Вам никогда не приходилось выполнять какую-либо работу на общественных началах? Мне – приходилось. Шла перепись населения, и организация, в которой я работал, поручила мне и моему сослуживцу переписать жителей участка в центре города. Дело было зимой, сослуживец простыл и слег. Пришлось мне одному ходить по домам. Улицы, переулки, дворы… Где-то железные подъездные двери заперты – не дождешься, когда кто-нибудь войдет или выйдет, где-то непонятная нумерация домов и квартир. К концу дня я замотался настолько, что, честно говоря, сейчас даже не смогу найти ту квартиру, в которой… Но давайте все по порядку.
Как я уже сказал, день заканчивался, и я почти выполнил свое дело. Оставалось обойти несколько квартир. Смена лиц и обстановок, бесконечные спуски и подъемы по лестницам, не всегда доброжелательная встреча хозяев – все это утомило меня до легкого головокружения и, нажимая кнопку звонка у очередной двери, я мечтал, чтобы хозяев не оказалось дома. Но хозяева были дома. Точнее, одна хозяйка – очень привлекательная дама. Ее возраст? Ну, наверное, тридцать-то ей исполнилось не вчера, но и сорок будет не завтра. Все-таки женская красота – большая сила! Увидев хозяйку, я невольно выправил свою осанку и изобразил самую обаятельную улыбку, на какую был способен. Дама улыбнулась в ответ. Я объяснил цель своего визита и был приглашен в квартиру. Хозяйка оказалась любезной, даже чересчур. Она предложила мне чаю, а я не нашел причин отказываться.
Квартира была большая. Я так и не понял, сколько же там комнат – пять или шесть? Одна странная деталь привлекла мое особое внимание. Вы когда-нибудь видели, чтобы ванная запиралась ключом? Я хотел помыть руки, но хозяйка поспешно развернула меня к другой двери. Совсем к другой. Да, планировка необычная. Видимо, хозяева сами все перестраивали и там, где была ванная в этой квартире, в других похожих квартирах находится что-то вроде домашней кладовки. Вот в эту кладовку и я был отправлен, а когда вышел оттуда, хозяйка запирала на ключ ту дверь, где у всех бывает ванная, и куда я сначала хотел зайти.
Мы устроились не на кухне, а в большой комнате. Хозяйка ухаживала за мной так, будто я ее давний знакомый. Наконец чай был разлит по чашкам. Хозяйка села на диван напротив меня, закинув ногу на ногу. Узор ее черных кружевных чулок перемешивался с бахромой красного халата. Хозяйка заметила мой взгляд и чуть-чуть изменила позу, изящно поерзав на диване. От ее движений рельеф складок на халате изменился, и мне надо было сделать усилие, чтобы прекратить гадать: действительно ли у хозяйки бюст настолько внушителен, или мне показалось? О-о, елки зеленые! Чтобы отвлечься, я перевел взгляд на шкаф-стенку. На одной из его полок стоял маленький… гроб!
– Это шкатулка, – коротко засмеялась хозяйка, заметив, что я недоумевающе уставился на полку. Видел я разные штучки, у самого когда-то были часы-перстень с откидывающейся крышкой в виде черепа, но шкатулку в виде гроба никогда не встречал!
– Хотите взглянуть?
Хозяйка встала с дивана, одной рукой поправляя полу халата. Наверное, правда, что каждый думает в меру своей… Ну, неважно. В общем, я не сразу сообразил, что она имеет в виду. Хозяйка, улыбаясь, прошла к шкафу мимо меня, сидящего с открытым ртом.
Гроб стукнул о поверхность столика, у которого я сидел. Хозяйка выпрямилась (теперь я был уверен: бюст у нее – супер!), обошла меня и заняла свое место.
– Ну? – сказала хозяйка.
– Что? – спросил я.
– Спрашивайте. Ведь вам интересно, почему шкатулка в виде гроба.
– И почему же?
– Точная копия, – сказала хозяйка.
– Копия чего?
– Ни чего, а кого, – поправила хозяйка.
– В смысле? – не понял я.
– Вы – копия моего мужа… бывшего. Очень похожи, правда.
– А при чем здесь муж?
– Он умер. И был похоронен точно в таком ж гробу.
Я, слегка обалдев, уставился на поблескивающий позолоченными ручками и полированный гробик размером пятнадцать на тридцать сантиметров.
– Ну, не точно в таком же, – засмеялась хозяйка. – В настоящем, большем, – она развела руками почти так же широко, как улыбалась.
Я перевел дыхание. Согласитесь, не очень приятно быть точной копией человека, которого похоронили в гробу, точная копия которого (уменьшенная) стоит перед вами. Я разозлился, даже жарко стало. Какая-то дурацкая ситуация!
– Вы извините, мне надо еще в несколько квартир зайти… Я пойду.
Стараясь быть аккуратным и не расплескать чай, я начал высвобождать свои колени, плененные крышкой низкого столика.
– Вы же еще не записали мои данные, – удивилась хозяйка.
– А! Да.
Я опять начал садиться. Хозяйка, наблюдая за мной, тихонько, воркующе засмеялась.
– Подождите секундочку, – сказала хозяйка и, взяв чашки, вышла в другую комнату.
Я развалился в кожаном кресле. Плюшевые шторы почти полностью закрывали окна, и в комнате господствовал приятный полумрак. От нечего делать я стал разглядывать шкатулку. Она одиноко стояла посередине столика, – маленькая, красивая усыпальница, вся в извивах древесных узоров. Гипнотический блеск гладкой ступенчатой крышки притягивал… Хозяйка сама пригласила задавать вопросы, если что любопытно. Почему же она не предложила посмотреть, что в шкатулке? Мне вдруг очень захотелось заглянуть внутрь. Решил – так и сделаю, пока хозяйка не вернулась. Я прислушался. Куда она подевалась? Ее присутствия не было слышно в соседней комнате. Сглотнув от волнения, я протянул руку и подушечкой указательного пальца осторожно повел по краю крышки, желая нащупать что-нибудь, что открыло бы гробик. Надеюсь, там не кукольная копия ее мужа, что было бы неудивительно для такой странной дамы. Не найдя никакого крючка или чего-то подобного, я взялся за крышку и потянул ее вве-ерх…
– В этой шкатулке хранятся неосуществленные женские желания, – громко произнесла хозяйка.
Я вздрогнул от неожиданности, и крышка со стуком откинулась. Хозяйка стояла в дверном проеме. Я так смутился, что решил вести себя как можно развязнее.
– Здорово! Значит, я первый, кто может всерьез сказать: «В гробу я видел неосуществленные женские желания!» – воскликнул я.
Хозяйка подошла и вынула из шкатулки плоскую круглую коробочку – вроде тех, которые с косметическим кремом. Коробочка была из прозрачного сиреневого стекла, и внутри нее я действительно увидел что-то очень похожее на крем. Я подумал, что это, наверное, редкое целебное средство. А может, оно так и называется – «Неосуществленные женские желания»? Почему-то ведь хозяйка поименовала его так? А что, разные есть названия с закидонами. Например, одеколон «Эгоист». Или туалетная вода «Оргазм». В любом случае мне стало окончательно ясно, что все, что происходит со мной с того момента, как я очутился в этой квартире, происходит неспроста. Хозяйка втягивает меня… Но во что? Элементарное соблазнение? Если бы так, то мы бы уже барахтались в постели. Поворачивая в руке коробочку и глядя сквозь нее на свет, хозяйка заговорила:
– У мужчин на головке пениса, а также у женщин в районе клитора группируются корпускулы Краузе, богатые нервными окончаниями. Именно они – важнейший источник сексуального наслаждения. В будущем достижения биологии позволят клонировать корпускулы Краузе и распределять их в огромном количестве по всему кожному покрову человеческого тела. Радикально изменится структура и качество сексуального наслаждения. Представляете, как это будет прекрасно?
«Чокнутая», – подумал я, хотя об исследованиях Краузе кое-что слышал.
– Но это в будущем, – продолжала хозяйка. – А пока этот крем, нанесенный на кожу, дает эффект, к сожалению, кратковременный, но вполне подобный любовному восторгу людей будущего.
«Нет, скорее, наркоманка», – подумал я. Принимая игру хозяйки, я спросил:
– А почему вы это, – кивок на коробочку, – назвали «неосуществленными женскими желаниями»? Почему именно женские?
– Хороший вопрос! Вы первый, кто его задает…
«Дай Бог, не последний», – мысленно усмехнулся я, перебирая варианты: секс-хищница? Или наоборот, старая дева? Как позже оказалось – и то, и другое.
– А вы не желаете попробовать? – спросила хозяйка.
– Что попробовать?
Хозяйка выразительным, акцентированным жестом, как фокусник, открыла коробочку. Я заволновался и начал вставать из-за столика. Черт его знает, какая там зараза в коробочке!
– Я думаю, это ни к чему… Вы мне много интересного рассказали, но мы тут отвлеклись…
Я бормотал, внимательно глядя на ее руки. Откуда я знаю, может, ее крем – вроде хлороформа, сунет мне его поднос, и я в отключке, а сама начнет шарить по моим карманам. Меня будто ледяной водой облили – аферистка она! А может, ей зачем-нибудь нужны данные переписи – кто в какой квартире просто живет, а кто прописан?
– Да не бойтесь, – хозяйка толкнула меня слегка в грудь, будто усаживая в кресло.
Я, боясь, что она измажет меня кремом, отпрянул назад и упал, зацепившись за кресло. Пока я поднимался, хозяйка, нахмурившись и заметно нервничая, выхватила длинную ложечку из шкатулки и зачерпнула крем ею. Теперь я был уверен, что это химия для выведения человека из строя. Хозяйка с ложечкой в протянутой руке быстро нагнулась ко мне, встав коленом на столик. Ее груди, тяжело качнувшиеся в вырезе халата, были великолепны. Я мгновенно вскочил. В смысле, – на ноги. Нет, не на хозяйкины, – на свои. Вставая, я качнул столик и, поскольку хозяйка находилась в неустойчивой позиции, то полетела на пол, попутно врезавшись головой в стеклянные дверцы шкафа. Шипя от боли и злости, хозяйка приподняла голову и выкрикнула что-то непонятное, будто звала кого. Через пару секунд в комнату вбежали два существа, от вида которых у меня закружилась голова…
У одного искривленный череп, покрытый пучком черных волос, был вытянут в сторону, как съехавший колпак, и продолжался ниже огромным и неподвижным, будто парализованным, лицом с такими же неподвижными глазами навыкате, в которых крошечные зрачки вздрагивали, как у моргающей рептилии… Второй, толстый, как шар, бежал, переваливаясь и протягивая вперед уродливо короткие пухлые руки, издавая мучительно раздражающий, скрипучий, как у попугая, крик. Сзади раздался стук. Я резко обернулся. Двустворчатые белые двери, ведущие в другую комнату, шевельнулись… С другой стороны их пытались открыть, скребли и постукивали, издавая приглушенный ноющий звук, который странно раздваивался. Я ощутил томительную зябкость в животе, покрываясь холодной испариной от страха… Хозяйка, дотянувшись, схватила меня за ногу, я вырвался, но сзади меня ударили по голове. Падая, я увидел, как двустворчатая дверь распахнулась, и в комнату с грохотом ввалился жуткий человекообразный осьминог. Сразу несколько рук с длинными скрюченными пальцами тянулись ко мне. У твари было две головы. Одна голова находилась чуть ниже другой, глаза, чересчур близко и криво поставленные, были закрыты красными веками, толстые губы беспрестанно двигались… Этот шевелящийся ком плоти со сдавленным мяуканьем подобрался ко мне вплотную. Я, видимо, потерял сознание.
Придя в себя, я обнаружил, что сижу на белоснежном кафельном полу, прислонившись к стене. Поясница ныла. Вроде бы ванная, но не та, в которой я мыл руки. Я двинулся и понял, что руки мои связаны за спиной. Ох, как затекла шея! Я приподнял голову…
– А!
В ужасе я попытался вскочить, но ноги тоже были связаны. Рядом находилась просторная ванна-джакузи, наполненная водой. Три четверти площади ванны занимал огромный цветок, распростерший по воде мелко-ворсистые, как бархат, лепестки размером с изрядную подушку каждый. Один из лепестков свесился через край ванный и медленно, как улитка, загибался вверх…В центре цветка топорщились лепестки поменьше. Там, в зеленоватой жиже лежала человеческая рука, обезображенная, словно побывавшая в мясорубке… и голова… На посиневшем, полуразложившемся лице рот был изорван и приоткрыт, а мокрые остатки бровей приподняты, словно в недоумении…
– Ах ты, моя красавица… – раздался томный и зловещий голос.
Хозяйка, хищно улыбаясь, наблюдала в приоткрытую дверь ванной за мной, с ужасом жмущимся к стене – подальше от цветка. Рука хозяйки почти до локтя была заложена за полу халата на уровне живота…
– Согласитесь, она прелестна? – спросила хозяйка. Она чуть откинула голову и закусила нижнюю губу:
– М-м…
– Что это? – прошептал я.
– Это – дитя тропических болот, цветок-хищник, питающийся мясом угодившей в него живности.
Словно в подтверждение хозяйкиных слов, цветок испустил звук, напоминающий сиплый вздох…
Хозяйка обернулась и крикнула:
– Эй!
В дверях замаячил тот, – с огромной, ничего не выражающей мордой.
– Покажи гостю, на что способна моя красавица, – сказала хозяйка.
Урод вошел, толкнул меня мясистой шестипалой лапой. Я упал. Усевшись на меня, урод ослабил веревку на моих ногах и освободил одну ногу. Я трепыхался и пинался, но этот гад был очень сильным. Он обхватил меня одной рукой и, подтащив к ванне, шлепнул моей босой ступней в центр цветка. Рука, лежавшая в цветке, от толчка соскользнула и плюхнулась в воду. В ванной распространился неприятно-сладковатый запах. Я, пыхтя, скользя на одной ноге по кафелю, пытался сопротивляться. Хозяйка смеялась приятным, как у юной девочки, хохотком. Урод еще раз и еще раз шлепнул моей ногой по цветку. Я с омерзением ощутил прикосновение полуразложившейся головы… Лепестки дрогнули и, после очередного шлепка начали стремительно подниматься, образуя закрытый бутон. Сквозь открывшуюся взгляду поверхность мутной воды я увидел что-то вроде корневищ. Моя нога по щиколотку скрылась между плотно сжатыми лепестками. Вытянуть ногу было бы нетрудно, но меня держали, не давая двинуться. Через несколько секунд я ощутил все усиливающееся жжение, как от йода. Видимо, реагируя на мою ногу, цветок начал выделять пищеварительный сок.
– Брось его, – сказала хозяйка.
Урод подчинился. Хозяйка села на принесенную уродом табуретку и начала разглагольствовать. Я, задыхаясь, лежал на полу рядом.
– Прежде чем скормить вас моей красавице, я хочу рассказать о себе. Меня это возбуждает – открывать всю свою подноготную незнакомцам… а потом убивать их! Я ненавижу мужчин! Только раз я любила – своего мужа. Он был очень красивым, но постоянно изменял мне. А вот мне, своей жене, он не мог доставить радость. Не знаю, может, дело во мне. С ним я не испытывала ничего, кроме дикой боли. А других мне было не надо. Так и осталась… непорочной. Что ж, сбылась мечта мамы, – голос хозяйки стал злым. – Она всячески оберегала меня от мужчин – «рано еще, учиться надо!» Я и училась. С отличием закончила мединститут. Была терапевтом. А потом переквалифицировалась в тератолога, – усмехнулась хозяйка. – Знаете, что такое тератология? Это раздел медицины, изучающий различные уродства и физиологические отклонения. Я хотела разобраться, почему я не могу быть, как все женщины. Да… А теперь с моими уродами у меня больше взаимопонимания, чем с красавцем-мужем. Я нужна им, никто, кроме меня, не будет заниматься их проблемами. Они помогли мне отправить моего благоверного на тот свет. Муж был сердечник, и застав меня однажды в спальне с теми славными сиамскими близнецами-гермафродитами, которых вы видели, схватился за сердце… с ним случился приступ. А потом я отправила его… его орудие измен на корм в цветок, который он сам мне и подарил. Любил он экзотику, и мне к ней любовь привил. Да, никто и не заметил, что я похоронила своего муженька евнухом. Ну ладно, заболтались мы! Моя девочка проголодалась. Сейчас я принесу крем и обработаю им вас… и себя тоже! Вы испытаете невероятное наслаждение. А я буду сочувствовать вам, наблюдая. За фантастическим, непрекращающимся оргазмом вы и не заметите, как будете съедены и переварены моей красавицей.
Глаза хозяйки помутнели, щеки стали розовыми. Она содрогнулась, заводясь от своих слов.
– Я сейчас подготовлюсь и схожу за кремом…
Хозяйка вышла. Меня трясло. Я кое-как встал – сначала на четвереньки, потом на обе ноги. Полустреноженный (веревка на ногах была ослаблена) я проковылял в дверь. Между кухней и прихожей на колесном инвалидном кресле раскорячились сиамские близнецы. От неожиданности я упал – на колени. Близнецы подкатили ко мне. Стоя на коленях, я умоляюще посмотрел на близнецов.
– Пожалуйста…
Наверное, я выглядел очень жалким. Близнецы задвигали всеми конечностями и подъехали к входной двери. Тихо щелкнули замки. Близнецы покатили в другую комнату. Хорошо, что я был босой. Не было слышно, как я допрыгал до двери. Взявшись зубами за дверную ручку, я потянул дверь на себя. Сердце бешено колотилось… Внутренне напрягшись, я пропрыгал через лестничную площадку. Только бы не упасть на ступеньках!.. Быстрее, быстрее…
Мне удалось уйти. Сейчас я думаю, что хозяйка предвидела мое бегство, и, может быть, сама допустила его. Если бы она хотела непременно прикончить меня, была бы осторожнее. В общем, я кое-как добрался до друга. Хорошо, что было уже темно. Когда кто-то проходил мимо меня, я стоял, и прохожие, наверное, думали: «Вот, стоит пьяный, без шубы, шапки, босиком, стоит и качается». Потом я прыгал дальше. Другу сказал, что ограбили, раздели, еле выбрался. Он дал мне стакан водки и проводил домой. Простыл я, конечно, здорово, две недели лежал. Вот так я поучаствовал в переписи населения. С тех пор от любой работы, которая «на общественных началах», я отказываюсь. У меня есть свои профессиональные обязанности – и хватит с меня этого! А за все прочие поручения – будь они хоть на общественных началах, хоть на общественных концах – сами пусть берутся.