Глава 3.

УПОТРЕБЛЕНИЕ ТЕРМИНА «РОСИЯ» В НАЧАЛЕ XVI ВЕКА

В XVI в. название «Росия» сосуществует еще с названием «Русь», но постепенно начинает превалировать (особенно в московских источниках) и, наконец, занимает самое почетное место в документах официального происхождения.

В эпиграфических памятниках название «Росия» появляется с конца XV в., правда, к источникам этого рода следует относиться с осторожностью. Тем не менее, об их существовании сказать необходимо. Существуют сведения, что в надписях на Спасской башне Московского Кремля, выполненных на русском языке в июле 1491 г. и на латинском языке в 1493 г., говорится:

Кремля города на Спаских воротах изнутри города в клейме русское письмо: В лето 6999-го, иулия, Божиею милостию зделана бысть сия стрельница повелением Иоанна Васильевича, государя и самодержца всеа Росии и великого князя Вла-димирскаго, и Московскаго, и Новгородцкого, и Псковскаго, и Тверскаго, и Югорского, и Вятцкого, и Пермского, и болгарского, и иных в 30-е лето государьства его. Делал Петр Антоние от града Медиолана {122} .

Надпись над западным порталом Преображенского собора Спасо-Ярославского монастыря гласит, что освящение собора происходило 20 октября 1515 г. «при благоверном великом князе Василие Ивановиче всея Росии и при митрополите Варламе всея Росии» [18]Это — наше прочтение, до настоящего времени в ярославской краеведческой литературе текст надписи воспроизводился неправильно. Вместе с тем, по некоторым соображениям, сама надпись была выполнена в 60-х годах XVI века.
.

В надписи 1514 г. на киоте образа Владимирской Богоматери указывалось, что

…сделан бысть кивот сей… повелением благовернаго и христолюбиваго Василия, Божиею милостию государя самодержца всеа Росии, в преименитом славном граде Москве {123} .

В первый период пребывания в России (1518—1524 гг.) Максим Грек написал Послание об устройстве Афонских монастырей, где назван «в царех благочестивейший и самодръжче божественнейший Москвы и всеа Росиа великый княже Василие Иоаннович Палеологе». В рукописи 1524 г. перевода Бесед Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея (РГБ, собрание Е. Е. Егорова, № 920) помещено послесловие Максима Грека, в котором писатель обращается ко «всем прочитати имеющим священную сию книгу боголюбезным мужем — росианом, сербом и болгаром» (Егор., № 920. Л. 334 об.). Здесь, по-видимому, впервые на русском языке произнесено слово «росияне» — причем в смысле одного из православных славянских народов.

В том же 1524 г. сборник сочинений Дионисия Ареопаги-та скопирован в Троице-Сергиевом монастыре при Данииле «митрополите всея Росии» (РГБ. Ф. 304/1. № 123. Запись писца находится на л. 429 об.).

Как было указано выше, Триодь Цветная переписана в 1525 г. в Москве в монастыре Николы Старого при великом князе Василии III, «государе и самодержце всея Росии» (ГИМ. Собрание П. И. Щукина, № 329. Л. 231 об.).

Другой пласт источников, содержащих «росийскую» терминологию, связан с литературной традицией Иосифо-Волоколамского монастыря. В качестве примера первого упоминания слова «росийский» в языковедческих публикациях иногда называют Послание Иосифа Волоцкого брату Вассиану (Санину). Это Послание Я. С. Лурье относит к 1493—1494 гг.:

Поне же бо постигохом во времена лютейшаа паче всех времен, еже не бысть, Христе милостивый, отнели же солнце благочестив начя сиати в Росийской земли {128} .

Но дело в том, что Послание брату Вассиану сохранилось не в оригинале и опубликовано по позднему списку (середины XVI в.) РГБ, Рогож., № 530, сравнение же с аналогичной фразой из Сказания о новоявившейся ереси, известного по более ранним спискам, дает чтение «Руской земли» и отсутствие слов «Христе милостивый». Терминология Послания Иосифа Волоцкого брату Вассиану слишком близка в данном случае к тексту Русского Хронографа:

Наша же Росиская земля… растет и младеет и возвышается, ей же, Христе милостивый, дажь расти и младети и разширятися и до скончания века {130} , — памятника, составленного Досифеем Топорковым в 1516— 1522 гг. Поэтому можно считать, что протограф сохранившихся списков Послания Иосифа брату Вассиану прошел, скорее всего, редакционную обработку со стороны Досифея Топоркова уже в XVI веке.

В более ранних списках дошло до нас Житие Пафнутия Боровского, составленное Вассианом Саниным в начале XVI в. Еще А. П. Кадлубовский выделил в некотором смысле «Сокращенную» редакцию Жития Пафнутия, отличающуюся особыми чтениями, и опубликовал ее по списку начала XVII в. Нам удалось обнаружить более древний список «Сокращенной» редакции (да и вообще — самый ранний список Жития Пафнутия Боровского!) — из собрания Государственного архива Ярославской области, № 446 (Житие Пафнутия — на л. 299—330 об. (без конца)). Рукопись ГАЯО-446 представляет собой сборник в 4°, на 330 листах. Основная часть сборника (л. 1—298 об., кроме л. 114—133) писана писцом круга Михаила Медоварцева и совпадает с четвертым почерком (по Н. В. Синицыной) сборника ГИМ, Епарх., № 558 (1522 г.). Эта часть в основном представляет собрание житий общерусских святых (Петра и Алексея митрополитов, Сергия Радонежского, Варлаама Хутынского, Дмитрия Прилуцкого, Никиты Столпника, Стефана Пермского, Кирилла Белозерского), но с преобладанием житий святых города Ростова: Леонтия Ростовского, Ростовских епископов Исайи и Игнатия, Авраамия Ростовского, Исидора юродивого, Петра царевича Ростовского. Листы сборника плотно сброшюрованы, поэтому видны только фрагменты филиграней (Щит с тремя лилиями под короной — но без розетки, Кувшин с одной ручкой (?) и др.), более определенно угадывается Щит с лилией под крестом — Брике, № 1568 (1500—1504 гг.). Данный знак указывает на начало XVI в. Житие Пафнутия Боровского на л. 299—330 об. писано другим писцом — но той же школы. Эта часть уже точно датируется началом XVI в. На л. 299—314 размещены два вида знака Головы быка под крестом, обвитым змеей, и пятилепестковой розеткой: первый вид (с крестом на морде) — Лихачев, № 1350 (1507 г.), второй вид — Пиккар, XVI, № 407 (1499—1501 гг.); на л. 315—330 различаются два вида Руки в рукавчике под розеткой: первый вид — Пиккар, III, № 545 (1508 г.), второй вид — Пиккар, III, № 548 (1510 г.). Таким образом, мы приходим к выводу, что сборник ГАЯО-446 в целом составлен в начале XVI в. в Москве.

О дальнейшей судьбе сборника ГАЯО-446 можно узнать из сравнения этого сборника с рукописью ГИМ, Син., № 84, написанной в Ростове в 1719 г. Здесь, на л. 1 читается запись: «Сия книга пресвещеннаго Георгия епископа Ростовскаго и Ерославскаго келейная». Ниже на полях: «14 майя 719 написася з древния письменныя книги, которая обретается во святой первопрестольной соборной и ангелской церкви во граде Ростове». Синодальный список полностью повторяет содержание сборника ГАЯО-446! Но существует признак, позволяющий судить о том, что Син., № 84 переписан непосредственно (!) со сборника ГАЯО-446: в тексте Жития Пафнутия Боровского Синодального списка (л. 242—272 об.) на л. 261 об. текстом зянята лишь верхняя небольшая часть листа до слов «древа секий и на раму своею ношаше», далее неожиданно остальная часть л. 261 об. и весь л. 262 оставлены чистыми, текст продолжается на л. 263: «Зри же ми паки того благоразсудное…». Оказывается, что в соответствующем месте ГАЯО-446 (между листами 320 и 321) утеряны листы и текст на л. 321 начинается оборванной фразой («…въ повсюду съ доволнымъ имениемъ по коегождо воли, не възмогоша обрести всемъ тогда свою нужду имущимъ»), которую писец Синодального списка счел невразумительной и стал переписывать текст со следующей фразы «Зри же ми паки того благоразсудное…». Таким образом, дефектное место в Син., № 84 объясняется пропуском листов в рукописи ГАЯО-446! Отмеченное обстоятельство позволяет охарактеризовать сборник ГАЯО-446 как уникальный кодекс, хранившийся в соборном храме города Ростова (Успения пресвятой Богородицы) и почитавшийся настолько, что с него была сделана копия даже для Ростовского епископа Георгия (Дашкова).

Итак, житийный сборник ГАЯО-446 был заказан в Москве в начале XVI в., имел общерусское содержание, но с преобладанием житий Ростовских святых, и оказался в соборном храме города Ростова. Это означает, что сборник ГАЯО-446 был изготовлен для Ростовского архиерея. Но присутствие в сборнике Жития Пафнутия Боровского однозначно определяет заказчика рукописи — среди Ростовских архиепископов начала XVI в. им мог быть только Вассиан Санин (1505—1515 гг.), почитатель Пафнутия Боровского и автор Жития преподобного Пафнутия. Указанное обстоятельство позволяет датировать Ярославский сборник 1505—1515 гг., хотя филиграни рукописи хронологически тяготеют к 1507—1510 гг., что позволяет предположить, что сборник ГАЯО-446 был написан в ближайшие годы после поставления Вассиана в Ростовские архиепископы (более вероятно: в 1506—1510 гг.).

Сокращенная редакция Жития Пафнутия Боровского последовательно употребляет слова «Росия», «росийский»:

Безбожный царь Батый грех ради наших въ ярости Господня попущенъ бысть на Росийскый островъ (ГАЯО-446, л. 299 об.);

И побеждени и похватани быша вси держателие Росии (л. 307);

Слышав же о блаженемъ, яко болит, самодержець всея Росиа князь великий Иванъ Васильевичь (л. 325).

В других редакциях Жития Пафнутия Боровского (например, в Великих Минеях Четьих) лишь в первом случае сохраняется чтение «Росийский», в двух же других примерах читается «множество дръжателей Руския земля», «самодръжець всея Руси».

В отличие от поздних редакций Жития Пафнутия, где в заглавии стоит имя автора — Ростовского архиепископа Вассиана, в Сокращенной редакции имя автора не указано. Так, в ГАЯО-446 читается: «Месяца маиа въ 1 день. Житие и подвизи преподобнаго отца нашего игумена Пафнутиа» (л. 299). Такой же заголовок имеется и в других списках редакции: РГБ, Вол., № 659 (л. 112) начала 30-х гг. XVI в., ГИМ, Чуд., № 334 (236) 30—40-х гг. XVI в., РГБ, Унд., № 353 (л. 1) 50-х гг. XVI в., РГБ. Ф. 218 (Собрание Отдела рукописей), № 422 (л. 402) 30-х гг. XVII в. И только в двух списках Сокращенной редакции — РНБ, Поп, № 1577 начала 50-х гг. XVI в. и РГАДА. Ф. 181. Оп. 1 (Собрание МГАМИД), № 564 около 1567 г. — заголовок читается иначе:

Месяца маиа в 1 день. Житие и подвизи преподобнаго отца нашего игумена Пафнотиа и отчасти чюдес исповедание. Творение инока Инокентиа, ученика святого (Поп, № 1577. Л. 93).

Следует, однако, заметить, что в тексте списков Пог., № 1577 и Арх., № 564 имеется много пропусков, язык значительно подновлен (в частности, утрачены слова Росия и Росийский), поэтому справка об Иннокентии, как авторе Жития Пафнутия Боровского, представляет явно поздний домысел.

Нам кажется, что большая близость текста Сокращенной редакции (по сравнению с другими редакциями Жития Пафнутия) к Волоколамскому патерику Досифея Топоркова позволяет поставить вопрос, не является ли автором Сокращенной переработки Жития Пафнутия сам Досифей Топорков? Именно сокращение текста и умелое переложение своих источников составляет стиль Досифея Топоркова как писателя (ярко проявившийся, например, при составления Русского Хронографа). Во всяком случае это помогло бы объяснить, почему Вассиан Санин, считавший именно себя автором Жития Пафнутия, решил в заголовке Сокращенной редакции не выставлять свое авторство (нам кажется, что Житие Пафнутия Боровского вообще является плодом совместного творчества трех учеников Пафнутия — Вассиана Санина, Иннокентия и Досифея Топоркова, а в начале XVI века все трое были еще живы).

Если мы перейдем к рассмотрению произведений, надежно атрибутируемых Досифею Топоркову, то мы найдем в них немало текстов, содержащих употребление слов Росия, росийский. В датировке таких произведений, как Волоколамский патерик и Надгробное слово Иосифу Волоцкому, в литературе господствует традиция, идущая от В. О. Ключевского, что впервые биографию Иосифа написал в 1546 г. епископ кру-тицкий Савва Черный и, следовательно, очерк жизни Иосифа Волоцкого, составленный его племянником Досифеем в виде надгробного слова, написан в одно время с сочинением Саввы или позднее. Присоединяясь к подобной точке зрения, Р. П. Дмитриева пишет, что последние литературные труды Досифея Топоркова относятся к 1545—1547 гг., после которого сочинитель скончался. На той же позиции стоят авторы статьи о Досифее Топоркове в Православной энциклопедии А. В. Кузьмин и А. А. Турилов. Изложенная концепция разрушается после того, как мы обнаружили дату смерти Досифея Топоркова в Синодике ГИМ, Епарх., № 411 (л. 52) — это 7052 г. по сентябрьскому стилю, т. е. 1543—1544 гг. Следовательно, все произведения Досифея Топоркова написаны до 1544 года.

По насыщенности «росийской» терминологии выделяется анонимный памятник, получивший в историографии неправильное название «Послание вельможе Иоанну о смерти князя» (в рукописях памятник заглавия не имеет). Текст опубликован Я. С. Лурье по двум спискам середины XVI в. — РНБ, Q.I.214 (л. 572—579 об.) и ГИМ, Син., № 791 (л. 172—179 об.). В списке Син., № 791 л. 172—179 об. переписаны рукой дьяка и слуги Иосифо-Волоколамского монастыря Дмитрия Лапшина на бумаге 40-х годов XVI в. В рукописи Q.I.214 «Послание вельможе Иоанну» написано на отдельной тетради (л. 572—579 об.) особым почерком, бумага без филиграней и отличается от остальной части сборника, но характерно, что почерк Дмитрия Лапшина встречается на других листах сборника — на л. 50—92 об., 94—131 об., 203—366 об., 367—415 об., 464—486, 580—586. Таким образом, выясняется, что оба сохранившихся списка «Послания вельможе Иоанну» принадлежат рукописной традиции Иосифо-Волоколамского монастыря.

Предваряем наше исследование о памятнике убеждением, что «Послание вельможе Иоанну» представляет недооцененный шедевр древнерусской литературы, построенный на источниках самого высокого литературного стиля: «Надгробного слова митрополиту Киприану» Григория Цамблака, «Рыдания» Иоанна Евгеника. Содержание произведения сводится к следующему. Автор послания, «последний и худый во иноцех, не токмо жизнию иже в Дусе, но и по земной еже во плоти», пишет господину Иоанну, «иже от держащих поставленному строити и расправляти вкупородных вещи», и сообщает о «лютейшей язве», что «злоначалный сатана» сотворил «четверочисленым онем благочестиа великим столпом и светлым еуангельской истине поборником»:

Дуну бо внезапу завистным ветром и погаси четверосветлый и чюдный он светилник весь до конца, и тмы и дыма и горести исполни всю Росию {142} .

Подражая Иоанну Евгенику, автор патетически оплакивает «общую вселенскую беду», случившуюся с «лучшим из всех», и в заключение восклицает:

Христоименитый и боголюбивый и великолепный и славный род государя, яко лист уже увяде, яко цвет отпаде, яко свет златаго светилника угасе, и оставись дом пуст {143} .

Понимая под «государем» самого великого князя Ивана III, Я. С. Лурье раскрыл, как ему казалось, «замысловатые намеки автора послания» и предположил, что «четверочисленые столпы», которые оплакивал автор, принадлежали к «роду государя» — великокняжескому роду, и что речь идет об умерших четырех братьях великого князя: Юрии Васильевиче Дмитровском (умер в 1472 г.), Андрее (Меньшом) Вологодском (умер в 1481 г.), Андрее (Большом) Углицком (умер в заточении в 1493 г.) и Борисе Волоцком (умер в 1494 г.). Отметив также отдельные текстуальные совпадения между посланием и «Сказанием о новоявившейся ереси» Иосифа Волоцкого, Я. С. Лурье пришел к выводу, что послание написано Иосифом Волоцким в 1494 г. в память об умершем в том году князе Борисе Васильевиче — патроне Волоколамского монастыря.

Л. Е. Морозова обратила внимание на противоречия в концепции Я. С. Лурье: в 1494 г. «славный род государя» Ивана III вовсе не «угас» и дом его не остался «пуст», кроме того, стиль «Послания вельможе Иоанну» резко контрастирует со стилем сочинений Иосифа Волоцкого. Исследовательница полагает, что имеется больше оснований отнести «Послание вельможе Иоанну» к смерти князя Андрея Ивановича Старицкого, последовавшей в 1537 г.; при этом под «четверосветлым светильником» она понимает братьев Василия III: Семена Калужского (умер в 1518 г.), Дмитрия Углицкого (умер в 1521 г.), Юрия Дмитровского (умер в 1536 г.) и, наконец, Андрея Старицкого (умер в заточении 10 декабря 1537 г.). Автора «Послания Иоанну», на взгляд Л. Е. Морозовой, следует искать среди сторонников удельного князя Андрея Старицкого (но определение его имени требует дополнительных изысканий).

Любопытно, что Л. Е. Морозова не замечает тех же противоречий в своих построениях, которые она отметила в работе Я. С. Лурье: род Василия III после смерти его братьев и, кстати, его самого (великий князь скончался в 1533 г.) также не «угас» (после него остались два наследника). Кроме того, оба исследователя не смогли объяснить отчетливо выраженный кратковременный в хронологическом смысле характер гибели «четверочисленых столпов» (сатана «дуну внезапу» и «погаси четверосветлый и чюдный он светилник») и найти ему соответствующий эпизод в реальной истории: у Я. С. Лурье процесс «дуновения» растянулся на 22 года (с 1472 по 1494 г.), у Л.Е. Морозовой — с 1518 по 1537 г.

Главная же ошибка предыдущих исследователей состоит в неправильной трактовке слова «государь» в тексте Послания к Иоанну, понимая в нем «государя и великого князя всея Руси». На самом деле, это обычное этикетное, почтительное обращение к адресату. Почему-то никто не обратил внимание, что в конце Послания к Иоанну автор именно так и пишет вельможе:

Тако же и ныне ты, государь мой, потщися мне нечто отписати и наздати мою душу, уже и плакати не могущу {148} .

Сравните также, например, письмо Иосифа Волоцкого к суздальскому епископу Нифонту:

Господину государю преосвященному владыце Нифонту Суждальскому и Торусскому, грешный чернец Иосиф, нищий твой челом биет. Ведомо тебе, государю моему, нынешняя великаа беда, постигшиа Рускую землю и все православное христьянство… Ныне же, богоутверженый владыко, о сих тебе пишу, не яко уча и наказуя твое остроумие и богоданную премудрость (ни бо лепо нам забывати своея меры и таковая дръзати), но яко ученик учителю, яко раб государю воспоминаю тебе и молю… {149}

Таким образом, слово «государь» трактуется здесь как «господин» и княжеское достоинство никак не удостоверяет.

Более того, характеристика «четверочисленых столпов», читающаяся в Послании к Иоанну, относится скорее к лицам духовным, чем к светским. Главная их добродетель состоит в том, что они «благочестия великие столпы и светлой еуангельской истине поборники», «еретиком страшни» и не принимают «еретические развратные преданиа», представляют из себя «велицыи сосуды божественных дарований добродетелных, …в них же бяше любовь и целомудрие и смирение и благо-стыни кротость», их гибель потрясла всех «служителей еуангельских». Противоеретическая составляющая изложенной характеристики, очевидно, выдает руку иосифлянского писателя (добавим, что и само Послание к Иоанну обнаружено только в рукописях Иосифо-Волоколамского монастыря).

В истории первой половины XVI в. известен только один случай удивительного стечения обстоятельств, когда один за другим ушли из жизни сразу несколько видных деятелей иосифлянской партии: 28 августа 1515 г. умер Вассиан Санин, архиепископ ростовский и брат Иосифа Волоцкого, 9 сентября 1515 г. скончался сам Иосиф Волоцкий, 12 ноября 1515 г. умер суздальский епископ Симеон Стремоухов, ученик Иосифа Волоцкого и его постриженник.

Итак, трое из четырех «великих столпов благочестия» известны: это — Вассиан Санин, Иосиф Волоцкий, Симеон Стремоухов. Четвертого участника можно узнать, если обратиться к сообщению Новгородской летописи Дубровского. Среди осенних событий 1515 г. летописец записал:

Того же лета в осень, в семом лете после сведения из Новагорода архиепископа Серапиона, немного не допустя семого лета, смирился князь великий с Серапионом; а кто ни постоял, Василей Ондреевич Челядин, и владыка Ростовский Васиян, и брат его Иосиф, и владыка Суздалский, и того лета вси умерли, а Иван Ондреевич Челядин в Литве главу положил, а рязанской Тарасей и владычество оставил его же ради; да того же лета и пермский умер Протасей {152} .

Из текста Новгородской летописи следует, что в седьмое лето после сведения Серапиона с Новгородской кафедры (а оно наступило в мае 1515 г.) его бывшие недруги «того лета» все умерли: Василий Андреевич Челяднин (боярин и дворецкий, влиятельный почитатель Волоцкого игумена), владыка Ростовский Вассиан Санин, игумен Иосиф Волоцкий, владыка Суздальский Симеон Стремоухов. Поскольку последние трое перечислены строго в хронологическом порядке, то можно предположить, что смерть Василия Андреевича Челяднина произошла летом 1515 г. (но ранее 28 августа — дня кончины Вассиана Санина, дата смерти Василия Челяднина в источниках не зафиксирован). Мне кажется, что именно Василий Андреевич Челяднин должен быть причислен к четверке «столпов благочестия»: его имя в летописном списке стоит в одном ряду с видными деятелями иосифлянства, причем на первом месте. Что же касается рязанского и пермского владык, то здесь возможна какая-то путаница, так как Протасием звали как раз рязанского епископа, а на пермской кафедре в рассматриваемое время священнодействовал владыка Никон.

Итак, Послание вельможе Иоанну по своей сути представляет своеобразный «Плач» или «Надгробное слово», сказанное по поводу единовременной кончины в 1515 г. четырех «столпов благочестия»: архиепископа Вассиана Санина, игумена Иосифа Волоцкого, епископа Симеона Стремоухова и боярина и дворецкого Василия Андреевича Челяднина (хотя возможен вариант с заменой последнего на епископа рязанского Протасия), в связи с чем оплакивается «христоимени-тый и боголюбивый и великолепный и славный род государя» (т. е. Иосифа Волоцкого), который «яко лист уже увяде, яко цвет отпаде, яко свет златаго светилника угасе, и оставись дом пуст». В тексте содержатся данные, свидетельствующие, что «Надгробное слово» написано в ближайшее время после описанных событий. Автор пишет:

Тем же убо ныне и аз одръжащая злая острупленым и уязв-леным сердцем обрыдоваю;

Тогда радостне ликоствовахом, ныне обилно о страстех воздышем, тогда светлое, ныне же надгробное;

Аз же ныне лютейшею печалию оскорблен, …и сердце вмале не разседеся от злостраданиа последняго, иже ныне постиже нас {153} .

Следовательно, Послание Иоанну написано в конце 1515 или в начале 1516 г.

Для определения авторства Послания вельможе Иоанну мы сравним его с Надгробным словом Иосифу Волоцкому Досифея Топоркова. Для обоих памятников характерны одинаковые словоупотребления, но еще более впечатляет использование в них общих источников. Так, сюжет из «Сказания о новоявившейся ереси» Иосифа Волоцкого («Отлетеша 6о от нас яко щурове добропеснивии, яко славие великогласнии, яко ластовици сладкоглаголивии, …оглашающе уши слышащих») обыгрывается в Послании Иоанну:

Отлетеша аки славим сладкопеснивии всяко божественное хотение, зане же не имущим нам уши слышати {155} ;

и в Надгробном слове Иосифу Волоцкому:

…в чтении толик бе, якоже ластовица и славии доброгласныи, привлачаше и услажаше слухи послушающих {156} .

Причем в обоих произведениях заметна разная степень близости к общему оригиналу: в Послании Иоанну лучше передано само начало («Отлетеша аки…»), а в Надгробном слове — окончание («послушающих», к тому же в тексте сохранена «ластовица», опущенная в Послании Иоанну).

Обращаясь теперь к другому источнику — Надгробному слову митрополиту Киприану Григория Цамблака, мы видим, что фрагмент:

Настояше убо и сие нам пострадати, о друзи, еже пострадахом, его же от скоръбных мню ничто же, но лютейшее: что бо и будет ино от иже печялию касающихся сердцю, таковыа тыцеты равно? Не бо имением отъятое, не славы, не села, или стяжаниа, не стада, или чреды, не отечества, не домовъ и сродникъ, или суседъствующих, но самого отца огьятие пострадахом [23] ,

с разной степенью точности отразился, с одной стороны, в Послании Иоанну:

Понеже убо настояше нам и сие пострадати, о чюдне, еже и пострадахом, его же от скорбных мню ничтоже лютейши. Что будет ино от иже печалию касающихся сердцу таковыя тщеты равно? Не бо имениа отъятие, не славы, не отечества, не сродник, но всея вселенныя по благочестии поборник {157} , [24]

а с другой стороны, в Надгробном слове Иосифу Волоцкому:

Настояше же нам, братие, злобных окружение пострадати ныне, еже и пострадахом, и крепости терпениа тмами убегающих, его же от скорбных ничто же мню ино лютейшее. И что будет ино таковыя тщеты равно, о той же печалию касающихся сердцу, иже не точию сие весть поколебати… Не имения бо отъятие пострадахом, или мечтающие зде славы, с дароноше-нием предстоящих, ни расширение сел, ни ино что от честных, еже зде тленных с стады и чреды, ни прослутие отечества и светлых полат, ниже сладкие любве сродник и въжжеленных другое и знаемых, но чюднаго отца отъятие пострадахом {158} .

Начало фрагмента лучше отражено в Послании Иоанну, но в Надгробном слове Иосифу зато сохранены «стады и чреды» и другие фразы, опущенные в Послании Иоанну.

У исследователей нет четкого мнения о времени написания Надгробного слова Иосифу (некоторые относят его даже к последнему периоду творчества Досифея Топоркова). Между тем, некоторые детали свидетельствуют о создании Надгробного слова в ближайшее время после кончины Иосифа Волоцкого, случившейся 9 сентября 1515 г. Автор Надгробного слова произносит: «Настояше же нам, братие, злобных окружение по-страдати ныне, еже и пострадахом», «угасе светилник, сияя над главою сердца нашего… велика ны днесь окружи беда».

Итак, мы приходим к выводу, что Послание вельможе Иоанну (представляющее по существу Надгробное слово четырем «столпам» иосифлянства) и Надгробное слово Иосифу Волоцкому созданы в одно время (конец 1515 — начало 1516 г.), пользуются одинаковыми источниками и написаны в одном литературном стиле — это дает нам право признать за обоими произведениями одного автора: Досифея Топоркова.

Атрибутируемое Досифею Топоркову и датированное теперь Послание вельможе Иоанну мы можем проанализировать с точки зрения наличия в нем «росийского» словоупотребления. Слово «Росия» встречается в нем три раза:

Злоначалный сатана дуну бо внезапу завистным ветром и погаси четверосветлый и чюдный он светилник весь до конца, и тмы и дыма и горести исполни всю Росию;

их же изнесе не ино отечество, яко да не о них похвалу инии себе восписовати имуть, но наша земля плодствова и возрасти на честь и славу всей Росии :

и ныне купно плачемся разлучениа общих поборников о благочестии, общаго украшениа всея Росии {160} .

Подчеркнутые слова по своему смыслу совпадают с заключительной припиской-пророчеством о судьбе Росийской земли в Русском Хронографе:

Наша же Росиская земля Божиею милостию и молитвами Пречистыя Богородица и всех святых чюдотворець растет и младеет и возвышается, ей же, Христе милостивый, дажь расти и младети и разширятися и до скончания века {161} .

Русский Хронограф — памятник, где впервые Русская история рассматривалась на фоне мировой истории. Его создание я датирую 1516—1522 гг. и связываю с именем Досифея Топоркова.

В связи с этим я хочу обратить внимание, что в сочинениях, касающихся роли Русского государства во всемирной истории (Еллинский летописец второго вида, Русский хронограф), термин «Росия», как правило, присутствует обязательно, и данный факт косвенно подчеркивает именно международный аспект появления в отечественной письменности термина «Росия».

Последний крупный труд Досифея Топоркова — Волоколамский патерик (по предположению Л. А. Ольшевской, патерик написан в 30-х годах XVI в., нам представляется, что создание Волоколамского патерика может быть приурочено к 1531 г.). Описывая нашествие Батыевых полчищ на Русь, автор отмечает: «по Божию попущению грех ради наших безбожный царь Батый Росискую землю поплени и пожже». Статья патерика сближается в первую очередь с Житием Пафнутия Боровского, потому что в обоих памятниках рассказывается о баскаках, каковым, в частности, являлся и дед Пафнутия. Кстати, следует вспомнить, что в Житии Пафнутия также говорится, что «безбожный царь Батый грех ради наших в ярости Господня гнева попущен бысть на Росийскый остров» (ГАЯО-446. Л. 299 об.). В тексте патерика Досифей признается, что именно он является автором повествований о «жительстве отца Пафнутия» и Надгробного слова Иосифу Волоцкому:

Изволих же писанием предати о жительстве отца Пафнутиа, якоже преди рех, елика от него слышахом и от ученик его, бывшая в его обители и инде, еже он исповеда учеником своим; такоже и ученика его, отца Иосифа, надгробными словесы почтохом и мало объявихом о жительстве его {165} .

Но статья Волоколамского патерика о нашествии Батыя может быть сближена также и с Хронографом, так как только в этих двух памятниках говорится о видении архангела Михаила, «стояща со оружием и возбраняюща» хану Батыю идти на Новгород. Изложенный сюжет может служить еще одним подтверждением нашего вывода, что Досифей Топорков является автором Русского Хронографа, Волоколамского патерика и отдельных статей в Житии Пафнутия Боровского.

 

Глава 4.

ВЕЛИКАЯ РУСЬ — ВЕЛИКАЯ РОССИЯ: ЭВОЛЮЦИЯ ТЕРМИНА

Историческое содержание термина «Великая Русь (Великая Россия)» не сразу было раскрыто в научной литературе. О неполноте исследований и неточностях в этом вопросе в конце XIX в. дает представление статья проф. Д. Н. Анучина «Великоруссы», помещенная в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (т. 10, 1892):

Название «Великая Россия» — искусственного происхождения; оно было составлено, по-видимому, духовенством или, вообще, книжными людьми и начало входить в царский титул лишь в XVI в. Впервые, кажется оно встречается в «Апостоле», первой книге, напечатанной в Москве, в 1556 г., при Иоанне Васильевиче Грозном, а затем в «Чине венчания» царя Феодора Иоанновича, в 1584 г. Первоначальный смысл его был, по-видимому, риторический, возвеличивающий; искусственность его видна и в том, что прежние названия «Русь», «Русия» были заменены в нем византийским — «Россия». Впрочем, эпитеты «Великая» и «белая Руссия» в применении к Московии употреблялись иногда на западе даже в XV в. Но более определенное, географическое значение термин «Великая Россия» получил только при Алексее Михайловиче, с подчинением Малороссии в 1654 г., когда царь стал именовать себя самодержцем «всея Великия и Малыя России», присоединив еще к этому титулу, в следующем 1655 г., после занятия Вильны, выражение «и Белыя России». С этих пор различие между «велико-» и «малороссиянами» сделалось общепринятым в книжной литературе и образованном обществе, но именно в этой форме, а не в форме «малоруссы» и «великоруссы». Эти последние обозначения стали употребляться… с пятидесятых и шестидесятых годов, отчасти вследствие оставления вообще искусственного и высокопарного имени «россияне» {167} .

Неразработанность вопроса об истории и содержании политико-этнографических терминов «Великая, Малая и Белая Русь» побудила А. В. Соловьева пересмотреть отечественные источники, привлекая к освещению их иностранные свидетельства. Не пересказывая всей достаточно полной и насыщенной наблюдениями работы А. В. Соловьева, мы сформулируем выводы, к которым пришел историк. Понятие «Великая Руссия», по мнению А. В. Соловьева, появилось уже в XII в. и относилось ко всей Русской земле как единому целому. Затем, на протяжении XII и XIV вв., в период феодальной раздробленности, появляются названия «Малая и Великая Русь» в связи со стремлением к разделению единой русской митрополии на две и даже три части, в зависимости от политических обстоятельств. Термин «Малая Руссия» получил политическое содержание в Галицкой Руси в 1335 г., когда рядом с нею создались и политические понятия «Малая и Великая Польша». В XV в. название «Великая Русь» продолжает держаться, перемежаясь с равнозначащим ему названием «Белая Русь». С конца XVI в. названия «Великая и Малая Русь» становятся все чаще. С 1654 г. они твердо вошли в русский язык и политическую терминологию, причем под влиянием киевской учености приобрели греческую окраску — «Великая и Малая Росия». Эти названия пришли в Москву из Киева, восходя своими корнями к Византии.

Из-за неполного знакомства с источниками XVI в. А. В. Соловьев неверно оценил лишь ситуацию с распространенностью термина «Великая Россия»: на самом деле название «становится все чаще» не с конца XVI в., а уже с начала XVI в. Кроме того, А. В. Соловьев ошибся в оценке греческой окраски имени «Росия» — она неизменно существовала в русских источниках с конца XIV в., и только во второй половине XVII в. в изданиях Московского печатного двора как раз под влиянием киевских деятелей просвещения название «Росия» стало писаться как «Россия» (с двумя «с»).

М. В. Бибиков отметил, что в XII в. Галичская земля рассматривалась в Византии как часть «Малой Росии»; Византийский историк Никита Хониат называет ее одной из топархии Росов.

На «новом витке историографии» А. В. Назаренко пришел к выводу, сходному с тем, который сделал в свое время А. В. Соловьев: что термин Великая Русь первоначально обозначал именно «всю Русь», а определение Малая Русь стало реакцией на уже существующее Великая Русь {171} . Вместе с тем А. В. Назаренко подверг сомнению высказывание А. В. Соловьева, будто термины Великая и Малая Русь, возникнув под влиянием византийской терминологии, быстро стали оборотами живого просторечия; по мнению А. В. Назаренко, названия Великая и Малая Русь были порождены в недрах константинопольской патриаршей канцелярии и не имели отношения к реальному древнерусскому словоупотреблению.

В историографии не отмечен факт оживления интереса к названию «Великая Русь» в начале XVI в. со стороны Константинопольской патриархии, вызванный необходимостью различать две части некогда единой Русской митрополии. Материал по этой теме содержится в недавно опубликованной Посольской книге 1509—1571 гг. по связям Русского государства с Балканами и Ближним Востоком.

Так, в 1508 г. прот. Афонской Горы Паисий направил грамоту «благочестивому и христолюбивому и самодрьжному все земли Великие Русие и прочим землем» великому князю Василию III. Тем же 1508 г. датирована грамота игумена Пантелеймонова монастыря Саввы великому князю Василию III, «господару и ктитору нашему», с подписью на грамоте: «Благочестивому и христолюбивому господару, великому кнезу Московскому на Русии Великой» {176} . В 1516 г. константинопольский патриарх Феолипт писал московскому митрополиту Варлааму, с упоминанием «царя и великого краля всея православныя земли, Великий Русии» {177} . Тогда же патриарх Феолипт писал митрополиту Варлааму верительную грамоту и вновь подчеркивал титул «великого краля всея православныя земли, Великиа Русии» [28]В сборнике митрополичьих грамот ГИМ, Син., № 562 текст данной грамоты переписан рукой Михаила Медоварцева, но датирован 7026 го-дом: Русский феодальный архив XIV — первой трети XVI века. М., 2008. С. 347.
.

В 1519—1521 гг. в курсе дипломатического этикета (царский титул Василия III, название Великая Русия) и внешнеполитических событий того времени оказался бывший митрополит Спиридон-Савва, который изменил старое название Великая Русия на Великая Росия и упомянул «державствовавших и хоругви правящих скипетра Великиа Росиа» и «волное самадръжавство Великиа Росиа», назвал Владимира Мономаха «царем Великиа Росиа», а самого великого князя Василия III — «волным самодръжцем и царем Великыа Росия» {179} .

После этого началось широкое распространение термина «Великая Росия» в русской письменности. В официальной редакции Сказания о князьях Владимирских, составленной в 1527 г. (и переписанной в Москве известным книгописцем Михаилом Медоварцевым), термины «Росия» и «Великая Росия» доминируют в тексте: повторение «державствовавших и хоругви правящих скифотра Великиа Росиа», «волнаго само-державства Великиа Росиа», Мономах — «царь Великия Росиа», упомянут «нынешний государь нашь и царь и великий князь всея Росии Василий Ивановичь», начинается «Росийский летописець въкратце», неоднократно упоминается «великий князь Василий Ивановичь, государь всея Росии» {180} .

Официальную терминологию вполне усвоил М. В. Тучков и в послесловии 1537 г. к созданной им редакции Жития Михаила Клопского обильно цитирует выражения: Росия, Росийская страна, «Великая Росия», «Великая Росийская церковь».

В решениях Стоглавого собора 1551 г. (цитируем рукопись РГБ. Ф. 256. № 425) приводится речь царя Ивана Грозного, где используется та же терминология: «Великая Росиа», Росийское царствие, в остальном тексте Стоглава вновь неоднократно упоминаются Росийское царствие, а также «цари Росийские».

В «Летописце начала царства» — памятнике официальной идеологии 50-х годов XVI в., на фоне преимущественного употребления слов «Русь», «Русский» встречаем выражения: «держава Великия Росия», «государство Великия Росия», «превысокий престол Великия Росия», «самодержец Великия Росия» {186} , «Росийские цари».

Та же картина наблюдается в Степенной книге — выдающемся памятнике русской церковно-государственной историографии 60-х годов XVI в., созданном при Московской митрополичьей кафедре (текст цитируем по самому авторитетному списку — ГИМ, Чуд., № 358). Заголовок книги выглядит следующим образом: «Сказание о святем благочестии Росийских начялодержець и семени их святого и прочих». Слово «Росия» употребляется в наиболее торжественных случаях: в названии титулов «митрополитов Киевских и всеа Росии» (при упоминании Петра, Киприана, Макария, Константина, Иоанна), при именовании царя Ивана Грозного «государем и самодержцем всеа Росии» {190} , во многих случаях употребляются слова «Росия» {191} , «Росийский царь», «Росийское царствие», «Росийская митрополия» и, наконец, «Великая Росия» {195} .

Характерно, что послание 1564 г. царя Ивана Грозного князю Андрею Курбскому адресовалось «во все его Великия Росии государство» (причем неоднократно называются «Росийское царствие», «Росийское самодержавство»).

В послесловии к изданию московского Апостола 1564 г. Иван Федоров пишет, что книга издана «повелением благочестиваго царя и великаго князя Ивана Василиевича всея Великая Росия самодержца …при архиепископе Афанасие, митрополите всея Росия».

Послание Новгородского архиепископа Пимина от 2 июня 1565 г. адресовалось царю Ивану Васильевичу «всея Росии самодержцу», причем упоминался и Афанасий «митрополит всея Росии».

Публикация Посольской книги 1509—1571 гг. по связям Русского государства с греческим миром позволяет по формуляру актов проследить изменение титулатуры Ивана IV: начиная с 1555 г. вселенские патриархи величали государя как царя «Великия Росия», или «всея земли Великия Росии», или «всея земли Росийские»; титул же митрополита Макария сопровождался словами «всея Росии» или «всея Великия Росия» {199} .

В государственном Чине венчания на царство Федора Ивановича 1584 г. уже постоянно (наряду с прежними названиями «Русь», «Русия») фигурируют термины: «самодержец всея Великия Росия», «Росийское царьствие», «великое Росийское царьствие», «государь всея Росиа» и т. д.

В Уложенной грамоте 1589 г. об учреждении Московского патриаршества Русское государство неизменно называется «великим Росийским царствием», сам царь Федор Иванович именуется «самодержцем всея Великия Росия».

В Посольской книге по связям России с Грецией 1588— 1594 гг. наиболее часто встречающимися терминами являются «Росийское царство», «Росийский собор», упоминаются «царь всея земли Росийские» {204} , «великое Росийское государство (царство)» и, наконец, «митрополит всея Великиа Росии» и «патриарх Московский и всея Великия Росии» {207} .

В конце XVI в. (при Федоре Ивановиче и патриархе Иове) появляются еще более любопытные уподобления «Росийского царства». Так, в рукописи так называемой Годуновской Кормчей (ГИМ, Усп. 21/173) во вкладной записи, выполненной киноварью по нижнему полю л. 45—173, Русская страна описана как «на Восток лежащая часть Вселенныя, превеликая и многонародная человеки, Росийскаго государства область», царь Федор Иванович характеризуется как «непреборимый самодержец, правящий всея Росийскыя державы скифетра», патриарх Иов, «пасущий тогда святую Росийскую великую церковь», назван «предстателем Росийского солнцу круга» (рукопись Усп. 21/173 любезно указана нам Е. В. Беляковой).

Возросшая популярность имени «Росия» привела к тому, что старые тексты стали исправляться в соответствии с новой терминологией. Например, сочиненное в 50-х годах XVI столетия суздальским агиографом Григорием Похвальное слово «на память всех святых русьскых новых чюдотворець», в списке начала 90-х годов XVI в. стало называться «на память всех святых новых чюдотворец Росийских» (РГБ. Ф. 242 (Собрание Г. М. Прянишникова). № 60. Л. 243), при этом в самом тексте названия «Русь», «Руская земля» везде переделаны на «Росия», «Росийская земля».

Комплект Четьих миней 1600 г. московского Чудова монастыря снабжен предисловием, в котором указывалось, что все рукописи написаны в царство Бориса Федоровича «всея Великие Росии самодержца». Отметим, что под 20 мая память обретения мощей митрополита Алексея в отредактированном виде получила следующее завершение: «митрополита Киевъскаго и всея Росии» (ГИМ, Чуд., № 314. Л. 713).

 

Глава 5.

«РОССИЯНЕ» В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XVI-XVIII ВЕКОВ

Распространенное ныне слово «россиянин» означает «житель России». Его бытование, как было сказано выше, зафиксировано уже в 1524 году, когда в послесловии к переводу Бесед Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея Максим Грек обратился ко «всем прочитати имеющим священную сию книгу 6о-голюбезным мужем — росианом, сербом и болгаром» (Егор., № 920. Л. 334 об.).

Давид Сирах, монах Троице-Сергиева монастыря, но (судя по языку) являвшийся южно-славянином, в 1577 г. написал икону митрополита Алексия (хранится в Рязанском художественном музее, инв. № 795-ж); на обороте иконы надпись:

Писал сию икону Давид старец лета 7085, июля 4 день, при великом цари Иване Васильевичи всеия Русь при митрополите Антонии росеенин Сирах.

В сборнике РНБ, Соф., № 1487 (кажется, XVII в.) на л. 121—167 помещена служба святому Антонию Сийскому со следующим любопытным началом:

Списано бысть сие многогрешным Иоанном росианом, родом от племени Варяжьска, колена Августова, кесаря Римскаго.

В XVII в., по данным Словаря русского языка XI—XVII вв., зафиксировано два случая употребления слова «росиянин» — под 1645 и 1697 годами. Но составители не заметили примеры употребления слова росияне в 1615 году — в Первоначальной редакции Сказания Авраамия Палицына (о чем подробнее см. ниже).

Зато в XVIII в. слова «россиянин», «россияне» (уже с двумя «с») получают широкое распространение. Прочтем, к примеру описание сражения в «Книге Марсовой» издания 1713 г.:

В то время у Россиян с Шведами изрядное между собою было обходителство;

Неприятель зело десператно Россиян атаковал …а потом с багинетами пошли на Россиян. Россияне, видя то их намерение, принуждены то ж сами чинить, но Россияном помогло… и тако с помощию Божиею Россияне викторию одержали {212} .

В Каталоге Российских архиереев по списку ГИМ, Син., № 123 (начала XVIII в., но с продолжением) мы встречаем упоминания: митрополит Михаил был прислан «крещения ради россиан» (л. 1), митрополит Кирилл (середины XIII в.) назван «руссианином» (л. 13 об.), святой митрополит Алексей — «россиянин» (л. 15 об.), на л. 20 об. упоминаются просто «россияне», митрополит Иларион на л. 58 об. назван «русенином», а на л. 78 об. — «русянином».

В произведении П. П. Шафирова «Разсуждение, какие законные причины его величество Петр Великий, император и самодержец Всероссийский …к начатию войны против Каро-ла 12 Шведского 1700 году имел», изданном в 1722 г. (любопытно, что в экземпляре РГБ, Кл 2/165 на с. 1—37 имелось еще посвящение царевичу Петру Петровичу), «Россияне» встречаются несколько раз:

так и из других Россиян (с. 13);

Россианом же немалую печаль (с. 125);

пришли Россиане на место их обозу (с. 202);

Шведы давно имели намерение к войне против Россиян (с. 225).

В 1725 г. на похоронах Петра I к «россиянам» со знаменитой речью обратился Феофан Прокопович:

Что се есть? До чего мы дожили, о Россиане? Что видим? Что делаем? Петра Великаго погребаем! Не мечтание ли се? Не сонное ли нам привидение?.. Не веема же, Россиане, изнемогаим от печали и жалости {213} .

В Истории Российской В. Н. Татищева «Россы» и «Россияне» столь популярны, что начинают действовать и в доисторические времена: при описании сбора полюдья перечисляются друговиты, кривичи, сербы и «прочие словяне, которые данники россияном» {214} .

В поэзии употребление слов «Россы» и «Россияне» считалось признаком высокого стиля. Читаем, например, у Г. Р. Державина:

а также многочисленные упоминания «Россиян»: «Душой великих Россиян», «Иль храбрых Россиян делами», «Славься Россиянкой быть!» и др. И это понятно:

О Державине можно сказать, что он — певец величия. Все у него величаво: величав образ Екатерины, величава Россия, созерцающая себя в осьми морях своих; его полководцы — орлы, — словом, все у него величаво (Н. В. Гоголь) {217} .

Юный Пушкин находится под несомненным влиянием Державина. Для него «Рос — питомец славы», наши воины — «Росски исполины», врага «гонит Россов меч»; упоминаются и «Россияне»:

Но для творчества Пушкина зрелого периода употребление слов «Россы», «Россияне» совсем не характерно (например, после 1819 г. «Россияне» упомянуты только три раза).

При возрастании в первой трети XIX столетия интереса к отечественной истории из глубин народной памяти всплыли такие извечные понятия, как Русь, Русская земля.

Для Н. В. Гоголя существует только одна страна: Русь («Какой оригинальный сюжет… Вся Русь явится в нем»). В отличие от Феофана Прокоповича, писатель обращается с вопросом не к «Россиянам», а к необгонимой тройке — вдохновенной Богом Руси:

Куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства {219} .

А. Н. Некрасов только однажды обмолвился: «Я истинный Росс!», но в остальном больше занимался исследованием «Кому живется весело, вольготно на Руси» (на Руси, а не в России).

В конце XIX в. словарь Брокгауза и Ефрона внушал, что отживающее имя «Россияне» — образование искусственное и высокопарное.

Но в конце XX в., когда слово «Россия» было усвоено в качестве названия государства, имя «Россияне» было вновь воскрешено, хотя теперь (по социологическим опросам) в понятия «Россияне» и «Русские» вкладывается несколько иной смысл (сопряженный с социальными, этническими и гражданскими категориями).

Между словами российский и русский, — пишет академик О. Н. Трубачев, — отсутствует отношение взаимозаменяемости; русский этнично, а российский благодаря своей прямой зависимости от Россия имеет сейчас свой, только ему присущий, административно-территориальный статус. В отличие от русского, российский и россиянин, к тому же, шире (может включать и нерусского россиянина), семантически расплывчатее (возможно, этим и привлекает мозги, работающие на европейскую интеграцию?)» (Трубачев О. Н. В поисках единства. Взгляд филолога на проблему истоков Руси. М., 1997. С. 277).

При живучести взгляда на эквивалентность понятий Россия и Русь получает распространение другая точка зрения:

…слово россиянин уже не является синонимом слова русский, а означает гражданин государства Россия (Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2001. С. 169).

На страницах гуманитарного журнала «Апология» (№ 10 за 2007 г.) состоялось обстоятельное и во многом поучительное обсуждение как раз на интересующую нас тему: «Национальная идентификация: русские или россияне?». По заявлениям авторов, журнал не является органом какого-либо идейного направления, а скорее реализует концепцию экспертного типа. Но это не так, журнал, конечно, обслуживает интересы определенных общественных групп. Только для двух журналистов — В. Г. Бондаренко и П. Р. Федорова — слово «россияне» вызывает активное неприятие, другие авторы относятся к нему вполне лояльно. В значительной мере это можно объяснить неведением того, когда возникло само понятие «Россия» и производные от него. В различные исторические эпохи эти слова имели различное историческое наполнение, хотя в изначальном значении наименования Русь и Россия являлись эквивалентами. Статья А. Быстрицкого и Д. Шушарина «Имя нации» имеет своего рода значение передовицы и содержит любопытные факты в первую очередь статистического характера. Хотя статистической программе Левада-Центра трудно доверять безусловно, какие-то данные можно вполне воспринимать в качестве приблизительной тенденции. Так вот, большинство опрошенных (54%) согласны называться «россиянами», но 40% предпочитают слово «русские». При этом половина этнических русских считают нормальным двойное самоименование — по этнической принадлежности и по гражданству. Но данные статистики должны коррелироваться с социальными характеристиками. Выясняется: чем беднее люди, тем более они склонны называть граждан России русскими. Однако, имущественно обеспеченные русские (средний класс?) предпочитают именоваться «россиянами»: почти две трети из них считают возможным выбрать в качестве общего имени для всех граждан России слово «россияне». Согласие многих русских на имя «россиянин», безусловно, отражает готовность на сосуществование с другими этносами.

Написанные тексты «Апологии» не лишены исторических погрешностей. А. Быстрицкий и Д. Шушарин берутся рассуждать об «имперском», «наднациональном» характере слова «россиянин» только на основе высказывания Феофана Прокоповича (с. 6), почему-то не привлекая весь комплекс исторических сведений о терминах «Россия» и «россияне» в их развитии. П. Р. Федоров (с. 154) считает, что в описанныч первыми русскими летописями временах русских еще не было: были поляне, древляне, кривичи и другие. Но это не так! Было древнее понятие — «Русская земля», существовавшее, конечно, в период создания «Повести временных лет», но бытовавшее и в существенно более ранний период. Объем этого понятия, как и происхождение самого термина «Русская земля» являются не решенными задачами отечественной исторической науки.

Представляет интерес опубликованная в «Апологии» статья Л. Г. Вызова на тему «Русское самосознание и Российская нация» (с. 14—33). Автор отмечает, что современная Россия испытывает колоссальные проблемы с собственной идентичностью: нет ни общей идеологии, ни общих целей и интересов (с. 15). Вызывает озабоченность сепаратизм русских окраин, испытывающих чувство недостаточной идентичности в отношении российской государственности в целом (с. 21). Анализируя системные ценности современных россиян, автор убеждается, что практически во всех группах, и демографических, и социальных, и электоральных — на первое место выходят такие ценности, как порядок в качестве магистрального социального запроса, с одной стороны, и социальная справедливость — с другой (с. 24). Вообще, как показывают исследования, современные россияне очень бедны «сверхидеями», способными мобилизовать общество, они очень прагматичны, сориентированы скорее на практические формы жизненного успеха (с. 31). Автор отмечает, что современная генерация россиян довольно сильно дистанцирована от традиционной русской культуры, эта культура осталась частью наследия прошлого (с. 32). От себя заметим, что в данном случае Л. Г. Вызов не прав: интерес к русской истории, литературе, искусству в народе не пропадает, поддерживаются национальные обычаи во многих областях (например, на Русском Севере), плодотворно ведутся исследования в соответствующих институтах Российской академии наук. Другое дело — слабо поставлена работа по воспитанию молодежи, недостаточно пропагандируются достижения отечественной исторической и филологической наук.

В статье «Россия или Русь» (с. 34—47) А. В. Макаркин обсуждает перспективы возрождения русской национальной империи и приходит к выводу о нежизнеспособности таких идей. Тем не менее, автор признает, что для нового издания русского национализма есть серьезные основания. Любопытны социологические данные о том, что лозунг «Россия для русских» более привлекателен для финансово обеспеченных групп населения, а также для жителей мегаполисов (с. 45). Автор подметил также, что национализм является своеобразной формой протеста против злоупотреблений коррумпированной бюрократии, смыкающейся с мафиозными структурами (с. 46). Все это создает реальные условия для консолидации и мобилизации политиков-националистов; таким образом, русский этнократический национализм имеет реальные шансы на конкуренцию с официальным универсалистским политическим проектом.

С патриотическим подъемом написана статья В. Г. Бондаренко «Трудно быть русским» (с. 65—81). В замене исторического понятия «русский» на безликое «российский» писатель видит уничтожение нашей национальной истории, всей ее самобытности, в угоду чужеродным влияниям. Россию мы не восстановим до тех пор, считает писатель, пока не восстановим русское национальное самосознание. Только поняв самих себя и определив место русских и в России, и в мире, мы способны восстановить нашу экономику и нашу армию, нашу науку и нашу культуру (с. 78—79). Разделяя настрой автора в отношении развития великой русской культуры (и других национальных культур), мы ради научной объективности вынуждены внести и коррективы: в истории «тысячелетней русской державы» замена названия Руси на европеизированный термин Россия началась не в наше время, а по крайней мере 600 лет назад.

 

Глава 6.

ДИАЛЕКТИЗМЫ В НАПИСАНИИ НАЗВАНИЯ «РОССИЯ»

Греческая форма «Росия» уже на ранней стадии стала произноситься как «Росея». А. В. Соловьев объясняет этот факт известным правилом великорусской речи: общеславянское «и» перед йотой переходит в «е». С. Герберштейн, побывавший в России в 1517 и 1526 гг., уже наблюдал это явление, но дал ему другое объяснение:

Сами же московиты… уверяют, будто их страна изначально называлась «Россея» (Rosseia), а имя это указывает на разбросанность и рассеянность ее народа, ведь «Россея» на русском языке и значит «разбросанность» или «рассеяние» {221} .

В середине XVI в. писцы Великих Миней Четьих переделали послание старца Филофея и назвали Русь «Росеским царством».

Несколько рукописей, переписанных в Москве рукой дьяка Стефана Басова, содержат название Руси именно в форме «Росея». Мерило праведное по списку ГИМ, Син., № 524 написано дьяком Стефаном в 1587 г. (приписка писца на л. 429—429 об.):

Правящаго скипетр Великаго Росейскаго царьства благовернаго царя и великаго князя Феодора Ивановича всея Русии самодержца. И тогда на высокоседалном степене стоящю и добре правящю престол вселеньскиа сьборныя и апостольскиа церкве Успениа Пречистыа Богородица господина святейшего митрополита Дионисия всея Росиа, его же и повелением списана бысть книга сиа Мерило праведное рукою многогрешнаго Стефана в преименитом граде Москве.

Псалтырь и послания апостольские по списку РГБ. Ф. 98. № 453 переписаны Стефаном в «богоспасаемом граде Москве» в 1587 г. «при благоверном царе и государе и великом князе Феодоре Ивановиче всея Великиа Росея самодержьце» (послесловие писца на л. 636 об. — 639).

Пролог РГБ. Ф. 256. № 323 написан Федором Басовым в 1590 г. «в богоспасаемем граде Москве при благочестивем царе и великом князе Феодоре Ивановиче всея Великиа Росея государя и самодрьжца» (послесловие писца на л. 394 об. — 396 об.).

В XVII в. употребление слова «Росея» мы зафиксировали в «Летописной книге» С. И. Шаховского (рукопись РНБ, Сол., № 880/990. Л. 161—222 об. — конца 20-х годов XVII в.). В основной части книги встречаются термины «Великая Росия», «Росийское государство (царство)». Слово «Росея» (вместо «Росия») начинает употребляться только в конце рукописи, что может свидетельствовать о переписке этой части особым писцом: здесь встречаются выражения «Росейская держава», «Росейское царство», «царство Великия Росея» {225} .

Любопытные данные о бытовании слова «Росея (Расея)» в конце XVIII — начале XIX в. связаны с организацией в 1783 г. так называемой Российской Академии, переименованной в 1841 году в Общество русской словесности. Член этой Академии трудолюбивый П. И. Соколов, участвовавший в составлении Словаря Российской Академии, в 1802—1835 гг. являлся ученым секретарем Академии и, оказывается, носил звание «непременного секретаря Расейской Академии», за что удостоился памфлета от поэта А. Ф. Воейкова:

В связи с известностью «Расейской» Академии, вероятно, появились ироничные строки в письмах Пушкина 1825 г.:

Л. С. Пушкину («Многие из сих стихотворений — дрянь и недостаточны внимания россейской публики»), П. А. Вяземскому («Занимает ли еще тебя россейская литература?. Хотя составители Словаря языка Пушкина трактуют слово «Россейский» как термин областной речи, просторечия, нам представляется, что в данном случае речь идет о части «образованного» общества, близкой к «Расейской» Академии изящной словесности.

С другой стороны, в Словаре русских народных говоров зафиксированы значения слова «Россейские» как жителей Европейской части России (или переселенцев). Во всяком случае для С. Есенина, происходившего из Рязанской области, слово «Расея» не было чуждым: