Пролог

Темнота. Холодно и темно. Нет разводов, нет пятен. Чернота вокруг. Хоть глаз выколи. Нет ни малейшего просвета или отблеска, нет очертаний. Нет надежды и ощущения реальности. Лишь память о боли. Боли, которая разрывала на части, боли столь сильной, что терпеть невозможно, когда даже крик застывает глубоко внутри, потому что такая боль перекрывает все. Такую боль он помнил. И будет помнить ее всегда. Нельзя забыть, нельзя излечиться.

Чье-то присутствие он почувствовал. В этой черноте вряд ли можно что-то разглядеть. Только чувствовать. Интуитивно.

— Как тебе?

Голос звучал отовсюду и ниоткуда конкретно. Возможно, это даже не было голосом. Что-то звучало внутри него?

— Кто ты? — он не знал, сказал ли он это или подумал. Разницы никакой. Но его услышали.

— Неважно. Для тебя совсем неважно.

— А кто я? — он старался вспомнить хоть что-нибудь.

— Не помнишь? — голос утих. — Может, оно и к лучшему.

— А ты знаешь, кто я?

— Тот, кто мне нужен. — голос засмеялся. — Пока, этого достаточно.

— Я помню боль! Мою боль! Кто это сделал со мной?! — он пытался кричать. — Кто? Ты знаешь?

— Знаю. Даже помогу тебе. Чего ты хочешь? — несмотря на его гнев, голос становился все тише, словно призывая успокоиться и прислушаться. — Подумай хорошенько. Так чего же ты хочешь?

— Мести! — ярость трепетала внутри. — Хочу отомстить! Кто это сделал со мной?

— Отомстишь. — голос удовлетворенно эхом прокатился по его нутру. — Сделка. Каждый получит свое. Не так ли? Сполна. Милосердие и сострадание никогда не были твоими сильными сторонами?

— А чего ты хочешь взамен? От меня?! — он крикнул, пытаясь в этой черноте разглядеть хоть что-нибудь. Вернуть удалявшегося прочь.

— О! — голос вновь приблизился. — У меня на тебя большие планы.

— И что я должен делать? Что я должен сделать ДЛЯ ТЕБЯ? — он подчеркнул последние слова.

— Ты можешь делать что угодно. Выбирать любой путь. Я знаю, твой выбор будет правильным. Иначе и быть не может. Не сомневайся. Твои решения будут верными. А я прошу лишь о маленьком одолжении. Мелочь. Когда определишься с направлением, у тебя появится попутчик. Возможный попутчик. Ведь я не настаиваю. — голос стал еще тише и звучал вкрадчиво, словно повествуя о самом чудесном, — проводи его куда он захочет. Всего лишь проводи. Вам будет по пути. Такой вот пустяк…

 

Глава 1

Высокий мужчина стоял напротив огромной карты. Взгляд его темных глаз скользил вдоль четко очерченных границ и жирной линии, проходящей по немногим ведомому плану через земли нескольких народов. Часто линия прерывалась каким-то замысловатым знаком, но только для того, чтобы вновь продолжиться там, где кончится эта загогулина. Сама по себе такая карта уже стоила целое состояние. Доступная не каждому, тщательно прорисованная, отображающая с большой точностью все, что мог увидеть и представить ее составитель. Подобная вещь — предмет зависти людей понимающих и гордости ее владельца. И не каждый решится вот так вести жирную кривую черту через аккуратные очертания гор и равнин, сделанные мастером. Цель должна оправдывать средства.

— Дар, лорд Дартмуд здесь! — резкий, ломающийся голос раздался над самым ухом.

Мужчина поморщился. Прерванные мысли ушли. Как уходило всякий раз то особенное состояние, позволяющее ему погружаться все глубже и глубже в дела, искать правильные ответы и легко строить планы, обходя препоны. В голове великих людей творятся великие дела, непонятные простым смертным. Таким, как этот мальчишка, подобострастно пресмыкающийся перед ним.

Даже не глядя на мальчишку, он хорошо мог представить себе его глаза — глаза фанатика, готового на все ради своего божества. И он был этим божеством для многих мальчишек и юношей. Впрочем, глядеть сейчас было не на что. Мальчишка застыл перед ним, склонившись в поклоне, предоставив для обзора лишь свою макушку с редкими светлыми кудрями. Такие завитки не оставляли равнодушной ни одну женщину, а ломающийся голос говорил о том, что его владелец вот-вот войдет в чудесную пору, когда пора познавать все прелести и преимущества быть мужчиной.

Человек еще раз неспешно прошелся взглядом по карте, словно не в силах с ней проститься. Потом резко повернулся к светлой макушке.

— И что ему нужно? Я не в настроении выслушивать просьбы.

Просьбы были с утра. И он ненавидел это время. Устраиваясь на неудобном чужом троне, он застывал на несколько часов, лишь изредка шевелясь и напоминал суровую статую, пока говорил очередной проситель. Потом следовало решение. И снова вперед выходил человек, преклоняя колени перед троном.

Он давно бы переложил обязанности выслушивать всех, кроме знати, на кого — нибудь из своих людей. На Смурта, к примеру. Не нужно было обладать умом дара, чтобы выслушивать вечное нытье. Но прежний король уделял этому слишком много внимания, и политика требовала от нового короля хотя бы временного уважения к традициям.

Каждый раз, вновь устраиваясь на троне и с тоской глядя на вереницу жаждущих, он думал, что это ненадолго, что еще немного осталось. И со всеми, у кого доход не превышает сотни золотых, общаться будут его советники. Но время шло, советники разбирали дела с раздавленными курами и вытоптанными огородами, а все остальное его подданные торжественно несли к королю.

— Дар, у него дочь. Сильная кровь. Очень сильная. — Мальчишка довольно облизнул губы, радуясь, что принес столь важную весть.

— Это ты сам так решил? Или он так решил? — за последнее время к королю пришло несколько лордов, порешивших, что их дочери годятся. Но их самоуверенность оказалась напрасной. Не зная, что именно ищет король, они тащили ко двору своих дочурок, надеясь на удачные браки.

— Э… — мальчишка оторопел. — Ваше Величество, лорд Сайк сказал, что нашел его…

— Дочь… Куда же мне засунуть всех этих дочерей? — Дар знал, что Сайк не ошибается. У него чутье, как у его любимой сучки. Кайра всегда находила добычу. Он мог бы поразмыслить и про себя, но так создавалось впечатление, что он советуется с подданными. Эту уловку он перенял от отца. Ни к чему не обязывающая, она раз за разом приносила свои плоды.

— Если дар пожелает, я прогоню его.

«Ты прогонишь!» — дар смерил слугу презрительным взглядом.

— Нет, — мужчина пошел к высокому креслу, стоявшему на небольшом возвышении. Скинул оттуда разлегшегося кота. Наглая рыжая бестия находила короля везде. И следовала за ним по пятам. — Зови его.

Докладчик тихо удалился и, спустя некоторое время, в залу вошел невысокий пухлый человечек. С проплешинами и округлым брюшком. Быстро оглянувшись, едва задержавшись на карте вдоль стены, он преклонил колено перед креслом.

Он бывал здесь раньше. Это было заметно. Те, кто приходили во дворец впервые, разглядывали все вокруг. А кто бывал раньше — быстро замечал незначительные изменения и тут же забывал о них. Комната не изменилась. Добавилась лишь карта.

— Дар вызывал меня? — голос его чуть дрожал.

«Боишься. Нет, тебя нашел Сайк. Я тебя вижу впервые.»

Дар вспоминал имя, которое назвал мальчишка.

— Лорд Дартмуд, у меня для тебя хорошие новости. Касательно твоей дочери.

— Дочери? — глазки лорда округлились. — У меня нет детей, дар. Я живу сейчас с племянницей. Взял ее на попечение.

— Неважно, — мужчина пренебрежительно дернул рукой. — Пусть будет племянница. Сколько ей?

Толстячок замялся на мгновение, точно подсчитывая.

«Он даже возраста ее не знает. Неважно. Главное, чтобы была здоровой.»

— В-восемнадцать. Она мне не совсем племянница. Но ближе меня у нее никого нет.

Уточнения его не интересовали. Важно только то, что Сайк учуял в девчонке. Или откопал со своими крысами, как он сам называл своих помощников. Дар ненавидел Сайка за то, что тот чуял лучше, чем он сам. Но Сайк был ему необходим. Король может проигрывать в силе, ловкости, даже уме, но быть хуже кого-то в истинном его предназначении… Изначальная обида, что кому-то достался дар больше, чем у него, быстро переросла в ненависть. И только чутье Сайка, из-за которого порой король желал его смерти, спасало ему жизнь.

— Мы нашли ей достойного мужа. — Мужчина в кресле перевел взгляд на неслышно вошедшего человека.

Советник короля мельком глянул на пухлого лорда и скользнул к окну.

— Но… Ваше Величество, она сирота, без приданного и земель. Вряд ли это хорошая партия для кого бы то ни было… — толстячок опять робко поклонился.

— Лорд Дартмуд, неужели король вызвал вас спросить вашего совета? — Дар провел пальцем по отполированной прошлыми хозяевами деревянной ручке кресла, любуясь, как на ней остается недолгий теплый след.

— Простите, Ваше Величество. — Толстячок склонился еще ниже. — Как изволит Ваше Величество.

«Изволит…» Он в уме перебирал всех, кому можно было вручить сей ценный подарок в виде восемнадцатилетней девицы без земель и, возможно, без рода. Это было неважно. Окажись она хоть базарной шлюхой, он нашел бы ей достойного мужа среди своих дауров. Важно только то, что почуял в ней Сайк. Только это. Впрочем, все, кто пришел ему на ум, были уже женаты на здешних. Он устремил свой взгляд на советника, стоявшего у окна.

— Может, тебе жену очередную?

Высокий, очень прямо держащийся, словно проглотил копье, советник короля очень подходил для сильной крови, если бы его не угораздило жениться гораздо раньше и заделать ей ребенка. Король ни разу не видел его жену, но говорили, что внешностью ее давно обделила природа. Примерно тогда, когда ее вес перепрыгнул вес быка на убой.

— Дар, народу вряд ли это понравится. Многоженство здесь не в чести. — как всегда спокойный голос.

— Оно и у нас не в чести. Но сейчас было бы весьма кстати. — он раздраженно прищурил глаза. Яркое солнце било радостным светом в окно, не давая разглядеть лицо советника. Сейчас его все раздражало. Не вовремя оторвали от мыслей. Машинально, правой рукой он потянулся к мягкому клубку на коленях. Но рыжая бестия, обиженная на последнюю бесцеремонную выходку, где-то зализывала свою обиду.

«Он специально так встал.»

Чтобы смотреть и не видеть. Яркое солнце из конца напрочь забивало лицо и выражение глаз.

— Смурт, лорд Кай женат?

Советник помешкал. Его замешательство было явно показным. Уж кто-кто, а Смурт точно знал и ведал про все дела королевства.

— Вы женили его месяц назад.

— А Сатил?

— Да, уже женат.

— Лей? Кассил? Саз?

— У всех есть жены.

— Блах их побери! Кто у нас еще остался?

— Может быть, Киз, дар?

— Ты же сам знаешь, что сильная кровь, надо кого-то поближе. — Мужчины казалось, совсем забыли о пухлом госте, который неуверенно переминался с ноги на ногу, не понимая о чем речь.

Король задумался.

— Смурт, у тебя же есть сын? Сколько ему?

— Ему тринадцать, дар. Жены нет. — глаза Смурта довольно блеснули.

«Все продумал, сукин сын. Ждал, когда дар сам придет к этому.»

— Так скоро будет. — Дар повернулся к гостю. — Бедный мальчик вряд ли может надеяться, что его невеста к восемнадцати годам сохранила невинность, поэтому лорд Дартмуд за свою воспитанницу даст три тысячи золотом. Остальное покроет корона. Так она девственница?

— Дев… я не знаю. — тот замялся. — Это важно? Я спрошу…

Сидящий в кресле громко захохотал.

— Важно, а то пацан войти не сможет! Смурт, поможешь, если что! — все еще смеясь, он встал с кресла и подошел к пухляку. — Завтра и познакомятся. Иди, порадуй племянницу!

Толстячок склонился в поклоне и попятился назад.

* * *

— А если нас заметят? — Ти робко выглядывала из-за кустов круглыми от возбуждения глазами.

— Не заметят.

— А если не сработает?

— Сработает. Ты больше боишься, что нас заметят или волнуешься, что не сработает? — Тáйга хихикая толкнула ее в бок.

— Боюсь, что попадет нам. Хозяин узнает — и еще добавит.

— Не узнает.

Две девушки лежали за небольшим пригорком, за кустами, на окраине города возле одной из городских бань. Круглое белое личико одной, покрытое россыпью веснушек выражало страх и интерес к происходящему. Она ерзала, теребила то края юбки, то свои волосы, собранные на макушке, отчего они, прядь за прядью выбивались и падали вниз, на белый лоб, преломленный складочкой испуга. Другая девушка, наоборот, сохраняла спокойствие. Или старалась казаться спокойной. Темные, вьющиеся длинные волосы, завязанные узлом сзади, чтобы не мешали, хранили следы былой прически, паутины с соседнего куста и травы. Натянутая поверх собственной одежды простая рубашка была ей явно велика, а из-под грязной юбки торчали ноги в штанах. Несмотря на нежаркую весну, лицо девушки уже покрывал легкий загар, который только усиливался на фоне белолицей соседки.

— Да не чувствуют они его, — снова прошептала Ти.

— Почувствуют. Значит, не намок еще. Ты глазодера мокрого не нюхала, там любой почувствует.

Девушки замолчали, вглядываясь в избу и прислушиваясь. Спустя какое-то время Тáйга сама заерзала. Кусая от нетерпения губы, она всерьез начала подумывать о том, что план не удался.

— Может, и правда… — она неуверенно приподнялась от земли, но в этот момент в бане словно прорвало: дверь вылетела наружу, и толпа голых мужиков, держась за причинные места, кто с вениками, кто с ушатами, кто просто размахивая руками и ругаясь почем свет стоит, так и посыпалась из бани, пугая проходящего мимо деда с пустым ведром.

Дед, словно вспомнил молодость, взмахнул руками, бросил ведро в толпу голых людей, заорал и припустился прочь.

Какое-то время девушки катались по земле между кустов, собирая на одежду и волосы сухую траву и всю живность, кишащую в весенней зелени. Старательно зажимая себе рты, чтобы громким хохотом не привлечь к себе внимание, потом старшая скомандовала: «Бежим, пока не заметили!»

Где-то пониже крики уже стихли, и раздавались все громче и громче недовольные разговоры оставшихся в чем мать родила мужчин, столпившихся у злосчастной бани, размахивавших руками, но не решавшихся зайти внутрь.

И они, тихо съехав вниз на попах, помчались прочь от злополучной бани, которая еще не скоро обретет былую славу и прежний запах.

— Нет, ты видела? Видела? Как они дали? Вот он там им рванул! — Тáйга задыхалась от восторга, хохота и быстрого бега, путаясь в полах длинной чужой юбки, одолженной специально для такого случая у кого-то с кухни.

— Так здорово! — Ти почти задохнулась. Остановилась и свернулась пополам, пытаясь отдышаться. — Только мне возвращаться пора. Хватились небось уже. Попадет.

— Не попадет. — Тáйга повалилась на траву, забрасывая руки назад за голову и сладко потянулась. Так, что суставы хрустнули. Как будто они не провалялись в ожидании столько времени. — Дядю с утра во дворец вызвали. Ему не до тебя. А кто еще тебя спохватится? Горшок то ты его вынесла?

— Вынесла… — Ти замерла и недоверчиво глянула на молодую хозяйку. — Вы же не…

— Да ничего я с ним не делала, не бойся!

* * *

— Тáйга! Нам надо с тобой серьезно поговорить! — Дартмуд перебирал в руках вышитый платок, вытирая им нос.

— Ой, дядя, не делала я этого! Что бы вам там ни говорили! — девушка закатила глаза. — И, конечно, мне есть чем заняться. Все это глупые бредни. Касательно всего.

Лорд опешил, укоризненно глянул на нее.

— Что ты там еще натворила?

— Ничего, — Тáйга прятала глаза. Но прятала уже довольно умело.

«Ладно, с этим разберемся потом.»

Лорд вздохнул.

— Я во дворце был. — Дартмуд многозначительно поднял палец с намотанным платком. — У меня для тебя важные новости.

— Во дворце? И как там Его Величество? — Тáйга забралась на стол и осторожно ступала между тремя оставленными с обеда блюдами, полными фруктов. — Не собирается подохнуть от какой-нибудь местной заразы?

— Тáйга! Прекрати! Ты почему в штанах?! — дядя заметил, что ноги под поднятым подолом отнюдь не приличествуют порядочной девушке.

— Ну а в чем мне еще ходить? По деревьям лазить, чтобы все исподнее видно было? — она ловко поддела носком мягкого ботинка яблоко, лежащее на блюде и отправила его вверх, поймав руками и смачно надкусив.

— Где твои манеры? — он попытался ухватить ее за подол и стащить со стола. Но это ему не удалось. Девушка увернулась от протянутых рук и шагнула чуть дальше, на противоположный край.

— Дядь, ну какие у меня манеры? Воспитывать некому. Один ты бъешься.

— У тебя юбка порвана! И штаны пониже колена. Все равно срам! Тебя только к королям водить! — лорд с тоской осматривал наспех натянутую поверх штанов первую попавшуюся юбку. С Тайгой было тяжело. Она никак не походила на опрятных девиц соседей, медленно прогуливающихся между кустами в своих садах, прячущих глаза и радующихся новому платью. Дурная кровь сказывалась. Ее отец был простым оружейником, пока не выбился в «люди» и не стал получать золото за свою работу. И манерам дочь обучена не была. А теперь еще за нее три тысячи золота давать.

— А зачем меня к ним водить? К королям? — она насторожилась, перестав жевать.

Сейчас ее можно было бы вновь попытаться схватить за подол, стащить со стола и хорошенько отчитать. Но его воспитанница стояла на самом краю: еще шаг назад и стол перевернется вместе с ней и тремя блюдами. Дартмуд вспомнил как это было в прошлый раз и вздохнул. Три тысячи золотом! В недобрый день он решил взять дочь своего знакомого оружейника, которому прилично задолжал, на поруки. Тогда ему это казалось разумным.

С отцом Тайги последнее время лорда связывали тесные финансовые отношения не в пользу лорда. И, когда пришли вести, что он погиб, что уж говорить, Дартмуд вздохнул свободнее. Гораздо свободнее. Но, будучи по натуре человеком мягкосердечным, он решил забрать оставшуюся одну девицу. А с ней мастерскую и все имеющиеся в ней на тот момент доспехи и оружие.

Злые языки поговаривали, что дочь оружейника вскоре окажется в постели пухлого лорда. Но Дартмудом двигали совсем иные побуждения. И в его постели Тáйга могла оказаться лишь будучи худощавым нежным мальчиком с костлявыми ягодицами.

— Его Величество тебе мужа нашел. И слезь со стола! Пока не разбила что-нибудь.

«Заработал ли он на ней три тысячи?»

— Мужа? — девушка замерла. — Правда? — она вдруг неуклюже, на подкошенных ногах спрыгнула со стола и застыла перед дядей, с надеждой вглядываясь ему в лицо. — Это что, шутка такая? На кой я сдалась королю? Откуда он вообще может знать о моем существовании?

— Королю положено все знать. У него свои цели, — Лорд попытался спрятаться от пытливых, ярких словно сталь, серых глаз.

Хотел бы лорд сам знать на кой королю сдалась девчонка оружейника и его три тысячи впридачу.

Когда дар переженил свою свиту с богатейшими и влиятельными домами Скара, его цели были понятны. Когда же он стал непонятным образом выискивать женщин и девушек и женить их на самых приближенных своих даурах, это завело всех в тупик. Приказ короля о свадьбе его воспитанницы огорошил Дартмуда так же, как и Тайгу. Но, будучи человеком дальновидным и расчетливым, и погоревав над потерей своего золота, лорд на обратной дороге просчитал всю выгоду предстоящего союза. Он считал, что давно пора было отдать ее замуж, пока сватали. И не отказывать. Лорд вспомнил довольно выгодный для него контракт, предложенный торговцем, сыну которого приглянулась нахальная девчонка. Нужно было соглашаться. Тогда он пожалел девочку, недавно лишившуюся семьи, а потом девочка освоилась и ловко села ему на шею. Но сейчас! Как же он был прав, что не согласился!

В отсутствие другой родни, лорд Дартмуд становился единственным близким родственником будущей невесты, который поведет ее к жениху, что означает в будущем гораздо более выгодные связи, вложения и позиции при дворе. Если он будет достаточно ласков со своей новоиспеченной племянницей, сможет бывать в королевском дворце так часто, насколько это будет нужно.

Вот только будущая невеста и жена внушала лорду большие опасения: Тáйга была из тех, кому палец в рот не клади. И рот на замке держать не привыкла и не умела. И манерам толком не обучена. Своенравна и своевольна. Что не так пойдет, выскажет сынку советника все, что на ум придет. Тáйга вроде мелкой собачонки — тявкать будет, пока не пнут. Когда боль почувствует — заткнется. Только тогда уже поздно будет. И плакали деньги Дартмуда. Да и все остальные надежды.

— Ты не расстраивайся. — лорд бережно приобнял ее за плечи. — Я, пока ехал домой, всю дорогу думал об этом. И знаешь, даже в этом событии я нашел положительные стороны.

— Положительные? А разве для тебя тут есть отрицательные стороны? — яркие серые глаза девушки сузились.

— Тáйга! — он укоризненно постучал по столу. — Перестань. Я ведь хорошо к тебе отношусь. Потакаю во всем. Да ты вертишь мной как хочешь! — лорд Дартмуд, защищаясь от злобного взгляда, отвел глаза, и снова принялся наматывать платок на пальцы.

«Да все она понимает. И знает, что деваться ей некуда.»

— И что положительного?

— Ему тринадцать лет. Всего тринадцать. Это сын советника короля. Представляешь? Только представь себе, сам советник короля! Ты можешь подружиться с ним. Ты ведь умная девушка. Найдешь подход к пареньку, будешь вертеть им как хочешь. А потом, когда он подрастет, приобретешь через него большое влияние… — лорд сам почти поверил в то, что говорил.

— Или лормы к нам придут раньше, и я останусь вдовой. И меня снова выдадут замуж за кого-нибудь из наших новых владык.

— Тáйга, не надо. Лормы слабы.

— Но и они теперь не настолько сильны! Они оставили у наших границ немало своих солдат. И наши добрые соседи не преминут этим воспользоваться! Вот увидишь, дядя!

Он знал, что она была права. Война оставалась вопросом времени. Когда дом твоего соседа безжалостно разносят по кускам, приложишь ли ты руку к тому, чтобы тоже чем-нибудь поживиться?

Когда рядом селятся хищники, недавно сожравшие твоего знакомого, что ты предпримешь? Особенно, если уверен, что звери сыты и спят в своем новом логове? Так говорили на всех приемах, где бывал лорд. Дауров чаще сравнивали со львами, расставляя правильные акценты. Сильные соседи жили в мире до поры до времени. Теперь же, когда новые хозяева потеряли часть своих армий перед стенами Скара, мирные соседи не могли не воспользоваться шансом, предоставленным судьбой. Чего таить, политика мира держится только на количестве возможной потери крови при начале войны. Чем меньше эта возможная кровавая струя, тем быстрее вокруг соберутся желающие поживиться.

— Тáйга, мы можем говорить об этом бесконечно. Ни ты ни я не знаем, что случится завтра и кто еще возжелает эти земли, но пока все, что я знаю — завтра тебе нужно явиться на знакомство с будущим мужем. И насколько ты с ним поладишь — зависит только от тебя. Он всего лишь тринадцатилетний мальчишка, которому король приказал жениться. Продумай свои действия. И ты хотя бы получишь марионетку. Восемнадцатилетняя девушка сможет управлять желторотым юнцом! — лорд Дартмуд развернулся к выходу.

— Спасибо за дельный совет, — он прямо спиной видел ее искаженное лицо, — мне уже девятнадцать, дядя!

* * *

Когда лорд вышел, девушка забралась с ногами на окно и задумалась. Она может огрызаться сколько угодно. Ничего не изменится.

В словах дяди, конечно, была правда. Если некуда бежать, нужно искать максимально выгодное положение.

Сказанное, хотя и стало неприятной, но отнюдь не новостью. Тáйга давно ждала, что рано или поздно, дядя выдаст ее за кого-нибудь, удачно для себя. Она даже была благодарна, что он не сделал этого гораздо раньше. Зачем заботиться о том, что не приносит прибыли? А сын советника короля обещал хорошие связи при дворе.

Ее огорошило другое: дауры старались связать браками самые известные и влиятельные семьи или то, что от них осталось со своими лордами. ЕЕ семья никогда не претендовала на первые роли в управлении страной, хотя и имела уважение. Дочь простого оружейника. Странно, что за нее вообще взялись. Что им даст этот союз? Отец не был богат. А дядя прибрал к рукам его мастерскую. Земель нет. Более странной придворной дамы, чем Тáйга представить себе было сложно.

Она сложила руку с грязными, давно не чищенными обломанными ногтями в кулачок.

«Придворная дама!»

При дворе у короля — завоевателя. И каждый день находится с теми, кто виноват в смерти ее отца, виноват во всех ее несчастьях!

Теперь, спустя два года после окончания войны и победы дауров, после двух лет под новым королем, новыми богами и новыми правилами, многое кажется простым и естественным а тогда…

Пленники на собственной земле не могут свободно изъявлять свою волю. И завтра ей придется предстать перед будущим мужем. Тáйга знала, что две девушки из знатных семей покончили с собой, лишь бы не быть «подстилками завоевателей». Это было в самом начале. Одна перед этим убила своего новоявленного супруга. Обе посмертно заслужили уважение остальных покоренных, но вряд ли вечную память. Народу все равно кому платить налоги. Он помнит лишь своих убитых и радуется, что война закончена. Наверное, это было правильно. Не дать себя сломать и уйти гордо, при этом еще и унеся в могилу с собой своего врага. Так думала Тáйга, сидя на теплом, нагретом солнцем окне. Врага? Если бы отец не погиб на этой войне, если бы сама она не натерпелась, если бы брат… Был бы тогда новый король врагом? Или, как многие другие, она просто приняла бы новое в своей жизни и продолжала радоваться ей? Как она делает это сейчас? Даже после всего, что случилось.

Та девушка… что убила… какая была причина? Война унесла жизни ее близких? Или она любила другого? Сколько гнева и ненависти нужно, чтобы убить и умереть самой?

Но вот сама Тáйга к смерти готова не была. Сможет ли она зарезать собственного супруга, которому тринадцать лет? Или его отца? Может, и сможет. Но потом так же прирежут ее. И все. И не будет тепла, света. Не будет больше ЕЕ. А про старых и новых богов-это очень щекотливый вариант. Кто знает, какие боги ее к себе возьмут? И возьмут ли вообще? Лично ей они новую жизнь не обещали. Ни старые, которым молился раньше ее народ, ни новый, которого принесли с собой дауры.

Она вздохнула. Так что, дядин вариант остается самым подходящим. Очаровать мальчишку, подружиться. Возможно, она действительно сможет впоследствии на что-то влиять. Только на что? Мертвых не поднимешь. И какая ей разница, кто и что будет решать?

* * *

Позже, у себя в комнате, когда Ти стелила новую постель и готовила платье ей на завтра, она тихо спросила у нее.

— А что бы ты сделала? На моем месте?

Ти остановилась. На ее милом конопатом лице отразилась глубокая мысль.

— Говорят, они такие все высокие и статные. И красивые. Может, вы его полюбите. При дворе жить будете. А со временем, разница совсем сотрется. Мы кто? Мы-женщины. Наше дело за детьми смотреть, да за домом. Да чтобы муж нас желал. В дела государственные нам хода нет. Пусть себе мужчины воюют. Я вам счастья желаю. — Ти заулыбалась. — Попривыкните.

Ночью Тайге снилось, как она становится главнее своего мужа, ведет государственные дела, мстит своим обидчикам. Во сне она сильная и храбрая. Она сражается и побеждает. Все знают о ее подвигах и слагают песни. Она славится тем, что уничтожает захватчиков, ведя свой народ к жизни без дауров…

 

Глава 2

В последнее время, он все чаще стоял у карты. Он жил у нее, словно впитывая в себя все эти линии, тусклые коричневые цвета, поневоле запоминая ее наизусть со всеми нарисованными кругами и отметинами. Тут играло его воображение, тут он видел будущее так, как хотел. И тут терзали сомнения.

Он слыл очень уверенным в себе человеком. Разве может тот, кто ведет за собой самую мощную армию и самый сильный народ, сомневаться? Он не мог показать свою слабость, свои сомнения. Да и приходили они крайне редко.

Но тогда, когда тусклые цвета полностью загораживали собой мир, сомнения посещали его все чаще. Даже страхи.

Страх провала того, к чему он так долго шел. Он продумывал все до мелочей. Но всегда оставались нюансы. Что-то могло пойти не так. Хотя, что уж говорить, ему сопутствовала удача. И какая!

Он добился всего, чего хотел на этом этапе. И в гораздо меньшие сроки. Многие из его солдат поплатились за это жизнью, но не так много, как он допускал в своих планах. Меньше, гораздо меньше. А добыча на оставшихся с лихвой покрывала все горести потерь. Много добычи. Гораздо больше, чем планировалось. Его сторона была довольна. Все были довольны.

Он снова взглянул на карту. На ней можно было нарисовать большой ров, путь, где он прошел со своими солдатами. Столько поселений и городов. Ни в одном он не задержался надолго. Ставя наместников и уходя прочь. И ни один из его народа не остался. Все шли дальше. Каким бы богатым не был город, какой бы теплой не была страна. Они знали, зачем идут.

Гордились бы им его предки? Откуда бы они не взирали сейчас, они могут гордиться им.

Его прадед — завоеватель, взявший себе трон силой. Потомок прославил себя много больше. Уже много больше.

Есть ли место для сожаления в сердце завоевателя? Нет и быть не может. Есть ли место сомнениям? Вот для них дорогу не закроешь…

— Дар, последний хранитель установлен. — Смурт появился тихо. Раньше даже король вздрагивал, когда слышал внезапно его хриплый голос, похожий на шипение змеи, у себя за спиной или под боком. Теперь перестал.

Короля часто подмывало спросить, боится ли Смурт? Но он не позволял себе подобных слабостей. У королей нет друзей, способных выслушать и разделить их. Он должен быть уверен, иначе его сомнут. И он уверен: то, что сдерживало ИХ столько времени, удержит и сейчас. Они не перейдут границу хранителей. Как не перешли до сих пор. Тут нечего боятся. Они всего лишь отодвинули забор. Ненамного. И забор принадлежит только им. Захотят — сдвинут обратно. Когда придет время.

Он с широкой улыбкой повернулся к Смурту.

— Так начинаем!

* * *

Это безумное утро началось слишком рано. И, после столь одиозной ночи, с воспеванием ее подвигов, как-то слишком приземленно.

Дядя прислал целую орду нянек, которые стащили ее с постели с петухами, отмыли в десяти водах, как будто она в своей жизни на разу не купалась, умаслили, соорудили пъедестал на голове, подтянули грудь к подбородку корсетом и облачили в самое нарядное платье, под конец облив духами так, что дышать стало невмоготу. Даже привели соседского мальчишку, которому едва исполнилось двенадцать.

Мальчишка с недоумением уставился на Тайгу и только после подзатыльника явно одобрительно закивал. После такого вердикта, ее оставили на время в покое, строго настрого приказав не шевелиться, не трясти головой и ничего не есть.

Как только дверь за мучительницами затворилась, в комнату просочилась Ти, аккуратно неся сверток и все время оглядываясь, словно за ней следили.

— Молодец! — Тáйга осторожно развернула тряпицу, в которой показались кожаные ножны небольшого кинжала с несколькими ремнями.

— Вы же не убьете себя. — запричитала Ти, испуганно глядя на оружие. — Вы такая молодая. И все у вас будет хорошо…

— Ты с ума сошла? — Тáйга выругалась. — Я не настолько смелая, чтобы располосовать себе горло на глазах будущего мужа и тестя. Я бы предпочла выпить яд. Это всегда казалось менее болезненным и неприятным. Да шучу я! — Она посмотрела в наполненные слезами глаза своей служанки. — Это для меня… так… на память. Помоги закрепить.

Она задрала юбку, чтобы Ти застегнула ремни кинжала на бедре и животе. Потопала ногой.

— Перестань реветь. Сама же сказала, что меня там ждет лучшая жизнь. С красавцем юным мужем, при дворе. — Тáйга состроила гримасу. — И прочие прелести. Может, тебя потом перетащим. Вернусь-все расскажу, если у меня голова не оторвется раньше. — Она тяжело потрясла уложенными волосами и украшениями на них. — Как в этом ходить можно? Ты мне чего-нибудь с кухни стащи. Я с утра не ела. Эти злобные гарпии решили, что без завтрака я буду худее выглядеть.

Ти кивнула, не прекращая лить слезы.

— Сегодня пирог пекут ваш любимый. Я большой кусок оставлю.

Тáйга сглотнула слюну.

— Оставь. Можно два.

Снаружи послышался голос дяди.

— Удачи мне пожелай. — девушка быстро обняла служанку и шагнула навстречу открывающейся двери. Ти незаметно освятила ее позади защитным жестом. Тáйга уловила поднятую руку, сначала хотела сострить, но потом подумала, что помощь, все равно какая, не помешает.

* * *

Они встретились в большой неуютной зале. Упитанный голубоглазый мальчик, насупившись, уставился на свою будущую жену. Окруженный пятью слугами, он являл собой своеобразную крепость.

«Я бы до него все равно не добралась» — почему то подумала про себя Тáйга, исподлобья реверанса разглядывая охрану.

Всю дорогу в присланной за ней карете, она пыталась отрепетировать свое приветствие и самую милую и красивую улыбку, параллельно второй ногой зачем-то поглаживая теплую кожу ножен. Кинжал на бедре вселял чуть больше уверенности.

Когда-то давно, в прошлой жизни, она выпросила его себе у отца. Точнее, украла прямо из оружейной. Ей удавалось какое-то время прятать опасную игрушку в одежде, пока нянька не нашла его и не отнесла находку отцу.

Тогда Тайге здорово досталось. Но кинжал все-таки остался у нее: после хорошей порки первое, что она произнесла — это просьба подарить ей ту вещь, за которую она отдала на растерзание пару мягких мест на своем заду. И обещала впредь предоставить их еще, если понадобится. Отцу ответ понравился. На следующий день ее выпороли еще раз, для закрепления эффекта. То, что воровать — это плохо, она усвоила крепко накрепко. Но кинжал отец подарил, пристроив к нему дополнительный ремень внизу живота, почти на бедрах.

Сейчас, стоя перед этим голубоглазым увальнем, она была благодарна, что с ней частица чего-то родного и знакомого. Для себя она решила, что это должно придавать сил. Пусть отец не рядом с ней, но вещь, знавшая тепло его рук, его пот и усталость, его довольство полученным результатом, такая вещь просто обязана приносить удачу и уверенность.

— И сколько тебе? — парень еще сильнее сморщил нос.

— Девятнадцать, ми… — она запнулась. Почему никто не сказал ей, как обращаться к этой пышке? — …милорд. — она еще раз поклонилась.

— Много. — он закусил губу. И замолчал. Разговор не клеился. И ее внешний вид явно не производил нужного впечатления.

Охрана мальчика, состоящая из высоких дюжих молодцов, дружно осклабилась.

— В «Долгой жизни» говорится, что для двух любящих сердец, бьющихся как одно, годы неважны… — Тáйга почувствовала себя идиоткой. И снова поклонилась.

Уголки губ молодого лорда опустились еще ниже. Вряд ли он был знаком с «Долгой жизнью», которую и Тáйга то прочитала на спор с дядей.

Они еще какое-то время простояли молча, пока в залу не вплыла пышнотелая мамам. Тáйга вновь склонилась, чувствуя, как по спине, и по груди под корсетом текут струйки пота.

Мать мальчика прошествовала прямо к ней, подняла за подбородок и стала разглядывать, близоруко щурясь. Дородная мамаша в годах, от которой несло потом и съеденными пирогами.

— Рот открой, — скомандовала она.

Тáйга чуть языком не подавилась, но послушно разинула рот.

«Словно кобыла на рынке. Может, так оно и вернее будет. Дядя ее удачно кому-то продал…»

— Я не знаю, о чем с ней говорить, — пожаловался матери сын, печально ковыряясь в пухлом носу.

— А тебе с ней не обязательно разговаривать. Уже решено все. — Тетка оставила рот и подбородок Тайги в покое, больно ощупала грудь и отчалила в сторону. — Могло быть и хуже.

— Тогда я пойду, у меня лук новый, не пристреленный. — Мальчишка осмотрел содержимое пальца, только что изъятого из носа, развернулся и быстро вышел наружу, не обращая более внимания на Тайгу, удивленно хлопающую глазами.

Она так и осталась стоять, пока пышная мамаша не подпихнула ее к выходу.

— Иди следом, глупая! И понравиться старайся.

Понравиться. Точно! Именно за этим она и нацепила весь этот безумный наряд для этого наглого пухлого юнца. И от этого зависит ее дальнейшее здесь существование. Неужели она не найдет, как развлечь молокососа?

Она вылетела следом во двор, теряя шпильки из прически, как раз, когда мальчик натягивал тетиву. Стрела чуть слышно пропела и мягко ушла в сенное чучело, стоявшее шагах в пятнадцати от стреляющего. Чучело было огромным и промахнуться удалось бы лишь чудом.

— Милорд, я восхищена… — одна из шпилек скользнула вниз вместе со струйкой пота и зацепилась где-то внизу между корсетом и мокрым телом.

— Ты еще тут? — Мальчишка удивленно оглянулся на нее.

— Мы могли бы подружиться, милорд… — Тáйга пристроилась позади вновь натягивающего тетиву отпрыска знатного рода.

«Почему же так жарко? Тут совсем не жарко. Это все от нервов.»

— Зачем мне с тобой дружить? Ты — моя жена. — еще одна стрела ушла вниз чучела.

Стрелял будущий муж, мягко говоря, не очень.

— Ну… мы могли бы найти общие занятия…

— Ты разбираешься в оружии? Доспехах? Умеешь стрелять или драться? Ездить верхом? — мальчишка смерил ее снисходительным взглядом. Ти была права насчет роста. В свои тринадцать, он уже был выше ее. — о чем мужчина может разговаривать с женщиной?

«Мужчина!»

— Я люблю собак и лошадей. — Тáйга осторожно отодвинулась, боясь как бы горе-лучник не умудрился убить ее до свадьбы.

— У тебя есть лошадь?

Тáйга покачала головой.

— У тебя есть собака?

— Дядя не подпускает больше меня к лошадям. На конюшню мне ход заказан.

— Почему? — парень заинтересованно оглянулся.

— Я натерла белую кобылу дяди смоком. И когда он выехал на ней в город, на солнце она стала ярко синей. Местами. И еще был случай…

— Синей? — парень опустил лук. — Я это видел. Над ним весь город смеялся.

— Я не знала, что он во дворец едет. А то не стала бы делать.

— Это было очень смешно. Тот пунцовый лорд на синей кобыле. Его надолго запомнили. — голубые глаза мальчишки заискрились от удовольствия. А что еще за случай?

— Еще… — И Тáйга рассказала про хмельные ягоды, скормленные лошадям, про чучела кур, висящие у окна соседей, испорченный городской фонтан, и, наконец, про глазодера и выбегающих голых мужчин из бани.

— И ты в девятнадцать лет занимаешься такими вещами? — отсмеявшись как следует, мальчишка снова натянул лук. Этот вопрос был скорее похвальбой. Что-то вроде «ты уже стара, но неплохо держишься», но Тайге он послышался совсем по-другому. Это другое, не дающее покоя. Своими выходками она забивает свою странную никчемную жизнь. Занимается ерундой и вредит окружающим, не принося ни малейшей пользы. Единственная польза — это ее возможный брак. Конечно, мальчишка вовсе не это имел в виду. Но об этом столько думала она сама!

Но главное — мальчишка смеялся, и она уже стала надеяться, что нащупала путь доброжелательности, когда все изменилось.

— Кто это? — мальчишка крикнул двум солдатам, тащившим через двор какого-то человека в лохмотьях.

Солдаты остановились, почтительно склонив головы перед маленьким лордом, а лохмотья, лишенные поддержки, рухнули вниз, как тюфяк.

— В городе нашли. Людей пугал. Неизвестно откуда.

— Как это неизвестно откуда? — мальчишка быстро подошел, заинтересовавшись происходящим и напрочь забыв о своей невесте. — Допросите!

— Так немой он. — один из солдат провел по рту. — Совсем не говорит. И не в себе он, милорд.

Тáйга издалека рассматривала человека в буром тряпье, полувисящего между двумя солдатами. Кроме пугающей и, наверное, воняющей груды лохмотьев, делающей его похожим на упитанный огромный мешок, картину дополняли лохмотья темных длинных, почти до пояса, волос, свисающие с головы и торчащие колом в разных направлениях. Так, что лица почти совсем не было видно. И невозможно было сказать, старик перед тобой или юноша.

— Немой? Или не хочет говорить? — Маленький лорд вынул из ножен небольшой кинжал, сунув его почти под нос бродяге. Тот даже не дернулся, то ли не понимая, что с ним происходит, то ли проявляя верх глупости. — Ставьте его к мишени! — глаза лорда загорелись, когда он шел обратно к Тайге.

— Мой отец может стоящего человека стрелами обшить как ниткой! — мальчишка гордо взялся за лук. — Если может говорить, то сейчас самое время!

Тут Тáйга сообразила, что этот маленький гаденыш собирается сделать. Стрелял он отвратительно и мог попасть куда угодно, кроме нужной цели. Куда была направлена первая стрела, неизвестно, но воткнулась она прямо перед ногами бродяги, чуть не войдя в его ступни. Тот даже не пошевелился. Вторая пролетела далеко мимо головы.

Тайге стало дурно. Она смотрела на своего будущего мужа, с удовольствием расстреливающего человека, словно шкуру животного, и в ней подымалась волна отвращения. К нему, к себе. За то, что ничего не делает. Стоит и смотрит.

— Милорд, а если вы пораните его?

— Ты сомневаешься в моей меткости? — он зло покосился на Тайгу. — Даже если я промажу, и превращу этого полоумного в ежа, ничего особенного не случится. С бродягами у отца разговор короткий. Их даже в тюрьму не забирают. Нечего кормить всякий сброд!

— Но милорд, он же не сделал ничего плохого. Стоит ли за это убивать?

— Я пока не собирался его убивать! — он разозлился. — Ты пытаешься указывать мне? Тут я решаю! Если промахнусь — значит это его судьба. Не будь твой народ столь труслив и мягок на руку, вас не завоевали бы! И ваши лорды продолжали бы сражаться, а не лизать пятки новому королю!

Гнев залил лицо девушки.

— Милосердие часто делало людей великими. Людей, а не мальчишек, стреляющих в немощных бродяг! И мой народ не труслив! Вы поубивали не только мужчин, но даже женщин и детей, которые выходили отстаивать свои земли и честь!

— Ты, видимо, в их число не входила! — он рассмеялся ей в лицо. — Женщины и дети! Поэтому победа осталась за сильнейшими! — он сунул ей в руки лук. — Давай! Защищай свой народ! Одна стрела. Попадешь в солому рядом с ним — отпущу его живым. Улетит мимо — я сделаю из него подушку для иголок.

Тáйга со страхом посмотрела на острие протянутой стрелы. Гнев моментально улетучился. Что она натворила?

Лук оттягивал руки. Бродяга своими лохмотьями закрывал соломенную мишень почти полностью. Да она при всем желании не попадет в эту солому!

Вот он выбор: смеющийся малолетний враг, острие стрелы и две мишени: его горло и незнакомый человек, лица которого она даже не видит. Сумасшедший. Попавший невовремя не в то место. В своих снах она бы стрелой раскромсала горло этому нахаленку, выпустила кишки страже и освободила бродячего безумца. Пожалуй, еще и дом спалила бы на прощание.

Она медленно подняла лук и попыталась натянуть тетиву. Стрела соскочила и свалилась. Опять. Опять.

— Милорд, что я буду рассказывать нашим детям? Что их отец в первую встречу дал мне возможность убить человека? — голос был тихим и дрожал.

— Дал возможность спасти нищего бродягу, — юный лорд снисходительно наблюдал за ее попытками.

— Я не умею стрелять. Я никуда не попаду. И я убью его. Это будет моим клеймом.

— Блах тебя забери! — мальчишка выдрал у нее лук. — Эй, ты, обезьяна! Ты обязан ей жизнью! — закричал он недавней мишени. — А у тебя будет еще уйма возможностей заработать свое клеймо. Проводите мою невесту в ее комнату. — приказал он одному из своих охранников. И отвернулся.

— В какую комнату? Разве я не могу поехать домой? — Тайгу грубо подтолкнул сзади охранник.

— Теперь тут твой дом, — нагло осклабился он. — Привыкай.

* * *

В комнате были кровать, стол, стул и большое серебряное зеркало. Большего для невесты маленького лорда не требовалось.

Бросившись на кровать, Тáйга ревела от отвращения к самой себе. Нож взяла! Да надо было себе горло перерезать еще дома! И сейчас еще не поздно. Но не оставаться с этим ублюдком. Нашим детям! Как вообще такое представить можно?

Она достала теплый нож. Прикоснулась лезвием к шее. И заревела еще сильнее. Как жить то хочется! Несмотря ни на что. Какая она жалкая.

Когда стемнело, принесли лампу и ужин.

Тáйга поковырялась нехотя в тарелке.

Затем прибежала тощая женщина, притащив ворох одежды. Усадив девушку на стул, принялась раздирать спутанные волосы. Принесла воды и тонкую ночную сорочку. И все так же молча удалилась.

«Я словно пленница. И даже имени своего лорда не знаю.»

В политические вопросы она не влезала и никогда не интересовалась. Советник короля. А кто был это советник? Для нее — еще один даур, пришедший на ее землю. В городе говорили, что власти у него — почти столько же, сколько у короля. Но и до этого Тайге не было дела. Сейчас она жалела обо всем. Если хочешь привыкнуть и жить в этом новом мире — нужно знать очень много.

* * *

Следующий гость вошел без стука. Тáйга тревожно забилась в угол, подальше от высокого человека со звериными повадками.

— Мой сын сказал, что его невесте не очень повезло с характером. — он внимательно ее разглядывал.

— Лорд Смурт, я сожалею, что могла обидеть вашего сына. — Тáйга поняла, кто перед ней. — Я надеюсь, мы поладим в дальнейшем. Я приложу все усилия.

— Не сомневаюсь. Это в твоих интересах. Нам не нужны новые восстания или новые войны. Народ должен понимать, что мы теперь уже не завоеватели. И он должен видеть пример самых достойных своих семей. Мы объединяемся. И только так мы сможем существовать дальше. Ты это понимаешь?

Она кивнула.

«Достойная семья. Как в бреду.»

— Может быть, спустя годы, вы даже будете на равных. Забыв про прошлые обиды. Но сейчас, твое будущее только в твоих руках. Будешь ли ты заключенной в этом доме. Или попытаешься стать хорошей и послушной женой для моего сына. Я говорю послушной, потому что большего от тебя не требуется. У него сильный стержень, у которого хорошее будущее. Так что, послушание — все, что от тебя нужно. Ты поняла? — У королевского советника был тихий, чуть шипящий голос. Но сомнений не оставалось, что он может тут же перерасти в раскаты грома. Он держался очень прямо и двигался быстро и бесшумно, хотя его коротко стриженные волосы слегка покрыла седина.

Хотя она так и не узнала имени его сына, про лорда Смурта знали все в Скаре. Все, кроме нее. Глупая девчонка, убивающая свое время проказами. Почему она не расспросила хотя бы дядю о своих грядущих родственниках?

Равный королю.

Так часто говорили о нем. Будучи правой рукой правителя и самым близким и доверенным его лицом, лорд Смурт знал все обо всем, что творилось в стенах Скара и многое, что происходило за его стенами. Короля такие мелочи не волновали. Он знал, что на своего советника можно положиться. Дар вел страну по одному ему ведомой дороге, предоставляя Смурту подчищать всю грязь в пути, заботиться о выгребных ямах и гниющих мертвецах, не выдержавших дороги.

Она снова кивнула, желая только побыстрее избавиться от этих звериных глаз.

— Вот и славно. Сын скоро придет. Переодевайся. — Он повернулся к двери.

— Придет? — слова вырвались сами собой.

— Я воспитываю настоящего мужчину. Он знает, как обращаться с женщинами. Просто будь послушной, если не знаешь, что делать. — Он вонзил в нее свои глаза.

Мысли закрутились с лихорадочной быстротой. Обо всем и ни о чем.

— Но мы не женаты! — это был почти крик.

— Чтобы спать с женщиной, не нужно на каждой жениться. Незачем тянуть. Чем раньше мы разбудим зверя, тем лучше. Не так ли? Позже ты поймешь. У дара нет времени ждать.

Тáйга ничего не поняла, из последних сказанных Смуртом слов. Ей начало казаться, что она попала в какую-то ловушку, и она медленно сжимается, давя на нее. И выхода не было. Никакого.

Она склонила голову.

— Надеюсь, милорд не посчитает для себя унизительным прикасаться ко мне в лунные дни.

— Пытаешься оттянуть время? Я не верю тебе.

Тáйга подняла голову и встретилась с хищным взглядом. Руки задрожали.

— Я и сам могу проверить. — Он сделал шаг вперед.

Сам!

Она сунула руку под длинное платье и новую юбку, и провела ладонью по острому теплому лезвию, прикусив губу, чтобы не закричать. Выставила вперед руку.

Смурт с отвращением отвернулся.

— Я прикажу, чтобы принесли тряпок. И еще воды. — с этими словами он вышел из комнаты.

Тáйга стояла, стараясь унять рвущийся наружу воздух. Дыхание никак не приходило в норму, заставляя тело лихорадочно дрожать.

Сколько она выгадала? День? Два?

Капли крови стекали вниз по пальцам. Порез оказался сильнее, чем нужно.

Пришла служанка и притащила чистых тряпок. Еще лампу, еще воды. Поклонилась и вышла, заперев дверь.

Тáйга сунула пылающее лицо в воду. Прохладная вода отрезвляла голову. Потом опустила туда порезанную руку. Кровь замутила воду, клубами от раны подымаясь к поверхности.

Ее загнали в угол. Все. Дальше будет только хуже.

Еще вчера она была беспечной девчонкой, бедокурящей соседям назло и для смеха, которую не волновало собственное будущее, а теперь она — пленница своего будущего мужа. Малолетнего мужа, способного просто так убить человека. И ей нужно придумывать и лавировать, чтобы ее не сожрали эти хищники.

Она вынула руку и перетянула чистой тряпицей, глядя как бледными пятнами проступает кровь.

Чего они хотят от нее? Благородных девиц выдавали замуж девственными. Благородства в ней нет. Значит ли это, что ею будут пользоваться как тряпкой? Что значит для лорда взять в жены простолюдинку? Зачем лорду такая жена, как она? Она никогда не будет для мужа чем-то больше, чем щель между ног. Через несколько дней она станет законной женой, и раздвигать ноги превратится для нее в обязанность. Будет ли она ненавидеть его всю жизнь? Или со временем и эта грань сотрется?

А чего хотела она? Рано или поздно дядя нашел бы ей пару. И пусть он не проявил бы желания нашпиговать бродягу стрелами в первый же день знакомства, был бы он лучше юного лорда? Свыкнувшись с мыслью о своей свадьбе, почему она не свыклась с мыслью о муже?

Она прошла вдоль комнаты, остановившись у окна.

«А что если?»

Кому она нужна? Лорду найдут новую жену, благородных кровей, с хорошим характером, способную спокойно переносить его присутствие, а также его отца и мамашу. А она будет далеко отсюда.

Устроится служанкой в другом городе. Она образована, умеет читать и писать, может нянчить детей. Даже может быть подругой для благородной девицы. Она уже думала об этом не раз. Не вечно же сидеть у дяди за пазухой и ждать подходящего мужа. Она сильная и сможет прокормить себя и позаботиться. Говорят, с мозгами человек может пойти гораздо дальше… А ей далеко не надо.

Она вспомнила улыбающегося отца. Дядя говорит, что мозгами она в отца пошла, а он не последний человек был. Четыре стены его бы не удержали. Она вполне сможет пробраться домой. Взять еды, одежду. Грабить дядю неприятно. Но он мог бы выделить ей несколько монеток на дорогу. Ей много не надо. Хватило бы добраться до старого дома за городом. Где прошло ее детство, пока отец с семьей не перебрался в город. Где они жили с бабушкой… Порой Тайге казалось, что это было самое счастливое время в ее жизни: когда еще была жива мама и маленький Эйон, когда бабушка рассказывала ей сказки, а брат громко топал по дому, только — только научившись ходить и размахивая очередным толстым прутом. Город забрал себе всех ее родных. Мертворожденная сестра позвала мать за собой. Оставшаяся одна в доме, бабушка быстро состарилась, а, переехав в город, так и не смогла привыкнуть к каменной мостовой Скара. Темная богиня позвала ее через два года после смерти мамы. Ее дом остался там…

Там, возле западной стены есть маленький тайник. Там есть золото, немного, но хватит, чтобы уйти подальше. Там семейные обереги. Все, что осталось от ее семьи. Она — все, что осталось от ее семьи.

Насколько именно она нужна советнику? Что он там в ней учуял? Незаменимых людей не бывает. Найдут другую.

Девушка вновь подошла к окну. Третий этаж. Высоковато. Еще раз оглядела комнату: даже веревку не к чему привязать. Да и веревки нет.

Даже если она спустится вниз, как выйти за ворота? Там охраны больше двух человек. Может, пожар в комнате устроить? Но тряпки загорятся быстрее, чем она до земли спустится. А на фоне зарева ее будет прекрасно видно. Вокруг дома стена из гладкого камня. Не перелезешь. Этот дом раньше Баратам принадлежал. Она вспомнила их детей, с которыми они частенько играли. Пока они не стали слишком взрослыми, чтобы якшаться с дочерью оружейника. Мужчин из дома убили. А где теперь мать с детьми, она не знала.

По двору прошел один из солдат и пнул какую-то кучу, лежащую недалеко от освещенного факелами прохода.

Бродяга!

А если его развязать? Куда устремится невменяемый нищий? Отвлекутся ли на него охранники? Тáйга вздохнула. Слишком много если. Ей нужна всего минута, чтобы выскользнуть за ворота. Минута. Значит, надо заставить его шевелиться. Отдать нож. Бродяга с ножом наделает больше шума, чем бродяга без ножа.

Отнеся огонь подальше от окна, она потушила лампу. Долго сидела в полной темноте, прислушиваясь ко всем шорохам в доме и за окном. Кому молиться в таком случае? Матери? Чтобы оградила от неудачи и боли падения? Или отцу, чтобы дал силу? Или новому божеству? У него крылья есть. А крылья бы сейчас не помешали.

Все, пора.

— Помогите мне Боги. Все. — и шагнула к окну.

Платье страшно мешало, когда она, повиснув на вытянутых руках из окна, пыталась нащупать хоть какой-то выступ. Земля предательски манила. Казалось, стоит лишь отпустить руки и ты приземлишься внизу. Целая и невредимая. Но, несмотря на всю ту кучу тряпья и тяжеленный набитый матрас, что она выбросила под окно, падение грозило обернуться осложнениями. Кроме того, под окном были посажены колючие кусты роз, так любимых женщинами Баратов. Тряпки повисли аккурат на них. Грохнувшись на такой куст, на метр поднимающийся от земли, Тáйга произведет столько шума, что сюда сбегутся все слуги.

Нога все — таки нащупала выемку. Взмокшая девушка перевела дыхание. Она повисла всем весом на слабом корне, пробивающимся между камнями стены и скользнула еще ниже. Стала ногами на нижнее окно. Стебель не выдержал. Глухо охнув, Тáйга полетела вниз, ободрав о стену плечо и, шмякнувшись прямо на колючий куст, который в свою очередь прогнулся и еще шибанул ее о землю.

Тряпки, одежда и сброшенная вниз постель сделали свое дело.

Лежа среди колючек, девушка зажимала себе рот, чтобы не завыть от боли. Ей казалось, что грохот, произведенный ее падением, уже разбудил весь дом, и сейчас куча солдат сбежится, чтобы поломанную, ее запереть навсегда в какой-нибудь клетке.

Но дом все так же спал.

Она тихонько пошевелила ногами и руками. Попробовала приподняться. Приложилась она, конечно, хорошо. Но, вроде, все целое. В темноте, над головой зиял проем второго окна, откуда она свалилась. Не так уж и высоко. Может, обошлось?

Она привстала. Больно. Но терпимо.

Теперь к стене.

Она долго ходила вдоль стены, замирая при каждом шорохе и ощупывая за что бы уцепиться. Но так ничего и не нашла. Даже слезу пустила от бессилия и злости. Оставались только ворота. И связанный бродяга на пути к ним.

Нищий был привязан к небольшому столбу кучей веревок. От его тряпок шел прелый смрад.

Подобравшись сзади к узнику, Тáйга перешла на громкий шепот.

— Я сейчас тебя освобожу. Ты сможешь отомстить. Помнишь, как тебя хотели убить? Ты можешь войти в этот дом и напугать всех до смерти. Можешь отомстить. Делай, что хочешь. Понимаешь меня? Надеюсь, что понимаешь.

Лица его Тáйга не видела. Но рассчитывала, что он хотя бы какое-то движение устроит. И этим отзовет солдат от ворот.

«Дай мне минуту, одну минуту. И маленькая дверь с торчащим в ней ключом станет путем на свободу.»

Перед тем, как разрезать последние веревки, у нее вдруг мелькнула мысль: «А что, если не все часовые уйдут от ворот?» Но было уже поздно.

Она так и не поняла, как именно ее нож оказался у ее горла, а сама она в подвешенном состоянии от земли.

— Что ты делаешь? — задыхаясь зашипела она. — Я же помогла тебе…

Но воздуха оставалось все меньше, а ворота стали приближаться.

Бродяга не прятался. Он легко тащил девушку перед собой, идя прямо на стражу. Те не заставили себя долго ждать.

— Стой! — трое охранников разом появились перед ними. Тáйга плохо их видела. Они оставались в темноте. Лишь глаза ближайшего, вышедшего под пламя факелов, округлились от удивления.

— Отпусти девушку и бросай нож. Тебе не выйти отсюда. В городе солдат полно. Стража ходит. Даже если за ворота выйдешь. Тебя поймают и кожу живьем сдерут. — тон охранника не обещал ничего хорошего.

Тáйга подумала, что и с нее, пожалуй, сдерут, если узнают, кто все это начал. Если она живая останется после всего этого.

Она неудобно висела под локтем бродяги. Лохмотья давили на шею все сильнее.

— Отпусти девчонку! — голос раздался еще громче и ближе. Сзади подошел еще один страж.

То ли от неожиданности, то ли в качестве тряпичной куклы, ее легче было переносить, бродяга сжал локтем еще сильнее. Настолько, что в глазах у нее поплыло. Она вцепилась в руку, отдирая от себя эти смертоносные тряпки, разодрала их, добралась до кожи и яростно вцепилась ногтями, стараясь разжать хватку. Это было последнее, что она запомнила. Дальше картинка исчезла, покрывшись темным противным туманом.

* * *

Она снова была в холодном подвале. На холодном полу, шуршащем крысами и мышами… Где-то над головой слышны шаги, потом снова все затихает и становится немым, словно реальность ушла. И снова она приходила в ужас, думая, что это может быть не сон. Но сейчас это было всего лишь сном, и надо заставить себя проснуться.

Тáйга резко села, оглядываясь вокруг, ожидая чего угодно и откуда угодно.

Действительность оказалась довольно странной: сидя в неглубокой канаве, она созерцала позади себя стены города, укрытые рассветным густым туманом, а вокруг — едва начинающую утреннюю жизнь деревню. Недалеко в тумане послышались удаляющиеся тяжелые шаги. Холодная канава с мутной вонючей водой на дне стала ее пристанищем на несколько часов. Или минут?

Рядом она с удивлением обнаружила свой нож.

Что произошло там, в городе, у ворот дома лорда Смурта? Оставалось только гадать. Ее бросили в канаве, но не убили, или бросили, думая, что она уже мертва? Она подобрала нож и заправила в тонкие ножны у бедра. Грязное, местами подранное платье, тянуло вниз и пропитывалось все больше и больше холодной весенней влагой. Нет, тут она недавно. Иначе ее платье уже давно бы превратилось в набухшую огромную тяжелую тряпку.

Все, что она собиралась сделать: вернуться домой, собрать вещи, еду и деньги, все накрылось рассветом. В город возвращаться нельзя. Если только она не собирается отчитываться перед Смуртом и его сыночком за завтраком. С другой стороны, топать без еды, одежды и воды несколько дней — сомнительное удовольствие.

Рывком девушка поднялась на ноги. Ушибы отозвались болью, и она тихонько охнула. Падение со стены не прошло бесследно. Порез на руке тоже побаливал. Развернув тряпку, Тáйга увидела запекшуюся кровь и начавшие стягиваться края чистой раны. Острый нож помог.

С двух дворов ее прогнали. Попрошайка, в разодранном нарядном платье, просящая хлеба, не внушала доверия и не вызывала сострадания. Молодая хозяйка третьего двора погрозила ей кулаком и взялась было за вилы.

— Да постой ты! Неужели у тебя в жизни не было трудных моментов? Я от мужа сбежала. Он бьет меня! — Тáйга попятилась от выставленных вил. — Я могу купить еду. — Она быстро стала расстегивать крохотную серебрянную сережку, в которой ценности было на флягу дешевого вина. Дядя драгоценностями не баловал.

Женщина посмотрела на сережку, тускло сверкнувшую в руке и молча пошла в дом. Немного погодя, вынесла полбуханки черствого хлеба, завернутого в тряпицу и кружку с молоком.

— Ешь и уходи.

Тáйга выпила молоко и аккуратно завернула хлеб. Спасибо говорить не стала. Злость на жадную крестьянку заставила швырнуть ей кружку обратно.

— Чтоб тебе такой хлеб внуки подавали за деньги! — она в сердцах плюнула и быстрее ретировалась прочь со двора, подбирая тяжелый подол свободной рукой.

 

Глава 2

День застал ее, бредущую вдоль дороги. Девушка представляла собой жалкое зрелище: запутанные волосы, упрямо не желающие держатся ни в косе, ни в узле, помятое грязное нарядное платье, местами порванное и местами грязное, усталое вымазанное лицо и руки, сжимающие тряпицу с хлебом. Оживленной дорога не была. Не настолько спокойные времена сейчас для путешественников. Раньше эта дорога была забита телегами, что везли из столицы и в столицу товар. Но многие деревни сожгли лорды старого короля, пытаясь оставить наступающую армию без продовольствия. А потом эти же лорды и новые, кого поставили на замену убитым или не пожелавшим подчиниться новому правителю, стали грабить друг друга и путников, пытаясь залатать дыры войны. Утихомирив разбой среди знати, дар столкнулся с разбоем от наемников, крестьян, оставшихся без крова и солдат, бежавших с поля боя.

Наладив жесткий мир и спокойную жизнь внутри городов и больших поселений, дауры так и не смогли справиться с нападками на дорогах.

Но все же, ей навстречу попадались путники. Или нагоняли сзади конники.

Каждый раз, заприметив издали кого-то, Тáйга сворачивала в густые заросли кустов вдоль дороги, стараясь не попадаться никому на глаза. Потом так же осторожно выползала обратно на дорогу.

Она смутно представляла себе свое путешествие. И, в конце-концов, придется выйти к кому-нибудь и попросить воды и еды. К кому-нибудь безобидному. Может быть завтра? Или к вечеру?

Но после полудня солнце разошлось так сильно, что жажда дала о себе знать. К тому же, когда знаешь, что чего-то нет, тебе смертельно начинает этого хотеться. Она решила подпускать встречных поближе, выбирая наиболее безобидных.

Так, двое конных мужчин, безобидными не показались, и Тáйга нырнула в кусты, как только рассмотрела путников. Выжидая, когда они проедут мимо, она просидела в кустах довольно долго, а потом, осторожно вылезла на дорогу. И прямиком попала в лапы одного из тех, от кого только что пряталась.

— Я же говорю, юбка шмыгнула! — у нее над ухом раздался неприятный голос, пропитанный винным запахом. — А ты не веришь. Смотри какая!

Он грубо потащил брыкающуюся девушку навстречу другу, державшему лошадей.

— Отпусти! — ее развернули к себе лицом. — Чего вам нужно?

— А ты чего дать можешь? — первый захохотал ей в лоб. — Откуда бежишь?

— Ниоткуда я не бегу. По делам. — Тáйга отступила на шаг.

— По делам? И у нас к тебе дело какое найдется. — он дотронулся до оторванного рукава, заставив ее отшатнуться еще дальше.

— Да поехали! — второй впервые подал голос. — Сдалась она тебе.

— А я девушек давно так близко не видел! С прошлой таверны! — заржал первый и потянул ее на себя.

— Руки свои убери от меня! И в город езжай. Недалеко осталось. Там тебе девушек найдется. И покраше и почище. — Тáйга постаралась придать твердости своему голосу.

Но мужчину это неожиданно разозлило.

— А мне и такая сойдет! — он снова дернул за почти оторвавшийся рукав, стягивая его вниз, развернул ее и швырнул в траву возле дороги.

Тряпка с сухарем отлетела куда-то в сторону, а в рот Тайге забилась трава. Сверху навалился всем своим весом пьяный мужчина, задирая юбку. Она попыталась приподняться на руках, но не смогла даже пошевелиться. Удар затылком тоже пришелся в никуда. Пока она еле барахталась под его тушей, насильник продолжал копошиться с ее юбкой.

Внезапно он ойкнул и сел, изумленно рассматривая красную полосу на тыльной стороне ладони.

— Да у нее там нож! — и он со злости больно стукнул ее по спине.

Тáйга собралась с силами и рванула вперед, высвобождая ноги, обернулась к противнику и вытащила нож. Тот с недоумением поглядел на злобного зверька, ощетинившегося небольшим острым зубом.

— Не подходи, — она вытерла рукой рот, набившийся травой и землей, — порежу!

— Я тебя сам порежу. И шею сверну, когда закончу. — глаза мужчины налились кровью.

— Да брось ты ее! — закричал его спутник, удерживая заволновавшихся лошадей. — Поехали! А то потом пальцев не досчитаешься.

— У нее возьму лишние. На память.

У первого парня заржали лошади, натягивая поводья и вырываясь. Тот забормотал слова успокоения, но животные словно взбесились, срываясь с места, становясь на дыбы и пытаясь отделаться от узды. Второй оглянулся на происходящее, как раз чтобы разглядеть рванувшее на него животное. Лошади сорвались, освобождаясь от державших их рук, и помчались прямиком через насильника с взъерошенной жертвой. Издавая проклятия и ругая весь конский род на чем свет стоит, первый парень ринулся следом, пытаясь ухватить волочившиеся поводья.

Тáйга увидела, как позади мужчин возникла еще одна фигура, в ржавых старых лохмотьях. Прошла мимо того места, где только что пытался удержать лошадей первый, и подошла к двум людям напротив друг друга на траве.

— Ты что еще за чучело? — насильник поднялся, вытирая кровоточащую руку о штанину и потянулся к ножу на поясе.

Бродяга, не останавливаясь, пошел прямо на него, взял насильника за шею и швырнул его метра на полтора в сторону.

Со стороны удар не казался мощным, но мужчина остался лежать на траве, охая от боли.

Его друг остановился поодаль, с удивлением наблюдая происходящее. Лошадей давно след простыл.

Повернувшись ко второму, бродяга прошел мимо него, поднял с земли мешок, свалившийся с одной из лошадей и на минуту остановился. Оглянулся на Тайгу.

— В расчете. — после этих слов он вернулся на дорогу и пошел прочь.

Второй парень, помоложе и пониже ростом видимо решил, что лучше не ввязываться и просто молча остался в стороне.

Девушка какое-то время смотрела на удаляющуюся фигуру, а затем подскочила и кинулась за ней, подминая под себя рваные грязные юбки. Останавливать ее никто не стал.

* * *

— Спасибо. — она засеменила рядом со своим спасителем, больше похожим на лешего, настолько заросшим и грязным он был. Постоянно оглядываясь назад, она с радостью отмечала, что расстояние между ней и ее обидчиками все увеличивается, и они не двигаются.

Какое-то время они шли рядом. Бродяга ни разу даже не глянул в ее сторону. И постепенно, Тáйга стала понимать, что неизвестно кого стоит бояться больше, случайных встречных на дороге или подобных спасителей, ведущих себя крайне странно и непонятно. Сейчас он лишь вернул долг. Или что там могло значить его «в расчете», но тогда чуть не придушил ее.

И он мог говорить, но молчал, пока его чуть не пристрелил сын советника. Кто в здравом уме будет молчать под стрелами и стоять совершенно спокойно? И его сила. Он тащил ее через весь город, только что отшвырнул мужчину как ком земли. Если у него возникнет желание испробовать свою силу на ней вновь, она даже пискнуть не успеет. А кто знает, что придет к нему в голову через минуту?

«Сумасшедший! Боги забрали у него страх вместе с разумом. Но наделили огромной силой.»

Она сбавила шаг, отстала. Бродяга шел все так же вперед, не обращая на нее никакого внимания. Девушка снова вошла в кромку леса и привычно стала пробираться, вглядываясь вперед на дорогу.

Тряпица с хлебом так и осталась лежать где то позади, в траве, вместе с куском рукава от и без того уже повидавшего виды платья.

Заросший спаситель уже давно исчез из поля зрения, солнце стало клониться к закату, и засосало под ложечкой. Ни воды, ни хлеба. Неужели придется рассчитывать только на утреннюю и вечернюю росу? Тáйга поежилась. Клонясь к горизонту, солнце постепенно забирало с собой тепло. А ночи в лесу были довольно холодными в середине весны.

Стало быстро темнеть. Напоровшись два раза лицом на ветки, Тáйга чуть не вышибла себе глаз. Тогда она углубилась в лес и стала готовить себе лежбище на ночь, таская ветки и охапки листвы. Все-таки, не привыкла она к таким условиям. Теоретически, все выглядело просто: добраться до старого дома, вырыть свое добро. И подумаешь, несколько ночевок в лесу и пешком несколько дней. На деле же, все тело ныло, а лес и днем не походил на безобидного соседа, все время оглашаясь странными шорохами и звуками. А ночью, так вообще нагонял страху любым легким порывом ветра в ветвях.

Отец говорил, что в лесу зверей бояться не стоит. Просто так они не полезут к человеку. Если только это не медведь и не стая волков. Да и те предпочтут обойти опасность и поживиться кем-нибудь менее незнакомым.

Но все равно было страшно.

Она уже было устроилась на неуютном ложе, когда заметила впереди отблеск огня. Такое соседство могло предвещать все, что угодно: от сытного ужина, до более серьезных неприятностей, чем те, что уже случились.

Тихо, насколько могла, она прокралась вперед, к огню и застыла: на небольшой опушке сидел все тот же бродяга перед небольшим костром, вытряхивая из отобранного мешка вещи.

Правильнее было бы уйти обратно в лес, холодный, но понятный. Свернуться калачиком на приготовленных листьях и попытаться заснуть, чем проверять, насколько опасен сумасшедший.

На несколько мгновений, он отрвался от своего занятия и посмотрел прямо через костер на скрывавшуюся в ночной мгле и лесу Тайгу. И она готова была поклясться, что он ее видел, несмотря на темноту и расстояние между ними.

Девушка тихо отступила назад, возвращаясь к своему ложу. Но в темноте никак не могла найти собранную кучу. А огонь вдалеке манил.

Она дала себе слово, что просто подойдет поближе и посмотрит, что он будет делать, а потом уйдет, но ноги сами вынесли ее к огню, настороженную и сжимающую в руках свой нож.

На этот раз он даже головы не поднял.

— Доброго привала! — она потопталась у костра, ощущая приятное тепло, — Стало холодно, я замерзла. Если ты не против, я посижу здесь.

Тáйга осторожно присела у костра, напротив бродяги, дальше от огня, чем хотелось бы, готовая сорваться в любой момент.

«Неудачное соседство, очень неудачное.»

Но он никак не отреагировал, продолжая очень медленно вытряхивать содержимое мешка и ковыряться в нем.

«И не буду ему мешать.»

В отблесках огня, среди темных ветвей, ее незнакомец казался чудовищем из леса, какими пугают в сказках детей. Но складывалось впечатление, что Тáйга интересовала его меньше всего на свете. Он никак не отреагировал на ее появление, не поднял головы, не посмотрел. Вряд ли он видел, кто вышел к нему на огонь. Если только он действительно не рассмотрел ее тогда, в первый раз, когда она пряталась в темноте. Или он настолько уверен с себе, что справиться с любым врагом? Или все же безумие?

Глядя, как он очень медленно перебирает грязными пальцами одежду и вещи насильника, словно впитывая их в себя, можно быть смело уверенной во втором. Но если этот безумец соображает, что и кому он должен, может, все-таки безопаснее с ним рядом, чем в лесу одной?

Так она гадала, следя глазами за медленными движениями незнакомца. Слишком медленными. Казалось, он засыпает, сидя над вещами. Этот огромный тюк в воняющих темных обносках, заросший волосами и облепленный мусором.

Девушке внезапно стало страшно. Липкая гадость страха расползлась по всему телу. Взявшись непонятно откуда, она неумолимо захватывала все больше и больше пространства. Костер уже не грел так сильно. А лес перестал казаться неудобным и холодным местом для ночлега. Фигура напротив, методично разбирающая одежду и припасы насильника, стала походить на мертвеца, чудом ожившего и молча продолжающего свой странный ритуал.

И когда она все же собралась сбежать с этой мертвой полянки, он поднялся. Медленно и молча. Без звука. Просто вырос внезапно вверх грудой тряпья.

Тáйга обмерла от ужаса. В свете костра багровые тряпки и темные волосы до пояса совсем перестали быть человеком. Он направился к ней, застывшей на земле. Наклонился…

Перед ее расширенными зрачками мелькнуло на мгновение светлое бледное пятно лица. Повеяло холодом так, что захотелось кричать. Но крик не шел, застревая где-то внутри. Словно замораживаясь на полпути к глотке. Потом она ощутила легкость в руке. Он забрал нож и вернулся к себе на место.

Теперь у нее даже оружия нет — мелькнуло в голове. Она просто выпустила нож из рук, как только за него потянули. Но зато страх прошел. Так же, как и появился. Быстро и неосознанно.

Бродяга провел пальцем по лезвию, наклонил голову.

Тáйга зажмурилась — ей показалось, что сейчас он перережет себе шею. Она долго сидела, боясь взглянуть на мертвеца перед собой. Потом приоткрыла один глаз.

Бродяга пилящими движениями срезал себе волосы, откидывая длинные ненужные пряди.

Она даже рот открыла от удивления. Под кучей волос оказалось бледное лицо, довольно молодое. С темными глубокими глазами, и кругами под ними, правильными чертами и высоким лбом, над которым непослушные волосы, отпиленные ножом, свисали клочьями, падая на глаза.

Он снова встал и вернул ей нож, швырнув рядом. Снова повеяло холодом, но теперь уже не так. Просто холод, не страх. Тáйга едва успела зажмуриться, как тряпки полетели вниз.

Когда она открыла глаза снова, бродяга разительно преобразился: осунувшийся, жутко бледный, изможденный, бесконечно усталый человек. Облачившись в новую одежду, он собрал свое прежнее барахло и остриженные космы и побросал в огонь костра. И застыл перед ним, уставившись в огонь.

Тáйга тоже застыла, раздумывая, стоит ли ей тут оставаться или лучше убраться подобру — поздорову. Она переводила взгляд то на темный, холодный лес вокруг, то на странного незнакомца.

«Если он до сих пор не свернул мне шею, захочет ли он это сделать в будущем? Безопаснее уйти.»

Но тепло костра так манило. Теперь, когда бродяга больше стал похож на человека, совсем молодого и измученного, страха уже не было, и девушка с трудом могла понять, откуда в этом обыкновенном теле могла скрываться та сила, с которой он швырнул от себя мужчину.

Он не сумасшедший. Безумцы так себя не ведут. И им наплевать, какой длины у них волосы и как воняет их одежда.

Долго, сжимая нож, девушка боролась со сном. И каждый раз, когда она приоткрывала глаз, он все еще сидел. В той же позе, глядя в огонь.

Наверное, прошло несколько часов. Она умудрилась заснуть.

* * *

И снова холод. И шум наверху. Она в полной темноте. Плачет от страха и жалости к себе и всем, кто остался там. Неслышно плачет. Громко нельзя.

* * *

Треск ветки заставил ее подскочить с холодной земли. Небольшой костер согрел один бок, оставляя ночи все остальное.

Бродяга неспешно собирал нехитрые пожитки в мешок.

— Ты уходишь? — Тáйга забеспокоилась. Каким бы странным и неприятным не был ее сосед, оставаться одной в лесу уже опять не хотелось.

Тишина послужила ответом. Можно встать у него на пути. И он отодвинет ее в сторону. Или перешагнет. Или пройдет сквозь нее. Ему вообще наплевать на все вокруг. Может, такой спутник ей и нужен? Не будет спрашивать, не полезет под юбку. Если нужно — украдет еду. Еда!!!

— Куда ты идешь? — она сама вскочила на ноги. — Да обрати же на меня внимание!

Крик не возымел никакого действия.

— Послушай, я осталась одна. У меня нет ничего с собой. Ни еды, ни воды, ни одежды. Меня некому защитить. И мне нужно лишь добраться до деревни. Три, максимум четыре дня отсюда. Я видела, что ты можешь постоять за себя!

Она достала из за пазухи оставшуюся сережку и тонкую серебряную цепочку с крохотным медальоном.

— Я могу заплатить тебе. — она сунула ему свои драгоценности. — Я знаю, что это мелочи, но там, куда я приду, я смогу заплатить тебе больше. Гораздо больше. У меня есть драгоценности. Настоящие. Золото и камни. Я хорошо заплачу тебе. Собирать чужую одежду не так удобно, как купить себе новую. Да стой же ты!

Тáйга в бессилии опустила руки. Бродяга собрался и пошел прочь от места своей недолгой ночевки.

— Я предлагаю тебе деньги. Всего лишь за помощь. — от злости даже в горле запершило. — А потом иди куда хочешь. Обрастай снова! Чудесно! — она орала ему вслед. — Ты чуть не придушил меня! А теперь бросаешь одну в лесу. А может, если бы не ты, я вернулась обратно! Я успела бы домой. Блах тебя побери! — она опустилась на колени перед усыхающим костром. — Похоже, милосердие и сострадание не являются твоими сильными сторонами!

Она опустила голову вниз. Что ж, придется питаться травой или грабить кого-нибудь на дороге. Или…

— У тебя нет денег. — негромкий четкий голос раздался у нее над головой. Темные глаза наконец посмотрели на нее из под свисающих клочьев волос.

— Есть, — она чему-то заулыбалась. И протянула ему серебро. — Если ты доведешь меня, деньги будут. Я заплачу. Не сомневайся.

Он долго пристально ее разглядывал. Так долго, что улыбка успела сойти с лица. И протянутая с серебром рука занемела в воздухе.

«Что заставило его вернуться?»

— Это ничего не стоит. Заплатишь, когда дойдем. Золотом.

— Хорошо. — она вскочила. — Не сомневайся.

— До — го — во — ри — лись. — он раздельно произнес это слово, как будто уясняя для себя и запоминая.

Он повернулся и зашагал к дороге.

Тáйга — следом.

* * *

Дар сидел и слушал жалобы. Завоеванный город мелко пакостил своему захватчику. Как и вся страна. То там, то здесь какой-нибудь бедолага-солдат оказывался придушенным. Прежним хозяевам не хватало почестей и уважения, новым хозяевам — того же. Новые вельможи грызлись со старыми, а те старались подсидеть, сдвинуть, вернуть на круги своя. Это были мелочи. Крупного сопротивления разбитый народ, оставшийся большинством только женщинами и детьми, да пухлыми лордами, не пожелавшими двинуть свои телеса на защиту, оказать не мог. Но в этих мелочах нужно было ковыряться.

Пройдут годы, и никто не вспомнит, кто тут настоящие хозяева и кто кого завоевывал, новое семя даст всходы, кровь перемешается, но пока сделай милость — рассуди и накажи обидчика.

Король представил, как наверное чесалось заднее место у его прадеда, привыкшего махать мечом, а не выслушивать сопли и просьбы. Так завоеватель превращается в управленца-политика. Или диктатора. Что больше по душе.

Нынешнему королю разбирательства в управлении были не по душе. Но перегибать палку тоже не стоило. Время покажет, что можно делать с этой страной и с тем, что будет принадлежать ему очень скоро. Но пока, пока лучше улаживать дела с народом и недовольными лордами полюбовно.

Наконец, все закончилось. Дар потянулся и с удовольствием оторвался от трона.

— Что слышно с запада? — кинул он почти уснувшему во время разбирательств Кизу.

— Пока ничего, дар. Все тихо. Может, рано еще. Да и новости могли запаздывать.

Такие новости не запаздывают — про себя подумал король. Жаль, Смурта нет рядом. Этот крысеныш точно бы все разнюхал и принес дотошные вести.

Вообще, дар был удивлен. Ему казалось, он взорвет этот мир, когда все случится. Но стояла тишина. Он прошел в свои покои, снял неудобный доспех, подобающий к облачению в час решения королевских судейств. Посмотрел в серебряное зеркало.

Еще достаточно молод и уверен в себе. Амбициозен. И король!!!

Он довольно улыбнулся своему отражению. К подданным тоже надо быть добрее, если он собирается строить здесь свою империю. Сделать щедрые дары? И своим и чужим? Может Смурт…

Тот, словно в ответ на королевские мысли, тихо вошел в комнату, впуская рыжую морду, как у себя дома тут же расположившуюся на королевском ложе.

— Как наши дела? — король проводил взглядом кота, думая где до этого шлялась эта тварь: на королевской кухне или помойке.

— Все спокойно, дар. — Смурт слегка наклонил голову. — Рано еще. У нас много времени.

Уверенность Смурта внушала доверие. Своим шипящим тихим голосом он всегда успокаивал короля, давая понять, что уж в таких-то мелочах его величество может быть спокойно. Это нужно поощрять. Так говаривал его дед. Тем более, поощрять таких, как Рай Смурт.

Он всегда подавал большие надежды и был первым, кто поверил в нового дара. Пошел против действующего трона. Помог поднять восстания по всей границе, помог ему забрать свой трон. Смурт точно знал, что делает и знал, на кого нужно ставить. Но тот, кто помог тебе получить власть, может помочь и другому. Так, опасаясь и стараясь быть настороже со своим советником, король уже не мог представить себе своего правления без этого спокойного голоса за плечом. Удара он не ожидал. Рядом не было никого, кто мог бы тягаться с ним. А сам лорд Рай на трон не претендовал никогда. Он не из тех, кто правит. Он стоит за плечами тех, кто будет сидеть на троне и, пока не появился достойный новый претендент, избранный может быть спокоен. Смурт умен, но он не правитель.

— А как твой сын? Понравилась невеста? Не косая, не кривая? — на самом деле ему было все равно, понравилось ли тринадцатилетнего сопляку советника то, что под него подложили. Важен лишь результат.

— Вполне, дар. — всегда уверенный голос Смурта чуть изменился. Дар услышал эту новую нотку, но пока ждал, не скажет ли советник сам. Тот мешкал, понимая, что новости не понравятся королю, но и скрывать что-либо себе дороже.

Когда лорду Смурту доложили о побеге его пленницы, он долго молча рассматривал стену.

Такое случилось впервые. Одна перерезала себе горло, умудрившись утащить за собой на тот свет своего нового пьяного мужа. Остальные строили мужьям гадости, но и это длилось недолго. Женщины быстро смирялись со своей участью. Втягивались в новую жизнь. Обычно, эта жизнь была лучше прежней. Сильную кровь король мешал только со своими чистокровными даурами, самыми приближенными, уже одаренными землями и благами. Так что, пожаловаться на бедную жизнь новоиспеченные жены не могли. И еще никто не убегал прямо из-под носа у своего надсмотрщика. Смурт сам недооценил девчонку. Не заметил блеска в глазах. Кто мог подумать, что эта маленькая испуганная зверушка изволит показать изворотливость змеи? И кто мог подумать, что бродяга с девушкой глубокой ночью может беспрепятственно пройти через весь город, наводненный стражей? И кануть как сквозь воду.

Сильная кровь ценилась гораздо больше, чем жизнь советника, стоило бы ей как-то проявиться. Но она еще не проявилась. Пока девушка представляет ценность, но остается всего лишь потенциальной возможностью. Как отнесется король к столь важной потере? Он пристально наблюдал за всеми своими «пташками». А девушка скорее всего уже мертва. Рано или поздно ее найдут. Стоит ли об этом знать королю или дождаться новых известий? Труп своей потенциальной «пташки» его тоже не обрадует. Может, Смурту повезет, и девушку вернут живой и невредимой? Стоит ли на это рассчитывать? В любом случае, он виноват, и надо выбираться из этой неприятной ситуации. Смурт решил не говорить королю ничего, пока разговор сам не зайдет о его питомицах. Кто же мог подумать, что это случится настолько скоро? Настолько, что его люди не успели найти даже следов беглецов.

«Уверенно и спокойно. В конце-концов, у него уже есть трое. Одна ничего не решит.»

— Он еще молод. Оценит следующую жену. — Смурт ступил на тонкую грань.

— А что с этой? — дар обернулся. — Мальчик распробовал и хочет жениться еще раз?

— Это мелочи. Не стоит рассказа.

— Я не против послушать. — король уселся на край жесткой кровати, невольно протягивая руку к рыжему комку. К мягким перинам он так и не привык. На мягкой кровати умер его отец, задыхаясь в шелках и роскоши. Он хорошо помнил его багровое лицо с выпученными глазами. И запах дерьма вокруг, разлившийся после его смерти.

— Упертая девчонка попалась. Пыталась сбежать. Вылезла через окно. Мои солдаты бродягу полоумного задержали, она его освободила. Или он сам освободился… Приставил ей к горлу нож. Так и прошел через ворота. А потом мои ослы его потеряли. Она, скорее всего, в какой-нибудь канаве гнить начала уже. — лорд старался говорить как ни в чем не бывало. Если он покажет свою вину, будет только хуже. Дар сожрет его с потрохами. Смурт, являясь хорошим исполнителем, совсем не умел лавировать в щекотливых вопросах и трудных положениях. Он шел напрямую.

— Тело нашли? — король удивился настолько, что даже не успел толком понять случившееся. Его советник оплошал. Было странно и приятно осознавать это.

— Нет, дар. И его не нашли. — Смурт покачал головой. — ПОКА не нашли.

— Я неприятно удивлен. — голос короля стал резким. — Полоумный бродяга и девчонка? И город, наводненный армией. Так тебя скоро во сне прирежут.

— Чтобы прирезать во сне, вовсе не нужно обходить армию в городе. — спокойный голос вернулся к советнику. Он знает, что ошибки случаются. И он знает, что нужен королю. Пошло не так, как он надеялся. Но он нужен королю. — Я сам удивлен, дар. Своих наемников я сам отбирал. Они говорят, бродяга как будто в темноте сгинул. Был и нет. Их ищут. Думаю, совсем скоро будут новости.

«Прирезать во сне! А он огрызается. Знает, чего стоит. И меня знает как облупленного.»

— У тебя невестку увели из под носа. Хорошо одетая девушка давно бы нашлась. Живая или мертвая. Значит, она ушла. С твоим бродягой или без. — голос короля стал мягче. Смурт нашел правильные грани и умело прошелся по ним, обойдя острие.

— Мой сын не особенно расстроился, а этих двоих найдут. Живая или мертвая, девушка будет здесь. Но она может оказаться без той начинки, которой мы ждем. — советник снова ступил на опасную грань, и когда король повернулся к Смурту, его глаза метали молнии.

— Помнишь ли ты, чтобы Сайк ошибался?

Рай Смурт понял, что допустил ошибку, пытаясь таким образом умалить значение своего промаха, и тут же поклонился, стараясь сбить гнев дара, словно пламя, пока еще не слишком поздно.

— Лорд Сайк еще ни разу не ошибся.

— Значит, ты понимаешь, что от тебя сбежала не простая девчонка, подаренная твоему щенку для утех?

— Дар, я сейчас же…

— Кроме того, если тебя не волнует, кем она может оказаться, не задумывался ли ты, что это оскорбление? — гнев короля прошел сквозь Смурта насквозь. Хотя голос дара был спокойным и негромким. — Не только тебе. Нас будут высмеивать даже после смерти. Скоро по улицам пройдут певцы, восхваляя твою глупость и недальновидность. Ты сейчас же отправишь за ней солдат. И привезешь живой. Наказание последует здесь и при всех. Куда пойдет выросшая в достатке девушка? Куда может пойти? И далеко ли она уйдет? Тетушки, бабушки, остальные родственники. Спроси у ее дяди. И ты вернешь ее до завтрашнего дня!

Это был промах. Первый промах советника за многие годы. И серьезный промах. Король воспринял его гораздо ближе, чем рассчитывал Смурт. И это можно считать еще одним промахом. Он не смог сгладить ситуацию.

Смурт поклонился и быстро вышел.

 

Глава 3

— Я ужасно хочу пить. — взмолилась Тáйга. — У него не было с собой фляги? Может, вино? Он же был пьян.

Последние часы они шли вдоль ночной дороги. Не останавливаясь, молча.

Незнакомец все так же топал впереди, а уставшая Тáйга плелась позади него, мечтая о глотке воды и отдыхе. Ночь все не кончалась. И ей стало казаться, что она вообще не спала, а если и спала, то несколько минут. Теперь то она не одна, но мало что изменилось. Ее спутник предпочитает молчать. Может, оно и к лучшему. Только в отсутствие разговоров, все мысли о воде.

— Будет рассвет — будет вода.

— Где будет вода?

— В лесу.

— Ты обещаешь?

— Будет вода.

«С какой стати ему мне что-то обещать? Но ведь он тоже хочет пить.»

Тáйга всматривалась в темное небо, которое не собиралось розоветь. В конце-концов, язык превратился в противную сухую тряпку. Она даже не сразу заметила, когда фигура впереди исчезла, завернув влево в лес.

Они еще долго блуждали по лесу, словно потеряв что-то и стараясь найти. И, когда солнце стало расцвечивать темное небо, остановились в низине, густо поросшей зеленью.

Бродяга наклонился под раскидистым старым деревом и стал копать влажный мох. Скоро образовалась приличная ямка, на дне которой стала собираться вода. Тáйга жадно склонилась над ней.

— Лучше подожди, или потом под каждым кустом останавливаться будем. — бесстрастный голос остудил ее пыл.

— Чего ждать?

— Сор осядет — вода чистая будет. А ты сейчас грязь хлебаешь.

Он сел на корточки и, порывшись в сумке, достал грубую флягу. Затем принялся скручивать большой лист.

— А фляга пустая была?

— Вино. Я вылил.

— Ты странный. — у Тайги даже злости не возникло. — Зачем было вино выливать, если ничего больше нет?

— Плохое вино. Нужна вода. А вода везде есть, где зелень. Искать надо. А сейчас влажность повышенная.

Местами, сказанное было непонятно. Но переспрашивать она не стала.

Муть скоро осела, и скрученным листом они начерпали воды в флягу.

— Теперь у тебя вода со вкусом плохого вина.

Солнце быстро поднималось. Скоро все вокруг просветлело, и девушка рассмотрела лицо своего компаньона.

При свете дня бледность и темнота под глазами стали еще сильнее. И появилась еще одна деталь, которую она сперва не заметила. Через всю левую половину лица у незнакомца шел рваный давний шрам. Оставшись тонкой кривой нитью, он не уродовал лицо, но служил напоминанием.

Бродяга достал лепешки и кусок мяса.

Тáйга сглотнула.

Отломив кусок, он протянул ей еду.

— А ты изменился, — она как можно дружелюбнее улыбнулась ему набитым ртом.

— Мы заключили сделку. Я выполняю условия. — его голос был настолько бесстрастным, что ее улыбка сошла на нет. Она хотела было что-то сказать, но передумала. Помощи достаточно. Большего ей не надо. Ни ему ни ей не нужны разговоры и близкое знакомство.

Она молча доела, много выпила воды, умылась и готова была идти дальше. Но ее спутник все так же сидел возле вырытой ямы, глядя в одну точку.

Он поднял руку и провел по шраму на левой стороне, изучая его тонкими длинными пальцами.

— Какой я?

— Что? — девушка не поняла вопроса.

— Я красив? Я уродлив? Для тебя я привлекателен? Я молод? Стар?

Впервые мужчина задавал ей такого рода вопросы. Она запнулась.

— Ты шутишь?

— Разве я похож на шутника? — он и вправду был очень серьезен, продолжая неосознанно пальцами водить по искалеченному лицу.

— Ты молод. И ты весьма привлекателен. Только бледный как мертвец и темные круги под глазами. Доволен? И ты очень странный.

— У меня шрам на лице?

— Да. Ты не видел себя?

— Он уродует?

— Он старый, очень давний. Это просто след. Твое лицо не перекошено, если ты об этом. — Тáйга спокойно рассказывала как выглядит ее спутник. Если он помешан на своей внешности — пусть.

Он снова замер над мутной лужицей воды.

Тáйга уже начала ходить кругами, когда он, наконец, встал, закинул сумку на плечо и зашагал дальше.

* * *

Весеннее солнце все сильнее прогревало воздух. Сухость в горле больше не мешала жить, и внутри у Тайги разливалась своеобразная благодать.

Сбежала! Она сбежала прямо из-под носа советника короля! Лорда Смурта, которого боялись все в городе!

Спутник ее, конечно, был странным, но она не ошиблась с выбором. Это лучше, чем подыхать от жажды и голода на полпути. А он нашел воду!

Теперь с дороги они не сворачивали, и немногие встречные проходили мимо, оглядываясь на довольно улыбающуюся девушку в видавшем виды платье.

«Наверное, я похожа на шлюху из «Дома Утех».

Так назывался дорогой бордель в Скаре. Женщины, работавшие там, иногда могли похвастаться обновками из старых платьев жен лордов, если угождали своим клиентам.

Внешний вид ее спутника нареканий не вызывал. Переодевшись в отобранную одежду, он выглядел весьма обыкновенным путешественником, бледным и усталым, словно недавно перенесшим длительную и тяжелую болезнь. Ростом он был повыше несостоявшегося насильника и штаны и рукава были коротковаты, но в остальном, внимания он не привлекал.

«Сам то он знает, куда идет?»

Тáйга точно знала, что будет делать или думала, что знает. С одной стороны хранится небольшая коробочка. Там немного золота. Гораздо больше, чем стоят услуги ее провожатого, но лучше лишиться ее, чем валяться со свернутой шеей. А когда она расплатится с ним, пусть даже он отберет у нее все деньги, она выроет другую шкатулку. Ту, которая хранится в правом углу. Пойдет к старому знакомому отца, купит лошадь и одежду, еду и… Вот что делать дальше?

Отец говорил к соседям идти в случае чего. А там через море плыть. Подальше. Насколько можно дальше. Только до соседей идти далековато. А дорога не медом смазана. И сами соседи на границах сидят к войне готовятся. Вот если бы прибиться к кому… не одна она из страны бежит.

Она буравила взглядом спину бродяги, ровным шагом идущего впереди. Чего от него ждать? Заберет все деньги? Или с таким же бесстрастным лицом возьмет то, что ему причитается и пойдет себе дальше? Деньги ей не помешают. Как знать, как все сложится. И, если близкие знакомства ей не нужны, то обычная вежливость уж точно не помешает.

— Как тебя звать?

— Не имеет значения. — он не обернулся.

— Как мне к тебе обращаться?

— Если ты заговоришь, я пойму к кому ты обращаешься.

— Ладно. — Тáйга поправила вечно сползающий второй рукав. — А идешь ты куда?

Молчание. Она выругалась про себя.

— Ты не хочешь разговаривать?

— Не хочу.

— Ладно.

Полдень давно уже остался позади, когда она в изнеможении опустилась прямо на дорогу.

— Я больше не могу. Мы толком не спали две ночи. Я очень устала. Отдых нужен. А ты как буйвол все вперед и вперед.

Он, наконец, повернулся к ней, и она заметила, что его тоже порядком шатает, а тени под глазами стали еще глубже.

— Да ты сам на мертвеца похож, — тихо сказала она. — Отдых нужен.

— Отдохнем. — Он склонил голову. — Не на дороге.

Они свернули с дороги и углубились в лес. Нашли согреваемое солнцем место. Тáйга отключилась, как только коснулась земли. Спала она как мертвая. Без сновидений. Глупо было так безмятежно себя вести рядом с чужим непонятным человеком, но она слишком устала.

Сон прошел, когда была глубокая ночь. Она сладко потянулась, с удовольствием вновь представляя лицо лорда Смурта, когда он узнал, что его невестка сбежала. С трудом поднялась на колени. Рядом горел костер, согревая своим теплом, лежал мешок, сверху фляга и еда. А напротив, очень близко к огню, спал ее спутник, свернувшись, словно собака, в тугой ком.

Тáйга жадно съела свою порцию и долго наблюдала за мужчиной. Его сон не был безоблачным. Он сильно вздрагивал во сне, сжимаясь еще сильнее. Метался из стороны в сторону, оставаясь скрученным в комок.

«Кто он такой? Почему ходил по городу в тряпье? Обросший и немытый.»

По одним рукам можно многое понять: по шрамам и порезам, по обкусанным содранным ногтям и коже вокруг, по самой ладони, ее форме и гладкости кожи. Отец много работал в кузнице, кожа на его ладонях огрубела там, где соприкасалась с молотом и ручками мехов и мечей, щипцов и основы. У отца были сильные руки и торс, мускулистые ноги.

Играя в догадки, она толком не рассмотрела ничего при свете дня, все время сверля взглядом только спину своего спутника. Он не казался крупным. И выпирающих под рубашкой мышц она тоже не заметила. Его ладони не огрубели от работы, не были узловатыми и большими. Такие руки могли бы принадлежать изнеженному лорду, никогда не державшему в руках даже меча, или любовнику знатной дамы. А силой может быть наделен любой. Он был немногословен, но не был груб. И девушка могла поспорить, что он не из крестьян, не из солдат и не из простых рабочих.

«Да какая мне разница?»

Она легла снова. Долго смотрела на звезды, слушая, как ворочается и что-то шепчет во сне ее безымянный спутник. Затем уснула. И проснулась только когда солнечный свет уже заливал воздух.

Мужчина выглядел намного лучше. Тени остались. Но кожа уже не имела мертвецкого оттенка.

Они молча собрали нехитрые пожитки и отправились в путь.

Остаток пути так же прошел в молчании. Тáйга стискивала зубы, кусая губы. И все говорила себе, что осталось немного. Дальше она просто растянется на земле, без этого мрачного человека. Отдохнет и… решит, что делать дальше.

* * *

Большое селение показалось ближе к вечеру.

И старый, полуразрушенный дом дыхнул на девушку воспоминаниями. Даже слезы навернулись на глаза. Дом запомнился ей совсем другим. Когда они покидали его, он весело блестел стеклами окон и цветущими деревьями вокруг. Теперь же черный обгоревший остов смахивал на обгорелый человеческий скелет огромного размера, разбросавший свои ненужные кости то там, то тут. Грустными заточенными кольями вокруг него торчали некогда живые и зеленые деревья. Кому понадобилось поджигать дом? Казалось, Боги разгневались на ее род и уничтожают все, что как-то касалось его и могло о нем напоминать.

Без труда она нашла первый тайник. Семь золотых монет, кучка мелких монеток и старый серебрянный медальон на шею. Этот тайник они делали вместе с бабушкой. Перед самым их отъездом в город. Тогда денег было немного, но заботливая бабушка припрятала часть на худое время.

Тáйга помнила, как жалко ей было маленькую удобную коробочку зарывать в землю. А бабушка все приговаривала, что здесь корни останутся. Сюда всегда можно вернуться, и чтобы Тáйга помнила. Под корнями бабушка подразумевала свой медальон, доставшийся ей по наследству. Это была действительно древняя семейная реликвия. Ценность она вряд ли имела. Но бабушка относилась к ней с благоговением. И не раз говорила, что эта вещь может спасти жизнь. Правда, путалась с объяснениями как.

Девушка протянула бродяге деньги. Гораздо больше, чем нужно. Тáйга решила, что в таких обстоятельствах лучше не жадничать. Парню досталось пять монет из семи. И почти приготовилась попрощаться с остальным содержимым тайника.

— Сколько будет стоить одежда и припасы в дорогу? — он смотрел на взятые деньги.

— Одежда? Смотря как ты собираешься одеться… — девушка подняла вверх золотую монету. — Это самое бóльшее. За ту одежду, что тебе тут предложат. И за еду.

Он сжал кулак с деньгами и молча ушел.

Тáйга долго еще смотрела ему вслед, а потом вздохнула с облегчением. Странный парень. Но уговор выполнил.

Вырывать второй сундук не стала. Вынув оставшиеся деньги, она пересчитала свой мелкий капитал. Немного. Но хватит, чтобы все купить. Ей тоже нужна одежда, еда и лошадь. С последними у нее как — то не очень сложилось. Нормально ездить верхом ее не успели научить. Но на лошадь можно было нагрузить много чего. Да и ехать, пусть даже шагом, гораздо приятнее, чем топать пешком с сумой за плечами.

Одев на шею медальон, она ощутила его приятную тяжесть и почувствовала прилив сил. Словно мама, которую она почти не помнила, своей заботливой мягкой рукой провела по щеке.

Окинув еще раз прощальным взглядом то, что осталось от дома, она побрела в деревню, в поисках таверны.

Так странно было вновь вернуться туда, где она провела свое детство. Где носилась вдоль кривых деревянных заборов с ордой грязных, пыльных, таких же, как она детишек. Двенадцать. Ей почти исполнилось двенадцать, когда отец собрал все вещи, погрузил их на несколько телег и повез семью в город, оставив бабушку одну причитать им вслед. Бабушка была упрямой. До последнего считала, что столица — гнездо разврата и алчности и что негоже им перебираться в его нутро. Говорила, что из-за высоких домов и огромных крыш Боги в городе не видят тебя, а значит, ничем не могут помочь. Может, она была и права. Когда, спустя три месяца умирала в их новом большом доме мама, молились все. Даже маленький Эйон. Но Боги не ответили. Позже, говорящая с богами, что принимала роды, сказала, что ребенок перестал развиваться.

Его перестали видеть Боги за крышей нового дома?

* * *

Время еще было раннее, и в таверне никого не было, кроме хозяина, который что-то записывал в толстую книгу у себя за стойкой.

Она оглядела довольно чистое заведение, мельком глянула на хозяина и радостно заулыбалась.

— Тир! Дядя Тир — она вприпрыжку направилась к стойке. — Как ты?!

Полный мужчина в годах прищурился, разглядывая ее, потом недоверчиво улыбнулся.

— Тáйга? Блах тебя подери! Вот это да! Как ты тут оказалась?

— Ты сам как? Хозяин таверны?!

— Да! — он с гордостью выпятил грудь. — Вот, купил года два назад. Когда война закончилась. Тут такая разруха была! В порядок привел. Детям будет что оставить. Хорошее дело! И жена готовит, и сын помогает. И младшенькая. Тут и живем. А старшая… Помнишь Аку? Замуж вышла! — и он пустился рассказывать о свем нехитром быте. Потом спохватился.

— Да что это я все о себе? Ты тут откуда? А семья где? Отец? Надолго к нам?

— Нет отца. Больше нет. И семьи больше нет.

— Жаль, — Тир похлопал ее по плечу и понимающе отвернулся. — Хороший был человек. И мать твоя…

— Не надо, — Тáйга сузила глаза. — О них не надо.

Тир замолчал, неловко сочувствуя.

— Ушла я. — она вкратце рассказала ему что и как.

— Да… во дела! — Тир почесал голову. — Умеешь ты неприятности находить. Зачем тебя вообще из дома советника понесло? Обиделась? Замуж выдают? Бабье дело оно какое? Сиди себе при муже, да забот не знай. Чай, не работать в поле зовут. Дура, ты девка! Теперь нашла себе подвигов на мягкое место!

— Ничего. Я сильная. — Тáйга обиделась на него за непонимание. Зная отца, Тир должен был поддержать ее, а не корить, что не стала смирно ждать своей участи.

— Сильная! Да ты отродясь ничего крепче отцовской розги не нюхала. Как теперь собираешься дальше куковать? В город к дяде своему тебе путь теперь заказан. И на кой ты этой своре дауров сдалась?

— Не знаю я. — она насупилась, слушая упреки Тира. — У меня ни приданного, ни родства.

— Вот и я о том же! Да о такой партии девке только мечтать!

По своему, он, конечно, был прав. И сама она это тоже сознавала. Куда как проще и спокойнее было бы подчиниться судьбе и жить, угождая новым родственникам. Только она другая. Это не для нее. Девушка, в своих снах убивающая злодеев, злого короля, спасающая народ и страну, творящая подвиги и добро направо и налево, просто обязана была что-то сделать. И сделала. Напакостила, по мере своих возможностей.

Воспоминания вновь вызвали улыбку на лице.

— Ты, наверное, есть хочешь? — отошел от своих упреков Тир. Он окликнул девушку с кухни, и та принялась собирать обед.

— Хочу! — Тáйга облизнулась. — Очень хочу. Я бы сейчас одна пол-козленка съела.

— Козленка нет, но…

— Мне нужна еда и одежда. — твердый негромкий голос прервал их разговор.

В дверях стоял ее знакомый.

Тир мельком глянул на нового посетителя и радушно приветствовал его.

— Одежды отродясь не продавал. А еда найдется. — сказал он, поворачиваясь к кухне.

— И с собой припасов. — мужчина подошел ближе и положил на стол монету.

Глаза хозяина довольно блеснули. Он прикусил золото.

— А куда идешь? На сколько дней припасы готовить? Пешим, али конным?

— Пешим. С собой в мешок. На несколько дней. Хорошей еды. Сдачи не надо.

— Добрые нынче путники. — Тир радостно сунул монету за пазуху.

Тáйга с сожалением проводила взглядом так небрежно растраченное золото, приструнивая себя «не твое — не жалей». Она же ясно объяснила этому дуралею, сколько стоят его запросы, а он так легко расстался с золотым! Можно подумать, он какой-нибудь местный принц.

— Дядь, мне тоже еда нужна с собой. И фляга. И одежду бы я купила у тебя. Продай хоть какую. — Тáйга выложила свою монету на стол.

— Добрые нынче путники… — Тир удивленно и озадаченно встретил еще один золотой. — Одежда то найдется. — Тир проводил свою помощницу, принесшую обед, взглядом, — только куда ты пойдешь то? Куда собралась?

Тáйга, урча от удовольствия, принялась за горячую пищу. За соседним столом расположился ее недавний спутник, медленно ковыряясь в своем обеде.

— Не знаю даже. Отец говорил к соседям идти, а от них через море плыть. Только боюсь я моря. Страшно на большую воду.

— Эт я тебя понимаю, — Тир подпер рукой подбородок и смотрел как она ест. — Я сам воды соленой боюсь. Мне уж лучше по суше. Надежнее. Да и куда тебе одной идти? До альваров далеко. Дороги то нынче неспокойные. Одной девице лучше не путешествовать.

— Ну а что мне делать? Сюда добралась, не съели.

— Оставайся у нас. Руки нужны. Помогать будешь.

Тáйга задумалась, облизывая пальцы. Чем тут плохо? Будет по кухне помогать: вечная готовка, мойка посуды, да вездесущие руки пьяных посетителей, возомнивших себя лордами. Не то, чтобы она щепетильно относилась к такой работе. Да и будет ли что-то лучшее для нее? Но после такого грандиозного побега, после того, как она самого советника короля по носу щелкнула, остановиться ЗДЕСЬ и стать посудомойкой? С другой стороны, кто сказал, что ее не ограбит первый встречный, не изнасилует и не отнимет лошадь вместе со всеми ее пожитками? Но! Путешествуют же как-то люди. Перебираются из города в город живыми и невредимыми. Это ей так не везет? Будь она мужчиной, было бы все гораздо проще. Но и не все мужчины горят желанием пристукнуть тебя или залезать под юбку. С одним она провела пару ночей рядом и ничего. Жива осталась. Вот если бы попутчиков найти себе…

Да и нехочется ей в деревне оставаться, пусть даже такой большой. Лучше город, в котором Боги тебя не видят. Кто их знает, этих богов, что у них вообще на уме. Может, им лучше и на глаза не попадаться. А если в город? Какой? Она мысленно перенеслась к карте, которая висела в лавке отца. Либз? Рейкин? До обоих не так уж далеко. Конечно, это не столица. Но и не маленькие города. Там будет выбор получше.

— Нет. Я тут точно не останусь. Меня словно толкает отсюда. Все претит. Прав отец был. Одной, конечно, идти страшно, попутчиков бы. Но и попутчика не всякого добром вспомнишь. — она невольно глянула на бродягу, поедающего свой обед.

— Через море подашься? — Тир лукаво подмигнул. — Я бы все-таки сушей пошел.

— Нет. Доберусь до города ближайшего. Рейкин вроде ближе. Там и осяду.

— И кем там будешь?

— Там разберусь.

— Ну, смотри. Я бы от помощницы не отказался.

— Спасибо.

— Будь я помоложе и не в юбке, как ты, — Тир покряхтел. — я бы еще дальше пошел. Чтобы войны новой в глаза не видать.

— А куда дальше? Тут до Рейкина бы добраться… — Тáйга отставила пустую миску. — Считаешь, где-то есть неведомые города, где площади золотом выложены, а в прудах рыбки поют?

— Зачем так близко? — Тир усмехнулся. — Гунхал знаешь где?

— Гунхал? — Тáйга попыталась припомнить карту, старательно изучаемую последнее время. — Вроде знаю.

— А откуда наш король новоявленный пришел помнишь?

— Помню.

Тир стал чертить по столу пальцем.

— Так вот, почему он Гунхал и все его земли обошел, не тронув? Мимо ведь проходил? — он посмотрел на нее в ожидании.

— Почему?

— Да потому что вот мы, вот Гунхал. Дальше пустоши. Там ловить нечего, они никому не нужны. Да и слава про них дурная ходит…

— Какая слава? — бродяга подал голос из-за своего стола. Видимо, все это время он внимательно прислушивался к их разговору.

— Да разное говорят. Плохое место. Люди, кто попадал туда, про голоса разные молвят из-под земли. Тени какие-то. Да я не про то. Пустоши небольшие. А вот дальше — земля хорошая, жирнющая. На ней все как сорняками всходит. Густо да быстро. И леса там, и озера, и речки небольшие. И лето не жаркое, и зимы не холодные. Нашему королю бы туда тоже податься. — Он наклонился к Тайге поближе. — да только там воинство похлеще него живет. И побольше. И знает он, что если к Гунхалу сунется, огрести может так, что потом свою армию по всем дорогам собирать будет. Поэтому и не тронул его. Там народ свои земли хорошо защищает. И доспехи, говорят, у них самые лучшие, и воины, и кони. Так что, я бы туда пошел. А Гунхал под защитой так и будет стоять. Возле него, в городишке одном, моя племянница живет. Она поможет, если что. Пристроит тебя. Тебе бы до земель его добраться, а там уже торговцев полно. Вот и обоснуйся там. Племяшка не бедствует. У нее целый постоялый двор. Хорошее место. А?!

— Место то хорошее, если не врут. Только топать до него. Что пешим, что конным. Далековато нынче места хорошие.

— Что верно, то верно. — Тир вздохнул.

— А что еще про пустоши говорят? Часто там тени эти появляются? Или как кому повезет? — парень снова влез в разговор, заставив Тайгу недовольно посмотреть на него.

Тир смерил его презрительным взглядом и сплюнул.

— Сам сходи да проверь. А над чужими страхами каждый насмехаться может. Своих принесешь — тогда и расскажешь.

— Ты бы карту нарисовал куда идти. — Бродяга отнюдь не шутил. — А то заблудимся мы с твоей знакомой.

— Что? — девушка почти подпрыгнула от такой наглости и со злостью посмотрела через плечо хозяина таверны на бледное лицо бродяги.

— А ты кто такой? — Тир тоже повернулся к нему.

— Мы вместе шли сюда… — Девушка положила на мозолистую руку дядьки свою ладонь. — он…

— …чудесное мясо. У тебя хороший поставщик. Не меняй его. — бывший спутник Тайги осклабился, сверкнув темными глазами.

Она сделала знак Тиру.

— Подожди, я сейчас. Он немного не в себе. — и быстро присела на край стула напротив бледного лица.

— Ты чего надумал? — она наклонилась ближе к нему. — Я с тобой больше никуда не пойду. Дальше я сама.

— Ты бы хоть подумала сначала. Сама же попутчиков только что искала. — Он неторопливо глотнул из кружки. — Тебе сейчас что ближайший город, что Гунхал. Твой знакомый прав. Тебя выпотрошат при первой же возможности. Так что лучше со мной. В те самые плодоносные земли.

— И тебе туда захотелось?

— Меня больше пустоши интересуют. Так что, доведу максимально близко. Насколько это возможно. Дальше — ты в свои сказочные земли, а я — к мрачным теням и голосам из-под земли.

— Мне удобнее в Рейкин. Хлопот меньше. И быстрее. — Тáйга приняла независимый и небрежный вид.

— И скоро два добрых соседа сцепятся в новой войне. Солдаты у твоего советника только про это и говорили. Война — дело неприятное, если ты не наемник. А ты не в столице. Из остальных городов и деревень выкачают все, что возможно. А после первой войны осталось немного. Что тут твориться будет — и не описать. — он смачно причмокнул языком. — Хочешь все близко рассмотреть? Тогда уж лучше у дяди оставайся. Пить и в войну будут.

— Тебе то что?

— Предположим, — он скрестил руки на груди, — я не знаю куда идти. Не знаю и не знал. Мне удобнее с тем, кто хоть что-то соображает. Да и других попутчиков я для себя не вижу. — он вопросительно смотрел на нее, ожидая ответа.

— Ты же меня сюда привел.

— Дорога одна. — он снисходительно смотрел на нее сверху. — Ошибиться было сложно. Не так давно в лесу я тебя устраивал. Что изменилось?

«Тогда тебе от меня ничего не нужно было. А сейчас как-то все переменилось…»

— А мне ближе в Рейкин! — Тáйга вздернула подбородок, не высказав свои опасения вслух.

— Но ты туда не пойдешь.

— Это почему?

— Точно не пойдешь.

— Почему не пойду? — она повысила голос, выходя из себя, а он продолжал сидеть и улыбаться, попивая свое пойло.

— Не сможешь мне отказать.

— Ха! Это ты вдруг решил, что неотразим?

— Ты сама все решишь. Я только плавно подвожу тебя к решению.

— Так вот мое решение. С таким безумцем как ты я точно никуда не пойду, тем более, так далеко. — Она торжествующе рассмеялась. — А чего это я вдруг тебе понадобилась? Карту я тебе могу нарисовать.

— Девочка, — он поставил кружку и наклонился к ней ближе. Так, что его темные глаза почти слились в одно пятно, — это я тебе нужен больше, чем ты мне. Поверь. Но, чтобы быть на равных: у тебя есть деньги. Ты можешь платить за еду и ночлег. И знаешь куда идти.

— Ха, ха, ха!!! Вот оно! Знаешь, денег у меня теперь меньше, чем у тебя.

— Думаешь? — он пронзительно заглянул внутрь нее. Или ей так показалось.

Она замолчала. Что бы там не хотел этот безумец, он посеял в ней неуверенность. Так куда идти? Рисковать и добираться до Рейкина? Как ей показалось правильным? И сидеть там до новой войны, которая окончательно опустошит и без того хлебнувшие лиха земли? Или следовать совету отца? Отец говорил про соседей и море. Разве мог он предположить, что она застрянет здесь так надолго. Она должна была уходить сразу, как только враги покажутся у ближайших поселений. Вместе с ордой других беженцев. Вместе с нянькой и братом. К сильным соседям, на которых не посмеют напасть так быстро. А там — еще дальше от войны — по морю. По темной сине-зелено — буро-серой массе воды. Непонятно что скрывающей под своей толщей. На небольшом суденышке, которое пробороздив эту массу несколько недель, может быть причалит у следующего порта. Если повезет. Уходить надо было вначале. А теперь… не все ли равно в какую сторону податься, где потом обосноваться и жить? Дорога неблизкая и туда и туда. По пути раскинуты поселения, маленькие городишки и крепости, где будут рады и ей и ее золоту. Очень рады. Почему не Гунхал? Третий вариант, ранее совсем не рассматриваемый.

Она сама испугалась, как быстро ее сбили с пути. Ведь только что она точно знала, что проще и безопаснее добраться до ближайшего города. А теперь… несколько фраз от незнакомого человека и она уже раздумывает о многодневном походе неизвестно куда и с кем? Что творится?!

— Еще думаешь? — бродяга одним глотком допил все, что оставалось в кружке и громко поставил ее на деревянную поверхность стола. — Я буду у выхода. Как ты сама сказала: милосердие и сострадание никогда не были моими сильными сторонами? Я вполне могу передумать и отправиться в это дивное путешествие один. Без глупой маленькой девчонки в довесок.

— Я не… — лицо ее запылало гневом. Но он уже удалялся к двери, прихватив с собой все, что приготовил ему Тир.

«Глупая маленькая девчонка!?»

Немой бродяга внезапно разговорился и стал нахален и самоуверен! Она выглядит настолько беспомощной? И его руки: на них тоже шрамы. Старые тонкие шрамы.

Двое, один из которых мужчина, лучше, чем одинокая путница с мешком драгоценностей. Какой еще у нее выход? Пробираться одной и вздрагивать при каждом шорохе ночью и шарахаться от каждой тени днем? С другой стороны, опять положиться на незнакомого человека, который как-то поменялся буквально за последний час…

Почему его предложение кажется таким заманчивым? Почему ей так нестерпимо хочется именно в Гунхал? Обведя вокруг пальца советника короля она вдруг почувствовала себя всемогущей? Жажда приключений потянула? Она рванула к двери, почти уткнувшись в бродягу, стоящего у входа.

— Кто ты такой и откуда?

— Вот это уже тебя не касается. Идем вместе, но про родственников и детские годы не рассказываем.

— Я не сошла с ума, и я точно знаю, что никуда я с тобой не… — он не дал ей договорить и стал загибать пальцы.

— Мне незачем причинять тебе вред. Это раз. Все, что я могу у тебя забрать, я могу забрать легко. Поверь.

— Я в этом не уверена.

— Я не забрал у тебя деньги. Подумай. — темные глаза прорезали ее насквозь. — И не заберу остальные.

— Остальные? У меня нет больше. Ты думаешь, я — королевская особа?

— Тебе решать, доставать ли остальные. — взгляд переместился с нее на пространство вокруг.

— Откуда ты знаешь? — она перешла на шепот.

— Считай, что я догадался.

— И почему ты не забрал остальное?

— У нас была сделка. Я придерживаюсь договора.

— И поэтому не заберешь остальное?

— Я всегда придерживаюсь договора. — незнакомец снова посмотрел на нее. — Ты же уже все решила. Какой смысл в твоих расспросах? Пытаешься себя успокоить? Я обещаю, что не трону тебя и твоих сбережений. Вместе мы пойдем до Гунхала. Дальше, каждый сам по себе. Ты знаешь дорогу и можешь платить. Я нужен для количества и защиты.

— А ты можешь хорошо говорить, когда нужно, — Тáйга с недовольством пнула дверь.

— Я просто умею договариваться. — Темные глаза издевательски блестели. — Похоже, это мое призвание. Ты же передумала.

— Ты стал вдруг таким разговорчивым…

— О! Я буду по возможности дружелюбен. И, не поверишь, каким я могу быть интересным собеседником.

* * *

Узнав о ее решении Тир только покачал головой.

— Не знаю, что на тебя нашло. И парень мне этот не нравится. Темный он какой-то и дурной. Да ты сама о нем ничего не знаешь, а собралась идти непонятно куда.

«Зато он обо мне много чего знает».

Тáйга сама не могла толком понять. Чувствовала себя, словно только что получила свободу, вырвалась на волю. При деньгах, молодая и здоровая. И останавливаться не хотелось.

— Переночуете у меня. Может, передумаешь еще за ночь. Вымоетесь. Одежду я вам найду.

Но Тáйга не передумала, и с утра Тир провожал двух путников.

Напоследок он отозвал девушку в сторону. За ночь отношение его к незнакомцу не изменилось, а увидев его утром, отмытым, в чистой одежде, с блуждающим взглядом, ни на ком не останавливающимся и словно статуя застывшим у ворот, лицо Тира вытянулось.

— Не ходи ты с ним, девка, ненормальный он. И нездешний. Ты ему в глаза посмотри. Я таких глаз отродясь у людей не видывал. И собаки всю ночь выли.

— Им тоже его глаза не понравились? — попыталась отшутиться она.

— Кто в здравом уме в пустоши ради интереса потащится? Он сам нечист. Вот увидишь. Сгинешь с ним вместе.

— Да ладно тебе. Он меня не тронет. Мы договорились. — она хихикнула, пожимая руку Тира. — Спасибо тебе за все.

— Не за что, — Тир что-то вложил ей в руку, и, когда она раскрыла ее, увидела золотой.

— Зачем?

— Тебе он больше пригодится. А мне счастья не принесет.

— Ты преувеличиваешь. — она обняла его напоследок и побежала к воротам. Им еще предстояло найти лошадей.

А Тир еще долго стоял, качая головой ей вслед.

 

Глава 4

Тáйга была не в духе.

— Почему нельзя было купить лошадей, если все равно я за все плачу?

— Без лошадей. — Он шел впереди, таща весьма увесистый мешок с вещами и припасами.

— Но это глупо. Лошадь могла бы везти вещи. Хотя бы вещи. — Тáйга недовольно перевесила свою ношу.

Рано утром она откопала вторую часть своих сокровищ. Это уже прятал отец, когда собирался на войну. Считал, что отдает долг чести, сражаясь за своего короля. Теперь мешочек с несколькими драгоценными камнями хранился глубоко за пазухой. А второй мешочек — с деньгами и некоторыми драгоценностями — пристегнутым у пояса. В его складках. Поначалу, она посчитала, что тащить неизвестно куда неизвестно с кем все свои сбережения бессмысленно. Тем более, что этот неизвестно кто догадывается о ее сбережениях. Но рассчитывать на то, что она когда-нибудь сюда вернется… Лучше забрать все сразу. Она и так рискует. Захочет отнять — отнимет. Пойдет одна — отнимет кто-то другой.

А вот запрет на лошадей стал действительно неприятной неожиданностью.

— Не надо было с тобой идти.

— Ты все еще можешь вернуться. — он выполнил свое обещание и стал гораздо более разговорчив. — Не ной.

— Я не ною. Если ты не заметил, я как раз отношусь к тому типу женщин, которые не ноют. И сама могу многое. Одна!

— Не сомневаюсь, — он повернулся к ней, и она уперлась во взгляд темных глаз, — но мы идем вместе и без лошадей. И давай больше не будем об этом.

Дура! Какая же она дура!

— Скажи хотя бы как тебя зовут. Теперь то можно?

— В моем имени нет ничего для тебя.

— Я не привыкла общаться с человеком, когда не знаю, как к нему обращаться. Ты не хочешь рассказывать о себе — не рассказывай. Но имя это же не огромная тайна. У нас впереди долгая дорога. Я — Тáйга. У меня же есть имя!

— У тебя другое имя. Какая разница, как называться.

Она остановилась.

— Стой, — зло закричала она вслед. — Как ты узнал? Тир сказал?

— Я не видел Тира как пошел спать.

— Врешь!

— Как хочешь.

— Но откуда ты узнал? Как? — Она забежала перед ним, заглядывая в лицо.

— Угадал.

— Нет. Ты знал. Но как ты узнал?

— Неважно. Человек вправе сам себе выбирать имя.

— Почему ты такой?

— Какой?

— Тир был прав, ты — темный. Может, ты из тех, кого искали дауры?

— А кого они искали?

— Странных. Таких как ты. Которые не похожи на нормальных людей.

Он засмеялся.

— И зачем им такие как я? Ненормальные.

— Лишь разум безумца свободен от условностей. Слышал такое? Ты очень подходишь.

— Называя меня безумцем ты признаешь, что и сама не в себе.

«Это точно.»

— Я рассчитываю на твое слово.

— И на мою порядочность? — он засмеялся. — Тебе некуда деваться. Любой другой попутчик окажется гораздо хуже меня.

— Самоуверенность!

— Так кого ищут дауры? — он перевел разговор.

— Не знаю. Это у них надо спрашивать.

— Что же, у захваченного народа нет никаких соображений?

Тáйга молчала, не желая отвечать на его издевательский тон. Когда она выскажет свои предположения, он начнет издеваться еще больше. Но потом все же не выдержала.

— Мне кажется, они ищут магию. И тех, кто хоть что-то может.

— И многих нашли?

— Ха! Шутишь? Таких сумасшедших как ты, может и много.

— Глупая девочка. — он сказал это без эмоций, тем самым задев еще больше.

— Сам ты глупый мальчик! Заносчивый и ненормальный. — она специально затормозила, отставая на несколько шагов, показывая свое недовольство.

— Ты еще можешь вернуться, — он серьезно повернулся к ней, — мне только истерички в попутчицы не хватало.

— Ты же сам меня уговаривал!

Он остановился.

— Считай, что меня попросили помочь одной глупой девочке добраться туда, куда она захочет, и я помогаю. Но если глупая девочка не хочет, она может остаться совсем одна и вернуться назад. — Он пристально смотрел своими темными глазами из-под густых клочьев волос, словно ждал чего-то. — Так что скажет глупая девочка, ей не нужна помощь?

Он явно чего-то ждал от нее. Не простого ответа. Чего-то более значимого, чем да или нет. Тáйга почувствовала его интерес. Но опять ничего не поняла. В ее спутнике было слишком много непонятного, что притягивало и отталкивало одновременно. Оставаясь невозмутимым, он раздражал и подначивал ее. Но было что-то в этом. Что-то, что притягивало и стимулировало. То, что ей сейчас было нужно, чтобы не сойти с ума. Каждый защищается по своему.

— Мне нужна помощь, — выдавила она сквозь зубы, а потом надулась и замолчала.

* * *

Они шли молча.

— А что ты сама про пустоши слышала? — бродяга первым прервал тишину.

— Ничего такого. Камни, земля плохая, не растет ничего. Про остальное ты от Тира слышал. Люди там ходят, кто посмелее. Они и рассказывают про голоса. Мы от пустошей далеко. На ночь меня другими страшилками пугали.

— Есть еще места заповедные?

— В основном, что волк унесет. Или медведь-оборотень. Как видишь, я им не приглянулась. А ты в пустоши из какого интереса?

— Проверять, правда или нет. Как услышал, сразу так и загорелся.

— Ты опять за свое? — Тáйга недовольно скривилась. — Надоели уже твои шутки.

— Не веришь, — он искоса оглянулся, — а тут я как раз не шучу.

— Ну и ладно, проверяй, — она примирительно кивнула. Не хочет говорить — не лезу. — Так как тебя зовут, скажешь? — позади них послышался стук копыт. Тáйга оглянулась на двух всадников, мчавшихся по дороге.

— Называй как хочешь.

— Ха! И как? — она отошла на обочину, пропуская конников, но те осадили коней, недалеко от путников.

— Солдаты. — девушка съежилась. Неприятный холодок прошелестел по спине. — Они за нами!

Она сама не поняла, почему так решила. Солдаты могли просто проезжать мимо. Но, глядя как они устремились к ним, она точно решила: их искали. Почему до этого момента она и не думала, что за ними могли отправить погоню? Если она понадобилась в жены советнику короля, почему она не подумала про то, что ее будут искать?

— Стой спокойно, — ее спутник спустил заплечный мешок вниз.

Солдаты были из бывшей армии свергнутого короля. Ничего особенного. Просто городская стража. Такие патрулировали Скар, и пьяных их можно было встретить почти в каждой пивнушке вечером.

А если погоня не за ней, а за ним? Что мог натворить этот безумец с ее ножом в руке? Она так и не спросила, как он выбрался из города с ней подмышкой. Сколько стражников он прирезал по дороге?

«Какая же я дура!»

За ней стражу вряд ли отправили бы. Кому нужна безродная девчонка? А вот учинить разбой в доме советника короля… Или все же это простые солдаты, пожелавшие легкой наживы на пустой дороге? Два вооруженных воина в броне против девушки и странного юноши со шрамом на лице.

Один из них достал меч, и направил лошадь прямо на путников.

«Лучше все отдать сразу».

Она невольно дотронулась до заветного мешочка в поясе и устремила испуганный взгляд на своего спутника. Но тот стоял, не шевелясь, следя за приближающейся угрозой.

Второй солдат оружия не доставал, но последовал шагом за своим товарищем, держа руку на ножнах.

— Далековато забрались, — он с ухмылкой их оглядел, — я Сорну выпивку проспорил из-за вас…

Солдат не договорил. Они не доехали совсем чуть-чуть, когда обе лошади зафыркали, а затем первая встала на дыбы.

Солдат, не ожидая подобного и правя одной рукой, выронил меч из руки, но удержался в седле. В это время спутник Тайги сделал шаг вперед. Вторая лошадь попятилась от него.

Бродяга в несколько шагов подобрал с земли меч. Первый солдат развернул, наконец, упирающееся, словно сошедшее с ума животное, спрыгнул вниз и направился к бродяге. Вторая лошадь заржала или, точнее сказать, взвыла и встала на дыбы, скинув с себя второго солдата. Тот грохнулся на землю, и получил копытом в грудь от ретирующегося коня. Животное проскакало по своему недавнему всаднику и умчалось прочь. Первый солдат растерянно глянул на лежащего второго и тут же получил удар по шлему рукояткой своего же меча. Он грузно опустился на дорогу без сознания.

Бродяга подошел ко второму, который при падении повредил себе ногу, но пытался вынуть меч из ножен.

— Он тебе не нужен. — спокойный голос остановил его. — Ты же не хочешь, чтобы о ваших нелепых смертях рассказывали в каждой таверне?

Солдат испуганно покачал головой и убрал руку от ножен.

— Кто послал за мной? Кому я нужен?

Солдат ошалело смотрел на застывшую рукоять у него над головой, грозящую так же опуститься на шлем.

Бродяга держал меч за острие, словно палку.

— Ты никому не нужен. Мы за девушкой. Ее живой приказано доставить. Наказание ждет.

— Меня? — Тáйга подошла к нему. — Зачем я им сдалась?

— Для лорда Смурта это оскорбление. Весь город говорит, как от его сына невеста сбежала. Тебя публично накажут.

Тáйга вспомнила те наказания, которые видела. Публичное — это то, что в назидание. Для устрашения народных масс. Значит, особо жестоко и показательно. Ходить всю жизнь с клеймом на лбу или с отрубленным носом и ушами… ее передернуло. Быстро ее нашли. И солдата этого она помнила. Он в охране у дяди ходил периодически. Знали, кого посылать. Да и много ли девиц по дорогам шастает?

Ее спутник, уже потеряв интерес к поверженному, подобрал свои сумки, кинул меч рядом с солдатом и пошел прочь. Тáйга удивленно окликнула его:

— Ты что, его так оставишь?

— Он за нами не побежит. Или ты предпочитаешь перерезать ему горло?

— Нет! — Тáйга схватила свою ношу и последовала за ним. — А второй?

— Без лошадей они не скоро доберутся до места, у нас два дня минимум.

— Два дня для чего?

— Чтобы спокойно идти дальше.

— Но это только разозлит советника. Он так просто нас в покое не оставит.

Они отходили от места происшествия без спешки. Словно продолжали идти по дороге, как и шли. И ничего не случилось.

— Поэтому, я и говорю про два дня, глупая девочка. Так ты из окна вываливалась навстречу свободе от замужества? — он неожиданно проявил интерес.

— Да. Сбежала от тринадцатилетнего мужа. — Тáйга вновь почувствовала прилив гордости. — Мне у него не понравилось.

— Из-за этого за тобой солдат отправляют?

— Это для них оскорбление. Они же нас к ногтю прижали. Как собаки, должны слушаться. Одна ослушается — другие поднимутся. Но, честно говоря, я не думала, что меня будут искать. Тем более, так далеко.

— И насколько ты знатная?

— Я? Да нет во мне ничего. Есть познатнее и побогаче семьи. Отец оружейником был. Мастером. Секреты свои. Оружие хорошее, доспехи. Дела шли хорошо. В город перебрались. Тот дом в деревне… мы там жили раньше. А в городе… в городе к отцу многие знатные съезжались, товары его покупать. Уважали его… Но на таких как я лорды не женятся. Дядя тоже удивлен был.

— Тир говорил, что они пришли издалека, не тронув соседние земли. Значит, конкретно к вам шли. Зачем? Что есть у вас такого, чего нет у других?

— Я не знаю. — Тáйга растерялась. — Никто не знает. Да я и не думала над этим. Тех, кто остался они не трогают. А со знатью перемешаться пытаются. У нас многих переженили.

— Ты говорила, они ищут магию.

— Это догадки. Да и не магию вовсе. Так… то, что от нее осталось.

— А куда она делась?

— Шутишь опять?

— Не шучу. — он действительно выглядел серьезным.

— Ты откуда свалился? — Тáйга округлила глаза.

— Просто ответь на вопрос.

— Да не знаю я. Нет ее. Давно нет. В сказках говорят, что раньше маги жили. И на наших землях жили. Много тут их было. Ушли они. Давным-давно. Только в сказках и остались. Еще вещи остались. Немного.

— Какие вещи?

— Которые что-то могут. Их мало. И стоят они очень дорого. У нас на площади яблоко показывали, которое летает. И не портится от времени. Ему, может, несколько тысяч лет, а оно все свежее. А может, врут. Кто знает. Но как летает я сама видела. Невысоко так. От стола на ладонь будет.

— Полезное свойство для яблок. А есть его можно?

— Ты издеваешься надо мной? Я ведь правду говорю. Такие вещи есть.

— А магов нет?

— А магов нет. Или есть, но никто про них не знает. Дауры всех гадалок по городу собирали. Искали, кто судьбу на самом деле может предсказать. И всех отпустили. Но они ищут что-то или кого-то. Яблоко им тоже приглянулось.

— Забрали?

— Да. — Тáйга бесилась от его иронии. — И наверняка съели.

— Тогда уверен, еще солдаты будут. Если уж они летающие яблоки собирают. Такое чудо как ты, точно не пропустят.

— Знаешь, что… — девушка побагровела от злости.

— Если лорд твой захотел показательное наказание для тебя устроить, второй промашки — не простит. Это теперь для него дело чести. И в следующий раз двумя солдатами не ограничится.

— Передумал идти со мной?! Вали на все четыре стороны! — Тáйга угрюмо и зло смотрела на дорогу.

— Нет. — темные глаза блеснули. — Так даже интереснее.

— Интереснее? Врагов себе наживаешь?

— Враги — это неплохо, — ответил он задумчиво. — Они хотя бы знают, кто ты.

— А ты не знаешь?

Он промолчал в ответ.

— Я не против. Забирай моих. Всех забирай. С королем впридачу. До конца жизни хватит.

* * *

В выданных Тиром штанах идти было гораздо удобнее. Нож теперь был плотно пристегнут к бедру. Но уже с внешней стороны. Обхватывая штанину. Она была не одна. И это придавало уверенности. Угрюмый молчаливый спутник больше не пугал и не смущал. Тáйга словно познакомилась с ним заново. И приняла таким, как есть. Пусть в голове у него творится непонятно что, свои договоренности, правила, которым он следует. Зато с ним можно расслабиться. Это первый мужчина, с которым не надо было напрягаться по поводу своей неприкосновенности. Она просто чувствовала это своим женским чутьем. Блах его знает, может он завтра ей шею свернет по каким-то своим соображениям, но как женщина она его точно не интересует. Чего стоит больше бояться порядочной девушке: насилия или смерти?

С другой стороны, его невнимание к ее персоне огорчало и расстраивало. На вид ему было не больше двадцати пяти лет. И, пожалуй, Тáйга находила его весьма интересным для случайно встреченного бродяги.

— Все мужчины хотят одного и того же. Только некоторые говорят об этом не сразу, — так наставляла ее старая нянька.

Она сильно удивилась бы, узнав что в голове у спутника Тайги, потому что девушка готова была поклясться, что его как раз ничего из упомянутого нянькой не касается.

Женщину одинаково злит когда к ней относятся только как к женщине, и когда как женщина она не интересует. Поэтому, ее спутник вскоре стал действительно вызывать интерес. Он настолько не был похож ни на одного известного Тайге мужчину или даже особь мужского пола: в нем не было грубости обыкновенных жителей Скара, обделенных родством с сильными мира сего, не было утонченности некоторых лордов и нахальства, не было высокомерия и какой-то особенной гордости, позволяющей смотреть знати свысока на остальных. Но была своя уверенность, свой напор, свой сильный стержень, который не был понятен девушке. Так животные выделяют вожака, так люди неосознанно идут за одним человеком из толпы, доверяя и особенно не думая, куда он их заведет. Тáйга даже не понимала значения некоторых слов, что он произносил и не всегда улавливала, что он хочет сказать, но тем сильнее интересовала ее его персона.

Вечером, уютно устроившись у костра, дожевывая свой ужин, Тáйга снова пристала с расспросами.

— Скажешь, откуда ты?

— Нет.

— Почему?

— Считай, что я сам не знаю.

— Ну, конечно! Почему такие секреты? Чего ты боишься? Что я разболтаю? Я умею держать язык за зубами, а знакомых по дороге у меня нет.

Он посмотрел на нее своими темными глубокими глазами. Лицо было совершенно спокойно в свете огня.

— Я очнулся в городе. С этих пор себя помню. Когда лошади стали шарахаться от меня, это заметила стража. Вот и все.

— Лошади! Точно! А я все думала, что за совпадение? И с теми на дороге, и с солдатами. И чего они от тебя шарахаются?

Он посмотрел на нее уничтожающе.

— Серьезно? — девушка сглотнула. — Не знаешь? Я думала, ты говорить не хочешь. А что значит очнулся? Очнулся после чего?

— Просто очнулся. После чего — не знаю.

— Ты что, не помнишь ничего?

— Помню. Но очень мало. И не то, что нужно.

Она молча обдумывала врет он или нет. Он мог честно смотреть на нее и обманывать с такой же легкостью как и говорить правду.

— И откуда ты пришел не помнишь?

Он покачал головой.

— Если ты ничего не помнишь, зачем идешь в пустоши?

— Я сказал, что помню мало. Я еще не готов ответить на вопрос про пустоши. Думаю, что это мое чутье.

— И про свой дом совсем ничего не помнишь? — ей стало его жалко. — Про семью?

— Только не начинай меня жалеть, — он криво усмехнулся. — Если про это не знаешь, это не болит.

Они замолчали.

— Мне кажется, ты не отсюда. Я вообще вначале решила, что ты каторжник беглый. Ты еще два дня назад бледный такой был, как мертвец. Словно под землей жил. А сейчас получше. Хотя, все равно очень бледный. И под глазами синяки. А может, в тюрьме сидел.

— Забавно, что тебя это не беспокоит. Может, я и есть каторжник.

— Беспокоит. Но нет. Я уже много чего про тебя передумала. Потом я поняла, что для каторжника ты слишком хорош. И руки у тебя тяжелой работы не знали. Ты мог быть рабом для утех. Дорогим рабом. Ты молод. У тебя руки чистые, если не считать шрамов. Ты мог быть воином. Или даже знатным вельможей. У тебя замашки богача. Простые люди так себя не ведут. И не пекутся о своей внешности. И ты слишком уверен в себе.

— Это плохо?

Она пропустила его вопрос мимо ушей.

— У тебя странные глаза. Очень странные.

— И веду я себя странно.

— Да. Но твои глаза… — она приблизилась к нему, подтянувшись на руках. — Они настолько темные, что кажется, что у тебя совсем нет зрачков. И свет они отражают тоже странно. Порой в них отблески огня пляшут, даже когда огня нет, а порой они пустые, словно чернота. Ты издалека. И Тир это тоже говорил. Может быть, из земель дальше Солнечного Моря. Ты помнишь море?

— Я помню много морей.

— Тогда, ты скорее всего оттуда. Рабы иногда попадают в Скар. Они бегут через море от хозяев. И, если не задерживаются в землях лормов, идут через нас.

— Я не раб.

— Уверен?

— Да… — его голос сорвался. — Или нет. — он вдруг задумался.

— Это теперь неважно. — Тáйга откинулась назад, упершись взглядом в небо. Но ее спутник полностью ушел в себя.

— Значит, если мне небезразлично, что у меня с лицом и насколько от меня воняет, я автоматически записываюсь в шлюхи? — он засмеялся.

— Еще ты говоришь странно… А рабы для утех часто образованы.

— Хватит делать выводы. У тебя с этим не очень то…

— Не нравится быть рабом?

— Сейчас я точно не раб. И очень сомневаюсь, что когда-либо им был.

— Ладно. Жаль, что с лошадьми у тебя так…

— С теми, что встречались — да.

— Пешком топать далековато. — она устроилась поудобнее, укутываясь в плащ. — Каково это, ничего про себя не знать?

— Так же, как и знать слишком много: мучают сомнения.

— И в чем твои сомнения?

— Девочка, через меня ты мир вряд ли познаешь, — он устало отвернулся от нее и привычно свернулся калачиком, устраиваясь на ночлег, — хочешь поразмышлять — у тебя масса времени, но без моего участия.

— Хорошо, больше я не буду к тебе приставать. Но без имени нельзя. Придумай себе. Какое больше нравится?

— Предпочитаю вспомнить свое собственное.

— Тогда я тебе придумаю. «Эй, ты!» — это не лучший вариант.

— Мне все равно. Тебя я по имени еще ни разу не назвал. — он улегся на бок, спиной к девушке.

— Если все равно, тогда будешь Зэссом.

— Это что, кличка твоей собаки? — спина задала вопрос.

— Нет. Доброй ночи, Зэсс.

* * *

— Что думаешь? — дар повернулся к Смурту, когда за последним из свиты посла закрылась дверь и шаги стали стихать.

— Они уверены в себе, дар.

— Слишком уверены. Я пропустил момент, когда мы из завоевателей стали слабыми соседями.

— Лормы — сильная морская держава, дар. Много кораблей, большая армия. Наемники из-за моря, оружие и доспехи.

— Я не припомню Смурт, чтобы корабли были полезны на суше. А наемники идут туда, где им больше платят, не так ли? Иначе мир завоевывать нам пришлось бы одним прайдом. Рано или поздно от уверенных соседей придется избавляться.

Смурт склонил голову.

— Поджигателя казнили?

— Да, дар. Вчера в полдень. Публично.

— Он назвал еще кого-нибудь?

— Две семьи. Мы схватили их.

— Мужчин?

— Да, дар.

— Отпустите мужчин. Заберите от каждого по младшему ребенку. Сожгите публично.

— Брать ли младенцев, если они будут?

— Рай, являются ли младенцы детьми? — король опустился на трон и подозвал пухлого рыжего кота.

— Являются, дар.

— Тогда и их тоже, если они будут самыми младшими.

Смурт смотрел, как рыжая шерсть проходит сквозь пальцы короля.

— Будет исполнено, дар. — он повернулся к выходу.

— А с девчонкой твоей что?

— Я отправил двоих солдат. Они ее знают. Видели несколько раз. Дядя ее говорит, что она могла в старый дом отправиться.

— Двое? Не мало ли для восемнадцатилетней девчонки? Разорвет она твоих вояк. — король криво усмехнулся.

— Солдаты не мои. Здешние. И ей девятнадцать, дар.

— О-о, тогда это все меняет. — кот взвыл, когда король выдрал клок рыжей шерсти.

* * *

Тáйга не видела, как ее знакомый спал у Тира. А возле ночного костра он снова свернулся в тугой ком и метался во сне. Утром он проснулся хмурый и неразговорчивый. Девушка послушно молчала, не желая влезать в чужие мысли. Потом все же не выдержала.

— Тебе кошмары снятся?

Он промолчал.

— Зэсс?

— Я не Зэсс.

— Вчера ты сказал, что тебе все равно. Ты мог выбрать любое имя. Значит — Зэсс. Или скажи другое. — Тáйга упрямо выдвинула подбородок вперед.

— Девочка, разве я не кажусь тебе опасным? — он кинул ей один из своих странных взглядов. — Твоя наглость удивляет.

— Удивляет? Ты сам обращаешься со мной с пренебрежением. Чуть не убил меня, потом помог, потом уговорил идти с тобой. Как мне себя вести? Притихнуть и молчать всю дорогу?

— Было бы неплохо.

— Я так не могу. Я пытаюсь сделать свою жизнь удобнее.

— И пока ты в этом не больно то преуспела.

— Боги видят тебя и знают твое имя. Где бы ты ни был. А пока ты не вспомнишь его, ты волен выбирать себе любое. Имя важно не Богам, им наплевать. Оно важно людям. Называя человека, ты устанавливаешь с ним связь.

Он хмыкнул.

— Ты этот бред только что сочинила?

— Я так чувствую.

— Называй как хочешь. — он махнул головой. — Не важно.

Молча он покидал вещи в сумки, и они двинулись в путь. Спутник Тайги мрачно смотрел исподлобья на дорогу, обдумывая то ли свои сны, то ли пытаясь вспомнить как его звали на самом деле. Такой участи не позавидуешь. Тáйга не знала, что он чувствует, но представляла, как сама силилась бы вспомнить хоть что-то.

— Почему Зэсс? Кто это такой? — он внезапно обернулся к ней.

— Тáйга-воительница и Зэсс. Не знаешь?

— Воображаемый друг?

— Это ее помощник.

— А Тáйга — это кто? — он остановился и криво улыбнулся, — Героиня сказок, рассказанных бабушкой?

— Да… — девушка покраснела.

— Мда… Помощник, значит…

— Он ей помог тогда. Ты мне тоже помог…

— Послушай, — он развернулся к ней и темные глаза без блеска обдали холодом, — я не твой герой. И я не твой друг. Не будет Зэсса, не надо приписывать мне выдуманные качества и не надо дорисовывать то, чего нет. У нас сделка. Поняла? Договор.

Она кивнула. Какое-то время они шли молча.

— А тогда… в городе… когда ты кинул меня в канаве, ты знал, что я жива?

— Мне было все равно.

Тáйга прикусила губы. Как же у нее все просто. Как быстро чужой человек стал другом. Выдуманным другом.

— Дружелюбность для тебя стоит где-то рядом с враньем? — голос у него вообще не меняется. Всегда одинаково сухой и деловитый либо издевательски уверенный.

— А ты не врешь никогда? — она почти с ненавистью смотрела на обрезанные клочки непослушных волос.

— Если я не хочу говорить, то не скажу. Врать нет необходимости. Я достаточно силен, чтобы не говорить, когда мне этого не хочется.

— Знаешь, так как ты вроде как заново родился недавно и мало чего знаешь о себе и о мире, я тебе так скажу: врать полезно, чтобы выжить, иногда полезно льстить. Это не такие уж никчемные качества.

— Не тебе ли мне льстить нужно? И какая от этого польза? Я знаю о мире не так мало, девочка. Гораздо больше тебя.

— Девочка? — она возмущенно взмахнула руками. — А ты кто? Мудрый старец? Намного ли ты старше?

— Я умнее.

— Неужели? Не знаешь своего имени, возраста, откуда ты, идешь непонятно куда… Кстати, зачем тебе в пустоши, не напомнишь? Ой, прости, этого же ты тоже не знаешь. Название показалось знакомым, умник?

— Интересуют меня места, которых люди боятся. У меня хотя бы есть цель. А ты, девочка, куда и для чего идешь? — он повернулся к Тайге, и на этот раз выражение его лица поменялось. Так, что она умолкла.

* * *

«…и заехать в конюшни…»

— Они не верят нам. — от мыслей о повседневных заботах Смурта отвлек Киз.

Как всегда, одетый с иголочки, щегольски и игриво, он держал своего горячего смоляного жеребца танцующим рядом с умеренной кобылой лорда. Они возвращались из нового святилища, первого сооружения, воздвигнутого на чужой земле.

— С чего им верить? Принести нового бога — не значит воздвигнуть новую веру. Поверят. Им деваться некуда. — Смурт вспомнил каменные лица талоринской знати, взирающие на службу новому божеству. С чего бы вскипела в них вера, если даже сам король не появляется на службах?

Сам Смурт подозревал, что у дара свои верования, в которых какие-либо местные и знакомые ему боги занимают очень мало места. И осуждал его. Война-войной, но есть политика. Политика нововведений, которые нужно закреплять за слабыми умами, показывая своим примером, как и что. Дар появлялся в святилище лишь по одному ему ведомым причинам. Преклонял колено не перед жрецами и служителями, а лишь перед алтарем, где курились благовония. Несколько мгновений он стоял так, а потом так же быстро выходил из храма. Возможно, у великих свои диалоги с богами, не требующие продолжительности и почтения, надлежащего остальным.

Король словно давал понять остальным: для него Боги всегда находят время, и незачем являться к ним каждый раз и чего то просить. Это привлекало к нему людей, заставляло поверить и идти следом, слепо восхищаясь и повинуясь. Это, в свое время, привлекло и Смурта, тогда еще молодого, подающего надежды ученика придворного жреца. Это удерживало подле дара все последующее время.

— Привыкнут, Киз. Через лет десять или двадцать вырастет новое поколение, которому до старых богов нет и не будет никакого дела…

— Лорд! А лорд! Не возьмешь меня в невестки? — одна из стоящих у домов женщин задрала юбку, показывая свои прелести. — Я не сбегу от тебя! И сына твоего ублажу и тебя самого! И драться не буду. Солдаты целей останутся!

Люди вокруг засмеялись, отпуская шуточки, пока охрана не разогнала зевак. Но еще долго вслед им неслись женские крики и непристойности.

Смурт, сжав зубы, молча ехал вперед. Уже весь город знает. Позор! А ведь те двое неудачников только сегодня утром вернулись. Лорд представлял, что ожидает его у короля… Он уже отправил еще солдат следом. Но об этом будут еще долго говорить. Неважно, что с девчонкой был еще кто-то. Смурт так толком и не понял, как двое вооруженных людей остались без лошадей и на земле. Лошадей потом поймали крестьяне. А бездарных воителей Смурт выпорол. Правду сказал дар. Всех мужчин они убили. Остались только глупые бабы, не умеющие воевать и без головы на плечах. Оставшуюся местную армию можно смело разгонять. Толку от нее… Толку от этого народа…

Там, откуда они пришли реки злы и быстры, леса темны и спутанны, а ночи холодны как постель одинокой старухи. Здесь не видали таких лютых зим. Он скучал по той земле. А еще больше он скучал по земле, которой никогда не видел, только в предрассветные часы, когда сон сладок и глубок ему являлась та беспредельная синь и бесконечность вокруг с огромными, словно навеки вросшими в эту синеву зелеными листьями.

Смурт ненавидел это место, ненавидел Скар с его довольными жителями, до недавней поры катавшимися как сыр в масле. Хорошая земля, много воды, хорошая торговля и море не так далеко. Он давно бы уже захватил всех соседей и стал единым королем этого царства довольства и никчемности. Но, эта земля никогда не станет ему домом. Никому из них.

В его голове вспыхнула приятная до дрожи картина: та женщина с задранной юбкой, перед советником короля. С белым рыхлым животом, который алой полосой пересекает шрам от хлыста. Или еще лучше меча. Но себя надо сдерживать. Сожженый младенец наделает больше шума, чем располосованная шлюха.

Они спешились перед входом, и Смурт почтительно вошел в храм, склоняя голову перед жрецами.

Чуть позже он прошел вперед, к статуе крылатого божества, бесстрастно взирающего на свою паству. Встретился взглядом с каменными глазами. Знает ли он, что готовит король? Насколько приятно крылатому Арху то, что происходит? Ведь дела короля благословляются богами. Насколько глубоко нужно погрузиться в себя, чтобы получить ответ?

Смурт закрыл глаза в беззвучной молитве. Но никак не мог представить крылатого над Скаром. Арх всегда парил над безбрежной синевой.

Нет, эта земля никогда не станет ему домом.

 

Глава 5

Они не разговаривали. Весь прошлый день и весь этот. Просто шли молча. Вместе, но каждый по отдельности. То ли на ее спутника внезапно нахлынули воспоминания, в которых он пытался разобраться, то ли он забыл о своем обещании быть проще, но казалось, что он полностью погружен в свои мысли. Даже на остановках, он словно витал где-то внутри себя, почти не замечая окружающего мира. Тáйга перестала обращать на это внимания. Она представляла, что идет одна. За чьей-то тенью, по чьим-то следам. Но одна. А одной совсем незачем никого стесняться или о ком-то думать и заботиться.

Она даже периодически заговаривала сама с собой. Что-то напевала, читала свежесочиненные стихи, участвовала в театральных действах, которые смогла припомнить. Было ужасно скучно. Для себя она сделала вывод, что в дальней дороге главное — это хороший спутник.

Угрозы от проходивших мимо людей она не ощущала. В основном, это были крестьяне, какие-то путники, догоняющие или встречающиеся по дороге. Они сами боялись каждого и настороженно разглядывали всех встречных.

— А ты выносливая. — вначале Тáйга даже не поняла, кто это заговорил.

— Ух, ты! Вернулся на землю?

— Видишь впереди? — он кивнул на большое поселение, выплывающее медленно из-за горизонта.

— Вижу.

— Там переночуем. Еды свежей купим.

Она пожала плечами.

— Как скажешь.

* * *

Вечером они сидели в местной таверне и наслаждались горячим ужином.

— Мне снятся кошмары. — он вдруг заговорил. — Каждый раз когда засыпаю. Одно и то же.

— Вспомнил, что обещал быть дружелюбным? — огрызнулась Тáйга, не проявив интереса.

— Я не дружелюбный, я к тому, что кошмары должны сниться тебе, когда тащишь на себе состояние…

— Твоя осведомленность настораживает. — Тáйга заглотила кусок вареной рыбы.

— …и все время свои сокровища проверяешь и поправляешь.

— А-а. Наблюдательный. Лучше так. Мне так спокойнее. Или ты хочешь избавить меня от непосильной ноши?

— Твоя ноша и так скоро растает. Деньги имеют свойство быстро заканчиваться. До того, как ты решишь, где тебе пустить корни. А зарабатывать сама ты вряд ли умеешь.

— Научусь. И нет у меня никаких корней. Я так решила. Все мои корни в земле лежат. И я даже не знаю где. Мама давно умерла. Отца убили в самом начале войны. Где и как — не знаю. Дартмуд отцу должен был. Вот и взял меня на обеспечение. Неплохим оказался. Даже заботился по своему. У тетки дом загорелся, когда в город входили. Тогда несколько домов сгорело. И она с мужем. Еще ребенок был грудной… — Тáйга отвернулась к стене, сглотнув комок. — Потом снова повернула уже улыбающееся кривой улыбкой лицо. — Не заладилось тут у меня. Значит, надо уходить дальше. Не получится в Гунхале, пойду в сказочный край, в котором земля не земля, звери не звери. Найду себе там мужа, нарожаю детей… — Улыбка стала еще кривее.

Она замолчала.

— А что тебе снится все-таки? — она спросила больше из вежливости, совсем не ожидая ответа. Но именуемый теперь Зэссом подобрел. В ответ она получила даже больше, чем можно было ожидать.

— Снится, что очень больно. И страшно. Темнота вокруг и страх. И все.

Тáйга посмотрела на его лицо, пересеченное шрамом.

— По тебе не скажешь, что ты чего-то боишься. Самоуверенность из тебя так и лезет.

— Из тебя тоже много чего лезет. А на деле — сопля малолетняя. Внешность обманчива.

— Это твоя то обманчива? — она думала было обидеться на замечания в свой адрес, но решила, что бесполезно, — Да тобою можно детей малых пугать: как глянешь, все кровати обмочат. Вот и расскажи кому, что ты во сне стонешь.

— И часто?

— Да постоянно. И скручиваешься все словно в узел. Будто защитить себя пытаешься или спрятаться.

Он ковырял свою тарелку, морщась, вылавливая не особенно аппетитные куски дешевой еды.

— У каждого страха свои причины. Мне мои нужно вспомнить.

— Хотела бы я узнать, чего может бояться такой как ты. — она доела свой ужин. — Когда наши новые хозяева в город входили, меня нянька в погреб засунула. И сундук сверху для верности опрокинула. Я сдуру ее тогда послушалась. Она сказала: как придут — грабить будут, убивать и насиловать. В общем-то, правильно говорила. Только эти не тронули ничего и никого. Как зашли в город — словно сразу жить начали. Так вот, я в погребе неделю просидела, пока в дом наш новые хозяева не въехали. Они меня и достали. Там холодно было — жуть. Думала, умру. И ни еды с собой, ни воды. Так вот, теперь когда в холоде сплю, всегда сон про погреб снится. Словно опять там. А сверху ходит кто-то. И мне страшно, что сейчас найдут меня, а потом страшно, что никогда не найдут. И ты свои страхи вспомнишь. Их только время вылечит.

«Вот так. Легко и непринужденно. Будто само собой. Выложила все этой бледной морде. А раньше даже вспоминать не могла спокойно, не то что говорить.»

Они посидели молча, глядя в пустые тарелки и думая каждый о своем.

— Спать пошли. — он поднялся.

— Невеселые мысли, да?

— Мне все равно.

Когда они уже подходили к двери, в таверну ввалился здоровенный детина, дыша перегаром направо и налево.

— Хозяин, налей мне своих самых дешевых помоев! Да побольше! — зычный голос прокатился по всему заведению. А пьяный детина тут же хватанул Тайгу за зад. — Упругая попка, хочешь настоящего жеребца? — и заржал по лошадиному ей в лицо.

Она вывернулась из его лап и, брезгливо сморщившись, быстро направилась к выходу. Ее спутник на миг задержался, проводя цепким взглядом попойцу, потом тоже вышел следом. И наткнулся на Тайгу, замершую у двери.

* * *

У входа в таверну их ждали четверо. Это не были простые солдаты, каких она привыкла видеть на улицах города. Это были наемники дара. Армия, с которой он пришел.

Тот, что стоял впереди смачно сплюнул под ноги, вынул меч и шагнул вперед.

* * *

— Забираем вещи и уходим. — он повернулся к ошарашенной девушке, никак не желающей приходить в себя, — Ночевать придется в лесу.

— Ага. — она побежала следом за ним. И, только когда они выходили за ворота селения, наконец открыла рот.

— Это… это… Да я в жизни не видела такого! — Тáйга восторженно цокала языком, стараясь поспевать за быстрым шагом спутника. — Как ты их! Вот это драка! Как же здорово, что я с тобой пошла! Так… ты их легко. И почти не запыхался. Да ты же воин! Вот это воин! Боец настощий. Это наемники были. Не простые солдаты. Четверых наемников! И даже меча из ножен не достал! Это ритуал такой у тебя? Да? А себе почему оружия не взял?

У нее в голове до сих пор стояла сцена битвы. Поначалу Зэсс застыл как вкопанный. Завизжавшая девушка ринулась обратно в таверну за него, а он просто стоял и ждал, когда меч просвистит где-то у него над головой. Только тогда Зэсс очнулся. И Тáйга готова была поклясться, что он на самом деле находился в ступоре. Он как-то странно почти подхватил ладонью острие, провел его мимо себя, сам прошелся мимо нападающего и двинулся ко второму наемнику. Тот еще только доставал свой меч из ножен. Двумя руками Зэсс схватился за ножны и отодрал их от перевязи вместе с креплениями. Удивленный наемник так и застыл, щупая рукой пустоту у себя на бедре. Остальные мечей обнажить не успели. Их просто снесло сильными ударами меча в ножнах. Последний, с оружием наперевес, сделал несколько выпадов, прежде чем его достал оглушительный удар по голове.

— Не нужно мне оружия. Пока.

— Почему не нужно? — запыхавшаяся от быстрой ходьбы и эмоций, девушка почти что бежала за его широкими шагами.

— Потому что смерть является тем единственным, что человек может получить в любой момент.

— Это у тебя философия такая? Ты же ничего не помнишь? Думаешь, ты никого никогда не убивал?

Зэсс запнулся.

— Сейчас нет нужды убивать, — он сказал это неуверенно.

— Разве? Но они могли убить тебя. Ты же воин! Четверых так легко. Я в восторге! Наемников!

— У него же вся армия из наемников. Что тогда в них особенного?

— За деньги абы кого воевать не набирают. Это тебе не простые крестьяне, обученные мечом отмахиваться. Это уже мастера. Они знают, почем себя продавать. А ты просто почувствовал, что нужно сделать и так легко разделался…

— Нет, — он прервал ее восторги, — я почувствовал удивление. Такое удивление, что кто-то поднял на меня меч и хочет убить. Словно у меня это впервые. — он растерянно смотрел на дорогу. — Это так странно.

— Привыкай, — Тáйга довольно улыбнулась, все еще смакуя вкус его победы.

— Чему ты радуешься? Будут новые. И больше. Это уже вопрос чести. Пока ты у него на земле, за тобой гоняться будут. Так что поводов для радости у тебя нет.

— Ну что ты так, — Тáйга опешила, — я затеряюсь где-нибудь. Земля большая. Никто меня не найдет. Подумаешь, одна женщина! Неизвестно куда пойдет и где осядет.

— Ты думаешь так тяжело найти человека? Королю? Что же тебя до сих пор не потеряли? Дорог немного. Они знают, куда ты идешь и с кем.

— Хочешь уйти? — Тáйга насупилась.

— Я придерживаюсь договора. Но они будут мешать. Сильно мешать. — голос его стал тише, он задумался.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь… Ой, у тебя кровь капает. — Тáйга показала на капли, стекающие по пальцам правой его руки.

Зэсс разжал руку и с удивлением посмотрел на красную полосу и размазанную кровь вокруг.

Девушка быстро вытащила из сумки чистую рубашку и стала отрывать длинную полоску ткани.

— Сейчас. Я быстро. — Она подняла глаза на застывшего спутника. — Ты что?

— Так странно… — он легко провел рукой в воздухе. — И больно.

— Странно? А ты чего хотел, когда рукой меч хватал? Зэсс! Ты чего? — Она дотронулась до его руки. — Ты как будто крови никогда не видел.

— Своей, похоже, еще нет.

— Ну конечно! — Она полила рану водой из фляги и наложила чистую повязку. — Когда остановимся, поищу травы приложить. Она неглубокая.

Тáйга повернула его руку ладонью вниз и уставилась на рваный шрам, пересекающий ее тыльную сторону. Потом ткнула ему под нос.

— И здесь у тебя шрам. Так что кровь свою ты видел и не раз. Может… — у нее промелькнула догадка. — Ты воевал. Ты наемник, пришедший с даурами. Кто еще может так хорошо владеть мечом, даже не достав его из ножен? Может, это ты убил моего отца и поджег храм? — в ее голосе не было злости, лишь горькое сожаление.

Их глаза встретились. Близко-близко.

— Я вроде говорил не считать меня другом. — Зэсс потряс замотанной кистью руки.

— Я предпочитаю не считать тебя врагом. — Ей показалось, что она что-то увидела в темных глазах. Какой-то отблеск. Но это только показалось.

— Пошли. Когда придут следующие — вопрос времени. Особенно после того, как назначат награду… Остановимся там, где костра от дороги видно не будет.

* * *

Тáйга задумчиво перебирала звенья медальона, сидя у костра. Спать не очень хотелось. У нее в голове все вертелся этот день, вернее, его окончание. Бравое побоище у дверей таверны она вспоминала с удовольствием. Зэсс показал себя лучшим защитником, которого только можно было себе представить. Тáйга обдумала свое отношение к тому, что он наемник дауров. В чем она теперь почти не сомневалась.

По ее мнению, проблемы с памятью только подтверждали это. Было что-то… произошло что-то, о чем он предпочел забыть, и мозг охотно ему в этом помог. Такое бывает. Особенно, если ты так молод и хочешь жить дальше. По такому принципу жила сама Тáйга. Забыть ей не удавалось. Она старалась не думать. Но вначале, не думать тоже не получалось. Дядя все говорил, что время лечит. Тогда она стала собирать все события, происшедшие с ней или делать себе их сама, чтобы было о чем думать, насыщать свою жизнь чем-то. Чтобы казалось, что прошло уже очень много времени. Много лет. Так, все постепенно заполнялось каким-то сонным туманом, делалось нечетким. Она уже прибавила к своей жизни лет десять. Ведь спустя десять лет все кажется уже не таким тяжелым и страшным. «Ты же как-то их прожила,» — говорила она себе, «значит, проживешь и дальше.»

Кем бы ни был Зэсс — сейчас он ей помогает. Только справится ли он, когда за них назначат награду? Когда у дверей какой-нибудь таверны ждать их будет не четыре человека, а двадцать?

Понятно, что он все преувеличивает. Наверное, ему тоже страшно. И конечно, в его планы не входило отбиваться от солдат по пути, но… была и правда в его словах. Тáйга помнила, как жестоко расправлялись со всеми, кто шел против новой власти. Хорошо помнила публичные казни и наказания. И раньше были те, кто убегали. Убегали после убийства новых вельмож и лордов. Но всех их находили. Одно дело все время бежать. Тут хотя бы шанс есть. А другое, если ты осесть хочешь. Остановишься — и все. Дауры, словно ищейки шли по следам тех, кто их предал.

— Ну и блах с ними! Со всеми. Я сильная. Выберусь. — Тáйга закрутила цепочку на пальце и медальон засверкал, описывая круги в свете костра.

— Для девушки это непросто, — темные глаза не давали даже отблеска от огня.

— Отец говорил, женщины могут гораздо больше мужчин. Кроме трех дней в месяц. — Медальон сорвался с пальца, описал дугу и приземлился в поднятую руку мужчины. Он перебросил его обратно девушке. — Застежка слабая. Поэтому его никто и не носил. — Тáйга зубами зажала непослушное звено.

— Зачем ты носишь на шее вещь, которую можешь в любой момент потерять? Проще расплатиться ей.

— Он ничего не стоит. Для других — ничего. Он не золотой и не серебряный. Помнишь, я про особые вещи рассказывала, как то яблоко?

— Летает он у тебя плохо.

— Не остри. Это самая старая вещь в моей семье. Мне его прабабушка дала. Она говорила, что его давным-давно нам маг подарил. Что он защитить может. Мне эта сказка нравилась.

— Пробовала?

— А?

— Защищает?

— Может, я до сих пор жива, потому что он меня защищает.

— Тогда дальше сама? С таким амулетом.

— Ты не веришь в магию?

— Не так давно ты делала круглые глаза и говорила, что ее больше нет.

— Больше нет. Но она была. Я верю, что была. И что-то могло остаться. Как то яблоко и мой волшебный амулет. Почему бы и нет?

— Полезное убеждение.

— Так ты не веришь в магию?

— Напротив, я считаю, что сейчас тебе самое время попросить помощи у твоей волшебной вещицы. — Непонятно было, издевается ли он над ней снова или говорит серьезно. Тáйга молчала, теребя звенья.

— Почему ты…

Он не дал ей закончить.

— Ты же сама говорила, что тебя непонятно почему в жены к сыну советника выбрали. Может, они знают про тебя гораздо больше тебя самой? — он смотрел на нее не мигая через костер.

— Ты серьезно?

— Почему нет?

— Думаешь, они этот медальон искали?

— Мне все равно, что они искали. Тебя или медальон или еще какие сказочные вещи твоей семьи. Тебе должно быть виднее.

— Они ошиблись. Нет в моей семье ничего особенного. Даже в этой штуке. — Тáйга подбросила вещицу вверх. — Иначе, все мы жили бы долго и счастливо.

— А вы все прабабушку слушали?

— Что ты все издеваешься? Если бы я знала, что это может помочь, я бы себе руку отрезала, а не просто палец уколола.

На его непонимающий взгляд, она с трудом раскрыла непослушные створки медальона.

— Тут секрет есть. Маг вредный видимо был. Чтобы защищал, надо открыть и палец сюда приложить. Тут шип острый. В общем, надо эту штуку кровью напоить.

— Теперь тебе самое время проверить. — Голос у ее спутника был серьезным. — Палец то ты не боишься уколоть? И проси хорошенько.

— А что просить?

— Мозгов проси! — он зашелся в приступе своего беззвучного смеха. — Они никогда не помешают. А может, маг к тебе на помощь придет.

— Т-ты… ты издевался все это время! — она швырнула в него ветками.

— Насчет мозгов я вполне серьезно.

— Ты считаешь меня глупой? — она вскочила на ноги. — Отвечай!

— Давай спать, девочка. — он повернулся к костру и к ней спиной.

— А знаешь, мне все равно, человек без роду и племени. Все равно, что ты думаешь. — Тáйга плюхнулась обратно на свое место, отвернулась от него и поджала ноги, свернувшись клубочком.

Внутри своего гнездышка она тихонько заплакала. И долго смотрела в черноту леса, сжимая в руках медальон. Когда от ее спутника донесся привычный ночной стон, она злорадно подумала: «Так тебе и надо, мучайся!»

Слушая, как он ворочается во сне, метаясь туда-сюда, она водила пальцем по шероховатой поверхности медальона. По острию внутри, которое лишь немного затупилось, но еще способно было проколоть плоть. Вспоминала бабушку. Как та таинственным голосом рассказывала сказки. О драконах, дышащих огнем, и единорогах, о разных волшебных существах, обладающих невероятной силой и магах, живущих среди людей. О древних городах и воинах, равных по силе которым не было и не будет. Потому как у каждого такого воина в помощниках был особый предмет: обычно меч или волшебный конь. А в награду всегда доставалась самая красивая девушка. Как хорошо верить во все это. Бабушка верила. Верила в эту побрякушку. Недаром она так бережно всегда с ним обращалась. Хранила.

Последняя слеза скатилась по щеке куда-то в складки недавно купленного плаща, заменявшего кровать. Вот так и осталась она совсем одна из некогда сонма родственников. Но она сильная. Выживет. Просочится как вода сквозь камни в какую-нибудь дырочку и выживет там. Даже странно, что ее жизнь имеет такое важное значение. В сказках и легендах герои с легкостью отдавали свои жизни за все подряд. Да и в своих снах она геройствовала не думая о последствиях. А она просто хочет жить. Ей вполне бы подошла жизнь с мужем, который младше на шесть лет, пресмыкающимся немым существом. Зато в тепле и уюте. И даже некоторой стабильности. А проявив свой нрав, она вынуждена бегать теперь от наемников своего несостоявшегося свекра. Она ведь совсем не думала, что нанесет кому-то столь серьезный удар по чести, чтобы ей прилюдно пожелали отрезать нос или уши в назидание.

Тáйга дрогнула и зажала нос рукой, представив на секунду картину своего наказания. И тут же прогнала это видение.

Она уже ушла от них. И уйдет еще дальше. Туда, где ее не найдет ни один даур. Туда, куда они не посмеют даже сунуться. Потому что там лучшие воины, лучшие кони и броня. Они сметут дауров.

Вскоре пришел сон.

Мученица. Она всходила публично на площадь, на помост, где ждал, злорадно ухмыляясь ее несостоявшийся пухлый муж, готовя острый большой нож. Вокруг ревела толпа дауров, жаждая ее крови и стояли молча талорийцы, сострадая ей. Пухлый довольный младенец занес было нож, с острия которого уже капала чья-то кровь. Но тут произошли перемены: Тáйга, сильная и свободная, махающая неизвестно откуда взявшимся клинком направо и налево, разрубая пополам отродье лорда Смурта, самого лорда и всех дауров, очищала пространство вокруг себя, заваливая помост телами.

Она заметалась во сне, стараясь размахнуться мечом посильнее и успокоилась только тогда, когда принимала дары благодарных жителей.

А затем ей снова снился подвал. Только в этот раз он не был темным. Словно весь пропитан светом сверху и чернота внизу, там, где должен быть холодный пол. Она смотрела вверх, на этот яркий свет, в котором кружили черными мотыльками, ясно вырисовываясь в чистоте большие хлопья сажи. Дышать становилось все труднее. Сажа покрывала лицо, лепясь противной жирной массой, лезла в ноздри и глаза. Тáйга заметалась во сне, стараясь скинуть с лица кусок плаща. Потом затихла, успокоившись, задышала ровно и уснула крепким сном, не замечая под собой раскрытого медальона.

* * *

— В чем дело, Смурт? — король сидел на троне. Это само по себе уже было необычно. И умного человека заставило бы насторожиться. Рай Смурт глупым человеком не был. Официально со своим советником король мог говорить или прилюдно, но в тронном зале больше никого не было, или когда советник оплошал. Тем самым король давал понять, где чье место.

Сейчас был именно такой случай. Советник короля снова промахнулся.

Он представил как радуются его промахам остальные лорды.

Взгляд жестких глаз заставил советника сжаться.

— Четверо воинов обездвижено? Что это значит? Твоя девчонка их обездвижила?

— Это тот бродяга. Они вместе, дар…

— Я и сам понимаю, что это не девушка. Почему он не убил никого? Четырех воинов… воинов! Не простых здешних солдат. Моих воинов!!! — голос дара прогремел на всю залу. — Что это за бродяга, который так легко расправляется с немниками? Что мы пропустили, Смурт?

— Он направляется к пустошам. А девушка, она просто ищет место, где укрыться и остановиться.

— Укрыться? Сколько у нас уже меченых? Скольких мы нашли?

— Пять, дар.

— Одна сошла с ума, другая перерезала себе глотку. Итого? Знаешь, Смурт, когда я из пучка стрел пытаюсь найти отравленную стрелу, я перебираю по одной, осматривая острие. А тут приходит чужак, и забирает одну. Всего одну. А я продолжаю перебирать. И чем меньше остается у меня стрел, тем сильнее у меня уверенность в том, что именно чужак забрал ту самую, отравленную. Которую ищу я. И он может направить ее против меня! Так знаешь, Смурт, какое сейчас у меня подозрение? В чем растет моя уверенность? Ты сам сказал мне, что у нее сильная кровь! Может ли простая девушка так удачно сбежать из-под стражи, увернуться от отряда высланных вдогонку воинов? Может, я тебя спрашиваю?!

— Возможно, дар, она меченая, — Смурт говорил тихо-тихо, показывая свою покорность. Такого провала у него не было никогда. Так оплошаться… Первый раз в жизни, на этой чужой земле.

— А возможно ли, что твой сынок успел покататься на этой лошадке? Или ты сам? Или еще кто из наших доблестных объездчиков?

— Я бы знал об этом, дар.

— О, сдается мне, ты еще многого не знаешь. Если ее уже затронули, и в ней проснулся маг, что прикажешь делать?

— Она будет поймана, дар. — лорд склонился и повернулся было к выходу, но его остановил голос короля.

— Смурт, — он стал тихим и странно спокойным, — мне все равно, что говорят в городе. И что будут говорить о моих неудачах. Потому что, это мои неудачи. Пусть сложат сто песен, как облажался новый король. Но если эта девчонка меченая, отправь хоть армию за ней, но она должна быть здесь. Ты понял меня?

— Да, дар, — лорд еще раз поклонился и попятился назад.

— Кем он все-таки может быть? — король подошел к зарешеченному резной сеткой окну. — Один из уцелевших воинов? Почему он идет именно к пустошам?

Смурт остановился. Он бы с радостью сбежал из этого чертога, но дар продолжал гадать.

— Он нужен мне. Совпадений не бывает. Они оба нужны мне. Кто сказал, что мужчине не могла передаться сила по наследству?

— За все время, и все описанные случаи, это были только женщины.

— Мужчины умнее. И кто сказал, что не может быть чего-то в первый раз? Смурт, не подводи меня. Принеси мне мои стрелы.

 

Глава 6

Ей плохо спалось. Под утро все тело ныло и не слушалось, словно стало чужим. Она ворочалась во сне и наяву, путая их, просыпаясь, снова проваливаясь и опять выныривая, чтобы почувствовать напряженность в членах. И когда, наконец, забрезжил рассвет, это принесло ей облегчение. Она встала и побрела в кусты на непослушных ногах. Присела на корточки и…

Пронзительный визг раздался над еще сонным утренним лесом.

Человек, нервно спавший крепко свернувшимся в комок, вскочил на ноги и рванул сквозь ветви деревьев.

Недалеко от одного из деревьев стоял паренек со спущенными штанами и голосил во весь голос, глядя вниз. Оглянувшись на вновь прибывшего, паренек быстро подхватил штаны и стал визгливым голосом возмущаться, скрываясь за деревьями и кустами.

Зэсс подхватил его у дерева и прижал локтем к стволу, надавив на грудь. Голос юноши, и так казавшийся резким и высоким, взвился еще сильнее.

— Что со мной? Что происходит? Я еще сплю? Я ничего не понимаю.

Зэсс отпустил юношу и сделал шаг назад, присматриваясь.

— Что происходит? Скажи! Я ничего не понимаю. — у паренька глаза наполнились слезами.

— Что ты сделала?

— Я ничего не делала! Что я могла сделать, чтобы так вышло?! — юноша задохнулся эмоциями. — Я проснулась, пошла сюда, а у меня там…

Зэсс потрогал короткие взлохмаченные волосы, прилипшие ко лбу паренька. Опустил взгляд вниз, где под рубашкой тяжело вздымалась плоская грудь.

— Скажи что-нибудь! У меня даже голос другой! — Из глаз мальчишки полились слезы.

Он отпустил его, и юноша съехал вниз по стволу, скорчившись под деревом в рыдающий комок.

— Где твой медальон? — Зэсс прошел рукой по его шее. — Слышишь? Где побрякушка?

— Не знаю, — сквозь рыдания раздался слабый голос. Юноша тоже провел рукой по груди. — Я засыпала с ним. Точно помню.

— А кровь у тебя почему на одежде? — он ткнул тонким пальцем в засохшие мелкие бурые пятна на рубашке.

— Не знаю. — Мальчишка вновь заголосил. — Что происходит?

Зэсс наклонился и легко взвалил голосящее создание на плечо. Вернулся с ним к остывшему костру и скинул свою ношу на плащ.

— Вряд ли он должен защищать таким образом, — он перепрыгнул темные угли костра и рывком поднял плащ Тайги, на котором она спала. Сверкая, медальон кувыркнулся на траву рядом. Бродяга подцепил его пальцами.

— Что-то ты все-таки намудрила ночью. — он показал зареванному пацану раскрытый медальон, бурый внутри от высохшей крови.

Зэсс взял флягу и вылил воду на побрякушку, тщательно оттирая медальон.

— Тут надпись. — мужчина повернулся к бледному юнцу. — «На долгую память. Для забавы. Ш.» — Кто такой Ш?

— Откуда я знаю? — Парень был опять на грани истерики.

— Так, ну ка успокойся. — Зэсс перемахнул обратно. — Успокойся! — он приложил палец к дрожащим губам пацана. — Поняла? Ш-ш-ш…

— Я…

— Ш-ш-ш… Да?

Паренек кивнул, завороженно глядя ему в глаза.

Зэсс убрал палец и уселся рядом с пацаном.

— Что скажешь? — мальчишка шмыгнул красным носом.

— Хороших новостей больше.

— Каких?

— Твоя безделушка работает. Она действительно что-то может. Я это вижу. Это раз. — Он загнул палец. — Теперь ты — глупый мальчишка вместо глупой девчонки. И это тоже хорошо. Ш-ш… — он опять зашипел на кривящийся рот Тайги. — Теперь тебя точно не найдет никакая стража. И тебе нечего боятся. Это хорошо, понимаешь? Это два.

— Хорошо?

— Конечно.

— Теперь ты можешь идти куда захочешь. И никто не будет видеть в тебе смазливую девочку, никто не будет лезть под юбку. Видишь плюсы?

— Не очень. Я же не парень! Я не могу быть мужчиной!

— Мужчина — это громко сказано. Очень громко. Тебе на вид лет пятнадцать-шестнадцать, не больше.

— Да? — круглые глаза парнишки, наполненные слезами, понемногу принимали нормальный цвет с красного.

— Все хорошо. Я же назвал уже тебе два плюса.

— Как мне стать обратно девушкой?

— Пока тебе это не нужно. Быть мальчишкой для тебя сейчас очень удобно, поверь мне.

— А потом? Как я вернусь?

Зэсс замолчал.

— Ты сам не знаешь?

— Я знаю только, что магия не бесконечна. И то, что сделано для забавы вряд ли имеет долгосрочный эффект. Возможно, тебе еще не раз придется уколоться, чтобы оставаться мальчиком.

— Ты меня успокаиваешь? — она пристально смотрела ему в глаза. — Ты же не знаешь на самом деле.

— Не знаю. Но это игрушка. В чем-то твоя бабушка была права. Это действительно подарок и, возможно от мага, но это игрушка. Развлечение.

Тáйга пожала ставшими вдруг чужими плечами. Может, он и прав?

— Кто таким развлекается? — Тáйга показала на себя.

— Читать надо, прежде чем использовать.

— Я не могу прочитать то, что там написано. Я не знаю этого языка. Только ты смог прочитать.

— Хорошо. А что твоя бабушка еще говорила?

— Ничего, — Тáйга села перед костром, обхватив голову руками. — Какой кошмар! Но я не хочу быть таким! Я — женщина. Я этого не хочу. Мне нравится быть женщиной. Сколько эта забава будет длиться?

— Дойдешь до города, спросишь.

— У кого?

— У магов, у кого еще есть такие безделушки.

— Ты что? — Тáйга смотрела на него, словно на сумасшедшего, — нету магов. Нету магии. Я же говорила. Были когда-то. Может, осталось от них таких вот вещиц… но сейчас нет. Давно нет. Не у кого спрашивать. Я теперь сама как диковина.

— Мне надо подумать. Ты свыкайся пока с мыслью, что придется быть мальчишкой.

— Не хочу я свыкаться!

— Тогда ложись и помирай от безысходности. Какие еще предложения?

— Тебе то о чем думать?

— Мне есть о чем, а тебе — о твоем новом теле. Привыкай.

Он уткнулся носом в колени и застыл, глядя куда-то вниз, промеж скрещенных рук.

«Не мешать… как — будто это у него проблема! Хотя…»

Ей в голову пришла мысль, что теперь они на равных. Она превратилась в юнца, а он не знает ничего о себе. Но если бы ей дали выбор, она все-таки предпочла бы забыть свое прошлое, чем путешествовать в безопасности, но с болтающимся предметом между ног.

Она взглянула на свои новые руки с грязными обкусанными ногтями. Повертела ими в воздухе. Странно. Она ведь никогда не грызла ногти.

Невольно вспомнился испуганный пухлый шестилетний мальчик рядом с няней, готовый зареветь в любую минуту от непонимания происходящего и страха.

Эйон.

Может, именно таким он стал бы, если бы был жив. Может, ей дали возможность прожить жизнь и за него тоже. Одна жизнь на двоих. Стал бы брат грызть ногти, когда вырос?

«О чем я только думаю?»

И что ей делать? Что значит «не могу жить мужчиной»? Правда, лечь и умереть?

Она вспомнила свой сон. Черный пепел. Одна жизнь на двоих — этого недостаточно. Сейчас она возмущена тем, что превратилась в юношу. А Эйон мертв. Его убийца сидит на троне и посылает за ней своих наемников. Ее семья мертва. А она вынуждена уйти из своего дома, и ее проблема только в том, что она стала мужчиной? Это же смешно!

Зэсс очнулся и словно угадал ее мысли.

— Либо ты выбираешь жизнь, либо ты выбираешь жизнь женщиной. И больше к этому не возвращаемся. — Он резко встал и полез за сумками.

Тáйга сжала кулаки так, что обкусанные ногти впились в кожу. Но ее голос был тверд.

— Совсем не возвращаться не получится.

Он кинул ей свою одежду.

— Одевайся. Мужчина должен одеваться как мужчина.

Спустя несколько минут, Тáйга выползла из-за деревьев, подтягивая сползающие штаны. Молча сняла пояс со своей одежды и нацепила сверху отцовские ножны.

— Пошли.

* * *

Было еще слишком рано, и дорога казалась вымершей и непривычно тихой. Мешались непривычно не по размеру надетые штаны, неуютная большая одежда, мешалось новое тело, не желающее признавать хозяйку. Она стискивала зубы то от обиды на несправедливость этого мира, то от злости на него. Мало ей бед на голову. Теперь остаток жизни она проведет подстригая себе бороду?

* * *

Громкий храп со стороны обочины заставил отвлечься от невеселых мыслей. Справа от дороги лежало тело, издавая гнусные звуки. Тáйга сморщилась и отвернулась, а ее спутник, наоборот, направился к этому бревну и растолкал его.

Бревно оказалось тем самым здоровенным детиной, с которым они столкнулись при выходе из таверны. Вокруг него осязаемо клубилось стойкое амбре. Он сел, неуверенно моргая и оглядывая их мутными глазами. Зэсс протянул ему флягу с водой, что возмутило Тайгу. Она не могла понять, зачем ему дался этот пьяница. Ему. Который лишний раз не обернется, если кого-то будут убивать поблизости.

— Вижу, вчерашний вечер удался, приятель? — Зэсс стоял над детиной, ожидая, когда тот промочит горло.

— Мало какой вечер не удастся, когда есть приличная выпивка, — тот переводил взгляд с Тайги на мужчину, протянувшему флягу. Взял ее. И сделал несколько больших глотков. — Хотя, надо признать, наливают там мочу старой лошади. — Он вернул флягу. — Чем обязан такому вниманию? Если хотели ограбить, лучше было не будить.

— Вряд ли у тебя есть что брать. — Бледный спутник Тайги протянул руку, помогая пропойце подняться.

— Что верно, то верно, — тот поднял свой отощавший мешок. — Может, я вчера тебе что наговорил? Или пришиб ненароком?

— Нет. Я вчера слышал, что ты направляешься к Гунхалу.

— К Гунхалу? Это где такое место, блах тебя дери? Да я сам не знаю, куда направляюсь. Лишь бы подальше из этих прогнивших земель. — Детина смачно потянулся. Так, что захрустели все кости.

— Значит, я ошибся. Но если тебе все равно, куда идти, ты можешь присоединиться к нам. Мы были бы рады кампании. И, с таким достойным мужем, дорога была бы много безопаснее.

У Тайги челюсть отвисла, как ее знакомый начал говорить.

— Красиво стелешь, — детина еще раз потянулся, поиграв мускулами на огромном теле. — Вы кто такие?

— Этот юный отрок, — в его голосе Тайге послышалась ирония, — направляется к своей матери. Мне поручено его сопровождать. Но, говорят, дороги здесь неспокойные. Так что, нам была бы весьма кстати кампания.

— Погоди, погоди, — Тáйга возмущенно задергала его руку. — Мы не договаривались, что ты будешь набирать попутчиков. Такого уговора не было!

— У нас и не было уговора, что я НЕ буду набирать попутчиков. — Он отвернулся от нее. — Так что скажешь друг? Можем мы путешествовать вместе?

— Твой юнец сейчас на пену изойдет, д-р-у-г. — детина смачно плюнул на дорогу.

— Это издержки воспитания матерью. Всю жизнь при юбке. Избалован.

— Я?! — она схватила его за руку и потащила в сторону от ухмыляющегося сцене детины.

— Ты чего делаешь? Зачем он нам нужен?

— Он от тебя внимание отвлечет, получше твоей новой внешности. Особенно, когда все вернется на свое место. И лишние кулаки нам не помешают, если что. Которыми он помахать любит.

— Ты с ума сошел? Да он ко мне под юбку лез!

— Это все твои аргументы? Сейчас ты не в юбке. И неизвестно, будешь ли в ней когда-нибудь. Ты и тогда была не в юбке. — Темные глаза издевались над ней.

— А если у меня грудь вырастет через минуту?

— То-то он удивится. Я сказал, мы идем вместе, значит, мы идем вместе. — Он развернулся и подошел к детине.

— Так принимаешь ли ты наше предложение? Наш юный друг не бедствует. И способен оплатить достойный кров и пищу попутчикам.

— По рукам, друг. — детина осклабился, обнажив крупные зубы. — Идем вместе. И в драке помогу, если что, будь уверен. Как звать то вас?

— Зэсс, — они пожали руки.

— Зэсс! — она издевательски крякнула. — Ну что же, я тогда Тáйга. Воспитан матерью. С плохими манерами. Избалован.

— И с дурацким именем. — подхватил детина. — Только женщина могла пацана так назвать. — Я — Скур. Манеры обычные.

— Тебя то нам и не хватало. — Тáйга злобно фыркнула и пошла вперед по дороге.

— Ты, малец, смотри, у меня голова хоть и трещит, но за уши я тебя оттаскать сумею. Или выпороть. А то мамка тебя сильно баловала, — донеслось ей вслед.

«Воспитателя мне только не хватало!»

Она злобно дернулась вперед, забывая, что штаны спадают и чуть не кувыркнулась новым носом в дорожную пыль.

* * *

Попутчик им попался разговорчивый. Про Тайгу все забыли, и она шла себе позади их маленького отряда. У нее закрепилась мысль, что Зэсс специально нашел кого-то, чтобы не слушать ее нытье по поводу нового облика. Скур общался с тем, который теперь охотно назывался Зэссом и, кажется, они вполне друг друга понимали. Хотя, общение больше походило на продолжительные монологи от Скура. С многочисленными деталями, смачно приукрашенными и сдобренными похабными шуточками. Найдя благодарных слушателей, к вечеру он уже еле языком ворочал. С удовольствием глядя как Зэсс достает еду из сумок, Скур наконец обратил внимание на его лицо и руки.

— Это где тебя так исполосовали, дружище?

— Драка. Пьяная драка.

— А-а, понимаю. — он пустился в пространный рассказ о том, как ему порвали ухо в одной из таверен этих поганых земель.

К тому времени, когда он, наконец, угомонился и заснул, храпя на весь лес, Тáйга была безмерно благодарна возникшей тишине. Она быстренько перебралась к ложившемуся Зэссу.

— И зачем он тебе?

— Принесу в жертву, когда наговорится.

— А серьезно? Зачем он нужен? Тебе и я в обузу была.

— Был. Воспринимай себя соответственно внешности. И ты и сейчас в обузу.

— Ты не ответил.

Бледный спутник сел, повернувшись к Тайге так близко, что огонь заплясал в его темных глазах, а тонкий шрам показался извилистой нитью, попавшей с одежды на лицо.

— В нем много жизни. Он большой и сильный. — он замолчал, подбирая слова, — в нем очень много жизни.

— В нем больше дурости, бахвальства и вина.

— Он ненадолго с нами. Потерпи.

— Тебя не волнует, нравится он мне или нет? До Гунхала далековато. И терпеть его еще долго.

— Недолго. Тебе он тоже нужен.

— Это зачем?

— Он заставляет тебя думать только о нем.

— Неправда, — она глянула на храпящее чудо рядом, — мне он не нравится, чтобы я о нем думала.

— Именно поэтому ты и думаешь о нем. Твоя злость и недовольство помогают не думать о том, что у тебя теперь между ног.

— Это ты сейчас придумал, да?

— Да, я взял его из своих соображений. Можем обсуждать или нет. Ничего от этого не изменится. Ложись спать.

* * *

Тайгу разбудил Скур, неприятно теребя своими похожими на колбаски пальцами.

— Чего? — она недовольно протерла руками глаза.

— Что это с ним? — Скур показал на скрюченного Зэсса, дрожащего во сне.

— Снится что-то. — она с надеждой оглядела свои руки и грудь. Нет, ничего не изменилось. Она все еще в обличии юнца.

— Он что, всегда так спит?

— Сколько я его знаю — всегда. — она зевнула. — Ты думаешь, ты мил во сне? Ты храпишь как сотня.

— Это потому, что я большой! — он осклабился. — Собери — ка дровишек, жрать охота.

— Конечно. — Тáйга поплелась за хворостом, махнув открывшему глаза Зэссу.

Когда она вернулась, Скур уже с аппетитом уплетал запасы еды. А ее спутник сидел на пятой точке, опустив низко голову между согнутых поднятых колен. Руки его свободно висели, опираясь на колени. Странная поза. Он не поднял головы, когда она приблизилась к костру, свалила палки. Не поднял головы и когда она заговорила с ним.

— И давно он так сидит?

— Как проснулся. Что-то с твоим дружком не в порядке.

— Все с ним в порядке, — огрызнулась Тáйга. — Ты бы на еду так не налегал. А то нам в каждой деревушке придется останавливаться.

— Тебя старших уважать учили, малец? — Скур облизал жирные пальцы. — Не болтай.

— Не всех старших есть за что уважать, — она брезгливо взяла кусок из сваленной в одну кучу еды.

— Тебе сколько лет, мальчишка? — Скур не обиделся на ее высказывание или пропустил мимо ушей. А может, и вовсе не услышал за своим чавканьем.

— Мне…

— Шестнадцать ему. Только исполнилось. — Зэсс внезапно ожил. И резко поднялся.

Тáйга удивленно раскрыла было рот, но промолчала. Уже потом, когда Скур удалился в кусты, она спросила.

— А что у тебя за поза была?

— Воспоминания нахлынули.

— Правда? — она придвинулась ближе. — И что ты вспомнил?

— Кое-что. — он так взглянул на нее, что у Тайги все внутри похолодело.

Скур так и застал их, застывших друг напротив друга.

— Что ты за тип такой? — она в сердцах махнула рукой и встала, направляясь к раскиданным сумкам.

День не задался. Зэсс был молчалив и мрачен. Даже Скур сегодня болтал меньше. А ночью ей опять снился холод погреба. И было страшно. Очень страшно. И отчего-то больно.

Днем они встретили на дороге подводу. Позади нее, груженой всяким хламом, шли двое крестьян. Зэсс привычно пошел в дальний обход, чтобы не шарахнулась лошадь. А Тáйга направилась к крестьянам, сжимая в руке пару монеток.

— Ты куда?

— Спрошу, может хлеба продадут. А то твой новый друг все съел. — она даже не посмотрела на Скура. Тот ей порядком надоел за эти два дня знакомства.

Хлеба у крестьян осталось мало. Сами возвращались домой. А на вопрос про ближайшие селения, стали пространно объяснять, что и где расположено.

— В город идите. Тута недалеко осталось. Там и хлеба купите.

— А большой город? — Скур влез в разговор.

— Большой. Большой. — они стали наперебой расписывать величину и достоинства Даревола, который Тáйга помнила по карте, но никогда не бывала, чтобы судить о его величине.

Пока Скур зачем — то стал расспрашивать про пивные и конюшни, Тáйга уставилась на Зэсса. Скур, видимо, рассчитывал на хорошую попойку с ее деньгами, но удивило ее не это.

Ее спутник недалеко ушел от подводы. И обходить ее он не стал. Пока Тáйга разговаривала позади с крестьянами, он подошел поближе и теперь стоял лицом к морде лошади.

Старенький крупный жеребец, раньше вороной масти, теперь зиял белой проседью по бокам и крупу. Ноздри его раздувались, уши легли назад. Но он стоял на месте, подавшись корпусом вперед, опустив ниже голову, словно бодаться собрался. А Зэсс подходил все ближе и ближе, пока почти что нос к носу не уперся в морду лошади. Крестьяне тоже заметили это и замолкли. Конь дышал словно меха в кузнице, но стоял на месте. Человек и старая лошадь смотрели друг другу в глаза.

— Смотри, чего Врунка творит. — один из крестьян подошел и положил руку на бок коня. — Ты смотри у нас, не околей раньше времени. А ты чего к коню полез? Видишь, не нравишься скотинке.

— Хороший конь. — Зэсс сделал шаг назад, продолжая смотреть коню в глаза.

— Был хороший. Говорят, раньше под военачальником каким-то ходил. Боевой. Ничего, зараза, не боится. Старый, а характерный и упертый, как баран. Я его впервые таким вижу. Видимо, конец уже близок.

— Походит еще. — Зэсс отошел от лошади. И пошел дальше по дороге.

— Странный какой-то. — Крестьянин недобро посмотрел вслед. — Животина, она чует нехорошее.

И пока Скур прощался с крестьянами, отсыпая горсть гнилых шуток, Тáйга быстро нагнала своего спутника.

— Значит, не все лошади от тебя бегут.

— Значит, не все. — он оглянулся к ней с кривой улыбкой. — Он знает, кто я, а я — нет.

— Конь знает? — она так и не дождалась ответа. — Да ты с ума сошел!

— Если вас вдвоем со Скуром оставить, вы друг друга не поубиваете?

— Вдвоем?

— В город придем, мне уйти надо будет. Ненадолго.

Тáйга схватила его за рукав, внезапно почувствовав страх.

— Ты сбежать собрался?

— Не бойся. Я никуда не денусь.

— Я не боюсь. — Она отпустила рукав. — Я и одна прекрасно справлюсь.

— Значит, просто побудь со Скуром. Он тебя в обиду не даст. Разве что по кабакам потащит.

— Вот еще! — Она хотела было развить мысль, но их догнал довольный Скур.

— Говорят, тут конюшни хорошие. Лошадь себе думаю прикупить. Раз на еде я экономлю. Да еще и подработаю чуток.

— Подработаешь? Я не помню, что мы обсуждали плату. — Тáйга скрестила руки, уставившись на спутников.

— Мы с твоим дядей обсудили. Не лезь, малец. — Скур потопал вперед, не желая с ней разговаривать о столь взрослых вещах.

— Дядей, значит… — она искоса глянула на безразличного Зэсса.

— Заплатишь мне меньше. — махнул он рукой.

Она вздохнула. Можно привыкнуть ко всему. За пару дней она свыклась с новым телом. За пару лет — привыкла, что у нее больше нет семьи. Может, вскоре она свыкнется с мыслью, что больше никогда не станет девушкой. Но к выходкам Зэсса привыкнуть пока не удается. Потому что не удается найти объяснений тому, что он делает. Простых объяснений.

 

Глава 7

В городе Зэсс оставил их, отправив искать гостиницу. А сам растворился в толпе. И, хотя он пообещал вернуться, у Тайги внутри все дергалось при мысли, что он бросит ее. Несмотря на все свои странности, он олицетворял для нее уверенность. Она знала, что ему в общем-то наплевать, живая она или мертвая, и возиться с ее проблемами для него в тягость, но почему-то он делает это. Так же, как следует условиям договоренности. Гораздо проще было забрать у нее все деньги и идти своей дорогой.

Тáйга не списывала его действия на благородство или порядочность. У Зэсса, определенно, были свои причины шагать рядом с ней и проявлять заботу. Одному ему ведомые причины. Такие же, по каким сейчас этот увалень путешествует с ними и уничтожает все припасы. Но Тайге была на руку такая забота, какие бы цели он не преследовал.

Молодой, высокий, стройный, с мрачным взглядом изподлобья, равнодушный к женщинам вокруг себя, он неумолимо привлекал их внимание, завораживал и становился желанным. Она не раз видела, как реагируют на него девушки. Тáйга сама попала под это влияние. Когда она не злилась на Зэсса, то ловила себя на мысли, что он нравится ей. Нравится изподтишка смотреть на него, нравятся его непослушные волосы, скрывающие лоб и половину глаз, нравится его тонкий шрам. И, в то же время, каким-то внутренним чутьем она чувствовала, что этот юноша не подвластен женским чарам и прелестям.

Тáйга была уверена, что Зэсс легко перешагнет через ребенка и женщину, если понадобится. Не задумавшись. Но он все-таки оставался таким притягательным.

Столкните мужчину и женщину нос к носу на продолжительное время и получите искру. Но Зэсс для искр был плохим топливом, а Тайге хватало забот и раздражения.

* * *

Как только Зэсс исчез из поля зрения, Скур принял командование на себя, потащив ее через толпу.

— Куда мы?

— Я знаю тут хороший двор.

— Откуда? — она кричала в его затылок, уверенно прокладывающий себе путь, — Ты говорил, что не был здесь.

— Крестьяне на дороге рассказали.

Когда они вошли внутрь просторного дома, Тáйга поняла, что подразумевал Скур под словом «хороший». Кроме нескольких, уже давно бывших навеселе посетителей, дом был наводнен разномастными шлюхами, кружащими вокруг наживы как мухи.

— Я тут не останусь! — она взвизгнула почти по — девичьи и попятилась к выходу.

— Стоять! — Скур загреб ее за плечи. — Тут хорошо отдохнем. И дяде твоему понравится. — Он живо опрокинул в себя вовремя поднесенный девицей кувшин. — Еще раз дернешься — таких лопухов навешаю. — И для убедительности он огрел ее по затылку такой оплеухой, что у нее в глазах заискрило.

Тáйга тихонько двинулась вдоль стены и приземлилась на стул, стараясь быть незаметной.

— У, какой сладенький мальчик, — одна из девиц обвилась вокруг ее шеи, лизнув по щеке. — Девочку хочешь?

Тáйга испуганно замотала головой, но Скур, уже обхвативший двух девиц, повернулся к ней. Начинающим косеть взглядом, он сощурился, разглядывая девицу, потом выдал.

— Ты чего сидишь? Я в твои годы уже свою первую бабу обрюхатил!

— Честь и хвала тебе за это. — Тáйга наклонилась близко к девице, почти уткнувшись носом ей в полуобнаженную грудь. — Пошли отсюда.

— Пойдем, сладкий. — от ее дыхания смердило, и Тáйга поспешила сорваться с места туда, куда она указала.

Через минуту, они уже стояли за закрывающейся дверью в одну из комнат для утех с большой кроватью и несвежими простынями.

Девица прижалась к ней, пытаясь поцеловать.

— Погоди, — Тáйга отпихнула ее. — Да стой же ты!

Та остановилась в недоумении, вывалив огромную грудь.

— Слушай, сегодня ничего не получится, я слишком устал. Понимаешь?

— Я сама все сделаю. — она вновь прижалась к ней, опуская руку ниже.

— Ничего ты не сделаешь. — Тáйга прижала ее руку к штанам. — Видишь? Женщины меня не интересуют.

Та подергала бездушный кусок мяса, потом со злостью посмотрела в глаза краснеющего паренька.

— А чего приперся сюда? Женщины его не интересуют! Тебе козу может привести? Или мальчика?

— Не кричи. — Тáйга выудила из штанов монетку. — Просто отдохни. И я отдохну. А тому, — она кивнула на дверь, — скажешь, что все получилось. Договорились?

— Как скажешь сладкий. — девица вновь повеселела, быстро схватив монету и засунув куда — то промеж ног. — Хочешь, я задом… как мальчик. Представляй, кого душе угодно. Или ртом поработаю. Она отошла от юноши и улеглась на кровать, вытянувшись во всю длину. — Точно ничего не хочешь? Я много чего умею. Расшевелим мы твоего червячка.

Тайгу скривило.

— Не стоит. — Она осторожно улеглась рядом на воняющую потом кровать. — Просто я хочу отдохнуть.

— Как скажешь. Как скажешь. — девица еще лежала какое-то время, а потом заснула, раскинув ноги и стянув на себя все простыни.

Тáйга встала с кровати, прошла к замутненному разбитому куску зеркала на стене.

Оттуда, покрытый туманом и пересеченный темным провалом разбитого серебра, на нее смотрел худой, темноволосый, большеглазый паренек с яркими глазами цвета стали. От нее самой в этом мальчишке были только глаза и цвет волос. Больше никакого сходства. Мог ли Эйон так выглядеть? Он смеялся, часто смеялся, заразительно закатываясь заливистым детским смехом. И ей нравилось его смешить. Он был слишком мал, чтобы погрузиться в смерть матери и отца, и он вытаскивал ее наружу из того омута, в который погружалась она сама. До той самой ночи…

Тáйга устроилась на оставшейся части кровати и, под приглушенные стоны и крики доносившиеся со всех сторон, вскоре тоже погрузилась в дремоту.

* * *

Зэсс шел по уходящему в ночь городу. Кое-где уже горели фонари, освещая от негустого сумрака маленькие узкие улочки, выводя его прямо к рыночной площади.

Шумное дневное действо рынка плавно перетекало в ночное, собирая пьяных гуляк, работяг, желающих потратить заработанное за день на выпивку и развлечения, разноцветных и разномастных шлюх, шулеров, играющих с огнем, мошенников, шутов и торговцев, просто уставших людей, собирающихся потрепать языком и отдохнуть, и снующих туда сюда детей.

Он сел под одним из каменных домов, прилегающих к площади и прикрыл глаза, вслушиваясь и растворяясь в звуках.

Где-то наверху, в доме гремели посудой, слышались мужской и женские голоса. Площадь же была переполнена звуками, пронося мимо застывшего Зэсса запахи множества тел.

Мимо прошла собака, ощетинилась и, поджав хвост, юркнула под ноги толпе. Он улыбнулся.

Затем до него донеслись слабые голоса с другого конца площади. Зэсс прислушался, поднялся и направился туда, откуда уже более отчетливо слышались выкрики гадалок, желающих за деньги открыть тайны судьбы и будущего.

— Рассказывай. — он протянул ладонь черноволосой женщине, одетой в темное поношенное платье.

Та неспеша взяла с подстилки рядом трубку, вдохнула и выдохнула ему на ладонь клубок сизого дыма, показавшегося серебрянным в свете фонарей. Затем склонилась надо рукой.

— Ты потерялся. Не знаешь, чего хочешь и чего ждать. И сомневаешься. — она кинула на него внимательный взгляд и продолжила еще более загадочным голосом. — Скоро. Скоро все изменится. Придет к тебе то, что ищешь и ждешь. Но недолго будешь радоваться. Вижу беду над тобой. Болезнь тяжкую. Тяжело будет, очень тяжело… — Она требовательно протянула руку. — Давай, еще погадаю, скажу как от беды уберечься.

— Не стоит. — он кинул ей монетку. И направился к следующей гадалке, уже что-то рассказывающей молодой женщине.

— … и придет он к тебе, не переживай, золотая… — он выстоял весь разговор, дождался своей очереди и протянул ладонь.

Гадалка склонилась низко-низко. Так что теплое дыхание и седые волосы защекотали руку. И забубнила что-то. Потом резко выпрямилась и закатила глаза.

— Ждет тебя большая любовь скоро. Вижу славу. Молва о тебе пойдет. Деньги придут, но немного. Женщина тебя найдет. Но твоей не станет. Жена будет. Но на другого посмотрит. Трижды женат будешь. Дети будут. Вижу… — она еще сильнее запрокинула голову назад. — двенадцать… сыновья будут. Сильные сыновья. Далеко пойдут. Еще вижу…

— Достаточно. — он кинул ей монетку. — На сегодня достаточно.

Пора было возвращаться. Он мог просидеть здесь до утра и дольше, но что изменится?

Он обошел стороной небольшую толпу, в основном состоящую из детей, сидящих на камнях площади, и нескольких взрослых, случайно остановившихся тут же.

— …там нашел он свой меч, и убил злое чудовище. Правитель той страны щедро наградил храброго воина и воздал ему и роду его множество почестей… — старческий голос из центра юных слушателей вещал с тяжелыми выдохами и кряхтением.

В центре сидела старуха, скрюченная и седая, с помутневшими глазами и настолько глубокими морщинами, что казалось, тот воин, про которого она рассказывала, своим мечом нанес эти борозды ей на лицо.

— Еще, еще, Акая, расскажи еще. — забубнили дети, как только она утихла.

— Да, расскажи им что-нибудь страшное, чтобы все сегодня постели намочили, — заржал один из подвыпивших мужчин, стоящих рядом.

— Я помню, Майт, как ты свою кровать мочил. И был ты тогда постарше всех этих детей.

— Да ты тут всех помнишь, давно самой пора ложиться. Ты больше королей пережила, чем у меня баб было. — огрызнулся мужик.

— А ты свою руку не считай. — прокряхтела в ответ старуха. Толпа засмеялась, и багровый мужчина поспешил удалиться.

— А какой король самый хороший был? — спросил один ребенок.

— Да не бывает их хороших. — еще один мужчина затянул трубку.

— Тот хороший, кто народ не трогает, — старуха склонилась еще ниже. — пусть себе делят земли, богов, лишь бы нас не трогали.

— Говорят, когда старых богов сжигали, дым красный шел, — одна из женщин поднесла ладонь ко лбу.

— Может, оно и богам все равно, — старуха уже почти лежала боком на земле. Было видно, что она устала. — Говорят, раньше, когда людей было много меньше, боги нами интересовались. Им нравилось, что мы молимся им, приносим жертвы, строим храмы и убиваем. Они даже говорили с нами. Одаривали тех, кто был особенно усерден, добр и честен, кто хотел помогать людям. Давно это было. Когда не было еще городов, лишь малые поселения. Был один человек…

Старуха рассказывала сказку. Взрослые улыбались, дети слушали, открыв рты. Зэсс остановился неподалеку, внимая старому сказителю.

— … и куда бы он не приходил, земля вокруг начинала плодоносить, люди переставали болеть и беды обходили ту землю стороной. Так, ходил он из одной земли в другую, даря добро и помогая всем, кто в этом нуждался. И наградой ему была долгая жизнь. — Старуха умолкла и стало казаться, что она уснула.

— А дальше что?

— Дальше люди не захотели отпускать от себя такую благодать. — Зэсс шагнул вперед. — Они приковали его цепью к скале и построили над ним город. Первый город. Говорят, он до сих пор где-то там, внизу. Стонет и проклинает свою долгую жизнь.

Дети уставились на неизвестно откуда появившегося сказителя.

— За что его так? — пискнул мальчик.

— Он хотел бессмертия и славы. Ему дали и то, и другое. — Зэсс так посмотрел на ребенка, что тот сжался.

— У нас новый рассказчик? — старуха очнулась. — Ну ка, иди сюда. Ты кто такой? — Она старалась разглядеть его своими тусклыми глазами.

Зэсс присел перед ней на корточки и дотронулся до ее морщинистой, словно сделанной из тонкого пергамента руки.

— Знаешь сказки про пустоши, что за Гунхалом? Я бы послушал. — он накрыл своей ладонью ее сморщенную кисть, оставляя золотую монету.

— Плохое место. Не люблю детишек на ночь пугать. Да и взрослым слушать не стоит. Сказок мало напридумывали. Страшилки все. — она не обратила на монету никакого внимания.

— Жаль, — он сильнее сжал ее руку. — Может, еще услышу.

— Услышишь. — голос старухи изменился, стал как будто сильнее. Она смотрела не отрываясь в темные глаза под клочьями волос.

— Что ты видишь перед собой? — он странно улыбнулся, не спуская с нее глаз.

Морщины на старом лице как — будто стали глубже, рот пополз вниз, а глаза распахнулись чуть шире. В них словно загорелся угасший было огонь. На мгновение, женщина попыталась отдернуть руку и отвести взгляд. Но секунду спустя все поменялось: плечи ее вновь опустились, глаза потухли, а рука покорно осталась лежать накрытой ладонью незнакомца. Старуха вздохнула, с хрипом прогнав через себя воздух.

— Вижу наглого мальчишку, пугающего детей. — она отвернулась к остальным, которые с любопытством наблюдали за происходящим. — Жаль, не помню я тебя. А то рассказала бы всю подноготную. Да уму разуму поучила.

— Не буду мешать. А то вспомнишь еще. — Зэсс перестал улыбаться и встал, но старуха удержала его руку, притягивая к себе и заставляя снова нагнуться над ней. Когда его глаза вновь встретились с тусклым взором, она тихо спросила: «Скоро уже?»

— Скоро. — он задержал взгляд на выбеленных грязных волосах, с трудом держащихся на обтянутом кожей черепе. — Скоро. — рука его была уже свободна, и он пошел прочь от переговаривающейся людской толпы.

* * *

Тáйга проснулась от скрипа двери. В проеме стоял Зэсс, неприятно улыбаясь.

В то же мгновение, она ощутила кислое, смешанное с запахом местного пойла, дыхание у себя на шее. Резко отодвинулась от пьяной девицы, прижавшейся к ней сзади, и оттолкнула ее руку, покоящуюся у нее в штанах. Девица приоткрыла сонный пьяный глаз, недоуменно покосилась на дверь.

— Вас что, двое было? — ее щербатый рот с трудом выговорил слова.

— Мы хотим отдохнуть, красавица. Иди, работай, — Зэсс легко поднял ее с кровати, сунул деньги за пазуху и выпроводил в дверь. Потом плюхнулся рядом с Тайгой на постель и с удовольствием потянулся.

— Ну как? — он искоса глянул на нее из под волос.

— Как? — он что смеется? — Ты что, думаешь, что я с ней…

— У тебя на лице написано, что ничего ты не делала. А жаль. Я бы послушал впечатления. Может, у тебя больше шанса не будет. — Он зевнул.

— Я не буду спать с женщинами, пока я внутри остаюсь женщиной.

— А спустя годы?

— Я не думаю об этом.

— Подумай. Занятно же.

— Ты в хорошем настроении? Веселый? — Тáйга отодвинулась от него дальше, насколько позволяла кровать.

— Можно и так сказать.

— И где ты был?

— Осматривался. Мне нагадали любовь, славу и нескольких жен.

— Ты у гадалок был? — у нее от удивления рот открылся.

— Да.

— А в чем причина перемен?

— Считай, что мне вдруг все понравилось.

— Понравилось что?

— Все. Все хорошо. Все интересно.

— Ладно, не хочешь объяснять, не объясняй. В тебе загадок больше, чем во мне.

— В этом ты права. Я сказочно загадочен.

Тáйга смотрела на тонкий шрам на левой щеке и никак не могла понять, издевается он над ней или говорит серьезно. Перемены в его настроении не поддавались никакому объяснению, как и его действия. Казалось, он больше общается сам с собой, чем с ней, обращается больше к себе, чем к ней и его шутки — это скорее ирония, направленная тоже на себя.

— А как ты нас нашел?

— Нетрудно было узнать, куда здоровенный детина типа Скура потащит юнца, неспособного сопротивляться типа тебя.

— Я и не сопротивлялась. Какой смысл?

— Для человека с твоим упрямством и невезением, у тебя хорошая выживаемость. Иногда ты делаешь удивительно правильные вещи.

— Для человека, ничего о себе не помнящего, ты слишком уверенно себя ведешь. Ты меня учить начал? Это все твои странности на сегодня или еще что-то?

— С тебя и этого хватит. А память имеет свойство возвращаться. Но обсуждать я это не хочу. Я бы уснул, если ты не против.

— Располагайся, — она обвела мятую и грязную постель руками.

— Уже. — он зевнул еще шире. Заложил руки за голову и из под ресниц смотрел как она копошится, пытаясь устроиться поудобнее. — Множество женщин хотя бы раз в жизни представляют себя в роли мужчины с другой женщиной. Есть предположение, что они завидуют наличию у мужчин того, чего нет у них. Опровергнешь?

— Что? — Тáйга с трудом пыталась переварить то, что она только что услышала.

— Ладно, девственницы об этом точно не думают. Спокойной ночи.

— Зэсс, я не знаю, что на тебя вдруг нашло, но можешь быть молчаливым. Я не против.

Он поднял руку, не открывая глаз, и затушил лампу, погрузив комнату во мрак.

Тáйга еще немного покрутилась, осмысливая происшедшее и сказанное ее спутником. Непонятное, по большей части. Опять заснуть у нее не получалось.

— Зэсс, — она тихо позвала в темноте своего соседа, — спишь?

— Мы же в борделе. Конечно сплю. Чего тебе? — его голос сонным не казался. Видимо, он тоже обдумывал что-то свое.

— Тут зеркало есть. Я на брата совсем не похожа. Он… мне кажется, он таким бы не стал.

— Это тебя беспокоит? С какой стати, по твоему, тебя стали бы засовывать в тело твоего брата? Или тебе этого хотелось бы?

— Я не знаю. Просто почему я такая? Такой?

— Ты считаешь, что я это знаю? Поставь своего брата рядом и сравни. Только сначала не забудь рассказать прабабушкины сказки и кто такой этот сопливый парень перед ним.

— Он мертв.

— Тогда не ставь его рядом. Будет как-то неуютно.

Они помолчали.

— Помнишь, я тебе про погреб рассказывала? Меня нянька туда спрятала, чтобы солдаты не надругались. Она считала я там сохраннее буду. А сама с братом моим… он еще совсем маленький был… шесть лет всего. Она сказала, что он тихо сидеть не сможет. Все равно услышат… Они в храм пошли… Как и многие люди. Захватчики не трогают храмы. Им нужна добыча и женщины. Они грабят и насилуют. Но… Дауры не тронули город: они не убивали, не грабили, не насиловали. Они восстановили сожженные дома, вернули порядок в город, даже оставили знать на некоторых постах. Но первое, что они сделали, когда вошли в город, они сожгли храм… и всех, кто там был. И моего брата…

* * *

Утром они нашли в одной из комнат полупьяного Скура, лежащего в обнимку с двумя шлюхами.

При свете дня женщины имели вид еще более потрепанный и жалкий. Краска, и ранее сильно заметная на лицах, сейчас была местами размазана, что делало их похожими на тряпичных кукол, с которыми выступали бродячие театры. Лежа в сундуках, под дождями и ветрами, те приобретали такой же оттенок и такие же размытые черты.

На удивление, Скур послушно поднялся с кровати и побрел за Зэссом. Тáйга так и не поняла, зачем ему сдался этот пропойца. А Зэсс терпеливо ждал, пока тот придет в себя за столом таверны, с интересом заглядывая ему в лицо.

Наевшись, тот подмигнул Тайге.

— Ну что, малец, оприходовал свою бабенку?

— Нет, — она положила подбородок на кулак.

— Брешешь! — Скур оскалился. — Сделала она из тебя мужика?

— Мужика? Который спит со шлюхами и трезвеет только вдали от городов? Ты себя имеешь в виду? Лучше я останусь бабой. Потому что быть похожим на тебя мне совсем не хочется.

Тут полагалось бы промолчать и придержать язык за зубами, но Скур настолько был противен ей со своим пьяным немытым рылом и похотливыми глазенками, что сдерживаться не хотелось. Будь она не таким хилым мужчиной, она бы с удовольствием попыталась врезать по этой студенистой жирной роже.

Однако, она еще не в полной мере осознала, что если ты выглядишь как мальчишка, то получать ты будешь тоже как мальчишка. И церемониться с тобой не будут.

Скур тоже не посчитал нужным сдержаться. С грохотом отлетел табурет, на котором сидело его крупное тело, и шаркнул по полу стол. А в следующий момент, Тáйга рапласталась на ближайшей лавке. Скур навис сверху и пытался содрать с ее пятой точки штаны. Она укусила его грязную вонючую руку и извернулась, чтобы достать нож.

Зэсс спокойно поднялся, шагнул к двум пыхтящим телам, вынул из пристегнутых ножен ее нож и приставил к шее Скура.

— Оставь его. — его спокойный скучающий голос словно ведром холодной воды окатил обоих.

Скур тяжело дыша со злобой уставился на нового противника.

— Оставь мальчишку. Мне его еще матери показывать. Целым.

— К блаху твоего мальчишку! И тебя к блаху! — Скур оттолкнул Зэсса с ножом и сделал шаг в сторону. — Хватит с меня вашей кампании! Нет нам общей дороги. Вы сами по себе. И смотри, еще раз увижу твоего полудурка — выпорю, как только рот откроет! — он зло отбросил валявшийся стул.

Зэсс подождал, пока он выйдет за дверь и вновь уселся за стол.

— Жаль, — он смотрел, как Тáйга подтягивает штаны, — я рассчитывал на более длительное общение.

— Спасибо, — она шмыгнула носом.

— На, — он протянул ей ее нож и мешочек с камнями, на который девушка уставилась, словно на змею.

— Как ты… откуда он у тебя?

— Забрал, чтобы сохраннее были.

Тáйга пальцами перебирала легкие выпуклости в мешочке. А она даже не заметила! Все это время у нее не было денег! Ничего не было! Кроме мелочи в поясе. Потом она перевела взгляд на Зэсса, ставящего на место стол и стулья.

— Ты не слишком много на себя берешь? Почему ты все решаешь? Почему делаешь как хочешь, не считаясь со мной?

— Ты про свои драгоценности? Или в общем? — он снова сел за стол, приглашая ее расположиться напротив. — Надо было спросить, прежде чем вмешиваться или подождать пока он тебя выпорет?

— Я про все. Мы не партнеры. И у нас нет равноправия… и…

— И не будет, — он перебил ее, — ты можешь в любой момент отказаться. И остаться одна. Но мы не равны. Потому что я способен принимать решения, и я знаю свою цель. А ты свою знаешь? Я не беру во внимание твое «дойти до Гунхала и обосноваться». Ты можешь в равной степени идти куда угодно. Ты сама не знаешь, чего хочешь, не знаешь, что тебе делать. Может, ты и выносливее и решительнее некоторых девушек своего возраста, но ты привыкла к некоей стабильности, из-за которой осталась в своем городе, а не сбежала сразу. Ты привыкла жить в доме, спать в кровати. И для тебя весьма кстати, что сейчас тепло, иначе ты бы уже валялась в какой-нибудь из гостиниц с мокрым носом. Я не партнер глупой девчонке. Но я могу довести тебя до твоего Гунхала без того, что тебя изнасилуют или прибьют по дороге из-за нескольких камней. И чтобы выжить одному, мне совсем не нужны твои деньги, думаю, ты это уже поняла. И если я захочу, с нами пойдет еще толпа таких как Скур. И все решения буду принимать я. И тебе это удобно. Не нужно думать. — Он говорил все это без признаков интонации. Ровным голосом. От чего у Тайги предательски опустились уголки губ.

— И зачем я тебе? Ты можешь идти куда угодно. Ты мог взять мои деньги. Зачем я тогда тебе? Чтобы нянчиться? — она сама того не понимая уже готова была зареветь. Не зная, что услышит в ответ, ей позарез нужны были слова одобрения. Что она не обуза. Что она нужна… хотя бы для кампании. Но больше, чем Скур.

Он смотрел на нее сверху вниз, на большие яркие серые глаза, вот вот готовые пустить ливень слез, на взъерошенные мальчишеские короткие волосы, на подбородок и щеки, не знавшие поросли. Девчонка в теле мальчишки. Потерянная, жалкая, толком не соображающая что ей делать и куда бежать. Никому не нужная, кроме короля, желающего ее убить и… голоса, который вернул его сюда. Зачем ему было нужно, чтобы этот заморыш куда-то дошел? Или он ошибся? Взял не того попутчика?

Он может в любой момент все бросить. Это же всего лишь просьба. Просьба за дарованную жизнь? Или это уже не имеет смысла? Если он взял не того… Или ТОТ попутчик еще впереди? Сколько раз у него возникало желание оставить ее где-нибудь позади? Он — одиночка. Он не нуждается в обществе. Терпеть других людей — не для него. Они не раздражают и не мешают. Не злят, не останавливают. Не несут информации. Они просто не нужны.

Можно ли считать просьбу голоса и его согласие договором? Он ничего не говорил. Внутри он согласился. Он ничего не обещал. Но решил, что выполнит. Что за глупая привычка следовать договоренности?

— Зачем я тебе? — Тáйга понимала, что практически ревет перед чужим неприятным мужчиной, которому на нее наплевать. Да что уж говорить, которому на всех наплевать.

— С тобой веселее. — он как — то криво улыбнулся. Совсем не соответствуя словам. Потом встал и неуклюже попытался похлопать ее по спине. — Не так одиноко.

Она хотела было что-то ответить, но в это время от дверей послышался шум, и Тáйга быстро обернулась.

Распахнув двери таверны, внутрь заходили вооруженные люди. Первый вошедший со знаками элиты нового короля на одежде, нашел взглядом хозяина и громко приказал:

— Эй! Корма лошадям и еды моим людям! — позади него пространство быстро заполнялось прибывающими солдатами.

— Спокойно. Идем к выходу. — Зэсс подтолкнул внезапно одеревеневшего мальчишку вперед. — Иди, — и сам направился к выходу, навстречу прибывшему отряду.

Когда Тáйга заставила себя двинуться к солдатам, он уже поравнялся с командиром отряда, снимавшим грубые перчатки с рук. Тот на мгновение поднял глаза и скользнул по его лицу. Перчатка полетела на деревянный выскобленный пол, когда элитник схватился за меч.

Шрам! Зэсс мог уйти куда угодно, но с его внешностью скрыться сложно.

У Тайги внутри все сжалось. Это не простые солдаты. Не наемники, получающие деньги за убийства. Это уже элита. Дауры. Те, что пришли с даром к ней домой. Те, для которых поимка Тайги и убийство Зэсса было делом чести. Впереди отряда, рядом с командиром она насчитала трех дауров. Дальше — простые наемники. Но этих четверых им хватит с головой. Дауры словно рождены были зверями. Высокие и гибкие, хищники в теле человека. Они легко убивали и легко добивались добычи. Король по праву мог гордиться своими воинами. В бою один даур равнялся десяти простым солдатам. И с легкостью мог убить десятерых, избежав ран. Говорят, их с детства учат убивать.

Несколько мгновений Зэсс и командир отряда пилили друг друга взглядами. Если они шли за ними, шрам Зэсса трудно было не заметить и принять его за кого-то другого. Отряд позади своего лидера ощетинился. Руки плотно лежали на ножнах.

— Мне не нужны смерти. — Зэсс смотрел в лицо дауру. — Начнешь драку — потеряешь своих людей.

— Тогда облегчи мне задачу. Не заставляй доставать мечи. Мне нет чести убивать безоружного.

Зэсс молча продолжал смотреть в глаза командиру. Тот все понял.

Визг нескольких мечей, вылетевших из ножен резанул слух. И Тáйга закрыла глаза. Испуганное воображение дорисовало искромсанную мечами плоть безоружного человека. Но при звуках битвы с закрытыми глазами стало еще страшнее. Перемещаясь внутри тесного пространства, кто-то отпихнул мальчишку прочь с дороги, и Тáйга отлетела куда-то под стол, ударившись лбом о неудачно подвернувшийся табурет.

Зэсс лавировал между мечей, кувыркаясь, словно цирковой трюкач. Деваться ему все равно было некуда. Выход преграждали обнаженные мечи остальных воинов. Долго такой бой продолжаться не мог. Один удар все же настиг свою жертву, и спереди, по груди Зэсса прочертилась темная полоса. Он согнулся, зарычал от боли и, подпрыгнув к одному из солдат, ударил сильно по ногам.

Второй клинок нарисовал полосу на спине.

Тáйга услышала еще один яростный рев и увидела пролетающий мимо меч. Дальнейшая картина навсегда отпечаталась в ее памяти. Что-то изменилось. Глаза ее спутника, прежде темные и безжизненные, ловившие изредка лишь отблески огней костров, вдруг ожили. Полыхнули ярким красным пламенем, словно сами стали двумя языками от костра.

Зэсс быстро развернулся и мощным ударом руки отбил клинок командира. Рука его пролетела дальше, словно молния вонзившись тому в горло и окаменела, пригвоздив даура к стенке в паре ладоней от пола. Остальные солдаты застыли, наблюдая как их предводитель беспомощно трясет руками, болтаясь над землей и как темнеет его лицо, сжатое чуть ниже подбородка железной хваткой обычного человека.

Зэсс удерживал даура, и лицо и шея воина продолжали темнеть, покрываясь черной пеленой смерти. Белки глаз также почернели. Вскоре, вся его голова стала похожа на обугленную головешку. При этом человек хрипел! Он был еще жив, пытаясь руками оторвать от своей шеи смертельную хватку.

Когда чернота поползла с лица даура на руку державшего его, Тáйга не выдержала. Схватив табурет, она проломила легкое окно таверны и выскочила через осколки на улицу, глотая ртом свежий воздух.

Рядом с таверной, срывая привязь, бились кони. Она выдернула из ножен кинжал и полоснула по поводьям первого же животного. Страх приподнял ее над землей и кинул в седло, заставляя крепко вцепиться в гриву и прижаться к спине лошади.

Свободное животное ринулось прочь от таверны, унося на своей спине испуганного юнца, бледного как смерть.

* * *

Вскоре лошадь перешла на рысь, а Тáйга все так же прижималась к ее шее и спине, позволяя животному самому выбирать себе дорогу. Потом пошел шаг, а затем, свободный конь, словно не замечая сжатый комок у себя на спине, и вовсе остановился и принялся щипать сочную траву.

Тáйга медленно стекла вниз по холеному теплому боку и шмякнулась посреди поля.

Она подобрала колени к себе поближе, крепко обняв их руками, как в детстве, прячась от своих страхов под одеялом. Только в детстве страхами были рассказанные на ночь страшилки или то, что привиделось во сне, а тут…

Тáйга никогда не видела такого. Не видела, чтобы жизнь из людей высасывали, не видела, чтобы люди чернели и задыхались от прикосновения. Кто мог обладать такой силой? Кем на самом деле был ее попутчик? Магом, вернувшимся из старинных сказок и легенд? Кем он мог быть?

Она долго лежала, глядя в небо, но видя лишь чернеющее лицо даура.

«Он хотел их убить. И убил бы.»

Страх всего лишь погнал ее прочь. Страх перед неизведанным и перед оставшимися воинами. Страх стал решающим именно в тот момент.

Готова ли она была уйти раньше? Готова была, когда он взял с собой Скура, не спросив ее мнения? Готова была, когда позволила ему насмехаться над ней? Готова, когда поняла, что вовсе не нужна ему? Гордость давно вопила уйти, и лишь трезвый голос разума говорил, что вместе для нее безопаснее. Готова ли она уйти сейчас? Даже после увиденного?

Там, в таверне, она не принимала решения. Ее погнал страх. Страх заставил высадить окно и удержаться на лошади.

Хватит с нее всего этого? Она сама способна дойти куда ей надо? Да и много ли ей надо? Мальчишка. Кому она нужна? Кому в голову взбредет, что у него между ног драгоценные камни?

И еще… Зэсс был прав. Пора ей самой принимать решения. Сначала отец, потом дядя. Она сама толком никогда не решала, что ей делать. И в Гунхал она идет только потому, что так посоветовал Тир. Какая, собственно, разница, куда ей идти? Почему бы ей не подумать, что дальше? Что на самом деле дальше ей делать? И для таких мыслей и для столь самостоятельной юной девы не нужен попутчик с кучей странностей, убивающий прикосновением. Совсем не нужен…

Вокруг начало темнеть. Она полдня провалялась тут! А вдруг их там уже нет? Никого нет? И она останется здесь совсем одна? Даже если Зэсса убили или схватили, никому не нужен мальчишка, мешающийся под ногами. Никто ее не тронет.

Сильной быть не получилось.

Она встала и подобрала болтающиеся поводья пасущейся рядом лошади. Нужно вернуться. Если Зэсс жив — он поможет ей. Все равно, от чего чернеют те, кто нападает на него.

А если мертв?

Она вспомнила те раны от мечей. Спина и грудь. Окрашенная кровью одежда. И куча наемников вокруг.

Она не может остаться одна. Она не умеет…

Тáйга с трудом влезла на лошадь. Тот страх, погнавший ее прочь от таверны и от убийц, он прошел, предоставив место новому: страху остаться одной, идти дальше одной, быть беззащитной и принимать решения. Нужно возвращаться и искать Зэсса. Ему нужна ее помощь. А ей нужен он.

Только куда ехать? Она огляделась. Прилично же она проскакала с дури. Вокруг была равнина. Одинаковая, куда ни глянь.

Тáйга вертелась в седле, пытаясь определить, куда ехать, но везде, насколько хватало глаз, простиралась одинаковая зелень. Слезы брызнули из глаз. Что теперь делать? Куда ехать? Как вернуться? Станет ли он ждать ее, если жив?

В небе показалась первая звезда. Тáйга легко тронула ногами бока. Послушное животное пошло вперед, унося зареванного юношу прочь.

* * *

Куда она поедет? Ей было все равно. Единственное, что она знала точно, она никогда не найдет той таверны. Неважно, какое направление выбрать. Никогда ей не вернуться. Это ее судьба. Жив Зэсс или давно остывает, волочась за лошадью кого-то из наемников. Она все равно не найдет его.

Но пока никто не будет искать мальчишку, время у нее есть. И все равно, куда она приедет. Лишь бы подальше от этой страны, подмятой под себя даурами.

Она покопалась в седельных сумках чужой лошади. Одежда, немного денег, оружие и немного еды. Это лучше чем то, с чего она начинала. К тому же, теперь у нее есть лошадь. Как она умудрилась удержаться в седле все это время? И как она вообще на нее залезла так быстро?

К вечеру она выбралась на пустынную дорогу. Проехав немного, но так и не поняв в какую сторону направляется, она попыталась устроиться на привал. Огонь отказывался заниматься, и Тáйга плотнее закуталась в чужой плащ, пропахший конским потом и чужим мужским запахом. Плохо, если в этой суматохе она повернула назад. Дорога была незнакомой, но она могла попасть на какую-нибудь заброшенную или объездную. Главное, не вернуться в свой город. А так, пускай его, хотя бы и назад.

Рано или поздно, она должна была остаться одна. Всего лишь вопрос времени. Люди вокруг нее умирали. Все, кто ей был близок. Зэсс стал нужным. Теперь и он мертв. Чем чаще она думала об этом, вспоминая как прошло лезвие меча по его телу, тем сильнее росла ее уверенность в его смерти. Она убивает всех, кто ей дорог. Поэтому, теперь она одна. Так должно быть. Девушка в теле юноши. Чужая холеная лошадь и немного еды. Все, что ей нужно. Большего не требуется.

 

Глава 8

Утром она проснулась от звука голосов. Над ней стояли трое мужчин, по виду крестьяне. Они забрали лошадь и все, что на ней было, сняли с испуганного мальчишки плащ и сапоги, пнули на прощание и удалились, довольные добычей. Так начался новый день.

А ближе к вечеру, уставшая и голодная она брела, сама не понимая куда. Она разучилась заботиться о себе. И пусть она мешалась Зэссу, но с ним было гораздо комфортнее. Выжил ли он? С двумя ранами против отряда воинов… Даже если выжил, сейчас его тащат обратно в город, чтобы лорд Смурт потешил свое самолюбие. Нет, она правильно сделала, что убежала. Кто знает, оставили бы в живых мальчишку, путешествующего с врагом государства? Выдал бы ее Зэсс? Ему на всех наплевать. Кто знает…

Впереди, в сгущавшейся тьме забрезжил огонек. Тáйга остановилась.

Больше у нее ничего нет, если только очередные грабители не пожелают снять с нее штаны. Да и дорогу спросить не помешает. Она осторожно стала приближаться, прячась за кустами и деревьями.

* * *

Кампания подобралась у костра разномастная. Кто в чем и кто с чем. Бродяги и вольные стрелки. Такие отряды после войны стали не редкостью. Разоренные крестьяне, искатели наживы, да и просто жаждущие приключений объединялись и рыскали по дорогам и заброшенным хозяйствам, собирая свою дань с каждого встречного путника, если только встречные не превосходили их числом или сноровкой. Убийства не являлись их целью, но и смертями они не брезговали. Отловом таких парней никто не занимался и они творили, что хотели, порой разрастаясь до приличных бандитских шаек, способных напасть на небольшую деревню.

Не лучший вариант для расспросов.

Тáйга аккуратно развернулась и поползла было назад, когда сверху ее по спине огрели плашмя мечом. Заскулив от боли, она свернулась в клубок, защищая голову руками, но ее уже схватили за шиворот и тащили прочь из кустов, прямо к разведенному огню.

— Смотрите, какого зверя я поймал! — вытащивший ее из укрытия кинул свою жертву перед остальными. — Съедим?

— Сам жри эту падаль! — Кто — то захохотал сбоку. — Лучше бы ты кабанов так из кустов вытаскивал.

Первый грязным сапогом пнул Тайгу в живот и перевернул на спину.

— Что с ним делать то?

— Шею сверни или обратно в кусты пни. На кой нам пацан?

— Погоди ка, я его знаю. — Знакомый голос заставил Тайгу съежиться еще сильнее. — Это сопляк, с которым я до этого шел. — И Скур нарисовался в свете пламени, разглядывая Тайгу. — А дядя твой где?

— Нет его. Солдаты убили. — девушка еле зубы разжала для ответа.

— Ну и поделом, хрен собачий. Жаль, тебя не пристукнули заодно.

— Если тут солдаты поблизости, нам бы уходить надо, — заговорил щербатый парень, сидящий ближе всех к огню и затачивающий стрелы над костром.

Протяжный стон донесся от лежащей неподалеку груды, которую Тáйга поначалу приняла за кучу барахла.

— Далеко солдаты твои?

— В той таверне остались, где мы виделись последний раз.

— Ну, это далеко. Как же ты сам сюда добрался? Пешком?

— Я на лошади ехал. Потом лошадь у меня отобрали. Дальше пешком иду. — Тáйга робко попыталась сесть, чтобы не отвечать из положения лежа.

От лежащего человека снова донесся мучительный стон.

— Что с ним делать? — один из бродяг, лицо которого было сильно обожжено с одной стороны, подошел ближе к Тайге. — Отпускать нельзя? Он солдат приведет быстрее, чем я опорожнюсь.

— Да ты только и делаешь, что посрать убегаешь. — Щербатый продолжал строгать. — Где в тебе столько дерьма хранится?

— Могу тебе отсыпать, раз зависть берет.

— Морду себе замажь! — Щербатый оскалился гнилыми зубами. — Краше будет.

Остальные заржали, перебивая стоны раненного товарища.

— Я даже не знаю, в какой стороне таверна осталась. — Тáйга попыталась выторговать себе шанс.

— Шею надо свернуть, — раздался голос. — И проблем не будет.

— Я сам займусь. — Скур подхватил Тайгу под мышки и потащил прочь от костра.

— Пожалуйста, не надо меня… — у нее в горле пересохло. — Я, я уйду…

— Заткнись. — Скур поставил ее перед собой, когда они отошли достаточно далеко. Осмотрел дрожащего парнишку. — Да не трясись ты. Кому ты нужен убивать тебя? Никому. Мы обычно таких засранцев не трогаем. Но тут такое дело: Глата видел — того, что воняет похлеще моей задницы? Так вот ему пока никуда быстро двинуть не получится. А если ты приведешь за собой солдат, как думаешь, много у них времени уйдет, чтобы нас найти?

— Я не приведу, обещаю.

— Так вот дело выходит, — Скур словно не слышал ее, — что проще и безопаснее тебе шею свернуть. Убедишь меня в обратном?

Тáйга не знала, что говорить. Только тряслась.

— Придурок ты бестолковый. — Скур ткнул ей в нос кулаком. Не сильно, но ощутимо. — Что там твой хрен трепался про семейку? Твоя матушка прилично богата, чтобы заплатить за тебя хорошую цену? Или так тебя продать? На утеху кому?

— Заплатит. Мать заплатит. — Тáйга с трудом выговорила слова.

— Да… — протянул тот задумчиво. — Наверное заплатит. Только тащить тебя далековато. Куда ты там направлялся, в Гунхал?

Она кивнула.

— Да смотреть еще за тобой… — Скур явно колебался между пинком под зад и проблемной добычей. — Смазливый ты, молокосос. Проще тебя кому из торговцев сдать. Там и задница твоя пригодится.

Она сглотнула.

— Мать заплатит. У меня богатая семья. Тебе дадут все, что причитается. — Тáйга выставила одну ладонь перед собой, останавливая Скура, а другой рукой полезла в штаны.

— Корешок свой отдельно упаковываешь? — Скур подхватил протянутый мешочек.

Два темных маленьких камешка легли в его здоровенной ладони, совершенно теряясь во мраке. Не ловя ни одного отблеска огня.

— Что это?

— Изумруды. Ты получишь еще. За один можно хорошего коня купить. Оружие. Если бы светло было, ты бы увидел.

— Ты думаешь, я стекляшку не отличу? — Скур прищурился, стараясь в тусклом свете от далекого костра получше разглядеть добычу. — Говоришь, у матушки твоей таких еще наберется?

— Наберется. Она заплатит. Я — единственный сын.

— Снимай штаны! — Скур засунул мешочек себе за пазуху и требовательно выпятил подбородок.

— У меня больше нет ничего. — Тáйга замерла. — Остальное от матери. Ты не сомневайся.

— Снимай штаны. — Тот потянулся к короткому мечу на поясе.

Тáйга быстро стянула с себя одежду, сжимаясь под пристальным взглядом здоровяка.

Тот обошел ее, шлепнув мечом по ягодицам.

— Посмотрим, — Скур подтолкнул ее перед собой обратно к свету. — Куда денежнее будет. С нами пойдешь. Попробуешь сбежать — шею сверну. Понял?

— Понял. — Тáйга на ходу натягивала штаны.

* * *

Он огляделся по сторонам, отпуская последнего солдата: пятеро точно выживут, остальным повезло меньше. Да и те, кто выживет надолго его запомнят.

Он с трудом приподнял левую руку. Меч раскроил мясо до кости. Раны на груди и спине тоже давали о себе знать.

Среди пространства таверны, подальше от места схватки, среди груды стульев и столов затаились неудачливые посетители. Слева, с открытым ртом и перекошенным лицом так и застыл хозяин, подпирая собой стену.

Не обращая на них никакого внимания, Зэсс тяжело направился к одному из столов, стоявшему возле разбитого окна. Выглянул во двор, где рвали привязь встревоженные лошади. Одного коня не хватало.

— Одной проблемой меньше, — пробормотал он сквозь зубы, подымая оброненный Тайгой кошель. Прикинул его на ладони и зарычал от новой волны боли.

— Колдун! — хозяин таверны сделал охранный жест рукой, и попятился вдоль стены подальше от израненного Зэсса.

— Ага, колдун. — Зэсс сделал шаг по направлению к выходу и свалился мешком на пол, посреди разгромленного отряда.

* * *

Он видел лица. Множество лиц. Они проносились мимо него толпой, не задерживаясь. Не останавливаясь. Оставляя легкий шлейф непонятных воспоминаний, за которые и рад бы уцепиться, да понять не можешь о чем они. Лица мелькали, водили хороводы, появлялись из ниоткуда и возвращались в никуда. Пока среди них не возникла фигура. Темная фигура на фоне бледного строя призраков. Он пошел к ней, приближаясь, плывя сквозь всю эту призрачную белесую толпу, что — то шепчущую бледными губами.

Приближаясь, фигура все четче принимала очертания. Он мог не смотреть на нее, он просто знал. Это женщина. Ближе, ближе, он отчетливо видел невысокий силуэт, темные распущенные волосы. Он почти слышал ее голос. Она что-то говорила. И он, зная и помня тысячи лиц, он не мог сейчас вспомнить ее лица. Не мог его увидеть, представить, не мог понять. Он не знал самого важного лица!

Женщина подняла руку, и все остальные лица вокруг него исчезли, окрашивая мир в ярко красный цвет, а потом разверзлась боль. И все погрузилось во тьму.

* * *

Реальность возвращалась тяжело, отдавая то острой то тупой болью во всем теле. Казалось, раны расползались по телу, превращая плоть в один болевой комок. «Такое уже было», — пронеслось в голове.

Еще там крутилось что-то очень важное, над чем непременно нужно было подумать, но мысли веселым вихрем гуляли туда — сюда, не останавливаясь ни на мгновение на чем-то конкретном, от чего еще сильнее напрягалась голова. В конце-концов, он вынырнул из своего неудачного бреда и осмотрелся вокруг.

Он лежал на небольшой деревянной кровати в чистой и светлой комнате. Лежал на боку, так как руки были крепко спеленуты у него за спиной, а ноги скручены, пониже голени. Кровать под ним была частично розовой от крови, но на повязках, опоясывающих тело крови почти не было. Значит, его несколько раз перебинтовывали. А это значит, что он тут довольно долго валяется. Кроме кровати в комнате стоял единственный стул. Стоял перед кроватью. На котором, пристально глядя Зэссу в глаза, сидел полный мужчина в годах, переплетая пальцы и нервно дергая правым глазом. Больше в комнате никого не было, но за закрытой дверью раздавались шорохи, выдавая тех, кто там выжидал.

— Долго я здесь? — Зэсс вернулся взглядом к мужчине.

— Сегодня третий день. Люди тебя сжечь хотели как колдуна, но я настоял, чтобы все было по правилам. После суда.

— А ты местный владыка? — Зэсс попробовал руками веревки. Больно. Но терпимо. Вполне. А вот веревки тугие.

— Ты одиннадцать человек убил в таверне. Люди видели как.

— Шестерых. Пятеро были живы. Если только люди их не добили.

— Живы. Но все еще не на этом свете. Иначе они до тебя первыми бы добрались. Ты знаешь, что с элитой короля сцепился?

— Догадываюсь.

— И когда они очнутся, они потребуют твоей смерти.

— Они собирались взять меня живым. Иначе ты бы со мной не разговаривал.

— Вот как… — мужчина задумался. — И зачем ты им?

— Государственный преступник. — Зэсс криво усмехнулся, давя гримасу боли.

— Мои люди требуют твоего сожжения.

— Ты повторяешься.

— Но… я могу поспособствовать, — он придвинулся ближе к кровати, — скажем… твоему внезапному побегу.

— И что ты хочешь взамен? Одарить тебя вечной жизнью или осыпать золотом?

— А ты можешь? — глаза у местного царька загорелись, а руки стали влажными. Он стал нервно потирать их друг о дружку.

— Нет. — Зэссу жутко неудобно было сбоку смотреть на его розовую поросячью рожицу.

— А что ты можешь сделать для меня за свою свободу?

— Ничего.

— Совсем ничего? — уголки рта у мужчины забавно вытянулись вниз.

— Могу выразить благодарность за то, что перевязал и дал очнуться.

— Ты знаешь, — мужик сгреб его лицо в охапку перед своим, — там, на улице тебя ждет толпа, чтобы сжечь живьем. Как колдуна. Так что предлагай варианты, если они у тебя есть. Иначе я, как милостивый правитель, прямо сейчас выдам тебя им. Что ты можешь? Что ты можешь мне предложить?

— Из того, что тебя заинтересует — ничего. Я не джинн из сказки и желания не исполняю. Разве ты еще не понял?

— Тогда тебя сожгут, колдун. И я прослежу, чтобы это было как можно медленнее и мучительнее.

— Мои вещи у тебя? — у мужика из рта неприятно разило кислятиной, и Зэсс старался не дышать.

— У меня твои вещи. Нашел о чем беспокоиться, — он в сердцах кинул его обратно на кровать, — счастливо тебе зажариться. — И направился к двери.

— Ты их далеко не убирай. Я за ними приду.

Дверь с силой захлопнулась, но не прошло и минуты, как в нее вошли четверо дюжих молодцов, вооруженных кто чем попало. Стащили его с кровати и потащили к выходу.

— Тяжелый, собака, — один из парней выругался и перерезал веревки на ногах. — Топай сам!

Зэсс получил увесистый тычок в больную спину.

— Отвратительное отношение к тому, кого собираешься зажарить. — он пошел вперед, к двери, продолжая старательно ощупывать веревки на руках. Парни постарались на славу, скручивая колдуна. Слабины не было.

Снизу, у дома их ждала небольшая толпа, поднявшая крик как только процессия показалась из дверей.

— Вот и зрители. Хотел бы я наколдовать что-нибудь этакое… — Зэсс с удивлением заметил, что вспотел. Умирать на костре, да и умирать вообще, не входило в его планы.

Из толпы полетели гнилые овощи и тухлые яйца.

— Шевелись! — его снова толкнули в спину.

Они шли мимо домов и грязных маленьких улиц. Он выкручивал себе руки, стараясь ослабить веревки, но все безуспешно. Его взгляд, ставший быстрым и нервным, рыскал вдоль дороги, по улюлюкающим лицам и его немногословным стражам. Они шли к той рыночной площади, где не так давно он сидел и слушал людской гомон, слушал этот небольшой городок. Только сегодня на площади устраивалось представление с ним в главной роли.

Его глаза на мгновение задержались на остановившейся телеге с парой кляч, ожидающих когда пройдет толпа.

Он сорвался с места ровно в тот миг, когда люди рассыпались в сторону от сбесившихся ни с того ни с сего лошадей. Сбил с ног здоровым плечом одного из своих охранников и, пользуясь всеобщим замешательством, рванул в образовавшийся проем в толпе.

Зэсс пробежал несколько домов, ввалился в приоткрытую дверь одного из них, снес со стола всю утварь и затих в углу, осыпаемый ударами настигшей его толпы, прежде чем до него добрались его стражи.

Они растолкали людей, оттащив особо ретивых и подняли избитого «колдуна» на ноги. От них он тоже получил хорошую затрещину, но для израненного тела уже все было равно.

Зэсс шел, нервно улыбаясь разбитыми губами. Его взгляд уперся в приготовленный костер: деревянный столб и куча хвороста, разложенная под ним, и уже не в силах был отпустить эту картину. Казалось, на площади собрался весь город посмотреть на казнь. Люди встретили его воем.

Маленький, не очень острый глинянный черепок, подобранный им в доме, плохо справлялся с отведенной ему ролью. Изрезанные пальцы не хотели слушаться. Веревка поддавалась с трудом. И только когда его стали привязывать к столбу, он разрезал одну из петель.

Парень, привязывающий его, так и опустился вниз с удивлением на глупом лице. Зэсс выхватил его меч и застыл перед толпой в угрожающей позе, истекая кровью и потом.

— Вы представить себе не можете, какая ирония в моей смерти на костре. — он шагнул вперед и толпа отхлынула, ощетинившись несколькими стражниками с оружием.

— Мне не хочется больше убивать. Я просто хочу уйти.

* * *

Лорд Вильм застегнул парадную пряжку на груди и повернулся перед зеркалом.

— Все готово на площади?

— Да, лорд, все ждут только вас. — Слуга подал ему шляпу.

Лорд скривился, увидев, что ее цвет не подходит к парадному костюму.

— Болван, подай мне синюю! — он швырнул шляпу слуге. — Идиот!

Лорд пребывал в плохом настроении. Не столько от разговора с «колдуном», сколько от своих мыслей. Его горожане требовали казни, и он дает им то, чего они хотят. С другой стороны, если королевская гвардия ищет этого человека, то правильно бы было оставить его в живых до разбирательств с королем. А это автоматически подрывает его авторитет в глазах горожан, над которыми он поставлен не так давно.

Лорд знал, какие шутки ходят про него и про его пристрастия в городе. Тут он чужой. И своим стать ему ой как нелегко. Особенно, если выполнять указы нового короля и поднимать налоги. А теперь он снова оказывается между двух огней. Но лучше покончить с неугодным королю и сделать вид, что не понял намерений стражи, тем более, что она вся находится в невменяемом состоянии, чем убегать из полыхающего огнем дома, став неугодным своему городу и не спалив появившегося колдуна прилюдно.

— Ну где ты там возишься?! — заорал он в проем двери на слугу и застыл, глядя на появившуюся фигуру.

Перед ним стоял недавний пленник, весь перемазанный кровью, с бурым мечом в руке. Глаза его горели безумным темно-красным огнем.

— Не ожидал? — Он тяжело прислонился к стене, оставляя кровавые разводы.

Вильм сглотнул.

— Я… я могу…

— Да ничего ты не можешь. Вещи мне мои верни. — Зэсс устало сполз по стенке чуть ниже. — И давай поживее, мне еще отсюда выбираться и выбираться.

 

Глава 9

Они называли себя вольной армией, хотя до армии там было как до Жемчужного моря. С кем воевала эта армия тоже не было понятно. И, если откинуть красивое название, оставалась кучка все тех же головорезов, шатающихся по объездным дорогам и собирающих все, что плохо могло себя защитить.

Двадцать человек разношерстного сброда, нападющего на тех, кого он превосходил числом не менее, чем в два раза. Обычно, они забирали негустую добычу, пользовались женщинами, убивая только тех, кто сам лез на клинок. Иногда, они брали заложников, если видели, что можно получить неплохую цену. Но такая рыба попадала в их сети нечасто. Сейчас же ситуация осложнялась состоянием одного из вольной армии.

Глата приходилось тащить на носилках или везти на разваливающейся телеге, единственной, везущей весь скарб «армии». Кабан пропорол ему бок, и тот гнил, принося хозяину сильные мучения. Не будь он в «армии» с самого начала, его давно бы уже бросили где-нибудь в лесу. Но, являясь одним из зачинателей, он был «достоин сопровождения до последней своей минуты». Так говорил Щербатый.

Из-за Глата отряд двигался намного медленнее, что ставило под угрозу промысел «вольных» при наличии рядом солдат, которыми уже наводнились ближашие окрестности. Поэтому, отряд медленно выходил из опасных земель, где за ними уже начали охоту, двигаясь по заброшенным дорогам.

Скур возвращался к своим «вольным» как раз после того, как вернул одного из удачно захваченных пасынков местного торговца, когда Зэсс с Тайгой попались ему на пути. Торговец дал хорошие деньги. И Скур находился в прекрасном расположении духа, позволяя себе разгул.

Камни, полученные от Тайги, он никому не показал, обозначив ее как пленника, за которого можно получить неплохой выкуп. Она подозревала, что делиться уже полученным он ни с кем не собирался.

За неимением лучшей клетки, на ночь ее привязывали к телеге, где обычно лежал Глат, а днем кривой Огги, самый молодой из всех, должен был присматривать за ней. Кривой, он на редкость был зрячим, когда дело доходило до стрельбы из лука. И, если поначалу у Тайги проскакивала мысль о побеге, то после нескольких убитых Огги кроликов, она поняла, что лучше пока оставаться на месте, если не хочешь получить по стреле в зад.

Днем она выполняла все поручения, высказанные Огги, и должна была помогать ему во всем. Менять повязки Глату, таскать хворост, готовить нехитрую снедь, чистить посуду и все то, что может потребоваться. А ночью она не могла заснуть от стонов раненного и от стойкой вони гниющего заживо человека.

Столько раз, лежа очередной бессонной ночью, она пыталась представить, что будет дальше. Когда они дойдут, наконец, до города ее «матери», сулящей золотые горы каждому, кто вернет ее дитя. Если она не сбежит раньше, то, узнав об обмане, Скур точно расправится с ней. Или продаст работорговцам. Или в дом утех. Но сейчас она была уверена, что Огги сумеет выследить ее раньше, чем она отойдет на приличное расстояние от лагеря. К тому же, Тáйга совсем запуталась в направлениях и понятия не имела, где она сейчас и куда идет. С таким же успехом, она могла поплутать и выйти обратно к вольной армии, которая ее толком спохватиться не успеет.

Не сказать, что относились к ней из рук вон плохо. Иногда даже перепадала кость с остатками мяса. Огги охотно трепался, не спуская при этом с нее глаз. Да и остальные мало обращали на нее внимания, как на предмет побоев или издевательств.

Тáйга поняла, что пинки выпадают на ее долю тем чаще, чем больше она попадается на глаза или обозначает себя. Поэтому, она старалась быть неприметной и очень тихой.

Изредка, она все же вспоминала своего спутника, который хотя и был к ней равнодушен, заботился о своей попутчице. Но вспоминала она его лишь засыпая, как нечто давно ушедшее. Тáйга научилась вычеркивать людей из своей жизни. Чтобы продолжать жить дальше. Что случилось — того не изменить. Целая вереница людей, значимых и близких для нее, прошли мимо. Одних забрали Боги, других, как Тира, лорда Дартмуда и Ти, она больше никогда не увидит. Стоит ли грустить об этом? Поддайся она воспоминаниям, и жить станет совсем невмоготу. Она зачеркнула всех, оставляя для себя лишь врагов. О них можно и нужно помнить. Такая злость позволяет жить. Она питает и ведет вперед. О врагах можно помнить, можно вспоминать и думать целыми днями. Такие воспоминания не причиняют боль.

* * *

Глат прожил еще неделю. Наверное, когда он был здоров, он был очень сильным. Настолько долго он боролся со смертью, пожирающей его живьем.

В последний день, он, наконец, открыл глаза и вполне осознанно посмотрел на Тайгу, отдирающую его вонючие повязки. Харкнул кровью, осыпал ее проклятиями и умер, пустив кровавую струю ртом.

Наверное впервые она видела смерть так близко, и так отвратительна она была. Ее тонкий мальчишеский визг был прерван Горелым, хорошим ударом отправившим ее с телеги.

— Заткнись!

Вольная армия с облегчением похоронила своего солдата. Избавившись от обузы, они стали двигаться гораздо быстрее, высматривая по дороге подходящую добычу.

Изменилось и положение Тайги. Отпала надобность все время находится в телеге, подле умирающего, а значит, она гораздо чаще стала попадаться на глаза остальным. Увеличилось число пинков и оплеух, щедро отписываемых ей от всех подряд. Так продолжалось ровно до того дня, как они проходили мимо небольшого городка.

Большая часть «вольных» отправилась в город менять или продавать добытое добро, оставив Тайгу под присмотром Огги. Туда же отправился и Скур. А уже по возвращении его, все поменялось.

Скур вернулся из города крайне довольный. Как подозревала Тáйга, причиной тому могли послужить ее камни, цену которым он, наконец, узнал. Так или иначе, но внезапно, он воспылал добрыми к ней чувствами, накрепко привязав к себе в качестве то ли оруженосца, то ли вечного помощника. Теперь он не отпускал юношу от себя ни на шаг, таская повсюду, начиная охотой и заканчивая своими вылазками в местные деревни и на разбой, а когда спал, то привязывал ее к себе веревкой. Скур явно рассчитывал на хорошую награду, и от этого все чаще ей становилось страшно.

Сбежать не представлялось никакой возможности, а Гунхал рано или поздно должен был появиться на горизонте.

— Ты, малец, сам не понимаешь как тебе повезло, — Скур был добрым после очередной охоты. Они подстрелили двух зайцев и теперь Тáйга шла, неся мягкие жирные тушки. — Так бы жил у матери под юбкой, света белого не видел. А теперь, ты мир посмотрел. Узнал какова она, настоящая жизнь. Бабу потискал, корешок помочил. И вернешься под юбку, зная, что там делать. — он заржал над своим остроумием. — Один хрен из тебя ничего путнего не выйдет. Мужиками становятся, а таким как ты…

Он вдруг остановился, и Тáйга чуть не налетела на него, уронив зайцев.

Взгляд Скура был прикован к маленькому домишке, построенному в небольшом холме. Скорее вырытом в этом холме. Но Скур смотрел не на дом, а на молодую женщину, перебирающую грязную одежду у домишки.

Тáйга замерла, почуяв неладное. Город давно остался позади, вместе со своими шлюхами, куда не забывал наведываться этот детина. Равно, как и большая деревня, которую они прошли днем. На отшибах, в подобных домишках, обычно селились охотники со своими семьями. Нередко, по несколько семей. Этот для двух семейств был маловат. Но внутри могли оставаться еще люди. Скур же устремился к девушке, что-то напевающей себе под нос и не замечающей опасности.

— Стой, не надо. — Она уцепилась за его одежду, пытаясь остановить. — Но детина уже ринулся на добычу, облизывая губы и отпихивая парнишку.

Женщина закричала, бросая тряпье, и ринулась к дому, откуда раздался громкий детский плач. Но Скур перехватил ее раньше, повалив на землю и прижав сверху своей тушей. Сзади подлетела Тáйга, размахивая зайцами, крича и толком не понимая, что ей делать. Она бросила свою ношу и стала оттаскивать насильника от девушки, но получила удар ногой и отлетела назад, больно ударившись о разделочный пень головой.

Перед глазами все поплыло. Она смотрела как он задирает юбку голосящей жертве и попыталась встать, плохо ориентируясь в своем тумане. А когда встать не получилось, нащупала какую-то палку и поползла на четвереньках, волоча ее за собой.

Скур с довольной улыбкой вошел в свою жертву и качнулся пару раз, прежде чем его вдруг согнуло пополам и вырвало прямо на спину женщине. Вторая порция рвоты пришлась уже на землю рядом.

Подползшая Тáйга смотрела, как женщина скрылась внутри дома, и удовлетворенно встала с палкой над Скуром. А он так и застыл с повисшим членом над порцией зеленого гноя, вышедшего из него. Потом удивленно посмотрел на ее палку.

— Этим ты хотел меня огреть? — и хрипло засмеялся.

Шатаясь, он тяжело поднялся и побрел прочь. За ним, откинув ненужный тонкий прут и так и оставив зайцев валяться где-то в траве возле злополучного дома, поплелась Тáйга, потирая затылок, сочащийся кровью.

Уже почти возле лагеря, он повернулся к ней и схватил своей огромной ручищей за горло.

— Скажешь кому — придушу.

Она кивнула, покорно болтаясь в воздухе. И уж конечно она знала, что Скур имеет в виду не свое неудавшееся изнасилование.

* * *

Ее называли «зеленым нутром». Из-за цвета выходящего наружу гноя. Болезнь медленно и мучительно съедала все внутри, заставляя человека захлебываться собственной рвотой, выплевывая сгнившие внутренности. Говорили, что ее привезли рабы из-за Жемчужного моря. Такой человек был уже не жилец, хотя мог продержаться еще несколько недель. Выживали лишь двое из десяти. Был ли у него шанс? Два из десяти слишком мало, чтобы быть уверенным в завтрашнем дне. И Скур это понимал.

Это понимала и Тáйга. Мертвым деньги не нужны. Какой теперь ему от нее толк? Что сделает он? А что сделают с ней остальные?

Скур ничего никому не сказал. Над ними еще долго смеялись по поводу неудавшейся охоты и раскроенного затылка, но эта тайна так и осталась между мальчишкой и здоровенным детиной.

С того дня Скур поменялся. Тáйга перестала интересовать его. Он все больше бродил где-то один, не разговаривая ни с кем и вяло огрызаясь на колкости своих собратьев. В отряде шутили, что любовники поругались, и несколько раз предлагали найти достойную замену «этому увальню».

Тáйга пропускала их шутки мимо ушей и покорно выполняла всю работу, которой ее награждали, а также тумаки, которыми щедро платили остальные солдаты «вольной армии».

Ночами, когда наконец у костра стихали пьяные разговоры и выкрики, Тáйга вспоминала кто она. Что ей нужно бежать из этого места, что в любой момент ее чары могут закончиться, и тогда она останется на растерзание более чем двадцати голодным до женского тела мужчинам. Но, с каждым разом, эти мысли все более и более становились чем-то далеким и нереальным. Когда ее обобрали крестьяне, изъяв лошадь и содержимое сумок, медальон еще был у нее на шее. Его просто не заметили, срезая с ножен кинжал. Он пропал позже. Когда Тáйга уже выполняла указания каждого из вольной армии. Скорее всего, тому была виной злополучная застежка, не желающая держаться на ее шее. Так или иначе, пропажа медальона оборвала последнюю нить, связывающую ее с прошлым миром. Физическую нить. Пока ее кинжал висел на бедре, она словно ощущала присутствие отца рядом. Его улыбку. Медальон напоминал о бабушке и матери, зовя за собой воспоминания детства и заливистый смех брата. Теперь она чувствовала, что больше ничего нет. Она одна, без прошлого. Вечно голодная, грязная и босая. Мальчик, у которого еще не растет борода и которому никогда не стать мужчиной.

* * *

В ту ночь Тáйга спала под телегой. Скур больше не привязывал ее к себе по ночам. Да и сам он не ночевал больше в лагере, бродя где-то в темноте в окрестностях. Ей часто снилось, как он смотрит на нее из темноты, содрогаясь от скручивающих позывов и извергая раз за разом вонючий зеленый поток. Рано или поздно об этом узнают все. Когда рвота будет проявлять себя все чаще и чаще. Что будет тогда?

Она уже почти заснула, дожевывая спертый от ужина сухарь, когда воздух вокруг словно взорвался от звуков рога.

То тут, то там стали вспыхивать факелы один за другим, сопровождаясь лязганьем доставаемых из ножен мечей и криками.

«Солдаты!»

Через несколько мгновений, вольная армия металась между сжимающимся кольцом из факелов, падая под ударами мечей. Прямо перед ней упал человек, обрызгав ее лицо и телегу кровью. Кто это, она не поняла, потому что у человека отсутствовало полголовы.

Она инстинктивно откатилась от обезображенного трупа к дальней стороне телеги. Кто-то схватил ее за ногу и поволок наружу. Она лягнула назад и поползла к переду своего шатающегося прикрытия. Вдогонку ей резанул землю меч, чуть не отхватив полноги.

Тáйга выкатилась из-под телеги прямо под ноги одному из солдат, занесшему было меч. Тот пошатнулся и меч прошел мимо чьей-то головы. В это время, Щербатый всадил ему в живот свой нож. Солдат покачнулся и с глухим стоном упал вперед плашмя, прямо на свой меч. Щербатый безумным взглядом проводил его падение, потом схватил Тайгу за шиворот и помчался, как есть, безоружным, прочь от лагеря.

Плечом он врезался в ближайший факел, опрокинув его и получив в ответ мечом по боку, но это его не остановило, лишь немного замедлив. Уже находясь на краю границы света факелов, он повернулся и что-то крикнул назад.

Рядом с ними возник задыхающийся и с такими же безумными глазами Огги, сжимая окровавленную стрелу. Дальше Тáйга помнила лишь мелькающие деревья, падения, ее подымали рывками и волочили дальше, ругая почем свет стоит и проклиная всех и вся.

Лес скоро кончился, и они побежали по темной равнине, освещаемой светом луны. Тут Тáйга поняла, что к ним присоединилось еще несколько человек.

Безумный бег продолжался очень долго. В глазах уже стояла темная пелена от недостатка воздуха, ноги не слушались, а страх все гнал и гнал вперед немногих уцелевших. Вконец измотанные люди свалились у крохотного ручья, лицом в воду, жадно глотая влагу и смывая ужас ночи. Рассвет они встретили лежа вповалку, кто наполовину в воде, сочась кровью из ран, кто лицом в земле.

Забрезживший рассвет как-будто вынул из холодной могилы. Тáйга приподнялась на руках из ледяной воды, осматриваясь вокруг. Негустые кусты защищали уцелевших после ночного погрома от открытого пространства равнины. Лес остался далеко позади.

Она зачерпнула холодной воды и долго мыла лицо, шею, руки, словно смывая свои видения смерти. Затем стянула рубашку и ожесточенно терла песком со дна тощие бока.

Очнулись и остальные. Щербатый держался за раненный бок, окрасивший кровью траву вокруг него. Огги так и сидел, глядя на окровавленное острие своей единственной стрелы. Кайл-наперсточник издал тяжелый стон, когда попытался подняться на раненную ногу. И Скур. Скур стоял на коленях, опустив свою огромную косматую голову в воду.

Пять человек из более, чем двадцати. Пять, что сумели вырваться из смертельного кольца.

— А что, рановато они за нами пришли! — Скур поднял голову, обдав всех каплями воды с косматой гривы. — И громко засмеялся.

Тáйга удивленно смотрела на него, не сошел ли он с ума. Но остальные потихоньку тоже втягивались в его гогот. Сначала Щербатый, держась за свой кровящий бок, потом Кайл и, самый последний очнулся Огги. Он, наконец, перевел взгляд со своей стрелы на остальных и тоже неуверенно засмеялся.

— А ты, малец, думал, что я сдохну? — Скур макнул голову Тайги в воду, удерживая ее там. — Рано еще, слышишь?

* * *

Они оставались у ручья весь день и всю ночь, зализывая раны и отдыхая. Собирали толстых огромных улиток с камней и пекли их на прутьях над еле тлеющим костром. Даже в полусгоревшем виде, улитки все равно оставались жидкими и неприятными внутри, и желудок Тайги активно сопротивлялся такой пище. Остальным, видимо, было не привыкать, и они вполне нормально переваривали скользких гадов.

* * *

Кайл умер на следующее утро. Всю ночь он стонал и метался в бреду. Кроме легкой раны на ноге, стрелой ему пробило грудную клетку. Оставалось только удивляться, как он умудрился уйти так далеко.

Они сняли с его трупа все, что могло пригодиться и засыпали травой возле самой воды. Рана Щербатого больше не кровила. Перетянув себя тряпками от рубашки, он мог сносно идти. Оставалось только решить куда.

— Я возвращаться надумал. — Скур отправил скользкое тельце в рот. — Так сказать, к истокам. — Он нервно хохотнул.

— Кому ты там нужен? Думаешь, твой старик на шею тебе упадет и золотом осыпет? Поди, еще отчехвостит, что жив остался. — Щербатый осторожно разматывал свои тряпки, промывая рану, выстирывая кровь и прикладывая траву.

— Я уже решил. — Скур отбросил обгоревший прут. — Хотите, со мной возвращайтесь. Нет, один пойду. У меня бока целы, не пропаду.

— А мне все равно куда идти. — Огги, которому было только исполнилось восемнадцать, был самым молодым в отряде. И готов был податься куда угодно, лишь бы не оставаться одному и не принимать решения.

«Прям как я».

Тáйга сама ловила себя на мысли, что могла бы сбежать, пока все были заняты своими проблемами. Скуру так вообще на нее наплевать было. Щербатый больше внимания уделял своему боку, чем мальчишке рядом, а Огги весь день был занят тем, что пытался смастерить себе лук из найденной палки и веревки от штанов. Но она не хотела уходить. Не сейчас. Она, так же как и Огги не знала куда идти и что делать. Гунхалл становился все дальше и дальше и вскоре, мог превратиться в призрачную мечту. Да и кому она нужна в Гунхале без гроша, в обносках? Подруга для знатной девицы? Ха! С копьем в штанах ей разве что воду позволят носить.

— А мне один хрен, куда свои кости нести, — Щербатый закончил со своим боком и принялся полоскать кровавые тряпки. — Шлюхи везде одинаковы, а сокровища мои все при мне. — Он похлопал себя промеж ног и глухо засмеялся.

 

Глава 10

На дороге им попался столб, украшенный двумя висельниками. Кто были эти люди и за что их отправили кормить ворон, уже никто не узнает. Были ли они разбойниками, как Скур со своими друзьями или просто чем-то не угодили местному лорду или солдатам, но Тайге хорошо запомнился запах этих тел, на которые ее толкнул смеясь Скур, гнилое мясо, сходящее лохмотьями и не желающая улетать ворона у одного на голове. Она сидела там все время, пока они проходили мимо, пока остатки «вольной» смеялись, тыкая пальцами в трупы, и пока Тáйга еще много раз оборачивалась на висельников. Она все время была там, неторопливо пируя на людских останках.

Деньги, найденные у Кайла, они поделили. И теперь каждый стал богаче на одну треть его состояния. А мнения Тайги никто не спрашивал. Вольная армия прекратила свое существование, когда ее состав подрезали солдаты. Мог ли пленник этой армии считать себя теперь свободным? Но у Скура, похоже, были свои планы на нее. Отпускать он никого не собирался. Напротив, после ночного нападения, он стал снова внимательно приглядывать за своим трофеем. И вскоре выяснилось почему.

Когда они, грязные и оборванные дошли до ближайшего селения купить припасов и одежду, он приволок ее к себе, пока остальные были заняты поиском таверны и процедил сквозь зубы:

— Думал, я помирать собрался? Рвоты больше не было. Поживу еще. Боги так решили, видишь?

— Какие боги? — Тайге действительно было интересно, что за боги так пеклись о своем питомце, потому что с ее богами у нее таких теплых отношений не сложилось. Но получила только оплеуху в ответ.

Она снова была рядом: была рядом привязанной к его поясу, пока он спал, была рядом, пока он мочился, была рядом, когда он ел и шел по дороге, была рядом даже когда он пыхтел на очередной шлюхе в очередной таверне и позорно обмочилась, когда он оставил ее надолго, привязанной в комнате.

Она ненавидела его. Вся ненависть, питаемая раньше к королю и даурам переросла в острую ненависть к ее хозяину. Именно хозяину, потому что она считала себя рабыней, навеки прикованной к этой туше, пропахшей похотью и дешевым вином. Ночами, не в силах уснуть от бессильной ярости и громкого храпа, она представляла себе, как он подыхает всеми возможными способами: захлебывается зеленой жижей из собственного желудка, ему перерезает глотку Щербатый, не поделивши очередную бабу или просто желающий подраться, как Огги случайно выпускает стрелу себе за спину, где стоит Скур. А самым приятным было видение, когда сама Тáйга, приблизившись вплотную перерезает сонному хозяину горло от уха до уха. Как тот визжит, долго визжит, уже с перерезанной шеей и головой, свисающей вбок, а она стоит и довольно смеется. Такие видения заставляли ее улыбаться во сне и наяву, подавая ему с утра сапоги.

Так что, когда его вырвало прямо в вечернюю похлебку, и он завалился на бок, брызгая зеленой жижей, она даже не поверила, что такое может произойти. Что удача все-таки повернулась к ней лицом. И все ее мольбы не напрасны.

С глупой улыбкой на лице она смотрела, как отшатнулись поначалу его товарищи, а затем принялись что-то наперебой говорить, как Скур с трудом поднялся, отплевываясь и ощупью рыская в поисках фляги с вином. И только тогда пришла в себя, когда их глаза встретились. Улыбка сошла с ее лица, и она молча протянула ему флягу.

А потом стало понятно, что никаких недель у него не будет. Буквально за несколько дней пышущий здоровьем и жизнью детина превратился в дряхлого старика, с трудом передвигающего ноги, чтобы отойти помочиться.

Они купили лошадь и телегу у крестьян и теперь Скур все время проводил в телеге, изрыгая время от времени под себя зловонную непереваренную кашу. Тáйга не понимала, какова конечная цель их путешествия, куда так стремился Скур, все время подгоняя своих товарищей, но ей все чаще казалось, что попадет он туда совсем в другом виде.

С Щербатым их, видимо, связывала давняя дружба, потому что тот не оставил своего товарища гнить заживо, а оставался рядом, морщась, но помогая. Огги же искренне сочувствовал, но близко к телеге старался не приближаться, предоставляя Тайге вытирать своего умирающего хозяина.

* * *

Однажды вечером, когда после дневного пути все отдыхали, Скур отозвал Тайгу в сторону. Тяжело дыша и кряхтя словно старый дед, он оперся на ее плечи и повел подальше от остальных.

— Слышь, малец, — Скур опустился, или, вернее, упал на землю, — мне подыхать скоро. Совсем скоро.

Тáйга молчала, глядя на некогда сильное тело, сейчас больше напоминающее огромную кучу из одежды, набитую соломой.

— Я когда подохну, ты им не говори, что богат. Что за тебя деньги дадут. — Он закашлялся. — Хрен собачий, все равно ведь скажешь, чтобы не подохнуть. А никто тебе не поверит. Камней то нет. — он засмеялся глухим клекотом. — А тебя, ошметок, продадут шлюхам. Будешь задницей отрабатывать. Что скажешь, а?

Тáйга спокойно уселась рядом.

Была ли в ней жалость к тому, кто пинал ее все это время? Ко всему привыкаешь. К Скуру она тоже привыкла. Привыкла к тычкам и побоям, привыкла к сквернословию и скудной еде. Привыкла быть безвольной связанной куклой, ходящей под себя, потому что ее хозяин где-то валяется мертвецки пьяный и такой же мокрый. Они решали за нее, куда идти и что делать. К этому она тоже привыкла. А что будет там, куда они придут? Что сделают с ней, когда его не станет? Ей нечем подтвердить слова о богатой матери. Камней больше нет. Но ей почему то было все равно.

— Рад небось, что я подыхаю? — Скур трясущейся рукой потянулся к ее горлу.

— Должен быть рад. — Она позволила схватить себя за горло и сжать, насколько у того хватило сил. И вспомнила, сколько раз представляла его смерть. И с каким трепетом и удовольствием смотрела на нее. А сейчас… Сейчас она точно знала, что его конец — вопрос времени, очень скорого времени. И ей было все равно.

— А ведь я тебя придушить могу. Прямо сейчас.

— Так надо было раньше душить, — она чуть двинулась в сторону. — Не больно то хорошо у тебя сейчас получается.

— И то правда, — он убрал руку, — штаны сам натянуть не могу. Знаешь, куда идем?

Она покачала головой. Да какая ей разница? Ей, глупому мальчишке?

— Собачье Ухо. Замок. — он подавил приступ рвоты. — Уже недалеко осталось. Прибудем с почестями, да в карете!

Он замолчал, сжимая плечо юноши. И, хотя смерть уже поставила на нем свою отметину, Тáйга почувствовала боль от его прикосновения.

— Тот старый пень, что сидит в Собачьем Ухе, папаша мой. Он мне точно не обрадуется. И гордиться ему нечем. Какое дерево, такие и плоды приносит. Так вот, у него гнилье выросло. — Он засмеялся. — У тебя, может, что путнее еще выйдет. Если доживешь. Я тебе, можно сказать, услугу делаю. Выкрутишься — по жизни все легче будет. Благодарен, а? — Скур дыхнул на нее зловонием.

Тáйга, сохраняя молчание, встала и пошла от него прочь. Прочь от смеющегося, воняющего мочой и блевотиной трупа.

* * *

Скур умер на следующий день. Огги с Щербатым поделили весь его нехитрый скарб, оставив только оружие. Камней с ним и правда не было. Успел ли он пропить их или спустить на женщин, а может, просто выкинул в дороге, какая теперь разница? Завернутый в плащ, похожий на огромную дохлую воняющую рыбину, Скур вернулся в замок своего отца спустя четыре дня после смерти.

* * *

Лорд Хаст отчитывал кузнеца, когда они въехали во двор. Старый, с редкими волосами, острым носом и кривыми желтыми зубами, лорд брезгливо сморщился при виде трупа своего сына.

— Не могли закопать где-нибудь? Зачем тащить в мой замок эту падаль? — он отвернулся от носилок и осмотрел Огги с Щербатым. — Я же говорил, нечего вам делать одним. Ступайте к переправе, Отуй вас примет обратно.

— Мы и собирались… — Огги почтительно склонился. — Он…

— Избавь меня от подробностей. Он же воняет! — лорд заткнул рукавом нос. — А это что за щенок?

— Скур его за собой таскал, говорил, выкуп получит хороший…

— Не удивлюсь, если весь выкуп он уже нашел, пользуясь его задницей. — лорд отвернулся от съежившейся Тайги. — Вы оба на кухню. Покормят там, а потом к Отую. Нечего тут прохлаждаться.

— А его куда?

— Да мне все равно. Пусть проваливает на все четыре или остается, работа найдется. — лорд повернулся и зашагал прочь от кузнеца, от мертвого сына и от вновь прибывших живых.

Тáйга посмотрела на все еще открытые ворота Собачьего Уха, вспомнила повешенных, ворон над ними, слезшее с костей посиневшее мясо.

Когда-нибудь она дойдет туда, где останется. Где будет ее дом. Там не будет войны, не будет воняющих мертвецов. Там будет еда и постель. И ее не будут пинать. Когда-нибудь… но не сегодня, не сейчас.

Она побежала за уходящим лордом.

— Пшел прочь, — Хаст отмахнулся от нее. — Иди Локту спроси на кухне. Пусть устроит тебя дерьмо из кур вытряхивать.

* * *

Локта оказалась почти на сносях. Огромный живот колыхался при каждом вздохе. Она недовольно осмотрела Тайгу. Зачитала ей обязанности.

— Смазливый ты больно. — Локта поморщилась. — Смотри, будешь свой корешок распускать, скажу хозяину, он тебе его мигом укоротит.

— Не переживай, проблем не будет, — Тáйга оглядывала грязную кухню с двумя бегающими по ней девушками.

— Все вы считаете, что от вас проблем нет. — Локта похлопала огромный живот. — Я тебя предупредила. Без тебя желающих хватает.

* * *

Он сделал большой глоток из фляги, провожая взглядом проходящих мимо крестьян. Лошадей не было, собак тоже.

Зэсс сидел возле дороги, облокотившись о большой камень. Жжение в груди усилилось. Если бы не возвращающаяся память, высветляющая фрагменты прежней его жизни, он мог решить, что это совесть. Вряд ли у таких как он есть совесть. Или что-то, отдаленно ее напоминающее.

Он нарушил договор, и теперь его мучила совесть. Иронию этого мог понять не каждый. Зэсс даже смаковал свою периодическую тяжесть в груди и болезненность. Ну не возвращаться же в самом деле из-за этой ерунды назад. Он проделал уже приличный путь. Умерла так умерла. Пора отрываться от старых привычек. И это он вполне переживет.

Теперь он был почти уверен. Голос имел в виду не эту девчонку, которую он по своей глупости навязал себе в попутчицы. У нее свои проблемы, никак не связанные с тем, что происходит с ним и вокруг него. Он ошибся. И зря связал себя договоренностью. И получит за это. Но это мелочи. С ней или без нее, дорога оставалась все той же.

Зэсс не спешил. Отчасти, потому, что не знал, что встретит там, куда его несло.

Показывая куски, память играла в свою собственную игру, ничего не говоря о месте, куда он так рвался. Да и рвался ли? У него была цель. Но цель, заставляющая нервничать. Что он найдет там, куда идет? Голос не говорил ни о каком направлении, но, услышав о возможном попутчике, Зэсс уже знал, куда ему нужно. Нутро подсказывало, услужливо указывая маршрут, но не говоря, что будет в конце.

Когда крестьяне прошли, он встал, убрал флягу, отряхнул помятую одежду. Осмотрел себя. Дорога была долгой. Он давно не останавливался. Пора бы помыться, сменить одежду, нормально поесть и выспаться на постели. Хотя выспаться ему вряд ли удастся. Последние дни он почти не спал. Усталость сказывалась, но нормально заснуть он не мог. Помимо жжения, его постоянно терзало беспокойство, не дающее заснуть. Это кроме вечных кошмаров, преследующих его с самого начала. Ночи у него не задавались. Все та же бесконечная вереница лиц и женщина в конце. Лицо которой он так стремился увидеть. Женщина была важна. Он верил, что она значит гораздо больше, чем просто сон или воспоминание. Когда он увидит ее лицо, обязательно вспомнит недостающие кусочки.

Зэсс приложил руку к глазам, защищая их от солнца, и вгляделся в выступающий из-за горизонта городок. Представил мягкую, пусть не очень чистую постель, горячую воду и горячую еду. Улыбнулся. Если жизнь могла предоставить ему какие-то блага, он этим пользовался, с удовольствием проводя лишний день в гостинице или на постоялом дворе. Он никуда не спешил и ничего не ждал. Деньги, потерянные Тайгой подходили к концу, но это его мало заботило.

* * *

Жизнь в замке сложностью не отличалась: работай и не попадайся на глаза тем, кто может поднять на тебя руку, ногу, хлыст или еще какой предмет. Монотонная работа на кухне, начинающаяся ранним утром, не была слишком тяжелой, но убивала целый день. Время пролетало мимо незаметно, изредка задерживаясь и обозначая различия между выносом ночного горшка лорда, уборкой его комнаты и возвратом к кухонным забавам. После жизни в лагере, по большей части состоящей из сосредоточенного вслушивания, кто позовет и что прикажет, тут обязанности ее были расписаны и понятны. Тяжело было поначалу. Втянувшись, Тáйга только через несколько дней поняла, что прошла уже неделя. Круговорот однообразных дней затягивал. Она сама не знала, сколько времени она уже тут. Лето подходило к концу, готовя теплую осень, обычную для этих мест.

Как — то раз, убирая несвежую постель лорда, Тáйга подошла к зеркалу, висящему на стене и с удивлением вгляделась в большеглазого мальчишку, с перехваченными ремешком темными волосами. Она попыталась вспомнить как выглядела раньше и не смогла. Казалось, та девушка, что еще в начале весны разыгрывала своего дядю, пропала навеки, не оставив о себе даже воспоминаний. Только глаза остались прежними. Необычного стального цвета. Очень яркие и живые. Глаза, определенно, ее. А все остальное стерлось за чередой событий. Смени кто ей сейчас лицо еще раз — она даже не заметила бы различия.

Тáйга приблизилась и выдохнула облачко теплого влажного воздуха на серебро. Кто она? Бесполое существо, не нашедшее себя? Может, стоит когда-нибудь обзавестись семьей? Стать добытчиком и мужем? Вернется ли когда-нибудь она сама? Она прежняя? Та, которая смогла воспротивиться советнику короля и сбежать из-под его крова? Или она так и останется жалким комком из плоти и крови? Раздавленная и выброшенная? И почему она? Может, пора уже смириться, что ОН?

* * *

Локта родила горластую крепкую девочку, к которой лорд Хаст проявил столько же интереса, сколько ко всем своим детям: пришел, посмотрел и дал имя. На этом его роль отцовства закончилась.

Локта теперь пропадала с ребенком, и обязанность относить лорду еду легла на Тайгу. Она первый раз старательно потащила тяжелый поднос вверх по ступеням.

Лорд сидел в запущенном закопченном зале за огромным столом. Возле него лежал прибор для письма и свиток со сломанной печатью.

Тáйга аккуратно поставила поднос на стол и попятилась к дверям.

— Постой, — кряхтящий голос лорда нагнал ее почти у выхода. — Иди ка сюда.

Она приблизилась.

— Знаешь, как — то я застал одного мальчишку, справлявшегося в мое вино. Как думаешь, что с ним стало?

— Думаю, это был худший день в его жизни. — честно ответила Тáйга.

Лорд осклабился, показывая ряд торчащих в разные стороны зубов.

— Нет, худшим днем будет тот, когда он поймет, что его обширные знания о мире невозможно передать потомкам. По причине невозможности таковых. Пробуй! — он пододвинул скрюченными пальцами бокал. — Напиться чужой мочи по незнанию или напиться своей по доброй воле… Моча все же лучше, чем яд, а, мальчик?

Тáйга пригубила бокал и сделала глоток.

— Оно не отравлено, мой лорд. Мне пробовать пищу?

— Разве я просил тебя пробовать что-то еще? — он взял бокал и ткнул пальцами в мясо. — Яд проще всего подсыпать в вино или воду. А мою еду Локта вряд ли станет травить. Лучшей жизни чем тут, ей не найти, поверь мне, мальчик.

Хаст принялся за еду. А Тáйга почтительно отошла чуть назад и правее, вовремя подливая вино.

На глаза ей снова попалась бумага со сломанной печатью.

Пытаясь прочитать ее, она замешкалась и пропустила взгляд лорда, требовательно стучащего длинным ногтем по пустому бокалу.

— Ты умеешь читать, мальчишка?

— Да, мой лорд. — Тáйга поспешно плесканула в бокал. Но тот уже оставил тарелку.

— Прочитай!

Она осторожно поставила кувшин и наклонилась над бумагой.

— Лорду Хасту, властителю замка Собачье Ухо и прилегающих земель, ренегату…

— Властителю, — лорд плеснул вином на пол. — Мой чертог настолько пышен, что я достоин называться властителем? Пропускай всю эту ерунду и титулы. О чем пишет этот самозванец?

— … уведомить о том, что поступления от земель Собачьего Уха составили… — Тáйга стала перечислять сколько зерна, кур, мяса и овощей пошло в столицу от лорда Хаста. — Что намного меньше того, что надлежит к уплате…

— Это самозванец хочет, чтобы я ему отдал все зерно и скотину? Он не мог еды с собой привезти?

Лорд еще долго распалялся, перебирая дару кости и все грехи.

— Мой лорд, — Тáйга тихо попыталась его остановить, — это письмо, оно пришло еще зимой…

— Конечно зимой! В Собачьем Ухе никогда не отличались расторопностью. Все никак не соберусь ему ответить.

— Но, лорд Хаст, тут написано…

— Я знаю, что там написано, — он с неожиданной ловкостью вырвал бумагу из ее рук, — я умею читать. Он требует зерна, требует людей, требует денег. В этом и в остальных своих посланиях! Где я возьму ему людей? Почти все остались в полях, когда он изволил явиться за своим троном. И на Пограничной дуге не спокойно. Лорд Файр просил дать ему людей! — Он порвал бумагу на мелкие клочки и бросил прямо на поднос. Сломанная печать легла на кусок мяса, застыв каким-то особенным соусом.

— Знаешь, мальчик, что происходит? — Лорд поманид Тайгу пальцем. — Новый дар выкопал все обереги на востоке. Он прекопал все наши земли, где стояли столбы старых богов. И переставил их. Теперь они аккурат защищают столицу и все, что лежит дальше до Жемчужного моря. Остальное ему не нужно. Он оставляет нас подыхать и требует зерна и людей. Понимаешь?

— Нет, — ей очень хотелось отшатнуться от кислого смрада из его рта, но она не позволяла себе этого сделать.

— Конечно, не понимаешь. Тебе что старые боги, что новые — все одно. Только то, что дар ждет с востока, скорее всего сожрет нас всех. Понял мальчик?

Тайге очень хотелось ответить, что она ничего не понимает, но она кивнула.

— Убери это, — лорд двинул от себя поднос так, что кубок весело зазвенел по нему. — Похоже, что и сегодня дар останется без моего ответа.

* * *

Вечером, когда Локта укачивала младенца, что-то тихо напевая малышке, Тáйга пристроилась рядом.

— Скажи, что ты знаешь о старых богах? И об оберегах? О столбах? — Сама она помнила лишь то, что рассказывала бабушка. Отец о богах говорить не любил и особой чести им не отдавал. Говорил, что богам давно уже наплевать на то, что они создали. Или их забавляет то, что творится на земле. Молиться или не молиться, каких богов чтить — дело каждого. Но по жизни человек идет один. Ему и решать. А бабушка больше все сказки рассказывала, да легенды древние. Там вроде и боги были не боги, а жили на земле, так же, как простые люди. Или Тáйга совсем уже ничего не помнит. В бабушкиных сказках раньше были маги, волшебники, которым из женщины в мужчину обернуться — это как раз плюнуть. И обратно не проблема. И еще много чего они могли. А когда ты море осушить можешь, какая разница между тобой и богом?

Про столбы бабушка тоже говорила. Якобы поставлены они древними для защиты от напасти всякой. И что силу они имеют. Столбы эти высокие и тяжеленные. Просто так не переставишь. Сама Тáйга столба ни одного не видела, но говорили, что к востоку, они довольно часто встречаются. Какие напасти могли отворотить эти древние стражи тоже не было понятно. Отец говорил, что кроме людей никаких других напастей нет. Хуже нет.

— Да что я знать могу? Что бабки сказывали, то и знаю. Охраняют они. Нас или еще кого. Или охраняли, — Локта недовольно поморщилась.

— От кого?

— От темной силы. Нехорошей. Мне рассказывали, когда древние уходили — всю магию с собой позабирали. А ту, что осталась — глубоко в землю загнали, да запретов понавесили. И столбы эти ее в земле удерживают. Наружу не пускают.

— А если вынуть их? Или переставить?

— Почем я знаю? — Локта достала огромную надутую грудь и сунула малышке. Та жадно схватила и принялась чмокать. — Может, внизу к ним по твари какой привязано.

— В земле? — Тáйга с сомнением покачала головой.

— Не знаю, может, и в земле. С чего это тебя столбы заинтересовали? Хозяин что-то говорил? Он последнее время как одержим стал. Даже на мне про столбы свои вспоминал. Надеюсь, ребенку не передалось.

— А дальше столбы есть? Дальше к востоку?

— Есть, наверное, раз они всю землю призваны защищать, то везде должны быть. — Локта недовольно глянула на Тайгу. — Тебе правда так интересно или на титьку голую посмотреть охота?

Тáйга почувствовала, как краска заливает лицо. Что ж, если она останется мужчиной, пора начинать краснеть от вида женской груди.

* * *

— Эй, парень, плати и дрыхни сколько хочешь! — громкий голос хозяина харчевни заставил его очнуться.

Зэсс приподнял голову от стола, где только что стояла его тарелка. Он слишком долго не спал нормальным сном. Не хватало еще отключаться где попало.

Порывшись в пустом кошельке, он вынул монетку и протянул ее хозяину.

— Этого мало. Ты наел втрое больше! — Хозяин покосился на дверь, где стоял здоровенный детина, ожидая команды. — Да еще в дорогу себе заказал. Хочешь забрать свои сумки — плати!

— Я тебе заплачу. — Зэсс полез за мешочком, оброненным Тайгой в той злополучной таверне. Вытащил первое попавшееся кольцо и протянул хозяину. — Этого хватит?

Хозяин надкусил кольцо и довольно ухмыльнулся.

— Вполне. Можешь забирать свои пожитки или спать тут хоть весь день. — он сверкнул новоприобретенной ценностью и уже было направился прочь, когда Зэсс схватил его за руку.

— Дай кольцо! — потребовал он, краем глаза замечая, как двинулся детина от двери. — Я тебе дам другое.

— Ты заплатил! — Хозяин покраснел от натуги, пытаясь вырвать руку.

— И я заплачу снова. — Зэсс выдернул у него кольцо. — И пса своего останови, пока мы тут тебе столы не поразносили. Сказал же — заплачу.

Хозяин насупился, но остановил рукой своего охранника. И на всякий случай предупредил:

— Он из тебя кусок мяса сделает.

— Охотно верю. — Зэсс рассматривал кольцо с печатью. — Знаешь, что тут написано?

— Не знаю и знать не хочу. Ты мне должен.

Порывшись в мешочке, Зэсс вынул еще одну безделушку, осмотрел ее и отдал хозяину. Тот быстро спрятал вещицу и отошел в сторону.

— Проваливай отсюда, парень, пока цел. Я вижу, у тебя там найдется чем столы мои окупить. Так что по-хорошему говорю — проваливай.

Собрав все свои сумки, Зэсс вышел во двор, все еще рассматривая кольцо. Потом высыпал на ладонь остальные сокровища мешочка. Несколько колец, куски цепочки, тонкий браслет, брошь и потертый медальон.

Хозяйские собаки, взъерошив шерсть и поджав хвосты, застыли на месте, наблюдая за человеком, странно улыбающимся блестящему куску металла на ладони.

— Да, твари, интуиции надо доверять. — он повернулся к собакам, пятящимся назад и подмигнул им.

* * *

— Убери этот срам! — лорд кинул палкой прямо в Тайгу, едва успевшую увернуться. Тяжелый набалдашник в виде распускающейся розы зазвенел по каменному полу залы, сверкая и переливаясь металлическим звоном. — Он что, думает, что я девица на выданье? Я был правой рукой Огла Избранного! А теперь буду расхаживать с розами в руке!?

Тáйга успела подхватить трость прежде, чем та скрылась под столом, тоже уже изрядно охоженным обновой.

— Отнеси обратно, пусть сделает что-то! Мне не нужны розы в руках! Волчья голова, собачий хрен, рыбий хвост, женская грудь! Но не цветочки. Букеты пусть дарит своей женушке, если на большее не способен! — лорд продолжал распаляться на заказанную им же у кузнеца трость. В последнее время, ноги все чаще подводили старого лорда, и Локта уговорила его сделать себе подмогу.

— Я вставлю в нее тонкий меч и буду колоть твою жирную задницу каждый раз, когда моя еда будет остывшей. Понравится тебе это? — он ущипнул ее за пухлую грудь.

— Вы можете свернуть себе шею, когда ваша нога откажет вам в ближайшее время, и тогда уже я с удовольствием ткну вас пару раз, прежде чем положить рядом с вашей женой. — Локта мило ему улыбнулась.

— Ты еще помнишь про эту древнюю деву? — Хаст довольно ухмыльнулся гнилым ртом. — Ладно, не бойся, я еще поживу. Кто знает, может, жениться надумаю.

Теперь же старик негодовал на цветок, распускающийся у него на палке.

— Кузнецу приказать переделать или сделать новую, мой лорд?

— Ты можешь приказывать? Я потерялся в собственном замке! — лорд Хаст развел руками. — Теперь тут хозяйничает мальчишка? Конечно переделать! Не хватало еще тратить хорошую сталь на новую палку, которая никогда не пригодится!

— Пригодится, мой лорд, — Локта мягко попыталась усадить разбушевавшегося Хаста.

— Женщина, мне нужна твоя щель, я не спрашивал совета! Мой кузнец делает мне розы, мальчишка собирается приказывать вместо меня, а безмозглая баба принимает за меня решения!

Тáйга не стала дожидаться, чем кончится ругань. Подхватив трость, она побежала обратно в кузницу.

* * *

Смурт снова поморщился от боли, сдавившей виски. Голова болела с самого утра, не переставая обозначать себя дергающей болью ни на минуту. И радостный, порядком надоевший ему за время совместного путешествия голос Ксиласа, был не лучшим лекарством от этой боли.

Поездка в Собачье Ухо обернулась для него настоящей каторгой. Не только из-за радости Ксиласа, проливающейся так искренне на всех. Ксиласу как раз было чему радоваться. Дар пожаловал ему титул и земли. Куда, собственно, они и направлялись. Он был выскочкой. Молодым и горячим выскочкой. А рвение стоило поощрять, по мнению дара. Да, он сумел показать себя за это время. Отчаянно бросаясь в самую гущу, он выиграл несколько битв, ретиво защищал интересы дара во всех советах после сражений и успевал показываться на глаза и напоминать о себе уже после победы. Что ж, старый Хаст с его нежеланием подчиняться, подвернулся очень кстати этому молодчику. Теперь ему перепадет львиная доля земель прямо у границ. А значит, в будущем, еще большая часть земли.

Но Смурта беспокоило совсем другое. Чужие земли его не волновали. Его волновал успех. Успех молодого и неопытного выскочки. На фоне которого все сильнее проступало поражение его самого.

Впервые за много лет дар отослал его от себя. Надолго. Наказание для лорда Собачьего Уха было делом важным и показательным и, без сомнения, требовало присутствия если не самого дара, то его правой руки, но… Смурт все чаще ловил себя на мысли, что его ревностная служба катится стремительно вниз. Король все чаще прислушивается к мнению других и теперь отсылает своего первого советника так надолго прочь!

Смурт упустил девчонку, опозорил себя и дара перед захваченным народом, упустил… блах его знает кто этот чужеземец со шрамом на лице, способный перебить элиту дауров как котят. Смурт не только упустил их, он еще и показал, что неспособен найти их и вернуть. Он принял неправильную политику, ошибся, отозвав людей от Срединного замка, показывая тем самым знак доброй воли лормам. И тут же начались нападения с их стороны. Они стоят на краю новой войны с осмелевшими соседями, а дар отсылает его подальше, не нуждаясь в советах.

— Рай, ты посмотри, — Ксилас остановил коня, словно нарочно заставляя находиться с ним дольше, чем требуется, — Адне тут понравится. Хорошая кладка, прочные стены. Тут можно выстроить не одну башню. Просторный двор. Мне определенно тут начинает нравится!

Рай Смурт поморщился. Они как раз проезжали под тяжелыми навесными воротами, открывавшими все прелести Собачьего Уха. Грязный неухоженный двор не шел ни в какое сравнение с дворцом.

У Смурта были свои земли, пожалованные ему даром. Хорошие земли. Но он их не помнил. И никогда не видел. Там, в Серебрянном Утесе заведовал его брат. И Смурту было глубоко наплевать, что там вообще творится, пока он оставался при дворце. В дальнейшем, когда его старшему сыну исполнится шестнадцать, он отправит его в замок. Сам он не собирался запираться в стенах, какими бы плодородными землями они не были окружены. Так он думал. Но кто знает, когда милость короля заканчивается к тем, кто портит ему настроение? А Смурт за последнее время испортил его не раз.

Это он должен был схватить бродягу. Еще там, у себя дома. Он должен был найти и вернуть девушку назад. Тогда король снискал бы к нему свое прежнее расположение. Но бродягу схватили, когда он успел наворотить уже немало, а девушка до сих пор непонятно где. Жива ли она или гниет? Определенно, Смурту не везет на этой земле.

 

Глава 11

Все население Собачьего Уха, находящееся в это время во дворе, застыло, с недоумением, интересом и страхом глядя на вооруженных людей, въезжающих в ворота. Даже куры повытягивали свои тощие шеи и прервали вечное бормотание.

— Наверх! — Смурт с радостью прервал монолог Ксиласа, кивая ему на центральную башню замка.

Рысью они проехали мимо задумавшихся кур и грязных детей, играющих возле большой лужи, мимо мужика, тащившего упирающуюся козу и мимо потного кузнеца, стоящего рядом с мальчишкой, держащим длинную палку с металлическим набалдашником. Мальчишка что-то объяснял кузнецу до приезда отряда Смурта, теперь же он стоял как вкопанный, с испугом наблюдая проезжавших мимо всадников.

Что-то в лице мальчишки заставило советника задержаться на минуту. Он повернул коня на полкорпуса и еще раз пристально взглянул на юнца.

— Видишь мальчишку? — он обратился к подъехавшему Ксиласу.

— Да. Ты знаешь его? — Ксилас заставил своего вороного повернуться на задних ногах.

— Нет, ничего. — Советник с досадой саданул свою лошадь так, что она в три прыжка оказалась перед входом в башню.

Наверху, прямо на лестнице их уже встречал лорд Хаст, неуклюже спускаясь вниз.

— Как вы смеете!? — старческий рот неприятно брызгал слюной. — Я, правая рука Огла Избранного, прошедший…

— Лорд Хаст, именем короля… — Ксилас торопливо начал говорить, стараясь перекричать вопли старика и захлебнулся словами, когда старый лорд умолк, напоровшись на меч Смурта.

Удивленно ведя по лезвию теряющими жизнь и хватку руками, он сполз вниз, окрашивая серые неприглядные стены в темно-бурый цвет.

— Принимай свои владения! — Рай Смурт вытер меч об одежду убитого и, перешагнув через труп, поднялся выше по лестнице. — Ты же не собирался выслушивать его вопли дальше? — Смурт оглянулся на немного растерянное лицо Ксиласа. — Теперь ты — лорд Собачьего Уха.

Советник широкими шагами прошел через грязную залу, оглядывая все вокруг.

— Спалить. — он отдал приказ шедшим за ним солдатам. А сам медленно пошел к окну, уже не обращая внимания на то, как позади него тащили к камину тяжелый стол, срывали тряпки и разворотили комнату.

— У него еще сын есть, — Ксилас встал рядом с советником, наблюдая как их люди поднимали крик в каждом углу, обшаривая бывшие владения лорда Хаста в поисках его охраны и солдат.

— Появится — можешь вина налить. — Смурт снова задержал взгляд на кузнице. — Расскажешь про последние минуты отца. Он встретил смерть стоя… — Советник задумался. Потом повернулся назад. — Эй, Барик!

Один из шастающих по зале солдат торопливо приблизился.

— Возьми еще кого-нибудь и приведи мне мальчишку из кузницы, что стоял с кузнецом. У него в руках трость еще была с набалдашником стальным. Живо! — И снова задумался.

— Сдался тебе этот мальчишка. — Ксилас поднял упавший кувшин с вином и вылил остатки в валявшийся тут же бокал. Понюхал, пригубил и поморщился. — Свиное пойло! Неудивительно, что он мало что соображал.

— Сам не пойму. Взгляд зацепился. А за что… — Смурт резко обернулся и уставился на Ксиласа, — Лицо! Я его лица вспомнить не могу! Оно расплывается все! — И он бросился к выходу из комнаты, отпихивая попавшегося под руку солдата с факелом и перепрыгивая через остывающее тело бывшего хозяина Собачьего Уха, оставив Ксиласа в недоумении стоять со своим бокалом рядом с занимающимся столом.

* * *

Когда отряд въехал в ворота, Тáйга от испуга чуть не уронила тяжелую трость. Она заставила себя стоять и смотреть, как проезжают мимо вооруженные солдаты и отец ее несостоявшегося мужа. Она поймала на себе его взгляд и съежилась, убеждая себя в том, что ее никто не узнает. И тут они совсем по другой причине.

— Так что делать то? — грубый голос кузнеца вывел ее из оцепенения. Только тут Тáйга заметила, что все вокруг уже насмотрелись на гостей и пытаются продолжать свои дела, исподтишка наблюдая за отрядом.

— Зачем они здесь? — она протянула трость кузнецу.

— Да я почем знаю? Дела к лорду, что же еще. Это не нашего с тобой ума дело. А может, на постой просятся. Что с палкой то делать?

— Перековать надо. Набалдашник не нравится. Он сказал никаких цветов. Можешь сделать ему что-то другое? — Тáйга про себя подумала, что постой советника ее тоже не очень то радует.

— Да что я ему с этой култышки сделаю?

— Придумай что-нибудь. Сделай просто круглую. — Тáйга оставила ему трость и двинулась в дальний угол кузницы, в поисках места, где можно было скоротать часы ожидания.

У дальней стенки, рядом с кучей угля она нашла место, где ее никто не видел со двора и села там, вытянув ноги.

— Что, не больно то обратно хочется? — кузнец понимающе кивнул ей, нагревая набалдашник.

— Не хочется, — Тáйга сдвинулась еще в сторону, чтобы видеть, что происходит снаружи, но чтобы не видели ее. — Не нравятся мне солдаты. — Она наблюдала как отряд разделился. Советник прошел прямо в башню лорда, а часть солдат разбежалась кто куда по остальным владениям. Она встревожилась. — Что они ищут?

— Блах их знает, что дару понадобилось. Не нашего с тобой ума дело.

«Не похожи они на постояльцев. — Подумала Тáйга про себя, — больше на хозяев.»

Спустя какое-то время, послышались крики и шум, потом — то же самое с другой стороны. Тáйга высунулась сильнее и увидела, как из окна комнаты, где обычно сидел старый лорд, потянулся сизый дым. В это время, снизу показалось два солдата, быстро направляющихся в сторону кузницы. Мелькнувшая было мысль, что они идут за ней тут же перекрылась трезвым рассудком. Никто ее тут искать не будет. Но вид приближающихся солдат не предвещал ничего хорошего. А мгновение спустя, подчиняясь какому — то внутреннему голосу, она уже закапывалась поглубже в уголь, стараясь избежать нежелательных встреч.

Лежа на жестком угле, она слышала голоса кузнеца и солдат. Спрашивали про нее. Точнее про того мальчишку, что стоял тут с тростью. Тáйга удивилась. Неужели кто-то знает как она теперь выглядит? И ее все еще ищут? За дни пребывания в лагере разбойников и в замке лорда Хаста, она совсем уже забыла, что нужна кому-то. Забыла, что кто-то точит на нее зуб и желает публичной казни. Казни худого мальчишки с огромными глазами? Кто мог рассказать про нее? Может, это Зэсс? Может, они уже давно ищут именно мальчика, а не девушку? И вот она, так непростительно вылезла прямо на дорогу к советнику.

Голоса стихли, солдаты затопали прочь, удаляясь. А еще через несколько минут кузнец раскопал ее, черную от угольной пыли.

— Не знаю, зачем им нужен такой сопляк как ты, но лучше двигай отсюда, пока цел. Нашего лорда, похоже, и в живых уже нет. Собачье Ухо горит. — Он притянул ее за шиворот вверх и Тáйга увидела языки пламени, поднимающиеся позади небольшого сарая, построенного вплотную к стене замка.

— Охранка горит… — тихо прошептала Тáйга, еще не веря, что ее маленький стабильный мирок снова рушится.

— Она самая. Теперь у нас новый хозяин. Скоро ворота закроют, чтобы люди не бежали. Так что — самое время. — он подпихнул ее к стене, ведущей к воротам. — Дуй отсюда! Вдоль реки иди, там деревни будут.

— Пойдем вместе! — Она жадно уцепилась за его потную руку. — Зачем тебе тут оставаться?

Кузнец удивленно посмотрел на нее, будто впервые видел.

— Меня не ищут. Охранку спалили. Больше ничего не тронут. Новый хозяин будет. Какая разница, на кого спину гнуть? А в новом месте еще устраиваться надо. Мне здесь привычнее. — он дал ей пинок под зад. — Пошел!

Двигаясь вдоль стены, она наблюдала за тем, что творилось внутри Собачьего Уха. Люди озабоченно высовывались из окон, сновали по своим делам, оглядываясь на дым и солдат, но паники не было. Умники поняли, что хозяин сменился, поняли и почувствовали дуновение новой власти. Но никто и не думал убегать. Какая разница, какой лорд будет сидеть в Сробачьем Ухе? Ему всегда будут нужны куры и косы, нужно будет готовить и стирать лорду его одежду, смотреть за его жеребцами и кормить свиней. Ветер колышет верхушки. У корней же ничего не меняется.

Так жила сама Тáйга. У нее сменился король, ее страну захватили, отца убили, убили друзей. А она все равно осталась. Ненавидя захватчиков, но живя с ними совсем близко. Потому что просто хотела жить и не хотела никуда уходить. Потому что боялась.

Она выбралась за ворота, рядом с которыми стоял крестьянин, задумчиво изучающий содержимое своего носа, и понеслась подальше от замка, к быстрой неглубокой речушке, где можно было поймать большую рыбку, если сидеть долго и брать наживкой толстых червей из ямы у курятника.

Тáйга остановилась у камышей, заполонивших берег над невысоким обрывом, перевести дух и оглянулась на замок. От ворот, настегивая лошадей, отъезжало три всадника. Они видели ее и скакали прямо к ней. А она одна над этим обрывом, где даже спрятаться негде, кроме камышей и быстрой холодной воды.

Тáйга побежала вдоль берега, ища место для переправы. На том берегу виднелись редкие деревца, переходящие в густой подлесок. Если она доберется туда, будет возможность спрятаться. Лошади не могут взять след. Ей нужно потеряться из виду.

Она съехала вниз по обрыву, разодрав себе штаны и бок, и ухнула в ледяную воду, обжигающей волной пронесшейся по всему телу после летней жары. Дыхание перехватило, и на мгновение показалось, что река не отпустит назад, к свету и воздуху. Но вскоре она уже барахталась на поверхности, отчаянно пытаясь скорректировать свой путь с течением.

Ее быстро сносило вправо, и, если всадники замешкаются с переправой, она сможет выбраться из воды задолго до них. Лежа на спине, она повернула голову, оглядываясь на обрыв над берегом, где остановились всадники. Один из них снял с плеча лук. Тáйга набрала воздуха и нырнула вглубь. Она держалась под водой, пока легкие не стало жечь. Только тогда выплыла, хватая ртом воздух и тут же ушла под воду, неслышно вопя от боли. Левая половина, включая руку, разрывалась, отказываясь двигаться.

Орудуя правой рукой, задыхаясь от нехватки воздуха и от боли, она поплыла к противоположному берегу, сносимая течением все дальше.

* * *

Рай Смурт пускал стрелы пока маленькая темная голова не скрылась из виду, уносимая потоком. Он ясно видел, что одна из стрел достигла цели, видел как дернулся пловец и ушел под воду. И видел, как он снова вынырнул, раненный, но еще живой. Остальные выстрелы не были столь удачны. Раненного мальчишку кувыркало под водой как клубок у кошки в лапах. Он толком из воды то не показывался.

Но еще одну неудачу Смурту не простят. И если он сейчас не поймает беглеца, лучше ему вообще не рассказывать о случившемся дару.

Почему он сразу не подошел к этому юнцу? Почему ждал, гадая? Чистокровный даур, Смурт совсем забыл, что значит чувствовать магию. Когда он последний раз сталкивался с заклинаниями? Сильными заклинаниями, а не фокусами, показываемыми клоунами бродячих артистов? Как же долго до него доходило, что мальчишка скрывает свое лицо! Да и мальчишка ли? Это может быть кто угодно. Старец, женщина, мужчина, та девчонка, которую они ищут. Смурт чувствовал, что это она! Они всегда кружили где-то рядом и всегда чего-то не хватало, чтобы им встретиться. Конечно, это она! Теперь она одна и не знает толком, куда ей идти. Она решила остановиться. Остановиться в Собачьем Ухе. Почему бы и нет? Кто будет ее здесь искать под чужой личиной? Кто узнает ее, кроме чистокровного? Кто тронул ее? Как проснулась в ней эта магия? И знает ли она сама, на что способна? Так или иначе, мальчишка, девчонка, кем бы ни был скрывающий лицо магией, его нужно поймать. Живым или мертвым. Лучше даже мертвым.

Смурт не разделял мыслей дара по поводу ручных магов. Опасно иметь то, чем не можешь управлять. Кто даст гарантии, что завтра маг не обратит против хозяина свои силы? И кто даст гарантии, что его смогут остановить чистокровные? Пусть даже все чистокровные вместе взятые.

Маг черпает свои силы в себе, он открывает магию в себе, тогда как равиеру нужна магия, чтобы становиться сильнее. Кто вообще может поручиться, что они смогут остановить хотя бы кого-то обладающего магией? В мире, где магии нет, нет и равиеров, способных ей противостоять.

Король уверен, что сможет вернуть ту особенность, тот дар, которым они были наделены, он думает, что сможет возродить чистых равиеров. Но Смурт не был так в этом уверен. Они другие. Дауры, не знающие своего предназначения. Они ничего не знают о себе, не знают даже, что делать с тем, что может появиться в их телах. Он не смог распознать магию, когда проехал мимо нее! Так смогут ли они ее контролировать?

* * *

Голова мальчишки последний раз показалась над водой. И исчезла за солнечными бликами. Смурт рванул поводья и погнал коня вниз, вдоль быстрых вод реки.

Трех всадников течение будет нести гораздо медленнее, чем легкого мальчишку и расстояние между ними будет только увеличиваться, тогда как по берегу они догонят раненного очень быстро.

Отряд проскакал крутой поворот и почти пронесся было мимо, когда один из солдат обратил внимание Смурта на противоположный берег.

В этом месте обрыв был более пологим, и выбраться из воды не составляло особого труда. Там же виднелись и многочисленные труды в подтверждение того, что именно тут из воды выбрались: мягкая грязь изрыта и перемешана, на тростнике вокруг следы крови.

Преследователи легко выбрались тем же путем, что и жертва и помчались сквозь редкий лес. Они рыскали вдоль и поперек какое-то время, гоняя лошадей взад и вперед, пока к Смурту не закралось сомнение. Как бы быстро не бегал мальчишка, раненный, от лошадей он уйти далеко не мог, а следы кончались там же, где и начинались: на берегу. Так куда он мог деться? Улететь? Если ты умеешь летать, станешь ли ты барахтаться в реке и ждать, пока тебе в спину пустят стрелу? А если не умеешь, куда ты можешь деться в редком лесу, истекающий кровью и не оставляющий следов?

— Назад! — советник рванул обратно к берегу, по которому не так давно карабкался. Слез с лошади и принялся изучать следы на рыхлой земле, порядком затоптанные им самим и его людьми. Спустя какое-то время он со злостью вскочил на коня и вонзил пятки сапог в бока животному.

Мальчишка не выходил на берег. Не выходил туда, где они его искали. И Смурт снова упустил свой шанс. Мальчишка оказался умнее советника короля. Но вот об этом дару как раз знать не стоило.

* * *

Река вынесла Тайгу на берег, когда делала очередной поворот. Обессилившая, замерзшая в холодной воде, она долго лежала на солнце на правом боку, стараясь согреться и не двигаться, чтобы не тревожить плечо. Ей даже было сейчас все равно, гонится за ней кто-то или нет. Идти она не могла. Сил не было совсем. Она несколько раз пыталась выбраться из быстрого течения, карабкаясь на берег, но ее сносило снова и снова, когда, казалось, что она почти уже вылезла. Если бы река сама не отпустила свою жертву, Тáйга просто утонула бы, обессилев.

Когда зубы перестали стучать, она попыталась отломить наконечник, торчащий чуть пониже ключицы.

Стрела прошла насквозь и казалась хрупкой, но, как только она дотрагивалась до нее, дикая боль в плече заставляла бросать эту затею. Даже напрягшись и заревев от боли и отчаяния, она не смогла переломить наконечник. И снова рухнула на липкую грязь берега.

— Может, так оно и лучше, — девушка тихо прошептала про себя. — Кровь будет меньше идти.

Казалось, стрела затыкает собой рану, словно пробка бутылку — вынь ее и вся кровь уйдет, вместе с жизнью. А жить Тáйга собиралась еще долго.

Она встала на колени и поползла прочь от реки, опираясь на здоровую руку, затем встала и, шатаясь словно колокол, зашагала вперед. Ей нужна была помощь. Люди, живущие поблизости, кто угодно. Вытащить стрелу, промыть и перевязать рану. И она пойдет дальше. Она не обладала обширными познаниеми в ранах, но стрела торчала аккурат под костью, не задевая ее. А мясо всегда новое нарастет. Так говорил отец, когда она приходила домой с очередной ссадиной. Она привыкла к ноющей боли, находила положение для руки и, если ненароком не задевать ее и не двигать, то почти ничего не чувствовалось.

Ее больше пугала красная струйка, все время сочащаяся из раны. И отсутствие поселений. Ни одной хижины или дома, ни одного поля. Кузнец говорил, что должны быть деревни. Но кто знает, сколько до них идти?

Пройдя приличное расстояние, она так и не встретила никого на пути. Не натолкнулась даже на следы дороги. Она сняла с себя грязную рубаху, перепачканную углем и кое-как перетянула руку, чтобы не беспокоить лишний раз.

Только к вечеру, когда повеяло прохладой и трава намокла от росы, стало хуже. Тáйга оторвала молодой коры и жевала ее, пока не отключилась.

К утру ее стало лихорадить. Очень хотелось остаться и не двигаться, но она понимала, что надо идти. На плечо она уже не смотрела. Черные тряпки коробились от крови. Упрямо топая вперед, к ночи она совсем выбилась из сил. Это уже был не сон. Тяжкое забытье, из которого невозможно выбраться.

Тáйга металась и кричала, чтобы очнуться. Если она останется лежать, то умрет прямо здесь, где ее никто никогда не найдет. Если она не выйдет из этого плена… но мысли терялись в жарком пепле. Казалось, она медленно горела, поджаривалась на каком-то огромном костре. Потом ее словно окатили холодной водой. Такой холодной, что она решила, что снова плывет по реке. И снова огонь. Это превратилось в круговорот в какой-то бесконечности. Она открывала глаза, но видела все тот же серый туман вокруг. И ей все казалось, что ее куда-то тащут, с болью, обдирая кожу, доводя до костей.

А потом стало спокойнее. Она провалилась в сон. Ей казалось, что ее нашли. Что кто-то рядом. И абсолютно неважно кто. Лишь бы ей помогли. Лишь бы стихли эта боль и жжение.

Когда она, наконец, смогла разлепить глаза, было светло. Горел костер, рядом валялись три сумки. Она скосила глаза вниз: стрелы не было. Кто-то отломил наконечник и вытащил ее. К плечу была приложена чистая тряпка.

Тáйга попыталась привстать, но тело не слушалось. Сколько же она провалялась так? Внутри защемило от голода. Хотелось пить.

Сбоку послышались шаги и ее спаситель шагнул к костру.

— Зэсс!

* * *

— Ты же не собираешься кидаться мне на шею? — он присел рядом с ней.

— Собиралась… — она неуверенно попыталась подняться.

— Лежи, — приказал он. — Иначе все мои труды пойдут на смарку.

Он приподнял тряпку, прикрывающую рану, и в нос Тайге ударил неприятный запах.

— Я гнию? — она откинулась назад без всякого желания смотреть.

— И это тоже. Но уже в меньшей степени. Пахнет мазь. Если ты про запах. Но и от тебя разит прилично.

— Я же не умру? Мне гораздо лучше. Лучше, чем было.

— Должно быть лучше, — он уселся удобнее возле нее, согнув ноги в коленях, — я уже четыре дня с тобой вожусь.

— Четыре дня! — Тáйга замолчала, пытаясь понять, сколько же она всего провалялась без сознания. Но это не получилось. Счет времени она окончательно потеряла.

О ней снова заботились. Тáйга не верила, что это не сон или не бред, в котором она сейчас валяется и напридумывала себе невесть что. Она с благодарностью смотрела на Зэсса: опять бледность и синяки под глазами, словно он не был на жарком солнце. Наверное, опять не высыпается. Те же непослушные волосы, почти полностью закрывающие лоб и торчащие в разные стороны. Тонкий шрам на левой половине лица. Изменилась лишь одежда. Дорогая и добротная. Даже щегольская, насколько себе это может позволить человек, находящийся все время в пути.

Словно и не прошло почти три месяца со времени их последней встречи в таверне…

— Я так рада тебя видеть…

— Верю. Когда умираешь, все кажутся такими милыми и родными.

Что ж, в их отношениях мало что поменялось.

— Как ты меня нашел?

— У нас был договор, — темные глаза скрылись за волосами, упавшими на лоб. — Я же не довел тебя.

— А нашел ты меня как? — Тайге вдруг стало не по себе от этого холодного черного взгляда. И радость, еще недавно такая искренняя, куда-то исчезла, оставив неуверенность и начинающий зарождаться страх.

— Пока договор не исполнен, я найду тебя везде. Если захочу искать.

— Ты шутишь? — ей вдруг захотелось отодвинуться подальше.

— Разве я шучу? — он улыбнулся. Но улыбка была такой же холодной, как и глаза. — Разве тебе больше не нужна помощь?

— Нужна. Просто… столько всего произошло. И я рада… рада, что ты тут, что помог мне. — Тáйга пыталась говорить искренне. Ведь она действительно не хочет остаться снова одна. Она не может больше одна. Ей нужен кто-то. Кто-то, кто знает, что делать, уверен в себе и сможет защитить даже от дюжины солдат…

Она снова вспомнила таверну.

— А что случилось тогда? Как ты справился с ними? Что это было? Я думала, тебя убили или схватили. Я даже подумать не могла, что ты живой. И что ты свободен.

— Я живой. — Зэсс встал и пошел к сумкам.

— Ты…

— Я убил большинство. — он прервал ее неуверенный вопрос. — И ты видела то, что видела. Частично, это и для меня стало сюрпризом. И я понимаю, что вряд ли до последних дней ты жаждала со мной увидеться вновь. Но лучше нам поговорить здесь и сейчас, чем я потом снова буду искать тебя, когда ты сбежишь. — он порылся в одной из сумок и достал сверток и флягу. Между сумками она заметила меч в ножнах.

«Теперь с оружием.»

— Ты сказал частично. Тебя это не удивило. То, что ты смог…

— Каждый день можно открывать в себе что-то новое. — Он развернул сверток и положил перед ней еду. — Порой, такие неожиданные перспективы открываются. — Он подмигнул ей темным глазом. — Ешь. Даже если ты собралась сбежать, силы тебе понадобятся.

— Ты теперь носишь меч? — она кивнула на сумки.

— Да.

— Но… ты же был против. Это после таверны?

— Крестьяне не носят мечи. И их не носят простые люди.

— Только из-за этого? — она неуверенно улыбнулась. — Хочешь сказать, ты купил меч, чтобы выглядеть…

— …солиднее. Да, именно так. Мне приятнее, когда на меня смотрят с почтением.

— С почтением? — при смехе стало больно. — Ты знаешь, кто ты? — она набросилась на еду.

— Я бы много дал, чтобы узнать, кто же я теперь.

— Значит, ты еще не знаешь? — Она с сомнением посмотрела на него. Набитый рот мешал говорить. — Но люди не могут так… только маги могут делать такое… такие чудовищные вещи.

— Чудовищные? — он усмехнулся, наблюдая, как исчезает кусок за куском у нее во рту. — Столь чудовищные вещи не влияют на твой аппетит.

Она задумалась. Вот он — живой и невредимый, положивший кучу дауров и заставивший прикосновением почернеть одного из них у нее на глазах. Она видела как его ранили, как полоснули мечами, а теперь он тут, непонятно как ее нашел. Говорит опять странные и непонятные вещи. Он должен пугать и настораживать. И сам понимает это. Но она ему рада. Просто рада. Рада до слез, что она не одна!

— Я хочу есть. Больше ничего. Слишком много всего со мной случилось. Для меня это чересчур. Я бы сама хотела уметь постоять за себя. Чтобы не бегать ни от кого больше. Я тоже хочу убивать прикосновением!

— Маленькое чудовище! Это все равно не спасло бы тебя от срелы в спину. — Было видно, что Зэсса забавляет этот разговор.

— Я бы убила всех гораздо раньше. И мне не пришлось бы бегать. Не пришлось бы вообще убегать из дома. Ни от кого никогда не убегать!

— Это не спасло бы твоего отца. Ты все равно не убила бы всех дауров и не предотвратила войну. И на тебя бы все равно охотились, как и сейчас.

— Хочешь сказать, что уметь постоять за себя это плохо? Убить того, кто хочет убить тебя?

— Я лишь хочу сказать, что уметь убивать не значит не иметь проблем. Или знать все их решения.

— Я всего лишь не хочу быть слабой. — Она дожевала последние куски. — И если мои враги чернеют у меня на глазах, я буду радоваться этому.

— То есть, — он вкрадчиво наклонился вперед, — мне не стоит беспокоиться, что ты попытаешься уползти сегодня ночью?

— Мне некуда ползти. И я не хочу. — Тáйга подняла флягу вверх. — С тобой гораздо уютнее.

Это была частичная правда. Новый старый Зэсс беспокоил ее. Его странный взгляд и новые особенности. Но это все же лучше, чем валяться где-нибудь в качестве пищи для ворон.

— Уютнее? — Зэсс глянул исподлобья, — мышке с кошкой тоже может быть уютно вдвоем?

— Я уже сказала, что сама хотела бы иметь твой дар. И не считаю его чем — то неприятным.

По его губам снова скользнула усмешка.

— Я тут начал тратить твои ценности, которые ты так опрометчиво оставила в той таверне. И нашел одно кольцо. — он засунул руку в карман и достал перстень. — Не скажешь, что значит эта надпись?

Она мельком глянула на серебряное кольцо в руке.

— Надпись… на всех фамильных ценностях есть такие клейма. Я не знаю, что они означают. Какое — то фамильное предание. Отец ставил их и на оружие тоже. Считалось, это принесет удачу.

— Откуда это пошло?

— Бабушка рассказывала, что наш род очень древний. Да всем, наверное, подобное рассказывают. И что эти символы что-то значат…

Тáйга замолчала, потому что в этот момент Зэсс начал хохотать. Причем очень громко и искренне. Она вообще не ожидала, что он умеет так смеяться. А тот все хохотал и хохотал.

— Не знаю, что тебя так развеселило, — опешивши, она наблюдала, как трясутся темные волосы над бледным лбом.

Наконец, он угомонился, кинул ей кольцо.

— Одевай свои фамильные символы. Одна фамильная штука уже превратила тебя в пацана. Другая будет смешить меня все оставшееся время.

— А чем она тебя так насмешила?

— Мальчик мой, — Зэсс вытер навернувшиеся от смеха слезы, — к сожалению, ты не можешь прочувствовать всю ситуацию, а я не могу рассказать.

— Я не мальчик. — она насупилась. — И не надо, не рассказывай. Свою страшную тайну откроешь мне перед смертью. — она ткнула на свои повязки.

— Не переживай, от этой дырки ты не умрешь, — он вдруг стал очень серьезным и глаза вновь холодно блеснули. Но я обещаю, перед смертью, ты обязательно узнаешь.

Тáйга молча глядела, как он устроился поодаль и застыл, перебирая какие-то собранные травки. Его слова оставили неприятный озноб после себя. Она еще долго смотрела на него, соображая, чего от него ждать. А потом плюнула. Какая ей разница? Этот человек ухаживает за ней, спас ей жизнь.

После еды пришло приятное тепло внутри, и заклонило ко сну. Не к тем провалам в реальности, а к нормальному глубокому сну. Но перед сном очень важно было выяснить одну вещь, жизненно необходимую вещь.

— Зэсс, — она тихо и неуверенно позвала его, почти уже находясь на грани сна, — ты ведь не уйдешь? Не исчезнешь? Ты не бросишь меня одну.

Он приподнял голову и глаза блеснули на мгновение. Или ей так показалось. Он медленно покачал головой и снова уткнулся в свое занятие.

«Вот и хорошо.»

* * *

— Могу выставить охрану вдоль всего холма. Будет видно, как вошь ползет по телу! — Огмар ворочал своим единственным глазом и хлестал вино. — По равнине все как на ладони!

— Зачем нам твоя равнина, если они лесами промышляют! Станет тебе отряд по равнине двигать. Здравствуйте, смотрите, как по нам вши ползают, вот они мы! — Крайт стукнул по столу кулаком. — Крестьян своих держать надо ближе. И в лес пару отрядов снарядить…

Дар молча наблюдал, как его советники меряются красноречием и тактиками ловли противника. Огмар — здоровенный бык, в битве может десятерых раскидать и вечно лезет на рожон. Отсутствие глаза тому только доказательство. Потерять его он умудрился даже не на войне. Сцепился с одним из своих же по пьяни.

Крайт отличается от него только тем, что лишен половины щеки. И вынужден носить кожаную повязку, чтобы прелестных леди при дворе не пугал вид обнаженных десен и зубов, торчащих из дыры в лице. В отличие от Огмара, свое уродство он получил именно в битве, поэтому его дар ценил чуть выше. Личные побуждения, не больше.

Остальные вояки бравые, но поспокойнее. Понимают, что пока эти двое не угомонятся или не подерутся, можно молчать. Сказанное все равно никто не услышит. За это время, им давали оценить свою значимость первого слова. И все оставались довольны. В войнах Огмар и Крайт незаменимы. Но решения принимают не они.

Обычно, король, как и все, ждал, пока два петуха выпустят пар и покажут себя. Но сегодня разговор шел не так, как надо. Они все не понимали свои роли. Не понимали, кто такие дауры. Соседи лезли на рожон, проверяя, насколько хватит терпения у завоевателей и каковы их силы. Мелко пакостя, разбойничая и промышляя на приграничных землях.

Король резко встал, далеко отодвинув кресло.

— Крайт, сам ли ты полезешь в лес в своих начищенных доспехах или будешь сидеть в своем замке, поглощая вино? А твои люди будут рыскать по лесам месяцами?

— Я… — Крайт открыл было рот, но дар не дал ему продолжить.

— А если сам, кто останется на Волчьей Гряде сторожить твой зад? Твои женщины? Или ты успел наплодить сыновей от здешних шлюх?

— Дар, если война начнется… — наконец голос взял один из совета, решив, что пришла его очередь.

— Война уже началась! Или вы будете ждать, когда придут к вам домой, чтобы не ошибиться и обнажить меч наверняка!? Они начали войну, потому что думают, что мы ослаблены. Да, мы потеряли многих, но разве дауры останавливались, когда на их дом нападали? Теперь здесь наш дом. Мы пришли сюда и мы не уйдем отсюда! Они дали нам передышку. Они не напали сразу. И в этом их ошибка. То, что эти крысы вылезают сейчас, отхватывают маленький кусочек и прячутся, лишь говорит о том, что нас боятся. Они не объединялись со своими соседями, когда могли это сделать, и сейчас они лишь дали нам отдых. Ты отдохнул, Огмар? Успел промыть свой глаз вином?

— Да, мой король! — рявкнул лорд.

— А ты, Сатил? Киз? Тебя, Крайт я не спрашиваю, ты же вроде собирался в лес, — за столом раздался дружный хохот, а лорд с кожаной повязкой покраснел. — Когда ты выйдешь из лесов, может, отправишь нам дичи? — дар снова не дал Крайту открыть рот, хотя видел, что тот кипит от обиды. — Мы пойдем сами к ним и покажем этим крысам, как воюют дауры, ведь, возможно, мы не поняли их дружественных намерений. Так или иначе, нам не нужны соседи! И свой круг мы перекраивали, чтобы оградить себя, а не кого-то еще!

 

Глава 12

Когда совет разошелся, дар уселся в кресло и тяжело вздохнул. Жирный рыжий кот потерся о его ноги, и он охотно взял зверюгу. Уметь говорить и вести за собой — тяжелая работа. Война не нужна ему сейчас. В это время неопределенности, когда еще ничего не ясно.

Он не сомневался в своих силах. Дауры разобьют неучтивого соседа, но сколько чистой крови он еще потеряет? Ему бы немного времени. Еще года два-три. И у него было бы три сносных мага. Дэя кое на что способна уже сейчас, но остальные две! Безумица и потерянная девочка!

Словно в ответ на его мысли, в дверях возникла Дэя, как всегда ухоженная до совершенства. Она проплыла прямо к нему и нежно коснулась губами щеки. Сейчас, он был ей даже рад. Охотно дернул тугой локон светлых волос, тут же упруго свернувшийся назад. Кот недовольно спрыгнул с его колен и пошел прочь, виляя тяжелым толстым задом.

— Говорят, мой дар затевает войну. — Дэя прижалась к нему молодым телом, играя руками его воротником и вдыхая его запах.

— Затевают войну мальчишки. Я ее выиграю.

— Не сомневаюсь. Мой король рассчитывает на меня?

— Твоя помощь не помешает. Хотя, я вполне справлюсь и без тебя.

— Но я могу помочь! — она возбужденно вскочила. — Смотри! — на ее ладони взвился яркий огонь, превращаясь в приличное пламя, охватывающее всю руку. — Я могу обрушить на них мой гнев!

— Какой у тебя может быть гнев на тех, кого ты ни разу не видела? — дар с усмешкой смотрел на пламя. Он был доволен, хотя и не показывал этого. Очень доволен. В конце-концов, у него есть маг. Пусть еще глупый и неумелый, но есть. И от нее будут дети. С ее и его силой. Он снова довольно улыбнулся, скрывая эту улыбку от девушки. Пусть позлится. Это ей на пользу. Ее силам точно. — Больше всех ты должна ненавидеть меня. Я пришел к тебе домой. Я уничтожил твой дом. То, чем он был. И я сделал его таким, какой он есть.

Пламя на ее руке полыхнуло еще выше.

— И я сделал тебя такой, какая ты есть. — он взял ее за руку, гася огонь, и легко поцеловал в щеку.

— И тебе нравится то, что ты сделал. — Дэя откинулась назад, открывая ему шею и зажигая огонь во второй руке.

— И мне будет нравится еще больше, если ты станешь еще сильнее и сможешь поливать наших врагов огненными дождями. — он взял ее за руку, укрощая огонь и легко развернул к себе спиной, опрокидывая грудью на стол.

Задирая подол платья и входя в нее, он смотрел, как сжимаются на столе ее руки, впиваясь в дерево длинными белыми пальцами, полыхая голубыми искрами. И словно слышал шипение внутри.

* * *

— Я думаю, что ты маг. Не зря дауры магию искали. Они таких как ты искали. Это точно! Наверное, они тебя даже нашли. И в бою ты память потерял. Может, тебя по голове огрели? Потом ты очнулся. Половину не помнишь и не можешь… Ты забыл как колдовать надо. — Тáйга запыхалась и остановилась отдышаться. — Но если ты все вспомнишь… что умеешь — таких дел наворотишь!

Она придерживала левую руку, чтобы не тревожить при ходьбе. Прошло всего лишь три дня, с момента их встречи с Зэссом, но они толком не разговаривали. Он поил ее какой-то дрянью, от которой она все время спала или хотела спать, но зато ее плечо быстро шло на поправку. Тáйга иногда думала, что он специально опаивает ее, потому что не хочет разговаривать. И что она снова мешает ему. Зачем он ее тогда нашел? Но она старательно отгоняла эти мысли. Зэсс был первым, кто за многие годы так заботился о ней и, даже не смотря на все его странности, она была ему безмерно благодарна за многое.

— Я не маг, мальчик, — он специально ее так называл. И, похоже, ему нравилось, как она злится на это. — Даже если тебе очень хочется так думать, все равно, я не маг.

— А я не мальчик.

— Скажи это своему отражению.

— Я и так вижу, что я — девушка.

— Девушки так не пахнут.

Тáйга смутилась. Зэсс выдал ей чистую одежду, но запах от гноившейся раны и мази, грязные разводы от угля, так и не смытые рекой, и просто грязь делали свое дело.

Она так и не поняла, как он ее нашел. Как узнал, что ей нужна помощь? И почему он так долго не приходил? Она знала только одно: она безмерно рада, что он теперь рядом.

— Думаешь, мне самой нравится так благоухать?

— Я готов отмыть тебя в первой попавшейся луже. Кстати, кто всадил в тебя стрелу?

— Отец моего несостоявшегося мужа. Я умудрилась встретиться с советником в замке, где жила.

— Ты что, танцевать перед ним вышла? Зачем он в тебя стрелял? Или он, как его сынок, пытается овладеть луком?

— Я не знаю. Я просто стояла, а он как — то странно смотрел на меня, потом он зашел внутрь и началось… а потом вдруг прибегают солдаты и ищут меня. Мне кузнец помог. Я за ворота выбралась, а следом и советник. Прыгнула в реку, там он меня стрелой и пришиб.

Зэсс задумался.

— Если он увидел меня, то значит, не сразу вспомнил. Почему он сначала мимо проехал? Что ты молчишь?

— Знаешь, мальчик, как только я начинаю понимать, что происходит, все становится еще интереснее.

— Что ты имеешь в виду? Что ты понимаешь?

Он снова нехорошо улыбнулся.

— Ну и блах с тобой! Не говори. — она насупилась. — А что ты сам делал все это время? Я к разбойникам попала, потом меня хотели убить, потом продать, потом… знаешь, я Скура встретила. Помнишь его? Того, которого ты так с нами взять хотел?

— И как он? — Зэсс внезапно оживился и обратился к ней с неподдельным интересом.

— Умер. Тебя перед смертью не вспоминал. Передавать ничего не просил. — Тáйга не ожидала такого внимания со стороны Зэсса к кому бы то ни было. Ей даже обидно стало. Ее история его не интересует, а вот этот поганый детина…

— А давно умер?

— Ну… — Тáйга ответила приблизительно, но этого для Зэсса вполне хватило. Он удовлетворенно кивнул.

— Да что он тебе сдался? Знаешь, каким он оказался?! Он идет с нами и мы это не обсуждаем! — девушка передразнила интонацию своего спутника, — Да он…

Тáйга осеклась. Остановилась и словно другими глазами посмотрела на своего спутника. Ее вдруг осенило.

— Ты ведь знал, что он умрет. Да? Когда говорил, что он с нами ненадолго.

— Я не был уверен.

Девушка ошарашенно огляделась вокруг, не веря своим ушам. Она оказалась права. Но это только сильнее озадачивало.

— Ты знал, что он умрет!? Но как? Поэтому ты его с нами тащил? Хотел убедиться?

— Поэтому.

— Вот это да! — Тайге почему — то это показалось захватывающим. — И ты всех так видишь?

— Нет.

— Ну скажи! А меня видишь? Когда я умру?

— Прекрати.

— Тебе же все равно. Ну скажи.

— Отстань, мальчик.

— Я не мальчик! Ну скажи.

— Мала ты еще.

— Мала? А тебе по твоему сколько? Ты меня года на четыре старше. Или на пять! Если тебя расчесать и шрам убрать. Так сколько же тебе?

Он промолчал, скрывая легкую улыбку, и только когда она что-то затараторила вновь, пробормотал, улыбаясь дороге: «Мне триста лет, я выполз из тьмы…»

* * *

Ее привели, закованную в цепи.

Дар внимательно разглядывал немолодую женщину с усталым, осунувшимся лицом и опущенными плечами. Тонкие руки болтались в цепях, словно вот — вот выскочат. Руки выдавали человека, не знавшего тяжелый труд. Это не служанка и не простая крестьянка, хотя ее одежда говорит о другом: изорванные лохмотья скрывали худое тело и волочились за ней по полу. Плечи опущены, но осанка оставалась. И глаза… она не сумасшедшая, как ему сказали. Она могла бродить по городской площади несколько дней, выкрикивая все, что взбредет в голову, но ее глаза не безумны.

Она стояла прямо, лишь чуть сгибаясь под тяжестью какой-то своей внутренней ноши. И даже цепи не влияли. Тут что-то другое. Приблизившись совсем близко, стоя почти нос к носу, король все равно ничего не ощущал.

Он показал солдатам на цепи, обращаясь при этом к женщине.

— Думаю, это лишнее, и мы поймем друг друга без этих символов подчинения.

— Оковы — символ подчинения лишь для того, кто их надевает на тебя. — ее голос звучал устало, но уверенно, без страха и сомнения. Она не думала, что именно нужно сказать, не подбирала слова.

Когда цепи сняли, она молча потерла запястья и снова застыла. Дар приказал солдатам выйти, оставляя их наедине. Он налил вина из позолоченного кувшина на маленьком столе и протянул ей бокал.

Она взяла его без тени сомнения и выпила добрую половину.

— Я также думаю, что мои люди погорячились, назвав тебя сумасшедшей. — Он налил вина себе. — Я прав?

— Когда мой муж посадил нашего первенца в два года на коня, я сказала ему, что он сумасшедший. Есть ли грань более тонкая, чем безумие?

— Мои люди еще кое-что говорили про тебя. Насколько тонка эта грань? Позволишь мне гадать?

— Я не та, кто тебе нужен. — она еще раз сделала большой глоток. — Но тебе не будет скучно со мной. И не думай, что твои люди привели меня сюда. Я пришла сама.

— Сама? Закованная в цепи? Обычно, ко мне приходят по-другому.

— А к тебе пускают любого, кто этого хочет? Дар, гораздо проще ходить по площади и кричать, чем искать пути встречи с королем.

Он уселся в просторное кресло, играя бокалом в одной руке, а второй привычно нащупывая загривок тотчас же забравшегося к нему на колени кота.

— А кто мне нужен, по-твоему? За кого тебя приняли?

— Во мне нет той магии, что тебе нужна. Но три пойманные птицы все же лучше, чем пустая клетка.

Дар напрягся на мгновение, но тут же расплылся в довольной улыбке, ничем не выдавая себя.

— Две из этих птиц почти не умеют петь. Известно ли тебе это?

— Вряд ли тебе нужны такие птицы, дар? Говорят, некоторых птиц обучают песням… и весьма успешно.

Король откинулся на кресле. Она все больше напоминала ему его мать. Такая же строгая и сухая, способная подчинять себе и требующая повиновения. Неважно, что сейчас она в лохмотьях, она способна на это. И то, как она с ним говорит. Она играет свою роль. Что ж, все вокруг него играют какие — то роли. Даже он сам. Он не против театра. Особенно, когда актеров видно за масками.

— Как мне называть тебя? Для меня ты и так достаточно безлика, чтобы не скрывать своего имени. Его ведь нетрудно узнать, так?

— Илта.

— Значит, твоя сила — только твое знание?

— Скорее, это мое проклятье. Поверь мне, король, знание того, с кем ты спишь, не приносит мне радости. А незнание всего остального иногда доводит до отчаяния.

— Оно проявилось само?

— Не без помощи твоих чистокровных.

— Кто посмел тебя тронуть? Дауры не опускаются до насилия над женщинами. Без моего приказа.

— Неужели? — она захохотала. — Дар хотел сказать, что он удивлен, кто покусился на честь столь немолодой особы? Твои чистокровные мало чем отличаются от твоих солдат и наемников.

— Если ты назовешь его…

— Король, надо отдать тебе должное, на улицах было мало насилия, так что, случившееся со мной — это лишь малая толика войны. Стоит ли роптать, когда взамен открылся такой дар?

— Ты хочешь предложить мне свои знания? В обмен на что? Что у тебя забрали? Ты ведь знатного рода. Лохмотья тебе не к лицу. — он провел тонким пальцем по краю бокала, сквозь полуприкрытые ресницы рассматривая женщину.

— Нет. Я не могу предложить тебе ничего. И я не хочу ничего предлагать. — Она взмахнула грязными руками. — Я же сама теперь сокровище. Шутка ли, чуть ли не единственной в стране знать, что на уме у ее правителя!

— Я могу убить тебя. — Дар неискренне улыбнулся. — И твоя значимость на этом прервется.

— Но ты не сделаешь этого. Тебе слишком интересно, что я буду тебе еще говорить. О чем буду рассказывать.

— И о чем ты мне будешь рассказывать?

— Еще не знаю. — Она закатила глаза. — Знания приходят когда им вздумается…

Он захохотал.

— Я буду последним дураком, если отпущу тебя.

— Я рассчитывала, что так будет.

Он встал, скидывая недовольное животное на пол, и поставил пустой бокал.

— Только зачем ты здесь? Зачем это нужно тебе?

— О-о! — ее взгляд изменился. — Даже не знаю. Может, я пришла посмотреть на убийцу своего мужа и детей? Может, чтобы быть рядом и наблюдать? Может, я просто устала и хочу прожить остаток жизни в роскоши, обложенная мягкими подушками и вкусной едой? Тебе гадать, дар.

Король смотрел на холодный ненавидящий взгляд. Она не боится. И ей все равно, что сейчас будет. Или она точно знает, что будет.

Дар молниеносно достал меч. Острое лезвие прошло сквозь тряпки, и они окрасились быстро разбухающим темным пятном. Женщина вскрикнула и зажала раненную левую руку. В глазах ее промелькнула боль и удивление.

— Ты не знала, что так будет, правда? — он удовлетворенно убрал оружие. — У тебя будет еда, постель, одежда, и ты будешь довольно близка ко мне. Я уже с нетерпением жду нашего общения.

* * *

— Что ты все время скачешь?

— Просто так, — Тáйга остановилась и оглянулась на Зэсса. — Тебе и это во мне не нравится?

— Что вообще мне должно в тебе нравится?

— Ты становишься занудным, когда не в настроении.

— Сейчас я не в настроении?

— Ну да, — она пошла с ним рядом, приноравливаясь к его походке. — Что опять тебе взбрело в голову или что ты вспомнил? И как это отражается на моих прыжках?

— Мальчик, я тащу все твои вещи, присматриваю за тобой, побольше уважения.

— О, да! Я снова мальчик! Вещи ты тащишь, потому что ты сильнее и ты сам так решил. Наверное, тебе меня жалко.

Он хмыкнул.

— В тебе дури больше, чем в молодом жеребце. Лови! — он кинул ей одну из сумок. Почти пустую. — Может, успокоишься.

— Зэсс, ты мог бы нравиться женщинам, если бы не примерял на себя так часто образ старого зануды. — она легко перевесила сумку через плечо.

— Я и есть старый зануда. И я нравлюсь женщинам.

— Не буду спорить. А я прыгаю, потому что молода и все хорошо.

— И что у тебя хорошего, мальчик?

— Я жива и здорова, — она потрясла почти зажившей рукой, — у меня есть еда и защитник. Есть друг, на которого я могу положиться. И который тащит сумки.

— Я тебе не друг.

— Зэсс, я уже привыкла к твоему настроению. И считаю тебя другом. Мало кто сделал для меня столько, сколько ты. И, пожалуй, если тебя это злит, я могу сегодня больше не прыгать.

— У тебя представление о друзьях неправильное. — он препирался с ней без злобы и с видимым удовольствием. Зэсс вообще часто менялся, как заметила Тáйга. Из загадочного он становился простым и понятным, потом невыносимым, даже иногда доброжелательным, потом снова загадочным и так по кругу. — Друг — это не тот, кто накормил. Жизнь я за тебя отдавать не собираюсь.

— Интересно было бы посмотреть, за кого ты ее отдашь. Я об этом не прошу. И я не прошу тебя начать прыгать или быть более радостным. Даже не прошу перестать называть меня мальчиком. Видимо, тебе доставляет это какое-то особое удовольствие.

— Я это оценил. — он улыбнулся. — Иногда, мальчик, ты выдаешь интересные вещи.

— Я не такая уж глупая. — Тáйга немного обиделась.

— Обычно, женщины начинают умнеть около тридцати. Так что у тебя еще есть время.

— Послушай, — она остановилась и уперла руки в бока, — что во мне не так? Или ты со всеми людьми так общаешься? Или общался? Ты помнишь хоть кого-то, кто сказал тебе за это спасибо?

Зэсс не остановился, но снова явил свою довольную улыбку.

— Я с людьми особенно никогда не общался.

— Почему?

— Вы не больно интересны. В массе у вас одинаковые проблемы и истории. За редким исключением. Уникальности нет. И вы слишком задержались в средневековье. Наверное, все из-за магов…

— Мы? Значит, ты себя к людям не относишь?

— Меня можно ранить и убить, — он задумчиво оглянулся на нее, — но так было и раньше. Я изменился. Но чего стало меньше? А чего стало больше? Забавно будет, если я состарюсь.

— А ты не планируешь?

— Мои планы не похожи на план. Если я докопаюсь до сути, я буду доволен.

— До какой сути?

— Моей, моего пребывания здесь, моей надобности кому-то.

— Ой, Зэсс! Ты то молчишь, то как начнешь свои непонятные речи… и так печально, словно умеешь чувствовать.

— Я умею чувствовать.

— И что же ты чувствуешь?

— Впереди вода, и ты скоро помоешься.

— Ох! Я обязательно помоюсь, очень тщательно, чтобы не раздражать тебя своей вонью. И почаще мне напоминай, чтобы не прыгала, не бегала и тому подобное. — Тáйга фыркнула. — Иногда мне и правда кажется, что тебе гораздо больше лет. Ты как старый дед.

Скоро впереди действительно показалось небольшое озерцо. Вода в котором была чистой и холодной. Зэсс кинул ей чистую одежду и принялся раздеваться.

— Эй! Я еще не ушла и все вижу! — Она кричала скорее для своего успокоения. Ему было все равно, кто на него смотрит. Хотя, обнаженным Тáйга его не видела ни разу. — Стыд присущ тоже только людям? Ты…

Она замолчала, изумленно и с неким ужасом глядя на полуобнаженного Зэсса перед собой. Раздеться он успел только до пояса, но уже было на что посмотреть!

Все его тело покрывали давние рубцы от шрамов. Тонкие, отшлифованные временем линии, находились везде, извиваясь, переплетаясь, словно заигрывая друг с другом, как танец змей.

Кто сделал с ним это? И как давно это было? Ребенок, попавший под чью-то жестокую руку? Так могли исполосовать раба… Тáйга уже привыкла к шраму, пересекавшему его лицо. И перестала обращать внимания на светлые линии на руках. В бою бывает всякое. Но чтобы столько сразу!

Он застыл, поднеся руки к завязкам на штанах и вопросительно уставился на нее.

— Женщинам не просто нравятся шрамы, они их вводят в благоговейный трепет? — его ехидное высказывание вернуло ее на землю, и она покраснела.

— Ты так много воевал? — она старалась отвести взгляд, но он снова и снова скользил по его обнаженным плечам и торсу, уже полностью игнорируя шрамы.

— Я вообще не воевал. — сказано было очень серьезно.

Ответ ее озадачил.

— Но откуда?

— Фантазируй. И советую отвернуться, чтобы для фантазий осталось еще что-нибудь.

Она кинулась прочь, в соседние камыши, сорвала с себя рубашку и бросилась в холодную воду, яростно оттирая себя песком и травой. Женщина в теле юнца. Мальчишка с начинкой девушки.

Она легла на воду. Скоро осень. Или уже настала. День сегодня пасмурный. И солнце не бликует на водной глади. Можно смотреть вверх, на легкие облака и постепенно погружаться в воду, пока она не дойдет до носа, а затем набрать полную грудь воздуха, чтобы резко всплыть. Вокруг тихо. Не слышно Зэсса, не слышно плеска. Так тихо, что маленькая водомерка прошептала у нее прямо перед носом. Можно подумать, что они одни во всем мире. Такая кругом тишина и такой покой.

Но тишина имеет свойство становиться тяжелой и мрачной. Тáйга вздохнула, ушла напоследок под воду и заспешила на берег. Натянула на мокрые ноги штаны и пошла к месту, где уже одетый Зэсс пытался развести костер. Она настолько свыклась с мыслью, что выглядит как мальчишка, что перестала обращать внимания на свой обнаженный торс. В Собачьем Ухе ей частенько приходилось бегать так, когда ее нехитрый гардероб стирался. Сначала робость и стыд брали свое, но если ты мальчик, то окружающие с недоумением воспринимают твои попытки прикрыться.

Собрав грязные вещи, пропахшие потом и покрытые дорожной грязью и пылью, она понесла их к воде, засучила штанины и принялась за стирку.

Позже, после горячего ужина, развалившись у костра и дожевывая лепешку, она смотрела на звезды, казавшиеся маленькими неподвижными водомерками на небесной глади. Когда они переливались, казалось, будто они двигаются, перебираясь из одного конца к другому.

— Зэсс?

— У? — он ответил сонным голосом.

— А что для тебя там, куда ты идешь? Ты ведь не знаешь? Что ты там ожидаешь увидеть? Почему пустоши?

— Там я еще не был.

— А в остальных местах был?

— Я тут нигде не был. За малым исключением.

— Когда я в замке жила, читала у лорда письма. Ему писали, что там неспокойно. Непонятно и неспокойно. Просили людей дать. И он сам мне говорил, что неспроста дар обереги повырывал из земли. Он их особым способом как-то переставил. Словно огородился от чего-то. И они к нам оттуда пришли не просто так. Ты меня слушаешь?

— Слушаю.

— Там и раньше плохие места были, а сейчас вообще непонятно что творится. Люди боятся. — Она вспомнила лорда Хаста. Когда тот начинал разговаривать про пустоши, было видно, что он сам боится, и становилось страшно.

— Куда еще податься тому, кто убивает прикосновением и не знает зачем он здесь? Правильная логика…

— Что правильное? — Она опять не поняла, что он имел в виду, но Зэсс пропустил ее вопрос мимо ушей.

— А если меня туда тянет? Хочу сразиться с чудищами и доказать свою храбрость и силу. — Тáйга услышала как он смеется.

— Зэсс…

— Девочка, куда по твоему ушла вся магия?

Она опешила. Ее впервые за долгое время назвали девочкой.

— Не знаю.

— Магия ушла?

— Да.

— Тогда почему для вас естественно, что можно найти вещь, с помощью которой легко женщину сделать мужчиной?

— Это осталось. Такие вещи — редкость. Но мы знаем, что они есть.

— Значит, могло остаться еще что то.

— Может быть…

— Или кто-то. И если вы не понимаете то, что идет на вас с пустошей, может ли это быть магией?

— Может… это может быть чем угодно, — она чувствовала подвох.

Он засмеялся.

— То, что не понимает человек, обычно, он относит к потустороннему миру, так что мне там самое место. На пустошах. Посмотрю, что там и как.

— И кого ты сам думаешь там найти? На кого расчитываешь?

— Моя цель не хуже любой другой. И направление не хуже любого другого. Считай, что мне просто интересно, чего так боятся все остальные.

— А ты ничего не боишься?

— Я не хочу умирать. Это очень неприятно. А страха перед кем то или чем то… — Он задумался. — Может, я боюсь слишком мало или слишком много для такой твари как я. Время все ставит на свои места. Когда начинаешь читать книгу, приятнее, если не знаешь конца.

— Ты умеешь завести разговор в дебри. И какие книги ты читал?

— Девочка, ты не слышала ни об одной. Давай спать.

Второй раз! Тайге показалось, что он врет, но она промолчала. Если Зэсс не хочет говорить, он не будет. А слушать его отговорки или сказки ей не хочется. Пусть считает ее безграмотной. Но он сам продолжил разговор.

— До пустошей есть еще одно место, куда я хочу попасть.

— Что это за место? — она была польщена, что он сам решил ей что-то рассказать.

— Ты его увидишь.

— Да? И что там?

— Увидишь. А потом — пустоши. У меня такие планы…

* * *

Этой ночью спалось из рук вон плохо. Зэсс стонал и метался все время, а под утро сделалось просто невыносимо. Все ночи Тайгу это раздражало, всё сильнее и сильнее, особенно, когда он мешал ей толком выспаться. Вот и сейчас она недовольно встала, покружилась вокруг костра, подкинула деревяшек. Посмотрела на мечущегося спутника. Он не просыпался, оставляя себя полностью кошмарам. И ей стало его жалко. По настоящему жалко. Что там внутри, под вечными глубокими синяками под глазами? Под его странной неопределенностью?

Тáйга присела над ним, потом взяла и аккуратно переложила его голову к себе на колени, разглаживая мокрый лоб и тихо что то приговаривая, словно ребенку. Спящий как будто услышал ее. Дыхание стало ровным, сжатые челюсти расслабились.

Она водила пальцами по тонкому шраму, разделяющему левую половину лица, по густым темным волосам, даже тихонько прикоснулась к губам.

Вскоре, уснула и она сама, завалившись на бок, прямо на покрывающуюся утренней росой траву.

* * *

Дар снова стоял у карты, вглядываясь в давно изученные наизусть ломаные линии границ. Так же стоял его отец. Но отец был слаб. Слишком слаб, чтобы воплотить в жизнь свои мечты. Сильный воин, но слабый желаниями. Он довольствовался малым. Он был согласен следовать предназначению. Сын переплюнул его во всем: силе, честолюбии, подлости.

Последние несколько ночей отец приходил к нему во сне. Все чаще и чаще, заставляя короля просыпаться в холодном поту. Он видел его раздутое лицо, как-будто смерть наступила давно, и разложение не заставило себя ждать. Черно-синее, распухшее. Отец подходил к его ложу и стоял над ним, просто глядя своими выпученными мутными глазами. Король чувствовал тошнотворный запах, исходящий от него, видел его, но не мог пошевелиться. Так он лежал, задыхаясь от вони, а мертвец все склонялся к нему и склонялся, разжимая синие облезшие губы и что-то тихо шепча.

Слов дар разобрать не мог.

Просыпаясь мокрым в темноте, он шел… нет, он почти бежал в постель к Дэе. Брал ее, сонную, не понимающую, что происходит, рыча как зверь и уходил, оставляя на ней свои следы и укусы.

Он даже решил было разрешить ей спать в его постели, но брезгливость к чужому телу рядом все же взяла свое. Королю не пристало сознаваться в своих страхах и слабостях. И он ждал следующей ночи.

А днем все было как обычно. Уверенный, не знающий поражений король. Мог ли какой-то мертвец испортить его сон? Помешать? Испугать правителя, завоевателя, готовящегося перевернуть это мир с ног на голову? Мог ли какой-то мелкий маг, который слишком много уделяет внимания своим нарядам и чистоте того, что у нее между ног, помочь королю справиться со страхами? Дэя нужна была лишь снять напряжение. В остальном он справится сам.

Дар усмехнулся своим мыслям и шелесту юбок позади.

— Помнится, я велел следить за тобой. Чтобы не сталкиваться в темных коридорах и не дрожать от мысли, что ты сейчас появишься.

— Дар льстит мне. — Илта прошелестела к его креслу и уселась, устраиваясь поудобнее.

— Тем не менее, — он прошел к столу и щелкнул пальцами мальчишке, чтобы тот принес вина, — разве у твоей охраны ослепли глаза?

— Ведьме положено появляться из ниоткуда и проходить мимо стражи. — Илта пригубила поднесенный кубок. — Я же должна оправдывать ожидания.

— Ты пока не оправдываешь моих ожиданий.

— Дар думал, я начну сыпать пророчествами?

— Было бы весьма неплохо. — Он сменил тему. — Удобно ли тебе? Ты получила желаемое?

— О, да! Постель мягка, еда вкусна, а платья с убитых смотрятся достаточно шикарно на моей тощей фигуре. Я живу словно королева. Даже твоя женщина завидует мне. Недаром же с ее языка капает столько яда. — Илта довольно улыбнулась. — Дар мог бы дать ей гораздо больше, тогда яду стало бы меньше.

— То, что я ей даю, как раз по ее зубам.

— Кто знает… порой, дальше нас идут те, о ком мы и подумать не могли… — Илта тихо пропела почти себе в бокал.

— Я слышу тебя, женщина. Ты могла бы сказать что-нибудь в угоду королю.

— И моя постель стала бы еще мягче? Какими благами ты меня можешь еще осыпать, дар? У меня уже есть все, что нужно, чтобы я говорила то, что хочу.

— Блага легко потерять. Особенно, когда они зависят от других. — Дар поднял свой бокал.

— И чем прикажешь ублажать твои уши? Ты уже сидишь на троне, ты получил мага, ты добился, чего хотел. ОНИ вышли на свет. Они растеряны и плохо понимают, что происходит. Но скоро они начнут убивать. И их становится все больше. Все больше находят выход. И смелее отходят от него. Скоро ты получишь свое мертвое царство.

— Мое царство живее живых. Я оградил его от всех напастей.

— И сам укрылся за стеной. Каково это, дар, отойти от своего предназначения? Предать своих предков? — Илта говорила в свой бокал, совсем не глядя на короля.

— Вряд ли наши предки завещали нам умереть. Они сами наворотили дел. Я всего лишь спасаю свой народ и даю шанс спастись еще многим. Мои границы закрыты лишь для теней. Земли много. Я приму каждого.

— Твой остров не бесконечный, дар. Вы должны были защищать мир от этих сил. Для этого вас оставили. Для этого вы остались. Вы давали клятву.

— Мы не те, что прежде! — Король поднялся в гневе. Его темные волосы налились бронзой. Или женщине так показалось. Наверное, просто свет упал не так, как обычно. — Женщина, как я могу противостоять тому, чего не было столько лет?! Как я могу знать, как бороться с магией!? Мы слабы! Я не хочу умереть по прихоти своих предков, не оставивших нам ничего в помощь!

— Они оставили. Только ты решил, что тотемам будет лучше в других местах. Ты выпустил их! А должен был держать там, куда их загнали. Равиеры всегда защищали миры от злой магии. Они были рождены для этого!

— Равиеры ушли, — он наклонился над ней, впиваясь руками в ручки кресла, — много столетий назад. Ушли вместе с остальными, оставив этот мир загнивать. Оставив его людям. Остались дауры, неспособные обучаться в отсутствие магии. Дауры! Великие воины на загнивающей, пораженной земле, у которых нет силы, данной им по праву рождения! Я не выпускал их. Они нашли бы путь, рано или поздно. Я лишь ускорил. Я взял то, что должен был взять мой предок еще столетия назад! Я взял этот мир! Я не хочу умирать за этот мир. Я хочу править этим миром!

— Только вы можете остановить их. И только вы, убивая, можете становиться сильнее. — Илта спокойно смотрела на дара, дышащего ей в лицо, — вы должны защищать мир от зла, спящего под землей все это время.

— Зла? — он отстранился от нее, глядя ей в глаза. — Так ты ничего не знаешь? Твои видения не заходят так далеко? — Он отошел от кресла и снова вернулся к карте. — Это не зло, женщина. Это не было злом, когда их закрыли под землей. Это те, что остались. И теперь они жаждут мести.

* * *

Утром он поприветствовал ее кивком головы, ничем не давая понять как отнесся к ее добровольному жесту помощи ночью и вернулся к своей нехитрой стряпне у костра: маленький котелок весело кипел, излучая аромат трав.

Тáйга подавила зевок. Что он почувствовал, когда проснулся на ее коленях? Она успокоила его. Она помогла забыть все страхи, терзающие его во время сна. Она! Уверенный в себе Зэсс легко откликнулся на ласку. Его тело позволило себя успокоить прикосновениями. Интересно, что он сам думает по этому поводу? Он же не мог не заметить перемены. Или Тáйга придает слишком много значения своей близости? Желанию быть нужной для него?

Может, Зэсса она и успокоила ночью, но у самой голова как-то неприятно гудела и отдавала странной тяжестью. И спина немного ныла. Такого давно не было на ее памяти. Или не спина. Или не только спина. Ощущения во всем теле были какие-то непривычные и странные. И вчера то же самое с утра началось.

Она втянула носом приятный запах и пошла к озерцу, встала у кромки на четвереньки и опустила лицо и голову в холодную воду. Хотелось спать. И даже холодный душ не сильно помог.

Вода сбегала тонкими струйками по волосам на лбу, через нос и скулы, огибая лицо, встречаясь с остальными ручейками на подбородке и обрываясь внизу в тишине озера, коверкая и изгибая отражение. Волосы тяжело намокли и липли к шее. Наверное, пора бы их постричь. Странно, что они так быстро отросли. Еще вчера, вроде, ей ничего не мешало… или мешало…

Тáйга смотрела на отражение, ставшее совсем чужим за это время. Отражение знакомой незнакомки, девушки с мокрыми, прибитыми ко лбу и шее темными волосами, широко распахнутыми светло-серыми глазами, цвета стали и немного курносым носом. Она недоверчиво погладила отражение водой. Сбитая рябью картинка все равно не изменилась. Она вскрикнула, отскочила от воды и побежала к своему спутнику, все так же мешавшему варево в котелке.

— Зесс! Смотри! Я вижу себя! Это правда? Ты меня тоже видишь? — она крутанулась на босых ногах перед ним, разбрызгивая воду с волос.

— Вижу. — он краем глаза покосился на нее и снова уткнулся в бурлящую траву.

— Нет. Ты видишь меня прежней? Девушкой? — она взволновано уселась рядом и дернула его за плечо. — Я увидела себя в отражении.

— Угу.

— Девушка?

— Угу.

— Я снова девушка?

— Угу.

Тáйга подпрыгнула и завертелась.

— Вот это здорово! Как же хорошо быть собой! Я же не стану снова мальчиком?

— Если опять не найдешь какую-нибудь волшебную штуковину.

— Ха-ха-ха. — чистый звонкий голос. Она упала на траву. — Как же мне хорошо сейчас!

— Есть будешь?

— А ты не удивлен?

— Чему удивляться? Давно пора было.

— А почему ты мне не сказал, когда проснулась? — радость Тайги поутихла.

Он пожал плечами, наливая в плошку варева и протягивая ей.

— Подожди… — Тáйга неуверенно взяла плошку. — Я ведь сегодня вернулась?

Зэсс покачал головой.

— То есть как? И когда это произошло? — она чуть не перевернула на себя горячую жидкость.

— Вчера окончательно.

— Как это окончательно?

— У тебя временно было то так, то так. Интересно. А вчера — уже стабильно. Женский пол.

— Что? А почему ты мне не сказал? Что же ты молчал?

— Какая разница как ты выглядишь? Мы тут одни.

— Но… — она задыхалась от возмущения. — Большая разница! Да я… я же вчера тут полуголая ходила!!!

— Девочка, мне все равно. — он не спеша отпил из плошки.

— А мне не все равно! Я — женщина, а ты — мужчина! С твоей стороны это… это… — слова не подбирались. — это отвратительно!

— Ты сейчас кипятишься из-за того, что мне плевать? — он снова отхлебнул.

— Но это же нормально… — она тихо отставила еду. — Любой бы сказал на твоем месте…

— Девочка, — он закончил есть и аккуратно вытер рот, — я не друг тебе. И у меня свои цели.

— Девочка. Безликая. Ты поэтому не называешь меня по имени?

— Именно.

— Тогда почему ты меня терпишь? Почему еще тут? Иди к своим целям!

— Я иду к ним. Уже немного осталось.

— Нам с тобой немного?

— Именно. Если ты не будешь есть, собирайся.

Она выплеснула еду в траву.

— Я готова!

* * *

Они не разговаривали. Перекидывались незначительными фразами. Но не разговаривали. Девушка она сейчас или мальчик. Больше Тайгу это не радовало.

Она была подавлена. Зэсс казался вселенским злом, опустившимся на нее. Как человек может быть настолько равнодушен и эгоистичен? Настолько безучастен ко всему? К ее теплу? Дружелюбию и вниманию? Или он боится к ней привязаться? Знает, что скоро придется разойтись. Людям свойственно говорить грубости и делать гадкие вещи тем, к кому они начинают испытывать симпатию. Они злятся на себя за это и грубостью пытаются вытеснить других из своих сердец…

Какие сердца? Что за бред у нее в голове? Почему она вдруг стала искать ему оправдания и выгораживать?

Зачем ей стараться понять такую мерзость как Зэсс? Он отвратительный. Безучастный и невоспитанный. Грубый. Непонятно откуда и кто такой. Строит из себя! Да его сожгли бы в первой же деревне, знай люди, что он вытворяет! Что он может сделать одним прикосновением! Если, конечно, они его сумеют схватить. Потому что он очень сильный. Проворный и умный. Он превосходный воин и… Блах его дери!

Тáйга совсем запуталась.

Они не разговаривали уже два дня. Не разговаривали, когда дошли до деревеньки, не разговаривали, когда сели есть в грязной, пропахшей луком харчевне. И совсем не разговаривали, когда ждали своих припасов в дорогу. Как же это бесило ее!!!

Она ковыряла обкусанным ногтем доску стола и краем уха слушала, как пьяные мужики после работы рассказывают местные сплетни и байки о далеких зазаборных далях, в которых никто из них не бывал.

— … после того, как новый король все обереги попереставил. Непонятно что творится. И собак без головы видели и мертвяков. — мужик очертил в воздухе над собой охранный знак. — Не к добру все это.

— Да брешут все! Бабам надо голову забить, что делал да где был — вот и придумывают.

— Да чтоб меня крысы съели! Не придумывают, — мужик ударил себя в грудь. — Сам видел. Всякое…

— И мертвяков видел? — Зэсс подал голос, участливо придвигаясь к спорящим.

— Хрен собачий он видел! — другой пьяница толкнул рассказчика, — А в дырке эхо гулкое!!!

Вся кампания разразилась смехом.

— Рыла вы свиные! — обиженный рассказчик взял кружку и пересел к Зэссу за стол. — Вот покажет вам новый дар как мертвяков из земли доставать вместо репы! — И, обращаясь уже к Зэссу, и вздыхая, — Не верят, порося, мне. Ты, заега (заега — путешественник, проезжий), может угостишь обиженного?

— Угощу, если расскажешь, что сам видел. — Зэсс, к недовольству Тайги, кивнул хозяину и тот подоспел с новой кружкой к уже порядком задобревшему новому другу.

— Я тень видел, — тот одобрительно погладил ручку кружки, — словно ночи кусок вырвали да мимо прогнали. Я не один был, со мной еще мужик с подводой, да с бабой. Они тоже видели. Не вру.

— И что? Что дальше?

— Да ничего дальше, боги миловали. Мимо проплыла. А мы стояли, точно заледеневшие. Но такого никто из нас раньше не видывал. — мужик судорожно опрокинул в себя кружку, содержимое которой радостно забулькало по его горлу. — И я вот что тебе скажу, — он наклонился ближе к Зэссу, — видел я это неделю назад у Стромхила. Сечешь?

— Нет, — Зэсс придвинул ему свою кружку.

— Стромхил раньше под оберегами стоял. Пока дар их не выкопал. И дерьмо всякое раньше дальше пустошей не выходило. А теперь вона куда забралось. Не к добру это…

* * *

Позже, когда Тáйга улеглась на свою половину кровати в занятой ими комнате, она все-таки заговорила со своим спутником. Она боролась с этим искушением уже очень долго. Первой идти навстречу не хотелось. Но Зэссу, как всегда было наплевать, а ей игра в молчанку уже порядком надоела.

— Ты поверил ему?

Зэсс не удивился ее примирению.

— Он не видел ничего. Кто-то видел и ему рассказал.

— Но ты веришь?

— Верю. Порой, за самыми глупыми людскими рассказами скрывается именно правда. Такая, какая есть.

— Значит, дар хочет, чтобы это пошло дальше? — она смотрела, как он снимает рубашку и плюхается рядом. Сколько бы ночей они не провели вместе под открытым небом, сейчас предательский румянец заливал ей щеки, несмотря на ее злость и возмущение. И, как бы она не злилась, став вновь девушкой, она долго расчесывала волосы, умывалась и приводила себя в порядок у холодного озера.

— Я не знаю, чего хочет ваш дар, но он точно хочет себя от этого огородить.

* * *

Смурт вышел из тронного зала и вздохнул свободнее. Он только что вернулся после поездки в Собачье Ухо. Киз принял свои владения и вполне доволен. Остальные лорды устрашены и впредь будут повиноваться.

О своей неудачной попытке поймать мальчишку Смурт умолчал. Королю незачем знать о тех его промахах, которые он в силах утаить.

С потерей своей стрелы король то ли смирился, то ли решил, что бессмысленно поднимать это вопрос каждый раз. После того, как один из посаженных новых лордов привез во дворец обожженый труп бродяги и оставшихся пятерых воинов из отряда, отправленного на поиски девушки, король удовлетворенно кивнул, мельком осмотрел обугленное тело и больше не заговаривал об этом. Бродяга убит, а девушка канула неизвестно куда.

Конечно, заикнись Смурт о том, что видел мальчишку с расплывающимся лицом, в ту сторону отправилось бы еще с десяток отрядов на поиски. Но советник благоразумно молчал. Война на носу. Свои маги во дворце, да и с пустошей доносится уже легкий шелест. Забот и так хватает.

Но он знал, что дар не забыл о его промахе. Об этом свидетельствовало его отношение к бывшему другу. Бывшему, потому что король не прощает ошибок. А их у Смурта за последнее время поднакопилось. Признание короля он вернуть так быстро не надеялся, но рассчитывал хотя бы на дальнейшее примирение и возвращение своего былого статуса в его глазах.

Преданность Смурта граничила с собачьей. Его могли пнуть, могли изгнать, но в его глазах хозяин всегда оставался хозяином. Потому что так у него было заведено. Иначе он не мог. Не мог найти своего места. Его место было возле короля. Поэтому он готов лгать и лебезить, лизать руку и ногу, желающую его пнуть. Лишь бы не потерять это место.

Он прошел в зал охотничьих трофеев, где облюбовал себе угол у окна. Дел накопилось немало. Куча бумаг и писем, требующих ответа. Городские жалобы и разбирательства.

Но только Рай уткнулся в бумаги, как зашелестела рядом юбка. Он поднял глаза на королевскую ведьму, которая не спеша разглядывала кабаньи и медвежьи головы на стенах.

«Неприкосновенна.»

Так король распорядился о ней. Его новая забава, под стать Дэе и остальным «пташкам».

В дар Илты Смурт не верил, считая, что единственная ее особенность — это умение запудрить королю мозги. Но король находил ее полезной, забавной и интересной, разрешая посещать себя, когда ей вздумается и разговаривать так, что любой другой на ее месте давно уже лишился бы языка. Непонятно, что она тут забыла. Обычно, Илта вела себя тихо и не лезла ни к кому другому, проводя все дни у себя в комнате.

— Тронный зал в другой стороне, — Смурт уткнулся в недавно принесенное письмо.

Похабная песенка из уст сморщенной костлявой женщины странно прозвучала среди мертвых голов животных. Советник удивленно поднял на нее взгляд.

— С этим тебе лучше на кухню. Там по достоинству оценят и добавят своих нот.

— Но там не получится столь интересного разговора, как здесь, — Илта склонила голову и изобразила улыбку, которая могла бы сойти за кокетливую, если бы не обтянутое кожей высохшее лицо.

— Я не лучший собеседник.

— Но весьма интересный. Забавно, король собирает магов, а советник выпускает их на волю…

Рука Смурта дрогнула над бумагами, но он тут же спохватился. Если об этом знает уже весь город, то уж придворной ведьме просто положено быть в курсе.

— А вот с этим можешь прямиком идти на улицу. Там тебя поддержат и добавят подробностей.

— Он не узнал ее лица, он не узнал ее лица, он не узнал ее лица, когда пришел домой… — продолжала напевать Илта, обходя советника кругами. — Ну, конечно, ведь тебе это не в первой. Строить козни королю…

— Женщина, — Смурт встал, поймал ее за локоть и повел к двери, — иди, направляй свое безумие куда — нибудь еще.

— Знаешь, что еще забавно, — она послушно позволила препроводить себя к выходу из комнаты. — У всех есть тайны, которые не стоит рассказывать. Твоей жене все равно, сколько у тебя любовниц, твоему сыну — сколько еще ублюдков ты наплодил на стороне. А все ли равно твоему королю, что ты не раз ослушался его приказов? Спасенный младенец греет тебе душу, советник? Или стрела в безликом мальчишке?

Смурт выпустил ее локоть, словно его самого пронзили стрелой.

«Как она узнала?! Откуда она могла знать?!»

Он судорожно хватанул ртом ставший вдруг таким густым воздух. Младенец. Его Смурт сам вынес. Этого никто не знал. Даже его мать не знает, что ее ребенок жив.

— Теперь я стала интереснее? — Илта смотрела на него своими темно-зелеными глазами, спокойно, чуть задирая вверх костлявый подбородок. — Сказать королю о всех твоих невыполненных приказах? И твоя неудача с магами покажется сущим пустяком.

— Я…

— Можно оставаться преданным хозяину, но отступать от некоторых вещей, которые делать не хочется.

— Что тебе нужно от меня? — Смурт старательно пытался унять дрожь в голосе.

— Я не скажу королю, — Илта вперила в него свой взгляд, — не скажу, если мы договоримся. Ты должен дать слово, что выполнишь мою просьбу.

— А если мне проще убить тебя, — советник дотронулся рукой до меча, — чем слушать твои нелепые разговоры?

— И король очень огорчится, узнав, что вдобавок ко всему, ты еще лишил его такого развлечения как я. Советник, мне не нужно быть живой, чтобы король узнал о тебе все то, что ты скрываешь. — Илта даже как-то ласково посмотрела на Смурта. — Так что там о моей просьбе?

— Просьбы бывают разные, — Рай убрал руку, поняв, что проиграл.

— Ты уже согласился, советник. А моя просьба не навредит твоему хозяину.

— Чего ты хочешь? — Рай всматривался в ее лицо, будто только что увидел. Что он упустил? Чего не замечал раньше?

— Я хочу немного. С первым снегом увези отсюда королевскую шлюху. Она сама решит куда ей направиться. Просто увези ее из дворца. И дар никогда не узнает о твоих маленьких оплошностях.

Смурт замер, не понимая, что она от него хочет. Куда увозить? Зачем?

— Дэю?

— Я знакома только с одной, что капает ядом при виде меня. А шлюхами, советник, называют тех, кто добровольно расставляют ноги перед любым, кто платит.

— Дэя не уедет из дворца. Я не смогу ее увезти, как бы ты этого не хотела.

— Она поедет с тобой. Я знаю, что говорю. Сделай это. То, что выпустил король, только начало. Дальше придет кое-что пострашнее. Я жду твоего слова, советник. Или тотчас иду к королю.

— Когда пойдет первый снег, я предложу Дэе уехать. И если она согласится…

— Она согласится. Мы договорились, советник, — Илта устремила взгляд на дверь, — я хочу уйти.

«Я хочу уйти.»

Темно-зеленые глаза. И голос. Можно изменить внешность, можно изуродовать лицо. Но цвет глаз не поменяешь, и не поменялся этот голос, который он уже слышал.

Смурт приблизился ближе к ее лицу.

— Я помню тебя. Ты та женщина, что ушла из храма с ребенком на руках.

— Он не узнал ее лица, он не узнал ее лица… Теперь, советник, ты тоже знаешь кое-что обо мне. Так мы договорились?

Он кивнул, пропуская женщину к выходу.

— До первого снега.

* * *

Дэя смотрела в зеркало, как служанка старательно вплетает ей цветок в волосы. Сегодня один. Король не любит цветов в ее волосах. И она это знала. Но это была ее маленькая месть дару. Единственная неприятность, которую она могла себе позволить доставлять ему. Когда она была рядом, то цветы оказывались как раз напротив носа короля, раздражая его. Но Дэя знала, что нужна. Пусть, не так сильно и не так часто, как хотелось бы, но нужна.

Она довольно прикоснулась к следу от укуса на шее, стараясь закрыть его большим воротником платья. Это вчерашний. Сегодняшний оказался на груди. И ей приятны были эти следы. Дар приходил к ней, потому что что-то не давало ему спокойно спать. Он нуждался в ней. Пусть не так, как ей бы этого хотелось, но нуждался. Иначе в его постели обитало бы гораздо больше женщин.

Эта мысль тоже доставляла удовольствие.

Говорят, женщина способна управлять мужчиной. Подчинить его себе. Своей красотой, умом, своим телом и искусством любви. Она была уверена, что это не про дара. Король мог сломать любую женщину и подчинить себе ее волю. Так считала Дэя. Она надеялась, что ее маленькие уловки и женские хитрости важны для короля, и что она имеет над ним тоже какую-то власть. Пусть малую. Она даже верила в это. Хотя, в глубине души понимала, что дар с легкостью отдаст ее своим солдатам, если в ней отпадет необходимость. Но эта мысль посещала слишком редко ее прелестную головку, чтобы прочно засесть и укорениться там.

— Осторожнее! — она замахнулась на служанку, которая дернула волосы слишком сильно и причинила боль. Потом спохватилась, что бить служанок не для королевы. Она может только приказывать, за нее все сделают ее слуги. Ведь она считала себя почти что королевой. Деля ложе с королем, становясь нужной и полезной для него. И пусть, он не пускает ее к себе в постель, пусть он решает, когда придти и взять свое, она-единственная женщина короля, единственный маг! И единственная, кого он сделает своей королевой. Осталось совсем немного. Ей нужно лишь подождать.

Последний завиток лег идеально. Она встала со стула. Повернулась перед зеркалом. Королева!

Дэя изогнула шею, проверяя след от укуса. Его должен увидеть только дар. Это не для других. Ей понравилось то, что она увидела в зеркале. Жаль, что она не может прямо сейчас пойти к нему. В последнее время, он просил ее не беспокоить его. Он очень занят. Хотя, эта противная старуха может являться к королю когда захочет.

От этих мыслей, Дэя сжала кулачок, в котором блеснуло пламя. Дар нашел себе новое развлечение. Он с удовольствием уделял свое время и внимание этой старой ведьме, а ее просил не беспокоить! Она не понимала, что он получает такого от этой карги, чего ему не может дать Дэя? Как там ее зовут? Илта? Ведьма Илта. Безродная старуха!

Злость так и пылала в девушке. Будь она помоложе, Дэя решила бы, что король прельстился ее чарами, но эта старуха брала чем-то другим! Чем-то, с чем прекрасная благоухающая девушка не могла совладать.

Ну что ж, ей тоже есть чем заняться. Король жаждет увеличения ее мощи? Дэя старалась изо всех сил. Она станет такой, какой желает видеть ее дар. Она сметет всех врагов ради него, прольет на землю огненный дождь, и он сделает ее своей королевой! Как же иначе!? Король считает, что у него есть три мага. Три, которые что-то могут. Но в действительности, что-то могла из них только Дэя. И не просто что-то. Одна безумица, одна тринадцатилетняя девочка — по сравнению с тем, что умеет Дэя, можно сказать, что у дара вовсе нет магов, кроме нее. Он сам не мог не понимать этого. Безумица никогда не выдаст своей полной силы, и ей невозможно управлять. Девочка испугана собственными умениями и больше трусит, чем делает. И в ней нет красоты Дэи. Может, через несколько лет она и составит ей конкуренцию, но явно не по привлекательности в глазах мужчин и короля. Хотя… короля нынче привлекают странные особы.

Дэя взяла длинный блестящий волос, оставшийся на столе. На кончике ее пальца вспыхнул легкий огонек, сжигая золотую нить. Она уже может сжечь любого, кто встанет у нее на пути. Так же легко, как этот волос. И ее сила будет только расти. Она знает это и делает все, чтобы стать еще сильнее. Дэя довольно улыбнулась своему отражению с голубым огнем в пылающей ладони.

А пока… Пока ей еще нужно собрать вещи. Решить, какие платья взять с собой в поездку, что надеть в дорогу, какие развлечения придумать в пути.

Дорогу она не любила. В детстве отец часто брал ее с собой в поездки. В дороге было скучно. Качаться и трястись на кочках, слушать болтовню служанок и читать унылые книги. Игры не доставляли ей удовольствия. Зато удовольствие доставлял сам приезд.

Останавливаясь у лордов, от замка к замку, она тщательно готовилась и ждала этих остановок. Все восхищались юной прелестной девчушкой с манерами настоящей леди. Девочки в замках окружали ее, рассматривая как чудо и любуясь красотой, а юные ухажеры, еще не доросшие до отроческих лет, всячески пытались угодить. Тут она чувствовала себя в своей тарелке, уютно и привычно отвечая улыбкой на восторженные возгласы окружающих.

Ей пророчили успешное замужество. Такая красота не могла остаться не востребованной. И ее отец вправе был выбирать из многих достойных претендентов, когда его сокровище войдет в брачный возраст. Дэя могла не волноваться за свое будущее. И отец наверняка бы гордился тем, что она сейчас с самым достойным. Она с королем! Она взяла лучшее, что можно было себе вообразить. И она станет королевой! Отец был бы доволен, доживи он до этих дней.

И все это только ее заслуга. Она сама отправилась к новому королю устраивать свою жизнь. Нежелание прозябать и стремление получить как можно больше стало основной движущей силой.

Дэя помнила, как радостно прибежала к матери, рассказывать, что все у них наладится и будет замечательно, и как мать влепила ей пощечину. Мать так и не смогла приспособиться к новой жизни, она не приняла ее, как не приняла нового мужа.

Ее нашли на следующий день. Окно в комнате было разбито. Куском стекла мать Дэи перерезала себе горло.

* * *

Тáйга выругалась, снова наткнувшись на камни в траве. Она уже пару раз чуть не сломала себе пальцы каменными обломками, выступающими то тут то там из высокой травы. Изредка, змейкой пробегали обломки побольше, весьма похожие на остатки стен.

— Что мы тут делаем? Была же нормальная дорога… — она плюхнулась на соседний камень и через мягкий сапог растерла ушибленное место.

— Тут раньше город был. Большой город. — он остановился неподалеку.

— Ты бывал тут раньше?

— Я бывал поблизости. Буквально, в нескольких метрах от города. — он невесело улыбнулся. — Незабываемо.

— Врешь. — Тáйга потопала ногой. — Этим развалинам сотни лет. Или того больше. Или ты у развалин бывал?

— Пошли, девочка, скоро уже конец.

— Скорее бы, я уже все ноги отбила.

Спутник как-то странно посмотрел на нее, но промолчал. Последние два дня он вообще вел себя странно. Тáйга бы сказала, что его что-то мучает. Они мало разговаривали. Иногда он даже был учтив. Но большей частью молчал и что-то обдумывал. Тонкий шрам на лбу то и дело искажался волной. Ночью он почти не спал и часто, просыпаясь посреди ночи, Тáйга видела, как он смотрит на нее. Неподвижным взглядом. Темные глаза не отражали ничего, ни света звезд, ни отблесков костра, и ей становилось страшно. Очень страшно. Казалось, что она осталась наедине с ним в этом мире. И безысходность душила так, что она сжималась вся под этим взглядом, а он, словно ничего не замечая, продолжал все так же неподвижно сидеть.

Тáйга не вспоминала днем эти моменты. Не хотела. Она подсознательно чувствовала, как чувствует животное, этого лучше не делать. И все было как прежде. Пару дней назад они свернули с дороги и, по одной Зэссу ведомой причине, пошли непонятно куда. Он говорил, что так нужно. Она слушалась. Потому что верила, Зэсс знает, чего хочет и знает, куда идет. Зэсс знает все. Гунхал давно уже перестал быть целью и Тайге действительно было все равно, куда идти. Теперь ее цель была — оставаться рядом с тем, кто мог вести. Кто знал, что ему нужно.

Солнце жарило высоко в небе, когда Зэсс бросил сумки. Он втянул воздух ноздрями так сильно, что даже у Тайги запершило в горле. Шагнул вперед и упал на колени. Он прикоснулся руками к траве, опустил их еще ниже, придавливая зелень и замер, словно вслушиваясь в то, что творилось под ним. Потом он поднял свое бледное лицо к солнцу и развел руки в стороны, впитывая в себя окружающий мир.

Вероятно, он дошел туда, куда хотел. До его цели до пустошей, о которой он упоминал.

Тáйга застыла неподалеку, ничего не понимая, но чувствуя, что внутри ее спутника творится что-то очень значимое для него. Она старалась понять все его странности, старалась оправдать. Оглядываясь, она надеялась увидеть что-то очень интересное и удивительное. Неспроста же Зэсс рвался на это место, неспроста он ведет себя так, словно пришел в храм. Но вокруг была все та же зелень, пели птицы, провожая уходящий день и, если бы не стоящий спутник на коленях, Тáйга бы точно тут не остановилась. Ничего примечательного.

Каково это, быть единственным в мире магом, свалившимся непонятно откуда и ничего не помнить? Или помнить то, что никогда не сможешь вернуть? Тáйга подозревала, что он помнит гораздо больше, чем говорит. Как иначе объяснить его поведение? Он ищет зацепки и по ним выстраивает свою жизнь.

Зэсс простоял на коленях довольно долго. Потом опустил голову, криво усмехнулся и отполз в сторону, под тень дерева.

Тишину нарушил он сам.

— Не имеет смысла, — он пробормотал себе под нос, — совсем не имеет смысла. — и снова затих.

Тáйга почувствовала горечь в его словах. Подошла и присела рядом.

— Это не то место?

— Это именно то место. — он поднял на нее глаза. Пустые и безжизненные. — Только теперь оно не имеет значения. Я ошибся.

— В чем?

— Хочешь знать? — он хищно оскалился. — Ну конечно, я же обещал рассказать тебе все. Сегодня еще один твой счастливый день. Считай, заново родилась.

— Я тебя не понимаю. — ей не нравился его тон и гримаса.

— Наш договор помнишь?

— Да. — Тáйга машинально отодвинулась от него назад.

— Прервать договор может только смерть одной из сторон. Но без участия другой стороны. Проще говоря, для меня обязательства закончатся, когда ты умрешь, но сам я тебя убить не могу. Раньше не мог.

— Зэсс, тебе так мешает этот договор? Меня не обязательно куда-то вести. Это не важно. — Тáйга испуганно отступила еще дальше.

— Важно то, что теперь я могу сам убить тебя. Я уже не то, что было раньше. Я могу нарушить договор. Хотя раньше не мог. Странно? — он неотрывно смотрел на нее своими темными глазами.

— Ты сильно… ты слишком… на этом… — Она вдруг набралась храбрости и шагнула к нему. — Ты странно себя ведешь. Хочешь сказать, что собирался меня убить?

— Да. — он был слишком серьезен.

— Из-за этого проклятого договора? — Тáйга не верила своим ушам.

— Нет, девочка. Убить тебя я собирался совсем по другим причинам. А возможность сделать это при наличии нашей договоренности лишь странность, показывающая насколько все изменилось.

— Зачем тебе меня убивать?

— Частично, по той же причине, по которой гоняется за тобой дар. — Зэсс настолько спокойно рассуждал о ее судьбе, что поневоле, и сама Тáйга приняла все происходящее как должное. — Твоя наследственность.

— Я не понимаю.

— Неважно, — он махнул рукой, — все это время я знал чего хочу, а теперь не вижу в этом смысла. Я даже не знаю, сколько поколений между вами.

— Между кем?

Он замолчал, опустил голову вниз и тихо засмеялся.

— Иди прочь, девочка. Считай, что тебе повезло. Уходи отсюда. Я не вижу смысла ни в своей мести, ни в твоей смерти. Это ничего не вернет и ничего не изменит. Я сам уже слишком изменился. Ступай.

— Ступай? Куда? — она растерянно смотрела на него, часто моргая, готовыми пролиться из глаз слезами.

— Прочь! — голос не был громким, но в нем было что-то, отчего она отступила назад, потом еще назад. А потом побежала.

Страх погнал ее от того, кто защищал и помогал все это время. Страх и его голос… Тáйга перешла на шаг. Спотыкаясь, она брела по редким камням и сочной траве, уходя все дальше и дальше от поникшего демона. Внутри словно все вывернули. Такая пустота и боль. Не обида. За последнее время она так привыкла сносить все обиды, что чувствовать что-либо уже не для нее. Но это другое. Предательство? Потеря веры? Просто пустота. Без всяких эмоций. Просто есть те, которым предназначено в жизни только получать подзатыльники, быть преданными и покинутыми, вечно бежать куда-то и не знать покоя… чтобы остальным жилось проще. Таким людям вроде положено лечь и помереть от такой гадости в жизни и несправедливости, но они упорно рвутся куда-то, хотят жить и получить свой кусок чего-то хорошего, пусть маленький и ненадолго… И им обязательно снятся героические сны о них самих. Потому как в жизни они полные ничтожества, неспособные к действиям и противостоянию.

Она остановилась, оглянулась, понимая, что еще немного, и она не найдет дороги назад, повернулась и рванула обратно.

Зэсса она нашла сидящим на том же месте. Подбежала, упала перед ним, обняла и крепко прижалась, упираясь головой ему в подбородок.

— И куда я пойду? Если ты больше не собираешься меня убивать, я хочу с тобой. К пустошам или еще куда-нибудь. Неважно. Я хочу знать, кто я. И ты мне расскажешь. Я хочу идти туда, куда идешь ты. И хочу снова увидеть, как ты убьешь кого-нибудь. Мне все равно.

— Ты с ума сошла? — в его голосе слышалось такое удивление, что ей стало приятно.

— Может быть. Я без понятия, куда мне податься. А ты заботился обо мне больше, чем кто-либо.

Он отстранил ее от себя.

— Девочка, ты в своем уме? Я только что собирался тебя убить. Я вел тебя сюда, чтобы убить.

— Но теперь не собираешься? Куда мне идти? Ты прав, я сама не знаю, чего хочу. Я не привыкла к скитаниям. Мне много раз уже досталось. И достанется еще больше, если я вновь останусь одна. Зэсс, я толком не знаю, кто ты. Но хочу узнать. И чувствую, что узнаю. Тебе же больше нечего от меня скрывать? Что еще более шокирующего ты мне сможешь выдать? С тобой я боюсь тебя одного, а без тебя — всех остальных. Так что же лучше?

Он смотрел на нее, смотрел, и вдруг захохотал, складываясь пополам.

— Твоя дальняя родственница оценила бы ситуацию!

— Кто?

— Может, я и правда тебе расскажу. Особенно, если из тебя все же полезут ее особенности.

— Расскажешь. — Тáйга радостно улыбнулась ему, поднимаясь с колен.

— Что-то, определенно, тебе передалось. Не самое умное и нужное. — он почти дружески и тепло посмотрел на нее. Но Тайге почему-то показалось, что эта теплота предназначена вовсе не ей.

— Помнишь клеймо ваше родовое? Которое на кольце? И ты без понятия, что оно обозначает?

— Да.

— Это цифры. 585.

— И? — Тáйга не понимала.

— Это проба, которую ставят на ювелирных украшениях.

— Я не знала. — она пожала плечами.

— Конечно, ты не знала. Потому что ее начали ставить с 1927 года, и явно не в вашем мире, так как ты даже прочитать ее не можешь. А дар твой тебя желает заполучить, потому что ты — потомок той самой, которая протащила сюда свою ювелирную побрякушку.

Тáйга растерянно смотрела на него, ничего не понимая.

— Чей я потомок? Ты опять наговорил непонятного.

— Потомок той, что подарила мне незабываемые впечатления и годы в небытие. — Зэсс снова стал прежним. Его тон снова носил издевательские нотки. Он собрал сумки, еще немного постоял над тем самым местом, где недавно трогал руками землю и повернулся к девушке.

— Пойдем. Посмотрим, что там в ваших пустошах.

Она покорно улыбнулась в ответ, понимая только, что одна она не остается. Этого пока достаточно. Все остальное нужно было обдумывать и тщательно разжевывать, чтобы понять и переварить. Займется этим по дороге. Главное, они снова вместе, и ее спутник стал что-то рассказывать. Остальное — вопрос времени.

Она вытянет из него, что там их связывает и чья кровь в ней течет, которая так нужна королю и небезыинтересна Зэссу.

— Зэсс?

— У?

— А что это за место? Что тут такого важного для тебя? Почему мы сюда пришли?

Он закинул сумки за плечо, посмотрел назад, потом на девушку. Криво ухмыльнулся, исказив тонкий шрам.

— Тут меня убили.

* * *

Довольная Дэя грациозно забралась на подножку кареты и уселась на сидение прямо напротив Илты. От неожиданности встречи, Дэя опешила и молча смотрела на неприятную соседку, раздумывая туда ли она попала и даже попыталась было ринуться обратно, но карета уже тронулась, оставляя позади площадь дворца под цокот копыт и фырканье множества лошадей.

— Королевская шлюха и королевская ведьма… Неожиданно правда? — Илта наклонилась и поправила ее — платье, зацепившееся за вензель двери. — У дара тонкий вкус, не так ли?

— Ведьма — громко сказано для старой потертой карги! — девушка презрительно выдернула подол, еще мявшийся в руках Илты и отвернулась к окну, стараясь даже кончиками расшитых туфелек не касаться своей попутчицы.

— Даже элитники твоего дара не посчитали меня настолько старой и потертой. — Женщина в ответ улыбнулась.

— И ты еще осмеливаешься называть меня шлюхой?

— Вряд ли шлюху определяет только количество мужчин, побывавших в ней. Ты хорошо приспособилась, девочка. Думаешь, твоя мать гордилась бы тобой?

— Думаешь, моя мать была бы рада моей смерти? Каждый выбирает, как ему выживать! — Дэя сжала кулаки, стараясь успокоиться и не вцепиться этой старой ведьме в шею. — Сама то ты сейчас едешь в королевской карете, а не оплакиваешь свою честь, детей и мужа.

— Моих детей и мужа я оплакала давным-давно, девочка. А моя честь не стоит того, чтобы ее оплакивали. Я знала твою мать. Хорошая была женщина. И она выбрала свой путь.

— Она выбрала смерть. Она не захотела остаться и помочь своей дочери, порадоваться за нее, когда в моей жизни произошли столь важные перемены. Ей показалось, что с улыбкой от уха до уха она поможет мне больше и останется в моей памяти милее, чем была при жизни. С таким же успехом, она могла бы прихватить с собой несколько дауров. Но она предпочла тихо уйти, оставив дочь самой выбирать… — Дэя сглотнула.

— Под кого ложиться, ты хотела сказать.

— И это тоже. Довольна?

— Довольна? Девочка, мне теперь мало что приносит радость, — Илта прислонилась спиной к мягкой стенке кареты. — Я всего лишь поддерживаю разговор. Не все же молча ехать. Ты выбрала свою судьбу сама. — Она недобро улыбнулась девушке.

— Я не буду ехать с тобой вместе. После ближайшей остановки ты сможешь одна захлебываться своим ядом.

— А твой дар находит мое общество интересным. К тому же, я не припомню других карет. Или юная дева собирается проделать оставшийся путь верхом?

Дэя со злостью двинула головой о заднюю стенку кареты. Зная дара, вполне можно было догадаться, что лишних карет не было.

— Король побоялся, что ты спалишь дворец в его отсутствие!

На большее красноречия и ума девушки не хватило. Она очень хотела сказать что нибудь веское и обидное, чтобы последнее слово осталось за ней, но, как назло в ее маленькую прелестную головку, украшенную золотой тонкой сеткой, совсем ничего не шло.

— Король решил, что я буду тебе хорошей компаньонкой и служанкой. Ведь твоих девиц он тоже с собой не взял.

Девушка охнула и высунулась из окна кареты, словно желая увидеть, действительно ли ее служанки не бегут за ней по пятам.

— Не переживай, дочерей у меня не было, но расчесать волосы и вынести твой ночной горшок я смогу. — Илта улыбалась ей своей противной улыбкой.

Как же она была зла! Взять бы эту противную старую голову и размозжить прямо о стенку кареты! Дэя с удовольствием прокрутила это в голове. Или… О, да! Она бы не отказалась проверить свои силы прямо здесь и сейчас, на этой гнусной старухе.

Словно в ответ на ее мысли, та слегка наклонилась к ней и прошептала:

— Думаешь, ты сможешь убить? А убить еще раз и еще? Будешь убивать из страха перед даром? Ты ведь уже думала, что он сделает, если ты окажешься никчемной?

Дэя вздрогнула, и это не укрылось от ее попутчицы.

— Мне не нужно ничего доказывать дару. — Она слишком громко сказала это.

— Конечно, он ведь тебя любит совсем не за это.

— Да!

— И женится на тебе.

— Да!

— Но почему-то не сделал этого до сих пор. — Она ударила по самому больному.

— Он сделает меня королевой, и я рожу ему наследников!

— Не сомневаюсь. Он всего лишь ждет, когда, наконец, его семя задержится у тебя внутри. И готов ждать еще долго. Короли народ терпеливый и всегда женятся на тех, кто раздвигает перед ними ноги.

Дэя молчала, не в силах придумать ничего достойного в ответ.

— А знаешь, я думаю, у тебя получится.

— Что? — голос девушки был скорее похож на шопот.

— Убить. У озлобленных существ это получается гораздо лучше. Считай это моим пророчеством.

* * *

— Значит, тебя убили на том месте, куда ты меня привел и хотел убить? Причем убила моя прапра-неизвестно-сколько-прабабка, но ты уверен, что это именно моя. И дар в этом уверен, так как искал наследников моей прапра. И наследников магов. Потому что от нее и от них нам досталось что-то, что ему очень нужно…

— Вам досталась способность к магии. Если король затевает войну, несколько магов ему точно не помешают. И они же могут помочь против друзей с пустошей.

— Хорошо. Нам досталась способность к магии. Конкретно мне — от моей пра-пра… Ты толком ее не помнишь, но уверен, что вы с ней были весьма продолжительно знакомы. Причем, где-то очень далеко. За что она тебя убила — ты тоже не ведаешь. А меня ты взялся вести — потому как голос тебе сказал, что нужно взять попутчика. Помочь попутчику. И голос обещал месть. И как раз отомстить ты мне и должен был. Но передумал, так как это больше для тебя не имеет смысла. Я все правильно поняла? — Тáйга перебирала пальцами у своего живота, укоризненно глядя на своего попутчика. — Это все, что касается меня?

— Из твоих уст это звучит как бред. — Зэсс весело ей подмигнул.

— Да нет, ты что. Все так… понятно… Прибить тебя — вполне естесстевнное желание всех, кто узнает тебя поближе. Я ее понимаю. — девушка просто не знала, как еще реагировать. После прояснений Зэсса кое-что могло встать на свои места, если бы не было таким бредовым. Можно было бы, конечно, предположить, что два мага не поладили в прошлом, сводили счеты, после которых один из них отрубился на продолжительное время… но что Тайге что-то передалось от ее прародительницы… К тому же, Зэсс старательно обходил все, что выходило за рамки ее персоны. Он ничего не рассказал о себе, хотя было ясно, что он знает гораздо больше, чем показывает. Да и об остальном Зэсс умалчивал, обходясь общими фразами.

Если бы она не видела своими глазами, как чернеет даур у него в руках, или не превратилась в мальчишку на несколько месяцев, она точно не поверила бы ни единому слову. Они жили без магии столько времени, рассказывая лишь небылицы о том, как было раньше, а тут столько сразу на ее голову! А еще она не до конца верила, что у Зэсса с собственными мыслями и с головой все в порядке. Больно уж странно он себя иногда вел. А когда память возвращается отрывками — навоображать себе можно что угодно.

— Я тебе не верю, — подытожила свои мысли Тáйга. — Мне кажется, ты мне мозги пудришь. Или опять не договариваешь, отмахиваясь от меня сказками.

— А там весело, — Зэсс кивнул на таверну, к которой они приближаались, никак не отвечая на ее последний выпад, — не похоже, чтобы кто-то унывал от опасной близости к пустошам.

— Зэсс, ты слышал, что я тебе сказала?

— Не верь, — он устремился к таверне.

— То есть я не совсем всему не верю… но про меня — это точно…

— Ты просила меня рассказать — я тебе рассказал. Дальше, твое право выбирать, во что верить.

Они довольно долго скудно питались остатками еды, пропустив где-то мимо поселение. И теперь единственным желанием был сытный горячий обед. А из таверны, указанной им встречными местными жителями, так аппетитно пахло. Кроме того, оттуда неслись звуки музыки и царящего внутри веселья, несмотря на столь ранний час, когда все население еще должно быть трезвым и работать.

Когда они подошли еще ближе, навстречу им из распахнутой двери вышел высокий человек в дорогой одежде. Небрежно тряхнул длинными манжетами и волосами и попытался уйти прочь. Но сделать ему это помешала выбежавшая следом молодая женщина, припадающая то и дело к его ногам, ловя его руку и умоляющая его остаться или взять ее с собой.

Тáйга фыркнула и отвернулась. Каким бы красавцем не был идущий им навстречу, ей стало неприятно смотреть на унижение женщины, практически волочащейся за ним по земле. Тот же, в свою очередь, несколько раз выдрав холеную руку из ее объятий, вконец вскипел и пнул свою жертву ногой, отчего та ойкнула, но тут же поползла снова за ним следом.

Проходя мимо Тайги с Зэссом, ноздри незнакомца раздулись, и он с удивлением оглянулся, провожая их взглядом.

— Он смотрит на нас. — прошептала Тáйга, отчего — то прижимаясь к Зэссу плечом и невольно беря его за руку.

— Пусть смотрит. — Зэсс сухо ответил ей и прибавил шаг. — Меня сейчас интересует только еда и постель. Хорошая еда и хорошая постель. Именно в такой последовательности.

Девушка уловила перемену в нем и послушно засеменила следом, но, уже почти стоя в дверях таверны, она все же оглянулась на странного встречного.

Тот стоял, пристально глядя им вслед, так и не переменив позы и уже не отталкивая льнущую к нему женщину. На его губах играла странная улыбка. Тáйга поспешно зашла внутрь.

— Он как — будто тебя почувствовал. Может, он видел тебя раньше? — когда они уже сидели в довольно большой таверне за столом, который с таким трудом нашел для них хозяин, передвинув несколько гостей, Тáйга вновь вернулась к незнакомцу.

Сегодня у местных был какой-то особый день или праздник, и здесь торчала добрая половина городка, внимая нестройной музыке, хору подвыпивших гостей и призывам местных шлюх, планирующих покрыть за этот день все свои издержки.

— Не припомню таких знакомых. — Зэсс старался быть невозмутимым, но она заметила, как тот осматривает всех в таверне. Внешне спокойно, но настороженно.

— Мне можешь не врать. Кто он такой?

— Не знаю. — он повернулся к ней. — Можешь не верить. Но я его не знаю. Хотя чувствую. Как и он меня.

— И что ты чувствуешь?

— Ничего. Просто он не такой, как все вокруг. Он чужак. Такой же чужак, как и я.

Тáйга замолчала, но невольно тоже принялась оглядывать посетителей.

Одна из шлюх, не обращая внимания на девушку, попыталась усесться к Зэссу на колени, обняв его за шею. Внутри у Тайги все опустилось, и она несказанно обрадовалась, когда он спихнул разряженную женщину с колен.

Понемногу, беспокойство отпустило ее. И всеобщее веселье захватило в свои сети. Она даже начала пританцовывать, отбивая ногой ритм и подпевая какой-то новой песне, впервые услышанной ею. Зэсс тоже вскоре расслабился. Он откинулся к стенке, прикрыл глаза и неспешно потягивал дешевое вино, из-под опущенных век посматривая вокруг.

— Может, потанцуем? — Тáйга протянула ему ладошку не очень рассчитывая на успех.

В ответ он только покачал головой.

— Ладно.

Она встала с места и немного попрыгала посреди душного заведения. Крича и смеясь вместе со всеми. А потом ей нестерпимо захотелось выйти вон отсюда. Прочь, из этой пропахшей вином таверны, прочь от этих потных грязных и пьяных людей. Она указала Зэссу на дверь.

— Я выйду ненадолго. Здесь душно.

Он кивнул, не открывая глаз.

Тайгу вынесло в прохладу летней ночи, и только сейчас она поняла, как долго они просидели внутри. Она пошла дальше от таверны, завернула за забор, миновала несколько домов и остановилась у самой окраины, прислонившись к большому развесистому дереву.

Вокруг застыла тишина. Спрашивая себя, что она тут делает, девушка в недоумении оглянулась назад, туда, где радостно мерцали огни домов. Почувствовав себя совсем одной, она насторожилась, отступила назад и ладонями нащупала шероховатость коры дерева. Надо возвращаться. Стоять тут смысла не было. И становилось только страшно от гнетущей тишины.

Она сделала шаг вперед и носом уперлась прямо в возникшую словно из воздуха высокую фигуру. Тáйга отшатнулась назад и оказалась зажатой между ней и деревом. Человек быстро заткнул ей рот рукой, предотвращая уже готовый вырваться вопль. Тáйга увидела длинные манжеты и почувствовала холод руки. Встреченный ими у таверны незнакомец, сейчас находился прямо перед ней, прижимая к дереву.

— Если ты обещаешь не кричать, я отпущу тебя. — голос был вкрадчивый и ласковый. — Договорились?

Девушка кивнула.

Он убрал руку, но тут же приблизился еще сильнее, и громко втянул воздух, словно смакуя запах, исходящий от нее. Его красивое лицо с тонкими чертами осветила улыбка.

— Не бойся. Я всего лишь хочу понять, что такого он нашел в тебе. — он снова с силой вдохнул.

— Кто? — отпрянуть еще дальше мешало дерево и Тайге поневоле приходилось отворачивать лицо.

— Твой спутник. Не зря же он таскает тебя за собой.

— Меня никто не таскает. Я иду сама. — она привстала на цыпочки, стараясь хоть как — то уклониться.

— Ну конечно. — он провел рукой по ее шее, лаская пальцами, но Тайге почему-то показалось, что на его руке сверкнули когти. Он коснулся ее шеи губами и легко поцеловал.

— Перестань. Что тебе нужно от меня? — она попыталась вырваться, но тут же была возвращена на место сильным толчком.

— Я только сниму пробу. — Он снова провел языком по ее щеке. — Не бойся. Это всего лишь интерес…

— Если интересуешься, спроси прямо. — позади незнакомца раздался голос Зэсса, и он тотчас отпрянул от Тайги, зашипев как змея.

Внешне спокойный, Зэсс настороженно разглядывал незванного гостя.

— Приятнее узнать все самому. Попробовать все самому. Так будет вернее. — голос незнакомца, теперь нацеленный на Зэсса, снова стал вкрадчивым. — Не думал, что ты будешь против.

— Поэтому и затащил ее сюда? — Зэсс поманил Тайгу рукой, и та шагнула навстречу, быстро спрятавшись за его спиной. Незнакомец не препятствовал ей.

— Так ты не хочешь делиться? — Улыбка на его лице стала еще доброжелательнее. И он сделал шаг вперед.

— Ты уже знаешь ответ. — Тáйга почувствовала, как Зэсс напрягся. — Не стоит.

— А я люблю риск. Именно поэтому я здесь. — Он сделал еще один шаг, все так же улыбаясь.

— Уходи, пока жив. — Зэсс приподнял руку, оскаливаясь, точно волк. Глаза его сверкнули нехорошим темно-красным пламенем. Совсем как тогда в таверне.

— И все же… — в следующее мгновение незнакомец застыл перед ними, уперевшись в руку Зэсса, сжавшую ему горло.

Неслышное противостояние длилось несколько секунд. Затем незнакомец отступил, все так же улыбаясь, а рука Зэсса опустилась вниз.

— Весьма интересное знакомство. — незнакомец приподнял руку в прощальном жесте и испарился. Исчез. Без объяснений.

Какое-то время они стояли, не двигаясь с места. Потом Зэсс прошел вперед, постоял на том месте, где еще не выпрямилась примятая трава.

— Пойдем назад. — он поманил Тайгу, еще не отошедшую от удивления. — Пока не растащили вещи.

— Кто он такой? Ты… ты ведь хотел убить его? — она дотронулась до его руки.

— Хотел.

— Он не человек? Так? Он такой же как ты?

— В чем-то мы, опеределенно, похожи. Хотя, я не сумел бы исчезнуть так эффектно.

— Так кто он? Маг?

— У тебя все маги, кто хоть чем-то отличается. Поверь, даже в былые времена, магов было не так много.

 

Глава 13

— Они прибыли, дар, — слуга почтительно поклонился королю. И тут же, следом за ним вошел Смурт, как всегда хмурый, с поджатыми губами.

— С ним две сотни. Против наших шестидесяти. Если начнется…

— Не начнется, мы не воевать сюда приехали. А поговорить. Не бойся, Смурт, твои чресла нынче так и останутся при тебе. Даже капля крови не упадет. — дар с любопытством смотрел в наливающееся краской лицо человека, некогда считавшегося его другом. Кроме удовольствия от его мучений, теперь король ничего не чувствовал. Лорд Рай давно уже лишился королевской милости и раздражал дара не меньше, чем раньше внушал доверие и безопасность.

Смурт понимал все свое невыгодное положение и старался угодить дару, чем еще сильнее вгонял себя в немилость, раздражая правителя все глубже и глубже. В итоге, сам Смурт уже стал осознавать, что былого не вернуть. Ему оставалось лишь уйти с честью, но вот подобрать для этого подходящий момент он все никак не мог. Может, после этой поездки.

— Я всего лишь опасаюсь за женщин, что едут с нами. — Смурт подавил в себе ярость и отвечал как и подобает мудрому советнику. Бывшему первому советнику.

— О, друг мой, эти гарпии сами могут о себе позаботиться не хуже нас с тобой. — Дар рассмеялся. — Как там этого лорда величать?

— Лорд Дархол, правитель Унылой Гряды.

— Ну что же, надеюсь, он не зря проделал весь этот путь. Да и мы тоже. Пойдем, посмотрим, каков старикан. — дар повернулся к слуге. — Поди, сообщи леди Дэе, что я жду ее. И наши гости тоже. И рассчитываю, что она принесет сюда свой прелестный зад раньше, чем это у нее обычно получается. Пусть поторопится.

Слуга выбежал из шатра, а король нацепил меч и последовал к выходу мимо Смурта, с легким поклоном головы, пропускающего своего короля вперед.

***

Лорд Дархол, правитель Унылой Гряды и пограничных земель между Лоннигом и Арсой, был еще полон сил. В свои семьдесят, он прямо сидел на статной лошади и лишь небольшое кряхтение, вырвавшееся у старика, когда он с нее слезал, говорило, что возраст все-таки берет свое. Старый вояка был облачен в начищенный до блеска доспех, видимо тщательно полируемый уже многие годы лишь слугами снаружи, так как было заметно, что внутри сие облачение довольно тесно для живота лорда.

Столь праздничное облачение говорило только об одном: лорд ехал не воевать. Когда ему доложили, что соседский правитель сам пожаловал на его земли, везя с собой всего несколько десятков людей и двух женщин, он возликовал. Правитель лормов добился своего: соседи приехали вести переговоры и честь начать их выпадает на долю Дархола.

Своими нападками они вынудили дауров ответить. Какое-то время те активно проявляли себя — сожгли несколько полей, убили крестьян и вынудили одну деревню спасаться бегством, но потом все затихло. Недавние завоеватели поняли, что тягаться со свежим сильным соседом им не по зубам. И теперь сам король пожаловал установить прежний хрупкий мир. Но теперь на условиях сильнейших. То, что этот мир не продержится долго понимали все. Потом будет следующий ход и дауры вынуждены будут ответить. И отдать еще часть своих земель. Как им придется сделать сейчас.

— Дар земель Лоннига, приветствую! — Лорд чуть склонил голову, почтительно, показывая тем самым, что приехал договариваться о мире.

— И я тебя приветствую, лорд Дархол. И предлагаю вина, — дар кивнул слуге, ожидающему с кувшином и бокалами на подносе. — путь вышел тяжел для вас.

— Не стоило ехать навстречу, я еще могу потрясти задом на лошади. И для костей полезно. — лорд с бравадой притопнул ногой, отчего доспехи его жалобно скрипнули. Взял вино и с жадностью выпил почти полный бокал. Пот катился с него градом.

— Это было знаком почтения. И приятной прогулкой. — дар уселся в кресло, приглашая собеседника проследовать своему примеру. — Полагаю, формальности соблюдены и мы можем перейти к делу? С вашей стороны прогулка была не столь приятной, не так ли?

Лорд Дархол, с благодарностью плюхнувшийся было в предложенное кресло, тут же подобрался и нахмурился.

— Мои люди все чаще говорят, что их земли разоряют, а дома сжигают. Войны между нами не было объявлено, иначе мы не сидели бы тут, распивая чудесное вино. Тогда тем более непонятны нападки на мои земли. Мой король так же в недоумении, поэтому просил меня явиться к вам лично за разъяснениями…

— За разъяснениями? — дар прервал речь лорда громким смешком. — Ваш король настолько глуп, что не сразу догадался, как будут дауры отвечать на его действия? Или он настолько разжирел, что не в силах поднять свою королевскую задницу и сам приехать с армией ко мне навстречу, что посылает дряхлого лорда, еле держащегося в седле? Да, войны между нами не объявлено, иначе твой замок, старик, давно бы уже растаскивали на свои дома твои же крестьяне. Или ты ожидал от короля извинений за то, что он прогнал ворон со своего поля и убил несколько из них? А затем, чтобы больше не беспокоиться по пустякам, решил разорить их гнезда?

Лорд Дархол, явно опешиваший от такого приема, чуть не пролил остатки вина на свои начищенные латы. Его рыцари схватились за мечи.

— С… с… нами две сотни людей. — лорд встал со стула. — У вас же всего шестьдесят человек. Мне думалось, мы договоримся миром…

— Пятьдесят семь, если быть точным. Со мной всего пятьдесят семь человек, включая двух женщин. — дар задумчиво водил пальцем по своему бокалу. — И будьте спокойны, большая часть ваших людей вернется сегодня живой и невредимой.

— Что это значит? — лорд Дархол сам взялся некрепкой рукой за свой меч.

— А-а, вот и она! — король встал и с улыбкой направился к появившейся наконец Дэе. — Моя леди, это тот, кого мы так ждали. — он протянул руку в сторону лорда Унылой Гряды. — Будь вежлива.

Напряженная улыбка сошла с лица вошедшей девушки, когда она увидела Дархола.

— Весьма рада встрече. — Дэя пролепетала слова едва слышно, с трудом направляя взгляд на старого лорда.

— Дэя, девочка моя! — старик воскликнул радостно снимая руку с рукояти, — вот уж не думал, что увижу тебя здесь! Ты так подросла с последней нашей встречи! — он подошел к ней и взял ее за руки. — Видел бы твой отец, какой красавицей ты стала!

— Да, лорд, я тоже рада… — она потянула руки на себя, и, с небольшим трудом, все-таки выдернула их. Потом оглянулась на дара круглыми испуганными глазами, ища поддержки.

— Не знал, что вы знакомы, — он остался стоять в стороне, действительно удивленный. — Но это не меняет сути, дорогая, так?

Дэя молчала, пряча глаза. Лорд Дархол отступил назад, ничего не понимая.

— Что происходит? — старик рассматривал девушку, вот-вот готовую заплакать и короля, спокойно стоящего в стороне.

— Так, дорогая моя?!!! — дар еще раз повторил вопрос громовым голосом.

Девушка вдруг закрыла лицо руками и согнулась, словно стараясь спрятаться.

— Так?!!! — этот голос она не забудет никогда.

— Так, — прошептала она, сжимая руки в кулаки. — Да исполнится твоя воля! — она выпрямилась, глядя прямо светлыми от слез глазами.

— Дэя, что проис… — лорд не успел договорить. На глазах у всех, он словно взорвался изнутри ярким голубым пламенем, выпуская его изо рта, глаз, ушей. Пламя било из-под всех возможных щелей в доспехах, отражаясь тысячами языков в начищенной броне. Корчась перед своей убийцей, лорд уже не мог издать ни звука, сожженный заживо. Еще двоих его рыцарей, толком не успевших взяться за мечи, положили стражники дара.

Дэя покачнулась вперед, чуть не падая на горящие доспехи, но удержалась на ногах.

* * *

Спустя несколько секунд после того, как лорд Унылой Гряды перестал содрогаться на земле, его войско уже бежало обратно, неся горькие вести.

Дэя так и стояла, сжимая до крови руки в кулаки, неотрывно глядя на свою жертву, пока его останки тлели на земле под слоем обугленного металла.

— Молодец, — кинул ей дар. — Смурт, уведи ее прочь. И скажи Илте, чтобы привела ее в порядок как можно быстрее, через два часа мы возвращаемся. Стоило ли ехать в такую даль, чтобы показать этим крысам столь неудачный факел? А? — король обратился к девушке, взяв ее за подбородок, но даже не пытаясь поймать ее взгляд.

— Да, мой король. — Она покорно кивнула, продолжая неотрывно смотреть на черные останки.

* * *

Почти бесчувственную Дэю в шатер втащил Смурт и оставил на руках подоспевшей Илты.

Зачем? Зачем он это сделал? Он же знал, как тяжело будет ей…

Тут же голос внутри встал на его защиту.

«Он не знал. Ты же видела, он был так же удивлен.»

«Но он заставил меня!»

«А ты ждала, чтобы он застыл вместе с тобой и все прекратил?»

«Я ждала… я не знаю, чего я ждала.»

Лорд Дархол был одним из тех, чьим частым гостем являлся отец Дэи в своих поездках. Мир между соседями установился много лет назад, и частые визиты советника были тому подтверждением. Они вместе охотились, пока дочери примеряли наряды и делились планами на будущее. Дочь лорда была младше Дэи на год. Сейчас ей должно быть шестнадцать. Милая неуверенная в себе девушка с рыжиной в волосах. Как она отреагирует на смерть отца от ее бывшей знакомой, с которой иногда она делила постель, прибегая вечером и до поздней ночи перешептываясь и хихикая под одним одеялом?

Смогла ли она убить, если бы перед ней предстал совсем незнакомый старик? Было ли ей тогда бы легче? Сколько раз она представляла себе, как все это будет. Она волновалась, но никогда она не думала, что все будет так сложно. Что ей будет так трудно. Лежа на своей роскошной кровати она часто размышляла о предстоящем. Но тогда это было делом чести, подтверждением, что она не пустое место и многое может сделать. Рано или поздно дар потребовал бы показать ее силу на живом теле. Так кого же она убивала в своих мыслях? Безликую плоть, которая грозила крахом и войной всей ее великолепной жизни? Может быть, сжечь серую массу солдат будет намного легче, если не смотреть им в лица? После того, что она уже сделала? Будет ли тогда дар доволен ею? Или это для него будет еще одним неудачным факелом?

Дэя вспомнила, как король взял ее первый раз. Ей только — только исполнилось пятнадцать, и она сама приподнесла себя дару. Она знала, как реагируют на нее мужчины. Знала, что ни один не сможет устоять перед ее красотой и молодостью. И король не смог. Она всего лишь хотела не затеряться в веренице сменяющейся власти, остаться на плаву и с лучшей долей. В пятнадцать лет она смогла принять самое важное, как ей тогда казалось, решение в ее жизни.

Много позже, когда она поняла, что именно искал король в ее стране, она задумалась, что стало бы с ней, окажись она всего лишь очередной девочкой, расставившей перед ним свои ноги. Без дикой необузданной силы внутри? Но эта мысль тут же была задушена ею. Она всегда была особенная. И она это знала. И все случившееся не случайность. Так должно было быть. Не могло быть иначе. Она знала, что не такая как все. Простые девочки не считают себя достойными королей, а она была достойна. Знала, что в ней есть что-то. И дар разбудил это.

Лаская его член, она спрашивала позже, кому бы он ее отдал, если бы она сама не пришла? И он всегда уверял, что ее он видел только подле себя.

— Дашь мне то, что я хочу — и я позабочусь, чтобы ты ни в чем не нуждалась. — Дар развернул ее и вошел внутрь так, что она изогнулась от боли.

— А если не дам? — Дэя улыбнулась, изворачиваясь и кусая его за плечо.

В ответ он прижал ее к постели и сдавил горло так, что она захрипела.

— Тогда я убью тебя.

У нее было еще много вопросов. Но все остальные, в том числе и о своей короне, она благоразумно решила не задавать.

И она верила ему. Как же иначе? Если у тебя есть цель, ты должна верить в то, что делаешь.

Она показал ей ее силу. Какой она может быть. И Дэя радостно приняла себя новой. Она знала, для чего ему нужна ее сила. Всегда знала. И даже думала, как произойдет все это в первый раз. Это должно было быть тяжело. Она готова была убить. Убить чужого, человека. Врага, пришедшего с вызовом к ее королю. Но она слишком хорошо помнила подарки, которые каждый раз дарил ей старый лорд. Помнила его младших сыновей-погодков, которых заставляли вести себя как мужчин со столь прелестной девочкой. Они играли в саду, среди распускающихся роз и старший даже умудрился сорвать поцелуй. Позже, он клялся, что женится на ней, когда вырастет. И милая неуверенная в себе девушка с рыжиной в волосах, сопящая рядом с ней под одеялом и с волнением рассказывающая о своих чувствах к старшему сыну кузнеца…

А сейчас лорд Дархол остался лежать там большой противной вонючей черной кучей.

* * *

Дэя помнила, как Илта раздевала ее, что-то нашептывая, но сил сопротивляться не было. Затем, женщина обтирала ее влажной тряпкой: мокрое от пота тело, слипшиеся на лбу волосы, глаза, перед которыми все еще стояла фигура в пламени. Дару не понравилась ее слабость. Она помнила его лицо. Королева не должна сожалеть.

— Значит, все у тебя получилось. — Илта гладила ее по щеке, убирая со лба выступающий снова и снова пот. «Значит, получилось…»

— Почему? Почему ты это делаешь? — тяжело дыша Дэя приподняла голову.

— Надо же кому — то этим заниматься. — Илта снова вытерла ей лоб. — Твой король не взял служанок.

— Ты же ненавидишь меня.

— В семнадцать лет все кажется простым. И убить сейчас тебе гораздо легче. Моя ненависть к тебе не имеет смысла. Мне жаль тебя.

— Жаль? — она вспыхнула. — Жалей лучше себя, старуха! Я стану королевой! Я могу смести этот шатер. Залить его пламенем. Я обладаю силой, сравнимой с силой целой армии! И я нужна дару!

— Но сейчас ты валяешься мокрая как котенок и не можешь подняться. — Илта отодвинулась от нее и вздохнула. — И я могла бы придушить тебя подушкой. А заливая все вокруг пламенем можно сгореть самой.

— Я понимаю тебя, — Дэя расхохоталась, — ты просто завидуешь мне. Завидуешь моей молодости, силе, моему успеху. Я — маг! Единственный сильный маг! И я могу все!

— Все? Что ты можешь, кроме полыхания? Нести смерть не самое лучшее умение. — Илта вздохнула. — Ты не маг. Ты могла бы им стать, если бы не преследовала единственную цель: полыхать поярче и сжечь побольше. Ты — всего лишь придаток короля, позволяющий ему стать сильнее. И ты сама помогаешь ему в этом.

— Он силен и без меня!

— Он был слаб без тебя. Он искал таких как ты, чтобы усмирить то, что он выпустил. И чтобы вы давали ему его силу. И как бы ты не продвигалась в своем умении, он все равно будет сильнее тебя. Потому что он всегда рядом. И всегда готов придушить твою силу. Разве ты еще не поняла?

Дэя смотрела на лицо женщины, казавшееся таким искренним.

— О чем ты говоришь?

— О том, что чем ближе ты и чем сильнее, тем сильнее он и тем легче ему тебя сдерживать. Потому он торчит у безумицы в ее клетке и выслушивает рыдания тринадцатилетней девочки. Потому держит меня рядом. Он получает вашу магию. Это его суть. Поглощая их и тебя, он становится сильнее. И он ищет новых. Потому что не уверен, что сдержит то, что выпустил. И с самого начала не был уверен. И он убьет тебя, как только не сможет погасить твою силу. Задумайся над этим, девочка, когда будешь сжигать очередного неугодного королю.

— Замолчи, завистливая ведьма! — пот заливал глаза. — Ты никому не нужна и тебя никто не любил! Ты даже не представляешь, что значит быть едиными в общей цели!

— Общая постель и общая цель не одно и то же, глупая. Что ты вообще знаешь о целях твоего короля? Знаешь ли ты, чего хочет твой король? Чего он добивается? Он уничтожит все вокруг себя! — Илта негодующе встала над пышущей девушкой.

— Так делают все короли! Сильный подминает слабого. И только равные до поры до времени остаются друзьями. Разве мы сами не захватили земли, что были севернее. Помнишь? Он рожден, чтобы править! И он подомнет под себя всех, кто не подчинится!

— Ты говоришь его словами, девочка. — Илта с сожалением покачала головой. — Слишком безумна. Я не смогу ничего сделать. Не смогу спасти тебя.

— Просто не мешайся у меня на пути. — Дэя приподнялась со своего ложа и уверенно села. — Иначе я сожгу тебя заживо.

* * *

— Вижу, твоя охота была удачной. — Ксааркаас проводил взглядом вошедшую сестру, высыпавшую в большую чашу у входа горсть крупных окровавленных клыков.

— Что ты делаешь в моей комнате? — Ула недовольно покосилась на брата, развалившегося в ее кресле. — Я поймала его почти у стен. Они подходят все ближе и ближе.

— Я разжег очаг к твоему приходу, милая. — Ксааркаас скрестил длинные ноги. — Скажи, что тебе приятна моя забота.

— Ты очень добр и заботлив, — она насмешливо поклонилась и кинула небольшой нож в камин. — Не мог бы ты так же позаботиться о всех нас и передать отцу, что скоро мы будем спихивать долрогов со своих стен, куда они полезут из любопытства. — она стянула с себя порванные на бедре штаны, обнажив рваную рану, из которой сочилась темная кровь.

— Ты прекрасно знаешь, что он слушает меня так же, как и всех остальных. — Ксааркаас поморщился, глядя как она отдирает прилипший к ране мусор и куски одежды. — Тебе позвать Варда? Он сделает это менее грязно.

— Грязь не самое плохое, что во мне есть, — она ядовито ему улыбнулась, вынула из камина раскалившийся нож и приложила к ране. Воздух вокруг наполнился запахом жженой плоти.

— Ты — само очарование. — Ксааркаас закатил глаза, морща тонкий нос.

— Проваливай отсюда. И нам обоим станет гораздо приятнее.

— Ну что ты! Мне приятно находится рядом с тобой, милая сестрица. Даже в самых отдаленных уголках я скучаю только по тебе.

Ула хмыкнула, отбрасывая нож, и повернулась лицом к брату.

— Ты был там? Снова? Больной идиот! Отец запретил тебе!

— Отец запретил всем остальным. Но многие до сих пор проходят врата. — он облизнулся. — Зачем отказываться от того, что так приятно? Отец не в состоянии выловить всех желающих.

— Когда-нибудь он поймает тебя. И тебе не поздоровится. Или оставит там навсегда. Как от сына от тебя все равно мало толку. — Ула презрительно отвернулась.

— Думаю, ему хватает тебя, как сына. Но я не ругаться сюда пришел. — Он примирительно понизил голос. — Угадай, кого я там нашел? О-очень интересная находка.

— Еще какую-нибудь пакость? Этот мир решил изжить себя окончательно?

— Ты права! — он захохотал. — Для того мирка, эта пакость может стать похлеще всех нынешних!

— Что же ты там нашел? — Ула заинтересованно уселась на кровать, поджав под себя искалеченную ногу.

— О, поверь мне, я и сам не знаю. Но это преинтересный экземпляр. И, похоже, единственный в своем роде. Он чем-то похож на нас. Нет, даже не так. Он скорее ближе к нам, чем к тем, что населяют этот мир сейчас.

— Правда? — Ула поморщилась, стягивая руками обожженную плоть, которая на глазах становилась все бледнее, принимая естественный оттенок, без следов ожогов и крови. — Вы разговаривали?

— Мы столкнулись. Он даже попытался меня убить. Опробовал на мне свою силу.

— Убить? Жаль, у него это не получилось. А по какой причине?

— С ним девушка. Мне стало интересно.

— И как?

— Не могу сказать, что это были приятные чувства, но, как видишь, я жив. И мне даже не нужно вонять на весь замок паленой кожей. Он очень необычный. Тебе бы он понравился. Поэтому, я и решил, что такая находка заинтересует мою любимую сестру.

— Мы потеряли тот мир. Какая разница, что ты там нашел. — Ула встала и прошла к чаше. — Находиться там слишком опасно.

— Неужели? — Ксааркаас тоже встал и его вкрадчивый голос стал тише. — Опаснее, чем гонять долрогов или опаснее чем вести войну с арпами?

Напоследок он зачерпнул из чаши и с тихим шорохом высыпал клыки обратно. Посмотрел на ладонь, окрасившуюся от последних, не успевших засохнуть, в темные разводы. Брезгливо вытер ее о полог кровати.

— Впрочем, это не мое дело, я всего лишь охотник за грязными удовольствиями.

* * *

— Пустоши, пустоши… приди туда и испугайся непонятно чего… Будь у тебя много денег, что бы ты стал делать? Ну, после своих пустошей? — Тáйга ворочала ногой маленький круглый камень, пока следила за тем, как откопанная в чьем-то заброшенном огороде картошка и морковь запекались в золе.

— Насколько много? — Зэсс пытался с помощью тупой иглы починить рукав рубашки. Тáйга неоднократно пыталась предложить свою помощь, но он упрямо отказывался.

— Очень много.

— Снял бы хорошую комнату в хорошей гостинице с чистой большой кроватью. Хорошо ел и спал на мягкой постели. — он улыбался себе под нос. — Еще у меня была бы хорошая одежда и когда с ней случался бы казус в виде дырки, я бы ее просто выкидывал.

— Да ладно! Ты можешь себе дом купить или дворец. Зачем в гостинице то?

— Дом нужно содержать, кормить слуг, проще заплатить за все готовое сразу и не морочить себе голову.

— А что еще?

— А что еще?

— Тебе кроме еды, постели и одежды ничего не нужно?

— А что еще нужно?

— Цель какая-нибудь.

— Ты сама подумай над своими словами. У обычного человека цель как раз заработать много денег. Ты мне их даешь сразу. Так что мне еще делать? На благотворительность их пустить? Какая великая цель тебе нужна?

— Не знаю, — Тáйга перевернула пылающую картофелину, — ты — самый умный из всех, кого я знаю. Грустно от тебя про еду и сон слышать.

— Ты не поверишь, мне самому грустно. Потерялся я. Не знаю, чем заняться. Вот закончу с пустошами, разведаю, что там почем и открою лавку портновскую.

— Зэсс! — она укоризненно посмотрела на него.

— А чего ты еще хочешь услышать?

— Ну сходишь ты, поглядишь что там к чему, испугаешься… хотя нет, ты не испугаешься. А что дальше? Куда мы дальше?

— Мы?

— Мы. Я знаю, что ты меня не бросишь. Тех, кого сначала хотят убить, потом не бросают. Уж поверь мне.

— И что мне с тобой делать?

— Вот я и хотела узнать. А вдруг, во мне все же откроется тайная сила? От моей пра-пра-и-так-далее?

— Бестолковая девочка. — он беззлобно глянул на нее и снова уткнулся в свое шитье.

— Зэсс…

— У?

— Тебе надо королем стать.

— Что? — он опешил, оторвавшись от своего занятия.

— Правда. Почему бы и нет? Ты убиваешь прикосновением. Ты самый сильный и умный. Ты сможешь стать королем. Даже больше.

— Больше? Завоевать мир?

— Пусть и так. Ты убъешь дара. Ты сможешь.

— А ты мне советы давать будешь и дифирамбы петь про мои ум и силу? Всех убивать или через одного?

— Да!

— Что да?

— Всех. Дауров всех. Я могу пальцем показывать.

— Ты серьезно? — он смотрел на нее. — Маленькое чудовище! Власти захотелось?

— Да. На троне должен сидеть тот, кто способен управлять. Тот, кто сильнее. Это правильно. Народ… народ, он как стадо. Ему собака нужна, которая за ноги кусать будет. Только сила…

— Так у тебя сейчас на троне и сидит тот, кто способен управлять, а силу он свою доказал, захватив вас без особых потерь.

— Но ты сильнее его!

— Маленькое чудовище! — Зэсс захохотал. — И что по твоему я создам? Диктатуру, где все счастливы? Буду светлое будущее строить?

— Не знаю, что ты там создашь. Но ты способен быть королем!

Он успокоился и внимательно посмотрел на нее, будто видел впервые.

— Может быть и способен. Только я все больше становлюсь похож на человека. Скоро буду крестиком вышивать. Бесцельность существования — это серьезный удар по такому как я.

— Так поставь себе цель.

— Завоевать мир?

— Хотя бы. Начни с малого. — она выудила картофель из золы и кинула ему на колени, пачкая одежду. — Ешь!

Он спихнул его с колен.

— Девочка, хочешь перемен и жаждешь крови, готовь умы для восстания. Я крови не жажду.

— Разве? — голос Тайги стал загадочным.

Зэсс поднял на нее взгляд, отложил шитье и, взяв клубень с земли, принялся медленно его очищать. Девчонка права. Ему так хорошо никогда не было, как в тот раз, в таверне. Что-то щелкнуло внутри и радость разлилась по телу. Несмотря на полученные раны, он словно танцевал со своими убийцами и с трудом остановился, стараясь не добивать оставшихся в живых. Странная эйфория ушла, и он остался в недоумении. То же произошло и на площади. Радость от своей силы и смертей вокруг, радость от возможности использования этой силы. Наверное, так выбирают себе предназначение. Понимают, что приносит счастье в жизни и что главное. Но сделать убийство центром жизни ненормально даже для него.

Пусть девчонка подозревает об этом, но сам он старался не думать. Пустоши. Вот что главное. Там он найдет ответ. Неспроста его туда так тянет.

Окажись он в любом месте, он всегда узнает, куда идти. И там он получит свои ответы. Может, там будет владелец того голоса, что вырвал его из небытия. Он должен знать, кто он такой и для чего предназначен. Это существо, кем бы оно ни было, знает о нем все. Вот этой встречи он жаждал.

Ему наплевать на эти мелкие разборки вокруг. Интереса они не представляют. Король знал, что на пустошах есть что-то, гораздо более сильное и могущественное. Зэссу тоже нужно это что-то. Если там и не тот, кого он ищет, то он точно должен знать, кто возвращает в этом мире из объятий темноты и смерти.

— Или мне все показалось? — голос девушки вынул его из размышлений.

Зэсс смотрел на нее, и губы расплывались в кривой усмешке.

«Жалкое подобие. Отзвук.»

Зачем он согласился взять ее с собой? Сначала обещание, которое он не давал. Просто вообразил себе, что заключил сделку. Кстати, он до сих пор ее не нарушает, так как эта глупость сама не может определиться с направлением. Хочет идти с ним. Потом ему стало казаться, что голос специально подсунул ее ему. Ведь их встреча неспроста. Вот она — его месть! Которой он так жаждал. И которая теперь настолько бессмысленна. Это не вернет ничего. И даже не доставит ему удовольствие. И разорвет последнюю нить, которая связывает его с НЕЙ.

Может, поэтому он терпит ее возле себя? Жалкое подобие, отзвук той, чье лицо он даже рассмотреть не может, хотя видит его каждую ночь. Той, которую он не помнит, но которая так важна…

— Зэсс, ты что, уснул?

Он хотел было что-то ответить, но вдруг замер, глядя в одну точку позади Тайги.

— Что? — она резко оглянулась.

Неподалеку от них стояла женщина. Очень необычная женщина. Длинные иссиня-черные волосы были собраны сзади в хвост, достававший ей до колен. Черные брови над темными глазами удивленно взлетали вверх. Темная выделанная кожа одежды перекрещивалась на груди, скрепленная серебром, открывала живот и уходила вниз длинной юбкой с широкими боковыми разрезами, открывающими стройные длинные ноги. Вся одежда женщины словно была создана открывать больше, чем прятать. Ярко красный рот обнажил в улыбке белоснежные зубы.

Женщина довольно кивнула головой, когда ее заметили и шагнула ближе.

— Ксааркаас не соврал мне. Действительно, происходит что-то интересное. — голос был тягучим словно мед. Она медленно поплыла над землей, покачивая бедрами, не переставая улыбаться и обволакивая собой все вокруг, заставляя не думать более ни о чем, кроме нее, — Приветствую вас, путники!

Она приблизилась и встала у костра.

— Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. И на вкус пробовать не стану. — слова были адресованы Тайге, которая весьма заметно нервничала. Слишком явное сходство встреченного ими незнакомца у таверны и новоприбывшей не оставляло сомнений.

— Ксааркаас оставил о себе не лучшие воспоминания! — Зэсс встал и потянулся к мечу.

— Это лишнее. — она кивнула на клинок. — Я к вам всего лишь из любопытства. Рассказ моего брата заинтересовал меня. Я-Ула. — пропела она.

— Да, он тоже любопытствовал. Я это запомнила. — Тáйга тоже поднялась и на всякий случай отошла подальше. — Что тебе нужно?

— Поговорить, девочка, всего лишь поговорить. Задать свои вопросы, ответить на ваши.

— Я не девочка… — Тáйга вылезла вперед, но Зэсс перебил ее.

— А ты знаешь ответы?

— Мне кажется, я знаю немного больше тебя. Это видно по твоим глазам. — Медовый голос стал еще гуще. — Давно я не видела таких глаз. — Ула подошла совсем близко к Зэссу и впилась в него взглядом. — И что же ты такое?

— Ты сказала, что знаешь ответы, вот и скажи сама. — Тáйга недовольно втиснулась между ними. Ей не нравилась такая близость Зэсса и этой странной женщины. Таких желают мужчины. По таким сходят с ума. Как та несчастная, что умоляла незнакомца у таверны…

— Помолчи, Тáйга, — Зэсс сел на землю перед костром, приглашая гостью последовать его примеру. — Садись.

Ула эффектно приземлилась, открывая длинные потрясающие ноги, на одной из которых, почти у бедра, виднелся след от давнего ожога.

— Мы никогда не видели таких как ты здесь… — она красиво поджала ноги под себя.

— А где видели? — Зэсс протянул ей клубень и сам откусил от своего.

— Нигде не видели. Поэтому так интересно. — Она двумя пальцами, стараясь на испачкаться о золу, осторожно взяла угощение. — Я любопытная. Ты больше похож на нас, чем на людей. Не так ли? Ты же сам это знаешь?

— Он маг. Сильный маг! — вступила Тáйга. — А кто вы такие?

— Он не маг. Он знает. Но магия есть в нем и могла бы быть. Как и в тебе. — Ула надкусила белыми зубами клубень. Растерла языком и тщательно просмаковала. Потом отложила в сторону. — Я не настолько голодна. — Она ослепительно улыбнулась.

— Тут тебя интересует другая пища? — Зэсс толчком вернул надкусанный кусок обратно в золу.

— Раньше интересовала. Теперь мы не ходим сюда. Почти не ходим. Разве что такие сумасшедшие как Ксааркаас. Наши миры совсем рядом. Тонкая грань. Очень тонкая. Легко пройти. Легко получить удовольствие. Слишком большой соблазн. Теперь сюда никто не ходит. Жаль. Очень жаль. — Она грустно покачала головой.

— Ты же пришла и твой противный друг! — Тáйга выдернула из остывающего костра недоеденный новой знакомой клубень и демонстративно запустила его подальше.

— Я пришла только из-за твоего спутника. — Она снова улыбнулась дерзости девушки. — Теперь для нас здесь опасно. Появились тени. Они словно яд.

— И вы потеряли свою кормушку из-за теней? — Зэсс усмехнулся. — Не можете справиться?

— Но… — Тáйга растерянно глядела на гостью. — Это случилось совсем недавно. А раньше? Я не слышала о таких, как вы.

— И не услышала бы. — Зэсс вытер губы рукавом. — Они не убивают людей. Только берут свое. Сводят с ума, быть может…

— Какой проницательный! — Ула засмеялась.

— Что свое? — Тáйга ничего не понимала.

— Мы… — Ула начала было рассказывать, но Зэсс перебил ее.

— Не стоит ей знать подробности. Обойдется.

— Но я хочу знать! — девушка требовательно ткнула в него кулаком.

— Я сказал нет! — Зэсс сверкнул темными глазами так, что Тáйга тут же отступила, насупившись.

— Как хочешь. Я бы ей рассказала. Всегда приятно узнавать что-то новое. Особенно, когда знаешь, что человеческая жизнь так коротка. А когда ее еще и сами люди стремятся укоротить… — Ула откинулась на траву, блаженно улыбаясь. — Хороший сегодня день…

— О чем ты говоришь? Это я пытаюсь свою жизнь укоротить? — Тáйга вопросительно нависла над ней.

— А ты настолько самоуверенна? Думаешь, что вы там справитесь вдвоем? Я вот думаю, что вы особенно далеко отсюда не уйдете.

— Что ты такое говоришь? — Тут уже Зэсс навис над ней вместе с Тайгой.

— Ты такой симпатичный отсюда. — Ула потянула его на себя. — Хочешь сказать, что не знаешь, куда идешь?

— Я знаю куда иду.

— Так вот, там вам двоим не справиться. Их там становится много. И если по одиночке ты убьешь несколько, то когда на тебя попрет толпа… — Она провела рукой по его горлу. — Шрамов точно станет больше.

— Толпы теней?

— Пока не толпы. Мы не просто так отсюда ушли. Некоторых из них даже не видно, пока совсем близко не подойдут. А уж на нее они потянутся, как только учуят. И ты, девочка, с виду не кажешься очень сильной, чтобы погасить их всех. Хотя… — она облизнула губы, пряча улыбку, — может, я снова ошибаюсь. Внешность обманчива.

— Я не понимаю, о чем она говорит. — Тáйга неуверенно отпрянула назад. — Может, она не в своем уме?

— Какая забавная у вас команда. — Ула чуть сменила позу и удивленно, будто только что увидела, глядела на путников. — А она знает, кто она? Или вы оба потерялись в себе? Хотите сказать, что на прогулку топаете к дыре и не знаете зачем?

Тáйга глянула на Зэсса, Зэсс на нее. Оба выглядели растерянными.

Ула, шокированная, поднялась с травы.

— Что, правда? Вы меня поразили! Так у девочки даже сил нет? Зачем же вы туда идете?

— А что там на самом деле? Расскажи. — голос Зэсса стал серьезным.

— Двое сумасшедших! — Ула зло отбросила полы одежды. — Кто-то снял защиту, и эти твари полезли наружу. Они медленно расползаются. Боятся. Им страшно на поверхности. Но их очень много. В пустошах. Там провал вниз, дыра, проход, откуда они идут. Раньше они были заперты. А теперь нашли дорогу. И все больше и больше из них находят путь наверх.

— Кто они такие?

— Я не знаю. Когда мы пришли в этот мир, их не было. Давно уже не было. Их заперли там задолго до нашего прихода. А теперь кто-то нарушил засов. Или что-то. И они выходят наружу. Они очень злы и жаждут мести. И они — это магия. Куда пойдет злая сила, желающая отомстить? Они учуют ее далеко-далеко. — Она кивнула на Тайгу.

— Почему меня должны учуять? Я тоже маг? Я знаю про свою кровь. Но ничего не умею. Она никак не проявляется. — Тáйга подалась вперед, готовая тут же во все поверить. Когда это издеваясь говорит Зэсс, его слова не кажутся правдой, но услышать то же самое от другого незнакомого существа — и все сказанное вдруг начинает казаться правдой.

— Маг? Нет. Ты могла бы им стать. А проявиться твоя сущность вряд ли как-то может. Ты еще слабенькая. Хотя и меняешься от его близости. — Ула кивнула на Зэсса.

— Так я не маг? — Тáйга разочарованно опустила плечи. — Но дар меня искал. Он ошибся? Кто же я тогда? О чем ты говоришь? Какая сущность?

— Ты — полукровка. От мага и поглощающего магию. Ты можешь быть и тем и тем. Вернее, могла. Пока на тебя не повлияли. Если тебя первой раскрыл поглотитель — проснется магическая сущность. Станешь магом. Если повлиял маг — превратишься в поглотителя. Так что, девочка, рядом с тобой уже однажды прошелся маг. Считай, что тебе повезло. В этом мире не было магии уже долгие столетия. Твой друг мог разбудить в тебе одну твою сторону. Или еще кто-нибудь. Но ты сейчас очень слаба, слаба для поглощения. Противостоять теням ты не сможешь. Закрыть проход тоже. Они сами вскоре учуют тебя и найдут.

Советую вернуться под защиту ваших тотемов, куда бы вы их не переставили. Так как скоро всему остальному миру за их пределами придет конец.

— Если ты права, тогда зачем я королю? Он искал магию.

— Он искал наследственность, — Зэсс, до этого молчавший и размышлявший над сказанным, вступил в разговор. — Он сам поглотитель, и такие как ты у него проявили бы магическую сущность. Дауры точно знали куда идут, поэтому не тронули соседние земли. Они огородили себя и принялись искать остатки магов. Причем знали, где именно искать и что огораживать. Твой король гораздо более начитанный и подготовленный, чем ты думала.

— Так я что, дауром стала? — Тáйга растерянно смотрела на улыбающуюся Улу и своего спутника.

— Не веришь? — Ула легким толчком опрокинула ее назад, на пятую точку и приложила ладонь к ее груди. Потом отняла с какой-то силой, будто оттягивая на себя что-то, что упорно сопротивлялось и не желало выходить наружу. Когда ее ладонь отошла уже почти на локоть от груди девушки, между ними Тáйга увидела блеклое желто голубое облако. Мутное, словно морская вода с песком или глиной. Похожее на клубы дыма. Облако сворачивалось, сопротивляясь, словно шипело. Ула резко убрала ладонь и оно исчезло.

— Твоя сущность. Слабая. Но все изменяется. Пооколачивайся возле своего спутника подольше, или побегай от теней и станешь вполне приличным поглотителем.

— Но… я не хочу им быть. Зачем мне это? Я… — она спохватилась. — Если я даур, то как магия действует на меня? Я же несколько месяцев проходила мальчишкой!

— И вернулась, когда твое нутро побороло эту магию. — Зэсс пожал плечами. — Ты не такая уж и слабая. Ты выжила в канаве, сама вернула себе прежний пол, да, похоже, и братцу ее с тобой поладить не получилось. Он ведь не получил то, что хотел или я не прав? — Зэсс повернулся к Уле.

Та кивнула, все так же обворожительно улыбаясь.

— И что мне с этим делать? Чудесный никчемный дар, который мне незачем использовать!

— Не такой уж никчемный. Кто-то недавно жаждал крови. Стань настоящим дауром, разбуди в себе зверя! — Зэсс издевался.

Тáйга запустила в него порцией почти сгоревших овощей.

— А кроме теней есть ли еще что-то в пустошах? — Зэсс прекратил смеяться. — Или кто-то?

— Не знаю, кто тебе еще нужен, разве их недостаточно? — Ула переложила ноги. — Не веришь мне? Так я не отговариваю вас. Идите, прочувствуйте сами.

— Может, твой народ что-то пропустил. Не помешает и нам посмотреть. — Зэсс обворожительно ей улыбнулся. — Сумею с ними договориться, передам привет.

— Планируешь переговоры? Что ж, дерзай. Найдешь достойных слушателей или зачатки разума, с удовольствием присоединюсь. — Ула поднялась, давая понять, что разговор окончен.

— Значит, у вас переговоры не задались? — Зэсс остановил ее. — Мозгов у них нет?

— Может и есть. Проверь. Я предпочитаю держаться в стороне. Вы тут думайте, что вам дальше делать, а я пойду. Спать лучше в безопасном месте. Надеюсь, это не последняя наша встреча, — она ласково прошлась взглядом по Зэссу.

— А чем это место для тебя не безопасное? — Тáйга наконец переварила все услышанное. — Боишься, клопы во сне приползут?

Ула снисходительно кивнула ей.

— Боюсь, что приползти может что-то другое. То, что недавно здесь было. — она махнула рукой за небольшой холм совсем рядом с местом их привала. И исчезла.

— Запугала: я не я, пустоши не пустоши, тени не тени, туда не ходите, там все плохо. Да кто она вообще такая? И откуда? — Тáйга помахала в воздухе руками на том месте, где только что красовалась фигуры их неожиданной гостьи. — Зэсс?!

Она окликнула своего спутника, поднявшегося с места и направившегося в сторону, указанную Улой. — Ты же не поверил ей? Ты куда?

Девушка побежала за ним, бормоча по дороге.

— Туман из груди. И похлеще фокусы видали. Вот чего она на самом деле хочет, — она повысила голос и обратилась к Зэссу, — вот это вопрос.

Они почти одновременно поднялись на холм. Внизу, белея светлой одеждой среди зелени травы, лежал человек.

— Останься здесь. — Зэсс легко сбежал вниз.

— Ну уж нет! — Тáйга не отставала от него ни на шаг. — Я уже на мертвецов насмотрелась. Еще один ничего не изменит.

— И что? Они начали тебя радовать? — он остановился над телом мужчины.

Молодой парень, не больше двадцати лет. Глаза выпучены, рот открыт в крике, лицо искажено гримасой ужаса. И белые как снег волосы. Нигде не было крови. Все его вещи, насколько можно судить остались при нем. Рядом валялась небольшая сумка и палка. Весь нехитрый скарб.

Внутри у Тайги что-то сдавило, но она осталась стоять. Действительно, слишком много смертей уже прошло мимо нее. Еще одна не может заставить ее дрогнуть.

— Он умер от страха. — она отвернулась.

— Нам лучше поискать ночлег в другом месте, раз даже такие как Ула сбежали отсюда. — Зэсс повернулся и быстро зашагал к оставленным вещам. — Что бы его не убило, лучше держаться от этого подальше ночью.

— Ты веришь ей? — Тáйга побежала следом. — Правда веришь?

— А чему тут не верить? Она не останавливала нас. И рассказала правду. И в отношении тебя тоже. Я знаю, что это правда.

— А кто она? Откуда?

— Не знаю.

— Врешь. Ты ей сам рот заткнул, чтобы она не говорила.

— Откуда — не знаю, что она такое — догадываюсь, долго объяснять, — он отмахнулся.

Тáйга замолчала и едва поспевала за широкими шагами своего спутника. Она долго не открывала рот, что-то надумывая про себя. А потом все же выдала:

— Она была магом?

— Кто?

— Та, которую ты видишь в снах.

— Моя убийца? В ней была сила. Она могла стать магом. А тот, кто был с ней… у тебя его глаза. Он мог поглощать магию. А я хотел мести. Но есть ли смысл мстить крови, которой больше нескольких сотен лет? Я вижу ее в тебе. Улавливаю. Чувствую. Но ты другой человек. Поэтому я оставил тебя жить. Не видел смысла. — Зэсс остановился. — Что тебя так интересует?

— Я похожа на нее? Столько времени мужду нами…

«Жалкое подобие.»

Но он не сказал этого вслух. Ревность маленькой девочки.

— Она чужая здесь. Как и я. Поэтому ее кровь так сильна. Прошла через столько поколений.

— Ты и она… — Тáйга не могла выдавить из себя этот вопрос. — Ты так восхищаешься ею. Она же умерла. Так давно!

— Я не восхищаюсь. Я ее даже не помню. Я помню свою смерть. Мне она снится. Меня раздирают на части. Я помню эту боль. Меня убила девушка. Я вижу ее в своих снах. Из тысячи лиц я хорошо вижу теперь только ее лицо. Она говорит мне что-то, а потом мир взрывается болью. Моя смерть приносит ей радость и облегчение. Это было много лет назад, очень много. Но и сейчас в тебе я могу уловить ее черты. Я чувствую ее кровь в твоих жилах. — он усмехнулся. — Хватит расспросов. Она изрядно поменяла мою жизнь. Я существовал в какой-то тьме. И меня вынули из нее. Я не знаю, кто. Не знаю, зачем. Спустя столько лет я стал кому-то нужен. И я очень хочу найти того, кому я понадобился.

* * *

Они шли всю ночь не останавливаясь.

Сначала, это был шанс все обдумать. Но потом собственное пыхтение стало сбивать ее. Тáйга устала и взмолилась.

— Мы даже не знаем, от чего бежим.

— Ула знала. И она сама, и подобные ей не захотели оставаться в этом мире.

— А зачем им оставаться тут? Вы говорили все время загадками. Я так и не поняла. Та женщина, что ползла за Ксааркаасом на коленях… они всех делают такими? Он от меня хотел того же?

— Ты любишь сладкое?

Она невольно подавилась слюной, сразу представив сладкий румяный пирожок.

— Угу.

— Представь, что для них этот мир как лавка сладостей. Очень сложно отказать себе в удовольствии.

— Каком удовольствии?

— Девочка, включи что-нибудь извращенной в своей голове. И пусть это будет ответом.

Тáйга попыталась представить самое извращенное и полить медом. Но не получилось.

— Значит, есть еще миры. Кроме нашего.

— Есть.

— И ты пришел из такого?

— Думаю, да.

— Как такое может быть?

— Девочка, где же твоя фантазия? — он издевательски заглянул ей в глаза. — Например… — он замешкался. Потом выхватил из сумки рубашку. — Это твой мир. — он провел по пространству перед ней рукой. — не самый удачный и приятный, но он твой. А это, — Зэсс поднял рубашку так, что заслонил свое лицо. — здесь, за этой шторкой мой клевый мир.

— Какой?

— Неважно. Теперь смотри. Та-дам! — тонкий палец появился из так и не заштопанной дыры на рукаве. — Здорово? — его физиономия нарисовалась сбоку.

— Ты меня за дуру принимаешь? — Тáйга дернула рубашку вниз. — Можно и без этих театральных сцен. Просто скажи, что сам не знаешь.

— Можно, но не так эффектно.

— Это тяжело осмыслить. Естественно, не твое представление.

— Если бы все было легко, какой-нибудь омар из измерения икс давно бы сжевал твою голову. О, — он замахал руками, — об этом тоже не думай. Не забивай себе мозги. У тебя сейчас здесь хватает чем себя развлечь. С одного бока война, с другого дыра, из которой что-то лезет. Мы пока еще посередине.

— Но если он сам выпустил этих тварей… сможет ли он загнать их обратно? — И сама ответила на свой вопрос: он будет под защитой тотемов. Он это знает. Кучка чистокровных дауров могла бы справиться… может, он рассчитывает на это. А может, он никого не выпускал. Просто знал, что и когда произойдет.

— Может быть. Какой смысл гадать? Мы даже не видели, что он там выпустил. Разве тебе не интересно?

— Я видела мертвого человека и какую-то женщину, которая старалась напугать нас. Но я бы не сказала, что мне интересно. Я доверяю твоей уверенности.

— Ты доверяешь своей глупости и трусости. И не хочешь расставаться со мной. А у меня как раз нет уверенности. — Зэсс засмеялся. — Я вполне доверяю словам Улы, что там что-то действительно неприятное. Но мне жутко интересно.

— И ты ищешь там свой голос.

— И его тоже. Понимаешь, когда ты застрял в неведении, уж лучше спросить дорогу.

— А если там ничего не найдешь?

— Опять возвращаемся к вопросу о доверии: я верю своему чутью. Больше мне ничего не остается. Вернее, останется бесцельность моего существования.

— Бесцельность? Ты сам выбираешь, что делать в своей жизни. Для многих смысл заключается в том, чтобы остановится, построить дом, завести семью…

— Посадить дерево… Семью мне не с тобой случаем заводить?

— Не со мной, — пунцовая Тáйга огрызнулась в спину своему спутнику, — Ула больше заинтересована в тебе.

— Неужели? Я думал, я для всех неотразим, — что-то явно улучшило его настроение.

— Для Улы точно. Две змеи — вы идеально подходите друг другу. — злость девушки неудачно выходила наружу.

— Про змей — я польщен. Всегда нравились эти гады. Ула, она толком не знает, с чем столкнулась.

— А ты? Разве тебя она не привлекла? Она очень красива. В твоей жизни есть место женщине? Живой?

— Ты со мной большую часть моей жизни, той, которую я помню. Живая.

И пусть сказано это было спиной, Тáйга все равно обрадовалась. Это было правдой. Она занимает значительную часть его жизни, и она всегда рядом. Не такая роскошная как Ула. Не такая умная. Но Зэссу на всех наплевать, кроме себя. А это уравнивает шансы.

* * *

— Думаю, мы достаточно прошли. Можно передохнуть. — Зэсс бросил сумки и плюхнулся на расстеленный плащ. Отдыхай.

Не прошло и минуты, как он уже спал, тихо дергаясь во сне.

Тáйга еще немного полежала, глядя в рассветное небо. Солнце уже почти взошло и воздух был очень свеж. Они много прошли за остаток дня и ночь. И тело юноши, распростертое под холмом, осталось далеко позади.

Она поплотнее укуталась в плащ, подложив под голову одну из сумок.

«Тягаться с призраком из прошлого и призраком из настоящего».

Если он даже на Улу не отреагировал, как может простая девушка рассчитывать на внимание такого как Зэсс? Она вспомнила те места, где они бывали. Всех женщин, которые провожали ее бледного спутника призывными взглядами. От того, что они трутся вместе много дней подряд, она вряд ли стала ему ближе. Может, даже наоборот.

Она вздохнула и натянула плащ до подбородка.

«Что-то слишком холодно стало».

Она открыла глаза. Солнце неумолимо ползло все выше, а на душе становилось все неспокойнее.

Девушка поежилась, почувствовав себя вдруг очень неуютно именно здесь и сейчас. Повернулась на один бок, на другой. А потом ее обуял страх. Как по ночам, когда она снова видела себя в темном подвале, без единого луча света. Просто страх. Непонятный, но от этого еще более противный.

Она вскочила на ноги, не понимая, что происходит и увидела тень. Просто кусок утреннего неба, только темнее и мутнее. От неожиданности и страха, она замерла на месте.

Тень тоже остановилась, как-будто наблюдая. Чуть двинулась вперед. Медленно, очень медленно. А затем рванула к ней, приближаясь с огромной скоростью.

— Зэсс! — Тáйга успела закричать, что есть силы, когда мутные щупальца-руки потянулись к ней.

Страх захлестнул дикой волной. Существо словно вбирало ее в себя, проходя сквозь нее, растворяясь в ней. Тáйга почувствовала его. Почувствовала, что у него внутри, прежде чем Зэсс рванул мутный воздух на себя, и девушка словно вышла из пелены.

Тень развернулась к Зэссу и завизжала так, что уши заложило. Мутная рука пронеслась по его шее, оставляя темный след.

От следующего выпада он увернулся, невольно прижимая руку к шее и отпрянул назад, к вещам, где валялся брошенный меч. Он успел выхватить его и поставить боком, когда существо напоролось на металл. Оружие остановило его, замедлив.

Они с удивлением смотрели как сталь с шипением медленно проходит сквозь призрака, словно тупой нож через замороженный кусок масла. Выйдя с другой стороны, клинок почернел, а разрез тут же начал затягиваться, осыпаясь мелким пеплом.

Дальше началось безумие: Зэсс скакал вокруг призрака, уворачиваясь от его выпадов и кромсал, кромсал, кромсал. Пока все вокруг не засыпало темным, тут же таявшим пеплом, а меч у него в руках не превратился в подобие тупой обугленной палки.

Глядя, как тают последние остатки, Зэсс отбросил ставший ненужным меч и повернулся к Тайге, так и стоявшей истуканом.

— Как ты?

Страх прошел и девушка с трудом осознавала, что произошло.

— Я седая?

— Нет.

— Он не убил меня. — она тяжело опустилась на скомканный плащ. — Тот парень. Он умер от страха. А я…

— Он не смог.

— Мне тоже было страшно. Как тогда, в подвале. Но не настолько, чтобы умереть. — Тáйга широко открытыми глазами обвела местность вокруг, ожидая новых призраков.

— Он не смог тебя убить, — повторил Зэсс. — Ты стала сильнее. Ты поглотила часть его силы.

— Ты думаешь?

— Даже я почувствовал. То, как ты сопротивлялась.

— А тебе не было страшно?

— Нет, — он покачал головой. — Но его объятия неприятны. — Зэсс дотронулся до шеи и поморщился.

Тáйга подскочила к нему, осматривая след на шее. Чернота прошла, но образовался рубец, толстой кривой ломаной перечеркивая тонкие прошлые шрамы.

— Ула говорила, что они как яд. — в ее голосе звучала тревога.

— Может быть, для них. Не для меня. Иначе, я бы уже умер. — он показал руку, на которой остался такой же след.

— Когда он дотронулся до меня, я увидела… увидела то, что он чувствует. Я почувствовала то же самое. — Тáйга вздрогнула, вспоминая. — Это страх. Он боится. Страх, темнота и… он хочет мстить. Жажда мести. Такая сильная, что перебивает все остальное.

— Почти как у меня. — Зэсс стал собираться. — У нас больше нет оружия. Лучше убираться отсюда. Мы посмотрели на них. И лучше, чтобы больше таких встреч не было.

— Вернемся? Ты правда собрался возвращаться?

— Ула не преувеличивала. Сильная тварь. — он снова потер след на шее, морщась. — Я подумаю по дороге.

— И куда мы вернемся? — Тáйга с удивлением смотрела, как он складывает вещи. — Под защиту тотемов? Но мне назад нельзя! Я снова девушка. И медальон я потеряла. Если меня еще ищут, то меня быстро найдут.

— Хочешь попробовать еще раз? Пустоши можно обойти. Не обязательно лезть прямо через них. Оставлю тебя где-нибудь. Мы сделаем крюк. Нужно вернуться на дорогу. И я подумаю, что делать дальше. Ясно, что общение у нас с этим видом сразу не заладилось. Найду другой способ и новое оружие. — Он пошел прочь от места стоянки.

— Зэсс! — Тáйга заспешила следом, дергая его за рукав. — Подожди.

— Что? — он остановился, оборачиваясь к ней.

— Я сомневаюсь, что это пустоши. Мы еще не дошли до них. И мы совсем не рядом с ними. Мы не прошли пограничные города. Ни один. Я помню, что рассказывали про них. Там земля полна камней, и травы почти нет. Я хочу сказать, что до пустошей нам еще далеко.

— Я тебя понял. Тогда тем более нам нужно найти людей. Пошли. — он потянул ее за собой. — Если вперед путь закрыт, то есть смысл повернуть обратно.

— Но нас…

— Никто нас не найдет. Затеряемся. У твоего дара сейчас забот хватать будет, чем по каждой деревне искать своего недостающего мага. И не переживай. Оставлю тебя в безопасности.

— Как это оставишь? Но я не хочу оставаться!

— Будешь дальше пробовать идти через темный воздух? Не уверен, что ты каждый раз будешь такой же живой и здоровой.

— Так я тебе мешаюсь?

— Ты не хочешь жить? В безопасности? Твой Гунхал все еще впереди.

Тáйга побрела за ним, опустив голову.

— Я не хочу жить в деревне. — сказано это было очень тихо. Почти себе под нос. Но Зэсс расслышал.

— Есть еще план Б. - он невесело засмеялся. — Моя цель тоже накрывается. Мне неохота лезть под мутный воздух, который превращает металл в труху. Да и шрамов у меня хватает. — он снова прикоснулся к следу на шее.

— И какой план? — Тáйга встрепенулась.

— Устроить народное восстание, свергнуть короля, захватить трон, установить новый режим. И продолжить в духе дара: покорять весь мир.

Тáйга так и не поняла, шутит он или нет. И, спустя время, все же решила уточнить.

— Ты про короля серьезно?

— Если не знаешь цели своего существования, почему бы и нет? Я тоже не хочу сидеть в деревне и прятаться. Считай, что у меня стойкая мания величия. И развитое воображение. Я уверен, что создан для великих дел. — Зэсс открыто смеялся. Но над собой. — К тому же, у меня неразвитый даур под рукой. Кто знает, может, мир захватим.

— Зэсс, ты… Ого!!! — она не договорила, глядя на появившуюся перед ними дорогу. — Вот это да!

***

Дорога была заполнена движущимися людьми и телегами, животными и носящимися детьми. Издалека все это было похоже на огромную змею, медленно ползущую вдоль зелени холмов. А вблизи, хмурые лица убегающих со своих мест людей, вселяли страх и беспокойство.

— Я туда не пойду. Слишком много животных. Если весь этот поезд ломанется прочь и встанет на дыбы, от нас побегут быстрее, чем от теней. — Зэсс остановился подальше от наводненной пыльной дороги.

— Что за поезд?

— Ничего, — он махнул рукой. — Иди, поспрашивай.

Тáйга оставила на него сумки и легко побежала к веренице телег, обгоняемых всадниками.

Седой старик, правящий ветхой повозкой, нагруженной всяким хламом и готовящейся вот-вот развалиться, охотно рассказал ей все.

Это были люди из пограничных городов. Где тени объявились раньше всего. Сначала их было очень мало. Они не нападали, просто плыли мимо, не обращая ни на кого внимания. А потом… потом все изменилось. Солдатам удалось убить несколько. Оружие сыпалось серым пеплом вместе с кромсаемыми кусками воздуха. А те, кому не повезло: до кого успели дотянуться темные щупальца, падали замертво, выбеленные страхом, с искаженными судорогами лицами. Люди побежали прочь. Прошел слух, что нужно идти под защиту тотемов. Говорят, в города прилетали соколы, что несли вести: дар примет всех под свою защиту. Земли обширны и места хватит всем. Народ собрал свои пожитки, кто-то еще оставался, кто-то надеялся, что все образуется и не хотел покидать насиженных мест, и живым потоком, собирая по пути новых желающих убраться от напасти, пошел к землям, якобы находящимся под защитой.

— Только земли то не резиновые. Нужны поля под хлеб и пастбища для коров. — Старик трясущимися руками правил полудохлую лошадку. — А у короля там своя война под боком…

Это все поведала Тáйга, вернувшаяся обратно к Зэссу, наблюдающему за вереницей бегущих прочь.

— Что молчишь? — она смотрела как тонкие длинные пальцы ее спутника поглаживают свежий шрам на шее.

— Нужно возвращаться. — Зэсс продолжал смотреть на змею на дороге. — В такой куче нас не найдут. И возвращаться нужно, пока есть куда. Пока не пошли все остальные.

— А если столбы никого не защитят? Если это все ошибка?

— Твой дар стал бы королем, будь он глупым человеком? Прошел ли он столько земель только для того, чтобы помереть у вас в столице? Столбы удерживали эту силу под землей. И он прекрасно знал, что делает. — Зэсс поднялся, но тут же опять сел на землю. — Позади нас твои земли, твои соседи дальше море, так?

Девушка кивнула.

— А что там? — он вытянул руку вправо.

Тáйга перечислила все, что помнила.

— А дальше?

— Серебрянное море.

— Слева? Море близко?

— Да.

— Ничего не делая, через пару лет твой дар получит вычищенный мирок, если только эти твари под водой не ходят так же, как по суше. И, видимо, он знает как загнать их обратно. Или он ничего не знает и старается сохранить жизнь на оставшемся куске. Мне больше по душе первое. Он станет единственным властителем на этом материке. С грудой костей вокруг, нетронутыми землями и богатствами. — Зэсс причмокнул от удовольствия. — Как думаешь, достойная цель?

— Это мерзко. — Тáйга скривилась.

Она не могла представить толпы этих бездушных тварей, пожирающих всю жизнь на своем пути.

— В любом случае, нам лучше поторопиться вернуться, пока все билеты на ковчег не проданы.

 

Глава 14

Вечером дорога была похожа на освещенную улицу города, удивительно длинную и дурно пахнущую. Множество немытых тел сидели перед кострами, поедая свой ужин, рассказывая байки и делясь впечатлениями о будущей жизни. Люди словно не понимали, что именно дауры наслали на них эту напасть. Разговоры шли лишь о том, что король может их спасти. Новый король может все.

На возмущение Тайги Зэсс ответил коротко.

— Люди глупы и невежественны.

— Но эта толпа…

— А толпа превращается в стадо.

Только их костер горел далеко от всех. Может, оно и к лучшему, думала Тáйга, глядя на остальные огни. Если тут появится хоть одна тень, она пойдет на нее, а не на людей возле дороги. И тут же сама себе удивилась. С каких это пор она переживает за остальных?

В своих раздумьях, она не заметила, как из темноты вынырнула Ула. Та неслышно прошелестела одеждой по траве и уселась возле костра почти вплотную к Зэссу, не сводя с него своих, ставших вдруг ярко красными от костра, глаз.

— Вас трудно было найти. Много людей, много запахов. — она сморщила тонкий аккуратный носик. — О! Я вижу вы уже встретились с ними! — Ула нежно прикоснулась к руке Зэсса и почти прильнула к его шее. Там, где тень оставила свои следы. Света костра недостаточно было, чтобы разглядеть, но ей, по видимому, это не мешало. — Сколько же их было? — Голос стал печальным. — Толпа? Как жаль.

— Она была одна. — Зэсс не убрал руку и не отстранился от ночной гостьи.

— Одна?! — Ула встрепенулась. — Я была лучшего о тебе мнения! Ты что, стоял и ждал, пока тебя поцелуют?

— Он не ждал! Ее пришлось на куски разрезать! — Тáйга вступилась за Зэсса.

— Подожди! — он остановил ее движением руки. — Ула, вы убивали их?

— И немало! — она с удовольствием подняла свои одежды, показывая открытую рану на боку, размером с ноготь, вокруг которой уже наросла свежая плоть. Словно рана была много больше, но затянулась и зарубцевалась неполностью. — Когда они только появились, я ринулась вперед. Опробовать новое. Такая глупость! Вот, что они оставили мне на память. Убила я тогда немало, пока не поняла, что слабею. Они делают нас слабыми. И раны, полученные от их прикосновений, слишком долго заживают. Когда она, наконец, затянется это будет единственный шрам на моем теле.

— Я видела ожог у тебя на ноге.

— Больше нет. — Ула довольно показала чистое бедро. — Все раны заживают. Кроме тех, что оставили они. — Она повернулась к Зэссу. — Так что тебе повезло.

Ула довольно откинулась назад, оставляя бедра открытыми.

— И? Куда же теперь идут герои? После того, как получили взбучку?

— Какая тебе разница? — Тáйга с вызовом смотрела в красные глаза Улы, то ли отражающие так свет костра, то ли сами горящие в темноте.

— Всего лишь интерес.

— Назад, — Зэсс спокойно поворошил угли. — Мы возвращаемся.

— Да? — Ула удивленно подняла вверх брови. — Вас же король искал. Или я ошибаюсь?

— Королю сейчас не до нас. Затаимся где-нибудь.

Снова одна бровь поползла вверх.

— А мимо стражи как пройдете? Всех положите? — она издевательски захихикала.

— Мы на рожон лезть не будем. Обойдем.

— Так проход один. По морю обходить будете? — Ула явно наслаждалась моментом.

— Давай поподробнее. Что за проход?

— А ты думаешь, от кого тотемы поставлены? Она, — Ула кивнула на Тайгу, — пройдет. В ней магии нет. А вот нам с тобой туда дорога заказана. Много в тебе или мало, но через столбы не пройдешь. Есть разрыв один между столбами. Специально дар ваш его оставил, или ненамеренно. Только он аккурат на дороге. И проход обратно один. По этой дороге. А на дороге сейчас солдат полно. И дауров там будет больше, чем в столице. Они всех встречать будут, кто идет, и добрая половина отправится обратно. И наверняка их заинтересует такой как ты. Шрамы скрыть трудно.

— Откуда ты все это знаешь? — Тáйга недоверчиво косилась на гостью.

— Поверь, девочка, в этом мире мы весьма заинтересованы. В тех, кто останется.

— Тогда почему вы не поможете и стоите в стороне, раз такая заинтересованность?

— Слишком риск велик. Умирать ради удовольствия никто не хочет. Разве что такие безумцы, как мой братец.

— А почему половина обратно отправится?

— А потому, девочка, что вашему дару старики и те, что около, не нужны. Он пропустит только молодых и сильных. Или тех, что ему интересны. Вроде тебя и нашего общего друга. — она снова прижалась к Зэссу.

Тáйга выругалась. Частично по поводу нежности Улы, частично, из-за коварства короля.

— Так куда вы теперь пойдете, славные герои? А то время уже поджимает. Не хочу застрять здесь на ночь.

— Я подумаю. — Зэсс поднял ее и поставил на ноги. — А сейчас мы ложимся спать. И если ты, прекрасная Ула, остаешься с нами, то мы будем рады.

— Не-ет. — Ула подняла руки, словно защищаясь. — Я бы рада, но…

— Страх слишком велик. — закончила за нее Тáйга.

Ула хотела что-то ответить, но промолчала. И с удивлением посмотрела на Зэсса, который взял ее руку в свою. Бровь снова поползла вверх.

— Могу я попросить тебя о подарке, раз твое внимание так пристально к нам приковано? — он склонился к ней ближе.

— Проси. — она выдохнула ему в лицо и провела языком по губам.

Тáйга скривилась.

— Подари мне меч. Чем вы сражаетесь? Чем ты убивала этих тварей.

— Я поняла тебя. — она довольно улыбнулась. — Обещаю. — И растворилась в ночной прохладе.

Тáйга еще долго смотрела на то место, где только что было прекрасное бедро.

— Как мы пройдем обратно? Через стражу?

— Я же сказал, нужно подумать. Трудно думать, когда клонит в сон.

— Но тут даже нет выбора: либо мы идем дальше, и боимся каждого дуновения, либо пробираемся назад через солдат. Оба варианта могут окончится плачевно.

Зэсс недовольно скривился.

— Вот и давай, ты будешь пугаться от рассказанного Улой, а я пока отдохну.

— Ула! — Тáйга в ответ скривилась еще сильней, передразнивая, — Что ей нужно от нас? Простой интерес, который гонит ее сюда против страха? Что ей на самом деле нужно?

— Какая разница, пока она приносит пользу? — Зэсс улегся поудобнее. — Ты узнала много чего нового от нее.

— Но что ей нужно?

— Время покажет. — он отвернулся, подставляя малому костру спину. — Мне все равно.

— Неужели?

Сквозь пелену над огнем она смотрела на огни множества лагерей неподалеку. Даже сюда доносился запах немытых тел, конского пота и навоза, еды и мочи.

— Разогнать бы это стадо… — слова невольно вырвались сами собой, но Зэсс поймал их, удивленно обернулся к ней и прищурился, глядя через огонь.

— Стадо? Ты и я в этом стаде.

— Нас так много, а мы бежим. Их же можно убить. Ты убил. Древние их убивали. Загоняли под землю, как змей. А теперь они нас гонят.

— Не знаю, чем их загоняли твои древние. Явно не осыпающимися клинками. Если пустить сюда пару-тройку теней, вся эта орава будет валяться с седыми волосами еще до того, как толком подойдет к ним, чтобы ткнуть пару раз. И поуважительней давай. Это и мое стадо тоже. — Он замолк и вскоре глубоко и нервно задышал. А Тáйга продолжала до боли в глазах смотреть на огни. И представлять, как было бы интересно, окажись Зэсс поближе ко всем этим лошадям и коровам, свиньям и собакам.

— Странные мысли? — она и не заметила, как Ула тихо опустилась рядом.

Тáйга вздрогнула от ее горячего прикосновения к своей щеке.

— Дай ему поспать. Его сны и так не самые приятные. — Тáйга нервно отбила ее руку, нежно гладящую ее по щеке.

— О, я не за его снами. — Ула блеснула красными глазами, наклоняясь ближе. — Хотя, мне хотелось бы увидеть то, что видит он. Я пришла говорить с тобой. Удели мне немного своего сна.

Тáйга недоверчиво смотрела на протянутую руку, потом схватилась за нее и рывком поднялась. Страх нельзя показывать.

Ула, покачивая бедрами повела ее в ночь, прочь от затухающего огня. Девушка шла и думала, что даже если Зэсс проснется, он все равно не найдет ее в этой тьме.

— Осторожно! — Ула подхватила споткнувшуюся Тайгу и легко поставила на ноги. — Думаю, здесь достаточно далеко.

— Боишься, что он может услышать? — Тáйга внутренне сжалась, готовая в любую минуту почувствовать удар.

— Не бойся, — Ула в темноте взяла ее за руку и потянула сесть рядом с собой. Так, что девушка уловила боком ее тепло. — Я просто хочу поговорить. С тобой.

— О чем?

— Жалеешь, что маг не проснулся в тебе? — сладкий голос лелеял уши.

— Я не успела осознать всю тяжесть этой потери для себя. — она увидела, как в темноте сверкнула белая улыбка. Глаза постепенно привыкали к тьме, и Тáйга начала различать свою собеседницу. Ула смотрела на далекие огни бегущих от напасти людей.

— Эта земля не для магов. — в голосе Улы почувствовалась грусть.

— И уж точно не для таких как ты. — Тáйга забрала, наконец, свою руку из цепких объятий.

— Думаешь, он, — Ула кивнула на затухающий костер, где спал Зэсс, — лучше нас? Ты не знаешь, что он такое.

— Мне кажется, что ты тоже не знаешь.

— Я знаю, что его не должно быть здесь.

— Твои знания глубоки. — Тáйга саркастически усмехнулась.

— И то, что выползает наружу из той дыры… это тоже нельзя пускать дальше.

— Ну так, собрались бы и запихнули всех их обратно.

— Это непросто. Даже для нас. Нельзя убить то, что уже мертво. Давно мертво.

— Зэсс убил. Даже люди убили несколько.

— Не убили. Их всего лишь вернули назад. И скоро они найдут дорогу снова.

— Чушь!

— Девочка, — в голосе Улы не было раздражения. — они не живут как мы с тобой, они не дышат. Они существуют, потому что они стали такими. Ты почувствовала всего лишь одного. Это нельзя убить. Не так, как мы это делаем. Такие как ты могли бы поглотить часть этой силы. Но их слишком много. Нужно вернуть их обратно и запереть. Навсегда. Уничтожить проход. Земля перемелет эту смерть со временем. Нужно очень много времени. А здесь они только станут сильнее и сильнее. Столбы не смогут сдерживать их бесконечно.

Тáйга молча слушала грустный красивый голос.

— Откуда такой интерес к нам? Вы ушли. О чем ты сейчас переживаешь? Какая тебе разница, что будет населять этот мир? Вам недостаточно своего? Хотите оставить себе сладкий пирожок?

— Все когда-нибудь заканчивается. Неплохо иметь место, куда можно уйти, так ведь? Ула снова попыталась взять ее за руку.

— Уйти? Ты серьезно?! Ты пытаешься мне сказать, что вы могли бы все свалиться к нам на голову? Вот так счастье! Я бы не хотела, чтобы такие как ты являлись из ниоткуда! Я не знаю, что именно вам от нас нужно, но я видела, как женщина волочилась, обдирая до крови колени за твоим братом. Не нужно нам таких гостей.

— Есть гости куда более опасные чем я, поверь мне. И с одним из них ты разделяешь дорогу.

— Мне Зэсс не кажется опаснее тебя. И, значит тем более, стоит собрать большую армию и защитить наш немощный мирок от грозных теней из дыры в земле.

— И эта армия нужна на большой стене, о которой ты не знаешь. Но если ее убрать оттуда, сюда могут явиться совсем не такие милые твари как я. — Ула снова ласково ей улыбнулась, обнажив острые клыки.

— О чем мы вообще говорим? Я не понимаю. Ты отвела меня, чтобы излить душу? Чего ты от меня то хочешь?

— Чтобы ты не возвращалась. Пошла дальше. К проходу. К той самой дыре в земле.

Тáйга опешила.

— Зачем?

— Проход — это заклинание. Магия. Уже очень слабая магия. Возможно, у тебя получится поглотить ее. Тогда прохода больше не будет.

— Ты с ума сошла? И что мне делать по дороге? Убивать направо и налево? Я не настолько сильна. Дауры годами готовились, учились…

— А у тебя нет столько времени. — Ула перебила ее. — Но ты можешь попробовать. Даур учится поглощать магию всю жизнь и становится сильнее. А у тебя есть что-то еще, что делает тебя сильнее даура. Подумай. Даже, спрячься вы за столбами… они не будут удерживать их вечно. И пробовать нужно сейчас, пока их не стало так много, что туда придется прорываться с боем. Я знаю, о чем говорю.

— Ну так и пробуй! — Тáйга встала, откидывая ее ладони и двинулась обратно к костру, еле видимой точкой тлеющему вдалеке.

— Ты настолько ценишь свою жизнь? — голос позади нее стал громовым. — Интересно, и куда же ты одна направишься? Потому как спутник твой пойдет дальше!

— Не пойдет. — Тáйга повернулась к ней, — Мы возвращаемся вместе, ты же слышала. Уж Зэсс то точно свою жизнь ставит превыше всего.

— Но он уже все решил. Или ты думаешь, что оружие мое ему просто для красоты потребовалось? Он всего лишь сбросит тебя, как лишний груз где-нибудь в богом забытой деревеньке, вдолбив, что тут безопасно.

Слова ударили как молния.

— Врешь. Зэсс никому не помогает. Ему плевать на всех.

— Вот именно. Его ничто и никто не держит. И нечего терять. И он любопытен. Он получит то, что просил у меня и пойдет дальше. Вопрос в том, пойдешь ли ты за ним? Или все же страх пересилит твою…

— Не пойду! И он не пойдет! — Тáйга топнула ногой, но отнюдь не от собственной уверенности. Зэсса словно магнитом тянуло в эти пустоши. И если ему дадут оружие, чем можно отбиваться… он точно ринется навстречу своему любопытству или дури, а ее…

— Зачем ему меня куда-то вести? Он может в любой момент меня бросить.

— Ему не плевать на тебя. Странно, но вы чем-то связаны. Считай, что для него это как долг чести. Он бросит тебя, но живую и здоровую. А дальше ему снова будет все равно, что с тобой случится.

— Ты врешь! Тебе что-то нужно, поэтому ты врешь!

— Мне нужен этот мир живой и без теней. Но я не вру. Ты сама завтра все услышишь от него. Я лишь хочу, чтобы он попусту не оставил там свой труп. И остался жив. А ты можешь попробовать то, о чем я уже говорила.

Тáйга замолчала. Если Ула права и Зэсс собирается идти дальше с ее подарком, это означает лишь одно: она останется одна. И на выбор у нее будет возврат обратно и попытка проскользнуть мимо стражи или остаться жить в какой-нибудь брошенной деревне и ждать своего призрака, или… плыть через море. Она же не думала, что Зэсс вечно будет нянчиться с ней. Такие как он идут вперед, а не сидят по деревням.

Но идти вперед означает очень большой риск. А Тáйга не стремилась встретиться с Богами, какими бы милыми они не были. Самый безопасный путь остается через море. Если теням дорога по морю закрыта, то за солеными полями она будет в безопасности. И не нужно возвращаться назад, проверять стражу на хорошую память и себя на удачливость. Всего лишь выдержать многодневное плавание, качку и тошноту. И уповать на то, что ее суденышко не приглянется пиратам и морским ведьмам.

Ула словно почувствовала ее колебания.

— Ты можешь помочь ему. Он останется совсем один. И для этих тварей он также уязвим. А если ты станешь сильнее, сможешь постоять и за себя и за него. Это весомая помощь, подумай. Зэсс оценит это позже.

* * *

Ему снова снились лица. Множество лиц, среди которых четко выступало только одно — лицо девушки с темными волосами, что-то говорящее ему, а затем начиналась темнота и боль. Боль, которую он чувствовал каждый раз как живую. Острую пульсацию по всему телу, разрываемому на части.

Он вскочил в утренний рассвет, ловя усталый взгляд Тайги, застывшей перед давно потухшим костром. Укутанная в плащ, с синяками под глазами, она казалась неким призраком в рассветной дымке.

— Ты не спала?

Она покачала головой.

— Я думала.

Зэсс фыркнул в занимающийся рассвет, приводя в порядок мысли после недавних кошмаров.

— Мы вместе пойдем, — Тáйга, невыспавшаяся и недовольная сидела, укутавшись в плащ, сопела носом и рассуждала. — Вместе будет легче.

— Куда пойдем?

— Туда! — Она кивнула вперед. — Я одна назад возвращаться не собираюсь.

— А с чего ты взяла, что я назад не собираюсь? — Зэсс повернулся к начинающей просыпаться веренице повозок. — Мне с тенями тоже не понравилось. Есть же места, где всегда светит солнце и для теней нет места.

— Зэсс, мне не нужны твои прибаутки. Скажи честно, ты не собирался назад, так? Или мы вместе возвращаемся? Мы можем сесть на корабль и не проходить мимо этих столбов. А переплыви мы через море, будем в безопасности.

— И оказаться вдалеке от центра событий? К тому же, знаешь скольких тошнит на кораблях и каков шанс потонуть на допотопной посудине? Не уверен, что мне понравится запах содержимого желудков моих попутчиков, вонючая одежда и плохая еда.

— Зэсс, ты… Погоди, — Тайгу, собиравшуюся было отчитать своего попутчика за жеманство, вдруг осенило, — ты ведь не собирался возвращаться, так? И думать тебе было не над чем. Тебе нужен всего лишь меч Улы, чтобы идти дальше. Скажи, что я не права!

— Еще мне нужно было выспаться и решить, где оставить тебя.

— Значит, Ула была права, — Тáйга горько рассмеялась. — Забирай свой подарок! — Она пнула ногой сверток, оставленный Улой перед тем, как начало розоветь небо.

Зэсс подскочил к свертку и, через минуту, с улыбкой поглаживал длинное темное лезвие меча.

— А я иду с тобой! — Тáйга беспрекословно вздернула подбородок. — Я тебе нужна. И ты не потеряешь времени, подыскивая мне безопасное место.

— А кто сказал, что на это понадобится много времени? Я собирался отправить тебя с этой пахнущей братией, которая так тебя раздражает. — Зэсс полностью увлекся мечом, рассматривая рукоять и лезвие.

— Не пойду! Ты не выполнил уговора! И я хочу с тобой! Я могу помочь.

— Ты это всю ночь обдумывала? — Зэсс засмеялся.

— Я решила дальше идти. Если меня эта тварь тогда не убила, значит и сейчас не убъет. Я буду только сильнее становиться. Рядом с тобой и с ними. Я научусь их убивать. И они помогут мне стать сильнее. Может, я даже смогу закрыть этот проход, откуда они лезут. Я насолю дару, его планы будет разрушены, спасу множество жизней…

— Стану героем… Это тебя Ула надоумила?

— Я так решила.

— Сомневаюсь. Знаешь, что для них этот мир? К которому они так неровно дышат? Большое конопляное поле.

— Что?

— Как наркотик.

— Как что?

— А-а, — он махнул рукой, — без толку!

— Но я хочу попробовать!

— Мне не нужна живая приманка, на которую будут слетаться тени, словно мухи. Если я похож на них, то скорее проскочу один.

— А если тебя ранят? А я, когда стану сильнее, смогу тоже сражаться! Я попросила себе меч. Ула обещала. И я могу остановить их!

— Детский лепет.

— Я хочу!

— Это не самое умное твое решение.

— А ты никогда не считал меня умной, не так ли? Сам посуди, что мне еще делать? Моего мира больше нет, дом разрушен, семья вырезана, я не знаю, куда мне податься и каждый вечер перед сном думаю о том, что могла бы убить несколько из них. Но боялась. Теперь я не боюсь. Да и чем мои цели хуже и безумнее твоих? Ты хочешь пройти мимо теней, убивая, и достичь своего, а я хочу научиться их убивать, чтобы стать сильнее. И уничтожить цель короля. По мне, так наши цели одинаковы. Мы поможем друг другу!

— Нет!

* * *

— Когда я была маленькой девочкой…

— Не хочу я слушать про твое детство! — Дэя злобно дернула головой, которую, прядь за прядью, медленно расчесывала Илта. Та замолчала. Но ненадолго, перебирая золотые локоны и ведя по ним гребнем.

— Мой первенец родился слабым. Пуповина обмоталась вокруг шеи и он чуть не задохнулся…

— Нет! — девушка так дернула головой, что ей стало больно, а в руке Илты осталось несколько золотых волосков.

— Хорошо. Тогда я расскажу, как впервые встретила своего мужа, — Илта спустила локон ей на плечо и принялась за другой.

Дэя в сердцах вырвала у нее гребень.

— Мне не интересно слушать про то, как ты была маленькой, мне не интересны твои дети, и я не хочу слушать про твоего мужа! — она яростно швырнула гребнем в женщину.

— Есть очень красивая легенда… — Илта подняла гребень.

— Замолчи! Старая ведьма! Я хочу, чтобы ты умолкла, провалилась сквозь землю, только бы не видеть тебя и не слышать твой противный голос! — Дэя была в бешенстве.

— Тогда, наверное, будущая королева предпочтет общество наемников своего короля? Вполне возможно, что они сумеют ухаживать за ней гораздо лучше меня. — женщина уселась на маленький походный стул. Шатер единственных женщин в эскорте короля не блистал роскошью и убранством.

Взбешенная девушка хотела было что-то ответить, ее ладонь окрасилась бледно-голубым пламенем, но в эту минуту в шатер осторожно, почтительно кланяясь, пролезла кудрявая светлая голова оруженосца короля.

— Л-леди, дар просит вас к себе. — заикаясь и стараясь никуда не смотреть, он тотчас же убрался с глаз.

«Наконец-то!»

Дэя чуть не опрокинула стул, на котором сидела.

«Наконец-то!»

Он впервые позвал ее после случая со старым лордом. Вернувшись на границу, немногочисленный отряд короля направился к столице, но, через пару дней дар словно передумал возвращаться. Они развернулись, снова дошли до владений огненного лорда Дархола, как он наверняка войдет теперь в истории, и теперь стояли уже целый день лагерем возле небольшой деревни. За все это время девушка так и не увидела своего короля. Илта ухаживала за ней, но больше раздражала. Поначалу, Дэя терпела ее, но, все больше и больше мучаясь, что она сделала не так, она возненавидела свою новую служанку еще больше. Спокойная Илта сносила все ее колкости, гнев, швыряния в нее подручными предметами и делала свою работу: расчесывала, одевала, выносила ночной горшок, приносила еду и даже старалась развлечь, чем еще больше распаляла мечущуюся в ожидании девушку.

И вот он позвал ее! Она все сделала правильно, все, как он хотел. Разве заслужила она к себе такого отношения?

Дэя метнулась к зеркалу. Полголовы идеально уложено. Она дрожащими от нетерпения пальцами разодрала свои локоны. Илта подошла и мягко опустила ее руки. Заставила сесть на стул.

— Я все сделаю быстро. Вы будете прекрасны, как всегда.

Дэя даже не заметила иронии в ее голосе. Она вся была погружена в предстоящую встречу.

* * *

Оруженосец почтительно ждал ее у входа, но повел не к шатру короля, а в сторону. Там, на небольшом холме, четко выделялась высокая фигура короля на фоне чистого неба.

— Можешь идти. — дар кивнул оруженосцу. — Не правда ли, спокойный вид, — он обратился к потерявшей внезапно весь свой пыл девушке, обводя взглядом расположенную чуть ниже деревушку.

Она робко подошла к нему и посмотрела. Обычная грязная деревенька, которые Дэя терпеть не могла, когда отец останавливался, чтобы купить еды в дорогу.

— Я скучал по тебе, Дэя, — дар развернулся к ней и протянул руки, — все это время думал о тебе.

И девушка, забыв обо всем, кинулась к нему, задыхаясь от волнения.

— Но я приходила! Я каждый день приходила и мне говорили, что ты слишком занят. Ты не хотел меня видеть?!

— Ты огорчила меня, — он сильнее сжал ее ладони. — Так сильно огорчила.

— Но я сделала, что ты хотел!

— Я хотел… ты усомнилась правильности того, что мы делаем, усомнилась в наших целях, ты усомнилась во мне! Как я могу идти дальше, если самый близкий ко мне сомневается?

— Я знала его, я приезжала с отцом…

— Ты знала раньше врага? — он перебил ее. — Все меняется. Ты заколебалась перед врагом, что потопчет наши земли, дай мы ему малейший шанс! Если ты сомневаешься во мне, как я могу защитить наши земли?

— Я-я, я больше никогда… — из глаз девушки брызнули слезы. — Я сделаю все, что нужно. Я больше не остановлюсь!

— Я верю тебе, — король прижал Дэю к себе, впитывая тканью на груди ее слезы. — Верю, что ты меня не подведешь.

— Нет! Никогда!

Он развернул Дэю лицом к деревеньке и сжал ее плечи, жарко шепча на ухо.

— Тут ты никого не знаешь. Ты их даже не видишь. Это наши враги. Сожги их до тла!

* * *

Илта молча гладила рыдающую златокудрую головку Дэи, собирая тугие локоны и пропуская сквозь пальцы. Так долго. А рыдания все не стихали. Наоборот, девушка все сильнее и сильнее закапывалась в ее платье на груди и животе. Так, что рыдания давно уже перешли в гулкие всхлипы.

Она стояла у входа в шатер, когда два наемника внесли полубессознательную девушку внутрь и та бросилась ей на грудь, задыхаясь от слез. И с тех пор наружу не выходила. Но запах горелой плоти и крики легко доносились даже до лагеря короля.

В откинутую створку шатра, Илта смотрела на зарево в небе.

Дэя понемногу затихла. Подумав, что она уснула, женщина осторожно встала, высвобождаясь, и прикрыла вход в шатер, чтобы черные редкие хлопья не попали внутрь. В лагере царила тишина. Прямо перед шатром она увидела двух мрачных наемников, не сводящих глаз с холма, над которым поднимался черный столб.

Илта развернулась, закрывая вход, и вернулась назад, встретившись с широко распахнутыми голубыми глазами девушки.

— Расскажи про своего мужа. Как вы с ним познакомились.

* * *

— Он не хочет меня брать! — с этими словами Тáйга кинулась к появившейся только на следующий день Уле, держащей небольшой сверток для нее.

Все это время они с Зэссом оставались на месте, ругаясь и ни на минуту не прекращая спорить. Все доводы Тайги разбивались о его нежелание идти дальше с ней вместе.

Мимо тянулась вереница повозок, с бегущими от напасти людьми, а двое путников, поодаль от дороги выясняли, будет ли легче им вдвоем или порознь.

— Скажи ему! Скажи то, что говорила мне! Я же могу попробовать, а он меня не слушает! — Тáйга смотрела на Улу с надеждой.

— Вот уж не думала, что с тобой проблемы будут, — та удивленно изогнула брови, глядя на беспечно улыбающегося ей Зэсса. — Как мой подарок? Оценил?

— Оценить можно в действии. А пока, это красивая безделушка неизвестно откуда. — он кивнул головой на завернутый меч.

— Это твой, — Ула кинула свой сверток Тайге, — может, даже успеешь воспользоваться.

Та неуклюже подхватила его и тут же уронила.

— Тяжелый. Ты поговори с ним, — девушка временно забыла про свою ревность. Какой смысл ревновать, если они больше не увидятся?

Ула вопросительно посмотрела на Зэсса.

— Поговорим?

— С удовольствием. — тот поднялся и, играя своим подарком в руке, пошел подальше от костра, уводя Улу за собой и предоставляя Тайге возможность злиться в одиночестве.

Отойдя чуть поодаль, он небрежно шмякнулся на траву и растянулся во весь рост.

— Ты не хочешь брать ее с собой, но она может помочь, она глупа и будет мешаться, но она может спасти твою жизнь…

— Прекрасная Ула! Сильная, независимая, искусительница Ула, — Зэсс говорил в небо, — чем моя персона заслужила твое столь пристальное внимание? Ты ведь не появлялась в этом мире, пока твой братец не рассказал обо мне. Так что тебе от меня нужно? Чем тебе так дорога моя жизнь?

Ее лицо залилось краской, глаза загорелись.

— Ты был интересен мне. Но труп никому не нужен…

— Да брось! Думаешь, я глупее Тайги? Мы можем ходить вокруг да около, но если ты не скажешь правду, я затеряюсь так, что ты больше никогда не найдешь столь интересного объекта. Будь уверена, мне это не сложно. Ты же еще и поэтому хочешь отправить девочку со мной? Ее ты найдешь, меня — нет.

— Нет смысла говорить, — Ула покраснела еще сильнее, — если…

— А зачем ты думаешь я тут торчу с ней уже второй день, рассказывая, что она не нужна мне, но сам никуда не двигаюсь?

— Ты не собирался ее оставлять?

— Каждый преследует свои цели. И мне она нужна точно не для того, чтобы твой чудесный носик находил нас каждый раз снова и снова. Но мне нужно ее желание идти и желание что-то делать, а не твое пустое принуждение. Теперь она сама хочет этого, и меня все устраивает. Будем говорить начистоту? Зачем я тебе сдался? Кроме эффектной внешности и обаяния?

— Ты — особенный.

— Это я и так понял. Неужели тебя манит только то, что я могу тягаться с твоим братом по силе? Ни за что не поверю.

— Я хочу, чтобы ты пошел со мной. — выдохнула Ула. — Ты сможешь это сделать. После того, как закончишь свои дела здесь.

— Мои дела… — Зэсс впервые перевел на нее взгляд. — Тебе нужно, чтобы я шел дальше. Нужно, чтобы тащил за собой девчонку. Нужно, чтобы она попыталась закрыть эту дырку. Потому что, если я могу пойти с тобой, значит, и они тоже смогут? У всех здесь свой интерес. Поэтому ты готова принести мне весь свой арсенал?

— Я сама готова встать рядом, лишь бы ты попробовал.

— Ты же знаешь, я все равно пойду туда. И вовсе не из-за твоих страхов. Чужие заботы волнуют меня куда как меньше, чем вы все думаете. А вот после… я не ослышался? Прекрасная искусительница хочет забрать меня с собой?

— Ты не ошибся, — Ула облизнула яркие губы.

— И куда? Нет, не расписывай мне свой дивный мир, я не сомневаюсь, что там дико интересно. Но зачем? Тут я — единственный и неповторимый, а там — всего лишь непонятно что. Или ты видишь еще что-то?

— Я чувствую в тебе есть еще что-то. Твоя сущность. То, что я не могу увидеть. Она скрыта где-то очень глубоко. Ее нет на поверхности и ее не угадать. Она и является твоим корнем. Твоей основой. То, чего ты не помнишь все еще живет внутри тебя.

— И тебе это нужно?

— Не уверена, что мне нужно именно это. Скорее, это страшит меня. Я бы довольствовалась и тем, что уже есть. — она присела возле него и близко наклонилась, касаясь своим горячим дыханием.

— Я подумаю над твоим предложением. — Зэсс спокойно смотрел в искрящиеся глаза. — После того, как закончу здесь. Так скажем малышке, что ты меня уговорила?

* * *

— Еще пару дней и мы будем дома, — Илта рылась в недрах сундука, тщетно пытаясь отыскать платье, не впитавшее в себя следы похода.

— О, да! И я прикажу сделать себе огромную благоухающую ванну, в которой буду валяться часами, — Дэя сидела на жесткой кровати, завернутая по подбородок в теплое одеяло и щипала свежую булку, принесенную на завтрак, — а потом мои служанки будут растирать мне ноги, и все тело, а потом… потом я повалюсь на свою мягкую постель и буду нежиться в ней, ничего не делая и никуда не трясясь в вонючей старой карете! А сундук этот со всем скарбом внутри прикажу выкинуть! Чтобы глаза мои его не видели!

— Лучше отдай все служанкам. Они будут рады. — Илта аккуратно сложила остальное добро обратно, найдя подходящее платье.

— Тогда отдам служанкам, — Дэя благодушно согласилась, — и закажу себе много новых платьев! А все это барахло раздам! — Она обвела ненавистным взглядом скудное убранство походного шатра.

Два дня назад прилетел сокол с вестями, и теперь король быстрым ходом возвращался в столицу, не останавливаясь ни у одного из своих новых лордов, что безмерно злило Дэю. Дорога выматывала, без чистой одежды, возможности нормально помыться и кучи прочих подобающих будущей королеве вещей. Что за вести принес сокол, девушка не знала. А ее вопросы так и остались без ответа.

Илта положила на постель платье и взяла в руку гребень.

— Ты собираешься вставать?

— Я уже встала, — девушка брезгливо оглядела платье не первой свежести, — какая разница, дойду ли я до кареты одетой, или меня донесут завернутой в одеяло?

— А если там будет король? — Илта дотронулась до спутанных волос.

— Ночью он не жаловался. Да и ему, похоже, все равно, что на мне одето и как я выгляжу, лишь бы метала огонь направо и налево. — Дэя зло отбросила недожеванный кусок булки.

После деревни, король был очень ею доволен. Каждую ночь дар приходил к ней, оставляя свой запах и свои следы. После полученных известий, настроение короля увеличилось еще больше. Дэя чувствовала это. И, хотя ей было очень интересно, что вызвало такую бурю удовольствия, для нее все было покрыто тайной.

Илта ничего не ответила, высвобождая ее из-под одеяла и помогая натянуть одежду. Дэя морщилась, но послушно влезала.

— Как ты ходила в одном и том же все время, пока тебя не схватили?

— После двух недель к запаху привыкаешь, и он уже не ощущается. И ко всему остальному привыкаешь. Когда ты внутри себя, все равно, что происходит снаружи, — женщина улыбнулась.

— Как ужасно, — Дэя поежилась, — это не для женщин. Ходить немытыми и справлять нужду под кустом — на такое способны только мужчины. Им все равно, что от них воняет и рядом с их ложем дымится свежая куча навоза. Они могут обгладывать одну кость с собаками! Я бы не хотела, чтобы у меня был сын. Моя дочь была бы одета в лучшие платья и спала на самых мягких перинах. Это был бы самый прелестный ребенок! — она взмахнула руками. — А ты, Илта, ты хотела иметь дочь?

— Хотела, — женщина присела рядом на постель, — я даже платья все свои поначалу собирала. Все думала, что у меня дочка будет, оставлю ей. Ничего не отдавала, все украшения собирала. Но Боги подарили мне двух сыновей. И забрали… — Илта замолчала, вспоминая.

— А как они умерли?

— Ушли с отцом на войну. Шестнадцать и восемнадцать лет. Тогда я жалела, что у меня больше нет детей. Я остаюсь одна. А когда пришла весть, что все трое убиты, я радовалась, что Боги мне не дали больше детей. Мои молитвы делились на троих. Может, они от этого становились слабее. Кто знает? — Илта погладила рукой смятую простынь. — мать носит своих детей с собой до конца…

— А моя мать решила, что мне без нее будет лучше, — Дэя сама взялась за дорогой гребень. — Она оставила меня.

— Я помню твою мать. Она не была плохой. Она просто выбрала свой путь. Свое спасение.

— Иногда мне кажется, что я виновата в ее смерти. Что я сделала все не так. — Дэя рассеянно смотрела сквозь зубья.

— Мы все выбираем свои пути. — Илта ласково положила руку ей на плечи. — Твой уже выбран.

— Илта, — девушка глянула ей в глаза, — как думаешь, я смогу стать сильнее дара? — И тут же смутилась, — то есть… он каждый раз… словно впитывает мою силу… подминает меня под себя. А если… если я соберу все силы и направлю на него всю свою магию. Сможет ли он противостоять? Сможет ли так же легко загасить меня?

— Кто знает, — Илта встала с кровати, не обращая внимания на глаза девушки, — кто знает…

— Я это так… мне всего лишь интересно. Смогу ли я стать… неважно, — Дэя вдруг переменила тему и радостно защебетала, — а еще я прикажу наготовить всяких сладостей! Я мешок золота готова отдать за сладкую булочку!

* * *

Они шли против людского потока. Змея на дороге ворчала, мычала, хрюкала, рыдала детскими голосами и разражалась ржанием и мужской бранью, останавливая свое движение лишь вечером, когда усталые люди раскладывали свои пожитки, готовясь ко сну.

Зэсс с Тайгой держались от дороги на расстоянии, приближаясь только затем, чтобы купить еды. Даже постоялые дворы встречных городков и деревень уже не подходили для ночлега, так как до отказа были забиты людьми и животными. Еду продавали охотно, рассчитывая, что деньги пригодятся за охраной столбов гораздо больше, чем запас снеди.

Местность пошла каменистая и вода встречалась гораздо реже. Зэсс ворчал и жаловался по этому поводу, морща лоб и нос. Казалось, невозможность часто мыться приносила ему гораздо больше страданий, чем все остальные проблемы.

Шли дни, границы пустошей приближались, и людской поток редел. Те, кто хотели сбежать — убежали, кто сомневался, определялись и подтягивались, а те, кто не собирался никуда идти, оставались на своих насиженных местах.

Когда у Зэсса начинались периоды внутренних размышлений и разговоров с самим собой, трогать его было бесполезно, и Тáйга брала теплый плащ и шла к большим общим кострам или в деревню, если они останавливались подле. Там она слушала разговоры, рассуждения людей, пересказывая услышанное своему спутнику.

Даже среди тех, кто полз звеном в змее, были сомневающиеся. Некоторые поворачивали назад. А те, кто оставались на своих местах в деревнях и городках рассказывали так: теней видели немного; тени, в основном, мимо проходят, не замечая и не видя людей. И только изредка нападают. Таких обычно удается быстро убить кучей вооруженных чем попало людей. Страх, который они несут в себе, словно оружие: направляя свои волны на одного, они не задевают остальных. Были даже такие, кто умудрялся выжить после такого. Седые как снег, они с гордостью демонстрировали свои выбеленные головы и приукрашивали приключения.

Тайге и самой стало казаться, что все, что происходит — это надуманное и преувеличенное действо, раздутое до паники самими людьми.

Когда она поведала о своих выводах Зэссу, тот неожиданно разозлился.

— Ты когда из своего подвала вылезла после недельного сидения, сразу встала и побежала?

— Н-нет, — Тáйга удивилась его реакции.

— Вот и подумай. Ты сначала света испугалась. Глаза резать стало. Потом ноги не слушались и не знала, чего ждать и что вокруг творится. Так и они. Кто-то быстрее очухался, кто-то до сих пор в себя прийти не может. Посмотришь, когда тут освоятся да толпами повалят.

— А ты думаешь, их толпы будут?

— Если были те, кто смог загнать их под землю и держать там веками, могли ли они их убить? И стоило ли тратить столько сил, чтобы загонять под землю пару-тройку нечисти? Строить тотемы вокруг? Стая волков не вырежет бесчисленные стада баранов.

— Хорошее сравнение! — Ула как всегда появилась из ниоткуда.

— В каком — то из миров это называют аллегорией. Явно не в твоем и не в твоем, — Зэсс кивнул вновь прибывшей. — Тáйга хочет сказать, что ты — трусиха, опасность невелика и происходящее вокруг — плод воображения стада.

— У нее будет возможность все это проверить. — Ула расположилась ближе к огню.

— Я не говорила, — Тáйга возмущенно замахала на него руками, — но мы же за последнее время не видели ни одной твари…

— Ты не видела. Не обобщай.

— А ты видел?

— Проплывала тут одна мимо. Пока ты сидела у костров недружелюбно настроенных аборигенов. Тебя не учуяла. Вела себя прилично. Видимо, еще не освоилась.

— Ну вот, я же говорю!

— А нашего белого как простыня знакомого, оставшегося лежать под холмом ты забыла? Они не все такие невнимательные. Его они заметили.

— И ты даже не опробовал на ней мой подарок? — Ула удивилась.

— Зачем привлекать внимание того, что проходит мимо? Успею еще. У меня же далеко идущие планы.

— Прямо королевские! Ты меня продолжаешь удивлять!

Зэсс наигранно поклонился.

— Твой король даже не собирается захватывать весь мир. Ему достаточно небольшого куска суши, который вычистят для него. И сидит он у себя в столице на мягком кресле, чистый и благоухающий. А я иду вперед, несмотря на ужас вокруг, повальное бегство населения и прочие неудобства.

— А еще через месяц снег пойдет… — Тáйга плотнее завернулась в плащ.

— О, ужас! Снег! — он притворно сжался. — Именно поэтому я и тащу тебя за собой. Будешь греть меня холодными зимними ночами. Или нас раньше убьют.

Несмотря на его издевательский тон, Тáйга зарделась.

— Ты тащишь меня, потому что я могу помочь!

— Конечно! Когда все засыплет снегом, и еду станет добывать все труднее, я буду отрезать от тебя по кусочку. Кстати, как тут у вас зимы? Холодные? Ненавижу холод.

* * *

Дорога совсем опустела, изредка подбрасывая одиноких путников. Те, кто хотел уйти — ушли, остальные же пытались продолжать жить прежней жизнью, готовясь к зиме и к неожиданному врагу: лорды выставляли больше охраны у стен своих поселений и крепостей, собирали последнюю дань с крестьян и с опустевших полей и огородов. Найти ночлег, горячую пищу и воду теперь не составляло труда: постоялые дворы и гостиницы опустели и рады были любому посетителю. Если там вообще оставался хозяин. Иногда, они проходили мимо целых брошенных деревень, столь малочисленных, что их жители посчитали более простым решением переехать, чем обороняться в десять домов от напасти. Но, чем крупнее было селение, тем больше людей осталось на своих местах, рассчитывая на защиту своего лорда и его стражу.

* * *

Осень накрыла землю пеленой дождей. Дождь лил вот уже несколько дней, то переходя на морось, то усиливая свой поток.

То чихая, то кашляя, Тáйга куталась в непросыхающий вонючий плащ, оттягивающий плечи. И проклинала воду с небес, мечтая о сухом теплом месте. Их скудные запасы подходили к концу, а людей они не встречали уже дней пять. Ула тоже явно питала отвращение к сырости, так как и ее не было видно. Зэсс упрямо топал вперед, даже не возмущаясь своей мокрой долей, но Тáйга представляла, как в душе он ругает все почем есть.

На третий день кашель перешел в серьезные хрипы, грозящие вынуть легкие и почти не давал отдыха. Тáйга шаталась, чувствуя слабость во всем теле и никак не могла согреться.

Когда впереди в пелене сырости показались очертания первых домов, она с радостью ускорила шаг и тут же свалилась в грязь, теряя равновесие. Зэсс подхватил ее подмышку и понес как грязный мокрый тюк.

Деревня оказалась брошенной. Пустующие дома под серым дождем приводили в уныние, но там оставалась еда, были дрова и множество вещей.

Усадив девушку перед очагом в одном из домов, Зэсс пошел собирать снедь.

Тáйга смотрела, как от мокрого плаща идет пар и млела от тепла. Потом послушно переоделась в сухую чужую одежду и послушно съела горячую похлебку, приготовленную Зэссом.

— Еды тут много. С собой все не увезешь на одной телеге. Грабителей тоже еще не было, — он рассказывал, что увидел в деревне, но Тáйга заметила, что он чем-то недоволен и озадачен, хотя не хочет этого показывать. — Можем тут хоть до весны жить. Знаешь, какая самая глупая птица?

— Курица? — Тáйга с трудом улыбнулась потрескавшимися губами.

— Угу. Они меня не боятся, — он потряс грязной тушкой. — На ужин будет пир.

Забавно было смотреть, как Зэсс занимается хозяйством: он ощипал и выпотрошил птицу, натопил в доме так, что стало жарко, согрел воды и заставил кашляющую Тайгу сидеть в ней, потом завернул ее в одеяло и уложил спать.

Она мгновенно отключилась, сморенная теплом, едой и временно прекратившимся от горячего кашлем. Тронутая заботой и вниманием, она готова была остаться жить тут с ним не только до весны, но и на всю оставшуюся жизнь.

А ночью начался жар и бред. Проснувшись, она увидела комнату при свете лампы. Со лба ручьем стекал пот, хрипы в груди не давали толком дышать, и ей казалось, что стены колышатся. Где-то рядом спал Зэсс. Она слышала его дыхание, но не решалась разбудить, понимая, что ей все мерещится. Сквозь плывущую стену показалась темная тень, робко и медленно высовываясь в комнату, тяжело, густо просачиваясь через камни дома. Тáйга мотнула головой, стараясь отогнать видение и тень исчезла, втянувшись назад.

Ладони стали липкими от пота, а голова словно горела.

Тáйга закрыла глаза, пытаясь успокоиться и подняться. Нужно сбить жар, иначе она до утра так не доживет.

Открыв глаза она снова увидела тень, уже наполовину просочившуюся через стену. Бред продолжался. Дом заплясал, ломая свои очертания. Свет стал нестерпимо резок, а пот залил глаза.

Когда она открыла их, в ушах стоял гул, она, шатаясь, сидела на кровати, а по комнате метался ее спутник, махая подаренным мечом направо и налево, кромсая сочившуюся из стен темноту. Она осыпалась темным бархатистым пеплом, затрудняя дыхание, оседала на стенах и кровати.

— Зэсс, — жалобно позвала Тáйга. — У меня бред.

Пространство над ней заволокло темным туманом, тянувшим свои щупальца. А затем туман осыпался, покрывая ее мягкой пеленой пепла. И перед ней возник Зэсс, взмыленный и взъерошенный, вставляя ей в руку легкий кинжал Улы.

— Режь вокруг себя! Махай рукой! — его крик резко ворвался в ее надуманную картину и вдруг она осознала, что это не горячечный сон. Ей все это не кажется. Их действительно накрывают тени!

Она навсегда запомнила эту картину: не в силах толком махнуть ножом, она сидит на мокрой, пропитанной потом кровати, с ужасом глядя на протянутые к ней со всех сторон щупальца мрака, и Зэсс, словно излучающий свет, разрезающий их на части, он не даст им коснуться ее. А из стен ползли все новые и новые тени, окутывая пространство цветом вечернего неба.

Еще один меч разрезал это небо прямо рядом с кроватью. Ула, яростная, прекрасная, с искаженным лицом появилась в образовавшемся проеме.

* * *

Столица встретила их оживленными улицами и запахом свежей выпечки. Сквозь ставшие грязными тонкие занавеси на окнах кареты, Дэя с упоением вдыхала этот запах и радовалась возвращению. Словно ребенок, сжимая худую руку Илты, она улыбалась грязным, заполненным толпой улицам, торговкам вдоль домов, тощим собакам и носящимся за ними детям, шлюхам и проходившим мимо стражникам.

Ее восторг был вызван не только долгожданной возможностью спать в прекрасной мягкой постели, чистой водой и одеждой. Ей казалось, что с окончанием этого пути уйдут все те мерзкие впечатления, что она испытала. Развеется тягость, уйдет груз, что тянет вниз и мешает спокойно спать ночами. И король, ее дар снова станет прежним. Ведь хорошие новости, что ждут его в столице, наверняка отразятся и на ней тоже. Жизнь ее наладится, все успокоится и встанет на свои места, как и должно быть.

И многие ее ожидания оправдались.

Поначалу, радость приезда и возможность всех тех удовольствий, которых она была лишена в дороге, напрочь затмили все тяжелые воспоминания. Дэя купалась, позволяла служанкам делать все за себя, нежилась в постели и предавалась обжорству. Она раздала свои ненавистные одежды и заказала кучу новых нарядов. Даже в постели с королем, казалось, вернулась прежняя ее страсть.

Дар был всем доволен, Дэя была довольна и полыхала с прежней яростью, даря ему удовольствия.

Она все же спросила про его хорошее настроение, в ответ на что получила два новых следа от укуса. Король, смеясь, сжал ее сосок и ответил, что все удается тем, кто рожден для этого. Что именно удалось королю так хорошо, кроме всего, что уже знала Дэя, она так и не поняла, но тут же забыла об этом, с восторгом глядя, как новая тонкая золотая сетка, унизанная жемчугом, спускается струей из руки дара.

Король был щедр.

Он разрешил ей тратить направо и налево, даже разрешил перестроить некоторые комнаты и сад.

Дэя решила сделать это еще в дороге. Будущей королеве пристало все знать о своих владениях и получать удовольствие, глядя на окружающее.

Она бродила с Илтой по дворцу, указывая, что нужно изменить, сдирала старые ненужные гербы и вещи прежних владельцев, которые за два года так никто и не удосужился убрать из некоторых комнат. Затем она перебралась в королевский сад и часами пыталась представить себе его новый вид.

Так, шатаясь из одного конца запущенного сада в другой, давая указания слугам и отмечая что-то на бумаге, она заметила кучку служанок, забором стоящих вокруг еще одной «пташки» короля. Это была та самая тринадцатилетняя девочка, одна из трех магов, найденных даром.

Дэя никогда ей особо не интересовалась. Узнав, что сила девочки даже рядом не стояла с ее мощью, девушка быстро успокоилась на ее счет и почти забыла о ее существовании, вспоминая лишь, когда она не находила короля и ей говорили, что он у этой худосочной девчонки с вечно наполненными от страха слезами глазами.

Она и сейчас не особенно заинтересовалась, лишь мельком увидев осунувшееся лицо с синяками под вечно заплаканными глазами. Служанки окружали ее плотным кольцом, чуть ли не за ручку ведя по дорожкам, оберегая то от солнца, то от тени, то от дуновения ветра, то еще от какой напасти.

С Дэей обращались бы точно так же, не преподнеси она себя сама королю.

После того, как одна из подающих надежд женщин с «сильной кровью» перерезала себе горло, король тщательно оберегал оставшихся магов.

Но что-то во взгляде девочки заставило ее обернуться и посмотреть еще раз, пропуская мимо ушей слова садовника о погибших деревьях.

Раньше это был взгляд испуганного существа, готового вот-вот разрыдаться. Попав к королю в свои одиннадцать лет, она так и не поняла что к чему, и не привыкла. Дэя подозревала, что отчасти, в этом вина самого дара. Но она никогда не задумывалась над этим. Она знала, что со своими «пташками» дар обращается хорошо. У них есть все, что нужно. Но теперь…

Теперь взгляд тринадатилетней девочки выражал тоску загнанного зверя. Не просто страх, а безысходность. Потерю, которую никак нельзя возместить или заполнить. И руки… О, как она хорошо знала это положение рук! Три вечно беременные тетки хорошо отпечатались в мозгу. Дэя всегда презрительно смотрела на их животы со сложенными наверху руками. Они все время находились там, словно их хозяйки боялись, что без поддержки содержимое их утроб вывалится наружу.

Платье болталось на девочке как на вешалке, явно доставшись по наследству от какой-то невезучей прежней владелицы, и живота под ним не было видно и в помине. Но ее руки неосознанно уже поддерживали растущий внутри плод, подтягивая его вверх, пытаясь вернуть прежнее состояние изменившимся чреслам.

Слишком юная, в одиннадцать лет проявившая в себе свой дар, она не успела стать ничьей женой. Король черпал силу откуда мог. И своих «пташек» воспитал как мог.

Она заставила себя улыбнуться, когда подошла к цветнику из служанок с увядшим чертополохом внутри и не оглядываться, когда прошла мимо, все так же отвлеченно слушая болтовню садовника. Затем она отпустила всех слуг и только потом ее вырвало. Прямо на великолепный, чудом сохранившийся нежный куст атерий. Дэя опустилась рядом и смотрела, как капли рвотной массы сбегали по листьям, покрывая их отвратительным смердящим слоем.

«Хорошая новость для короля.»

Дэя поднялась и пошла в свои покои, путаясь в ставшей вдруг слишком длинной юбке. Илты там не было.

Она вошла к ней в комнату, как приведение, заставив тут же отложить шитье.

— Дэя…

— Что ты видишь? — взгляд девушки буравил насквозь. — Скажи мне, что ты видишь? Он же не просто так держит тебя рядом. Что ты ему говоришь? Что у него все получится? Он достигнет своей цели? У него все будет так, как он хочет? Скажи мне!

— Дэя, девочка…

Но она не дала договорить.

— Если ты еще рядом с ним, значит, ты говоришь, то, что ему нравится. Так? — Дэя подскочила к ней и сжала ее руки, заглядывая в лицо. — Ты столько раз была рядом с ним, почему ты ни разу даже не попробовала? Он убил твоего мужа, твоих детей, разорил твою страну. Почему ты ни разу не попробовала?

— Успокойся, — Илта высвободила руки и обняла дрожащую девушку, — хочешь, я попрошу сделать тебе травяного чая?

— Чая!? Моя мать отказалась от меня! Она не вынесла моего позора и перерезала себе горло, лишь бы не видеть меня рядом! Просто скажи мне, что ты видишь? У него получится?

Девушка смотрела ей прямо в глаза. Илта провела рукой по волнам золотых волос.

— Получится.

— Тогда сделай это, — Дэя вложила в ее руку тонкий кинжал, направляя острие себе в шею, — пусть это будет без меня!

Женщина сжала рукоять, подняла руку и осмотрела тонкое острие. Перевела взгляд на красную от боли и ярости девушку, снова на острие…

Мысли дернулись и побежали быстрым табуном, взметая по дороге ворох воспоминаний.

* * *

Вот она стоит у окна. Напротив нее блестящий кусок серебра. Зеркало отражает красивую статную женщину с тонким кинжалом в руке. Длинные темные волосы струятся по обнаженным плечам, падая на мягкую ткань темно-зеленого платья. Другая рука сжимает маленький пузырек, купленный у жрецов пару месяцев назад.

За окном слышатся крики и звон разбитого стекла. Скар еще сопротивляется, огрызаясь мелкими отрядами стражи, но это уже не война. Город взят. То тут то там пробегают испуганные жители. Они не знают, чего ждать. Она не знает, чего ждать. Но у нее есть спасение: маленький пузырек с темной жидкостью. Этого хватит, чтобы не боятся за свое будущее.

Илта смотрит на свое отражение и на склянку в ладони.

За окном слышится мерное цоконье копыт: даур неспешно, хозяином едет по своим новым владениям.

«Они совсем не боятся. Он едет один, не страшась осколков королевской стражи.»

«Забрать с собой хотя бы одну жизнь! Отомстить за мужа и детей!»

Она сбегает вниз по лестнице и останавливается в дверях, крича высокому воину.

— Помогите! Скорее, сюда!

Затем залпом выпивает горькую жижу в склянке и прячется за дверью, сжимая кинжал.

 

Глава 15

Дирок неспеша ехал по опустевшему городу, высматривая за каждым углом врага.

Война для него не удалась. Ни доблести, ни славы, ни удовлетворения от победы. Получив в самом начале удар тренировочным копьем, он свалился на весь период завоеваний. Копье прошло под ребро, чуть не задев легкое. Выкарабкавшись, спустя многие месяцы из смертельных объятий, Дирок оказался накрепко привязан к дому. А когда, наконец, смог сесть на коня и добраться до своих — вновь оказался связанным, но уже собственным отцом, посчитавшим, что на долю единственного наследника выпало достаточно, чтобы сложить голову в первом же бою и оставить земли многочисленным дочерям.

Ускользнуть от пристального ока родителя он смог только теперь, когда вся слава давно уже поделена. Город взят и завоеватели празднуют победу, добивая остатки армии талоров.

Досада от неблаговидной своей участи съедала его тем сильнее, что гораздо более молодые его соплеменники уже добыли себе расположение, блага, земли и титулы. И эта война, уже вошедшая в летописи и эпосы, никак не затронула его самого. Все показали свои возможности. Все, даже самые зеленые юнцы, но не он. Столько тренировок впустую. С таким же успехом он мог сидеть дома рядом с сестрами, вышивая очередной замысловатый лоскуток.

— Помогите! Скорее, сюда!

Крик застал его врасплох. Он ожидал врагов снизу, но не сверху. Глянув на окно, он увидел мелькнувшую там фигуру женщины с темными распущенными волосами.

«Грабеж и насилие запрещены. Тот, кого поймают, будет казнен на месте. Мы пришли, чтобы здесь жить.»

Такой приказ от дара. Но кто проследит за всеми наемниками? Если ему не удалась воинская слава, может удастся спасти кого-нибудь? Или поймать даура. От этого Дирок бы тоже не отказался. Так много насмешек он выслушал за последнее время от своих соплеменников. Выставить одного из них перед всеми показалось ему настолько привлекательным, что он ринулся в дом, доставая на ходу меч.

Распахнув дверь, он ворвался внутрь и лишь краем глаза успел заметить тень позади него, за дверью.

Он отпрянул вправо как раз вовремя, чтобы нож в неумелых руках прошел мимо. Женщина, прятавшаяся за дверью тут же развернула назад руку и в этот раз ее удар был удачнее: металл прошел, распоров ткани предплечья.

Если бы он надел доспех, Дирок даже внимания бы не обратил на подобный выпад. Но удирать от отца пришлось в спешке. Да и армия талоров не годилась в достойного противника дауру, чтобы ехать в полном боевом облачении.

Острый нож легко прошел через рубашку и рассек мышцу, пройдя неглубоко, но чувствительно. И только тут Дирок рассмотрел нападавшего. Та самая женщина, что звала его на помощь в окне, теперь отчаянно махала своим оружием, пытаясь всадить его как можно глубже.

И он вскипел. Вся досада, обида и негодование вылились в его ответе: он легко отбил нож и пришиб ее к полу, нанося удары ногами. Он яростно отхлестал ее по красивому лицу и разбил одним ударом в кровь скулу, выбивая зубы. Когда его пальцы сомкнулись на нежной тонкой шее, она еще пыталась сопротивляться, протягивая к нему свои руки и царапая его лицо ногтями.

Дирок с каким-то диким удовольствием смотрел, как закатываются ее глаза и слабеют руки, а потом задрал платье и вошел в нее, тут же пролившись горячим семенем. Затем встал, пнул ее сапогом в живот, и вышел в открытую настежь дверь.

На улице он поймал своего коня и, ударив по бокам бедное животное, что есть мочи помчался прочь.

Его эйфория прошла только когда позади осталось множество домов и маленьких улочек, с редкими бегущими по ним людьми.

Тут до него дошло, что он наделал.

«Грабеж и насилие запрещены. Тот, кого поймают, будет казнен на месте…»

Дирок смотрел на свои руки и не понимал, что на него нашло. Что так взбесило и что могло привести к такому безумию?

Потом он повернул коня и кинулся искать тот дом. Если эта женщина осталась жива, то для него все может окончиться еще плачевнее.

Он рыскал по одинаковым улочкам, заскакивая то в один дом, то в другой. И, когда наконец, нашел нужный, внутри уже никого не оказалось.

На полу, на том месте, где он душил свою жертву, осталась мерзкая вонючая лужа, но женщины ни в доме, ни рядом не было.

* * *

Илта с трудом пришла в себя настолько, чтобы попытаться подняться на ноги. И ее тут же вывернуло от подобной попытки.

Горло горело.

«Я словно змея, только что изрыгнувшая свой яд наружу».

Встав на четвереньки, она дотянулась до валявшегося неподалеку ножа.

«Как же глупо все вышло».

Приставив нож к горлу, Илта почувствовала холодный металл. Руки затряслись и нож вывалился, прозвенев по полу. Боги смерти не получили сегодня ни одной смерти из задуманных ею.

В животе жгло, словно она проглотила головню.

Боги смеялись над ней. Она просила обойти войну их край стороной, а война забрала с собой троих ее мужчин, она просила вернуть их живыми, а Боги посчитали, что не обойдутся без них в своих долинах. Она молилась и просила легкой смерти, а ей послали насильника. Даже выпитый яд был отринут ее желудком.

Но свою смерть она все равно найдет.

Илта встала с колен и шатаясь побрела к распахнутой двери. Какая теперь разница, кто будет ее убийцей?

Она брела по опустевшему, непривычно тихому, будто затаившемуся городу. Изредка, где-то вдалеке слышался топот копыт и отдаленные, приглушенные крики. Воздух доносил до нее легкий запах гари, в окнах тихих домов шевелились тени притаившихся там жителей, со страхом ожидающих своей участи.

Мимо проехал отряд захватчиков. И женщина покорно опустила голову, ожидая удара.

Но они не обратили на нее никакого внимания.

Потом она увидела три трупа. Последние защитники Скара ушли с честью: тела были искромсаны мечами до неузнаваемости.

Перед одним из домов Илта наткнулась на молодую женщину, окруженную четырьмя детьми. Самый старший, которому на вид было не больше десяти, цеплялся за юбку матери и старался спрятаться от незнакомой окровавленной женщины с перекошенным лицом и ртом. Самый младший лежал на руках бледной матери, завернутый в пеленки.

Ее лицо показалось знакомым Илте. Без тени интереса она машинально спросила:

— Куда вы?

— В храм.

— Лучше остаться дома.

— Нет! Пошли с нами. Они не тронут храм. Не посмеют.

Илта хотела было объяснить, что в храме ей делать нечего, и она ищет не безопасности, а как раз наоборот, но вместо этого с ее губ слетело:

— Не в этот раз. Храм будет разрушен.

Она сама не поняла, с чего взяла эту глупость. Богов никогда не трогали. И почему она решила, что храм будет разрушен? Даже не разрушен, а стерт с лица земли: она отчетливо видела пред собой его черные останки.

— Лучше остаться дома. — она побрела дальше. В общем-то, ей наплевать, послушает ли ее молодая мамаша. Ее никто не слышит. Даже те, к кому она усердно взывает уже так давно…

Илта остановилась. Вдруг, ее будто осенило.

«Боги смеются надо мной».

А что, если Боги не смеялись? Что, если они умирали вместе с ними? Они требовали ее жертвы, а теперь она должна умереть вместе с ними?

Илта повернулась и направилась к площади на которой стоял храм.

Внутри было душно и жарко. А еще воняло множеством потных тел и страхом. В центре, перед главной статуей молились на коленях, остальное же пространство было заполнено испуганными, жавшимися к друг другу людьми и ревущими детьми.

«Сказать им, что они все умрут?»

Илта подошла к маленькому окошку наружу. На площади перед храмом собирались дауры. Сначала там стоял один отряд, теперь же к нему подтянулись новые. Высокий, с редкой проседью человек, отдавал распоряжения, изредка поглядывая на людское скопище за стенами. Словно мог видеть каждого из них сквозь камни.

«Сказать?»

На самом деле ей было наплевать, увидит ли кто-то из этих людей еще раз рассвет. Боги не дали ей выбора и направили каждого из присутствующих именно в это место. Какая разница, умрут они сейчас или позже? То, что завоеватель принес с собой и принесет еще, гораздо страшнее всех этих смертей. Откуда она это знала?

Илта отошла от окна и громко сказала:

— Они сожгут это место. Для них нет святынь. Тем, кто хочет жить, лучше уйти. — и замолчала, равнодушно отвернувшись.

Никто не обратил на ее слова никакого внимания. Что ж, она сделала свое дело.

Илта пошла к центральной статуе, опустилась на колени и начала свою молитву. Она молилась о встрече со своим мужем и сыновьями. Эта жизнь уже закончена для нее. Боги выбрали ее путь. Величественная статуя Матери и Отца взирала на нее сверху вниз.

— Няня, пойдем домой. Мне тут не нравится. — рядом маленький мальчик теребил стоявшую на коленях пожилую женщину, — пойдем отсюда.

— Тут безопасно, не бойся. — та приоткрыла глаза и тут же снова ушла в молитву.

— Я есть хочу. И домой хочу, — он требовательно потянул ее юбку на себя. Потом уперся ногами и попытался сдвинуть таким образом женщину с места, — пойдем!

Илта покосилась на них, негодуя, что ей мешают сосредоточиться и так и вперилась взглядом в мальчика. Потом широко улыбнулась окровавленным ртом, поднялась с колен и подошла к женщине с ребенком.

— Уходите отсюда, — Илта неотрывно смотрела на мальчика, — ему не нужно здесь оставаться. Ты же хочешь отсюда уйти? Здесь жарко и гнусно пахнет.

Ребенок в ответ охотно закивал.

— Пойдем, — она протянула ему руку, — поищем место поприятнее.

— Никуда он с тобой не пойдет, — нянька тяжело поднялась, подбоченившись, и потянула ребенка назад, пряча себе за спину.

Илта застыла, глядя на исчезнувшую за грязной юбкой головку с большими яркими серыми глазами. Потом яростно отпихнула няньку, схватила ребенка в охапку и понеслась что есть мочи к выходу, распихивая людей и не обращая внимания на охи позади.

Мальчик был тяжелым, оттягивая руки. Хорошо, что он ничего толком не понял и не начал брыкаться. Пробегая мимо молящихся людей, Илта что-то бормотала ему. Что-то успокаивающее и ободряющее, стараясь не вызывать панику. Сзади она слышала вопли няни мальчика, но старалась не обращать на них внимания.

Оказавшись на улице, она на мгновение зажмурилась от яркого солнечного света. Перед ней, выставив мечи, стояли захватчики.

Она направилась прямо к ним, поддерживая сползающего вниз ребенка. Оглянувшись, она увидела, что няня испуганно остановилась в дверях, не решаясь приблизиться к солдатам.

— Я хочу уйти. — Илта прижала к себе испуганного мальчика и спокойно посмотрела в глаза высокому дауру с редкой проседью в волосах.

Он сделал жест рукой, и солдаты расступились, пропуская их. Сзади раздался женский вопль, полный отчаяния.

— Ничего, — Илта шептала на ухо мальчику, пронося его сквозь ряды солдат и удаляясь от храма, — я отведу тебя туда, где тебе будет хорошо, и не страшно.

— А няня придет? — серые яркие глаза с интересом изучали ее побитое и кровоточащее лицо.

— Не знаю. Но о тебе позаботятся.

— А сестра?

— А где твоя сестра?

— Не знаю.

— Она была в храме?

— Не знаю.

Илта на мгновение остановилась, обдумывая, но тотчас же ринулась снова вперед.

— Давай мы сначала позаботимся о тебе.

— А игрушки у тебя есть?

— Думаю, найдем. Как тебя зовут?

— Эйон.

* * *

Высокий даур внимательно проводил взглядом фигуру женщины с мальчиком.

— Почему бы не выпустить остальных? — стоящий рядом темноволосый мужчина проследил за его взглядом.

— Она словно почувствовала. Может, она — то, что ищет король. Остальные выбрали себе Богов. Это приказ дара. А-айк!

— Лорд Смурт? — к нему подбежал воин с широким рубленым шрамом на лице.

— Заприте храм и сожгите.

* * *

Илта успела отправить мальчика подальше из этой страны, подчинившейся воле победителя. Яд сделал свое дело, хотя и не так, как она планировала. Высосал жизнь и превратил ее за две недели в старуху. А теперь она сидела и смотрела на кинжал в ее руке.

Улыбаясь чему-то своему, она перевела взгляд на требовательные глаза Дэи.

— Сделай это!

Илта спокойно разжала руку, с удовольствием слушая звон тонкого лезвия, упавшего на каменный пол.

Дэя разрыдалась и женщина прижала ее к себе, гладя золото волос сморщенной костлявой рукой.

— Не в ту руку ты вкладываешь кинжал… не в ту руку…

* * *

Они сидели на пороге нового дома. Усталые, с новыми темными шрамами, проглядывающими сквозь порванную одежду и задумчивыми лицами.

Тáйга нервно спала внутри, укутанная в два одеяла и накрывшись с головой. Дождь перестал, и серое безрадостное небо висело грустными клочьями туч над брошенной деревней.

Ула потянула носом и вытерла ладонью лоб, отбрасывая прилипшие к нему волосы.

— Хочешь сказать, ты не заметил трупов?

— Заметил. Она не могла больше идти. Да и сейчас не может. Мы останемся тут, пока ей не станет лучше.

— А потом она сама учует вонь местного кладбища?

— Она поправится быстрее. Сейчас мы никуда не пойдем.

— Она не похожа на ту, кто поправится. Зэсс, — Ула коснулась его рукой, — сегодня все могло плохо кончиться.

— Мы не были готовы. Я не был готов. Да и пространство не располагало. Я сквозь стены ходить не умею. Но девочка справилась. И до сих пор жива.

— Она слишком больна. И не доживет. — Ула наклонилась к нему. — Пойдем со мной. Сейчас. У вас ничего не получится.

Он неторопливо вынул свою руку из ее ладони.

— Она выживет. Я знаю. И мы пойдем дальше.

— А если там их будет больше?

— Поэтому нам нужна твоя помощь. И помощь твоего братца. И еще нескольких жаждущих здешних удовольствий. Тогда она дойдет. И попробует.

— Она не дойдет. Идем со мной сейчас. Я прошу, — голос ее изменился. — Я знаю твое имя! Знаю тебя настоящего!

— Имя? Даже я сам не знаю себя настоящего.

Она наклонилась к нему близко-близко. Так, что их дыхание смешалось. И шепнула.

Он криво усмехнулся, ловя ртом ее запах. Потом встал, поворачиваясь к дому.

— Мое имя Зэсс. Иди. И приведи помощь.

Ула поджала губы и встала рядом с ним, почти касаясь носом.

— Твое имя не Зэсс и никогда не будет. А я вернусь. Обещаю.

* * *

«Куда пропала эта рыжая бестия?»

Рука невольно тянулась к коленям и не находила пушистого загривка. Он даже не знал, кот это был или кошка. Не мог вспомнить наглую морду, хотя несколько раз смотрел на нее. Он просто привык, что этот рыжий комок вечно под рукой, доступен для щипания и поглаживания. А теперь рука прямо чесалась, не находя занятия. Вот уже несколько дней проклятая тварь где-то шляется.

Дар был не в духе: люди осадили проход, пытаясь попасть в безопасное место и периодически на границе происходили стычки. Милость пройти доставалась не каждому. Недовольных было много. Но это мелочи.

Сосед активно готовился к войне, собирая войска и делая наглые вылазки. Дар тоже готовился к войне. И тоже собирал войска. Потуги соседа были мелочами, но заставляли убивать время на улаживание разногласий по поводу разоренных поместий. Все понимали, что скоро дауры выступят и начнется война, не в пользу соседа. Но как только она начнется, с этим мелким ущербом разбираться уже никто не будет, поэтому спешили оттяпать компенсацию себе сейчас. Но, опять же, это были мелочи.

Еще Дэя стала вести себя странно. Немного отстраненно. Видимо, все же подпаленная деревня никак не уляжется в этом тупом умишке. Он стал добр к ней, и это возымело действие. Пусть носится со своими платьями, дворцом и садом. Скоро ее силы понадобятся. Так что, это мелочи.

Его «пташка» забеременела. Это было хорошей новостью. Конечно, он ожидал этого от Дэи, но похоже, что это плод, хоть и красив снаружи, гнилой внутри.

Только вот мозги у забеременевшей все отошли к плоду. Девочка и так ими не отличалась, а тут совсем стала как дерево. Он приставил к ней кучу служанок следить, как бы она чего с собой не сделала.

Главное, что семя проросло и получится из него что-то совсем необыкновенное. Так что, все остальное мелочи.

Еще был Смурт со своей нелепой оплошностью. Девчонку так и не нашли. Но труп бродяги, унесшего свою тайну с собой в могилу, все-таки грел душу. С его смертью одной проблемой все же стало меньше.

В целом, дела у дара шли как нельзя лучше. Все, что случилось, он предусмотрел. Предусмотрел он и эти досадные мелочи, которые раздражали, накапливаясь. Тогда тем более становилось непонятным такое его раздражение по каждому поводу. Неужели во всем виноват этот меховой комок, блах бы его побрал!?

Или то, что дар никак не мог выспаться? Темные круги под глазами рассказывали о пустых ночах. С тех пор, как сокол принес весть о беременности, король стал спать плохо. Не совсем с тех пор. Потребовалось время, чтобы осознать, что его семена дали всходы. Потом сжиться с этой мыслью. А потом пришли сны.

Во сне он лежал на своей широкой кровати и не мог пошевелиться. А маленький ублюдок, сморщенный и красный, улыбаясь беззубым ртом, со стекающей сбоку слюной, подходил все ближе и ближе, протягивая к нему свои руки. Где-то позади смеялась безумным смехом его безмозглая мать, а он все приближался, капая слюной уже на его простыни.

Не в силах шевельнуться, дар смотрел, как руки все ближе и ближе, затем они касаются его шеи и сдавливают. А ублюдок все улыбается, капая слюной ему прямо на лицо. Он пытается закричать, но горло уже не служит ему, и вырываются лишь жалкие хрипы. Последнее, что он помнит из своего сна, как предательское тепло разливается под его задом.

Этот кошмар продолжается ночь за ночью. Дар вскакивает, весь мокрый от пота и с ужасом озирается вокруг. Один раз ему даже пришлось вылить на постель два кувшина вина, чтобы скрыть следы ночных кошмаров. Он впервые обмочился. И готов был сию же минуту сжечь постель, лишь бы слуги не узнали об этом. Король! Завоеватель!

Илта скользнула в комнату, и он вздрогнул от ее пролетевшей по стене тени.

«Голова шалит. Нужно попросить жреца приготовить успокаивающего настоя.»

— Ты сегодня особенно бесшумна, — дар попытался создать иронию в своем голосе.

— Когда подпускаешь опасность слишком близко, — Илта дотронулась рукой до стены и пошла вдоль комнаты, — и живешь с ней рядом, привыкаешь очень быстро и перестаешь ее замечать. Но даже в самых изысканных блюдах может скрываться яд.

— Неудачное сравнение себя с изысканным блюдом. Значит, ты сегодня несешь мне опасность?

— Всегда несла.

— У-у, — дар раздраженно дотронулся до пульсирующих висков, — не знаю, что на тебя сегодня нашло, но я не расположен играть в игры.

— А я не играю. Ты же хотел пророчеств, сегодня я особенно удачлива на них.

— Что-то мне подсказывает, что они сегодня мне не понравятся. Тогда не стоит о них говорить.

— Король желает слушать только добрые вести?

— Король желает, чтобы странная женщина оставила его сейчас в покое и не нуждается в ее болтовне.

— Но болтовня этой женщины помогла ему найти двух магов, пустить свои корни в одной испуганной бедной «пташке» и в одной безумной «пташке». А еще одна «пташка», хотя и не в силах снести яйцо, все же подчинена воле своего хозяина и делает его все сильнее. Еще болтовня этой женщины позволила ему потопить десять кораблей соседа, ничем себя не обнаружив, и…

— И сейчас она получит хороший пинок, если думает, что ее услуги столь неоценимы, что без них не обойдутся в дальнейшем. Пошла прочь! — дар со злостью водил усталым взглядом блуждающую кругами по комнате Илту.

— В этот день мне сказали, что у меня больше нет ни мужа ни детей, — женщина уставилась прямо на дара.

— Так возьми вина и напейся!

— У тебя тоже не будет детей, завоеватель. Твое семя не даст всходы, ребенок умрет в утробе, а второй умрет вместе с матерью. Ты предал тех, кого должен был защищать. Предал свое племя. Ты не оставишь потомков после себя. Некому будет даже придушить тебя в постели, чтобы захватить трон. Потому что трона не будет. Твоя война будет проиграна.

— Ты либо уже пьяна, либо вконец обезумела, — король вскочил, опрокидывая кресло и стол, за которым сидел. В два прыжка, как хищный зверь он оказался подле нее и вцепился в горло рукой, отрывая от пола.

— Ты спрашивал зачем я здесь, помнишь? — она смотрела ему в лицо и смеялась, — почему я сама пришла? Может, я пришла посмотреть на убийцу своего мужа и детей? Может, чтобы быть рядом и наблюдать? Может, я просто устала и хочу прожить остаток жизни в роскоши, обложенная мягкими подушками и вкусной едой? Быть рядом и наблюдать! Я пришла увидеть, как ты сдохнешь, даур! Вот тебе последнее мое пророчество!

Он сжал ее горло так сильно, что она почти перестала биться, глаза выкатились из орбит, а лицо побагровело, но затем разжал хватку, и Илта мешком упала на пол.

— Тебе взбрело в голову уйти именно сегодня к своей семейке? Я не доставлю тебе такой радости, — виски снова свела судорога. Он отвернулся от еле шевелящейся женщины.

Илта с трудом откашлялась и что-то достала из складок платья.

— Жаль, дар. Очень жаль. Я ведь даже нашла себе кампанию…

Мгновение король смотрел на предмет у нее в руках, потом молнией сверкнул меч, и кровь хлестанула из разрезанного горла и лица, заливая костлявую шею и грудь, стекая дальше на темное платье, просачиваясь сквозь ткань и собираясь внизу, на полу, окрашивая в яркий цвет выпавший из рук женщины рыжий кошачий хвост.

* * *

Белая большая грудь с крупными темными сосками колыхалась прямо перед носом Ксааркааса. Он пытался поймать один из них губами, когда она вдруг стремительно стала удаляться.

— Дхаарх каар! В тебе нет ничего чувственного! — он недовольно смотрел как собирает одежду выкинутая из постели пассия, а над ней стоит надсмотрщиком Ула. — Ты могла бы дать нам закончить! — Он с тоской проводил взглядом улепетывающую служанку и перевел глаза на свой поникший стержень. — Смотри, что ты наделала. Теперь расстройство на целый день!

— Еще наверстаешь, — Ула кинула свой меч рядом с ним на кровать, — когда ты последний раз был у людей?

— Дай подумать, сестрица, сразу так и не сообразишь, — он закинул ногу на ногу, открывая ее взгляду свой зад, — постой! А разве наш отец не запретил строго-настрого туда ходить? С тех пор ни шагу!

— Ксааркаас, ты знаешь, что они расползаются и их стало намного больше?

— Ула, не занудствуй. Ты пришла читать моим ягодицам нотацию? Если бы я этого не знал, ты бы меня точно тут не нашла.

— Мне нужна твоя помощь.

— Конечно, мой зад весь во внимании.

— Ксааркаас, я иду к отцу просить, чтобы он послал туда воинов. И мне нужна твоя поддержка. Красноречие твое можешь оставить для своих шлюх. Просто молчи и кивни головой, когда будет нужно.

— О, прости, я так возбудился от этой миссии. Ты действительно думаешь, что наш папочка снимет воинов со стен и отправит их спасать неизвестный ему мир? Сначала притащи ему парочку людишек на закуску. Чтобы распробовал. Более бредовой идеи я от тебя еще не слышал.

— Только кивок головой! — Ула отчетливо произнесла слова. — Больше ничего! И я буду тебе обязана.

— Я подумаю. — Он улыбаясь смотрел на развернувшуюся злую сестру. И крикнул ей вслед, — Смотрю, у тебя шрамов поприбавилось!

* * *

Отец подписывал какие-то бумаги, когда Ула с братом вошли в тронный зал. Она опустилась на одно колено, склоняя голову, а Ксааркаас застыл статуей у входа, делая вид, что забрел сюда случайно.

Старый Харгл был великаном и, несмотря на свой возраст, мог померяться силой с любым воином в крепости. Он кивнул дочери и сморщился, переведя взгляд на сына. Дочитав бумагу и черкнув в ней что-то, Харгл отдал ее стоявшему рядом тхару. Тот, поклонившись, удалился.

— Неужели случилось Великое несчастье, заставившее вас объединиться? — он обратился к детям.

— Отец, я пришла просить помощи, — Ула выступила вперед, — в мире людей…

— Я запретил туда ходить! — громовой голос Харгла рыком разнесся под высокими сводами Последней крепости.

— Я знаю про твой запрет. — Ула чуть шатнулась назад. — Но я нарушила его. В том мире появилось существо, которое похоже на нас. Он так же далек от людей, как и мы. И сейчас он и девушка идут к порталу. Они могут попробовать закрыть его…

— Это не наше дело!

— Выслушай меня, правитель Последней крепости! Девушка довольно сильна. Но они не дойдут туда вдвоем. Я прошу лишь несколько воинов им в помощь. И она попробует закрыть эту дыру!

— Несколько воинов?! — голос его звучал подобно грому, — ты просишь армию в другой мир?! Мир, который я запретил! Ты просишь снять воинов со стен, чтобы помочь другому миру?! Где твоя голова, Ула?! Ты подвергаешь опасности всех нас! У тебя под боком пропасть, из которой в любой момент может полезть такое, о чем даже представить себе сложно, а наша сила слабеет. И ты просишь меня убрать оттуда еще тхаров!?

— Скоро пропасть будет у нас не только под боком, — Ула собрала всю ярость, которая в ней была, — еще она будет у нас над головой, когда тени из другого мира посыпятся прямо к тебе в тронный зал!

— Никто не знает, что будет в том мире! Найдут ли они дорогу сюда? Мы нашли этот путь совсем недавно, хотя тысячи лет жили здесь. Могут пройти еще тысячи лет, прежде чем они поймут, что могут пойти дальше!

— Или они поймут это гораздо быстрее. Но станет слишком поздно для нас, так как уже не останется ни одного поглотителя, способного загнать их обратно! А мы потеряем этот мир, как потеряли свой!

— Что ты говоришь, девчонка!? Мы здесь уже тысячи лет…

— И кого ты видел еще за эти годы? Под боком у тебя пропасть а на стену лезут из лесов долроги! Кто еще есть в этом мире? Сколько писем ты отправлял? Сколько воинов? Никто не вернулся. Вокруг лишь мертвый лес и мертвый мир! Мы остались одни!

— И мы должны защищать то, что осталось!

— А что осталось? Последняя крепость и две тысячи защитников?! Когда ты последний раз видел в крепости ребенка? Знаешь, сколько твоих воинов побывало у меня между ног? Ни один не оставил свой след! Мы вымираем! И нам нужна новая кровь! Нам нужен новый мир, куда можно будет уйти!

— Ты предлагаешь тхарам спариваться с людьми, как животным? Почему тогда не с долрогами?

— Твоему сыну это не претит так, как тебе, — Ула не глядя ткнула рукой назад. И Ксааркаас заулыбался.

— Ему мало что претит. Неудавшееся продолжение рода Харглов!

— Но большего у тебя не будет! И мне не претит подобное, если это нужно для выживания. Люди способны выносить наше семя. А тот, кто идет сейчас к дыре, способен дать нам гораздо больше! И он может стать новым защитником крепости! А если нас станет больше, мы можем пойти сквозь леса. Мы можем найти еще тхаров! Или убедиться, что больше нет нашего мира и заселять его вновь! Но сейчас твои воины умирают, их убивают долроги. Кто останется здесь спустя сотню лет? Твои женщины молят Великие звезды о детях, а твои мужчины больше неспособны дать им живое семя! Даже ты, Правитель Последней крепости, ты не способен зачать ребенка!

Харгл преодолел несколько шагов, отделявших его от дочери и влепил ей пощечину, больше похожую на удар кулаком, оставив длинный кровавый след от тяжелого перстня на ее щеке.

— Ни один воин не уйдет со стен! Я сделаю вид, что этого разговора не было. И тебе лучше уйти сейчас.

Ула с отчаянием оглянулась на брата, прижимая окровавленную ладонь к щеке, ища помощи и поддержки и тот кивнул в ответ.

Харгл вышел из зала, оставив их вдвоем.

— Я просила твоей помощи! — она сорвалась и теперь почти кричала. — Первый и последний раз я просила тебя о помощи, а ты!!!

— Ты просила кивок и ты его получила, — Ксааркаас улыбнулся, раскланялся перед ней и вышел вслед за отцом.

* * *

Жар не спадал у Тайги три дня, и еще неделю она отходила от болезни. Ула ошиблась, она не умерла, но была где-то рядом. И все время она чувствовала присутствие Зэсса. Он менял повязки на лбу, обтирал мокрое от пота тело, готовил еду, сохранял в доме тепло и спал рядом на кровати. Когда Тайге полегчало, она с удивлением смотрела, как этот самовлюбленный тип носится с ней, проявляя странную и необычную для него заботу.

Зэсс стал для нее целым миром. Готовая идти куда угодно за ним, она не представляла существования без него. Без его сильных рук и насмешливого голоса. Не было ласки, не было теплоты, но она не видела его равнодушия, принимая заботу за проявление любви. Несколько раз слова готовы были слететь с ее губ, и только вычитанная в книжках истина о скромности и терпении девушки останавливала.

Когда ей стало легче, она снова вспомнила тот ужасный бой в доме. И он показался ей кошмарным сном. Казалось, они уже давно живут вместе в этом домике на краю земли, где нет больше никого. Только двое.

Вечером она придвинулась ближе к устраивающемуся поудобнее Зэссу и спросила, был ли тот бой на самом деле.

— Был. И будет еще. Так что научись хотя бы отмахиваться своим мечом, когда поправишься. Пригодится.

— Научусь. Тебя ранили?

Он отвернул край рубашки и показал темный свежий шрам на груди и предплечье.

— Нас спасла Ула. Не приди она вовремя, не уверен в счастливом исходе.

Тайге не понравилось, что она опять обязана Уле.

— Она не приходит больше.

— Она придет, — Зэсс очень уверенно ответил и закрыл глаза. — Для нее это много значит.

— А я? Я была сильной? — кончиками пальцев она вновь отвернула рубашку и дотронулась до шрама на груди, гладкой, как у подростка.

— Ты жива, это главное… — Зэсс открыл закрытые было уже глаза и посмотрел на девушку, прикоснувшуюся к его шраму на груди губами.

— Тáйга, мне эти порывы не нужны.

— А от Улы нужны? — Она обиженно выпятила губу.

— Если будут нужны, обязательно скажу ей об этом, намажусь медом и попрошу облизать с головы до ног.

— Зэсс, я…

— Спи. Если сезон дождей в этой местности подошел к концу завтра отправимся дальше.

— Тебя не пугает то, что произошло?

— Еще как пугает. У меня шрамов и так хватает.

— Но ты все равно пойдешь дальше.

— Есть великие цели, от которых не отказываются, — он усмехнулся, — у меня как раз такая.

— А ты не заметил, что тут какой-то странный воздух? Будто пахнет все время чем-то, чем-то…

— Спи уже, — он недовольно двинул ее ладонью в лоб.

 

Глава 16

Утром они собрали еду и припасы и вышли во двор, где их встретила Ула с большим походным мешком сзади и непривычно тепло и много одетая. Она стояла и мрачно ковыряла сырую землю ножнами.

— Я так понимаю, что помощи больше не будет, — Зэсс насмешливо поднял в знак приветствия руку.

— Не будет. Но я иду с вами. Еще один меч вам точно не помешает.

Втроем они покидали деревню под снова начавший моросить дождь. Это была последняя граница перед пустошами. А позади, ближе к противоположному краю деревеньки, оставались догнивать и на растерзание воронью множество трупов: больших и маленьких, толстых и худых, лежащих в разнообразных позах, объединяемых только одним — у всех были искаженные ужасом лица и белые как снег волосы, прибитые дождем.

* * *

«Куда она запропастилась?»

Дэя обошла уже весь сад в поисках Илты, а до этого — весь дворец. Точнее те места, в которых она могла быть. Но женщина словно под землю провалилась.

За последнее время Дэя очень привязалась к ней. Дэя заместила ею ту пустоту, которая осталась после смерти матери, а потом преобразовала это замещение под себя. Она уже просто ощущала потребность увидеть спокойную размеренную Илту, поговорить, прикоснуться к ее худой руке. Рассказать все, что накопилось.

А накапливалось с каждым днем все больше и больше: кроме обрюхаченной тринадцатилетней девчонки дар постарался еще и над пузом безумицы, живущей в дальней башне, чтобы ее крики не мешали остальным. Перспектива стать королевой все меньше и меньше казалась Дэе привлекательной. Она понимала, что у короля свои цели, и он следует только им. На остальных ему наплевать. Как наплевать было на ее чувства, когда она убивала ради него, как будет наплевать всегда. Наивная Дэя думала, что имеет некую власть над ним, но как же она ошибалась. В красивых книжках и легендах пишут о том, чтобы забрать чье-то сердце. Но разве можно взять то, чего нет?

Она была слаба, когда просила Илту убить себя и покончить со всем. Дару нужна ее помощь, и она не собирается больше помогать, но что исправит ее смерть? Она была расстроена. Предана. Унижена и уничтожена как женщина. Но прошло три дня, проплаканные у Илты на груди и списанные для короля на лунные. Убивать себя глупо. Даже Илта не сделала этого. Нужно жить, чтобы мстить. А чтобы мстить — нужны мозги и сила. С мозгами Дэе повезло не очень. Все те козни, которые она обдумывала в качестве мести королю, разбивались при тщательном рассмотрении со стороны. Нужны были спокойствие и мозги Илты, у которой пока она не могла попросить помощи. Но знала, что когда она заикнется об этом, та обязательно поможет. Вместе они придумают безупречный план, который уничтожит дара, сотрет в порошок все его старания.

Мимо пробежала хохотушка-толстушка повариха, что раньше все время носила Илте еду. Дэя попыталась вспомнить ее имя, но так и не вспомнила.

— Эй, ты! Ты не видела Илту? Я весь день ее ищу.

Толстушка остановилась и низко присела в поклоне: хоть кто-то еще признает в ней власть.

— Она утром была у короля. Я видела, как она входила. Его Величество сегодня не в духе.

«Утром? Они до сих пор беседуют?»

Обычно разговоры дара с Илтой не длились так долго. Дэя подхватила подол платья и поспешила к дверям королевских покоев. Дара она видеть не хотела. Но если Илта до сих пор там, значит произошло что-то важное. Она приложила ухо к двери — ничего не было слышно, потом тихонько постучала, и, наконец, решилась войти.

Внутри никого не было.

Дэя растерянно встала посреди комнаты. Почему — то ей показалось, что мимо нее прошли события, в которых она должна была принять непосредственное участие.

С подоконника вниз спрыгнул рыжий кот, напугав девушку. Она вышла из комнаты, притворив за собой дверь.

«Где же она? Если с королем они закончили, наверное, у себя.»

Дэя вошла к Илте в комнату и застыла: сундук с немногочисленными вещами был перерыт, платья ее валялись на кровати, а маленькая пухлая служанка ковырялась на столике перед зеркалом. Заметив Дэю, она густо покраснела и отпрыгнула от открытого ящика стола, словно обожглась.

— Что ты тут делаешь? — глаза Дэи метали молнии.

— Я-я, меня послали принести чистое платье, — служанка закрылась от напрыгнувшей на нее девушки, — я ничего не взяла.

— Зачем чистое платье? Илта разучилась ходить?

— Как бы… да, она… — служанка запиналась.

— Где она? — у Дэи внутри все оборвалось от плохого предчувствия.

— Я покажу, — служанка засуетилась, подобрала верхнее платье и поспешила из комнаты. — Пойдемте, леди.

Дэя неуверенно пошла за пухлым проводником, с каждым шагом ощущая все большую и большую тяжесть.

Илта лежала в одной из соседних комнат, окруженная двумя служанками, стягивающими с непослушного худого тела одежду. Такая тихая… Такая тихая, что Дэя сползла вниз по стене. Она смотрела на таз с водой, приготовленный для омовения, смотрела на худые тонкие руки, на огромный разрез, что шел рассекая подбородок, нос и горло. На ее одежде и лице было столько крови, что сначала Дэя ее не узнала. Наверное, так же выглядела ее мать, когда они нашли ее с куском стекла в руке.

Она кинулась к безжизненному телу, расталкивая служанок и прижалась к нему рыдая. Ее мать взяла кусок стекла и распилила себе горло от уха до уха. Но тут был не кусок стекла. Ровные края раны. Ровные сильные разрезы. Дэя водила пальцами по ее лицу, всегда такому спокойному и ласковому к ней. Такие разрезы может оставить только меч. Кто мог поднять меч на королевскую ведьму? Кто разговаривал с ней утром…

Дэя сжала руки в кулаки и пламя с силой вырвалось наружу. Служанки закричали и разбежались по углам, закрывая лица от пышущего жара. Девушка дышала как загнанный зверь и мало что видела перед собой.

«Сначала отец, потом мать, моя гордость и честь, потом Илта. Он всех забрал. Он забрал у меня все!»

Дэя рванула вниз по лестнице, пугая слуг и стражу дворца. У тронного зала она остановилась.

«Нужно успокоиться. Понадобятся все силы.»

Не в ту руку она вложила нож. Илта была права. Что может сделать слабая подкошенная горем женщина против короля?

Внутри находилось еще человек пять, которые поклонились, когда она вошла. Его дауры. Дэя обворожительно улыбнулась присутствующим и быстро пошла к королю.

— Ваше Величество, я заберу у вас совсем немного времени.

«Не в ту руку ты вложила нож…»

Дэя прижалась всем телом к дару и вспыхнула огромным ярким факелом, направляя весь свой гнев, всю свою боль и ненависть в его сторону. Она слышала крики вокруг и почувствовала, как дрогнул король. Почувствовала даже запах его горелой плоти, такой приятный и тошнотворный. Больше никогда он не будет пахнуть как прежде!

«Спалить! Все спалить!»

Ликование ее достигло предела, когда внезапно дар отбросил ее назад, выворачивая руку и с легкостью ломая тонкое запястье. Дэя закричала, смешивая свой крик с ругательствами дауров и яростными словами короля.

— Тебе всегда не хватало мозгов! Кто же лезет на того, чья сила растет вместе с твоей?! Неужели ты и есть мое «изысканное блюдо»?

— Талокс, прошу тебя! — Дэя рыдала от боли, стоя на коленях.

— Заприте ее! — он швырнул девушку к ногам своих дауров.

* * *

— Нам нужен отдых, — взмыленная Ула вложила меч в ножны, оглядывая землю вокруг, усыпанную пеплом.

— Согласна, — Тáйга готова была рухнеть прямо здесь.

— До холма, — Зэсс кивнул на возвышение впереди, — там отдохнем.

Сейчас они больше всего сами походили на сказочных чудовищ, с головы до ног усыпанные темными хлопьями.

Вот уже три дня они толком не спали, карауля поочереди свои жизни.

Они дошли до пустошей, и сначала теней было немного. Редкие исключения попадались и порой даже проплывали мимо, не обращая никакого внимания на путников. Даже на Тайгу. Но чем ближе подходили они к пустошам, тем чаще видели сгустки темного воздуха у себя на пути. Стычки переросли в каждодневные сражения, а с приходом в пустоши — теней стало так много, что нормально заснуть уже не получалось. Теперь они осмелели, освоились, как говорил Зэсс, и Тáйга интересовала их куда как сильно.

Три дня редкого отдыха. Они вымотались, и даже Зэсс, которого, казалось, ничего не могло сломить, устал быть все время начеку. На открытой местности он легко убивал теней, если их было немного. Нового шрама у него не прибавилось ни одного. В отличие от Улы.

Ее глаза улавливали больше оттенков цвета. И для нее тени отличались одна от другой. Некоторых она просто не видела. Они могли проплыть совсем рядом, имея в своей гамме какой-то особенный оттенок, сливавшийся для нее с оттенком всего, что находилось вокруг. Этого Ула боялась больше всего. Тех теней, что выскакивали для нее из ниоткуда, появляясь прямо перед носом. Она стала нервной и вздрагивала при каждом звуке и движении воздуха.

Даже Тайге, толком не в состоянии удержать меч в руке, пришлось махать им. Такого как тогда в доме, больше не случалось, но еще два раза на них нападала толпа темных вихрей, вытягивая к ней свои щупальца и тут, волей-неволей, приходилось отмахиваться.

Один раз она чуть не убила Улу. Но та отбила маленький меч с легкостью и дала Тайге оплеуху. Без обид.

А Зэсс с маниакальной решимостью шел вперед, подгоняя попутчиков, кромсая направо и налево. Можно было подумать, что все происходящее ему даже нравилось. Пока не начались сами пустоши. Тут и ему пришлось не сладко.

Взобравшись, наконец, на холм, они застыли.

— Да-а-а, — уныло протянула Ула, с тоской глядя на равнину, расстилавшуюся внизу перед ними.

Она вся была заполнена колышащимся темным воздухом. Настолько плотно, что казалось, это одно большое озеро с маленькими островами то тут то там. И только далеко впереди маячила какая-то возвышенность, среди этой тьмы вздымаясь как скала.

— Это там, — она указала рукой вперед, — там проход.

— Нам туда не добраться, — Тáйга невольно перешла на шепот, боясь что вся эта масса сейчас дернется и устремится прямо к ним, — это же самоубийство.

— Но, назад я точно не пойду, — Зэсс обнажил свой меч, упрямо поджав губы, — а чтобы поднять твой геройский дух представь, как вся эта муть поплывет навстречу лакомству из людских тел.

— Как ты собираешься пройти сквозь них? Они сметут нас. — Ула оглядывала местность, пытаясь хоть за что-то уцепиться.

— А если оттащить часть?

— Всех? С равнины? Оставить одного на съедение? Дай угадаю, кто это будет, — она облокотилась о меч, — я не настолько быстро бегаю.

— Но ты можешь исчезать.

— И появиться как раз среди толпы этих тварей. О чем мы спорим, вы все равно не пройдете остальных.

— Значит, будем пробовать, — Зэсс шагнул вперед, — рано или поздно они нас заметят.

— Дхаарх каар! Да вы еще даже не начинали! — позади раздался недовольный голос, и все трое обернулись.

Недалеко от них появилось еще около тридцати фигур, вооруженных мечами, среди которых, улыбаясь широкой улыбкой зверя, стоял Ксааркаас.

— Брат! — Ула радостно приветствовала его. — Отец все же дал воинов!

— Отец скорее отгрызет себе правую руку, чем даст тебе воинов. Я собрал тех, кто не желает отказывать себе в удовольствиях, — Ксааркаас обвел своих тхаров рукой, — им не все равно.

— Тогда пусть Боги удовольствий и войны помогут нам! — захохотал Зэсс громким искренним смехом.

И они ринулись вперед, окружив Тайгу плотным кольцом.

* * *

Тáйга слышала лишь вопли, полные боли и ярости, сменявшиеся боевыми выкриками, толкаясь между высокими телами воинов — тхаров. Она старалась не выпускать из глаз Зэсса, мелькавшего то в одной трещине между телами, то в другой. Плотный круг позволял им медленно, но эффективно двигаться вперед, прорубая себе дорогу сквозь стену пепла. Один раз кто-то оступился и тут же исчез в темной пелене, сгущавшейся вокруг них. Больше такого себе не позволял никто.

За завесой из темного воздуха и поднятого пепла не было видно неба. И Тáйга совсем потерялась во времени, сколько длится этот бесконечный бой. Уже пятеро из них остались где-то в этой пелене. Тáйга представляла себе их тела, черные от бесконечных шрамов, словно обугленные. А еще думала, что будет когда они дойдут до истока этой гадости. Она чувствовала последнее время как ее сопротивление растет. Силы ее прибывали с каждым днем. С каждой убитой тенью, которую она почувствовала. Тáйга стала сильнее. Она уже без труда могла поднять меч Улы. Она чувствовала даже сейчас, как она изменяется. Может, скоро она станет настоящим дауром, зверем в обличье человека, способным противостоять десяти? А если все кончится перед этой дыркой в земле? Если она ничего не сможет сделать? Что вообще она может сделать? Встать внутри, развести руки и сказать этой нечисти стоп?

Она часто думала об этом. Спрашивала Зэсса.

— Ты поймешь, когда попадешь на место. Как сухая тряпка, ты впитаешь в себя все, что нужно.

Неудачное сравнение. Аллегория, как говорит Зэсс. Тряпка. Что если, она как тряпка ляжет здесь вместе со всеми? Если у нее не получится, назад не вернется никто. Тхары смогут исчезнуть, вернуться к себе, а Зэсс… Если у нее не получится, их с Зэссом поглотит это темное море.

— Уже близко, — Зэсс повернул к ней свое перемазанное лицо и сверкнул темными глазами.

Еще один упал…

— Держись! — Зэсс с силой вытолкнул ее вперед и Тáйга заметила два полуразрушенных свода, уходящих немного вверх. Как будто остатки двери. А внизу под ней разверзлась пропасть, черпая черноту.

Она ухватилась руками за Зэсса, отшатываясь назад, и он поставил ее на ноги, прямо над этой черной пропастью, под остатками свода, на остатках некогда каменного пола.

Все завертелось перед глазами, дикая слабость кинула ее вниз и прижала к изъеденным временем плитам.

«Как же тяжело.»

Словно одна из этих колонн упала вниз и придавила ее своим весом.

— Тáйга! — из темноты вынырнуло такое родное лицо, — Тáйга! Только не отключайся! Слышишь! Не смей отключаться, смотри на меня! Держись!

Она тонула в его темных глазах, не отражающих сейчас никакого света, смотрела на тонкий шрам через левую половину лица.

«Я хочу держаться, но так тяжело. Я хочу быть с тобой. Я даже не могу ничего сказать.»

Из глаз потекли слезы.

— Прости меня, Зэсс. Мне так тяжело… я не могу…

Он, единственный и четкий, встал перед ее туманящимся взором. Больше никого. Темные глаза вдруг поймали какой-то отблеск и отразили его, заиграв. По измазанному лицу пробежала улыбка.

— Не бойся, я помогу.

Он притянул ее к себе и прижался губами к немеющим губам.

* * *

Их оставалось девятнадцать из тридцати, когда Ула мельком кинула взгляд на происходящее в проеме. Все ее тело было покрыто темными шрамами, не желающими затягиваться, и она давно потеряла из вида Ксааркааса. Но ЭТО заставило ее остановиться на месте.

Зэсс с Тайгой в руках словно парили над темным проемом, почти не касаясь каменной плиты под ними. Слившись в единое целое, они превратились в один струящийся вверх поток, мимо которого, огибая, опаливая, но не сжигая своей смертью, просачивались наружу все новые и новые тени. Потом от потока отделилась маленькая фигурка и рухнула вниз, унося за собой темень и смерть.

* * *

Тхары расчистили пространство вокруг и убивали уже тени, сочащиеся к ним по одиночке. Толпы поредели, рассыпаясь по равнине, легкий ветер уносил пепел сражения, расчищая небо над головами воинов, а Зэсс все стоял, глядя в ставшую обычной дыру в земле.

Ула подошла ближе и положила руку ему на плечо.

— Она сделала свой выбор…

— Она? — Зэсс в недоумении повернулся к ней. — Ты действительно думаешь, что она здесь что-то когда-либо решала?

Увиденное в его глазах заставило Улу отшатнуться.

— Все еще хочешь взять меня с собой? — Зэсс с усмешкой наклонил голову вбок.

Ула сделала шаг назад, потом еще один. Она отвернулась и побрела к остальным.

Зэсс присел на край ямы, сгреб пальцами немного земли и кинул вниз.

— Все-таки, я получил свою месть.

Он огляделся вокруг. Тхары исчезли. Кое-где по равнине все еще метались легкие тени. Он поднял свой меч и неспеша пошел прочь от ямы. Потом остановился и оглянулся. Одна из теней двигалась прямо к нему. Он вынул было меч из ножен, но что-то заставило его убрать оружие. Тень приближалась, протягивая к нему свои щупальца, и он пошел ей навстречу, разводя руки, точно для объятий.

— Ну, здравствуй! — тень и человек сошлись, секунду оставаясь чужими, а потом переплелись и соединились в единое целое.

Он повел головой из стороны в сторону. Так, что хрустнули суставы. Потянулся. И захохотал.

* * *

Далеко на холме, одинокая покрытая темным пеплом фигура наблюдала за человеком.

— Ты больше не хочешь его? — израненный, с покрытым темными язвами лицом, тяжело хромая, Ксааркаас поцеловал сестру в грязную щеку.

— Он нашел свою сущность, — Ула не отрывала взгляда от равнины, — теперь он знает, кто он.

* * *

Огромная, с точки зрения Дэи, и противная тварь уже несколько дней сидела на одном месте. Или один день, а может быть, несколько часов. Время давно уже потеряло значение в этом подземелье.

Сначала она пыталась считать дни, но очень быстро сбилась. Свет не проникал в подземную темницу и солнцем ей служил факел, воткнутый в стену около решетки. Иногда он гас. И она сидела долго в полной темноте, прислушиваясь к разным шорохам, пока охранник не приходил и не приносил новый.

Впрочем, к шорохам она давно уже научилась прислушиваться: больше тут слушать было нечего. Каждый звук под землей, среди немых толстых стен, повторялся гулким эхом и раскатывался словно гром. Вот, где-то упала капля воды, прошуршала под гнилой соломой мышь или крыса. Нет, скорее мышь. Звук слабый. Крыса наделала бы чуть больше шума. Вот ползет по стене еще одна огромная мокрица, шелестя своим панцирем о камень. А эта стоит на месте. На свету. Но стоит на месте. Не желает никуда двигаться, словно именно тут, под носом у Дэи ей удобнее всего.

Она подняла руку и ткнула прочный панцирь. Мокрица издала слабый звук и упала куда-то в солому, пропадая из поля зрения.

— Так тебе!

Дэя повернулась на спину, уставившись в темный бесконечный потолок. Свод кончался где-то недалеко вверху, но он тонул в темноте и казалось, что верх находился почти там же, где звезды.

Сколько она уже тут? Этот вопрос она задавала себе почти все время. Наверное не так долго. Может, месяц, два.

Ее притащили и бросили здесь, а потом забыли. Король готовился к своей войне. Или уже давно отправился на нее. Дар ни разу не появился в темнице своей несостоявшейся королевы.

Королева! Наверное, только Дэя считала, что она может стать королевой. Видели бы ее сейчас служанки. В лохмотьях, грязную и вонючую, на охапке гнилой соломы, кишащую насекомыми, с копной свалявшихся тускло-серых волос. Бледную и побитую.

Запястье срослось неправильно и причиняло до сих пор боль при каждом движении рукой.

Так она и сгниет здесь. Одна. Брошенная всеми, преданная тем, кого любила. Глупая семнадцатилетняя девчонка, посмевшая пойти против короля.

Она с тоской и тихим удовольствием вспоминала его обожженное красное лицо со слезающей на глазах кожей, без бровей и ресниц, без волос на красном гладком черепе. С тоской, потому что жалела о сделанном. Будь у нее возможность повернуть время вспять, она бы сбежала из дворца. Далеко-далеко. Чтобы ни один даур не нашел ее. Бежала бы до тех пор, пока не была бы в этом уверена. Тогда она была сильной, могла бы за себя постоять и обеспечить себе приличную жизнь где угодно. А удовольствие примешивалось от того, что она все-таки смогла противостоять ему хоть немного. Она сожгла короля! И теперь, каждый раз дотрагиваясь до своего лица, глядя на свои руки, смотрясь в зеркало и даже видя свое отражение в воде, он будет вспоминать об этом. Она смогла!

Когда ее бросили на вонючую солому, она была уверена, что стены не удержат ее. Вот только боль пройдет и она накопит сил, чтобы выйти отсюда. Но каждый раз развивая в себе лишь умение создавать огонь, Дэя ни разу не потрудилась узнать о том, что же еще она способна сделать? Она не сочла нужным поискать древние свитки, почитать книги. Если когда-то мир населяла магия, кто-то писал о том, как ею управлять. Только теперь она понимала, насколько же она была глупой, идя на поводу у своего хозяина. Что может сделать костер в мокрой, пропитанной соломой и насекомыми темнице? Камни не горят. А подожги она хоть всю солому вокруг, она скорее задохнется от дыма или может сгореть сама на этом костре. Ведь вреда ей не причинит только ее огонь. А костер, пусть даже созданный ею из соломы, вполне способен поджарить заживо.

Дар не приходил ни разу. Да и зачем она теперь ему нужна? Опасная и неуправляемая? Он нашел себе еще двух магов. А в животах его личных пташек сидит по новому яйцу. Пусть ни одна из них не может сравниться по силе с Дэей, но четыре никудышных мага все-таки могут навести переполох во вражеских рядах. Да и какая теперь у нее сила? Без света и нормальной еды, борясь с вечной болью и жалея себя, она сама вскоре лишила себя сил. Сможет ли она вспыхнуть когда-нибудь снова?

Дэя в сотый раз подняла здоровую руку и попыталась зажечь в себе огонь. Рука наполнилась слабым голубым свечением и все. Этого света не хватит даже, чтобы осветить расстояние до своего локтя. Она опустила руку и снова заплакала. В который раз. Какая никчемная жизнь.

«Королевская шлюха.»

Она хотела легкой и красивой жизни, она ее получила. Так куда же она полезла? Укусила руку, которая ее кормит. Стала задумываться?

Где-то в отдалении раздались шаги. Дэя прислушалась. Пищу ей уже приносили, факел меняли совсем недавно. Неужели у нее посетитель? Или заполнится соседняя камера?

Она привстала на четвереньки, опираясь на здоровую руку и поджав больную, словно собака, берегущая раненную лапу.

Человек был один и нес факел. Он дошел до камеры Дэи и замер, разглядывая существо внутри, некогда претендовавшее на роль королевы.

— Дэя! — он протянул руку внутрь решетки и дотронулся до ее лица.

— Лорд Смурт? — девушка не знала, что ждать от подобного визита. Может, Рай Смурт снова стал королевским фаворитом? Дар сменил гнев на милость?

— Я вытащу тебя отсюда и увезу. В свой замок. Там сейчас мои жена и сын. Мой брат. Оттуда ты отправишься куда захочешь. Я помогу добраться куда бы то ни было.

Дэя не верила своим ушам. Что за подвох? Чего еще от нее хотят?

— Не бойся. Мне от тебя ничего не нужно. Король лишил меня статуса советника, лишил всех земель, оставив лишь один замок, и всех привилегий. Пусть это будет моя маленькая месть. Дар не убивает тебя, потому что ты ему еще нужна. А я хочу, чтобы не все его желания осуществлялись так быстро.

«Даже если он мне врет, какая разница.»

— Я хочу выйти отсюда!

Он накинул на нее плащ и повел по длинным коридорам. Дэя ликовала и боялась одновременно. Боялась, что все это окажется просто приятным сном, что так легко учуять вонь, исходящую от нее. Их остановят и вернут обратно. Боялась, что все это обман: вот сейчас она выйдет наружу, вдохнет воздух, увидит свет и тут же перед ней появится дар и запихнет еще глубже… но куда уж глубже?

Их остановили всего раз: когда один из проходивших мимо стражников поклонился и сказал:

— Лорд Смурт, король искал вас.

— Я скоро буду.

И лишь на улице, вдыхая свежий морозный воздух, Дэя повернулась к Смурту.

— Король не лишал тебя привелегий. Во всяком случае, сегодня.

Тот покачал головой.

— Карета отвезет тебя в мой замок. Это довольно далеко отсюда. Если захочешь двигаться дальше — мой брат поможет. Плыви через море. Беги. И он не найдет тебя.

Небольшая скромная карета подъехала, а Дэя все еще стояла, вопросительно глядя на Смурта.

— Сегодня он выступает. И хочет взять тебя с собой. Подчинишься ты и сделаешь, как он хочет, или будешь сопротивляться. Назад ты не вернешься. В любом случае.

— Но почему? — она дотронулась до его руки.

— Сколько сыновей было у Илты? — он ответил вопросом на вопрос.

Илта. Окровавленная куча тряпья, лежащая на деревянном ложе с огромным разрезом поперек лица и горла. Как давно это было. Как странно.

— Двое. Они погибли вместе с отцом.

Смурт смотрел мимо нее на открытую дверь кареты.

— Илта сказала, что это только начало. То, что выпустил король… дальше будет кое-что пострашнее. Она сказала, что ты должна жить дальше.

— И ты поверил ей?

— У меня не было причин сомневаться. Когда я увидел ее первый раз, она выглядела совсем по другому. Она — единственная, кто вышел тогда из храма с ребенком на руках перед тем, как его подожгли. Пошла одна к солдатам. Она знала, что делает. Кто был тот ребенок?

— Не знаю, она никогда не говорила об этом.

Глаза Смурта были полны уверенности.

— Уезжай.

Дэя тяжело залезла на приступку и опустилась на показавшееся необычайно мягким сиденье.

* * *

Скар быстро остался позади. Или ей так показалось, высматривающей в окне все, казавшееся новым для нее. А за городом открылись поля. Укрытые тонким слоем снега, они превратили окрестности в бескрайнюю белую пустыню с черными пятнами воронья и дорожных проплешин.

Дэя вдыхала морозный воздух и улыбалась измученной улыбкой. Не все ли равно, какая жизнь ждет там. Главное, что она выбралась отсюда. Она накопит сил, сможет постоять за себя и скрыться. И, если только не сам опаленный король явится за ней, она убьет каждого, кто попробует вернуть ее обратно.

Она задумалась над словами Смурта. Что общего могло быть у сумасшедшей старой женщины, рассказывающей о своих якобы пророчествах королю и его советника. Дара забавляло то, что она говорила ему. Забавляли их разговоры. Так он рассказывал Дэе. Или он и тут ее обманывал и в пророчествах Илты была правда? Что же она наговорила королю, заставив сделать себе такую улыбку? И что сказала его советнику, что он решил спасти жизнь королевской шлюхе, вытащив ее из тюрьмы?

Зима в этом году была очень холодной и бесснежной. Почти два месяца стояли морозы, но не упало ни одной снежинки. Только мертвая изморозь поутру. Снежный покров, который видела Дэя, проезжая мимо полей, был первым снегом за всю зиму. Но она об этом не знала.

Она не закрывала занавески на окнах, стараясь впитать в себя этот дневной свет. Ей казалось, что он придает ей силы. Дорога была пустынной и некому было разглядывать изможденную женщину с глубоко запавшими глазами в глубине неказистой кареты, кутавшуюся в теплый плащ.

Только один человек встретился им на пути до того, как Дэя погрузилась в неровный сон. Молодой привлекательный воин в богатом подбитом дорогим мехом плаще на вороном танцующем жеребце. Наверняка он заставил многие сердца биться сильнее. И заставил бы еще больше, если бы не холодный тяжелый взгляд темных глаз из-под взлохмаченных густых темных волос, да кривой тонкий шрам, пересекающий лицо с левой стороны.

 

Эпилог

Оруженосец мучался с последней застежкой на доспехах, когда дар услышал шум.

— Ты слышишь? Что там происходит?

Кудрявая голова на секунду прервалась и задумалась над ответом.

— Похоже, ваши лорды спорят о том, кто поведет первый натиск, Ваше величество.

— Похоже, там уже пошли мечи в ход, — дар раздраженно отпихнул неумеху от себя, — какой толк начинать войну, если они поубивают друг друга не выходя за пределы дворца!

Он шагнул к двери и пинком распахнул ее. Открывшаяся перед ним картина стала полной неожиданностью.

Посреди зала обнажив мечи замерли три лорда напротив молодого мужчины в темном подбитом мехом плаще, а позади, сгрудившись в дверях и тяжело дыша, застыла стража, явно не зная что им делать. Все повернулись к королю.

— О! — незнакомец брезгливо поморщился, глядя на дара, — это с тобой недавно приключилось? — рукой в перчатке он обвел кругом лицо. — Знаешь, народ любит симпатичных правителей.

— Позвольте закрыть этому щенку пасть! — рявкнул Огмар.

— Ты кто такой? — король поднял руку на лорда, приказывая помолчать.

— Ты гонялся за мной несколько месяцев, а теперь совсем про меня забыл. Вот я и явился. — парень поклонился, взмахивая полой плаща. — Заметь, я не покалечил ни одного из присутствующих, — он похлопал перчаткой по мечу, так и оставшемуся в ножнах, а теперь я им даже сочувствую: лицезреть такую образину каждый день!

— Закрой свой поганый рот! — к нему ринулся Огмар, но был легко отброшен назад.

— К тебе я не имею ничего личного, — парень шагнул вперед, доставая, наконец, из ножен свой меч, странно сверкнувший на свету, — это по просьбе одной девушки.

Король вынул свой меч.

Незнакомец не спеша подошел к нему, откидывая с глаз и со лба темные пряди непослушных волос. Дар заметил, что на левой половине лица, чертя странную кривую, у него проходит тонкий давнишний шрам. И ухмыльнулся.

— А мне твой труп притащили. Уверяли, что сожгли.

— Как видишь, гореть у меня получается не очень. Чего о тебе не скажешь. — незнакомец снова состроил гримасу отвращения, продолжая разглядывать короля.

— Хорошо, что не придется за тобой снова бегать, — меч дара сверкнул, описывая дугу, затем еще одну и отлетел в сторону, тяжело звякнув о каменный пол.

— Не придется, — перчатка схватила его за шею, легко отрывая от пола, — тебе ни за кем не придется больше бегать.

Темные глаза приблизились к задыхающемуся королю.

— Ее звали Тáйга. Ты убил ее.

Тело завоевателя перестало дергаться, разнося по залу запах опорожнившегося кишечника. Незнакомец приблизил свое лицо к побагровевшему обожженному лицу бывшего дара, вдохнул носом воздух и на мгновение закрыл глаза. Потом выпустил труп, шмякнувшийся о пол как мешок с дерьмом и повернулся к онемевшим присутствующим.

— Эффектно? Люблю публичные выступления! Жаль, нечасто выпадает такая возможность. Ну что вы встали столбами? Король умер. Да здравствует король!