Летиция проснулась совершенно разбитой. Неприятно першило в горле. Обычно она просыпалась в шесть часов, чтобы сделать все дела до наступления дневного зноя.

Девушка медленно умылась, кое-как причесалась и собрала волосы в пучок на затылке. Надев утреннее платье из жатой хлопковой ткани, спустилась по лестнице, крепко держась за перила.

Отца в доме не было. Он завтракал всегда очень рано и в одиночестве. Когда остальные члены семьи садились за стол, Джон Картер заканчивал прием больных в клинике или готовился к осмотру осужденных.

С неохотой Летиция села за накрытый стол. Безо всякого аппетита поковырялась вилкой в своей тарелке, нагруженной жареной кенгурятиной с цветной капустой и сливочным соусом. В знойные дни аппетит отсутствовал у всех, кроме доктора и Климентины. Вместо второго завтрака утоляли жажду соками, лимонадом или фруктами, которых здесь было великое множество.

– В такую жару ничего не хочется, – Летиция с гримасой отодвинула тарелку в сторону. – Прости, ма! Не обращай, пожалуйста, внимания, – извинилась она, заметив, что мать хотела повторить ее жест. Хотя по виду миссис Джулии не было заметно, что она страдает отвращением к обильной пище.

– Летти, я волнуюсь за тебя, детка! Ты исхудала за последний год! Может быть, ты больна, Летти?

– Вы совсем ничего не попробовали, мисс Летиция! – сокрушалась и Элис. – Я уж подбираю для вас все лучшее, мисс! Может, принести жареную курочку? Здешний климат иссушит истощенный организм! Вы очень быстро состаритесь, и молодые люди перестанут за вами ухаживать! – Служанка, как и все в доме, относилась к Летиции мягко, словно к тяжелобольной. Элис чутко улавливала отношение к ней всех членов семьи и воспринимала каждого соответственно. Немного побаивалась миссис Джулию, недолюбливала Климентину и, словно к ласковой дочери, искренне привязалась к Летиции.

– Не беспокойся, Элис! Со мной ничего не случится! Я не могу поглощать огромные куски мяса! Прошу в следующий раз подавать мне молоко или омлет. Хорошо, Элис? – Слова она произносила с трудом, тщательно выговаривая каждый звук. Служанка виновато потупилась и промолчала, подвинув кувшин с холодным молоком поближе к молодой хозяйке.

– Я попрошу кухарку приготовить омлет! Или налить в кружечку молока, мисс Летти? Принести горячего кофе или шоколада? Не упрямьтесь! Скушайте пока хороший сандвич с ветчиной и сыром! – Элис снова засуетилась.

Мысли у Летиции путались, смысл вопросов Элис уплывал, растворяясь в сознании, словно звуки в густом лондонском тумане. Летицию томило странное предчувствие, будто что-то новое, возможно, не очень приятное, вторгается в ее жизнь.

– Да вы вся горите, мисс Летиция! – Элис дотронулась огрубевшей ладонью до тонкого запястья, озабоченно заглянула в лицо Летти и всполошилась: – Леди Джулия, леди Джулия, у мисс Летти и глазки какие-то мутные! Ну совсем такие, какие были у моей малютки в день ее смерти!

– Боже, Элис, о чем ты говоришь?! Упаси тебя господь от глупостей! Летиция, выпей лимонада, детка! – Миссис Картер вскочила из-за стола, возмущенная некорректным сравнением служанки.

Летти лишь мысленно усмехнулась – наивная откровенность высказываний Элис умиляла.

Миссис Джулия порывистым движением потянулась за бокалом с лимонадом, чтобы подать питье дочери, и неосторожно опрокинула тарелку с овощным гарниром. Ассорти живописно рассыпалось по натертому паркету под большим столом. Часть овощей задержалась на подоле платья миссис Картер и на свежей скатерти. Подобное с этой чопорной дамой случалось крайне редко, она испытывала неловкость.

– Юнь Чан! – вскрикнула леди Джулия, встряхивая подол. – Помоги навести порядок! А ты, Элис, в другой раз думай, что говоришь! Не то окажешься опять на плантации, в бараке!

К слову, в гневе Джулия Картер и сама не выбирала выражений. Причем у людей, ставших невольными свидетелями ее гнева, складывалось впечатление, что миссис Джулия переигрывает.

– Жаль, что выбор работников скуден, дорогие мои! Вот Элис и позволяет себе фамильярности! – не преминула отметить миссис Картер.

Служанка обиженно молчала.

– Не лей слез, Элис! Меня не разжалобишь!

Роль строгой хозяйки с трудом удавалась жене доктора. Прислуга знала, что миссис Джулия женщина не злопамятная, лишенная жестокости. Спустя пять-десять минут она забывала о своих угрозах и отдавала новые распоряжения слугам, как ни в чем не бывало. Да, она отличалась остротой языка, но от громких угроз, на счастье окружающих, не переходила к действию.

– Подумай хорошенько, Элис, чтобы чистая комнатка рядом с бельевой кладовой не показалась тебе истинно райским уголком! А путешествие в земное чистилище, то есть на один из дальних участков в Аплби, я могу тебе устроить!

Леди Картер еще раз отряхнула подол прелестного утреннего платья. На сиреневом шелке остались разноцветные пятна.

– Элис, пусть кофе подадут в библиотеку! Летиция, если ты недомогаешь, вернись к себе и ложись в постель! Отец найдет тебе замену. Пусть о помощнике позаботится мистер Бертран Крейн! Я пошлю Элис за доктором!

Климентина тут же раздула ноздри аккуратного прелестного носика и ехидно фыркнула:

– Разве у нас нет доктора? Или папочка имеет недостаточно знаний, чтобы излечить любимую доченьку?!

Климентина прищурилась, свысока поглядывая вокруг, словно находится в обществе презренных людей, и лишь снисходит до того, чтобы сидеть за одним столом с ними.

– Ах да! Я и забыла, что такой доктор, как папочка, не лечит от любовной тоски! – тон высказываний младшенькой мисс Картер не содержал сомнений в собственной правоте.

– Прекрати травить сестру, Климентина! А ты, Летти, иногда все же прислушивайся к советам нашей малышки. Нельзя всю жизнь страдать оттого, что твой жених погиб! Девушка должна выходить замуж, иметь детей. А ты, наверное, снова принимала ночью холодный душ?! – с тревогой взглянула на старшую дочь миссис Джулия и перевела укоряющий взгляд на младшую.

– Климентина, прекрати разговаривать с сестрой, словно с провинившейся прислугой или преступником! – резко заметила она и тут же переключилась:

– Ты, в самом деле, слишком бледна сегодня, Летти! Посмотри, с каким аппетитом позавтракала твоя сестра. Будь умницей, съешь хоть небольшой кусочек мяса или сладкого блюда, дорогая… Гарольд, конечно, не идет ни в какое сравнение с другими джентльменами! Но местным мужчинам по нраву пышки вроде Климентины! – мать просительно смотрела на старшую дочь, словно виноватый и преданный пес.

– Мамочка, неужели у меня постное выражение лица? – возмутилась Летиция. – Неправда! А тощей я уродилась в папочку! Он тоже не отличается округлостью форм, хотя добрейшей души человек!

Замечание матери царапнуло по самолюбию. Но короткая обида тут же прошла, сменившись сожалением.

– Извини, что тебе досталась неудачливая дочь, мама! Я не хочу замуж ни за Крейна, ни за Донахью! Все знают, что я много времени занимаюсь благотворительностью, служу по совести страждущим и униженным. Намереваюсь создать школу для взрослых. Для тех, кто в скором времени освободится. И папа обещал выделить немного денег для школы. Это поможет бывшим осужденным начать новую жизнь с более высокой ступени.

Летти держалась уверенно, хотя и знала, что многие ее начинания кажутся местным властям абсурдными, а порой совсем бредовыми.

– Пусть мне принесут немного холодного лимонада, мамочка! – почти умоляющим тоном попросила Летиция, поднимаясь из-за стола.

– Тебя снова заносит в сторону, милая сестричка! – Климентина картинно возвела глаза к потолку. – Летти, когда ты, наконец, повзрослеешь? Школа! Приют! Уймись, дорогая!

– Замолчите! – леди Картер надоела перепалка дочерей, она сердито топнула. – Хватит глупостей! Постыдитесь прислуги. Климентина, уступи!

Климентина замолчала, с обиженным видом гоняя по тарелке кусочки прохладного желе.

Летти поняла, что мать своей заботой пытается сгладить слова Климентины. Иногда язвительность и жестокость младшей сестры переходила границы. Девушка схватилась за спинку стула, чтобы не упасть.

– Отец будет ждать меня возле корабля. Кто поможет ему вести записи? Да и заключенные долго протомятся на жаре.

Летиция со слабой надеждой посмотрела на младшую сестру. Мнимая безмятежность Климентины всегда раздражала Летти, но она сдерживала рвущееся наружу негодование.

– Климентина, может быть, все-таки съездишь ты, дорогая моя?!

– Что ты хочешь, Летти? – Климентина смотрела на старшую сестру непонимающе. – Я так ненавижу затхлое зловоние корабельных трюмов, которым несет от неблагородной публики в папулином кабинете. Фи! – она брезгливо сморщила нос. – А чего стоит внешний вид этих презренных! Это просто ужас! Они все ходят по раскаленному железу палубы пакгаузов босиком!

– Детка, Климентина, откуда в тебе скопилось столько жестокости и бессердечия?! Твое суровое отношение к людям прямо-таки пугает! Отношения в обществе всегда гораздо запутаннее и сложнее!

– Ну и зря! Я не обязана ни под кого подстраиваться! Пусть лучше все подстраиваются под меня!

У Летиции складывалось такое ощущение, будто Климентина заранее готовится к разговорам во время семейных трапез. Продумывает загодя до мелочей каждую фразу, каждую реплику, лишь бы не оставить без ответа ни единого замечания, сколь бы справедливым оно ни было и от кого бы ни исходило.

Климентина, похоже, завелась и готова выплеснуть свой гнев на всех присутствующих. В этом они с матерью похожи.

– Я не должна никого терпеть! Тем более каторжников! Их хватает и в доме!

– Вот почему тебе так трудно вписаться во взрослую жизнь! Тебе не нравится Элис? Или Кэти, твоя служанка? Выписать для тебя девушку из Англии? Твоему отцу придется расстаться с плантацией из-за твоей прихоти? Значит, лишишься большой части приданого! – возмутилась миссис Картер. – Ты же видишь, что сестре сегодня нездоровится! Тебе, конечно, рано еще созерцать полуобнаженных, а то и вовсе едва прикрытых мужчин. Но никто тебя и не принуждает. Сиди себе за ширмой и записывай то, что продиктует отец!

Миссис Джулия с растерянной улыбкой следила за противоборством дочерей, понимая, что неприязнь Климентины имеет под собой серьезные основания и, кажется, переходит в открытую враждебность к сестре. В обществе не принято выдавать замуж младшую дочь раньше старшей. На руку и сердце Климентины множество претендентов. Они вьются в доме, словно мошки над яркой лампой. Девочка интуитивно чувствует, что Летиция может стать камнем преткновения на ее пути к устройству судьбы. Не дай господь, Климентина надумает однажды сбежать из дома!

– Если в доме появится хотя бы один достойный жених, Климентина, то никто не станет задерживать тебя под родительским кровом! Но ты еще молода, тебе всего лишь семнадцать! Да и женихов приличных, из хорошего рода что-то не видно! Помолчи! Не выдавать же тебя за бывшего каторжника! Пусть даже и существуют прецеденты! Пусть среди них есть бароны и графы! Это не для вас, дорогие мои! – миссис Джулия сердилась не на шутку.

– Мне очень жаль тебя, Климентина! Ты становишься нетерпеливой и ожесточенной, детка! Превращаешься в склочницу, – грустно заметила Летиция, всем существом сжавшись и – ощущая каждой клеточкой жестокую, но обидную, правоту сестры. – Мама, распорядись, чтобы Юнь Чан через час заложил в коляску Тони и Грэя… О, Юнь Чан, наконец-то! Доброе утро! – обрадовалась Летти появлению китайца с совком и щеткой в руках.

Климентина не удостоила слугу даже мимолетного взгляда. Юнь Чан, как всегда, приветливо улыбался Летиции и кивал головой.

– Сейчас, сейчас! Юнь Чан все быстро убирает!

Китаец сметал с пола в совок нарезанные овощи, сбрасывал их в мусорную корзину. И каким-то чутьем угадывал то, о чем раздумывала хозяйка, нерешительно стоя в дверном проеме.

– Миссис Картер, если хотите, Чан поедет помогать доктору! – Было видно, что он очень уважительно относится к миссис Джулии.

Однако Летиция не дала матери согласиться с предложением китайца.

– Юнь Чан, ты бы меня очень выручил, но отец с большим трудом разбирает твой почерк. Ты каллиграфически пишешь иероглифы. Но не очень хорошо выводишь английские буквы. Я поеду сама! Слышишь, Климентина, не стоит так нервничать и злиться! Элис, ты где?

– Слушаю, мисс! – Элис сложила руки на груди. Служанка никак не могла избавиться от привычки стоять перед господами фривольно, прислонясь к стене. – Я уже сложила в тележку подарки, приготовленные для арестанток, мисс! Говорят, прибыло тридцать женщин-осужденных! Есть молодые, приятной наружности. Вежливые и даже грамотные, не забывшие сладости вольной жизни и мечтающие стать служанками в порядочных английских семьях, миссис Джулия! Они быстро оправятся и снова станут выносливыми и сильными. Можно из них выбрать кого-нибудь в прислуги?

Элис с надеждой смотрела на хозяйку. В данном вопросе она руководствовалась отнюдь не желанием стать менее занятой. Такие женщины, как она, находят работу всегда. Элис пыталась облегчить участь еще одной несчастной.

Рабочий день Элис тянулся от четырнадцати до шестнадцати часов. По ночам служанка спала крепче всех в доме. Ее храп был слышен даже в отдаленном конце коридора. Однако неизменно, по каким-то внутренним сигналам своего сильного, еще упругого тела, Элис Стейк просыпалась ровно в пять часов и тут же начинала хлопотать.

– А для чего им становиться здоровыми и сильными, Элис? – Голос Климентины, вкушающей очередное шоколадное пирожное с вишневым желе, по-прежнему был язвительным. – Для того чтобы по ночам утолять в бараках на плантациях свои похотливые желания? Говорят, там дозволяется слишком много вольностей. И все для того, чтобы подбрасывать в приют новорожденных ублюдков? Плодить их все больше и больше? А потом отдавать в приюты и воспитательные дома, в приемные семьи? Так придется скоро строить второе здание!

Климентина, болтала, не замолкая ни на миг, не давая никому вставить в разговор и слова, одновременно продолжая с удовольствием насыщаться десертом. А взгляд красивых глаз оставался по-прежнему безмятежным, почти ангельским. Избалованная домашняя девочка, миловидная и смышленая, высказывалась о том, о чем не имеет никакого понятия. Об этом же с таинственным видом шушукались леди высшего света на собраниях в дамском клубе Джилонга. Но клубные собеседницы Климентины были женщинами зрелыми, замужними или вдовствующими, имеющими солидный житейский опыт.

– Климентина! – миссис Картер пригнулась, зажала уши ладонями. – Я не хочу и не могу воспринимать подобный цинизм из уст невинной девушки! Замолчи, если ничего лучшего сказать не можешь! Летиция, отчего ты не дашь достойного отпора своей младшей сестре?! – Она стремительно вышла из столовой, оставив дверь в коридор распахнутой.

Летти медленно обошла стол, устроилась на стуле напротив Климентины. Та выжидающе покосилась на сестру, продолжая с видимым наслаждением собирать с тарелочки дрожащие кусочки ароматного желе, политого взбитыми сливками.

– Ну, давай! – она тщательно собрала остатки воздушного десерта и отправила в рот. Нарочито громко отодвинула на середину стола опустевшую тарелку, со звоном бросила на нее серебряную десертную ложку, вытерла губы белоснежной салфеткой. С независимым видом задрала подбородок. – Начинай!

– Что давай?! Я не понимаю одного: зачем ты все время обижаешь матушку? Она-то тебе, чем насолила?

Летиция с пристальным любопытством рассматривала Климентину. Почему раздражение так откровенно прорывается в ней? Почему оно обрушивается на головы людей, совершенно не имеющих к ее судьбе никакого отношения? Она еще так юна, но в ней столько нетерпения. Не в том ли причина и ее, Летиции, несчастий? Она ведь тоже когда-то вызывающе вела себя перед Гарольдом – высокомерная, самоуверенная. И однажды беспочвенно приревновала его к сестре. За этой ненадежной броней агрессивности не каждый человек мог увидеть уязвимость и трогательную ранимость Климентины. Возможно, она влюбилась в кого-то из знакомых молодых людей. Например, в сына начальника тюрьмы, скромного и обаятельного Мэтью Крейна, очень похожего на свою покойную матушку. Однако девочка, кажется, не знает, как будут дальше развиваться их отношения. Мэтью застенчив. Его сдержанность мешает развитию отношений молодых людей. Возможно, поэтому Климентина выглядит хоть и агрессивной, но несколько растерянной.

– Климентина, – как можно ласковее, обратилась Летти к сестренке, – я люблю тебя, я все понимаю и сочувствую тебе, дорогая моя! – Летиция попыталась встать, но не смогла и снова опустилась на стул.

– В каком смысле, понимаешь? – сестра сердито сверкнула своими зелеными глазами.

Сочувствующий и понимающий взгляд старшей сестры продолжал все еще раздражать ее. Она считала, что замечательно скрывает мысли. Опустив голову, Климентина принялась разглаживать ладонью сложенную вчетверо салфетку. Потом снова вызывающе и ревниво взглянула на сестру.

– Думаешь, что видишь меня насквозь?! Выходи замуж за мистера Крейна-старшего! Плевать, что он не джентльмен! Рядом с тобой он обтешется. Приучишь его проводить свободное от службы время за игрой в гольф, в теннис, за чтением книг. Станете прогуливаться по окрестностям верхом!

Тон ее становился все более дружелюбным и мирным. Да и выражение глаз менялось. Напускная безмятежность сменялась искренним оживлением и заинтересованностью судьбой сестры. Она и в самом деле верила в то, что говорила.

– Ох, Климентина! – Летиция, похоже, не заметила примирительных ноток. – Понятно, что пришла твоя пора влюбляться в молодых людей! Дома, в Британии, возле Хартлпула ты чувствовала бы себя гораздо спокойнее! В нашем доме никогда не появлялись люди сомнительного происхождения! Да в те времена ты никогда не гнушалась дружбой с простыми порядочными людьми. Помнится, ты была привязана к Майклу Смиту, нашему молочному брату. Вам ведь было хорошо, когда вы носились по лесам и полям на пони! Кажется, вам нравилось выслеживать меня и Гарольда? – Климентина мгновенно стала пунцовой. Румянец покрыл шею и открытую часть груди. Летти сделала вид, что не замечает этого. – Только не вздумай сбежать с каким-нибудь клерком или банковским служащим, Климентина! Я совершенно не боюсь позора, лишь бы ты чувствовала себя комфортно! Отношения в обществе стремительно меняются, упрощаются. Но мама и отец не перенесут твоего сумасбродства! Они у нас, к сожалению, консерваторы, и с этим тебе придется смириться!

Летиция внезапно почувствовала, что ей стало легче дышать. Густая липкая испарина покрыла все тело, лицо и шею. Она глубоко вздохнула и расправила плечи. Напряжение в столовой внезапно разрядилось. Климентина вздохнула и рассмеялась:

– Согласна! Увы! Бежать не с кем, да и некуда, Летти! Отец отправит в погоню всю береговую охрану. Быстроходные маломерки в два счета настигнут любой корабль! На море царят пираты! Я не горю желанием стать их жертвой!

Климентина, наконец, справилась со смущением и поднялась. Швырнула на край стола испачканную сиропом салфетку. Похоже, в этом жесте выразился последний всплеск ее сегодняшней враждебности.

– Если задумаю сбежать из дому без венчания, обещаю: ты узнаешь об этом раньше всех, сестричка! Хотя вряд ли я отважусь обидеть мамочку и папулю! – Она расслабилась. Собственные переживания уже не казались Климентине столь драматичными и болезненными. – Летти, скажи, ты и в самом деле до сих пор любишь своего Гарольда Маккензи? Не пора ли навсегда похоронить его? Навсегда предать забвению все, что связывало вас. Все давно смирились с его трагической гибелью! Одна ты продолжаешь скучать и тосковать! Хотя, похоже, не сомневаешься, что его больше нет на этом свете!

– И ты, Климентина?! – Летти испытующе смотрела на оттаявшую сестру.

Она сделала вид, что не совсем понимает. Однако настаивала на продолжении разговора:

– Летти, что я сказала такого?

– Ты хоть и была тогда еще подростком, но тебя так и распирало от ревности! И ты до сих пор влюблена в Гарольда Маккензи, разве нет?! – Летти смотрела в сторону, делая вид, что поправляет подвернувшийся задник открытых домашних туфелек.

– А я предполагала, что ты замечаешь только его, Летти! – Климентина освобожденно и счастливо засмеялась. – Ну, уж сестричка! Ты обо всем знала и помалкивала?!

Климентина с восторженным воплем кинулась на шею Летиции. Та мягко высвободилась.

– Ох, Климентина! Подожди! Не надо обниматься! Вдруг у меня тропическая лихорадка?! Не хватало, чтобы еще и ты заразилась! Бедный папочка совсем измучается с больными дочурками. Но такой, миленькой и смешливой, ты мне очень и очень нравишься, малютка Климентина! Не будь вредной злючкой! Признайся: там, в Хексемском лесу, ты следила за нами, словно маленькая шпионка-негодяйка?! – Летти добродушно рассмеялась и хитровато прищурила глаза. – Тебе помогал некий известный всем молодой человек из деревни! Вместе вы так шумели, что моя лошадь пугалась и рвала поводья из рук!

– А ты успокаивала ее и угощала земляникой. И эта земляника казалась мне самой спелой и самой сладкой на свете! И я помню, как Гарольд ревновал тебя к Малышке. Ему тоже хотелось попробовать спелых ягод из твоей ладони. Это выглядело так романтично. Майкл Смит всегда помогал мне выслеживать вас, Летти! Но вы с Гарольдом были такими целомудренными, что вскоре становилось скучно подсматривать за вашими встречами и прогулками! Вы даже не целовались, Летти!

Климентина смутилась и, засмеявшись, выбежала из столовой, стыдливо закрыв лицо ладонями. Вскоре она вернулась и вприпрыжку подбежала к Летиции.

– Но я была неизмеримо счастливее тогда, чем сейчас, Летти! Не знаю, почему. Иногда я придумывала, будто мы с Майклом охраняем вас от посторонних глаз и недоброжелателей.

Понимаешь, я лукавила перед собственной совестью.

Климентина подбежала, взяла Летицию под руку. Прижавшись плечом к ее плечу, поцеловала старшую сестру в щеку.

– Пойдем к тебе, Летиция! Ты совершенно больна! И прости мою грубость! – Порывисто взмахивая свободной рукой, Климентина почти силой потащила упирающуюся сестру к лестнице.

– Нет, нет! Я вовсе не хочу лежать, Климентина! – Заметив в дверях служанку, Летиция остановилась. – Элис, проверь, пожалуйста, есть ли в моей ванной вода. Принеси в спальню бутыль с уксусом! А тебе, сестричка, со мной идти вовсе не обязательно.

Летти высвободилась от сестринской опеки, приподняла подол домашнего платья и самостоятельно направилась в спальню. Климентина с удрученным видом тащилась за ней следом.

– Летти, Летти, прости меня! Но, когда вы так поспешно расстались с Гарольдом, моя жизнь стала серой и скучной. – Климентина совсем смешалась. Непривычное для юной девушки растерянное выражение, словно маска застыло на красивом лице. – Подожди немного. Можно задать тебе еще один вопрос, Летти?

– Я слушаю!

Летиция остановилась у нижней ступени лестницы, повернулась к сестре. Прислонившись к перилам, она вопросительно уставилась на Климентину. Летиция не хотела признаваться, что рассталась с Гарольдом не из-за ревности к сестре.

– Летти, а если бы вдруг… – Климентина была странно взволнована, глубоко и сильно дышала, отчего грудь ее вздрагивала. – Если бы вдруг случилось так, что твой Гарольд Маккензи случайно оказался жив?! Если бы вдруг ты однажды встретила его, где угодно и в каком угодно обличье? Что бы ты сделала, Летти? Скажи, а?!

Тина сейчас совсем не походила на себя. От досады она даже кусала губы.

– Да что с тобой, сестричка?! – ответно заволновалась Летти. – Ты едва не плачешь! Отчего? Какого ответа ты ждешь, дорогая моя девочка? Это невозможно, малышка! Гарольд Маккензи погиб! Майкл же рассказывал об этом, вернувшись в Хартлпул! Все матросы подтверждали рассказ Майкла Смита. Гарольд Маккензи никогда не появится в моей жизни! – Летти сильно побледнела. – Зачем ты мучаешь меня и себя, Климентина?! У тебя есть Мэтью Крейн. Он порядочный молодой человек. Он любит тебя! Однажды он преодолеет застенчивость и сделает тебе предложение. И самое главное – он жив и всегда рад видеть тебя!

Сообразив, что ситуация снова вот-вот выйдет из-под контроля, в разговор вмешалась Элис:

– Простите, мисс Тина! Мисс Летиция спешит! Еще раз простите, но я вынуждена вмешаться. Мисс Летиция, вы хотите принять душ с уксусом? Можно сделать это внизу, в душевой для прислуги, там чисто, никто еще не заходил. А я пока прикажу накачать воды в большой резервуар! Принести вам полотенце и халат в нижний душ, мисс Летиция? – Элис знала, что старшая дочь доктора Картера не станет капризничать из-за подобного предложения.

Зато Климентина была в своем репертуаре:

– Элис! Что ты суешься? Летти не прислуга, слышишь? – Но прежней агрессивности в ее тоне уже не было.

– Хорошо, Элис! Благодарю тебя. Принеси мне полотенце и платье, одно из тех, в которых я езжу на пристань. Через час я буду в полном порядке. Дорогая Климентина, можешь не беспокоиться. Оставайся дома, детка! Почитай книжку или займись рисованием!

Летиция стремительно прошла мимо примолкшей Климентины. Не поднимаясь по лестнице, девушка направилась по длинному неширокому коридору. Остановилась, потом сделала еще пару шагов, снова остановилась.

– Я не могу оставить отца без помощи. Один он провозится долго. Да и заключенные будут томиться в раскаленном трюме плавучей тюрьмы. Они все же люди. Случается – невиновные! Правосудие не всегда объективно! – Летиция пыталась разглядеть что-то хорошее даже в отпетых негодяях.

– Твое милосердие, Летти, меня не умиляет. Они преступники, и этим все сказано. Они должны искупить страдания своих жертв. А потом: кто даст гарантию, что никто из этих людей не причинит тебе вреда?

Климентина потупилась, встряхнула головой, темно-каштановая коса скользнула из-за плеча ей на грудь, щеки раскраснелись. Летиция невольно залюбовалась юной девушкой, снова и снова удивляясь непохожести их внешности и характеров.

– Не желаю тратить время на пустые споры, Климентина! Господь свидетель, со мной ничего не случится!

Летиция привыкла уступать младшей сестренке, чем та беззастенчиво пользовалась. Муки совести ее не одолевали подолгу. Вот и сейчас Климентина тут же сделала вид, что все в порядке. С независимым выражением лица она направилась в библиотеку, где принялась озабоченно копаться на книжных полках.

Летиция знала, что отец с нетерпением ожидает ее. Спустя сорок минут она была готова. От ее влажных непослушных кудряшек на висках исходил легкий запах уксуса. Сейчас Летиция выглядела намного лучше, чем утром, и в глазах девушки появился озорной блеск.

После душа она почувствовала голод и успела попутно заскочить на кухню, где перекусила холодной бараньей котлеткой, сильно наперченной и начиненной чесноком. Выпила большой стакан холодного лимонада и почти выбежала на террасу. От недавнего недомогания не осталось и следа. Летиция ощущала легкость во всем теле и возбуждение от предвкушения работы.

Юнь Чан ожидал ее, сидя на козлах небольшой тележки, накрытой парусиновым тентом в яркую красную и синюю полоску. Гнедые пони Тони и Грей недовольно фыркали и нетерпеливо перебирали ногами. Соломенные шляпки защищали головы лошадок от знойных солнечных лучей. Летиция даже приколола к шляпке Тони шелковистую чайную розу, а головной убор Грея украсила синей лентой, завязанной щегольским бантом.

– Хорошие мои лошадки, добрый вам день. Я понимаю, этот зной сведет с ума кого угодно.

Летти провела рукой в душистой шелковой перчатке по лошадиным холкам. Потрепала жесткие гривы. Этого слабого, но полного ласки жеста хватило для того, чтобы пони весело закивали ей, заглядывая в глаза. Тони принялась подталкивать Летицию в плечо, Грей терся головой о рукав ее платья. Девушка угостила низкорослых лошадок кусочками сдобного пудинга с изюмом, быстро поднялась в коляску и устроилась на раскаленном от солнца сиденье. Раскрыв шелковый зонтик, чтобы защитить голову и плечи, поторопила слугу:

– Юнь Чан, поехали скорее. Нас уже заждались, наверное.

– Юнь Чан, на обратном пути завернешь в прачечную, заберешь чистое белье, слышишь? Да не забудь! Это поручение миссис Джулии! – Элис привычно отдала строгие распоряжения китайцу и проводила молодую хозяйку приветливым взглядом. – Удачи, мисс Летти. Вам бы лучше отлежаться сегодня, дорогая.

Летти промолчала, сдержанно махнув служанке рукой. Элис могла истолковывать ее жест как угодно. Летти знала, что Элис непременно дождется ее возвращения и встретит приветливой улыбкой.

Влажный зной окутывал город. Раскалились не только сиденья экипажей, обтянутые светло-серой и коричневой кожей, но и деревянные лакированные поручни, и грузы, аккуратно сложенные в багажные отсеки повозок и легких колясок. Жаром несло от дорожной щебенки, от каменного ограждения улицы, от деревянных стен магазинов, парикмахерских, салунов и лавчонок. Даже от окон и витрин разбегались во все стороны обжигающие солнечные зайчики.

– Эта жара, Юнь Чан, по-моему, никогда не закончится. Никогда! – Летти промокнула подбородок и лоб шелковым носовым платком. – Я, кажется, совершенно растаю к концу февраля, от меня и так почти ничего не осталось. – В ее голосе не было и тени кокетства. – Элис поутру внушала мне, что австралийские женихи любят пухленьких девушек и дам!

– Мисс Летти, – Юнь Чан печально качнул головой, – скоро наступит зима, и вы будете сетовать на холода и ветреную погоду. Аппетита же у вас все равно не прибавится. Станете клевать, точно малютка-колибри, крошку булочки, ломтик пудинга. Вы никак не привыкнете к австралийскому климату, леди, или у вас всегда был плохой аппетит?! Надо пить зеленый китайский чай с лепестками лотоса, Лотос прибавит румянца вашим щечкам, а телу – плоти, мисс!

Девушка молчала, рассеянно слушая сентенции китайца и удивляясь тому, что Юнь Чан никогда не жалуется ни на жару, ни на холод, воспринимая их одинаково бесстрастно.

– Ты любишь любую погоду, Юнь Чан? – поинтересовалась Летиция, заранее зная ответ.

Юнь Чан, словно всегда немного опережал вопросы молодой хозяйки.

– Для китайца любая погода подарок судьбы, мисс. Жизнь – огромная удача, мисс! Я почти не замечаю жары оттого, что худой и жилистый. Мало употребляю воды. Поэтому и не замерзаю в холода. И не ем мяса. Нет более здорового питания, чем рис, приготовленный с овощами, травами и рыбой. Наши древние лекари употребляли пряности, словно это серьезные лекарства!

Летти с любопытством поглядывала по сторонам. Юнь Чан заметил взгляд хозяйки.

– В Джилонге появилось много новых лиц, правда, мисс Летти?!

– Меня больше интересует почта, Юнь Чан! – отмахнулась Летиция, понимая, что кривит душой.

Новые люди появлялись довольно редко. Они прибывали обычно с пассажирскими судами, которые приходили в порт Джилонг еще реже, чем те, что привозили партии осужденных. Новые переселенцы прибывали на временную службу. В основном это были офицеры и молодые женщины. Это были семейные пары. Они толпились у гостиниц и с любопытством разглядывали прокаленный солнцем и продуваемый океанскими ветрами городок.

Неподалеку от пристани с Летицией учтиво раскланялся приятный мужчина лет сорока. Она любезно и вежливо ответила:

– Доброе утро, мистер Крейн! Надеюсь, я не слишком опоздала?

Летиция сдержанно улыбнулась и удивительно похорошела под смущенным взглядом начальника тюрьмы, однако Бертран Крейн не вызывал в ней ответного чувства. Мистер Крейн всегда приветливо встречал ее возле распахнутых ворот пакгауза, оцепленного со всех сторон вооруженными конвоирами.

– Вы появились вовремя, мисс Летиция. Ваш отец уже все приготовил для работы. Прошу! – Моложавый сорокалетний вдовец взирал на девушку с восторгом и радостью. Раньше это смущало Летицию. Но мистер Крейн не соответствовал ее представлениям об идеальном мужчине. Нет, идеалом для нее был Гарольд Маккензи. Никто и никогда не сравнится с Гарольдом – так всегда считала Летиция.

Бертран Крейн полтора года назад похоронил свою супругу и уже полгода находился в поиске новой спутницы жизни. Он был красив, от природы элегантен, строен; несмотря на занимаемую должность, умен. Все анекдоты, ходившие в обществе о начальниках тюрем, об их солдафонской тупости, словно не имели к нему ни малейшего отношения.

Репутация Крейна-старшего была незапятнанной. Его сын Мэтью очень нравился Климентине. Мэтью Крейн был единственным сыном Бертрана и наследником приличного состояния, доставшегося начальнику тюрьмы от почившей супруги.

Летиция приняла протянутую руку мистера Крейна и неторопливо спустилась с коляски на деревянный настил причала. В сопровождении мистера Крейна и Юнь Чана Летиция направилась к пакгаузу, где за перегородкой был устроен медицинский кабинет.

– Папа, прости, что тебе пришлось так долго ждать. Я приводила себя в порядок. – Летиция изображала беспечность, однако ее наигранность не могла обмануть внимательного взгляда отца.

– У тебя с утра была горячка? Значит, к вечеру опять станет худо, дитя мое! Необходимо тебя серьезно осмотреть, дочурка! – Доктор потрогал тыльной стороной ладони щеки Летиции.

– Нет, папа, нет! – она осторожно отстранилась, чтобы не обидеть отца. – Юнь Чан! Быстренько принеси сюда подарки и можешь отправляться домой. Заберешь меня в половине пятого. Договорились?

Летиция мгновенно сделалась деловой и серьезной, какой всегда становилась в те дни, когда привозили партии каторжников. Юнь Чан уже носил коробки с подарками для осужденных женщин, а Летиция пересчитывала их, складывая на свободном стеллаже. Мистер Бертран Крейн отрядил в помощь китайцу одного из охранников, и спустя четверть часа коробки лежали на месте.

– Вот список прибывших арестантов, мистер Картер. Вы говорили, что вам необходимо отрядить двух работников на плантацию? Выберете на свое усмотрение или доверите мне?

Начальник тюрьмы старался не смотреть на дочку врача. Но доктор заметил, что Крейн в последнее время не сводит с нее глаз. Джон Картер не возражал бы против такого зятя, но принуждать Летицию к замужеству не мог.

– Отдайте список Летиции, мистер Крейн. Пусть сверит с книгой предварительной регистрации. Летти, окажи любезность, подготовь все бумаги и тщательно проверь списки.

Летиция с досадой повела плечами, когда вдовец с довольным видом приблизился к ней и склонился над столом, почти касаясь тщательно выбритой щекой ее нежной разрумянившейся от зноя щечки.

– Мистер Картер, не могу не отметить, что сегодня мисс Летиция особенно обворожительна! – Бертран Крейн не удержался от комплимента. – Когда мисс занимается благотворительностью, ее облик становится особенно одухотворенным!

Начальник тюрьмы продолжал посматривать на Летицию и склонялся все ниже и ниже.

– Вы меня смущаете, мистер Крейн! – Летиция нахмурилась. – И ваши комплименты, и жара немного мешают мне сосредоточиться. А рассеянность может привести к небрежности в работе.

Девушка встала и отошла от стола, словно для того, чтобы еще раз пересчитать коробки на стеллаже.

– Уже исчезаю, мисс Летти! Простите за назойливость!

Бертран Крейн щелкнул каблуками и, повернувшись, словно по команде, почти строевым шагом вышел из кабинета. Вскоре снаружи донеслись его распоряжения. Довольно приятный, хотя и несколько резковатый голос мужчины гулко разносился под высокой крышей просторного пакгауза.

– Летти, ангел мой! По-моему, Бертран Крейн влюблен в тебя, дорогая! И, надеюсь, ты дашь свое согласие такому представительному и приличному джентльмену? – Джон Картер испытующе взглянул на дочь. – Он тебе нравится хотя бы немного, детка?

– Папа! Не надо говорить о том, чего нет! Надеюсь, ты понимаешь, что Климентине нравится Мэтью?! Или ты даже не догадываешься об этом?! Интересно, как мы будем выглядеть с ней в качестве мачехи и падчерицы?! – Летиция насмешливо посмотрела на отца.

– Извини, Летти, я об этом даже не подумал! Значит, мистер Бертран Крейн, похоже, зря тешит себя надеждами?! Тогда ты должна ясно дать ему это понять, детка! – Сэр Картер раскладывал на столе необходимые для осмотра пациентов инструменты. – Я готов к работе, Летти! Пусть пригласят первого арестанта!

– Скорее, арестантку! – Летиция прочла первое имя и склонилась над книгой, удобнее устраиваясь на стуле. Она принялась записывать то, что диктовал отец.