Кто-то кричал.

Она ненавидела этот звук, ненавидела эту ловушку странных мерцающих огней, это место, где невозможно было спрятаться. За огнями – темнота. Нет! Она не могла в ней укрыться. Именно там ждало это, искало ее и выло по ней. Из-за нее. Из-за того, что она сделала…

Если бы только она могла вспомнить, как это было…

Но вой был настолько пронзительным, что она не могла сосредоточиться ни на одной мысли. Мозг занемел от страха. И новая боль – разрывающая, ломающая – боль, причин которой она не понимала. Она сжалась, съежилась, судорожно поджала колени к животу и затаила дыхание, надеясь, что боль отступит. Но это не помогало, и она почувствовала вкус крови. Своей собственной.

Если бы только прекратился этот крик…

Не двигайся. Не сейчас. Нельзя издать ни звука. Пусть оно не увидит меня, пусть оно не услышит меня, пусть уйдет…

Но это было здесь, ждало ее в темноте, острое, смертельное, как лезвие бритвы.

Вдруг оно перестало ждать.

Беги, беги, беги, беги…

Боль. Рвущая, режущая, острая, острее, чем камни, царапающие ноги. По ее лицу струился ледяной пот, заливая, выжигая глаза. Холодно, так безнадежно холодно.

Пусть оно не причинит мне боли! Пусть оно никогда не догонит меня!

Она бежала по страшным огненным коридорам, мимо немыслимо изогнутых скалистых стен, вдоль узких кривых тоннелей, пока внезапно наступившая темнота не поглотила все вокруг. Ничего не осталось, кроме ужаса, который гнал в неизвестность, толкая в пасть воющей тьмы, заставлял бежать, невзирая на боль, спасая свою жизнь. Бежать дальше и дальше. Изо всех сил… И все-таки слишком медленно. Крики, шаги за спиной все громче, отчетливей. Она знала: то, что подчинило ее волю, сохранив лишь один инстинкт – выжить – оно рано или поздно все равно настигнет ее, потому что она не может бежать вечно, потому что это место – ловушка. Лабиринт, в котором нет выхода. Она умрет.

* * *

На планете Тиурруль ночи были холодными. Днем два солнца-близнеца иссушали ее поверхность, выжигая и уничтожая все живое, не находившее укрытия от смертоносных лучей. Беспощадная, изнуряющая жара окрашивала в белый цвет горный хребет, протянувшийся на фоне оранжевого неба, и купала голые безжизненные равнины в мерцающих лучах. Меж горами и пустыней лежало то, что можно было назвать остатками бывшей колонии. В пустых дверных проемах разрушенных зданий вихрем кружилась пыль. Кучи мусора почернели от солнца, а у краев глубоких, давно вырытых шахт стояли заброшенные серво-машины. Тяжелые ботинки больше не оставляли следов на раскаленных подножках. Пыльную тишину больше не нарушали звуки грубых, сердитых голосов. Ветер не повторял больше эхом жесткий смех, проклятья и пьяную брань. Солдаты ушли. Рабочие, женщины, корабли – все исчезли, не оставив даже крошек пищи на этой испепеленной солнцами планете.

Колония с несколькими оставшимися в живых душами была обречена на смерть. Когда на покинутые шахты и потрескавшуюся почву опускалась темнота, на поверхность выбирались живые существа, оставив дневные убежища ради ночной охоты. Охотились за теми, для кого этот палящий день стал последним. Если у одного разлагающегося трупа собиралось больше двух человек, начиналась борьба не на жизнь, а на смерть. Выиграв битву и удовлетворив голод, они снова искали укрытия от жестокого рассвета этой планеты. Хэллгард болезненно цеплялся за жизнь.

Лун у планеты не существовало. Ночами, в унылом свете звезд, едва проникавшем сквозь плотный слой атмосферы, цвета ржавчины и глины тускнели до безжизненно-серых и черных. Отдаленные солнца глубоких небес Хэллгарда были суровыми и холодными, распространяя свою пугающую неестественную красоту на бесконечные космические просторы.

Вдали от колонии, на открытой равнине, под осеянным звездами небом, раскинулся небольшой лагерь, состоящий из нескольких палаток. Вокруг них, завывая, кружил ветер, столбами поднимая песок и образуя висящие в темноте пыльные кольца. От палаток исходили яркие лучи непонятного света. А в тени колонии, невидимые теми, кто принес сюда странный новый свет, наблюдали за ночью жадные голодные глаза, в которых отражались крошечныe отблески причудливого свечения.

* * *

Спок сидел в темной главной палатке, на него падал свет единственной лампы, вокруг которой собрались еще двенадцать вулканцев. Все напряженно ждали. Время, казалось, остановило свой бег: только горящая лампа, люди в одинаковых робах и тоскливо завывающий ветер – хозяин этой таинственной чужеземной ночи. Записывающее устройство выглядело нелепо на матраце, положенном прямо на землю: блестящий металлический механизм, необычный для этой планеты.

Спок увидел на экране прибора лицо своего отца. Единственная перемена в невыразительном, всегда непроницаемом лице Сарэка стала заметной, когда свет лампы упал на его глаза, – на какое-то мгновение они сверкнули тревожным блеском. Тринадцать человек сейчас станут свидетелями трагедии вулканцев.

Сарэк заговорил:

– За последние пятнадцать лет космический флот вулканцев потерял четыре корабля: «Крайтерион», «Персептор», «Констант» и «Дайверсити» – всего шесть лет назад. Во всех четырех случаях передачи с кораблей были обыкновенными – из секторов, граничащих с Нейтральной Зоной, но в пределах Федерации. Затем – ничем не объяснимая тишина. Ни сигналов, ни следов, ни останков потерпевших крушение летательных аппаратов. Ничего. И вот, три месяца назад…

* * *

«Энтерпрайз» пересекал сектор Гамма Хайдре, патрулируя трудный участок Ромуланской Нейтральной Зоны, когда экипаж зафиксировал слабые, едва уловимые чувствительным рекордером звуки устаревшей азбуки Федерации. Сигналы исходили с грузового ромуланского корабля, который направлялся к району, расположенному поблизости. Это была отчаянная просьба о помощи. «Энтерпрайз» вышел из сектора и взял под опеку грузовой корабль. Единственным пассажиром, которого нашли на борту, оказалась женщина в бессознательном состоянии, слишком сильно пострадавшая от ожогов, чтобы выжить. Спок присел на колени рядом с ней, осторожно коснулся кончиками пальцев ее лица, обожженного до черноты, и попытался проникнуть в слабое сознание умирающей. Он хотел избавить ее от невыносимого ощущения одиночества и беззащитности перед лицом смерти. Объяснений происшедшему не было никаких. Опустившись на звездную базу, «Энтерпрайз» попросил разрешения отправиться домой и захватить с собой на Вулкан грузовой корабль.

На это ушло достаточно много времени. Всевулканский Совет с предварительным опросом Империи и длительными обсуждениями Законов Федерации, которые вулканцы собирались нарушить, отняли времени еще больше. В конце концов, Федерацию просто не известили.

«Симметри» не имел на борту комплекта оружия: вулканские гидрографические корабли никогда им не снабжались. При пересечении Нейтральной Зоны и входе в чужое космическое пространство Ромуланской Звездной Империи все задачи по безопасности были возложены на сенсоры дальнего действия, секретность и скорость. Даже ведущие звездные корабли «Конститьюшн» и «Энтерпрайз», находившиеся на переднем плане Империи, не были уверены в собственной неуязвимости.

Идея об экспедиции возникла благодаря последней мысли умирающей вулканки, зафиксированной при соприкосновении с ее предсмертным сознанием. Мысли, которая шокировала Совет и остальные организации Вулкана: в заброшенном мире, называющемся Хэллгард – пятой планете 872 треугольника – оставались дети, вулканские дети, умирающие среди раскаленных скал под безжалостным солнцем…

* * *

– … но никаких следов наших исследовательских кораблей или их малочисленных экипажей не обнаружено, – продолжал Сарэк, – пятьсот пятьдесят шесть граждан Вулкана, наши сестры и братья, теперь потеряны и недоступны для нас. Может быть, кто-то все-таки жив, – и единая мысль тринадцати умов превратилась в молчаливую молитву о том, чтобы это было так.

Империя все отрицала. Нет, она ничего не знала о вулканских кораблях. Какие доказательства есть у вулканцев, чтобы делать подобные выводы?.. Дети? Откуда там могут быть дети? Это биологически невозможно – так говорят их ученые. Очень жаль, что эти корабли затерялись. А кто в этом уверен наверняка?

Теперь у них появилось такое доказательство, живое доказательство. И теперь вулканцы больше не собираются утаивать секреты, по крайней мере, друг от друга. Сарэк назвал последнее имя. В постоянно кружащейся пыли продолжала тускло мерцать лампа. Наконец, на рекордере появились блики, и изображение наладилось вновь.

– Оставшиеся там – дети, их приблизительный возраст – от пяти до четырнадцати. Сканеры на жизнеспособные формы подтвердили информацию, о которой нам уже сообщали. Они наполовину вулканцы. – Сарэк выключил экран, чтобы дать всем возможность осознать важность момента.

Головы склонились в знак боли и сострадания. Не надо говорить о том, о чем знал каждый вулканец, не обязательно быть очевидцем, чтобы представить произошедшие события. Только бесспорна горькая истина: группа умирающих от голода детей, которые вообще не должны были существовать.

– Мужчины и женщины на Вулкане имеют половые отношения в строго установленном режиме, подобно своим более примитивным братьям: в течение шести лет отношения полов никак не контролируются, а вот каждый седьмой год это становится делом жизни и смерти – делом каждого настоящего вулканца. Производятся дети, точное подобие своих родителей: та же парадоксальная природа, та же лишенная логики, противоречивая душа. Когда наступает положенное для спаривания время, никто не улетает на звездных кораблях: вулканцы никогда не станут спариваться вдали от дома. И они никогда не станут делать этого с ромуланами. Этому мешают личные убеждения каждого и химические отличия внутри организмов представителей разных планет. В случае таких связей нарушалось бы особое сознание вулканца, а также межличностные отношения. Хаос был бы неизбежен… А сейчас вулканцы подверглись насилию…

Сарэк поднял голову и снова включил рекордер. Огоньки в его глазах сверкали не только благодаря мерцающему свету лампы, а его, обычно спокойный, голос наполнил палатку звенящим напряжением – отзвуком далекой опасной грозы.

– Я пересказал вам то, что вы уже знаете, а теперь Сэлок расскажет о выживших и о том, что нужно сделать.

Сэлок, уже почти старик, был очень опытным и ценным работником, особенно талантливым в обращении с детьми и знающим их психологию. Когда Сэлок сказал, что бояться нечего, все действительно расслабились, и страх ушел. Если Сэлок уверен, что боль причинена не будет, значит, так оно и случится. И что бы он ни говорил и ни объяснял, никто не задавал вопросов и не сомневался в истинности информации. Сэлок всегда все понимал, всегда был спокоен. Но не сегодня. Дрожащие руки и утомленный взгляд выдавали его неуверенность: он говорил о вещах, с которыми никогда не сталкивался и которых, следовательно, не понимал. Боль и скорбь мешали ему говорить, и все же он попытался взять себя в руки.

– Как уже сказал Сарэк, – начал Сэлок, – мы имеем дело с детьми. Информация Спока верна: они оставлены здесь умирать. Многих уже нет. Выжившие прячутся в пустых зданиях и развалинах бывшей колонии. Они слишком слабы. Удивительно, что еще вообще кто-то жив. Недоедание – их насущная проблема, но не самая серьезная. Гораздо большую угрозу представляет их невежественное сознание и жестокость. Я наблюдал за их поведением и не заметил никаких признаков проявления цивилизованности. Они убивают, не задумываясь, без сожаления, хладнокровно, ради утоления собственного голода, уничтожая друг друга; старшие убивают младших, более крепкие – слабых и немощных, тех, кто не способен сопротивляться из-за возраста или недостатка сил. Их тела, – голос его стал медленнее и отчетливее, – используются в качестве пищи.

Тринадцать пар глаз на мгновение закрылись. Вулканцы никогда не убьют собрата: каннибализм был недосягаем для их сознания.

– Эта планета скоро умрет. И мы не можем ее сохранить. Я предлагаю забрать детей на станцию Гамма Эри. Это защищенная территория, где мы сможем их лечить и воспитывать. Я поеду с ними, а на месте о них позаботятся самые опытные врачи и учителя. Когда дети достигнут определенного уровня цивилизованности, их можно будет развивать в более подходящих для их способностей направлениях. На это уйдет… очень много времени, – он замолчал. Единодушная тишина, кивающие головы и огромное невысказанное облегчение было ответом на его слова. – Тогда так и сделаем. Завтра возвращается корабль. На рассвете начнем.

– Прошу прощения, – Спок встал, сцепив за спиной руки, – мне очень жаль, но я не согласен.

Головы повернулись в его сторону. Спок почувствовал всеобщее неодобрение; ничего не поможет. Он глубоко вздохнул и продолжал:

– Когда-нибудь эти дети захотят узнать о своем происхождении, о родителях, своем месте во вселенной. Гамма Эри – орбитальная научная станция – не мир, а дом подопытных.

– Мы спасаем им жизнь, Спок! – гроза в голосе Сарэка уже не казалась такой далекой.

– Мы должны излечить их сознание. Что еще ты от нас требуешь?

– Обращаться с ними, как с собственными детьми, – тихо отозвался Спок, – потому что, в сущности, так оно и есть. Вырвать их с планеты, их родины, бросить на станцию, которая даже не является орбитой солнца Вулкана, внушить им мерки вулканского сознания, а потом отпустить на все четыре стороны – разве это достойный выход из положения? Эти дети заслуживают права иметь свой дом.

Лицо Сарэка было непроницаемо, точно камень. Вулканцы опускали глаза, словно чувствовали вину Спока, который так не правильно себя повел.

– Спок, эти дети, – в голосе Сарэка послышались металлические нотки, – плод насилия. Оставшиеся в живых частички природы Вулкана, природы опозоренной и обесчещенной. Наших родственников подвергли этому, они не выбирали себе такой судьбы.

– Как и их дети. – Спок взглянул на отца сквозь темноту, сквозь целую жизнь. – Наш мир дал им право на рождение. И их право решать, чем они будут похожи на вулканцев.

– Ну, ну, Спок, – прервал его Сэлок, – мы хотим помочь им, и обязательно поможем. Мы не осуждаем их за нищету натур, но мы обязаны исправить ее. Адаптация на Вулкане будет мучительной и болезненной, и не только для них, но и для нас. Мы должны выбрать оптимальный вариант и принести наибольшую пользу.

– Извини, Сэлок, но такие рассуждения – всего лишь желание избежать трудностей, а ведь этот путь куплен ценой нескольких беспомощных жизней.

– Не надо разглагольствовать, Спок! – Резкий голос Сарэка нарушил неуютное молчание. – Это решение принимать не тебе. Да и не сейчас. Ты…

Спок злился, сожалея о таком повороте разговора.

– Я предупреждаю, – произнес он в леденящей тишине, – что Совет Федерации согласился бы с моим мнением и разделил мое беспокойство. Население, лишенное родины, опасно, а это уже дело Федерации.

Очевидный шантаж. Все в растерянности уставились на Спока, Сарэк от стыда прикрыл глаза.

– Ты будешь разговаривать об этом с чужими? – спросил поднявшийся с места С'Тван, философ и физик, голос которого дрожал, выдавая тщетные усилия контролировать эмоции; его единственная дочь и младший сын были на борту «Константа». – Ты угрожаешь предательством? Публичным унижением? Как ты смеешь? Это не касается Федерации – это проблемы вулканцев. И мы позаботимся об этих незаконнорожденных сами, никакого вмешательства в наши дела!

Спок проигнорировал это.

– Я – офицер Звездного Флота, С'Тван, и я присягал на верность закону Федерации, в установлении которого помогали сами вулканцы. Отступление от договора в данном задании закончится лишь нашей смертью, ведь мы прилетели безоружными. Исчезнет еще один корабль вулканцев. Мы не провоцируем войну, поэтому мое молчание – лишь мое собственное дело, и ничье больше. Но сейчас речь идет о других. И я не могу молчать. Они – дети, и они – вулканцы.

– Они не вулканцы! – С'Тван опустился на место, и один за другим все отвели глаза от Спока, который понял, что остался одинок.

– Ты отстранен от операции, Спок. – Решительные интонации в голосе Сарэка свидетельствовали о том, что разговор окончен.

Спок кивнул. Все правильно, этого и следовало ожидать. Он взял свой трикодер и направился к единственному выходу. У самой двери он услышал настороженный голос отца:

– Ты предаешь всех вулканцев, Спок?

– Я должен так поступить. – Тряпичная дверь, освобожденная от тугих завязок, бешено затрепетала на ветру, вырываясь из рук Спока.

– Не спеши, Спок, задумайся над этим: сейчас ты говоришь, не руководствуясь логикой. Возможно, тебя подводит твоя человеческая природа… еще раз подумай…

– Возможно. Иногда это случается. Я такой, какой есть, отец. – Спок выпустил трепещущую дверь и вышел из палатки. Повернувшись, он увидел, что дверь за ним плотно завязали.

Миновав палаточный городок, он оказался на равнине. Полностью поглощенный собственными мыслями, он не увидел последовавшей за ним чужой тени.

* * *

То, что произошло в палатке, было неудивительно, даже напоминание Сарэка о его человеческих чувствах. Едва ли Спок нуждался в таком упреке.

Всего лишь несколько месяцев назад он стоял на коленях на равнине Голь, чтобы, наконец, присоединиться к вулканцам. Но время Истины прошло. И его учитель видел эту неудачу. «Твой ответ находится еще где-то, Спок… не на Вулкане». В тот день Спок уехал с Голя, настойчиво ощущая несвободу, оставляя на земле то, что нельзя было оставлять.

Теперь он стоял на другой равнине, смотрел на небо и ясно осознавал, что его отец прав: человеческая природа время от времени подводила Спока. Но он знал это и раньше. Это абсолютно ничего не меняло. Сегодня он говорил так потому, что был тем, кем был, из-за того, что видел.

Спок видел их лица. Грязные, испуганные, потерянные лица. Истощенные тела и истощенные умы. Мрачные, пустые глаза, в которых не было уже и проблеска надежды, которые ждали лишь темноты и жили ею. Полудети, полумертвецы, полуживотные и… полувулканцы. Он вступил в их мир сытый, полный цивилизации, верующий и вдохновленный – именно такой, каким должен быть каждый вулканец. И если бы не случайные обстоятельства рождения, каждый из умирающих от голода детей мог быть им самим.

Нет, он не будет молчать. Он выполнит свой долг, но судьба детей – не единственная проблема.

Здесь было еще много вопросов. И он обязан отыскать ответы на них, иначе другие корабли и другие жизни никогда больше не увидят своего дома. Если это случилось с вулканцами, то может произойти и с другими.

Но почему же это вообще произошло?

Повернувшись спиной к ветру, Спок поставил трикодер на землю, загородив его руками от кружащейся пыли, и настроил четкость изображения на экране. Передавали старую, уже известную ему информацию и не сообщали ничего нового: сейсмическая нестабильность. Постоянные встряски планет давали сильные помехи.

Почему вообще здесь оказались люди? На планете не было обнаружено никаких источников научной военной ценности. Что касается полезных ископаемых, его сканеры показывают обычные виды железной руды: красный железняк, серный колчедан и ещe несколько полезных минералов, которые можно добывать где-нибудь еще с меньшими затратами. Две горные шахты заблокированы карстовыми образованиями. У членов экспедиции было недостаточно времени, чтобы продолжать дальнейшие исследования. Спок знал, что он должен это сделать сам: ни приборы «Симметри», ни его собственные сканеры не могли внедриться в сырую почву меж этих скалистых утесов. Природный феномен или здесь хранится нечто действительно ценное? Это могла бы объяснить когда-то существовавшая колония, что, опять же, не проливало свет на исчезновение кораблей. Если и был ответ, то он лежал за этими горами, и до рассвета Спок должен отыскать его.

Спок потянулся к трикодеру, и вдруг – еле ощутимый толчок в глубине собственного сознания. Его мозг посылал предупреждение о приближающейся опасности.

Он был не один. За ним кто-то наблюдал.

С наигранной небрежностью он взял в руки биосканер, незаметно включил его и стал, будто лениво, поворачиваться. Через несколько секунд биосканер зафиксировал сигнал. Жизненная форма: маленький вулканец; расстояние: 30,2 метра – между ним и лагерем. Спок уставился в темноту, ничего не увидел и продолжил сканирование, мысленно принимая решение. Он не чувствовал враждебности по отношению к себе, однако, ощущение, что за каждым его действием следят, не уходило. Наблюдатель, словно играя, давал возможность Споку искать его, думать о нем. Через минуту Спок принял решение: повесив на плечо трикодер, он зашагал по сухой равнине, не бросив назад ни единого взгляда. Он был уверен, что за ним последуют.

* * *

Лежащий вдалеке ряд гор образовывал естественный барьер, отделявший колонию от равнины. Ему придется вновь обогнуть этот барьер, вдоль которого сканер не зафиксировал прежде никакой информации. Спок продолжал свой путь по острым булыжникам и при виде открытой, иссушенной солнцем равнины вновь включил трикодер.

Краткого молниеносного предупреждения оказалось недостаточно. Нападающий прыгнул на него прямо со скалы и с силой повалил на камни. Послышался слабый треск. Казалось, череп Спока раскололся на части: в глазах потемнело, и все вокруг, постепенно тускнея, стало исчезать. Он отчаянно боролся за остатки сознания, понимая, что правая рука придавлена его же телом к земле, а левая прижата кем-то к каменистой поверхности. Еще он успел увидеть отблеск звезды на сверкающем острие ножа и ощутить обжигающий холод металла, прижатого к его горлу.

Над ним склонилось злое лицо оскалившегося мальчика, удивительно сильного для своих лет. Слишком поздно Спок понял, что недооценил опасность, но он был так уверен…

Мальчик прорычал нечто предупреждающее и еще сильнее надавил на грудь Спока острой коленкой.

Все перед глазами Спока поплыло. Его левая рука казалась такой далекой, чужой, но все-таки свободной; если бы ему удалось хоть на секунду отвлечь ребенка… Острие металла замерло как раз чуть ниже сонной артерии, и Спок почувствовал, как по шее заструилась теплая кровь. Любое движение – нож безжалостно и мягко войдет в горло. Ребенок схватил рюкзак Спока и стал поспешно развязывать узлы.

Несколько быстрых шарящих движений – и рюкзак брошен на землю. Рюкзак оказался пустым, и это еще больше разозлило мальчика. Выражение его лица не вызывало сомнений у Спока: он понял – ему не спастись. Время ушло.

Внезапно мальчик резко выпрямился и как-то неестественно напрягся. Его рот исказился в беззвучном крике. Из глаз исчез блеск, и он, навзничь упав на землю, остался неподвижен.

Спок с заметным усилием приподнялся, присел на корточки и глазами стал искать укрытия, где он мог бы спрятаться от нового нападающего. Но никого не было: только он и мертвый ребенок. Если мальчик был один, кто же тогда убил его? Он все также лежал на земле с разинутым в молчаливом крике ртом, открытыми глазами, уставленными в небо, которого он больше никогда не увидит. Спок закрыл мальчику глаза и осторожно перевернул тело.

И тут он увидел нож.

Металл вошел между ребер, чуть ниже лопатки, с правой стороны. Если анатомия этих детей соответствовала вулканцам, то именно там находилось сердце. Такой меткостью мог обладать только опытный убийца. Именно поэтому ему до сих пор удавалось оставаться невидимым.

Найдя свой трикодер, Спок осторожно включил его, стараясь собраться с мыслями и отвлечься от этой пульсирующей в висках боли. Его таинственный спаситель, очевидно, хотел, чтобы Спок остался жив или собирался убить его сам. Вдруг его слух уловил тончайший из звуков: шуршание посыпавшихся со скалы маленьких камешков. Полностью осознавая, насколько он рискует, Спок, сев на крупный булыжник, стал терпеливо ждать. То же самое делал и его молчаливый страж. Когда Спок уже был готов вступить в сражение, невидимая тень беззвучно переметнулась от одной скалы к другой. Потом к следующей. На фоне черной горы фигура медленно выделилась из темноты, осторожно, неторопливо направляясь к нему, пока, наконец, не вышла на свет. И вот его спаситель перед ним. Брови Спока удивленно поползли вверх.

Невероятно! Это была маленькая девочка.

Она умирала от голода. Обнаженная, если не считать какой-то тряпки, обмотанной вокруг бедер, она напоминала ходячий скелет. Каждое ребро, каждая косточка были такими острыми, что, казалось, можно порезаться. Кости обтянуты тонкой кожей, покрытой толстым слоем пыли. Девочка была невероятно грязной. Темные волосы свисали на плечи грязными слипшимися сосульками. На коленях и локтях блестели запекшиеся ссадины, а между пальцев на руках, казалось, слежалась грязь нескольких веков. Не отрывая глаз от Спока, она кружила рядом, с разных сторон пытаясь приблизиться к трупу. Наконец, подойдя вплотную к убитому мальчику, она одним движением вырвала из его спины нож и ногой перевернула тело. Схватив лежавший под ним рюкзак Спока, она привычными движениями пошарила внутри. Затем, не глядя мертвецу в лицо, она вырвала из его руки нож и, внимательно осмотрев, аккуратно сунула за повязку на бедрах. Потом, держа свой нож наготове, она сделала решительный шаг навстречу Споку.

Спок сидел очень тихо, не шевелясь. Наблюдая за ее приближением, он ощутил нарастающее чувство тревоги.

Она смотрела на него из-под грязных косм яркими выразительными глазами. Умным, любопытным взглядом. «Сколько ей? – подумал Спок, – Девять? Десять? И многих ли она уже убила?» Девочка осторожно подошла на расстояние вытянутой руки, поднесла нож почти к самому лицу Спока и глазами показала на лезвие. Они молча изучали друг друга. То, что пришло в голову Споку, было просто безумием: абсурд, но он чувствовал, что… Знает ее. Чепуха. Он, очевидно, слишком разнервничался и должен успокоиться. Она подошла еще ближе, изучая, казалось, каждый сантиметр его тела. Лицо, руки, одежда, обувь – все рассматривалось с живым интересом. Ее взгляд остановился на трикодере. Она показала на прибор ножом, и Спок неохотно положил его на землю, прямо к ее ногам.

– Что? – прошипела, она, разозленная тем, что не обнаружила пищи. Она говорила на ромуланском, и Спок ответил ей на этом же языке.

– Это… говорит со мной, сообщает мне разную информацию, – пояснил он.

Ее глаза изумленно распахнулись. Схватив трикодер, она поднесла его к уху, прислушалась, а потом приказала:

– Говори.

Для убедительности она энергично потрясла им в воздухе. Прибор молчал. Она сильно стукнула по нему крохотным костистым кулачком.

– Тупой ублюдок! – девочка со злостью швырнула трикодер Споку. – Говори ты!

– Хорошо. О чем ты хочешь узнать?

– О звездах! – она вдруг показала на небо, и Спок тоже посмотрел вверх.

«Она называет звезды по-вулкански! – осенило его. – Где и как она могла изучить этот язык?»

– Ты знаешь, что это такое?

Она обвела небо худенькой ручкой.

– Мои звезды! – зло и уверенно произнесла она, подставив нож прямо к сердцу Спока, готовая пронзить его насквозь, если он ей возразит.

– Да, твои!

– Спок посчитал разумным успокоить незнакомку. – Я не причиню тебе вреда. Если хочешь, можешь пойти со мной, – он кивнул в сторону гор.

Ужас исказил ее лицо. Она повернулась туда, куда он указывал. Потом снова посмотрела на него – теперь уже с откровенной злобой.

– Нет!

– Но почему? А как же те…

– Нет! Нет! Нет! – ее глаза сверкали болезненно-голодным блеском. Она порывисто вскочила на ноги и угрожающе замахнулась. Не опуская ножа, присела рядом с трупом мальчика и свободной рукой растормошила пустой рюкзак. Вокруг кружил, завывая, ветер, и она съежилась от холода, собирая крошки еды, упавшие в пыль.

В висках Спока по-прежнему пульсировала боль. Он пытался понять природу этих неуютных ощущений: ему все также настойчиво казалось, что он видел эту девочку где-то раньше. Либо она ему кого-то напоминала… кого? На «Дайверсити» была вулканка, Т'Прэн, но корабль исчез всего шесть лет назад. Ребенок не мог быть Т'Прэн: девочка для этого была слишком большой. Нет, он никак не может ее знать.

Спока мучили сомнения. Объяснение ускользало от него, а вместе с ним ускользало и время. Когда он пошевелился, пытаясь поудобнее устроить замлевшие ноги, девочка сделала решительное движение.

– Как будет угодно, но я должен идти, – сказал он, медленно и осторожно поднимаясь.

– Нет! – острие металла блеснуло в сантиметре от его лица. Девочка вновь отчаянно угрожала Споку. – Стоять! – прошипела она.

Спок понял, что нужно быть предельно осторожным, и опустился на место.

Девочка вернулась к трупу и умело, почти профессионально, стала расчленять его, привычно и быстро действуя ножом. Мышцы уже обезглавленного мальчика продолжали сокращаться.

Увлеченная едой, она ловко отрезала от тела небольшие куски и запихивала их в рот, жадно пережевывая. Словно загипнотизированный этим уродливым действом, Спок тщетно пытался сосредоточить свое внимание на открытой равнине, где от палаток вулканцев все еще лился на пространство тусклый свет. Ему это не удавалось. Взгляд был прикован к девочке, вгрызающейся острыми зубами в сырое, крепкое мясо. О, Господи! Запах свежей крови и звуки ломающихся костей были просто невыносимы. Он почувствовал, как подкатила тошнота.

– Ешь ты! – приказала она, протягивая ему последний кусок мяса. И в самом деле драгоценный дар… Мясо было крепко зажато в костистых пальцах, меж которых сочилась темная густая кровь.

– Нет, – сказал он, надеясь, что она не будет настаивать. – Это твое.

Она жадно затолкала последний кусок почти целиком в рот. Кровь стекала по подбородку. Девочка облизала губы, пальцы и, став на колени, слизала капли крови с земли вместе с пылью и песком. Она тщательно все прожевала и проглотила, постоянно искоса наблюдая за ним.

Спок взглянул на небо, пытаясь по звездам определить время суток. На фоне слабого, чуть забрезжившего рассвета звезды казались еще яркими и совсем близкими. Рассвет. Совсем не остается времени добраться до тех гор. Он видел, как вдалеке из главной палатки вышли вулканцы и начали разбредаться. Сегодняшний день принесет им удачу или поражение. «Симметри» будет пробираться через территорию Зоны. Конечно, это рискованно, и все-таки безопаснее, чем оставаться на орбите совершенно безоружными и без приборов-помощников. Но если корабль не сможет пробраться, они обречены остаться здесь до конца своих дней, вместе с этими немногими детьми.

Оторвавшись от своих мыслей, Спок вдруг с удивлением заметил, что девочка переместилась к нему поближе – она двигалась так бесшумно, что он только сейчас увидел ее, стоящую рядом, в нескольких метрах, внимательно наблюдающую за его взглядом, устремленным в небо. Через минуту она вскарабкалась на ту же горку, где сидел Спок, и тихо присела около него, завороженно глядя на звезды. Она была такой безмолвной и напряженной, что Споку казалось, будто он присутствует на какой-то важной и таинственной церемонии. Нож – еще недавно грозное и опасное оружие – теперь выглядел совсем забытым и безобидным в ее безвольно опущенной руке.

– Звезды, – восхищенно прошептала она с торжественным и серьезным выражением лица. Она смотрела на небо так, словно ждала какого-то чуда или хотела о чем-то вспомнить. «Где она узнала это слово? Почему спасла мне жизнь? И почему все это кажется мне таким важным?» – смутные догадки мучили Спока, и он задавал эти вопросы снова и снова.

– Я иду туда, – пробормотал он, – чтобы увидеть твои звезды. И ты можешь пойти со мной.

Она уставилась на него – глаза недоверчивые и удивленные.

– Мои собратья пришли, чтобы забрать вас с собой, – он указал на людей, направляющихся к ним. – Они принесли вам еду. Ты будешь сыта. А потом мы полетим…

– Нет! – она резко вскочила и попятилась назад, крепко сжимая в руке нож и рюкзак. Сердце бешено колотилось, ее затравленно-испуганный взгляд метался от Спока к приближающейся группе вулканцев, она оглянулась на горы, в которых могла укрыться, спастись.

Вдруг девочка, к изумлению Спока, отчаянно крикнула:

– Беги!

Мгновение – и она исчезла в темноте.

Ее поведение потрясло Спока. Последнее слово, произнесенное ребенком, было тоже из языка вулканцев: «беги» в значении… «спасайся».

Но что бы это слово ни означало для незнакомки, его смысл уже не волновал Спока. Только что он потерял гораздо больше: шанс завоевать ее доверие.

Оставалась только надежда на то, что девочка была голодна, а значит, должна пойти с остальными, если их пообещают накормить. Конечно же, пойдет, Споку так хотелось в это верить. А вдруг нет? Он твердо знал, что будет помнить эту встречу всю жизнь.

Он встал и медленно направился к лагерю, с трудом передвигая непослушные, словно чужие, ноги. Он жив, потому что погиб этот мальчик, потому что умный, но опасный ребенок по неизвестным причинам спас ему жизнь. Спок вслух поклялся самому себе перед яркими звездами Хэллгарда, что сегодня он во что бы то ни стало отблагодарит судьбу за этот подарок. И начал обдумывать происшедшее, выстраивая звено за звеном логическую цепочку событий и их причин.

* * *

– Спок, без тебя приняли решение. Хочешь знать, какое?

На небе загорался кровавый рассвет, уже сейчас нещадно испепеляющий поверхность планеты и обесцвечивающий краски ночи. Лишь звезды оставались все такими же яркими. С утренним светом заметно стих ветер, но пыль по-прежнему кружила вокруг вулканцев, начинающих выполнять задание. В двух местах лагеря были установлены навесы, под которыми аккуратно и соблазнительно разложили пищу на невысоких столах, привлекая детей и лишая их привычных страхов. Это ослабит их шок от предстоящей перевозки на новое место жительства. Если корабль вообще когда-нибудь прилетит.

– Хочу, Сэлок, – с благодарностью отозвался Спок.

– Я так и думал. Ведь ты не присутствовал при обсуждении операции. Не сомневаюсь, что твои научные исследования были намного важнее и неотложней.

В глазах старика Спок заметил веселые искорки. Спор в палатке, необдуманные слова, о которых он сожалел, внезапный уход – все будет воспринято типично по-вулкански: будто этого никогда не было. Вдалеке за колонией, на фоне свекольного рассвета вырисовывались неровно-заостренные вершины темных гор. Спок подумал о кораблях, об исчезнувших вулканцах, о неописуемом ужасе, отразившемся на детском личике.

– Эти исследования важны лишь для меня, – в его голосе прозвучала категоричность.

– Я рад это слышать, Спок. И результативны?

– Наверное, нет, Сэлок, но это покажет только время.

– Да, время, – повторил Сэлок, – оно решит многое. Наша дискуссия была тоже интересна. Твой старик решил, что лучше всего будет предложить детям жить на Вулкане с их родственниками, то есть распределить их по семьям, что ли. – Спок усилием воли подавил готовый вырваться наружу вздох облегчения. – Оказалось, что любой другой вариант потребует согласования с Федерацией, что означает вмешательство чужих в наши внутренние дела.

Спок прекрасно понимал ситуацию и в глубине души надеялся именно на подобный исход.

– Но дети сами должны согласиться на это. Если они захотят признать свое родство и объявить себя вулканцами, то им будет оказана необходимая медицинская помощь. И право на эти процедуры будет всегда за самими детьми.

– Но они всего лишь дети, ты верно это заметил, Сэлок. Наверняка им будет нелегко понять и принять обычаи нашего общества.

– Мы поможем им. Это будет трудно, но трудно для всех. Мы не можем освободить их от существующих законов: природа детей слишком необузданна. Те, кто окажутся неспособными к адаптации в наших условиях, могут отрицательно повлиять на сознание всех жителей планеты, и поэтому их воспитают уже не вулканцы и не на Вулкане. Решение окончательно принято, и принять его было не так уж легко. Выбор за ними, Спок, а не за мной или тобой.

Такова вулканская справедливость: то, что можно взять, – нужно заработать, а то, что заработано, – должно быть отдано.

– Эти дети должны иметь хотя бы право выбора. У них больше ничего нет. Рано или поздно они поймут: их вулканское происхождение означает, что лучше бы они вовсе не появлялись на свет.

– Но они должны знать обстоятельства своего рождения, Сэлок.

– Не сомневаюсь, что им объяснят, – пробормотал тот.

– Верю в твое усердие, – в голосе Спока звучала осторожная ирония.

– Это вполне разумно, Спок, – Сэлок сделал нетерпеливый жест рукой, – но объяснять буду не я. А так как ты, кажется, способен разговаривать с ними, то эта задача будет твоей. Это, кстати, уже решено.

Спок внутренне напрягся. Так вот какое место ему отвели в операции! Нельзя сказать, что он не любил детей, однако, всегда предпочитал избегать близкого общения с ними.

– Значит, я должен все разъяснить им? Понятно.

– Не только разъяснить, Спок. Им необходимо внимание, – его голос стал мягче. – Понимаешь, о них нужно заботиться, предотвращать любое зло, которое они могут причинить друг другу по дороге к новому дому, контролировать их поведение.

– Но, – Спок нахмурился, – это требует постоянного наблюдения, Сэлок. Сожалею, но мои обязанности на корабле…

–…с тебя сняты.

– Ясно.

Железная логика вулканской справедливости: получай то, что заслужил.

– В конце концов, мы сюда прилетели именно из-за детей и должны вместе работать над общей задачей.

– Так эта обязанность – честь для меня?

– Может быть. Как и многое другое, но это покажет время.

Два ослепительно-ярких луча прожектора пересекли горизонт, и поисковые группы приступили к выполнению своей задачи. Утомленный и будто постаревший, Спок медленно последовал за ними.

– Эй, Сэлок, кажется, дальше становится небезопасно. Для детей будет лучше, если ты останешься встречать их здесь.

– Хорошо, я составлю тебе компанию. Да не беспокойся ты так о своих обязанностях, Спок. Старый да малый не очень-то отличаются друг от друга. Мы во многом одинаковы. – Сэлок с иронией отнесся к волнению Спока.

Поисковые группы в составе двух-трех человек тихо пробирались по развалинам колонии со сканерами в руках, стараясь обнаружить места, где могли прятаться дети. Они изредка останавливались и переговаривались. Солнца постепенно карабкались к зениту. Скалы, земля, воздух звенели от невыносимой изнуряющей жары. Ветер исчез совсем. Каждое движение поднимало столб горячей пыли. Она висела в воздухе, обжигала глаза и першила в горле, а когда люди медленно продвигались вдоль руин, обволакивала их плотным удушливым облаком.

Теперь говорил только Сарэк. Его голос прорывался сквозь плотную пыльную завесу, отдаваясь эхом в устройствах-переводчиках, преобразующих язык вулканцев на знакомый детям ромуланский. Он говорил о простых и понятных вещах: о ежедневной пище для каждого; доме, где люди не убивают друг друга, где не будет борьбы за существование, где есть укрытие от смертельной жары; об уютных комнатах, в которых по ночам можно спокойно спать в полной безопасности.

И один за одним из подвалов и разрушенных черных подъездов, из пещер, скал и огромных куч мусора стали выползать, выходить, выбегать дети, останавливаясь на полпути и настороженно вслушиваясь в незнакомый мужской голос. Для многих из них этот день должен был стать последним в жизни; хотя, пожалуй, ни один сейчас не выглядел жизнеспособным. Их дрожащие измученные тела напоминали скелеты. Животы некоторых – уродливо раздуты от голода. Кожа – исцарапанная и изъязвленная ранами, в солнечных ожогах, грозящих перейти или уже перешедших в стадию смертельной болезни. В пустых отчаявшихся глазах зажигалась надежда умирающей души. В их сердцах боролись обреченность и вера. Что же готовит им судьба? Беззащитные, маленькие, испуганные – они стояли, щурясь от ослепительного солнца, вглядываясь в тех, кто предлагал им будущее. Забытые плоды жестокости и отречения. Некоторые слабо сопротивлялись, когда вулканцы приближались вплотную. Добрые руки поднимали и несли их сквозь расплавленный солнцами воздух. Слова Сарэка обещали им только пищу и кров, но в его голосе звучала истина и добро. И еще что-то, чего они не понимали разумом, но чему поверили: им давали шанс выжить.

Поиски продолжались до вечера; солнца миновали зенит и медленно клонились к закату. В полдень даже закаленная кожа вулканцев стала сухой и болезненной, липкий горячий пот, выделяясь, тут же испарялся. Камни раскалились докрасна, как угли. Через подошвы ботинок земля, словно гигантская сковорода, поджаривала ступни, а пыль по-прежнему забивала глаза, ноздри, проникая даже в легкие, и засоряла сканеры. Но люди упорно считали живых и мертвых. Кое-где встречались полусожженные кости, обглоданные детьми уже очень давно; находили и тела детей под камнями, свалившимися с гор. Жизнь мальчика, заваленного обломками старого здания, угасла у них на глазах. Они нашли еще одиннадцать исстрадавшихся и слишком слабых для перелета ребятишек. Однако, ни у кого из них не было ножа или таких умных любопытных глаз, как у…

Когда вернулась последняя поисковая группа, под навесом было многолюдно и шумно. Тридцать два выживших ребенка жадно проглатывали пищу, получали медицинскую помощь и мгновенно засыпали в блаженной тени. Спок бродил среди них, с надеждой вглядываясь в каждое лицо.

Ее здесь не было. Ее не было нигде.

Вдруг резкий свистящий звук, доносящийся с неба, встревожил детей, но невыразимо обрадовал всех вулканцев.

Мгновение – и «Симметри» мягко опустился на землю. Лишь один человек был не рад скорому возвращению корабля.

– Спок, но они же все сосчитаны… – Сарэк бесстрастно выслушал сына. – Их число соответствует данным наших сканеров. Разве твой трикодер дает иную информацию?

– Нет, отец. – Ускользали драгоценные секунды. Спок отчаянно просчитывал все действия: в его мозгу отчаянная стратегия боролась с неизбежной логикой. Остаться на орбите? Сканировать планету снова? Пожертвовать жизнями всех ради одной? Это невозможно, – Но ведь есть еще одна. Прошлой ночью я видел девочку, которой здесь сейчас нет.

– А как ты объяснишь показания сканеров?

Как, в самом деле? Спок отчетливо помнил: бесшумно, неуловимо для его сканера, она двигалась тогда следом, спасла ему жизнь, разговаривала с ним по-вулкански… Эти факты никак не проясняли ситуацию и не отвечали на его вопросы.

– Я не могу объяснить этого, отец. Но девочка все же существует. И если мы ее оставим, она умрет. Я не стану рисковать остальными, но пока есть время… я прошу дать мне поисковую команду.

– Ты просишь, Спок, или информируешь?

– Я предпочел бы получить твое разрешение, – Спок поправил висевший трикодер. – В крайнем случае, я пойду один.

– Нелогично заниматься поисками без помощников. Офицер Звездного флота мог бы знать это и получше. Возьми тех, кто уже освободился.

– Спасибо, отец. – Что-то промелькнуло вдали, на фоне толпящихся детей. Краешком глаза Спок уловил знакомое быстрое движение. Всего лишь секундный проблеск, но ему этого было достаточно. – А вообще-то команда уже не понадобится.

Сердце тревожно забилось.

Она, незаметная для других, стояла в дальнем конце лагеря под вторым тентом, внимательно наблюдая за происходящим, прислушиваясь к посторонним голосам с тем же серьезным видом, с которым она смотрела в ту ночь на звезды, словно стараясь что-то вспомнить. Вдруг она снова куда-то скользнула, потом появилась вновь, держа в руках пустой рюкзак Спока. Девочка подалась вперед, ближе к намеченной добыче: полная тарелка еды всего в нескольких метрах от нее. Прямо под носом у всех остальных. Как же она будет это делать? Спок, затаив дыхание, начал медленно пробираться мимо спящих детей, мимо вулканцев, несущих на руках слишком слабых. Но он не успел предупредить ее действия.

Как только вулканцы повернулись к ней спинами, она молниеносно метнулась к тарелке и стала поспешно засовывать еду в недавно приобретенный рюкзак. С'Тван, почувствовав чье-то близкое присутствие, внезапно обернулся. Растерявшись от неожиданности и испуга, она выронила добычу и с криком негодования выскочила из-под тента на палящее солнце.

Затем решительно достала нож.

Лезвие металла ярко блеснуло, и все недоуменно замерли. Она же, не отрывая взгляда от людей, тихонько продвигалась вперед, к упавшему рюкзаку. За ее спиной до колонии лежала открытая равнина длиной примерно в сотню метров – она прекрасно все рассчитала.

– Можешь взять еду, – сказал С'Тван, – но отдай нам нож.

Слова вулканца синхронно преобразовались прибором-переводчиком в ромуланские. Устройство перевело назад ее проклятья.

– С'Тван, может быть, я смогу… – начал Спок.

– Она опасна, Спок. Она должна отдать нож прежде, чем ее накормят. Нет лишнего времени.

Спок повернулся к девочке лицом. На мгновение ее взгляд стал осознанным – она узнала его. Обведя всех дикими горящими глазами, она оскалилась и зло прищурилась.

– Мой нож! – взвизгнула она, крепко сжав оружие в руках. За их спинами началась посадка на корабль. Из-под навесов быстро исчезали дети, сопровождаемые вулканцами на борт «Симметри».

– С'Тван, мне кажется, что…

– Конечно, Спок, – он был уверен, что именно Споку удастся найти общий язык с существом таким же нелогичным, как он сам. – Но подняться на борт, – предупредил он, – она сможет только без ножа.

– Она понимает это. Ведь ты так и сделаешь, верно? – спокойно и уверенно спросил он у девочки.

Она злобно и неподвижно смотрела на группу детей, которых сейчас заводили на корабль, а потом повернулась к Споку – на худеньком заостренном личике застыло выражение недоверия и гнева.

– Спок, ты должен быть…

– Помолчи С'Тван, – послышался ровный голос Сэлока. – Он знает, что делает.

Беда была в том, что Спок-то и не знал, как поступить. Он высчитал, что шансы поймать девочку в случае, если она побежит, ничтожно малы, да ему и не нравился такой вариант.

– Если у него не получится… – слышались чьи-то голоса, – мы ее потеряем. И у нас нет времени.

Не получится? Нет, он не имеет права на неудачу. Спок почувствовал, что за его спиной собралась целая толпа зевак, и страстно пожелал, чтобы все они разом исчезли. Ему не нужны зрители.

– Тебе помочь? – волновался отец.

– Не вмешивайся. Спок сам.

Все напряженно молчали, ожидая от него почти невозможного: интуитивно просчитанных действий и слов, которые могли бы убедить ребенка. Подняв с земли рюкзак, он протянул его девочке, сделав шаг ей навстречу.

– Эта пища, – снова осторожно заговорил он, – твоя. Ешь. – Она схватила брошенный к ее ногам рюкзак и жадно заглянула внутрь. Затем, опять прищурившись, перевела настороженный взгляд со спящих под тентом детей на вулканцев.

– Нож, – продолжал Спок, – тоже твой.

Это ей понравилось. Она гордо выпрямилась и тряхнула грязными слипшимися волосами так, что вокруг поднялось целое облако пыли.

– Нет, Спок, она не может взять нож на борт корабля…

– Тихо, Сарэк.

– Вот как мы сделаем, – произнес Спок, понизив голос. Он шагнул к девочке и так, чтобы больше никто не видел, расстегнул карман своей робы. – Мы сможем спрятать его здесь. Они не узнают, – твердо сказал он, кивнув в сторону вулканцев, – потому что мы не скажем им об этом.

В глазах ее мелькнул доверчивый огонек: ей нравилась эта таинственность. Но стоило ли ради этого расставаться с ножом? Она посмотрела на него – и в глазах заблестели слезы. Губы задрожали и вытянулись в тонкую вздрагивающую линию. Спок понял, что поступил правильно. Ее оружие и ее гордость – все, что этот ребенок имел в жизни. Сейчас, у всех на глазах, она теряла и то, и другое. Кроме того, она была голодна, устала от ежедневной необходимости прятаться и просто от постоянного страха. Теперь Спок знал, что выиграл.

– Я буду хранить это оружие для тебя, – искренне проговорил он.

Спок нажал на кнопку трикодера – на передней панели загорелся ряд разноцветных огоньков. Ее глаза удивленно распахнулись. Спок порывисто протянул девочке прибор:

– Помнишь это?

– Не нож.

– Лучше, – сказал Спок, – это может разговаривать.

Он слегка покачивал прибором из стороны в сторону, отчего огоньки привлекательно переливались, и трикодер казался еще более заманчивым. Многочисленные кнопки и диски из блестящего металла сверкали на солнце, словно драгоценные камни; на голубом фоне экрана бежали линии информации, а лучи света окрашивали буквы и цифры в цвет расплавленного золота. Девочка завороженно смотрела завистливыми глазами на необыкновенную для нее вещь. Она должна посмотреть, коснуться, подержать.

Нож задрожал в ее руке. Она сделала нерешительный шаг вперед. Другой – совсем близко к Споку.

– Прибор мой, но ты можешь хранить это у себя.

Медленно, недоверчиво она протянула нож. Несколько решающих секунд – и он в руках у Спока. Так, чтобы этого никто не видел, он быстро сунул нож в карман робы, а потом, наоборот, на глазах у всех, передал трикодер в дрожащие худые ручонки. Она ловко выхватила устройство и бросила на окружающих победный взгляд.

– Мой, – напыщенно и гордо сказала она, крепко прижимая к груди костлявыми ручками драгоценную вещь и видя, что никто не собирается отбирать у нее добычу, она начала осторожно включать и выключать кнопки, поворачивать ключики в крохотных замочках. Спок без сожаления попрощался с хранящейся в памяти трикодера важной информацией.

Вулканцы наблюдали за этой сценой в абсолютной тишине. Когда они, обмениваясь многозначительными взглядами и осуждающе покачивая головами, стали расходиться, за спиной Спока прозвучал сухой голос Сэлока:

– Успокойся, Сарэк. Отцам всегда трудно, когда сыновья так на них похожи.

– Идем, – твердо сказал девочке Спок, собираясь направиться вслед за остальными.

Но она попятилась назад, оскалилась и неподвижно замерла. Спок вздохнул. Ему показалось, что сегодня был невыносимо долгий день: ему стоило огромных усилий дотянуться до сознания этого ребенка. Нужно найти это спасительное слово, но на ум ничего не приходило. И не было больше ничего, что можно предложить для обмена… или было?

– Ты говорила мне, что здесь есть что-то твое.

Она мгновенно поняла, и бросила долгий взгляд на вечернее небо.

– Мои звезды ушли, – разочарованно произнесла она, презрительно сморщившись от такого дешевого трюка.

– Твои звезды здесь. Но небо сейчас слишком светлое, чтобы их можно было видеть. – Она снова внимательно посмотрела вверх и нахмурилась.

– Конечно, – как ни в чем не бывало пожал он плечами, – я знаю много о звездах, а ты нет. А вот остальные дети скоро узнают о твоих звездах все. А ты… Мне придется сказать всем, что ты испугалась…

– Нет! Нет! Нет! – резко закричала она, протестующе размахивая крохотным кулачком, поливая его отборной руганью и незатейливыми проклятьями. – Мерзкий ублюдок, ты подохнешь в этой проклятой ублюдской грязи! Ублюдские твари выедят твои ублюдские глаза!.. – и так далее. Через пару минут она исчерпала весь свой небогатый запас бранных слов.

– Значит, ты не боишься? Тогда идем со мной – и ты увидишь свои звезды. – Повернувшись, он быстро и уверенно зашагал к кораблю.

Ничего не произошло. Он заставлял себя идти ровно, не оборачиваясь.

– Мой нож! Мои звезды! Ты – ублюдок!..

– она послушно последовала за ним.

Солнца опустились за горы – ночь поглотила планету, заботливо укутав ее темнотой. На небе, словно сказочные огоньки, загорались многочисленные яркие звезды, струящие таинственный свет на пустынную, голую поверхность. Ветер вновь поднимал столбами и кружил пыль, заметая оставленные на планете следы. К утру от них ничего не останется. Хэллгард погрузился в сон.