Все религии в Городе Солнца были равны. Все делилось по справедливости – имелся один открытый костел, одна церковь, одна синагога и одна мечеть. Правда, мечеть позже снесли, когда прокладывали новый широкий проспект. Были еще протестантские церкви, но с ними все обстояло сложнее. Молебны они устраивали в частных домах или вовсе подпольно. Детей Города Солнца редко при рождении крестили. Это потом, много лет позже, когда даже коммунисты заявили, что поверили в Бога, это вошло в моду. Меня же крестили в том еще возрасте, когда я не мог этого помнить. Хотя с детства я недолюбливал православных попов. Наверное, это был голос крови, ведь крестили меня в старообрядческой церкви. Наш род по отцу происходил как раз из тех самых раскольников, которые, спасаясь от религиозных гонений, ушли из России и поселились на землях княжества Литовского еще в XVII веке.

Дворец офицеров

У моих родственников в Полоцке до сих пор сохранилась коллекция старообрядческих книг и древних икон. Хотя родню по отцу я знал плохо. Когда я спрашивал у матери, где мой отец, она всегда отвечала: «Его на войне убили», или: «Он в речке утонул». Произносила она это скороговоркой, словно много раз хорошо отрепетированную фразу. Мне всегда очень хотелось найти ту речку, в которой погиб отец. Часто, когда мы ехали по какому-нибудь мосту, я спрашивал: «Не в этой ли реке утонул папа?» Однако когда я уже повзрослел, папа целехонький и здоровенький выпрыгнул из какой-то речки. Тогда я узнал, что наш прадед до революции был человеком небедным, владел землями и усадьбой под Полоцком, позже переделанной большевиками в детский дом. У него было двенадцать детей, большинство из которых после революции перебрались в Москву. Прадеда расстреляли в тридцать четвертом, сразу после убийства Кирова. Дед служил офицером, но за какую-то провинность был разжалован в рядовые и проработал до конца дней в полоцких доках. Зато бабушка имела множество военных наград. Во время оккупации она была связной в подполье. Какие бы у меня ни были отношения с отцом, но во многом благодаря ему я покинул страну Счастья гораздо раньше, чем мои сверстники. Отец всегда был настроен антисоветски и иногда, напившись, рассказывал, как мы могли бы жить, если б не революция, что он бы пешком пошел до Парижа, если б на мгновенье открылась граница. Хотя и в стране Счастья ему жилось не так уж плохо. По крайней мере, тем деньгам, которыми он ворочал и тому количеству женщин, которые у него были, любой мог позавидовать. Правда, когда позже границы открылись, он никуда не пошел, зато уехал мой младший брат от другой жены отца, которому, наверное, истории про Париж доводилось слышать чаще, чем мне. Но отправился он не в Париж, а в Марсель, где какое-то недолгое время, до того как перебрался в Германию, служил во французском Иностранном легионе.