, мама не ругалась. Сказала, что это переходный возраст, а я не стала ее переубеждать. Но мы договорились, что, если я снова начну отношения с девушкой, она не будет против и примет ее. Люблю маму за ее отзывчивость.
Анна, 17 лет (Москва):
– Сестре я рассказала, потому что мне было очень хреново, а она (под воздействием бутылки вина) клялась, что ближе меня у нее никого нет, что она меня во всем поддержит. Впрочем, до сих пор держит свое слово.
Евгений, трансгендер FtM, 16 лет (Новосибирск):
– Мать приняла наполовину: то называет в мужском, добавляя слово «ребенок», то обращается просто в женском. Переходу мешать не собирается, скорее даже наоборот.
Солник, 16 лет (Уссурийск):
– Знаете, мама для меня самый чудесный человек. Она хвалила меня за мою смелость, она радовалась, искренне радовалась моему счастью. Сейчас я всегда могу с ней поделиться переживаниями по этому поводу, и я знаю, что она меня понимает и не порицает. Я открылась всей семье. И все отнеслись абсолютно спокойно. Может, в душе кто-то не одобряет, но я благодарна им за то, что они не пытаются меня переделать.
Евгения, 13 лет (Москва):
– Мать узнала, когда я сорвалась и разрыдалась. Ей тяжело принять это, но она сказала: «Многие были бы против, решили, что ты говоришь глупости, но это неправильно. Это твоя жизнь, не мне проживать ее за тебя».
Есения, 17 лет (Самара):
– Было тяжело, я боялась, но призналась. Мама приняла это совершенно спокойно, что для меня было шоком, а мама, на мое удивление, лишь сказала: «А что ты удивляешься? Я, по-твоему, что должна сказать? „О-о-о-ой, какой кошмар! В моем доме лесбиянка! Позор семье!“ Так, что ли?», посмеялась и сказала, что хуже я от этого не стала и все равно она меня любит, а мои отношения ее не касаются.
Елизавета, 16 лет (Екатеринбург):
– Мама только удивилась, что я так долго скрывалась. С тех пор, собственно, живу и радуюсь жизни.
Есть среди подростков те, кто до разговора со мной не открывался ни единому человеку (8,2%, 31 человек из 378).
Алена, 17 лет (Ярославль):
– Никто не знает. Для безопасности меня и моей девушки.
Даша, 16 лет:
– Я боюсь открыться в поисках понимающего человека и поддержки. С другой стороны, кажется, если не найти такого человека, скоро совершенно свихнусь.
Алиса, 14 лет (Санкт-Петербург):
– Нет желания открываться людям, которые с почти стопроцентной готовностью в ответ плюнут тебе в душу.
Ксения, 16 лет (Москва):
– Мне страшно. Я не хочу быть козлом отпущения. Я будущий врач, мне всю жизнь контактировать с людьми, а я не могу. Я, наверно, никогда никому не откроюсь.
Эрика, 14 лет (Казахстан):
– Открыться не могу. Для мусульман это аморально.
Но очень многие не говорят о себе именно родным. Почему? Можно выделить три основные группы причин.
Первая, самая распространенная, – страх («Боюсь, что меня начнут ненавидеть». «Боюсь, что выгонят из дома». «Из-за боязни, что мама отвернется от меня». «Страшно, что не поддержат, не поймут, засмеют, будут унижать, избивать»).
Вторая связана с возрастом: это несамостоятельность, материальная зависимость, неуверенность в своих СОГИ («Я еще не взрослый человек, могут принять за шутку или подростковый вздор». «Нет опоры, пока меня содержат родители, а они отрицательно относятся к ЛГБТ». «Я считаю, что еще маленькая и моя ориентация может измениться, вырасту – тогда посмотрим»).
Третья группа, немногочисленная, – прочие причины («Не считаю нужным делиться с родителями, с кем я встречаюсь и сплю. Личная жизнь так и названа из-за того, что она личная». «Не вижу смысла». «Не хочу, чтобы родственники знали». «К слову не пришлось»).
Повторюсь, основная причина – страх. Страх толкает подростков на умолчание и ложь. Страх осуждения, страх потерять любовь родителей, страх разочаровать их, страх оказаться без крыши над головой, страх попасть в психиатрическую больницу…
Саша, 16 лет:
– Отец после каждого репортажа против ЛГБТ говорит: «Вот и правильно, сжигать таких надо». Я хочу им признаться, но не могу, страх быть отвергнутой ломает меня всю жизнь.
Без подписи, 15 лет:
– Мне тяжело. Я не могу поделиться с родными самым главным. А отсюда вытекает очень-очень многое. Меня просто не поймут, осудят, посчитают извращенкой и, скорее всего, станут «лечить». Я очень часто хочу поделиться с матерью тем, что у меня внутри. Но я не могу. Мне не за кого держаться.
Влад (Николаев, Украина):
– Моя мама – страшный гомофоб, еще и революция в стране, выходит на митинги с плакатами типа «Европа – педолобби» и «Содомия не пройдет», моя мать лишает меня счастливого будущего. Каждый чертов день я слушаю лекции про то, что геи, педофилы и маньяки – это одно и то же! Мне страшно. Я боюсь, что она узнает, выгонит меня на улицу, что я тогда буду делать? Сегодня я плакал целый день у себя в комнате, потому что меня просто добила фраза: «Правильно там в Уганде их на всю жизнь сажают, я бы их поубивала». Мне надоедает постоянно слушать все это, ведь я человек, я тоже имею право существовать.
Саша, 16 лет (Санкт-Петербург):
– После нашумевших новостей часто заводился разговор, который всегда заканчивался: «Узнаю о тебе – из дому выгоню». Мама очень остро на такое реагирует. Противно.
А., 17 лет:
– Мать с детства мне твердила, что худшее, что может пережить мать, – сына-алкоголика, сына-наркомана и сына-педика. Жаль, что она больше не может иметь детей. Я ее неожиданная и приятная беременность, а также почти невозможная, она бесплодна с 20 лет. Поэтому я не мог в открытую сказать, что ее ребенок – ужасная ошибка.
Без подписи, 17 лет (Тула):
– Мой отец – депутат «Единой России». И я не рискую начать важный разговор. Мои родные не гомофобы, но вряд ли обрадуются такой новости.
А., 17 лет (Омск):
– Решат, что я извращенка, наркоманка и веду развязный образ жизни…
Эрика, 14 лет (Казахстан):
– Мама год тому назад мне сказала: «Если я узнаю, что ты лесбиянка, я тебя из дома выгоню!» Я бы посмеялась, если бы это не было правдой. Мама не принимает однополой любви. Для нее гомосексуалы – люди второго сорта. Живу в постоянном страхе из-за того, что, если моя сексуальная ориентация всплывет наружу, я стану изгоем.
Света, 17 лет:
– После репортажа о гей-прайде в Питере мама заявила: «Это мерзость!» У меня был шок. Я сидела в оцепенении. «Я тоже мерзость?» – единственное, что было в голове. Тогда умерла надежда быть понятой в семье. Страшно осознавать, что ты не нужен родителям. Что ты лишь галочка в их планах на жизнь наравне с «купить машину» и «съездить на юг».
Юлия, 16 лет:
– Сегодня шла домой от любимой с решимостью рассказать маме о себе. Гордо влетаю в квартиру. «Нам надо поговорить». «Подожди минут десять, новости закончатся». Выпуск был связан с гомосексуалами. Досмотрев его, мама воскликнула: «Как так можно! Да они же все ненормальные! Расстреливать их надо!» Мою решимость как рукой сняло, я поняла, что ни за что в жизни не расскажу ей.
Я. А., 15 лет (Красноярск):
– Когда мы с мамой были в Таиланде, она постоянно, когда мимо проходили геи, говорила что-то вроде: «Ненавижу их! Зачем идти против природы! Кошмар!» А отец старой закалки – парень улиц. Он меня точно ударит – и будет думать, что делает все правильно… Мне очень грустно из-за того, что я не могу сказать им. Я должна ждать, пока у меня не будет своей квартиры и я не смогу себя обеспечивать. Я уверена – меня выгонят из дома. Боюсь потерять родителей…
Маргарита, 16 лет (Сургут):
– Меня просто запрут дома и будут пускать ко мне только психотерапевта.
Ирина, 18 лет:
– Вся моя родня считает таких, как я, больными, от слов папы мне становится плохо и страшно. Мне кажется, если бы все знали, что я полюбила девушку, сожгли бы на костре, серьезно. Как бы родители ни относились ко мне, я все равно буду их поддерживать, помогать им во всем. Я не хочу в будущем войну с семьей, не хочу стоять перед выбором – семья или девушка. Я по-настоящему боюсь этого.
Эмери, 14 лет:
– Мама с ранних лет говорила мне, что гомолюди – отвратительны. Что геи – грешники, их нужно сжигать, лесбиянки – отродья, их следует расстреливать. В детстве меня даже водили в церковь, потому что я не слушалась родителей. Мой отец моряк и редко бывает дома, так что большую часть времени я провожу с мамой. Я бы хотела, чтобы она меня понимала, но это невозможно. Она не хочет думать, что такие люди рождаются даже у верующих и натуралов. Если скажу ей что-то вроде: «Прими меня или забудь», она после моей смерти не будет плакать, а с отвращением скажет: «Она была лесбиянкой». И знаете что? Это страшно.
Без подписи, 17 лет:
– Мать обещала пристрелить меня, если со мной будет «что-то не так».
Аня, 16 лет:
– Я очень близка с мамой, и то, что я не могу поделиться с ней радостью, что я нашла свою любовь, убивает. Она думает, что девочка, с которой я так тесно общаюсь и дружу, – моя подруга. А ведь моя любимая и моя мама – все, кто мне нужен для счастья.
Александра, 16 лет:
– Мои родители – гомофобы до мозга костей, я никогда не признаюсь, да, я слабая. Меня ждут ежедневные походы в церковь и к докторам, если не изгнание бесов.
Фрэнк:
– Я чуть не разрыдалась, когда мама сказала: «Из Англии пошли все развращения, те же гомосексуалисты, те же гей-парады». Отлично, теперь я хотя бы знаю, что мама гомофоб. Делать камин-аут сверхглупо.
Катя, 17 лет:
– Полчаса назад мы с мамой увидели репортаж об избитом гее, и у нас случился разговор. Знаете, мне было так страшно и больно осознавать, что моя родная мать – против меня и людей, подобных мне. Она не стеснялась говорить: «Таких быть не должно». Она считает, что геи и лесбиянки – потенциальные носители болезней и каждый из них мечтает соблазнить ребенка. Она считает, что мы нездоровы, на мои слова о ВОЗ ей плевать. По ее мнению, следует запретить фильмы, книги и журналы с любым намеком на подобное. На мой вопрос, что делать с биографией Оскара Уайльда, заявила: «В семье не без урода». Мне было так страшно. Так больно. Жаль, что у меня не хватило смелости спросить: «А если бы твой ребенок оказался таким?»
В., 14 лет:
– Я боюсь даже представить, что будет с родителями, когда они узнают. Мать бредит внуками и каждый день рассказывает, что у меня будет замечательный муж и много детей. К гомосексуалам относятся с презрением. Считают больными. А как объяснить, что меня не привлекают парни? Что я люблю прекрасную девочку? Что я не смогу родить и что (если к тому времени наука не сможет добиться того, чтобы у нас появились дети) нам придется идти на искусственное оплодотворение? Они меня убьют. Хоть и любят. Но для них я выродок, как и для многих… Помогите! Нам нужна помощь. А не ваше презрение и безразличие.
Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Если я откроюсь матери, меня либо выставят на улицу, либо изобьют до полусмерти, либо вовсе, как Ивана Харченко, запрячут в больницу. Мне очень страшно.
Без подписи:
– Я жила и живу в страхе. Родители кавказской национальности, настоящие представители рода. Я не такая. Я не знаю, как называется, когда ты не признаешь понятия «нация», не относишь себя ни к одной из них? Вы уже поняли, что мне несдобровать, если они узнают? Каждый раз, когда мы вместе, я боюсь выдать себя. Или просто в жутком страхе произнести: «Мам, пап, я люблю мальчиков и девочек». Родители. Я прошу вас: если вы любите своих детей, подумайте о том, что говорите и делаете. Пожалуйста. Никогда не произносите того, что может испугать их. Хотите ли вы, чтобы ваш ребенок жил в страхе?
Вика, 14 лет:
– Я люблю своих родителей, но с ними так трудно говорить. Каждое слово о чем-то связанном с однополыми отношениями вызывает бурные споры и водопад оскорблений. Каждый раз я ухожу и стараюсь не слушать, но многие фразы долетают до моих ушей и разбивают остатки сердца. Я не хочу верить, что ненависть и жестокость – это нормальное состояние человека. Я мечтаю о родителях, которые примут меня, которые не решат, что это отклонение или болезнь, которые скажут: «Ты все равно моя дочь, и я люблю тебя и буду любить всегда, что бы ни случилось».
…Я получала много писем от разных людей. Многие взрослые писали: «Мой сын не может быть геем! Моя дочь никогда не станет лесбиянкой!»
На самом деле они могут ничего не знать о своих детях. Потому что те – молчат. Подростки очень тонко чувствуют отношение родителей к больному вопросу ЛГБТ. И – не говорят о себе правды. Многие используют тактику, которую можно назвать «пробный камень»: заговаривают с матерью и отцом о геях и лесбиянках, чтобы по их реакции решить, признаваться либо нет. И чаще всего они выбирают – молчание.
Без подписи, 16 лет:
– Мама возненавидит меня и отправит в психушку. Я уже как-то намекал и знаю ее реакцию.
Настя, 15 лет:
– Отчим считает, что такие люди не должны существовать, их надо уничтожить. Мама же думает, что все ЛГБТ – ненормальные с психическими отклонениями. Я не знаю, что делать. Мне не с кем поговорить. Как-то я ненавязчиво спросила у мамы, что бы она сделала, окажись я лесбиянкой, и ответ был – психиатр! Так больно осознавать, что самые родные и близкие люди посчитали бы меня больной, узнав о моей влюбленности. На вопрос о том, что, если бы я была лесбиянкой, мама ответила, что отдала бы в дурдом. «Зачем плодить несовершенства?»
Без подписи, 16 лет (Уфа):
– Я спросила у мамы: «Что было бы, если бы я привела в дом девушку?» Она сказала, что если это произойдет, то она вышвырнет меня.
Е. Е.:
– Невзначай заводила с мамой и папой разговоры об однополых браках. Мама говорила: «Они больные. Слава богу, ты нормальная!» (Но нет, я ненормальная – по ее мнению…)
Дэйв, 16 лет (Волгоград):
– Родителям лучше вообще не знать о нас, пока мы не уедем куда-нибудь подальше. Они жуткие гомофобы. Выражения «Да их всех расстрелять нужно», «Свезти в одно место, оградить, и пусть сами у себя там живут», «Бомбу на них кинуть» уже не новы.
Без подписи, 16 лет (Симферополь):
– Однажды хотел признаться родителям, но, когда по телевизору говорили что-то о геях, они начали их осуждать, и я понял, что мне придется скрываться вечно.
Татьяна, 16 лет (Волгоградская область):
– Вот только одной детали пазла не хватает для полного счастья… родители! Недавно я спросила у мамы: «Как бы ты стала относиться к своему ребенку, если бы узнала, что он нетрадиционной ориентации?» На что мама ответила: «Не знаю… В душе, наверное, презирала бы». Тогда я очень расстроилась. Не хочу чувствовать себя уродом в семье. Наверное, я скажу родителям, кто я, и уйду из дома, или же дождусь окончания учебного года, сдам экзамены, буду уезжать в другой город, тогда расскажу. Жить в одном доме, когда тебя презирают, я не смогу, а держать все в секрете не хочу, надоело.
Без подписи, 16 лет:
– Однажды мама, когда смотрела передачу про то, как семья принимает ребенка-гея таким, какой он есть, сказала: «Я бы никогда не приняла своего ребенка, если бы он оказался геем». Мне стало очень обидно, я чуть не расплакался… Я понял, что перед родителями раскроюсь не скоро, может быть, никогда…
Любовь:
– Сегодня я сказала матери, что хочу поддерживать ЛГБТ, когда вырасту, она ответила, что я буду провоцировать грех в ваших душах (она христианка), он будет и на моей душе. Сказала, что мы не люди, а идиоты, напомнила о Содоме и Гоморре. Я не хочу говорить ей о себе, она не примет меня и выгонит из дома, а я не смогу выжить в этом мире одна.
Jane Doe, 15 лет (Москва):
– Я пыталась намекнуть маме, что мне нравятся девушки, но та сказала: «Геи – больные, зачем о таких вещах говорить?»
Итак, главная причина молчания подростков – страх. Страх, что родители не поймут, побьют, выгонят из дома, перестанут любить. И этот страх, к сожалению, не беспочвенный. Такое на самом деле происходит, и очень часто.
Но нельзя не отметить еще одну причину. Подростки думают о своих родителях с заботой. Они не хотят причинять им боль, боятся их ранить и разочаровать. И ради этого благого помысла им приходится идти на ложь.
Без подписи, 16 лет:
– Матери признаться у меня попросту не хватит сил. Скажем так, она очень православный человек. Ее убьет осознание того, что ее сын грешник. Я не могу не любить свою маму всем сердцем, как бы она ни относилась ко мне.
Георгий, 15 лет:
– У папы плохо с сердцем, боюсь, что он не сможет выдержать моего камин-аута.
Стася, 16 лет (Кемерово):
– Я не могу сказать маме, самому близкому человеку, что не оправдаю ее надежд. Я не могу признаться семье, что они никогда не увидят мою свадьбу, не познакомятся с моим парнем.
А. С., 17 лет:
– Я просто не могу причинить родителям такую боль. Они любят меня, заботятся. Им будет слишком больно от разочарования и понимания того, что их любимая дочь стала одной из мерзких и презираемых.
Кит-Невидимка, 15 лет:
– Мама говорила: «Геи, лесбиянки, бисексуалы, неважно кто… Это хуже болезни. Хуже зоофилов и наркоманов. Если бы ты оказалась лесбиянкой, я бы убила тебя собственными руками». Разговор длился больше двух часов. Были споры, крики, ругань. Я так и не совершила камин-аут, но не из-за страха, а потому что люблю маму и не хочу огорчать.
Дарья, 17 лет (Москва):
– Не хочу шокировать. Не хочу расстроить и разочаровать.
Катя, 16 лет:
– Мама с папой хотят внуков, а я единственный ребенок, так что это может быть ударом для них. Но рано или поздно придется признаться…
Молчать тяжело: это огромный внутренний груз, постоянное напряжение. Потому многие подростки пока не открываются родителям, но планируют сделать это в будущем.
А., 17 лет (Омск):
– Мне не хватает принятия мамы и папы. Для них гомосексуальность – это политика и мерзость. А все равно хочется привести домой любимую, сесть за один стол, познакомить… Хочется, чтобы они увидели, как я счастлива, порадовались за меня…
Лиза, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Обязательно буду открываться семье. Так легче. Хотя боюсь. Боюсь за здоровье, боюсь испортить отношения и потерять крышу над головой.
Кира, 16 лет (Воронеж):
– Расскажу маме, когда у меня появятся серьезные и длительные отношения.
Анастасия, 14 лет:
– Недавно мама завела разговор о гомосексуалах, цитирую: «Как глупо идти против природы, дураки они все, как хорошо, что вы (я и младшая сестра) у меня нормальные, а эти бог знает что. Девки-лесбиянки вообще дуры, ну вот что им в мужиках не нравится? На баб лезут, век бы таких не видеть». Мне хотелось разрыдаться, родная мать оскорбила меня и таких же, как я. Мне хотелось ей все рассказать, но что бы тогда было? Они бы все, скорее всего, отказались от меня. Жить в семье гомофобов очень тяжело, но я знаю, что, когда стану старше, обязательно им все расскажу, а принять меня или нет – это их дело.
Даша, 15 лет (Омск):
– Моя мама знает, что я нормально отношусь к гомосексуальности, и мы иногда разговариваем об этом, стараемся понять друг друга. Разумеется, мне бы хотелось, чтобы она избавилась от предрассудков и приняла меня. Но пока я чувствую, что она к этому не готова, – я буду молчать.
А., 17 лет (Томск):
– Пару раз я порывалась написать письмо маме и оставить его на видном месте. Так, наверно, и сделаю. Года через три-четыре.
Лена, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Безусловно, я собираюсь открыться родителям, не хочу врать им. Пусть лучше они услышат правду от меня.
Анжела, 14 лет (Москва):
– Мне кажется, ко мне будут очень плохо относиться, жизнь станет невыносимой. Такие уж у нас условия… Как окрепну, осознаю и додумаюсь – все совершится, надеюсь, без потерь близких людей. Они мне очень дороги.
Алексей, 17 лет:
– Есть два человека, которых я безумно люблю. Это мои папа и мама. Я им благодарен за все, что они для меня сделали. Я их очень сильно люблю. Но мое сердце болит каждый раз, когда они говорят что-то оскорбительное про геев. Я боюсь сказать им правду. Я боюсь потерять их. Меня спасает оптимизм. Я верю, что все будет хорошо. Настанет день, когда я сяду рядом с родителями и расскажу им правду, не зная, как они это воспримут, но это не так важно, потому что я все равно буду любить их всегда.
Совершать ли камин-аут? И как?
«Настанет день, когда я сяду рядом с родителями и расскажу им правду» – о таком дне думает почти каждый подросток. И перед ним рано или поздно встанет, пожалуй, один из самых сложных вопросов: нужно ли рассказывать о себе и как это делать?
В идеале для камин-аута перед родителями желательно, чтобы у вас были:
– свое жилье (собственная или съемная квартира) – чтобы не оказаться на улице;
– источник дохода, который позволяет жить независимо;
– поддержка друзей или любимого человека (необязательный пункт, но он многое облегчает).
«Неужели все так плохо?» – спросите вы. Все не плохо: все непредсказуемо. Нужно всегда рассчитывать на худший исход. Как бы хорошо вы ни знали родителей, их реакция может быть самой разной.
Ясно, что идеальных обстоятельств почти не бывает. Если вам меньше 18 лет, вряд ли можно рассчитывать на свое жилье и полную финансовую независимость. Но камин-аут – это риск в любом случае, независимо от возраста.
Итак, что нужно делать и с чего начать?
– Бросьте пробный камень. Эта тактика довольно успешна и не раскрывает вас. Спросите у родителей, как они относятся к ЛГБТ. Не говорите с обоими одновременно. Выберите для начала одного. Как это сделать? Как угодно. Расскажите о подруге-лесбиянке, о том, как ей нелегко приходится. Расскажите, что пишете исследовательскую работу о меньшинствах, и выйдите на беседу про ЛГБТ. Посмотрите вместе фильм, где присутствует тема ЛГБТ (косвенно, не как основная). Если родители отреагируют отрицательно – не стоит делать из этого трагедию. Нужно выяснить не только отношение родных, но и его причины. А зная причины, проще вести беседу.
– Развейте страхи, разбейте мифы. Например, если мама считает геев или лесбиянок больными, можно объяснить ей, что это не болезнь и почему. Если дело в религии – самое время вспомнить, что православие учит прощению и терпимости. Если дело в «у них не бывает детей» – так это тоже миф. Для таких разговоров нужно быть достаточно осведомленным, чтобы уметь ответить на любой вопрос. Возможно, вам придется повторять одно и то же раз за разом. Будьте терпеливы.
– Обязательно дайте родителям нужную информацию. Хорошей литературы на тему ЛГБТ не так много; они могут не знать, где взять подобные сведения. Подыщите книги и брошюры, распечатайте то, что посчитаете нужным. Подарите им эту книгу. Возможно, родители почитают материалы, которые вы им дадите, если не при вас, то позже.
– Объясните родителям, что это не их вина, что это не они вас «плохо воспитали». Скажите, что вы не изменились, что вы тот же сын / та же дочь, что вы любите и принимаете их со всеми достоинствами и недостатками – и что вы хотели бы того же.
– Не бросайтесь обвинениями – «ты меня не понимаешь», угрозами – «я уйду из дома, если ты не примешь меня». Говорите, что вы чувствуете. «Мне больно, что я был вынужден врать тебе», «Мне обидно, что ты меня не принимаешь», «Мне тяжело слышать от тебя слово „педик“», «Мне страшно, что ты перестанешь меня любить». Обвинения и угрозы заставляют любого человека выпускать колючки и защищаться. Честность обезоруживает. Говорите, что вы чувствуете, и, возможно, родители начнут отвечать тем же.
– Прочитайте письмо на с. 343 «Как сохранить хорошие отношения с родителями, отстоять себя и защититься от манипуляций» – там немало полезных советов.
– И самое главное, хотя оно может показаться пессимистичным: не надейтесь на полное и одномоментное принятие. Поймите, хоть это горько: вас могут принять частично либо при неких условиях («Мы сохраняем отношения, но о твоей личной жизни я слышать не хочу / твою девушку чтоб я не видела / роди мне внуков»), вас могут принять через десять лет – и могут не принять никогда.
Бесспорно, принятие родителями – очень важно. Но необязательно. Родители в принципе редко принимают детей: их увлечения, вкусы, выбор профессии, любимого человека… Это больно, неприятно. Но что поделать? Вас не приняли? Жизнь не кончилась. Дайте родителям время, дайте информацию, наберитесь терпения. Стройте свою жизнь, и пусть она будет счастливой.
Если произошел аутинг (прочитали личную переписку в соцсетях, дневник, увидели на улице, рассказали соседи) – ваши действия зависят от обстановки.
Если она опасна, буквально опасна для вас, если есть угроза здоровью – к сожалению, надо лгать. Говорите, что вашу страницу взломали, вас подставили, что это не ваша переписка, что это не дневник, а наброски книги, что вам в голову взбрела какая-то ерунда, но все уже прошло, – придумайте что угодно. Обычно родители в такой ситуации встают на позицию «я сам обманываться рад» и хотят услышать от вас ложь и поверить в нее.
Что касается общения в Интернете – не сохраняйте пароли, выходите из соцсетей, используйте Tor. Это может показаться паранойей, но так много аутингов случается из-за открытой страницы в соцсети. Не позволяйте, чтобы ваш телефон попадал в чужие руки. Поставьте на него пароль и стирайте СМС. А если ведете дневник – имейте в виду, что родители могут его прочитать.
Если обстановка не опасна, можно попробовать поговорить (см. советы выше). Из плюсов: «самое страшное» позади. Из минусов: у вас уже нет возможности подготовить родителей. Подготовьтесь – заранее – сами.
Мой ребенок – не такой, как все. Что мне делать?
Когда подросток решается на камин-аут, перед родителями встает множество сложных вопросов. Что делать, если ребенок признался, что он гей, лесбиянка, би или трансгендер? Как себя вести, как быть, как жить дальше?
На эти вопросы ответят специалисты и родители.
Мария Наймушина, психолог подразделения экстренной психологической помощи, Центр психолого-медико-социального сопровождения, Пермь:
– Самое первое – не торопиться что-либо решать. Просто остановиться и ответить себе на вопрос: «Что в моей жизни изменилось/изменится в связи с тем, что сказал мой ребенок?» Выбрать два, максимум три самых важных для вас пункта и честно ответить себе на вопрос: «Что я чувствую в связи с этим?» Этими чувствами могут быть обида, страх, злость, стыд, отвращение, жалость, удивление и любые другие.
Попробуйте связать эти чувства со своими желаниями. Например: «Я чувствую обиду, потому что ждал/а, что будут внуки», «Я чувствую страх, потому что мой ребенок может стать жертвой гомофобов», «Я чувствую стыд от того, что не знаю, что теперь говорить родственникам».
То, что вы получили в итоге, может стать почвой для обсуждений с ребенком. Часть проблем может отпасть сама собой, ведь у однополых пар тоже появляются дети, нападения на почве гомофобии не носят массовый характер, а родственников необязательно извещать о подробностях личной жизни ребенка.
Важно помнить, что гомосексуальность – это не выбор, который можно переменить. Ребенок, осознавший себя геем, также испытывает множество противоречивых чувств – вину, отчаяние, стыд. Это по-прежнему ваш сын или ваша дочь, которые ищут родительской помощи и поддержки в трудной точке жизненного пути.
Дети, совершающие камин-аут перед родителями, движимы прежде всего надеждой. Надеждой на то, что ваша любовь и принятие помогут им выжить, оставаясь самими собой.
Катя Райт, мама:
– Дорогие, милые мамы и папы. Вспомните, как вы качали своих детей на руках, как вытирали им сопли и пели колыбельные, как целовали их милые носики и умилялись младенческим агуканьем. Вспомните, ведь когда ваш ребенок родился, когда делал первые шаги, вы любили его не за то, что он гетеросексуален, не за то, что он вырастет и женится / выйдет замуж за того, кто понравится вам. Вы ведь любили его просто за то, что он ВАШ. Ваша плоть и кровь, ваша частичка, ваша капелька. Вспомните это чувство и храните его всегда в своем сердце. Когда ваш ребенок приходил домой с разбитой коленкой и вы ругали его, в душе ведь все равно все сжималось. Вы говорили строгое «нельзя», потому что просто хотели уберечь ваше чадо от опасностей.
И если ваш ребенок вдруг, спустя много лет с тех пор, как выплюнул пустышку, приходит к вам и рассказывает о самом большом своем секрете, пожалуйста, выслушайте его! Пожалуйста, не забывайте, что вы любили его с самой первой минуты появления на свет, что вы привели его в этот мир. Если ваш ребенок открывается вам и говорит, что не такой, как большинство, что ему нравятся не те, кто вы думали, что он любит как-то по-другому, пожалуйста, не отворачивайтесь. Не гоните! Вы можете не понимать того, как живет ваш ребенок, – мы все разные, но просто примите его. Примите таким, какой он есть. Знаете, я уверена, что для каждого родителя самое важное – увидеть своего ребенка счастливым. А для каждого ребенка величайшее счастье – любящие понимающие родители, которые не бросят и не отвернутся.
Мне кажется, стоит помнить всегда вот еще что: кем бы ни был ваш ребенок, главное, чтобы он не вырос подонком и фашистом. И если ваш ребенок любит не так, как вы себе представляли, помните: главное – он любит. Дети всегда нуждаются в поддержке и любви родителей, даже когда они не говорят об этом, даже когда закрываются в своих комнатах и просят, чтобы их не трогали.
Пожалуйста, родители, не продавайте свою любовь, свое семейное счастье и своих детей за дешевые лозунги из телевизора! Семья – это самое важное в жизни. И если кто-то или что-то разрушает вашу семью – это зло. Стремитесь к добру! Любите друг друга! Прощайте друг друга! Храните друг друга!
Лев Моисеевич Щеглов, доктор медицинских наук, профессор, президент Национального института сексологии:
– Подростки могут осознать свою гомосексуальность в очень раннем возрасте – в 11—12 лет. По рекомендации Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), с 11 лет ребенок уже считается подростком. Он прошел стадию романтическую, когда возникают чувства без телесного оттенка, теперь они начинают приобретать оттенок физический. У гомосексуальных подростков такие чувства (фантазии, сны) возникают именно к своему полу. Дальше – два варианта развития событий. Если ребенок мало знает, одинок, испуган, ему не с кем поговорить – он просто станет чувствовать себя «не таким», не поймет, что с ним происходит. Если же у подростка нет информационного голода, то он осознает свою гомосексуальность.
В любом случае дети будут чувствовать себя инакими, одинокими. В подростковой среде таким легко дают презрительные клички. Без нужной информации – или при информации негативной – у гомосексуальных подростков может возникнуть тоска, напряжение или даже тяжелый невроз.
Именно поэтому открываться перед кем-нибудь обязательно нужно. Это снижает уровень напряжения и страха. Но рассказывать о себе стоит либо очень близкому человеку, который точно не оттолкнет, либо профессионалу.
Гомофобия в современном российском обществе не стихийная, а организованная, подогретая нынешними нелепыми, античеловеческими законами. Родителям в этих условиях будет трудно. Но надо все равно оставаться на стороне своих детей, а не архаичных предрассудков. Узнав о гомосексуальности ребенка, нужно прежде всего сходить с ним к настоящему профессионалу и посоветоваться. В 90% случаев это будет истинная гомосексуальность. Но остальные 10% – это может быть дань моде, эксперимент, что-то кажущееся. Если подросток действительно гомосексуален, совет банальный: принять все как есть. Да, у вашего ребенка жизнь будет тяжелее. Да, прибавится проблем. Но он в этом не виноват. Сколько бы ни заявляли, что это грех, что это лечится, что это можно прекратить. Блондин брюнетом не станет. Такие «запретительные» взгляды выдают обыкновенное невежество.
Дорогие родители. Ваш ребенок не виноват в том, что отличается от других. И вашей вины в этом тоже нет. Если вы обвиняете себя, свое неправильное воспитание, давайте попробуем разобраться, может ли оно повлиять на ребенка.
Правда ли, что ЛГБТ-дети вырастают в неполных семьях?
Для начала выясним, сколько в России неполных семей.
По данным Всероссийской переписи населения 2010 года, в России 17 285 907 семей с детьми моложе 18 лет (в число детей не включаются лица моложе 18 лет, состоящие в браке и/или имеющие детей), из них матерей-одиночек – 5 002 597, отцов-одиночек – 648 038. Итого – 32,7% неполных семей.
Во время анкетирования ЛГБТ-подростков я задавала им вопрос о составе семьи. Ответы получились следующими.
Полная семья: мать и отец – 187; мать и отчим – 36; мачеха и отец – 2; опекуны, муж и жена, – 1; усыновители, муж и жена, – 1.
Неполная семья: только мать – 82; только отец – 3; опекун (женщина) – 4; усыновитель (женщина) – 1; бабушка (мать и отчим живут отдельно) – 1; бабушка (мать и отец разведены, живут отдельно) – 1.
Из 319 опрошенных 71,2% (227 человек) живут в полных семьях, 28,8% (92 человека) – в неполных. Отмечу, что подростки, имеющие мать и отца / мать и отчима, но постоянно живущие с бабушкой (таких оказалось двое), отнесены в категорию «неполная семья».
Итак, в России, по последним данным, 32,7% неполных семей. Среди опрошенных мной ЛГБТ-подростков в неполных семьях воспитывается 28,8%.
Ни в России, ни за рубежом не проведено ни единого достоверного исследования, которое бы подтвердило, что состав семьи и СОГИ детей связаны. То, что неполная семья имеет больше шансов вырастить ЛГБТ-ребенка, – миф.
Правда ли, что ЛГБТ-дети вырастают, если детей неправильно воспитывать?
Что бы ни произошло с ребенком, первым делом в этом винят родителей. Особенно мать. Недоглядела, переглядела, недоласкала, переласкала, недолюбила, перелюбила, слишком жесткая, чересчур мягкая, напугала, разболтала, много запрещала, все позволяла… Доктор исторических наук антрополог Лев Клейн по этому поводу иронично отмечает: «Психоаналитики столь изобретательны в выискивании причин, которые могут вызвать феминизацию мальчиков и гомосексуальность, что список опасных черт родительского поведения стал ужасающе длинным. Отсутствие матери или диктатура матери, зависимость от матери или ее чрезмерная зависимость от сына, чрезмерная любовь отца к сыну или пренебрежение сыном, отсутствие примера отца или женоненавистничество отца, мальчик мыслит себя на месте матери в ее отношениях с отцом или свою ненависть к ней он переносит на всех женщин… Что бы родители ни предприняли, как бы себя ни вели – это неизменно ведет к гомосексуальности ребенка. Просто диву даешься, как еще умудряются иногда вырасти гетеросексуалы…»
Так что на вопрос «Правда ли, что ЛГБТ-дети вырастают, если детей неправильно воспитывать?» ответ краток: нет. Ребенка можно воспитать вежливым и трудолюбивым, но не светловолосым, голубоглазым или гомосексуальным. Анна Гизуллина, старший преподаватель кафедры клинической психологии и психофизиологии Уральского федерального университета, объясняет это так: «Никто по своему произволу не может решить, на какие стимулы (образы, звуки, запахи) у него возникает сексуальное возбуждение, а на какие нет. <…> Родители должны понимать, что гомосексуальность их ребенка – это следствие их генетических особенностей, набора генов. <…> Сказывается и гормональный фактор, когда гомосексуальность закладывается во время внутриутробного развития плода. Так или иначе, она не зависит от воспитания [курсив мой. – Л. К.], от культуры, это типологическая черта, не предполагающая свободного выбора».
Подытожим: если ваш ребенок совершил камин-аут – твердо знайте, что его отличие – не его вина, равно как и не ваша. Он ни в чем не виноват – и вы ни в чем не виноваты.
Какой реакции ждет от меня ребенок?
Принятия и поддержки. Вне зависимости от возраста. Одни рассказывают о себе родителям задолго до совершеннолетия, другие открываются намного позже, когда обзаведутся постоянными отношениями. Неважно, три года ему или ей – или тридцать три. Ваш ребенок ждет принятия и поддержки. Против него могут оказаться и друзья, и родственники, и общество. Это очень тяжело. Останьтесь на стороне своего ребенка. Скажите: «Спасибо, что ты поделился со мной. Я ценю твое доверие. Ничего не изменилось. Ты не стал хуже или лучше; ты по-прежнему мой сын / моя дочь. Если тебе будет нужен мой совет – я всегда тебя выслушаю».
Что отвечать знакомым, которые спрашивают о ребенке? Говорить ли им правду?
Сложный вопрос. Посоветуйтесь со своим ребенком. Если он собирается рассказать о себе всем – тогда и вам нет смысла что-то скрывать. Если он поделился только с вами – никому не выдавайте его секрет. Что до любопытных родственников и друзей, которые интересуются, когда ваше чадо приведет домой друга или подружку, а то и жениха/невесту, всегда можно ответить: «Это его личное дело. Я не вмешиваюсь. Он сам разберется».
Где найти таких же родителей, как я?
На свете миллионы гомо-, бисексуальных и трансгендерных людей, и большинству их близких довелось испытать те же чувства, что мучают вас сейчас. Они так же терзались виной и страхом, так же отказывались верить, что это происходит в их семье, так же плакали и пили валерьянку. Многие в итоге смогли принять и поддержать своих детей. И готовы поддержать и других таких же родителей, поделиться опытом и помочь пройти этот путь.
В мире есть несколько организаций, объединяющих родителей и близких ЛГБТ. В нашей стране в Санкт-Петербурге действует Родительский клуб (адрес его группы «ВКонтакте» – vk.com/rklgbt). Клуб проводит очные встречи и психологические группы для родителей ЛГБТ-детей (в Петербурге), на которые может прийти каждый из вас.
Также вы можете позвонить на горячую линию Российской ЛГБТ-сети для лесбиянок, геев, бисексуалов, трансгендеров, их родных и близких (88005550868) или написать в круглосуточный чат Российской ЛГБТ-сети (chat.lgbtnet.ru) и получить консультацию профессионального психолога.
