Публика в «Серебряном кубке» на этот раз собралась большей частью незнакомая для Юлии. Но не для Донатаса – он переходил от группы к группе из троих-четверых, всем улыбался и успевал информировать Юлию.

– Видите вон того господина с седой бородкой? – возбужденно шептал он. – Биржевой туз. Уже знаком с вашим творчеством. Уверен, он купит все ваши картины. Но дело даже не в этом. Перспективное сотрудничество – вот о чем с ним можно говорить, при его настрое по отношению к вашему творчеству. Идемте, я вас познакомлю!..

– Может, потом?… – пересохшими губами прошептала взволнованная Юлия.

Ее выручил ведущий вечера.

– Господа, минутку внимания! – объявил он громко, капитулирующе подняв ладони. Легкий гул в зале угас.

– Прошу всех пройти в соседний зал.

– О! Сейчас начнется! – возбужденно проговорил Донатас.

– Что начнется? – спросила Юлия.

– Тот самый сюрприз, о котором я вам говорил.

Собравшиеся потянулись в смежный зал, четверть которого скрывал тяжелый занавес из темно-красного плюша.

– Итак! – почти выкрикнул ведущий. – Кто из нас свободен от чар непостижимого? – чуть тише продолжал он, медленно прохаживаясь вдоль занавеса. – Кого из нас не притягивают тайны? Кого из нас не завораживают захватывающие зрелища?

В зале стояла тишина.

«О чем он? Что здесь должно произойти?» – с гулко стучащим сердцем, сглатывая от волнения, думала Юлия. «Может, что-то вроде кровавых схваток людей с хищниками?…» Такое, как говорят, бывало в клубе «У Эйно». «Да нет, здесь совсем другая публика…»

– Многое происходило в этом зале, – произнёс ведущий. – Но то, что вы увидите сейчас – это нечто особенное…

Свет начал медленно гаснуть.

– …это не спиритизм, не перформанс…

Свет почти совсем погас.

– …это революция духа!..

Под редкие нетерпеливые возгласы и аплодисменты по занавесу прошла волна, он раздвинулся и… Юлия чуть не упала в обморок: ярко освещенный софитами, в кресле на низком ринге сидел Казимир, а рядом стоял его аппарат! Возникший рядом с Юлией Донатас взял ее под локоть:

– Все в порядке, все объяснения позже! – скороговоркой произнес он. Ведущий взошел на ринг и объявил:

– Дамы и господа! Позвольте представить – Казимир М., изобретатель этой чудо-машины.

Под разнобой аплодисментов Казимир с полупоклоном встал.

– Расскажите уважаемой публике, в чем суть вашего изобретения, – пригласил ведущий.

– С юных лет у меня две страсти – техника и искусство… – начал Казимир, и запнулся, будто в нерешительности, как человек, не привыкший выступать перед многочисленной аудиторией.

В зале было слышно негромкое покашливанье и шорох. Казимир расправил плечи и продолжил:

– Ну, с техникой я довольно скоро и удачно…»поженился»! – он усмехнулся, – окончил университет, стал инженером. А вот с искусством для меня все обстояло сложнее. Мне не удалось получить художественного образования. Я пытался учиться живописи самостоятельно, но мои попытки дали очень слабые результаты. А мне хотелось, чтобы кисть в моей руке не имела никаких препятствий, потому что в моей фантазии возникала масса удивительных и прекрасных образов, но как их мог выразить на холсте я, мазила, неуч в живописи, человек, как утверждали некоторые, неспособный усвоить основы живописного мастерства?!

Казимир сделал паузу, а затем продолжил:

– Этот разлад стал моим наваждением. Почему кому-то дано, а мне – нет?! Я завидовал тем, кто профессионально умел писать картины, и смягчало мою зависть лишь то наблюдение, что многие из моих знакомых художников, классно владея кистью, не обладают и малой частью моего художественного воображения, не способны к созданию оригинальных образов и сюжетов. Недостаток мастерства, точнее, его отсутствие при жгучем желании художественного самовыражения, и уверенность в том, что я могу создавать, пусть пока хотя бы только в мыслях, на самом деле оригинальную, талантливую живопись – все это и подтолкнуло меня к вопросу о том, а возможно ли найти способ воплотить на холсте образы, посещающие меня, не умея рисовать, не владея кистью?

Казимир снова сделал паузу.

– Вопрос как будто бы абсурдный, но он не покидал меня. Разрешить этот вопрос мне помогла удивительная технология, которая называется НКИ – «нейрокомпьютерный интерфейс». Каким именно образом – я сейчас попробую объяснить… Среди вас ведь, наверное, немало тех, кто дружит с Психонетом? – Казимир окинул зал вопросительным взглядом. – Вы, вы… да-да, вижу! – указал Казимир на руки, поднятые в толпе. – Смотрите-ка, сколько людей интересуется техническими новшествами! И это при том, что у нас в Риге пока только один Психонет-салон…

– «Психонет упразднит Интернет»! – громко выкрикнул кто-то из зала заголовок газетной статьи, заголовок, загулявший по устам публики почти как какой-нибудь популярный афоризм.

Казимир кивнул, и продолжил:

– Ну так вот. Раз вы знакомы с Психонетом, то, вероятно, знаете, что Психонет как раз и появился, как следствие развития технологий НКИ. Если попытаться объяснить попросту, НКИ – это устройство, которое способно улавливать в клетках мозга изменения электромагнитных полей и преобразовывать их в буквенные и цифровые символы…

В зале слегка зашумели. – Здесь художественный клуб, а не кафедра технического вуза! К чему эти подробности, господин М.? – раздался чей-то голос.

Казимир поднял руку:

– Минуточку! Я сейчас закончу… Так вот, – несколько трансформировав НК-интерфейс, я пришёл к интересному результату. Я увидел, что, раз возможен «перевод» сигналов человеческого мозга, его мыслеобразов, в команды для компьютера, то возможен и обратный процесс – перевод команд для компьютера в человеческие мыслеобразы!

– Уж не хотите ли вы сказать, что нашли способ этого обратного перевода? – недоверчиво спросил мужчина у сцены. – Именно! – воскликнул Казимир. – Более того – я сумел передать перевод другому человеку!

– Не понимаю, зачем все это нужно? – шепнула женщина рядом с Юлией и хихикнула.

У Юлии горели уши, как от стыда.

– Результатом моих размышлений и исследований стала особая техническая схема, по которой и работает созданный мной аппарат, – произнес Казимир. – Сейчас я продемонстрирую всем присутствующим аппарат в действии. Мне нужен помощник; это должен быть художник. Найдутся ли в зале добровольцы?

На ринг вышел тот самый завсегдатай «Серебряного кубка», который зло критиковал картины Юлии.

За рингом открылась дверь; оттуда вышел человек, вынес и установил на ринге мольберт с чистым холстом и подставку с кистями и красками.

– Этот господин будет моими руками, а я – творческой фантазией, направляющей его. Вместе мы на ваших глазах воплотим на холсте картину, которую я давно «написал» в своем воображении, – сказал Казимир.

Человек, вынесший мольберт, осторожно взял с верхней панели аппарата тонкий и изогнутый, как наконечник у фонендоскопа, предмет и ввел его в левое ухо добровольного помощника, стоящего покорно, но со скептической миной. Казимир сел в кресло и второй такой же предмет ввел в свое правое ухо.

– Ну что ж, начнем! – произнес Казимир, прикоснулся к треугольной клавише внизу аппарата и закрыл глаза, расслабленно прислонившись к спинке кресла.

Доброволец криво улыбнулся и что-то хотел сказать, но не успел. Лицо его на секунду исказилось, он сделал резкий шаг вперед, словно его толкнули в спину. Аппарат тихо гудел. Доброволец медленно взял кисть, с недоумением глядя на Казимира.

– Как… как это?… Почему?… – пробормотал он, переводя взгляд с Казимира в зал. – Господа, я… Что за фокусы?!

Доброволец топтался на месте, глядя то себе под ноги, то, нервно улыбаясь, на зрителей. Чуть поморщившись, он взялся за ухо, в которое было вставлено странное устройство. Снова резко, будто подталкиваемый, шагнул он к мольберту, и начал класть мазки.

Поначалу его движения выглядели неестественными, как у марионетки. Шумно дыша, доброволец чрезвычайно быстро сделал набросок. Глаза его были полузакрыты, казалось, он вообще не глядит на холст. Лоб Казимира, сидящего в кресле, блестел от пота. Юлия облизнула губы. Донатас сжал ее локоть.

Зрители придвинулись к рингу; их напряженные лица постепенно приобретали выражение удивления и восхищения. На холсте с невероятной быстротой из линий и пятен возникало изображение площади, на которой столпилось множество людей, образовавших круг. В центре круга стоял тянитолкай – фантастическое существо, похожее на кентавра, но не с одним, а с двумя человеческими торсами; второй торс был там, где хвост у «обычного» кентавра, и обращен он был в сторону, противоположную той, в которую обращен был другой торс. Чудище играло на дудочке, причем второй из этих «сиамских» кентавров, обернувшись, протягивал руки, пытаясь отобрать дудочку у играющего. Присмотревшись, Юлия увидела, что вокруг тянитолкая толпятся не люди, а крысы, одетые в костюмы и платья и стоящие на задних лапах.

Казимир открыл глаза и прикоснулся к треугольной клавише. Художник опустил голову и дрожащую руку с кистью. Гуденье аппарата постепенно стихало. Помощник вынул из уха художника прибор и усадил его на место вставшего Казимира. Теперь художник сидел в кресле, насупившись, как пьяный, и тяжелым взглядом смотрел на публику.

– Господа! Перед вами – плод моей фантазии, переданный посредством этого аппарата в сознание художника и мастерски выполненный им на холсте! – победно резюмировал Казимир.

– Восхитительно!.. – раздался неуверенный женский голос.

В толпе прошел ропот.

– Но это совсем не его манера, – произнес кто-то рядом с Юлией, имея в виду Казимирова подопытного.

– Что вы хотите сказать? – обернулся Донатас.

– Я хочу сказать, что он ничего подобного раньше не писал, – ответили ему.

– Это что, гипноз? – выкрикнули сзади.

– Произведение оригинальное, и выполнено, действительно, мастерски, но почему мы должны верить, что эта ваша идея, ваш образ? – спросил кто-то.

– Ну, во-первых, как здесь только что было сказано, художник, помогавший мне, пишет совершенно в иной манере.

– Это уж точно! – мрачно прошипел тот, о ком говорили.

– Представьте, что Ван Гог вдруг в корне изменил бы свой «фирменный» стиль, стал бы писать точь-в-точь как, допустим, Левитан. Как такое возможно? «Стиль – это человек», так, кажется? – усмехнулся Казимир. – А во-вторых, истинность объявленного факта может на себе проверить любой желающий. Собственно, даже необязательно видеть картину именно на холсте: посредством аппарата мы можем соединить наши сознания, и сознание заменит холст.

– Потрясающе! Браво! – крикнул Донатас и захлопал. Многие присутствующие тоже зааплодировали.

– А это не опасно? – с сомненьем произнес господин, стоявший ближе всех к рингу.

– По-моему, это все подстроено! – произнес высокий молодой человек.

– Зачем же мне лгать? И как бы я мог надеяться на длительное сотрудничество с представителями серьезного бизнеса… (в голосе Казимира послышались чужие, отрепетированные нотки, он машинально заскользил искательным взглядом по публике)…если бы мое ноу-хау было основано на лжи? Ведь я собираюсь совершенствовать найденную технологию…

– Нет, это не подстроено, – вмешался художник на ринге, все еще не могущий отойти после эксперимента.

Все обратили внимание на него.

– Скажите, что вы чувствовали во время…м-м… сеанса? – спросила его одна из дам.

– Это ненужное, нелепое изобретение, – не отвечая на вопрос, произнёс художник, встав с кресла.

Оживленное переговариванье в зале утихло.

– И это, – художник со злостью ткнул пальцем в мольберт так, что он покачнулся, – это – не искусство!

– В своем репертуаре, – недовольно проговорил Донатас.

– Не заводись, здесь всем известно, что ты не сторонник сюрреализма! – выкрикнули сзади.

– Не могу поверить, что эта мазня – дело моих рук, – с отвращением сказал художник.

– Бросьте, картина великолепна! – раздалось сразу несколько голосов.

– Вы спрашиваете, что я чувствовал во время сеанса? – обратился художник к спрашивавшей его женщине. – Я чувствовал себя так, как, прошу прощения за сравнение, чувствовали бы вы себя, если бы вами попытались насильно овладеть. Только в вашем случае речь о бренном теле, а в моем – о душе, – заявил художник, сошел с ринга в толпу и, рассерженно жестикулируя, стал проталкиваться вон из зала.

В зале зашумели. Донатас выскочил на ринг и громко сказал:

– Господа, господа! Мы присутствовали при демонстрации действительно уникального изобретения, и я думаю, многие из вас уже задумались о перспективе его использования. Ведь это переворот в искусстве, и не только!

В зале еще больше зашумели.

На ринг поднялся ведущий и произнес, видимо, какие-то заключающие слова, но Юлия их толком не расслышала; кажется, это были стихи. Часть публики отправилась в бар.

Донатас с Казимиром подошли к господину, которого Донатас назвал биржевым тузом. Затем Казимир приблизился к Юлии.

– Дорогая, мечты осуществляются! – улыбаясь и протягивая к ней руки, произнес он.

– Как это все понимать, Казимир! – слегка отстраняясь от объятий мужа, холодно произнесла Юлия. – Ведь доктор Кэлинеску говорил нам с тобой, что аппарат экспериментальный, и пока нежелательно выносить информацию о нём на люди? Почему ты не сказал мне, что собираешься быть на вечере, да к тому же демонстрировать аппарат?

– Потому что до последнего момента я не мог его уговорить, – ответил за Казимира подошедший Донатас.

Вздрогнув от неожиданности, Юлия обернулась и окинула Донатаса подозрительным взглядом:

– До последнего? Так вы что… вы откуда знаете его? – Юлия переводила недоуменный взгляд с Донатаса на мужа и обратно.

– Мы недавно познакомились, – ответил Казимир.

– Давайте присядем, – предложил Донатас и, подхватив супругов под руки, повел их в соседний зал.