Воздух показался девушке необыкновенно чистым и свежим. Открыв глаза, Лали увидела людей с ведрами, спешащих затушить пожар.
— Твоя дочь жива, — Антонио передал Лали в руки Бельфлеру.
— Девочка моя! Как ты? — Людовико с тревогой смотрел на пострадавшие в огне волосы дочери и почерневшее от сажи лицо.
— Я… — девушка оглянулась на своего спасителя и увидела, что он ринулся в огонь. — Антонио!
Людовико прижал ее к себе и поцеловал в висок.
— С ним будет все в порядке, — заверил он. Лали в отчаянии смотрела, как языки пламени вырываются из комнаты, где находились трое мужчин.
— Отец, это все дядя, — слова застревали в горле, — он…
— Я знаю. Но хочу, чтобы этот подонок объяснил мне все сам.
— Он признался во всем…
— Доминика и ее мать, они имеют к этому отношение?
— Нет.
В это время появился Антонио, неся на плече мужчину. Им оказался Фернандо. Осторожно опустив каталонца на землю, Карриоццо взглянул на отца и дочь. Хотя лицо его было черным от копоти, а концы волос обгорели, красивее его мужчины Лали еще не встречала.
— Никколо уже мертв. Этот парень его достал.
Распростертый на земле Аньес хрипло застонал. Освободившись из объятий отца, девушка упала перед каталонцем на колени. Фернандо изрядно обгорел, его прекрасная одежда превратилась в лохмотья и висела кусками, кое-где приставшими к телу, бронзовые волосы почернели и стали невероятно короткими, прекрасное лицо пострадало — одну щеку поцеловал огонь.
— Я оплатил свой долг? — спросил Аньес, пытаясь выдать одну из самых очаровательных улыбок.
— Конечно, — глаза Лали наполнились слезами.
Она осторожно взяла его ладонь и прижала к сердцу.
— Ты скоро поправишься.
— Хочется верить… Мне нужно на корабль…
— Тебе нужен лекарь…
— Я выходил и не из таких передряг. А вот и мои ребята, — он улыбнулся, заметив, что к нему спешат несколько матросов. — Я запретил им вмешиваться. Хотел доказать тебе, что я — лучший из мужчин и сумею защитить женщину, которую желаю. Почему я послушался тебя и не забрал на корабль? Дурак! Я ожидал, что ты устанешь на солнцепеке и сама попросишься на галеру, я хотел, чтобы ты сама захотела стать моей.
Бросив взгляд на Антонио и заметив, что он помрачнел, Лали вновь посмотрела на Фернандо.
— Ответь мне, я сумел бы подчинить себе твои чувства? Ответь мне…
— Я… — не в силах выдержать его боль, Лали наклонилась ближе. — Я полюбила бы тебя, если бы мое сердце было свободно, — чувствуя, что сердце разрывается от жалости и страдания, девушка прижалась губами к щеке, не пострадавшей от огня, затем медленно отстранилась.
— Я знал это… — улыбнулся каталонец и, взмахнув на прощание обгорелыми ресницами, позволил своим людям уложить себя на носилки и отнести на корабль, куда Людовико, посовещавшись с одним из местных жителей, уже приказал отправить лучшего лекаря.
Лали и Антонио долго не могли сдвинуться с места.
Наконец Антонио обнял девушку и уткнулся щекой в ее опаленные волосы.
— Прости меня… — не пытаясь вытереть слезы, застилавшие глаза, проговорила Лали. — Я не могла сказать иное… Он пытался спасти меня.
— Спасти для себя!
— Не ревнуй! Если бы не он, Никколо убил бы меня, — Лали неожиданно нахмурилась. — как ты узнал, где меня искать?
Антонио осторожно стер сажу с ее щеки.
— Мы находились на пути в гавань, когда услышали о пожаре. Что-то подсказало мне, что ты находишься там.
— Мои молитвы, — прошептала девушка. — Я молила Господа, чтобы ты пришел.
— Лали. Ты все еще хочешь меня?
— Разве я могу думать о другом?
— При нашей последней встрече ты сказала…
— Любовь сильнее глупых слов.
Антонио вытянул из-под рубашки браслет с колокольчиками:
— Я все время носил их на груди.
— А я думала, что потеряла их… и тебя.
— А сейчас что ты думаешь? — не отрывая глаз от ее лица, спросил он.
— Ты любишь меня?
— Ты выйдешь за меня замуж?
— Но ты говорил… — Лали, не моргая, во все глаза смотрела на него.
— Дурацкая гордость.
— Ты послал мне записку… Зачем?
— Чтобы спросить — желаешь ли ты стать моей женой?
— Только, если стану для тебя единственной, — ответила она.
Больше всего на свете Антонио мечтал схватить девушку и немедленно умчать в Карриоццо.