Краткое содержание

– с какими трудностями сталкиваются ЛГБТ-подростки: физическое, психологическое и сексуальное насилие

– как сверстники, учителя, родственники и психологи относятся к открытым ЛГБТ-подросткам

– почему страдают даже те, кто не открыт

– каковы причины суицидальных мыслей и попыток ЛГБТ-подростков

А также вы узнаете

– какие права ЛГБТ нарушаются в России

– правда ли толерантность к лесбиянкам гораздо выше, чем толерантность к геям

– что такое корректирующие изнасилования

– с чьей стороны чаще всего исходит сексуальное насилие в отношении подростков

– что делать, если вы столкнулись с сексуальным насилием

– как психологам и педагогам вести себя при работе с ЛГБТ-подростками

– что такое язык вражды (риторика ненависти)

– как корректно говорить о лесбиянках, геях, бисексуалах и трансгендерах

– что делать, если в голову приходят суицидальные мысли

– где ЛГБТ-подросток может получить поддержку

Действительно ли ЛГБТ в нашей стране обладают всей полнотой прав?

К сожалению, это не так. Пройдемся лишь по некоторым пунктам.

Однополые отношения были декриминализированы (перестали считаться преступлением) в 1993 году. Однако российские политики и медийные личности (в частности, Иван Охлобыстин) время от времени говорят о том, что за гомосексуальность нужно снова наказывать по УК. Что до административной ответственности, за так называемую «пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних» она введена с лета 2013 года.

Некоторые положения Уголовного кодекса РФ по-прежнему дискриминируют гомосексуалов.

1. Наибольшее наказание за добровольный гетеросексуальный контакт с лицом от 14 до 16 лет – четыре года тюремного заключения (часть 1 статьи 134 УК РФ), а гомосексуальные контакты наказываются строже: до шести лет (часть 2 статьи 134).

2. Если разница в возрасте между потерпевшей/-им и подсудимым/-ой менее четырех лет, то за деяние по части 1 статьи 134 УК РФ свободы не лишают. Но – только гетеросексуалов. На гомосексуальные контакты это не распространяется.

3. Человек, впервые совершивший преступление по части 1 статьи 134 УК РФ, освобождается от наказания, если вступит в брак с потерпевшей/-им. Гомосексуалы такого права лишены.

Право на образование: нарушается.

В сексуальном образовании школьников (если оно вообще есть) тема ЛГБТ замалчивается. ЛГБТ-подросткам абсолютно негде взять информацию о себе и о том, что с ними происходит. Бдительные граждане заставляют книжные магазины изымать из продажи совершенно безобидные книги типа «Что происходит с моим телом» и требуют запретить любое сексуальное просвещение подростков.

Право на труд: нарушается.

Если о «ненормативной» сексуальной ориентации или гендерной идентичности узнают на работе, порой человека заставляют увольняться по псевдособственному желанию. Такое происходит очень часто. С таким я сталкивалась на личном опыте.

Право на мирные собрания: нарушается.

ЛГБТ-активистам регулярно без весомых оснований отказывают в согласовании публичных мероприятий. Забавно (в кавычках): регулярно отказывают даже в пикетах против закона о запрете «пропаганды», объясняя это возможным нарушением… закона о запрете «пропаганды».

Антидискриминационные законы: не существуют.

Статья 282 УК РФ запрещает возбуждение ненависти либо вражды и унижение достоинства человека (группы лиц) по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе. В некоторых иных статьях это названо отягчающим обстоятельством при совершении преступления.

Но признаки сексуальной ориентации и гендерной идентичности в статье 282, как и в иных статьях, не указаны. ЛГБТ социальной группой не считаются. Проще говоря, если условного таджика побьют за условную «узкоглазую морду» – это будут побои по мотивам ненависти. А если в Санкт-Петербурге не условному, а вполне реальному гею Дмитрию Чижевскому из пневматического оружия выстрелят в глаз именно за то, что он гей, – это будет обычное хулиганство. «Суд, как и наши доблестные следователи, – рассказывал сам Дмитрий, – посчитал, что два человека просто так, из хулиганских побуждений, ворвались в офис ЛГБТ-организации и выкрикивали гомофобные оскорбления. Никакого мотива ненависти, по мнению суда, в их действиях не было».

Браки, партнерства, усыновление детей / ребенка партнера: не разрешены.

Гетеросексуалы-цисгендеры, вступив в брак, становятся ближайшими родственниками и автоматически получают набор прав. Часть их могут получить и однополые пары, хоть и с большим трудом, часть – нет.

Какие права получить можно? К примеру, унаследовать имущество партнера. Но – только через завещание. К тому же будет взиматься больший налог, нежели с супруга или близкого родственника. Еще пример: гомосексуальные партнеры могут быть субъектами жилищного права (Жилищный кодекс РФ опирается на понятие «семья», но, в отличие от Семейного кодекса, для определения членов семьи важны самоидентификация и сожительство). Но – признание членом семьи для них опять-таки возможно только через суд.

Какие права получить нельзя? К примеру, право не свидетельствовать друг против друга в суде. Статья 56 УПК РФ дает такое право лишь супругам и близким родственникам. Печальных тонкостей, связанных с тем, что однополые партнеры не считаются родственниками, могут быть сотни. Если биологическая мать ребенка умрет, то он отправится в детдом – ведь вторая мама ему де-юре никто. Саша Семенова, координатор ЛГБТ-организации «Выход», рассказала Газете.Ru в 2014 году, что им стало известно о похожем случае. Мать умерла. Вторая мама не имела никаких прав на ребенка, и тот отправился к биологическому родителю, которого никогда не видел. А новоявленный отец «встал в позу и сказал, что абы кому своего ребенка не отдаст», – поделилась Саша.

Мало того что однополая пара не может законно стать родителями ребенка – российские законодатели не раз предлагали отбирать детей у гомосексуалов. В сентябре 2013 года депутат «Единой России» Алексей Журавлев предложил внести поправки в Семейный кодекс. В пояснительной записке к законопроекту говорилось: «основанием для лишения родительских прав станет наличие факта нетрадиционной сексуальной ориентации родителей или одного из них». К счастью, законопроект по неизвестным причинам был отозван. Пресс-секретарь депутата сообщила, что после доработки юридических формулировок его вновь внесут на рассмотрение, но пока этого так и не произошло.

Позже, в июле 2015 года, депутат Заксобрания Санкт-Петербурга Виталий Милонов вновь поднял эту тему. «Если ребенка не изолируют от проявлений однополых отношений, если ему хоть как-то становится ясно, что знакомый его мамы или папы является содомским сожителем, здесь органы опеки должны немедленно реагировать. Потому что это гораздо хуже, чем если ребенок живет в семье родителей пьющих», – сообщил Милонов в разговоре с «Русской службой новостей». Законотворческих инициатив за этим заявлением не последовало.

Если вдуматься, звучит парадоксально: гомосексуалов обвиняют в том, что они негативно влияют на демографическую обстановку, поскольку не рождают детей; но одновременно с этим у гомосексуалов предлагают изымать детей…

Мало того что людям одного пола в России нельзя заключить брак – право на брак предлагали отнять и у трансгендерных людей. В мае 2014 года в Госдуму внесли законопроект о поправках в Семейный кодекс. Предложено запретить заключение брака между «…лицами одного пола (определяемого при рождении), в том числе в случаях изменения пола одним из лиц, вступающих в брак, до заключения брака либо прохождения процедуры изменения пола на момент государственной регистрации заключения брака».

Отмечу, что до подобного запрета не додумались даже в Иране, где гомосексуальность уголовно наказуема и в некоторых случаях карается смертной казнью. В Иране разрешены операции по коррекции пола. Как сообщает ВВС, «…религиозные лидеры допускают возможность того, что человек случайно попал в тело „неправильного“ пола». Правда, из этого вытекает иная проблема: гомосексуалам, а не трансгендерам, такие операции навязывают. «Принуждать гомосексуалов к смене пола – хоть и не официальная политика государства, но настоятельная рекомендация. <…> Поскольку представители власти „не отделяют личность от сексуальности“, как определяет это [психолог по имени] Шабнам, врачи прописывают пациентам смену пола». Но о том, чтобы запретить трансгендерным людям вступать в брак, даже в Иране речи не идет.

В 2013 году президент РФ Владимир Путин заявил: «В Российской Федерации нет никакого ущемления прав сексуальных меньшинств». В 2015 году повторил: «Проблема сексуальных меньшинств в России… нарочито извне по политическим соображениям раздута. Никакой проблемы у нас нет. <…> У нас люди нетрадиционной ориентации спокойно живут, работают, продвигаются по службе…». Но то, что подобные инициативы – об отъеме детей у гомосексуалов, о запрете брака трансгендерам – возникают и на полном серьезе обсуждаются на самом высшем уровне, явно противоречит словам президента.

Можно перечислять еще долго. В отношении ЛГБТ нарушаются почти все основополагающие и неотъемлемые права: на жизнь и безопасность, на достоинство личности, на неприкосновенность частной жизни, на свободу выражения мнения, на ассоциации и объединения… Увы, неисчерпаемая тема.

Может показаться, что к подросткам она не имеет прямого отношения. Для усыновления и брака еще рано, для наследования и показаний в суде тоже… К сожалению, это далеко не так. Немногим менее половины опрошенных мною в 2014 году ребят (170 человек, 45%) сообщили, что никогда не сталкивались ни с какой дискриминацией. Остальные (208 человек, 55%) хотя бы раз в жизни столкнулись с психологическим, физическим либо сексуальным насилием по причине, связанной с сексуальной ориентацией и/или гендерной идентичностью. Насилие, как отметили подростки, исходит со стороны родителей, родных, одноклассников, сверстников, друзей, учителей, незнакомцев, а также СМИ, общества и государства в целом.

Страшнее всего из этого перечня, разумеется, сексуальное насилие (любые насильственные действия сексуального характера, в том числе изнасилование либо его попытка) по причине СОГИ. Из опрошенных в 2014 году подростков с ним сталкивались 3,2% (12 из 378 человек) – и юноши, и девушки. Из тех, кто с марта 2013 года присылал письма в проект «Дети-404», – еще около двух десятков подростков.

Инициатором изнасилования либо его попытки всегда становился мужчина. Никогда – женщина. (По крайней мере, мне о таких случаях ничего не известно.)

Нельзя не отметить четкое разделение причин и стремлений насильников в зависимости от пола пострадавших. Юношей насилуют в основном ради наказания («чтобы понял, как плохо быть таким»). Прочие причины – шантаж, выражение злости, так называемое «опущение». Насильник стремится не удовлетворить сексуальные потребности, а унизить жертву. Это вопрос не секса, а власти, контроля и иерархии.

Егор, 16 лет (Пермский край):

– Я рассказал одному парню, что я гей. Позже он меня изнасиловал. И сказал: «Я о тебе никому не скажу, но и ты должен будешь молчать».

Solveig, 17 лет (Москва):

– Кто-то разболтал по институту, где учился мой друг, что у него «ненормальная» сексуальная ориентация, и пара гомофобов изнасиловали его вечером в подворотне, когда он шел домой.

Рома, 17 лет:

– В детдоме у меня был хороший друг, ну, я ошибочно считал его другом. Когда все накипело, я рассказал ему, что люблю мужчину. Он через пару часов нажаловался старшекам, и они, подкараулив меня, избивали и издевались надо мной. Так что мой первый сексуальный опыт был с бутылкой. Меня до сих пор гнобят, а воспитателям все равно, знаете, ведь многим просто плевать на таких, как я, или тех, которые издеваются надо мной. Пару дней назад меня жестоко избили и издевались надо мной. Мне сломали три пальца на руке, и еще на моем теле и лице ожоги от сигарет. Еще мне сказали, что если увидят снова, то пустят по кругу, как шлюху. Я живу в задрыпанном городке, название которого почти никто не знает, город очень маленький. Поэтому даже обратиться в полицию не могу. У этих скотов влиятельные родители, а я кто – я сирота.

Антон, 17 лет:

– Мы сидели в туалете с одноклассником В. и дискутировали о геях. Он говорил типичные вещи: это грех перед богом, перед природой… Когда я начал высказываться, он как подбежит ко мне и начнет расстегивать ширинку… Короче, пытался изнасиловать, пардон, в рот. Я убежал, больше он меня не трогал. Я рассказал подруге в классе, а она передала всем. Меня поддерживали. Мол, «молодец, не дал педику, значит, не педик». А вот В. избили за школой. Страшно представить, что я мог оказаться на его месте…

Если юношей насилуют в основном ради наказания, то девушек – ради исправления. Мнение, что «хороший мужчина» и «правильные отношения» наставят на путь истинный девушку, которую привлекают девушки, – не такая уж редкость.

Мария, 16 лет (Москва):

– Иногда со мной хотят познакомиться парни. Я сначала пытаюсь отшить их просто так, но бывает, что говорю о своей ориентации. И они начинают: «Снимаешься в порно, наверное», «Тогда давай ты сделаешь мне приятно вместе со своей подругой», «Ты просто не попробовала хорошего члена», «Девушка должна быть девушкой, ей нужен мужик».

Саша, 17 лет (Минск, Беларусь):

– Мать говорила: «Ты просто с парнем еще не спала, как ты можешь сравнивать. Станешь взрослее, я приведу к тебе мужчину, который в сексе будет думать не о себе, а о женщине, тогда и посмотрим». Больно было такое слышать.

Моро, 14 лет (Омск):

– От одноклассников частенько поступали фразы о том, что меня просто должен удовлетворить «настоящий мужик».

Катя, 17 лет (Южно-Сахалинск):

– Одноклассники говорили, что у меня не в порядке с головой, что я просто «члена хорошего не пробовала» (это я слышу чаще всего).

…Эуди Симелане, футболистка из ЮАР, открытая лесбиянка, 28 апреля 2008 года была подвергнута групповому изнасилованию и убита по причине своей сексуальной ориентации. После огласки нескольких подобных преступлений, которые произошли в ЮАР, появился термин «корректирующее изнасилование». Так называют изнасилование женщины с «ненормативной» сексуальной ориентацией ради ее мнимого исправления.

Такое происходит не только в ЮАР. В феврале 2014 года в проект «Дети-404» пришло письмо от 19-летней девушки из Карелии. Мать и отец, узнав о том, что их дочь – лесбиянка, попросили знакомого изнасиловать ее.

«Родители были счастливы, а это был мой первый раз. Я… ужасно боюсь мужчин теперь, правда. А девушек до сих пор люблю, – писала она. – В ноябре у меня начались проблемы со здоровьем. Мать купила мне тест. Он оказался положительным. Их счастью не было предела. Родишь и станешь нормальной, твердили они как заведенные. Я вспоминала это изнасилование, и мне хотелось сдохнуть». Через несколько дней после публикации письма девушка перестала выходить на связь. Мы так и не знаем, что с ней произошло.

После этого случая Хана Кочеткова, волонтер проекта «Дети-404», стала собирать и изучать рассказы девушек-лесбиянок, которые столкнулись с корректирующим изнасилованием. На сегодняшний день их набралось 21. Разные истории и судьбы объединяет одно: чужое желание «исправить» неисправимое, чужое равнодушие и жестокость.

Есман, 15 лет (Сургут):

– Мой на тот момент хороший знакомый решил, что меня можно «изменить». Если не вдаваться в подробности, то он настойчиво пытался облапать меня, и дважды ему это удалось. Только на третий раз, отойдя от шока и отвращения, я смогла ударить его.

Шим Дарэ, 17 лет (Казань):

– Один знакомый парень решил, что если он меня изнасилует, то я передумаю и встану на «путь истинный». Пытался сделать это.

Роуз Лалонд, трансгендер FtM, 14 лет (Волгоград):

– Одноклассник пытался «доказать, что с парнем мне будет хорошо», как он говорил. Я его ударил и убежал.

Надя, 17 лет (Волгоград):

– Три года назад двое старшеклассников затащили меня в подъезд, где пытались изнасиловать, говорили, что так я излечусь и буду нормальной. Правда, им это не удалось: в подъезд кто-то зашел, и я смогла убежать, хотя сама не помню, как. После этого случая я стала ненавидеть свою внешность, обрезала волосы, стала много есть, из-за чего набрала лишний вес, перестала за собой следить…

Полина, 17 лет (Екатеринбург):

– В один из вечеров, когда я гуляла со своей знакомой, местные гопники решили прижать меня к стенке для известного дела. Они уже знали о моей ориентации и обещались исправить меня, так сказать. Одному я прокусила руку, другому место между шеей и плечом.

Катя, 17 лет (Москва):

– После того как я целовала девушку, ко мне пристал парень и уговаривал целовать и его, под предлогом «ты ж девушку целовала, меня тем более можешь!» Пытался трогать и удержать.

Инга, 17 лет (Рязань):

– На вечеринке один парень, воспользовавшись моим бессознательным состоянием (алкогольное опьянение и отключка), изнасиловал меня. Потом он оправдывался: «Какая тебе разница? Ты же би и спишь со всеми». Все же я думаю, что причина не в моей ориентации, а в том, что он мерзкий ублюдок, недостойный называться человеком. В насилии никогда не виновата жертва, длина ее юбки, образ жизни, сексуальная ориентация, гендерная идентичность…

Софья, 19 лет:

– На мое 14-летие меня изнасиловал мой дядя, брат матери. Он говорил, что я просто маюсь дурью, но это можно излечить при помощи «хорошего члена». Так что мой первый опыт был не с «противной богу» лесбиянкой, а с 40-летним вонючим, пьяным, жирным, но православным, добропорядочным натуралом. Мама не поверила, когда я ей рассказала, она просто схватила меня за волосы и принялась бить головой о шкаф.

Даша, 16 лет:

– В конце апреля все готовились к экзаменам. Я не поняла, как делать несколько заданий, но учитель отказалась мне объяснять: «Тратить свое время бесплатно я не буду». Я обратилась за помощью к однокласснику, единственному, у кого была «5» по математике. Он согласился.

Когда мы пришли ко мне домой, он начал приставать ко мне. Я объяснила, что он мне в этом плане неинтересен, он спросил, есть ли у меня парень. Когда я ответила «нет», он, расценив это как «зеленый свет», продолжил. Еле-еле вырвавшись, я сказала, что у меня есть девушка и я лесбиянка. На такое заявление он просто озверел, схватив мои руки, он повалил меня на диван и одной рукой держал их, а второй начал раздевать. Он сидел на моих ногах. Я не могла его пнуть или еще чего такого. Это было так страшно, я была беспомощна. Осознание того, что сейчас происходит, ужасало. При этом он говорил, что меня просто еще не трахали как следует, что он это из меня «вытрахает» и после я стану нормальной. «Приводи и свою девушку, я и ей помогу». Я кричала, но дома никого не было. Страшная мысль: «Меня никто не услышит». И я начала его уговаривать, что «не надо сейчас», «давай сделаем это позже», «я не готова», но он понял, что я просто хочу убежать, и не обращал на мои уговоры никакого внимания.

Когда я осталась в колготках и лифчике, у него зазвонил телефон, этой секунды замешательства мне хватило, я из-за всех сил толкнула его, он слетел с дивана, и я побежала в ванную, она у нас запирается, забежав и защелкнув шпингалет, я просто упала, ноги не держали, я не поняла, как вообще добежала. Он пару раз постучал и сказал: «Ты больна, тебя надо вылечить», чтобы я выходила по-хорошему, а то он сделает это потом. Поймает меня на улице и затащит за гаражи.

Минут через пять он перестал стучать, дверь хлопнула. Я сидела в темноте и прислушивалась, он действительно ушел или просто хочет, чтобы я открыла дверь. Не знаю, сколько я там просидела. Вышла, когда зазвонил домашний телефон, на улице уже начало темнеть…

Слово «корректирующее» в термине «корректирующее изнасилование» стоило бы поставить в кавычки. Оно может привести к телесным повреждениям и душевным травмам. Но (как и пытки, и электрошок, и «пост и молитва», о чем мы говорили ранее) не в силах изменить сексуальную ориентацию.

Хана Кочеткова, проект «Дети-404»:

– Все мои респондентки без исключения говорят о том, что изнасилование не сделало их натуралками. Более того, большинство разговоров на эту тему дополнялось подобными замечаниями: «Раньше я просто не интересовалась мужчинами как потенциальными партнерами, теперь же я их всех просто боюсь/избегаю/ненавижу».

Когда речь идет о лесбиянках, мифология насильников разнообразна и стереотипы доходят до взаимоисключающих. Например: причина лесбийства у женщин – «неправильный» гетеросексуальный опыт, в том числе и изнасилование, однако исправить лесбийство можно «правильным» гетеросексуальным опытом, в том числе и корректирующим изнасилованием. Но я бы хотела обратить внимание на самый опасный из них, на мой взгляд, который как раз и вносит подтекст изнасилования в гораздо большее количество ситуаций, чем мы привыкли думать.

Бытует мнение, что толерантность к лесбиянкам гораздо выше, чем толерантность к геям. С завидной периодичностью мы слышим от мужчины высказывания вроде «когда я смотрю на двух влюбленных парней – меня тошнит, хочу им врезать, а вот вид целующихся девушек меня совсем не отталкивает!» и радуемся какой-никакой, но широте взглядов человека. Но эта доброжелательность обманчива: она зачастую порождена порноиндустрией, где лесбийские сцены придумываются с расчетом на потребителей-мужчин и недвусмысленно прочитываются как намек на групповой секс одного мужчины с двумя женщинами. Это не терпимость к образу жизни лесбиянок, а фантазирование о них как о сексуальных объектах для собственного пользования. Поэтому приведенную выше фразу, к сожалению, вполне правомерно понимать как «геев я хотел бы избивать, а лесбиянок – насиловать». Парадоксальным образом порнокультура искажает лесбийскую идентичность, представляя гомосексуальных женщин «на все согласными развратницами». И вот уже мужчина, чья сексуальность деформирована этими стереотипами, уверен, что случайно попавшие в его поле зрения женщины целуются не сами по себе, а чтобы услаждать его взгляд. И следовательно, для них не может не быть лестным его внимание…

Такое восприятие лесбиянок отнюдь не ново. Лауреатка Нобелевской премии по литературе (2007) Дорис Лессинг в книге «Золотая тетрадь» пишет об Англии 1950-х годов:

«Нет. Если бы мужчины считали нас лесбиянками, это бы их привлекало, они бы буквально роились вокруг нас. Все мужчины, которых я знала, говорили о лесбиянках с каким-то смаком – или откровенным, или подсознательным. Это один из аспектов их немыслимого тщеславия: каждому из них нравится видеть в себе спасителя этих заблудших женских душ».

При этом, судя по данным моего исследования, романтический проект спасения направлен чаще всего на «заблудшую душу», соответствующую канонам женской красоты. Мои респондентки сообщали мне, что даже если в ответ на их камин-ауты интересующиеся ими мужчины заявляли о своей толерантности, то все равно продолжали навязывать им свое общество, писать письма, дарить подарки и не принимали возражений, порой игнорируя и то, что девушка состоит в однополом партнерстве. Будущий насильник пользуется тем, что его сталкинг (преследование), как правило, получает одобрение от окружения девушки: намерение добиться и завоевать считается приемлемым мужским ухаживанием, в то время как женский отказ трактуется как закон жанра флирта и потому не воспринимается всерьез. «Мать пригласила его в дом, узнав, что он меня преследует, – рассказывает Н., которой на тот момент было 14 лет. – Не имела представления, что так можно сделать [обратиться в полицию. – Х. К.]. Никто не считал его действия чем-то ненормальным. Все оправдывали его, в том числе и школьный психолог: я должна его понять, не отвергать. Он больной человек, он хороший мальчик, он мой последний шанс. А [он говорил, что] я слишком умная, я какая-то не такая, я глупа, потому что не читала Пруста и Набокова, мне надо прочесть „Лолиту“, я мало уделяю ему внимания, он покончит с собой, если я повешу трубку».

Если же такая девушка оказывает сопротивление, риторика насильника меняется, под рыцарской бархатной перчаткой показывается железная рука, а спасательский рейд оборачивается карательной акцией: женщина должна знать свое место и не нарушать предписанных ей обществом правил поведения, и уж тем более – «соперничать» в чем-то с мужчиной. Показательно также, что принуждение женщины и боль женщины настолько давно и устойчиво сексуализированы и эстетизированы, это уже общее место, будто чуть ли не каждая женщина в глубине души мазохистка и жаждет «игры в изнасилование», и лесбиянка не исключение. Поэтому мужчина может расценивать сопротивление девушки как элемент игры либо как нечто естественное, и его азарт только усилится.

Мотив наказания и проявления власти – единственный в изнасиловании тех лесбиянок, которые выглядят и/или действуют настолько вопреки стереотипам, что вызывают у мужчин не стремление сделать их «своими женщинами», а только желание унизить и покалечить. «Beg me for it, dyke!» («Умоляй меня, лесбуха!») – повторяет слова своего насильника анонимная участница американского фотопроекта «The Unbreakable» («Несломленные»). Многочисленные угрозы лесбиянкам-активисткам из разряда «найду и вые***у» и «засадил бы тебе кто-нибудь, несмотря на отвращение» – также наглядная тому иллюстрация.

Не могу не согласиться с мнением Ханы о том, что более высокая толерантность общества к лесбиянкам, чем к геям, – миф. «Хорошее отношение общества» заключается в том, что при виде пары мужчин обычный индивид начнет возмущаться, насколько это противно и мерзко; а при виде пары девушек, если они с его точки зрения привлекательны, – станет отпускать сальные шуточки, предлагать присоединиться. Можно ли это назвать более терпимым отношением? Очень сомневаюсь.

Как часто подростки – вне зависимости от СОГИ – сталкиваются с сексуальным насилием? В 2009 году в журнале «Обзор клинической психологии» (Clinical Psychology Review) было опубликовано обширное метаисследование о распространенности сексуального насилия над несовершеннолетними в мире. Авторы, проанализировав 65 исследований из 22 стран, пришли к выводу, что в среднем с сексуальным насилием до 18 лет сталкиваются 19,7% девочек и 7,9% мальчиков. Из опрошенных мной подростков сексуальное насилие как минимум однократно пережили 14% (53 из 378 человек). Кроме того, из подростков, живущих половой жизнью (40,7%, 154 из 378 человек), 9% (14 из 154) назвали причиной первой сексуальной связи изнасилование.

О сексуальном насилии существует множество мифов. Например, такой: в Интернете полно педофилов и извращенцев, которые могут совратить ребенка. Или такой: на людей в основном нападают незнакомцы, маньяки на темных улицах и в подворотнях…

Оба мифа не подтверждаются. Сексуальное насилие (в отношении и взрослых, и детей) чаще всего исходит со стороны знакомого. Об этом свидетельствует статистика независимого благотворительного центра помощи пережившим сексуальное насилие «Сестры» (Москва). М. Л. Мохова, исполнительный директор центра, приводит такие данные: «…Как минимум 45,6% потерпевших были ранее знакомы с насильником и доверяли ему. В 15% случаев сексуальное насилие совершают родственники или партнеры пострадавшего». Роберт Крукс и Карла Баур, авторы книги «Сексуальность», сообщают: «Большую часть преступлений, связанных с сексуальным насилием над детьми, совершают люди, знакомые с жертвой»; «преступник зачастую оказывается другом или знакомым [ребенка]». Андрей Марков, руководитель Главного следственного управления Следственного комитета РФ по Московской области, в 2014 году привел следующие данные: «Как показывает анализ прошлых лет, в 80% случаев сексуальное насилие над ребенком совершается его родственниками или знакомыми».

Что касается сексуального насилия над детьми и подростками, я могу выделить три печальных «чаще всего».

1. Чаще всего оно исходит от родственников или друзей – а не от незнакомца «с улицы» или «из Интернета».

С марта 2013-го по август 2015-го в проект «Дети-404» пришло 68 писем, авторы которых упоминали, что сталкивались с сексуальным насилием. Из 56 человек, указавших, с чьей именно стороны оно исходило, только четверо (7,1%) сообщили, что пострадали от действий незнакомцев. Остальные 52 человека (92,9%) подверглись насилию со стороны либо родственников (отец, отчим, дядя, дед, родной/двоюродный брат), либо своих знакомых (одноклассник, бывший парень, знакомый из общей компании, любовник матери, сосед по лестничной клетке). О попытке совращения через Интернет – соцсети, сайты знакомств – не рассказал никто.

Без подписи (Москва):

– Не помню, с каких лет началось… но муж моей бабушки (отец мамы) стал трогать меня. Раздевать. Водил в гараж, где сам раздевался. И терся об меня. Так же с моей двоюродной сестрой. Мы не говорили об этом друг с другом и не рассказывали взрослым. Не знаю, почему. Наверное, я не доверяла своим родителям, я их боялась.

Затем мой старший брат стал приставать ко мне. Продолжалось все это лет до двенадцати, пока я вдруг не начала осознавать, что вообще творится в моей жизни. Все казалось мне неправильным. И я отбросила это прошлое. Перестала разговаривать со взрослыми. Ушла в себя. Мать говорила: «Мы что, в чем-то провинились, что ты нас так ненавидишь?»

Я молчала. Я ненавидела всех. Я каждый день ревела в подушку. Я была абсолютно одна. И не было никого, кто мог бы помочь мне.

Марина, 16 лет (Московская область):

– Однажды дедушка позвал меня с собой в гараж. Там он расстелил ковер и сказал, чтобы я сняла майку. Он делал мне массаж, как он выразился. После он начал трогать не только спину, но и грудь, чуть не дошел до гениталий. Я убежала.

Лиза, 17 лет (Пермь):

– Однажды отец напоил меня и попытался раздеть. Ничего не вышло, и он ведет себя, как будто ничего не было, но я стараюсь избегать любого общения с ним.

2. Чаще всего подростки никому (и даже родителям) не рассказывают о том, что с ними произошло.

Даша, 16 лет:

– Я никому не говорила, что одноклассник пытался меня изнасиловать. Во-первых, не было доказательств, что он вообще ко мне приходил и что-то делал, во-вторых, даже если бы мне поверили, он бы рассказал моим родителям, что я лесбиянка. Он пообещал, что расскажет, если я расскажу о том, что он пытался сделать. Меня бы выгнали из дома.

3. Чаще всего (особенно это касается домогательств со стороны родственников), если подростки рассказывают о пережитом родителям, те им не верят. Мать не заступается за дочь, не поддерживает ее, чтобы «не разрушить семью» и «не запятнать свою репутацию», велит молчать о произошедшем или даже обвиняет ребенка в том, что случилось.

Без подписи, 17 лет (Москва):

– Мой дед оказался педофилом, и с пяти до одиннадцати лет я жила в кошмаре, не имея возможности даже рассказать родителям, потому что они плевали на меня с высокой колокольни, не забывая приложить руку. Нет, они не пьющие, очень серьезные люди, богатые, имеют хорошую репутацию. Только вот были у них иные методы воспитания, нежели чем у других родителей. В итоге мое детство обернулось кошмаром для меня, и в течение тех двенадцати лет, что прошли с моего пятилетия, каждую ночь я засыпаю с одними и теми же мыслями (скорее бы это все кончилось, скорее бы я забыла) и просыпаюсь от одних и тех же кошмаров. Кстати, в ноябре 2013-го я все рассказала матери об ее отце, на что услышала, что она все знала, просто не хотела рушить семью. Поэтому мне велено было заткнуться. В начале марта я перестала молчать, но отцу тоже наплевать, как я выяснила. И бабушке. И всем. Говорят: переживешь. Теперь мне абсолютно некуда идти.

Катя, 14 лет:

– Есть у меня крестный, папин родной брат. Года два назад он начал до меня домогаться и продолжал на протяжении двух лет. Было трудно жить с этим одной, но я решилась рассказать подруге. Она была в шоке, умоляла меня рассказать родителям. Я не делала это, мне было жалко детей его и жену, я о себе не думала, ребенок у него болен, диагноз серьезный, ей нужны постоянно таблетки, а зарабатывал только он, это такой человек, гореть ему в аду, он бьет свою жену до полусмерти, а та не уходит от него. Любит, наверно. В итоге я рассказала родителям, а они не поверили, просто взяли и не поверили, все рухнуло, доверие к ним, я сомневалась, что они вообще любят меня. Ну, родители поехали к этому крестному, он сказал, что в шутку типа играл, как с племянницей…

Без подписи:

– Когда я подошла к двери своей квартиры, наш сосед схватил меня за руку и затащил к себе в квартиру, несмотря на мои попытки вырваться. От испуга пропал голос, и я просто никак не смогла бороться. Мои родители так верили этому человеку, который оказался чертовым педофилом. Не знаю, что в тот день не заставило его довести свое черное дело до конца, но он отпустил меня, хоть и пытался заставить меня делать мерзости, которые взбрели в его больную голову. Данное событие навечно отпечаталось в моем сознании, и я никогда не смогу этого забыть.

Когда я прибежала к своей матери со слезами на глазах и рассказала о том, что было, у нее округлились глаза от ужаса. Но, несмотря на это, она даже не попыталась что-то сделать. Ей лишь не хотелось, чтобы это всплыло, не хотелось погрязнуть в стыде и унижении. Обо мне она не задумалась. И вот тогда начался настоящий ад. До 13 лет она каждый день резала ножом по сердцу, напоминая мне то событие. Обвиняя в случившемся, говоря, что я сама этого хотела, несмотря на то что мне на то время было шесть лет. Она избивала меня и унижала всевозможными способами. Утверждая, что я шлюха и что поделом мне.

Если вы столкнулись с сексуальным насилием

– Вы можете ощущать из-за произошедшего самые разные чувства: гнев, стыд, страх. Они могут не проходить очень долго. Вы имеете право на любые чувства. Не ругайте себя за них.

– Помните: вы не виноваты в том, что произошло. В насилии виноват только насильник.

– Обращаться в полицию или нет, рассказывать друзьям или нет – это ваше дело. Здесь нет правильного или неправильного решения. Главное сейчас – беречь себя.

– Если чувствуете необходимость, расскажите о том, что случилось, другу/подруге. Не оставайтесь одни, когда вам плохо.

– Скорее всего, вам понадобится поддержка профессионала, психолога или психотерапевта. Помните: обращаться к ним за помощью – не стыдно. Сломав руку, вы отправитесь в больницу; вы не станете ругать себя за слабость и боль, за то, что не можете сами справиться с травмой. Душевная травма, которую наносит насилие, не менее опасна.

Вы можете обратиться за помощью в кризисный центр в своем регионе. В Москве работает независимый благотворительный центр пережившим сексуальное насилие «Сестры» (sisters-help.ru), в Санкт-Петербурге – кризисный центр для женщин (crisiscenter.ru). Там вы получите психологическую и юридическую помощь.

Еще немного цифр. С физическим насилием по причине СОГИ из опрошенных в 2014 году подростков сталкивались 13,7% (52 человека), с психологическим – 55% (208 человек).

Одноклассники, сверстники и друзья, как мы уже выяснили, чаще всего становятся первыми, кому открываются ЛГБТ-подростки. И не всегда друзья принимают их. В самых тяжелых случаях дело доходит до рукоприкладства. В тяжелейших – до переломов и сотрясения мозга.

Юлия, 16 лет:

– Однажды я сболтнула о своем секрете подруге. Она рассказала это всему двору, и меня пытались забить камнями.

Тархея Раат, 16 лет:

– В школе меня били, оскорбляли. Один раз подкараулили зимой и забросали льдинами. Несколько дней не мог писать правой рукой.

Алиса, 15 лет (Санкт-Петербург):

– На учебе меня довольно часто унижают. Бьют, кидаются вещами. Много раз засыпали/заливали в карманы куртки всякую дрянь, портили одежду.

Сташа, 15 лет (Одесса, Украина):

– Меня избили одноклассники. Я не могла ходить в школу, почти месяц сидела дома. Сказать никому не могла. Сейчас вынуждена ежедневно видеть их рожи и слышать противные, гадкие вещи.

Без подписи, 14 лет:

– Недавно повалялась в больничке: двое мальчиков постарались вправить мне мозги.

Юлианна, 15 лет (Москва):

– В 13 лет я сцепилась со стайкой гомофобов, которые, стоит отметить, были ненамного старше меня. Сотрясение мозга в итоге.

А.:

– Сначала я была очень доверчива: поделилась с подругами. Очень удивилась, что многие отвернулись, а одна из них подкараулила меня после музыкальной школы и избила с дружками, крича: «Гребаная извращенка!» Я ничего не понимала, мне было больно и обидно.

Ася, 15 лет (Москва):

– Пришлось сменить школу. Били не как в кино – с синяками или до реанимации, да и редко, но били. Девочка и два мальчика.

Кеша, 15 лет:

– Я был влюблен в одноклассника. Его звали Владлен. У меня была подруга. Я решил ей рассказать. Она поддержала меня. Но через несколько дней передала все Владлену. Он рассказал почти всей школе, после я постоянно получал насмешки. Даже учителя измывались надо мной. Однажды после школы меня поймал Владлен со своей компанией. Избили. Это была последняя капля. Я вернулся домой и попросил маму перевести меня в другую школу. Та, узнав, что произошло, забрала документы. Я ужасно разочарован в людях. Теперь я замкнут в себе, мне очень трудно установить с кем-то дружеские связи. Я не хочу больше никому доверять.

Лисандра, 14 лет (Кишинев, Молдова):

– Одноклассники после школы избивали. Отбирали вещи, плевали в лицо.

Хамелеон, 16 лет (Омск):

– Травили по-жесткому. Портфелем по голове – это норма. Мы часто дрались.

Дэни, 17 лет (Москва):

– Толкали, били по спине кулаком, зажимали в углу и держали руки, угрожая избить сильнее.

Аня, 14 лет (Санкт-Петербург):

– Один раз побили. Но не сильно. Маме сказала, что упала.

Алиса, 17 лет:

– Поначалу были задирки. Цеплялись, били. Я никогда не отвечала насилием на насилие. Они били, а я стояла и смеялась. А они не могли ударить по-настоящему. Я понимала, что это страх. Глупый и иррациональный.

Юлия, 14 лет (Астана, Казахстан):

– Моего знакомого каждый день избивали после школы, отбирали деньги, заставляли ползать на коленях.

Костик, 16 лет:

– Угораздило влюбиться в одноклассницу. Два года мучилась и молчала. А когда сказала ей, начался ад. До конца девятого класса меня ежедневно избивали. Доходило до переломов, сотрясений мозга. Я не могла сказать родителям, иначе меня избили бы еще хуже.

В., 14 лет (Зеленогорск):

– Пару раз ловили за школой. Многочисленные синяки и вывих руки.

Ann, 15 лет (Москва):

– В пылу ссоры сказала подруге, что я лесбиянка. На что она отвесила мне смачную оплеуху.

Олег, 16 лет (Бердск):

– Били в школе. Толкали при каждом случае. Подножки ставили. Как-то раз я заговорил с сестрой одного парня, потом тот сказал своим друзьям: «Какой-то пидор шел с моей сестрой рядом». Ударили по лицу.

Чернушка, 14 лет (Канск):

– Меня отлавливали и избивали одноклассники. Пришлось сменить школу.

Рома, 17 лет (Волгоградская область):

– Я забыл, сколько раз меня били, это было почти каждый день.

Люба, 14 лет (Хабаровск):

– Однажды я появилась в школе со своей девушкой. Мы с ней полдня ходили за руку. Проходящим рядом девочкам это явно не нравилось. Моя девушка заметила это и поцеловала меня у всех на виду… Я сразу засмущалась, покраснела.

Потом она отвела меня в кабинет английского, оставила там с одноклассниками. Минут через десять вошли девочки из параллельного класса. Я испугалась. И правильно. Их было пятеро, а я одна, вокруг много мальчиков, но они мне не помогли. Эти девочки побили меня, даже ничего не объяснив. Потом я лежала в больнице с сотрясением. Они ударили меня головой о парту. У меня теперь кривой нос и смещение шейного позвонка.

Психологическое насилие со стороны сверстников (оскорбления, насмешки, издевки, угрозы, злые шутки, сплетни, унижение, попытки игнорировать, бойкот, открытая неприязнь, презрение и отвращение) встречается чаще, чем физическое. Трудно сказать, что легче: быть побитым или униженным и обруганным. Первое оставляет след на теле, второе – на душе, и неизвестно, какие раны заживают дольше.

Д., 15 лет:

– В школе говорили: «Грязная лесбиянка, пошла вон!» или «Фу, лесбиянка, а вы пальцами, да?!» Такие фразы и глупые шуточки со стороны сверстников я слышала не раз. Не раз одноклассники грозились меня избить, даже караулили возле школы.

Без подписи, 16 лет:

– Кидали в меня бумажки со словами «педик».

Женя, 13 лет (Элиста):

– Зло насмехались или плевались вслед, когда я шла мимо.

Дэни, 17 лет (Москва):

– Оскорбляли, желали смерти, кричали: «Тебя в психушку/тюрьму надо».

Фрэнки, 15 лет (Красноярск):

– В школе смеялись в спину, писали на руках маркером оскорбления, если засыпала на парте. Рвали вещи.

Олег, 16 лет (Бердск):

– Называли пидором, петухом. Чуть что – сразу «Тебя в жопу е***ли».

Таня, 17 лет (Белебей):

– Все эти ужасные вопросы «А что вы делаете в постели?» Однажды в школе на меня вылили ведро ледяной воды, крича, что я лесбиянка.

Д., 15 лет (Тольятти):

– Одноклассники ко мне часто подходят и спрашивают: «А ты по членам или по п***м?» (именно так, нецензурно).

Андрей, трансгендер FtM, 16 лет (Одесса, Украина):

– Трансфобия меня преследовала с момента первых внешних проявлений (стрижка, одежда), с 13 лет. Самой простой проблемой были смешки за спиной и толкания в коридорах; средней – открытое выставление на посмешище; и самым страшным был страх, что меня изнасилуют. Я всегда отвечал на обиды, бросался драться, образовалось немало врагов, главным тезисом которых было: «Надо показать этой сучке, где ее место!» К концу девятого класса они стали звать людей из одиннадцатого и образовывать вокруг меня кольцо, сквозь которое я не мог пробиться. Называли меня лесбухой, фриком, били.

Кристина, 16 лет (Самара):

– Издевки, восклицания, что таким не место на планете. Девочки из класса боялись со мной ходить в туалет и раздевалку на уроках физкультуры.

Алиса, 15 лет (Москва):

– Со мной перестали общаться друзья. Сказали, что подруга-урод им не нужна.

Даша, транссексуалка MtF, 17 лет:

– Называли меня «гомик, пидор, голубой».

Анимаг, 16 лет (Дзержинск):

– Когда мы готовили номер ко дню учителя, девочка рядом со мной постоянно морщила нос, кричала: «Фу-у, я не буду с этой стоять», отодвигаясь и распихивая всех в радиусе двух метров.

Ярослав, 15 лет (Воронеж):

– Никто со мной не здоровался. Если я садился, от меня все отодвигались. На физкультуре никто из пацанов не хотел стоять в строю рядом. В школе много кто обзывал. Шептались за спиной: «Вон, смотрите! Педик идет! Ха-ха-ха!»

Алиса, 14 лет (Санкт-Петербург):

– В одной из школ всех девочек отсаживали от меня как минимум на одну парту. По желанию их родителей. Они подозревали, что я лесбиянка.

Дарья, 17 лет (Москва):

– Довольно часто слышу от близкой подруги фразы: «Мои друзья спрашивают, как я могу с тобой общаться. Ведь ты же лесбиянка!»

Марк, 16 лет (Томск):

– Дурацкие шутки, намеки, предложения отсосать кому-нибудь после уроков. Угрожали физической расправой.

Чернушка, 14 лет (Канск):

– Одноклассницы подлавливали меня возле школы и осыпали оскорблениями: «Лесбиянка!», «Я с тобой еще и за одной партой сидела! Ты, наверно, на мои сиськи пялилась!», «Фу-у-у!!!», подшучивали на уроках, шуршались за спиной.

Анастасия, 15 лет (Москва):

– Унижали, говорили: «Маленькая еще, правильного парня не встретила».

Катя, 16 лет (Москва):

– Многие отвернулись, смеялись, кто-то считал больной, кто-то ненавидел. Я подвергалась очень сильной психической давке. Меня травили. Я чувствовала себя дерьмом.

Максим, 18 лет:

– Дразнили меня до 15 лет. У меня было постоянное чувство страха, я замкнулся в себе. В этом возрасте цветок должен распускаться, а я вял. Я не любил себя, каждое утро смотрел в зеркало и говорил, что я никому не нужный урод, никто с таким не захочет общаться нормально.

Саша, 14 лет:

– Я открылась одной «подруге». Считала ее доброй, милой, понимающей, а она выдала: «Такие, как ты, тут не нужны. Больше и не заикайся об этом».

Чарли, 15 лет (Сургут):

– Одноклассники порой оскорбительно шутят. Наподобие «Не жмите ей руку, разве вы не знаете, как она использует пальцы?» – и все в таком духе.

Ульяна, 16 лет (Нарьян-Мар):

– Переодевалась на физкультуру в туалете, а не в раздевалке с девочками. Они не пускали меня.

Софья, 16 лет (Санкт-Петербург):

– Обошлось малой кровью: тычки в спину, подножки, насмешки и оскорбления.

Человек из ниоткуда, 14 лет:

– Друзья отпускали в мою сторону двусмысленные фразы, вопросы, были косые взгляды и перешептывание за спиной. Многие считали, что девушкам опасно находиться рядом со мной, потому что я их всех обязательно изнасилую.

Полина, 14 лет:

– Кто-то распустил слух, что я лесбиянка… Это были, наверно, самые депрессивные дни в моей жизни, каждый день приходилось терпеть насмешки в школе. До сих пор помню эту фразу, которая ранила меня до глубины души: «Лесбиянка, мы тебя ненавидим!» В те дни я очень много плакала, пыталась понять, почему они так жестоки, резала руки и начала курить… Сейчас насмешек стало меньше, и я смирилась.

Е. П., 15 лет (Москва):

– Знает вся школа как минимум, разболтали… Мне невероятно неприятно слышать словечки: «пидор», «пидарас», «петух». Я еле терплю вопросы: «Ты что, реально пидор?»

Костик, 16 лет:

– Каждый день мне в спину кричали: «Уродка! Жирдяйка! Лесбуха! Такой нельзя быть! Это грех! Лучше бы ты умерла, когда родилась! Лучше бы ты вообще не рождалась!»

Ярослав, 17 лет (Москва):

– Я всегда был немного полным, и я никогда не забуду, как один мальчик смотрел на меня долго, а потом сказал «Ты лох. Жирный лох. И педик». Тысячи всяких детских шуток не могут повергнуть в уныние так, как эта фраза.

Дискриминационная лексика – явление намного более широкое, чем просто грубые слова. Последовательно пройдемся по трем кругам, которых лучше избегать, если вы говорите или пишете об ЛГБТ.

1. Очевидное оскорбление. Вряд ли нужно пояснять, почему для еврея обидно слово «жид», для армянина – «хач», а для украинца – «хохол». Это очевидно. Точно так же не стоит называть лесбиянку лесбухой или ковырялкой, бисексуала – бишкой, трансгендера – трансухой или членодевкой, а гея – педиком или гомиком.

2. Некорректная лексика. Если с оскорблениями все более-менее ясно, то с некорректной лексикой дело обстоит сложнее. Возможно, сразу и не понять, что же в ней не так, – ведь все так говорят! Сейчас разберемся.

Некорректно: гомосексуализм, гомосексуалист. Корректно: гомосексуальность, гомосексуал.

Причина: всяческие измы – это либо течение (акмеизм, волюнтаризм), либо учение (буддизм), либо болезнь (дальтонизм). Получается, гомосексуализм – течение, учение или болезнь. Но это не так. К тому же вслушайтесь, как нелепо звучит слово «гетеросексуалист» по аналогии с гомосексуалистом. Конечно же, верно – гетеросексуал. И стало быть, гомосексуал (кстати, это слово уже зафиксировал Русский орфографический словарь РАН под редакцией В. В. Лопатина и толковый словарь Т. Ф. Ефремовой).

Некорректно: голубой, розовая. Корректно: гей, лесбиянка.

Причина: Советский Союз в прошлом, эти слова давно потеряли налет таинственности и понятности только для «своих» и звучат как анахронизм с негативным оттенком.

Некорректно: нетрадиционная сексуальная ориентация. Корректно: гомосексуальная/бисексуальная ориентация.

Причина: что такое традиция, вот в чем вопрос. Гомосексуальные отношения существовали во всех обществах и две тысячи лет назад, и сто лет назад, существуют и сейчас. В смысле срока давности они даже более традиционны, чем существование русского народа.

Некорректно: секс-меньшинства. Корректно: геи, лесбиянки и бисексуалы.

Причина: однополые отношения ничем не отличаются от разнополых (если не считать трудностей, которые создает наше государство, вроде невозможности заключить брак). В них есть и романтика, и встречи, и расставания, и любовь, и нежность, и секс. Но слово «секс-меньшинства» ставит во главу угла именно секс («Все они развратны, только и думают, как бы с кем переспать»). К тому же никто не называет гетеросексуалов секс-большинством. Звучит довольно глупо.

3. Язык вражды, или риторика ненависти (англ. hate speech – хейт спич) – самый широкий круг. Им пользуются и те, кто проявляет сексизм, расизм или ксенофобию вообще. В любом тексте или разговоре важны не только слова, но и общая стилистика и тональность. Если первый человек скажет: «Я поддерживаю секс-меньшинства в борьбе за права», а второй – «Я бы всех гомосексуалов в печку покидал», второй наверняка опаснее.

Язык вражды создает неоправданный отрицательный образ некой социальной группы (или ее представителей) и разжигает к ней враждебность. Его опасность в том, что слово имеет все шансы превратиться в дело. Фраза одного человека «…если бы все эти извращенные твари сдохли, земля стала бы намного чище» может подвигнуть другого взять булыжник, кирпич или нож и – вперед, чистить землю.

Язык вражды разнообразен и многолик. Я покажу лишь несколько его ликов, чтобы вам было легче понять, что это такое (заметьте особо, что он применим к любому «меньшинству» – религиозному, национальному и прочим):

– призывы к насилию и дискриминации («Гомиков надо рвать! И по ветру бросать их куски»), в том числе косвенные («Собрал бы кто всех чурок да сжег») и завуалированные («Раньше педерастов в тюрьмы сажали и их видно не было, жаль, что забыли прекрасный опыт СССР»);

– оправдание насилия и дискриминации («Евреи сами виноваты в холокосте», «Если бы педики не выпячивались, их бы никто не бил»);

– намек на связь социальной группы с государственными структурами для ее дискредитации («В правительстве сидят одни евреи», «Мировое педолобби проталкивает нам голубую толерантность»);

– обвинение группы в отрицательном влиянии на общество («Из-за мигрантов русским негде работать», «Геи разрушают семейные ценности»), в том числе в криминальности («Все цыгане – воры», «Все геи совращают детей»).

Порой нам говорят: почему ваш проект помогает только гомосексуальным подросткам? Ненавидят много кого и травят любых детей, подростков вообще: полных, в очках, заикающихся, слишком худых…

Верно. Травить могут любого. Но «подросток вообще» может позвонить на телефон доверия или прийти в кризисный центр, не опасаясь, что с ним откажутся работать, а его проблемы сочтут надуманными. «Подростка вообще» только за сексуальную ориентацию или гендерную идентичность сверстники не изобьют, учителя – не высмеют. «Подростка вообще» государство и общество не убеждают, что он больной, фантазер, преступник, грешник, извращенец. Зато что касается ЛГБТ-подростков, они порой оказываются в полном одиночестве. И хуже всего, когда от детей отворачиваются родители.

…Летом 2013 года мать выгнала из дому 15-летнюю Ирину, когда та призналась, что она лесбиянка. Мне стало известно об этой истории от Юли, девушки Ирины. Я сомневалась, не верила. Была одна странная деталь. Юля сказала: мать Ирины запрещала ей есть в доме.

«Как это так? – думала я. – Запретить ребенку есть в доме? Наверно, девчонки привирают».

А потом мне пришло новое письмо, и не одно. И не одна сотня. И я поняла: нет, это не обман. Порой родители, узнав о «нестандартности» своих детей, начинают считать их больными и заразными.

Они говорят: «Лучше бы ты сдох».

Они говорят: «У меня больше нет дочери».

Они говорят: «Я бы придушила тебя своими руками».

Они говорят: «Лучше ты станешь овощем, чем будешь геем».

Без подписи:

– У меня есть сестра старшая, ей сейчас чуть больше 20 лет, и она лесбиянка. И мама, узнав об этом, выгнала ее на улицу в минус 34 градуса зимой в одной ночнушке. Я не знаю, где моя сестра сейчас. Я видела, как моя мать на нее орала, била ее… Я очень боюсь. Ибо моя мать к тому же глубоко верующая и нетолерантная в этом плане. А я, вдобавок к ориентации, еще и атеистка. Так что, получая уже за неверование в Бога, я просто панически боюсь, что она узнает о моей девушке.

Оля, 14 лет (Украина):

– Я влюбилась в учительницу. Пронесся слух. Ударил отец. Синяки, ссадины. Родители выбрали мне жениха. И я обязана выйти за него, как только мне исполнится 18 лет. Иначе мне грозят психушкой. Дома бьют, причем частенько. Когда-то пьяный отец чуть не задушил меня ремнем за то, что я позор семьи. А я ведь просто полюбила женщину. За что?

Любовь:

– Дед моей девушки в ответ на ее рассказ о том, что у нее есть любимая, несколько раз хлестнул ее ремнем по животу.

Сергей, 16 лет (Москва):

– Родители моего парня прочитали нашу переписку. У него отняли смартфон, удалили страницу в ВК, а перед этим его экс-папаша настрочил мне матерное сообщение. Мне было очень плохо. Я не знал, что делать… Через два месяца его папаша решил зайти в личный кабинет Билайн, он увидел, что Тема звонил мне, дико наорал на него и умудрился сломать ему руку (скотина). Позвонил и мне с угрозами расправы.

Леша, 17 лет:

– После камин-аута папа впервые поднял на меня руку, мама назвала пидарасом, и моя жизнь закончилась в этой семье.

Женя, 13 лет (Элиста):

– Дома разгорелся настоящий скандал, меня сильно избили и чуть было не выгнали из дома. К счастью, мне удалось наплести родителям с три короба, но после того случая они относятся ко мне настороженно.

Дарья, 16 лет:

– Меня бьют! И закатывается истерика: «Чертова лесбиянка! Ты не можешь быть моей дочерью! Ненавижу тебя! Чтоб ты осталась одна на всю жизнь!» За что мне такое?

Рома, 17 лет (Волгоградская область):

– Родители выгнали из дома, сказав, что я ошибка и лучше бы вернуть время назад, чтобы сделать аборт.

Шим Дарэ, 17 лет (Казань):

– Мать била, и не раз. Приходилось уходить из дома, пока она не успокоится.

Евгения, 17 лет (Харьков, Украина):

– Сложно было. Родителям обо мне донесли, позвонили. Те наняли человека, чтобы взломать мой телефон, социальные сети, узнать о моих друзьях, о людях, с которыми я общалась. Прослушивали телефон, а я ничего не знала. Потом в один из обычных вечеров с матерью зашел обычный разговор об однополых отношениях… Я не понимала, что вообще происходит. Отец меня сильно избил. Забрали телефон, запретили заходить в Интернет. Пытались отвезти к психологу, на что я ответила: «Ничего нового я там не услышу» – и наотрез отказалась идти. Номер телефона поменяли. Ограничили круг общения. Девушке моей угрожали: «Не перестанешь с ней общаться – будут проблемы». Ей тогда уже исполнилось 18 лет. Меня контролировали круглые сутки. Из школы домой, из дома в школу – под конвоем. Потом все немного начало утихать. Через полгода история повторилась, меня избила уже мать, она в ярости кричала: «Я выбью это из тебя!»

Мирослава, 15 лет:

– Я встречалась с девушкой, ее родители как-то об этом узнали. И когда мы сидели во дворе с ней, прибежал ее отец, схватил ее за волосы и потащил домой. Потом я узнала, что он ее очень избил. Ей запретили со мной общаться, и, когда мы встречаемся где-нибудь на улице, она делает вид, что просто не заметила меня, но я все понимаю, поэтому не трогаю ее.

Родительский арсенал психологического насилия куда разнообразней, нежели у одноклассников и сверстников ЛГБТ-подростков. Меры воздействия на «неправильного» ребенка гуманными не назовешь. Родители игнорируют подростка (делают вид, будто «ничего не было»), не верят ему, запрещают заговаривать на тему СОГИ. Часто в ход идут и более радикальные меры: не позволяют видеться с любимым человеком, лишают средств связи (отбирают телефон, не дают выходить в Интернет, контролируют переписку), называют ребенка больным, извращенцем, педофилом, унижают и оскорбляют, пытаются лечить гормонами, водят по батюшкам и по бабкам, угрожают психбольницей и даже убийством.

Варвара, 18 лет:

– Однажды отец сказал мне на полном серьезе: «Если что, я убью вас обеих». То есть меня и мою девушку.

Аня, 16 лет (Хабаровск):

– Недавно мама сказала: «Выбирай, либо я, либо твоя так называемая подруга». Видеться запрещено, а дома бойкот.

Енот Алексей, трансгендер FtM, 16 лет (ЮФО):

– Родители не воспринимали то, что со мной происходило, всерьез. Когда я пробовал говорить о себе в мужском роде при отце, он злился и кричал на меня. Мама подшучивала фразами «член пришить» и «в армию теперь пойдешь». Однажды ее слова действительно меня задели – она позвонила мне с работы и сказала: «Хочешь хорошую новость? По китайскому календарю ты должна была родиться мальчиком». И я услышал в телефоне дружный смех ее коллег. Да, я понимаю, что она не со зла. У родителей странное чувство юмора.

Ксения, 17 лет (Таганрог):

– Угрозы («Я не выпущу тебя из города учиться, если ты не перестанешь с ней общаться!»), насильственные походы по врачам (думали, что психолог поможет и эта «детская влюбленность» уйдет сама). В мой адрес в семье постоянно звучат оскорбления: «никчемная», «ты вообще никто». Никогда не забуду ссору с матерью, в которой она выкрикнула: «Я родила тебя не для того, чтобы ты у девок лизала!» К слову, она сама живет с человеком, который не стесняется унижать ее при детях.

Л. В., 17 лет (Екатеринбург):

– Родители говорили, что это неправильно, что я еще одумаюсь, что меня «задурили педофилы из интернетов».

Л., 16 лет:

– Встретившись со своей первой девушкой, я имела неосторожность рассказать о ней родным. Нам тут же запретили общаться, и наша семья переехала в другой город.

М., 17 лет:

– Отец узнал о моей ориентации от моей сводной сестры. Прозвучали самые страшные для меня слова: «Тебя в психушку, ее в тюрьму». Конечно, я сказала, что неудачно пошутила, что у меня даже парень есть! Это его успокоило, но новость облетела всех родственников. Тетя устроила допрос с пристрастием, я отнекивалась. На что она рассказала мне поучительную, по ее мнению, историю. В деревне у них есть одна «такая». Сейчас будет что-то смешное, готовы? Она доводила до оргазма бабушек, и одна из них даже умерла! Я поняла, что тете кажусь именно такой.

Така, 16 лет:

– Мне запретили заходить в Интернет и сказали: «Чтобы больше не общались, я о ней не слышала и не видела ее». Теперь общаемся втайне.

Мария, 16 лет (Москва):

– Мама все время намекает на то, что я грязная извращенка, что я жертва пропаганды, педофилов, что лучше бы я вообще не задумывалась об ориентации.

Таня, 16 лет (Камешково):

– Дядя случайно увидел часть переписки, из которой можно было понять, что я би. Начал оскорблять меня при маме, говорить ей, что я больная и меня нужно лечить.

Паша, 14 лет:

– Год назад я сказал родителям о своей ориентации, отец сказал, что теперь я ему никто, а отношения с матерью сильно изменились, она почти не разговаривает со мной. Недавно они развелись, мать обвинила меня в том, что отец ушел, это меня окончательно убило.

Екатерина, 13 лет:

– Забрали телефон, ключи, Интернет, деньги и даже отключили домашний телефон. На два дня я оказалась полностью отрезана от внешнего мира. А потом меня довели, и я сбежала из дома. Телефон мне вернули только через неделю или месяц.

Анна, 17 лет (Хабаровск):

– Мама угрожала, что подаст в суд на мою девушку за сексуальное домогательство. Хотя на тот момент мне и было 16 лет, я боялась. А еще угрожала самоубийством.

Фель, 16 лет (Москва):

– Отец постоянно говорит: «Ты же девушка», «Ужасно одеваешься», «Пора уже смотреть на мальчиков». Однажды он заметил, что у меня незатейливый мальчишеский гардероб. Был скандал. Он крикнул, обращаясь к матери: «Что за урода ты растишь? Что это за чмо вообще?! Ты посмотри, что она носит! Ты кого вообще растишь, лесбиянку? Лесбиянку, да?!» У меня тогда внутри все похолодело. Я его боюсь.

Илья, трансгендер FtM, 17 лет (Иркутск):

– Мать насмехается постоянно, говорит, что я ни за что не смогу пройти психиатрическое обследование, что всю жизнь буду «чокнутой бабой».

Юля, 16 лет:

– Запретили общаться с любимой девушкой, полностью лишили связи. А мы и о свадьбе мечтали, о детях. Жаль, что я не смогла связаться с ней, из-за этого она чуть не покончила с собой.

Без подписи, 15 лет (Минск, Беларусь):

– Мама прочитала в «ВКонтакте» переписки с одноклассниками. Когда я вернулся со школы, она мне устроила скандал со словами: «Так это правда? Ты гей?» Говорила, что повесится, что я назло делаю ей плохо. Я смог отговориться, сказав, что проиграл желание в карты и мне надо было полгода притворяться геем. Мама поверила. Но! После победы Кончиты Вурст с прекрасной песней Rise Like a Phoenix на Евровидении родители не могли не посмеяться над «распущенностью Гейропы». Отец попросил включить ему видеоролик, где Павел Воля высмеивает австрийского певца. Во время видео я усмехнулся всего раз. Папа увидел, что я не хохотал вместе с ним, позвонил матери, и они устроили очередной скандал.

Игорь, 16 лет (Беларусь):

– Мать стала называть меня педерастом и педофилом. Начались слежки. Дошло до таблеток, откачали. Мать еще больше начала преследовать. В итоге сейчас живу у друзей.

Кира, 15 лет:

– Рассказала родителям, что влюбилась в девушку. Они переубеждали меня, мама плакала, папа кричал, говорил, что я позор, что легче всего выделиться этим, а не умом, мама оскорбляла мою возлюбленную. Папа, накричав на меня, ушел и сказал напоследок: «Если бы не твой младший брат, я бы уже давно покончил с собой. Жить ради такой, как ты, бессмысленно».

Софья, 16 лет (Санкт-Петербург):

– Узнала мать. Около года назад прочитала мою переписку с подругой. Закатила истерику, замахивалась, кричала, заперла в комнате до вечера. Я всю ночь проплакала, так как она говорила по телефону с отцом на повышенных тонах (родители разведены). На следующий день я убежала к отцу. Мне никогда не было так страшно. Но отец даже виду не показал, что был какой-то разговор. С матерью мы почти не общаемся, я переехала к папе. Но она до сих пор относится мне как к неудачному ребенку, пусть и не показывает это на людях.

М., 13 лет:

– Поначалу доходило до истерик и криков: «Ты позор семьи. Ни у кого в нашей семье такого не было!» или стандартного: «Это же извращение! Грех!» Сейчас уже вроде получше стало.

Ксения, 14 лет (Сухум, Абхазия):

– Мать бывшей подруги поймала меня на улице и начала высказывать все, что обо мне думает. С матом. «Ты должна носить платья, если яиц в штанах нет. Девушка обязана быть красивой, нежной, без лесбийских штучек. Девушка обязана нравиться парню. Нужно любить мальчиков, пока платонически, но в этом возрасте можно и уже более серьезно – любить то, что у мальчика в штанах». Долго говорила, что мне нужно лечиться. Настаивала, чтобы я рассказала маме: «Такое нельзя запускать, а само оно не пройдет». Мол, это серьезные проблемы с головой. В конце разговора пообещала ничего не рассказывать родителям, запретила общаться со своей дочкой и ушла. После она ходила близ дворов, где живет мой отец с бабушкой, и кричала, что я испорченный ребенок, живущий в испорченной семье.

Майя, 15 лет (Измаил, Украина):

– Мама – врач высшей категории – говорила, что я больная на голову, и пыталась положить в психушку.

Энли, 14 лет:

– Мы встречались с Олей редко, и она стала какой-то странной. Намекала, что теперь любит парней. Дима, мой лучший друг, рассказал мне, что моя мама платила ей 10 тысяч в месяц, чтобы та не была со мной. Чтобы я нашла парня. С ее зарплатой в 300 тысяч это не деньги.

Зеленый кот, 17 лет (Москва):

– Мама все время говорит что-то вроде «Лесбиянки – не люди». Один раз мы вместе смотрели сериал, в той серии убили девушку из пары. Мама сказала: «Так ей и надо». Это же страшно. У кого-то умер любимый человек. «Так ей и надо?» Мне страшно думать, как она тогда относится ко мне. Мне грустно, что она не хочет принять меня. Все время говорит, как я найду себе мужа и у меня будут дети, советует ехать в страны, где больше мужчин, чем женщин. Был случай, когда она кричала, что я «устроила какую-то порнуху», хотя я просто спала в одной кровати с любимой девушкой. В одежде. Под разными одеялами.

Марк, 16 лет (Томск):

– Мама называла меня одним словом – «пидор». У меня больше не было имени, я больше даже «сыном» не был. «Помой посуду, пидор», «Вынеси мусор, пидор». Когда я просил не разговаривать со мной так, ведь я не виноват, что я такой, она соглашалась. Говорила: «Есть физические уродства. Все признают, что люди с такими недостатками – уроды. А ты моральный урод, так почему перед тобой все должны кланяться?» Не знаю, почему она сказала «кланяться». Я всего лишь просил не обзываться.

Анастасия, 16 лет (Харьковская область, Украина):

– Моя мама часто пошло шутит на эту тему. Бытовая ситуация: сварили кисель. Вся семья налила себе по кружке. Я опоздала с приходом на кухню, заглянула в кастрюлю и увидела лишь измазанное киселем дно. Мама громко сообщила: «Это тебе. Ты же любишь лизать?» В любой нашей ссоре мама сводит все к моей ориентации. Вот, к примеру, упрекая меня в излишнем весе, мама сказала: «Толстых лесбиянок не бывает. Худей».

Мы уже говорили о том, что учителям подростки открываются нечасто. Среди опрошенных в 2014 году только 13,5% (51 человек) сообщили, что учитель/учителя знают об их СОГИ. Увы – нельзя сказать обо всех учителях, что они не гомофобны, терпимы к инаковости и готовы заступиться перед другими за ЛГБТ-подростка.

С., 17 лет:

– Я была закрыта перед преподавателями, однако мне не раз приходилось выслушивать, какие мы больные, как нас нужно отстреливать, что таким людям не место на земле.

Юлия, 15 лет (Магнитогорск):

– Взять вот химию. Она хороший учитель, всегда все понятно (мне по крайней мере), но вот была тема, какую связь что с чем образует… И она сказала, что все должно быть противоположно, как и в жизни: мужчина и женщина. Хотя есть и исключения. Геи всякие и лесбиянки. И сколько презрения. Я и мои подруги негодовали, остальным было смешно.

ZубастЫй котЭ, 17 лет:

– Мне плевать, когда учитель обществознания заявляет на уроке, что геи – люди второго сорта. Я просто не слушаю эту глупую женщину, которая вдруг решила, что обладает достаточной мудростью, чтобы рассуждать о вещах, о которых не имеет ни малейшего представления. Забавно, что многие учителя приводят меня в пример: «Будьте такими же отличниками, как он» (то есть я). Интересно, что бы они сказали, узнав, что я гей? С удовольствием запечатлею этот момент на камеру.

Артем, 15 лет:

– Если раньше учителя не задевали тему гомосексуальности, то теперь стали входить в обиход слова типа: «Так им и надо», «Давить гадов», «Пусть их вообще выдворят из страны»… А наш учитель ОБЖ вообще отпускает пошлые шуточки, что он любого гея поставит на колени на сеновале (вот такие люди не имеют права работать в школе, но они работают, и никого это не беспокоит).

К., 15 лет (Татарстан):

– Учительница биологии говорила, что «таких» убивать надо, что это неполноценные люди. Учительница обществознания – что «они» заразу передают. Все это слушать нет сил.

В., 17 лет (Москва):

– Когда мы говорили о биологии и гомозиготах, учитель привел пример: «Вспоминайте педиков. Они одинаковые. Вот и гомозиготы такие же». Мой любимый преподаватель истории, который дал мне любовь к этому предмету, осуждал геев, говорил, что это распущенность и показушность. Неприятно слышать такое от людей, которых я уважаю.

Мне было тяжело, потому что я боялся, что они узнают обо мне. Это сейчас я хороший ученик, который желает учиться. А потом появится «капризный ребенок, желающий выделиться ориентацией».

Ксения, 15 лет:

– У нас в школе учительница сказала, что всех «не таких» нужно заставить копать картошку целыми днями, и вся дурь из головы выбьется от усталости, уже не захочется мужику к мужику в постель лезть; добавила, что это сильнейшее отклонение и вырождение. И она учитель биологии в старших классах. Таких у нас очень много.

А.:

– Учителя твердили и твердят нам, что ОНИ – «уроды», «ошибки природы», «больные люди» и «идиоты». Не в новизну слышать от педагога по английскому, что они – «анормальные люди» и что «настолько наглые, что еще и детей заводят, этим уродам нельзя вообще доверять детей, они калечат детскую психику».

Р., 17 лет (Волгоградская область):

– Огромное множество учителей так и говорят на уроках: «Гомосексуалисты – это мусор, люди второго сорта, мы их не принимаем в обществе, если среди вас такие есть – покиньте класс». А учитель истории говорил: «Как правильно делали, что сжигали проституток и гомосексуалистов!»

У опрошенных мной ребят нередко возникали проблемы в отношениях с учителями, связанные с СОГИ. С трудностями столкнулись 4,6% (15 человек из 327) из тех, кто закрыт перед педагогами, а из открытых – более половины: 54,9% (28 человек из 51).

Чаще всего конфликт развивается двумя путями. Путь первый – если подросток закрыт: педагог допускает некорректное высказывание об ЛГБТ; ученик возражает; это становится причиной столкновения, после чего отношения между педагогом и подростком ухудшаются.

Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):

– Я разочаровалась в учителе географии после его фразы на уроке: «Надо следить за происходящим в мире, а то тут всякая гомосятина разводится» и «Как можно было записать нанайцев в коренные русские народы? Нанайцы же гомики!» Первый раз услышала такое от преподавателя. Плюс он нас матами и оскорблениями поливал. А вроде бы образованный человек… Я подошла к нему, чтоб поговорить о его беспредельном непрофессиональном поведении. Но в конце разговора была послана со словами: «Не учи меня».

Ч., 15 лет (Сургут):

– На уроке экологии, когда учитель стала, мягко говоря, выражать неодобрение к разрешению однополых браков во Франции, подкрепляя это бредом верующего человека, у нас произошел конфликт на почве того, что я стала приводить научные данные о том, что гомосексуалы ничем не хуже натуралов.

К., 17 лет (Ростовская область):

– Как-то учительница заговорила на тему «Однополая любовь – это ужасно», я сказала, что если нельзя высказывать мнение «за», то и «против» нельзя. В любом случае каждый имеет право на свободную любовь. После этого она сказала: «Если ты попрешь против природы, то природа попрет против тебя, ведь дело не в обществе, в котором ты находишься…» Это был первый и последний раз, когда я спорила на эту тему со взрослыми. В основном я стараюсь не вмешиваться либо говорю, что не нужно навязывать свое мнение.

Н., 17 лет (Екатеринбург):

– Было несколько споров о целесообразности закона о запрете пропаганды, все происходило в корректной форме, но сейчас учителя меня недолюбливают.

Юля, 16 лет:

– В школе учительница русского – замечательная женщина! Я просто обожала ее. Недавно мы рассуждали о современном обществе. После ее слов: «маньяки, террористы, геи эти…» я заплакала. Та попросила выйти из класса. Господи, как мне было больно. Сравнить ни в чем не повинных людей с насильниками. Мою реакцию она, кажется, оценила. Теперь общается со мной сухо и официально. Я не прошу любви. Но хотя бы человеческого отношения…

Т., 16 лет:

– Учитель русского языка говорит, что такие, как мы, не должны жить и засорять Россию… Когда я сказала ей, что это лицемерие и что «они» такие же, как все, люди, она ответила: «Заткнись и выйди вон».

Н., 15 лет (Саратов):

– Учитель английского любит заявлять на уроках, что «это ненормально, это извращение, Бог покарает». Я не умею молчать в таких ситуациях – потому начинаю спорить. Окончательно испортила отношения.

Второй путь развития конфликта (если подросток открыт) более разнообразен: педагог может сообщить родителям/директору о СОГИ ученика без его согласия, проводить «воспитательные беседы», занижать оценки, угрожать ученику, оскорблять его – в том числе публично, при одноклассниках.

Е., 16 лет (Оренбург):

– Когда я, сидя в классе на перемене, напевала какую-то песенку, учительница сказала, что это не моя песня, а моя песня – Бориса Моисеева, «Голубая луна».

М., 17 лет (Уфа):

– Было в колледже. Полюбила преподавательницу. Об этом узнали в группе, рассказали ей. Отнеслась отрицательно, стала занижать оценки.

Т., 17 лет:

– Учительница поставила мне за сочинение двойку, когда я написала о своей девушке. После урока она долго внушала мне, что так быть не должно.

Р. С., 13 лет:

– Недавно мне пришлось перейти в другую школу. Мои учителя называли меня дрянью, поганью и мразью. За что? Я что, сказала, что поубиваю полгорода? Или что буду насиловать всех девочек? Мы невидимы лишь до того момента, пока не найдем шумного гомофоба, что разболтает всей школе…

Инга, 17 лет (Рязань):

– Учительница русского языка сказала: «Богу это не угодно, ты попадешь в ад». Все попытки говорить о нормальности ЛГБТ, о том, что нет никакой пропаганды, что я такой родилась… все это приводило лишь к тому, что мне затыкали рот или говорили, что я «привлекаю внимание».

И., трансгендер FtM, 17 лет (Иркутск):

– Меня вызывала заведующая отделением на разговор, объясняя, что то, что я говорю о себе в мужском роде, каким-то образом влияет на учебный процесс. Мы мирно разобрались, что ничего подобного не наблюдается, и разошлись, но куратор, которая и уговорила заведующую вызвать меня, до конца гнула свое. Могла на весь коридор закричать на меня по имени, наглядно показывая всем, какой у меня пол. Были среди педагогов те, кто смеялся надо мной. Учитель математики любила собирать сплетни со всего колледжа. После этого временами насмехалась. Я старался избегать встреч с ней.

Диана, 16 лет (Томск):

– Сплетни. Ходили не только среди учеников, но и среди учителей. Учителя называли нас «эти лесбиянки». Одна учительница рассказала классному руководителю, что на ее уроке мы с девушкой гладили друг другу руки, целовали их (такого мы, разумеется, не делали). И нас после этого начали рассаживать, не объясняя причины, а сами мы были просто не в курсе этих обсуждений и, естественно, реагировали резко на требования сесть в разные стороны кабинета.

Наташа, 15 лет (Минск, Беларусь):

– Учительница биологии на уроке говорила, что все геи и лесбиянки – уроды, которых надо истреблять, что Бог сейчас этим и занимается, что скоро все геи сгорят заживо. Я не смогла сдержаться и возразила ей. Она спросила, с чего бы это я начала с ней спорить. И весь мой класс хором сказал, что я – би. После этого учительница словно перестала считать меня за человека. Придирается к каждому моему слову и действию. Дошло даже до того, что ей не нравится, как я пишу в конспекте букву «ф». Так как мне очень нужна хорошая оценка в аттестате, я стараюсь угодить ей изо всех сил. Но она просто не идет со мной на контакт после того урока. Занижает мне оценки и просто перечеркивает мое будущее. Я прекрасно знаю ее предмет, приношу ей доклады и идеально выполненное домашнее задание, но человека не перестроить. Я уже не знаю, что мне делать.

Если учитель осуждает или оскорбляет ЛГБТ-подростка публично, при одноклассниках, – он тем самым провоцирует травлю. Школьники, чувствуя поддержку педагога, осознают свою безнаказанность и беззащитность того, кого травят, – и отрываются по полной.

Влад, 15 лет (Киев, Украина):

– Это происходило часто (когда еще у меня были длинные волосы). Практически от всех учителей слышал какие-то язвительные шутки («А может, тебе еще бантик на голову и платье надеть?»); неоднократно слышал от классного руководителя: «Кто ты вообще – мальчик или девочка?» Это происходило при всем классе. Учитель «шутит» – дети смеются.

Ромашка:

– Мою страницу взломали, о моей ориентации узнал весь класс. Это долетело и до учительницы. Классная руководительница поставила меня перед классом и высмеяла, соглашаясь с криками со стороны парт. Тогда я стала закрытой, из школы не ушла, так как нет возможности и по причине хорошей учебной программы. Я даже сейчас терплю эти выкрики, когда вхожу в класс. Учителя странно на меня косятся.

О. К., 15 лет:

– Очень жаль, что гомофобия исходит и от взрослых. Как-то у нас с учительницей был разговор о моем внешнем виде, и от нее я услышал: «Ты представь, что с тобой в армии делать будут, тебя там перевоспитают». Своими действиями учитель показывает детям, что гомофобия – это норма, что можно унижать человека, если он отличается от тебя.

Аня, 15 лет (Тамбов):

– Два дня назад меня пригласили в учительскую на большой перемене. Там была добрая половина учительского состава. Они настоятельно порекомендовали удалить мне страницу в соцсети. Вот несколько цитат из их речи:

«Как ты не понимаешь, что своими наклонностями позоришь школу?», «Если уж так случилось, то помалкивай, не стоит грязное белье напоказ выставлять», «И как мы теперь должны относиться к ученице с лесбийскими склонностями?», «Фу, какой позор! Надеюсь, что никто еще не увидел, а то такая тень на репутации школы».

Я так растерялась, что не смогла ничего возразить. Немного поколебавшись, удалила страницу. Но теперь в школу ходить стало страшно. Учительница на уроке начала гомофобный монолог, периодически поглядывая на меня. Мои одноклассники, зная о моей ориентации, теперь почувствовали поддержку учителей. Они начинают достаточно серьезно надо мной издеваться.

Что касается психологов, подростки нечасто обсуждают с ними проблемы, связанные с СОГИ. Только 15,6% (51 человек из 378) опрошенных мной подростков сообщили, что затрагивали эту тему на консультации. Притом у трети из них (17 человек) при разговоре возникали трудности.

Анастасия, 15 лет (Омск):

– Мой психолог постоянно мне говорила, что это возраст, и пыталась навязать мне то, что я должна рассказать об этом родителям и вместе с ними обратиться в больницу.

Д., 14 лет (Химки):

– Я лишь намекнул – и психолог сказал: «Мы не совпадаем по моральным ценностям, прости, мы не можем больше беседовать».

Дэйв, 16 лет (Волгоград):

– Сначала разговор шел позитивно. Психолог говорила, что учеными доказано, мол, все люди бисексуальны, расспрашивала меня о всяком… Но потом все накалилось. Она начала настаивать на том, что мне нужна традиционная семья, что девушка не даст того, что даст парень, в весьма грубой форме поинтересовалась, как я представляю себе сексуальную жизнь с женщиной, сказала: «С мужчиной приятнее» – и нелестно высказалась о моей девушке, закончив тем, что я глупая и сама не понимаю, к чему все это приведет. Больше я к ней не ходила.

Warlord, 14 лет (Ярославль):

– Стоило мне упомянуть о чувствах к человеку своего пола, психолог стала утверждать, что это все ерунда, что я себе придумываю, что однополой любви не бывает. Предлагала способы лечения: побольше общаться с мальчиками (куда уж больше), попробовать влюбить в себя кого-то из них и избегать контактов с той девочкой (видимо, чтобы «прошло»). С тех пор к психологам не обращаюсь.

Карина, 17 лет (Невьянск):

– Я сказала психологу об ориентации, он ответил, что это возрастное, и выписал нейролептики.

Без подписи, 18 лет:

– В школе поговорил с психологом на эту тему, типа я увидел по телеку и интерес чисто научный. Так он сказал, что если бы с его детьми учился гей, то он сделал бы все, чтобы его выгнали, а если бы у кого-то из его детей была «неправильная» ориентация, то он бы «лечил» его в психушке, и это говорит психолог в школе, не говоря уже об обычных людях.

Николай, 17 лет (Астана, Казахстан):

– Школьный психолог назвала меня пятном для школы.

Анастасия, 16 лет (Харьковская область, Украина):

– Когда я отправилась к психологу (совершенно по другой проблеме) и она узнала о моей ориентации, она стала заниматься моей ориентацией – тем, что вообще не было проблемой. Заставляла меня находить парней «ВКонтакте», общаться с ними и отвечать ей, не заинтересовалась ли я. Каждый раз мой ответ был отрицательным, и каждый раз она принуждала меня к новым и новым попыткам.

Отис, 15 лет (Запорожье, Украина):

– Психолог настаивала, что человеку не могут нравиться оба пола. Только один. И что бисексуалы – это всего лишь подростки, у которых юношеский максимализм и все такое. Что среди взрослых людей бисексуалов не бывает.

Без подписи, 17 лет:

– Это, наверное, странно, и психологи не должны так делать, но она сказала, что мне нужно переспать с парнем, тогда я забуду о девушках. Не знаю почему, но я подумала, что это поможет. Поэтому в Интернете познакомилась с одним парнем с моего города. Так получилось, что мои родители оставили меня одну на два дня, тогда я его и пригласила. Переспала с ним, ничего не решилось. Мне все так же нравились девушки. Только к парням отвращение сильней стало.

Роуз Лалонд, трансгендер FtM, 14 лет (Волгоград):

– Школьный психолог говорила, что это ужасно, спрашивала, кто мне это внушил, говорила, что меня надо лечить, на мои аргументы несколько раз даже матернулась. Говорила: «Такие, как вы, Россию развращают. Вас либо лечить, либо сжигать надо». По-моему, ее с такими высказываниями лечить надо. Кто их таких только на работу берет?

Rainbow cat, 17 лет (Красноярск):

– Психолог пытался меня перевоспитать. Списал все на «неподходящих» парней.

У подростков возникали сложности не только при очных встречах с психологами, но и при звонках на телефоны доверия, в частности на единый общероссийский номер детского телефона доверия 88002000122.

Мэри, 15 лет:

– Мои родители настолько ненавидят ЛГБТ, что мне кажется, если я буду одной из них, они и меня возненавидят. Мне было настолько плохо после очередного разговора с ними, что я решила позвонить по распиаренному номеру 88002000122. Поговорила там с психологом, мне стало еще хуже. Психолог сказала мне, что «это все похоже на выдумку». Что похоже на выдумку? Мое одиночество? Боль? То, что родители гомофобы? Или то, что я чувствую тягу к лицам своего пола и боюсь, что из-за этого не соответствую ожиданиям моей семьи? Более того, в какой-то момент этот «специалист» сказал мне: «Что-то мы долго говорим», то есть я даже не имела права высказаться и самой закончить разговор, потому что кто-то не поверил в реальность моих проблем.

Но я человек! Вот он я! Пишу сейчас вам! Я не невидимка! Я существую! И надеюсь, когда-нибудь нас заметят. Жаль только, что, поговорив с такими людьми, мне приходится жить с чувством опустошения и странной ненависти к себе. Я просто хочу иметь рядом человека, который бы понял меня, принял меня и этим помог бы мне понять и принять саму себя.

Jane Holter:

– Не работают «обычные» телефоны доверия с гомосексуальными подростками, вот что! Я в свое время пробовала туда обратиться, получила достаточно жесткий отпор. На одной линии сказали совершенно непередаваемым тоном: «С такими не работаем», а на общероссийском телефоне (88002000122) сообщили, что мать бьет меня за дело, все нормальные родители так поступают и единственный способ выжить – перестать быть такой (любят они это слово). Пришлось дожидаться совершеннолетия и обращаться в ЛГБТ-сеть.

Справедливости ради отмечу, что у большинства подростков из тех, кто обращался за помощью к психологу (66,7%, 34 человека), при общении с ним не возникало трудностей, связанных с СОГИ.

Helen, 17 лет (Пермский край):

– Мой школьный психолог иногда давала советы и помогала мне в отношениях с мамой из-за сексуальной ориентации.

Генри, 16 лет (Чернигов, Украина):

– Все хорошо. У моей матери – два бакалавра по психологии, а я тесно состою в круге психологов, так как люблю психологию и общаюсь с ними, как со своими товарищами.

Шер, 15 лет (Сургут):

– Раскрылась перед школьным психологом, она приняла это спокойно.

Ворона, 17 лет (Москва):

– К счастью, мне попался психолог, который смог понять меня.

Ангелина, 15 лет (Владивосток):

– После расставания с девушкой я долго не могла прийти в себя и попросила маму отвести меня к психологу. Цель была крайне проста: «Помогите мне забыть ее». Помогло. Отпустило. Психолог попалась очень хорошая и не говорила, что быть лесбиянкой – плохо. Все прошло достаточно гладко.

Андрей, 16 лет (Одесса, Украина):

– Я общался с тремя психологами, с одной особенно близко, и все они воспринимали меня (я трансгендер FtM) правильно.

Аня, 16 лет (Москва):

– Мой психолог меня понимает и не считает больной.

Казалось бы, психологи – люди, которые в силу своей профессии должны быть и образованными, и терпимыми к инаковости. Странно слышать рассказы о том, что психолог говорит о сжигании геев или советует лесбиянке переспать с мальчиком и излечиться. В чем причина? Предполагаю, в том, что психологи не получают должных знаний и, как «обычные люди», оперируют вместо них предрассудками и стереотипами. Почему так происходит? Анна Гизуллина, старший преподаватель кафедры клинической психологии и психофизиологии Уральского федерального университета, называет такие причины:

– Во-первых, ограниченный жизненный опыт – превратно истолкованное личное понимание ситуации, о которой мало знаешь сам и мало что знает твое окружение, когда единственный источник информации – «народная молва», которая питается слухами и домыслами.

Во-вторых, недостаточный уровень профессиональной подготовленности. Преподаватели, которые учат психологов, сами часто тиражируют те же бытовые предубеждения либо воспроизводят информацию из учебников, мягко говоря очень далеких от современного уровня науки.

В-третьих, на современном этапе действует прямой запрет на «пропаганду» объективного (не говоря уж о позитивном) взгляда на проблемы СОГИ. Как было сказано в запальчивой дискуссии у меня на факультете: «Сексуальное поведение, половое созревание и подростки – вещи абсолютно несовместимые!» Ни о каком планомерном научном и практическом просвещении не только школьников, но и даже студентов в вопросах сексуальной культуры не может быть и речи. Никакие аргументы не помогают прорвать этот заговор молчания.

В-четвертых, даже зрелые и вполне адекватные специалисты нередко под любым предлогом уклоняются от прямой дискуссии на эти темы и от экспертных оценок. Зато «в бой» лезут всяческие гомофобы (и прочие ксенофобы), вдохновленные политикой государства, и гомофобные психологи составляют среди них немалую часть. Профессионального сообщества, которое могло бы дать им отповедь и указать на грубое нарушение профессиональной этики, как саморегулирующейся и саморазвивающейся системы в нашей стране не существует. Да честно говоря, и профессиональной этики тоже. Психологи – плоть от плоти нашего общества.

В-пятых, я в последнее время замечаю все больше демонстративный отказ от рационального научного знания в пользу «традиционных верований» именно среди тех, кто должен способствовать научному знанию. А уж от «чуждого знания от загнивающего и разлагающегося Запада» народ уклоняется и подавно…

Но немало психологов хотят современного знания и желают разобраться в этом вопросе, и поэтому первостепенная задача для нас всех – всячески просвещать всех желающих.

Стоит отдельно отметить, что с принятием закона о запрете пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних профессионалы оказались между двух огней. Семейный психолог Людмила Петрановская так описывает это: «Психолог, врач, социальный педагог или учитель, столкнувшиеся, например, с ситуацией травли подростка сверстниками за его предположительную гомосексуальность или к которым сам подросток обратился, чтобы поделиться переживаниями, оказываются перед странным выбором. Профессиональная этика и знания требуют от него поддержать подростка, объяснить, что гомосексуальность – это личная особенность, которая не исключает нормальной, счастливой жизни в обществе. <…> Если же психолог или учитель скажет, что это не вина и не болезнь, что люди с другой ориентацией не моральные уроды, не ошибки природы, что они точно так же любят, заботятся, хранят верность, страдают от разлук, как и мы, на него можно подавать в суд. Гомофобия присутствовала в российской реальности всегда… <…> Однако прежде законом не предписывалось толкать находящегося в сложной психологической ситуации подростка к пропасти, унижать его, объяснять, что раз он такой, то рассчитывать в обществе может только на место „социально неравноценного“ изгоя, которого терпят из жалости».

Психолог Татьяна Лапшина также упоминает о том, что законодательство России вступает в противоречие с этическим кодексом психолога. Кодекс предполагает, что психолог «с равным уважением относится к людям вне зависимости от их возраста, пола, сексуальной ориентации, национальности, принадлежности к определенной культуре… и других оснований», «Все действия психолога относительно клиента должны основываться на данных, полученных научными методами», «Психолог избегает деятельности, которая может привести к дискриминации клиента по любым основаниям». «Это означает, – пишет Татьяна, – что, работая в России с подростками, испытывающими сексуальное влечение к лицам своего пола и сообщившими мне об этом, мне придется выбирать, работать по КоАП или по этическому кодексу психолога».

Опасен ли для педагогов и психологов так называемый «антигейский» закон? – Да, но опасность минимальна. На сегодняшний день не известно ни об одном случае, когда педагога или психолога кто-то пытался привлечь к ответственности по закону за положительные или нейтральные высказывания об ЛГБТ в личном общении с подростками. Под удар скорее попадают педагоги, чья «нестандартная» сексуальная ориентация или гендерная идентичность становится достоянием общественности. Вы имеете полное право говорить подростку, что он нормальный и не больной.

Что еще можно посоветовать профессионалам, педагогам и психологам, которые столкнулись с «не таким» подростком?

Педагогам: ведите себя так же, как если бы это был обычный подросток. Это и есть обычный подросток, просто у него немного больше проблем.

Если происходит травля – не молчите, показывайте свое неодобрение. Какая разница, за что травят: за очки, за полноту, за робость, за подозрение, что девушка – лесбиянка? Травля в любом случае губительна и отвратительна, и учитель, на мой взгляд, обязан ее пресекать.

Если подросток признался вам в том, что он би- или гомосексуален, – значит, он вам очень доверяет. Поддержите его, покажите свое участие. Это не означает одобрения всего, что говорит и делает подросток. Это означает «я слышу тебя, мне не все равно, ты можешь обратиться ко мне с проблемой, я всегда выслушаю тебя и постараюсь помочь».

Нужно ли рассказывать родителям? Ни в коем случае. Потеря доверия – не самое страшное последствие. Вы не знаете, какая у подростка семья, как они относятся к ЛГБТ. Его может ждать что угодно, от простого порицания до выставления за порог.

Психологам: Татьяна Лапшина рекомендует своим коллегам при работе с подростками, переживающими гомосексуальное влечение, следующее:

– уважать чувства, опыт и право выбора подростков;

– информировать их о разных формах отношений и о мерах безопасности в них;

– обстоятельно обсуждать проблемы подростка, помогать в поиске специализированных групп поддержки;

– по возможности – помогать в формировании позитивного образа себя, самооценки и отношения к себе;

– заниматься профилактикой школьной травли;

– по возможности – работать с родственниками и сообществом, чтобы увеличить принятие и поддержку индивидуальности подростка и снизить риск отвержения и преследования. Работа психолога, как отмечает Татьяна Лапшина, будет наиболее эффективна именно в случае, если она происходит и с самим подростком, и с его ближайшим окружением.

Малая доля подростков, которые никогда не сталкивались с дискриминацией, чаще всего отмечают, что причиной тому – их закрытость.

Кира, 16 лет (Воронеж):

– Никто не знает, но я довольно хорошо представляю, что ничего хорошего не будет, если я откроюсь.

Анна, 17 лет (Москва):

– От тех, кто может «дискриминировать», я держусь подальше и прикидываюсь няшей.

Но это не всегда спасает. Даже те, кто не открыт, страдают от гомофобии, страдают косвенно: из-за негативных высказываний и действий родителей, учителей, друзей, одноклассников.

Некоторые относятся к этому с юмором или спокойно.

Екатерина, 18 лет (Екатеринбург):

– Единственные гадости, которые я слышу, доносятся из телевизора или из уст неавторитетных для меня людей.

Ваня, 16 лет:

– В школе многие подозревают, что я гей, говорят оскорбительные слова за спиной, но мне все равно на них.

Енот, 16 лет (Москва):

– Меня могли обругать на улице, если я иду за руку с моей девушкой или обнимаю ее. Абсолютно посторонние люди. Мне на их мнение наплевать, если честно. Они мне никто, и я их никогда больше не увижу.

Оксана, 16 лет (Красноярск):

– Я считаю, надо просто делать вид, что ты не слышишь оскорблений. На дураков не обижаются.

Д., 16 лет (Тула):

– Возможно, некоторые считают, что они оскорбляют меня, называя лесбиянкой. Что ж, это не так. Может, им просто завидно, что у меня есть девушка, а у них нет?

Но большинство неоткрывшихся гомофобное отношение крайне обижает, возмущает и ранит.

Д. Л.:

– Папа сказал: «По мне, геев и лесбиянок не должно существовать. Лучше бы их вообще не было». Я зашла в школу, старалась держаться и, когда наконец оказалась в женском туалете, зарыдала. Конечно, папа не знал обо мне, но мне было очень обидно.

Без подписи, 17 лет (Красноярск):

– Очень обидно было, когда по новостям показывали о легализации однополых браков, а моя мать называла таких, как я, ошибками природы, и что не дай бог я стану таким – задушит своими руками. После таких слов родной матери у меня впервые за все время, сколько себя помню, на глаза навернулись слезы. Но держался, в конце-то концов, я же парень.

Элли, 16 лет:

– На днях подошла к двум моим друзьям и стала свидетелем крайне интересной беседы. «Они – позор!» – говорил один. «Ненормальные. Поубивать бы всех таких», – поддакивал второй. Стало очень неприятно. Даже больно. Почему эти люди так относятся к нам?

Мария, 15 лет:

– Все мои родственники и друзья – ярые гомофобы, которые уверены, что стрелять «таких» надо. Я боюсь признаться родителям. Мама считает, что другая ориентация – ошибка природы, которую нужно исправлять любыми способами. Уверена, она даже слушать меня не станет, а только устроит скандал. Очень хочется высказаться кому-то, но среди близких нет людей, которые поймут.

Монстр, 14 лет (Самара):

– Когда мама видит что-то об ЛГБТ, она говорит: «Эти пидоры везде, как так можно, это неестественно». В такие моменты у меня даже слезы на глазах застывают. Если бы она узнала обо мне, она бы тоже так сказала? Мне страшно, я не могу в это поверить.

Яна, 14 лет (Самара):

– Моя мать – очень религиозный человек. Часто твердит о том, что они (мы) больные люди, нуждаются в лечении, что это не может быть нормой, что это грех. Как-то она сказала: всего ужаснее, если им (нам) разрешат усыновлять детей. Это меня сильно ранило. Мать не то чтобы подозревает меня, а всеми силами старается не верить, не допускает даже мысли о том, что я могу быть лесбиянкой. Ужасно, когда приходится постоянно слышать: «Как хорошо, что ты не из этих!»

Сова, 15 лет (Санкт-Петербург):

– От знакомых очень часто бывают оскорбления и насмешки в сторону сексуальных меньшинств… Очень больно слышать из уст родных, что это против бога, это извращение…

Оля, 15 лет (Зеленогорск):

– От некоторых родственников приходилось даже слышать фразы вроде: «Лучше бы козлов любили с трупами, чем девушек, не узнал бы хоть никто, стыдно б не было!»

Кристина, 16 лет (Самара):

– Дискриминируют меня родители, сами того не подозревая. Каждый вечер во время ужина мы всей семьей смотрим телевизор. Если отчим видит обсуждение ЛГБТ, сразу начинается… Чего я только не слышала: и что «таких» удавить нужно, и что «такие» – выродки. Сказал еще, если бы его сын оказался геем – отказался бы от него. Мама же говорит, что геи либо больные, либо «с жиру бесятся». Думаю, сами понимаете, с родителями у меня отношения не очень.

Лена, 17 лет (Санкт-Петербург):

– Я сталкиваюсь с гомофобией и дискриминацией в школе каждый день. Но люди не догадываются, что задевают меня. Они и не предполагают, что могут задеть чьи-то чувства.

Прихожу в школу – и нам начинают вбивать в голову то, что такие, как я, не имеют права на жизнь. Так как я учусь в одиннадцатом классе, учителя решили, что должны обсуждать с нами злободневные темы. Гомосексуальность – одна из них. И все они – учитель ОБЖ, русского языка и литературы, даже биологии – говорят, что однополые браки подрывают здоровье общества, что если уж и это легализовали, то скоро будет узаконена педофилия. По их словам, содомитов ждет ад и так далее. Но в нашей православной стране такого быть не должно (у них вообще все в религию упирается). Что это противно природе, мутация и извращение…

Алиса, 15 лет (Москва):

– Родители ничего обо мне не знают. Я боюсь рассказывать о своей ориентации, так как вижу их отношение к лесбиянкам. В моей семье узнали, что моя подруга – лесбиянка. Когда я слышу, как мать говорит о ней и о том, что сделает со мной, если я окажусь такой же… я подумываю о том, чтобы уйти из дома.

Диана, 14 лет (Ульяновск):

– Семья не знает обо мне, но я иногда пытаюсь поговорить с ними об ЛГБТ в целом. Реагируют они обыкновенно очень резко и считают, что мои разговоры вызваны пропагандой. Для матери худшее оскорбление – это «лесбиянка».

Дмитрий, 17 лет (Белгород):

– Один мой знакомый высказывался, что таких нужно убивать (он обо мне не знает). Однажды ко мне с другом пристал какой-то мужчина в магазине, принял нас за геев и пытался избить. Таких ситуаций было достаточно много.

Яна, 14 лет (Самара):

– Мне стыдно, что я сама себя гублю. Каждый день читаю что-нибудь в Интернете, плачу от комментариев гомофобов. Очень обидно.

Также, как выяснилось, удару подвергаются еще две группы. Первые – кого просто подозревают в «причастности» к ЛГБТ.

Антон, 16 лет (Санкт-Петербург):

– В пятом классе я был, как это принято называть, манерным. Меня дразнили, педиком обзывали, хотя тогда я еще себя не осознал. Просто был похож по поведению на гея, а так я пока ни в кого не влюблялся. Все равно обидно было.

Юлия, 16 лет (Челябинская область):

– В шестом классе я не задумывалась о своей ориентации и даже этого понятия еще не знала. Просто у меня была лучшая подруга, мы были всегда вместе, и все думали, что мы лесбиянки. Травили. Закрывали в туалете, оскорбляли, обещали убить за школьным двором. Несколько раз даже били нас. Ни за что.

Леша, 16 лет (Украина – Московская область):

– Не знаю, откуда у них появлялись эти мысли, но одноклассники думали, что я гей. Любое мое движение, действие (банальный ответ у доски) сопровождалось выкриками типа «Фу, пидор, сядь на место». Издевки были только в Украине. Сейчас новый коллектив. Класс более адекватен. Но я не уверен, что этого не повторится и здесь.

Без подписи, 15 лет:

– С первого класса появились эти мерзкие слова: педик, гомик, голубой. Меня дразнили за внешность, за голос, за походку и манеры, но я ничего не мог с собой сделать, это было внутри меня, а они думали, что я так специально выпячиваюсь.

Ксения, 16 лет (Красноярск):

– Когда я просто шла за руку со своей девушкой по городу, нас остановила женщина и с улыбкой сказала: «Гореть вам в аду, чертовы лесбиянки».

Тахир, 17 лет (Киргизия):

– Вроде и повода не даю, а слушки иногда ходят. За спиной называют геем и педиком. То мел я не так держу, то хожу не так, то слишком худой, то слишком умный. Черт, у меня на лбу, что ли, написано? Шел как-то домой из школы, передо мной ребята, обогнал их, в итоге в спину слышу: «Гей, ге-е-е-й» – и дикий ржач. Поворачиваться было бы глупо, реагировать как-то – еще глупее. С моей зависимостью от чужого мнения очень тяжело переносить насмешки.

Алена, 17 лет (Ярославль):

– На меня давили одноклассники, часто оскорбляли, объявляли бойкот. Причем необоснованно: они ничего не знали, я не открывалась.

Роман, 15 лет (Джанкой, Крым):

– Одноклассники считали меня геем, упрекали за мягкохарактерность и общение лишь с женским полом. «Чего ты вечно с девками ходишь». В школе появилась компания, которая травила меня. Увы, я даже ответить ничего не мог, лишь плакал.

Сергей, 16 лет:

– Обо мне знают всего три близких друга, но от сверстников можно услышать что-то вроде «гей», «гомогей», «педик», это они судят по моему характеру.

Тархея Раат, 16 лет:

– Отец бил меня и унижал, просто подозревая. На моем дне рождения, увидев двух юношей, заявил, что они пришли меня насиловать. А когда я положил голову одному на колени (без всяких задних мыслей), отец чуть ли не взорвался. И заявление я писал о нападении, и в полицию звонил… Напрасная трата времени и нервов. Научился это терпеть. И синяки, и угрозы.

Дима, 17 лет (Новосибирск):

– Хотя я никому не открывался, одноклассники часто обращаются ко мне «Эй, пидор» или говорят о моей ориентации у меня за спиной. Думаю, это из-за моего внешнего вида.

Вторые, кто попадает под удар, – те, кто заступается за ЛГБТ и говорит о нейтральном или положительном отношении к ним.

Саша, 14 лет:

– Как-то сказала одной девочке из класса, что считаю представителей ЛГБТ ничем не отличающимися от нас людьми. За это я была осмеяна всем классом и от одного парниши получила прозвище «лесбиянка». Мне очень-очень тяжело каждый божий день слышать от них гомофобные высказывания.

Яна, 14 лет (Самара):

– Когда я сказала, что нормально отношусь к ЛГБТ, мои одноклассники стали каждый день шутить на эту тему, отпускать оскорбления. Они не особо мне важны, просто немного режут слух возгласы: «Ты что, лесбиянка?» Один теперь меня игнорирует и всячески старается показать пренебрежение.

Антон, 17 лет:

– Одноклассники меня стали подозревать в гомосексуальности. После того как я сказал, что не вижу в геях ничего плохого. Обзывали педиком. Они ненавидят геев, ведь по ТВ говорят, что это плохо. Когда я одного спросил: «За что ты так геев ненавидишь?», он вменяемого ответа дать не мог, но после долгих расспросов ответил: «Ну, все их ненавидят. Они в жопу долбятся, и вообще это не мужики, а бабы». Короче, обычное стадное мышление, которое внушает телевидение по заказу правительства.

Анастасия, 15 лет (Гулькевичи):

– Не могу промолчать, когда обсуждают чью-то ориентацию, открыто оскорбляют кого-то. Обычно заступаюсь, говорю, что это не их дело. Однажды одноклассница бросила фразу: «Ну ты же любишь своих геев, значит, ты тоже, как они» с таким презрением, что мне стало не по себе. А после она с другой девочкой при мне обсуждала, что таких убивать надо и это все противно и мерзко. Тогда мне стало страшно: если они узнают, что я би, мне не дадут спокойно окончить школу.

Оскорбления, угрозы, побои порой исходят даже от незнакомцев, с которыми подросток сталкивается на улице.

Алиса, 16 лет (Москва):

– Ходили за ручку по городу. Кто-то просто косился, но бывали и агрессивные персонажи. Обещали спустить собаку, говорили мерзости.

Марк, трансгендер FtM, 17 лет (Екатеринбург):

– Весной с двумя друзьями, гей-парой, прогуливались по оживленной улице. Там стоит заброшенное здание. Парни завернули туда покурить, я с ними. Там на нас напали скинхеды. Досталось нам неслабо.

Наталия, 14 лет:

– Однажды я еле сумела убежать от группы агрессивно настроенных подростков, заметивших радужный браслетик на моей руке и погнавшихся за мной с криками: «Пидоров – в топку!»

Арина, 14 лет (Пенза):

– На улице ко мне и моей девушке подошли и сказали: «Таких, как вы, расстреливать надо».

Евгения, 13 лет (Москва):

– Мы гуляли с другом, и на мне была мальчишеская одежда. Проходящие мимо люди начали орать, что мы педики (?!), и кидаться снежками.

Илья, трансгендер FtM, 17 лет (Иркутск):

– Гопники подловили у колледжа на трамвайной остановке. Решили, что я гей. Вокруг было полно народа, но никто и внимания не обратил. Стали бить, пытался прикрыться. Когда понял, что все серьезно, сказал, что я девушка, отвалили.

Варвара, 17 лет (Смоленск):

– Хамство, грубость, выкрики местной гопоты в мой адрес.

Саша, 17 лет:

– Обычно, если обнимаемся в общественных местах, большинство не замечает. Часто находится кто-нибудь, подходит и интересуется, не лесбиянки ли мы и не нужен ли нам третий. Мне не обидно и даже смешно.

В., 15 лет (Красноярск):

– Год назад на моих глазах и глазах прохожих избили гей-пару.

Ивлина, 16 лет (Санкт-Петербург):

– Однажды незнакомец в метро ударил меня в живот, увидев радужную фенечку, и крикнул: «Извращенка!»

Неприязнь нашего общества к ЛГБТ достаточно высока. По результатам опроса Левада-Центра от 15 мая 2015 года, более половины россиян (55%) выступают за то, что ЛГБТ нужно лечить или преследовать по закону. Остальных ответов (помогать им достойно жить – 7%, оставить в покое – 25%) заметно меньше. По отношению к ЛГБТ более чем у двух третей опрошенных преобладают негативные чувства: отвращение и страх (24%), раздражение (22%), настороженность (19%). Гомосексуальность считают распущенностью или вредной привычкой 26%, болезнью, которую нужно лечить, – 37%, результатом совращения – 13%. Всего 11% опрошенных ответили, что она дана от рождения и наряду с гетеросексуальностью имеет право на существование. По итогам более свежего опроса Левада-Центра выяснилось, что 37% россиян предлагают изолировать гомосексуалов от общества, 21% – ликвидировать, 24% – предоставить самим себе, 6% – оказывать им помощь, остальные на вопрос «Как, по вашему мнению, следовало бы поступить с гомосексуалами?» затруднились ответить.

Одна из причин столь нетерпимого отношения общества – откровенно гомофобная политика государства. Подростки это прекрасно понимают.

Лиза, 17 лет (Санкт-Петербург):

– Дискриминации в этой стране не избежать: я о законах, не позволяющих тебе создать полноценную семью и защиту.

Туа, 16 лет (Новосибирск):

– Со стороны властей, многих политиков, так называемых православных активистов, немалого количества СМИ и других околополитических персонажей – в виде hate speech, оскорблений, ограничения доступа к информации и создания крайне негативного образа ЛГБТ в сознании общества.

Нюта, 17 лет (Щекино):

– Не понимаю, за что нас так ненавидят? За то, что люди по-настоящему любят? Не боятся быть собой? Почему я должна прятаться? Если государство беспокоится обо мне, то почему натравливает на меня эти гонения своими законами? К сожалению, никто так и не дал внятного объяснения на эти вопросы. Оберегают меня от дурного влияния? Это так кстати… Когда на каждом углу любой подросток может найти наркотики, стать жертвой педофила, маньяка, государство оберегает меня от «гомосексуализма»! Да вся дискриминация идет от нашего «заботливого» государства.

Д., 16 лет (Пермь):

– Наш город обошла беда, что зовется законом «о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних». Но только мы вздохнули спокойно, как его вывели на федеральный уровень. А о нас кто-то подумал? Мы сталкиваемся с гомофобией каждый день: школа, дом, телевидение, газеты, журналы… Этот список можно продолжать до бесконечности.

Без подписи, 17 лет:

– Государство стало более устрашающим после принятия закона о запрете пропаганды «нетрадиционнных сексуальных отношений». И я чувствую себя незащищенным, мне не к кому обратиться за помощью и поддержкой, ведь гомофобы стали чувствовать себя раскрепощеннее, думают, что им теперь позволено истреблять нас, по-другому не сказать.

Т. М., 16 лет:

– Каждый день сотни людей уезжают за границу, тысячи умирают в нищете, но в снижении численности населения России, по словам правительства, виноваты геи.

Наталия, 14 лет:

– Каждый день люди вокруг меня – учителя, одноклассники, приятели, родственники, чиновники и журналисты с экрана телевизора, незнакомцы в Интернете – все говорят, что «быть геем – ненормально». Что нас нужно публично расстреливать. Лечить. Изолировать от «нормального общества». Сжигать на кострах. Свозить в концлагеря. Отправлять на каторгу. А что мы сделали, чтобы нас ТАК ненавидели?

Самое страшное, к чему может привести гомофобия, – это самоубийство. Журналист Валерий Панюшкин, узнав о проекте «Дети-404», летом 2013 года написал:

– После того как президентом будет подписан закон, запрещающий «пропаганду гомосексуализма», какой школьный психолог скажет обратившемуся к нему подростку: «Так бывает, малыш»? Какой учитель объяснит детям в классе, что так бывает, и остановит агрессию и издевательства? Какой директор пустит в школу ЛГБТ-активистов с просветительскими семинарами? Какой врач-суицидолог в кризисном центре поговорит с родителями и убедит их не выгонять дочку из дому и не избивать за то, что влюбилась в одноклассницу? Только на свой страх и риск. Это ведь все теперь будет «пропаганда» и все будет запрещено законом.

ЛГБТ-организации и даже организации гетеросексуалов, выступающих против гомофобии, не будут допущены до работы с детьми. Организации, официально до работы с детьми допущенные, будут пытаться гомосексуальных подростков лечить от их гомосексуальности. Ну, и какой же подросток согласится пойти к людям, которые вылечат его от нежных чувств к любимому человеку? <…>

<…>

Господа депутаты, сенаторы, президент – все, кто будет иметь отношение к принятию закона о «пропаганде гомосексуализма»! Вы убиваете детей. Отныне все мальчики, избитые за гаражами, и все девочки… – на вашей совести.

Но к сожалению, судя по всему, наше общество и наши законодатели об этом не задумываются.

В некоторых странах действуют проекты, поддерживающие гомосексуальных подростков. В США после волны самоубийств ЛГБТ-подростков в 2010 году началась акция It Gets Better («Все изменится к лучшему»). Ее участники снимают короткие видеоролики для подростков, рассказывают о себе и призывают жить и надеяться на лучшее. В акции поучаствовал даже президент США Барак Обама. В Великобритании с 1998 года работает The Trevor Project (проект «Тревор»), также направленный на предотвращение самоубийств ЛГБТ-подростков. «Тревор» в числе прочего предлагает молодежи бесплатную психологическую помощь. В 2009 году проект поддержал актер Дэниел Рэдклифф, известный всему миру как исполнитель роли Гарри Поттера. В России проблемами ЛГБТ-подростков занимается только проект «Дети-404», и, к сожалению, о поддержке государства или известных лиц (или хотя бы о том, чтобы никто не мешал) нам остается лишь мечтать.

Нет официальной статистики, сколько подростков в России пытаются свести счеты с жизнью по причине СОГИ, нет цифр, скольким это удается. Нам – волонтерам проекта «Дети-404» – достоверно известно о 24 таких случаях. Рассказы некоторых свидетелей – друзей и знакомых ЛГБТ-подростков, покончивших с собой, – вы можете прочесть в приложении 1 на с. 271.

В 2014 году я опросила 378 подростков. На вопрос «Задумывались ли вы когда-нибудь о суициде?» 16,4% (62 человека из 378) ответили отрицательно, 83,6% (316 человек) – положительно. В качестве причин суицидальных мыслей 13% (41 человек) назвали только связанные с СОГИ, 19% (60 человек) – связанные с СОГИ и другие, 68% (215 человек) – только другие причины.

На вопрос «Была ли у вас попытка суицида?» ответы получились следующими:

– 5,3% (20 человек) – да, по причине, связанной с СОГИ;

– 3,4% (13 человек) – да, по причине, связанной с СОГИ, и другим причинам;

– 20,4% (77 человек) – да, по другим причинам;

– 54,5% (206 человек) – нет, но я задумывался о суициде;

– 16,4% (62 человека) – нет, и я никогда не задумывался о суициде.

Не стоит относиться к словам подростка о возможном суициде легкомысленно. Каждый третий опрошенный подросток из тех, кто задумывался о самоубийстве, совершал попытку суицида (110 из 316 – 34,8%; по причине СОГИ: 33 из 101 – 32,6%).

Среди причин суицидальных мыслей и попыток, не связанных с СОГИ, лидируют неудовлетворенность жизнью в целом, потеря ее смысла и цели; конфликты с родителями; одиночество; проблемы в романтических отношениях (безответная любовь, ссоры, разрыв). Менее распространенные причины: трудные отношения с одноклассниками, большие нагрузки в школе и усталость, ссоры с друзьями. Наиболее редкие причины: ненависть к своему телу; смерть близкого человека; изнасилование; психическое заболевание; желание привлечь внимание.

Причины суицидальных мыслей и попыток, связанных с СОГИ, можно разделить на две группы. Первая – это внутренняя гомо/лесбо/би/трансфобия: неприятие себя, ощущение собственной ненужности, страх перед будущим по причине СОГИ.

Timothy, 17 лет (Москва):

– Пытался покончить с собой, безуспешно. Не хотел жить таким, какой есть. Я и сейчас не вижу будущего. То есть я понимаю, что могу получить профессию, стать специалистом в своей области, возможно, даже встретить любимого человека. Но я все равно буду не как все – изгоем. Я не говорю, что геи или би – плохие люди. Я даже завидую тем, кто определился с ориентацией. Завидую, что они живут в согласии с собой, не казнят себя.

Глеб, трансгендер FtM, 15 лет (Тюмень):

– Я не хотел жить. Я не видел в этом смысла. Я устал просыпаться. Я ненавидел себя. Надоело. Все надоело.

Rainbow cat, 17 лет (Красноярск):

– В обществе мне нет места. Я здесь лишняя, не нужна, вызываю ненависть, плохо справляюсь с задачами, внешне не очень привлекательна, любимые люди все время меня отвергают, и я не верю в то, что когда-либо с кем-то получатся отношения. Одиночество – это мой крест.

Ксения, 14 лет (Сухум, Абхазия):

– Оскорбления, давление в средствах массовой информации, поддержка гомофобных высказываний родителями заставила думать, что таких, как я, ждет вечная травля и непонимание.

Это была попытка сбежать от разгневанного общества. Попытка сбежать от себя из-за внутренней лесбофобии.

Временами все еще кажется, что я – своеобразный брак, недостойный жизни.

Марион, 14 лет:

– В седьмом классе мои чувства уже выходили из-под контроля. Я плакал, причинял себе боль, пытался покончить с собой… Мне было очень плохо. В моей голове крутилась только одна фраза: «Я пидарас, я пидарас, я пидарас». Я отверг самого себя, я полностью отрекся от внешнего мира.

Анна, 15 лет (Сальск):

– Потому что вся моя информированность в этом вопросе заключалась лишь в одном предложении: «Это грязно, плохо, греховно, ты будешь гореть в аду».

Аня, 14 лет (Санкт-Петербург):

– Я считала себя уродом. Пыталась покончить с собой. Не смогла. Думаю о суициде до сих пор. Все достало. Хочется просто все прекратить.

Олег, трансгендер FtM, 16 лет (Минск, Беларусь):

– Ненавижу себя за то, что родился таким. Лучше бы я вообще не рождался. Не могу так больше. Почему я должен жить? Зачем было меня рожать?

Вторая группа причин – физическое или психологическое насилие со стороны родителей или сверстников после камин-аута либо аутинга.

Екатерина, 16 лет (Оренбург):

– Потому что моя мать не хочет иметь дочь-лесбиянку.

Александра, 16 лет (Москва):

– Познакомилась с замечательной девушкой, считала ее лучшей подругой. Она говорила, что будет дружить со мной, кем бы я ни была. Я решила довериться ей. И снова презрение и непонимание в глазах. А на следующий день об этом узнала вся школа. Я не ходила на уроки две с половиной недели, ссылаясь на болезнь. На самом деле обдумывала план самоубийства. Попыталась совершить суицид. Откачали. Я действительно сожалею, что меня тогда спасли. Приходится постоянно терпеть насмешки. Даже учителя смотрят с нескрываемым отвращением.

Стас, 15 лет:

– Я совершенно безразличен родителям, им нужно поскорее избавиться от меня, мать избивала за то, что я «ненормальный», из-за этого я несколько раз пытался покончить с собой, ибо я просто не мог вытерпеть всю боль, которая во мне накапливалась. Сейчас я просто существую, не в силах двигаться дальше, каждый день – это мученье, постоянные стрессы, я в вечной депрессии и чувствую, что все же скоро или нет, но я подведу итог. Я слишком устал, чтобы жить дальше.

Без подписи, 16 лет:

– В 14 лет я осознала и поняла, кто я. Я очень боялась. У меня начались депрессии, жуткое состояние, и я начала убеждать себя в том, что я ошибка. Мне было очень тяжело, и я рассказала бабушке. Она начала на меня кричать, мол, как земля меня носит, как я могла такой стать, как я смела такое ей говорить. От ее слов стало тошно на душе. Я ушла на улицу. Ходила по пустым дорогам, а в голове крутились слова бабушки. Вечером мне стало холодно, и я пошла домой. Там на меня накинулись и начали орать, уже не только бабушка, но и дедушка. Потом дедушка взял ремень и начал меня бить им, а бабушка стояла и смотрела. Он плюнул в меня и сказал: «Ты ничтожество, не имеешь права жить в этом доме и есть с нами за одним столом». После его слов я убежала к себе в комнату и закрылась. Всю ночь я рыдала, а под утро попыталась покончить с собой. Меня положили в больницу и поставили на учет у психиатра.

Наоми, 15 лет (Климовск):

– Мать постоянно внушала, что я никто. Называла меня ужасно грязными словами, говорила, что я ошибка природы. Ей, мол, противно представить, что я с кем-то лижусь, и я обязана выйти замуж и родить двоих детей, потому что так ей нагадала некая бабушка. Запрещала видеться с теми, кто близок мне. Так было очень долго. Я не выдержала в итоге.

Л. В., 17 лет (Екатеринбург):

– Когда родители случайно узнали, что я гей, – постоянно думал о суициде. Было все ужасно, дикий ор в доме на неделю, попытки выгнать из дома, удары.

Виктория, 17 лет (Владивосток):

– Было время, когда не могла спокойно пройти по школе, вслед слышала: «Лесбуха. Фу-у-у…» Так обидно. Начинала чувствовать себя ущербной. Полное детское непонимание: почему так? На этой почве и проявились суицидальные наклонности. Попытки были, и не раз.

Евгения, 16 лет (Екатеринбург):

– Каждый день меня оскорбляли. Я потеряла очень многих людей и тогда стала очень часто задумываться о самоубийстве. Было очень больно. Все разрывалось, хотелось, чтобы это прекратилось раз и навсегда. Эта боль, эти издевки, эти смешки и выкрики.

Булат, 17 лет (Набережные Челны):

– Мать и отчим увидели мою страничку «ВКонтакте», в этот момент я был в деревне. Они мне позвонили, начали оскорблять, угрожать расправой. Когда я вернулся домой, они уже успокоились, мы поговорили. В последующие дни они выпивали, во время пьянок отчим пять раз бил меня, мать оскорбляла. Боль была неописуемая. Я хотел покончить с собой. После этих случаев меня мать часто называет: «Голубой, разноцветный».

Влад, 17 лет (Краснодар):

– Одноклассники и знакомые унижали меня. Когда я столкнулся с таким количеством гомофобии, было очень неприятно, невероятно неприятно, сразу в голове появилась куча дурных мыслей.

Саша, 16 лет:

– Мама стала таскать меня по психологам и, как она говорит, «вправлять мне мозги». А бабушка считала, что я вообще сатана… Папа тоже кричал – гомосек, гомосек… Все отвергли меня тогда. Учителя, пресса, телевидение: осуждали все. А главное – родители. Я спрашивал, за что? Почему я не могу просто любить… Я тогда стал думать о суициде. Ведь если я не нужен ни миру, ни даже близким? Если я не нужен ни отцу, ни матери? Зачем мне жить?

Лисандра, 14 лет (Кишинев, Молдова):

– Меня гнобили одноклассники. Били. Я не знала, как справиться с насмешками, и потому чуть не натворила глупостей. После очередного избиения пришла домой и попыталась покончить с собой.

Марина, 15 лет (Санкт-Петербург):

– Трудно жить со всем этим, когда вокруг постоянно все твердят тебе, что это неправильно, когда твоя семья постоянно повторяет, что им не нужны были бы ЛГБТ-дети. Я совершала две попытки суицида. Первая – после первого полового контакта. Я переспала с парнем, пыталась избавиться от влечения к девушкам, от своей неправильности. Не помогло. Второй раз – месяц назад, из-за давления семьи. Не могу больше жить со всем этим.

Отмечу, что довольно часто катализатором суицидальных мыслей и попыток становится недостаток информации о себе и одиночество: когда подростку не с кем поговорить, некому довериться, когда он не знает, к кому обратиться за помощью и поддержкой.

Без подписи, трансгендер FtM:

– Уже год, как ни дня не проходит без дурацких шуток матери про «оно какого рода», Кончиту Вурст, вату в трусах, «А кто у вас мужик будет? Ты или кого мужичее найдешь?», семейники, носки на Новый год, «Че, на два праздника подарки получать хочешь? Или тебе только на 23 февраля семейники дарить? Ах да, забыла, тебе же нечего туда положить!»

Я стал замыкаться в себе, впал в депрессию, ненавидел себя и даже пытался покончить с собой, пытался сделать это неоднократно, но один раз ничего не вышло, другой раз испугался.

Мне было плохо, грустно и одиноко. Я думал, что раз уж я не нужен ни себе, ни матери, то меня вообще не должно быть.

Д., 17 лет:

– Было всякое: и полная куртка сухих еловых иголок, и толчки в спину, и постоянные издевки. Как следствие – затяжная депрессия, мысли о суициде, ненависть к людям. В тот момент я был совершенно один.

Милена, 17 лет (Воркута):

– Мне тяжело понять все, что происходит со мной, у меня плохие отношения с семьей, мне не с кем поговорить о проблемах, я не уверена в своем будущем, мне страшно жить.

Ксения, 17 лет (Нижний Новгород):

– Рядом нет людей, которые могли бы поддержать в трудной ситуации. Думаю, если бы не было источников информации (Интернет, фильмы), все закончилось бы плачевно.

Без подписи, 17 лет:

– Моя последняя депрессия тянется с сентября 2012 года. Мне не с кем поговорить, поделиться, у меня даже нет друзей. Это самое больное: когда у тебя есть родные, но между вами стена. Родители в курсе моей ориентации и часто терроризируют меня. Они, видимо, не понимают, какие муки пришлось пережить мне, чтобы спокойно признать это.

Я не верю в светлое будущее, мои мечты рушатся. Несколько дней меня посещают суицидальные мысли. Мне абсолютно не к кому обратиться.

Психолог Татьяна Лапшина выделяет в качестве причин, которые могут привести подростка к суицидальным намерениям, социальную, эмоциональную и когнитивную изоляцию.

1. Социальная изоляция: подросток не может ни с кем поделиться своими мыслями. Он скрывает свое влечение и избегает разговоров, которые могли бы поддержать его, либо открывается и вместо принятия сталкивается с отвержением и травлей, чувствует себя оторванным от общества.

2. Эмоциональная изоляция: подросток скрывает свои чувства от семьи и окружения, ведет двойную жизнь, притворяясь «обычным», и это очень тяжело. «На смену вдохновению, тревогам и предчувствиям первой влюбленности приходит ощущение брошенности, безнадежность, душевная боль, которые могут развиться в психогенную депрессию».

3. Когнитивная изоляция: у подростков меньше возможности получить информацию о гомосексуальности, чем у взрослых, и отделить адекватную информацию от стереотипов и предрассудков.

Что делать, если в голову приходят суицидальные мысли

Сложно найти человека, который никогда не задумывался о том, что проще уйти из этого мира, чем жить дальше и бороться с трудностями. Порой самоубийство кажется единственно верным и самым простым выходом. Но это не так.

Не оставайтесь в одиночестве. Поговорите с другом, с хорошим знакомым, с учителем, со школьным психологом, позвоните на телефон доверия. Иногда бывает важно упорядочить то, что происходит в голове, высказаться, чтобы понять, как действовать дальше, какой выход можно найти из, казалось бы, безвыходной ситуации.

Попробуйте помогать другим. В тяжелую минуту от мыслей вроде «А в Африке дети голодают» легче ничуть не становится. Но когда помогаешь другим, проще понять, что ты важен и нужен.

Заботьтесь о себе. Высыпайтесь. Не пейте алкогольные напитки. Алкоголь не утешает, а лишь затуманивает мозги. В опьянении можно натворить немало глупостей.

Как справляться с негативом? Как угодно. Дайте себе волю. Прислушивайтесь к своим желаниям. Наворачиваются слезы – плачьте. Накатывает злость – рвите бумагу, играйте в стрелялки. Хочется есть – ешьте. Не хочется – не ешьте. Занимайтесь тем, что приносит вам удовольствие. Неплохо помогают физические упражнения, движение. Навалилась апатия, нет никаких желаний – не ругайте себя, не заставляйте себя двигаться, ничего не делайте; значит, так нужно.

Помните: любые трудности рано или поздно заканчиваются, и из них вы извлекаете положительный опыт. Вы становитесь сильнее, потому что прошли через тяжелое испытание. Когда кажется, что вы одиноки, что весь мир ополчился против вас, когда боль и горечь захлестывают с головой – трудно мыслить критически, трудно верить, что все изменится к лучшему. Но это так.

Я прочитала много историй, где взрослые люди, которые нашли отличную работу и любимого человека, с ужасом вспоминают, как думали о самоубийстве, и благодарят судьбу за то, что не сделали непоправимого шага.

Если кажется, что все на свете против вас, что вас никто не понимает, – помните: это не так. Есть сейчас и будут потом люди, для которых важен именно ты. Пусть этим человеком буду я. Я думаю о тебе. Я хочу, чтобы у тебя – да, именно у тебя – все было хорошо. Обязательно живи. У тебя все получится. Ты все преодолеешь.

Если мысли о смерти стали навязчивыми (появляются четкие планы, как можно умереть), с этим лучше пойти к специалистам – психологам и психотерапевтам. Они помогут.

Где можно получить поддержку, если возникают трудности

1. Единая общероссийская линия детских телефонов доверия для детей, подростков и их родителей: 88002000122. Анонимная и бесплатная помощь (в части регионов – круглосуточная). Как показал опыт, не все психологи, работающие на линии, дружественно относятся к ЛГБТ, но в кризисной ситуации они вряд ли откажут в помощи.

2. Горячая линия Российской ЛГБТ-сети для лесбиянок, геев, бисексуалов, трансгендеров и их родных: 88005550868. График работы: с 15.00 до 21.00 по московскому времени. Все звонки по России бесплатные. Обратившись на горячую линию, вы можете получить юридическую или психологическую помощь, рассказать о дискриминации и нарушении своих прав.

3. В круглосуточном чате Российской ЛГБТ-сети (chat.lgbtnet.ru) можно получить консультацию профессионального психолога.

4. И наконец, вы всегда можете обратиться за помощью к психологам, которые работают с проектом «Дети-404». Пишите на [email protected], расскажите о своей проблеме: мы поможем.