Домой я иду, окутанный сырым воздухом, который пахнет потом. Одежда липнет, белье постоянно застревает в заднице. Вернувшись домой, я зарываю орудие убийства и перчатки в саду.

Поднимаюсь по лестнице, достаю из кармана ключи, чтобы…

Черт возьми!

На полу, прямо перед дверью, лежит Шалун. Или Иегова. Определить невозможно. Я оглядываюсь в поиске пушистого ублюдка, который выкопал моих рыбок из их могилы, но он уже сбежал. Я присаживаюсь и дотрагиваюсь пальцем до своей мертвой рыбки. Как резиновая.

Нахожу на кухне пакетик для улик. Уже склоняюсь над рыбкой, как вдруг слышу мяуканье. Поднимаю голову и вижу треклятого кота в конце коридора. Перед ним на полу лежит вторая рыбка. Кот медленно протягивает лапу, подталкивает рыбку на пару сантиметров в моем направлении и отдергивает лапу назад. Наклоняет голову и мяукает. Я вынимаю нож из портфеля, который остался у дверей.

Не отрывая от меня глаз, кот снова продвигается вперед и снова подталкивает ко мне рыбку. Снова садится. Какого черта он пытается сделать? Я выбираю самый большой нож, который только могу найти.

— Давай, Пушистик. Давай.

Он идет ко мне, проходит половину расстояния, останавливается, возвращается к рыбке, останавливается, разворачивается ко мне. Мяукает. Я сильнее сжимаю ручку ножа. Кот медленно возвращается к рыбке, аккуратно берет ее в зубы и несет мне. Останавливается в метре, кладет рыбку на землю и отходит на пару шагов. Снова мяукает. Я встаю на четвереньки так, чтобы можно было медленно проползти вперед. Держу лезвие ножа прямо перед собой.

И тогда я понимаю, что он делает. Он возвращает мне моих рыбок. Он снова мяукает, но на этот раз звук больше похож на тихий всхлип.

— Вот хороший мальчик, — дружелюбно говорю. — Давай, киса. Я не буду тебя убивать, малыш. Я не буду сворачивать тебе шейку.

Он снова мяукает и подходит на пару шагов. Я продолжаю двигаться ему навстречу. Кот уже на расстоянии вытянутой руки. Еще ближе…

Мы дотягиваемся друг до друга, и он утыкается головой мне в кулак.

А потом этот ублюдок начинает урчать.

А я? Что же делаю я?

Я начинаю гладить этого гада. Чешу его под подбородком, как будто это самый милый котик на свете.

Смотрю на пол, где лежат мои две золотые рыбки. Придется их снова закопать. Я перехватываю нож поудобнее и кончиком лезвия начинаю почесывать коту голову. Он слегка поворачивает ее, чтобы удобнее было чесать.

Все, что мне нужно сделать, это ткнуть вниз, и этот котенок, которого я спас…

Спас. Вот оно, ключевое слово. Я спас это существо, потратил на него деньги, принес к себе домой, оно отплатило мне тем, что убило моих золотых рыбок, и после всего этого я снова его спасаю. На этот раз тем, что не убиваю. Я откладываю нож.

Под пристальным взглядом кота убираю своих рыбок в пакетик для улик. Похороню их позже еще раз.

Войдя в квартиру, сажусь на диван. Кот запрыгивает мне на колени, и я начинаю гладить его. Через пару минут он засыпает.

Перед тем как отправиться спать, я долго смотрю на кофейный столик и думаю, стану ли покупать других рыбок. Может быть, когда все это закончится. Без них я как будто утратил часть своей жизни. Чувствую пустоту, хотя не такую, как вчера.

Просыпаюсь на следующее утро весь в поту, кот спит на краю кровати. Мне снова снился сон. Я помню Мелиссу. Мы были вместе, то ли на пляже, то ли на острове, и я понял, что ошибаюсь, думая, что мы враги. Вместо того чтобы убить ее, я лежал рядом с ней, и мы оба наслаждались песком, шумом прибоя и солнцем. Мы прекрасно проводили время.

Кошмар.

Запах моря остается висеть в комнате еще несколько минут после моего пробуждения. Спасаюсь от него, забравшись в душ. Смываю с себя ночь, липкий осадок этого сна. Когда я выхожу из душа, кот сидит на кухонном полу и вылизывается. Нахожу в холодильнике что-то, похожее на мясо, и кот радуется этому.

Перед тем как уйти на работу, сделав себе пару тостов, проверяю содержимое своего портфеля. Смотрю, полностью ли заряжен «глок», который я забрал у Кэлхауна. Заряжен. Все пятнадцать патронов готовы отреагировать на движение моего пальца, нажимающего на курок. Первая гильза готова проникнуть в патронник, ударник — разбить капсюль, порох — вспыхнуть. Газ, давление, взрыв.

Власть.

Чтобы указательный палец выполнил команду стреляющего, требуется менее четверти секунды. Через половину одной сотой секунды срабатывает ударник. На весь цикл, от нервного импульса до выстрела, требуется около трети секунды. Пуля летит со скоростью триста метров в секунду.

Цель может умереть меньше чем за секунду.

Убираю пистолет в портфель. Вывожу кота из квартиры. Иду на работу.

В участке — сумасшедший дом.

Смешиваюсь с толпой суетящихся детективов и констеблей. Стоящий в участке гул гораздо громче, чем в предыдущие дни. У всех закатаны рукава, распущены галстуки. Разговоры доносятся из каждого угла, с каждого рабочего места, из каждого офиса. Возбуждение висит в воздухе как полуспущенный воздушный шарик. Пока я иду к своему офису, мне не удается прослушать ни одного разговора от начала до конца, но я улавливаю несколько отрывков.

— Ты давно с ним знаком?

— Я слышал, у него сын покончил с собой.

— А в номере у него уже побывали?

— Как ты думаешь, скольких он убил?

— А где еще он может находиться?

— А ведь ты его знал.

— А ведь ты с ним ужинал.

— А ведь ты с ним работал.

Они ищут Кэлхауна. Охотятся на него. Я закрываю дверь в свой офис, и через мгновение ко мне стучится и заходит Шредер.

— Доброе утро, Джо.

— Доброе утро, детектив Шредер.

— Ты слышал?

Я качаю головой.

— Что слышал, детектив Шредер?

— Когда ты в последний раз видел детектива инспектора Кэлхауна?

Пожимаю плечами:

— Вчера на работе. А вы разве не видели его, детектив Шредер? У него еще такие седые волосы.

— Он тебе что-нибудь говорил? Что-нибудь необычное?

Я вспоминаю наш разговор, то, как он описал убийство Даниэлы Уолкер.

— Да что-то не припомню.

— Уверен?

— М-м-м-м… — я позволяю своему мыслительному процессу растянуться секунд на десять, что не так уж и мало, когда кто-то на тебя пристально смотрит. Выдерживаю драматичность момента и все такое, после чего повторяю свой первоначальный ответ:

— Нет, детектив Шредер.

— Дай мне знать, если что-нибудь вспомнишь.

Не дожидаясь ответа, он поспешно выходит, будто ему нужно оказаться одновременно в нескольких местах. Он не говорит мне, почему они ищут Кэлхауна.

Начинаю свой рабочий день с того, что мою туалеты. К тому времени как я заканчиваю, около половины людей с третьего этажа расходятся. Остальные не обращают на меня никакого внимания. Не проверяет ли кто-нибудь из них дом, где я его оставил? Похоже, что нет. С чего бы? Просто потому, что я оставил там пару жертв?

С таким количеством констеблей, обыскивающих город, с таким количеством детективов, пытающихся вычислить, куда он мог пойти, они вполне могут на него наткнуться. А если так случиться, что им расскажет Кэлхаун? Захочет ли он рискнуть и рассказать обо мне? Мне остается только надеяться на лучшее. Никакое тщательно подготовленное домашнее задание мне уже теперь не поможет. Немного легче от мысли, что полиция думает, что он прячется, скорее всего, планирует выехать из страны, а не предается воспоминаниям о своих преступлениях, слоняясь по местам былой славы.

Тащу пылесос в конференц-зал. Там полный бардак. Папки, фотографии, отчеты. Раздавленные окурки в переполненных пепельницах, смятые упаковки от фаст-фуда на столе, пустая одноразовая посуда среди груды хлама. Пол устлан папками, а среди всего этого, ровно в середине огромного стола, два орудия убийства. Первое — то, которым воспользовалась Мелисса. Второе — из номера Кэлхауна. Оба покрыты тонким слоем порошка.

Я смотрю на фоторобот, составленный со слов Мелиссы позапрошлым утром. Рядом с ним приколота фотография Кэлхауна. Найти между ними сходство довольно трудно, но это неважно, потому что у них есть отпечатки пальцев, а на этом этапе игры это все равно что получить добровольное признание. Его сегодняшнее отсутствие только подтверждает его вину. Он знал, что найдено орудие убийства, знал, что ему придется исхитриться и исчезнуть.

Я сажусь за стол, беру по очереди каждый пакет и внимательно изучаю каждый нож. Не вынимаю их, просто любуюсь через пакеты. На самом деле «любуюсь» — не совсем верно. На самом деле я вспоминаю. У моего ножа есть История с большой буквы. У ножа Кэлхауна — просто история. Короткая история, но зато какая важная.

Прибравшись в зале и забрав свой диктофон (не только пленку), я возвращаюсь в офис и обедаю. Остаток рабочего дня на ушах стоят все, кроме меня. Я лишь в небольшом стрессе. Наблюдаю за всеми так, будто те наблюдают за мной и в любую минуту могут меня арестовать, потому что нашли Кэлхауна с заклеенным ртом, привязанного к стулу в доме Даниэлы Уолкер.

В четыре тридцать, убедившись, что никто меня не видит, я прячу парковочный билетик со свежими отпечатками Кэлхауна под его стол. Я не могу просто убрать его в ящик — стол наверняка уже обыскали. А так создастся впечатление, что билетик просмотрели, и, когда его рабочее место будут обыскивать снова, на него наткнутся. Если не наткнутся, я найду его, когда буду пылесосить, и отдам Шредеру. Вытряхиваю билетик из пакетика для улик, не притронувшись к нему.

Я иду к дому Уолкер, как вдруг звонит мой мобильный телефон. От его тихой мелодии у меня по спине пробегают мурашки. Вынимаю телефон из кармана и открываю.

— Привет, Мелисса.

— Привет, Джо. Как дела? Приятный вечер?

— Был.

— Ай-яй-яй, Джо, как невежливо. А знаешь, я о тебе думала. Думала, что здорово было бы еще разочек сводить тебя в парк и показать тебе вторую половину нашего веселого шоу. Как тебе эта мысль?

— Чего ты хочешь?

— Мои деньги. Они у тебя?

— Не все.

— Не все? Ну, это не очень здорово, Джо, правда? Я сказала, сто тысяч. Меньшая сумма — пустая трата моего драгоценного времени.

— У меня восемьдесят тысяч, и еще двадцать я раздобуду на следующей неделе, — вру, зная, что так звучит правдоподобнее. Мелисса замолкает на минуту. Без проблем, это ведь она платит за разговор.

— Восьмидесяти тысяч мне на выходные хватит, Джо, но так как ты меня подвел, на следующей неделе ты раздобудешь сорок тысяч.

— Сорок не достану.

— То же самое ты говорил про сто тысяч и посмотри, как ты здорово справился.

— Ладно.

— Где ты хочешь встретиться?

— Предоставляешь выбор мне?

— Нет, конечно. Просто хотела, чтобы у тебя появился проблеск надежды. Вот и все.

— Я не позволю тебе выбирать. Хочешь получить деньги — получишь их на моих условиях.

— Если ты не хочешь в тюрьму, Джо, то условия мои.

— Да пошла ты.

— Сам пошел.

Вы только посмотрите. Прямо семейная разборка.

— Слушай, у тебя мой пистолет. Тебя не должно особо волновать, где мы встретимся.

— Я тебе не доверяю, Джо.

— Это дом, в котором я кое-кого убил.

— Они все еще там?

Ее голос вдруг повышается на октаву.

Я отрицательно качаю головой, несмотря на то что говорю по телефону.

— Предыдущая жертва. Хотя в доме пахнет смертью. Могу тебе даже экскурсию устроить.

— Это тот дом, куда ты тогда шлюху отвез?

— Точно, — говорю я, зная, что она проследила за мной и убила проститутку в багажнике, пока я был внутри.

По-моему, идея ей понравилась.

— Встретимся там в шесть часов, Джо. Не заставляй меня ждать.

Она вешает трубку. Черт, у меня не так много времени. Сажусь в автобус. Не хочу воровать машину. Если и существует риск, что меня поймают на угоне, сегодня тот самый день, когда вероятность данного события максимальна. Я это чувствую. День теплый, но не такой влажно-удушливый, как обычно. По крайней мере, пока нет. Погода Крайстчерча. Сумасшедшая жара и все такое.

Я подхожу к дому, и начинается мой последний вечер в роли Потрошителя Крайстчерча.