Нам не пришлось ехать на прииск. В Стойбе организовался фельдшерский пункт. Я был поражен: когда успели? Говорят, на днях прислали фельдшера, оборудование, вот и организовали! Для нас это была удача, так как Софронову стало плохо, он сидел на нартах нахохлившись, с пылающей от жара головой, с сухими растрескавшимися губами и просил пить. Ночью метался во сне, о чем-то с кем-то спорил, что-то говорил на родном языке. Иногда вдруг прорывались русские слова, но смысл их был нам непонятен. В таком полусознательном состоянии везти на прииск было бы опасно, могло начаться заражение крови, а это - конец!
Мы подъехали к медпункту. После яркого солнечного света, ослепительных снегов изба мне показалась темной.
- Где мне увидеть фельдшера? - громко спросил я.
- Я фельдшер,- послышался знакомый голос из-за перегородки.- Что случилось? Проходите!
Открылась дощатая дверь и на пороге показалась женщина в белом халате.
- Оля!…- Я не верил своим глазам: в дверях стояла Бурлова.- Откуда вы? Как попали сюда?
Она рассказала, что ее как более знакомую с местными условиями Здравотдел перевел в Стойбу, где предстояло начинать работу почти на пустом месте.
- А вы-то как? Ведь я думала, что вы уже в Хабаровске? - спросила она.
- Потом, Оленька! Обо всем расскажу, только не сейчас. У нас несчастье, Софронов ранен!
- Как? Давно? Где он?
- Давно. На самострел наскочил. Стрелу я вырвал, а сейчас у него, наверное, заражение началось… Привезли мы его…
- Так несите скорее!-крикнула она, а сама бросилась накрывать топчан белой свежей простыней.
Мы внесли на руках Софронова, раздели его, сняли унты.
Оля внимательно осмотрела распухшую ногу. Вокруг раны образовалась зловещая краснота.
- Плохо дела, паря! - шепнул мне Авдеев.- Антонов огонь начинается, не иначе! Сразу бы медвежьим салом или дегтем залить, может и прошло бы, так где взять было?
По выражению лица Оли я понял, что дело серьезное. Она поставила на спиртовку кипятить шприц для уколов, а мы, воспользовавшись этим, потихоньку вышли на улицу.
Настроение было подавленное. Мы опасались за жизнь Софронова. Еще не забыли, как потеряли Батракина, а тут новый случай. Это уже было слишком.
- Как думаешь, Евстигней Матвеевич, не отнимут ему ногу? - спросил я.
- Без ноги ему не прокормить себя в тайге. Скорее он согласится жизни решиться, чем ноги…
Тут наш разговор перебил юноша, торопливо подошедший к нам.
- Экспедиция? - спросил он.
- Да, а что?
- Начальника экспедиции просили зайти в наш сельсовет.
- Не знаешь зачем?
- Телеграмма ему какая-то из Москвы…
- Побудьте здесь, Евстигней Матвеевич, а я схожу, узнаю!
От кого она могла быть: от Скалова, профессора Мамонова? По какому случаю? Наверное, что-то случилось важное, иначе не стали бы наугад посылать телеграмму по всем сельсоветам, не зная где я могу быть в данное время. Уж не отменяют ли поиски соболиных мест? После того, как мы нашли очаг соболей на хребте Турана, бросать поиски было бы просто жаль.
В сельсовете председатель ждал меня. Проверив документы, он подал мне телеграмму. Она была от Скалова. В ней говорилось: «Из корыстных побуждений ваш маршрут обречен на заведомую неудачу. Срочно опросите местных охотников, старожилов, пересмотрите свой дальнейший путь. Продолжайте настойчиво выполнять задачу. Желаю удачи. Скалов.»
В этой немногословной телеграмме все было мне непонятно: из чьих корыстных побуждений? Кому наша экспедиция стала поперек дороги? Значит, весь путь к Зее был напрасен? Кто-то знал, что там соболей не было, и все же советовал идти именно к Зее? А на чьей совести будет гибель Батракина, лишения, перенесенные нами? И куда идти дальше?
Авдеев нашел соболей на хребте Турана, неужели бросать там обследования? Все это было так неожиданно, что я растерялся. Зима на исходе, разве в оставшиеся месяц-два я успею обследовать новый район, проложить новый маршрут по безлюдной, бездорожной тайге? Надо было обо всем посоветоваться с Авдеевым.
- Плохи наши дела,- сказал я Авдееву и подал ему телеграфный бланк. Он взял, прочитал.
- Как думаете, что делать нам дальше? - спросил я.
- Первым делом Софронова выходить бы удалось, а там что-нибудь придумаем.
- Где теперь искать соболей, как думаете?
- Известно, на Турану пойдем. Я следов там много видел!..
- Там сказано, что наш маршрут обречен на неудачу…
- Маршрут!.. Наш маршрут: Мая - Зея - Селемджа… А Турана совсем в стороне. Мы от своего маршрута отбились еще когда палатка сгорела…
- Выходит, правильно сделали! Ведь Турана и в самом деле в стороне! - воскликнул я.- Может, там и нападем на соболя?
- А что ж. вполне!..
Три дня Софронов метался в бреду. Оля не покидала его ни днем, ни ночью. Она проявила настоящее упорство, отстаивая его здоровье.
- Ты постарайся,- говорил ей не раз Авдеев.- Станет Софронов на ноги, так и быть - поймаю тебе соболя на воротник!
Оля и так делала все, что было возможно в условиях таежного поселка; она использовала народное средство лечения ран - медвежье сало, ускоряющее заживление гноящихся ран. На четвертый день я застал Софронова уже сидящим на кровати.
Увидев меня, он растерянно улыбнулся, протянул мне исхудавшую тонкую руку.
- Спасибо, Саша! Жизнь мне спас, из тайги вынес… Без тебя пропал бы, а теперь хорошо, скоро совсем здоровый буду. Раньше я думал, ты какой человек? Из города, тайги не понимаешь, приехал, языком туда-сюда поработал и все! Теперь вижу-неправильно думал. С тобой можно куда хочешь идти. Ошибался немного я. Ты, Саша, извиняй! Старый я, голова не так работает, как надо. Раньше много худого в тайге видел, каждый обмануть хотел…
- О чем говоришь, Софроныч?..
- Погоди, Саша, дай мне говорить. Ты хороший человек и Софронов к тебе будет хороший, как с родным братом: все будем пополам… Крепко помогать буду…
- Поправляйся сначала…- мне неудобно было выслушивать благодарности Софронова.- Полежи еще недельку-другую, а мы пока с Авдеевым в верховья реки Ын сходим, он там много следов видел…
- Нет, нет, никуда ходить не надо. Слушай меня хорошо, правильно слушай: на Селемджу ходить не надо. Там никогда и раньше соболя не было. Редко-редко один-два в старое время брали. Не надо ходить и к Турану. Итак много времени зря ходили - на Маю, на Зею, по пустому месту ходили. Надо сразу на Бурею идти, в верховья Амгуни, там соболь есть. Сиди, жди маленько, нога заживет, я поведу туда, где соболя, как белки, много…
- Так чего же ты раньше не говорил! - вырвалось у меня.
- Погоди, не горячись. Слушай хорошо: я в прошлом году летом охотился, табун сохатых выследил. Пять штук убил в одном месте. Мясо хотел в рыбкооп сдавать. Думал, много денег заработаю, дом построю. Старый - совсем худой стал. В это время Абреков в Чумикан приехал, на меня протокол написал. Я шибко боялся, как бы он меня в тюрьму не забрал. С кем тогда женка останется, кто кормить будет? Сам к Абрекову ходил, он на меня сильно кричал. Потом я ему четыре соболя дарил - добрый стал, сказал, что судить не будет, только молчать велел. Много меня спрашивал, где я брал соболя, все записал и об этом молчать велел. «Тебе одному, говорит, разрешу в любое время охотиться, другим не дам!» Ты в Чумикан приехал, Абреков такое письмо прислал, чтобы я тебя самой трудной дорогой вел, ни за что соболя тебе не показывал,- глаза Софронова заблестели, он хотел встать с койки, но не смог и только крепко сцепил руки, обхватив колени. Сначала я тоже думал, что ты худо для нас хочешь делать, из нашей тайги соболя забрать, теперь вижу - ошибся. Если маленько соболя живьем брать,- ничего, соболя много, и нам заработок хороший будет! Может, в других местах народу промышлять нечем, пусть и там соболь разводится. Люди должны помогать друг другу, тогда хорошо будет.
Слова Софрнова ошеломили меня: столько сил и времени потрачено понапрасну! Искали соболя где-то у черта на куличках, а они под боком, почти рядом с Хабаровском - на Бурее!
Наверное, я забылся, потому что Софронов тронул меня рукой.
- Слушай меня, Саша, я еще не все сказал. Авдеев умный человек, только он соболя плохо знает, а я всю жизнь за соболем хожу. В Чумикане больше меня никто соболя не ловил. Соболь в тайге живет, пока на воле он мороза не боится, а в ловушку поймаешь - к утру замерзнет. Каждый зверь маленько сильный, маленько слабый-хоть медведь, хоть лиса, хоть сохатый. Тоже и соболь. Начальником станешь, тебе это знать надо, будешь учить охотников такую ловушку делать, чтобы в ней теплое гнездо было. Тогда соболь живой будет, здоровый, иначе зря губить его будешь, в другое место не перевезешь!
Столько сил потрачено, столько сил!.. Ну что теперь делать с этим стариком, попавшим в хитрые сети Абрекова? Сердиться на него, кричать, негодовать? Он же темный человек, до которого только сейчас дошла суть дела! Еще хорошо, что прозрение пришло к нему, а мог бы заблуждаться и быть слепым орудием в руках Абрекова до последнего дня… Вот и отгадка на телеграмму Скалова, а я-то ломал себе голову, почему, да отчего, да по какому корыстному побуждению?
Значит, сумели-таки разобраться в Абрекове! Мне он сразу не понравился.
- Ладно, Софроныч, хорошо, что ты сказал мне правду…
- Чистую правду, Саша. Пускай Абреков кричит на меня теперь, не боюсь…
- Не бойся. Поправляйся скорее, а там увидим, что нам делать.
- Быстро поправлюсь, Саша. Скажи Авдееву, пускай мясо мало-мало варит, а то меня здесь кашей кормят.- Скажи, пускай не серчает на меня. Старый, голова маленько дурная стала, кое-что не сразу поняла.
Через неделю Софронов поправился настолько, что мог ходить по поселку, правда, опираясь на палку. Мы потихоньку собирались в путь. Оля притащила нам на дорогу целую пачку бинтов и разных лекарств. Она советовала еще недельку пожить в поселке, пока нога у Софронова заживет как следует, но он не согласился.
- Буду ехать на нарте, поправлюсь. Дорога большая, олешки хорошо бегут, что мне надо? Пока до Бурей доедем, совсем здоровый буду, за соболем бегать буду,- шутил он.
И вот мы снова в пути, по направлению к хребту Турана. В истоках реки Ын Авдеев нашел скопление соболиных следов. По пути проверим, является ли там запас соболей достаточным для массового лова?
В который раз уже беда миновала нас, и снова мы едем с надеждой на успех.
Темный ельник, цепочки следов на ослепительно чистом снегу. Как дыхание надвигающейся пурги поднимает снежную поземку, так и они дали мыслям иное направление. Я снова во власти охотничьего азарта!
Добравшись до места, где в пургу бродил Авдеев, мы не обнаружили скопления следов. Старые были засыпаны, а свежие попадались редко, в таком количестве, что рассчитывать на отлов соболей не приходилось. Но мы не могли оставить этот хребет без обследования, у нас еще было время.
В лагере для присмотра за оленями оставляли Софронова, а сами отправлялись на поиски, бродили по ключам, буреломному лесу, по стланиковым зарослям. За день в моей абрисной книжке появились новые отметки о соболиных следах, но, увы, их было слишком мало.
Перевалив хребет, мы спустились в долину реки Бурей, в царство безмолвной светлой лиственичной тайги. Куда ни глянешь - везде стеной стоял лес, но едешь-и деревья будто расступаются по сторонам, стоят редко. Светлая разреженная тайга и мари, заросшие брусникой, голубикой, багульником и ягелем.
Мы остановились в небольшом селении, приютившемся у впадения реки Ниман в Бурею. Зашли к председателю колхоза Петровскому. Колхоз был небольшой - оленеводческий. Подспорьем служил охотничий промысел. Мясные звери - сохатый, медведь - шли в пищу населению, а пушнина давала заработок, хотя и небольшой.
- У нас дело куда лучше было бы, если нам разрешили добывать соболей,- заявил Петровский.- Охотники говорят, что следов соболя в наших угодьях стало много, да что охотники, я сам летом даже встречал соболей на ягодниках. Верный бы доход был, а Краевое управление другим хоть понемногу, да разрешает, а нам не дает открыть охоту на соболя. В чем дело, понять не могу. Не верят нам, что ли? Вот поедете, сами увидите, сколько у нас соболей!
- Так это же очень хорошо! - обрадовался я.- Правильно делают, что вам не разрешают их стрелять. Ни в коем случае нельзя этого делать. Мы прошли и проехали сотни километров по краю, были на Джугдыре, в истоках Зеи, на Джагды, на Туране, и соболя либо нет совсем, либо очень мало.
В других районах страны соболь тоже на грани исчезновения. Если у вас здесь действительно много соболей, отсюда, как из рассадника, будем брать живых и переселять в другие районы, где и условия и кормовая база для их успешного размножения будут пригодными. За пять-десять лет можно восстановить запасы этого ценного зверя по всей стране. Это большая и важная задача. Вы должны объяснить своим охотникам, что за жизых зверьков им будут платить вдвое больше, чем за шкурку. Уже сейчас присмотрите, где лучше расставлять в ваших угодьях кормушки, чтобы соболь собирался в определенных местах, где его легче потом будет взять в ловушки. Готовьтесь к этой работе, чтобы в следующую зиму начать отлов. Верный будет доход вашему колхозу!
- Это было бы хорошо!
- Интересно, каков ваш соболь? Одни ученые считают, что лучшие в мире баргузинские, другие предпочитают якутских, а каковы ваши, буреинские,- неизвестно! Посмотреть надо, определить!
- О, соболь у нас отменный, что смолистый, обгоревший пенек черный! Я других не знаю, но своих видел - чудесный мех: черный с проседью. Начнем ловить, будут отходы, как с ними?
- Без этого не обойдется: часть зверьков будут больными, других ушибет или придавит, таких на племя не пустишь - известный процент пойдет на мех!
- Приживутся ли они на новых местах? - интересовался Петровский.
- Готовых ответов в науке нет: будем пробовать, искать подходящие места. По-моему, должны прижиться, если условия будут схожи с вашими. В первую очередь будем выпускать там, где соболь еше совсем недавно водился.
Долго мы беседовали с Петровским о путях восстановления соболиных запасов в нашей стране. Он знал свои угодья и дал нам много полезных советов.
- Софроныч, куда путь держать будем?
- На реку Ерик. Там раньше отец мой охотился, много соболя брал.
- А когда это было?
- О, давно уже. Я совсем молодой был. Туда другие охотники раньше не ходили, там должен зверь быть.
- А если не будет?
- Будет. Я стариков спрашивал, говорят, есть соболь!
Мы решили обследование охотничьих угодий артели
«Путь Ленина» начать с реки Ерик.
- А с Ерика куда пойдем?
- На Буреинский хребет поведу, где я в прошлом году соболя взял.
Такой разговор происходил у нас перед тем, как отправиться в путь. Отношение Софронова ко мне резко изменилось. Теперь он сам расспрашивал всех местных эвенков о соболях, какими дорогами идти, где они водятся.
Утро необычайно солнечное. Снег ослепительно сверкает, и глаза Софронова - две узенькие щелки. Я тоже жмурюсь. В Москве, где я провел последние годы, такого солнца зимой не бывает. Там свет спокойный, и если солнышко покажется на чистом небе, то смотрит ласково - как самый редкий гость, а здесь светит нещадно, так, что больно глазам.
Но пока утро, а не разгар дня; ветки тополей в алмазной бахроме инея, от которой изредка отрываются мелкие игольчатые кристаллики, и воздух сверкает, как голубовато-серебристая парча.
На нартах порядочный груз - свежий хлеб, сухари, боеприпасы, поверх груза сидим мы сами, но олени бегут бодро. Пока лечили ногу Софронову, они успели отдохнуть.
Вскоре мы убедились в справедливости заверений Петровского: следы соболей стали попадаться на нашем пути все чаще и чаще. Мне не терпелось добыть одного-двух, но Софронов настаивал не терять времени даром, а ехать к истокам реки. Если здесь есть следы, там должно быть больше. Авдеев советовал довериться Софронову. Если уж он сам взялся показать, где есть соболи, так из-под земли, а добудет их. Лучше не мешать ему. Поднявшись довольно высоко в сопки, мы остановились на бивуак.
С тех пор, как вышли из Чумикана, нигде еще не встречали столько соболиных следов, как здесь. Местами отдельные следки, как ниточки, собирались в пучки, образуя вместе тропинки, плотно утоптанные маленькими круглыми лапками зверьков.
Оставив Софронова в палатке, мы с Авдеевым отправились на охоту. Не прошло и часу, как послышался собачий лай, очень сдержанный, можно сказать «вежливый». Собака-соболятница не лает помногу, чтобы не спугнуть зверя. Гавкнет разок-другой, подаст голос и сидит караулит. Мы сразу поняли - соболь, и поспешили на голос.
Подняв кверху голову, собака бегала вокруг лиственницы, а на ветке сидел маленький, с котенка, соболь. Я попросил Авдеева подержать собаку, чтобы она, подхватив с лету сбитого зверька, не попортила ему шкурку. Перескочить на другое дерево и уйти верхом, как белка, соболь не мог, деревья стояли редко. Я подошел поближе, положил ствол малокалиберки на сучок. Раздался выстрел и, перевернувшись несколько раз в воздухе, соболь упал в снег.
Это был молодой самец с белыми и остренькими зубками. Мех темно-коричневый переходил к хвосту в смолисточерный цвет. На фоне снега соболь казался почти черным. Я невольно залюбовался красавцем зверем, оказавшимся темнее всех ранее мною виденных.
Добытый нами буреинский соболь - настоящая черная жемчужина суровой тайги. Мех его искрился, переливался, был текуч, как лучистая атласная ткань.
Авдеев улыбался и гладил драгоценную добычу:
- Что и говорить - красавец! Ты, парень, как хочешь, а я шкурку тебе не отдам, заберу. Обещали ведь девушке на воротник за то, что вылечила Софронова, вот и преподнесешь ей от меня.
- Ладно,- не мог удержаться я от улыбки.- Может быть, еще одного добудем, тогда и я ей подарок сделаю.
Положив соболя в мешок, мы продолжили поиски, хотя и не надеялись в один день добыть другого. Ведь известны случаи, когда за одним зверьком охотник ходит неделю! А тут такая удача!
Но когда везет, так везет напропалую! Сверх всякого ожидания мы добыли еще двух соболей. Радостные,- я даже напевал какую-то песенку,- возвращались мы на бивуак. Обрадовался нашей удаче и Софронов, когда мы положили перед ним наши трофеи.
- Ай, счастливый ты, Сашка,- говорил он, раздувая подпушь,- я сколько за соболем ходил, а редко-редко если двух брал!
Он порывался на другой день идти на охоту вместе с нами, но мы ему не разрешили, боялись, чтобы не разболелась нога.
- Хватит и тебе работы,- уговаривали мы его.- Надо снять шкурки, сварить обед, присмотреть за оленями. Мы ведь не на охоту пойдем, а на разведку. Много соболей добывать не придется.
Кое-как удалось уговорить старика остаться в палатке.
Мы старались охватить поисками как можно большую площадь; увидев следы соболей, отмечали их, но по следу уже не бежали, как раньше. Обилие следов позволяло надеяться, что мы еще наткнемся на зверька. Так и оказалось. Собака загнала на дерево одного, потом вскоре и другого соболя… Пять соболей. Невероятная удача! Кому и когда удавалось добыть столько за два дня?
Когда к концу дня в третий раз послышался лай собак, мы переглянулись:
- Не к добру нам так везет,- сказал Авдеев.- Вот посмотришь, какая-нибудь оказия случится!
Меня тоже смущала такая удача. Было чувство некоторой растерянности.
- Неужели третьего соболя загнала?
- Ты как хочешь, парень, а я третьего соболя брать не буду,- сказал Авдеев.
- Ладно, просто посмотрим и уйдем,- согласился я.
Однако на этот раз на дереве сидел не соболь, а какой-то другой более крупный зверь.
- Рысь.- сказал Авдеев.- Видишь кисточки на ушах?
Рысь лежала на суку, прижимаясь к нему всем телом, и
злобно шипела на собак. Она скалила острые зубы и готовилась уже прыгнуть с дерева, когда раздался выстрел.
Цепляясь когтями за ветки, рысь рухнула в снег и собака вцепилась ей в загривок. Большая кошка была мертва. Рысь, как и росомаха, наносит большой вред в охотничьем хозяйстве. Летом она враг птичьих выводков и гнезд, зимой нападает на беззащитных кабарожек, зайцев, случается, что и на зверя более крупного - оленя, козу, у которых не хватает сил стряхнуть ее с загривка.
Рысь не брезгует полевками, бурундуками, пищухой, белкой и является конкурентом соболя по питанию. Поэтому стрелял я в нее без всякого сожаления. Авдеев тут же на морозе быстро разделал ее и, отрезав заднюю часть туши, сунул в мешок вместе со шкурой.
- Варить будем; все равно что телятина,- весело сказал он.- А шкуру выделать, так хоть на шапку, хоть на воротник…
Вернувшись в лагерь, мы быстро собрались и тронулись в путь на Усть-Ниман.
Петровский радушно встретил нас, сообщил, что в деревню пришла бригада его лучших охотников. Они могут не только показать нам места, где много соболей, но и оказать помощь в подсчете запасов этого зверя в пределах колхозных охотничьих угодий.
Поблагодарив Петровского за участие, мы попросили его предупредить охотников, чтобы они были готовы к выходу с нами в тайгу.