Они не разговаривали. Весь прошлый день и весь этот. Просто шли молча. Вместе, но каждый по отдельности. То ли на ее спутника внезапно нахлынули воспоминания, в которых он пытался разобраться, то ли он забыл о своем обещании быть проще, но казалось, что он полностью погружен в свои мысли. Даже на остановках, он словно витал где-то внутри себя, почти не замечая окружающего мира. Тáйга перестала обращать на это внимания. Она представляла, что идет одна. За чьей-то тенью, по чьим-то следам. Но одна. А одной совсем незачем никого стесняться или о ком-то думать и заботиться.

Она даже периодически заговаривала сама с собой. Что-то напевала, читала свежесочиненные стихи, участвовала в театральных действах, которые смогла припомнить. Было ужасно скучно. Для себя она сделала вывод, что в дальней дороге главное — это хороший спутник.

Угрозы от проходивших мимо людей она не ощущала. В основном, это были крестьяне, какие-то путники, догоняющие или встречающиеся по дороге. Они сами боялись каждого и настороженно разглядывали всех встречных.

— А ты выносливая. — вначале Тáйга даже не поняла, кто это заговорил.

— Ух, ты! Вернулся на землю?

— Видишь впереди? — он кивнул на большое поселение, выплывающее медленно из-за горизонта.

— Вижу.

— Там переночуем. Еды свежей купим.

Она пожала плечами.

— Как скажешь.

* * *

Вечером они сидели в местной таверне и наслаждались горячим ужином.

— Мне снятся кошмары. — он вдруг заговорил. — Каждый раз когда засыпаю. Одно и то же.

— Вспомнил, что обещал быть дружелюбным? — огрызнулась Тáйга, не проявив интереса.

— Я не дружелюбный, я к тому, что кошмары должны сниться тебе, когда тащишь на себе состояние…

— Твоя осведомленность настораживает. — Тáйга заглотила кусок вареной рыбы.

— …и все время свои сокровища проверяешь и поправляешь.

— А-а. Наблюдательный. Лучше так. Мне так спокойнее. Или ты хочешь избавить меня от непосильной ноши?

— Твоя ноша и так скоро растает. Деньги имеют свойство быстро заканчиваться. До того, как ты решишь, где тебе пустить корни. А зарабатывать сама ты вряд ли умеешь.

— Научусь. И нет у меня никаких корней. Я так решила. Все мои корни в земле лежат. И я даже не знаю где. Мама давно умерла. Отца убили в самом начале войны. Где и как — не знаю. Дартмуд отцу должен был. Вот и взял меня на обеспечение. Неплохим оказался. Даже заботился по своему. У тетки дом загорелся, когда в город входили. Тогда несколько домов сгорело. И она с мужем. Еще ребенок был грудной… — Тáйга отвернулась к стене, сглотнув комок. — Потом снова повернула уже улыбающееся кривой улыбкой лицо. — Не заладилось тут у меня. Значит, надо уходить дальше. Не получится в Гунхале, пойду в сказочный край, в котором земля не земля, звери не звери. Найду себе там мужа, нарожаю детей… — Улыбка стала еще кривее.

Она замолчала.

— А что тебе снится все-таки? — она спросила больше из вежливости, совсем не ожидая ответа. Но именуемый теперь Зэссом подобрел. В ответ она получила даже больше, чем можно было ожидать.

— Снится, что очень больно. И страшно. Темнота вокруг и страх. И все.

Тáйга посмотрела на его лицо, пересеченное шрамом.

— По тебе не скажешь, что ты чего-то боишься. Самоуверенность из тебя так и лезет.

— Из тебя тоже много чего лезет. А на деле — сопля малолетняя. Внешность обманчива.

— Это твоя то обманчива? — она думала было обидеться на замечания в свой адрес, но решила, что бесполезно, — Да тобою можно детей малых пугать: как глянешь, все кровати обмочат. Вот и расскажи кому, что ты во сне стонешь.

— И часто?

— Да постоянно. И скручиваешься все словно в узел. Будто защитить себя пытаешься или спрятаться.

Он ковырял свою тарелку, морщась, вылавливая не особенно аппетитные куски дешевой еды.

— У каждого страха свои причины. Мне мои нужно вспомнить.

— Хотела бы я узнать, чего может бояться такой как ты. — она доела свой ужин. — Когда наши новые хозяева в город входили, меня нянька в погреб засунула. И сундук сверху для верности опрокинула. Я сдуру ее тогда послушалась. Она сказала: как придут — грабить будут, убивать и насиловать. В общем-то, правильно говорила. Только эти не тронули ничего и никого. Как зашли в город — словно сразу жить начали. Так вот, я в погребе неделю просидела, пока в дом наш новые хозяева не въехали. Они меня и достали. Там холодно было — жуть. Думала, умру. И ни еды с собой, ни воды. Так вот, теперь когда в холоде сплю, всегда сон про погреб снится. Словно опять там. А сверху ходит кто-то. И мне страшно, что сейчас найдут меня, а потом страшно, что никогда не найдут. И ты свои страхи вспомнишь. Их только время вылечит.

«Вот так. Легко и непринужденно. Будто само собой. Выложила все этой бледной морде. А раньше даже вспоминать не могла спокойно, не то что говорить.»

Они посидели молча, глядя в пустые тарелки и думая каждый о своем.

— Спать пошли. — он поднялся.

— Невеселые мысли, да?

— Мне все равно.

Когда они уже подходили к двери, в таверну ввалился здоровенный детина, дыша перегаром направо и налево.

— Хозяин, налей мне своих самых дешевых помоев! Да побольше! — зычный голос прокатился по всему заведению. А пьяный детина тут же хватанул Тайгу за зад. — Упругая попка, хочешь настоящего жеребца? — и заржал по лошадиному ей в лицо.

Она вывернулась из его лап и, брезгливо сморщившись, быстро направилась к выходу. Ее спутник на миг задержался, проводя цепким взглядом попойцу, потом тоже вышел следом. И наткнулся на Тайгу, замершую у двери.

* * *

У входа в таверну их ждали четверо. Это не были простые солдаты, каких она привыкла видеть на улицах города. Это были наемники дара. Армия, с которой он пришел.

Тот, что стоял впереди смачно сплюнул под ноги, вынул меч и шагнул вперед.

* * *

— Забираем вещи и уходим. — он повернулся к ошарашенной девушке, никак не желающей приходить в себя, — Ночевать придется в лесу.

— Ага. — она побежала следом за ним. И, только когда они выходили за ворота селения, наконец открыла рот.

— Это… это… Да я в жизни не видела такого! — Тáйга восторженно цокала языком, стараясь поспевать за быстрым шагом спутника. — Как ты их! Вот это драка! Как же здорово, что я с тобой пошла! Так… ты их легко. И почти не запыхался. Да ты же воин! Вот это воин! Боец настощий. Это наемники были. Не простые солдаты. Четверых наемников! И даже меча из ножен не достал! Это ритуал такой у тебя? Да? А себе почему оружия не взял?

У нее в голове до сих пор стояла сцена битвы. Поначалу Зэсс застыл как вкопанный. Завизжавшая девушка ринулась обратно в таверну за него, а он просто стоял и ждал, когда меч просвистит где-то у него над головой. Только тогда Зэсс очнулся. И Тáйга готова была поклясться, что он на самом деле находился в ступоре. Он как-то странно почти подхватил ладонью острие, провел его мимо себя, сам прошелся мимо нападающего и двинулся ко второму наемнику. Тот еще только доставал свой меч из ножен. Двумя руками Зэсс схватился за ножны и отодрал их от перевязи вместе с креплениями. Удивленный наемник так и застыл, щупая рукой пустоту у себя на бедре. Остальные мечей обнажить не успели. Их просто снесло сильными ударами меча в ножнах. Последний, с оружием наперевес, сделал несколько выпадов, прежде чем его достал оглушительный удар по голове.

— Не нужно мне оружия. Пока.

— Почему не нужно? — запыхавшаяся от быстрой ходьбы и эмоций, девушка почти что бежала за его широкими шагами.

— Потому что смерть является тем единственным, что человек может получить в любой момент.

— Это у тебя философия такая? Ты же ничего не помнишь? Думаешь, ты никого никогда не убивал?

Зэсс запнулся.

— Сейчас нет нужды убивать, — он сказал это неуверенно.

— Разве? Но они могли убить тебя. Ты же воин! Четверых так легко. Я в восторге! Наемников!

— У него же вся армия из наемников. Что тогда в них особенного?

— За деньги абы кого воевать не набирают. Это тебе не простые крестьяне, обученные мечом отмахиваться. Это уже мастера. Они знают, почем себя продавать. А ты просто почувствовал, что нужно сделать и так легко разделался…

— Нет, — он прервал ее восторги, — я почувствовал удивление. Такое удивление, что кто-то поднял на меня меч и хочет убить. Словно у меня это впервые. — он растерянно смотрел на дорогу. — Это так странно.

— Привыкай, — Тáйга довольно улыбнулась, все еще смакуя вкус его победы.

— Чему ты радуешься? Будут новые. И больше. Это уже вопрос чести. Пока ты у него на земле, за тобой гоняться будут. Так что поводов для радости у тебя нет.

— Ну что ты так, — Тáйга опешила, — я затеряюсь где-нибудь. Земля большая. Никто меня не найдет. Подумаешь, одна женщина! Неизвестно куда пойдет и где осядет.

— Ты думаешь так тяжело найти человека? Королю? Что же тебя до сих пор не потеряли? Дорог немного. Они знают, куда ты идешь и с кем.

— Хочешь уйти? — Тáйга насупилась.

— Я придерживаюсь договора. Но они будут мешать. Сильно мешать. — голос его стал тише, он задумался.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь… Ой, у тебя кровь капает. — Тáйга показала на капли, стекающие по пальцам правой его руки.

Зэсс разжал руку и с удивлением посмотрел на красную полосу и размазанную кровь вокруг.

Девушка быстро вытащила из сумки чистую рубашку и стала отрывать длинную полоску ткани.

— Сейчас. Я быстро. — Она подняла глаза на застывшего спутника. — Ты что?

— Так странно… — он легко провел рукой в воздухе. — И больно.

— Странно? А ты чего хотел, когда рукой меч хватал? Зэсс! Ты чего? — Она дотронулась до его руки. — Ты как будто крови никогда не видел.

— Своей, похоже, еще нет.

— Ну конечно! — Она полила рану водой из фляги и наложила чистую повязку. — Когда остановимся, поищу травы приложить. Она неглубокая.

Тáйга повернула его руку ладонью вниз и уставилась на рваный шрам, пересекающий ее тыльную сторону. Потом ткнула ему под нос.

— И здесь у тебя шрам. Так что кровь свою ты видел и не раз. Может… — у нее промелькнула догадка. — Ты воевал. Ты наемник, пришедший с даурами. Кто еще может так хорошо владеть мечом, даже не достав его из ножен? Может, это ты убил моего отца и поджег храм? — в ее голосе не было злости, лишь горькое сожаление.

Их глаза встретились. Близко-близко.

— Я вроде говорил не считать меня другом. — Зэсс потряс замотанной кистью руки.

— Я предпочитаю не считать тебя врагом. — Ей показалось, что она что-то увидела в темных глазах. Какой-то отблеск. Но это только показалось.

— Пошли. Когда придут следующие — вопрос времени. Особенно после того, как назначат награду… Остановимся там, где костра от дороги видно не будет.

* * *

Тáйга задумчиво перебирала звенья медальона, сидя у костра. Спать не очень хотелось. У нее в голове все вертелся этот день, вернее, его окончание. Бравое побоище у дверей таверны она вспоминала с удовольствием. Зэсс показал себя лучшим защитником, которого только можно было себе представить. Тáйга обдумала свое отношение к тому, что он наемник дауров. В чем она теперь почти не сомневалась.

По ее мнению, проблемы с памятью только подтверждали это. Было что-то… произошло что-то, о чем он предпочел забыть, и мозг охотно ему в этом помог. Такое бывает. Особенно, если ты так молод и хочешь жить дальше. По такому принципу жила сама Тáйга. Забыть ей не удавалось. Она старалась не думать. Но вначале, не думать тоже не получалось. Дядя все говорил, что время лечит. Тогда она стала собирать все события, происшедшие с ней или делать себе их сама, чтобы было о чем думать, насыщать свою жизнь чем-то. Чтобы казалось, что прошло уже очень много времени. Много лет. Так, все постепенно заполнялось каким-то сонным туманом, делалось нечетким. Она уже прибавила к своей жизни лет десять. Ведь спустя десять лет все кажется уже не таким тяжелым и страшным. «Ты же как-то их прожила,» — говорила она себе, «значит, проживешь и дальше.»

Кем бы ни был Зэсс — сейчас он ей помогает. Только справится ли он, когда за них назначат награду? Когда у дверей какой-нибудь таверны ждать их будет не четыре человека, а двадцать?

Понятно, что он все преувеличивает. Наверное, ему тоже страшно. И конечно, в его планы не входило отбиваться от солдат по пути, но… была и правда в его словах. Тáйга помнила, как жестоко расправлялись со всеми, кто шел против новой власти. Хорошо помнила публичные казни и наказания. И раньше были те, кто убегали. Убегали после убийства новых вельмож и лордов. Но всех их находили. Одно дело все время бежать. Тут хотя бы шанс есть. А другое, если ты осесть хочешь. Остановишься — и все. Дауры, словно ищейки шли по следам тех, кто их предал.

— Ну и блах с ними! Со всеми. Я сильная. Выберусь. — Тáйга закрутила цепочку на пальце и медальон засверкал, описывая круги в свете костра.

— Для девушки это непросто, — темные глаза не давали даже отблеска от огня.

— Отец говорил, женщины могут гораздо больше мужчин. Кроме трех дней в месяц. — Медальон сорвался с пальца, описал дугу и приземлился в поднятую руку мужчины. Он перебросил его обратно девушке. — Застежка слабая. Поэтому его никто и не носил. — Тáйга зубами зажала непослушное звено.

— Зачем ты носишь на шее вещь, которую можешь в любой момент потерять? Проще расплатиться ей.

— Он ничего не стоит. Для других — ничего. Он не золотой и не серебряный. Помнишь, я про особые вещи рассказывала, как то яблоко?

— Летает он у тебя плохо.

— Не остри. Это самая старая вещь в моей семье. Мне его прабабушка дала. Она говорила, что его давным-давно нам маг подарил. Что он защитить может. Мне эта сказка нравилась.

— Пробовала?

— А?

— Защищает?

— Может, я до сих пор жива, потому что он меня защищает.

— Тогда дальше сама? С таким амулетом.

— Ты не веришь в магию?

— Не так давно ты делала круглые глаза и говорила, что ее больше нет.

— Больше нет. Но она была. Я верю, что была. И что-то могло остаться. Как то яблоко и мой волшебный амулет. Почему бы и нет?

— Полезное убеждение.

— Так ты не веришь в магию?

— Напротив, я считаю, что сейчас тебе самое время попросить помощи у твоей волшебной вещицы. — Непонятно было, издевается ли он над ней снова или говорит серьезно. Тáйга молчала, теребя звенья.

— Почему ты…

Он не дал ей закончить.

— Ты же сама говорила, что тебя непонятно почему в жены к сыну советника выбрали. Может, они знают про тебя гораздо больше тебя самой? — он смотрел на нее не мигая через костер.

— Ты серьезно?

— Почему нет?

— Думаешь, они этот медальон искали?

— Мне все равно, что они искали. Тебя или медальон или еще какие сказочные вещи твоей семьи. Тебе должно быть виднее.

— Они ошиблись. Нет в моей семье ничего особенного. Даже в этой штуке. — Тáйга подбросила вещицу вверх. — Иначе, все мы жили бы долго и счастливо.

— А вы все прабабушку слушали?

— Что ты все издеваешься? Если бы я знала, что это может помочь, я бы себе руку отрезала, а не просто палец уколола.

На его непонимающий взгляд, она с трудом раскрыла непослушные створки медальона.

— Тут секрет есть. Маг вредный видимо был. Чтобы защищал, надо открыть и палец сюда приложить. Тут шип острый. В общем, надо эту штуку кровью напоить.

— Теперь тебе самое время проверить. — Голос у ее спутника был серьезным. — Палец то ты не боишься уколоть? И проси хорошенько.

— А что просить?

— Мозгов проси! — он зашелся в приступе своего беззвучного смеха. — Они никогда не помешают. А может, маг к тебе на помощь придет.

— Т-ты… ты издевался все это время! — она швырнула в него ветками.

— Насчет мозгов я вполне серьезно.

— Ты считаешь меня глупой? — она вскочила на ноги. — Отвечай!

— Давай спать, девочка. — он повернулся к костру и к ней спиной.

— А знаешь, мне все равно, человек без роду и племени. Все равно, что ты думаешь. — Тáйга плюхнулась обратно на свое место, отвернулась от него и поджала ноги, свернувшись клубочком.

Внутри своего гнездышка она тихонько заплакала. И долго смотрела в черноту леса, сжимая в руках медальон. Когда от ее спутника донесся привычный ночной стон, она злорадно подумала: «Так тебе и надо, мучайся!»

Слушая, как он ворочается во сне, метаясь туда-сюда, она водила пальцем по шероховатой поверхности медальона. По острию внутри, которое лишь немного затупилось, но еще способно было проколоть плоть. Вспоминала бабушку. Как та таинственным голосом рассказывала сказки. О драконах, дышащих огнем, и единорогах, о разных волшебных существах, обладающих невероятной силой и магах, живущих среди людей. О древних городах и воинах, равных по силе которым не было и не будет. Потому как у каждого такого воина в помощниках был особый предмет: обычно меч или волшебный конь. А в награду всегда доставалась самая красивая девушка. Как хорошо верить во все это. Бабушка верила. Верила в эту побрякушку. Недаром она так бережно всегда с ним обращалась. Хранила.

Последняя слеза скатилась по щеке куда-то в складки недавно купленного плаща, заменявшего кровать. Вот так и осталась она совсем одна из некогда сонма родственников. Но она сильная. Выживет. Просочится как вода сквозь камни в какую-нибудь дырочку и выживет там. Даже странно, что ее жизнь имеет такое важное значение. В сказках и легендах герои с легкостью отдавали свои жизни за все подряд. Да и в своих снах она геройствовала не думая о последствиях. А она просто хочет жить. Ей вполне бы подошла жизнь с мужем, который младше на шесть лет, пресмыкающимся немым существом. Зато в тепле и уюте. И даже некоторой стабильности. А проявив свой нрав, она вынуждена бегать теперь от наемников своего несостоявшегося свекра. Она ведь совсем не думала, что нанесет кому-то столь серьезный удар по чести, чтобы ей прилюдно пожелали отрезать нос или уши в назидание.

Тáйга дрогнула и зажала нос рукой, представив на секунду картину своего наказания. И тут же прогнала это видение.

Она уже ушла от них. И уйдет еще дальше. Туда, где ее не найдет ни один даур. Туда, куда они не посмеют даже сунуться. Потому что там лучшие воины, лучшие кони и броня. Они сметут дауров.

Вскоре пришел сон.

Мученица. Она всходила публично на площадь, на помост, где ждал, злорадно ухмыляясь ее несостоявшийся пухлый муж, готовя острый большой нож. Вокруг ревела толпа дауров, жаждая ее крови и стояли молча талорийцы, сострадая ей. Пухлый довольный младенец занес было нож, с острия которого уже капала чья-то кровь. Но тут произошли перемены: Тáйга, сильная и свободная, махающая неизвестно откуда взявшимся клинком направо и налево, разрубая пополам отродье лорда Смурта, самого лорда и всех дауров, очищала пространство вокруг себя, заваливая помост телами.

Она заметалась во сне, стараясь размахнуться мечом посильнее и успокоилась только тогда, когда принимала дары благодарных жителей.

А затем ей снова снился подвал. Только в этот раз он не был темным. Словно весь пропитан светом сверху и чернота внизу, там, где должен быть холодный пол. Она смотрела вверх, на этот яркий свет, в котором кружили черными мотыльками, ясно вырисовываясь в чистоте большие хлопья сажи. Дышать становилось все труднее. Сажа покрывала лицо, лепясь противной жирной массой, лезла в ноздри и глаза. Тáйга заметалась во сне, стараясь скинуть с лица кусок плаща. Потом затихла, успокоившись, задышала ровно и уснула крепким сном, не замечая под собой раскрытого медальона.

* * *

— В чем дело, Смурт? — король сидел на троне. Это само по себе уже было необычно. И умного человека заставило бы насторожиться. Рай Смурт глупым человеком не был. Официально со своим советником король мог говорить или прилюдно, но в тронном зале больше никого не было, или когда советник оплошал. Тем самым король давал понять, где чье место.

Сейчас был именно такой случай. Советник короля снова промахнулся.

Он представил как радуются его промахам остальные лорды.

Взгляд жестких глаз заставил советника сжаться.

— Четверо воинов обездвижено? Что это значит? Твоя девчонка их обездвижила?

— Это тот бродяга. Они вместе, дар…

— Я и сам понимаю, что это не девушка. Почему он не убил никого? Четырех воинов… воинов! Не простых здешних солдат. Моих воинов!!! — голос дара прогремел на всю залу. — Что это за бродяга, который так легко расправляется с немниками? Что мы пропустили, Смурт?

— Он направляется к пустошам. А девушка, она просто ищет место, где укрыться и остановиться.

— Укрыться? Сколько у нас уже меченых? Скольких мы нашли?

— Пять, дар.

— Одна сошла с ума, другая перерезала себе глотку. Итого? Знаешь, Смурт, когда я из пучка стрел пытаюсь найти отравленную стрелу, я перебираю по одной, осматривая острие. А тут приходит чужак, и забирает одну. Всего одну. А я продолжаю перебирать. И чем меньше остается у меня стрел, тем сильнее у меня уверенность в том, что именно чужак забрал ту самую, отравленную. Которую ищу я. И он может направить ее против меня! Так знаешь, Смурт, какое сейчас у меня подозрение? В чем растет моя уверенность? Ты сам сказал мне, что у нее сильная кровь! Может ли простая девушка так удачно сбежать из-под стражи, увернуться от отряда высланных вдогонку воинов? Может, я тебя спрашиваю?!

— Возможно, дар, она меченая, — Смурт говорил тихо-тихо, показывая свою покорность. Такого провала у него не было никогда. Так оплошаться… Первый раз в жизни, на этой чужой земле.

— А возможно ли, что твой сынок успел покататься на этой лошадке? Или ты сам? Или еще кто из наших доблестных объездчиков?

— Я бы знал об этом, дар.

— О, сдается мне, ты еще многого не знаешь. Если ее уже затронули, и в ней проснулся маг, что прикажешь делать?

— Она будет поймана, дар. — лорд склонился и повернулся было к выходу, но его остановил голос короля.

— Смурт, — он стал тихим и странно спокойным, — мне все равно, что говорят в городе. И что будут говорить о моих неудачах. Потому что, это мои неудачи. Пусть сложат сто песен, как облажался новый король. Но если эта девчонка меченая, отправь хоть армию за ней, но она должна быть здесь. Ты понял меня?

— Да, дар, — лорд еще раз поклонился и попятился назад.

— Кем он все-таки может быть? — король подошел к зарешеченному резной сеткой окну. — Один из уцелевших воинов? Почему он идет именно к пустошам?

Смурт остановился. Он бы с радостью сбежал из этого чертога, но дар продолжал гадать.

— Он нужен мне. Совпадений не бывает. Они оба нужны мне. Кто сказал, что мужчине не могла передаться сила по наследству?

— За все время, и все описанные случаи, это были только женщины.

— Мужчины умнее. И кто сказал, что не может быть чего-то в первый раз? Смурт, не подводи меня. Принеси мне мои стрелы.