Дирок неспеша ехал по опустевшему городу, высматривая за каждым углом врага.

Война для него не удалась. Ни доблести, ни славы, ни удовлетворения от победы. Получив в самом начале удар тренировочным копьем, он свалился на весь период завоеваний. Копье прошло под ребро, чуть не задев легкое. Выкарабкавшись, спустя многие месяцы из смертельных объятий, Дирок оказался накрепко привязан к дому. А когда, наконец, смог сесть на коня и добраться до своих — вновь оказался связанным, но уже собственным отцом, посчитавшим, что на долю единственного наследника выпало достаточно, чтобы сложить голову в первом же бою и оставить земли многочисленным дочерям.

Ускользнуть от пристального ока родителя он смог только теперь, когда вся слава давно уже поделена. Город взят и завоеватели празднуют победу, добивая остатки армии талоров.

Досада от неблаговидной своей участи съедала его тем сильнее, что гораздо более молодые его соплеменники уже добыли себе расположение, блага, земли и титулы. И эта война, уже вошедшая в летописи и эпосы, никак не затронула его самого. Все показали свои возможности. Все, даже самые зеленые юнцы, но не он. Столько тренировок впустую. С таким же успехом он мог сидеть дома рядом с сестрами, вышивая очередной замысловатый лоскуток.

— Помогите! Скорее, сюда!

Крик застал его врасплох. Он ожидал врагов снизу, но не сверху. Глянув на окно, он увидел мелькнувшую там фигуру женщины с темными распущенными волосами.

«Грабеж и насилие запрещены. Тот, кого поймают, будет казнен на месте. Мы пришли, чтобы здесь жить.»

Такой приказ от дара. Но кто проследит за всеми наемниками? Если ему не удалась воинская слава, может удастся спасти кого-нибудь? Или поймать даура. От этого Дирок бы тоже не отказался. Так много насмешек он выслушал за последнее время от своих соплеменников. Выставить одного из них перед всеми показалось ему настолько привлекательным, что он ринулся в дом, доставая на ходу меч.

Распахнув дверь, он ворвался внутрь и лишь краем глаза успел заметить тень позади него, за дверью.

Он отпрянул вправо как раз вовремя, чтобы нож в неумелых руках прошел мимо. Женщина, прятавшаяся за дверью тут же развернула назад руку и в этот раз ее удар был удачнее: металл прошел, распоров ткани предплечья.

Если бы он надел доспех, Дирок даже внимания бы не обратил на подобный выпад. Но удирать от отца пришлось в спешке. Да и армия талоров не годилась в достойного противника дауру, чтобы ехать в полном боевом облачении.

Острый нож легко прошел через рубашку и рассек мышцу, пройдя неглубоко, но чувствительно. И только тут Дирок рассмотрел нападавшего. Та самая женщина, что звала его на помощь в окне, теперь отчаянно махала своим оружием, пытаясь всадить его как можно глубже.

И он вскипел. Вся досада, обида и негодование вылились в его ответе: он легко отбил нож и пришиб ее к полу, нанося удары ногами. Он яростно отхлестал ее по красивому лицу и разбил одним ударом в кровь скулу, выбивая зубы. Когда его пальцы сомкнулись на нежной тонкой шее, она еще пыталась сопротивляться, протягивая к нему свои руки и царапая его лицо ногтями.

Дирок с каким-то диким удовольствием смотрел, как закатываются ее глаза и слабеют руки, а потом задрал платье и вошел в нее, тут же пролившись горячим семенем. Затем встал, пнул ее сапогом в живот, и вышел в открытую настежь дверь.

На улице он поймал своего коня и, ударив по бокам бедное животное, что есть мочи помчался прочь.

Его эйфория прошла только когда позади осталось множество домов и маленьких улочек, с редкими бегущими по ним людьми.

Тут до него дошло, что он наделал.

«Грабеж и насилие запрещены. Тот, кого поймают, будет казнен на месте…»

Дирок смотрел на свои руки и не понимал, что на него нашло. Что так взбесило и что могло привести к такому безумию?

Потом он повернул коня и кинулся искать тот дом. Если эта женщина осталась жива, то для него все может окончиться еще плачевнее.

Он рыскал по одинаковым улочкам, заскакивая то в один дом, то в другой. И, когда наконец, нашел нужный, внутри уже никого не оказалось.

На полу, на том месте, где он душил свою жертву, осталась мерзкая вонючая лужа, но женщины ни в доме, ни рядом не было.

* * *

Илта с трудом пришла в себя настолько, чтобы попытаться подняться на ноги. И ее тут же вывернуло от подобной попытки.

Горло горело.

«Я словно змея, только что изрыгнувшая свой яд наружу».

Встав на четвереньки, она дотянулась до валявшегося неподалеку ножа.

«Как же глупо все вышло».

Приставив нож к горлу, Илта почувствовала холодный металл. Руки затряслись и нож вывалился, прозвенев по полу. Боги смерти не получили сегодня ни одной смерти из задуманных ею.

В животе жгло, словно она проглотила головню.

Боги смеялись над ней. Она просила обойти войну их край стороной, а война забрала с собой троих ее мужчин, она просила вернуть их живыми, а Боги посчитали, что не обойдутся без них в своих долинах. Она молилась и просила легкой смерти, а ей послали насильника. Даже выпитый яд был отринут ее желудком.

Но свою смерть она все равно найдет.

Илта встала с колен и шатаясь побрела к распахнутой двери. Какая теперь разница, кто будет ее убийцей?

Она брела по опустевшему, непривычно тихому, будто затаившемуся городу. Изредка, где-то вдалеке слышался топот копыт и отдаленные, приглушенные крики. Воздух доносил до нее легкий запах гари, в окнах тихих домов шевелились тени притаившихся там жителей, со страхом ожидающих своей участи.

Мимо проехал отряд захватчиков. И женщина покорно опустила голову, ожидая удара.

Но они не обратили на нее никакого внимания.

Потом она увидела три трупа. Последние защитники Скара ушли с честью: тела были искромсаны мечами до неузнаваемости.

Перед одним из домов Илта наткнулась на молодую женщину, окруженную четырьмя детьми. Самый старший, которому на вид было не больше десяти, цеплялся за юбку матери и старался спрятаться от незнакомой окровавленной женщины с перекошенным лицом и ртом. Самый младший лежал на руках бледной матери, завернутый в пеленки.

Ее лицо показалось знакомым Илте. Без тени интереса она машинально спросила:

— Куда вы?

— В храм.

— Лучше остаться дома.

— Нет! Пошли с нами. Они не тронут храм. Не посмеют.

Илта хотела было объяснить, что в храме ей делать нечего, и она ищет не безопасности, а как раз наоборот, но вместо этого с ее губ слетело:

— Не в этот раз. Храм будет разрушен.

Она сама не поняла, с чего взяла эту глупость. Богов никогда не трогали. И почему она решила, что храм будет разрушен? Даже не разрушен, а стерт с лица земли: она отчетливо видела пред собой его черные останки.

— Лучше остаться дома. — она побрела дальше. В общем-то, ей наплевать, послушает ли ее молодая мамаша. Ее никто не слышит. Даже те, к кому она усердно взывает уже так давно…

Илта остановилась. Вдруг, ее будто осенило.

«Боги смеются надо мной».

А что, если Боги не смеялись? Что, если они умирали вместе с ними? Они требовали ее жертвы, а теперь она должна умереть вместе с ними?

Илта повернулась и направилась к площади на которой стоял храм.

Внутри было душно и жарко. А еще воняло множеством потных тел и страхом. В центре, перед главной статуей молились на коленях, остальное же пространство было заполнено испуганными, жавшимися к друг другу людьми и ревущими детьми.

«Сказать им, что они все умрут?»

Илта подошла к маленькому окошку наружу. На площади перед храмом собирались дауры. Сначала там стоял один отряд, теперь же к нему подтянулись новые. Высокий, с редкой проседью человек, отдавал распоряжения, изредка поглядывая на людское скопище за стенами. Словно мог видеть каждого из них сквозь камни.

«Сказать?»

На самом деле ей было наплевать, увидит ли кто-то из этих людей еще раз рассвет. Боги не дали ей выбора и направили каждого из присутствующих именно в это место. Какая разница, умрут они сейчас или позже? То, что завоеватель принес с собой и принесет еще, гораздо страшнее всех этих смертей. Откуда она это знала?

Илта отошла от окна и громко сказала:

— Они сожгут это место. Для них нет святынь. Тем, кто хочет жить, лучше уйти. — и замолчала, равнодушно отвернувшись.

Никто не обратил на ее слова никакого внимания. Что ж, она сделала свое дело.

Илта пошла к центральной статуе, опустилась на колени и начала свою молитву. Она молилась о встрече со своим мужем и сыновьями. Эта жизнь уже закончена для нее. Боги выбрали ее путь. Величественная статуя Матери и Отца взирала на нее сверху вниз.

— Няня, пойдем домой. Мне тут не нравится. — рядом маленький мальчик теребил стоявшую на коленях пожилую женщину, — пойдем отсюда.

— Тут безопасно, не бойся. — та приоткрыла глаза и тут же снова ушла в молитву.

— Я есть хочу. И домой хочу, — он требовательно потянул ее юбку на себя. Потом уперся ногами и попытался сдвинуть таким образом женщину с места, — пойдем!

Илта покосилась на них, негодуя, что ей мешают сосредоточиться и так и вперилась взглядом в мальчика. Потом широко улыбнулась окровавленным ртом, поднялась с колен и подошла к женщине с ребенком.

— Уходите отсюда, — Илта неотрывно смотрела на мальчика, — ему не нужно здесь оставаться. Ты же хочешь отсюда уйти? Здесь жарко и гнусно пахнет.

Ребенок в ответ охотно закивал.

— Пойдем, — она протянула ему руку, — поищем место поприятнее.

— Никуда он с тобой не пойдет, — нянька тяжело поднялась, подбоченившись, и потянула ребенка назад, пряча себе за спину.

Илта застыла, глядя на исчезнувшую за грязной юбкой головку с большими яркими серыми глазами. Потом яростно отпихнула няньку, схватила ребенка в охапку и понеслась что есть мочи к выходу, распихивая людей и не обращая внимания на охи позади.

Мальчик был тяжелым, оттягивая руки. Хорошо, что он ничего толком не понял и не начал брыкаться. Пробегая мимо молящихся людей, Илта что-то бормотала ему. Что-то успокаивающее и ободряющее, стараясь не вызывать панику. Сзади она слышала вопли няни мальчика, но старалась не обращать на них внимания.

Оказавшись на улице, она на мгновение зажмурилась от яркого солнечного света. Перед ней, выставив мечи, стояли захватчики.

Она направилась прямо к ним, поддерживая сползающего вниз ребенка. Оглянувшись, она увидела, что няня испуганно остановилась в дверях, не решаясь приблизиться к солдатам.

— Я хочу уйти. — Илта прижала к себе испуганного мальчика и спокойно посмотрела в глаза высокому дауру с редкой проседью в волосах.

Он сделал жест рукой, и солдаты расступились, пропуская их. Сзади раздался женский вопль, полный отчаяния.

— Ничего, — Илта шептала на ухо мальчику, пронося его сквозь ряды солдат и удаляясь от храма, — я отведу тебя туда, где тебе будет хорошо, и не страшно.

— А няня придет? — серые яркие глаза с интересом изучали ее побитое и кровоточащее лицо.

— Не знаю. Но о тебе позаботятся.

— А сестра?

— А где твоя сестра?

— Не знаю.

— Она была в храме?

— Не знаю.

Илта на мгновение остановилась, обдумывая, но тотчас же ринулась снова вперед.

— Давай мы сначала позаботимся о тебе.

— А игрушки у тебя есть?

— Думаю, найдем. Как тебя зовут?

— Эйон.

* * *

Высокий даур внимательно проводил взглядом фигуру женщины с мальчиком.

— Почему бы не выпустить остальных? — стоящий рядом темноволосый мужчина проследил за его взглядом.

— Она словно почувствовала. Может, она — то, что ищет король. Остальные выбрали себе Богов. Это приказ дара. А-айк!

— Лорд Смурт? — к нему подбежал воин с широким рубленым шрамом на лице.

— Заприте храм и сожгите.

* * *

Илта успела отправить мальчика подальше из этой страны, подчинившейся воле победителя. Яд сделал свое дело, хотя и не так, как она планировала. Высосал жизнь и превратил ее за две недели в старуху. А теперь она сидела и смотрела на кинжал в ее руке.

Улыбаясь чему-то своему, она перевела взгляд на требовательные глаза Дэи.

— Сделай это!

Илта спокойно разжала руку, с удовольствием слушая звон тонкого лезвия, упавшего на каменный пол.

Дэя разрыдалась и женщина прижала ее к себе, гладя золото волос сморщенной костлявой рукой.

— Не в ту руку ты вкладываешь кинжал… не в ту руку…

* * *

Они сидели на пороге нового дома. Усталые, с новыми темными шрамами, проглядывающими сквозь порванную одежду и задумчивыми лицами.

Тáйга нервно спала внутри, укутанная в два одеяла и накрывшись с головой. Дождь перестал, и серое безрадостное небо висело грустными клочьями туч над брошенной деревней.

Ула потянула носом и вытерла ладонью лоб, отбрасывая прилипшие к нему волосы.

— Хочешь сказать, ты не заметил трупов?

— Заметил. Она не могла больше идти. Да и сейчас не может. Мы останемся тут, пока ей не станет лучше.

— А потом она сама учует вонь местного кладбища?

— Она поправится быстрее. Сейчас мы никуда не пойдем.

— Она не похожа на ту, кто поправится. Зэсс, — Ула коснулась его рукой, — сегодня все могло плохо кончиться.

— Мы не были готовы. Я не был готов. Да и пространство не располагало. Я сквозь стены ходить не умею. Но девочка справилась. И до сих пор жива.

— Она слишком больна. И не доживет. — Ула наклонилась к нему. — Пойдем со мной. Сейчас. У вас ничего не получится.

Он неторопливо вынул свою руку из ее ладони.

— Она выживет. Я знаю. И мы пойдем дальше.

— А если там их будет больше?

— Поэтому нам нужна твоя помощь. И помощь твоего братца. И еще нескольких жаждущих здешних удовольствий. Тогда она дойдет. И попробует.

— Она не дойдет. Идем со мной сейчас. Я прошу, — голос ее изменился. — Я знаю твое имя! Знаю тебя настоящего!

— Имя? Даже я сам не знаю себя настоящего.

Она наклонилась к нему близко-близко. Так, что их дыхание смешалось. И шепнула.

Он криво усмехнулся, ловя ртом ее запах. Потом встал, поворачиваясь к дому.

— Мое имя Зэсс. Иди. И приведи помощь.

Ула поджала губы и встала рядом с ним, почти касаясь носом.

— Твое имя не Зэсс и никогда не будет. А я вернусь. Обещаю.

* * *

«Куда пропала эта рыжая бестия?»

Рука невольно тянулась к коленям и не находила пушистого загривка. Он даже не знал, кот это был или кошка. Не мог вспомнить наглую морду, хотя несколько раз смотрел на нее. Он просто привык, что этот рыжий комок вечно под рукой, доступен для щипания и поглаживания. А теперь рука прямо чесалась, не находя занятия. Вот уже несколько дней проклятая тварь где-то шляется.

Дар был не в духе: люди осадили проход, пытаясь попасть в безопасное место и периодически на границе происходили стычки. Милость пройти доставалась не каждому. Недовольных было много. Но это мелочи.

Сосед активно готовился к войне, собирая войска и делая наглые вылазки. Дар тоже готовился к войне. И тоже собирал войска. Потуги соседа были мелочами, но заставляли убивать время на улаживание разногласий по поводу разоренных поместий. Все понимали, что скоро дауры выступят и начнется война, не в пользу соседа. Но как только она начнется, с этим мелким ущербом разбираться уже никто не будет, поэтому спешили оттяпать компенсацию себе сейчас. Но, опять же, это были мелочи.

Еще Дэя стала вести себя странно. Немного отстраненно. Видимо, все же подпаленная деревня никак не уляжется в этом тупом умишке. Он стал добр к ней, и это возымело действие. Пусть носится со своими платьями, дворцом и садом. Скоро ее силы понадобятся. Так что, это мелочи.

Его «пташка» забеременела. Это было хорошей новостью. Конечно, он ожидал этого от Дэи, но похоже, что это плод, хоть и красив снаружи, гнилой внутри.

Только вот мозги у забеременевшей все отошли к плоду. Девочка и так ими не отличалась, а тут совсем стала как дерево. Он приставил к ней кучу служанок следить, как бы она чего с собой не сделала.

Главное, что семя проросло и получится из него что-то совсем необыкновенное. Так что, все остальное мелочи.

Еще был Смурт со своей нелепой оплошностью. Девчонку так и не нашли. Но труп бродяги, унесшего свою тайну с собой в могилу, все-таки грел душу. С его смертью одной проблемой все же стало меньше.

В целом, дела у дара шли как нельзя лучше. Все, что случилось, он предусмотрел. Предусмотрел он и эти досадные мелочи, которые раздражали, накапливаясь. Тогда тем более становилось непонятным такое его раздражение по каждому поводу. Неужели во всем виноват этот меховой комок, блах бы его побрал!?

Или то, что дар никак не мог выспаться? Темные круги под глазами рассказывали о пустых ночах. С тех пор, как сокол принес весть о беременности, король стал спать плохо. Не совсем с тех пор. Потребовалось время, чтобы осознать, что его семена дали всходы. Потом сжиться с этой мыслью. А потом пришли сны.

Во сне он лежал на своей широкой кровати и не мог пошевелиться. А маленький ублюдок, сморщенный и красный, улыбаясь беззубым ртом, со стекающей сбоку слюной, подходил все ближе и ближе, протягивая к нему свои руки. Где-то позади смеялась безумным смехом его безмозглая мать, а он все приближался, капая слюной уже на его простыни.

Не в силах шевельнуться, дар смотрел, как руки все ближе и ближе, затем они касаются его шеи и сдавливают. А ублюдок все улыбается, капая слюной ему прямо на лицо. Он пытается закричать, но горло уже не служит ему, и вырываются лишь жалкие хрипы. Последнее, что он помнит из своего сна, как предательское тепло разливается под его задом.

Этот кошмар продолжается ночь за ночью. Дар вскакивает, весь мокрый от пота и с ужасом озирается вокруг. Один раз ему даже пришлось вылить на постель два кувшина вина, чтобы скрыть следы ночных кошмаров. Он впервые обмочился. И готов был сию же минуту сжечь постель, лишь бы слуги не узнали об этом. Король! Завоеватель!

Илта скользнула в комнату, и он вздрогнул от ее пролетевшей по стене тени.

«Голова шалит. Нужно попросить жреца приготовить успокаивающего настоя.»

— Ты сегодня особенно бесшумна, — дар попытался создать иронию в своем голосе.

— Когда подпускаешь опасность слишком близко, — Илта дотронулась рукой до стены и пошла вдоль комнаты, — и живешь с ней рядом, привыкаешь очень быстро и перестаешь ее замечать. Но даже в самых изысканных блюдах может скрываться яд.

— Неудачное сравнение себя с изысканным блюдом. Значит, ты сегодня несешь мне опасность?

— Всегда несла.

— У-у, — дар раздраженно дотронулся до пульсирующих висков, — не знаю, что на тебя сегодня нашло, но я не расположен играть в игры.

— А я не играю. Ты же хотел пророчеств, сегодня я особенно удачлива на них.

— Что-то мне подсказывает, что они сегодня мне не понравятся. Тогда не стоит о них говорить.

— Король желает слушать только добрые вести?

— Король желает, чтобы странная женщина оставила его сейчас в покое и не нуждается в ее болтовне.

— Но болтовня этой женщины помогла ему найти двух магов, пустить свои корни в одной испуганной бедной «пташке» и в одной безумной «пташке». А еще одна «пташка», хотя и не в силах снести яйцо, все же подчинена воле своего хозяина и делает его все сильнее. Еще болтовня этой женщины позволила ему потопить десять кораблей соседа, ничем себя не обнаружив, и…

— И сейчас она получит хороший пинок, если думает, что ее услуги столь неоценимы, что без них не обойдутся в дальнейшем. Пошла прочь! — дар со злостью водил усталым взглядом блуждающую кругами по комнате Илту.

— В этот день мне сказали, что у меня больше нет ни мужа ни детей, — женщина уставилась прямо на дара.

— Так возьми вина и напейся!

— У тебя тоже не будет детей, завоеватель. Твое семя не даст всходы, ребенок умрет в утробе, а второй умрет вместе с матерью. Ты предал тех, кого должен был защищать. Предал свое племя. Ты не оставишь потомков после себя. Некому будет даже придушить тебя в постели, чтобы захватить трон. Потому что трона не будет. Твоя война будет проиграна.

— Ты либо уже пьяна, либо вконец обезумела, — король вскочил, опрокидывая кресло и стол, за которым сидел. В два прыжка, как хищный зверь он оказался подле нее и вцепился в горло рукой, отрывая от пола.

— Ты спрашивал зачем я здесь, помнишь? — она смотрела ему в лицо и смеялась, — почему я сама пришла? Может, я пришла посмотреть на убийцу своего мужа и детей? Может, чтобы быть рядом и наблюдать? Может, я просто устала и хочу прожить остаток жизни в роскоши, обложенная мягкими подушками и вкусной едой? Быть рядом и наблюдать! Я пришла увидеть, как ты сдохнешь, даур! Вот тебе последнее мое пророчество!

Он сжал ее горло так сильно, что она почти перестала биться, глаза выкатились из орбит, а лицо побагровело, но затем разжал хватку, и Илта мешком упала на пол.

— Тебе взбрело в голову уйти именно сегодня к своей семейке? Я не доставлю тебе такой радости, — виски снова свела судорога. Он отвернулся от еле шевелящейся женщины.

Илта с трудом откашлялась и что-то достала из складок платья.

— Жаль, дар. Очень жаль. Я ведь даже нашла себе кампанию…

Мгновение король смотрел на предмет у нее в руках, потом молнией сверкнул меч, и кровь хлестанула из разрезанного горла и лица, заливая костлявую шею и грудь, стекая дальше на темное платье, просачиваясь сквозь ткань и собираясь внизу, на полу, окрашивая в яркий цвет выпавший из рук женщины рыжий кошачий хвост.

* * *

Белая большая грудь с крупными темными сосками колыхалась прямо перед носом Ксааркааса. Он пытался поймать один из них губами, когда она вдруг стремительно стала удаляться.

— Дхаарх каар! В тебе нет ничего чувственного! — он недовольно смотрел как собирает одежду выкинутая из постели пассия, а над ней стоит надсмотрщиком Ула. — Ты могла бы дать нам закончить! — Он с тоской проводил взглядом улепетывающую служанку и перевел глаза на свой поникший стержень. — Смотри, что ты наделала. Теперь расстройство на целый день!

— Еще наверстаешь, — Ула кинула свой меч рядом с ним на кровать, — когда ты последний раз был у людей?

— Дай подумать, сестрица, сразу так и не сообразишь, — он закинул ногу на ногу, открывая ее взгляду свой зад, — постой! А разве наш отец не запретил строго-настрого туда ходить? С тех пор ни шагу!

— Ксааркаас, ты знаешь, что они расползаются и их стало намного больше?

— Ула, не занудствуй. Ты пришла читать моим ягодицам нотацию? Если бы я этого не знал, ты бы меня точно тут не нашла.

— Мне нужна твоя помощь.

— Конечно, мой зад весь во внимании.

— Ксааркаас, я иду к отцу просить, чтобы он послал туда воинов. И мне нужна твоя поддержка. Красноречие твое можешь оставить для своих шлюх. Просто молчи и кивни головой, когда будет нужно.

— О, прости, я так возбудился от этой миссии. Ты действительно думаешь, что наш папочка снимет воинов со стен и отправит их спасать неизвестный ему мир? Сначала притащи ему парочку людишек на закуску. Чтобы распробовал. Более бредовой идеи я от тебя еще не слышал.

— Только кивок головой! — Ула отчетливо произнесла слова. — Больше ничего! И я буду тебе обязана.

— Я подумаю. — Он улыбаясь смотрел на развернувшуюся злую сестру. И крикнул ей вслед, — Смотрю, у тебя шрамов поприбавилось!

* * *

Отец подписывал какие-то бумаги, когда Ула с братом вошли в тронный зал. Она опустилась на одно колено, склоняя голову, а Ксааркаас застыл статуей у входа, делая вид, что забрел сюда случайно.

Старый Харгл был великаном и, несмотря на свой возраст, мог померяться силой с любым воином в крепости. Он кивнул дочери и сморщился, переведя взгляд на сына. Дочитав бумагу и черкнув в ней что-то, Харгл отдал ее стоявшему рядом тхару. Тот, поклонившись, удалился.

— Неужели случилось Великое несчастье, заставившее вас объединиться? — он обратился к детям.

— Отец, я пришла просить помощи, — Ула выступила вперед, — в мире людей…

— Я запретил туда ходить! — громовой голос Харгла рыком разнесся под высокими сводами Последней крепости.

— Я знаю про твой запрет. — Ула чуть шатнулась назад. — Но я нарушила его. В том мире появилось существо, которое похоже на нас. Он так же далек от людей, как и мы. И сейчас он и девушка идут к порталу. Они могут попробовать закрыть его…

— Это не наше дело!

— Выслушай меня, правитель Последней крепости! Девушка довольно сильна. Но они не дойдут туда вдвоем. Я прошу лишь несколько воинов им в помощь. И она попробует закрыть эту дыру!

— Несколько воинов?! — голос его звучал подобно грому, — ты просишь армию в другой мир?! Мир, который я запретил! Ты просишь снять воинов со стен, чтобы помочь другому миру?! Где твоя голова, Ула?! Ты подвергаешь опасности всех нас! У тебя под боком пропасть, из которой в любой момент может полезть такое, о чем даже представить себе сложно, а наша сила слабеет. И ты просишь меня убрать оттуда еще тхаров!?

— Скоро пропасть будет у нас не только под боком, — Ула собрала всю ярость, которая в ней была, — еще она будет у нас над головой, когда тени из другого мира посыпятся прямо к тебе в тронный зал!

— Никто не знает, что будет в том мире! Найдут ли они дорогу сюда? Мы нашли этот путь совсем недавно, хотя тысячи лет жили здесь. Могут пройти еще тысячи лет, прежде чем они поймут, что могут пойти дальше!

— Или они поймут это гораздо быстрее. Но станет слишком поздно для нас, так как уже не останется ни одного поглотителя, способного загнать их обратно! А мы потеряем этот мир, как потеряли свой!

— Что ты говоришь, девчонка!? Мы здесь уже тысячи лет…

— И кого ты видел еще за эти годы? Под боком у тебя пропасть а на стену лезут из лесов долроги! Кто еще есть в этом мире? Сколько писем ты отправлял? Сколько воинов? Никто не вернулся. Вокруг лишь мертвый лес и мертвый мир! Мы остались одни!

— И мы должны защищать то, что осталось!

— А что осталось? Последняя крепость и две тысячи защитников?! Когда ты последний раз видел в крепости ребенка? Знаешь, сколько твоих воинов побывало у меня между ног? Ни один не оставил свой след! Мы вымираем! И нам нужна новая кровь! Нам нужен новый мир, куда можно будет уйти!

— Ты предлагаешь тхарам спариваться с людьми, как животным? Почему тогда не с долрогами?

— Твоему сыну это не претит так, как тебе, — Ула не глядя ткнула рукой назад. И Ксааркаас заулыбался.

— Ему мало что претит. Неудавшееся продолжение рода Харглов!

— Но большего у тебя не будет! И мне не претит подобное, если это нужно для выживания. Люди способны выносить наше семя. А тот, кто идет сейчас к дыре, способен дать нам гораздо больше! И он может стать новым защитником крепости! А если нас станет больше, мы можем пойти сквозь леса. Мы можем найти еще тхаров! Или убедиться, что больше нет нашего мира и заселять его вновь! Но сейчас твои воины умирают, их убивают долроги. Кто останется здесь спустя сотню лет? Твои женщины молят Великие звезды о детях, а твои мужчины больше неспособны дать им живое семя! Даже ты, Правитель Последней крепости, ты не способен зачать ребенка!

Харгл преодолел несколько шагов, отделявших его от дочери и влепил ей пощечину, больше похожую на удар кулаком, оставив длинный кровавый след от тяжелого перстня на ее щеке.

— Ни один воин не уйдет со стен! Я сделаю вид, что этого разговора не было. И тебе лучше уйти сейчас.

Ула с отчаянием оглянулась на брата, прижимая окровавленную ладонь к щеке, ища помощи и поддержки и тот кивнул в ответ.

Харгл вышел из зала, оставив их вдвоем.

— Я просила твоей помощи! — она сорвалась и теперь почти кричала. — Первый и последний раз я просила тебя о помощи, а ты!!!

— Ты просила кивок и ты его получила, — Ксааркаас улыбнулся, раскланялся перед ней и вышел вслед за отцом.

* * *

Жар не спадал у Тайги три дня, и еще неделю она отходила от болезни. Ула ошиблась, она не умерла, но была где-то рядом. И все время она чувствовала присутствие Зэсса. Он менял повязки на лбу, обтирал мокрое от пота тело, готовил еду, сохранял в доме тепло и спал рядом на кровати. Когда Тайге полегчало, она с удивлением смотрела, как этот самовлюбленный тип носится с ней, проявляя странную и необычную для него заботу.

Зэсс стал для нее целым миром. Готовая идти куда угодно за ним, она не представляла существования без него. Без его сильных рук и насмешливого голоса. Не было ласки, не было теплоты, но она не видела его равнодушия, принимая заботу за проявление любви. Несколько раз слова готовы были слететь с ее губ, и только вычитанная в книжках истина о скромности и терпении девушки останавливала.

Когда ей стало легче, она снова вспомнила тот ужасный бой в доме. И он показался ей кошмарным сном. Казалось, они уже давно живут вместе в этом домике на краю земли, где нет больше никого. Только двое.

Вечером она придвинулась ближе к устраивающемуся поудобнее Зэссу и спросила, был ли тот бой на самом деле.

— Был. И будет еще. Так что научись хотя бы отмахиваться своим мечом, когда поправишься. Пригодится.

— Научусь. Тебя ранили?

Он отвернул край рубашки и показал темный свежий шрам на груди и предплечье.

— Нас спасла Ула. Не приди она вовремя, не уверен в счастливом исходе.

Тайге не понравилось, что она опять обязана Уле.

— Она не приходит больше.

— Она придет, — Зэсс очень уверенно ответил и закрыл глаза. — Для нее это много значит.

— А я? Я была сильной? — кончиками пальцев она вновь отвернула рубашку и дотронулась до шрама на груди, гладкой, как у подростка.

— Ты жива, это главное… — Зэсс открыл закрытые было уже глаза и посмотрел на девушку, прикоснувшуюся к его шраму на груди губами.

— Тáйга, мне эти порывы не нужны.

— А от Улы нужны? — Она обиженно выпятила губу.

— Если будут нужны, обязательно скажу ей об этом, намажусь медом и попрошу облизать с головы до ног.

— Зэсс, я…

— Спи. Если сезон дождей в этой местности подошел к концу завтра отправимся дальше.

— Тебя не пугает то, что произошло?

— Еще как пугает. У меня шрамов и так хватает.

— Но ты все равно пойдешь дальше.

— Есть великие цели, от которых не отказываются, — он усмехнулся, — у меня как раз такая.

— А ты не заметил, что тут какой-то странный воздух? Будто пахнет все время чем-то, чем-то…

— Спи уже, — он недовольно двинул ее ладонью в лоб.