Краткое содержание: Диана заключает договор с демоном, посредничающим между богами и людьми, чтобы обнаружить себя Актеону. Своим воздушным телом демон прикидывается Дианой в ее теофании и внушает Актеону безрассудное желание и надежду обладать богиней. Он становится воображением Ак-теона и зеркалом Дианы.

Именно этот демон Дианы и проникает в душу Актеона, настраивает его против своей же тени, отделяет от его же легенды и учит понятию божественного бесстрастия. Согласно ему, боги обязаны этим бесстрастием единственно тому, что вытесняют свои возможные эмоции в душу демонам. Демоны, таким образом, расплачиваются за олимпийскую безмятежность, точно так же как они расплачиваются и за преображение людей в полубогов. Действительно, если люди как тела умирают, они как духи могут достичь божественного бесстрастия благодаря имеющейся у них способности умереть: в свою очередь вытесняя те страсти, которые пытаются им передать демоны. Заключенные в свои бессмертные воздушные тела, демоны не могут избежать своего посреднического положения путем смерти, которая бы их преобразила. В подобной крайности они иногда сваливают на людей то, что их возбуждает, иногда вступают с ними в союз, чтобы подняться к богам, и - подобно титанам - угрожают обременить игривую безмятежность Олимпа серьезностью страстей. Но боги отводят эту угрозу, поддерживая общепринятые россказни о своих исполненных страсти треволнениях: эти басни обладают тем достоинством, что наставляют людей и успокаивают демонов. Действительно, хоть и бесстрастные, боги тем не менее отнюдь не лишены вкуса к зрелищам, каковые они сами себе показывают при помощи подобных посредничающих демонов: они пользуются последними, чтобы исследовать эмоции, исключаемые их принципом, и тогда облачаются в демоническое тело, дабы смешаться со смертными: так они становятся зримыми людям - либо для теофании, либо для того, чтобы сойтись с какой-либо избранной смертной женщиной. В этом смысле демоны либо посредники между богами и людьми, либо - и это самый распространенный случай - всего лишь маски, имитаторы, играющие порученную им роль. И в том, и в другом случае они прикидываются богами, и подчас, когда оные возвращаются к своему бесстрастию - каковое на самом деле никогда их не покидает, - безразличные к тем существам, которые на мгновение с ними совмещались, эти демонические комедианты продолжают под них подделываться. (Бесстрастие богов заходит так далеко, что в той игре, которую они совершенно добросовестно ведут между собой, правилом является обмануть партнера, дабы испытать его бесстрастие: Марс спит с Венерой, - но нельзя сказать, то ли Марс - это демон, обманывающий богиню, то ли, напротив, уже Венера - всего-навсего женский демон, стремящийся ослабить Марса.) На самом деле демоны не имеют определенного пола: благодаря бесконечной податливости, бесконечной утонченности своего тела они могут отдавать свои формы самым разным богам, и, в силу столь чудесной мягкости, тела их замечательно подходят богиням.

В таком расположении духа пребывает демон. Он соглядатай, и ему скучно. Его развлечение - присутствовать при постыдных и унизительных сценах - как для богов, так и для людей. Пресытившись подобными гнусностями, он ждет, чтобы его успокоили, вывели из заблуждения. Но успокоение противно его натуре. Подвешенному между безмятежностью богов, с которыми он разделяет только бессмертие своего тела, и страстями, претерпеваемыми вместе с родом людским, ему ведомо только постоянное волнение. Тело его столь же пластично, как и нетленно и текуче: и поскольку он пресыщен, ссужая его богам для неблагодарных теофании, ничего не меняющих в его условиях, предпочтительнее для него богини - единственно в надежде, что их удастся подложить под смертного. Так он воспринимает свою роль посредника.

Как Диана, безмятежное божество, могла когда-либо войти в контакт с подобной мерзостью? По размышлении; и Диана - в некотором более сложном смысле, нежели Паллада - является одной из тех теофании, в которых полнее всего отразилась сущность ббжественной природы. Итак, Диана смотрит в это демоническое зеркало и становится тем самым объектом воображения Актеона.

Что же происходит в этом отражении, как не сообщение между идиомами Дианы и идиомами демоническими: бесстрастная по натуре богиня принимает страстность демона в момент отражения своей женской божественности в теле, от которого она хочет зримости, но и осязаемости, обусловленной непоруганностью, но и насилуемости, обусловленной целомудрием. Ее целомудрие вдруг ограничивается пределами демонического тела; тогда как демон-посредник, присваивая себе отражение богини, взамен снабжает ее собственным сластолюбием, каковое тут же распространяется на всю ни с чем не соизмеримую натуру богини. Результатом чего становится сей одноипостасный союз, донельзя вызывающий для смертных, которые более уже не могут полностью различить в этом нерасторжимом сплаве, к кому восходит высокомерие, а к кому целомудрие. Ответственность за все это должна целиком лечь на Диану: под маской своего демонического тела она может тайно отдаться, или поэкспериментировать инкогнито с эмоциями, которые исключает ее собственный непреложный принцип, в том числе и с эмоциями целомудрия; так что без ущерба для присущего ей эфирного и незримого тела, неразлучная со своим божественным принципом, бесстрастная из-за своей неосязаемости, но зрительница - ибо Диане более других богов свойствен вкус к зрелищу, - она присутствует при собственных приключениях - приключениях, в которых испытанию подвергается ее целомудрие.