Краткое содержание
– почему подростки совершают камин-аут, кому они открываются; почему дети редко рассказывают о себе родителям
– реакция родных, друзей и окружения на камин-аут подростков
А также вы узнаете
– что такое камин-аут, зачем он нужен
– почему для ЛГБТ так трудно «жить и не высовываться»
– почему выражения вроде «афишировать», «выпячиваться» и «кричать на каждом углу» в отношении СОГИ некорректны
– что такое аутинг и как от него уберечься
– надо ли рассказывать о себе и как это лучше сделать
– что делать, если ваш ребенок совершил камин-аут
– правда ли то, что ЛГБТ-дети вырастают в неполных семьях, и влияет ли воспитание в семье на СОГИ детей
Когда человек осознаёт, что он негетеросексуал либо нецисгендер, рано или поздно он обычно чувствует необходимость рассказать об этом кому-то – совершить камин-аут (сокращение от английского coming out of the closet – «выйти наружу из чулана/шкафа»).
Что заставляет людей рассказывать о себе? Почему нельзя «сидеть тихо и не выпячиваться»?
Это не так-то просто. Врать и скрываться – тяжело. Ложь или умолчание затрагивают почти всю жизнь. Множество мелочей ежедневно доступны гетеросексуалам: спокойно держать любимого человека за руку, говорить о партнере, не отбирая тщательно слова в страхе выдать его пол… Юноши и девушки с самого раннего возраста думают, кто кому нравится, ходят на свидания, обсуждают с друзьями привлекательных людей, обнимаются и целуются с любимыми, выкладывают фотографии с объятиями и поцелуями в соцсетях, говорят «мой котик» и «моя зайка», играют свадьбы, приглашая на них сотни гостей, рассказывают коллегам о женах и мужьях, приходят с ними на корпоративы… Если ты гомосексуал, который «сидит тихо», тебе все это недоступно. «Мы с моей девушкой вчера были в кино». Фраза как фраза, вполне невинная. Для юноши. А если ее произнесет девушка? В лучшем случае услышит «Не надо афишировать».
А что значит «не выпячиваться» и «не афишировать»? Одни понимают под этим полуголых людей на гей-прайде, другие – любые публичные мероприятия ЛГБТ, третьи – поцелуи в метро, четвертые – запись «Маша любит Катю» в соцсети, пятые – любое упоминание человека о своих СОГИ… И последних – больше всего. «Не надо афишировать» чаще всего означает «Я не хочу слышать совершенно ничего об этом, замолчите немедленно». Не очень-то справедливо.
Я бы хотела, чтобы ЛГБТ-люди избавились от выражений типа «кричать на каждом углу» и ни перед кем не оправдывались: «Мы ничего не выпячиваем, мы просто любим друг друга». Вы не обязаны оправдываться за то, что не скрываетесь и говорите правду о своей жизни.
Закончу прекрасным ответом 16-летней Даши на мой каверзный вопрос: «Согласны ли вы, что не надо афишировать сексуальную ориентацию, тогда и проблем не будет?» – «Я думаю, что гомофобам стоит перестать афишировать свою гомофобию. Вот тогда точно не будет проблем».
Что касается гендерной идентичности, ее крайне сложно или невозможно утаить, как ни пытайся. Психотерапевт и сексолог Дмитрий Исаев объясняет поведение трансгендерных подростков так: «…Большинство… активно заявляют о своей позиции дома. Потому что они считают, что скрывать ее просто невозможно: „Я не могу одеваться как обычный подросток, я не могу говорить о себе как об обычном подростке“. То есть если для гомосексуального подростка существует некая приватная сфера, которую он вовсе не обязан обсуждать со взрослыми, в том числе с родителями, то для транссексуального подростка ситуация несколько иная. И главное, что такие подростки ощущают свои проблемы с раннего возраста, и поэтому они не считают, что они открывают для своих родителей нечто новое, – это не появилось сегодня. И более того, они пытаются указать своим родителям, что это было всегда: это не из-за того, что я перешел в какой-то класс, прочитал какую-то информацию, и вот теперь я стал другим. И, безусловно, поскольку для них это вопрос самоуважения, именно уважения на уровне межличностного взаимодействия, то зачастую они настаивают, чтобы к ним относились не так, как к обычному подростку: в том смысле, если это была девочка, чтобы перестали относиться как к девочке, а стали относиться как к юноше».
Из опрошенных мной подростков открывались хоть перед кем-то 91,2% (2014) и 90,3% (2016) – большинство. Полностью закрытых среди юношей (2014 – 17,2%, 2016 – 17,5%) больше, чем среди девушек (2014 – 7,2%, 2016 – 7,4%).
Почему и зачем подростки рассказывают о себе? Основные причины – нежелание врать и скрываться, потребность в поддержке близких людей и отношение к СОГИ как к части личности, которую незачем утаивать.
Катя, 17 лет (Южно-Сахалинск):
– Надоело скрывать. Почему я вообще должна скрывать? Только потому, что я люблю девушек, я другая? Мне кажется, это бред.
Полина, 14 лет (Москва):
– Чтобы не мучиться. Просто хотелось с кем-то поделиться…
Туа, 16 лет (Новосибирск):
– Я не считаю гендерную идентичность и сексуальную ориентацию постыдной тайной.
Пилигрим, 15 лет (Москва):
– По большей части это одна из ступеней моей проверки, теста на то, могу ли я доверять человеку. Еще потому, что мне нравится снимать маску: переставать притворяться.
Рия, 16 лет (Пенза):
– Если человек близкий, то хочется делиться с ним тем, что происходит в моей жизни, и радостью, и проблемами. Поэтому мне крайне некомфортно скрывать свою ориентацию; как ни крути, это важная часть моей жизни. Вообще очень тяжело скрывать и врать.
Яра, 14 лет:
– А знаете, как мне надоело всем врать? Родителям – врать, в школе – врать, везде врать, ну а как не скрывать себя, если ты чувствуешь, что нельзя раскрываться перед людьми, они же загнобят, заклюют…
Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Чтобы выговориться и разобраться в себе. Самой мне было не справиться, просто потому, что во мне недостаточно опыта, все, что происходило со мной, было ново и порой непонятно. Мне нужен был человек, который примет и поможет мне понять себя, даст к этому толчок. И я нашла такого человека.
Яна, 16 лет (Владивосток):
– Постоянно молчать – это сложно, очень, обязательно нужны соратники, без них никак. Сдохнешь от неопределенности.
Wolfy, 15 лет (Москва):
– Мне нужна была поддержка, собственное осознание своей нормальности.
Мария, 17 лет (Москва):
– Становится на душе спокойнее, что нет за спиной секрета, который может ввести в более конфузные ситуации.
Юля, 17 лет (Пермь):
– Мне кажется, то, как будут люди относиться к твоей ориентации, зависит от тебя. Если человек считает себя ненормальным, неудивительна и негативная реакция окружения. Пока мы молчим о себе, в обществе так и будет процветать гомофобия.
Андрей, 17 лет (Московская область):
– Некоторым я рассказывал случайно (например, в порыве ссоры), некоторым рассказывал в виде шутки, а другим в виде действительно серьезного разговора. Почему? Например, я считаю, что другу не мешало бы знать, что мне нравится такой сорт кофе, а не какой-то иной, чтобы у нас было больше общего. В таком случае вопрос о том, зачем я рассказываю ему о своей ориентации, отпадает по причине нелогичности. Камин-аут есть нечто естественное, спокойное, важное.
Из тех, кто совершил камин-аут, 22,6% (2016) рассказали о себе родителю, одному или обоим, чаще – только матери. Вне семьи открывается почти каждый: одному или нескольким близким друзьям, доверенному кругу общения, интернет-знакомым, реже – дальним знакомым, одноклассникам, учителям и психологам. Крайне редко подростки совершают камин-аут перед всем окружением, включая родителей.
Отвечая на вопрос «Что изменилось в вашей жизни после камин-аута?» (2016), подростки привели множество разнообразных последствий: от полного и безусловного принятия до резкого и категоричного отвержения; от «мне стало намного лучше» до «моя жизнь серьезно ухудшилась». Ответы можно разделить на четыре группы:
– в основном отрицательные последствия – 6,1%;
– смешанные (и отрицательные, и положительные последствия) – 14,9%;
– нейтральные последствия («все осталось как есть») – 30,3%;
– в основном положительные последствия – 48,7%.
Отрицательные последствия
Эшли, 13 лет (Уфа):
– Подруга, с которой я общалась целых три года и с которой я сижу за одной партой, бойкотирует меня. Соответственно, сейчас у меня чертовски много стресса.
Валерия, 16 лет (Магадан):
– Мама теперь считает меня больной на голову, постоянно говорит, что это противно, говорит: «Мужика нормального найдешь – успокоишься». Радости от этого мало.
Алексей, 17 лет (Ростов-на-Дону):
– Отец меня не принял и заставил меня удалить все в социальных сетях, что было прямо или косвенно связано с ЛГБТ. Я и сам боялся после этого заводить знакомства с геями… Но спустя какое-то время я опять начал встречаться с такими же, как и я. Только вот с отцом теперь не очень разговор клеится. Время от времени он спрашивает: «Нашел ли ты девушку?» – «Нет», – отвечаю я и стараюсь не поднимать тему ориентации и моих отношений.
Нейтральные последствия
Лис, 17 лет (Красноярск):
– Моя жизнь ведь не меняется, когда я сообщаю человеку о том, что слушаю рок. Так и с ориентацией. Да и мои друзья все толерантны, в этом плане мне повезло.
Дарья, 15 лет (Чаплыгин):
– Моя мама, может быть, не любит «таких», но исправлять меня не будет, она верит в то, что у меня есть своя голова на плечах.
Воробей, 16 лет (Москва):
– Да абсолютно ничего не изменилось, меня друзья приняли таким, какой я есть.
Положительные последствия
Евдокия, 17 лет (Москва):
– Мне было легче принять себя, потому что другие относились очень понимающе. Я очень благодарна им. Сейчас камин-аут уже ничего не меняет, мне безразлична реакция окружающих.
Рюи, 15 лет (Тюмень):
– Мне стало гораздо комфортнее в семье, исчез страх, что родители узнают и потащат меня по психологам и батюшкам, что было очень вероятно. Как будто пропал разделявший нас барьер.
Андрей К., 16 лет (Томск):
– Я стал чувствовать себя свободней.
Люба, 14 лет (Москва):
– Упал с плеч груз невысказанности, теперь я могу делиться своими переживаниями и просить о помощи и поддержке.
Дмитрий, 16 лет (Санкт-Петербург):
– Теперь я мог спокойно говорить с кем-то еще на эту тему. Также это изменило мой характер: я стал более открытым человеком.
Лиана, 16 лет (Геленджик):
– Поняла, что у меня очень хорошие друзья и мама. Меня приняли.
Стася, 17 лет (Москва):
– Стало несколько проще жить, я наконец-то поняла, что люди могут судить тебя не только исходя из твоей ориентации и «нормальности» для общества. Стала менее нервной, потому что могу обсудить все с друзьями.
Светлана, 17 лет (Сургут):
– Появилось больше уверенности в себе и меньше тревоги за будущее.
Если сравнить, как оценивают последствия камин-аута открытые и закрытые перед родителем/родителями подростки, выясняется следующее. Из открытых отрицательные и смешанные последствия упомянули 49,4%, нейтральные и положительные – 50,6%. Из тех, кто рассказал о себе кому-то, но не родителю/родителям (чаще другу или друзьям), отрицательные и смешанные последствия камин-аута упомянули 12,5%, нейтральные и положительные – 87,5% (2016).
Цифры говорят сами за себя. Пожалуй, ясно, почему подростки чаще всего делятся именно с друзьями. Дело не в переходном возрасте и не в отдалении от родителей. Все проще. Сверстники реже отталкивают и чаще поддерживают открывшихся друзей.
Валерия, 16 лет (Северодвинск):
– Открылась хорошей знакомой. Стало легче и морально, и в общении с ней. Чувствую поддержку.
Нина, 17 лет (Иркутск):
– Друзья приняли меня. Словно камень с души свалился. Теперь между нами нет недосказанности.
Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Подруга была удивлена, но приняла меня, ни в чем не обвинила, не сказала ни одного плохого слова, общение стало лишь ближе и богаче, она и сейчас остается моим другом.
А., 17 лет (Томск):
– Они любят и принимают меня. Я же в первую очередь человек.
Ли, 16 лет (Псков):
– Некоторые отнеслись нейтрально («Это твоя жизнь и проживи ее, как считаешь нужным»), некоторые – положительно («Вау, у меня все обычные друзья… и ты тут… такая»). Но не было такого, что кто-то из друзей перестал общаться после моего признания.
А., 17 лет (Омск):
– Первой узнала подруга детства. Она помолчала в трубку и сказала: «Ну и что? У меня есть знакомая лесбиянка!», и как сразу легко и хорошо стало! Приятно иметь человека, способного выслушать в любой ситуации.
Лиза, 17 лет (Новокузнецк):
– Подруги меня поддержали и сказали, что в этом нет ничего постыдного и неправильного.
Диана, 14 лет (Ульяновск):
– Друзья восприняли эту новость настороженно, ибо ничего об ЛГБТ не знали. Задавали много вопросов и сейчас из-за моей честности относятся ко мне даже лучше, чем прежде.
Елена, 17 лет (Ногинск):
– Моя подруга обожает мою девушку.
Оля, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Я была настолько счастлива, что моя любовь взаимна, что не смогла не поделиться с подругами. Они приняли меня хорошо, без неодобрения или агрессии.
Сабина, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Отреагировали спокойно и сказали, что примут меня любой и им совершенно неважно, какая у меня ориентация и кого я люблю.
Таких историй достаточно много. Хотя изредка подростки наталкиваются на отторжение друзей, которые, увы, становятся бывшими.
Без подписи, 17 лет (Ростовская область):
– В десятом классе признался лучшей подруге, вначале она все восприняла хорошо, но позже она начала меня убеждать, что это временное явление. Помню, сказала: «Тебе просто нужно девушку хорошую, и все пройдет». Для меня друг – это прежде всего тот, кто не берется судить, а поможет и даст совет. Так я потерял единственного друга.
Даня, 15 лет:
– Моя лучшая подруга, когда узнала, что я бисексуалка, просто ушла со словами: «Мне противно с тобой общаться».
Катя, 16 лет (Москва):
– Мой лучший друг – гей. Когда я призналась ему, что я лесбиянка, он воспринял это как шутку. Сказал: «Тебе просто кажется. Ты просто еще не встретила подходящего человека».
Дмитрий, 17 лет (Белгород):
– Поначалу многие не верили, думали, что я просто разочаровался в женском поле или недостаточно общался (хотя на деле у меня больше подруг, чем друзей). С одним человеком (глубоко верующим православным, к тому же националистом) я больше не общаюсь, он говорил, что я буду в аду гореть, это такой страшный грех и тому подобное.
Мария, 16 лет (Москва):
– Открытость в школе – в ответ неприятие, бойкот, отвернувшиеся приятели и приятельницы.
Д., 13 лет:
– Решила рассказать подругам, думала, они поймут. Теперь в спину слышу обидные оклики, а мамы боюсь как огня, ведь мои любезные бывшие друзья могут ей все рассказать.
Без подписи, 15 лет:
– Лучшая подруга написала: «Да меня просто это бесит, я не смогу с тобой общаться, как раньше, все о тебе говорят, ладно – если бы просто говорили, но они говорят о том, что ты лесби, как думаешь, что будут думать обо мне, увидев нас вместе? Я очень хочу с тобой дружить, но то, что ты делаешь, просто ужасно. Я не думала, что все зайдет так далеко… Прости». У меня осталась всего одна подруга, но мы только переписываемся…
Аня, 16 лет:
– Влюбилась в одноклассницу. После моего признания она решила рассказать всем знакомым. Люди обсуждали меня, считали изгоем, говорили за спиной: «Быть лесбиянкой – грязно». Мне пришлось перейти в другую школу, но там все повторилось.
Учителям подростки открываются редко – и почти всегда те помогают детям, которые приходят за советом. Судя по всему, это связано не с толерантностью учителей (к сожалению, педагоги достаточно гомофобны, и в главе 3 мы подробнее поговорим об этом), а с тем, что подростки выбирают для разговора правильного человека – того, кто заведомо не оттолкнет.
Юлианна, 15 лет (Москва):
– Некоторые учителя знают и вполне нормально относятся.
Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):
– После окончания девятого класса, в начале лета, я обратилась за советом к преподавательнице истории и обществознания. А в середине июня совершила перед ней камин-аут. Я была уверена, что меня точно примут. Невозможно было все держать в себе, молчать, утомительно и лишняя трата сил. Я поняла – вот он, мой шанс, и либо я откроюсь сейчас, либо никогда. Как и ожидалось, она приняла меня, постаралась помочь и помогает по сей день. Вначале я чувствовала себя не в своей тарелке, мне было не совсем удобно обсуждать личную жизнь с педагогом, но в итоге я искренне счастлива. Если бы я не поговорила с ней, не знаю, что бы было со мной сейчас.
Анастасия, 16 лет (Тува):
– Я очень благодарна своей учительнице литературы. Имени указать не могу, иначе она может лишиться работы. Это человек, ум и понятия о жизни которого выходят далеко за привычные рамки. С ней я могу спокойно обсуждать фильмы «Горбатая гора» и «Комната в Риме» (последний мне посоветовала она) или делиться малоизвестным творчеством гомосексуального поэта начала ХХ века. Во многом именно она помогла мне принять себя и не терять надежду на всеобщее светлое будущее.
Малая доля подростков открывается перед всем окружением (родители, друзья, знакомые и одноклассники).
Таисия С., 15 лет (Бердск):
– Знают почти все. Я считаю, чем больше людей открывается, тем сильнее мы сливаемся с миром и тем проще люди будут принимать нас в будущем, когда попросту привыкнут.
Вита, 17 лет (Воркута):
– В общем-то, я никогда осознанно не скрывала. Все знали и знают. Конечно, кто-то не понимает, кто-то поддерживает, кто-то нейтрален, но мне повезло: никто не отвернулся, не упрекает меня. Конечно, подшучивают, но не от злости или желания навредить.
Ольга, 14 лет (Санкт-Петербург):
– Все знают. Не вижу смысла молчать. Кому не нравится, его проблемы.
Кто-то из ребят занимает позицию «спросили – отвечу честно» или отмечает, что окружающие сами догадались и ничего объяснять не пришлось.
Марти, 16 лет (Москва):
– Это больше всего похоже на вегетарианство: да, не все знают, что я вегетарианка. Я не пишу это на лбу, не объявляю при первой встрече, никого не обвиняю в «убийстве» или «мясоедстве». Я просто не ем мясо. И никакого секрета в этом нет, я этого не стыжусь и не скрываю. Точно так же и с моей ориентацией. Я спокойно могу упомянуть ее в разговоре, могу рассказать об этом. На тот момент, когда я встречалась с девушкой, я могла представить ее словами: «Это моя девушка». Не знают о моей ориентации разве что люди, которым эта информация не нужна и неинтересна. К примеру, в общении преподавателя и студента, работника и работодателя она ни к чему. Не потому, что я боюсь или стесняюсь. Ведь вы вряд ли станете рассказывать случайному прохожему, продавцу, начальнику или научному руководителю о том, какой ваш любимый цвет или верите ли вы в НЛО. Не потому, что это такой уж большой секрет, а просто потому, что эта информация лишняя. Она просто неуместна и неинтересна собеседнику, вот и все.
Алиса, 15 лет (Санкт-Петербург):
– Я имею такую внешность и характер, что часто слышу в свой адрес: «Ты что, лесбиянка?!» И честно отвечаю. Ни к чему скрывать.
Оксана, 16 лет (Красноярск):
– Все как-то сами догадались, не пришлось ничего объяснять. Некоторые делают вид, что не в курсе, но никто отрицательно не отнесся, все прошло как по маслу.
Самое сложное для ЛГБТ-подростков (как и для взрослых ЛГБТ) – это камин-аут перед родителями и другими родственниками. Когда подросток открывается родным, чаще всего те отвергают и не принимают его.
Соня, 14 лет (Всеволожск):
– Мама смотрела на меня, как на полоумную. И сказала: «Я тебя не понимаю, любовь может быть только между мужчиной и женщиной, давай сойдемся на том, что ты любишь ее как подругу, и все…», на этом разговор закончился, я пошла, закрылась в туалете, чтобы никто не слышал, и сидела плакала.
Леша, 17 лет:
– Я просто стал изгоем в собственном доме. Изо дня в день меня просто все игнорят, не воспринимают как своего ребенка. Отношение стало как к чужому! Мама сказала, что ей не нужен сын-гей. Папа сказал, что сделает из меня парня, а не девку. И я тоже не вытерпел и начал со слезами на глазах говорить, точнее орать в истерике: принимайте меня таким, какой я есть. То, что я родился таким от природы, и то, что меня никто не насиловал!
Дмитрий, 16 лет:
– Семья отнеслась очень отрицательно, все пришлось обратить в шутку.
Лада, 16 лет (Нижний Новгород):
– «Ты просто еще не встретила своего человека», «Это неправильно», «Переходный возраст, пройдет еще».
Сергей, 16 лет (Москва):
– Я решил сказать маме… И понеслось… Она не приняла это, начала говорить, что ей такой сын не нужен: «Когда тебе исполнится 18 лет, *** [проваливай] куда глаза глядят!» Сказать, что мне было обидно, – это ничего не сказать…
Аня, 16 лет (Миасс):
– Трудно сейчас с мамой. Когда тихо-тихо, а потом она срывается и кричит, что я ненормальная, что мне пора к врачу и что девушке моей, которой есть 18 лет, будет плохо.
Карина, 17 лет (Красноярск):
– После камин-аута на неделю заперли дома, забрали на три месяца телефон. Когда звонила любимая, посылали ее, угрожали тюрьмой. Сказали, что я психологически больна, что мне лечиться надо, хотят отправить лечиться в психбольницу.
Сабина, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Мать очень болезненно на это отреагировала и неделю плакала, я чувствовала себя отвратительно. Сейчас она не принимает меня и не хочет понять. Но я надеюсь, что это пройдет. И благодаря камин-ауту я теперь больше могу доверять ей, несмотря на то что она не очень меня понимает.
Марианна, 17 лет (Волжский):
– Никогда не забуду ее лица. Мама села и заплакала. Я почувствовала себя так, словно пырнула самого близкого и дорогого человека ножом. В спину. Ревела, но что – что я могла изменить? Прикидываться до старости, быть в разладе с собой? Выйти замуж, наплодить потомство и втайне ненавидеть супруга? Мама не отказалась от меня. Но тему больше не затрагивала, брезгливо уворачиваясь, если я пыталась поделиться. Это выбивало из колеи, будто значительную часть меня она отвергла, как строительный мусор.
Марина, 16 лет:
– Недавно я пыталась открыться маме. Но пришлось свернуть все в шутку. Ее реакция: «Ты не сможешь иметь детей» и «Это не любовь, а симпатия» – слишком ранила. Позже она не раз вспоминала, как «испугалась, действительно поверив» в то, что я лесбиянка.
Полина:
– Бабушка собрала «семейный совет», где два часа на пару с теткой убеждала меня, что я «зажралась», что я дура, извращенка и ненормальная. Я безумно благодарна отцу, который вдруг встал на мою сторону и попросил «дам» успокоиться и сбавить тон.
Оля, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Мама разозлилась, наговорила гадостей о моей девушке. Старшая сестра верит в бога и сказала, что это мерзость.
Иногда вместо камин-аута, добровольного и запланированного, происходит аутинг: так называется случайное, без согласия человека раскрытие его сексуальной ориентации / гендерной идентичности. Если речь идет о родителях – чаще всего такое происходит, когда они без разрешения читают личные дневники, СМС, переписку в соцсетях своих детей. В таком случае, как показывает опыт, тем более не стоит рассчитывать на принятие.
Юля, 17 лет (Пермь):
– Родные узнали случайно, забыла выйти из «ВКонтакте». Меня ждал грандиозный скандал, тонны оскорблений, самое мягкое – бабушкино «грязная лесбиянка». Тетины вопросы сквозь слезы: «А как же семья, дети?» Шепот мамы на кухне: «Уж если я еще как-то могу понять, то бабушка никогда не примет». Запретили общаться с моей девушкой Лизой, разумеется, я не послушала. С тех пор прошло больше двух лет. Скоро будем отмечать три года отношений. Больная тема поднимается редко и всегда заканчивается скандалами. Я понимаю, что бабушка, воспитанная при Советском Союзе, никогда не простит меня за «ненормальность». Я с 16 лет живу с любимой на съемной квартире и только иногда прихожу в гости домой. Больно осознавать, что я не могу зайти к родным на чай вместе с любимым человеком только потому, что он «не того» пола. С Лизой в будущем планируем детей – я даже представить не могу, как отнесутся близкие к нашей «неправильной» семье.
Никита, 14 лет:
– Мама нашла дневник, в котором я описывал, что со мной случалось, все мои переживания и радости; ведь друзей у меня и нету… После у нас был неприятный разговор. Она хотела внушить мне, что целоваться с парнем ненормально и в обществе неприемлемо. Предлагала сходить к психологу, ссылалась на переходный возраст, гормональный сбой. Про запретный плод рассказывала…
Ксения, 17 лет (Таганрог):
– Родителям не нравилось, что я постоянно разговариваю по телефону, вечно у компьютера (мы с любимой из разных городов). Потом мне принесли 180 листов распечаток моих звонков / СМС / выходов в Интернет и устроили допрос. «Что там за любовь на проводе?» Вынудили признаться, что я люблю девушку. Остальное предсказуемо: отец закатил скандал, угрожал рассказать всем, что я «не такая». Мать решила, что «переболею», а на мои попытки доказать серьезность своих слов заблокировала компьютер. Телефон тоже забрали.
Без подписи, 16 лет:
– Мама увидела мою переписку с парнем. И устроила разнос. Слова любимой матери «мне не нужен сын-гей» были как нож в сердце. Я упал в обморок. Очнулся с чувством, что я убит морально. Мне хотелось покончить с собой, потому что самый близкий мне человек сказал, что я ей не нужен. Сказала, что в 18 лет купит мне квартиру где-нибудь далеко от нашего города, чтоб глаза ее меня не видели (если я «решу остаться быть геем»).
Сонет, 16 лет:
– Прочитали мой Твиттер. Мама и бабушка начали дико кричать на меня, говорили, что вырастили монстра, что не хотят видеть меня такой. Мама кричала, что напишет заявление на мою девушку, отведет меня к психиатру и вылечит мою болезнь.
Раста, 16 лет:
– Месяц назад мама полазила по моему ноутбуку… Открыла «ВКонтакте» и почитала переписки, после позвала меня на улицу и увела в безлюдное место. Орала… истерила… матом, говорила, что воспитала чудовище, что ей надо было еще больше бить меня в детстве, чтобы я не превратилась в изгоя. Самое больное – до этого я для мамы была милым ребенком. Она всегда меня баловала и так боялась обидеть… а тут… Когда она все это сказала, я плакала, дико плакала от боли. Родная мама не хочет принимать меня.
От аутинга нельзя обезопаситься на сто процентов. Никто не застрахован от чересчур болтливого друга или прочитанной через плечо переписки. Но это не значит, что нет способов снизить риски. Любому может упасть кирпич на голову – но, отправляясь на стройку, вполне логично надеть каску.
Обходитесь всегда, если возможно, без цифровых способов передачи важной информации. Надежнее всего разговор с глазу на глаз. Даже если ваши гаджеты запаролены и переписка защищена от просмотра – вы настолько же уверены в своем собеседнике? Злые намерения и злой умысел необязательны; чтобы подставить вас, вполне достаточно болтливости и небрежности по отношению к чужой тайне. Не доверяете другу на 100% и хотите проверить его? Забросьте приманку: расскажите выдуманный секрет о себе и выждите.
Прочитав несколько сотен писем с упоминанием аутинга, я четко увидела, что неожиданности типа «мама прочитала мой дневник» уходят в прошлое и сменяются «мама прочитала мою переписку в ВК». Так что остальные советы касаются исключительно «цифровой жизни».
– ПК, ноутбук. У вас есть собственный ноут? Как минимум поставьте пароль на вход в систему. Один компьютер на всю семью? Тогда ваш вариант – приватный режим браузера либо загрузочная флешка с операционной системой.
– Кстати о паролях. Не храните их в текстовых файлах. Не записывайте на бумажке. Не придумывайте контрольных вопросов, ответы на которые легко найти (имя вашей любимой собаки знаете не только вы). Пароль должен быть длинным и сложным. Придумывайте разные пароли для разных ресурсов. Как их запомнить? Воспользуйтесь менеджером паролей.
– Браузер. Залогинились? Разлогиньтесь. Не сохраняйте пароли в браузере. Работайте в приватном режиме.
– Социальные сети. Не выкладывайте в общий или даже «только для друзей» доступ под своим именем то, что не хотели бы показать и рассказать маме, папе, бабушке, дедушке, учителю химии и дяде Саше из дома напротив – в общем, абсолютно всем. Не указывайте слишком много личной информации на своей странице. Если оставляете комментарии в ЛГБТ-группе – убедитесь, что на вашей странице в личных данных нет страниц мамы и папы, вашей школы и вашего адреса вплоть до улицы и номера дома. Кроме того, никому и никогда не рассылайте свои интимные фотографии. Вы уверены в своем друге? А уверены, что его страницу не взломают? Интимные фото – прекрасная почва для шантажа и вымогательства, в нашем случае – еще и аутинга. Серьезно, не стоит.
– Мессенджеры. Как минимум удаляйте компрометирующую переписку. А лучше воспользуйтесь ресурсом, который шифрует данные и не сохранит ваши сообщения (браузерным чатом Cryptocat, к примеру).
– Человеческий фактор. Самое главное. Сотни возможностей сохранить приватность и защитить свои данные, от простейших (пароль на вход в систему) до более продвинутых (ProtonMail – веб-почта с шифрованием, загрузочная флешка с операционкой, полное шифрование, даже с возможностью отрицаемого шифрования, любого содержимого компьютера с помощью TrueCrypt), рухнут, как карточный домик, если вы забываете о человеческом факторе. Предположим, у вас есть любопытный брат. И вы заходите в «ВКонтакте», оставляете на экране открытую вкладку с личной перепиской и убегаете в гости к другу. Конец немного предсказуем. Ничто вас не спасет. Потому последний совет: ни одно техническое средство не обеспечит полной анонимности. Пользуйтесь головой. Пользуйтесь здравым смыслом. Причина большинства «цифровых» аутингов – не взлом пароля 123456, а «я забыла выйти из ВКонтакте, мама прочитала мою переписку и сказала, что я ей больше не дочь».
Некоторые родители не сразу, но приходят к принятию ребенка. Этот путь может длиться сколь угодно долго: от нескольких дней до нескольких лет.
Маргарита, 17 лет:
– Мама узнала в 14 лет. Все это вылилось в скандалы, крики и недопонимание. Недавно она осознала всю серьезность того, что я тогда хотела сказать. Вот ее слова: «Если ты так счастлива, то это твоя жизнь. Тебе жить с девушкой, а не мне». Больше мы никогда не заводили разговор на эту тему.
Лия, 16 лет (Москва):
– Мама сказала: «Делай что хочешь, но меня не впутывай». Мне было больно это слышать, но через некоторое время она сама подошла и начала спрашивать, как у нас с моей девушкой дела. Мама сказала, что будет любить меня такой, какая я есть. Но вот вроде бы все прекрасно, но нет. Она просила, чтоб я не говорила ни отцу, ни брату, ни родственникам, мол, это ужасно, позорно и грязно.
Наталия, 14 лет:
– Мы долго спорили. Мама говорила: «Как же так получилось, где я недоглядела, что ты превратилась в ненормальную; кто тебя запропагандировал; как же ты можешь идти против Бога; да и вообще, перебесишься». Я отвечала: «Я родилась такой, так было всегда; пропаганду придумало правительство, чтобы перевести все проблемы на ЛГБТ; если Бог есть любовь и создавал нас всех он, то он позволил мне быть такой и любить так; не перебешусь, раз за три с лишним года не вышло». В конце концов мама приняла меня. Она сказала, что, какой бы я ни была, я все равно ее дочь. Я рада, что мама смогла сделать это.
Максим (Екатеринбург):
– В 16 лет я рассказал маме, что я гей. Меня держали две недели взаперти и водили к психологу, но потом все улеглось. Сейчас эта тема не обсуждается. Отец до сих пор думает, что я стал объектом пропаганды, а мать смирилась с этим.
Ксения, 16 лет (Москва):
– Первое время был шок. Потом пытались делать вид, что ничего не было. А потом смирились. Ведь у меня не выросла третья рука или рог, в конце концов, никого, кроме меня, это не касалось.
Что бы ни говорили о пресловутом бунте подростков, об их желании отделиться от родных и жить самостоятельно, понимание и поддержка родителей очень важны для ребенка. Для ребенка любого возраста. Когда родные люди стоят за него горой – ничего не страшно.
Слава, 17 лет (Екатеринбург):
– Мама отреагировала очень спокойно, словно бы это в порядке вещей. После ее слов все обиды стали до боли незначительными. Никогда бы не подумала, что мама примет меня. Теперь я чувствую себя вполне защищенной и уверенной, что все в порядке. Спасибо маме.
Егор, 16 лет:
– Я хочу сказать спасибо моей маме. Она ни на мгновение не поменяла свое мнение обо мне и относится так же. Но ей тяжело это признать, я вижу, и я благодарен ей за то, что она со мной. С поддержкой мамы я тем более справлюсь.
Анна, 16 лет:
– Мои родители знают, они меня поняли, это самое главное. На мнение остальных мне все равно.
Истории со счастливым концом, когда мать или отец сразу принимают и не отталкивают ребенка (или хотя бы продолжают относиться к нему ровно – и любить), редки.
Но все же такие родители, к счастью, есть.
Тай, 17 лет (Братск):
– Мама не выгнала меня из дому, не наорала, не побила, но немного поворчала, а потом зашла ко мне в комнату, обняла и сказала: «Вот хоть гей, хоть би, хоть с биоактивными добавками! Ты мой сын, и точка!»
Ольга, 14 лет (Санкт-Петербург):
– Знает мама, знают даже бабушка с дедушкой! Мама у меня цивилизованная, преподаватель, нормально относится. Подкалывает, правда, иногда, но это в ее стиле. Даже поплакаться о несчастной любви можно! Бабушка немного поворчала, но продолжает блинчиками кормить. Дедушка тоже преподаватель. Тоже нормально отреагировал.
Марк Лис, 16 лет (Севастополь):
– Мама узнала сама. Не знаю как. Спросила: «Ты любишь девочку?» Я сидела на диване, захлебывалась слезами. Кивнула. Она просто обняла меня и сказала, что будет любить любой.
Мария, 16 лет (Москва):
– Родители приняли меня абсолютно нормально, от мамы я услышала заветную фразу: «Мне неважно, с кем ты будешь счастлива, главное – ты», папа попросил не переживать и сказал, что в этом нет ничего страшного.
Лис, 18 лет:
– Моя мама – это самая прекрасная женщина в моей жизни. Она приняла меня, спросив лишь одно: «Ты же понимаешь, что тебе будет тяжело? Наше общество слишком неотесанно». А я ответила, что мне все равно. И до сих пор мне нет дела до непонимания, косых взглядов и высказываний окружающих. Мама приняла меня, сказала, что будет рядом, что бы я ни сделала, она же мать. Я благодарна ей за это.
Катя, 15 лет:
– «Мам, у меня есть человек, с которым мне хотелось бы тебя познакомить, я счастлива с этим человеком, это моя девушка». Реакция мамы меня поразила, она очень широко улыбнулась и сказала одну простую вещь: «Дочка, я очень рада, что ты нашла себя, я принимаю тебя, приводи свою девушку, очень хочется увидеть человека, который делает тебя счастливой». Спасибо ей за эти слова! Она дала мне знать, что я могу открыто жить и не бояться!
Даша, 17 лет (Москва):
– Самый большой страх был перед отцом. Я всячески старалась скрывать свою «тайную жизнь». Однако, не знаю как, он узнал. Однажды просто позвал меня к себе, и выяснилось, что ему неважно, с кем и чем я занимаюсь, главное, чтобы я была счастлива.
Яра, 14 лет:
– К моему удивлению, мама не ругалась. Сказала, что это переходный возраст, а я не стала ее переубеждать. Но мы договорились, что, если я снова начну отношения с девушкой, она не будет против и примет ее. Люблю маму за ее отзывчивость.
Евгений, 16 лет (Новосибирск):
– Мать приняла наполовину: то называет в мужском, добавляя слово «ребенок», то обращается просто в женском. Переходу мешать не собирается, скорее даже наоборот.
Солник, 16 лет (Уссурийск):
– Знаете, мама для меня самый чудесный человек. Она хвалила меня за мою смелость, она радовалась, искренне радовалась моему счастью. Сейчас я всегда могу с ней поделиться переживаниями по этому поводу, и я знаю, что она меня понимает и не порицает. Я открылась всей семье. И все отнеслись абсолютно спокойно. Может, в душе кто-то не одобряет, но я благодарна им за то, что они не пытаются меня переделать.
Евгения, 13 лет (Москва):
– Мать узнала, когда я сорвалась и разрыдалась. Ей тяжело принять это, но она сказала: «Многие были бы против, решили, что ты говоришь глупости, но это неправильно. Это твоя жизнь, не мне проживать ее за тебя».
Есения, 17 лет (Самара):
– Было тяжело, я боялась, но призналась. Мама приняла это совершенно спокойно, что для меня было шоком, а мама, на мое удивление, лишь сказала: «А что ты удивляешься? Я, по-твоему, что должна сказать? „О-о-о-ой, какой кошмар! В моем доме лесбиянка! Позор семье!“ Так, что ли?», посмеялась и сказала, что хуже я от этого не стала и все равно она меня любит, а мои отношения ее не касаются.
Елизавета, 16 лет (Екатеринбург):
– Мама только удивилась, что я так долго скрывалась. С тех пор, собственно, живу и радуюсь жизни.
Таня, 16 лет:
– Мама абсолютно спокойно отреагировала. Сначала говорила, что пройдет. Но время шло, а девушки мне нравиться не перестали. Сейчас мы с ней спокойно можем это пообсуждать, и я точно уверена: мама поддержит меня.
Есть среди подростков те, кто до разговора со мной не открывался ни единому человеку (2014 – 8,8%; 2016 – 10,6%).
Алена, 17 лет (Ярославль):
– Никто не знает. Для безопасности меня и моей девушки.
Алиса, 14 лет (Санкт-Петербург):
– Нет желания открываться людям, которые с почти стопроцентной готовностью в ответ плюнут тебе в душу.
Ксения, 16 лет (Москва):
– Мне страшно. Я не хочу быть козлом отпущения. Я будущий врач, мне всю жизнь контактировать с людьми, а я не могу. Я, наверно, никогда никому не откроюсь.
Очень многие не говорят о себе именно родным. Почему? Можно выделить три основные группы причин. Первая, самая распространенная, – страх («Боюсь, что меня начнут ненавидеть и презирать». «Боюсь, что родители выгонят из дома». «Из-за боязни, что мама отвернется от меня». «Страшно, что не поддержат, не поймут, засмеют, будут унижать, избивать»). Вторая связана с возрастом: это несамостоятельность, материальная зависимость, неуверенность в своих СОГИ («Я еще не взрослый человек, могут принять за шутку или подростковый вздор». «Нет опоры, пока меня содержат родители, а они отрицательно относятся к ЛГБТ». «Я считаю, что еще маленькая и моя ориентация может измениться, вырасту – тогда посмотрим»). Третья группа, немногочисленная, – прочие причины («Не считаю нужным делиться с родителями, с кем я встречаюсь и сплю. Личная жизнь так и названа из-за того, что она личная». «Не вижу смысла». «Не хочу, чтобы родственники знали». «К слову не пришлось»).
Повторюсь, основная причина – страх. Страх толкает подростков на умолчание и ложь. Страх осуждения, страх потерять любовь родителей, страх разочаровать их, страх оказаться без крыши над головой, страх попасть в психиатрическую больницу…
Саша, 16 лет:
– Отец после каждого репортажа против ЛГБТ говорит: «Вот и правильно, сжигать таких надо». Я хочу им признаться, но не могу, страх быть отвергнутой ломает меня всю жизнь.
Без подписи, 15 лет:
– Мне тяжело. Изо дня в день… Я не могу поделиться с родными самым главным. А отсюда вытекает очень-очень многое. Меня просто не поймут, осудят, посчитают извращенкой и, скорее всего, станут «лечить». Я очень часто хочу поделиться с матерью тем, что у меня внутри. Но я не могу. Мне не за кого держаться.
А., 17 лет:
– Мать с детства мне твердила, что худшее, что может пережить мать, – сына-алкоголика, сына-наркомана и сына-педика. Жаль, что она больше не может иметь детей. Я ее неожиданная и приятная беременность, а также почти невозможная, она бесплодна с 20 лет. Поэтому я не мог в открытую сказать, что ее ребенок – ужасная ошибка.
Эмери, 14 лет:
– Мама с ранних лет говорила мне, что гомолюди – отвратительны. Что геи – грешники, их нужно сжигать, лесбиянки – отродья, их следует расстреливать. В детстве меня даже водили в церковь, потому что я не слушалась родителей. Мой отец моряк и редко бывает дома, так что большую часть времени я провожу с мамой. Я бы хотела, чтобы она меня понимала, но это невозможно. Она не хочет думать, что такие люди рождаются даже у верующих и натуралов. Если скажу ей что-то вроде: «Прими меня или забудь», она после моей смерти не будет плакать, а с отвращением скажет: «Она была лесбиянкой». И знаете что? Это страшно.
Без подписи, 17 лет:
– Мать обещала пристрелить меня, если со мной будет «что-то не так».
Аня, 16 лет:
– Я очень близка с мамой, и то, что я не могу поделиться с ней радостью, что я нашла свою любовь, убивает. Она думает, что девочка, с которой я так тесно общаюсь и дружу, – моя подруга. А ведь моя любимая и моя мама – все, кто мне нужен для счастья.
Александра, 16 лет:
– Мои родители – гомофобы до мозга костей, я никогда не признаюсь, да, я слабая. Меня ждут ежедневные походы в церковь и к докторам, если не изгнание бесов.
Катя, 17 лет:
– Полчаса назад мы с мамой увидели репортаж об избитом гее, и у нас случился разговор о гомофобии. Знаете, мне было так страшно и больно осознавать, что моя родная мать – против меня и людей, подобных мне. Она не стеснялась говорить: «Таких быть не должно». Она считает, что геи и лесбиянки – потенциальные носители болезней и каждый из них мечтает соблазнить ребенка. Она считает, что мы нездоровы, на мои слова о ВОЗ ей плевать. По ее мнению, следует запретить фильмы, книги и журналы с любым намеком на подобное. На мой вопрос, что делать с биографией Оскара Уайльда, заявила: «В семье не без урода». Мне было так страшно. Так больно. Жаль, что у меня не хватило смелости спросить: «Что бы ты сделала, если бы твой ребенок оказался таким?»
В., 14 лет:
– Я боюсь даже представить, что будет с родителями, когда они узнают. Мать бредит внуками и каждый день рассказывает, что у меня будет замечательный муж и много детей. К гомосексуалам относятся с презрением. Считают больными. А как объяснить, что меня не привлекают парни? Что я люблю одну-единственную прекрасную девочку? Что я не смогу родить и что (если к тому времени наука не сможет добиться того, чтобы у нас появились дети) нам придется идти на искусственное оплодотворение? Они меня убьют. Хоть и любят. Но для них я выродок, как и для многих из нашей страны. Помогите! Нам нужна ваша помощь. А не ваше презрение и безразличие.
Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Если я откроюсь матери, меня либо выставят на улицу, либо изобьют до полусмерти, либо вовсе, как Ивана Харченко, запрячут в больницу. Мне очень страшно.
Вика, 14 лет:
– Я люблю своих родителей, но с ними так трудно говорить. Каждое слово о чем-то связанном с однополыми отношениями вызывает бурные споры и водопад оскорблений. Каждый раз я ухожу и стараюсь не слушать, но многие фразы долетают до моих ушей и разбивают остатки сердца. Я не хочу верить, что ненависть и жестокость – это нормальное состояние человека. Я мечтаю о родителях, которые примут меня, которые не решат, что это отклонение или болезнь, которые скажут: «Ты все равно моя дочь, и я люблю тебя и буду любить всегда, что бы ни случилось».
Без подписи:
– Живу в страхе. Родители у меня кавказской национальности, в общем, настоящие представители рода. Я не такая. Я не знаю, как называется, когда ты не признаешь понятия «нация», не относишь себя ни к одной из них? Вы уже поняли, что мне несдобровать, если они узнают? Каждый раз, когда мы вместе, я боюсь выдать себя. Или просто в жутком страхе произнести: «Мам, пап, я люблю мальчиков и девочек». Родители. Я прошу вас: если вы любите своих детей, подумайте о том, что говорите и делаете. Если вы их действительно любите. Пожалуйста. Никогда не произносите того, что может испугать их. Хотите ли вы, чтобы ваш ребенок жил в страхе?
…Я получала много писем от разных людей. Многие взрослые писали: «Мой сын не может быть геем! Моя дочь никогда не станет лесбиянкой!»
На самом деле они могут ничего не знать о своих детях. Потому что те – молчат. Подростки знают об отношении родителей к больному вопросу ЛГБТ. И – не говорят о себе правды. Многие используют тактику, которую можно назвать «пробный камень»: заговаривают с матерью и отцом о геях и лесбиянках, чтобы по реакции решить, признаваться либо нет. И чаще всего выбирают – молчание.
Татьяна, 16 лет (Волгоградская область):
– Недавно я спросила у мамы: «Как бы ты стала относиться к своему ребенку, если бы узнала, что он нетрадиционной ориентации?» На что мама ответила: «Не знаю… В душе, наверное, презирала бы». Тогда я очень расстроилась. Не хочу чувствовать себя уродом в семье. Наверное, я скажу родителям, кто я, и уйду из дома, или же дождусь окончания учебного года, сдам экзамены, буду уезжать в другой город, тогда расскажу. Жить в одном доме, когда тебя презирают, я не смогу, а держать все в секрете не хочу, надоело.
Без подписи, 16 лет (Уфа):
– Я спросила у мамы: «Что было бы, если бы я привела в дом девушку?» Она сказала, что если это произойдет, то она вышвырнет меня.
Дэйв, 16 лет (Волгоград):
– Родителям лучше вообще не знать о нас, пока мы не уедем куда-нибудь подальше. Они жуткие гомофобы. Выражения «Да их всех расстрелять нужно», «Свезти в одно место, оградить, и пусть сами у себя там живут», «Бомбу на них кинуть» уже не новы.
Jane Doe, 15 лет (Москва):
– Я пыталась намекнуть маме, что мне нравятся девушки, но та сказала: «Геи – больные, зачем о таких вещах говорить?»
Без подписи, 16 лет:
– Однажды мама, когда смотрела передачу про то, как семья принимает ребенка-гея таким, какой он есть, сказала: «Я бы никогда не приняла своего ребенка-гея». Мне стало очень обидно, я чуть не расплакался… Я понял, что перед родителями раскроюсь не скоро, может быть, никогда…
Итак, главная причина молчания подростков – страх. Страх, что родители не поймут, побьют, выгонят из дома, перестанут любить. И этот страх, к сожалению, не беспочвенный. Такое происходит.
Но нельзя не отметить еще одну причину. Подростки думают о своих родителях с заботой. Они не хотят причинять им боль, боятся их ранить и разочаровать. И ради этого благого помысла им приходится идти на ложь.
Дарья, 17 лет (Москва):
– Не хочу шокировать. Не хочу расстроить и разочаровать.
Вальтер, 15 лет (Тверь):
– Моя мать – прекрасная женщина, рациональная, совершенно не гомофобная. Но когда я понимаю, что, скорее всего, я оставлю ее без внуков, у меня щемит сердце.
Эллисон, 16 лет (Москва):
– Меня беспокоит, что мама может не принять меня. Я ее очень люблю и не хочу, чтобы ей было неприятно находиться со мной.
Стася, 16 лет (Кемерово):
– Я не могу сказать маме, самому близкому человеку, что не оправдаю ее надежд. Я не могу признаться семье, что они никогда не увидят мою свадьбу, не познакомятся с моим парнем.
Без подписи, 16 лет:
– Матери признаться у меня попросту не хватит сил. Скажем так, она очень православный человек. Ее убьет осознание того, что ее сын грешник. Я не могу не любить свою маму всем сердцем, как бы она ни относилась ко мне.
Георгий, 15 лет:
– У папы плохо с сердцем, боюсь, что он не сможет выдержать моего камин-аута.
А. С., 17 лет:
– Я просто не могу причинить родителям такую боль. Они любят меня, заботятся. Им будет слишком больно от разочарования и понимания того, что их любимая дочь стала одной из мерзких и презираемых.
Катя, 16 лет:
– Мама с папой хотят внуков, а я единственный ребенок, так что это может быть ударом для них.
Кит-Невидимка, 15 лет:
– Мама говорила: «Геи, лесбиянки, бисексуалы, неважно кто… Это хуже болезни. Хуже зоофилов и наркоманов. Если бы ты оказалась лесбиянкой, я бы убила тебя собственными руками». Разговор длился больше двух часов. Были споры, крики, ругань. Я так и не совершила камин-аут, но не из-за страха, а потому что люблю маму и не хочу огорчать.
Молчать тяжело: это огромный внутренний груз, постоянное напряжение. Поэтому многие подростки пока не открываются родителям, но планируют сделать это в будущем.
Анастасия, 14 лет:
– Недавно мама завела разговор о гомосексуалах: «Как глупо идти против природы, как хорошо, что вы (я и младшая сестра) нормальные. Девки-лесбиянки вообще дуры, ну вот что им в мужиках не нравится? На баб лезут, век бы таких не видеть». Мне хотелось разрыдаться и ей все рассказать, но что бы тогда было? Они бы, скорее всего, отказались от меня. Жить в семье гомофобов тяжело, но я знаю, что, когда стану старше, обязательно им все расскажу, а принять меня или нет – их дело.
Лиза, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Обязательно буду открываться семье. Так легче. Хотя боюсь. Боюсь за здоровье, боюсь испортить отношения и потерять крышу над головой.
А., 17 лет (Томск):
– Пару раз я порывалась написать письмо маме и оставить его на видном месте. Так, наверно, и сделаю. Года через три-четыре.
Даша, 15 лет (Омск):
– Моя мама знает, что я нормально отношусь к гомосексуальности, и мы иногда разговариваем об этом, стараемся понять друг друга. Разумеется, мне бы хотелось, чтобы она избавилась от предрассудков и приняла меня. Но пока я чувствую, что она к этому не готова, – я буду молчать.
А., 17 лет (Омск):
– Мне не хватает принятия мамы и папы. Для них гомосексуальность – это политика и мерзость. А все равно хочется привести домой любимую, сесть за один стол, познакомить… Хочется, чтобы они увидели, как я счастлива, порадовались за меня…
Лена, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Безусловно, я собираюсь открыться родителям, не хочу врать им. Пусть лучше они услышат правду от меня.
Анжела, 14 лет (Москва):
– Мне кажется, ко мне будут очень плохо относиться, жизнь станет невыносимой. Такие уж у нас условия… Как окрепну, осознаю и додумаюсь – все совершится, надеюсь, без потерь близких людей. Они мне очень дороги.
Алексей, 17 лет:
– Есть два человека, которых я безумно люблю. Это мои папа и мама. Я им благодарен за все, что они для меня сделали. Я их очень сильно люблю. Но мое сердце болит каждый раз, когда они говорят что-то оскорбительное про геев. Я боюсь сказать им правду. Я боюсь потерять их. Меня спасает оптимизм. Я верю, что все будет хорошо. Настанет день, когда я сяду рядом с родителями и расскажу им правду, не зная, как они это воспримут, но это не так важно, потому что я все равно буду любить их всегда.
Совершать ли камин-аут? И как?
«Настанет день, когда я сяду рядом с родителями и расскажу им правду» – о таком дне думает почти каждый подросток. И перед ним рано или поздно встанет, пожалуй, один из самых сложных вопросов: нужно ли рассказывать о себе и как это делать?
До камин-аута
Задайте себе несколько вопросов. «Почему я хочу совершить камин-аут?», «Чего я ожидаю?» и «Что в моей жизни может измениться после этого?» Причины и ожидания могут быть разнообразными. Как и возможные последствия и перемены.
– «Надоело врать». Вы перестанете врать после камин-аута? Возможно. А если получите в ответ: «Я не хочу ничего об этом слышать» – что тогда?
– «Хочу, чтобы меня приняли, поняли и поддержали». А вас примут, поймут и поддержат? Если нет – что тогда? У вас достаточно сил, чтобы пережить полное неприятие, отвержение, шок? Вы готовы к такому исходу?
В идеале желательно, чтобы до камин-аута перед родителями у вас были 1) свое жилье (собственная/съемная квартира) – чтобы не оказаться на улице; 2) источник дохода, который позволяет жить независимо; 3) поддержка друзей или любимого человека (необязательный пункт, но он многое облегчает).
«Неужели все так плохо?» – спросите вы. Все не плохо: все непредсказуемо.
Можно ли выяснить, как родители относятся к ЛГБТ? Можно. Бросьте пробный камень (иными словами, прощупайте почву). Тактика довольно успешна и не раскрывает вас. Как это сделать? Как угодно. Упомяните о знакомой-лесбиянке, о том, как ей нелегко приходится. Расскажите, что пишете исследовательскую работу о ксенофобии, и выйдите на беседу об ЛГБТ. Посмотрите вместе фильм, где косвенно присутствует эта тема…
Выяснить можно – но это не работает на 100%. Бывают исключения (в обе стороны). Мне известны случаи, когда родители-гомофобы принимали своих детей: «Ну что делать, раз такое случилось, ты наш сын, мы тебя любим». И напротив, когда мать, которая дружит с парой лесбиянок, говорила дочери: «Мне все равно – но пока это не касается моей семьи, тебя я никогда не приму».
Можно ли не упоминать тему ЛГБТ? Да. Вы способны предугадать реакцию родителей. В конце концов, вы знаете их всю свою жизнь. Попробуйте ответить на несколько вопросов.
1. Если возникают конфликты/сложности/проблемы, как родители склонны реагировать на них?
А. Скорее спокойно, невозмутимо, рационально. «Есть проблема – значит, ее надо решать, давайте подумаем, что делать, ничего страшного».
Б. Скорее бурно, вспыльчиво, агрессивно. «Ужас, катастрофа, кошмар, конец света, все пропало».
2. Когда родители решают, какую мне купить одежду, сделать прическу, как провести свободное время, в какой кружок пойти, в какой вуз поступить, они прислушиваются к моему мнению?
А. Да, всегда или почти всегда.
Б. Редко или никогда: говорят «сделаешь, как я скажу», «мне виднее».
3. Как родители относятся к моей приватности?
А. Уважительно: не входят в мою комнату без стука, не читают мои дневники, СМС и переписку в соцсетях.
Б. Бесцеремонно: делают все перечисленное выше, не обращают внимания на мое недовольство; говорят «от родителей секретов не бывает».
4. Свойственно ли родителям свысока, с презрением или отвращением относиться к мигрантам, жителям некоторых стран (американцы), представителям некоторых народов (цыгане, евреи, таджики), инвалидам, полным людям? Вы слышали от них слова и фразы наподобие «понаехали тут», «чурки», «жиды»?
А. Скорее нет, не припомню ничего такого.
Б. Скорее да, бывает.
Посмотрите на ответы. Сделайте выводы. Серьезно подумайте. Примите взвешенное решение, так ли вам нужно открываться именно сейчас. Каковы риски, каковы возможные последствия. Можно завести новых друзей, поменять школу, но с родителями вам жить под одной крышей, и довольно долго.
Камин-аут
Создайте благоприятные обстоятельства: нужен один спокойный родитель. Один: не говорите с обоими одновременно. Выберите более лояльного. Спокойный: не рассказывайте о себе, когда мать/отец голодны, слегка пьяны, раздражены, взвинчены, куда-то торопятся, если вы ссоритесь…
Подбирайте простые и понятные слова. «Иногда мне нравятся не только мальчики, но и девочки» – сойдет. «Я гендерквирный полисексуал с уклоном в полиамурность» – лучше не стоит.
Развейте страхи, разбейте мифы. Например, если мама считает геев или лесбиянок больными, можно объяснить ей, что это не болезнь и почему. Если дело в религии – самое время вспомнить, что православие учит прощению и терпимости. Если дело в «у них не бывает детей» – так это тоже миф. Для таких разговоров нужно быть достаточно осведомленным, чтобы уметь ответить на любой вопрос.
Дайте родителям нужную информацию. Хорошей литературы на тему ЛГБТ не так много. Позаботьтесь о том, чтобы родители ее получили. Иначе они пойдут в интернет с запросом «можно ли вылечить мою дочь-лесбиянку» и – я уверяю вас – найдут именно тот ответ, который захотят увидеть. Подыщите книги и брошюры, распечатайте их, возьмите с собой. Возможно, родители почитают материалы, если не при вас, то позже.
Объясните родителям, что это не их вина, что это не они вас «плохо воспитали». Скажите, что вы не изменились, что вы тот же сын / та же дочь, что вы любите и принимаете их со всеми достоинствами и недостатками – и что вы хотели бы того же.
Не бросайтесь обвинениями – «ты меня не понимаешь», угрозами – «я уйду из дома, если ты не примешь меня». Говорите, что вы чувствуете. «Мне больно, что я был вынужден врать тебе», «Мне обидно, что ты меня не принимаешь», «Мне тяжело слышать от тебя слово „педик“», «Мне страшно, что ты перестанешь меня любить». Обвинения и угрозы заставляют любого человека выпускать колючки и защищаться. Честность обезоруживает. Говорите, что вы чувствуете, и, возможно, родители начнут отвечать тем же.
После камин-аута
Вариантов развития событий немало. Возможно, родители проигнорируют ваше признание, отмахнутся от него. Возможно, они не поймут вас, будут возвращаться к теме, задавать вопросы, которые покажутся вам дурацкими. Возможно, впадут в отчаяние и гнев. А может быть, скажут: «Я давно догадывалась. Все в порядке. Еще чаю?» Поэтому привести подробную инструкцию я не могу. Действуйте в зависимости от обстановки.
Скажу лишь одно. Хотя оно может показаться пессимистичным. Не надейтесь на полное и одномоментное принятие. Поймите, хоть это горько: вас могут принять частично либо при неких условиях («Мы сохраняем отношения, но о твоей личной жизни я слышать не хочу / твою девушку чтоб я не видела / роди мне внуков»), вас могут принять через десять лет – а могут не принять никогда.
Бесспорно, принятие родителями – очень важно. Оно дарит уверенность в себе и спокойствие. Но оно необязательно для счастливой жизни. Родители в принципе нечасто полностью принимают детей: их увлечения, вкусы, выбор профессии, любимого человека… Вы дали родителям информацию и время, но вас так и не приняли? Жаль, но что поделать. Вы сделали что могли. Это не ваша вина – это их выбор. А ваша жизнь не кончилась. Стройте ее, и пусть она будет счастливой.
Аутинг
Как обезопаситься от аутинга, мы обсуждали чуть раньше в этой главе. Что делать, если аутинг все же произошел? Действия зависят от обстановки. Если она опасна, буквально опасна для вас, если есть угроза здоровью и жизни – к сожалению, надо лгать. Страницу взломали, меня подставили, это не моя переписка, а фейковый аккаунт, не реальный дневник, а наброски книги, мне в голову взбрела какая-то ерунда, но все уже прошло… Придумайте что угодно. Обычно родители в такой ситуации встают на позицию «я сам обманываться рад» – и хотят услышать от вас ложь и поверить в нее. Если обстановка не опасна, можно попробовать рассказать правду. Но лучше повременить с признанием: аутинг далек от благоприятных обстоятельств (вам нужен один спокойный родитель, а не две рассерженные фурии).
Мой ребенок – не такой, как все. Что мне делать?
Когда подросток решается на камин-аут, перед родителями встает множество сложных вопросов.
Мы виноваты? Мы что-то сделали не так? Причина в неправильном воспитании?
Что бы ни произошло с ребенком, первым делом в этом винят родителей. Особенно мать. Недоглядела, переглядела, недоласкала, переласкала, недолюбила, перелюбила, слишком жесткая, чересчур мягкая, напугала, разболтала, много запрещала, все позволяла… Доктор исторических наук антрополог Лев Клейн по этому поводу иронично отмечает: «Психоаналитики столь изобретательны в выискивании причин, которые могут вызвать феминизацию мальчиков и гомосексуальность, что список опасных черт родительского поведения стал ужасающе длинным. Отсутствие матери или диктатура матери, зависимость от матери или ее чрезмерная зависимость от сына, чрезмерная любовь отца к сыну или пренебрежение сыном, отсутствие примера отца или женоненавистничество отца, мальчик мыслит себя на месте матери в ее отношениях с отцом или свою ненависть к ней он переносит на всех женщин… Что бы родители ни предприняли, как бы себя ни вели – это неизменно ведет к гомосексуальности ребенка. Просто диву даешься, как еще умудряются иногда вырасти гетеросексуалы…»
Так что на вопрос «Причина в неправильном воспитании?» ответ краток: нет. В главе 1 мы уже обсудили, что попытки ученых перевоспитать гомосексуалов в гетеросексуалов провалились. Анна Гизуллина, старший преподаватель кафедры клинической психологии и психофизиологии Уральского федерального университета, объясняет это так: «Никто по своему произволу не может решить, на какие стимулы (образы, звуки, запахи) у него возникает сексуальное возбуждение, а на какие нет. <…> Родители должны понимать, что гомосексуальность их ребенка – это следствие их генетических особенностей, набора генов. <…> Сказывается и гормональный фактор, когда гомосексуальность закладывается во время внутриутробного развития плода. Так или иначе, она не зависит от воспитания [курсив мой. – Л. К.], от культуры, это типологическая черта, не предполагающая свободного выбора».
Наша семья неполная – причина в этом?
Вначале давайте разберемся, сколько в России неполных семей. По данным Всероссийской переписи населения 2010 года, в России 17 285 907 семей с детьми моложе 18 лет (в число детей не включаются лица моложе 18 лет, состоящие в браке и/или имеющие детей), из них матерей-одиночек – 5 002 597, отцов-одиночек – 648 038. Итого – 32,7% неполных семей.
Во время анкетирования ЛГБТ-подростков я задавала им вопрос о составе семьи. В группу «полная семья» я отнесла следующие варианты: мать и отец; мать и отчим; мачеха и отец; опекуны – мужчина и женщина; усыновители – мужчина и женщина. В группу «неполная семья» ушли прочие варианты: только мать; только отец; опекун; усыновитель и пр.
Выяснилось следующее. В неполных семьях живут 29,2% (2014) и 28,5% (2016) опрошенных подростков. А в России, по последним данным, 32,7% неполных семей. Не похоже, что такие семьи имеют больший шанс вырастить ЛГБТ-ребенка. Ни в России, ни за рубежом не проведено ни единого исследования, которое бы подтвердило, что состав семьи и СОГИ детей связаны.
Ваш ребенок не виноват в том, что отличается от других. И вашей вины в этом тоже нет.
А вдруг это пройдет?
Представьте себе свадьбу. Жених и невеста приносят друг другу клятвы верности. Белые цветы. Брызги шампанского. Слезы умиления. И тут слово берет гость по фамилии Правдоруб. Он заявляет:
– А я не буду поздравлять вас! Вдруг это пройдет? Мало ли – она передумает! Мало ли – он перебесится! Разбежитесь лет через пять, а мне сейчас для вас стараться? Ну уж дудки!
Мы знаем, что Правдоруб действительно прав. Эта пара вместе долго не протянет. Слишком разные люди. Разведутся ровно через пять лет. Но прав ли гость, который говорит посреди свадьбы: «Это пройдет»? Прав ли он, когда отказывает новобрачным в том, чтобы порадоваться за них? Он сказал правду об отдаленном будущем и поступил верно – или совершил дурной поступок, испортив людям праздник здесь и сейчас?
Пожалуй, на этот вопрос нет единственно верного ответа. Но вряд ли вы хотели бы видеть такого гостя на собственной свадьбе. И слушать его, когда он попросит слова.
…Все проходит. И печаль, и радость, и даже любовь, вопреки популярной песне. Меняются увлечения, привычки, вкусы, круг друзей… Притупляется даже непереносимая скорбь от смерти любимого человека или собственного ребенка. Вы можете сказать «Это пройдет» о чем угодно – и будете правы.
Ответ на ваш вопрос – да. «Это» действительно может пройти. Сегодня ваша дочь-подросток проколола нос, выбрила виски, покрасила остатки волос в зеленый цвет и заявилась домой с подругой. «Мам, это моя девушка». Что будет через пять лет? Она вынет пирсинг, отрастит волосы и приведет знакомиться парня? Может – да, а может – нет. Если это эксперимент, временное увлечение, если ваша дочь бисексуальна и когда-нибудь выберет мужчину в качестве спутника жизни… Если, если, если…
Но гипотетическое будущее не отменяет того, что происходит здесь и сейчас. Здесь и сейчас ваша дочь в одиночестве плачет в своей комнате и тайком режет запястья, потому что влюбилась в учительницу и никому об этом не может рассказать. Здесь и сейчас ваш сын думает, что его жизнь кончена: он признался в симпатии другу, а тот его отверг, жестоко высмеял перед всем классом. Не через пять лет – а здесь и сейчас – вашим детям нужны принятие и поддержка.
После камин-аута ребенка вы наверняка услышали рассказ о первой любви. И скорее всего, невзаимной. Попробуйте вместо «А вдруг это пройдет?» задаться вопросом «Чем я могу помочь?». Вам есть чем поделиться в ответ на откровенность. Ведь и у вас была первая любовь. Наверняка была. Потрясающий учитель истории. Или зарубежный певец. Или смешливый одноклассник. Расскажите, как вы страдали и радовались, как пережили невзаимные чувства. Сделайте шаг навстречу. У вас намного больше общего, чем кажется.
Как мне вести себя с ребенком? Что говорить? Что делать?
Лев Моисеевич Щеглов, доктор медицинских наук, профессор, президент Национального института сексологии, советует родителям поддерживать и принимать детей, объясняя это так: «Гомофобия в современном российском обществе не стихийная, а организованная, подогретая нынешними нелепыми, античеловеческими законами. Родителям в этих условиях будет трудно. Но надо все равно оставаться на стороне своих детей, а не архаичных предрассудков. Узнав о гомосексуальности ребенка, нужно прежде всего сходить с ним к настоящему профессионалу и посоветоваться. <…> Если подросток действительно гомосексуален, совет банальный: принять все как есть. Да, у вашего ребенка жизнь будет тяжелее. Да, прибавится проблем. Но он в этом не виноват. Сколько бы ни заявляли, что это грех, что это лечится, что это можно прекратить. Блондин брюнетом не станет. Такие „запретительные“ взгляды выдают обыкновенное невежество».
Попробуйте задать себе вопросы: «Что я чувствую? Почему?» Мне страшно; а чего я боюсь? Я в гневе; почему я так разозлена? Я разочарована; отчего? Мне совестно; чего я стыжусь? Не ломайте голову в одиночку. Обсудите ответы с ребенком. Говорите как есть, будьте откровенны. Например: «Я расстроена, потому что не ожидала такого известия». «Я боюсь за тебя, потому что твоя жизнь будет тяжелой». Обсудите это вместе. Возможно, вам понадобится несколько разговоров. Это совершенно нормально. Главное – что вы не молчите, что вы стараетесь слушать и слышать друг друга. И самый важный вопрос, задайте его себе и ответьте честно: «Что изменится в моей жизни после признания моего ребенка? Действительно ли она покатится в тартарары – или просто станет немного другой?»
Ребенок, открываясь вам, испытывает множество чувств: страх, стыд, вину, надежду, отчаяние. Скорее всего, он молчал и ждал этого разговора месяцы и даже годы. Ему очень тяжело. Трудно представить насколько. И он ожидает принятия и поддержки. Лучшее, что вы можете сделать, – сказать: «Спасибо за откровенность, я ценю это. Спасибо, что ты делишься со мной таким важными вещами. Знай: ничего не изменилось. Ты не стал/стала хуже или лучше; ты по-прежнему мой сын / моя дочь. Если тебе понадобится мой совет или моя помощь – я всегда выслушаю тебя и помогу тебе. Я желаю тебе счастья».
Принятие дарует защиту и спокойствие. И ЛГБТ-подростки, и ЛГБТ-взрослые, которых приняли родные, чувствуют себя гораздо увереннее при столкновении с недружелюбным внешним миром за пределами семьи.
Что отвечать знакомым, которые спрашивают о жизни моего ребенка?
От груза общественного мнения никуда не деться. Ребенок совершил камин-аут. И теперь вам предстоит делать выбор, открываться ли перед кем-то как родитель ЛГБТ-ребенка. Сказать правду – страшно, стыдно, неловко… А молчать трудно, когда все вокруг – друзья, знакомые, коллеги – хвастаются свадьбами детей, пяточками внуков, интересуются: «А твоя как? А твой что?» Для начала посоветуйтесь со своим ребенком. Если он собирается рассказать о себе всем – тогда и вам нет смысла что-то скрывать. Если он поделился только с вами – никому не выдавайте его секрет. Что до любопытных родственников и друзей, которые интересуются, когда ваше чадо обзаведется женихом/невестой, всегда можно ответить: «Это его личное дело. Я не вмешиваюсь. Он сам разберется».
Где найти таких же родителей, как я?
На свете миллионы гомо-, бисексуальных и трансгендерных людей, и большинству их близких довелось испытать те же чувства, что мучают вас сейчас. Многие в итоге смогли принять и поддержать своих детей. И готовы поддержать и других таких же родителей, поделиться опытом и помочь пройти этот путь.
В мире есть несколько организаций, объединяющих родителей и близких ЛГБТ. В нашей стране в Санкт-Петербурге действует Родительский клуб. Клуб проводит очные встречи и психологические группы для родителей ЛГБТ-детей (в Петербурге), на которые может прийти каждый из вас. Электронный адрес Родительского клуба – [email protected].
Если у вас нет возможности прийти на очную встречу, вы можете почитать об опыте родителей ЛГБТ-детей. Также для вас работает горячая линия Российской ЛГБТ-сети (88005557374) и чат Российской ЛГБТ-сети (chat.lgbtnet.org), где можно получить консультацию профессионального психолога. Это бесплатно. Вам обязательно помогут. Вы не одиноки.