Я родился в Городе Солнца. Был ли я счастлив в нем? Наверное, да. У каждого человека есть свой Город Солнца – детство. А для него не важно, где ты родился. Был ли я счастлив в стране Счастья? Наверное, да. До той поры, пока верил в нее. Мы верили в эту чудесную сценографию, воздвигнутую на границе утопии и реальности. Декорацию, которая скрывала от Утопии жестокую правду распада Реальности, а для Реальности создавала иллюзию воплощения Утопии. Общество Счастья могло осуществиться только как эстетика Счастья, как грандиозная, но плоская сценография между Утопией и Реальностью, через величественные колоннады которой зияла лишь пронзительная пустота острова, которого нет. Мог ли Город Солнца возникнуть в другом месте? Наверное, нет. Он мог появиться только на выжженной земле, в пространстве, расчищенном от культуры. И, наверняка, не в хаосе демократии. Идеальный город Утопии должен иметь одного автора, великого архитектора, дирижера. Имя ему – диктатура. Мог ли Город Солнца не быть декорацей? Наверное, нет. Зритель, для которого она предназначалась, был не тот, кто жил в этих прекрасных плоских дворцах, а человек, въезжавший в Утопию через эту триумфальную арку. Человек, который, пройдя через эти имперские Врата, через этот город одной улицы, сложенной из двух многокилометровых дворцовых стен, должен был пасть ниц перед грандиозностью и великолепием Империи. Мистическая справедливость истории в том, что этот город действительно стал вратами в Утопию. Город Солнца возник на месте загубленных городов как декорация к возвышенной романтической пьесе. К пьесе про людские мечты и их несбыточность, про город Счастья и его недостижимость. Это миф про Сизифа и миф про Икара, летящего к Солнцу, которое одаривает его смертью. Страна Счастья умерла, но остался солнечный город Грез – грандиозная сценография к пьесе под названием «Счастье». Я родился и живу в Городе Солнца, на Бессонницы кровавых берегах.