Text copyright © 2017 by Jessica Cluess

© Гуляева М. А., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2019

 

1

Лондон ждал, и я вместе с ним.

Сегодня должно было состояться неофициальное собрание чародеев Ее Величества, первое для меня с тех пор, как я была принята в королевский Орден. Поэтому, когда колокола на церковной башне пробили семь, живот скрутило от страха. Мы – страна, все еще воюющая с монстрами, но в тот момент эти исчадья ада были самыми последними, о ком я думала. От одной мысли, что я сейчас зайду во дворец, мне становилось не по себе.

Из окна кареты Блэквуда я наблюдала за чародеями. Одни подъезжали к Букингемскому дворцу верхом на лошадях, другие появлялись на вечернем небе и с легкостью опускались на землю. И те и другие поправляли мантии и проводили руками по волосам, желая выглядеть получше, затем торопились зайти внутрь.

Два месяца назад, когда я прибыла во дворец, он ослепительно сверкал огнями большого бала. Сейчас дворец был темный и мрачный. Атмосфера была деловой. Они собирались по моему делу. Я продолжала сидеть в карете, руки в перчатках крепко сжаты на коленях.

– Твоя первая встреча с Орденом, – сказал Блэквуд. – Ты должна быть взволнованной, Хоуэл.

– Взволнованной или онемевшей от ужаса? – Это была шутка. Почти. – Чего я должна ожидать?

Я все еще чувствовала себя неуклюже в черной шелковой мантии чародея. Она шилась не для женщины. Я была первой представительницей слабого пола, которую принимал в королевский Орден монарх. По крайней мере, судя по сохранившимся свидетельствам. Поэтому я дергалась, оттягивая воротничок.

– Я никогда не был внутри. – Блэквуд погладил рукоятку своего посоха. – Туда могут войти только посвященные чародеи. Но я слышал, – сказал он, пытаясь казаться деловым и знающим, – что там все очень внушительно.

– Что-то, что может впечатлить великого графа Сорроу-Фелла? – спросила я, зажгла свой палец в перчатке и метнула в Блэквуда несколько тлеющих угольков. Прохладный ночной воздух быстро поглотил мой огонь. Блэквуд ободряюще рассмеялся. Он не очень часто смеялся, хотя мне нравилось думать, что смех после нескольких месяцев жизни со мной вообще стал появляться.

– Мне надо переживать о том, что ты испускаешь пламя каждый раз, когда высмеиваешь меня? – спросил он, отряхивая рукав.

В этот момент лакей открыл дверь. Блэквуд вышел из кареты и помог мне спуститься. Я задрожала от холода. Вечер был прохладный – напоминание, что лето почти закончилось.

– Не говори ерунды. Я слишком часто подсмеиваюсь над тобой, чтобы каждый раз играть с огнем.

Я взяла его за руку, и мы пошли ко входу. Чародеи вокруг нас приветствовали друг друга. Поискала глазами моих друзей – Ди, Вольфа и Ламба, но не увидела ни одного из них.

Блэквуд грациозно рассекал толпу, мужчины вдвое старше расступались перед ним, кивая. Вот уж никогда бы не подумала, что это его первая встреча с Орденом. Мантия не мешала его движениям, казалось, он носил ее всю жизнь. Может, он практиковался? Но скорее всего, он был просто хорош во всем, что связано с чародейством.

Было удивительно видеть в толпе молодые лица, чародеев моего возраста или несколькими годами старше. Я знала, что так и должно быть: трясущиеся старики не в силах выиграть войну. Глядя на сверстников – неловко одергивающих мантии, слишком громко смеющихся и тут же смущенно опускающих головы, – я чувствовала себя не так одиноко.

Мы зашли во дворец через большую сводчатую дверь и прошли по покрытому ковром коридору, а потом снова оказались на воздухе – в просторном атриуме. В центре находился большой собор черного камня. Мы вошли, и у меня перехватило дыхание: перед нами была кромешная тьма. По крайней мере, так показалось сначала.

Мне и раньше приходилось бывать в обсидиановых залах, но это был Обсидиановый собор. В гладкой поверхности стен не было ни одного окна, только наверху, в потолке, до которого не меньше пятидесяти футов, – круглый световой фонарь. Сквозь него луна смотрела на происходящее зловещим взглядом. Подсвечники обрамляли стены, мерцающие огни освещали путь к нашим местам.

Тот, кто проектировал этот зал, наверняка вдохновлялся древнеримским сенатом: располагающиеся ярусами скамейки поднимались вверх. Большинство молодых чародеев устроились группками на задних рядах.

Я почувствовала себя почти так же, как в первый день, когда пришла к магистру Агриппе, только гораздо хуже. Во всяком случае, когда я впервые прибыла в Лондон, все думали, что я та самая девушка из предсказаний, которой суждено положить конец Древним. Сейчас, когда все поворачивали головы и пристально смотрели на меня, они уже знали, что это неправда. Я сыграла ключевую роль в уничтожении одного из семи монстров, Корозота, представлявшего собой Тень и Туман, но ценой этому стало разрушение защитной оболочки города. Мы стали уязвимыми перед их нападениями.

Да. Чувствовать на себе взгляды чародеев было определенно неприятно.

– Хоуэл, расслабься. Моя рука мне еще пригодится. – Голос Блэквуда был напряжен от боли.

– Извини. – Я ослабила хватку и вспомнила о расслабляющих упражнениях, которым несколько месяцев назад меня научил Агриппа. Представь поток холодной воды, стекающей вниз по твоим рукам. Упражнения предотвращали самовозгорания в критические моменты.

В глаза бросился помост, на котором стоял обсидиановый трон для Императора; рядом – большая квадратная чаша с четырьмя отделениями. Одно отделение содержало горящие угли, другое было заполнено водой, еще одно – землей, и, наконец, четвертое, последнее отделение было пустым, за исключением белого перышка, которое легко парило в нескольких дюймах от дна: воздух. Я об этом читала: в чаше содержались четыре ключевых элемента. Святыня для чародеев.

Все, кто заходил, подходили к чаше, вставали на колени и прикасались лбом к краю. Была ли я неправа, находя все это несколько глупым? Мы тоже подошли. Блэквуд преклонил колена, и я последовала за ним.

Стоя на коленях, я была абсолютно неподвижна. Я чувствовала тихий шепот земли, резонирующий сквозь меня, ощущала огонь, пульсирующий у меня под кожей… Как будто невидимая рука легла мне на плечи, подтверждая мою сопричастность. Я легонько коснулась рукой прохладного обсидиана и, поднимаясь, почувствовала легкое головокружение. Чародей лет двадцати семи помог мне встать.

– Когда испытываешь это в первый раз, все происходит немного стремительно. Ты быстро придешь в себя, – добродушно сказал он.

Я поблагодарила его, а затем отошла, чтобы присоединиться к Блэквуду. Он сидел во втором ярусе и выжидающе смотрел на собравшихся.

– Не думаю, что здесь будут все, – задумчиво сказал он, когда я села. – Но те, кто в Лондоне, придут.

Возможно, я все же увижу кого-то из мальчиков. Ламба уже несколько месяцев не было в городе, и с тех пор, как меня посвятили, я едва ли говорила с Вольфом. Я надеялась, что сегодня они будут здесь. Они или Ди… Или Магнус.

Но опять же, может быть, мне и не нужно было видеть всех.

– Император должен начать с формального принятия всех недавно посвященных чародеев, – сказал Блэквуд. – Но он может этого и не сделать. Я читал, что в прошлом императоры, Холлибрук, например, который носил титул с 1763 по 1801 год, иногда требовали принести небольшую кровавую клятву. Наверное, все вокруг было сильно заляпано. – Казалось, глаза Блэквуда светились, когда он смотрел на все еще пустующий трон. – Не бойся высказаться, если захочешь. У этой церемонии нет официального протокола. Уайтчёрч – наш предводитель, и он может попросить специального совета у магистров, но каждый человек в Ордене имеет право задать вопрос или внести предложение.

– Ты довольно много знаешь о делах Императора, – сказала я.

Блэквуд немного оробел:

– Признаюсь, они меня всегда интересовали. Хотя есть неофициальное правило, которое гласит, что Блэквуды не могут становиться императорами: мы и так уже слишком влиятельны.

– С их стороны было бы безумием сбросить тебя со счетов, – сказала я. Блэквуд был одной из лучших кандидатур на роль руководителя. Даже несмотря на то, что ему только что исполнилось семнадцать, он мыслил более трезво, чем те, кто был вдвое старше него.

Он сел еще более прямо, зеленые глаза оживились.

– Хоуэл! – Ди взбежал вверх по ступенькам к Блэквуду и ко мне, возбужденно подскакивая, как теленок-переросток посреди клеверного поля. Я с облегчением выдохнула. Хоть кто-то из компании чародеев, готовящихся к посвящению (кроме Блэквуда), был здесь.

С той же грацией Ди пробрался по ряду и уселся мне на юбку. Мне пришлось дважды ее дернуть, чтобы вытащить из-под него.

– Ди! Не думала, что ты вернешься из Линкольншира. Ты сражался с Земом? – спросила я, в то время как он одергивал мантию, пытаясь привести ее в порядок. Его рыжие волосы были всклокочены, должно быть, он несся сюда на всех парах.

– Я не подходил близко, но Великий Змей работал над тем, чтобы сжечь как можно больше полей. Думаю, Древние хотели уничтожить урожай: приближается зима. Знаешь, я работал с дождем. Даже призвал несколько молний. – Его круглое лицо покраснело от удовольствия. Да, он может гордиться. Вызывать молнии – это чертовски трудно.

– Должно быть, ты одержал великолепную победу, – улыбнулась я.

– В конце концов я потушил огонь. А как у вас дела? – спросил он, отчаянно пытаясь не показывать заинтересованности.

Было ясно, что, а вернее, кого он имеет в виду: Лилли, мою служанку. Она нравилась ему еще с тех пор, как мы все вместе жили в доме Агриппы, но Ди никогда не открывал ей своих чувств. При обычных обстоятельствах меня бы беспокоило, что молодой джентльмен увивается за горничной, – такие вещи обычно заканчивались для девушки плохо. Но я знала, что Ди скорее отрежет себе руку, чем навредит Лилли. А если нет – то я бы сделала это за него.

– У всех дела отлично. У всех, – сказала я и подмигнула ему.

Ди покраснел еще сильнее, хотя куда уж больше, его кожа буквально светилась.

– О чем это вы? – прошептал Блэквуд.

– Я не обязана выдавать тебе все мои секреты, – чопорно произнесла я, взбивая юбку.

– Жаль. Я хотел бы узнать все.

Не понимая, шутит он или говорит всерьез, я некоторое время изучающе смотрела на него. Профиль Блэквуда отчетливо вырисовывался в лунном свете, и, судя по его взгляду, он был где-то очень далеко. Не важно, сколько времени я провела с ним, он оставался таким же непостижимым, как темная сторона луны.

– Всем встать! – выкрикнул чародей у двери. Я поднялась вместе со всеми. В полной тишине одетый в черную мантию человек взошел по ступеням помоста и сел на трон. Гораций Уайтчёрч, Император Ордена Ее Величества… Когда я увидела его впервые, то посчитала, что он ничем особым не выделяется: пожилой, седоволосый, с влажными черными глазами… Но сейчас я чувствовала его силу. В этом зале, где стояла чаша с ключевыми элементами, нетрудно было представить, что он – бьющееся сердце огромного организма. Жизненные силы Уайтчёрча питали каждого из нас. Этот человек воплощал могущество.

– Садитесь, – сказал он. И мы все, шурша шелком мантий, подчинились. – К делу. Я буду краток. – Уайтчёрч сделал паузу, как будто подыскивая слова, а затем мы услышали: – На Королеву было совершено нападение.

Послышались громкие вскрики, эхом отразившиеся от высоких стен. Блэквуд, Ди и я в ужасе посмотрели друг на друга. Император откашлялся, призывая всех к молчанию.

– Ее Величество в порядке. Она сама осталась невредимой, но в спальне Королевы было найдено послание. – Он вытащил из складок мантии свиток и поднял его, чтобы всем было видно. – Это от Ре́лема.

Разрази меня гром! Бескожий Человек, самый ужасный, самый хитрый и самый безжалостный из семи Древних оставил послание в спальне Королевы? На этот раз никто не вскрикнул – все как один затаили дыхание.

Наконец встал молодой человек, сидевший перед нами.

– Можем ли мы быть уверены, что это от него, сэр?

– Послание было обнаружено приколотым к телу одного из лакеев Ее Величества, – пояснил Уайтчёрч. – Тень фамильяра обнаружили рисующей на стенах кровью бедолаги.

У меня скрутило живот, когда я представила эту картину. Достав из ножен Кашку, я положила ее к себе на колени. Готова поклясться, Кашка потеплела у меня в руках, утешая.

Тень фамильяра, сказал Император. Могла ли это быть Гвен? Я вспомнила ночь посвящения, и как дико она смеялась, утягивая Агриппу за собой в воздух. У меня болезненно сжалось сердце. Даже сейчас мне было больно думать об Агриппе. Он принял меня в свой дом, учил… И он был первым, кто поверил в меня. Правдой было и то, что он меня предал, но это больше не было для меня столь важным.

– Что стало с фамильяром? – выкрикнул кто-то. Блэквуд был прав: собрания Ордена проходили неформально.

– Мы его сожгли. Он не вернулся к своему хозяину.

У меня на шее выступил холодный пот. Как будто я вернулась в ту ночь, несколько месяцев назад, когда столкнулась с Бескожим Человеком. Это была иллюзия и, черт возьми, хорошо сделанная иллюзия. Монстр схватил меня за шею и почти придушил до смерти. При мысли о горящем желтом глазе в центре его лба, о кровавом натяжении его мышц меня чуть не вырвало.

Самым худшим было то, что если один из прислужников Ре́лема получил доступ во дворец и, более того, в спальню Королевы, мы вовсе не были в безопасности, на которую рассчитывали. После того как защита пала, мы возвели барьеры по периметру города, барьеры патрулировались денно и нощно. Но, очевидно, этого было недостаточно.

По крайней мере, Королева была невредима. По крайней мере, он не смог на нее напасть… Если только целью Ре́лема не было навести на нас ужас.

Я по опыту знала, что страх может заставить людей совершать ужасные вещи.

Уайтчёрч начал читать:

– «Мой дорогой Император, я молю вас простить неопрятный способ доставки этого приветствия. Нужно всегда создавать впечатление… – Мне показалось, что я слышу мягкий, зловещий голос Ре́лема. – Лето выдалось довольно скучное, не правда ли? Признаюсь, что смерть моего дорогого Корозота меня несколько озадачила. Но если и есть в мире что-то, приносящее мне наслаждение, так это брошенный вызов. Я решил честно предупредить вас: я планирую стремительную атаку, которая поставит ваш Орден на колени. Я покажу вам ужас, мой дорогой Император. Вы почувствуете вкус страха. А вы знаете, что я человек слова…»

При этих словах я усмехнулась: Ре́лем едва ли был человеком.

Уайтчёрч продолжил:

– «Есть мера, которую вы можете принять, чтобы пощадить себя, вашу Королеву и лояльных чародеев от грядущего апокалипсиса. Дайте мне то, о чем я прошу, и, возможно, я не растопчу вас. Будьте уверены: если вы мне откажете, ничто не спасет вас от гибели».

Не задумываясь, я накрыла ладонью руку Блэквуда. На мгновение наши пальцы сплелись.

Уайтчёрч оглядел собравшихся:

– Я попросил своего слугу пренебречь моим требованием.

С этими словами он крутанул посох и поднял в воздух воду из чаши, закручивая ее в шар. Затем раскатал шар в тонкий мерцающий квадрат. По поверхности квадрата пошла рябь, сменившаяся изображением. Агриппа однажды нам это показывал – так можно было посмотреть, где находится интересующий вас объект, как в магическом зеркале.

Мне опять захотелось, чтобы здесь был Агриппа.

Мы увидели спальню Королевы, изножье ее кровати под балдахином. Пол и стены покрывали кровавые брызги, кровь была все еще свежая, стекающая. Я представила, как демон-тень перерезает горло несчастного лакея, как жизнь покидает его. Монстр.

Уайтчёрч увеличил изображение. Фамильяр написал кровью несколько слов (буквы еще были сырыми).

Отдайте мне Генриетту Хоуэл.

 

2

Когда я была совсем маленькой, моя тетя привезла меня на море. Я бросалась в волны и ничего, кроме шума прибоя, не слышала. Сейчас, глядя на ужасающую фразу, я чувствовала себя так же. Вокруг говорили? Спорили? Кричали? Я не могла понять. Я слышала только, как кровь пульсирует у меня в ушах.

Зачем? Зачем я ему понадобилась?

Несколько месяцев назад Ре́лем хотел сделать меня одним из своих фамильяров, чтобы подготовить меня к «большему могуществу». Но не может быть, чтобы он хотел этого сейчас, сейчас, когда я убила Корозота. Должно быть, у него на уме было что-то страшное. Видимо, наказание.

Я поднялась, и гам стих.

– Он сказал, зачем я ему понадобилась? – Мой голос звучал на удивление спокойно, если учесть, что я была близка к самовозгоранию. С кончиков моих пальцев летели искры, в рукавах вспыхивали угольки. Я почувствовала, как Ди и Блэквуд благоразумно отодвигаются.

Император покачал головой:

– Нет.

– Мы этого не сделаем! Мы не отдадим ее! – заорал Ди, вставая рядом со мной. К моему удивлению, многие чародеи поднялись на ноги, демонстрируя свое согласие с Ди.

– Мы не ведем переговоров с демонами! – выкрикнул кто-то.

– Возможно, Ре́лем знает… – отозвался откуда-то низкий голос.

Подбадривающие возгласы стихли, когда его обладатель встал. Невысокий молодой человек с голубыми глазами под тяжелыми веками, в манерах которого было что-то властное.

– Чудесно, Валенс, – пробормотала я.

Ну конечно. Валенс был капитаном моего батальона. Все недавно присоединившиеся чародеи зачислялись в батальоны, чтобы их курировали и готовили к битвам, если только они не поступали на флот, под покровительство Чтецов. Валенс никогда не скрывал свою неприязнь ко мне. По его мнению, я была всего лишь лгуньей, а никакой не Предначертанной, да еще и приложила руку к смерти магистра Пейлхука. Несмотря на то что Валенс выступил против ужасных вещей, что творил Пейлхук (убийства невинных людей и вытягивание из них душ), чародеи все равно не слишком доверяли ему: Валенс все еще оставался одним из учеников Пейлхука. Он, видимо, был глубоко лоялен к своему покровителю, как и я была лояльна к Агриппе. Я-то это понимала, а Валенс считал, что Император проявляет фаворитизм, не наказывая меня.

Поэтому он решил, что сам накажет меня. Когда бы мы ни упражнялись во дворе казарм, он выискивал во мне недостатки. Я иду чуть не в ногу, формируя водяной смерч? «Сделай это еще пятнадцать раз». Он всех заставлял делать упражнение по новой, если я допускала хотя бы одну ошибку, что сделало меня очень непопулярной.

Меня совсем не удивило, что сейчас он захотел высказаться.

Валенс посмотрел на меня через зал:

– Возможно, Ре́лем знает, что она не одна из нас.

– Я была посвящена точно так же, как и ты, – парировала я. Возможно, это было очень по-женски, но я не собиралась позволять ему себя затоптать. – Я могу пользоваться Кашкой точно так же, как и ты. И точно так же, как и ты, я помогала в уничтожении Корозота.

– Да, опять одно и то же, – вздохнул Валенс.

Опять одно и то же – как будто я настойчиво показываю всем свою вышивку, уже в восьмой раз!

– Ты никогда не упускаешь возможности напомнить нам об этом примечательном подвиге, – продолжил он. – Но тебя посвятили несколько месяцев назад, Хоуэл. И что ты сделала с тех пор?

Я вовремя остановилась и не запустила тебе в лицо огненный шар.

– Садитесь все! – прогремел Уайтчёрч. – Меня шокирует, что кое-кто из нас проявляет разногласие в такие времена!

Я села, и Блэквуд пихнул меня локтем. Чтобы поддержать или наказать?

Валенс по-прежнему бросал на меня злобные взгляды, но и я отвечала ему тем же. К черту сдержанность.

– Где были охранники Королевы? – нахмурившись, спросил Блэквуд. – Наши солдаты знают, что ни один зал нельзя оставлять без присмотра, и двор Мэб должен был помогать страже присматривать за покоями Ее Величества.

В самом деле. Темная фея согласилась прислать еще больше оружия и солдат. Они установили вокруг города защитное кольцо в дополнение к барьерам чародеев. У дверей покоев должны были стоять рыцари феи и наши чародеи.

Уайтчёрч вздохнул:

– Кажется, во время смены караула произошла ошибка.

Если бы дезорганизованная от природы Темная фея помогла все устроить, то меня бы это не удивило.

– Я хотел поделиться этими новостями, прежде чем мы перейдем к основному вопросу. Мы должны обсудить укрепление барьеров. Теперь что касается защиты…

Я поняла, что мне надо быть внимательной. Нужно сосредоточенно вслушиваться в каждое слово Императора. Но я могла думать лишь о том, что Ре́лем приказал своему фамильяру написать эти слова кровью слуги. Несчастный погиб из-за сообщения, адресованного мне. У меня заломило в висках: это моя вина. Это была моя вина!

Что сделает Ре́лем, если он до меня доберется? Медленно разорвет на кусочки? Это было еще самое доброе, что он мог сделать.

Когда встреча подошла к концу, я поднялась вместе с Блэквудом и Ди. Мы стали гуськом спускаться, когда прогремел голос Уайтчёрча:

– Хоуэл, Блэквуд, встретимся в моих покоях.

Он развернулся и вышел через маленькую дверь, расположенную позади его трона.

– Удачи, – пробормотал Ди.

Я ожидала, что покои Императора будут выглядеть так же величественно, как и обсидиановый зал. Воображение рисовало просторное помещение с греческими колоннами и усмехающимся бюстом Гомера. Но нет, тут было довольно уютно. Турецкий ковер был изношенным и потертым, красные и желтые нити выцвели от времени. Два стула, обитые полосатой тканью, тоже были далеко не новые. На столе стоял фарфоровый бульдог с коричневыми пятнами, и Уайтчёрч рассеянно коснулся его головы, присаживаясь.

– Итак, – сказал он, обращаясь ко мне, как будто начинал обычный разговор, – как ты себя чувствуешь?

Вот уж не ожидала, что повелителю сообщества чародеев Англии есть какое-то дело до моего самочувствия или до моих чувств.

– Виноватой. – Опустив взгляд на ковер, я подметила несколько рассыпанных крошек. – Я не понимаю, чего ему надо.

– Ты ранила гордость Ре́лема, точно так же как и его армию, когда убила Корозота, – сказал Уайтчёрч. – Он хочет наказать тебя и навредить нам.

– Должна ли я пойти к нему? – Я не могла думать ни о чем, кроме несчастного убитого слуги. – Возможно, он не навредит мне. Может быть, мы бы что-то придумали, чтобы я смогла за ним следить, или он…

Я умолкла. Мне было трудно дышать, наверное, слишком туго затянула корсет. Прижав руки к животу, я увидела, что они дрожат.

– Агриппа рассказывал мне об этом твоем качестве, – кивнул Уайтчёрч, и его мрачные интонации немного смягчились. – «Она не выносит чувствовать себя ненужной» – так он говорил. Я видел, что он гордится тобой, еще до того, как ты… научилась управлять своими способностями.

Уайтчёрч знал, что я солгала Агриппе о моем магическом происхождении. Когда Королева посвящала меня, он не скрывал, что я ему не нравлюсь. Сначала он был холоден ко мне. Но за последние несколько недель – несмотря на титанические усилия Валенса – все изменилось.

– Я не хочу, чтобы из-за меня пострадал кто-то еще, – пробубнила я. Только не плакать.

– Поэтому даже не думай идти к нему. – Уайтчёрч щелкнул костяшками пальцев. – Он считает, что ты наш лучший агент. Видимо, он хочет показать публике, что мы настолько слабы, что не смогли защитить человека, которого воспитали как нашего спасителя.

Это было умно. Все в Англии верили, что чародеи нашли спасительницу – Предначертанную. Когда мы шагали по булыжным мостовым города, я видела, как светлеют лица людей. Иногда маленькие девочки подбегали ко мне с милым подарком, цветком или лентой. Горожане радовались как дети, а ко мне сразу же возвращалось чувство разъедающей вины. Я не была их спасительницей, но притворялась ею. А сейчас, когда я привлекла к себе внимание Ре́лема, я подвергала все свое окружение очень большой опасности – опасности, от которой я, черт возьми, не могла их защитить.

Мне пришлось закрыть глаза и взять себя в руки.

– Что нам делать? – спросил Блэквуд.

– Нам надо обеспечить безопасность для нашей Предначертанной, – сказал Уайтчёрч. В его голосе не было насмешки. – Блэквуд, так как ты опекун Хоуэл, нам надо это обсудить.

Я рассвирепела от этих слов. Блэквуд был моего возраста и ненамного лучше меня в чародействе. Но ему пришлось принять «ответственность» за меня, потому что я была незамужней девушкой и сама по себе.

– Подумать только, в какую заблудшую овечку я бы превратилась без сильного молодого человека, направляющего меня, – пробормотала я.

– Я всегда представлял тебя скорее козленком, – сказал Блэквуд. – Вечно бодаешься.

Несмотря на все происходящее, я не могла не улыбнуться.

– Достаточно. – Уайтчёрч поднял янтарный стакан виски, неизвестно как появившийся рядом с бульдогом, и сделал глоток. – Помимо безопасности Хоуэл, укрепление защиты – наш первейший приоритет, в то время как Ре́лем проник за барьеры.

Защита. Опять. Мы вышли из-под защиты после более чем десяти лет пряток, а сейчас он снова заговорил о ней. А в это время за пределами Лондона бушевала война. Ре́лем совершал на страну яростные набеги, и его армия фамильяров росла. Я подумала о моей старой школе в Браймторне, беззащитной перед атаками. Представила маленькие тела в простых серых платьях, уложенные на траву, горящее здание…

Нет, надо избавиться от этих образов, или я ничего не смогу сделать.

– Нам не надо говорить о защите, – сказала я. – Мы не можем себе позволить ждать, пока Ре́лем выполнит свое обещание и уничтожит нас.

– Что именно ты предлагаешь, Хоуэл? – спросил Уайтчёрч.

Я даже не успела обдумать слова, а они уже слетели с моих губ. Но стоило произнести их, как я поняла, что они правильные.

– Мы должны уничтожить Ре́лема, прежде чем он придет за нами!

В комнате повисла тишина. Я села напротив Уайтчёрча и наклонилась к нему через стол настолько близко, насколько могла. Его белые брови взлетели вверх и слились с волосами.

– Конечно, мы должны уничтожить Ре́лема, – медленно сказал Блэквуд, пробуя слова на вкус. – Как еще нам победить в этой войне?

– Извините. Я имела в виду, что это должна сделать я. – На этот раз они оба широко разинули рты, как будто у меня выросла лишняя голова. – Возможно, есть что-то… э-э-эм… помимо чародейства, что могло бы помочь.

Я сложила руки на коленях. Если сомневаешься – держись чопорно.

– Какие у тебя есть ресурсы? – спросил Уайтчёрч. Его лицо окаменело. – Колдуны? – В голосе не было никакой радости.

– Возможно, есть книги, – сказала я, пытаясь говорить легко. – Книги никогда никому не вредят.

– Ты больше не колдунья, Хоуэл. – Спокойствие его тона явно свидетельствовало о скрытой опасности. – Ты поклялась в этом, когда тебя посвящала Ее Величество.

Сейчас мне надо быть осторожной.

– Ее Величество сказала мне, что я могу воспользоваться чем-то из моего прошлого, чтобы помочь…

Пока я говорила, я наблюдала за реакцией. Уайтчёрч не отшвырнул меня к стене, что можно было принять за хороший знак.

– У колдунов есть странные способности, не так ли? Возможно, что-то есть в их технике? – Я все время говорила они, их. Я надеялась, что пренебрежительное отношение к самой себе привлечет Уайтчёрча на мою сторону.

– Мы не слишком много знаем о Ре́леме, – признал Блэквуд, становясь за спинку моего стула.

– Ты согласен с Хоуэл? – Неодобрительный взгляд Уайтчёрча заставил меня почувствовать себя так, будто мы были нашкодившими детьми.

– Мы теряем время, – сказал Блэквуд. – В словах Хоуэл есть смысл.

Мне не нравилась идея, чтобы Блэквуд был моим опекуном. Но как союзник он был вполне хорош.

– Я знаю, что ты хочешь помочь, – наконец-то кивнул Уайтчёрч, глядя на меня; он снова говорил обычным тоном, что означало: его ответ – «нет». – Но ты должна выполнять только свои обязанности и ничего больше. Тренируйся с Валенсом и борись, когда ты нужна нам.

– Нам надо убедиться, что Валенс не сдаст меня, – проворчала я.

– Он знает, что ему делать, – вставая, сказал Уайтчёрч. – И ты тоже, Хоуэл.

Я не спорила. В конце концов, он был Императором. Я буду тренироваться, и я буду воевать. Но никто не мог помешать мне читать в свободное время. А что, если я найду что-то полезное? Что ж, лучше просить о прощении, чем о разрешении.

Кажется, создание проблем входило у меня в привычку.

 

3

Слуга принял у меня перчатки, и я подивилась, как комфортно чувствую себя в доме Блэквудов. В доме Агриппы я была подопечной и ученицей, и, несмотря на то что Агриппа был щедр ко мне, я всегда знала, кто в доме хозяин. Здесь же все было по-другому.

Леди Блэквуд жила наверху, в своих покоях. Я никогда ее не встречала. Когда мне доводилось проходить мимо ее дверей, я чувствовала слабый аромат камфары и засушенных лепестков роз. Формально я была ее подопечной – иначе ситуация была бы неуместной, – но жила так, будто ее и вовсе не было. Если я хотела разжечь камин в какой-нибудь из комнат, просто давала указания, не спрашивая разрешения хозяев. Если я хотела выйти из дома, я могла спокойно это сделать. Блэквуд, возможно, этого не одобрял, но вслух не высказывался. Свобода была дурманящей, как крепкий напиток, и мне иногда казалось, что мы втроем, брат и сестра Блэквуды и я, играем в какую-то игру.

Как только мы вошли, Блэквуд пошел искать Элизу. Я отдала лакею перчатки, шляпку и мантию и улыбнулась. Он принял мои вещи и, прежде чем уйти, учтиво поклонился. Все в доме работало как часы, без всяких сбоев.

– У тебя была довольно занятая ночка, как я понимаю. – Рук шагнул с покрытого тенями порога на свет, его блестящие желтые волосы сияли, как солнце.

– Действительно, слишком занятая… – Я вздохнула.

В глазах Рука светилась нежность. Я почувствовала, что расслабляюсь. Несмотря на все произошедшее сегодня, в тот момент, как я его увидела, я ощутила себя в безопасности.

Одну руку Рук держал за спиной.

– Как ты думаешь, что у меня здесь? – спросил он.

– Двадцать золотых дублонов? Эликсир жизни? – Я снова вздохнула. – Правда, не хватит ли их с меня?

Он протянул мне наливное красное яблочко. Ох, да это же еще ценнее! Я подивилась глянцевому блеску плода. В наши дни яблоки дороже золота.

– Работа в конюшне обеспечивает просто фантастическое богатство, – скрестив руки, кивнул он. – Давай. Откуси немного.

– Нет, сейчас не буду. Приберегу его пока. – Я поднесла яблоко к носу и вдохнула райский аромат. – Предвкушение усиливает вкус.

После этих слов я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам. Последние несколько месяцев, с тех пор как Рук выжил после атаки Корозота, я надеялась, что мы… что мы станем ближе, чем раньше. Я думала, он хотел этого, и этого хотела я, но момент, видимо, еще не настал. Сейчас я боялась, что один из нас – или мы оба – уже растеряли всю храбрость.

Рук сократил дистанцию между нами, и у меня перехватило дыхание.

– Помнишь, когда мы были маленькими, нам дали пудинг на Рождество. Я быстро его проглотил, а ты растягивала удовольствие. – Он слегка улыбнулся. – Ты не меняешься, Нетти… Генриетта.

Мне нравилось, когда он произносил мое полное имя. Катая яблоко между ладонями, я пробормотала:

– Может быть, я поделюсь им с Лилли. Я знаю, она тоже любит яблоки. – Я покраснела еще сильнее, но Рук только рассмеялся.

– Это хорошая идея. – Он взял меня за руку. – Тебя беспокоит Бескожий Человек? – Он в мгновение ока стал серьезным.

– Откуда ты знаешь? – с удивлением спросила я.

– Леди Элиза получила письмо от одного из друзей. Она рассказала мне, на что способен этот монстр, – в его голосе прозвучали низкие ноты гнева. Кажется, Рук был готов пойти и бросить Ре́лему вызов. Я посмотрела вниз. Манжеты Рука были застегнуты, скрывая шрамы, которыми все еще была испещрена его левая рука.

– Мне надо позаботиться о нашем бескожем друге.

– Тогда действуй. – Он галантно прижался губами к моей руке. Хотела бы я, чтобы он не был таким вежливым. – Ешь свое яблоко.

Подмигнув, Рук исчез в коридоре. Мое тело кричало и требовало, чтобы я последовала за ним, в то время как мозг напоминал о пугающей перспективе: неизвестно, чем все закончится. И мне все равно надо было начинать работу.

Хватит. За дело!

Я поднялась по лестнице в свою комнату и вытащила из-под кровати сундук Микельмаса. Чужой глаз увидел бы деревянный ящик с круглой крышкой. Возможно, немного потрепанный, но вполне пригодный для хранения белья. Но, как и всегда, оболочка обманчива.

По моему стуку крышка откинулась, и я взяла бумаги, которые сортировала последние несколько месяцев. Каждый раз, когда я работала с заклинаниями Микельмаса, по моему телу пробегала дрожь волнения. Растрескавшаяся красная и зеленая кожа книг, золотые буквы, все еще заметные на выцветших корешках… Я ощущала себя дома, когда держала эти книги в руках. И не только потому, что была рождена колдуньей: книги давали мне чувство защищенности.

Взяв нужное, я запихнула сундук обратно под кровать и пошла вниз. Диванчик у огня в библиотеке был комфортным, а я знала, что читать мне придется долго.

Пока я шла по коридорам, мне хотелось, чтобы этот великолепный дом не был таким тихим, как мавзолей. Это место не располагало к веселью. На полу лежали ковры, колонны из зеленого мрамора, отделанные золотом, подпирали высокие сводчатые потолки, да еще и витражные стекла, как в церкви… Черный бархат и плотные дамасские занавески заглушали звуки. Со стен неодобрительно смотрели портреты – дамы и господа в накрахмаленных воротниках. В нишах размещались чародейские реликвии. Посох, который принадлежал отцу Блэквуда, лежал в стеклянном ящике у одного из окон. Резьба в виде плюща по всей его длине была типичным для этой семьи рисунком.

Очевидно, и для меня – у моей Кашки был почти такой же.

Зайдя в библиотеку, я обнаружила там Блэквуда на диване и Элизу, стоящую перед ним, ее белый лоб был наморщен.

– Но почему тебе нужно разговаривать с Обри Фоксглавом? – Она нервно играла с кусочком кружева на юбке. В кремовом вечернем платье, с бледной кожей, розовыми губами и волосами цвета воронова крыла, собранными в элегантную прическу, девушка походила на Белоснежку.

– Не забывай, сестрица, – Блэквуд, улыбаясь, взял ее за руку, – его родовое поместье находится в Ирландии. Там ты будешь в безопасности. – Он произнес это так, будто заранее репетировал.

Я откашлялась, чтобы обозначить свое присутствие, и Элиза махнула мне рукой.

– Джордж и я просто разговариваем, – сообщила она с искусственной веселостью.

Чтобы скрыть неловкость, я уткнулась в свои бумаги. Да, очень захватывающие бумаги.

Элиза продолжила, обращаясь к брату:

– Ты не можешь всерьез говорить о Фоксглаве. Он же старик.

– Сорок два, – сказал Блэквуд. – И вполне здоров.

– Ты сказал, что у меня будет выбор. – В голосе Элизы послышалось предупреждение.

– Меньше чем через три недели тебе исполнится шестнадцать. – Блэквуд говорил так высокопарно, что я вздрогнула. – Это традиция – объявлять о помолвке в свой первый бал.

Ну конечно: бал Элизы будет шикарным! Везде могла бушевать война, но чародеям надо было соблюдать свои традиции, особенно Блэквудам.

– Я знаю, – напряженным голосом проговорила Элиза. – Проблема не в этом. Ты сказал, что у меня будет выбор. Мой выбор – не Фоксглав. Ты можешь приходить ко мне с любыми другими просителями.

Блэквуд ничего на это не ответил, и она еще больше расслабилась:

– Вот еще что. Я по-прежнему могу пойти завтра в ассамблею? Это совсем рядом – дом Корнелии Бэрри.

– Я не смогу взять тебя с собой, а ты знаешь, что ходить по улицам опасно, – произнес Блэквуд, но я заметила, что он уже дал слабину. Как бы он ни пытался быть суровым, он всегда подчинялся воле своей сестры. По крайней мере… немного уступал.

Элиза прошуршала юбками и обвила руками его шею.

– Я никуда не выходила целых три дня. Мне так скучно, Джордж. Пожалуйста! Ну пожалуйста… – Она прижалась к нему щекой. Блэквуд, уже улыбаясь, погладил ее по руке.

– Хорошо. Я организую сопровождение.

– Я тебя обожаю! – Она взъерошила ему волосы на макушке. – Я пошла наверх. Спокойной ночи.

Элиза поцеловала меня в щеку и вышла из комнаты. Блэквуд проводил ее взглядом.

– Мы ведь не в последний раз слышим о Фоксглаве, не так ли? – спросила я, присаживаясь к огню.

Бедная Элиза. Все свои привилегии она получила дорогой ценой: делая то, что велели ее отец или брат. Мне становилось плохо от одной этой мысли.

– Я не хочу, чтобы она об этом беспокоилась. Не сейчас, – вздохнул он.

Я открыла свои бумаги на описании колдунов предреволюционной Франции. Блэквуд взял одну из бумаг. Пробежался глазами, затем перечитал еще раз, но на его лице ничего не отразилось.

– Это из твоего колдовского сундука, не так ли?

– Тут интересно. Тебе бы почитать, – проговорила я.

– Уайтчёрч велел тебе держаться от всего этого подальше. Ты вообще когда-нибудь слушаешь старших?

– Да. Когда я думаю, что они правы.

Он разве что не застонал:

– Почему бы тебе вместо этого не почитать романы?

– Я разложила все по датам. Посмотри.

Упорядочивание всего делало меня счастливой. Когда я была маленькой, мне нравилось раскладывать книги в библиотеке Бримторна по алфавиту. Иногда за угощение я сортировала их по цвету. Я пыталась увлечь Рука, но он падал на пол и притворялся, что умер.

Блэквуд ущипнул себя за переносицу, но затем все-таки сел на диван рядом со мной; сиденье прогнулось под его весом, и я успокоилась.

– Ты считаешь, здесь есть что-то, что может нам помочь?

– Любая деталь о Ре́леме, неважно, насколько незначительная, могла бы меня на что-то натолкнуть. – Я отложила одну из бумаг. С удовольствием задержалась бы на войнах Наполеона, но мне надо работать быстро.

– А какие незначительные детали ты ищешь?

– Все книги, которые я читала о Древних и их тактике, попали ко мне от ученых-чародеев. Никто не исследовал колдовскую теорию.

– Колдунам нет большого дела до войны, – равнодушно произнес Блэквуд. – Орден об этом позаботился.

Публичное использование колдовства было запрещено в Англии более десяти лет. С теми, кого на этом поймали, делали ужасные вещи. Вот почему я так отчаянно испугалась, когда Микельмас открыл мне мое колдовское происхождение.

– Тогда подумай. Если я найду что-то полезное, это могло бы изменить мнение Императора о колдунах. – Я, конечно, не ждала этого с затаенным дыханием, но не оставляла надежды.

Дверь открылась, и лакей внес поднос с изысканным чайным сервизом. Он поставил поднос перед нами на стол и разлил по чашкам дымящийся шоколад. Аромат немедленно согрел меня, и да – здесь была тарелочка с имбирными хлебцами, моими любимыми! Блэквуд вручил мне чашку; он выглядел довольным собой.

– Откуда ты знал, что я приду сюда с бумагами? – Я тут же схватила хлебец.

– Ты всегда читаешь по вечерам. Я слишком хорошо тебя знаю.

– О! Я, наверное, очень скучная.

Блэквуд на минуту задумался.

– Нет. Я думаю, мне нравится тебя предвосхищать.

– Что, я так предсказуема? – Я подула на шоколад и сделала глоток.

– Мне нравится старая добрая рутина. – Он с пристальным вниманием стал читать какую-то бумагу из стопки, а читая, положил руку на диван и коснулся края моего платья. Я немного отодвинулась. Конечно, это ничего не значило, но я не хотела, чтобы ему стало слишком комфортно.

– Хочешь мне помочь? – В конце концов, у меня была порядочная кипа бумаг. Но Блэквуд быстро отложил то, что читал.

– Мне действительно не надо в это ввязываться. – Он покосился на бумаги, как будто они кусались. – Но сообщи, если что-нибудь найдешь.

Блэквуд нагнулся, чтобы поднять несколько разлетевшихся листов. Его взгляд остановился на одном из них: они и правда были интересными. Он легко и непринужденно сел на пол. Когда я впервые его повстречала, сама мысль о Блэквуде, сидящем на полу, была бы нелепой. Как все изменилось за несколько месяцев!

– Если я найду что-то важное, ты будешь первым, кому я сообщу, – сказала я.

– Хорошо, – Блэквуд снова уставился на огонь, он был где-то очень далеко.

– Что такое? – спросила я.

Он покачал головой.

– Ничего. Читай сколько хочешь. – Он снова поднялся на ноги с грациозностью кошки и ушел.

Пока ползли час за часом, единственным звуком в библиотеке было долгое потрескивание в очаге. Я ела хлебцы, стараясь не разбрасывать повсюду крошки, и читала, пока у меня не стало рябить в глазах.

Следующие два дня все повторялось. Подъем, тренировка с Валенсом, патрулирование барьера, когда была моя очередь, а вечером – чтение в библиотеке. Я дотошно прочитывала каждый клочок бумаги, но в основном они были бесполезны.

Магический сундук извергал совершенно странные штуки. Я нашла оловянного солдатика, который превращался в живую гусеницу, если до него дотронуться. Еще попалась пудра, из-за которой моя кожа зачесалась и сделалась зеленой, затем – двадцать пустых нюхательных коробочек и крошечное ручное зеркальце с чем-то похожим на отпечаток большого пальца в центре. Когда я коснулась отпечатка, на две секунды меня посетило очень яркое, мелькнувшее как молния видение: молоденькая девушка, примерно моего возраста, с темной кожей и прекрасными яркими глазами. На ней было розовое вечернее платье, и она улыбалась. Видение исчезло, когда я от удивления выронила зеркало.

Действительно, у Микельмаса был миллион секретов.

Истории о знаменитых и вспыльчивых колдунах заполняли страницы его книг; истории Великой Банной войны 1745 года, в которой Эстер Холлоуэй и Тобиас Смолл участвовали в дуэли, чтобы проверить, кто одним лишь волшебством мог отстирать все белье в Лондоне. Были упоминания Ральфа Стрэнджвейса, основателя английского сообщества колдунов и его диковинных способностей вызывать из ниоткуда зверей и извлекать из земли золото.

Но когда дело касалось войны с Древними, можно было найти только стандартный набор событий: Микельмас и Уиллоубай (и отец Блэквуда, Чарльз, но вот этого кусочка не было ни в одной книге) разорвали реальность, проделав в ней дыру, двенадцать лет назад. Ре́лем и его монстры пришли через эту дыру. Даже спустя все это время о самом Ре́леме было известно очень мало. В его власти была способность не задумываясь содрать с кого-нибудь всю кожу и мясо, и было ясно, что еще у него были какие-то физические способности: в конце концов, я встречалась с ним на волшебной астральной плоскости. Но, может быть, у него были и другие способности? Что, если он показал нам не все? Наши знания о нем были схематичными, даже по сравнению с тем, что мы знали о других Древних.

На третью ночь чтения допоздна моя фрустрация усилилась. Огонь еле теплился, виски пульсировали. Я потерла глаза, прежде чем встать, а когда потянулась, корсет уколол меня прямо в ребра.

Пора бы уже подняться к Лилли и готовиться ко сну. Нехорошо заставлять ее ждать слишком долго.

Но я не могла снова не посмотреть на изображение одной из жертв Ре́лема. Его предваряло довольно грязное описание того, как именно Ре́лему нравилось сдирать с людей кожу. Он начинал с кистей, и несчастная жертва наблюдала за этим. Я представила, как кричу, пока он сдирает с меня кожу, как шкурку с апельсина.

Дверь со скрипом открылась. Мои пальцы инстинктивно вспыхнули.

– Генриетта? – Рук подошел ко мне, держа в руках шляпу. – Я не хотел тебя напугать.

Со стоном я погасила искры и обвила его шею; мое сердце стучало, как отбойный молоток.

– Я просто сама себя напугала. У меня это хорошо получается, – пробормотала я.

Рук стиснул меня в объятиях. Одно сладкое мгновение я не думала о монстрах. Но он отпустил меня и вежливо отошел на шаг.

Опять. Всегда эта вежливость. Вздохнув, я взяла с полу книгу, которую читала.

– Я боялся, что не смогу тебя увидеть, – сказал он, снова подходя ко мне. Теперь это стало нашим привычным танцем: он подходил ближе, а затем робко отступал, как жеребенок. Во мне вскипела досада.

Может быть, его надо было немного поощрить? Но я даже не знала, с чего начать. Похлопать ресницами? Притвориться, что оступилась, и заставить его подхватить меня? Почему-то казалось, что нам все это не подходит.

– Как прошел твой день? – натянуто и неуклюже спросила я. – Лошади тебе обрадовались?

Можно подумать, конюшни открыты в столь поздний час.

– Очень обрадовались. – Он взъерошил свои золотые волосы. – Они настаивали на дополнительной пригоршне овса.

– Ты их балуешь. – Я придвинулась немного ближе, и он мне позволил. Да, так было гораздо лучше.

– Я рад, что у меня есть эта работа. – Он сжал губы. Ему претила мысль жить за счет благотворительности Блэквуда. В первые дни, после того как он чуть не умер, Рук все время порывался выбраться из постели, чтобы броситься вон из дома и начать искать работу. – А как ты? – спросил он. Выражение его лица смягчилось.

– Это был самый отвратительный день, – пробормотала я.

– Все еще читаешь… – Он взял у меня книгу и пролистал страницы. – Ты полагаешь, здесь есть способ остановить Бескожего Человека? Правда?

– Помалкивай об этом, – покраснев, сказала я. – Я не хочу, чтобы поползли слухи.

– Никто не узнает. – Он поймал мою руку. У него в глазах был какой-то стальной свет, которого вчера не было. – Я все еще не понимаю, почему Ре́лему понадобилась ты.

Я осторожно высвободилась и села на диван.

– Вероятно, это способ показать людям, что чародеи не могут защитить свою великую Предначертанную. – Я невольно округлила глаза, произнося эти глупые слова. – Кто знает? Может, он считает, что я что-то могу для него сделать.

– Он тебя никогда не получит. – Рук сел рядом со мной и смял в руках шляпу.

– Конечно, не получит. Всем известно, что меня очень трудно поймать, – легко произнесла я.

Это заставило его улыбнуться.

– Ты помнишь, как твои способности впервые проявились, когда нам было тринадцать? И что нам приходилось делать, чтобы скрыть это от Колгринда?

О да, в те дни я поджигала буквально все.

– Я подпалила шторы в его кабинете…

Рук улыбнулся.

– И ты подожгла рододендрон в саду. А я убедил Колгринда, что это была самовзрывающаяся птица. – На лице Рука читалась гордость.

Представив пафосное выражение лица нашего директора, я захихикала. Мы с Руком придвинулись друг к другу поближе. Если бы я протянула руку, смогла бы его коснуться.

Я повернула голову и посмотрела Руку в глаза. В его черные глаза. От их черноты я задрожала. Когда-то они были бледно-голубыми, но цвет изменился. Это было частью его дара от Корозота. Частью его трансформации. Мы с Фенсвиком замедлили этот процесс за счет наших знаний и эликсиров, но сдержать могли только на время.

Рук сказал:

– Я помогал тебе тогда, и я могу помочь тебе сейчас. Я мог бы использовать свою силу, чтобы защитить тебя. – Он накрыл мою руку своей. Сердце сильно стучало, пока я смотрела на игру отсветов пламени у него на лице, на четкую линию его подбородка.

Я хотела как-то подразнить Рука, но огонь в камине начал гаснуть. Из углов комнаты прокрались тени и начали играть у наших ног. Я инстинктивно отодвинулась, и тени исчезли. Рук встал, тихо выругавшись.

– Мы не можем играть с твоими способностями, пока не узнаем, как их встретят, – сказала я. Хотя я знала, как чародеи их встретят. Мы оба знали.

– Конечно, – произнес он отчужденным тоном.

– Однажды война закончится. И мы будем свободны.

– Однажды… – эхом повторил Рук. Он прикоснулся ко мне – просто рука на моей талии. – Генриетта, – прошептал он, и у меня по спине пробежала дрожь. Его черные глаза искали мои, он наклонился ближе. Еще ближе.

Он не собирался останавливаться.

Пытаясь не дрожать, я скользнула руками по его плечам и отклонила голову назад… Но он отвернулся от меня, сильно закашляв кровью. С упавшим сердцем я наблюдала, как тени снова поползли к ногам Рука.

– Помоги, – прошептал он, снова развернувшись ко мне. Его черные глаза стали бездонными.

 

4

– Выпей это, – сказал Фенсвик, вручая Руку деревянную чашку, наполненную дымящейся жидкостью. Доктор-домовой взял ладонь Рука и проверил пульс, постукивая когтем по его запястью.

Я привела Рука в аптечный пункт, расположенный на самом верхнем этаже дома, в комнатке под деревянным скосом крыши. Со стропил свисали связки чеснока и охапки засушенных цветов. В углу – маленькая приземистая печка, заваленная нечищеными медными горшками. На длинном деревянном столе – миски из пьютера и деревянные пестики, испачканные пыльцой и розовой пастой. Здесь было по-домашнему уютно, и, вопреки ожиданиям, хозяин – маленький домовой с кроличьими ушами и носом летучей мыши – был одет в модные брюки.

Рук закатил рукава. Его лицо все еще выглядело зеленоватым.

– Должен ли я беспокоиться? Я получил больше контроля, – сказал Рук.

Я вздрогнула. Мы с Фенсвиком знали: когда у Рука становится больше контроля – это плохой знак. Тело Рука принимало его способности. Он менялся.

Когда я помогала ему идти по темному дому, его рука безвольно свисала с моего плеча, и я молилась, чтобы никто не увидел теней, которые ярко вспыхивали и шуршали. Они бесцеремонно хватались за мою юбку своими чернильными руками, пока Рук с огромным трудом поднимался вверх по ступенькам, преодолевая одна за другой. Каждый день эти тени становились сильнее.

– Прямо сейчас нет нужды беспокоиться, – не моргнув глазом соврал Фенсвик, и у меня в животе все сжалось. – Отдохни. Это лучшее лекарство.

– Извини, – пробормотал Рук, обращаясь ко мне. – Мне очень жаль, что тебе приходится это видеть.

– Мне все равно, – сказала я, и это было правдой. Плевать на его способности – только до него самого мне было дело. Я хотела, чтобы мой Рук вернулся.

Я осторожно прикоснулась к его щеке. Кожа была горячей на ощупь. Рук сжал мое запястье и быстро поцеловал пальцы. На краткий миг моя кровь взволновалась, а потом он встал.

– Спокойной ночи, доктор. Спасибо вам, – сказал он и ушел.

Фенсвик подошел ко мне. Он хотел поговорить, и я догадывалась о чем.

Избегая его взгляда, я взяла один из пестиков для размельчения трав. Он все еще был покрыт желтой пудрой – Фенсвик растолок корень одуванчика, порошок должен был подавить инфекцию.

– Боюсь, он становится хуже, – произнес домовой.

Хуже… Будто это простуда или какая-то не слишком опасная лихорадка! «Хуже» казалось неподходящим словом для юноши, у которого были тени на побегушках. У меня слегка зазвенело в ушах, и я выронила пестик, он с резким стуком ударился о стол.

Рука заглатывала тьма, а я не сделала ничего, черт возьми, чтобы ему помочь.

– А как насчет того экстракта полыни? Если его очистить и подсластить медом, он должен быть очень эффективен. – Я наконец-то нашла этот чертов рецепт, продравшись через все без исключения книги Блэквуда по ботанике, до каких только добралась, но этот рецепт оказался на латыни. Мне пришлось проверять и перепроверять свой перевод.

– Мы просмотрели все тома о травах, – проворчал Фенсвик. – Мы даже использовали запрещенные заклинания от феи. Ты знаешь, как трудно было присыпать пудрой глаза летучей мыши? Мы что-то упускаем из виду…

Я что-то упускала из виду, но если бы только я работала усерднее…

– Он кашляет черной кровью. – Фенсвик приподнял свои кроличьи уши. – Какие еще доказательства тебе нужны?

Нет. Нет. Я закрыла лицо руками.

– Мы должны продолжать попытки. Пожалуйста…

Я вспомнила, как мы с Руком были на болоте в тот день, когда все изменилось. Может быть, если бы мы не отошли от школы, если бы Гвен нас не нашла, если бы Агриппа нас не спас, если бы, если бы, если бы… Воспоминания затанцевали у меня перед глазами. Как мы пошли купаться в пруд мельника, подначивая друг друга на слабо первым броситься в ледяную воду. Как я показала свои способности во время нашей встречи на болоте… у него было такое удивленное лицо, когда он разглядывал обожженную землю. Как я с пронзительным криком превратилась в столп пламени, когда тени фамильяров попытались его утащить… А его битва с Корозотом, чтобы спасти меня… Яблоко, которое он мне дал несколько дней назад… Тот момент в кухне Агриппы, когда мы практически поцеловались, – и все это было напрасно?

Нет, я не позволю случиться худшему!

– Пожалуйста, – сказала я с бо́льшим нажимом.

– Я сомневаюсь, что что-то изменится. – Фенсвик начал собирать в стопку миски из пьютера.

– Тогда, я думаю, мы не должны говорить ему, что происходит. – У меня была способность врать тем, кого я люблю.

– Да, не надо этого делать, – согласился Фенсвик. – Подобная честность может оказаться фатальной. Страх и гнев ускоряют действие яда.

Я обвела комнату утомленным взглядом. Все те же травы и грибы, те же миски и бинты, все как всегда. Мы пробовали новые лекарства практически каждую ночь на протяжении уже нескольких месяцев, и ничего не изменилось.

– Дай ему немного отдохнуть, – вздохнув, сказал Фенсвик. – Он этого заслуживает.

– Хорошо, – пробормотала я, потирая воспаленные глаза. – Ты не будешь возражать, если я немного здесь почитаю?

Фенсвик удивленно захлопал ушами. Задрожав, я сказала:

– Я не хочу сидеть одна.

– Конечно, – ласково проговорил он.

Я спустилась вниз, собрала свои книги и бумаги в библиотеке и позволила Лилли подготовить меня ко сну – было бы жестоко заставлять ее и дальше бодрствовать. А затем я взяла свой палантин, положила сундук Микельмаса на подушку из воздуха и переместила его в аптечный пункт Фенсвика. Я собиралась перерыть все что можно. Да что угодно подошло бы, чтобы занять мои мысли.

Колокола снаружи пробили полночь. Я оторвалась от книги, подперла подбородок рукой и стала слушать. Теперь колокола – неотъемлемая часть моей жизни. После того как защита пала, Орден решил, что нужен способ подавать сигналы всем чародеям города одновременно. В результате была разработана специальная система колокольного звона. Чтобы проинформировать нас или собрать, звонили по-разному. Два долгих торжественных удара, три быстрых и легких и еще один, более громкий? Это бы означало, что Ре́лем находится на окраине города. По счастью, мы еще не слышали такого звона.

После двенадцатого удара последовали четыре долгих и раскатистых. Ничего особенного – простая смена караула на барьерах, завтра днем моя очередь заступать.

Фенсвик неторопливо почистил ложки и мерные чашки, подумав, выстроил в ряд стеклянные пузырьки с грибами и гадкими на вид органами животных. От вида блюда, наполненного желеобразными внутренностями гуся, меня слегка затошнило.

– Что именно ты пытаешься найти? – час спустя спросил Фенсвик, наливая мне горячую черную жидкость, пахнущую лакрицей.

Я проглотила ее молча. Снадобье сработало: усталость как рукой сняло – я чувствовала себя так, будто смогла бы подняться на несколько гор подряд, но вместо этого снова начала рыться в сундуке.

– Что я ищу? Зацепку.

На пальце набухла капелька крови – порезалась о бумагу. Я положила голову на стол и волевым усилием заставила себя не забиться ею.

– А с какой стати твой магический сундук должен тебе в этом помочь? – Фенсвик налил и себе наперсток лакрицы. – Понятное дело, то, что ты хочешь, не выпрыгнет к твоим ногам.

Его слова меня поразили. То, что ты хочешь. Я сгребла всю эту кучу из сундука и, порывшись в ней, вытянула записку, которую оставил мне Микельмас. В его последнем письме, пришедшем два месяца назад, было написано: «Никогда нет того, что ты хочешь, всегда – то, что тебе нужно. До тех пор, пока мы не встретимся снова».

Возможно, это была не просто записка. Должно быть, Микельмас засунул заклинание туда, где я меньше всего ожидала его найти.

На кончике пальца снова набухла капелька крови, и я вспомнила один из старых памфлетов, которые читала у Захарии Хэтча, любимого колдуна королевы Анны: «Кровь смазывает петли реальности и открывает двери между желаемым и действительным».

Капнув кровью на записку Микельмаса, я схватила Кашку – она лежала на столе возле меня (я никуда не ходила без нее) – и положила записку на красную бархатную подкладку сундука. Затем закрыла крышку и начала вращать Кашку, медленно рисуя круги. Это было стандартное чародейское движение, и я находила его полезным, когда пробовала новое заклинание. Чем привычнее были движения посоха, тем яснее была моя голова при работе с волшебством.

На самом деле я тайно практиковалась в течение последних двух месяцев. Выискивая небольшие заклинания из сундука Микельмаса, я словно бы продолжала свое образование: смешивала волшебство чародеев и колдунов. Но у меня не очень-то получалось. Возможно, дело было в моем посохе. Правда, иногда я находила подобающее движение, и результат не мог не порадовать. Сейчас, повинуясь инстинктам, я медленно выписывала Кашкой скользящую восьмерку над крышкой. Это был маневр, призванный вытащить что-нибудь из глубины. Я сфокусировалась на Древних. Образы отвратительного Молокорона, который свои видом напоминал заплесневелый кусок студня, свирепой Он-Тез с ее черными крыльями и острыми зубами, великана Каллакса с его мускулистыми руками, огнедышащего Зема, Немнерис, громадной переливающейся паучихи, – проплывали у меня перед глазами. В руках началось покалывание, зарождающееся в локтях и идущее дальше к ладоням. Моя кровь и колдовство откликались.

Как же мне побороть этих монстров?

Я сфокусировалась на Ре́леме. Снова почувствовала скользкое и холодное кровавое прикосновение его руки к моему горлу. Мои ноги, скользящие в поисках точки опоры, и то, как он сдавливал и сдавливал горло, выжимая из меня жизнь. Уродство его горящего желтого глаза, наблюдающего за моим лицом, когда он меня душил.

Цветок ненависти разогрел мою кровь, на ладонях зашипели горящие угольки. Я представила, как втыкаю нож по рукоятку в его окровавленную грудь.

Как? Как? С чего мне начать?

Кашка запульсировала, и крышка сундука открылась сама собой. Сработало! Вскрикнув от радости, я посмотрела внутрь и нашла там… скрученный в рулон холст.

Не книгу, не отдельные листы. И не нож. Что, мне предстоит побороть силы тьмы при помощи написанной маслом картины? На которой изображена какая-нибудь весенняя деревенька? Мне захотелось кому-нибудь врезать.

– Ну и что это такое? – проворчала я, разворачивая холст. – Групповой портрет собак в шутовских нарядах?

Я посмотрела на картину… И онемела. Поспешно разложила холст на столе, по пути смахнув несколько мисок.

– Что это? – пробормотал Фенсвик, наклоняя голову вперед и сразу отводя назад, чтобы рассмотреть получше.

– Это должен увидеть Император. – Мой голос дрожал от возбуждения, пока я сворачивала картину.

К сожалению, Уайтчёрч был по делам в Девоне, и мне пришлось подождать.

Два дня спустя Император сидел в своих покоях, картина была разложена на столе перед ним, и он, словно не веря, водил по ней тонкими руками со вздувшимися венами.

Самое первое, что я сделала, – предложила ему прочитать надпись с обратной стороны: мне надо было убедиться, что он поймет все правильно.

Портрет Ральфа Стрэнджвейса в его доме в Корнуолле. Приручение птицы. 1526–1540 гг. или около того.

На картине был изображен мужчина с вытянутым лицом и кустистой бородой, одетый в одежду эпохи Тюдоров: зеленый камзол и расшитая золотыми бусинами шапка. Ральф Стрэнджвейс, основатель колдовского сообщества Англии.

Позади Стрэнджвейса был небольшой дом, в котором он, очевидно, жил. Но мое внимание привлек вовсе не дом. Над Стрэнджвейсом высоко в воздухе летала Он-Тез, Леди-Стервятник. Я сразу ее узнала: большое черное тело в перьях, черные крылья полностью распростерты; голова пожилой женщины, крючковатый нос, ужасные острые зубы обнажены в гримасе.

Казалось, Стрэнджвейса это совершенно не смущало. В самом деле, с блаженным выражением на лице он держал цепь – цепь, которая тянулась ввысь и окольцовывала лапу Он-Тез.

Перед нами было изображение одной из Древних за три сотни лет до того, как началась война. И очевидно, что Ральф Стрэнджвейс, прародитель колдовского сообщества Англии, не только имел дело с Древними… Он мог их контролировать. Приручал их, как домашних питомцев.

В самом деле, приручение птицы.

Я ждала, как отреагирует Уайтчёрч, пытаясь не подпрыгивать от волнения. В конце концов, он мог разозлиться на меня за невыполнение его указаний. Ну, это ведь на самом деле были не указания, разве нет? Скорее – рекомендация. Это я и сказала Блэквуду по пути сюда: он настоял на том, чтобы пойти со мной, на тот случай, если ему придется за меня заступаться.

– Где, ты сказала, это нашла? – Уайтчёрч наконец поднял на меня глаза.

– В коллекции моего отца, – легко соврал Блэквуд. Мне очень не нравилось, что ему приходится врать, но упоминать сундук Микельмаса было немыслимо.

– Ммм… – Уайтчёрч скрутил картину в рулон. Я затаила дыхание. – Вы уверены в дате? – тихо спросил он, попеременно глядя на нас.

– Я не эксперт, сэр, но похоже, она настоящая. Я читала про дом Стрэнджвейса в Корнуолле, – проговорила я. Не было нужды упоминать, что эту информацию я получила из одной из книг Микельмаса, «Древние и магия». – Он там же, где и Тинтагель.

– Ты хочешь отправиться туда? – Уайтчёрч откинулся на спинку кресла, рассеянно потирая подбородок.

– Да, – сказала я. Уайтчёрч продолжал молчать. – Должно быть, Стрэнджвейс мог контролировать этих существ, если картина настоящая. Если есть что-то, что мы можем выяснить…

– Да, лучше будет поступить так, – кивнул Уайтчёрч. – Блэквуд, ты займешься этим. Отправляйся с Хоуэл.

Я пораженно замолкла. Все оказалось намного проще, чем я ожидала. Даже несмотря на то, что это я нашла проклятую картину, я обнаружила, что не слишком сильно злюсь из-за того, что главную роль отвели Блэквуду. По крайней мере, мы сделаем это вместе.

– Когда нам следует отправляться в путь, сэр? – спросил Блэквуд. Он был несколько огорошен. Но если Император дал ему задание, он его выполнит.

– «Королева Шарлотта» стоит в доке Святой Кэтрин. Полагаю, сегодня она отплывает, чтобы патрулировать Корнуолл против атак Паучихи. Я напишу Гаю и попрошу его вас подождать.

Сегодня. Я не смогу попрощаться с Руком до отъезда – я не видела его за завтраком. Страх, что по возвращении я обнаружу, что Рука больше нет, поднял голову. Но если в Корнуолле был какой-то ключ, при помощи которого этому безумию можно будет положить конец, то игра стоила свеч.

– Если вы не возражаете, сэр, то я скажу: я не могу поверить, что вы дали разрешение, – выпалила я.

– Возможно, я бы этого и не сделал, если бы не письма, которые получил. – Он чувствовал себя не в своей тарелке. – По правительству поползли слухи. Они просят Ее Величество сдаться и выполнить требования Ре́лема.

Парламент вручил бы меня Ре́лему на серебряном блюдечке, если бы мог, в этом нет сомнений. Чертовы тру́сы. Правительство и премьер-министр, лорд Мельбурн, не любили меня. Они обвиняли меня в том, что я открыла город для резни и подвергла Королеву опасности. И снова, успокаивая себя, я представила себе холодную воду, стекающую по моим рукам.

Возможно, отъезд из Лондона был хорошей идеей.

– Тебе надо было остаться дома, – раздраженно сказал Блэквуд Элизе, когда наша карета подъезжала к докам. – Тебе что, мало вечеринок?

Элиза взбила большую, сшитую из изумрудного шелка бабочку на своей шляпке-таблетке. В зеленом бархатном платье цвета лесной поросли, подчеркивающем ее прекрасные глаза, она выглядела особенно славно.

– Честное слово, Джордж, как будто мне вообще не должно быть дела до того, что ты отправляешься на войну, – вспылила она.

– Элиза права. Ты должен быть более великодушным, – сказала я.

Элиза просияла в ответ, а ее братец заворчал, когда вышел из кареты и помог нам спуститься. Стоя на земле, я подождала, пока кучер достанет из кареты мой заплечный мешок. Блэквуд попытался взять его, но я не дала. Мешок ударялся о мою спину при каждом шаге. Я старалась не брать много вещей, но была не вполне уверена, что именно мне понадобится. Путешествие на корабле в Корнуолл займет дней пять, если погода будет хорошая. И даже если нам несказанно повезет быстро найти дом Стрэнджвейса, вся экспедиция займет по меньшей мере две недели.

Две недели вдали от Рука… У меня в животе все сжалось от этой мысли. Прежде чем уйти, я оставила ему записку, торопливо нацарапав ее, пока Блэквуд ждал.

«Должна отправиться в путь по делам Ордена. Вернусь, как только смогу».

Я просидела целых две минуты, споря сама с собой, стоит ли писать слово «люблю», и если да, то как это написать. Блэквуду пришлось мне напомнить, что морской прилив не будет ждать.

Настойчивый бриз играл с моими юбками, пока я шла. Корабли стояли на якорях, паруса были натянуты. В трюмы грузили бочки и мешки. Матросы сновали по палубам, их рукава были закатаны, обнажая загорелые руки, украшенные татуировками резвящихся русалок и невоспитанных попугаев. Один из моряков, поймав мой взгляд, игриво подмигнул.

Мне показалось или док движется у меня под ногами? Заурчало в животе. Я никогда раньше не плавала. В конце концов, мой отец утонул, и из-за этого я не очень-то любила море. Но опять же, Микельмас опроверг эту историю, как раз перед тем как исчез в ту ужасную ночь, когда защита пала на наших глазах.

Чертов Микельмас.

Я пыталась писать ему письма, подкладывая их в сундук, в надежде, что они до него дойдут. Я продолжала спрашивать, что он хотел этим сказать, говоря о моем отце, но он так и не ответил. Даже не знаю, получил ли он мои послания или ему было просто наплевать.

Кстати, о сундуке. Я коснулась тесемок ридикюля у своей талии. Несколько волшебных заклинаний я взяла с собой. Конечно, не все, но никогда не знаешь, когда они понадобятся.

– Вон там, – сказал мне на ухо Блэквуд, указывая на довольно большое судно. Оно было покрыто черным лаком и украшено по бокам золотом, а мачт было столько, чтобы показаться настоящим лесом.

«Королева Шарлотта».

– Мы ищем капитана Эмброса, да? – поинтересовалась я, когда мы увернулись от пары мужчин, катящих бочку. Один из них оглянулся на Элизу и пробормотал нечто, что мне лучше было бы не понять.

– Уайтчёрч сказал, он дал кому-то задание помочь нам.

– Чтобы нам помогли добраться до утесов или сопроводили прямо до дома Стрэнджвейса? – спросила я, когда мы прибыли к… Как это называется? К сходням? В самом деле, все мои знания о морском деле можно было вместить в крошечный наперсток.

– Прямо до дома Стрэнджвейса. Предполагается, что этот помощник отличный солдат.

– Разрази меня гром! – выкрикнул знакомый голос. Блэквуд резко поднял голову и увидел Магнуса, неспешно идущего к нам по проходу. – Это воссоединение? Тогда надо было пригласить всех бывших учеников мастера Агриппы. Хотя, думаю, у Ди морская болезнь.

На лице Магнуса играла легкая улыбка. Он нисколько не изменился за те месяцы, что я его не видела. Все та же гривка золотисто-каштановых кудрей, в серых глазах все то же отсутствие почтительности. И да – все тот же квадратный подбородок, широкие плечи и возмутительно беззаботное выражение лица. Мое хорошее настроение мгновенно улетучилось. Блэквуд выглядел так, будто проглотил сырую репу. Казалось, радовалась одна Элиза.

– Ты? Здесь? – Блэквуд уже казался раздраженным.

– Да, Блэки. Хотя мне нравится философская постановка вопроса. В конце концов, здесь ли хоть кто-нибудь из нас? Можно ли и в самом деле доказать бытие? Ты дал мне богатую пищу для размышлений. – Магнус отвесил мне короткий поклон. – Рад видеть, Хоуэл.

– Да, – напрягшись, ответила я.

На Магнусе были бежевые бриджи и плотно прилегающий китель. Приглядевшись повнимательнее, я заметила, что его загорелое лицо немного осунулось, тело стало худее. Возможно, он все же изменился за несколько месяцев, что мы не виделись. Мальчик, которого я знала по дому Агриппы, почти не принимал участия в битвах. Его гораздо больше заботило помогать мне с тренировками, показывать город, и… он рассчитывал на флирт. Однажды вечером он меня поцеловал, но я была для него всего лишь игрушкой: в конце концов, он уже был помолвлен.

Правдой было и то, что Магнус пришел мне на подмогу в финальной битве против Корозота, и я хотела, чтобы мы начали все сначала, как друзья. Но в последний раз, когда я его видела, он держал меня за руку и шептал, что не может меня отпустить. Я ушла и с тех пор его не видела.

И при этом мне было хорошо.

– О, мистер Магнус, – проворковала Элиза, протягивая руку. – Я и представить не могла, что вы будете здесь.

Чересчур радостный тон Элизы показывал, что, возможно, она была к нему неравнодушна. Сейчас ее настойчивое желание проводить нас вырисовывалось в новом свете. Казалось, все лицо Блэквуда передернулось, когда Магнус поцеловал Элизе руку.

– Моя леди, вы еще более обворожительны, чем обычно. Может ли быть, что вам еще не исполнилось шестнадцать? – Он цокнул языком. – Уму непостижимо.

Элиза хихикнула:

– Мы планируем грандиозную вечеринку на мой день рождения. Я надеюсь, вы придете?

Блэквуд и я обменялись взглядами. Как будто эта экспедиция уже и так не была стрессом.

– Как я могу отказаться от такого предложения? – он разве что не подмигнул ей. Все правильно – Магнус совсем не изменился.

– Пошли, – пробормотал Блэквуд, беря Элизу за руку и практически оттаскивая ее назад к карете.

– До свидания, Элиза, – я помахала ей рукой.

– До свидания! – Она улыбнулась мне, а затем крикнула Магнусу: – Счастливого пути!

Мне стало любопытно, кинет ли она ему платочек на память. Магнус продолжал шаловливо ухмыляться. Чертов дурак.

– Не волнуйся, Хоуэл, – сказал он, поворачиваясь ко мне. – На корабле я буду весь в твоем распоряжении.

Мне хотелось его придушить.

– Как поживает мисс Уинслоу? – спросила я. При упоминании своей невесты Магнус погрустнел, но только слегка.

– Она в порядке. А Рук? – Насмешливые интонации исчезли из его тона: он знал о состоянии Рука. Но само собой разумеется, он не знал всего. Какая-то часть меня хотела сказать ему о том, что происходит, рассказать бы хоть кому-нибудь.

Но я ответила только:

– Он поживает чудесно.

С Руком все будет чудесно. И я, черт возьми, собиралась за этим проследить.

Я торопливо прошла по доске, немного шатаясь, и схватилась за поручни палубы. Корнуолл. Нам надо доплыть всего лишь до Корнуолла. Меньше чем три сотни миль: конечно, они пролетят незаметно.

Магнус провел рукой по моей спине, чтобы помочь мне не упасть, и я чуть не подпрыгнула.

– В чем дело? – Он выглядел довольно удивленным. – Я думал, мы друзья.

Я не могу тебя отпустить. Это было последнее, что он мне сказал, и он еще удивлялся, что я нервничаю? Я что, вообще не понимаю мужчин?

Блэквуд, спотыкаясь, прошел по проходу, ругаясь себе под нос. Магнус не мог совладать с искушением:

– Ты еще к этому привыкнешь, Блэки.

– Скажи мне, что это не ты доставишь нас к Стрэнджвейсу. – Блэквуд даже не потрудился скрыть свою враждебность. К сожалению, именно в таких вещах Магнус находил удовольствие.

– Я сказал бы, но не хочу тебе врать. – Магнус хлопнул Блэквуда по плечу. – Только представь себе: мы будем близки как никогда.

Блэквуд выглядел так, будто готов был убить Магнуса. Конечно, так близки они еще никогда не были.

– Хоуэл, Блэквуд. – К нам подошел мужчина, одетый в голубую шинель морского офицера. Его длинные каштановые волосы были собраны сзади в хвостик. Единственным признаком того, что он чародей, был посох у его бедра.

– Капитан Эмброс, флот Ее Королевского Величества. Итак, нам надо отплыть в Корнуолл по делам Ордена? Тогда не будем терять время.

 

5

Холодный бриз пробирал меня до костей, когда я, цепляясь за перила, смотрела на волны, подскакивающие по обеим сторонам корабля. Корабль кренился с каждым порывом ветра. Во всех книгах, что я читала, говорилось: морское плавание должно быть расслабляющим, с лимонадом и хорошо одетыми смеющимися людьми. Честно говоря, я подумала, что меня стошнит всем, что я съела сегодня утром, и, может быть, всем, что я когда-либо съем впоследствии.

Позади меня матросы взбирались по канатам и настраивали паруса. На борту было семь чародеев, не считая Блэквуда и меня. Несколько из них расположились в… Как же это называется? Вороньем гнезде? Они следили за береговой линией и открытым морем на случай, если нападет Немнерис, водяная паучиха.

– Мне плевать, если на берегу нас будет ждать толпа Древних, – пробормотал Блэквуд, подходя ко мне. – Я буду так счастлив, черт возьми, сойти с этого корабля.

Зеленоватый оттенок его красивого лица вполне соответствовал моему плохому самочувствию.

– Мы – наземные существа, я бы сказала. Каким образом Магнус так хорошо справляется? – вздохнула я.

Как раз в этот момент Магнус хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание, и взлетел к… черт, к верхушке мачты, зафиксировал там канат, затем кувыркнулся вниз и благополучно приземлился на палубу. Он принял восторженные возгласы с выражением кошки, слизывающей сливки.

– Некоторые люди хороши во всем, – зловеще сказал Блэквуд. – Что ж, хоть кому-то из нас эта война приятна.

Оставив меня, Блэквуд метнулся через палубу, чтобы поговорить с Эмбросом, который наставлял рулевого.

Я снова посмотрела на воду, и настроение у меня еще больше испортилось. Здесь я чувствовала себя бесполезной. Я знала, конечно, что этого и следовало ожидать, но осознание того, что я не морячка и никогда ею не стану, было не из приятных.

Конечно, пребывание на судне было не единственным источником моих грустных мыслей. Когда я так отчаянно пыталась стать посвященной, я не принимала в расчет, что это означало для страны. А сейчас, когда я заняла место Предначертанной, я навлекла на жителей Англии куда бо́льшую опасность, но при этом не предложила никакой защиты взамен. Сканируя береговую линию, я думала обо всех тех людях, которым дала надежду… И о том, что их мечты будут жестоко разрушены.

Хватит. В конце концов, я отправилась в Корнуолл, чтобы найти ответы на наши вопросы; мы не отправимся домой, не разрешив их.

Я взяла в руки Кашку и стала вращать ею, творя заклинание, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей.

Колдовство потекло по моей коже, засияло в сердце, переходя в руки, а затем и в посох. После двух поворотов посоха волны, ударяющиеся о борта корабля, приобрели очертания белых дельфинов. Один из них играючи повертелся в воздухе, прежде чем нырнуть в глубину.

– Впечатляет, – сказал появившийся рядом со мной Магнус.

Он облокотился на перила, такой же беззаботный, как и всегда.

– Немнерис не видно? – Мысль о Водяной паучихе вытеснила мою нервозность из-за Магнуса. Почти.

Самоуверенная улыбка на его лице завяла.

– Она обычно не уходит так далеко от берега. – Он указал на смазанную линию зеленого и серого вдалеке. – Вот где она расставляет ловушки. Видишь ли, она плетет подводную паутину, в которую заманивает ничего не подозревающие корабли. После этого все, что ей надо сделать, это разрушить злосчастный корабль и… съесть свой приз.

Его рука переместилась к резному деревянному амулету в форме звезды. Возможно, это был подарок от мисс Уинслоу.

– Ты когда-нибудь видел ее вблизи? – спросила я.

– Пока нет, – ответил он. – Но она всегда оставляет нескольких выживших. Возможно, чтобы позволить им разносить молву.

– Может быть, она позволила бы нам выжить, – сказала я.

Магнус рассмеялся; он смеялся, как во времена, когда мы были настоящими друзьями. До того как пала защита и на нас обрушилась война. До той ночи в моей комнате, когда он шептал мне на ухо разные слова и целовал меня в губы. Видимо, какие-то вещи не так легко забыть.

Краснея, я поискала путь к спасению.

– Я что-то не то сказал? – спросил Магнус.

– Ерунда.

– Хоуэл…

Эта сцена не получила продолжения. К нам осторожно подошел Блэквуд, все еще выглядевший осунувшимся и несчастным.

– Мы подплываем к берегу. Эмброс говорит, что через десять минут надо будет пересесть в шлюпки.

– Скоро ты снова ступишь на твердую землю, Блэки. Вот, держи. – Магнус подхватил пустое ведро и кинул его Блэквуду в руки. – Просто на всякий случай.

Затем он, насвистывая, ушел.

– Я не знаю, что мы сделали, чтобы это заслужить, – простонал Блэквуд.

Вскоре мы втроем сидели в шлюпке, которую опускали на воду. Поднялся ветер, яростно поднимающий волны с белыми гребнями. Чародеи и моряки наблюдали за нами сверху, смотрели, как шлюпка, яростно дернувшись, спустилась в воду. Я прикусила губу, хватаясь за борта, чтобы сохранить равновесие.

– Мы прикроем, если что-то случится, – прокричал Эмброс.

Невероятно ободряюще. Я села на носу, в то время как Магнус и Блэквуд разместились сзади. Магнус снял китель; рукава рубашки были закатаны по локоть. Блэквуд был в пальто. Он даже шляпу не снял.

Магнус легко дотронулся своим посохом до воды, и небольшая волна подхватила нас и понесла к берегу. Корабль уменьшался вдали. Они будут следить за побережьем, а потом возвратятся к этому месту через два дня. Нам надо было вернуться и прийти несмотря ни на что. Последним, чего мы хотели, было тащиться через всю страну по суше, чтобы вернуться в Лондон. Дороги сейчас были опасны как никогда.

Мы подплыли к берегу, Магнус и Блэквуд выпрыгнули из лодки и подтащили ее к пляжу. Вокруг бились волны, жемчужная пена разбивалась о темный песок. Впереди нас ждали отвесные скалы, скрытые в тумане. Мы высадились во время отлива рядом с морской пещерой – Пещерой Мерлина, если я правильно помнила. Тинтагель был неразрывно связан с королем Артуром. Я хотела увидеть это место с тех самых пор, как моя тетя рассказывала мне истории о нем, когда я была маленькой девочкой. Это предположительно была та самая пещера, в которой Мерлин нашел короля Артура, когда тот был младенцем. Я заглянула внутрь. Пол был устлан усоногими раками и водорослями, запах морской воды был настолько сильным, что меня чуть не вырвало. Носы моих ботинок сразу же промокли, а подол юбки тащился по воде, пока я смотрела на вершины скал.

– Как вы думаете, каким образом нормальные люди поднимаются по ним и спускаются? – задумчиво спросил Магнус, ударяя посохом в нескольких местах рядом со своими ногами. – Взбираются?

– Как скучно, – с улыбкой сказала я.

Сами мы поднялись на колоннах из воздуха, и мне пришлось заставить себя не смотреть вниз на побережье и лодку, пока они все уменьшались и уменьшались. Я держала ноги прямо и лишь чуть-чуть покачнулась, пока мы летели вверх.

Вокруг нас лежала территория, покрытая густым туманом. Слева, в заросшем травой поле, тут и там виднелись каменные валуны. Силуэт большого здания угадывался в заполоненных сорняками развалинах.

– Что это? – Магнус проследил за моим взглядом.

– Развалины замка Тинтагель, – печально сказала я.

Подумать только, Стрэнджвейс построил свой дом в таком знаменитом месте.

Магнус сбросил сумку с плеч на землю, открыл ее и отыскал потрепанную и замусоленную карту.

– Мы здесь, – сказал он, указывая на край побережья. – Дом Стрэнджвейса, если тут нет ошибки, должен находиться в пяти милях на восток в глубь острова.

Я надеялась, что это будет не самый худший из наших пеших походов, но, скорее всего, нам придется разбить лагерь: солнце уже двигалось к морю, и никто не хотел спотыкаться о камни в темноте.

– Хоуэл, так ты уверена, что дом все еще здесь?

– Почти, – призналась я.

Уайтчёрч при помощи водного зеркала нашел местоположение и убедился, что здесь что-то было. По счастью, Стрэнджвейс был достаточно знаменит, его дом вызывал интерес у туристов и местоположение дома (предположительное) было нанесено на карты. Зеркало показало местность, полностью скрытую туманом, таким густым, что было невозможно что-то разглядеть. Но там точно был силуэт здания, и этого было достаточно, чтобы прибыть сюда.

Магнус, Блэквуд и я пошли по каменистой тропинке, оставляя море за спиной. По мере того как мы углублялись в глубь острова, мне на одежду тяжело оседал туман, пробирая до костей. Казалось, что туман прикасается к нам, как будто он был разумным. Как будто он хотел нас задержать.

– Я радуюсь только, что Паучиха не показалась, – пробормотал Магнус.

– Она же не залезает на скалы, разве нет? – спросила я.

– Никогда нельзя уверенно сказать. – Выражение его лица стало жестким.

– С тобой все в порядке?

– Ты всегда говоришь так много, когда ты на задании, Хоуэл? – Я никогда раньше не слышала, чтобы он огрызался.

Он прочистил горло.

– Прости меня. Просто…

– Тихо! – Блэквуд остановился как вкопанный и медленно вынул посох. Повинуясь инстинкту, я тоже достала из ножен Кашку. – Вы это слышите?

Зеленые глаза Блэквуда сузились, пока он осматривал местность.

– Нет, – сказала я, а потом враз замолчала. Казалось, мир вокруг нас затаил дыхание. Ни пения птиц, ни ветерка. Только мертвая тишина.

Затем я почувствовала это – движение чего-то в тумане. Что-то было непоправимо не так. Блэквуд сжал посох, я видела его неясные желтые очертания.

– Ложись! – закричал Блэквуд, когда на нас, щелкая зубами, напал фамильяр с восьмью ужасными лапами.

 

6

Я взорвалась голубым пламенем, метнув в монстра огненный шар. Фамильяр проворно увернулся, подпрыгнув в воздух и широко расставив лапы. Магнус и я откатились подальше, пока он приземлялся, щелкая челюстями.

Одна из тварей Немнерис… Я их раньше видела, но только с безопасного расстояния – через водное зеркало в библиотеке Агриппы. Их раздутые животы и восемь лап походили на паучьи, в то время как бледные гротескные торсы и руки были практически человеческими. На месте рта – скрежещущие клешни, с которых свисали длинные и липкие ядовитые слюни.

Тварь, пронзительно завизжав, подпрыгнула к Блэквуду. Он увернулся и взмахнул клинком. Из лапы фамильяра брызнул шлейф черной крови, он отступил на несколько шагов назад, защелкав челюстями от боли.

Магнус воткнул в землю свой посох, послав ударную волну, которая опрокинула чудовище, а я снова метнула в него огненный шар. На этот раз мое чародейство достигло цели, и фамильяра поглотило пламя, восемь лап на его теле свернулись. Последовал мерзкий хлопающий звук – черные глаза чудовища взорвались, и из глазниц хлынула липкая клейкая грязь. Едкий запах опалил мне горло.

– Хоуэл, поберегись! – Магнус метнулся ко мне и с силой швырнул на землю. Еще одна тварь, выпрыгнув из тумана, приземлилась на Магнуса. Мои движения были слишком вялыми.

– Держись! – Блэквуд отразил атаку и ранил фамильяра в грудную клетку. Он скатился с Магнуса, и тот, пошатываясь, встал, придерживая кровоточащую руку. Но он был жив. Жив!

Я начала творить заклинание, которое придумала задолго до этого: смесь колдовского и чародейства. Земля сформировалась в гигантскую руку, которая утащила монстра вниз, но фамильяр слишком быстро выбрался из захвата. Будь он проклят.

Магнус поднял посох… и свалился на спину. Его голова безвольно свесилась на плечо, тело обмякло. Фамильяр бросился к нему, радостно щелкая челюстями. Я пронзительно закричала, отчаянно пытаясь придумать другое заклинание.

Что-то прорвалось сквозь туман и врезалось прямо в голову фамильяра. Тот конвульсивно дернулся назад, и на землю брызнул черный гной. Еще мгновение, и чудовище затихло, его отвратительная морда была ровно напополам расщеплена топором. Я торопливо подбежала к Магнусу и опустилась рядом с ним на колени.

– Кто здесь? – позвал Блэквуд, оглядываясь.

Из тумана к нам вышел маленький мальчик, не старше двенадцати или тринадцати. На нем были брюки и потертый жилет, на голове – кепка. Мальчик посмотрел на Магнуса, стонущего от боли.

Магнус. У него на руке были два набухших пунктирных следа от зубов фамильяра. Раны были горячими и пульсирующими – фамильяр его отравил.

– Нет, – прошептала я, лихорадочно обдумывая, что делать. Взяла ли я с собой какие-то исцеляющие заклинания или лекарства? Что Фенсвик говорил о замедлении действия яда? Черт возьми, мы не могли терять время.

– Если мы не обработаем раны, он умрет, – сказал мальчик. Он с силой выдернул топор из черепа чудовища. Лезвие вышло с чмокающим звуком, будто из тыквы вытащили нож.

– Нам лучше уйти. Они нападают стаями. – Мальчик вытер лезвие о траву. – Следуйте за мной.

Он знаком позвал нас за собой, и мы с Блэквудом, подхватив Магнуса под руки, подняли его на ноги и потащили.

Мальчик повел нас назад к развалинам замка, ловко лавируя между покрытых мхом камней. Подойдя к наружной стене, он открыл дверь, которая вела в подземелье. Мы проследовали за ним. Воздух был спертым и влажным, но я, признаться, этого не чувствовала. Когда я помогала уложить Магнуса на грязную землю, я думала только о нем и его скачущем пульсе.

На стенах были закреплены зажженные свечи. Через трещину в каменном потолке проникал слабый лучик естественного света. Блэквуду пришлось пригнуть голову, чтобы не удариться о потолок, в то время как я опустилась на колени рядом с Магнусом, внимательно наблюдая за действиями нашего спасителя.

Мальчик разорвал на Магнусе рубашку, обнажив грудь. Я чуть было не отвернулась от этого нескромного зрелища, но сдержалась. О чем это я? Магнус мог умереть. Я сфокусировалась на его лице.

– Кто ты? Откуда ты знаешь, что делать? – голос Блэквуда эхом отразился от стен.

Мальчик не ответил. Вместо этого он взял нож и расширил раны Магнуса на руке. Поверх укусов стала набухать прозрачная жидкость. Мальчик глубоко вздохнул и, отсосав яд, плюнул им на стену.

– Так разве можно делать? – ужаснувшись, спросила я.

Мальчик снял с головы кепку. Непослушные ярко-рыжие кудряшки разлетелись в стороны. Вся его внешность враз изменилась. Губы теперь казались полнее, а разрез глаз – более женственным. Так это девушка, а не мальчик… Она посмотрела на меня; в ее взгляде читалось накопленное с опытом знание.

– Ага. Передайте-ка мне мешок. – Она кивнула на кожаную сумку рядом со мной. – Потом просто не вмешивайтесь и смотрите. Вы сами практически ничего не сможете сделать.

Ее голос звучал на северный манер, возможно шотландский. Я передала ей мешок, а тем временем Магнус начал стонать и царапать воздух.

– Нет, отойдите. Может быть, он все еще жив, – выкрикнул он невидимым фантомам. В уголках его рта собрались крапины пены, тело начало застывать.

– Магнус! – Я попыталась прикоснуться к нему, но девушка ударила меня по руке.

– Отойди немедленно! – приказала она.

Блэквуд утянул меня за собой. Я послушно шла за ним, вслушивалась в безумные крики и всхлипы Магнуса.

Держа в руках посохи, мы с Блэквудом сидели у входа в подземелье. Я никак не могла унять дрожь в коленях. Посмотрела на небо. Свет стал красным, солнце достигло линии горизонта. У меня застучали зубы, и это никак не было связано с наступающей прохладой ночи.

– С ним все будет в порядке. – Блэквуд был напряжен, готовый в любой момент вскочить и действовать. – Магнус до смешного удачлив, и это не может так просто взять и оборваться.

Но он говорил без убеждения.

Чтобы проверить открытую местность вокруг нас, Блэквуд встал и прошел немного вперед, но я чувствовала, что атак больше не будет: такой тишины, как перед нападением, уже не было.

Крики Магнуса стали потихоньку затихать. Ох, пусть это будет хороший знак.

– Фамильяр должен был укусить меня, а не его… – Я вертела Кашку в руках, проводя пальцами по резным листьям плюща, которые украшали мой посох. Едва уловимый голубой свет мерцал в одном из завитков.

– Не стоит так думать. – Блэквуд снова сел рядом со мной.

Далеко под нами рычали волны. Я ткнулась носом ботинка в мягкую землю, рисуя стрелы и круги. Не было ада страшнее ожидания.

– Я знаю, ты жалеешь, что мы сюда приехали, – произнесла я наконец, не в силах больше выносить молчание.

Блэквуд пожал плечами. Обыденность этого движения была для него нехарактерна.

– От нас не было никакого проку в Лондоне. Но по крайней мере, здесь мы что-то можем найти, – сказал он.

Уайтчёрч был прав: я не выношу чувствовать себя бесполезной. В этом мы с Блэквудом определенно были похожи. Что еще могло бы заставить его каждое утро вставать и тренироваться в обсидиановом зале еще до восхода солнца? Я пристально вгляделась в резьбу на моем посохе, а затем посмотрела на его. Точь-в-точь такой же.

– Иногда мне кажется, что мы абсолютно одинаковые, – вырвалось у меня.

– Да. – На его губах появился легчайший намек на улыбку. Он на секунду взял Кашку и провел пальцами по резьбе. Волоски вдоль моих шейных позвонков тут же встали дыбом. В ощущениях была какая-то странная интимность.

– Все в порядке. Заходите, – позвала наконец девушка.

Мы тихонько зашли внутрь и обнаружили Магнуса лежащим на свернутом в рулон кителе, подложенном ему под голову. Его рука была перевязана, грудь ровно поднималась и опускалась, когда он дышал. Он слабо улыбнулся, когда мы с Блэквудом вошли.

– Это самый странный доктор из всех, кого я встречал, – пробормотал Магнус, разглядывая рыжеволосую девушку. Та налила воды в какую-то плошку, чтобы сполоснуть ее, и многозначительно посмотрела на Магнуса. – И пока что – самый умелый, – добавил он.

Она добродушно улыбнулась, забросила свои инструменты в мешок и закинула его на плечо.

– Здесь немного душно. Мне нужен воздух.

Не сказав больше ни слова, девушка прошла мимо нас и вышла наружу.

– Надо поблагодарить ее, – сказал Блэквуд и вышел вслед за ней. Я поняла, что он хотел лучше понять нашу загадочную спасительницу.

Даже с зажженными свечами здесь было сумеречно. Приближалась ночь; клочок неба в трещине наверху потемнел до темно-фиолетового. Я создала из пламени горящий шар и подвесила его над головой.

– Хоуэл? – пробормотал Магнус.

Я заставила его лежать спокойно:

– Тебе надо отдохнуть.

– Тогда побудь со мной. Смейся моим шуткам и скажи мне, что я чудесный… – Он поморщился от боли.

– Я не уверена, что от меня будет много проку, – с облегчением сказала я. Было не похоже, что он стоит одной ногой в могиле.

– Мне надо тебе сказать… – Магнус сглотнул, затем продолжил: – Мне жаль, что я так вел себя на корабле.

Я не знала, что ответить. Чтобы занять себя, взяла один из мехов с водой и наполнила чашку.

– Я просто хотел, чтобы мы общались нормально. – Он, поморщившись, завозился, и я помогла ему сесть, почувствовав тепло его тела. – В последний раз, когда мы виделись, я… сказал то, чего мне не следовало говорить. Я скучаю по тебе, Хоуэл. – Магнус утомленно улыбнулся. – Это так ужасно – не иметь возможности шутить с тобой вместе.

Я тоже скучала по совместным шуткам.

– Друзья? – спросил он.

Я молчала, пока подавала ему воду и пока он пил. Потом произнесла:

– Я хочу, чтобы мы были друзьями. Но… – Я прикусила губу и заставила себя закончить: – Я не хочу ничего, кроме дружбы. Правда.

Именно это я и имела в виду: в конце концов, у меня был Рук, и на то, что я когда-либо испытывала к Магнусу, случившееся наложило свой мрачный отпечаток. Он торжественно кивнул:

– Даю тебе слово, я никогда больше не буду об этом с тобой заговаривать. Мы действительно начнем с чистого листа.

Он был сама честность и искренность, и, черт побери, я по этому соскучилась.

– Что ж, – с облегчением выдохнула я, – думаю, было бы неправильно сказать «нет» человеку, который спас меня.

Он просиял:

– В самом деле. Довольно героический поступок, разве нет? И эта рана мне даже приятна… – Он застонал, когда пошевелил перевязанной рукой. – Кажется, в какой-то момент с меня сняли рубашку… Должно быть, эта милая девушка чуть в обморок не упала.

Я прислушалась: над нами слышались голоса Блэквуда и спасительницы Магнуса. Я заставила его сделать еще один глоток.

– Знаешь, я не должна была так холодно обойтись с тобой в доке. Но я была шокирована нашей встречей, – тихо призналась я. – А потом ты стал прежним Магнусом.

– Прежним, – повторил он. Его губы дрогнули в слабой попытке улыбнуться. – Я знаю, что ты на меня смотришь, как на веселого дурака. – Магнус вздрогнул от боли. – Но я не из тех парней, что флиртуют с каждой хорошенькой девушкой, ты же знаешь.

Никогда раньше я не видела его таким серьезным.

Кто знает, что ему довелось повидать за те два месяца, пока мы не виделись?

– Да, это так, – кивнула я.

Магнус снова лег и осторожно положил руку себе под голову.

– Из камней получаются отличные подушки, – сказал он, и я засмеялась громче, чем мне хотелось.

Спустился Блэквуд и бесцеремонно шмякнул заплечный мешок на пол.

– Ужин, – сказал он, бросив на Магнуса взгляд, который в самых мягких выражениях можно было бы назвать злобным.

Магнус приоткрыл один глаз и похлопал по земле рядом с нами:

– Иди понянчи меня, Блэки. Мне нужно твое целительное прикосновение.

Блэквуд заиграл желваками. Очевидно, его и близко не растрогала схватка Магнуса со смертью так, как она растрогала меня.

– Мы не можем разжечь огонь, но у нас есть немного сушеного мяса, – он раскрыл мешок и протянул мне кусок. – Все в порядке?

Блэквуд выглядел мрачным, будто между мной и Магнусом могло произойти что-то безрассудное.

– Думаю, теперь мне надо подышать свежим воздухом. А ты можешь поиграть в сестру милосердия, – сказала я и с этими словами пошла к выходу, заметив краем глаза, что Блэквуд присел рядом с Магнусом.

– Не будешь ли ты так добр покормить меня? – картинно вздохнул Магнус.

Блэквуд что-то пробормотал, и я чертыхнулась, ударившись головой о потолок на лестнице.

На глаза навернулись слезы, когда я оглядела себя. Платье было грязным, руки выпачканы засохшей кровью. Надо было захватить воды, чтобы хоть как-то привести себя в порядок.

Рыженькая девушка сидела на одном из камней и смотрела на горизонт. Туман рассеялся, яркий оранжево-фиолетовый закат был великолепен. Я помедлила, неуверенная в том, что нужно сказать. Очевидно, «спасибо», что же еще? У нее было очень сосредоточенное выражение лица.

– Подойди, – она знаком поманила меня к себе.

Расправив юбку, я села рядом с ней на камень и немного поерзала, чтобы устроиться поудобнее. Она улыбнулась – ее это развлекло.

– Ты бы поела, – кивок на мясо в моей руке. – Никогда не знаешь, когда тебе понадобятся силы.

У меня в животе заурчало, и я вгрызлась в сушеное мясо, которое было слишком соленым. Несколько дней назад я ела имбирные хлебцы в библиотеке – как же сильно все изменилось. Но мне не хотелось показаться какой-то изнеженной идиоткой, поэтому пришлось издать одобрительный возглас:

– Вкусно.

Девушка засмеялась, подобрала с земли свой топор и начала чистить его тканью. У нее были светло-карие глаза – необычный цвет для таких ярко-рыжих волос. В ее взгляде было что-то знакомое, хотя я не могла понять что именно.

– Меня зовут Генриетта Хоуэл, – представилась я, с трудом проглотив мясо. – Мы…

– Чародеи. Я видела – у вас эти… волшебные палочки. – Она сосредоточенно стала рассматривать свой топор. – Мария Тэмплтон.

Она протянула руку для рукопожатия, и я ее приняла. Хватка была сильной, а кожа – загрубевшей.

– Мисс Тэмплтон, – сказала я, что заставило девушку от души рассмеяться. Она потрясла головой, отчего ее прекрасные кудряшки разлетелись в стороны.

– Ну, это слишком помпезно. Марии достаточно. Вот что… – проговорила она. – Тот, который в мрачном настроении, сообщил, что вы ищете дом.

– Да. – Я все равно не хотела рассказывать ей весь наш план. – Что-то вроде того.

Мария фыркнула:

– В этих краях больше никто не живет. Есть несколько деревенек, но они пусты. Брошенные дома.

Я опешила:

– У тебя нет сопровождающего?

– А зачем? Меня одной вполне достаточно. – Она сдула с глаз рыжую кудряшку. – Вы, чародеи, забываете, что волшебство не может решить всего. – Она ласково похлопала по рукоятке топора. – Хорошее лезвие творит чудеса, да?

Передо мной была девушка моего возраста, живущая в развалинах замка, носящая брюки и запросто убивающая монстров. Я почувствовала себя так, будто способность к самовозгоранию ничто в сравнении с этим.

– Спасибо, что помогла нам. Без тебя Магнус был бы мертв; скорее всего, все мы были бы мертвы.

Мария кивнула. Она снова посмотрела на море, прохладный ветер развевал ее волосы. Топор, лежащий у нее на коленях, блестел в закатном солнце. Ее взгляд был уверенным и знающим.

– Ты хотела бы пойти с нами? – выпалила я, и Мария удивленно приподняла брови. – Я просто подумала, что мы могли бы друг другу помочь.

– Значит, вам пригодился бы еще один вооруженный человек?

– Конечно. И целительница. А если мы встретимся с Древними, то помочь могли бы мы. Я не думаю, что топор сильно поможет в этой ситуации.

Мария задумалась.

– У вас какое-то задание, да? Не похоже, чтобы этот мрачный господин, с которым мы разговаривали, отправился в поход ради того, чтобы заняться спортом. – Она проницательно посмотрела на меня. – Что вы ищете?

– Кое-что магическое, – сказала я. И это было правдой.

Мария добродушно улыбнулась.

– Пока что ты мне не доверяешь. Нет, я тебя не виню, – проговорила она, выставив вперед руку, словно предупреждала мой ответ. – Похоже, у тебя есть мозги. Хорошо. – Она встала и отряхнула брюки. – По рукам.

Вдруг ее улыбка погасла, она поморщилась и схватилась за живот. О нет.

– С тобой все в порядке? Это яд?

– Со мной все будет в порядке. – Мария посмотрела на бледную луну, которая только что появилась в небе. – Мы будем по очереди нести вахту и следить за приближением фамильяров. – Она положила топор на плечо. – Я заступлю на вахту первая.

Ночью я проснулась из-за того, что кто-то бормотал. Сердце бешено забилось. Сев, я огляделась. Магнус и Блэквуд лежали по разным сторонам пещеры и крепко спали. Магнус лежал раскинувшись, требуя для себя пространство; Блэквуд, будто защищаясь, прижал руки к телу.

Голос раздавался снаружи. Мария. Я подкралась к двери и, стараясь не шуметь, осторожно ее открыла.

Сияние лунного света было мощным. Облака унесло, и небо представляло собой густой ковер из звезд. Дрожа, я остановилась на пороге. Маленькую фигурку Марии я заприметила не сразу.

Ее руки были подняты над головой, рот открыт в молчаливом крике. Даже отсюда мне было видно, какая она бледная. Девушка опустила руки и обняла себя. Затем она стала на колени рядом с цветущим кустом.

– Да благословенна будет земля под ним, прародительница милосердия, прародительница жизни… – донеслось до меня. Мария наклонилась и поцеловала землю, потом снова потянулась к небу.

Я видела, что ей плохо. Должно быть, она проглотила слишком много яда. Я хотела подойти к ней, но внутренний голос шепнул мне остаться в сторонке и понаблюдать.

Она дотронулась до куста и заговорила.

– Пусть эта жертва чествует тебя, пусть она заживит мои раны.

Положив ладони на колени, она склонила голову.

Куст вдруг стал засыхать у меня на глазах, листья сморщились и пожухли, маленькие цветочки опали на землю. Волосы Марии волнами развевались на ветру, кожа сияла в лунном свете, как алебастр. Я чувствовала, как яд выходит из ее тела. Сила, которую она разбудила в земле, пульсировала сквозь меня, такая же естественная, как мое сердцебиение.

Это не было чародейством, которое я обычно ощущала, как прохладный дождь на коже, и это не было тем колдовством, с которым я была знакома. Это было волшебство, идущее от сотворения мира.

Я закрыла дверь, тихо спустилась и снова легла. Мысли взрывались в моей голове. То, что я увидела…

Этого нельзя было отрицать.

Мария была ведьмой.

 

7

Следующим утром, пока мы с трудом пробирались сквозь туман, я то и дело украдкой посматривала на Марию. В дневном свете она казалась совершенно обычной, если не брать в расчет ее привычку носить брюки и держать топор на плече. Было трудно поверить в то, что несколько часов назад она стояла под луной и исцеляла себя при помощи запрещенного колдовства. Она была спокойной и веселой. Оглядываясь по сторонам и выискивая фамильяров (а вдруг?), она напевала себе под нос незатейливую мелодию.

А если бы она узнала, что я знаю? Что бы она сказала? Я никогда раньше не видела ведьм. Когда началась война, на ведьм стали охотиться и сжигать в немыслимых количествах. Это было наказанием для Мэри Уиллоубай, ведьмы, которая помогла открыть врата и пропустить Древних. Я была слишком мала и не видела сожжений, но, живя в Йоркшире, не осталась в стороне от происходящего. Помню, когда просыпалась, в утреннем воздухе пахло жареным.

Мария, должно быть, была маленькой девочкой, когда это происходило. Она кого-то потеряла? Друзей? Семью? От одной мысли мне становилось дурно.

Мы взошли на холм, спустились с другой стороны, и мои ботинки утонули в грязи. Я сотворила заклинание из воздуха, чтобы просушить их, а заодно и подол моей юбки. Пока я приводила в порядок свою одежду, Мария удивленно смотрела на меня:

– Кто отправляется на битву, надев на себя женское платье?

– Нет ничего зазорного в том, чтобы быть леди, – покраснев, сказала я. Конечно, в ее словах был смысл, но у всего Ордена случился бы инфаркт, если бы они увидели меня одетой как мальчик. Или общающейся с ведьмой. Но им не надо было знать всего.

– А почему брюки носишь ты? – спросил Блэквуд.

Мария пожала плечами.

– Ты когда-нибудь пробовал взобраться на дерево в платье? – спросила она.

– Нет, – округлил глаза Блэквуд.

– Однажды, – Магнус хитро улыбнулся. – Это было на спор. Я выиграл.

Подумать только!

Мария засмеялась и замедлила шаг, чтобы идти в ногу с Магнусом. Казалось, они хорошо поладили, и без обычного для Магнуса флирта в общении с молодыми леди. Пока они шли, Мария показывала ему, как обращаться с ее топором. Вскоре Магнус даже одной здоровой рукой ловко подбрасывал топор в воздух, и тот летел по дуге прямо в дерево. Блэквуд тащился рядом со мной, перебрасывая свой мешок с одного плеча на другое.

– Можем ли мы быть уверены, что она не шпион? – пробормотал он, продолжая спор, который мы начали этим утром. Когда Мария официально вызвалась стать нашим компаньоном, Магнус обрадовался, а Блэквуд замкнулся.

– Мы должны быть осторожны с теми, кого принимаем, – объяснил Блэквуд Марии, когда она заметила отсутствие у него энтузиазма.

– И что стало лучшей частью знакомства? Спасение твоей жизни? – спросила Мария, подчеркивая слова. – Или спасение его жизни? – Она кивнула на Магнуса.

– Моей жизни. Без сомнений. – Магнус пожал ей руку. – Добро пожаловать в клуб!

Блэквуд проигнорировал его слова, но по-прежнему продолжал ворчать себе под нос. Я не знала никого более упрямого, чем он.

– Нам бы пригодилась целительница. Кроме того, ты бы спокойно себя чувствовал, оставив девушку совершенно одну в этих развалинах? – прошептала я, поднимая юбку и перепрыгивая через островок грязи.

Блэквуд сжал губы в тонкую ниточку, но наконец-то заткнулся.

Мы шли, высматривая фамильяров, от одной заброшенной деревни к другой. Деревни не были разрушены, и было непонятно, почему люди ушли. Складывалось впечатление, что они просто исчезли.

В полдень мы остановились немного передохнуть и дать Блэквуду возможность воспользоваться волшебным зеркалом. Он призвал воду из земли, и мы увидели в зеркале, как стена тумана окружает маленький дом. Оставалось надеяться, что это и есть дом Стрэнджвейса.

– Мы уже близко, – сказал Блэквуд, позволяя воде стечь на землю. Он указал вперед: – Эта рощица кажется знакомой.

В самом деле, мы стояли на опушке леска, совсем такого, как мелькнул в зеркале.

В ту же секунду, как мы оказались среди деревьев, нас окутал такой густой туман, что я начала кашлять. Магнус выругался, и я выпустила огонь из руки, чтобы дать нам немного света. Это не слишком помогло – мы видели на один-два шага вперед. Ощущение было такое, будто туман пытался нас прогнать.

Затем мы увидели то, что искали. Или не то?

Землю, густо заросшую сорняками, огораживал старый деревянный забор. За ним просматривалось уродливое строение: покрытый мхом каменный коттедж, вросший в землю. Вообще-то, не отличить от любой другой заброшенной усадьбы, каких довольно много в Корнуолле.

За исключением колдовства.

Оно витало в воздухе, обволакивая мое горло. Блэквуд на секунду зажмурил глаза. Он тоже это почувствовал.

– На это место навели чары… И чары мощные.

– Чары? – Магнус подпрыгнул, пытаясь заглянуть за забор, лицо у него было озадаченное. – Здесь что-то не так, правда? Что-то… не совсем человеческое.

Агриппа научил меня только самым примитивным формам чар, но я поняла: чары, задействованные здесь, пропитывали реальность обманом. Если бы мы сейчас зашли в коттедж, он выглядел бы как любой другой заброшенный дом. Что бы ни прятал Стрэнджвейс, для невооруженного взгляда это останется невидимым.

– Это может быть колдовство фей… – растерянно проговорил Блэквуд. – Но они обычно не занимались территориями, близкими к морю.

В самом деле, феи были лесным народом. Соленая вода их отпугивала.

– Разрежь воздух, – сказал Магнус. Простое движение посохом могло перерезать слабые заклинания.

Я дважды взмахнула Кашкой, но это ни к чему не привело. Черт побери! Магнус тоже сделал попытку, хотя и неуклюжую из-за перевязанной руки. Надувая щеки, я стала расхаживать перед забором.

– Извините. Но вы все выглядите такими сердитыми. – Мария скинула с плеч мешок на землю. Ее маленькие пальчики поигрывали с рукояткой топора; казалось, она полагалась на его помощь, как я полагалась на помощь Кашки.

– У вас нет других сил, которые вы могли бы использовать?

А у тебя? – хотела спросить я. В конце концов, кто знает, какие у ведьм есть таланты к снятию заклинаний? Но, может, и никаких. А колдуны, если уж на то пошло, были известны своей работой с обманами. Прямо сейчас Микельмас сильно бы нам помог.

Это навело меня на мысль. Схватив свой ридикюль, я порылась в нем… Да! Я развернула одно из заклинаний из сундука Микельмаса. Мария с озадаченным видом мотрела на меня.

– Это работа колдунов, разве нет? – В голосе Блэквуда слышалось возмущение.

А Магнус только глянул мне через плечо, чтобы прочитать.

ОТЛИЧИ ПРАВДУ ОТ ЛЖИ

Очевидно, клинок.

Нитка, если она у вас есть (если ее нет, то я не знаю, как помочь… вы разве не носите одежду?).

Окуните нитку в кровь (ЭТО ДОЛЖНА БЫТЬ СОБСТВЕННАЯ КРОВЬ КОЛДУНА).

Режьте прямо насквозь.

Ложь станет правдой; тайное станет явным.

« Поросячья латынь » [3] работает особенно хорошо.

Или древнешумерский.

Смотря что легче произносить.

Я обшарила свой рукав в поисках подходящей нитки, нашла и потянула. Откусив ее зубами, вручила нитку Марии, которая посмотрела на нее так, будто нитка кусалась. Затем, глубоко вздохнув, чтобы подготовиться, я надрезала клинком большой палец. Надрез был небольшой, но из-за жжения у меня все равно заслезились глаза. Капельки крови набухали и бежали по моей кисти. Мария ахнула, когда я смочила нитку кровью и снова вручила ей. Она посмотрела на меня, будто я сошла с ума.

– Держи нить крепко натянутой передо мной.

Она послушалась и наморщила лоб.

Мой большой палец пульсировал, но я выкинула это из головы. Закрыв глаза, я повторяла про себя: «Ложь станет правдой. Ложь станет правдой». Представила невидимый занавес, спадающий с дома, и моя кровь начала тихонько звенеть. При помощи Кашки я разрезала нитку и открыла глаза.

Ровная, будто сделанная клинком прореха разрывала туман по центру. Из прорехи лился мягкий солнечный свет. Магнус издал возглас одобрения, в то время как Мария, открыв рот, недоверчиво протянула руку к открывшейся лазейке. Глаза Блэквуда расширились, но он не произнес ни звука.

– Чародеи не могут делать… этого, – выдохнула Мария.

Мы подождали минутку, пока Мария промыла мой порез водой и перевязала. Затем один за другим вступили в Страну чудес.

Жухлая трава, поросшая сорняками, теперь была густой, по колено, красивого изумрудного цвета. Всюду – растения, каких я и не видела никогда. На одном кусте я заметила цветы с остроконечными лепестками серо-голубого и фиолетового цветов, что-то мне напоминающие. Цветущие бутоны насыщенно-розового оттенка открывались и закрывались, пока мы проходили. Взглянув повнимательнее, можно было заметить крошечные глазки, выглядывающие из глубины цветка. Необычайно.

– Посмотрите на дом, – удивленно сказал Блэквуд.

Приземистый, покрытый мхом коттедж исчез. На его месте стоял элегантный особняк в стиле Тюдоров. С остроконечной крышей, витражными окнами и аркой-входом. Одна сторона дома была покрыта разросшимся плющом. Крышу украшали флюгеры в виде гигантских китов, борющихся кальмаров и, самое удивительное, – обезглавленного мужчины, жонглирующего собственной головой. Дом был настолько пропитан колдовством, что оно ощущались физически. И это было чистое колдовство.

Как у Древних.

Я прошла вверх по тропинке. Зайти в дом было не так-то легко: дверью из толстого металла оранжевого цвета давно не пользовались, и она недовольно завизжала, когда ребята с силой попытались ее толкнуть. Я осторожно поискала взглядом… хоть что-нибудь.

– А теперь вместе, – сказала я, убедившись в том, что они не справляются. – Но я не совсем уверена, что там.

– Если нам повезет, то это будет просто какая-нибудь… черная плесень, – сказала Мария, раскачиваясь на пятках. Она была чувствительна к опасности, как кошка.

– И это удача? – проворчал Магнус, когда дверь наконец распахнулась.

Нас встретил поток спертого воздуха, как будто дом выдохнул. Поморщившись, я выжидала. Ничто не вылетело, чтобы атаковать нас, и мы вошли внутрь. Я зашла первая, вздрогнув, когда моего лица коснулась паутина… и тут же остановилась как вкопанная, Магнус даже врезался в меня.

Холл был огромный, высотой по меньшей мере в четыре этажа. То, что мы видели снаружи, не могло вместить… это.

Колдуны.

Прямо рядом с дверью в железные подсвечники в форме кулаков были вставлены оплывшие свечи. Я зажгла их, и каждый из нас взял по одной. Деревянный пол громко поскрипывал, когда мы прошли вглубь. С обеих сторон тянулись длинные столы, на которых стояли какие-то непонятные предметы. Мои глаза заслезились – в помещении действительно пахло плесенью, но еще и чем-то тошнотворно сладким, как подгоревший торт.

Когда глаза привыкли к полумраку я разглядела стеклянные ящики, покрытые толстым слоем пыли. Стерев грязь с одного из них, я обнаружила крошечное высохшее существо. Выпученные, как у стрекозы, глаза слепо смотрели на мир, из открытого рта свисал длинный клык, крылья, напоминающие крылья летучей мыши, были расправлены, будто существо летит. Оно уместилось бы у меня на ладони, но я бы точно не захотела брать такое в руки.

Существо выглядело как Древний, только очень маленький.

– Посмотри на эту чертову штуковину, – прошептал Магнус.

На стене над нашими головами висел огромный череп, размером, наверное, с большую собаку. Из пасти выступали три изогнутых клыка. Такого монстра никому не захотелось бы разозлить. Блэквуд тихо присвистнул и указал на потолок. Там висела набитая шкура змеевидного животного. Кажется, это была мурена, только с какой-то кошачьей мордой. По всей длине ее «украшали» серебряные и голубые черепа.

Склянки с желтой жидкостью содержали в себе замаринованные сердца, глазные яблоки и прочие органы. К настенным металлическим дискам были прикручены головы монстров с рогами и шипами. Я заметила на столе миску со змеиными черепами, а рядом с ней – поднос, ощетинившийся обрезанными когтями.

Значит, Ральф Стрэнджвейс не просто приручал Древних, он на них охотился.

– Давайте поступим по-умному, – Блэквуд переложил свечу из одной руки в другую, и пламя заколебалось. – Записывайте все, что вы видите. Когда мы пройдем всю комнату, продолжим исследовать остальной дом.

Да, остальной дом. В торце нас ожидали две закрытые деревянные двери, украшенные резьбой. На той, что слева, были единороги и сатиры с козлиными копытами, скачущие среди цветов и деревьев. Мария распахнула дверь, и за ней открылась обеденная зала с деревянным столом, резными стульями и полом из сланца. Ничего особенного.

Резьба на двери справа была менее безобидной. Деревья без листьев, наверху – большие грозные тучи. Дьяволы с острыми рогами танцевали вокруг молодой полураздетой женщины, которая открыла рот в немом крике.

Очаровательно…

Мария рывком открыла дверь и исчезла в совершенно темном коридоре. Что, черт побери, она задумала? Мальчики были слишком загипнотизированы Древними, чтобы обратить внимание, но я решила остановить ее.

– Мария, куда ты пошла? – позвала я, но дальше порога не двинулась. Темнота казалась кошмарной. Я отпрянула, как будто она могла меня укусить.

– Тут может быть больше чудес, – прокричала Мария издали. Огонь ее свечи исчез за поворотом. – Я хочу посмотреть, куда этот коридор ведет.

– Подожди нас!

Но она не ответила. Я уже собралась погнаться за ней, прогнав страх, когда Блэквуд позвал меня:

– Иди посмотри на это.

Казалось, он был охвачен благоговением. Да к черту. Мария была ведьмой, и у нее был топор. Если ей понадобится помощь, думаю, она позовет.

Магнус и Блэквуд стояли перед портретом Ральфа Стрэнджвейса. У него были та же борода, как и на картине из сундука Микельмаса, те же маленькие темные глаза и тот же крючковатый нос. Рядом с ним было нарисовано некое существо. Насекомоподобное, как то, что мы видели под стеклянным колпаком, только достаточно большое, чтобы сидеть у ног Стрэнджвейса и доходить ему до талии. Из спины существа вырывались стрекозиные крылья. Создание было ярко-голубым.

– Похоже, что это написал Гольбейн, – сказал Блэквуд, когда наконец обрел голос.

– Художник при дворе короля Генриха Восьмого написал это? – пораженно спросил Магнус.

Он начал вырезать портрет из рамы.

– Что ты делаешь? – Блэквуд пришел в ужас.

– Может быть, Уайтчёрч захочет на это посмотреть. – Магнус свернул картину в трубочку и засунул ее в свой мешок. Он приподнял бровь: – Не знал, что ты такой любитель искусства, Блэки.

– Не ссорьтесь, – сказала я, прежде чем они начали отпускать по-настоящему саркастичные замечания. – Мы должны пойти за Марией. Она…

Пронзительный крик разорвал тишину, эхом отражаясь от открытого дверного проема.

Даже не подумав, я бросилась в коридор. Пламя моей свечи быстро погасло. Как будто я зашла в какой-то черный инопланетный мир. Моя способность возгораться пригодилась как никогда. Глядя по сторонам, я искала дверные проемы, или окна, или хоть что-нибудь. Но там ничего не было – ничего. Иногда казалось, что темнота журчит и булькает. Это походило на путешествие по огромной петле кишечника, как будто дом переваривает меня, наслаждаясь.

Прекрати. Мысли было достаточно, чтобы волосы встали дыбом. Где, черт побери, Мария?

Свернув за угол, я практически споткнулась об нее. Мария, съежившись у стены, закрыла уши руками, лицо было напряжено от ужаса и боли. Свеча погасла. Как долго она сидела в темноте?

– Ты чувствуешь это, разве нет? – прошептала она. Ее колени были плотно прижаты к груди, карие глаза широко раскрыты, она совершенно не походила на ту воительницу, какой мы ее видели.

– Чувствую что?

И тут у меня поплыло перед глазами. Сквозь вуаль исходящего от меня огня я посмотрела туда, куда показывала Мария. Коридор кончился тупиком, и там, в стене, была… дверь.

Снаружи она казалась обычной. Но за этой дверью пульсировало колдовство, алчно взывая ко мне. Ощущение было еще сильнее, чем в холле, где хранились ужасные экспонаты. Я поняла: вот то, что мы должны были найти.

Собравшись с силами, я открыла дверь и зашла внутрь.

Все в комнате кричало колдовством. Руны, вырезанные на деревянном полу, стенах и потолке. Круги, завитки и линии рун… Мне стало дурно. Хотя я ничего не могла прочитать, я каким-то образом знала, что это непристойно. Что это было вопреки разуму.

Приглядевшись повнимательнее, я заметила, что некоторые из рун были соскоблены или выжжены. Я боялась представить, какой была эта комната до того, как убрали… Лишнее.

Затем я увидела вырезанные детской нетвердой рукой слова. Большинство – не на английском, но две фразы я прочла без труда. «Да здравствует Добрый Император», – гласила одна. А рядом печатными буквами: «ЗАСВИДЕТЕЛЬСТВУЕТЕ ЕГО УЛЫБКУ».

Мой мозг запульсировал в черепной коробке – слишком сильным было воздействие колдовства. Я закрыла уши руками, и это немного притупило боль. Кроме завитков рун и надписей в комнате были только два предмета.

Первый – клетка. Примерно такого размера, что в нее мог вместиться человек. Прутья были погнутые и изъеденные ржавчиной. Похоже, клетку вскрыли изнутри.

Я перевела взгляд на второй предмет, лежащий на полу.

Это было… тело. Точнее, скелет. Разинутый рот черепа усмехался, зубы кривые и желтые.

Мои глаза прошлись по одежде, истлевшей и побитой молью. Рукава с буфами и камзол выглядели знакомыми… как на картине, которую только что украл Магнус.

– Привет, Ральф Стрэнджвейс, – прошептала я.

Останки прародителя английского колдовского сообщества лежали у моих ног, и я сомневалась, что его смерть была естественной. Судя по изорванному в клочья камзолу на спине, в него что-то вцепилось. Наверное, то, что было заперто в этой клетке.

Я закрыла нос платком и продолжила осматривать комнату. Все остальные подошли, но заходить не стали. Магнус стоял в дверном проеме, открыв рот. В пульсирующем свете огня он выглядел как привидение, его тень искривлялась на полу.

– Не заходи, – сказала я хриплым голосом.

– Я и не стану, – отозвался он. – Хоуэл, убирайся оттуда. Тут чувствуется… зло.

Мое горение прекратилось, и комната погрузилась в непроглядную тьму, если не считать свечи Магнуса, которую ему каким-то образом удалось сохранить зажженной. Я пересекла комнату, подошла к нему, взяла свечу и подняла ее над головой, более внимательно осматривая помещение.

Здесь что-то было, я это чувствовала. Я заметила кинжал, свисающий с ремня Стрэнджвейса. Странный на вид металл оранжево-золотого цвета, но совершенно не заржавевший. Как могла быстро, я расстегнула ремень на талии скелета. Никогда раньше не крала с мертвых и надеялась, что больше такого не будет.

Вот оно. Вот что мы должны были здесь найти, не так ли?

Я хотела убраться из этой комнаты, но тут мое внимание привлекло что-то лежавшее рядом с клеткой.

Книга. Совершенно обычная книга. Не в силах совладать с искушением, я схватила ее и выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь. В голове перестало пульсировать в ту же минуту, как я покинула это про клятое место и вручила Магнусу его свечу. Блэквуд поднял Марию на ноги, хотя она все еще закрывала уши руками.

– Что здесь такое? – спросил Блэквуд.

– Стрэнджвейс держал здесь что-то в неволе, и оно ему отомстило, – сказала я, вручая Блэквуду книгу.

Мы торопились скорее уйти, следуя по невероятным поворотами коридора. А вдруг мы потеряемся? Что, если мы будем бродить здесь вечно, пока не станем тьмой, а тьма – нами?

Откуда пришла эта мысль? Мы бежали до тех пор, пока свет впереди не проколол тьму. Магнус пинком закрыл резную дверь. Задыхаясь, я поклялась себе никогда больше туда не заходить. Холодный пот выступил капельками на лбу. Я снова почувствовала себя маленьким ребенком, крепко схватившимся за одеяло и ждущим, что сейчас из темных углов комнаты за ним придут воспетые в легендах монстры.

Блэквуд отошел от нас и полистал страницы книги, на лице у него ничего не отражалось. Взяв Марию за руку, я провела ее через комнату. К ее щекам начал возвращаться румянец.

Этот ужасный дом был памятником извращениям Стрэнджвейса, и ничем более. Что мы получили, придя сюда?

– Ох и ничего себе, – пробормотал Блэквуд. Он повернул книгу в мою сторону. – Посмотри.

Страницы пестрели набросками фигур, которые Стрэнджвейс выставил в холле. Внимание Блэквуда привлек шар со щетиной темных волос по всему телу. Это выглядело в точности так, как Молокорон, великий Бледный Разрушитель. Я выхватила книгу из рук Блэквуда и стала читать.

«Чтобы отогнать, использовать кариц…» – рукописный шрифт был довольно читабельным, но что такое «кариц», я понятия не имела. Там были рисунки, показывающие, в какие части тела надо атаковать Молокорона, пористые участки, которые я раньше никогда не замечала.

Перевернув страницу, я обнаружила рисунок цепи, которая довольно хорошо прилегала к лапе какого-то ящероподобного существа.

Ральф Стрэнджвейс не только написал книгу о Древних. Он показал нам, как поразить их.

 

8

– Что, черт возьми, он подразумевает под кар… как там дальше? – Магнус посмотрел мне через плечо и указал на страницу. У меня дрожали руки, пока я перелистывала страницы. Приходилось соблюдать осторожность: бумага была тонкой.

– Вот это, я полагаю. – Я показала набросок похожего на флейту инструмента, но с мундштуком странной формы.

Блэквуд забрал у меня книгу и еще раз пролистал ее, задав вслух вопрос:

– В ней говорится что-нибудь о Ре́леме?

Он поискал, но нет. По какой-то причине Бескожий Человек был единственным из семи Древних, который не встречался в книге Стрэнджвейса. Что это значило?

– Давай вернемся к оружию, – попросила я.

На одном из набросков была коса устрашающего вида со множеством металлических зубьев по краю лезвия. Она выглядела странно знакомой.

– Подожди-ка минуту… – Я развернулась и посмотрела на стены.

Да. Когда мы только зашли, я была слишком поражена, чтобы обратить внимание. Но вокруг нас было всевозможное оружие.

Коса, как в книге, висела рядом со стеклянным ящиком, который содержал в себе череп с рогами. Изогнутые сабли, с лезвиями, похожими на штопоры, также были размещены на стенах. Кинжалы с тремя зубцами лежали на столе. Мы обнаружили три «флейты», ручной фонарь, от которого исходило мягкое неослабевающее свечение, и свисток, вырезанный из изогнутой кости, лежащий на бархатной подушке под стеклянным колпаком.

Магнус снял со стены одну из кривых сабель. Он попытался помахать ею, но раненая рука затрудняла его движения.

Лезвия были выкованы из того же темного оранжево-золотого материала, в точности как кинжал Стрэнджвейса.

Блэквуд начал собирать все оружие, до которого только мог добраться: косу, копья, кинжалы. Мария взяла фонарь. Я воспользовалась Кашкой, чтобы разбить стеклянный ящик, и схватила свисток.

– Нам надо уходить, – нахмурилась Мария. – В этом доме чувствуется что-то живое.

Она оглянулась на дверь с вырезанными дьяволами.

Я вернулась к входной двери, чтобы выглянуть в сад. Солнечное сияние все еще было ярким, а бриз свежим. Несмотря на чудеса этого дома, я отчаянно хотела уйти. Мария была права. С этим местом что-то не так.

– Генриетта, – позвала Мария. – Иди посмотри на это.

Я встала рядом с ней у стены.

– Как ты думаешь, что это? – указала она.

На стене были вырезаны сотни имен. Некоторые – большими петлеобразными буквами, другие мелко теснились. Мое внимание привлекло знакомое имя: Дариус Ла Гранд. Он был колдуном из восемнадцатого века, французом, который сбежал от Революции и приехал в Англию, чтобы заниматься алхимией.

– Все это – колдуны, – сказала я и осторожно провела пальцами по имени Ла Гранда.

– Значит, в этом доме останавливались пилигримы? – спросила Мария.

– Похоже на то. Возможно, это было способом почтить родоначальника дара. – Я просматривала имена, пока еще одно не привлекло мое внимание. Искры сами по себе сорвались с моей руки.

– Поосторожнее! – Мария провела рукой по брюкам.

– Извини, – пробормотала я, сплетая пальцы вместе. Чтобы удостовериться, пододвинулась ближе.

Уильям Хоуэл. Буквы были ровными, как по линейке. По моему телу побежали мурашки. Мой отец был здесь. Прикоснувшись к буквам, я представила, как он стоит на этом самом месте. Вообразила, как берет нож и вырезает свое имя на стене. Когда он здесь побывал?

– Хоуэл? Повернись, – сказал Блэквуд. Его голос был спокойным, но напряжение в нем нельзя было игнорировать.

В открытом дверном проеме была скрытая тенью фигура. На один миг у меня остановилось сердце, я испугалась, что это был фамильяр или… Ре́лем собственной персоной.

Но нет. Я заметила покрытые листьями ветви, выступающие из головы существа. Оно не отличалось ростом – доходило только до груди Блэквуда, однако свирепые черные глаза говорили о том, что его силу нельзя недооценивать. Кожа была зеленоватого оттенка, такого же, как болотная вода. К груди и ногам была привязана кора – вместо доспехов, очевидно. Воздух пропитался запахом сырой земли и белого болотного мха, достаточно сильным, чтобы вызвать у меня рвотный позыв. Существо подняло над головой свое оружие – заостренную палку.

Не какое-нибудь существо – фейри. Было ясно, что перед нами – представитель одного из низших сословий Темного двора. Чем более «грязной» была кровь фейри, тем меньше человеческого было в их облике.

– Приближенные Каина, вы нарушили чужие владения, – заявил он булькающим голосом. Каин? Конечно: библейский персонаж, который убил своего брата Авеля. Фейри были невысокого мнения о людях.

– Здравствуй, приятель. Рад встрече. – Блэквуд изобразил низкий поклон; он был грациозен, как танцор. – Мой добрый друг, твоя красавица королева сидит под этим холмом?

– Здравствуй, приятель. Рад встрече. – Фейри поклонился в ответ, но его движения были неуклюжими. Суставы скрипели, как дерево, набухшее от воды. – Моя королева терпит ваше присутствие. Вы нарушили ее владения.

– Нарушили владения? – возмутилась я. – Это не колдовское царство.

– Хоуэл! – Напряжение в голосе Блэквуда возросло, в нем слышалось предупреждение. Фейри заворчал. Солоноватая вода стекала с него на пол, образуя лужу.

– Моя королева занимает земли, переданные лесу. Земли, преданные гниению, – добавил он. Его булькающий голос стал более колючим. – Вы что, не заметили, что на это место наведены чары? Вы должны за это понести наказание, приближенные Каина.

Похожие на черных жуков глаза засияли: «Смерть».

О, черт!

– Дорогой друг, – Блэквуд снова низко поклонился. – Я прошу о переговорах с королевой Мэб.

– Моя королева сегодня ужинает у подножия холма, – сказал фейри. – Будьте осторожны, потому что ее аппетит велик.

Блэквуд резко вдохнул; у меня появилось чувство, что это дурной знак. Хоть бы раз, один-единственный раз мы встретили какое-нибудь доброе веселое создание, желающее с нами обняться!

– Мы хотели бы встретиться с ней, пока она будет за столом, – ответил Блэквуд.

– Следуйте за мной, – сказал фейри.

Магнус, Мария и я обменялись взглядами, в которых диапазон эмоций был от крайней степени удивления до тихого ужаса.

– У нас есть выбор? – спросила Мария.

– За тобой когда-нибудь охотилась по лесам свора лающих гончих собак, направляемых гоблинами? – пробормотал Блэквуд. – Наш выбор: переговоры или казнь.

Он переступил через порог; в одной руке он держал свой мешок, оружие было привязано к его спине и талии. Я проверила собственную коллекцию – свисток из кости и кинжал Стрэнджвейса – и двинулась за ним.

– Послушайте. Это важно, – сказал Блэквуд, когда все мы вышли наружу. – Если они предложат вам еду или напиток, говорите «нет». Если они предложат потанцевать, говорите «нет». Если они предложат что угодно, будьте вежливы, когда отказываетесь, но не говорите «спасибо». Они посчитают, что вы приняли предложение.

– Хотела бы я, чтобы мы встретились со Светлым двором, а не с Темным, – пробормотала я.

Пока фейри вел нас, Блэквуд шел рядом со мной.

– Это повсеместное ложное представление. Люди часто думают, что свет – это добро, а тьма – это зло. Они разные, да, но не полностью разобщены. Мэб более суматошная, чем Титания, королева Света. Но Титания более холодная. Она даже не притворяется, что ей наплевать на людей.

Воистину, я каждый день узнавала что-то новое и пугающее.

Мы следовали за фейри, а потом он исчез за большой ивой на краю поля. Что мне однажды сказал Агриппа? Входы на территорию фейри расположены там, где тени, вне видимости непосвященных.

– Смотри под ноги, – прошептал мне Блэквуд.

Мы перешагнули через корни. У меня подогнулись ноги, и я провалилась сквозь землю.

С шишковатых кончиков корней над нашими головами стекала вода, стены состояли из влажного чернозема. Мои ладони и колени были совершенно мокрыми. Поднимаясь на ноги, я еле-еле смогла различить остальных, пока они пытались сориентироваться в темноте. Блэквуд ухватился за стену, чтобы сохранить равновесие, Магнус с Марией были позади него.

Фейри ждал нас у входа в большой и совсем не гостеприимный туннель.

– Не сходите с тропинки, – заявил он.

По обеим сторонам слабо светились поганки. Мы собрались группкой, и мне стало легче.

Фейри двигался медленно, его ноги плохо сгибались в коленях. Он вел нас кругами, изгибами и поворотами, я даже начала бояться, что мы сбились с пути. Не такие ли истории мне рассказывали, когда я была маленькой? Что фейри уводят детей в бесконечный лабиринт, пообещав им серебряных пуговиц и конфет, а отпускают по прошествии двухсот лет.

Наконец мы оказались в большой куполообразной пещере. Высокий потолок был украшен мигающими огоньками, до смешного длинный стол тянулся от одного конца пещеры до другого. Ткань, покрывающая стол, представляла собой истлевший зеленый шелк с пятнами от воды. По всей длине стола громоздились деликатесы. На первый взгляд пища выглядела нормальной: там были жареный фазан, кабан, приготовленный на вертеле, и маленькие пирожные с блестящей глазировкой. Взглянув вновь, я поняла, что ошибалась. Фазан на самом деле был большой летучей мышью, дикий кабан – ящероподобным существом, лишь отдаленно напоминающим свинью, а на пирожных светились глаза. Предупреждение Блэквуда ничего не есть оказалось чрезвычайно мудрым. Но по крайней мере, эта компания наслаждалась. Пронзительный смех резал уши. Все фейри были очень причудливо одеты. Наряды леди – это отдельная история. Кажется, одно из вечерних платьев было сделано из тысяч трепещущих крыльев моли; другое состояло из дыма, который скользил вокруг бледной кожи. На джентльменах были старомодные белые парики, сияющие паутиной, и поеденные молью красные и зеленые бархатные костюмы. Мелодии, насвистываемые существами, плавающими в воздухе, были фальшивыми – никто из них не попадал в такт.

Блэквуд прижал меня к себе и крепко обхватил рукой за талию. Я чуть было не надавала ему пощечин.

– Мы должны держаться парами, или они попытаются нас сами рассадить, – прошептал он.

Магнус последовал его примеру и сгреб Марию.

Меня постоянно дергали за локоть. Две черноглазые женщины дикой красоты доброжелательно мне улыбнулись.

– Присоединяйтесь к пиру, – проворковала одна из них.

– Божественные пироги, – сказала другая, впиваясь в один из них зубами. Из пирога вытекло кроваво-красное желе. Я взмолилась, чтобы это и правда было желе.

– Кажется, это была наша ошибка, – простонал сквозь зубы Магнус, когда до него дотронулась женщина с длинными и острыми когтями.

Чем больше я наблюдала за фейри, тем больше их внешность менялась – человеческий облик был лишь маской, и она быстро слетала. Идеальные носы становились длиннее, жемчужные зубы заострялись. Глаза становились красными или цвета расплавленного золота.

Приведший нас фейри – спасибо ему – развернулся и прокричал:

– Они – почетные гости королевы! Дайте им пройти!

Фейри надули губы и вернулись к своим тарелкам. Пока мы с Блэквудом, вцепившись друг в друга, шли к трону, наши сердца бешено колотились.

– Мой маленький лордик? – вывел трель высокий голос. – Подойди, Джорджи. Сколько лет, сколько зим.

Трон от пола отделяли шесть земляных ступеней. Женщина сидела, перекинув одну босую ногу через подлокотник. Но даже так она выглядела по-королевски. Это, должно быть, Мэб. Королева была миниатюрной и изысканно прекрасной. По виду – не больше девятнадцати. Белые, похожие на паутину волосы плавали в воздухе у нее над головой. Диадема из жемчуга и лунного камня сверкала даже в приглушенном свете.

– Ах, мой маленький лордик, – захихикала она, когда Блэквуд подошел к подножию трона и поклонился. – Все еще красив. Увы, красота с вами, смертными, долго не задерживается, но это делает ее еще более драгоценной. – Презрительно фыркнув, Мэб сменила тему: – А у нас тут настоящая вечеринка, мои маленькие смертные. Такая восхитительная музыка!

Она поковырялась в зубах и взяла с тарелки пирожное.

– Мне это нравится, – проговорила она, размазывая ножом, который, кажется, был сделан из кости, джем. Только сейчас до меня дошло, что все тарелки и приборы на столе были костяные. – Хотя я иногда скучаю по старым добрым деликатесам. Сердце римского легионера, приготовленное на бренди. Вкуснейшее! Его так здорово было есть промозглым осенним вечером…

– Моя королева, мы смиренно просим разрешения воспользоваться вашими дорогами, чтобы вернуться в царство смертных. Мы не хотели вторгаться в ваши земли в Корнуолле, – почтительно произнес Блэквуд.

Мэб вздохнула, слезла с трона и подошла к нам. На ней не было корсета, а только вздымающееся волнами белое вечернее платье, сотканное, кажется, из паутины. Один коротенький рукавчик соскользнул с ее бледного плеча, давая мне гораздо больше обзора, чем хотелось бы. Королева подошла к Блэквуду и помахала у него перед носом испачканным в джеме ножом.

– Ты и сам знаешь, котик, что нужно заплатить дань. Я не могу позволить людям толпами бегать по моим землям. Что тогда произойдет? – Она сузила глаза и надула губки. – Мне придется их съесть, вот что.

– Если Вашему Высочеству так угодно, то что может быть данью? – спросила Мария. Черт побери, не боялась же. Мэб разулыбалась.

– А она мне нравится. Возможно, я сделаю ее домашним любимцем. – Мэб протянула к Марии руку, и я заслонила девушку. Мэб сердито посмотрела на меня. – Нет. Не ты. Ты слишком высокая, чтобы тащить мою карету из грецкого ореха.

Ненавижу фейри.

Поняв намек Блэквуда, я постаралась быть самой вежливостью:

– Ваше Высочество, я Генриетта Хоуэл, Горящая Роза Англии, предначертанная, чтобы истребить Древних. – Фейри нравились длинные и цветистые титулы. Я сделала реверанс. – Мы – ваши союзники в этой войне. Разрешение безопасно проходить по вашим землям покажет благородство вашего характера… и идеально подчеркнет вашу непревзойденную красоту.

Королева Мэб просияла, по ее зубам был размазан ежевичный джем.

– Мне нравится вот эта высокая, – сказала Мэб и ткнула меня в живот.

– Ваше Высочество безупречны и настолько же щедры, как и прекрасны, – сказал Блэквуд, его голос был шелковым. Он кивнул мне. Очевидно, у меня получилось хорошо.

Мэб снова изучающе посмотрела на Марию – думаю, она говорила серьезно о том, чтобы забрать девушку, но Мария погладила свой топор, и королева отвернулась. Конечно. Фейри презирали железо.

– Ты не похож на вашего подлого Императора, Джорджи. Вот почему ты мне нравишься. Ты знаешь, он приходил повидать меня на прошлой неделе и требовал, чтобы я открыла свои дороги для его Ордена. Он сказал: «Легче будет перемещать чародеев по стране». Невообразимо! – Ее паутинообразные волосы встали дыбом от возмущения. – Я даже своей сестре не позволяю пользоваться моими дорогами, так почему он считает, что у него есть такое право?

– Мы союзники в этой войне, – без запинки сказал Блэквуд.

– Я уже отдала этой дурацкой войне столько своих любимых подданных… Ты знаешь, что тысяча восемьсот гоблинов были зарезаны под Манчестером? Еще и двух недель не прошло… И все равно Император требует еще большего. – В ее глазах заблестели слезы, предположительно по убитым солдатам. Из-за этого я немного оттаяла по отношению к ней.

– Прошу прощения, Ваше Высочество, за любую бестактность. – Блэквуд выглядел искренним, и, казалось, Мэб смягчилась.

– Это ничего не меняет. Должна быть дань. – Она угрожала. И думала. – Разбитое сердце. Сердечная боль – это такой деликатес. Это будет подарок на память, да. И очень славный.

Она начала нас обнюхивать, одного за другим. И остановилась передо мной. О черт.

– Ммм, такое сложное. – Мэб встала на цыпочки и прошлась рукой по моим волосам. Я не двигалась. – Я нахожу, что сердца женщин более сложные, чем сердца мужчин. Менее зрелые, менее страстные, но очень сложные. – Она провела нежным розовым язычком по нижней губе: – Как вкусно!

Мне пришлось сдерживаться, чтобы не оттолкнуть ее. От напряжения я поджала пальцы на ногах.

– Чего вы хотите от меня, Ваше Высочество? – Я не буду бояться.

– Кусочек твоего сердца, – проворковала она, погладив меня по щеке своей маленькой сухой ручкой. Ее глаза блестели, животные и дикие. – Один из тех моментов, что дает тебе лучик надежды в пасмурный день.

Мой ум взбунтовался. Что она возьмет? Мгновение на болоте с Руком? Вечернюю партию в шахматы с Агриппой? Как она это заберет?

Мэб, должно быть, прочитала в моих глазах протест.

– Иначе вы отсюда не выберетесь. – Ее интонации были сладкими, почти оскорбительными.

– Я мог бы… – начал было Блэквуд, но Мэб отмахнулась от него.

– У тебя нет ничего, что могло бы меня заинтересовать, Джорджи, – ровным голосом произнесла она. – Твои чувства всегда такие заурядные.

Блэквуд сжал челюсти; в глазах танцевал подавляемый гнев. С этим надо было заканчивать.

– Хорошо, – сказала я. – Делайте что хотите.

Я сжала руки, чтобы она не увидела, как они дрожат. Мэб поднесла пальцы к моим губам. Я замерла в ожидании, и тут Магнус шагнул вперед.

– Ваше Высочество… – Он элегантно поклонился, так же низко, как Блэквуд. В своем морском кителе и бриджах, с кожей, бронзовой от солнца, Магнус походил на маленький кусочек света в этом подземном мире. – Вы говорите, сердца молодых людей более зрелые. Почему бы не попробовать мое?

– Нет, Магнус, – быстро произнесла я, но ноздри Мэб затрепетали. Она подкралась ближе и примостилась рядом с ним, вплетая свою маленькую ручку в его непослушные золотисто-каштановые волосы. Королева приложила щеку к груди Магнуса.

– Такая боль! – Мэб замерла и застучала зубами. – Как я ее пропустила?

Она обхватила его шею руками, маленькие ступни повисли в воздухе. Магнус застонал.

– О, я должна это попробовать. Дай мне воспоминание, – прошептала она ему на ухо.

Магнус вздрогнул.

– Пожалуйста, возьмите одно из моих, – сказала я.

– Нет, нет. Я хочу эти. – Мэб поцеловала Магнуса в висок. – Такое прекрасное лицо. Одно из самых прекрасных на моей памяти. Я хотела бы увидеть тебя закованным в цепи с другими моими питомцами.

Если она попытается заковать его в цепи, то я заберу сердце у нее.

– Я предпочитаю цепям другие формы времяпрепровождения, мадам, – сказал он. Его сдержанность была непоколебима.

Мэб рассмеялась; звенящий звук бьющегося стекла.

– Твоя боль такая изысканная, мой маленький воин. – Она провела ладонью по его руке. – Такой вкус у тех, кто не привык к поражениям.

Магнус закрыл глаза.

– Если вам что-то нужно, Ваше Высочество, пожалуйста, возьмите, – сказал он напряженным голосом.

– Тогда отдай мне самое драгоценное воспоминание, – прошептала она ему на ухо.

Блэквуд поймал мой взгляд.

– Не двигайся, – выдохнул он.

– Быстрее, пожалуйста, – прошептал Магнус.

Мэб прикоснулась к его губам, надавила рукой ему на сердце и потянула. Магнус застонал; по мере того как она давила сильнее, на его лице проступала боль. Я вздрогнула, когда услышала, как он вскрикнул. Я чувствовала себя такой же беспомощной, как если бы смотрела сквозь прутья клетки.

Ко мне подошла Мария.

– Бедный, – прошептала она и придержала меня за руку: она и утешала, и контролировала меня, на случай если я захочу действовать.

– Вот оно, – проворковала Мэб, держа в руках какую-то странную штуку, пульсирующую светом. Сияние было мягким и нежным, молочно-белым, слегка окрашенным в голубой. Магнус скривился, прижав руку к груди. Он в отчаянии смотрел, как королева держит кусочек его души. Кусочек, который она забрала.

А затем она его съела. Заглотила, как пирожное.

Магнус закрыл лицо руками.

– Стерва, – прорычала я, и у меня на глазах выступили слезы. Мария впилась пальцами мне в руку. Мэб улыбнулась.

– Я знаю, – нараспев сказала она, легко поднялась по ступеням трона и села в прежней позе. – Теперь вы можете воспользоваться моими дорогами. Но помните, вы не должны сходить с них! – крикнула она, когда мы двинулись к выходу за ее покрытым корой рыцарем.

Я проскользнула к Магнусу.

– Ты в порядке?

Когда я попыталась взять Магнуса за руку, он отстранился, покачав головой.

– Ненавижу это задание.

– Спасибо тебе, – шепнула я.

– В самом деле. Ты был… храбрым, – сказал Блэквуд, подойдя к нам. Его голос дрогнул, как будто на то, чтобы похвалить Магнуса, потребовались физические усилия. Мария ничего не сказала, но в знак утешения положила руку ему на плечо.

Какая я негодяйка! Надо было заставить Мэб взять что-то у меня, как она и хотела. Магнус шел впереди, а мне было стыдно.

Тропинка вилась перед нами, становясь все более каменистой и неровной. Нам едва хватало пространства, чтобы идти гуськом. Когда тропинка еще больше сузилась, нас с обеих сторон стали звать шепчущие голоса. Слушая их, я чувствовала, как у меня начинают тяжелеть веки. Ноги ослабели; мне захотелось развернуться, сесть и отдохнуть…

– Продолжай двигаться, – Мария сгребла меня за воротник и встряхнула. – Они знают, как тебя обмануть.

Снова встряхнув меня, она зажала уши руками.

Я пробормотала слова благодарности и, чтобы прийти в чувство, отвесила себе пощечины, потом тоже зажала уши.

Тропинка круто шла вверх, вверх, вверх. У меня ломило в висках, как будто кто-то надел мне на голову кожаный обруч и сжимал его все сильнее, я была близка к тому, чтобы сойти с ума.

Еще два удара сердца, и мы выбрались на поверхность. Секундой раньше над нами была темная земля. В следующее мгновение солнце светило так ярко, что у меня защипали и заслезились глаза.

Когда мы материализовались из ниоткуда, послышались возгласы удивления. Мария стояла рядом со мной, с изумлением глядя на булыжники у нас под ногами.

– Мать честная! – пробормотала она. – Где мы?

– В Лондоне. – Мои глаза привыкли к свету, и я смогла разглядеть улицы. Мы вышли рядом с собором Святого Павла. Красивый кеб резко остановился, лошади встали на дыбы. Краснолицый кучер кричал нам непристойности, пока не разглядел получше. Тогда он побледнел.

– Чародеи… – пробормотал он.

Мария прижалась поближе ко мне, как животное в поисках защиты. Бывала ли она раньше в городах?

Мы быстро ушли с улицы. Благодаря фейри мы вернулись в Лондон в рекордные сроки. Сейчас я чувствовала, как странно мы, должно быть, выглядим, с косами и флейтами, привязанными к спинам, кинжалами и саблями, свисающими с ремней, костяным свистком у меня на шее и зловеще светящимся фонарем в руке Марии.

– Что будем делать? – спросил Магнус и улыбнулся толпе.

– Известим Уайтчёрча и Королеву, – ответил Блэквуд, поправляя косу на спине. Острые зубья лезвия находились в опасной близости к его голове. Пожалуй, было бы хорошей идеей снять оружие. – Но сначала мы пойдем домой.

 

9

В вестибюле дома Блэквуда мы, вздохнув с облегчением, сбросили мешки и отстегнули оружие. Лакеи ничего не сказали, когда помогали нам, но я наблюдала за выражениями их лиц, пока они занимались изогнутыми саблями и кинжалами, – это был шок. Я проверила свой мешок: да, книга Стрэнджвейса была там.

В тот же миг, как я сняла оружие, я оглядела коридор, надеясь заприметить Рука. К сожалению, его там не было.

– Рук здесь? – спросила я дворецкого.

– Я полагаю, он снаружи, мисс, – ответил мужчина, держа фонарь на расстоянии вытянутой руки.

Скорее всего, Рук был за работой. Проклятье.

Мария настороженно оглядывалась, переступая с ноги на ногу.

– Чувствуй себя как дома, – вежливо сказал ей Блэквуд, уходя.

Я представила, что в уме он уже составляет письмо Уайтчёрчу. Дорогой Император, мы нашли музей монстров и скелет Стрэнджвейса. Как нам поступить с оружием?

Но опять же, может, он найдет более тонкий подход?

Мария подошла к Магнусу.

– Я позабочусь о твоей руке, – сказала она, но он покачал головой.

– Рука не болит, а мне надо отойти, чтобы повидать мать. Она должна знать, что я вернулся. – Магнус кивнул. – Сообщите, когда Уайтчёрч ответит, – сказал он. Парадная дверь закрылась за ним, и в коридоре снова стало тихо.

Мы остались вдвоем с Марией. Полагаю, в этих великолепных интерьерах, среди дорогой мебели и богатых бархатных драпировок, она чувствовала себя не на своем месте. И в самом деле, ее следующие слова были:

– Мне надо идти.

– Куда ты пойдешь? – я попыталась не казаться слишком заинтересованной.

– Возможно, направлюсь на восток, затем на север. Смысл в том, чтобы продолжать движение, – она пожала плечами.

– Сама по себе? – Я скрестила пальцы. – Могу ли я как-то убедить тебя остаться?

– Ваша светлость, мрачный лорд может этого не одобрить. – Она покраснела. – К тому же я чувствую себя некомфортно. Со всем уважением.

Она бросила взгляд на ковер, как будто он ее укусит: взгляд, который я понимала слишком хорошо.

– Знаешь, я чувствовала себя так же, когда только приехала в Лондон. Я раньше училась, а потом и работала в благотворительной школе.

– О-о-о, так ты не всегда была великосветской леди? – искренне воскликнула она. Только бы не засмеяться!

– Обыкновенно я получала десять порок за неидеальную каллиграфию. Так что я очень далека от великосветской леди.

– Тебя били? – От удивления лицо Марии просветлело. Пора было действовать.

– Можно я тебе что-то покажу? – спросила я.

Она проследовала за мной наверх, на последний этаж дома, к покоям Фенсвика. Я открыла дверь и провела ее внутрь. При виде засушенных трав и цветов, мисок и пестиков, медных сковородок и горшков выражение ее лица изменилось. Она встала коленями на скамейку и принялась изучать порошки.

– Это измельченная примула? Я чувствую по аромату. – Она издала радостный вопль: – Кто бы этим ни занимался, у нее умелые руки. Но зачем ей понадобилось играть со жгущейся крапивой?

– А кто сказал, что это была она? – проворчал Фенсвик, заходя в комнату, на его шее болталась связка зубчиков чеснока. Он забрался на стол и отряхнул с брюк пыльцу. – И как, ради всего святого, ты распознала крапиву?

– Слишком острый запах, чтобы это было что-то еще. – Мария облокотилась на стол. Подперев голову руками, она просияла от удовольствия. – Ты – домовой, так ведь?

– А ты – рыжеволосая злодейка, – сказал Фенсвик, и оба его уха распрямились. Он подумал, что Мария отпускает шутки.

– Говорят, домовые знают секреты всех растений солнечного и подлунного мира. Потрясающие целители.

Кажется, это сработало. Фенсвик с гордостью рассматривал свои когти, а Мария перемещалась по комнате, то и дело прикасаясь к чему-то.

– У большинства чародеев нет таких аптечных пунктов. Это слишком походит на…

– Ведьмовство? – закончила я за нее.

Вот оно. Я почувствовала покалывание угольков, расцветающее в линиях моих ладоней, – предупреждение, что надо быть осторожной. Мария замолчала, как животное, пытающееся решить, бороться или бежать.

– Не знаю, – осторожно сказала она.

Фенсвик перестал измельчать чеснок и поднял голову. Рука Марии потянулась к топору на поясе.

Я настойчиво наступала дальше:

– Мне нужна твоя помощь.

– А именно? – Дружелюбный свет исчез из ее карих глаз.

– Один дорогой мне человек болен. – Я встала перед дверью на случай, если она попытается убежать.

– Он умирает? – взгляд Марии немного потеплел.

– Хуже, – прошептала я.

При этих словах Мария фыркнула:

– Что может быть хуже смерти?

– Генриетта… – в голосе Фенсвика также было предупреждение, но ради Рука я не могла останавливаться.

– Трансформация.

Я быстро рассказала свою историю. О способности вызывать огонь (она уже это видела), о том, как меня нашли и привезли сюда, в Лондон. О страхе быть раскрытой, когда я обнаружила свое волшебное происхождение, о моем коротком заключении и предательстве. И о Руке, о его власти над тенями, о том, что мы с Фенсвиком для него сделали.

Пока я говорила, Мария села, а Фенсвик заварил клюквенный чай, горький, но освежающий. Но к чаю я не притронулась.

Когда я закончила, Мария немного помолчала.

– Значит, ты не их Предначертанная? – Она была поражена. – И ты думаешь, я могу спасти твоего друга?

– Я видела, как ты исцелила себя от яда фамильяра, – сказала я.

Она задрожала:

– Мои… способности… естественные. А способности Древних – нет.

О нет, я не могла ее потерять. Лихорадочно соображая, я сказала:

– Послушай. Это чудо, что ты до сих пор не столкнулась с Древними. Что случится, если ты встретишь одного из них, используешь свои силы и кто-то увидит это? Чародеи – не единственные, кто против ведьмовства.

Действительно, после того как предательство Мэри Уиллоубай было открыто, простые люди взбунтовались, особенно на севере. Они делали такие вещи, по сравнению с которыми сожжения казались цветочками.

Мария покусала нижнюю губу. Я видела, что она взвешивает мои слова.

– Никто тебя здесь не найдет. Если ты мне поможешь, взамен я дам тебе все, что ты захочешь.

Как раз в этот момент дверь открылась, и в комнату вбежал Рук. Он дышал часто, как будто поднимался бегом. На щеках горел яркий румянец. Как только он увидел меня, на его лице засияла широкая улыбка.

– Ты вернулась! – Он подхватил меня, обнимая. Я зарылась носом в его шею, вдыхая солнечный свет кожи. Жаль, что объятия были слишком короткими.

Заметив Марию, Рук отпустил меня и быстро поклонился.

– Прошу прощения. Не знал, что, здесь присутствует, эмм… леди, – произнес он, разглядывая ее брюки.

Я увидела, что она обратила внимание на шрамы, выглядывающие из-под его рукава у запястья. Сегодня они были воспалены и сияли красным.

– Мария Тэмплтон, – отрывисто сказала она. – Прошу прощения.

Она обошла Рука и вышла из комнаты. Проклятье. Я последовала за ней и закрыла за нами дверь, готовясь умолять…

– Я ему помогу. – Она скрестила руки на груди.

– Правда? – Мой голос стал громче от возбуждения, и она на меня шикнула.

– Мы кое-что можем попробовать, если домовой разрешит.

– Он разрешит, – быстро сказала я.

– Еще одна вещь… Мне нужна койка, здесь, наверху. Мне было бы некомфортно в ваших великолепных комнатах внизу.

– Конечно. – Я отдала бы ей половину моей крови, если бы это заставило ее остаться. – Почему ты передумала?

Конечно, если не брать в расчет мое превосходное искусство убеждать.

– Ты его любишь, – сказала она дерзко, а не вопросительно. Я покраснела. – В этом мире так мало тех, кто любит Нечистых. Это заставляет меня думать, что я могу тебе верить.

Она протянула руку:

– Мои поздравления. К твоим услугам очень умелая ведьма.

Уайтчёрч ответил Блэквуду в считаные часы. Чернила на письме были разбрызганы, слова – смазаны, очевидно, он писал второпях и бросил в руки посыльному, не заботясь о том, чтобы промокнуть.

Несмотря на то что день уже переходил в вечер, Ее Величество пригласила нас всех немедленно встретиться в Букингемском дворце. Мы с Блэквудом остановились перед дворцом и обнаружили Магнуса уже там, расхаживающего перед входом со шляпой в руках.

Двери Ее Величества охраняли воины-фейри и несколько колдунов. Фейри были того же ранга, что и тот, с которым мы недавно имели дело, их лица были покрыты мхом и лишайником, они носили деревянные доспехи и были вооружены дубинками, утыканными жуткого вида шипами. Нас они пропустили молча.

В гостиной Королевы был затейливый резной потолок; зашторенные окна не пропускали уже затухающий дневной свет. Горели лампы; в углу, под портретом старого короля, латунная клетка в форме колокола служила приютом паре поющих канареек.

Королева сидела на бархатном диване, Уайтчёрч стоял у нее за спиной. Я не могла по отсутствующему выражению лица разгадать его настроение. Как бы то ни было, его глаза разглядывали каждого из нас заинтересованно.

Блэквуд, Магнус и я стояли плечом к плечу и ждали приказаний.

– Покажите нам, – произнесла наконец Ее Величество.

Мы выложили оружие Стрэнджвейса на длинный полированный стол. Королева встала и подошла ближе, с удивлением разглядывая предметы. Особенно ее заинтересовал фонарь. Она взяла его и быстро положила обратно, как будто он ее обжег. Наконец я достала книгу Стрэнджвейса.

Что она сделает теперь? Что скажет? Одно дело – найти все это, и другое – получить разрешение пользоваться оружием. Во мне закипало нетерпеливое ожидание.

Уайтчёрч хмурился, разглядывая трофеи, но Королева выглядела все более взволнованной. Она прикоснулась пальцем к одному из оранжево-золотых кинжалов, и ее губы от удивления сложились в мягкое «О». В лавандовом платье, с волосами, зачесанными назад в простую прическу, она выглядела не как суверен в годы ужасной войны, а скорее как молодая женщина, восхищающаяся фокусами.

– Расскажите, что вам удалось выяснить, – попросил Уайтчёрч.

Магнус и Блэквуд предоставили мне ответить за нас всех. Это не было секретом – Королева была ко мне благосклонна. Я постаралась не дать этому знанию вскружить себе голову.

– Это Ральф Стренджвейс и его помощник из потустороннего мира, – сказала я, осторожно разворачивая картину.

Королева ахнула при виде монстра. Надпись провозглашала, что на картине Ральф («Р. С.») и его слуга Азуреус, что по-латыни значит «лазурный». Подходящее имя, так как существо было цвета высокого летнего неба.

– И что, эта книга подробно рассказывает о Древних? – Королева полистала страницы.

– Откуда у Стрэнджвейса могли быть такие знания? – Уайтчёрч казался недовольным. Черт. Ему не понравится то, что я собиралась предложить.

– Я полагаю, искусство колдунов пришло из мира Древних, – сказала я, и при этих словах Королева выронила костяной свисток. – Мы знаем, что Стрэнджвейс пытался подарить королю Генриху сына и открыл источник необычного колдовства. – Я скрестила пальцы. – Должно быть, он нашел дорогу в царство Древних. Это оружие специально предназначено для существ из другого мира.

– Что ты предлагаешь? – спросил Уайтчёрч, хотя я была уверена: он знал и ему это не нравилось.

– Мы должны научиться пользоваться этим оружием, – сказал Блэквуд, хотя, судя по голосу, он был не в восторге.

И вот уже Уайтчёрч закачал головой.

– Так это и начинается, – предупредил он; Ее Величество продолжала молчать. – Вот так колдуны и проникают в наше общество.

И что в этом было такого неправильного? Мне пришлось прикусить язык.

– Сэр, мы боролись с этими существами более десяти лет, – продолжил Блэквуд. – Что, если это оружие и правда содержит в себе ключ к уничтожению Ре́лема?

Уайтчёрч нахмурился еще сильнее. Вот оно, наше потенциальное спасение, и оно ему не нужно, потому что колдунам нельзя доверять? Мне пришлось сдерживать себя, чтобы не начать орать.

– Хоуэл, – мягко произнесла Королева. – Ты знаешь, как этим пользоваться?

– Еще нет, Ваше Величество, – ответила я. Пожалуйста, пусть она поймет, как это важно. Пусть она согласится. – Ваше Величество сказали, что чародейка… – Я решила пойти напролом: настало время быть дерзкой. – Я и есть колдунья. Но я использовала колдовство и волшебство в ту ночь, когда мы поразили Корозота, и Ваше Величество сказали, что я должна контролировать и те и те свои способности.

– Я полагаю, я сказала «контролировать», а не «использовать», – Королева не улыбалась.

– Возможно, лучшего шанса у нас не будет.

Стоя перед Королевой, я снова вспомнила слугу, лежащего мертвым в изножье ее кровати. Кровь слуги использовали как послание мне. Я должна была на него ответить. Я должна была атаковать Ре́лема, была ли я Предначертанной или нет.

Сила Уайтчёрча всколыхнулась. Я чувствовала ее кожей, и от этого у меня закружилась голова.

– Это не наши методы, – прогремел он.

– Но, возможно, это наилучший вариант, – сказала Королева, тем самым сдержав Императора. – Это опасно, Хоуэл. – На один миг я задержала дыхание. Наконец она вздохнула: – Кто будет тебе в этом помогать?

О, хвала Стрэнджвейсу и даже чертову Микельмасу.

– Я буду, Ваше Величество, – с готовностью произнес Магнус. – Я не нужен капитану Эмбросу на борту до тех пор, пока моя рука не восстановится полностью. Разрешите мне предложить свои услуги.

– И я, Ваше Величество, – сказал Блэквуд, хотя он говорил менее охотно.

– Возможно, согласится кто-то еще, – пролепетала я. Надо написать мальчикам: Ди, Вольфу и Ламбу. Какая-то крохотная и эгоистичная часть меня хотела, чтобы мы все снова собрались вместе.

– Очень хорошо, – кивнула Королева.

Уайтчёрч молчал, однако я читала его полные неодобрения мысли.

– Но это оружие должно сработать. Если оно не сработает, то вы оставите его в покое, – она закрыла книгу. – Иначе вы столкнетесь с плачевными последствиями.

– Да, Ваше Величество, – выдохнула я.

И снова я играла с огнем.

 

10

На следующий день мы с Блэквудом прибыли в казармы Камден-тауна с оружием и некоторыми наметками плана. Сами бараки представляли собой две конюшни, переделанные в спальные помещения, и здесь был широкий, овальной формы двор для тренировок. Кроме немногих избранных, среди которых были мы с Блэквудом (не могла же я спать на койке в окружении мужчин), здесь жили и тренировались молодые, неженатые чародеи, ожидая, когда их призовут на бой.

Когда мы пришли, тренировка была в разгаре. Мужчины делали выпады вперед по команде. Начальники эскадрона свистели в свистки, направляя людей в различные войсковые построения. Например, форма бриллианта лучше всего подходила для свивания огненных сетей. Я покраснела, наблюдая за ними. Был довольно теплый день, конец лета, и некоторые тренировались в тонких рубашках. Даже после нескольких недель проживания в доме Агриппы я не привыкла к мужчинам, не одетым должным образом. Если бы Агриппа был здесь, он бы сказал…

Но его здесь не было.

Агриппа тебя предал. Вот какие слова я повторяла про себя, когда боль потери становилась слишком сильной. Я пыталась его ненавидеть, но предательство отчасти было моей виной: я не доверяла ему, и из-за этого он не доверял мне.

Чтобы поприветствовать нас, подошел раздраженный Валенс.

– Вот и вы. – Он сжал губы при виде волшебного оружия. – Остальные уже прибыли.

Он провел нас вокруг здания к маленькому уединенному двору. Двор был обнесен стенами, булыжники уложены неровно.

У меня в руках была пачка бумаг, листы с инструкциями, над которыми я работала всю ночь. Чтение книги Стрэнджвейса продвигалось медленно: чернила во многих местах были размазаны, а язык и правописание – архаичными. И все же я сделала все, что могла.

Вступление было особенно интересным:

Приближаясь к ним, нужно помнить: они не скот, это не олени и не кто-то еще, кого при помощи дубины и льстивого умасливания можно заставить подчиниться. Это монстры из глубин кошмаров. Им нельзя демонстрировать никакого милосердия, никакого сострадания и никаких колебаний, когда смерть – единственный вариант. Хлещите их кнутом, пока не потечет кровь, введите их в оцепенение, свистите, пока они не окажутся на грани отчаянного сумасшествия, но не останавливайтесь. Не отступайте. Нельзя смотреть в глаза дьявола и ждать, что увидишь его душу.

Не самый ободряющий язык. Последние страницы тоже не поднимали настроения, потому что Стрэнджвейс писал их, когда уже перешагнул далеко за грань отчаянного безумия. Несколько черных кругов, выписанных с такой силой, что перо порвало бумагу. «Звезды черные» – значилось над ним, и здесь же – упоминания Добродушного Императора, создателя и разрушителя миров.

«ЗАСВИДЕТЕЛЬСТВУЕТЕ ЕГО УЛЫБКУ» – было нацарапано в самом конце. Я решила выпустить эти страницы из наших тренировок.

Ди сидел на скамейке рядом со стеной, рассматривая один из кинжалов. Магнус стоял посреди двора и пытался заставить саблю в форме штопора вести себя как подобает. Каждый раз, когда он пытался взмахнуть ею, она выла наподобие больной собаки.

– Думаю, я справлюсь! – крикнул он.

Его рука была туго перевязана, и он вздрагивал от боли, когда двигал ею. Я надеялась, что он позволит Марии еще раз на нее взглянуть.

– Некоторые вещи никогда не меняются. – Блэквуд пошел прислонить косу к стене. Он был не в настроении, поэтому не одобрял всего этого. И все же он сидел со мной в библиотеке, помогая делать копии инструкций. Этим утром он проследил за тем, как оружие грузили, и проверил каждое по очереди. Долг. Однажды он мне сказал, что это был его хлеб насущный. Королева дала приказ, и он проследит, чтобы все было исполнено.

– Похоже на вечер встречи выпускников. – Магнус положил свою саблю. – Нам надо подключить других ребят. Может быть, еще и принести сидра.

Он с наслаждением, до хруста в спине, потянулся.

– У нас нет времени на игры, – сказал Блэквуд.

– Больше всего мне во всем этом нравится, как много и продуктивно я провожу с тобой время, Блэки.

Очевидно, львиная доля этих встреч будет состоять из моих усилий не дать им поубивать друг друга.

Я раздала бумаги и положила копии на скамейку. Копии лишними не бывают. Мне и правда нравилось их делать. Я мыслями возвращалась к дням моего преподавания в Бримторнской школе. Хотя у меня сохранилось не много хороших воспоминаний об этом месте, волнение и облегчение, которые я видела в глазах девушек, когда я помогала им понять какое-то конкретное уравнение или проспрягать определенный глагол на французском, делали меня счастливой.

Несколько минут мальчики молча читали. Я видела, что они растерялись, и я их за это не винила. Там были кое-какие термины, которые я просто не поняла, и другие – я была не совсем уверена, что правильно передала смысл. У Стрэнджвейса были очень причудливые названия для оружия, и не было системы, чтобы соотнести оружие с его именем. Я предполагала, что хлыст – это кариц, кинжалы – ласточки, но, может быть, и нет. Во всяком случае, я сделала все, что могла, и, полагаю, в основном справилась с задачей.

В основном.

Целью на сегодня было опробовать каждое из оружий. Даже с отрывочными знаниями мы никуда не продвинемся без практики.

– Давайте вы продемонстрируете, а мы посмотрим, – сказал Валенс, стряхивая со своего рукава ниточку.

Будем надеяться, для начала этого хватит.

Ди и Блэквуд начали раскладывать оружие.

– У нас есть две изогнутые сабли, – сказал Магнус, сверяясь с бумагой, чтобы посмотреть название. – Э-э-эм, декорз.

Ну вот. Он отложил листок в сторону и больше с ним не сверялся.

– Затем, есть вещь, которая выглядит как коса с зубьями, костяной свисток, два кинжала нормального размера и один крохотный кинжал. – Магнус взял в руки именно его и нахмурился. Он был размером примерно с мою ладонь, лезвие и эфес, весь. – Также есть три флейты, хлыст и какой-то фонарь.

Он подобрал последний, а затем так же быстро его поставил. В этом предмете было что-то, что одновременно интриговало и отталкивало людей.

Я снова посмотрела в свои бумаги.

– Стрэнджвейс не написал, как использовать большинство из них, но он отметил, что фонарь идеален для «указания существам пути».

Магнус забрал у Ди хлыст. Когда он щелкнул им, перед нашими лицами взорвалась вспышка фиолетового света. У меня несколько секунд щипало глаза, прежде чем вернулось зрение. Магнус выставил вперед одну из сабель, слегка согнув колени и вытянув вперед руку. Он попытался ею взмахнуть, но оружие изогнулось у него в руке и упало, издав противный собачий лай. У меня зазвенело в ушах от одного этого звука. Валенс зацарапал пером по бумаге, когда Ди взял одну из флейт. Это и вправду было очень странное на вид устройство: тонкое, с отверстиями по всей длине и жуткого вида мундштуком, который напоминал большой металлический шип.

– Что эта штука делает? – спросил Ди.

Я посмотрела в бумаги, которые подготовила. Стрэнджвейс сказал очень мало о том, как использовать флейту, только, что правильная мелодия «отгонит зверя».

– Нам нужна мелодия, – нахмурилась я. – Попробуй.

Ди пожал плечами, поднес вещицу к губам, после того как протер ее тканью, и подул.

Мгновением позже, когда у меня наконец перестало звенеть в ушах, а голова не ощущалась так, будто она сейчас взорвется, я встала с земли. Чертов солнечный свет протыкал мой череп как нож. Блэквуд стоял на коленях, схватившись руками за затылок. Бедный Ди. Со слезами на глазах он пнул флейту, лежащую на земле.

– Ты, чертова тварь! – заорал он.

– Не прикасайся к ней! Она может снова издать звук! – взорвался Магнус.

«Музыка» флейты звучала как демонические крики миллиона кошек, горящих в печи, только хуже.

Валенс уронил блокнот и двигал челюстью, проверяя свой слух. С другой стороны казармы послышались сердитые крики, многие бросились за угол, чтобы поглазеть на нас. У одного из парней пол-лица было намазано пеной для бритья.

– Больше никакой флейты на сегодня, – приказал Валенс надтреснутым голосом.

Блэквуд сгреб истлевший футляр, в котором прибыла флейта, и крайне осторожно вставил инструмент внутрь.

– Кто-нибудь хочет попробовать кинжалы? Я имею в виду ласточки? – спросила я, твердо решив использовать терминологию Стрэнджвейса.

Качаясь, будто пьяный, Магнус подобрал один из них, я взяла другой.

– Ты знаешь, как с ними обращаться? – спросил он.

– Это не может слишком сильно отличаться от обычного отражения удара, – сказала я, но без большой уверенности. Книга Стрэнджвейса описывала две стороны лезвия – верхнюю, для более тупого края, и по ветру — для нижнего, чрезвычайно острого края, но автор не удосужился объяснить, как лучше использовать проклятущую вещь. Должно быть, как любой кинжал, да?

Видимо, нет.

– Осторожно, – сказал Магнус, отходя назад.

Мы встали в боевую стойку, и лезвия скрестились. Когда их края соприкоснулись, свирепая невидимая сила отшвырнула меня назад, на землю, мое платье и нижние юбки разлетелись в неженственной, черт побери, манере. Магнус справился лучше, чем я. Ругаясь, он помог мне подняться на ноги.

– Я не хочу использовать косу, – сказал Ди, смотря на нее так, будто она кусалась. А я бросила взгляд на маленький кинжал: что, черт возьми, можно сделать со столь незначительной вещицей? Затем посмотрела на фонарь, по-прежнему пульсирующий светом. Учитывая наши успехи на данный момент, лучше не искушать судьбу.

Вздохнув, я взяла в руки костяной свисток. Это была единственная вещь, кроме фонаря, сделанная не из странного оранжево-золотого металла. На нем было несколько отверстий, вероятно, чтобы насвистывать мелодию.

Уж очень похоже на флейту…

Скорчив рожицу, я очень осторожно поднесла свисток к губам.

– Всем приготовиться! – Блэквуд закрыл уши руками. Перо Валенса замерло, и я подула…

…и ничего не произошло. Я попыталась снова, дважды, трижды. Ничего. Ни звука.

– Что ж. По крайней мере, он абсолютно бесполезный, а не отвратительно убийственный, – проворчал Магнус.

– Тогда с хорошим почином нас? – с надеждой спросил Ди.

Валенс продолжал что-то небрежно царапать в блокноте с удовлетворенной улыбкой на лице.

 

11

Было за полдень, когда мы исчерпали запасы оружия. Ди все-таки попробовал косу, так как он единственный из нас был достаточно крупного телосложения, чтобы быть в состоянии орудовать ею. Казалось, он обращается с косой правильно. Как бы то ни было, прорезая воздух, она издала приглушенный плаксивый звук, прямо как хнычущий ребенок. Звук был таким жалобным, что я наконец взмолилась, чтобы он остановился, а Блэквуд даже покинул двор.

– Это было… Волнительно, – выдавил Ди, когда мы вчетвером вышли из казарм. Он говорил так, будто благодарил меня за вечеринку на открытом воздухе в дождливый день.

– Это было ужасно, – сказала я. Не было смысла притворяться, особенно если учесть, какими больными все выглядели. Мое зрение затуманилось, да еще и постоянно звенело в ушах. В какой-то момент мне пришлось зайти за казармы, прижаться лбом к стене и подождать, не вырвет ли меня. А вот Ди вырвало, причем в нескольких дюймах от туфель Валенса. У Магнуса беспричинно пошла носом кровь. Что касается Блэквуда, то я никогда не видела его таким взъерошенным и с такими дикими глазами.

Нам придется настроить наши тела на обращение с оружием. Мы все это осознавали, и от этой мысли я почувствовала себя не в своей тарелке.

– Нам надо как-то поднять настроение, – Магнус хлопнул Ди по плечу. – Пойдем к моей маме на чай.

– Чай? – Казалось, Ди готов был упасть в обморок при одном упоминании чая. А вот у меня в животе заурчало. Что ж, желудок говорил дело.

– Будет ли бестактностью прийти без приглашения? – Судя по голосу, Блэквуд пытался найти предлог, чтобы не ходить. Но чай.

– Чепуха. Вас приглашаю я.

Магнус протянул руку, чтобы помочь мне влезть в карету. Возможно, было бы лучше поехать домой и продолжить читать об оружии. Но мой желудок снова заурчал, выиграв спор. И даже Ди воспрянул, предвкушая восстановление сил.

Когда карета остановилась рядом с домом, у меня скрутило живот. Мне всегда становилось не по себе от встреч с новыми людьми.

– Ты уверен, что твоя мать не будет возражать? – спросила я в десятый раз, когда Магнус помогал мне выбраться из кареты.

– Больше всего она любит хорошую компанию. – Он открыл маленькую железную калитку и знаком пригласил нас следовать за ним. Мать Магнуса жила в Челси в маленьком домике из красного кирпича на тихой и приятной улице. Дорожка из гравия разрезала наискосок яркий квадрат газона и вела ко входу. Когда Магнус постучал, дверь открыла служанка. В ее волосах виднелась седина, и она посмотрела на нас поверх очков.

– Полли, моя дорогая, – радостно пропел Магнус. – Как ты поживаешь?

– Мистер Джулиан! И гости! Заходите, заходите! – Она жестом пригласила нас в холл, суетясь так сильно, что я испугалась, как бы бедняжка не упала.

– Я позову хозяйку, – Полли торопливо стала подниматься по лестнице.

Я улыбнулась, отвязывая свою шляпку-таблетку:

– Она полна энтузиазма.

– Да. Очень даже, – пробормотал Блэквуд неодобрительным тоном. У него дома от слуг ожидали, чтобы они были 1) эмоционально сдержанны, 2) элегантны и 3) эффективны – три «э» хорошего слуги. Я посмотрела на него с отчаянием.

– Полли любит, когда я бываю дома. – Магнус небрежно забросил шляпу на крючок у двери. Почему бы ему не быть раскрепощенным? Он вырос в этом доме. Каждая комната, каждый угол были пропитаны его детскими воспоминаниями.

Хотела бы я знать, каково это.

– Здесь мило… – Я огляделась по сторонам. Пожив у Агриппы и Блэквуда, я могла сравнить. Никакого пафоса, и очень уютно. Стены были обклеены выцветшими голубыми обоями с золотыми цветами. Полы из твердой древесины сияли от энергичной полировки, но было видно, что они уже не новые.

Нет, вы только послушайте меня! Критикую прекрасный лондонский дом. Да, я немного изменилась, подумала я с раздражением.

– Мама будет рада услышать, что вам здесь нравится, – сказал Магнус.

На лестнице послышались быстрые шаги, и женский голос крикнула:

– Джулиан!

Матери Магнуса на вид было слегка за сорок, и она была довольно привлекательна: худенькая, с мягкими каштановыми волосами-кудряшками. И большие голубые глаза. Магнус перенял от нее заостренный нос и мощную квадратную челюсть. Из-за этой челюсти большинство мужчин назвали бы миссис Магнус командиршей, но ее улыбка наверняка растопила множество сердец.

Она подошла к сыну, и он поцеловал ей руку.

– Мой мальчик снова дома.

Магнус рассмеялся:

– Ну, я не мог отказать себе в стряпне миссис Вист. – Он развернул мать, чтобы она поприветствовала нас: – Миссис Фанни Магнус, друзья.

Она сразу узнала Блэквуда и Ди, с которыми была знакома, доброжелательно подала Ди руку и сделала реверанс Блэквуду:

– Как хорошо, что вы приехали, сэр!

Казалось немного странным, что она сделала реверанс перед ровесником ее сына, но Блэквуд ответил грациозным поклоном. Не всегда было легко прочитать выражение его лица, но миссис Магнус, кажется, ему нравилась. Это делало ее членом довольно закрытого клуба.

– А это, мама, мисс Генриетта Хоуэл. – Магнус подмигнул мне.

– Мисс Хоуэл. Наконец-то! – Она непринужденно взяла меня за руку. Теперь я понимаю, откуда Магнус унаследовал свою легкость в общении с людьми.

Полли тяжело спустилась, еще раз поприветствовала нас, а Магнуса потрепала по щеке, как будто он все еще был маленьким мальчиком. Блэквуд выглядел ошеломленным, а мне это понравилось.

– Полли, ты с каждым днем хорошеешь, – сказал Магнус. – Я надеюсь, мама не заставляет тебя слишком много работать?

Служанка всплеснула руками, показывая, насколько странно звучит это предположение, и вскоре убежала на кухню.

– У вас славный дом, миссис Магнус, – произнесла я.

Она взмахнула платочком:

– Полли такая душка. Я не могу платить ей столько, сколько она заслуживает, но она не уходит! Джулиан посылает мне, сколько может, из своего жалованья. – Она улыбнулась сыну. – Однажды я попыталась Полли отпустить. Сказала, что помогу ей найти работу получше, но она так горько расплакалась, что мне пришлось ее оставить!

– В моем детстве все так всегда и было, – шепнул мне Магнус. – Дом, полный смеющихся женщин.

– Звучит чудесно, – улыбнулась я.

– Да-да, так оно и было, – добродушно усмехнулся он.

Когда мы сели за стол, я едва удержалась, чтобы не проглотить все в один присест. Чай был очень горячим и душистым. Торт состоял из нежных коржей, пропитанных кремом и вареньем. И я не одна была такой… голодной. Ди протянул тарелку за третьей порцией добавки, уши у него покраснели, но Фанни одарила его улыбкой.

– Артур, милый, ты ведь знаешь, как мне нравятся мальчики со здоровым аппетитом, – сказала она, и я поняла, что Ди был здесь частым гостем.

В обществе Магнуса и его матери было трудно перестать смеяться. У Фанни были немного театральные манеры, совсем как у ее сына. Она округляла глаза, когда рассказывала смешные истории, а то, как она изображала голоса, было просто истерически смешно! Например, рассказ о том, как она потеряла свою шляпку-таблетку в парке, рассмешила меня так, что у меня заболел живот.

Я взглянула на портрет, висящий на дальней стене: пожилая женщина с идеально уложенными седыми волосами.

– Это моя grand-mère, Маргарита. Дедушка встретил ее во Франции во время революции, – сказал Магнус, предлагая мне сахар. – Она была актрисой и шпионкой.

Казалось, он был особенно горд последним обстоятельством. Но Фанни презрительно усмехнулась:

– Бабушка не была шпионкой.

– Шпионка, – беззвучно прошептал Магнус, а затем продолжил: – Но Марго ни в малейшей степени не обладала колдовством. Когда она впервые прибыла в Лондон, она вызвала здесь настоящий переполох. – Он посмотрел на портрет с глубоким уважением, которого я никогда не замечала в нем прежде. – Бабушка была самым сильным человеком из всех, кого я встречал.

– В самом деле, – сказала Фанни с довольной улыбкой. – И она была самой замечательной свекровью, о которой только можно мечтать.

Магнус с нежностью взглянул на мать.

У Агриппы был великолепный особняк, у Блэквуда – почти дворец. Но здесь и правда был дом.

– Жаль, что я не знала своих бабушку и дедушку, – сказала я.

– Да, – кивнула Фанни с сочувствием в глазах. – Война сотворила с семьями ужасные вещи. Но, конечно, всегда можно расширить свою семью. Не правда ли, Джулиан?

Она со значением посмотрела на сына. Впервые показалось, что Магнус не нашелся что ответить, а Блэквуд немедленно сменил тему на погоду.

После чая Магнус, Блэквуд и я вышли в сад, чтобы подышать воздухом. Ди остался в гостиной, чтобы насладиться игрой Фанни на фортепьяно. Мелодии доносились до нас и во дворе. Двор был крохотный, но ухоженный, с красивыми цветущими кустами; в углу стояло дерево с побеленным стволом, под ним – каменная скамейка. Блэквуд отошел к кустам и уткнулся в мои бумаги с инструкциями, я села на скамейку, а Магнус подпер плечом ствол.

– Как обосновалась Мария? – спросил он. – Еще не грозила Блэквуду топором?

– Она помогает Руку с его… Контролем.

Магнус кивнул:

– Значит, у него все хорошо?

– Да.

Мне было неприятно врать, но это была не совсем ложь. Скорее, более широкое толкование правды.

– А как твоя рука? – спросила я.

Я наблюдала за ним весь день. Движение в локте было скованным, я слышала, как Магнус шипит от боли, когда делает быстрые выпады.

– Со мной все будет в порядке. Со мной, в конце концов, всегда все в порядке. – Он с трудом изобразил легкомысленный тон.

– Ты можешь тренироваться? – Я нервно затеребила костяной свисток, все еще свисающий у меня с шеи; не знаю, почему я его не сняла. – Сегодня всем было дьявольски трудно…

– По мне, лучше тренироваться, чем отдыхать, даже если будет больно. – Он посмотрел вверх, на темнеющее небо. – Я больше волнуюсь о маме и Полли, чем о моем злосчастном увечье. С тех пор как защита пала, я хочу увезти их из города.

– Куда они поедут?

Он пожал плечами:

– В этом-то и проблема. Единственные места, где сейчас безопаснее, чем в Лондоне, – это Сорроу-Фелл и Домбрийский приорат. И оба места так далеко на севере… Чтобы доставить туда моих женщин в целости и сохранности, потребовалась бы армия.

– Но, может, воспользоваться дорогами фейри? – Я вспомнила, что Мэб сказала о запросе Уайтчёрча. – Если бы Мэб согласилась…

– Я не хочу, чтобы Мэб приближалась к моей матери. – Выражение его лица ожесточилось, и он зашел за дерево. Зачем только я ее вспомнила? Иногда я бываю такой дурой.

– Ты мне не рассказал, что она у тебя забрала, – сказала я.

– В том-то все и дело, – горько вздохнул он. – Я не помню. Хотя, может быть, это благословение. Счастливые воспоминания нужны лишь для того, чтобы потом, позднее, пытать тебя.

Это было совсем на него не похоже.

– А твоя мама знает правду о… – Я не смогла закончить предложение, но он понял. О том, что сделала Мэб. О том, что его укусил фамильяр и он чуть не умер. Магнус задрожал.

– Нет. Она, конечно, сказала, что хочет все знать, но я не могу. – Он вздохнул и подобрал лист, который, напоминая о приближении осени, по краям был ярко-красным. – Вот это поворот событий, да? Когда ты начинаешь защищать своих родителей, а не наоборот. – Он отпустил лист, и тот, кружась, упал на землю. – Возможно, в этот момент ты и становишься мужчиной.

– А ты себя так ощущаешь?

– Не знаю, – последовал ответ.

Я подумала, что возможно, и Уайтчёрч когда-то ставил под сомнение все, что он делал, и у него тоже сводило живот от вопросов.

Подошел Блэквуд.

– Нам надо ехать. Элиза будет волноваться, не случилось ли чего, – сказал он.

И Рук тоже. Я хотела его увидеть.

Мы вернулись в дом, я накинула свой плащ, Блэквуд и Ди забрали шляпы. Полли открыла рот от изумления, когда увидела оружие, стоящее рядом с вешалкой для головных уборов.

Прилаживая перед зеркалом шляпку-таблетку, я услышала, как Магнус разговаривает с матерью в гостиной.

– Говорю тебе, нам не надо больше, – донесся голос Фанни, но Магнус ее перебил:

– Ты сказала, что миссис Вист стала кашлять сильнее. Возьми это. Купи все, что пропишет врач. Не важно, сколько это будет стоить.

– Но что будет с тобой? Я имею в виду теперь, когда ты все отозвал?

Я должна была уйти, но не смогла ничего с собой поделать. Отозвал что?

– Не переживай за меня. – Я увидела, как он вкладывает в руки матери монеты. Мне стало стыдно.

Когда мы уходили, миссис Магнус поцеловала меня в щеку и попросила приезжать еще. К удовольствию Ди, она вложила ему в руки пирог с тмином.

Блэквуд отправился искать карету, а Магнус остался у ворот рядом со мной. Я знала, что не должна в это лезть, но ничего не могла с собой поделать.

– Все в порядке? – спросила я.

Магнус понимающе улыбнулся.

– Услышала наш разговор, да?

Ох, какое унижение.

– Не переживай, это трудно было бы оставить без внимания. – Он снял с себя шляпу и стал рассматривать ее поля. – Я отозвал свою помолвку с мисс Уинслоу.

Я чуть было не открыла рот.

– Оу! – Трудно было убрать из голоса ноты удивления. – Мне жаль.

– Она собиралась поехать в Ирландию, чтобы держаться подальше от линии огня. Очень разумный план. Я написал ей, чтобы она больше не чувствовала себя связанной нашей помолвкой.

– Почему?

– Мой отец организовал все это, когда мы были еще младенцами. Он был младшим сыном в семье, поэтому мне наследовать нечего. – Магнус постучал пальцем по посоху. – Я сказал мисс Уинслоу, что мы слишком молоды, чтобы жениться без любви.

– Должно быть, она была очень огорчена. – Бедная девушка…

Но губы Магнуса изогнулись в улыбке.

– На удивление, она написала в ответ, что согласна. Кажется, она испытала большое облегчение, которое я едва ли могу понять. Ну кто же не захочет провести вечность в моем величественном присутствии?

– Тебе дать полный список?

Карета прибыла как раз тогда, когда начали накрапывать первые капли дождя. Быстрым ударом посоха Магнус разделил дождь так, что он стал падать по обеим сторонам от нас.

– Ты согласна со мной, разве нет? Брак без любви – это отвратительная судьба.

– Согласна. – Мои мысли снова вернулись к Руку, и Магнус заметил, что я покраснела.

– Тогда я за тебя счастлив, – мягко сказал он и пошел помочь Блэквуду.

Мальчики загрузили оружие. Ди вовремя присоединился и помог управиться с косой. Я залезла в карету, Блэквуд быстро сел рядом со мной. Он захлопнул дверь с большей силой, чем требовалось.

– До завтра! – крикнула я в окно.

Магнус и Ди помахали нам.

Блэквуд не сводил с них взгляда, пока карета не повернула за угол.

– Не волнуйся, я практически уверена, что Магнус не станет нас преследовать.

Я положила на колени бумаги с описанием оружия, Блэквуд забарабанил пальцами по колену.

– Значит, он отозвал помолвку… – Барабанная дробь прекратилась. – Я не мог не услышать.

– Да, и теперь у тебя наконец-то появился шанс его зацепить. Удачи, – пробормотала я.

– Тебя это интересует?

Я раздраженно подняла взгляд, и Блэквуд спокойно его встретил. Он мог бы давать уроки Сфинксу по непроницаемости.

– Вот что интересует меня. – Я сунула ему бумаги под нос. – Где-то находится Бескожий сумасшедший, который хочет, чтобы мы все умерли. У нас карета набита оружием из потустороннего мира, и есть книга, которая, предположительно, должна нам подсказать, как все это должно работать. На данный момент Бескожий Человек, оружие и книга – это все, на что у меня есть время. Поэтому, если в следующий вторник Магнус захочет жениться на репке, я покажусь на церемонии в своей лучшей шляпке. Понятно? – С этими словами я вернулась к изучению какой-то непонятной диаграммы, которая обозначала, как лучше всего поднять косу для атаки, и, черт возьми, я увлеклась.

– Не уверен, что ты выразилась достаточно ясно. – Блэквуд казался ошеломленным. – Это последний раз, когда ты от меня об этом слышишь.

По крыше кареты барабанил проливной дождь. Зазмеилась молния, сопровождаемая пугающим раскатом грома.

– Как, по-твоему, сегодня все прошло? – спросила я, чтобы не молчать.

– Если не считать крови и боли? – Блэквуд сказал это без злости. Он взял маленький кинжал и осмотрел его. – Эти штуки могут быть полезными, если мы к ним привыкнем. Но я чувствую, что нам лучше вернуться к своим собственным истокам, а не искать помощи извне.

– И что, мы снова спрячемся под защитой?

Он положила клинок на сиденье.

– Нет. Время пряток прошло. Но сила приходит от единства. Странно, но я жалею, что Уайтчёрч не противился тому, чтобы мы использовали оружие. Он слишком легко позволил Королеве поколебать его сомнения. Тебе он тоже поддался, когда ты принесла ему этот портрет Стрэнджвейса.

Я нахмурилась.

– Не понимаю. Ты считаешь, он слаб?

– Определенно нет. Но когда думаешь о самых великих Императорах в истории – о Джоне Колтхерсте во время Войны Алой и Белой розы, Эдварде Рэне в период Реставрации монархии Карла II, становится ясно, что они понимали: нельзя уступать людям, которых они должны вести.

– По-твоему, Император никогда не должен идти на уступки? – Мне это казалось неправильным.

Блэквуд взял у меня часть бумаг.

– Хорошее руководство требует компромиссов. Бо́льшую часть времени.

Он углубился в чтение и читал до тех пор, пока мы не приехали домой.

 

12

Я поднялась наверх, чтобы проверить, удобно ли устроилась Мария. Дверь в аптечный пункт была приоткрыта, и я услышала бормотание. Мне стало любопытно, и я заглянула в щелку.

Первое, что я увидела, – Мария наконец-то надела платье. Платье когда-то было светло-голубым, но его стирали так часто, что оно стало светло-серым. Она все еще не собрала волосы в прическу, но украсила их цветами. Как раз в этот момент она вытащила из своих кудряшек фиолетовый цветок, смяла его в руке и сдула лепестки в деревянную миску, наполненную каким-то странным варевом.

Странно, ее голос звучал глубже и по возрасту соответствовал зрелой женщине.

– Вот оно, любовь моя. Теперь масло. Быстро, не позволяй ему стоять слишком долго… – Она взяла фляжку, которая стояла рядом, и побрызгала содержимое миски. Затем помешала, улыбаясь. – Ну вот. Теперь видишь?

Я открыла дверь, и она замолчала.

– Рук здесь? – Мне хотелось выглядеть как ни в чем не бывало, но Мария была слишком умна.

– Все в порядке, Генриетта. Это Вилли. – Она налила в миску немного воды и продолжила смешивание.

– Вилли? – Я села напротив нее, наблюдая, как она берет кусочек ткани и размазывает по нему получившуюся массу. Сложив ткань вдвое, она стала разминать то, что было внутри.

– У меня было не так много друзей в жизни, – сказала Мария. Развернув ткань, она отрезала кусочек от получившейся пастилки; ее щеки слегка покраснели. – Мне было пять, когда меня забрали в работный дом в Эдинбурге. Когда мне было десять, я оттуда убежала. С тех пор я выживала в основном сама.

– Ты была в работном доме? В пять лет? – Я знала об отвратительных условиях, в которых работали дети в Йорке. Они вставали с рассветом и до самого заката занимались ткачеством или чем-то еще; питание было скудным, да еще и побои за малейшую провинность… В Бримторнской школе мисс Моррис, старшая преподавательница, всегда напоминала нам, что мы удачливее большинства.

– Ага. После того как я сбежала, мне пришлось жить своим трудом, научиться охотиться, ловить рыбу и, главное, защищать себя. Поэтому я завела себе воображаемого друга.

– Вилли?

Она положила на стол передо мной кусочек пастилки.

– Ну, мне всегда казалось, что это Вилли.

Ей было неловко, и я сменила тему, кивнув на снадобье:

– А что эта штука должна делать?

– Тут масло лаванды, вербена, вода и корень имбиря. Все это сделает тело Рука сильнее. – Она потерла живот. – Вымывает яд.

Со стороны окна послышался тихий шум, и я вздрогнула. С балки свисала клетка – я ее не заметила раньше, – в клетке хлопала крыльями горлица с кремовым опереньем. Мария встала и отперла дверцу. Птица послушно скакнула ей на руку, и девушка кончиком пальца стала поглаживать мягкую головку.

– Откуда у тебя взялась горлица?

Мария пожала плечами.

– Один человек продавал птиц в клетках, бродил вперед-назад по улице. Вот эта запала мне в душу. – Мария не отводила взгляда от птички. – Этот город слишком жесток. Меня успокаивает, когда рядом со мной есть кто-то живой и чистый.

Она прижала горлицу к груди и тихонько засвистела. Звук напоминал слабо дующий ветер. Комнату затопила энергия, та самая, какую я почувствовала, увидев, как Мария избавляется от яда фамильяра. Впрочем, нет. Эта энергия была нежной.

– У тебя были домашние питомцы, когда ты была крохой? – Я протянула палец, чтобы погладить горлицу, но та недовольно взъерошила перья: ей нужна была только Мария.

– Я не очень хорошо помню клан моей бабушки, но, как ни странно, животных запомнила. Горлицы слетались к нам особенно охотно. До того как начались сожжения, у нас их было много.

Ее глаза с теплым оттенком карего потемнели, она посадила птицу на стол.

– Не понимаю, как чародеи могли быть к вам настолько жестоки, – нахмурилась я, поймав себя на том, что сказала «чародеи», а не «мы».

– Мы празднуем жизнь, да. Но и смерть тоже. – Мария достала из волос еще один цветок и покрутила в руках. – Ты видела, что я сделала с кустом той ночью. Чтобы один жил, другой должен умереть. – Голос Марии стал глуше. – Иметь такую власть опасно.

Дверь открылась, и зашел Рук. Его глаза светились, лицо раскраснелось, я даже испугалась, что у него лихорадка. Но широкая улыбка говорила, что он не чувствует боли.

– Где ты был? – спросила я, когда он скользнул на скамейку рядом со мной. У него тряслись руки, и он выглядел взволнованным.

– Чудесный день на работе. – Рук вскочил и заходил вокруг Марии. – У нас уже что-нибудь есть попробовать?

Что ж, по крайней мере, я буду здесь, когда он получит лечение.

Мария вручила ему приготовленную пастилку.

– Вкус будет непривычным, но ты не должен пить воду, по крайней мере следующие десять минут.

Рук, сморщившись, съел эту штуку за раз.

– Это скоро сработает? – В его черных глазах была такая надежда! Он снова сел рядом со мной, и его рука нашла мою.

– Вот и посмотрим, – уклончиво ответила Мария. – А пока что не беспокойся.

Казалось, Руку этого было достаточно. Но пока тени не отступят, я буду беспокоиться. Меня нельзя было остановить.

В течение всей следующей недели мы встречались во дворе казармы и практиковались с оружием. Флейт и фонаря избегали, но учились обращаться с клинками. Ди в конце концов забросил косу, так как она не переставала издавать ужасные звуки. Каждую ночь, когда мы расходились, я гадала, что мы делаем так, а что не так. Книга Стрэнджвейса меня все больше озадачивала. Похоже, у него в голове была какая-то мешанина.

На седьмой день на рассвете зазвонили колокола.

Еще до того, как открыть глаза, я поняла, что это не просто утренний звон. Во всех церквях Лондона колокола звонили одновременно, используя один и тот же набор звуков.

Дон. Дон. Динь, динь, динь.

Предупреждение. Призыв на битву.

Я села в постели, сердце стучало как молоток. Два громких басистых удара говорили, что это атака. Три быстрых обозначали восточные границы барьеров. Но сюда не входила информация, против кого из Древних нам надо сражаться.

Это было странно и пугало.

Лилли вихрем ворвалась в мою комнату и распахнула дверцы платяного шкафа. Она знала, что означает этот звон, не хуже меня.

– Как спали, мисс? – спросила она, немного запыхавшись, и раздернула шторы. – Подозреваю, день будет прохладным. – Лилли налила горячую воду в таз и вытащила из шкафа палантин. Ее лицо было белым, но она не выказывала признаков паники.

Дон. Дон. Динь, динь, динь.

Звон продолжался, пока она затягивала на мне корсет, помогала надеть темное платье, сшитое мадам Вольтианой специально для меня, и пока я зашнуровывали ботинки. Кстати о платье. «К битве готова» – так назвала его мадам Вольтиана. Широкая пройма позволяла без труда поднимать руки над головой, и юбка была не такой пышной. Честно сказать, брюки были бы лучше, но я не могла и представить такой разговор с Уайтчёрчем.

Одевшись, я торопливо спустилась по лестнице и нашла Блэквуда расхаживающим у двери. К его талии были привязаны меч и кинжал. Я взяла другой кинжал, вставила крохотный двухдюймовый клинок в ножны, спрятанные в рукаве, и повесила на шею костяной свисток.

Ну вот. Мы оба были готовы. И правда, было большой удачей, что Лондон не сталкивался с прямыми атаками несколько месяцев с тех пор, как началась война. Но мы не могли ожидать, что нам вечно будет настолько везти.

Прежде чем уйти, я поискала Рука, но не смогла найти. Весь дом был разбужен, все бегали вверх и вниз по лестницам, готовясь к худшему. Бежать? Не знаю, больше нигде не было безопасно.

Мы с Блэквудом прибыли в Хакни, где собрались чародеи. Начальники эскадронов сгоняли отставших от своих частей в ровные ряды. Стоя плечом к плечу, руки на посохах, мужчины смотрели на барьер и ждали дальнейших указаний. Меня никогда не переставало удивлять, насколько, ну… дисциплинированными они были. Когда я только-только прибыла в Лондон, чародеи в основном пили чай и ходили по вечеринкам. Но как только нависла реальная угроза, они сплотились.

Я схватилась за рукоятку кинжала, надеясь, что это вселит в меня уверенность, но, признаться, я чувствовала волнение.

Пока мы с Блэквудом искали наш собственный эскадрон, я украдкой бросала взгляды на барьер. Барьер создала Темная фея, и поэтому он был как из мрачной сказки, которую няньки рассказывают зимними ночами, чтобы пугать детей. Это трудно описать… Нечто в тридцать футов высотой, утыканное острыми шипами. Цвели цветы, но среди лепестков блестели зубы – и кусались, если ты подходил слишком близко.

Мы нашли Магнуса и Ди в конце шеренги. Ди разминался, подпрыгивая на месте. Магнус был неподвижен, что для него было странно.

– Как ты думаешь, что это? – спросил он.

Какая-то часть меня безумно надеялась на то, что это всего лишь учебная тревога, чтобы засечь время нашего построения.

– Ты думаешь, это старая Стервятница? – спросил Ди. Его правая нога сильно тряслась. – Я думаю, она самая страшная. Представь, как она слетает с небес и раздирает тебя своими когтями. Говорят, она начинает есть жертву, когда та еще жива.

– Спасибо за красочную картину, – сухо сказал Магнус.

Прибыл Валенс. На подбородке капитана проступила щетина, глаза были мутными и покрасневшими. Он пересчитал нас, коротко кивнул, затем вытащил свой посох и создал колонну из воздуха, которая подняла его с земли.

– Идем на бой, – донеслось до нас.

Мы последовали его примеру и полетели вверх. Я ожидала, что начальники других эскадронов прикажут своим людям сделать то же самое, но этого не произошло. Они спешно создавали водные зеркала, как будто планировали наблюдать… Наблюдать? Мы что, идем без подкрепления?

У меня тряслись поджилки. Когда я перелетала барьер, за подол моей нижней юбки зацепились шипы. Затем юбки пришлось одергивать – приземление в платье всегда было… хмм… нескромным.

За барьером картина была невеселой. Когда-то это была часть города, но сейчас она лежала в руинах. От домов и магазинов остались обуглившиеся стены. В конце улицы уходил вверх, в никуда, одинокий лестничный пролет, невероятным образом уцелевший от разрушения.

– Какие будут указания, сэр? – спросила я.

– Практиковаться, – ответил Валенс. – Император хочет оценить, как это оружие работает в битве. Он думает, лучше начинать с малого, и я с ним согласен. – Капитан указал вперед, на двухэтажное здание, которое все еще было нетронуто. – Неподалеку заметили фамильяров. Уничтожьте их.

Они призвали весь Орден, чтобы посмотреть, как мы боремся с какими-то фамильярами? Неужели чародеи и правда не могли найти лучшего применения своему времени и умениям? Каждый чародей Лондона засвидетельствует нашу победу или поражение. Если оружие не сработает, все об этом узнают, и веры не останется.

Подумать только, Блэквуд волновался, что Уайтчёрч становится слишком мягким.

– Какие именно фамильяры? – уточнил Блэквуд.

Я вытащила свой кинжал, твердо намереваясь извлечь из ситуации максимум.

– Во́роны, – сказал Валенс.

Ах, вороны? Сражаться с ними не так-то легко, как можно было бы подумать, но это и не худший противник. И все равно у меня свело живот от напряжения. Что-то было во всем этом слишком простое.

Валенс отступил назад к барьеру – трус. Мы шагали, нащупывая путь среди вывороченных булыжников. Кроваво-красное солнце отбрасывал на землю зловещие отсветы. Разве не об этом было стихотворение? Красное утро предупреждает моряков…

Надо бы вспомнить стихи повеселее.

– По крайней мере, это свежее утро подходит для битвы, – словно прочитав мои мысли, сказал Магнус.

Мы подошли ближе к зданию. Где-то поблизости послышалось карканье ворона. От одного этого звука у меня напряглись мышцы.

Хотя должна признать, что, стоя плечом к плечу с ребятами в ожидании неизвестно чего, я странным образом чувствовала себя… в своей тарелке.

Блэквуд отстегнул саблю, похожую на штопор. У Ди в руках была флейта. Я надеялась, что именно это оружие мы использовать не станем.

Магнус сделал шаг вперед и развернулся, сканируя окрестности. Было тихо, как на кладбище, и точно так же, как на кладбище, в воздухе витала смерть. Черт побери, мне надо прекратить об этом думать.

– Утешает то, что поблизости нет Древних, – сказал Блэквуд, опуская саблю.

– И это странно. – Я провела пальцем по свистку, висящему у меня на шее. – Всегда ожидаешь, что Ре́лем нападет на нас всеми своими силами.

Имея в своем распоряжении армию, почему Ре́лем был так… осторожен?

Блэквуд оглянулся на барьер:

– Лондон по-прежнему остается для него главным призом. Особенно теперь, когда у нас есть Предначертанная. – Он криво улыбнулся. – А когда он узнает наши слабые места, его не остановит ничто.

Чудесно.

Впереди осыпалась куча камней. Что-то в громкости этого звука заставило меня напрячься. Это не вороны.

Из-за угла здания показались трое всадников, рассветное солнце светило им в спины. Мужчина и две женщины; с них полностью была содрана кожа. Лошади – под стать им: гладкие головы без ушей и гривы, из пасти капает кровь. Дубленые седла сделаны из какой-то розовой плоти, которая вряд ли была кожей животного. Долетевшая до нас вонь заставила мой желудок сделать сальто-мортале.

Личные наездники Ре́лема. Вот что он хотел сделать со мной.

Фамильяры остановились, оценивающе разглядывая нас. Тот, что слева, развернулся в седле и зашептал что-то своим друзьям. Казалось, они были весьма озадачены встречей. Ну, это понятно – не каждый день четверо молодых чародеев перемахивают барьер, чтобы искать встречи с опасностью. Мало кто был настолько глуп.

Один из фамильяров понесся рысью вперед с вытянутой рукой. Мы инстинктивно попятились.

– Пойдем со мной, леди, и мы не навредим твоим друзьям. Кровавый Король дает слово. – Мускулы на щеках всадника сократились, еще больше обнажая десны и зубы. Он усмехался. – Кровавый Король хочет тебя одну.

 

13

Кровавый Король. Мне уже приходилось слышать, как Гвен называла Ре́лема подобным образом.

– Я не леди, – ответила я, берясь за рукоятку кинжала. – Я чародейка.

Освежеванный всадник рассмеялся:

– Ты сама накликала беду на свою голову.

Он поднял окровавленную ладонь к небу и плотно сжал ее в кулак.

Как будто по сигналу из разбитых окон здания вырвалась черная туча. Вороны полетели на нас, пронзительно крича. Мы запаниковали и стали взрывать их огнем, забыв о новом оружии. Волны пламени поджарили часть птиц, но не всех. Те, что остались, принимали вид отвратительных человекоподобных существ с затененными капюшонами лицами и острыми, как бритвы, когтями. Скоро они нас окружат…

– Хватай флейту! – прокричала я Ди. Он вынул ее из набалдашника, убрал посох в ножны и заиграл.

Прежде чем упасть с зажатыми ушами, я увидела, как вороны сыплются с неба и ударяются о землю. На короткое мгновение битва остановилась.

Но три бескожих фамильяра, по-видимому, справлялись гораздо лучше. Они понеслись на нас галопом, вытянув длинные сабли, вырезанные из кости.

Одна из женщин попыталась меня сгрести, и я сплеча ударила ее кинжалом. Кажется, мне удалось задеть ее, но я едва не вывернула запястье. Магнус и Блэквуд пустили в ход свои штопорообразные сабли, но всадники с легкостью вышибли оружие у них из рук. Спасло ребят то, что Блэквуд быстро произнес заклинание, которое сотрясло землю под ногами всадников. Бескожая женщина слетела с лошади. Блэквуд подскочил к ней и ударил ее кинжалом. Он проткнул всаднице сердце, но едва это случилось, мощный взрыв света опрокинул его на спину.

Оставшиеся вороны перегруппировались и снова закружили над нами. Я не понимала: неужели никто из-за барьера не собирался помочь?

Вспомнив о свистке, поднесла его к губам и подула. Ничего, черт возьми, не произошло.

К черту новое оружие. Я схватила Кашку и стала выстреливать огненные шары, целясь в ублюдочных воронов. Хорошо. Наконец-то – прогресс.

Мне удалось пробраться к мальчикам, просигналив Ди, чтобы он присоединился к нам. Сама я продолжала гореть, но огонь немного поутих: я использовала слишком много энергии.

– Вырубите ее! – завизжал всадник-мужчина, мчась галопом на своей лошади.

Ди схватил хлыст и взмахнул им. Посыпались фиолетовые огни, у меня защипало в глазах, из носа пошла кровь. Однако двое всадников – к мужчине присоединилась женщина – продолжали атаку.

– К черту это проклятущее оружие, Ди! Давай сдачи! – заорал Блэквуд, бросая саблю на землю. Он стал метать в фамильяров булыжники, как снаряды. Всадникам пришлось уклоняться, и это замедлило их движение.

Магнус с Ди, встав спиной к спине, создали ветряную воронку. Фамильяры-вороны хаотично заметались по небу, чтобы не попасть в нее. Под низко опущенными капюшонами вспыхивали злобой белые лица.

Мои силы иссякали. Я побежала в сторону от ребят, чтобы отвести от них опасность, и внезапно свалилась в секундный обморок. Топот копыт приближался…

Снова включившись, я перекатилась на спину и с трудом послала огненную струю в бескожую всадницу. Ее плоть зашипела, поджариваясь, и она свалилась с лошади. Лошадь галопом помчалась прочь.

Я лежала неподвижно, прижавшись щекой к холодной земле, не в силах оторвать взгляд от обуглившегося тела. Мне и раньше приходилось убивать фамильяров, но никто из них не выглядел настолько… человекоподобным. Запах напоминал жареную свинину.

У меня в животе все запульсировало, и, прежде чем меня вырвало, я смогла встать на колени.

Оставшийся всадник зарычал. Он уклонился от булыжника Блэквуда и описал на лошади круг, направляясь ко мне с занесенной над головой саблей. Но Блэквуд его опередил. Каким-то чудом оказавшись позади него, он проткнул бескожего своим посохом между лопаток. Всадник упал, и Блэквуд ударил его еще дважды.

– Ты в порядке, Хоуэл? – спросил Блэквуд, его бледное лицо было залито кровью, но он даже не потрудился ее вытереть. Посмотрев на уже мертвого фамильяра, он со злостью пнул его.

– Со мной все будет в порядке, – проворчала я. Кровь носом больше не шла, но перед глазами плясали черные мушки. Я сплюнула, выталкивая изо рта привкус меди и пепла. – Мы не очень многого добились с новым оружием, так ведь?

Выражение боли у него на лице послужило мне ответом.

Когда битва была практически закончена, чародеи перелетели через барьер, чтобы погонять воронов. Мило… Уцелевшие птицы, описывая круги и каркая, быстро полетели к горизонту.

Нам пришлось сделать две попытки, прежде чем удалось перелететь через барьер, и первым, кого мы увидели, был Валенс. Мы провалились с нашим волшебным оружием, и он ехидно улыбался. Мне захотелось его встряхнуть.

– Спасибо за то, что наблюдал, как нас чуть не убили, – сказала я.

– Я позволил вам продемонстрировать ваши так называемые способности. – Он смахнул пыль с рукавов, как будто это он сражался с фамильярами. – Меня удивит, если вам разрешат еще один такой эксперимент.

– Нам надо больше времени, – нахмурилась я.

В ответном взгляде Валенса бурлила злость. Меня это поразило.

– Попросите жителей Ливерпуля дать вам еще времени, – огрызнулся он.

Ливерпуль? Мы четверо обменялись взглядами, задавая друг другу молчаливый вопрос.

Выпустив пар, Валенс сказал:

– Все кончено. Идите домой и отдыхайте. Завтра вы возвращаетесь в мой эскадрон.

Он развернулся на каблуках и ушел, оставив меня беспокоиться.

– Нельзя сказать, что мы не пытались, – мягко сказал Ди. Он вытащил из-под ремня хлыст, снял с плеча флейту и протянул мне.

– Оставь их, – коротко сказала я. – Мы еще не закончили.

Тем не менее Блэквуд принял оружие у Ди, а затем кивнул Магнусу:

– Я заберу твое.

– Думаю, я его оставлю себе навечно. – Магнус отсалютовал нам, удаляясь широким шагом. – Как сувенир, – бросил он через спину.

Ди последовал за Магнусом, а мы с Блэквудом направились домой. Несмотря на свинцовую тяжесть провала с оружием, он казался довольным. Ну да, есть повод повеселиться: опозорили меня перед целым Орденом. Я позволила своему раздражению перелиться через край.

– Тебе нечего было сказать Валенсу? – огрызнулась я.

– Возможно, это оружие всегда было слишком опасным, чтобы с ним играть.

– Мы можем заставить его заработать при помощи хорошей инструкции, – сказала я, хотя понятия не имела, откуда у нас возьмется эта хорошая инструкция.

– Нас сегодня чуть не убили. – Блэквуд выставил вперед выпачканную кровью всадника руку. – Пожалуйста. Мне не нужны неприятности от Уайтчёрча, или Валенса, или кого бы то ни было еще, включая Ре́лема.

Его голос был тихим, но он говорил уверенно. Мы больше не произнесли ни слова, но я обдумывала слова Валенса. Почему он упомянул именно Ливерпуль? Что случилось?

Когда мы прибыли домой, я прошла в обсидиановый зал, прихватив с собой серебряную миску с водой. К сожалению, я была не слишком искусна в творении волшебного зеркала, и то, что мне удалось создать, представляло собой узенький прямоугольник вместо квадрата.

У меня за спиной послышались шаги. Я обернулась. В дверном проеме со скрещенными на груди руками стоял Блэквуд.

Ну его к черту. Я повернулась к зеркалу. Блэквуду не надо было объяснять, что я собиралась сделать. Элегантно втиснувшись, он распрямил мое зеркало в идеальный мерцающий квадрат.

Я никогда не была в Ливерпуле, но постаралась визуализировать улицы, порт, громыхание карет и звуки голосов. И вот мы здесь.

Он появился перед нами: дымящиеся руины.

Блэквуд вздрогнул, а я подавила испуганный возглас. Дома сровняли с землей; костры тут и там отмечали картину разрушения, как уродливые подписи. Я увидела гигантскую ящерицу, тяжело ползущую по развалинам, ее раздвоенный язык длиной с лошадь лениво пробовал землю. Она была похожа на игуану, с красными и голубыми шипами оттенка «электрик», торчащими веером вдоль ее заостренного хребта.

Зем, Великий Ящер, открыл пасть и изрыгнул поток раскаленного добела пламени, подпаливая стену здания. Оно рухнуло, и началось движение: уцелевшие люди – да, это были люди – начали спасаться бегством. Живот Зема вздулся, и он снова открыл пасть…

Блэквуд выругался и сильно ударил посохом по поверхности зеркала, чтобы сменить картинку. Но я кое-что успела заметить и схватила его за руку. На широкой улице были вырезаны буквы, обожженные огнем и потемневшие от пепла.

Отдайте мне Генриетту Хоуэл.

У меня в животе все похолодело, когда я прикоснулась к зеркалу и сменила Ливерпуль на Йорк. В Йорке было больше чародеев, и фамильяры, конечно же, знали это. Они окружили город. Всюду мелькали когти и клыки. Должно быть, силы чародеев истощены. И, кто бы сомневался, – когда я стала осматривать окрестности, я обнаружила эти же слова, вырезанные на склонах холмов.

– Не надо, – прошептал Блэквуд, но я не могла остановиться.

Трясущимися руками я заставила зеркало показать мне другие места. Кент, Манчестер, Суррей, Девон… Некоторые города были не так сильно разрушены, как другие. Но почти везде я находила эти слова: Отдайте мне Генриетту Хоуэл.

– Он принуждает их, – упавшим голосом проговорила я.

Блэквуд знал об этой войне достаточно, чтобы понимать: Ре́лем не просто разрушает. Он старался сохранить то, что могло ему пригодиться. В конце концов, Кентербери много лет был основным пунктом его операций на востоке. Разрушать город было бы расточительно.

Своими акциями устрашения он пытался заставить чародеев сдать меня.

– Почему он меня так ненавидит? – Я уничтожила одного из его монстров, да, но из-за чего все это?

– Потому что он думает, что ты – Предначертанная, – тихо сказал Блэквуд, растворяя зеркало и сливая воду обратно в миску. – Если ты единственная, кто может поразить его, он не остановится, пока не уничтожит тебя. Поэтому он будет терроризировать страну до тех пор, пока у нас не останется другого выхода, кроме как сдаться.

– Может быть, вам так и надо поступить? – Сказать такое было ребячеством, но я была на грани того, чтобы разрыдаться. Вот куда я всех завела: монстр неистовствует, а Предначертанная на самом деле вовсе не Предначертанная. – По крайней мере, если он получит меня, возможно, он остановится…

– Не смей так думать! – огрызнулся Блэквуд и со злостью смахнул миску на пол. Затем в отчаянье схватил меня за локти. – Я знаю, о чем ты думаешь, и, клянусь, если ты решишься пойти к нему, то я притащу тебя домой, даже если это убьет меня! Ты слышишь? – В его глазах светилась паника. – Я никогда не позволю ему получить тебя.

Его трясло. Я и правда его напугала.

Я осторожно высвободилась и подняла миску, собрав в нее воду щелчком пальцев.

– Не беспокойся, я не пойду к нему. Но… разве ты не понимаешь? Нам нужно это оружие. Если бы только…

– Нет, Хоуэл. – Блэквуд взглядом прервал меня и направился к выходу. Очевидно, он думал, что этого хватит, чтобы уладить дело. Он ошибался.

Плевать на головную боль и кровь, идущую носом, плевать на то, что это оружие было создано колдунами: если мы собрались выкинуть его, потому что не понимали, как оно действует, Ре́лем заслуживал победы.

Я пошла наверх, чтобы снять наконец окровавленную одежду. Лилли с трудом удалось сохранить спокойное выражение лица, когда она увидела меня. В ванной я скребла себя мылом, пока кожу не засаднило, а Лилли позволила выбросить мое испачканное платье лишь после того, как она поклялась, что его не удастся спасти.

Передохнув, я вытащила сундук Микельмаса и еще раз попробовала заклинание «Всегда – то, что тебе нужно».

Я подумала об оружии – ничего не произошло. Я представила, как перерезаю Ре́лему горло. По-прежнему ничего. Застонав от расстройства, я подумала о Микельмасе, его смеющихся темных глазах, бороде с проседью, о его дурацком многоцветном сюртуке. И о том, как в совершеннейшем расстройстве душу его.

Кажется, это сработало. Сундук забился под моей рукой, и я откинула крышку.

Внутри был плакат. Заинтригованная, я вытащила его. Было похоже, что это шутка. Я имею в виду – шутливый плакат из разряда тех, что рекламируют «самого сильного мужчину из ныне живущих» и тому подобное. Буквы, казалось, плясали, под ними был нарисован мужчина в цилиндре и с завитыми усами.

ПОСМОТРИТЕ НА ЧУДЕСА

Попрошаек на Углу,

ПОЗНАКОМЬТЕСЬ

С МУЖЧИНАМИ И ЖЕНЩИНАМИ

С ВЕЛИКОЛЕПНОЙ РЕПУТАЦИЕЙ КОЛДУНОВ.

МЫ РАДЫ ДЕТЯМ, ПРЕФЕРЕНЦИИ —

ДОМАШНИМ ПИТОМЦАМ.

Аркада-Берлингтон, 59, на Пиккадилли.

Мужчина держал в руке какую-то пузырящуюся порцию зелья, и с его раскрытой ладони летели искры.

Определенно колдун. Я прищурилась, перечитывая снова. Аркада-Берлингтон? Но эта территория больше десяти лет была под защитой, когда колдунов выгнали из Лондона. Плакат казался куда более старым, бумага пожелтела, а по краям темнели кофейные пятна.

Должно быть, он еще довоенный, что делало его практически бесполезным. Я хотела сжечь его, но передумала. Защиты не было уже несколько месяцев. Что, если колдуны нашли способ вернуться в город незамеченными? Что, если сейчас в сердце Лондона были колдуны, которые могли мне помочь? Что, если кто-то знал об этом проклятом оружии?

Мой ум лихорадочно заработал. Я не могла рассказать об этом Руку: стресс ускорил бы действие яда. Я не могла вынести это на обсуждение с Блэквудом, так как он не скрывал своей неприязни к оружию. Магнус и Ди воспримут все с энтузиазмом, но, возможно, чрезмерным. Я представила, как Магнус валяет дурака в логове колдунов и его превращают в ветчину. Но мне нужно было кому-то рассказать.

И я точно знала, кто это будет.

Ступени скрипели у меня под ногами, пока я торопилась на верхний этаж. Я легонько постучала в дверь Фенсвика, и Мария тотчас открыла. Ее лицо и руки были выпачканы в муке.

– Что случилось? – спросила она, вытирая лицо.

– Взгляни на это.

Я подождала, пока она приведет себя в порядок, вручила ей плакат и села. На ее лице появилось выражение заинтересованности. Она ухмыльнулась.

– Мама, бывало, говорила, что способности колдунов – грандиозные и странные. Как думаешь, они могут сделать твои волосы голубыми?

– О, они могут сделать гораздо больше. – Было очевидно, что я правильно выбрала, кому сказать. – Я хочу пойти завтра.

– Я пойду с тобой, – сразу же сказала Мария, усаживаясь рядом. У меня забилось сердце при мысли о том, как легко было ей довериться. Затем она нахмурилась: – У тебя найдется время?

– Мне надо заказать платье, а потом можно ускользнуть. Пойдем со мной, что-нибудь придумаем.

Я взволнованно разгладила плакат. Иногда я задумывалась, все ли колдуны были такие, как Микельмас. Кажется, у меня появится возможность узнать.

– Мне взять с собой топор? – Мария снова ухмыльнулась. – Просто на всякий случай?

– Да. Хотя он будет немного не к месту в нашем первом пункте назначения.

Магазин мадам Вольтианы все еще работал, даже несмотря на павшую защиту. О да, люди изыскивали любую возможность, чтобы достать рис или табак, но леди из высшего общества не могут обойтись без изысканных платьев. Элегантно одетые портновские манекены ждали у двери, чтобы поприветствовать заказчиков. На Вольтиану сейчас работало меньше швей, но она вся расплылась в улыбках, когда увидела меня, Элизу и Марию.

Фея с фиолетовой кожей тут же принялась снимать с меня мерки для нового платья.

– Я приложу максимум усилий, чтобы ты выглядела великолепно. Конечно, ты слишком высокая и недостаточно пропорциональная, но моими стараниями никто этого не заметит!

Она ущипнула меня, заставив встать ровно.

Элиза присела на плюшевый диван, перебирая яркие лоскуты шелка. Мария разглядывала все, что ее окружает, с таким выражением, будто оказалась на другой планете.

Магазин был радушным островком, здесь казалось, что никакой войны нет.

– Давай-ка, милочка, подберем цвет. Я думаю, подойдет сочетание ярко-красного и насыщенного индийского оранжа. Ты будешь выглядеть как язычок пламени, – проворковала Вольтиана. – Можем сделать так, что твое платье в полночь загорится. Конечно, потом тебе придется походить голой, но ради искусства можно и пострадать.

– Но это день рождения леди Элизы, – осторожно сказала я. – Я не хочу привлекать к себе слишком много внимания.

Вольтиана иногда выпадала из реальности.

– Может быть, мне подойдет бургунди? – Элиза потеребила один из образцов шелка. – Или королевский фиолетовый? Как ты думаешь, какой? – спросила она у Марии.

Мария моргнула, затем взяла лоскуток ярко-синего цвета с радужными переливами.

– Вот этот славный, – потерянно сказала она.

Элиза прищелкнула языком.

– Да, славный, но не моя расцветка. – Она ткнула пальцем в фиолетовый. – Да. Вот этот.

– О, моя леди, вам пойдет светлое. Вы молоды, как весна, – в глубоком волнении сказала Вольтиана, протыкая меня булавкой. Я решила промолчать.

Но Элиза уже приняла решение:

– Королевский фиолетовый. Я хочу произвести впечатление. Никогда не знаешь, кто придет. – Она улыбнулась со знанием дела. – Джордж, наверное, пригласит нескольких молодых людей… в качестве кандидатов.

Я вздрогнула, и на этот раз булавки Вольтианы были ни при чем. Блэквуд не сказал сестре, что до сих пор писал Обри Фоксглаву? Если он вскоре не поговорит с ней, это сделаю я.

После примерки, когда мы усаживались в карету Блэквуда, я изумленно ахнула и ударила себя по лбу:

– Мария, нам нужны травы с рынка, разве нет?

– Ага. Как мы могли об этом забыть? Вот горе! – Она неестественным жестом воздела руки. Мария была превосходным воителем, а вот актрисой – не очень.

– Это как раз неподалеку. Элиза, почему бы тебе не поехать домой попить чаю? – Я выпрыгнула из кареты, Мария – за мной.

– Что вы задумали? – спросила Элиза.

– С чего ты взяла? – улыбнулась я в надежде, что выгляжу убедительно.

Но Элизу так просто не проведешь.

– Тогда будьте осторожны. Что бы вы ни делали. – Она нахмурилась.

Карета исчезла из виду, и я почувствовала угрызения совести. Я была бы счастлива, если бы она пошла с нами, но не хотела заставлять ее врать Блэквуду. Кроме того, кто знает, какие опасности нас ждут?

Мы с Марией заторопились вниз по улице, взяв друг друга под руку.

– Держи капюшон надетым, а голову опущенной, – сказала она. – На случай, если тебя кто-то узнает.

Лондон здорово изменился даже по сравнению с тем, что было еще несколько месяцев назад. Вдоль улиц возвели баррикады из мешков с песком – мера предосторожности, которая замедлила бы фамильяров, но остановить Древних это не поможет. В воздухе постоянно пахло дымом и потом.

Раньше лица знати были расслабленными, теперь же богатые женщины в модных шляпках-таблетках и нищенки в лохмотьях – все были одинаково испуганные. Каждый день появлялись новые рассказы об атаках Ре́лема, и эти атаки становились все более жестокими. Восемьдесят чародеев погибли за одну-единственную ночь на окраине Шеффилда – люди перешептывались, что со всех была заживо содрана кожа. Каждая смерть заставляла меня вспомнить слова Ре́лема: «Я покажу вам ужас. Отдайте мне Генриетту Хоуэл».

Вот почему мы здесь, напомнила я себе, пока мы шагали по грязной улице. Мы сделаем так, что это оружие заработает. Мы покажем Ре́лему, что в действительности значит ужас.

Наконец мы вышли на широкую и оживленную улицу, которая вела к круглой площади Пиккадилли; здесь было оживленно. Старые торговые ряды и торговые ряды Полпенни-роу были безжалостно уничтожены во время атаки Корозота, и лондонцы приходили сюда, чтобы купить или продать что-то.

Почувствовав голод, я купила пару мясных пирожков сомнительного вида, и мы с Марией быстро их съели. Я никогда в жизни не слышала такого гвалта; богатые и бедные, все потели, толкались, кашляли, вовлекая нас в свой круговорот.

Мы пошли вниз по Пиккадилли к Бонд-стрит. Вскоре справа от нас появился дугообразный вход в Аркаду-Берлингтон. Это была длинная крытая пешеходная улица с магазинами по обеим сторонам. До падения защиты – модное место, где леди покупали духи и засахаренные фрукты. Сейчас пространство делили попрошайки и продавцы устриц.

– Давай посмотрим, – сказала я, расчищая себе путь через толпу. Мария шла за мной следом. В бумаге говорилось, магазин 59, но, когда мы подошли, никакого магазина там не нашли. Окна были разбиты, дверь заколочена. Краска облезала длинными полосами. Сюда годами никто не заходил.

Я в расстройстве закусила губу. Обманывала ли я себя, думая, что колдуны могли рискнуть всем, чтобы открыть магазин в своем прежнем доме? Скорее всего, сундук просто выдал сбой. Либо я неправильно поняла то, что он хотел мне сказать.

– У тебя расстроенный вид. – Мария толкнула меня локтем. – Не надо так быстро сдаваться.

– А что ты предлагаешь делать?

– Попробуй разрезать воздух. – Мария выдернула из своей юбки нитку. Она думала, здесь были чары, как в Корнуолле, хотя я не ощущала колдовства. А что, почему бы и нет? Я взяла Кашку, порезалась – на этот раз не так сильно – и обмакнула нитку в кровь. Мария держала ее, пока я концентрировалась, резала и…

У меня в руках началось покалывание, когда в воздухе у двери появился разрез. Мария от радости захлопала в ладоши.

– Мне это нравится. – Она, ликуя, прошмыгнула в разрез. Я последовала за ней; разрез у меня за спиной сразу закрылся.

То, что раньше было заброшенным магазином, сейчас представляло собой длинную, изогнутую улицу. Кажется, у колдунов была своя Аркада-Берлингтон, и здесь собирались толпы народу.

Магазины и магазинчики громоздились рядом друг с другом. На шестах были подняты тенты из непромокаемого брезента. Вывески, вывески, вывески… Медные кастрюли, склянки и баночки, латунные клетки… и что там еще. Откуда-то раздавалось шипение сковороды, к нам плыл запах таящего жира и лука.

Спорящие друг с другом мужчины и женщины ничем не отличались от людей, выторговывающих муку или мыло, которых мы видели снаружи. Но здесь они обсуждали цену на птичьи потроха, языки фламинго, порошок из зубов акулы и порции печени. Одна женщина, проковыляв, пересекла дорогу прямо перед нами; ее походка была кривобокой и странной. На месте ноги пониже колена просвечивала насквозь стеклянная бутылка пробкой вниз.

– Это… колдуны? – В голосе Марии слышалось одновременно изумление и отвращение. – Они такие… Такие…

– Странные, – закончила я. Но у меня перехватило дыхание, когда я увидела такое количество колдунов. Если бы войны не было, если бы мои родители были живы, я могла бы проводить время в этом месте. Возможно, я называла бы себя колдуньей.

Мы привлекли к себе внимание, кто-то стал хмуриться. Незнакомцы, появляющиеся посреди нелегального рынка, всегда подозрительны. Пожалуй, нам надо было обдумать это заранее.

Словно иллюстрируя мою мысль, чья-то рука приставила мне нож к горлу.

– Кто это у нас здесь? – прошептал голос за спиной.

 

14

Голос принадлежал девушке. Я замерла, а Мария вытащила свой топор.

– Отпусти ее! – рявкнула она, но девушка только сильнее надавила ножом. Было очевидно, что угрожать ей – плохая идея.

– Не надо суетиться, – сказала я. С ножом, прижатым к твоему горлу, думать трудно. Мой взгляд метнулся в сторону наблюдающих за нами людей – они с интересом ожидали, что же случится дальше.

Обидчица слегка сдвинула лезвие, и этого было достаточно, чтобы дать мне возможность. Голубое пламя рябью покрыло мое тело, и девушка упала.

– Ты разве не знаешь, что это грубо – нападать на других колдунов? – Я протянула руку, чтобы помочь ей подняться. – Я – Генриетта Хоуэл.

Назвать свое имя было все равно что сыграть в рулетку. Мы уже успели привлечь к себе много внимания, и толпа все собиралась. Девушка с трудом встала на ноги, отряхивая колени. Абсурдно высокая, она была одета в ярко-желтое платье, подвязанное зеленым кушаком. Распущенные черные волосы доходили до плеч. У нее были высокие скулы, а темные глаза ярко сверкнули, когда она услышала мое имя.

– Подожди… Хоуэл? Ты же Предначертанная у чародеев, так? Почему же ты сразу не сказала? – Девушка своей сильной рукой хлопнула меня по плечу, и я подавила болезненный вскрик. – Знаешь, ты могла бы спросить «Шар и сову». С радостью тебе покажу, – непринужденно продолжила она.

– Эмм, да. Нам бы хотелось посмотреть. – Мы с Марией, которая наконец убрала топор, обменялись озадаченными взглядами.

– Меня зовут Элис Чен, – представилась девушка, уводя нас вниз по узкой улице. Я бросала взгляды на окружающие нас настороженные лица, пытаясь расслышать произносимые шепотом слова. Толпа рассосалась, но я все еще чувствовала эти взгляды на себе.

Повернув за угол, мы подошли к деревянной вывеске, подвешенной на непримечательной кирпичной стене; на вывеске было написано: «ШАР И СОВА». На табличке была вырезана рыже-коричневая сова, сидевшая, как нетрудно догадаться, на большом шаре.

Никакой входной двери не было. Вместо этого Элис подвела нас к паре старых продырявленных ботинок и пнула один из них.

Из облачка пыли перед нами появился туманный образ сутулого человека с худым лицом.

– Пароль? – его голос прозвучал как вздох на ветру.

Я читала о привидениях, подобных этому, в одной из книг Микельмаса. Есть привидения – неупокоенные души умерших людей, но эти – нет. Не знаю, как объяснить… Что-то вроде домовых, охраняющих имущество. Но они не истинные хозяева дома, как Фенсвик, а скорее, бледная проекция живущих в этом доме людей, владельцев имущества. Их можно было заставить выполнять роль стражей или вышибал. Не самые искусные существа, но по-своему полезные.

– Заткнись и пусти меня, – весело сказала Элис.

– Пароль верный. – Привидение исчезло в облачке дыма, и в стене тут же открылась дверь.

– Странный народец, – прошептала Мария. Что ж, она была права.

Мы зашли в таверну, которая показалась нам самой обычной. Кирпичные стены местами потемнели от копоти масляных ламп. Потускневшее зеркало за барной стойкой красного дерева отражало посетителей, всего-то человек десять. Единственным украшением были портреты… портреты знаменитых колдунов. На одном из них был изображен Мерлин, на другом – Стрэнджвейс. Я разглядела Дариуса Ла Гранда, а в другом углу – мужчину, который выглядел на удивление знакомым… Когда я поняла, кто это, у меня сжалось горло. Я торопливо подошла, чтобы взглянуть получше. Красивый молодой человек с темными волосами и круглым приятным лицом. Его улыбка была теплой, открытой, дружелюбной. Внизу было написано: «УИЛЬЯМ ХОУЭЛ».

Мой отец был более знаменит в колдовских кругах, чем я могла представить. Его имя было вырезано на стене в доме Ральфа Стрэнджвейса, а теперь еще и это.

Я коснулась портрета, провела пальцами по лицу отца.

Как бы я хотела, чтобы ты меня сейчас увидел, подумала я, неохотно отступая назад. Как бы я хотела поговорить с тобой…

Смаргивая подступившие слезы, я отошла.

Элис уже уселась за стол и оживленно болтала с каким-то мужчиной. Мужчина как мужчина – светло-каштановые волосы, удлиненное лицо, но он вдруг… откашлял рыбу. Радужная форель забилась на столе. Смиренно покачав головой, мужчина кинул ее в ведро у своих ног.

Меня это развеселило. Я решила, что кашлять живой рыбой, должно быть, неудобно.

У стены маленькая темнокожая девочка с заплетенными в косички волосами обнимала куклу, которая, казалось, была сильно обожжена. Ничего удивительного – в косичках малышки сверкали электрические разряды. Поймав мой взгляд, девочка улыбнулась.

На спинке стула сидел ярко-красный ястреб и чистил перышки.

Вообще-то, я уже не сомневалась, что кто-нибудь здесь поможет мне с оружием Стрэнджвейса.

Я уже собиралась завести разговор об этом, как вдруг из ниоткуда прямо перед баром появился мужчина.

– Мои самые язвительные и самые верные товарищи. Спасибо, что встретились со мной. Наше ожидание подходит к концу, друзья мои. Англия снова станет великой, и наше колдовство поведет ее за собой.

Он поднял руки, и фиолетово-оранжево-красные рукава его сюртука упали до локтей. Ему ответили вялыми аплодисментами.

– Эй, Дженкинс, – крикнул кашляющий рыбой мужчина, в приветственном жесте поднимая свой бокал.

Только этот человек не был Дженкинсом Харгровом. Его настоящее имя было Говард Микельмас. После нескольких месяцев полного молчания мой наставник сидел в таверне, как будто все было в полном порядке!

Бармен передал ему пенящуюся кружку эля, и Микельмас с радостью выпил.

– Значит, ты его знаешь? – прошептала Мария. Должно быть, она заметила, как изменилось мое выражение лица.

– Можно сказать, он научил меня всему, что я знаю, – пробормотала я, поспешно садясь за стол. Я не хотела, чтобы Микельмас заметил меня, пока я не буду к этому готова.

И все же, несмотря ни на что, я испытала облегчение, увидев его. Хоть я и знала, что он выжил после атаки Корозота, когда несколько месяцев назад дал мне свой магический сундук, но как он провел это время, я понятия не имела. Но вот Микельмас сидел здесь, пил и смеялся, и был, совершенно очевидно, жив. Я не могла сдержать улыбки, наблюдая за ним.

Микельмас полез в карман и вытянул оттуда до смешного покрытую перьями фиолетовую шляпу.

– Передайте ее по кругу, мои страусята. Несколько монет пойдут в оплату Армии Горящей Розы.

Моя улыбка испарилась. О нет. Нет, не может быть, чтобы это было то, что я подумала.

– В чем дело? – спросила Мария, когда я сжала кулаки. – Тебе что, не нравятся розы?

– Горящая Роза – это мой символ. Мой чародейский символ.

– Ах… – Она присвистнула. – Я так понимаю, ты не давала ему разрешения его использовать?

– Я убью его!

– Значит, не давала.

Микельмас передавал шляпу по кругу, хотя большинство людей ничего в нее не клали.

– Не жалейте. Пенни или два за великое наступление нашей армии, – кудахтал, подбадривая, Микельмас.

Кто-то протянул нам шляпу, и Мария ловко передала головной убор дальше, чтобы я его не подожгла.

– И могу ли я добавить, как рад всех вас видеть? – неслось от баора.

Микельмас оглядел комнату, и я низко наклонилась над столом, чтобы он не заметил меня.

– Да, Элис и Сэди, и Джералд, и… А где Альфред? – он нахмурился.

– Ты на нем сидишь! – выкрикнул кто-то. Микельмас спрыгнул с барного стула, который начал сам по себе качаться из стороны в сторону.

– Кто-нибудь знает контрзаклинание? – Он подождал, но ответа не последовало. – Извини, Альфред. Будем надеяться, чары рассеются. – Он погладил кожаное сиденье и продолжил: – Наш дорогой цветок, посеянный в го ре, зацветший средь превратностей судьбы, наша дорогая Генриетта Хоуэл на данный момент находится во власти. Она стала одной из приближенных Ее Королевского Величества, и ее объявили великой Предначертанной. Наш успех обеспечен! – выкрикнул он.

Последовало несколько вежливых и рассеянных аплодисментов. Человек, кашляющий рыбой, выкашлял еще одну форель, а Элис выжидающе кивнула мне. Шляпа, позвякивающая несколькими монетами, вернулась к Микельмасу, который запихал ее обратно в карман.

– Дженкинс, – Элис помахала рукой. – Теперь, когда Пылающая Роза с нами…

Она попыталась меня представить, но Микельмас подпрыгнул от ее слов:

– А, моя дорогая Генриетта. Самая способная моя ученица из всех. – Он драматично вздохнул, приложив одну руку к сердцу. – Она проделала такую безупречную работу, на самом высшем уровне просочившись в монархический строй. И правда, если бы только я смог снова увидеть ее славное, дорогое лицо… – Он достал платок и вытер глаза. Мария прыснула от смеха.

– Вот, Дженкинс. – Элис указала на меня. – Смотри, кого я нашла.

Посчитав, что пришло время, я скинула капюшон и встала. Когда Микельмас увидел меня, было похоже, что сейчас он проглотит свое собственное лицо. Я подошла к нему, изображая саму учтивость.

– Я так рада тебя видеть. – Я впилась ногтями ему в ладонь. Он издал тихий гортанный стон, но не вздрогнул. Каков профессионал! – И да, я с таким наслаждением провожу время в Ордене!

По таверне прошелся заинтересованный шепоток.

– Что именно я должна была сделать после того, как просочусь в Орден? – прошептала я Микельмасу, притянув его поближе.

Он обнял меня за плечи и снова развернул лицом к посетителям.

– Наша Горящая Роза продолжает наш марш к равенству, к свободе… к свободе английского колдовства. – Со всех сторон я чувствовала испытывающие взгляды, в том числе и ястреба. Понимаю, что они думали: девушка колдовского происхождения, рожденная такой же, как и они, но все равно чужая. Подружившаяся с чародеями. Во взглядах не было чего-то недоброго, но было некоторое недоверие. Что ж, я не могла их за это винить.

– Вы не возражаете, дорогой учитель, если я минутку поговорю с вами с глазу на глаз? – спросила я.

Микельмас обнажил зубы, это можно было милосердно назвать улыбкой:

– О, наверстать упущенное с моей драгоценной ученицей. Какой бальзам для моей усталой души. Но я должен вернуться к сбору средств, моя маленькая венерина мухоловка. Твоя армия сама себя не сформирует, ты же знаешь.

Моя армия. Не мог придумать ничего более бредового и смешного.

– А ты не очень-то часто с ней видишься, так, Дженкинс? – со смешком сказал человек-рыба.

Дженкинс. Это навело меня на мысль. Микельмас был осторожен, и мало кто знал, кто он на самом деле. А у Говарда Микельмаса была ужасная репутация.

– Конечно, я понимаю, мистер Харгров. Подождите. Вы ведь по-прежнему мистер Харгров, не так ли? – Я посмотрела на Микельмаса с самым невинным видом. Он сжал губы. – Так как у вас столько фальшивых имен – для вашей безопасности, конечно, – что мне бы хотелось убедиться: уж не ошиблась ли я, верное ли имя называю?

Его глаза говорили мне: он не думает, что я осмелюсь. Выражение моего лица явно сказало ему: он ошибается.

– О, одна минутка наедине с моим маленьким цветочком… – Он так сильно сжал мою руку, что у меня на глазах выступили слезы. – Я плачу за выпивку для моих друзей! – крикнул он бармену, и впервые последовал взрыв по-настоящему взволнованных возгласов.

Микельмас проталкивался со мной по помещению, и по пути несколько колдунов пожали мне руку. Наконец он вытолкал меня за дверь и завел за угол. Освободившись, я потерла руку.

– С леди так не обращаются.

– Я видел, как ты ешь пирожок из свинины. В тебе нет ничего от леди. – Он скрестил руки на груди. – Чего ты хочешь?

Это что, шутка?

– Зачем ты используешь мое имя? Чтобы начать чертов мятеж?

– Ты считаешь, стала чародейкой – и с тебя хватит? Я закладываю для тебя фундамент, чтобы ты смогла подняться так высоко, как никогда… ты, тупица чертова! – В его глазах была страсть, которой я не видела раньше. Когда мы занимались в его крохотной квартирке, он сказал мне, что достаточно навоевался за колдунов. А сейчас снова хотел кинуться в драку?

– Я думала, ты уехал в Америку.

– Уехать теперь, когда после нескольких столетий натянутых отношений снова приходит черед колдунов? – Казалось, он испытывает благоговейный трепет перед самой этой идеей. – И глазом не успеешь моргнуть, когда чародеи окажутся на коленях перед Ре́лемом.

Да, потому что я к нему не пойду.

– Мы делаем, что можем, – огрызнулась я.

– Ой, только не говори мне, что ты и правда считаешь себя одной из них, – с издевкой сказал Микельмас.

– А разве не для этого ты меня тренировал?

– Нет! – Он топнул ногой. – Я тренировал тебя, чтобы ты казалась одной из них. – Он выглядел так, будто ему хотелось меня встряхнуть. – Они никогда тебя не примут. Они никогда не смогут принять кого-то, отличающегося от них самих.

Моя жизнь среди чародеев была неидеальной, но она была гораздо лучше всяких ожиданий, что у меня были после бала в честь посвящения.

– А это не слишком жестко? – спросила я.

– А ты, похоже, становишься слишком мягкой. Это разочаровывает. Я думал, в тебе есть огонь твоего отца. – Он сделал паузу. – Это вышло куда более забавно, чем я хотел. – Губы тронула легкая улыбка. – Ну что? Огонь? Твой отец?

– Кстати о моем отце… – Когда я произнесла эту фразу, он застыл. – Что, черт подери, ты имел в виду, говоря, что он не утонул?

Если Микельмас снова собирается уйти от ответа, я повисну у него на шее и буду висеть на ней, пока он мне не скажет.

– Ой, зачем нам толковать о том, что давно в прошлом? Я говорил много разных глупостей людям, с которыми больше никогда не намеревался встречаться.

– Скажи мне! – На моих ладонях расцвел огонь.

– Я не знаю, что случилось с твоим отцом, хорошо? – Он медленно и осторожно отодвинулся в сторону.

– Тогда откуда ты знаешь, что он не утонул?

Вот что он сказал в соборе Святого Павла в ту ночь, когда произошла атака Корозота. Твой отец не утонул. А затем в мгновение ока исчез, оставив меня с эхом этих слов, звучащих у меня в голове.

– Твоей тете надо было кое-что тебе рассказать, когда ты была маленькой девочкой. – Он вытер лоб. – Уильям бросил твою мать еще до того, как ты родилась. Он так никогда и не вернулся, и я не знаю, что с ним стало. Вот она – правда.

Я ожидала много чего, но не этого.

Что он говорит? Что мой отец может прямо сейчас бродить где-то по свету? Что он бросил меня?

– Это неправда, – мягко сказала я.

Микельмас сжал губы.

– Было нечестно держать тебя в неведении.

Я все думала про ту картину в таверне. Лицо того молодого человека – моего отца – было так похоже на мое.

– Ты думаешь, он все еще жив? – ошарашенно спросила я.

– Я понятия не имею.

Я и не догадывалась, что эти слова причинят мне боль. Мои ладони перестали гореть.

– Мне жаль, – сказал Микельмас, отводя взгляд. – В тот момент я не думал, что увижу тебя снова. Я чувствовал, что ты должна знать правду. Тупая идея.

А чего я хотела? Какую-нибудь трагическую историю или развернутое объяснение? Я была дурой.

– Ну хватит с нее, – услышала я голос Марии с теми самыми роскошными женскими интонациями. Вилли снова появился. – Не расстраивайте девушку.

– Кто такая эта рыжеволосая особа? – Микельмас посмотрел ей в глаза и застыл. Выражение его лица изменилось. – Мы раньше встречались?

Мария покачала головой, кудряшки упали ей на лицо.

– Нет, я бы запомнила такое удовольствие, – пробормотала она.

– Иди домой, – сказал Микельмас, поворачиваясь ко мне. – Через некоторое время мы встретимся.

– Но твоя помощь нужна нам сейчас.

Я вынула из ножен на моем левом запястье крошечный кинжал, единственное оружие, которое я принесла. Микельмас осторожно принял его, и лицо колдуна просветлело, когда он поднял кинжал вверх. Я поняла, что он видел его раньше.

– Где ты это взяла? – Он сплеча рассек воздух, вывернув запястье так, что клинок блеснул в солнечном свете. Разрази меня гром, кажется, он знал, что делал.

– Мы нашли это в доме Ральфа Стрэнджвейса, – сказала я.

На этих словах он попросил:

– Расскажи мне все.

Пока я говорила, он продолжал любовно изучать клинок. Наконец покачал головой:

– Боюсь, я не знаю подробностей.

– Ты думаешь, оружие не сработает? – Я упала духом. Он вернул мне кинжал, протянув рукояткой вперед.

– Это оружие выковано в другом мире. – Колдун презрительно фыркнул. – Оно создано, чтобы против монстров его использовали монстры.

– Но ты можешь научить нас? Ведь что-то ты знаешь?

Не думаю, что Блэквуд одобрит мой план, но идея снова поучиться у Микельмаса казалась мне странно успокаивающей. Я скучала по нашим урокам на Полпенни-роу.

Он заколебался:

– Чародеи никогда на это не согласятся.

– Они уже практически заставили меня отказаться от попыток. Но я хочу доказать им, что оружие работает.

Микельмас слегка улыбнулся:

– Кажется, ты не можешь обойтись без неприятностей, да?

– Так ты согласен? – У меня отлегло от сердца.

– Я никогда не пройду мимо возможности заставить ваш великий Орден признать превосходство колдунов. – Он подергал свою бороду. – Когда начнем?

В тот вечер, подождав, когда Магнус закончит патрулировать барьер, я призвала всю нашу небольшую команду в дом Блэквуда. Мы с Марией ждали в кабинете, наполненном китайским фарфором и коврами, в самом южном крыле. Я улыбнулась, теребя простой золотой кулон на цепочке, когда в комнату зашли Магнус и Ди, а за ними и Блэквуд. У двери застыл лакей, ожидая распоряжений. Ну нет, так не пойдет.

– Мы можем остаться наедине? – спросила я. Блэквуд поморщился и отпустил слугу.

– Я покараулю, – прошептала Мария и выскользнула наружу. В комнате остались только мы четверо – мальчики и я.

– Мне это не понравится, ведь так? – пробормотал Блэквуд, с утомленным выражением на лице подходя ко мне поближе. Он нахмурился. – Где ты взяла этот кулон?

– Это был единственный способ сделать так, чтобы ему было удобно, – сказала я и провела пальцем по золотой застежке.

– Чтоб кому было удобно? – Магнус откинулся на спинку дивана, заложив руки за голову.

Я сняла кулон и открыла его. Кулон взорвался, и из него вылетел Микельмас; сделав сальто-мортале, он приземлился на пол. Блэквуд отскочил, а Ди чуть не скатился с дивана.

Микельмас повертел головой из стороны в сторону, хрустя суставами.

– И все равно, не самое лучшее перемещение из тех, что я пробовал, – сказал он.

Магнус, который до этого сидел, открыв рот, поднялся на ноги, при этом он сшиб фарфорового тигра, мирно дремавшего на краю стола. Тигр разлетелся на кусочки, упав на ковер, – полосатый хвост здесь, красно-желтый глаз там.

– Я помню, в прошлый раз вас было больше, – усмехнулся Микельмас. Посмотрев на разбитого тигра, он взмахнул рукой, что-то пробормотал, и фигурка, целая и невредимая, снова очутилась на столе. На этом цирк не закончился. Микельмас произнес другое заклинание, и фарфоровый тигр ожил. Он вышагивал от одного конца стола до другого, тихонько рыча и ударяя полосатым хвостом. Ди, издав возглас изумления, ткнул пальцем в зверя. Тот его укусил.

Микельмас сел на диван. Сдувая пушинки со своего сюртука, он взбил подушку и откинулся на спинку дивана:

– Так гораздо удобнее. А теперь… Кто готов к колдовству?

 

15

Какое-то мгновение было слышно только тиканье часов и порыкивание фарфорового тигра. Ди и Магнус, казалось, оцепенели. Только Ди был ужасе, а Магнус… Магнус скорее в предвкушении. Наконец молчание прервал Блэквуд:

– Ты привела его в мой дом?

Я не ожидала, что он придет в ярость. Очевидно, это было глупо – то, что я задумала.

– Я постараюсь не оскорбиться, ваша светлость, – Микельмас похлопал Ди по руке, и тот подпрыгнул. – Рад видеть, что вы, ребята, все еще вместе.

– О, большое спасибо, – опасливо сказал Ди.

– Хоуэл, ты сумасшедшая. – От Магнуса это звучало как лучший комплимент в мире. Он подошел к колдуну. – Рад снова вас увидеть, сэр! Я боялся, что с вами покончено.

Они пожали друг другу руки.

– Я тебя помню. Дурак и храбрец, – сказал Микельмас.

– «Дурак и храбрец» – это семейный девиз Магнусов. – Магнус задумался на минуту. – А как это будет по-латыни? Ferox et stultus?

– Ты и правда помнишь уроки! Мастер Агриппа был бы доволен, – сказал Ди.

– Можно поговорить с тобой с глазу на глаз? – Блэквуд повернулся ко мне.

Он проводил меня в соседнюю комнату, «геральдическую», в которой находились все гербовые щиты, какие когда-либо были у графов Сорроу-Фелл. Его собственный висел над дверью: две руки, обвитые плющом, – стандартный гербовой щит Блэквудов, а в центре – личная эмблема Джорджа: звезда, символизирующая свет, который ведет за собой всю семью.

Прямо сейчас лучше было оказаться рядом с извергающимся вулканом.

– Нам нужна была помощь, – сказала я.

– Как? Где? Зачем? – При выкрикивании каждого слова у него на шее пульсировала венка. Он подошел к антикварным часам, как будто хотел расколотить их.

– Он знает про оружие Стрэнджвейса.

– Оружие? – На лице у него появилась холодная ярость. – Ты снова хочешь соврать Императору. Только на сей раз ты имеешь наглость втягивать в это еще и нас!

У меня запылали щеки – это была правда. Я не хотела этого говорить, но выбора не было:

– А твой отец имел наглость пожертвовать колдунами и ведьмами, чтобы спрятать свои собственные грехи, ведь так? – Чарльз Блэквуд был точно так же виновен, как Мэри Уиллоубай и Микельмас, когда он впустил Древних в наш мир, но ему удалось скрыть то, что он был замешан в этом, и избежать наказания. Более десяти лет ведьм казнили, а колдунов подавляли, но чародеи, и семья Блэквуда в частности, процветали.

Температура в комнате упала, и я задрожала, когда Блэквуд подошел ближе. Я была высокой, но он был выше. И все равно я не была напугана.

– Ты считаешь, это честно? – прошипел он, наклоняясь ко мне ближе.

У меня зачастил пульс, но я смело взглянула в его глаза.

– Надо всех наказывать за то, что сделал твой отец?

С минуту он боролся с собой.

– Нет.

– Если мы поразим Ре́лема оружием колдунов, для чего надо потренироваться, то сможем доказать Ордену, как сильно они ошибались. Ты говорил, ты хочешь все исправить.

Блэквуд подошел еще ближе, и я инстинктивно попятилась. Он загнал меня в угол, прижав к стене. Его взгляд сцепился с моим.

– Ты уверена, что речь идет не о тебе? – тихо проговорил он.

– Что заставляет тебя так думать? – с трудом спросила я.

Может быть, дело было в тусклом освещении, но я могла бы поклясться, что его черты моментально смягчила жалость.

– С тех пор как Ре́лем прислал то сообщение, ты места себе не находишь. Настояла, чтобы мы поехали в Корнуолл, настояла на применении этого оружия, выискиваешь всех этих колдунов, от которых тебе надо держаться подальше! – Его гнев снова прорвался наружу. – Ты чувствуешь себя в ответе, и это заставляет тебя действовать. Но твои действия беспечны. Допустить, чтобы ты ждала чьих-то инструкций? О нет! Это всецело твоя вина, и это твоя проблема, которую ты должна решить. – Как будто он увидел меня голой – мой ум и душа были для него как открытая книга. – Но ты не одна, Хоуэл, теперь ты и нас сделала виновными!

Так как мне некуда было сдвинуться, я повернула голову и стала рассматривать стену, которая показалась вдруг очень интересной.

– Не будь трусихой, – его голос смягчился. – Это ведь правда?

Я неохотно развернулась к нему. Блэквуд отодвинулся на шаг. Вот оно, я смогла свободно дышать.

– Разве ты не чувствуешь вину за то, что сделал твой отец? Ты знаешь, что мы должны это сделать.

Блэквуд со стоном отошел к двери.

– Мы сделаем. – Он остановился, чтобы посмотреть на меня, выражение его лица было мрачным. – Я думал, у нас нет секретов друг от друга, Хоуэл.

Вот оно в чем дело, вот в чем была истинная причина его гнева. Годами он нес бремя грехов своего отца. Никто, даже его мать и Элиза, не знали темных секретов его семьи. Когда мы в конце концов доверились друг другу, я была колдуньей, а он – сыном предателя, и я стала его первым настоящим другом.

Я бездумно его ранила.

Мое лицо горело, но он вышел из комнаты до того, как я смогла ответить. Я потащилась за ним в кабинет.

Блэквуд уселся в углу и полностью ушел в себя. Зато Магнус наслаждался моментом. Он взял вазу – на вид династия Минг – и подначивал Микельмаса, чтобы тот спрятался в ней.

– Ставлю два фунта на то, что он сможет, – сказал Магнус, подмигивая Ди.

– Вы, мерзавцы, я не цирковой медведь, – рассмеялся Микельмас. Заприметив графин у окна, он попивал бренди.

– Это все равно что туго свернуться в шарик? – не отступал Магнус. – Или ты просто… сжимаешься?

За дверями послышались голоса. Один из них принадлежал Марии, другой – Элизе, которая спрашивала, с чего это Мария охраняет дверь.

– Скорее, – прошептал Магнус, кивая на вазу. Микельмас со стоном превратился в пупса и прыгнул внутрь.

– О, привет, – удивленно сказала Элиза, входя в комнату, и удивленно застыла на месте при виде Магнуса, радостно прижимающего к груди вазу.

– Мне, эм, нравится рисунок, – Магнус повертел вазу. – Можно я возьму ее себе?

– Что?

Я нервно огляделась по сторонам. Фарфоровый тигр свернулся калачиком рядом со стаканом Микельмаса и, кажется, спал. Какое счастье, ведь у меня не было ни малейшего понятия, как это объяснить.

– Нет, Магнус, ты не можешь оставить ее себе. Я думаю, эта ваза смотрелась бы лучше в другой комнате. – Я выхватила вазу и обратилась к Блэквуду: – Давай вынесем ее отсюда, как хотели.

– Да. В другом интерьере она будет смотреться лучше.

Мы вдвоем прошли мимо озадаченной Элизы.

В саду я выпустила Микельмаса из вазы в фиолетовые и оранжевые цветы. Он сорвал яблоко с яблони Блэквуда и вытер его о рукав.

– Мы почтем за честь принять вашу помощь, – пробормотал Блэквуд.

– В самом деле, ваш энтузиазм не знает границ, мои маленькие бельчата. – Взяв за руку, Микельмас провел меня к стене сада, его веселье слегка поубавилось. – Я так понимаю, ты осознаешь, о чем просишь? – Он бросил взгляд на Блэквуда: – Ты знаешь, что Ральф Стрэнджвейс сошел с ума? Совершенно спятил.

Вот до чего доводит людей охота на разных существ, выходящая за пределы здравого рассудка.

– Это оружие неестественного происхождения, – продолжал Микельмас. – Я слышал истории об этом, когда был маленьким мальчиком. Говорят, способности Стрэнджвейса повредили его разум. У тебя была головная боль, шла кровь носом? Видела ли ты то, чего на самом деле нет?

Кровь носом. Головная боль. Я слегка похолодела.

– Оружие может нам навредить?

– Ты еще много чего не знаешь об этом оружии, а надо бы, – Микельмас нахмурился. – Ты уверена, что стоит продолжать?

– Да. – Я заставила себя поверить в это. В конце концов, оружие нам нужно ненадолго. Мы не охотились, мы боролись. В этом и была разница… Разве нет?

– Очень хорошо. Так мы можем начать наши уроки? – Микельмас повернулся к Блэквуду, настроение которого окончательно испортилось.

– Не здесь, – сказал он.

– Я тоже так думаю. Я нахожу, что здесь немного мрачно, – усмехнулся Микельмас.

– У меня есть доступ к дому магистра Агриппы, – сказал Блэквуд. – Пока не выберут наследника Агриппы, Император предоставил его дом мне. Мы можем тренироваться там.

– Великолепно. Я всегда хотел устроиться рядом с Гайд-парком. Шикарно.

– Ты же не собираешься там жить? – Блэквуд был в ужасе.

– Я должен быть поблизости, когда у вас будет свободная минутка. Кроме того, я не могу допустить, чтобы вы ездили в город и выискивали меня.

– Ладно. Только не попадайся никому на глаза. Если тебя поймают, я знать ничего об этом не знаю, – огрызнулся Блэквуд.

Микельмас подошел ко мне и поцеловал руку.

– Прощай, моя прелестная незнайка, – сказал он, подмигнув большим черным глазом. Его сюртук быстро промелькнул мимо меня, и он исчез. Мы с Блэквудом остались в саду одни.

– Спасибо, – сказала я.

– Не говори мне ничего, Хоуэл. Не сейчас. – С этими словами он прошествовал обратно в дом.

Черт. Что ж, у него было право злиться. Если Орден узнает о нашем сотрудничестве с Микельмасом, они могут швырнуть нас всех в Тауэр. Они могли лишить Блэквуда его титула и поместья. Так что да, он имел полное право быть недовольным. Более того, он имел право выселить меня из своего дома. От того, что я знала, что он этого не сделает, мне стало только хуже. Но через некоторое время он поймет, что я поступила правильно. Однажды мы над этим посмеемся. Я надеюсь.

Я вернулась в кабинет. Ди стоял у окна и смотрел на улицу. Он сделал мне знак рукой.

– Как все прошло? – он не мог говорить громко, так как Элиза сидела у камина и увлеченно разговаривала с Магнусом.

– У нас появился новый учитель.

Ди надул щеки:

– Я чувствую себя вне закона. Никогда бы не подумал, что буду так себя ощущать. – Затем он кивнул на диван и прошептал, округлив глаза: – Тигр просыпается. – И в самом деле, маленькая фарфоровая кошка зевала и потягивалась. Вытащив Кашку, я на скорую руку произнесла заклинание. Сгодилось предназначенное для замораживания воды. Раз – и тигр превратился в маленькую ледяную скульптурку.

– Что вы там делаете? – спросила Элиза.

– Ничего, – ответили мы с Ди в унисон. Он уселся на стул, в то время как я подошла к Магнусу с Элизой. Подойдя ближе, я не могла не услышать их разговор.

– В первой половине «Зимней сказки» повторяются основополагающие детали сюжета из «Отелло», а затем она превращается в какую-то абсурдную комедию. – Элиза застонала от отчаяния. – Медведь просто нападает, чтобы съесть второстепенного персонажа, а затем уходит. Что за чудовищная манера писать! Шекспир делал это только ради денег.

– Он все свои пьесы писал ради денег. – Магнус ел грецкие орехи и бросал скорлупу в камин.

– Ему не надо было делать это так явно, ты не считаешь?

– У поэзии всегда были две основные цели: добавлять денег в карман и добиваться руки женщины. – Магнус рассмеялся, когда Элиза скорчила рожицу.

– А по некоторым его сонетам даже и не подумаешь. Помнишь? «Ее глаза на звезды не похожи…» Очень оригинальный способ ухаживать.

Меня удивили познания Элизы и свет, разгоравшийся в ее глазах по мере того, как она наслаждалась спором. Она немного погрустнела, когда я к ним подошла.

– Я не хотела вам мешать, – вставая, сказала девушка. – Спокойной ночи.

Она сделала Магнусу реверанс, а я проводила ее до двери.

– Я и не знала, что ты любишь Шекспира. – Я думала сделать ей комплимент, но Элиза помрачнела. Когда она была возмущена, она и правда походила на своего брата.

– Понятное дело. Я гожусь только для вечеринок и выбора платьев. – Не сказав больше ни слова, она вышла из комнаты.

Магнус ждал меня у камина с озадаченным выражением лица.

– Что это было? – спросил он.

– Ничего особенного. – У меня появилось чувство, что Элиза все еще злится, что мы с Марией ушли без нее. Я не хотела так бесцеремонно оскорбить ее своим пренебрежением.

– Итак? Что говорит этот малый? – спросил Магнус.

– Мы будем встречаться в доме Агриппы.

– Я не могу поверить, что ты снова его нашла. – В голосе Магнуса не было и следа от гнева Блэквуда. Наоборот, он казался обрадованным. – Ты самая смелая девчонка, каких я встречал, Хоуэл.

– Осмелюсь сказать, что ты успел повидать достаточно, – слова слетели с моих губ прежде, чем я успела подумать.

– Возможно. – Он поиграл с деревянным амулетом у себя на ремне. – Признаюсь, меня немного удивило, что ты бросилась обратно к Микельмасу после того, как побывала в Тауэре.

– Ferox et stultus, – ухмыляясь, сказала я. – Возможно, это подходит также и Хоуэл.

– Нет, ты бы сказала: у меня есть отличный план. И Блэквуд застонал бы от ужаса. – Магнус отпустил амулет. – Блэквуду не нравится рисковать. Когда ты на самой вершине, путь оттуда только один.

Я об этом не подумала.

– Что тебя тревожит? – Магнус скрестил руки на груди. – У тебя появляется эта складочка на лбу, когда ты находишься в душевных метаниях.

– Не говори глупостей, – я смущенно поежилась под честным взглядом Магнуса. – Просто… этот ублюдок Ре́лем собирается и дальше крушить все на своем пути. Я не пойду к нему, но тем выше шансы, что нас всех убьют. Поэтому мне пришлось найти Микельмаса.

И поэтому я втянула во все это Магнуса, Ди и Блэквуда.

– Это не твоя вина. – Магнус протянул руку, но не прикоснулся ко мне. Когда-то, когда он учил меня отражать удары клинка в библиотеке Агриппы, он мог без проблем скорректировать положение моей руки или тела. А сейчас ощущение было такое, будто нас разделяют доспехи.

Конечно, это было подобающе. В противном случае все оказалось бы слишком опасным.

– Но это и есть моя вина, – сказала я.

Его черты заострились:

– Ты не единственная, кто ощущает вину, Хоуэл. Ты не можешь все заграбастать себе.

Он старался быть забавным, но я слышала в его голосе боль.

– Магнус, что случилось?

Он помедлил, бездумно уставившись на огонь, затем произнес:

– Я не хочу обременять тебя этой ношей.

– Я думаю, тебе следует это сделать.

Он так долго молчал, что я подумала – он решил мне не рассказывать. Затем последовало:

– До «Королевы Шарлотты» я плавал еще на одном корабле. Я наврал тебе, что никогда не встречался с Немнерис. Около месяца назад мы почти выиграли в атаке на нее – засадили гарпун ей в бок. Но она нырнула глубоко под воду, снова всплыла и попыталась нас раздавить. Она не потянула нас вниз – для этого она была слишком слаба, получив рану, – но корабль не мог плыть.

– Покинуть корабль – не преступление, – сказала я.

Магнус закрыл глаза.

– Нет, не в этом дело. Это случилось после того, как мы на шлюпах подошли к берегу. Видишь ли, они ждали нас на берегу. – От того, как он произнес «они», у меня застыла в жилах кровь. – Фамильяры Немнерис. Мы сражались с ними, но постоянно появлялись новые, они спускались и спускались вниз на песок. – Магнус снова схватился за свой амулет и затеребил его. – Нас было пятьдесят человек, сошедших на берег. Выбрались девять. Позже, когда мы наконец-то отделались от них, я осознал, что весь в крови. С головы до ног. – Он закрыл глаза рукой. – Заставляет задуматься о том, как ты выжил. И… задуматься о том, что ты совершил что-то трусливое, чтобы улизнуть…

Его голос дрогнул, и этого было достаточно.

Я положила ладонь ему на руку.

– Нет ничего постыдного в том, чтобы выжить.

Рука под моей ладонью была напряжена. Как это не похоже на мальчика, которого я знала всего несколько месяцев назад.

– Каждую ночь мне снятся эти твари, ползущие по песку. – Он снова посмотрел на меня. – Не мне одному снятся кошмары. – Это прозвучало так, будто он защищался. – Все остальные в казармах кричат по ночам, и…

Он снова взялся за амулет.

– Что это? – спросила я, кивнув на него.

Магнус слабо улыбнулся.

– Джим Коллинз. Он был закадычным другом плотника. Всего-то двенадцать лет. Способный парнишка. Я научил его мухлевать в карты. – Улыбка Магнуса исчезла. – Когда мы поняли, что надо бросить корабль… – Он снял амулет с ремня и протянул его мне, я взяла его. – Джим сказал, что этот амулет сделала его мать и он хотел бы, чтобы амулет вернулся к ней. Он чувствовал… Я взял его. Не знал, что еще могу сделать… Позже, когда битва закончилась, мы нашли тело Джима на песке. – Магнус содрогнулся. – Его прокусили насквозь. – Он потер лоб. – Джим был из Корнуолла. Но сколько Джимов Коллинзов живет в этом чертовом Корнуолле? Поэтому я ношу амулет с собой, чтобы отдать его матери, когда найду ее. – Лицо Магнуса окаменело, но в серых глазах светилась боль. – Я такой дурак, Хоуэл. Я думал, война кончится через месяц, как только я присоединюсь.

Он горько рассмеялся. Мне пришло в голову, что перед нами он всегда играл роль улыбчивого Магнуса.

Я схватила его за плечо:

– Магнус, умоляю тебя, не держи это в себе. Я рядом, если я нужна тебе.

С минуту мы смотрели друг на друга. Взгляд Магнуса просветлел.

– Ох, – сказал он. Это был удивленный выдох.

Мы стояли так близко, что я покраснела.

– Прости меня, – произнес он, когда я вернула ему амулет. – Жить с графом Сорроу-Филд и так уже тяжкая ноша.

– Сорроу-Фелл, – рассмеялась я.

Магнус пошел поговорить с Ди, который дремал на диване. Я внимательно за ним наблюдала. Он снова стал простым в обращении: его маска вернулась на свое место и держалась крепко.

Следующим вечером я сидела у окна в своей спальне, разглядывая пустые улицы и думая о предстоящем обучении. Горящие фонари отбрасывали танцующие тени, но на улице вплоть до рассвета никого не появится. Люди боялись высовываться по ночам, запирали двери и окна, съеживались в постелях и ждали, когда уйдет темнота. И каждый думал о том, что может наступить ночь, когда, разрывая небо, явятся монстры, плотное облако мощных лап, когтей и зубов.

Я уже собиралась лечь, когда мой взгляд привлекла темная фигура, выходящая из дома. Кто-то шел по дорожке. Человек развернулся, оглядываясь на окна, и у меня свело живот: я узнала Рука. Его волосы были убраны под шапку; ссутулив плечи и засунув руки в карманы пальто, он выскользнул за калитку.

Куда, черт побери, он направился в такой час?

Ругаясь, я схватила Кашку, накинула плащ и открыла окно. Мгновением позже я оказалась на земле. Куда бы Рук ни направился, он не пойдет туда один.

 

16

Рук вышел из города и направился в ничейные земли, где стояли бараки, построенные из фанеры и жестяных банок. Тут и там горели костры, вокруг которых сидели семьи: дети и взрослые. Худые блохастые собаки жалобно брехали.

Я могла бы догнать Рука и спросить, куда он идет, но чувствовала, что он ответит ложью. Никто не выскальзывает из дома в ночной тиши по каким-то совершенно безобидным делам. Когда я жила у Агриппы, каждый момент, который я могла урвать, я использовала, чтобы встретиться к Микельмасом. Что бы Рук ни задумал, я хотела знать правду.

Рук шел медленно, поглядывая по сторонам, пока внезапно не остановился. Запрокинув голову, он стал разглядывать небо. Затем бегом нырнул в узкий переулок. Это произошло так быстро, что я была застигнута врасплох.

И тут я услышала крики.

Ругаясь вполголоса, я углубилась в лабиринт самодельных домов. Меня чуть не вырвало от запаха грязи и нечистот; чтобы не испачкать юбки, я подняла их так высоко, насколько осмелилась.

Наконец я подошла к перекрестку, достаточно широкому, чтобы несколько людей могли пройти разом. Передо мной двое мужчин сцепились в драке, один из них прижимал к груди хлеб, другой пытался вырвать булку. Атакующий был сильнее, он толкнул бедолагу, и хлеб упал в грязь.

Я приготовилась пройти, но тут…

Волна тьмы набросила на вора плащ, и он исчез. Мужчина, дыша с присвистом, поднял свой хлеб и убежал.

И тут я увидела Рука, высвобождающего вора из тьмы. Он сгреб заикающегося громилу за рубаху.

– Если я еще раз увижу, как ты нападаешь на кого-то, пощады не будет. Понял? – В его голосе была свирепость, которой я никогда раньше не слышала.

Мужчина заплакал, по воздуху поплыл едкий запах мочи. Рук оттолкнул его и надвинул шапку на глаза.

– Уходи. Сейчас же.

Мужчине не потребовалось повторять дважды. Рук щелкнул пальцами, и тьма отступила, сложившись в его собственную тень, отбрасываемую луной. Я издала удивленный возглас, и Рук повернулся.

– Мисс, – опешил он. – Что вы здесь делаете?

Его глаза расширились, когда я сняла капюшон.

– Я могла бы спросить у тебя то же самое, – ответила я.

Рук застонал и потер шею, как будто я застукала его на краже пирога, а не на том, что он угрожал мужчине применением темной магии.

– Нам надо идти. Тебе не безопасно ходить по ночам по улицам. – Рук подошел, и его рука обвилась вокруг моей талии.

– Мне не безопасно? – Я разве что не ущипнула его.

– Подожди, давай мы вернемся домой, и тогда ругай меня.

Я едва различала его лицо за полями шляпы. Он поднял вверх еще и воротник, словно боялся, что его увидят. Вместе мы вернулись на более безопасные улицы.

Так как час был поздний, в дом Блэквуда невозможно было зайти через парадные двери, и мы взобрались по каменной стене сада. То есть я просто перелетела через нее на воздушном столбе. В саду было тихо. Фруктовые деревья серебрились в лунном свете. Я села на каменную скамейку у фонтана, слушая журчание воды; церковные колокола пробили час. Рук сел рядом со мной. Аромат лаванды и роз должен был превратить эти посиделки в самые романтичные на свете. И так бы оно и было, если бы я не хотела придушить парня, которого любила.

– Не смотри на меня так, – нежно сказал он. Рук был так спокоен, что мне захотелось закричать.

– Не могу поверить, что ты бегаешь ночью в самом опасном районе города да еще и поучаешь преступников. – Когда он вздохнул, я чуть не взорвалась. – Ненавижу, когда мне врут!

– Вот как? – В его взгляде не было гнева, только усмешка. – А как насчет того, что ты и сама можешь приврать?

Это меня укололо.

– Когда я соврала, я сделала это, чтобы мы находились под защитой барьера.

– Которого больше не существует, поэтому с какой стати мне волноваться? – Он пододвинулся ближе, чтобы посмотреть мне в лицо, и мое сердце предательски затрепетало. – Почему я должен спокойно наблюдать за тем, как ты выискиваешь опасность? – Если прислушаться, в его голосе были нотки стыда.

– Это работа чародеев – защищать город. – Я старалась казаться разумной и следила за тем, чтобы голос звучал мягко.

– Барьеры защищают от монстров, которые находятся снаружи, да, но и здесь есть монстры. – Его взгляд загорелся темным пламенем. – Ты сама знаешь, что это правда. Этот мужчина с хлебом… он хотел накормить свою семью. Если бы я не защитил его, то кто бы это сделал?

– Но я не хочу, чтобы ты рисковал собой, – пробормотала я.

Он поднес к моему лицу прохладную руку.

– Я тоже не хочу, чтобы ты рисковала собой, но я знаю, что ты есть ты. – Он взял меня за подбородок и слегка притянул к себе. – Пожалуйста, не стой на пути у того, кто есть я.

В этом-то и была вся разница. То, чем становился он, было ужасно. Но могла ли я ему сказать: «Ты не можешь защищать людей, потому что ты меняешь свою форму, превращаясь в отвратительного демона, в тень»?

Вместо этого я произнесла:

– Было бы лучше, если бы ты подождал, пока Мария с Фенсвиком вылечат тебя.

Его рука безвольно упала.

– Они меня отупляют, делают заторможенным. – Выражение его лица изменилось, стало жестким. В свете луны я наблюдала, как вдоль садовой дорожки, будто живые чернила, расплываются тени. До меня долетал шепот монстроподобных созданий. Каждый раз, когда Рук был чем-то расстроен, темнота усиливалась.

– Хорошо, – кивнула я и подняла руки, как будто сдаюсь. Тени и шепот утихли, а Рук застенчиво покашлял.

– Я переживаю, что ты стыдишься меня, – наконец сказал он.

Стыжусь? Я чуть не рассмеялась от абсурдности этих слов.

– Отчасти я делаю это, чтобы казаться сто ящим в твоих глазах, – продолжил он.

– Что ты хочешь этим сказать? – прошептала я.

Он взял мою руку в свою, кожа была горячей.

– Я знаю, что ставлю тебя в неловкое положение, – пробормотал он. – Живу в этом прекрасном доме из милости… Ты, должно быть, видишь, какой я несчастный и жалкий человек, Нетти… Генриетта.

– Ты думаешь, мне есть дело до богатства? – Я балансировала между бешенством и счастьем. – Глупенький ты мой. – Правильные слова не приходили на ум, слов вообще не было. – Ты что, не знаешь меня?

– Ты назвала меня глупеньким? – удивленно рассмеялся он.

– Глупенький, я люблю тебя! – практически прокричала я ему в лицо. Вот оно. Слова были сказаны. Я прикрыла рот рукой. Да что на меня нашло?

– Что?

– Я… Я только имела в виду… – Я замолчала.

Рук порывисто прижал меня к груди. Я чувствовала, как бьется его сердце: быстрая барабанная дробь, такая же, как и у меня.

– Скажи это еще раз, – прошептал он.

– Я люблю теб…

Он закрыл мне рот губами.

Это было безумие. Мы были одни посреди ночи, как в какой-то чудесной сцене из пьесы. И это не было фантазией, никто не притворялся. Рук был здесь, со мной, его губы были на моих губах. Сначала поцелуи были нежными и легкими, как перышки. Но затем его рука обвилась вокруг моей талии, и долгий поцелуй стал сводить меня с ума. Ладони Рука заходили вверх-вниз по моей спине. Наши рты раскрылись, я застонала, когда его язык метнулся к моему.

…Мы отстранились друг от друга, и я запустила пальцы ему в волосы.

– Я не могу поверить, что это наконец-то произошло, – прошептал Рук, его дыхание было неровным. – Я так долго об этом мечтал.

Он осыпал поцелуями мою щеку, пока снова не нашел мои губы. Я положила руку ему на грудь и почувствовала, что его сердце сейчас выпрыгнет.

Когда я целовалась с Магнусом, это были яростные, необузданные поцелуи. А эти… как возвращение домой, туда, где мне будет хорошо.

Я посмотрела в черные глаза Рука, полные желания. Меня обуял страх, и… я тоже испытала тягу к нему.

– Я тебе не противен? – выдохнул он.

Нет, тени и шрамы ничего для меня не значили, по крайней мере, пока он был рядом.

Ему стало жарко, и он снял пальто. Я взяла его руку и поднесла губы к загрубелой ладони. Покрыла поцелуями запястье, а когда дошла до шрамов, стала нежно целовать их один за другим. Он так шумно втянул воздух, что я остановилась.

– Тебе больно?

– Наоборот, – простонал Рук. Его трясло. Он схватил меня за запястья и посмотрел на меня.

– Мы не можем этого сделать, – пробормотал он.

Если бы мы продолжали в том же духе, то…

– Я знаю, – сказала я.

А затем каждый волос у меня на голове встал дыбом: я услышала чье-то дыхание. Мы были не одни. Что-то, шипя, выползало из тени, медленно двигалось по траве.

Это и в самом деле было завораживающее зрелище. Я увидела изорванную в клочья черную мантию. Над телом со слабым шепотом завивался дым, черный капюшон скрывал из виду лицо.

Фамильяр… Я не видела его с тех пор, как был побежден Корозот. Фамильяр поднял взгляд на Рука и прошипел одно слово:

– Хозяин.

Затем он начал облизывать землю. До меня дошло, что он пробует на вкус следы Рука, жадно упивается ими.

– Убирайся от меня, – прорычал Рук, пнул монстра, и тот, жалобно взвизгнув, отполз.

Несмотря на весь ужас происходящего, это меня ошеломило.

Фамильяр снова забулькал, пытаясь дотянуться до Рука. Когти у него были расслоившимися, под них забился песок. Самый жалкий монстр из всех, что я видела.

– Не трогай его, – попросила я, но Рук не послушался. Взмахом руки он созвал тени из каждого уголка сада, и те накрыли фамильяра. Я сжалась, ожидая крика.

Но место этого послышалось довольное урчание. Когда Рук убрал тени, мы обнаружили, что фамильяр катается на спине, как кошка под лучами солнца. Он подполз на животе к Руку и облизал ему ноги.

– Оставь меня в покое! – взревел Рук. Его лицо побагровело. Я испугалась, что нас кто-нибудь услышит.

Фамильяр встал на колени, капюшон свалился, обнажая лицо, и я мгновенно узнала его. Светлые свалявшиеся волосы, зашитые суровой черной нитью глаза – это была Гвендолин, дочь мастера Агриппы. Она подпала под влияние Ре́лема очень давно. Гвендолин мрачно уставилась на Рука, у нее стучали зубы, по щекам стекала кровь – жалкая пародия на слезы.

– Хозяин, – проскулила она и наклонилась вперед; к моему удивлению, Рук тоже нагнулся, в его лице не было ярости.

Гвендолин с мольбой протянула к нему руки:

– Она нужна Кровавому Королю. Пойдем… Пойдем со мной, хозяин. Пойдем…

Она дергала его за рукав, словно ребенок, выпрашивающий у родителей конфет. Отвращение Рука превратилось в… нежность. Как будто между ними струилась какая-то энергия. Тени тут же зазмеились к этой паре.

Вскрикнув, я метнула в Гвендолин поток огня. Она отшатнулась от Рука, выхватывая кинжал, а потом бросилась бежать. Рук вскочил, но я успела схватить его за рубашку.

– Не надо! Это ловушка! – крикнула я и снова метнула огонь.

Прикрыв глаза рукой, чтобы защитить себя, Гвендолин убежала в темноту. Я оглядела сад, думая, что она могла затаиться, но ее нигде не было.

Рук покачнулся, затем, застонав, ударил кулаком по скамейке.

– Я не хотел, чтобы ты видела меня слабым, – сказал он. – Я никогда этого не хотел.

Я едва не напомнила ему, во что он превращается. Только предупреждение Фенсвика заставило меня молчать.

– Ты должна видеть другое – как я управляю этими силами. – Рук посмотрел мне в глаза. – Что я достаточно силен, чтобы позаботиться о нас обоих. – Он обнял меня. – Потому что я хочу жениться на тебе, Генриетта. – Он снова поцеловал меня, взяв мое лицо в ладони. – Я люблю тебя, – прошептал он, когда мы отстранились друг от друга.

Я закрыла глаза, меня переполняла печаль.

– Я тоже тебя люблю.

Я и правда его любила. И я очень за него боялась. Очень.

 

17

На следующее утро мы с Руком сидели на скамеечке в комнатушке Фенсвика под крышей. Мария – прядки волос прилипли к лицу, рукава закатаны – налила в деревянную чашку кипящую жидкость, добавила несколько зеленых листочков, а затем пододвинула чашку к Руку.

– Пей, – сказала она.

– Что это? – спросил он с озабоченным выражением лица, показывая на оставшиеся листики.

– Мята. Подслащает вкус. – Мария пожевала один и поймала мой взгляд. Я рассказала ей о том, что произошло прошлой ночью, и она согласилась, что нужно попробовать что-то новое. Причем быстро.

Рук проглотил варево в один глоток и стукнул чашкой по столу.

– Что это? – Он закашлялся и отбросил чашку, как будто она причинила ему боль.

– Корень одуванчика, мед, немного белладонны, несколько видов грибов. – Мария намеренно не стала упоминать про яйца пауков, о которых сказала мне, и я подумала, что это мудро с ее стороны. Белладонна меня тоже волновала. Это был яд, в маленькой дозе, но тем не менее яд. Предполагалось, что он атакует паразита, растущего внутри Рука. Если сработает, мы убьем эту гадину. Нет, никаких если, – это сработает.

Должно было сработать.

Рук приложил руку к животу и застонал.

Я вскочила, когда он прижал голову к столу и впился ногтями в дерево. В комнате потемнело. В моих руках тут же вспыхнул огонь. Пока Мария тянулась за своим топором, темнота еще больше сгустилась.

Пожалуйста. Не так, не сейчас.

Свет в моих руках загорелся ярче, и тени исчезли.

Рук поднял голову, массируя лоб основанием ладони, как будто приходил в себя после ночной пьянки. Он моргнул, глядя на меня. И… я увидела, что его левый глаз стал ярко-голубым.

– Случилось что-то хорошее? – спросил он, вставая.

Мария просияла и вернулась к огню, чтобы помешать содержимое котла, висящего над ним.

– Очень хорошее, – ответила она, а я, обняв Рука, положила ему голову на грудь.

– Если это делает тебя счастливой, то это точно хорошо, – прошептал он мне в волосы. Потом я его поцеловала. Его губы были сладкими от меда. Прошлая ночь мне не приснилась.

– Не знала, что я еще и любовную порцию сделала, – растягивая слова, сказала Мария.

Покраснев от смущения, мы с Руком отстранились друг от друга.

– Что это? – Фенсвик вразвалку зашел в комнату, и я сразу же помогла ему залезть на стол, чтобы он смог увидеть изменение в облике Рука.

Фенсвик повертел в руках пуговицу на своей курточке.

– Меня продадут в Лощину и заставят танцевать, – изумленно сказал он.

Я не знала, что это значит, но посчитала, что он доволен.

Домовой изучил остатки зелья в чашке, перелил их в стеклянную миску и добавил какой-то розовый сироп.

– Минутка найдется? – прошептала мне Мария, пока Фенсвик осматривал глаза Рука. Мы вынырнули в коридор.

– Ты гений, – сказала я.

– Ну да, в той или иной степени. – Довольное выражение с ее лица исчезло. – Но могут быть осложнения. – Она накрутила колечко волос на палец. – Сейчас важно, чтобы он оставался спокоен. Если его сердце будет биться слишком быстро, – сказала она, ударяя кулачком по собственной груди, – зелье может его ослабить. А если он ослабеет, то, что в нем, будет сражаться как дьявол, чтобы заполучить контроль.

Понятно, тайные ночные похождения абсолютно исключены, не говоря уже о драках.

Мария продолжила:

– Тебе придется ограждать его от любого перевозбуждения. Я имею в виду не только плохое, но и хорошее.

Многозначительный взгляд заставил меня побледнеть. Рук и я наконец-то объявили себя парой и сейчас не могли вести себя соответственно? Мне пришлось сдерживать себя, чтобы не заспорить.

– Ты можешь дать ему что-нибудь, чтобы он поспал? – спросила я. То, о чем я просила, было ненамного лучше, чем одурманивать его наркотиками, но Мария согласно кивнула.

– Хорошо, подсыплю что-нибудь в настойку. Будем надеяться, он не заметит.

– Спасибо тебе за все. – Я натянула плащ и торопливо застегнула. Часы уже били час, и я опаздывала.

Мария улыбнулась:

– Значит, уходишь тренироваться?

– Ты бы хотела пойти и посмотреть? – Я просветлела от этой мысли, а она легко согласилась.

– Я с удовольствием. Хочу посмотреть на вашего колдуна в действии. Он забавный, – улыбнулась Мария. – И, думаю, нам надо взять с собой побольше сэндвичей.

Когда мы вышли из экипажа, Мария, открыв рот, уставилась на дом Агриппы, даже чуть корзинку не уронила. Ее реакцию можно было понять. Несколько месяцев назад я точно так же смотрела на этот дом с белыми греческими колоннами. Сейчас, правда, он выглядел как памятник более счастливым временам. Казалось, что огромные окна в верхних этажах смотрят на меня с осуждением.

– Значит, здесь и жил Великий магистр? – голос Марии вывел меня из размышлений. – Да, славное место.

Я вспомнила Гвендолин, ползущую к Руку в жалких лохмотьях, и не смогла сдержать дрожи.

– У мастера Агриппы была дочь, – сказала я, чтобы объяснить. – Все полагали, что она была Предначертанной… ну, до того, как она ушла. Я не могу о ней не думать.

У меня появилась еще более неприятная мысль. Предположим, Гвендолин и была Предначертанной. Возможно, она была единственной большой надеждой всей Англии… и выбрала перейти на сторону Тьмы. Меня тревожил обман, в который я была вовлечена. Я боялась, что чародеи, назначив Предначертанной меня, перестанут искать настоящую Предначертанную, но что, если правда была даже страшнее? Что, если мы ее уже потеряли?

– Нет смысла застревать на прошлом, – слегка подтолкнула меня локтем Мария.

Мы прошли по тропинке к парадному входу. Магнус открыл нам дверь так быстро, как будто стоял под ней.

– А вот и вы. – Его улыбка стала еще шире, когда он увидел Марию. – Тэмплтон! Моя дорогая, это сэндвичи? – Он ткнул пальцем в корзинку.

Мария позволила ему схватить один, с яйцом и водной жерухой. Откусив, он повел нас за собой.

Они болтали друг с другом, а я оглядывала дом. И даже, черт побери, чуть не расплакалась.

Каждый угол кричал воспоминаниями. Справа от меня была лестница, по которой Агриппа провел меня наверх, чтобы я познакомилась с мальчиками. Слева была комната, в которой Вольф научил меня играть в бильярд… Я останавливалась, чтобы прикоснуться к перилам или к раме какой-нибудь картины – что угодно, чтобы разжечь еще одно горько-сладкое воспоминание.

В библиотеке словно витали привидения былых времен. Сколько раз по вечерам Агриппа сидел со мной перед камином – мы пробегались по урокам, усвоенным в течение дня, играли шахматы, пили какао. Он называл шахматы своим последним пороком и весело ухмылялся, когда объявлял мне мат.

– Ты плачешь? – прошептала Мария.

– Все в порядке, – всхлипнула я, но мне пришлось отвести взгляд. В этой комнате больше не было сердца…

Все остальные уже прибыли. Мебель была передвинута, чтобы расчистить место для занятий. Зеленые кресла стояли у стены, как шеренга солдат.

Микельмас тренировал Ди, книга Стрэнджвейса лежала открытой на столе, чтобы можно было сверяться с ней. Блэквуд и Магнус наблюдали, Магнус приканчивал второй сэндвич.

При виде Марии Блэквуд нахмурился и недовольно покосился на меня. Он так и не пришел в себя со вчерашнего вечера. Я догадывалась, что пройдет еще какое-то время, прежде чем он будет готов снова заговорить со мной.

Микельмас поднес мундштук флейты к губам. Болезненно поморщившись, я ждала душераздирающего звука. Пальцы колдуна грациозно забегали вверх-вниз по дырочкам, и… ничего. Он играл бесшумно.

– Неужели сломалась? – спросил Ди, выхватывая у него флейту.

– Нет, просто я сыграл на ней как подобает. Если с этой флейтой правильно обращаться, она будет создавать вибрации, которые вредят только монстрам. Трюк в том, чтобы расплавить мозги монстров, а ваши собственные оставить нетронутыми. – Микельмас подал мне знак. – Генриетта, ты видишь эти знаки, которые ты наверняка заметила еще раньше, в книге Стрэнджвейса?

Он указал на крошащуюся страницу. В самом деле, на полях были маленькие черные кружки, нарисованные, казалось бы, бессистемно.

– Да, точки, – сказала я.

– Неправильно, как обычно. – Он выглядел довольным собой. – Это ноты.

Нет. Но если так, то все сразу становится на места. Как, черт побери, я не заметила этого раньше? Ди повертел книгу и так, и эдак, чтобы найти все сделанные наскоро пометки.

– Если играть в быстром темпе «Зеленые рукава»*, это будет особенно отвратительно Молокорону. Я надеюсь, у тебя есть музыкальные способности, – сказал Микельмас Ди.

Ди уткнулся в книгу, его пальцы забегали по дырочкам – он пробовал. Затем, глубоко вдохнув, Ди поднес инструмент к губам и подул. Сначала раздался легкий визг, вынудивший нас болезненно поморщиться, однако после нескольких попыток наш друг заставил инструмент замолчать. Играя, Ди покачивался на пятках, а когда закончил, его лицо пошло пятнами от напряжения.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Блэквуд, обращаясь к колдуну.

– В самом деле, ваша светлость. Знания семнадцатилетнего мальчика вполне сопоставимы с моими собственными, – сказал Микельмас, выбирая себе сэндвич. – Но уж как-нибудь интерпретировать стенографию Стрэнджвейса я могу. Например, вот эти изогнутые сабли работают лучше всего, когда ими вертят abantis — против часовой стрелки.

Мне стало интересно, почему он употребил этот термин.

– Стрэнджвейс создал своего рода новый язык, чтобы сохранять секреты колдунов, – объяснил Микельмас. – С этим связано множество историй. Когда я был ребенком, печатались биографии Стрэнджвейса. Портреты глубокоуважаемых колдунов даже изображали на сувенирных кружках из пьютера, – вздохнул он. – Я скучаю по тем дням. Теория колдовства была популярной темой для обсуждений в салонах Лондона, под вино и закуски, которые Зеленые рукава» – английская фольклорная песня. едят руками. – Микельмас уселся на стул и положил ноги на скамеечку с золотыми кисточками. – Хватит болтовни. Настала очередь хаггиса.

Тренировки продолжились, а я подошла к Марии, которая стояла у камина и сосредоточенно рассматривала портрет Агриппы.

– Это и есть мой учитель, – с грустью произнесла я.

Агриппа на этой картине был моложе, чем я его знала, но улыбка и светло-карие глаза были такими же, как всегда. Прости меня, – прозвучали у меня в голове его последние слова.

– И он был человеком, предавшим тебя, – сказала Мария.

– Да, но он спас мне жизнь.

К моему удивлению, Мария презрительно усмехнулась:

– Странно, что ты вспоминаешь о нем с такой теплотой.

Я почувствовала болезненный укол.

– Он сделал то, что счел правильным.

Что бы сказал Агриппа, если бы знал, что мы в его доме при помощи Микельмаса пробуем освоить оружие колдунов? Для начала он бы, наверное, потребовал, чтобы мы убрали все эти штуки из его дома. А потом?

– Люди делают то, что считают правильным, но это не означает, что кому-то от их усилий становится лучше, – голос Марии стал глуше, и опять женские нотки… Она потерла глаза, как будто очнулась от сна, затем отступила к окну и стала смотреть на сад.

Я заметила предсказание Агриппы на гобелене; гобелен все еще висел на стене. Чертова вещь с изображением поднимающейся из леса белой руки, на кончиках пальцев которой горел огонь. На ладони – клеймо Агриппы: два льва, с флангов атакующие щит. И хорошо знакомые мне строки:

Девушка-ребенок колдовского происхождения восстанет из пепла к жизни.

Вы увидите ее мельком, когда в Тумане загорится Тень над ярким городом.

Вы узнаете ее, когда ЯД затонет в темных водах у рифов.

Вы будете подчиняться ей, когда Горе [7] падет под натиском армии Кровавого Человека.

Она будет гореть в сердце Черного леса; ее огонь осветит дорогу.

Она – две в одной: девушка и женщина. И одна должна уничтожить другую.

Потому что только тогда трое смогут стать единым целым, и триумф воцарится в Англии.

Какой глупостью это все оказалось.

– Хоуэл. Продемонстрируй это, будь добра, – сказал Микельмас, выведя меня из задумчивости.

Он кинул мне один из кинжалов, затем схватил клубничину и закинул ее себе в рот. Я ударила сплеча, рассекая воздух, и болезненно поморщилась от высокого плачущего звука.

Микельмас тут же забрал у меня кинжал.

– Для начала всегда надо позволить продемонстрировать возможности кому-то некомпетентному, – сказал он мальчикам.

– Это льстит тебе еще больше. – Я еле сдержалась, чтобы не пнуть его в лодыжку.

– Трюк в том, чтобы ударять вверх. – Микельмас продемонстрировал правильный способ нанесения короткого резкого удара. – Ральф Стрэнджвейс утверждал, что нашел этот металл в мире, принадлежащем Древним. Послушайте…

Он раскрыл книгу, медленно прочитал несколько строчек про себя, а затем продолжил вслух:

– Ничто, кроме расплавленной и жидкой почвы из их мира, не влияет на их шкуру и поведение. Я создал кинжалы и заостренные мотыги из их глины и стали и иногда использовал их собственные кости.

Свисток. Я что, подносила к губам кость кого-то из Древних? Мне стало плохо.

– Если вы порезали их однажды, порежьте еще раз. В этом секрет.

Он снова посмотрел на нас и ударил по странице.

– У некоторых из этих тварей необычайно твердая шкура. Даже не шкура – панцирь. Вам придется применить физическую силу, помимо использования клинка. У тебя, моя девочка, может этой силы не хватить, – он посмотрел на меня.

Я хотела отпустить язвительное замечание, но, попрактиковавшись с минутку, поняла, что колдун прав. Однако резкие удары снизу вверх удавались мне лучше, и лезвие при этом не издавало плачущих звуков.

– Хорошо, – похвалил меня Микельмас. – Попробуй повернуть лезвие, нанося удар. Этот маленький зубец на кончике нужно вонзить в тело, – сказал он, указывая на зубец.

– Мог бы и раньше поделиться всей этой информацией с Орденом, – недовольно пробормотал Блэквуд. – Если учесть, что это ты навлек на нас демонов.

Он что, и правда собирается до конца занятия отпускать колкости? Блэквуд сидел в углу, разглядывая нас так, как будто мы все ужасно разочаровали его.

– Опыт мне подсказывает, что люди обычно стараются избегать тех, кто пытается их убить, – вежливо ответил Микельмас и тут же подбежал к Магнусу, который пытался управиться с косой. Так как рука Магнуса все еще была перевязана, движения были неуклюжи.

– Что? Зачем ты вертишь ее в руках? – Микельмас поправил стойку Магнуса. – Широкие дугообразные взмахи, мой мальчик, запомни. И было бы лучше потренироваться с косой снаружи, здесь тесновато.

Но Блэквуд еще не закончил разговор.

– Так или иначе мог бы попробовать, причем много лет назад.

С меня было довольно.

– Колдунов разметало по миру, и они были напуганы, Блэквуд. Ты можешь представить, каково им было? – Я сделала несколько выпадов кинжалом.

Блэквуд не ответил.

– А как вообще ты и Мэри Уиллоубай открыли портал? – спросил Микельмаса Ди, решивший сделать перерыв.

Блэквуд одеревенел, но Микельмас вроде бы не собирался выдавать секреты его отца.

– Руны, – осторожно сказал колдун. – Но я не стал бы делать этого снова.

– Почему? – спросил Ди. – Может быть, нам бы удалось отправить монстров назад.

– Опыт научил меня никогда не играть с такими вещами. Понятно? – огрызнулся Микельмас.

Ди покраснел до корней волос и снова беззвучно заиграл на флейте.

Колдун построил нас в очередь и заставил упражняться с каждым из предметов. Набив немного руку, я почувствовала разницу. И да, мне пришлось признать, что физических сил все же не хватало. Но с кинжалами и правда было легче. Микельмас аплодировал каждый раз, когда я делала правильный выпад.

– Великолепно! – Он выхватил крохотный кинжал у меня из рук и метнул его в сторону письменного стола Агриппы; лезвие воткнулось в дверцу, рукоятка кинжала задрожала.

– А как мы узнаем, всему ли научились? – спросил Магнус, щелкая хлыстом. Микельмас показал ему, как это надо делать: прокручивать петлю над головой и опускать резким движением. При этом не было никаких режущих глаза фиолетовых вспышек, а звук не напоминал удар грома. Немного шумно, и только.

– Когда столкнетесь лицом к лицу с Древними, поймете, – ответил Микельмас. – Помните, хлыст и флейта особенно хороши против Молокорона. И не советую вам подходить близко, чтобы ударить кинжалом: запах монстра может лишить вас самообладания.

Я засмеялась, но вдруг у меня пошла кровь носом, и комната вспыхнула ярким светом, прежде чем погрузиться во тьму. Кто-то отвел меня к дивану; я села, запрокинув голову назад и зажав нос рукой.

– На вот, возьми, – сказала Мария, подавая мне носовой платок.

В углу комнаты раздавался какой-то шепчущий голос… или мне показалось? Когда я повернулась, чтобы посмотреть, острая боль пронзила переносицу. Мария придерживала мне голову.

– Не двигайся.

– Такое бывает, – сказал Микельмас. – Мальчики, поднимите руку, если у кого-то болит голова.

В комнате стало тихо, затем я услышала, как колдун ворчит.

– Так-так. Вы двое. Оружием надо пользоваться умеренно, и практикуясь, и в битве.

– Откуда такой эффект? – сдавленным голосом спросила я.

– Понятия не имею, но если продолжительное время пользоваться этим оружием, последствия могут быть катастрофическими. Вплоть до изменения личности… Поэтому будьте осторожными.

Я открыла глаза, и мир снова принял привычные формы. Блэквуд подошел к столу и взял фонарь, испускавший мягкий свет.

– Даже не думай! – Микельмас вырвал его из рук Блэквуда и поставил на место, проверяя задвижку. – Помните, что я говорил до этого? Никогда не открывайте его без крайней необходимости.

– Почему? – спросила я, потому что, кажется, пропустила самое интересное.

– Это способ призвать монстров, – сказал Микельмас, накрывая фонарь куском ткани. – Стрэнджвейс говорил: Optiaethis. Это не просто предмет из другого мира, это живая его часть.

У меня поползли мурашки. Я пожалела, что не оставила жуткую вещь в доме Стрэнджвейса.

– А как насчет костяного свистка? – Я посмотрела на лежащий рядом с фонарем предмет.

Микельмас пожал плечами:

– Понятия не имею, что он делает. Никогда не видел никаких упоминаний о нем. – Он повертел свисток. – Рекомендую быть осторожными.

– Ты думаешь, мы успеем подготовиться к следующей атаке? – спросил Магнус, вставая на одно колено и изгибая саблю. Он обращался с ней лучше, но пока еще не идеально. Звук был, будто гвоздями царапают по стеклу.

– Вероятно, нет. – Микельмас забрал у него саблю и показал еще раз, как с ней надо управляться. – Но нет худа без добра: проиграв, вы будете слишком мертвыми, чтобы смущаться.

Всю следующую неделю мы проводили каждый час, какой только могли урвать, тренируясь с Микельмасом. Битвы неминуемы, и надо было торопиться. Когда мы поняли, как обращаться с оружием, побочные эффекты, такие как кровь носом или головная боль, стали редкими.

Рука Магнуса уже почти зажила; как только ему снимут бинты, скорее всего, его снова отправят на какой-нибудь корабль. Наша четверка распадется, и еще неизвестно, что там решит Император относительно применения оружия, так что мы должны были использовать шанс и действовать быстро.

Восемь дней спустя с того момента, как Микельмас начал нас тренировать, колокола опять забили предупреждение.

Дон. Дон. Динь-дон, динь-дон. Динь-динь, дон, динь. Дон. Дон. Дон.

Атака. На севере. Древние. И три длинных удара в конце просигнализировали, что это Каллакс.

Итак, наконец-то мы встретимся с Пожирателем Детей.

 

18

Когда мы с Блэквудом присоединились к нашему эскадрону, стало ясно, что на призыв ответило меньше чародеев, чем обычно. Что-то около сотни. Нет, ну вы только подумайте! Впервые за последние два месяца Древние подошли к границам города, и как раз тогда, когда наши войска поредели. Вчера Уайтчёрч послал несколько эскадронов к границе Девона, поскольку оттуда попросили о подкреплении. Предполагалось, что там Зем неистовствует по деревням, и южные части не справлялись.

Мы сыграли на руку Ре́лему, оставив Лондон в уязвимом положении. Блэквуд говорил когда-то, что Бескожий Человек выберет момент, чтобы проверить нас на прочность, и сейчас, черт побери, это время настало. Если сегодня он обнаружит, что численность защиты уменьшилась, завтра… он может уничтожить нашу Королеву.

Сердце билось у меня в горле. Мы не могли проиграть. Чародеи собирались в четыре ряда, по двадцать человек в ряду. Трюк был в том, чтобы было несколько атакующих рядов, которые могли бы наступать один за другим. Первый ряд, к примеру, мог использовать огонь, затем пригнуться, и второй ряд продолжил бы огненную атаку.

Мы с Блэквудом подождали, пока пройдет Валенс, рассчитывавший людей на первый-второй. Оставалось надеяться, что он не обратит на нас особого внимания, а точнее, сделает вид, что не замечает оружия, которое трудно было скрыть. К счастью, он не заметил, и я вздохнула с облегчением.

– Оставайся здесь, – прошептала я Блэквуду. Балансируя на воздушной колонне, я взлетела вверх, чтобы посмотреть на ничейные земли за барьером. Дорога была пуста, но в атмосфере чувствовалась тяжесть ожидания. По обеим сторонам от меня висели большие зеркала, отслеживающие движения Каллакса.

– Вот ты где, – сказал кто-то. Каково же было мое удивление, когда я увидела Вольфа, балансирующего на колонне рядом со мной. Его лицо и одежда были забрызганы грязью. Он, кажется, стал еще выше с тех пор, как мы виделись в последний раз. Черные волосы точно отрасли, а щеки украшала наметившаяся борода. Он озорно улыбнулся:

– Рад увидеть тебя.

– Вольф! Я слышала, что ты в Манчестере. – Я хотела обнять моего друга, но из-за этого мы оба могли свалиться на землю.

– Я там и был, кроме последних двух дней. Мы экспериментировали с доспехами. Огонь Зема достаточно горяч для того, чтобы сломать большинство защит, поэтому мы пытаемся усилить наше чаровство.

Вольф оглядел территорию за барьером взволнованным взглядом. Как хранителя, его призывали для того, чтобы обеспечивать усиленную защиту, когда атаковали Древние. Свет сиял на изгибах его невидимых доспехов.

– Я слышал о вашем оружии. Мне жаль, что вам не позволили его использовать, – сказал он.

– Посмотрим, как дело пойдет, – подмигнула я, приподнимая на шее свисток.

Вольф удивленно вскинул брови или, может быть, испуганно.

– Ты всегда была сумасшедшей. – В его голосе слышалось восхищение.

Я полетела вниз, к Блэквуду, который нервно всматривался в зеркала. Встав в строй рядом с ним, я приготовилась к атаке Каллакса.

Пожиратель Детей, огромный тролль, насылал бедствия на западную часть страны последние два года. У него была феноменальная способность крушить все на своем пути. Конечно, он и до этого атаковал Лондон, но тогда мы находились под защитой. К счастью, он не умел летать и он не был огнедышащим. Но его мощь не имела равных, и многие предполагали, что одной только силы его кулаков хватит на то, чтобы разрушить барьер. Если это случится, не знаю, сможем ли мы его остановить.

Каллакс был в ответе за смерть семьи Лилли. Он убил ее родителей, а потом утащил ее маленьких сестер. Поговаривали, что он прятал детей в какую-нибудь пещеру, а затем, съев, ковырялся в зубах их косточками. Меня бросило в жар. Ну нет, сегодня этот монстр не прорвется в Лондон. Я за этим прослежу.

Магнус и Ди стояли за мной, у Магнуса были сабли, а у Ди под кителем пряталась флейта. Оба старались не попадаться Валенсу на глаза.

– Чудесный день для расчленений, – весело сказал Магнус, передавая Блэквуду одну из сабель.

Я тоже хотела сказануть что-нибудь эдакое, но тут земля завибрировала у нас под ногами. У меня пересохло во рту, когда командиры эскадронов засвистели в свистки, подавая сигнал, чтобы мы приготовились.

Двое чародеев сфокусировали зеркала. Мы увидели, как к барьеру продвигается невероятных размеров фигура. Хрюканье чудовища было хорошо слышно.

У Каллакса на спине торчал горб, длинные мускулистые руки заканчивались похожими на валуны кулаками. Торс у него был цвета мха. Челюсть выдвинута вперед, наружу выглядывали сломанные желтые зубы. Из открытого рта свисала слюна. Глаза были маленькими и глубоко посаженными, а голова – лысой и гладкой, как яйцо. Длинные заостренные уши оттопыривались, чтобы ловить каждый звук.

Пожиратель Детей остановился и стал бить кулаками по земле, быстрее и быстрее. Бум. Бум. Бум. Я поджала пальцы в ботинках и обхватила рукой рукоятку кинжала.

Испустив оглушительный рев, монстр с невероятной для его размеров скоростью бросился к барьеру. Каждый его шаг заставлял вибрировать мои кости. Ближе. Ближе. Я видела его трепещущие ноздри и полный ненависти взгляд. Когда он врежется в барьер, он разметает всех нас.

– Первый выстрел, товсь! – выкрикнул Валенс, поднял свой посох и тремя быстрыми движениями разрезал воздух. – Начинаем с двадцати шагов.

Мы отсчитывали шаги монстра и по сигналу Валенса все как один ударили посохами по земле. В водном зеркале мы увидели, как в одно мгновение земля разверзлась у Каллакса под ногами, превращаясь в песок. Он погрузился до талии и схватился за края, чтобы его не засосало.

Возможно, мы могли бы заставить песок затвердеть, оставив его там. Но с яростным криком Каллакс вытянул себя из ямы – слишком быстро для того, чтобы мы успели его остановить.

Валенс показал на небо. Фиолетовые облака набухли и изменили форму, когда мы, подняв посохи, проделали пять коротких резких движений, вычерчивая кривобокую звезду. С неба слетела молния и ударила в монстра. Каллакс отступил на несколько шагов, отряхнулся, как собака, и снова забарабанил по земле своими гигантскими кулаками – бум, бум, бум.

Пока мы готовились к очередному маневру, Пожиратель Детей прыгнул вперед и плечом врезался в барьер. Затем несколько раз повторил прыжок. Он действовал как таран, и барьер начал разрушаться. Посыпались листья и шипы, один из защитников барьера с криком полетел вниз.

Как и сказал Блэквуд, Ре́лем, испытывал нас на прочность. И нас, и наш барьер.

Нам четверым не надо было говорить, что делать. Мальчики сгруппировались вокруг меня, Ди сжал мое запястье, Магнус схватил Ди за плечи. На одно короткое мгновение рука Блэквуда нашла мою.

– Если нам суждено умереть сегодня, – торжественно произнес Магнус, – я готов уступить Блэквуду право погибнуть первым. – Даже в такую минуту он не мог обойтись без своих шуточек.

Вместе, все как один, мы призвали ветер и перелетели через барьер над головами шокированных защитников.

Приземлившись в десяти футах от монстра, я получила представление о том, как чувствует себя человек, входя в клетку ко львам. Каллакс прекратил разрушать стену, его вывернутые ноздри задрожали: монстр учуял наш запах. Предвкушая поживу, он облизал губы толстым серым языком.

Я метнула в него серию огненных шаров, чтобы привлечь внимание. Каллакс взвыл, когда пламя обожгло ему ноги, но быстро пришел в себя. Я поняла, что имел в виду Микельмас, говоря о шкуре-панцире. Вложив в ножны кинжал, я отстегнула с ремня хлыст.

– Иди сюда и сражайся, ты, уродливый тупица! – крикнула я.

– Не оскорбляй монстров, – сказал Магнус. – Они все принимают близко к сердцу.

Каллакс топнул ногой и подобрался, переполняемый яростью.

Если это не сработает… Должно сработать.

Ди выхватил флейту и заиграл – ровно так, как научил Микельмас. Я не услышала ничего, но Каллакс взвыл и затряс головой, как собака. Еще через мгновение он вставил пальцы в свои заостренные уши и зарычал от боли.

Блэквуд с Магнусом бросились вперед, вращая саблями; как только расстояние позволило, они нанесли удары. Блэквуд ранил левую ногу великана под коленом; Магнус, подпрыгнув, достал бок.

Удары были хороши, но недостаточно сильны; а тут еще пальцы Ди, играющего на флейте, сделали неверное движение и на какую-то долю секунды инструмент пронзительно завизжал. Мы все вскрикнули, а Каллакс был рад передышке; он занес кулак, чтобы впечатать Магнуса в землю.

Но Ди снова заиграл беззвучно для нас, и Магнусу хватило времени, чтобы откатиться в сторону, Блэквуд тоже пригнулся.

Пока все шло по примерно набросанному нами плану. План был самым простым: Ди своей флейтой сводит Каллакса с ума, а мы пытаемся поразить монстра. Невесть что, но это лучше, чем ничего. А потом… потом и остальные пересекут барьер, чтобы помочь.

Но где они были, остальные?

Я налетела на Каллакса. Размахивая кнутом, я зацепила голову Пожирателя Детей. Он взвыл, из раны на лбу полилась кровь. Отлично. Магнус пытался нанести новые удары саблей, у него получалось, но, похоже, для Каллакса это было чуть сильнее комариных укусов. Я снова замахнулась кнутом, но промазала, изогнув запястье под неверным углом. Падая, я выругалась и попыталась восстановить дыхание.

Битва длилась не так долго, но я чувствовала усталость. Ди прекратил играть, и мое зрение опасно затуманилось. Нет. Нам нельзя поддаваться плохому самочувствию. Мы еще не закончили.

– Ди, дай мне флейту! – крикнула я. Он протянул мне инструмент, но я уронила его. Упав на землю, флейта воспроизвела душераздирающий звук. Звук этот повлиял и на тех, кто охранял барьер. Каллакс воспрянул. Он находился слишком близко к барьеру, мы ничего не могли сделать.

Действуя по наитию, я достала из-за пазухи свисток и подула в него. И опять – ничего, тишина.

Но Каллакс резко остановился. Его мощные руки безвольно опустились. Выражение лица изменилось, зрачки расширились.

Какого черта? Я подула еще, и даже более того – попыталась наиграть мелодию, хотя ничего не слышала. При одних звуках (я дула сильнее) Каллакс морщился, другие (короткие выдохи) воспринимал нормально. Он сделал шаг по направлению ко мне, потом еще один. Я отступила. Монстр послушно последовал за мной, как верная дворняга!

Магнус вонзил в тело Каллакса саблю. На этот раз ранение было глубоким, хлынула кровь. Монстр завыл от боли, но даже не попытался нанести ответный удар. Он смотрел на меня, явно испытывая зависимость.

– Продолжай свистеть! – Блэквуд с кинжалом в руке бросился вперед и с силой ударил Каллакса. Тот упал на колени и взревел от боли.

Если бы он не был убийцей, Пожирателем Детей, мне бы стало его жалко.

Рядом с нами, перепрыгивая через барьер, начали появляться чародеи. Ветер поднимал мне юбки, собранные на затылке волосы окончательно растрепались. Каллакс упал, а Магнус с Блэквудом по очереди пронзали его, перепачкавшись до локтей в крови чудовища.

Почему-то это казалось неправильным.

Блэквуд был полностью поглощен своим занятием, на лице его отразилась странная смесь ярости и удовольствия. Все еще дуя в свисток, я тоже подошла к монстру, в моей левой руке зажегся огненный шар.

Каллакс посмотрел на меня. Взгляд был полон боли, он жалобно повизгивал, как зверь, попавший в силок.

Ужаснувшись, я прекратила дуть.

– Что ты делаешь? – закричал Блэквуд. – Не останавливайся!

Но я уже дала Каллаксу время, которое ему было нужно. Древний поднялся на ноги, кровь ручьями стекала по его телу. На него наступали чародеи, разя огнем. Взревев, Каллакс попятился и побежал.

Он спасался бегством от нас.

Мы преследовали его до тех пор, пока он не оказался в пределах недосягаемости. За ним бросились два эскадрона, но я сомневалась, что они смогут его убить. Если бы я не дала слабину, сегодня мы могли бы прикончить еще одного Древнего. Я уже жалела о том, что проявила милосердие.

Но итог был утешителен. Орудия Стрэнджвейса помогли в битве. Они… нет, мы не позволили битве превратиться в резню. Мы не дали Ре́лему одержать победу.

Блэквуд подобрал камень и бросил его вслед убегающему монстру. Такой мальчишеский, нехарактерный для него поступок. Он подошел ко мне, взбудораженный от восторга.

– Ты это видела? Я ранил чертового Древнего! – Он показал руки, испачканные в крови великана.

Магнус и Ди толкали друг друга, как парни, проделавшие хорошую работу. Блэквуд присоединился к ним. Впервые на моих глазах он сбросил с плеч груз ответственности. Мальчишки вопили. А тут еще пошел дождь и начал смывать с них кровь.

Даже если в итоге мы окажемся в Тауэре, это зрелище стоило того.

 

19

– Ты нарушила приказ, – Уайтчёрч пришел для разговора в дом Блэквуда, а самого Блэквуда выгнал из кабинета.

Я умылась душистым мылом и переоделась в платье розового цвета с кружевами на рукавах – Лилли помогла мне с выбором.

– Чем больше ты будешь похожа на леди, тем сложнее Императору будет наказать тебя, – глубокомысленно произнесла она. Возможно, для меня это послужило аргументом.

Уайтчёрч сидел в кресле у камина и вертел трость. Я стояла перед ним на ковре.

– Я посчитала, что нельзя забывать об оружии, пока мы не проверим его в бою… – Я надеялась, что это прозвучит не только дерзко, но и уважительно. – Сэр, – добавила я.

Уголки губ Императора сжались, хотя я не могла сказать, сдерживал ли он улыбку.

– Как тебе удалось раскрыть секрет?

– Мы внимательно читали книгу Стрэнджвейса и во время тренировок держали ее под рукой, уточняя детали.

Я не врала. Я просто не упомянула о помощи Микельмаса. Но я могла поклясться, что Уайтчёрч догадался.

– Помню, когда ты была ученицей, твои успехи чудесным образом улучшились за один день. – Уайтчёрч медленно встал. – Тебе в этом помогли.

Я застыла под его испытующим взглядом.

– Но Ди, Магнус и Блэквуд – все они, независимо друг от друга, подтвердили, что вы тренировались вместе и без посторонней помощи. Блэквуд, когда говорил это, был тверд, – сказал Уайтчёрч.

Я чуть было не ахнула. Из всех мальчиков Блэквуд ценил Императора больше остальных.

– Если бы не их свидетельства, я бы заподозрил, что ты вступила в союз с колдунами. – Тон Уайтчёрча заставил меня задуматься. – Но сегодня Пожиратель Детей убежал. Корозот был уничтожен за одну ночь. За почти двенадцать лет войны мы не смогли добиться того, что тебе удалось за шесть месяцев.

Он казался… довольным.

– Тогда можем ли мы и впредь использовать оружие? – спросила я.

– Я был бы идиотом, если бы запретил. – Лакей открыл дверь, и мы вышли в коридор. – Но ты должна заплатить за непослушание. Я перевожу тебя из эскадрона Валенса. Весь следующий месяц ты будешь нести утренний патруль.

Что? Я буду каждый день вставать с постели в четыре утра? От одной этой мысли мне захотелось застонать. Но я тут же утешила себя. Выбраться на месяц из-под контроля Валенса не такое уж суровое наказание.

– Спасибо, сэр, – сказала я, смиренно делая реверанс.

Уайтчёрч помедлил, его черные глаза рассматривали меня, взгляд был острым.

– Корнелиус гордился бы тобой, – сказал он и пошел к своей карете.

У меня в горле застрял ком, как и каждый раз при упоминании Агриппы.

По направлению к дому пружинистой походкой двигался Магнус. На нем был сюртук небесно-голубого цвета, и он выглядел настоящим щеголем на серой лондонской улице. Он быстро поклонился Императору. Но и это еще не все. Я заметила Ди и Вольфа, которые несли бутылки. Шампанское. Где, черт побери, они его раздобыли?

Когда мы вошли в дом, Магнус подхватил меня за талию и закружил.

– Музыку! – выкрикнул он, а затем, отпустив меня, помчался по коридору.

У Вольфа был поднят воротник, кончики ушей покраснели от холода, но глаза сияли. Ди неуклюже жонглировал бутылками.

– Нам уйти? – спросил меня Ди, чуть не уронив одну из бутылок, я поймала ее как раз вовремя.

– Так уж и быть, оставайтесь, – засмеялась я.

На лестнице появился Блэквуд.

– Император ушел? – Вид нашей компании его озадачил. – Что это вы делаете?

– Собираемся праздновать! – Вольф вытащил пробку и, салютуя, поднял пенящуюся бутылку. Ди стащил Блэквуда вниз, и мы все последовали за Магнусом.

В итоге мы оказались в музыкальном салоне. Обычно здесь полукругом стояли стулья, чтобы гости могли насладиться приватным концертом. Но сейчас комната была расчищена для дебютного бала Элизы, до которого оставалось несколько дней. Отполированный паркетный пол слепил глаза.

– Хоуэл, ты не хочешь сыграть? – спросил Магнус, показывая на пианино. Я нажала на две клавиши. Инструмент был в отличном состоянии, но музицировать я не любила.

– Нет, извини.

– Ди, а у тебя хорошо получается играть на флейте, – улыбнулся Магнус.

– Никогда раньше не играл, – признался Ди.

Магнус пожал плечами, хлопнул Ди по спине и по-братски обнял Вольфа. Не хватало только Ламба, но он до сих пор был на севере, в Домбрийском приорате.

В коридоре послышались шаги, и в комнату, запыхавшись, вбежала Мария.

– Вы прогнали его! – изумленно воскликнула она.

Магнус жестом указал на инструмент:

– А ты не умеешь играть?

Мария озорно улыбнулась:

– Нет, но если кто-то любит танцевать…

Махнув рукой, Магнус попытался сам наиграть простенькую мелодию, но не очень в этом преуспел, а я забрала у одного из слуг бокалы. Ди и Вольф разлили шампанское, Вольф ухарски отпил из бутылки, облившись.

Блэквуд выглядел так, будто понятия не имел, как он сюда попал, но я и не ожидала от него другого. От шампанского он не отказался.

В комнату стремительно вошла Элиза. У нее горели щечки, глаза метали молнии. Судя по ее виду, сейчас должна была разразиться ссора.

– Джордж, – девушка непонимающе уставилась на брата. – Ты устроил вечеринку?

– Просто так получилось, – ответил Блэквуд; вид у него был такой, будто его обвинили в попытке кого-то убить.

– Сыграй! – Магнус поцеловал Элизе руку. – Мы все знаем, какая ты одаренная.

Элиза мило покраснела.

– Ну, если этого хотят все…

Магнус подвел ее к фортепьяно, и она заиграла бойкую мелодию. Ди церемонно пригласил Марию, и они начали танцевать. Мария закружилась, приподняв юбки. Вольф хлопал в ладоши в такт музыке. Магнус и Блэквуд стояли у стены. Было так непривычно видеть, что они не пытаются друг друга придушить: воистину это был день, полный чудес.

– Похоже на старые добрые времена, – сказала я.

Я вспомнила, как Ди учил меня танцевать в доме Агриппы. Магнус потешался над нами, а Блэквуд, посматривая на нас поверх какого-нибудь документа, качал головой и говорил, что мы неисправимы.

Но я не позволила воспоминаниям испортить мне настроение. Предполагалось, что мы празднуем.

– Агриппа был бы счастлив увидеть нас такими, – тихо сказал Магнус. Он поднял бокал в честь нашего учителя и отпил. – А Элиза прекрасно играет.

– Да. – Блэквуд с гордостью посмотрел на сестру. – Наверное, ей нужен человек в помощь, чтобы переворачивать страницы.

– В самом деле. – Магнус осушил бокал и подошел к инструменту. Элиза просияла, глядя на него, а Блэквуд подошел поближе ко мне; с мгновение мы молча стояли рядом. Я тайком изучала его. Он и вправду был красавцем: четкая линия челюсти и полные губы делали Блэквуда одновременно и воином, и мягким, чувственным человеком. Он весь был в этом – сплошное противоречие.

– Эта ночь как нельзя подходит для танцев. Хочешь потанцевать? – спросил он.

– Возможно. – Я наклонила голову. – Ты меня приглашаешь?

– А это идея. – Он протянул руку, в его глазах был вызов. – Ты принимаешь предложение?

Я вложила руку в его ладонь.

– Что ж, давай.

Мария с Ди прекратили танцевать, и все пространство было наше. Блэквуд вывел меня в центр комнаты.

– Как насчет вальса? – Он кивнул сестре.

Пальцы Элизы запорхали над клавишами, и музыка приняла меня в свои объятия. Блэквуд обвил рукой мою талию, я деликатно коснулась его плеча. Мы двигались как единое целое, кружились, кружились, и мне не хотелось останавливаться.

– Спасибо, что соврал Уайтчёрчу, – прошептала я. Мы были близко друг от друга, и никто не мог этого услышать. – Боюсь, я всегда втягиваю тебя в неприятности.

– Ты не должна меня благодарить, в особенности сейчас. – Он сжал мою руку. – До сегодняшнего вечера я не знал, что такое триумф. – Он произнес это слово, будто смакуя его, хотя, возможно, на него действовало шампанское.

Блэквуд танцевал все быстрее, но я, задорно улыбаясь, поспевала за ним. Я удивилась тому, какое сильное и грациозное у него тело. Он нежно обнимал меня за талию, лица вокруг нас слились в мелькающие пятна. И раз, два, три… И раз, два, три…

– А ты неплохо вальсируешь, – рассмеялась я. – Вот уж не думала.

Он посмотрел мне в глаза, и у меня пропал дар речи. Его взгляд странно бодрил и немного пугал. И… мне трудно было отвести глаза. Пожалуй, он может заглянуть в самые потаенные уголки моей души. Эта мысль меня взволновала.

Я слишком много выпила, вот в чем дело. Я представила, как воздвигаю между нами стену. Это сработало. Танец снова стал просто танцем. Глупо думать, что это было чем-то еще.

Музыка смолкла, мы остановились. Мария с мальчиками с энтузиазмом зааплодировали, но не Магнус. Он наблюдал за нами с застывшим выражением лица.

Я приготовилась сделать реверанс, но Блэквуд отпустил меня не сразу. Его рука все еще лежала у меня на спине – тепло сквозь шелк платья, – и я все еще не убрала руку с его плеча. Наконец мы отошли друг от друга.

– Спасибо, – пробормотал он и поклонился.

Крышка пианино внезапно резко захлопнулась, заставив всех вздрогнуть. Элиза вихрем пронеслась к двери. Ее лицо побелело от гнева.

– Думаю, мне лучше подняться наверх. Здесь все ведут себя слишком свободно, – сказала она.

Никто из нас не знал, что ей ответить.

– Элиза, я могу поговорить с тобой в кабинете? – спросил Блэквуд.

– Как тебе угодно, братец. Ты всегда поступаешь так, как тебе угодно.

Элиза бросилась вон, стук ее каблучков разносился гулким эхом. Блэквуд последовал за ней, и я… я тоже спустя некоторое время. Нет-нет, я не собиралась совать нос в их дела, но у меня было чувство, что я знала, о чем пойдет речь, и хотела поддержать Элизу.

Кабинет Блэквуда был на втором этаже, ранее он принадлежал его отцу, и Блэквуд говорил мне, что ему не нравится там бывать. Странно, что он решил им воспользоваться.

Дверь была приоткрыта, и я прислушалась Впрочем, прислушиваться не было необходимости. Элиза и Блэквуд были близки к тому, чтобы начать орать друг на друга.

– Ты не имел права посылать письмо Фоксглаву! – голос Элизы. – Я говорила тебе, что не хочу иметь ничего общего с этим ужасным стариканом! – Кажется, я не ошиблась относительно темы разговора.

– Ты носишь фамилию Блэквуд, – ее брат говорил чуть спокойнее. – Ты выйдешь замуж за того, кого я выберу, потому что ты должна вынашивать детей-чародеев. Такова твоя функция, Элиза.

Функция? Ее функция заключалась в том, чтобы стать племенной кобылой для любого мужчины с подходящей родословной? Ничего себе! Мне пришлось сдержаться, чтобы не зайти в комнату и не врезать ему.

– Ты говорил, у меня есть выбор!

– Я не обязан объяснять тебе мои решения! – рявкнул Блэквуд, и я вздрогнула. – Фоксглав может обеспечить тебе безопасность, какую не обеспечили бы мы, Сорроу-Фелл. Ты слишком молода, чтобы увидеть положительные стороны этого решения.

Слишком молода? Элиза была всего лишь на год младше Блэквуда.

– Попытайся понять. Я беспокоюсь только о тебе, – его голос стал мягче.

– Ты не хочешь, чтобы я была счастлива, потому что сам не можешь быть счастлив, – презрительно усмехнулась Элиза. – Ты хоть на секунду мог поверить, что Уайтчёрч это позволит?

Что позволит?

На минуту воцарилось гробовое молчание.

– Ты исполнишь свой долг, – сказал Блэквуд ледяным голосом. – Или вечеринок больше не будет.

Было похоже, что она плачет.

– Ты считаешь, что я какая-то безмозглая кукла.

Она выбежала из комнаты и столкнулась со мной; стало очевидно, что я подслушивала. Ее лицо пошло пятнами, глаза блестели.

– Пожалуйста, поговори с ним, – плача как ребенок, попросила она.

Я попыталась ее успокоить, но Элиза уже мчалась вниз по лестнице, путаясь в юбках.

Блэквуд кивнул мне, чтобы я зашла. Он закрыл дверь и встал у письменного стола отца. Точнее, у своего стола.

Чарльз Блэквуд, кроме всего прочего, был ученым. Книжные полки вдоль стен прогибались под весом книг. Стены были оклеены желтеющими картами, под стеклянным колпаком лежала золотая астролябия. Несколько толстых томов, снятые с полок, лежали на столе, рядом с ними стоял графин красного вина.

Мой взгляд привлек пульсирующий свет. Optiaethis Стрэнджвейса стоял рядом с томом Ньютона. У меня пробежал холодок по спине от этого зрелища. По правде говоря, то, что Блэквуд решил занять кабинет своего отца, пугало само по себе.

Блэквуд налил бокал вина, жадно выпил, затем налил еще один. Разговор с Элизой дался ему тяжело, хотя он пытался не подать виду.

– Нет, – сказал он, будто кому-то отвечал. – Я не позволю испортить эту ночь. – Он налил себе еще бокал, другой наполнил для меня, затем с силой опустил графин на стол. – Нам надо как следует отпраздновать.

Он протянул мне бокал, и я неохотно приняла его.

– У нас еще будет время отпраздновать, – сказала я. – Нам надо поговорить об Элизе.

– Прекрати, Генриетта. – Я знала, что он говорит всерьез, когда называет меня по имени. – Не сейчас.

У меня кровь прилила к лицу:

– Эта битва не последняя, мы будем побеждать!

– Это наша первая победа, Генриетта, и все благодаря тебе. – Он чокнулся со мной. Затем зафиксировал взгляд на моем лице. – Ты нашла дом Стрэнджвейса, ты ослушалась Императора, ты отыскала Микельмаса, и вот что вышло в итоге. – Его губы были красными от вина, а казалось, что от крови. – Ты хоть имеешь представление о том, что ты дала мне?

То, как он это произнес, прозвучало… очень странно.

– Сегодня я наблюдал за тем, как монстр истекает кровью. И это дала мне ты. – У него во взгляде был миллион непроизнесенных слов. – Мой отец был человеком, который чуть не уничтожил эту страну, – тихо проговорил он. – Благодаря тебе я стану тем Блэквудом, который спасет ее.

– Благодаря всем нам, – поправила я.

Его взгляд меня пугал. Казалось, в моем ответе было что-то такое, что ему не понравилось. Он поставил бокал на стол и стремительно вышел из кабинета. Блэквуды все воспринимали чересчур драматично по сравнению с другими, а я повидала много людей.

Я спустилась в надежде найти его, но Блэквуд исчез. Ди, Мария и Вольф собрались вокруг пианино, наигрывая шутливые мелодии. Элиза совещалась у окна с Магнусом, они говорили тихо. Он с сочувствием кивал, задумчиво наморщив лоб. Элиза промокала глаза носовым платком.

– Элиза, ты в порядке? – спросила я, подходя к ним. Магнус ничего не сказал, но Элиза кивнула.

– Я буду в порядке, – ответила она.

Позже этим же вечером, когда я готовилась ко сну, ко мне в окно кто-то постучал. Микельмас весело помахал мне с наружного подоконника, его пестрый сюртук развевался на ветру. Я впустила его внутрь.

– Я так понимаю, день прошел отлично. – Он говорил тихо, так как в этот час в коридоре могли оказаться слуги. Что-то плескалось в бутылке у него в руках.

– Больше никакого спиртного, – я сделала страдальческое лицо.

– Не будь такой серьезной, а то останешься старой девой. – Он протянул бутылку к свету, и она сверкнула красным. – Прекрасное бордо. Пойдем. Надо отпраздновать.

И сколько же я могу выпить за один день?

Он набросил сюртук мне на плечи, и вот мы уже стоим на крыше и смотрим на улицу внизу. Я поплотнее завернулась в сюртук, дрожа от ветра.

– На, держи, это тебя согреет. – Микельмас всучил мне в руки бутылку.

Ой, какого черта. Я, поморщившись, отпила.

– Вот, со всей ответственностью мы пьем на крыше после трудного дня, как в старые добрые времена, – сказал он.

– Забавно, – улыбнулась я. – Блэквуд только что поблагодарил меня, но на самом деле мы обязаны победой тебе.

– Однажды Император согласится… – Он подергал себя за бороду. – Однажды он с благодарностью поприветствует твою армию.

Мою армию. Вино воспламенило у меня в желудке пожар, сделав достаточно храброй, чтобы задать вопрос.

– Как ты думаешь, отец гордился бы мной? – На самом деле было глупо с моей стороны всей душой желать одобрения от мужчины, который никогда не хотел со мной увидеться. Я нахмурилась, разглядывая кончики своих туфель. – А он… Он знал обо мне?

– Знал, – кивнул Микельмас. Он помедлил. Потом сказал: – Он хотел стать отцом.

Почему-то от этих слов стало еще хуже.

– Почему же тогда он ушел?

– Сложно сказать. Эй, не выжирай всю бутылку. – Он вырвал ее у меня из рук. – Я не знаю, что бы твой отец думал о том, чего ты добилась, но он бы гордился тем, какая ты, – сказал Микельмас. Очень странное высказывание, я ничего не поняла.

– Спасибо тебе за то, что отлично его заменяешь, – мягко проговорила я.

Он покачал головой.

– Я не очень-то хороший учитель. Но ты – хорошая ученица, – пробормотал он. А затем выпил.

Когда я забралась в постель и задула свечку, голова у меня кружилась. Воздух в комнате был прохладным, и я зарылась в одеяло. Вокруг стала плескаться тьма. Возможно, я сегодня слишком много выпила.

Уже засыпая, я почувствовала, что о чем-то забыла, но тут же соскользнула в сон.

Густой серый туман закружился у моих ног, но я не почувствовала прохладу. Я старалась держать себя в руках. Где я? На астральной плоскости? Но как…

Саше Фенсвика из трав. Предполагалось, что я положу его к себе под подушку, чтобы не попасть в астрал.

Проклиная свою глупость, я ущипнула себя за щеки, стараясь проснуться. У меня в жилах запульсировала паника. Мне нужно проснуться. Я должна, потому что, если я не проснусь, он сможет найти меня.

А затем я услышала, как кто-то прошептал мне на ухо: «Мисс Хоуэл. Какая приятная неожиданность».

На меня смотрел Ре́лем.

 

20

Проснись. Проснись.

Я, спотыкаясь, отошла от него в сторону. Как я могла повести себя настолько глупо?

Но Ре́лем не нападал. На самом деле на его бескожем лице было написано изумление. Очевидно, он точно так же, как и я, не мог поверить, что я настолько тупая. На нем были хорошо сшитый темно-синий костюм и белая льняная рубашка. По крайней мере, рубашка была бы белой, если б не была испачкана запекшейся кровью.

Он обыденным жестом отжал свои окровавленные рукава. Затем низко поклонился, согнувшись в талии. При любых других обстоятельствах он сошел бы за джентльмена, приглашающего меня потанцевать.

– Я удивлен, что ты вернулась, после всех этих месяцев защиты. – В его взгляде была заинтересованность. Он подумал, что я сделала это намеренно.

Если бы я сказала ему, что напилась и заснула, то выглядела бы еще более глупо, чем теперь, поэтому я промолчала. Когда он подошел ближе, я в знак предостережения вспыхнула огнем.

– Ах, да! Твои способности.

Он улыбнулся еще шире.

Заставь его думать, что ты это спланировала. Играй. Сейчас же!

– Я подумала, что мы можем поговорить. В конце концов, ты и правда назвал меня по имени, – сказала я, изо всех сил стараясь говорить обыденным тоном и без страха в голосе. – Я не могла не подивиться почему.

– Я хотел бы услышать твою собственную версию на этот счет.

Я пожала плечами:

– Моя версия, скорее всего, неправильная.

– Очень может быть… – Он ходил вокруг меня кругами, и я поворачивалась, стараясь держаться к нему лицом.

Церковные колокола зазвонили в тумане, немного приглушенно, но все равно отчетливо.

Я взмолилась, чтобы колокола разбудили меня, но такой удачи не случилось. Ре́лем остановился, чтобы еще раз отжать рукава. Темные капельки крови исчезли в волнообразном тумане.

– То, что я сказал тебе в ту ночь, когда ты уничтожила моего прекрасного Корозота, по-прежнему в силе. Ты очень сильно меня интересуешь. – Он впился в меня безжалостно-пристальным взглядом.

– Ты имеешь в виду мои таланты в обращении с огнем?

Ре́лем рассмеялся:

– Да, довольно необычная способность. Но огонь – это еще не все, что меня волнует. Ты на удивление изобретательна, моя дорогая. Это ваше новое оружие весьма оригинально. Мне стыдно, что я упустил это из виду.

Мне стало любопытно, как он узнал об оружии. Он видел раны Каллакса или ему доложили фамильяры? А если и так, то как же, черт побери, они об этом узнали?

– Скажи мне, наша сегодняшняя встреча – это твоя идея или тебя послал Гораций Уайтчёрч?

Он фыркнул, а если учесть, что у него не было носа, то это было неприятное зрелище.

– Я полагаю, Орден никогда бы не позволил обычной сорвиголове колдовского происхождения настолько явно использовать свои способности.

Откуда? Откуда, черт побери, он мог узнать о моем происхождении?

Он провел рукой по своему влажному подбородку:

– А, понимаю, тебе любопытно, как я дошел до твоего маленького секрета.

Нас кто-то предал?

Ре́лем поднял руку и знаком остановил меня: кажется, он читал мои мысли.

– Ты же знакома с Говардом Микельмасом, ведь так?

– Я не хочу слушать твою ложь, – ответила я.

– Тогда послушай правду из его уст. – Ре́лем прищурил свой единственный желтый глаз. – Спроси его, что случилось однажды в Иванов день в тысяча восемьсот двадцать втором году. Спроси Микельмаса, что он сделал со мной.

С этими словами Ре́лем поднял руку и загорелся голубым пламенем.

Я упала с кровати, запутавшись в одеяле, и лежала на полу; виски пульсировали.

У меня все еще болела голова от вина. Но она болела недостаточно сильно, чтобы я проигнорировала увиденное.

Наконец, поднявшись, я зажгла свечу, села за письменный стол и написала:

«Как Ре́лем может самовозгораться? Что случилось в Иванов день в 1822 году?»

Я забросила записку в сундук Микельмаса и хлопнула крышкой. Мгновением позже откинула крышку – записки там не было.

Но Микельмас никогда раньше не отвечал на мои письма. Что, если это не сработает? Что, если мои записки до него не доходят? И как мне дождаться наступления дня?

Я расхаживала от окна к стене и назад. Мой внутренний голос кричал, но я не хотела его слушать.

Да провались он в ад, этот голос!

Я развернулась… и врезалась прямо в Микельмаса.

– Что ты наделала? – На нем был шелковый халат с золотыми кисточками, на ногах – измятые бархатные тапочки. Волосы, обычно перевязанные сзади, представляли собой большое седое облако.

– Что ты наделал? – прошипела я в ответ.

Микельмас поморщился и потер глаза. Ему пришлось схватиться за прикроватный столбик, чтобы удержаться на ногах: очевидно, он чувствовал себя так же плохо, как и я.

– Тогда пойдем, – прошептал он, набрасывая на меня свой сюртук, который взялся неизвестно откуда.

Вокруг засвистел ветер, а когда он прекратился, я обнаружила, что мы стоим в кабинете Агриппы. Знакомые бюсты Гомера и Чосера взирали на меня с книжных полок. В очаге горел огонь, на столе рядом с креслом стояла чашка с недопитым чаем. Казалось, в любой момент войдет Агриппа и займет свое привычное место. Почему-то в этой успокаивающей обстановке все стало выглядеть гораздо хуже.

– Что случилось? – Микельмас упал в кресло.

– Я случайно попала на астральную плоскость, – надтреснутым голосом произнесла я. – Ре́лем сказал, ты что-то с ним сделал в Иванов день, а затем он загорелся. В точности как я.

Мой голос затих на слове «я».

Микельмас наклонился вперед, поставив локти на колени, и какое-то время молчал.

– Как ты думаешь, что это значило? – спросил он.

– Я не знаю.

– Неправда. Иначе ты бы не написала мне в три часа утра. – Он встал и подошел к висящему на стене зеркалу. Положив руку на стекло, прошептал что-то, что я не смогла разобрать, морщась от боли. Зеркало ненадолго засияло, и послышался странный чавкающий звук. Микельмас убрал руку, и стал виден застывший белый отпечаток ладони, как будто кто-то оставил его во льду.

Я вспомнила маленькое карманное зеркальце, которое нашла в его сундуке, то самое, с отпечатком большого пальца. Очень похоже.

Вообще-то я побаивалась той вещицы.

– Прикоснись рукой к поверхности и не отводи, – сказал Микельмас, вновь усаживаясь. – То, что я хочу сказать… Слишком трудно выразить словами. – Его голос дрожал. Из-за расхода магических сил? Я не знала. – Но тебе может не понравиться то, что ты обнаружишь, – добавил он.

С участившимся пульсом я подошла к зеркалу и осторожно прижала ладонь к стеклу.

Уильям без надобности взбирается вверх по снастям. Я клянусь, он похож на проклятую обезьяну, которая лазает по деревьям, если только обезьяны работают солиситорами. Я ковыляю через палубу корабля, в то время как под нами собираются волны. Того, кто наслаждается этим приятным воскресным круизом, надо поместить в психушку и изучать.

– Говард, разве это не чудесно?

Уильям, просияв, смотрит на меня. Глупый мальчишка. Он думает, то, что мы сейчас сделаем, – сплошное веселье и никакой опасности. Но по какой-то непонятной причине его хорошее настроение поднимает и мое тоже. Он всегда так на меня действует.

– Напомни мне еще раз, почему мы не могли попробовать это сделать на земле? – кричу я ему вверх.

– Здесь нам никто не помешает!

Ах, его светлость снова почтила нас своим присутствием.

Чарльз поднимается с нижней палубы, в наманикюренной руке – топор, вокруг надушенного духами плеча намотана веревка. Будучи графом чертового Сорроу-Фелла, он не горел желанием заниматься физическим трудом. Конечно, он предпочел бы, чтобы слуга сделал за него гадостную работу колдунов. Но я должен признать, свою часть он сделал работы без жалоб. Правда в том, что обычное воскресное времяпрепровождение лорда Блэквуда подразумевает много чувственных полуодетых женщин – мне жаль его жену, – но он так же взволнован нашим предприятием, как и Уильям.

Тем не менее он может вести себя как самодовольный ублюдок. Если он не будет следить за собой, я его пну под его драгоценную задницу.

Уильям прыгает на палубу с энтузиазмом, который подошел бы двенадцатилетнему мальчику, а не взрослому мужчине. Когда Елена сказала ему, что скоро родится маленький Хоуэл, я был уверен, что он завяжет со всей этой чушью. Но грядущее отцовство влияет на всех мужчин по-разному, и, что касается Уильяма, оно усилило его желание довести до конца это чертово задание.

Хотел бы я, чтобы он вместо этого стал плотником. Тогда я, по крайней мере, смог бы поиметь с этого славную птичью кормушку.

– Я впустую трачу молодость на людей, которые меня раздражают, – проворчал я, когда мы наконец приступили к делу. Вытаскиваю схему с рунами, которую Уильям слямзил у того малого в Уайтчепеле, жесткое деяние, совершенное в еще более жестком месте. Уильяма даже пырнули за это в руку, и кто же его заштопал, чтобы Елена никогда не узнала? Я слишком уж хороший друг.

И все же нам следовало бы помнить, почему мужчина, который продал эту схему нам, запаниковал, почему он полез за ножом. Он подумал, что мы воспользуемся рунами. В ужасе он потребовал вернуть схему. Когда Уильям не послушался, мужчина взбесился. Продолжал орать «Засвидетельствуете улыбку» снова и снова. Это было довольно пугающим, в самом-то деле.

Руны выглядели как какие-то оскорбительные каракули.

– Ты уверен, что они правильные, Уилл?

– Ты можешь им доверять, Говард. В конце концов, я узнал их из книги.

Ах, ну да, Уильям любил свои книги. Большая часть бед в мире происходит оттого, что люди неправильно толкуют прочитанное в книгах, а вторая половина бед – от изнеженных домашних котов.

Мы трое нарисовали руны черными чернилами на поверхности палубы. В основе рисунка лежал круг, затем волнистые линии рун расходились вовне, так что изображение походило на примитивно нарисованное солнце. Чарльз застонал, когда увидел, как его девственно чистый корабль расписывают еретическими картинками. Вот почему мы их не вырезали: он хотел их стереть, когда мы закончим.

Если быть честным, вовлеченность во все это Чарльза довольно сильно меня нервирует. Что надеется получить один из самых почитаемых чародеев Ордена с того, что вторгнется за самые невообразимые границы волшебства? Я знаю, чего хочет Уильям – доказательств происхождения наших способностей и справедливости. Справедливости к бедному Генри, его неудачливому брату. Это все понятно. Но Чарльз? Он восхищается нашими странными способностями. Точнее, он завидует им.

Возможно, он ищет путей достижения даже большей власти. Хотя тогда даже Император Уайтчёрч не смог бы противостоять ему.

Мне надо перестать так думать. Эти мысли портят настроение.

Наконец наш круг полностью завершен, краска влажно блестит на солнце.

Будет ли ошибкой сказать, что в глубине души я боюсь?

Почти полдень, а это значит, что мы выбиваемся из графика. Чарльз кладет топор справа от себя и бросает веревку каждому из нас.

– Мы должны привязать себя на тот случай, если что-то случится.

Он обвязывает веревку вокруг талии и привязывает ее к поручням, потом дважды за нее дергает, чтобы убедиться, что привязал надежно. Я делаю, как он предложил, и так же поступает Уильям. Сейчас мы представляем собой треугольник из идиотов, привязанных к кораблю.

Уильям стоит наискосок от меня и, прищурившись, смотрит вверх на яркое солнце.

– Когда тени исчезнут, милорд! – кричит он.

Я знаю, что значит для него это вызывание духов. У Ральфа Стрэнджвейса был домашний любимец по имени Азуреус – из какого-то другого мира. Мы видели его портрет, Уильям и я, когда совершили свое паломничество в дом Стрэнджвейса. А что, если Азуреус может стать нашим новым домашним любимцем? Что, если мы сможем усадить его в позолоченную клетку перед Императором и доказать раз и навсегда, что наши способности имеют не сатанинскую природу. А просто иную.

Это самое меньшее, что мы можем сделать для Генри. Бедный парень.

Солнце восходит к зениту, и у меня на шее выступает пот.

Чарльз достает свою чародейскую, похожую на палку штуковину, от волнения на его лице собрались морщинки. Он не имеет представления, что делать. И я тоже не представляю.

– Азуреус, – говорит Уильям, делая надрез на своей руке и капая кровью на край круга. – Мы призываем тебя. Приди к нам.

Когда его кровь касается рун… они начинают шипеть.

Нет, не так. Они энергично напевают, пока свежая краска пузырится перед нами, будто кипит.

Я чувствую, как волшебство мурлыкает, пробирая меня до костей, переходит мне в печень и селезенку. Круг, за неимением другого слова, – просыпается. Волнение электризует мою кровь. Я говорю, что я здесь, чтобы поддержать Уильяма, но я не могу ничего поделать со своим желанием узнать, увидеть, откуда проистекает наше колдовство.

В воздухе над кругом начинает формироваться облако, кусочек грозы посреди совершенно ясного дня. Облако наливается пурпуром и вспенивается, а затем оно…

Трескается. Воздух над кругом трескается так, будто это зеркало.

– А это должно было произойти? – кричит Чарльз, держа посох наготове.

Уильям медленно качает головой.

– Я так не думаю, – добавляю я, так сильно хватаясь за перила позади себя, что они чуть не ломаются под моей рукой.

Трещина растет и формирует щель. Что-то пошло не так, до ужаса не так.

– Нам надо остановиться! – кричу я Уильяму, но он меня не слышит или не хочет слышать. Он делает шаг вперед, загипнотизированный тем, что он видит. Чертов дурак. Он выглядит таким молодым, когда его что-то озадачивает, – как мальчишка, с которым я впервые познакомился. Он касается пальцами завитков пара, просачивающихся с другой стороны.

– Я это чувствую! – кричит он, в его голосе слышится экстаз.

Воздух разрывается, и на месте ярко-голубого летнего неба открывается зияющая воронка полуночи.

Крики, вопли банши и неразборчивые слова, от которых веет сумасшествием, льются в наш мир. Чарльз пронзительно кричит. Я пронзительно кричу.

– Беги! – кричу я. Уильям делает два шага назад, в безопасность, но уже слишком поздно. Его ноги отрываются от палубы, и он оказывается подвешенным в воздухе, привязанный к кораблю веревкой. Он кричит, его ноги болтаются, как у куклы.

Воронка достигла границы рун. Щели появляются в воздухе снаружи круга. Этот другой мир, это полное монстров измерение открывается прямо в наш мир.

Нет. Оно проглотит наш мир.

Трещины в другой мир, как огромный открытый рот умирающего от голода. Ему нужна жертва. Ему нужна плоть.

Уильям висит в воздухе.

Нет. Никогда.

– Закрой ее! – кричу я.

Чарльз лезвием своего посоха режет себе руку, орошая руны кровью. Кровь смазывает петли реальности. Воронка над нами немного отступает… Затем продолжает разрывать небо, как кусок ткани.

– Она слишком большая! – взревел Чарльз; у него на шее вздулись вены.

Я крепко держусь за свою веревку, но все равно мои ноги начинают отрываться от земли. Пробормотав несколько заклинаний, чтобы сделать подошвы моих туфель более тяжелыми, я медленно и осторожно подхожу к моему другу. Его рука выскальзывает из моей один раз, второй, а я ведь его почти поймал…

Чарльз бросается вперед, рубя воздух посохом. Он слишком далеко. Он… Он пытается обрубить веревку Уильяма.

– Мы не можем! – кричу я.

Чарльз игнорирует меня и хватает топор, лежащий рядом с ним.

Уильям видит, что происходит. Он отчаянно дергается, хватаясь за веревку, чтобы спуститься. Я не могу этого сделать. Это невозможно. Моя голова взрывается болью. Ворча, Чарльз поднимает топор обеими руками.

– Помогите! – плача, кричит Уильям, болтаясь на ветру, как детский воздушный змей. Мне приходит в голову убить его, воткнуть нож ему в сердце до того, как…

Я не могу. Он смотрит мне в глаза, и его лицо расплывается у меня перед глазами, потому что я больше не могу сдерживать слезы, и я говорю ему, что мне жаль, я не могу этого сделать, я ничего не могу сделать.

– Говард! – воет Уильям, его голос – одно сплошное страдание. – Пожалуйста!

Чарльз опускает топор с прицельной точностью и обрезает веревку. На какой-то момент Уильям остается подвешенным в воздухе – превосходная демонстрация удивления с шоком. А затем воронка затягивает его в себя. Его тянущаяся ко мне рука – это последнее, что я вижу, прежде чем пустота, издав неприличный звук, заглатывает его целиком.

Трещина отступает назад, в обрамление круга. Воронка, удовлетворенная своей закуской, отступает достаточно для того, чтобы Чарльз смог пролить свою кровь над рунами. Он орет, чтобы трещина закрылась, и в мгновение ока облако исчезает.

Небо ярко-голубое, а Уильяма нет.

Нет. Я подползаю к чертовым рунам. Вход в другой мир исчез. – Вызови его обратно! – Я прикасаюсь к влажной палубе.

– Это не сработает, – говорит Чарльз. Он разглядывает пустое небо. – Это было неверное заклятье для того, чтобы вызвать духов.

– Нет. – Я тянусь за топором, но Чарльз хватает меня за руку.

– Контролируй себя, парень, – говорит он, хватая свой посох.

Делая выпад желтым клинком, он разрезает воздух над рунами, приводя их в негодность. Выхватив схему с рунами, разрывает ее в клочья и кидает обрывки в воду. Даже если бы мы захотели открыть портал еще раз, мы бы не смогли. Я не запомнил, какие руны нужны для круга, а теперь они были потеряны навсегда.

– Что сделано, то сделано. – Он закидывает руки за голову, как после энергичной тренировки. – Интересно, не правда ли? Такая жалость, что мир Ральфа Стрэнджвейса оказался таким бесполезным. – Он вздыхает. – Возможно, есть и другие круги, которые можно попробовать. Если один не сработает, то другой…

Я не могу больше слышать его отвратительный, мерзкий голос. Я подбегаю к нему, ослепленный слезами, я собираюсь разорвать его на месте. Он послал Уильяма в эту тьму. Чарльз с легкостью поднимает перед собой защиту, и я врезаюсь в нее, прикусив губу и ощущая вкус теплой крови. Тогда Чарльз хватает меня за галстук. Беззаботное выражение исчезает с его лица. Его ноздри раздуваются.

– Сейчас мы отправляемся к вдове. – В голосе Чарльза мертвенная серьезность. – Ты будешь говорить и делать то, что я скажу. А если нет, колдун, то лучше тебе не знать, что я с тобой сделаю.

– Мне плевать, что будет со мной, – я выплевываю эти слова, – если все узнают правду.

– Ты думаешь, кто-нибудь поверит слову колдуна против моего? – Он резко меня отпускает. – Ты хочешь провести остаток своих дней в замке Локскилл с отрубленными по плечи руками? Нет? В таком случае лучше говори только тогда, когда я тебе скажу, и будь хорошим мальчиком.

Он говорит со мной, как с собакой. Он уходит и оставляет меня оплакивать Уильяма, по мере того как полуденное солнце движется дальше по небосклону.

Моя рука оторвалась от зеркала и безвольно упала. Я не понимала, что падаю, до тех пор, пока Микельмас не поймал меня за талию и не усадил в кресло. Он дал мне в руки чашку с водой и помог ее выпить.

Я была в голове Микельмаса. Видела мир его глазами, слышала его мысли, как если бы они были моими. И я видела моего отца. Не его портрет и не какой-то полный тоски сон. Я слышала его голос, видела его лицо, когда он смеялся и улыбался. Когда он кричал. Я видела глазами Микельмаса, как была перерезана веревка и как моего отца заглотил этот вихрь… Я не могла. Я не могла дышать.

Я отшвырнула чашку с водой, пролив воду на коврик, и упала на колени. Мне хотелось, чтобы меня вырвало, но ничего не вышло. У меня пересохло в горле. Когда я смогла заговорить, я сказала:

– Ты позволил ему умереть.

– Шесть лет я тратил все свои деньги, – в голосе Микельмаса чувствовались опустошенность и, каким-то образом, огромное облегчение. – Я объездил весь чертов мир в поисках правильных рун для вызывания духов.

Он поднял меня за плечи и встретился со мной взглядом.

– И я нашел те, что позволили бы мне вызвать конкретного человека или существо. Было что-то неправильное в нашем изначальном трио: я, Уильям и Блэквуд. Нам нужна была ведьма. Такое заклинание требует участия всех трех магических рас.

– Поэтому вы позвали Мэри Уиллоубай, – слабым голосом, без интонаций проговорила я.

– Да. Мы вырезали новый круг в Иванов день: определенные ритуалы срабатывают лучше всего в определенное время года. Мы вызвали Уильяма. Нам ответил Ре́лем. Он привел с собой своих монстров, и небо стало черным.

Микельмас отпустил меня.

Я сглотнула; мое горло превратилось в наждачную бумагу.

– Ты его не нашел, – пробормотала я.

Микельмас встал.

– Я думал много и долго. А затем я понял. – Он подошел к очагу и взмахнул рукой над огнем. Горящие угольки поднялись в воздух. Он начал ткать слова из дыма. – Уильям происходит из города в Уэльсе под названием Рил, – сказал он и написал:

УИЛЬЯМ ХОУЭЛ ИЗ РИЛА

Слова повисли в воздухе. Он снова взмахнул рукой, и слова изменились, буквы перетасовались, прежде чем медленно собрались в новые слова.

РИЛ УИЛЬЯМ ХОУЭЛ

РИ́УИЛЬЯМ УЭЛ

РИ́ЛЬЯМ Э

РЕ́ЛЬ ЭМ

РЕ́ЛЕМ

 

21

Я встала, хотя и не помню, как мне удалось подняться на ноги. Я вглядывалась в пепельные слова Микельмаса до тех пор, пока они не исчезли в никуда, оставив в воздухе запах дыма.

– Ты говорил мне, что он ушел и так никогда и не вернулся домой… – Мой язык казался свинцовым. Это не могло быть правдой.

– Уильям покинул нас в тот день, и человек, которым я его знал, никогда больше не возвращался. Ты интерпретировала эту фразу так, как посчитала нужным, – Микельмас поднял голову, будто бросая мне вызов, чтобы я оспорила его логику.

Я их интерпретировала? Будто это была моя вина, что я не сообразила?

– Да как ты смеешь! – зарычала я. Ко мне вернулись чувства. У меня болела голова, горели глаза, огонь лизал мой позвоночник. Микельмас притих. Я подошла к нему, искры дождем падали на ковер. – Ты собирался сказать мне правду в ту ночь, когда случилась атака Корозота. Почему ты ее скрыл?

– Я думал, что никогда больше тебя не увижу, – просто сказал он. – А когда понял, как было бы хорошо, если бы ты была на моей стороне, подумал, что вся правда представляется неудобной. – Он знаком велел мне молчать. – Я бы в конце концов тебе сказал.

– После того как я бы убила своего собственного… – Я не смогла сказать отца. Нет, нет, это не может быть правдой. Микельмас ошибся. Он обманулся много лет назад, когда открыл портал и на землю упал Ре́лем.

Но на астральной плоскости Ре́лем занялся голубым пламенем.

– А теперь, когда ты знаешь, тебе сильно полегчало? – пробормотал он. Взмахом руки он переместил себя в другой конец комнаты, подальше от моего огня. – Это все серьезнее, чем отдельно взятые люди. Колдуны могут получить мир назад в свои владения. Забыв об этой ничтожной войне против Древних, мы можем закончить войну против нашего народа! И ты хочешь пустить все это на ветер?

Я потушила огонь. Моя кожа снова стала прохладной, от кончиков пальцев поднимались лишь завитки дыма. Я подошла к нему и отвесила ему пощечину. Отпечаток моей руки загорелся на его щеке.

Он обмяк от удивления, затем оскалился и ткнул пальцем мне в лицо.

– Если ты еще когда-то такое сделаешь, я превращу тебя в стул.

– Вперед. Я – последняя Хоуэл, которую ты сможешь уничтожить. – Как я вообще могла когда-то ему доверять?

– Начнем с того, что это благодаря моему предупреждению твоя тетя отвезла тебя в Йоркшир. – Он ударил себя кулаком в грудь. – Ты могла бы выказать хоть какую-то благодарность.

Благодарность.

– Из-за тебя мой отец стал монстром. Из-за тебя моя мать умерла от печали. Из-за тебя Англия может пасть! – завопила я. – Ты врал мне с первой нашей встречи. Я тебя ненавижу!

Я вытащила эти слова из самых темных глубин своей души, а затем выбросила вперед руки и высвободила огненный поток. Микельмас испарился, а я сожгла обои, обрывки красного шелка повисли хлопьями. Меня трясло; я взяла стоящую поблизости воду – чай в чайнике Микельмаса – и затушила пламя. Я не хотела спалить дом Агриппы. Неприятный запах залитого водой огня еще долго висел в воздухе.

Микельмас появился снова.

– Ну, только меня тебе и осталось ненавидеть, моя лапушка. – Он стал загибать пальцы. – Ре́лем заживо содрал кожу с Чарльза Блэквуда. Мэри Уиллоубай была сожжена, привязанная к столбу. Твоя тетя отбыла невесть куда после того, как бросила тебя в этой школе. Если ты хочешь кого-то винить, то посмотри на своего драгоценного отца. Он предпочел своей семье колдунов. – Он усмехнулся. – А у тебя даже нет его благородных отговорок. Скажи мне, ты придешь в Орден и расскажешь своему дорогому Императору о том, что сегодня узнала?

Я ненавидела его больше всего на свете. За то, что он был прав.

– Если я еще раз тебя увижу, я тебя убью, – прошипела я.

– Тогда мы больше не встретимся.

В его голосе не было сожалений. Взмахнув рукой, он набросил на меня плащ, и мгновением позже я оказалась в комнате одна.

Холодно. Я замерзала. Я постаралась перестать трястись. Я снова села на кровать, схватила со стола саше с травами и смяла его в руке, высвобождая горький травяной аромат. Зачем я пошла на астральную плоскость? Зачем?

Мой отец Ре́лем.

Нет, я даже в мыслях не могла произнести эти слова. Я всхлипнула и вцепилась зубами в костяшки пальцев, чтобы не шуметь.

Я не могла больше оставаться в этой комнате; мне кое-что было нужно. Кто-то.

Мне нужен был Рук.

Я выбежала за дверь, в коридор, а затем – в крыло со спальнями мужчин. Врываться в его комнату посреди ночи было неприемлемо, но он был мне нужен. Мне нужно было, чтобы он меня обнял, нужно было слушать, как бьется его сердце. Мне нужно было, чтобы он сказал мне: я в безопасности.

Повернув дверную ручку как можно тише, я скользнула в его комнату.

– Рук? – прошептала я. Он спал, разметавшись по кровати. Я закрыла за собой дверь и зажгла свечу. При свете я заметила, что он не раздевался. На нем не было сюртука, рубашка была наполовину расстегнута и открывала грудь с распухшими шрамами. Он лежал поверх одеяла и тихо застонал, когда я подошла ближе. На лбу выступил пот, пропитавший его волосы. Сев рядом с ним на кровать, я протянула руку и коснулась его лица… И отдернула – рука была в крови.

Кровь была размазана у него по щеке и покрывала руку до локтя. Он снова застонал, веки дрогнули, и глаза открылись. Он посмотрел на меня, гримасы боли я не заметила. Я стала осматривать его тело: мне надо было убедиться, что он цел.

Нет, кровь принадлежала не ему…

– Что случилось? – прошептала я, гладя его влажный лоб. Он был горячий, как печка.

– Я так устал… – Рук снова закрыл глаза.

Я зажгла еще свечей, налила в умывальный таз холодной воды и, снова сев рядом с Руком, принялась смывать кровь с его лица.

Рук сел, в его остекленевшем взгляде светилась лихорадка.

– Генриетта… – Он поцеловал меня в шею. Я замерла, когда его губы прошлись по моей коже. Рук потянул меня, чтобы я улеглась рядом с ним, но я не поддалась ему: тут везде была кровь, и от вида этой крови у меня поползли мурашки. Мария говорила, что Рука нельзя тревожить. А Рук… Он был не похож на себя. В ту ночь в саду он был таким робким и нежным. А сейчас – агрессивным, его руки и губы жадно исследовали мое тело.

– Подожди, – сказал он, останавливаясь. – Мы ведь еще не женаты, так ведь?

В его голосе слышалось разочарование. Я положила ладонь ему на сердце. Шрамы пульсировали. Мысль о его вопросе заставила меня покраснеть. Нет, мы не женаты.

– Еще нет, – сказала я. – Ты должен встать… И умыться. Что-то случилось?

Он послушался меня, поднялся, вымыл лицо и шею, вычистил запекшуюся кровь из-под ногтей. Затем снял с себя рубашку. Его тело было худым и атлетически сложенным, красивым, несмотря на шрамы. Я торопливо поискала чистую рубашку и помогла одеться. Через несколько минут его волосы были влажными и причесанными, лицо оттерто, а рубашка без пятен. Казалось, с ним все в порядке, но во всем его облике читалась… болезнь.

Это не может быть ночь, когда он… обратится. Нет. Нет.

– Что со мной, Нетти? – Искреннее смущение, звучащее в его голосе, просто убивало. Прикусив губу, чтобы не заплакать, я ополоснула кусочек мыла в окрашенной красным воде. Столько крови, и вся она принадлежит не ему! На нем не было ни царапины.

Рук, чем же ты занимался?

– Тебе снился кошмар, – сказала я.

Он поймал меня за талию и развернул. Наши губы встретились, поцелуй быстро стал страстным. Одно движение – и мы уже лежим на кровати.

– Но он перешел в хороший сон, – прошептал Рук мне на ухо.

Когда он прижал меня к себе, мой разум закричал, чтобы я остановилась. Но это было трудно. Наконец я уперлась руками ему в грудь, чтобы сдержать его. Медленно, очень медленно наше дыхание восстановилось. Мне все еще надо было выяснить правду.

– Что случилось во сне? Ты помнишь? – осторожно спросила я.

– Какой-то мужчина нападал на людей. – Голос Рука звучал будто издалека, как будто он опять засыпал. – Он получил то, что заслуживает, потому что напал на женщину.

Он получил то, что заслуживает.

Я положила голову ему на грудь и слушала, как его дыхание становится тише, пока наконец он и правда не уснул. Я посмотрела на его лицо. Сейчас он выглядел умиротворенным. Никто бы не вообразил этого красивого мальчика перепачкавшимся в чьей-то крови. Это был не он. Это было то, что сидело в нем.

Но он перепачкал руки в чужой крови и теперь улыбался во сне.

– Ты помнишь канун Рождества, когда нам было восемь? – прошептала я, вглядываясь в его лицо. Его веки затрепетали, но он не проснулся. – В те дни я все еще скучала по своей тете. Я плакала по ночам, и один из учителей ударил меня и сказал вести себя тихо. После того как все уснули, я проскользнула на кухню. Зимними ночами ты всегда спал у печки, помнишь? – Я провела пальцем по его щеке. – Ты позволил мне забраться в твою постель и лечь рядом. И тебе не было дела до того, что я плачу. Ты просто обнял меня и позволил мне плакать до зеленых соплей, дальше и дальше. – Сдерживая рыдания, я поцеловала его в лоб. – Думаю, именно тогда я поняла, что люблю тебя.

Я положила голову на подушку рядом с Руком и, слушая, как он дышит, попыталась упорядочить мысли.

Ре́лем – я не собиралась называть его отцом даже про себя – был настоящей причиной трансформации Рука. Если бы Ре́лем не пришел из своего инопланетного мира, если бы он не привел с собой Древних, если бы он не привел Корозота, если бы Корозот не оставил на Руке отметин…

Мои мысли болезненно кружились все дальше и дальше, как водоворот.

Если мне придется отправиться к Ре́лему, чтобы спасти Рука, я это сделаю. Наконец я судорожно провалилась в сон.

Я проснулась несколькими часами позже, только чтобы обнаружить Марию стоящей возле кровати; она была в шоке.

 

22

– Что ты здесь делаешь? – спросила Мария, выкладывая на стол бинты и лекарства, которые принесла с собой.

Я поторопилась сесть прямо. Рук, лежащий рядом со мной, пошевелился, находясь во власти действительно плохого сна. Взгляд Марии переметнулся на Рука, и выражение ее лица стало непроницаемым. Найти нас спящими в обнимку – это было немыслимо компрометирующим.

– Это не то, что ты подумала, – прошептала я, с трудом выбираясь из постели. Моя голова все еще болела от выпитого.

Казалось, я ее не убедила.

– Хорошо, что я нашла вас до того, как это сделал кто-то другой. Ему пора принимать утреннее лекарство.

Она сняла крышку со стеклянного пузырька, наполненного тошнотворной жидкостью. Еще одно лекарство. Еще один яд, чтобы убить монстра. Когда Мария наклонилась над кроватью, чтобы разбудить Рука, она вскрикнула и уронила пузырек. Лекарство чуть было не вылилось, но я его спасла, подхватив пузырек.

– В чем дело? – спросила я, но затем поняла, что Мария заметила окровавленную рубашку в тазу. Я – чертова дура. Почему я не избавилась от всего этого прошлой ночью?

– Он ранен? – Она откинула одеяло и обнаружила, что Рук в порядке. Взглядом просканировала меня. – Вы оба в порядке. – Взгляд стал более мрачным. – Что, ради всего святого, он сделал?

– Что заставляет тебя думать, что это он что-то сделал?

Теперь, когда я полностью проснулась, ужасы вчерашней ночи вернулись ко мне во всей красе. Встреча с Ре́лемом на астральной плоскости, откровения Микельмаса, лихорадка Рука… И как мне вынести все это? Мои руки начали гореть.

– А почему ты не подозреваешь меня? – выпалила я.

– Не говори глупостей, – смягчилась Мария. – Если он зашел слишком далеко…

– А если и так, то кого в этом надо винить? Это ты добавила яд в его лекарство, – зашипела я.

Глаза Марии сверкнули.

– Я говорила тебе, что мои методы не всесильны, – сказала она резким шепотом, чтобы не разбудить Рука.

Я больше не могла этого слышать, поэтому схватила чертов таз, намереваясь его унести. Если Рук проснется и увидит это, он начнет задавать вопросы.

Я побежала по коридору, расплескивая воду. У себя в комнате я распахнула окно, выплеснула воду в сад, а рубашку сожгла.

Мария зашла и закрыла за собой дверь, морща нос, пока я лила воду на пепел. Серый дым вздымался вверх.

– Ты не можешь скрыть то, что он сделал. – В ее голосе было сочувствие, и это было куда хуже, чем гнев. – Успокойся. – Девушка не выказала никакого страха, когда мои ладони начали тлеть. Что-то в ее жалостливом лице сводило меня с ума. Без предупреждения все мое тело воспламенилось, и я уставилась на нее из-за огненной завесы.

Мария подошла ближе и… призвала мой огонь.

Синее пламя шаром пронеслось к ее ладоням и зависло над кончиками пальцев. Она начала вращать шар, все быстрее и быстрее, пока он не стал идеально правильным.

Это было колдовство.

Пораженная, я застыла, огонь у меня на коже погас, и только несколько угольков остались шипеть на полу.

Мария завертела шар в другую сторону, он становился все меньше и меньше, а затем полностью исчез в белых клубах дыма.

– Если ты собираешься устроить еще что-то подобное, то я немного не в форме, извини, – сказала она, с вызовом изогнув бровь.

Как?

Мария кивнула на скамеечку у моего туалетного столика:

– Возможно, тебе лучше сесть. Ты выглядишь немного расстроенной.

Я послушалась.

– Где ты научилась этому трюку? – прошептала я. Потому что это был трюк. Это должен быть трюк.

В ответ Мария взяла с моего прикроватного столика вазу с цветами и вылила часть воды на пол. Помахав руками, подняла лужу в воздух – я увидела гибкий переливающийся диск. Еще несколько взмахов, и вода превратилась в ледяной шар. Затем быстрыми уверенными движениями она сделала из льда несколько фигурок: цифру восемь, звезду с семью лучами, идеальный прямоугольник… Лед мгновенно трансформировался, по мере того как она делала взмахи и сгибала пальцы. Закончив, Мария снова расплавила лед до состояния воды и аккуратно перелила воду в вазу. Ее техника была идеальной, лучше, чем мог бы добиться любой из чародеев. И все это – без посоха.

– Я думала, ты ведьма.

– Моя мама была ведьмой. – Мария поставила вазу обратно на столик, поправила цветы. – Но отец был чародеем.

Конечно. Не было никакого другого объяснения.

– Тебе известно его имя?

– Тебе оно хорошо известно. – Ее маленькое личико скривилось от гнева. – Это был твой собственный учитель, Агриппа.

В доме Агриппы Мария смотрела на его портрет с особым выражением. Ее теплые карие глаза были неспроста мне знакомы: это были глаза Агриппы. Я была самой настоящей тупицей, что не поняла этого сразу. Мой рот открылся от изумления.

– Он встретил мою мать, когда путешествовал по Шотландии, выполняя какую-то работу для Ордена – изучал шабаши ведьм, обитающих в горах, или что-то вроде того. Он оставил ее, не зная о том, что она ждет ребенка. Хотя вряд ли он женился бы на маме, – она рассмеялась. – Кто бы захотел взять в жены ведьму?

– Он бы захотел узнать о тебе. – Моим первым импульсом было защитить Агриппу, даже теперь.

Мария усмехнулась:

– Ага. Скорее всего, он приказал бы, чтобы меня сожгли у столба, как и мою мать.

Я онемела.

– Конечно же, ты знаешь, что это он подписал закон о сожжениях?

Слова в защиту учителя или какие-то объяснения испарились. Этому не было прощения.

– Я это знаю только потому, что видела его имя на приказе, – продолжила Мария. – Палачи показали его, когда пришли к нам. – Она глубоко вздохнула и подергала себя за волосы. – Они заявились на рассвете, в черных плащах и черных ботинках, снесли двери и выволокли всех нас по очереди на улицу. До сегодняшнего дня я припоминаю только крошечные фрагменты того утра. Как летят белые перья цыплят. Отблески утреннего света на серебряной пряжке ремня. Как наша дверь разлетелась в щепки с одного пинка высокого мужчины – самого высокого из всех, кого я видела. Их посохи – все в одной позиции… – Мария помедлила. – Некоторые ведьмы сопротивлялись, но единственное волшебство, которое могло бы их остановить, было смертоносным, и ни одна настоящая ведьма не стала бы его использовать. Чародеи связали нас и посадили на телеги, и всё с благословения твоего Ордена. Затем они повезли нас на холм, где сложили костры для сожжений.

На этом месте у нее совсем пропал голос. Она тяжело осела в изножье моей кровати, упавшие волосы закрыли ей лицо.

Я представила, как Агриппа сидит за своим столом в библиотеке и подписывает приказ привязать группу женщин к столбам и сжечь. Я представила, как он улыбается, ласково и по-доброму, пока женщины пронзительно кричат на костре.

Тихим голосом Мария заговорила вновь:

– Они забрали из повозки шестерых. Я держалась за мамину юбку, но нас оторвали друг от друга. Даже сейчас я чувствую, как ткань выскальзывает у меня из рук. – Ее плечи затряслись, но она продолжала говорить, и ее голос с каждым словом становился все выше. – Затем, когда солнце достигло вершины холма, они привязали всех шестерых к погребальным кострам. Они не позволили мне отвести взгляд. Держали мне голову, чтобы я смогла увидеть, как вершится «справедливость», так они это называют.

На какой-то ужасный миг стало абсолютно тихо, слышалось только ее затрудненное дыхание. Я подошла к кровати, не зная, что сказать или сделать. Наконец, вытерев слезы, Мария проговорила:

– Если бы ты была на моем месте, ты бы питала к своему отцу теплые чувства?

– Нет, – прошептала я.

– Так как я была ребенком, они пощадили меня и послали в работный дом в Эдинбурге. Было бы куда милосерднее убить меня. Вот и все, что дал мне мой отец.

Я медленно и осторожно придвинулась к ней, не зная, подпустит ли она меня ближе.

– Мне так жаль…

– Ты знаешь, почему я тебе это рассказала? – Она отбросила свою рыжую гриву и вздернула подбородок, ее глаза, хотя и покрасневшие, были сухими. – Потому что я думаю, я могу тебе доверять. И я ненавижу хранить секреты. А ты? Ты благоговейно хранишь свои.

Меня это укололо, и я сказала:

– Это неправда.

– Ты попыталась спрятать окровавленные вещи. И проделала все довольно неумело. Когда ты встаешь утром, ты одеваешься в ложь и держишь ее поближе к себе. Однажды ты проснешься, и тогда даже ты не сможешь понять, где правда. – Она подтянула колени ближе к телу. – Так что… рассказывай. Расскажи мне.

Я униженно уставилась на свои сложенные руки:

– Рук напал на кого-то. Он… Он сказал мне, тот мужчина этого заслуживал.

– Хорошо. – Мария пожала плечами. – Спасибо, что рассказала то, что, как я понимаю, было продолжением истории. Но я не верю, что ты могла совершить нечто настолько неподобающее, как пойти посреди ночи к парню в спальню без какой-то причины. Тебя что-то туда привело. Что?

А она хваткая. Правда кипела у меня внутри. Я хотела, чтобы Мария узнала о Ре́леме, но она могла использовать это против меня, пытать меня этим знанием. Нет, я не могла доверять ей. Я никому не могла доверять.

Рука надо защищать, правда обо мне причинит ему боль. Магнус был слишком необузданным и свободным, чтобы сохранить такой секрет. А отец Блэквуда был напрямую вовлечен в то, что мой отец превратился в монстра, поэтому его я точно не могла обременять. Я…

Я была совсем одна, и было такое чувство, что я живу в стеклянном ящике, меня видно со всех сторон, но до меня невозможно дотронуться. Я закончу так же, как Микельмас, который врет о собственной идентичности даже близким, если они у него есть, врет мне о своем чертовом прошлом. О нет…

Я закрыла лицо руками, и Мария осторожно коснулась моего плеча.

– Расскажи мне, – прошептала она. – В чем дело?

Я стояла перед выбором. Правда или ложь. Безопасность или риск. Я врала Агриппе. Соврать и его дочери?

Я рассказала ей все.

О Микельмасе и астральной плоскости. Об отце Блэквуда и Ре́леме. Когда часы пробили шесть, я все еще говорила. К тому времени, как я закончила, Мария так побледнела, что ее веснушки резко обозначились на белой коже.

– Так что видишь, – закончила я, – это была интересная ночь.

Правда повисла между нами, как живое существо, которое могло укусить… или нет.

– Теперь я понимаю, что произошло, – задумчиво произнесла она.

Мой истерический смех превратился в икание.

– Никто не должен узнать…

Я дала этой девушке власть уничтожить меня. Но, посмотрев в ее глаза, я верила ей. Не потому, что это были глаза Агриппы, но потому, что это были глаза Марии.

Она кивнула.

– Так как у меня тоже есть проблемы с отцом, сомневаюсь, что я кому-то скажу. – Она намотала локон на палец. – Что ты собираешься делать с… Ре́лемом?

Я уставилась на свои сцепленные пальцы.

– А что бы сделала ты?

– Первичные инстинкты подсказывают, что ты должна держаться от него как можно дальше. Но опять же, ему не обязательно было загораться или рассказывать тебе о Микельмасе. Раз он сказал тебе правду, наверное, он чего-то хочет. Позаботься о том, чтобы ты узнала, что именно.

Что же я могла сделать?

– Похоже, меня поймали в ловушку.

– Да, – улыбнулась Мария. – Но тебя поймали не одну. Верь в свою силу и верь в мою.

На этих словах мы пожали друг другу руки.

 

23

Я лежала в постели, когда колокола начали бить полночь. После дня хождений вдоль барьера у меня на ногах вздулись волдыри. Мы с Блэквудом только что вернулись домой после патрулирования, настолько усталые, что бросились наверх спать, даже не сказав друг другу «спокойной ночи». Весь день мы провели, топая по щиколотку в грязи и обходя барьер по периметру, чтобы выискать в нем уязвимости. Уайтчёрч заставил всех свободных чародеев принять участие, включая меня, даже несмотря на мое дежурство на рассвете. Но я бы не смогла часами напролет просто сидеть. Не сахар, конечно, но я была благодарна, что меня отвлекли от моих мыслей. Я должна была немедленно заснуть, однако сон не шел.

Страх переборол усталость.

Саше с травами осталось лежать на моем туалетном столике рядом с расческой из слоновой кости. От одной мысли об астральной плоскости у меня все сжималось в животе, но Мария была права. Наверное, он чего-то хочет. Позаботься о том, чтобы ты узнала, что именно.

Когда двенадцатый, и финальный, удар превратился в ночное эхо, я закрыла глаза. Через некоторое время я начала засыпать…

И снова мир вокруг меня стал серым, туман не был ни холодным, ни теплым. Я ждала целую минуту, и каждая секунда накручивала меня все больше. Да где же он, наконец?

– Ты вернулась… – К его вкрадчивому тону надо было привыкнуть.

Ре́лем терпеливо ждал, его кровь снова заливала красивую рубашку. Инстинкт кричал, чтобы я проснулась, но я заставила себя оставаться спокойной.

Это был мой единственный шанс.

– Я хочу поговорить с Уильямом Хоуэлом, – сказала я.

Его бескожее лицо вмиг переменилось, мускулы напряглись, жилы вытянулись. Когда его рот растянулся в улыбке, это не могло быть ничем иным, кроме радости.

– Дитя мое!

Он раскрыл объятия, чтобы заключить меня в них. Но я увернулась: когда к тебе подходит освежеванный монстр, расчетливые мысли сразу пропадают. Разозлит ли его моя реакция?

Нет, он только провел рукой в перчатке по своей окровавленной голове. Какой… человеческий жест!

– Конечно, ты все еще не уверена. Я прошу прощения.

Я прошу прощения. Как будто все это было естественно.

– Подумала, мы можем поговорить.

Черт, даже мне показалось, что это звучит неуклюже. Но Ре́лем, казалось, просто горел желанием поговорить.

– Значит, ты встретилась с колдуном? – Его голос стал резким, когда он упомянул Микельмаса. Но теперь я прекрасно понимала, почему Ре́лем его ненавидит.

Как мне к этому подступиться? Наорать на него, сказать, что он ублюдок? Все это были отличные дороги в никуда. Я хотела узнать, что у него на уме, а чтобы сделать это, мне нужно втереться в доверие.

У меня не было опыта общения с родителями. Я видела, как Магнус разговаривает со своей матерью. Дома он выглядел защищенным окружающей его любовью.

Сделай так, чтобы он захотел тебя защищать. Заставь его страстно захотеть потворствовать тебе.

Я читала в романах о девушках, которые могли вить из своих отцов веревки. Как они этого добивались?

Для начала, будь доброй, но не приторно сладкой. Он что-то заподозрит, если ты неожиданно превратишься в паиньку.

– Когда ты узнал обо мне? – Вот оно, мой голос стал мягким, неуверенным. Я заставила себя подергать рукав ночной рубашки в надежде, что жест выглядит как простодушное волнение. Магнус научил меня играть гораздо лучше: я и мечтать о таком не могла.

– В ту ночь, когда ты уничтожила Корозота. – В его голосе не было гнева. – Когда ты назвала мне свое имя, я сразу все понял. Твоя мать чтила мои желания. – Он положил руку на свою покрытую пятнами крови рубашку, прямо на сердце.

Моя мать – тот давно потерянный портрет, стоявший на камине моей тети, портрет женщины с золотыми волосами.

– Ты просил ее назвать меня Генриеттой?

– Я хотел, чтобы мой ребенок был назван в честь моего брата, Генри.

Генри. Да, Микельмас несколько раз упомянул это имя.

Ре́лем приложил палец к своим отсутствующим губам, и горящий глаз, преследовавший меня во сне, засиял.

– Сейчас я так ясно вижу сходство. Ты выглядишь как он: высокая и темноволосая. Ты даже держишься, как он.

– Я думала, я больше похожа на тебя…

Он отошел от меня.

– Нет, я не хочу думать о тебе, как о том дураке, Уильяме Хоуэле, – в его словах сквозила горечь.

– Но ты и есть Уильям Хоуэл. – Я замаскировала свой страх смешком.

– Тот человек умер.

Связь между нами разорвалась. Черт. Что мне испробовать теперь? Спросить о своем дяде? Нет, должна быть причина, почему тетя Агнес держала его в секрете. И я не должна упоминать мою тетю – еще неизвестно, что Ре́лем о ней думает. Единственный человек из прошлого, до кого ему было дело, это…

– А как насчет моей матери?

Хотя это было первым шагом на пути к завоеванию его доверия – чтобы обвести его вокруг пальца, – я ничего не могла поделать с тем, как сильно хотела получить ответ на этот вопрос. У меня внутри все горело, а расчетливая часть меня восхищалась тем, как хорошо я держусь.

Ре́лем расслабил плечи.

– Она проглядывается в тебе. – Он подошел поближе и коснулся кончиками пальцев моей щеки – я позволила ему это сделать. Что я почувствовала? Если не считать отвращения, ничего – пропитанную кровью кожу перчаток. – Только девочка моей Елены может быть настолько храброй, чтобы встретиться здесь со мной.

– Теперь я не боюсь. – Я заставила себя в это поверить.

Вот оно, дрожь его пальцев сказала мне, что я взяла его за душу. Победа!

– Хорошо, – приглушенно, с чувством произнес он.

Однажды Микельмас сказал мне, что мой отец был более импульсивным и эмоциональным, чем я. Кажется, это могло быть правдой, хотя я не собиралась вести себя с ним непринужденно. Не теперь.

– Вот. – Он убрал руку. – Когда ты так легонько хмуришь лоб, ты – вылитая мать.

– Какая она была? – Я рисовала себе ее портрет. Сдержанная и улыбающаяся – воплощение идеальной подруги.

– Невероятная. – Он улыбнулся, голые десны сбивали с толку. – Никто не мог заставить Елену плясать под свою дудку. Мы сбежали вдвоем, знаешь, под покровом ночи, как Шелли и его девушка несколькими годами раньше. Мы даже встретились в церковном дворе – романтический штрих от меня. – Он развел руки в стороны, обрисовывая картину. – Вот он я, стою в кромешной темноте, потому что готов был поклясться, что будет луна, а ее, конечно, не было. На мне было потертое пальто, но не было шляпы, потому что я в волнении забыл ее, но… – На этом месте он рассмеялся. – Но я все-таки не забыл принести томик «Философии любви» Шелли, чтобы прочитать во время побега. Я, черт возьми, не мог ничего разобрать без света луны, поэтому попробовал рассказывать наизусть, пока мы, ударяясь о могильные камни, искали калитку.

Я закрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться.

– У Елены не было сил нести свои баулы слишком далеко, а ее волосы были влажными от ночного тумана. Двумя днями позже она простудилась и не давала мне дочитать до конца, пока экипаж ехал по Девону. Конечно, мне пришлось читать «Философию любви» снова и снова, просто чтобы досадить ей. – Он от души рассмеялся.

Мои родители сбежали вместе? Тетя Агнес говорила, что семья моей матери – купцы – не одобряли ее брак с бедным солиситором, но этого она мне не рассказывала. И мне понравилось, что мою мать больше заботили тяжелые баулы и влажные волосы, чем поэзия при свете луны. Впервые в жизни я почувствовала, что мы были частью друг друга, что она поняла бы меня. И впервые я почувствовала, что значит скучать по ней, а не просто страстно желать, чтоб она была.

– Я не хотел, чтобы ты плакала, – нежным голосом сказал Ре́лем.

Да, я чувствовала, как по щекам бегут слезы. Мне не надо было говорить о матери; а сейчас меня слишком сильно переполняли эмоции, чтобы продолжать. Слишком легко споткнуться и сделать ошибку.

– Мне надо идти. Мне… Мне надо отдохнуть, – заикаясь сказала я.

– Ты патрулировала с чародеями, – с горечью сказал он. Не отвечай. – Это тебя измотало. Но я увижу тебя снова.

Он определенно меня пугал.

Сквозь туман стал доноситься звон колоколов.

Дон. Дон. Динь, динь. Дон. Динь, динь, динь. Дон. Дон. Дон. Дон.

Совсем как прошлой ночью.

– Да. Увидишь.

Больше ничего не обещая, я ушла.

За моим окном было хоть глаз выколи. Я подошла к туалетному столику, чтобы взять саше. Можно попробовать поспать несколько часов, если получится.

Когда я, сжимая мешочек в руке, упала обратно в кровать, меня что-то напрягло. Пока я лежала, я не могла понять, что именно… До тех пор, пока не прислушалась.

Снаружи все было тихо. Никаких колоколов. Но они звонили, когда я проснулась…

Я села, соображая. Колокола, которые я услышала, звонили не в Лондоне, а там, где был Ре́лем. Это не должно было меня удивить. В конце концов, мы могли дотронуться друг до друга на астральной плоскости. Почему бы и звуку тоже не переноситься?

Я быстро подбежала к своему письменному столу и записала, как запомнила, последовательность боя колоколов. Атака. На юге. Древние. Молокорон.

Забудь о том, что у него на уме: Ре́лем дал мне нечто гораздо более важное, потенциальную возможность, и он даже не знает об этом.

В отличие от Древних рангом ниже, Ре́лем не любил показываться на поле боя. Если он и появлялся, так только после того, как битва была окончена, чтобы проявить творческий подход в сдирании кожи и расчленении несчастных выживших. Раскрывать свое точное местонахождение было чревато, чтобы не сказать больше.

Возможно, зная, где находится Молокорон, мы смогли бы узнать и местоположение Ре́лема. Тогда, если мы поторопимся, возможно, мы сможем напасть с оружием и…

Ты и в самом деле готова убить своего собственного отца?

На эту мысль не находилось достойного ответа, кроме того, что у меня скручивало живот.

Когда настало утро, я уже несколько часов как не спала. Мне немедленно надо было поговорить с Блэквудом, чтобы обсудить колокольный звон, хотя мне и придется преподнести это по-хитрому. Я не хотела, чтобы он узнал о том, что произошло, – не теперь.

Блэквуда не было за завтраком, и это было странно. Элиза поспешно выпила чашку чая, поигрывая надкусанным тостом на тарелке. Сегодня вечером ее дебют, она должна быть взволнована. В последние несколько дней все в доме не отдыхали ни минуты. Все коридоры, как языками пламени, были искусно украшены букетами роз и орхидей. Ковры убраны, мебель передвинута, полы натерты и начищены, а Элиза на фоне всего этого сидела тихая, будто эпицентр бури.

С тех пор как Элиза и Блэквуд прокричались, мы больше ни слова не слышали об Обри Фоксглаве.

– Ты готова к сегодняшнему вечеру? – спросила я, беря яйцо и смотря на дверь, ожидая, что зайдет Блэквуд.

– Я нервничаю, – сказала она. Но она выглядела довольно покорной. Мне следовало сделать больше, чтобы защитить ее от помолвки. Возможно, Блэквуда еще удастся урезонить.

– Я поговорю с твоим братом о Фоксглаве, – сказала я. Элиза подняла глаза, будто впервые за сегодняшний день по-настоящему заметила меня.

– Ты такая милая, – она прикусила нижнюю губу – первый признак нервного состояния. – Позже мне кое-что надо будет тебе сказать.

Как загадочно.

– А почему не сейчас?

Часы пробили восемь, Элиза отодвинула свой стул и встала.

– Сейчас неподходящий момент. Позже, я обещаю. – Она вышла из комнаты. Очень странно. Мне никогда не понять семейство Блэквудов.

Ее брат так и не появился за завтраком, и я пошла его искать, огибая слуг, которые делали последние приготовления к балу. Они зажигали длинные ряды свечей в люстрах и вдоль стен и столов. Плющ, символ Сорроу-Фелл, украшал перила лестниц, а в завитушках перил мягко мерцали огни фей. Особняк Блэквудов был самым освещенным зданием города.

Блэквуда не было ни в кабинете, ни в приемной. Мне пришло в голову, что он тренируется, но это было на него не похоже – ради тренировки пропустить еду. Когда я подошла к обсидиановому залу, я заметила, что с воздухом… что-то не так. Он был густым. Из-за дверей зала доносился странный шум: высокий плач, переходящий в собачий вой, за которым следовало хрюкающее, скрежещущее эхо.

У меня по рукам побежали мурашки. Толкнув дверь, я обнаружила Блэквуда с одной из сабель в руках.

Он снял пиджак и галстук и расстегнул верхние пуговицы рубашки, мокрой от пота. Его ноги слегка дрожали – он был уставшим. Он что, вообще не ложился? Блэквуд поднял саблю до уровня плеча и крутанул клинок против часовой стрелки. Снова раздался пугающий плач.

Наконец он заметил меня.

– Что ты здесь делаешь? – Блэквуд прислонил саблю к стене, и обсидиан деформировался, когда его коснулся металл.

Чем бы ни было это оружие, оно было вне законов нашего мира. Внешность Блэквуда тоже это отражала: его глаза были остекленевшими. Обычно бледная кожа лица раскраснелась и пошла пятнами.

Я кивнула на саблю у стены и катушку хлыста на маленьком столике.

– А что ты делаешь здесь?

– Тренируюсь. – Он взял со стола платок и вытер лицо.

– Микельмас предупреждал нас. – От меня не ускользнуло, как он, слегка скосив взгляд, посматривает на оружие, словно дракон, охраняющий свои богатства.

– Без практики не станешь сильнее. – Он потер шею. Затем, отбросив в сторону полотенце, взял хлыст. Хлыст взорвался искрами, когда он дважды взмахнул им.

На другой стороне стола я заметила стопку книг. Пододвинув стопку ближе, я узнала книги из кабинета Чарльза Блэквуда. Пролистав страницы, обнаружила на полях записи от руки, сделанные мелким красивым почерком.

– Ты делаешь записи?

Блэквуд бросил быстрый взгляд.

– Это писал мой отец. Он был одержим ремеслом колдунов. – Взмах хлыста. – Он был ублюдком, но опережал свое время. Отец осознал важность управления этими силами.

Еще один взмах хлыста.

Управление было словом, которое скорее использовал бы Чарльз Блэквуд, а не его сын.

– Тебе надо быть осторожным с этими находками.

– Когда мы вступим в битву с Ре́лемом, я хочу быть готовым.

Мне стало плохо от этой мысли. Блэквуд остановился, хлыст безжизненно сложился колечками у его ног.

– Знаешь, он убил моего отца, – тихо сказал он. – Заживо содрал с него кожу. Когда нам вернули тело, мать не позволяла взглянуть на него ни Элизе, ни мне.

Я перестала дышать.

– Значит, ты хочешь мести.

– Нет. – На его лице снова появилось обеспокоенное выражение. – Я хочу стать тем, кто победит. – Он снова щелкнул хлыстом, и снова, и снова. И каждый раз колдовство волнами омывало мое тело, пропитывая кожу. Скрутив хлыст, он положил его обратно на столик и провел пальцами по рукоятке – любовное прикосновение. – Вчера вечером я обнаружил, что стою внизу и смотрю на портрет отца.

Портрет… Казалось, что это портрет самого Блэквуда, настолько они были похожи. Только у Блэквуда-старшего более непринужденная улыбка.

– Он никогда не замечал меня, когда я был ребенком. Я думаю, он впервые посмотрел на меня в тот день, когда уезжал, чтобы умереть. Казалось, он знал, что не вернется; это побудило его рассказать мне, что он сделал. Он переложил бремя постыдных деяний нашей семьи на восьмилетнего мальчика. Знаешь, что он тогда сказал? – Блэквуд закрыл глаза. – Его последние слова были: «Постарайся не быть таким большим разочарованием, Джордж».

Щелк. Он снова взял хлыст. Тяжело дыша, уставился на собственное темное отражение в обсидиановых стенах.

– Я надеюсь, он сейчас меня видит оттуда, где находится. Я хочу, чтобы он подавился моей победой.

Убежденность, с которой Блэквуд говорил это, нервировала меня.

– Мы победим, – сказала я, пытаясь его успокоить.

Он развернулся и посмотрел мне в лицо:

– А что, это неправильно – хотеть большего? – Его глаза искали мои.

– Большего чего?

Он помедлил, будто был напуган. А затем прошептал:

– Всего.

У него пошла носом кровь. И все равно он, не двигаясь, смотрел на меня.

– Почему бы нам не взять то, что мы можем? – выдохнул он.

В холодной улыбке я увидела его отца, когда он перерубал веревку…

Я протянула Блэквуду свой носовой платок, чтобы он остановил кровотечение.

– Прости меня, – Блэквуд моргнул, будто очнувшись от сна. Повернулся к столу и разложил оружие в ряд. – Мне следовало спросить об этом, когда ты зашла: ты чего-то хочешь?

– Я обдумывала, как мы можем атаковать Древних, и не смогла вспомнить, где они все находятся на данный момент. – Я сделала паузу. – Молокорон, например.

Блэквуд подумал, а затем щелкнул пальцами:

– Йорк. Уайтчёрч связался с нами по почте пару дней назад и попросил подкрепления.

Значит, Ре́лем был в Йоркшире. Я чуть не задрожала, представив его рядом с Бримторном, даже несмотря на то, что наша школа была далеко от города. Чем скорее я обработаю эту информацию и чем скорее пойму, где Ре́лем, тем скорее девочки из школы будут в безопасности. Мне надо повторять это себе. Мне надо в это верить.

Блэквуд открыл дверь и придержал ее для меня. Когда мы вышли в коридор, густая смесь колдовства испарилась, и у меня прояснилось в голове.

Блэквуд пошел со мной.

– Я надеюсь, ты станцуешь сегодня первый вальс со мной? У нас едва ли нашлась минутка, чтобы поговорить о более приятных вещах.

– Конечно. В любом случае, я хотела поговорить с тобой об Элизе…

– Милорд… – нас догнал лакей. – Мы обсуждаем, что делать с привратниками-феями. Домовой сказал, что у него есть кто-то на примете на эту работу, но, кажется, они еще не приехали: все как обычно, – фыркнул он.

– Поговорим позже, Хоуэл, – сказал Блэквуд и в сопровождении слуги пошел вперед по коридору.

Сначала надо как-то пережить вечеринку Элизы. Затем – найти какой-то способ рассказать Уайтчёрчу о моих предположениях Если мы сможем это сделать, если мы сможем выследить Ре́лема и будем действовать быстро, войне может быть положен конец.

Но, учитывая то, что я теперь знала, могла ли я через это пройти?

 

24

Вечером мы с Марией наблюдали, как кареты останавливаются перед домом, выстраиваясь в элегантную очередь. На Лондон опустился тяжелый туман, придававший свету фонарей мыльное мерцание. Люди шли по дорожке, и из окна я видела блеск драгоценностей. Мария вложила мне в руки дымящуюся чашку. Она сделала успокаивающий чай на травах, который пах корицей, и в его вкусе было что-то неуловимо лесное. Чай согрел мой живот. Я прижалась лбом к стеклу и уставилась в туман.

– Если Ре́лем умрет, как ты думаешь, трансформация Рука прекратится? – Я вручила Марии пустую чашку.

– Что ж, Рук не изменился бы, если бы не пришли Древние.

Черт, проклятье. И что же мне делать?

– Ты уверена, что это подходящие мысли, когда в доме вечеринка?

Дверь открылась, и в комнату вошла Лилли; ее пухлые щечки были румянее обычного, а светлые, с земляничным отливом волосы завиты по такому случаю. Она любила атмосферу праздников, а в доме Блэквудов их устраивали нечасто. Лилли жестом пригласила меня присесть к туалетному столику. Я послушалась, позволив ей собрать мои волосы в тугой узел с выпущенными с обеих сторон завитыми прядями.

– Должна сказать, мисс, на этот раз ваша фея переплюнула саму себя, – охала и ахала она, нахваливая мой наряд.

В самом деле, великолепное «огненное» платье, которое придумала Вольтиана, было как живое воплощение мечты. Плечи обнажены, линия декольте опускалась достаточно низко для того, чтобы быть дерзкой, но при этом вполне пристойной. Лиф был настолько тесен, что казался нарисованным на теле, в то время как юбки – пышными. Ярко-оранжевый и желтый шелк, собранный слоями разной длины, когда я шла, создавал впечатление живого огня.

В качестве последнего штриха Лилли погрузила в мои волосы золотую стрелу, чтобы прическа не распалась. Это была самая роскошная часть моего наряда, и это был подарок от Блэквуда. Я с удивлением обнаружила украшение сегодня днем на своем туалетном столике.

– Мне бы хотелось, чтобы вы обе спустились вниз, – сказала я девушкам.

Лилли захихикала от абсурдности этих слов, но я не считала это абсурдом – почему нет?

Мария пожала плечами.

– Без обид, но я бы скорее выпрыгнула из окна. Я бы чувствовала себя не в своей тарелке, пусть даже у меня нашлось бы подходящее платье.

– Хорошо, что напомнила. – Я встала на колени, вытащила из-под кровати две коробки и вручила их девушкам. – Это чтобы поблагодарить вас обеих за все.

Коробочка Лилли была меньше. Она, покраснев, сказала, что не может принять подарок, но все же заглянула внутрь. С приходом осени она несколько раз говорила, как сильно хочет перчатки. В коробочке лежали перчатки из кожи козленка, кожа была желтовато-белая, как сметана, и мягкая, как масло, а подкладка – из сатина.

– Ох! – воскликнула она, краснея. В ярко-голубых глазах застыли слезы, Лилли погладила перчатки и, заикаясь, поблагодарила меня.

Мария ошеломленно сняла крышку со своей коробки и открыла рот, вытащив ярко-голубой плащ.

Вольтиана настояла на этом оттенке голубого – она запомнила Марию с прошлых визитов. Некоторым рыжеволосым идет голубой, а не зеленый, сказала она и была права.

Мария накинула плащ на плечи и застегнула у шеи золотую застежку в форме листа.

– Ощущение, будто одет в воздух, – пробормотала она.

– Тебе нравится?

– Терпеть не могу плащи. – Она в шутку бросила на меня хмурый взгляд, а затем обняла меня. Никто еще не обнимал меня так крепко.

Лилли, все еще поглаживающая перчатки, воскликнула:

– Эй, будь осторожна с ее волосами!

После всей неопределенности прошедших месяцев было просто чудесно осчастливить кого-то.

– Мне кажется, тебя ждут. – Мария присела у окна, все еще завернутая в плащ. – Спускайся-ка вниз.

Лилли вытерла щеки от слез, еще раз взбила мои юбки и проводила меня до лестницы.

Внизу хаотично двигалась толпа, с прибытием каждого нового гостя шум голосов становился все громче. Я нахмурилась, когда заметила, что леди Блэквуд внизу нет, она не встречала гостей.

– Ты выглядишь очаровательно, – сказал Блэквуд.

Он подошел и встал рядом со мной, приводя в порядок свои манжеты.

– Совершенно очаровательно, – повторил он, когда оторвался от них и оглядел меня с головы до ног.

Я могла бы сделать ему такой же комплимент, в самом деле. Обычно он носил темную одежду, но сегодня на нем был зеленый, как весенний лес, смокинг, украшенный золотой вышивкой в форме листьев плюща. Цвет подчеркивал зелень его глаз. Длинные ноги обтягивали светлые бриджи. Широкие плечи и узкая талия. До чего же он хорош… Совсем как принц из детской сказки.

Я почувствовала, что краснею. Я подала ему руку, и мы начали спускаться по лестнице.

– Мне надо, чтобы ты кое-что сделала, – сказал он тихо. – Пожалуйста, исполни роль хозяйки, встречающей гостей.

Он говорил о роли хозяйки дома.

– Я не уверена, буду ли на своем месте… – засомневалась я.

– Элизе надо готовиться к выходу, а мама не любит вечеринки, – в его голосе послышалось раздражение, а я подумала: неужели леди Блэквуд не спустится вниз даже ради дебюта собственной дочери?

– Тогда хорошо, – согласилась я. – Конечно.

Я почувствовала, как гости оценивают нас взглядами.

– Спасибо за стрелу, – поблагодарила я. – Хотя не знаю, что на тебя нашло, когда ты приказал ее сделать.

– Скажу тебе позже, – прошептал он и поднес мою руку к губам.

Он отошел, чтобы поздороваться с кем-то на другом конце холла.

Я старалась запомнить, как кого зовут, вежливо улыбалась и поддерживала коротенькие разговоры ни о чем. Здесь собралось столько надушенных, в роскошных нарядах людей, что хватило бы заполнить весь Лондон. По крайней мере, у меня было такое впечатление. То, что я играю роль хозяйки, некоторых определенно озадачивало.

Наконец, когда все собрались, я с облегчением растворилась в толпе. Настала очередь выходить Элизе. Прошло несколько минут, потом еще несколько, и я испугалась, что Блэквуд сейчас поднимется и стащит ее вниз силой.

Когда она все-таки появилась, раздались восторженные возгласы. Я гордилась своим платьем, но оно было простеньким в сравнении с ее нарядом. Вольтиана сшила его из тафты фиолетового оттенка, рукава были взбиты, юбки клубились, как облако. Волосы девушки цвета воронова крыла живописными локонами рассыпались по плечам. Она была похожа на греческую богиню, сошедшую с Олимпа. Элиза всегда была красавицей, но сегодня она была само совершенство. Я перехватила взгляд Блэквуда из толпы. Казалось, его грудь раздувается от гордости.

Мужчина в возрасте, должно быть Фоксглав, поклонился и учтиво подал ей руку. Он был довольно красив, и седина на висках придавала ему шарма. Элиза молча приняла его руку, и он повел ее сквозь толпу. Девушка не выказывала эмоций – со вздернутым подбородком шла мимо гостей так, будто их не существовало.

У меня испортилось настроение. Когда у нас с Блэквудом появится свободная минутка, надо попробовать убедить его дать Элизе выбор, пока еще не поздно.

Для гостей был открыт весь первый этаж. Из комнат, в каждой из которых был накрыт стол, плыла музыка. Вдоль стен порхали феи, рассыпая мерцающие огоньки. Дверные проемы обрамляли плющ и остролист, фиолетовые и желтые полевые цветы были составлены в букеты, помещенные в хрустальные вазы, в библиотеке трио волынщиков с козлиными копытцами наигрывало волшебные мелодии.

Еда была чудесная: жареный фазан, черепаховый суп и пищащие устрицы, персики с кремом, сладкие хлебцы в соусе, тушеные грибы, перепел, карамелизованный медом, варенье из роз и лаванды, печенья из крученого сахара в форме звезд и листьев плюща…

Я не могла пожаловаться на отсутствие внимания – ко мне все время кто-то подходил. Леди восхищались моим платьем, джентльмены поздравляли с победой над Каллаксом. Один даже спросил, нет ли возможности раздобыть еще больше оружия, чтобы послать его в отдаленные от Лондона земли. Беседуя со всеми этими людьми, я вспомнила, что чувствовала себя чужой, когда впервые приехала в Лондон. Сейчас, несколько месяцев спустя, я была частью этого мира.

Но меня снова сжигал ужасный секрет. И на этот раз колдуны были тут ни при чем. Несчастные обстоятельства моего рождения не давали мне покоя. Меня подташнивало в начале вечеринки, и теперь это чувство только усилилось.

Я столкнулась с Валенсом, который разговаривал с очаровательной молодой женщиной. Его улыбка испарилась, когда он увидел меня. Женщина едва сделала реверанс.

– Моя жена Летиция, – сказал капитан, прежде чем усадить женщину на диванчик. Она выглядела бледной, а по ее набухшему животу я догадалась, что она ждет ребенка. Лицо Валенса расслабилось, он улыбнулся. Его нежность меня удивила.

– Как успехи с вашими упражнениями? Вы еще практикуетесь? – спросил он.

Я едва сдержалась, чтобы не округлить глаза:

– Да, и, знаете, сейчас, когда меня не поправляют каждые десять секунд, успехи очевидны.

Он коротко рассмеялся.

– Я поправлял вас, чтобы вы были в наилучшей форме. А что касается тебя, то ты прошла недостаточно тренировок перед посвящением. У меня так заведено: если хоть один человек допускает ошибку, весь эскадрон повторяет упражнение. Было бы неправильно проявлять снисхождение к тебе только потому, что ты женщина. Разве не так?

– Думаю, да, – смиренно произнесла я, подумав, что, возможно, ошибалась на его счет. Это была не самая приятная мысль.

– Мисс Хоуэл! – Ко мне подошла улыбающаяся Фанни Магнус. – Вы выглядите очаровательно.

На ней было прекрасное темно-синее платье, обшитое кружевом, и я с радостью сделала ответный комплимент.

– Вы очень подняли настроение старой вдове, – сказала она, весело подмигнув, и я еще раз убедилась в том, от кого Магнус унаследовал свои лучшие черты.

– Джулиан разыскивает вас с тех пор, как мы приехали сюда. Ах! – Она легонько помахала, увидев, что Магнус пробирается к нам. Он явился на вечеринку в парадной морской форме: китель насыщенного голубого цвета и кремовые бриджи.

Взяв мать под руку, он улыбнулся:

– Хоуэл. Ты сама элегантность. Как всегда.

– На этой ноте я вас оставлю, – пропела Фанни, исчезая в толпе.

Магнус покачал головой:

– У мамы свои представления по многим вопросам. Тебе нет нужды волноваться.

– А я и не волнуюсь, – рассмеялась я. – Итак. Ты проявляешь сегодня вечером интерес к девушкам?

Судя по румянцу и взглядам, которые бросали в нашу сторону, я не сомневалась, что среди девушек-чародеек немало таких, кто был бы счастлив закрыть глаза на то, что у Магнуса нет состояния.

– Так как ты подняла эту тему, я хочу кое о чем с тобой поговорить. – Он поправил свой воротничок. – Видишь ли…

– Хоуэл! – вынырнув из толпы, в Магнуса врезался Ди. Он был в приподнятом настроении. – Я видел Лилли! Она стояла рядом с лестницей. Она меня заметила! И даже улыбнулась! Ты можешь в это поверить?

Ди вздохнул так, будто прямо сейчас запоет песню о любви и цветущих деревьях.

– Если ты сдвинешься на пять шагов влево, мне больше не придется сидеть в ведерке с пуншем, – простонал Магнус, шутливо толкая друга.

Пока они препирались, где кому стоять, вернулась Фанни и увела меня.

– Мальчики похожи на галопирующих лошадей! – весело произнесла она. – Но я их люблю. Артур мне практически как сын. Когда он впервые приехал в город, он ужасно скучал по дому. Я попросила Джулиана приводить его к нам каждое воскресенье на ужин.

Фанни провела меня в библиотеку в восточном крыле. Перед вечеринкой феи превратили ее в средневековый замок. По воздуху плавали арфы и играли сами по себе. Но что самое удивительное, я увидела существо, напоминающее большого козла с рогом, растущим из центра лба. На существе был розовый воротничок, и оно жевало сено.

– Это же не… Это что, настоящий единорог? Но они же вымерли!

– Лорд Блэквуд не пожалел денег на дебют своей сестры, – рассмеялась Фанни. – Но леди Блэквуд сегодня нет, я не ошиблась?

– Она осталась у себя в комнате, – ответила я.

В первый раз ее улыбка увяла.

– Мальчику трудно: отец умер, мать погружена в себя. Я надеялась, что они с Джулианом станут хорошими друзьями, но этого не случилось.

– Я думаю, лорду Блэквуду нелегко заводить друзей… Фанни погладила меня по руке.

– Вы обо мне говорите? – в библиотеке неожиданно появился Блэквуд.

– Спасибо за приглашение на вечеринку, сэр, – Фанни сделала ему реверанс. – Я нынче редко куда выхожу. Джулиан настаивает, что безопаснее оставаться дома.

– Тут он прав. – Блэквуд произнес это так, будто намекал, что Магнус насчет многого другого ошибается. – Но поскольку этим вечером вы с нами, миссис Магнус, я думаю, вы должны чувствовать себя в полной безопасности.

Она кивнула мне и направилась к гостям. Блэквуд смотрел ей вслед, взгляд его потемнел.

– Ты в порядке?

– Я полагаю, она пытается свести своего сына с тобой. Сейчас, когда он разорвал помолвку, она будет искать любую подходящую девушку, чтобы та в него вцепилась.

Меня задела его грубость.

– Перестань, она добрая женщина.

– Да. Добрая. Прости меня. – Блэквуд поморщился, словно от боли. – Мне… Мне надо с тобой поговорить. Если ты не возражаешь, сейчас. Это срочно.

– Конечно, – кивнула я. Лучшего шанса, чтобы поговорить об Элизе, мне не представится… И о Ре́леме. Я решила не совершать дважды одну и ту же чертову ошибку. Даже если это пугает меня, я скажу ему правду.

– Трофейный зал закрыт для гостей. Давай пойдем туда. – Казалось, он был бледнее обычного.

Мне никогда не нравился Трофейный зал, заставленный чучелами хищных птиц. Соколы-сапсаны, замерев навсегда, сидели на жердочках, с потолка свисали вороны со стеклянными глазами, их клювы были раскрыты в молчаливом крике. Отцу Блэквуда нравились хищники.

Здесь было прохладно, и я позволила язычку пламени расцвести у меня на ладони. Опустившись на колени перед очагом, я разожгла его.

Блэквуд погладил пальцем грудь птицы. Вот он – мой шанс.

– Я рада, что мы одни. Мне тоже надо с тобой поговорить, – сказала я. Мое сердце билось так быстро, что я боялась, как бы оно не выпрыгнуло.

Блэквуд продолжал изучать сокола. Я подошла и встала рядом.

– Я… Я не думаю, что помолвка Элизы с Фоксглавом – это правильно.

Трусиха. Придется выстраивать мысль кирпичик за кирпичиком.

– Элиза? – Он нахмурился. – Мы можем поговорить о ней позже. Прямо сейчас я должен кое-что сказать тебе. – Его голос звучал так, будто он много раз репетировал. – Советники королевы беспокоятся, что Ре́лем просто тянет время, дожидаясь возможности нанести удар. Они думают, что, даже несмотря на успех оружия… тебя опасно скрывать от него.

Мое собственное признание застряло у меня в горле.

– Уайтчёрч на нашей стороне, как и большинство членов Ордена, но факт остается фактом – ты незамужняя девушка без родителей.

Я поморщилась: не совсем уж без родителей, как выяснилось.

– Они могут манипулировать тобой, как захотят, пока у тебя не будет надежного положения. Ты понимаешь?

Почему он смотрит на меня так, будто чего-то ждет?

– О чем ты говоришь?

– Сегодня днем я пошел к Уайтчёрчу с предложением. Понимаешь, мне нужно его разрешение, потому что… – Он остановился.

У меня в ушах загудело.

– О чем ты его попросил?

– Я попросил разрешения жениться. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Жениться на тебе.

 

25

В голове стало удивительно тихо. Блэквуд продолжал говорить, но я не слышала. Выйти за него замуж. Невозможно. Я собиралась выйти замуж за Рука. По крайней мере, я хотела выйти замуж за Рука. У нас было еще столько времени, и я не могла…

Нет, я не собиралась выходить замуж за Блэквуда.

– Я не могу, – сказала я, пятясь назад. Он не отреагировал. – Я не имею в виду, что я не… Я не могу, конечно, ты понимаешь… – Слова не шли.

– Понимаю, для тебя это все очень неожиданно, – заговорил Блэквуд. – Я никогда не выказывал тебе никакого внимания… в этом смысле.

Наконец он сел в кресло и знаком показал мне, чтобы я тоже села.

– Ты должна признать, это чудесный план, – сказал он. – Если узы брака свяжут тебя с моим родом, к тебе больше никто не посмеет подойти.

– Конечно, – вздохнула я, поняв, что он имеет в виду. – Ты предлагаешь спасти меня от моих врагов. Это доказывает, какой ты хороший друг.

– Хороший друг… – эхом повторил он и начал барабанить длинными пальцам по подлокотнику кресла.

– Но тебе не надо жертвовать собой ради меня.

– Жертвовать… – Встав, он подошел к камину. – Как ты думаешь, почему я попросил твоей руки?

– Чтобы быть хорошими друзьями, – подумав, ответила я.

– Тогда ты не понимаешь.

Во мне что-то шевельнулось, когда я увидела жар в его глазах. Нет. Так не должно быть. Он – мой друг, один из немногих, на кого я могла положиться.

– Я понимаю, – сказала я, пытаясь говорить весело. Блэквуд нежно взял меня за запястье. На мне были перчатки, но я все равно почувствовала тепло.

– Знаешь, что я думал о тебе, когда мы познакомились? – Он погладил большим пальцем тыльную сторону моей руки. Голос был глубоким и хриплым. – Я думал, что ты авантюристка и врунья.

– И все это было правдой, – рассмеялась я, но он был серьезен.

– Неужели ты не понимаешь, что я чувствую? – Блэквуд сказал это практически самому себе. – Ты – мой самый дорогой друг.

Он изучающе посмотрел на меня, будто ища, куда бы ударить, только на самом деле все было ровно наоборот.

– Когда мы стали друзьями, я думал, что ничего большего не захочу. Но со временем… со временем я стал испытывать к тебе чувства… на которые, как мне казалось, я не способен.

Страсть в его голосе начала меня пугать.

– Не говори ничего, о чем потом пожалеешь. – Я встала и отвернулась.

– Я никогда об этом не пожалею, – пробормотал он. – Я боролся с этим чувством. Гореть ради кого-то – это слабость, и я поклялся себе, что никогда не узнаю слабости, как мой отец. – Он выплюнул слово отец как проклятие. – Я пытался мысленно вернуться к себе самому в наши первые дни вне дома Агриппы. Но это невозможно… – Он нежно коснулся золотой стрелы в моих волосах. – Вот почему я приказал сделать это украшение. Ты меня сразила.

Он взял меня за руку и большим пальцем начал выводить круги на моей ладони. Замерев, я не могла думать. Я не могла развернуться и убежать. Он придвинулся ближе и прошептал мне на ухо:

– Несколько дней назад мне приснилось, что мы с тобой в Сорроу-Фелл, нашем поместье. Нам не мешала ни одна живая душа. Когда я проснулся, я подумал: почему бы нам не стать друг для друга всем?

Мне было что сказать, и это были разумные вещи. Но он положил руку на мое обнаженное плечо. От его прикосновения по моему телу разлился жар. Он обвил меня рукой за талию и притянул к себе. Я закрыла глаза, все мысли окончательно улетучились. Только биение его сердца и ощущение жара от его руки.

Это походило на беглую речь на языке, который я никогда не учила. Какая-то значительная часть моей души, что-то темное и глубоко коренящееся, зашевелилась. Я подумала о побегах плюща, обвивающих наши посохи…

Не бывает таких совпадений.

Блэквуд провел рукой по моему обнаженному плечу, по моей спине. От его прикосновений кружилась голова. Отойди. Мне нужно было отойти, но меня будто зачаровали. То, как я откликалась, как билось мое сердце… Я хотела этого. Его руки дрожали. Не думаю, чтобы он прикасался к кому-то так.

– После победы над Каллаксом я почувствовал опьяняющую свободу, и все из-за тебя, – прошептал мне на ухо Блэквуд.

Он прижался губами к моему обнаженному плечу, и я тихо застонала.

– Генриетта, я умоляю тебя стать моей женой, – выдохнул он.

Проснись. Проснись.

Я заставила себя представить, как разворачиваюсь и обнаруживаю обнимающего меня Чарльза Блэквуда.

Это помогло. Мое тело стало наконец повиноваться мозгу, и я резко отпрянула. Блэквуд выглядел пораженным.

– Нет, – я с трудом ловила ртом воздух. – Я помолвлена с Руком.

– С Руком? – Блэквуд сказал это так, будто никогда раньше не слышал этого имени. Затем он начал понимать. – С Руком? – повторил он, не веря своим ушам.

– Я люблю его. Я полюбила его, еще когда мы были детьми. – Как я могла объяснить Блэквуду, сколько часов мы провели вместе? Как играли на вересковой пустоши и как прятались от Колгринда, делясь друг с другом едой, которую нам удавалось стащить из кладовой. Когда Колгринд избивал Рука, я всегда была рядом, чтобы залечить его раны. Когда директор начал выказывать ко мне интерес, слишком долго задерживая на мне свои руки, мне приходилось сдерживать Рука, чтобы он его не убил. Наши воспоминания, наши жизни были переплетены.

Единственным звуком был бой часов, пробивших час.

– Между нами ничего нет? Я все неверно понял? – спросил наконец Блэквуд; голос был напряженным.

Я хотела сказать: «Да, это все происходит только в твоей голове», – но так ли это на самом деле?

Почему я закрыла глаза, почему какой-то темный уголок моей души хотел его?

Нет. Воспользуйся логикой. Это было правдой: я полагалась на Блэквуда так, как не полагалась ни на кого больше, – как на чародея и как на моего друга. Если бы я сказала, что никогда не находила его красивым, я бы солгала. Но он – не Рук.

– Я не могу дать тебе того, что ты хочешь, – тихо проговорила я.

– Это не ответ на мой вопрос, – в его голосе была надежда. – Мой план может стать единственной возможностью сохранить нашу дружбу.

– Никто не может заставить нас перестать быть друзьями. – Мне было странно услышать такое.

– Когда ты выйдешь замуж, Рук все еще позволит тебе оставаться в Ордене?

– Руку нет нужды позволять мне что-то делать, – сказала я. Блэквуд задел меня за живое.

– Как жена, ты будешь обязана подчиняться ему.

Я начала злиться:

– А если бы я стала твоей женой? Ты бы запер меня в доме?

– Нет, – стальным голосом произнес Блэквуд. – Мы оба знаем друг друга. – Он пододвинулся ближе: – Ты можешь представить, чтобы я рассказал какой-нибудь другой девушке-колдунье о том, что сделал мой отец?

Нет. Я не могла.

– Уайтчёрч был… – он недоговорил.

Стоп!

– Ты сказал, что просил у Уайтчёрча моей руки. И?

Он презрительно усмехнулся:

– И мне было отказано. «Родословная, – сказал он, – должна оставаться чистой». Даже несмотря на твою власть, ты – дочь колдуна.

– Что ж, это все ставит на свои места, – несмотря на оскорбление я почувствовала облегчение. – Мы не можем ослушаться.

– Не можем? – Его голос был зловещим. Я не могла поверить. Что, Блэквуд предлагает совершить государственную измену?

– У наших детей была бы небывалая сила. Подумай о новом мире, который мы могли бы показать Ордену: возможности безграничны.

Пожалуй, Блэквуд слишком часто говорит о детях.

– Мы не можем заключить брак без разрешения, – сказала я.

– Мы можем делать, что хотим. Мы доказали, что мы сильнее многих, а сильные должны править! – Это было сумасшествие. Я бы навесила на Блэквуда множество ярлыков, но ярлыка «мятежник» среди них не было. – Ты знаешь меня. Ты знаешь мои секреты. А я знаю твои, – продолжал он.

Я вздрогнула. Он знал не все мои секреты, но я не могла рассказать ему о Ре́леме сейчас.

– Мне никогда ни с кем не будет так комфортно, как с тобой. – Он посмотрел мне в глаза. – У нас столько всего, благодаря чему можно построить успешный брак. – Он коснулся кончиками пальцев моей щеки. – Я уважаю тебя, как никто другой. Ты чувствуешь то же?

Возможно, он был самым достойным восхищения человеком из моего окружения.

– Да.

– Я тебе нравлюсь?

– Да. – Я чувствовала себя так, будто тону в трясине. Силе, которая тащила меня вниз, невозможно было сопротивляться.

Он положил руку мне на талию. Отчасти мне было любопытно, что я почувствую, если он прижмет свои губы к моим, но я отошла на шаг, чтобы посмотреть в его необыкновенные глаза, в его прекрасное лицо. Кто угодно назвал бы меня дурой – и был бы прав.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив, – сказала я.

– Ключ к моему счастью лежит у тебя в руках. – Он не собирался облегчать мне задачу. – Я думаю, ты что-то чувствуешь, Генриетта, – прошептал он. Будь он не прав, я бы сейчас с отвращением оттолкнула его, но отвращения не было. – Я верю, что со временем ты полюбишь меня так же, как я люблю тебя. Может быть, не будет сладости твоей детской любви, но будет что-то настоящее. Что-то страстное.

Гипнотизируя меня взглядом, Блэквуд собрался меня поцеловать.

– Я не могу. – Я отступила в темный угол, где было проще думать. – Я сказала тебе, я влюблена в Рука.

Блэквуд стоял спиной к камину, и я не видела его взгляда.

– Понимаю. Опуская бедность Рука и то, что он Нечистый, – я знаю, тебя такие вещи не беспокоят, – сможешь ли ты всецело быть с ним собой? – Блэквуд шагнул в мою сторону. – Иногда он пугает тебя. – Он кружил вокруг меня, как хищная птица из коллекции его отца. – Или я ошибаюсь?

Мне было тяжело это признать, но я прошептала:

– Нет, не ошибаешься.

– Ты жадная до знаний, а он никогда особо ничем не интересовался. Тебе хочется задавать вопросы, которые раньше никто не осмеливался задавать. У нас может быть что-то, что останется в поколениях. Не растрачивай себя. Не будь обыкновенной.

Я молчала.

– Я бы сделал практически что угодно, чтобы ты была счастлива, если ты мне позволишь. Я бы стал твоим слугой и клал к твоим ногам то, что ты захочешь. Неужели мое предложение ничего для тебя не значит?

Значит. Но я была нужна Руку.

– Мне жаль, – сказала я. – Я не нарушу данное ему слово.

На лице Блэквуда отразилось отчаяние. Но вскоре оно сменилось холодностью. Он открыл мне свое сердце и теперь запирал его снова.

– Ты предпочла богатому слуге бедного?

Мне захотелось огрызнуться, но, прежде чем я успела это сделать, Блэквуд большими шагами пересек комнату и вышел за дверь.

Что-то зашевелилось в углу. Я разглядела тень, юркнувшую в коридор. У нее были смутные очертания человека.

О нет… Едва сдерживая крик, я распахнула дверь и побежала, мне надо было догнать Блэквуда. Но я была не одна в доме. Вечеринка продолжалась, и я не могла выказать панику. Рук… Рук был тенью, подслушивающей наш с Блэквудом разговор. А что, если…

Еще немного, и я начну расталкивать людей, чтобы пробраться к лестнице, но тут я увидела Элизу с Магнусом. И услышала их голоса.

– Мы сделаем это сейчас? – спросил Магнус.

– Джордж скоро вернется, – прошептала она.

Что они задумали? Магнус глубоко вздохнул, как будто собирался прыгать в воду, поднял свой посох и приглушил свет. Наступила тишина. Все взгляды обратились к этой паре. Элиза улыбнулась, на ее щеках образовались ямочки, и заговорила:

– Спасибо всем, что пришли. Это был потрясающий дебют, я и представить не могла ничего подобного.

Не сказать чтобы я была знакома с правилами этикета, но, по-моему, Элиза не должна была сегодня выступать с публичной речью. Поискав взглядом Фоксглава, я обнаружила, что он в замешательстве смотрит на свою будущую невесту.

Что, черт побери, происходит? Магнус поднял бокал с пуншем и взял слово:

– Это должен был сказать лорд Блэквуд, но он сейчас отсутствует. – Он огляделся по сторонам, как будто убеждаясь в том, что Блэквуда и правда нет поблизости. Затем поцеловал затянутую в перчатку руку Элизы. – И поэтому… поэтому я с огромным удовольствием сделаю это объявление. Леди Элиза Блэквуд дала согласие стать моей женой.

 

26

Молчание было оглушительным а потом, как ручеек, начал распространяться шепот. Вскоре вся комната наполнилась смущенным ропотом. Обри Фоксглав протискивался сквозь толпу, видимо в поисках Блэквуда.

Я ничего не понимала и прямо сейчас не хотела понимать. У меня не было на все это времени, хотя мой желудок и сделал неожиданный кульбит.

Наверху лестницы появилась Мария, она в панике оглядывалась вокруг. Я подала ей сигнал, и она помахала мне в ответ: это было срочно. Бросившись на лестницу, я прошуршала юбками мимо объявившей о своей помолвке пары.

Магнусу хватило смелости попробовать встать у меня на пути.

– Мне надо с тобой поговорить, – тихо сказал он. Элиза дернула его за руку.

– Не сейчас, – сквозь зубы пробормотала я и пронеслась мимо него.

Мария едва поспевала за мной.

– Ему хуже, – прошептала она.

Нет. Пожалуйста, нет.

Фенсвика не было в аптечном пункте, когда мы влетели внутрь, но какой-то человек лежал на койке Марии. Она схватила свой топор, стоящий у двери.

Нет, не человек. Огромным могильным холмом на койке лежала трясущаяся тень.

– Рук? – позвала я слабым голосом.

Тень стала таять, превращаясь в Рука. Он лежал на боку, свернувшись калачиком, и дрожал, потом он сел. Его глаза были красными.

– Ты собиралась мне что-то сказать? – прошептал он. Значит, это действительно он был в Трофейном зале, я не ошиблась. Он был там как тень.

– Как много ты слышал? – спросила я, пытаясь сохранить спокойствие.

– Достаточно.

– Что происходит? – прошептала Мария.

Рук согнул палец и поманил меня к себе. На лбу его выступил пот.

– Дай мне на тебя посмотреть, – сказал он, и комната неожиданно заполнилась тенями, свечи на столе погасли. Мария вскрикнула, когда я зажгла свою руку и подняла ее вверх.

Глаза Рука были абсолютно черными.

– Как давно ты можешь так делать? – спросила я. – Превращаться в тень. Где-то в стороне, в непроницаемой тьме, я услышала тихий шепот. Я не могла разобрать слова. Когда я подняла повыше руку, шепот стих.

– Я ничего не вижу, – сказала Мария. Я никогда не слышала, чтобы она была настолько напугана.

– Пожалуйста, убери тьму, – попросила я Рука.

– Нет. Покажи мне свое лицо. – Этот голос не принадлежал Руку, он был слишком холодным, слишком требовательным.

Я сделала, как он просил, поднеся пламя к подбородку. Он протянул руку и погладил мою щеку. Его прикосновение было холодным, как лед. Я смогла разглядеть острые контуры его лица.

– Ты любишь меня? – пробормотал он.

Я положила ладонь ему на грудь:

– Ты знаешь, что люблю.

Он схватил меня за запястье.

– Тогда почему ты не сказала лорду Блэквуду, что он не прав?

– Я сказала, что не выйду за него, – прошептала я.

– Но он сказал, что я недостаточно хорош для тебя. – Рук положил руку мне на шею. Впервые в жизни я боялась, что он причинит мне боль.

– Я была слишком удивлена, чтобы думать. – Пламя занялось на моей второй ладони, и это заставило Рука отодвинуться. Я не хотела, чтобы он ко мне прикасался, чего никогда не было раньше.

– Я ни разу не видел тебя слишком удивленной, чтобы думать, Генриетта. – Когда-то мне нравилось, как он произносит мое имя. Но не сейчас. Он сделал глубокий дрожащий вдох. – Как удобно – давать обещание одному человеку, а потом думать, как бы его забрать назад.

Это говорило то, что жило в Руке. Это не Рук.

Я смогла разглядеть испуганное лицо Марии. И кивнула ей, чтобы она приготовилась бежать.

– Я не собираюсь выходить замуж за Блэквуда. Никогда.

Тени медленно отступили, как ночной прибой. Воспользовавшись моментом, Мария вскочила и распахнула дверь.

– Хоуэл, бежим! – крикнула она, но Рук зарычал. Если я попытаюсь убежать, он нападет.

– Со мной все будет в порядке, – сказала я Марии. – Уходи.

– Нет, я тебя не оставлю.

– Иди! – Я сфокусировала взгляд на Руке. Пока наконец не услышала, как дверь закрывается.

– Ты обещаешь? – Его отчаяние стало заметным. – Не выходить за него замуж?

– Конечно.

Огонь в моих руках погас, когда он обнял меня. Стало слишком темно, чтобы разглядеть его.

– Тогда давай покончим с этим сумасшествием. Выходи за меня, – прошептал он, целуя меня. – Завтра мы пойдем в церковь.

– Нам ни к чему торопиться, – ответила я, гладя его щеку. Не зли его.

Тьма снова стала сгущаться.

– Я не могу быть в тебе уверенным, пока мы этого не сделаем, – застонал Рук.

– Ты можешь мне доверять.

– Как я могу тебе доверять, когда я знаю, с какой легкостью ты врешь? – Его голос изменился, стал злым. – Поклянись, что никогда не будешь принадлежать ему.

– О чем ты говоришь? Я ему не принадлежу. Я принадлежу самой себе.

– Ты не клянешься… Мне бы следовало знать, что ты продашь себя по самой высокой цене.

Продам себя? Ярость съела мой страх, а шепот вокруг нас стал громче. Я запустила пламя в воздух, чтобы остановить наступление тьмы, а затем обняла Рука. Он приник ко мне, зарылся лицом мне в плечо, снова став собой. Я чувствовала себя так, будто гуляю по уступу отвесной скалы: один неверный шаг отделяет от падения. Я поцеловала его в волосы.

– Ты знаешь, что я жив благодаря тебе? – прошептал он, обнимая меня так крепко, что я поняла: вырваться не удастся. – В ту ночь, когда солдаты притащили меня в Бримторн, я совсем ничего не помнил, даже собственного имени. Я сидел в подвале и угасал. А затем я увидел твой свет. – Он снова поцеловал меня. – Ты принесла мне лекарства. Ты дала мне имя. Разве ты не знаешь, что с того момента я стал твоим? Все, чего я когда-либо хотел, – это ты, – прошептал он мне на ухо. – А ты отдала себя мужчине, который может получить любую… – Он до боли сжал мои плечи. – Он не может заполучить единственную вещь, которую я считал своей.

Вещь? Я не какая-нибудь побрякушка, которую один мужчина продает другому или перекладывает из кармана в карман.

– Рук, прекрати! – Я стрельнула в него искрой, и он отпустил меня. На самом деле эти слова принадлежали не Руку. Это был не он. – Я знаю, из-за чего это с тобой происходит…

– Знаешь? – Он выглядел невменяемым от ужаса. – Тогда скажи мне.

Что-то темное и холодное обернулось вокруг моего запястья, и я сломалась.

– Ты становишься монстром! – пронзительно закричала я.

Голоса замолчали. Тьма отступила, и я смогла ясно увидеть Рука в тусклом свете окна.

– Власть Корозота отравляет тебя. – Я отодвинулась как можно дальше от него. – Человека в тебе все меньше.

– Меньше? – прошептал он.

– Вот почему Фенсвик с Марией так усердно работали, чтобы найти лекарство. Вот почему они подвергли тебя всему этому лечению. Я хотела тебя от этого защитить. Потому что я слишком тебя люблю и не могу позволить этому тебя захватить. – Сказав это, я заплакала.

– Ты хотела защитить меня… – Он вытянул руку, чтобы рассмотреть шрамы, покрывавшие его запястья. Как будто он никогда не видел их раньше. – Но ты врала мне.

– Мы посчитали, что, если ты узнаешь, это ускорит перерождение. – Рук смотрел на меня открыв рот. – Я правда хотела помочь тебе.

– Ты хотела защитить меня? Как будто я ребенок? – Я никогда бы не подумала, что увижу взгляд Рука, наполненный ненавистью. – Как будто я домашнее животное.

– Нет! – выдохнула я.

Темнота вокруг меня снова наполнилась шепотом. Мое пламя начало гаснуть. Что-то происходило: его зубы заострились, а лицо исказилось.

– Я не буду твоей игрушкой! Твоей собачонкой! Ты поняла?

Я могла бы поклясться, что слышу, как лопаются сухожилия и с треском ломаются кости.

– Мне жаль, что я держала это в секрете! – Мой голос стал высоким, когда он прижал меня к себе. – Я сделала это, чтобы помочь тебе.

– Мне не нужна твоя помощь! – зарычал он. – Мне нужна ты.

Он навалился на меня.

Закричав, я взорвалась пламенем, сильный порыв ветра развеял тьму. Рук взвыл, а я побежала к двери. Выскочив, я понеслась вниз по лестнице, но споткнулась, и…

Кто-то схватил меня за плечо.

– Нет!

Я обернулась и увидела Блэквуда, его посох был наготове, позади него стояла Мария; она вручила мне Кашку.

– Я рассказала ему, – быстро проговорила она. – Блэквуд тут же собрался пойти наверх, но я ему не позволила.

– Что, черт возьми, происходит? – вскричал он.

– Случилось нечто ужасное, – ответила я. – Мы должны сейчас же вывести всех из дома.

Внизу лилась музыка, слышался смех. На вечеринке собрались все чародеи Лондона.

Они были в опасности. И они могли убить Рука.

Внезапно все свечи погасли, дом погрузился в кромешную тьму. Внизу закричали женщины.

– Он здесь, – прошептала Мария.

Я чувствовала чье-то присутствие, чей-то интеллект, таящийся среди теней.

Не поддавайся страху. Не кричи. Работай.

– Нам надо выгнать всех на улицу, – сказала я, бросаясь вниз. – Вечеринка окончена! Спасибо, что пришли! – крикнула я гостям.

Раздался смущенный ропот.

– Что, черт возьми, происходит? – спросил Магнус, торопливо зажигавший свечи.

– Уведите отсюда женщин!

В этот момент мимо меня пробежали служанки со скошенными набок чепцами.

– Там фамильяр! – закричала одна из них. – В темноте!

Свечи, зажженные Магнусом, погасли. Чародеи подняли свои посохи и двинулись вперед посмотреть, в чем дело. Посохи светились слабо. Холодный поцелуй подступившей тьмы съел и мой огонь. Бой часов прозвучал как взрыв.

– Кто-нибудь вообще знает, что мы ищем? – спросил Валенс.

Впереди нас раздался какой-то звук. Мы услышали, как когти царапают мраморный пол.

– Рук? – прошептала я.

Из тьмы вышел зверь.

Его клыки мерцали. Изогнутые когти тянулись ко мне. Черные провалы на том месте, где должны быть глаза…

Он не был человеком. Больше не был.

Пронзительные крики, затем булькающий плач, затем молчание и тошнотворный запах крови. Тени пульсировали, пожирая мертвых.

– В атаку! – Валенс взмахнул своим посохом.

Я присоединилась к нему, выстрелив огнем монстру в лицо, но… Рук – мне было трудно называть его монстром – уклонился, торопливо скрывшись в тени.

Исторгая пламя, вместе мы выманили его в главный зал. Темнота плавала над ним, как защитная накидка. Но он не знал, как управлять ею, и съежился под нашим натиском.

Мы собирались его убить.

– Остановитесь! – закричала я, пытаясь протолкнуться к Руку. Он зарычал от боли и подпрыгнул.

В углу закричал Элиза. Почему она не ушла? Девушка смотрела на монстра открыв рот, ее лицо побелело от ужаса. Чародеев крики Элизы застали врасплох, и Рук, рыча, побежал к ней.

Какая-то женщина бросилась вперед, прикрыв собой сестру Блэквуда.

– Беги! – Я узнала голос Фанни.

Элиза побежала, а Рук вцепился в Фанни. Она отчаянно била ногами, когда он вонзал в ее белую шею свои клыки, и я могла поклясться, что слышала тихий и омерзительный хруст. Монстр разрывал плоть несчастной женщины, как оголодавшая собака, даже в темноте я видела, как на пол хлынула кровь. Сбросив оцепенение, я атаковала его и тут услышала вопль Магнуса. Он опередил меня, на кончиках его пальцев горел огонь. Рук оставил растерзанное тело Фанни и оскалился, из его рта вытекала густая кровавая слюна. Магнус запустил в него огнем, и все остальные сделали то же самое. Стремительная атака заставила монстра отступить. Я видела, что глаза Магнуса горели ненавистью.

Вдруг послышался визг металла, и входная дверь слетела с петель. На пол полетели щепки. Темные фигуры из дверного проема хлынули в дом, радостно гогоча. Все произошло слишком быстро. Несколько чародеев упали на пол, из их шей лилась кровь.

– Убейте их! – прорычал кто-то.

Мы открыли огонь по теням фамильяров, но их было так много! Двое из них приземлились по обеим сторонам от Рука… от того, кто когда-то был Руком, – и подняли его высоко в воздух.

– Маленькая леди-колдунья, – загоготал один из фамильяров; я знала, что это была Гвен. – Кровавый Король предупреждал. Тебе надо было пойти к нему!

Я превратилась в огненный столп и уничтожила группу фамильяров. Затем бросилась к Гвен, а она смеялась и смеялась. Люди вокруг кричали, чтобы я остановилась, иначе дом сгорит. Да, они правы… Мне стоило усилий прийти в себя.

Гвен и уцелевшие фамильяры вылетели за дверь, прихватив Рука, и направились прямо в ночное небо.

Блэквуд тряс меня и звал по имени. Но я почти ничего слышала и ничего не чувствовала.

Кое-как собравшись с силами, я вернулась в дом и увидела Магнуса. Он сидел на полу и баюкал тело матери. Свечи снова загорелись. Повсюду была кровь. Тела пятерых колдунов лежали на полу, глядя в потолок пустыми глазами. На лестнице валялись засыпанные золой трупы фамильяров. Магнус раскачивался, зарывшись лицом в волосы Фанни и плакал как ребенок. Она выглядела такой маленькой, такой хрупкой… Элиза тоже плакала.

У меня подкосились ноги, и я рухнула на пол. Я была… бессмысленной и беспощадной.

Бессмысленная и беспощадная – семейный девиз Хоуэл.

 

27

Похороны чародеев проводят быстро. Волшебство земли требует свое обратно, так говорят. Уже на следующий день тело Фанни обмыли, нарядили ее в прекрасное черное платье, и мы пришли попрощаться. Серое небо тяжело нависало, воздух был густым от тумана. Если бы пошел дождь, по крайней мере, было бы легче.

Блэквуд, Элиза и я слушали слова о вечной жизни. Пока над гробом произносились прощальные речи, Элиза плакала. Затем все стали неловко расходиться, как гости, злоупотребившие гостеприимством. Гробовщики вытащили тело Фанни. Чародеев никогда не хоронили в гробах – деревянные ящики нужны были только для погребальной службы. Погибших заворачивали в черный шелк и клали в землю, чтобы земля скорее впитала волшебство. Фанни не была чародейкой, но она была дочерью чародея и родила сына-чародея.

Я подумала о счастливой смеющейся женщине, с которой познакомилась несколько недель назад. Я не понимала, как случилось, что теперь она лежит в земле. Когда я впервые пришла к ней в дом, она встретила меня так, будто я ее друг. Будто она может мне доверять.

Мои глаза начали наполняться слезами. Рук убил ее, и это наложило на меня проклятие. Я скулила так тихо, что заметил только Блэквуд.

Магнус стоял у края могилы, его лицо было бледным. Никогда раньше не видела его в черном. Яркие каштановые волосы резко выделялись на фоне серого дня. Он бросил на тело матери пригоршню земли и застыл, глядя в могилу.

– Мы зайдем в дом, чтобы засвидетельствовать свое почтение, – пробубнил Элизе Блэквуд. – Ты ведь его невеста.

Я подумала, что ему не стоило произносить это с такими жестокими интонациями.

В доме одетые в черное чародеи двигались как тени. Только по приглушенному шепоту и скрипу половиц можно было определить, что по этим комнатам вообще кто-то ходит. Все зеркала были завешены простынями. На обеденном столе кто-то выложил круг из свечей. Все были зажжены, кроме одной, той, что в центре.

– Незажженная свеча означает погасшую жизнь чародея, – тихо проговорил Блэквуд, встав рядом со мной в дверях. – После заката ее зажгут и оставят гореть на всю ночь. Это будет символизировать переход души из одного мира в другой.

Элиза сидела рядом с Магнусом, она что-то нежно говорила ему; ее щеки пошли пятнами от слез. Магнус сидел сгорбленный, поставив локти на колени, и бездумно глазел в пол.

Отдав дань Фанни, чародеи ушли. В доме стало еще тише, из звуков – только тиканье часов и приглушенный плач Полли на кухне. В окно я увидела Ди. Он уперся лбом в ствол вишневого дерева и закусил кулак. Он бы никому не позволил увидеть своих слез.

Я хотела подойти к нему и утешить, но у меня будто украли голос. Слова не шли.

Блэквуд повел сестру в прихожую одеваться. Я на минутку присела с Магнусом.

– Мне так жаль… – прошептала я, наконец обретя способность говорить.

Мне показалось, он меня не услышал. Но он сказал:

– Я мог бы выпроводить всех из дома в безопасное место, но я хотел посмотреть, чем все так взволнованы. – Он горько усмехнулся.

– Ты не должен себя винить.

– Хоуэл, я собирался поговорить с тобой до объявления помолвки. – Он поднял на меня глаза. Они были ясными, но взгляд – холодным. Он похоронил смеющуюся и беззаботную часть вместе с матерью.

– Зачем?

– Чтобы объяснить. Наша помолвка только для того, чтобы защитить Элизу от брака с Фоксглавом. Мы планировали отменить ее, когда прошел бы подобающий период времени.

У меня заныл живот.

– Почему ты хотел мне это сказать?

– А ты что, правда не понимаешь? – он внимательно взглянул на меня. – Ты запретила мне когда-либо еще говорить о моих чувствах, и я согласился… Но я не мог вынести мысли о том, что ты посчитаешь, будто я деградировал до охотника за состоянием.

– Я бы так не подумала, – прошептала я.

Он встал и подошел к тому месту, где висел портрет его бабушки. Прислонившись к стене, он сказал:

– Я виню себя в том, что случилось. Если бы, узнав, что Рук перерождается, я бы сказал об этом Агриппе или Императору, может быть… – Он не закончил мысль и снова посмотрел на меня. – Ты бежала по лестнице, как будто знала, что увидишь наверху. Скажи мне… – Он едва мог выговаривать слова. – Ты знала о том, что с ним происходит?

Самообладание покинуло меня, и я заплакала. Магнус ударил кулаком о стену, звук прозвучал в тишине дома как взрыв.

– В чем дело? – Блэквуд поторопился в комнату.

– Ничего. Следи за своей сестрой, – голос Магнуса был бесцветным и мрачным. Блэквуд настороженно посмотрел на мое лицо, но с неохотой послушался.

Магнус несколькими большими шагами пересек комнату.

– Я хочу, чтобы ты ушла, Генриетта, – прошептал он. В мертвенном тоне его голоса была ярость. Он снова сел на диван и стал смотреть в окно. – Уходи. Сейчас же.

Я выбежала из дома. Элиза нагнала меня на тротуаре и вложила свою ладонь в мою. Я была ей благодарна. По пути домой мы прижались друг к другу в карете. Блэквуд сидел наискосок от нас, уставившись в окно и не говоря ни слова.

Когда мы приехали домой, Блэквуд сразу пошел в свой кабинет. Подходя к лестнице, я прошла мимо того места, где погибла Фанни. Даже несмотря на то, что кровь замыли, я могла с точностью сказать, где это произошло. Точные место и время, когда все изменилось.

Наверху я вошла в кабинет и обнаружила Блэквуда сидящим за столом. Пульсирующий свет фонаря отбрасывал на его лицо резкие тени, и казалось, что там, где должны быть глаза, – темные глазницы.

Он взял книгу с золочеными уголками и пролистал ее; выглядел он при этом так, будто хотел спрятаться среди страниц, чтобы избежать меня. Наконец он заговорил:

– Дело не в том, что ты пыталась помочь Руку. Дело даже не в том, что ты отвергла мое предложение в его пользу… – У него заходили желваки. Он боролся с какими-то глубоко коренящимися эмоциями. – Но ты снова соврала. Я был дураком, думая, что ты изменишься.

Я чувствовала себя настолько виноватой, что хватит на целую жизнь вперед.

– Знаешь, а ты мог бы мне сказать, что проигнорировал указания Микельмаса насчет оружия, – все же прокричала я. – Ты мог бы сказать мне, что углубился в исследования своего отца, потому что…

Я замолчала, потому что пока еще не рассказала ему о нашей общей семейной истории. Да, в одном он был прав. Я совсем не изменилась.

Он с силой захлопнул книгу, вызвав пыльное облачко.

– Я представлял, что ты станешь моей женой. Лучшим воплощением меня. Я представлял Сорроу-Фелл раем, а тебя – моей Евой. – Он говорил зло, более того – разочарованно. – Но я ошибался.

– Возможно, все к лучшему, – колко произнесла я. – Адам и Ева плохо кончили.

Не дожидаясь ответа, я в гневе выбежала из комнаты.

Внизу меня ждал лакей, на его одетой в перчатку руке балансировал поднос с почтой.

– Мисс Хоуэл, для вас пришло письмо.

Я поблагодарила его и, взяв послание, разорвала конверт трясущимися руками. И немедленно узнала знакомый петлеобразный почерк.

Хоуэл,

Ламб.

приходи немедленно. Яд.

Я бросилась за своим плащом, вызвала карету и скрылась за дверью.

Вольф и Ламб снимали квартирку в Камдене, предпочитая жизни в казармах приватность. Условия проживания были скромными. Соседи – поденщицы и торговки, а сама квартира, которую мальчики делили друг с другом, была маленькой. Но они сделали ее своей, и там было, в общем-то, удобно.

Несколько картин с видами сельской местности и водоплавающими птицами, судя по всему любительские, стояли у стены и ждали, когда их повесят. Поднос с завтраком еще не убрали, на тарелке – яичная скорлупа, холодный чай в чашке подернулся пленкой. В углу гостиной виолончель Вольфа и скрипка Ламба привалились друг к другу, и в этом было какое-то странное утешение: будто инструменты поддерживают друг друга.

Вольф впустил меня; было удивительно видеть его дома в этот час. Обычно аккуратно причесанные волосы были взъерошены, подбородок покрывала густая щетина. Он не стал спрашивать, почему я приехала.

– Ему надо кое-что тебе сказать, – сразу сказал он.

Ламб лежал на диване, его руки были сложены на груди. Он тихо стонал.

Яд.

Вольф встал на колени и положил свою большую ладонь на лоб друга. Веки Ламба были настолько тонкими, что можно было разглядеть узор каждой голубой венки. Дыхание – затрудненное и неровное.

– Что он принял? – спросила я Вольфа.

– Ничего. Эти последние несколько дней он ничего не ел и не пил, он был слишком слаб, чтобы посетить вечеринку леди Элизы.

Предвидел ли Ламб то, что случится на балу? Нет, я так не думала. Его способность к предвидению работала не столь однозначно.

– Этим утром он написал, что хочет встретиться с тобой, а затем упал в обморок. Я пытался его разбудить… – Голос Вольфа сломался под действием страха.

Перво-наперво нужно было разбудить его.

– Мне нужны ромашка и корень имбиря, если они у тебя есть. – Мария рассказала мне, каким успокаивающим действием обладали эти ингредиенты. – И какой-нибудь бульон.

Вольф послал меня вниз к домовладелице, женщине с огромными ручищами; та хмыкнула, когда увидела молодую незамужнюю леди, рискнувшую в одиночестве посетить квартиру джентльменов, не важно – чародейка она или нет. Но она дала мне то, что было нужно.

Я заварила Ламбу чашку чаю и заставила его выпить. Большая часть пролилась на его подбородок, но и это дало результат. Его веки затрепетали, глаза распахнулись, и Вольф испустил вздох облегчения.

– Ты в порядке? – прошептала я.

Хрипя, Ламб подергал меня за рукав.

– Ты сделаешь. Так ведь? – выдавил он. Его зрачки были расширенными.

– Что я сделаю? – спросила я.

Ламб отхлебнул еще чаю, и Вольфу удалось дать ему несколько ложек горячего бульона.

– Помоги девочке поразить женщину. Это единственный способ, – прошептал он. – Яд.

Он произнес это слово еще дважды, подчеркивая его.

– Тебя кто-то отравил? – прошептала я.

Вольф выругался, но Ламб покачал головой. Он взял бульон и промокнул его кусочком хлеба. К восковым щекам вернулся слабый румянец.

– Послушай. Яд. Белладонна. Ты должна ее взять. Возьми белладонну, когда сможешь, – сказал он скрипучим голосом. Белладонна была смертоносной. Было совершенно очевидно, что Ламб бредит. – Возьми белладонну, и ты наконец-то узнаешь правду. Яд тебе покажет.

– Я не понимаю и половины из того, что он говорит. – Вольф провел рукой по лбу. – Я думал, он хочет остаться в Лондоне. Но он сказал, есть вещи, которым он может научиться только на севере.

– Сейчас принесу еще холодной воды, – проговорила я, выкручивая ткань и беря таз.

Я вышла за дверь, но на полпути к комнатам домовладелицы спохватилась, что забыла прихватить поднос. Побежала назад, открыла дверь и… Остановилась как вкопанная.

Вольф крепко держал Ламба в объятиях. Ламб нежно что-то бормотал, пока Вольф целовал его лоб, щеки, губы. Нервные пальцы Ламба запутались в волосах другого мальчика. Их объятия были нежными, даже страстными. Какого черта?

Я попятилась назад и случайно врезалась в дверь. Вольф отпустил Ламба и вскочил на ноги. Мы уставились друг на друга, и ни один из нас не знал, что делать. Что я увидела? Мгновения пытки проходили в молчании.

– Мне лучше уйти, – сказала я, поставив таз, и попыталась найти свой плащ. Я понятия не имела, как себя вести. Вольф следовал за мной, пока я ходила по комнате, врезаясь в стулья.

– Почему ты на меня не смотришь? – мрачно спросил он.

– Не знаю, о чем ты, – заставив себя сохранять спокойствие, я подняла на него глаза. Он вздохнул.

– Я вижу, как сильно ты это презираешь. То, какие мы есть, – пробормотал он.

– Я никогда не смогла бы презирать тебя. – Это дурацкое предположение вывело меня из ступора. Гори оно все огнем, это же Вольф. Мой друг. Засунув руки в карманы, он сел на диван. Ламб потянулся к нему, и Вольф взял его за руку. Меня поразила бесстрашная честность этого простого жеста.

– Теперь ты побежишь прямо к Уайтчёрчу, – сказал Вольф.

– Нет. Никогда. – Я наконец-то смогла заговорить своим обычным голосом. Их могли бы отлучить от церкви, если бы узнали об этих отношениях, возможно даже – посадить в тюрьму.

Вольф смахнул с лица Ламба прядь волос, его лицо было полно нежности.

– Я не брошу его. Даже ради целого мира. Может быть, это только наполовину жизнь, жизнь во лжи, но только такая жизнь мне нужна. – Он поднял на меня взгляд. – Не важно, что я сделаю, но я в ловушке.

Его голос дрогнул.

Боль Вольфа была ощутимой, и я знала это чувство – жить во лжи, лгать, лгать, лгать… Черт меня побери, если я позволю разрушить еще одну дружбу. Я села рядом с диваном, взяла чашку чая и протянула Ламбу.

– Меня не заботит то, что вы делаете. Уайтчёрч никогда об этом от меня не услышит. – По моим наблюдениям, любовь была слишком редкой, чтобы ею разбрасываться.

Вольф коснулся моего плеча, а затем подошел к столу. Он взял тарелку с едой, вернулся, и мы вместе попытались заставить Ламба съесть что-нибудь твердое. Через некоторое время Ламб смог осилить полпорции тушеной баранины. Румянец стал ярче.

– С тобой все в порядке, – с облегчением произнесла я.

– Да. Но нам надо еще кое-что обсудить. – Ламб сфокусировал на мне взгляд. – Колокола.

Я чуть не выронила чашку.

– Колокола?

– Молокорон в Йорке. Да и Бескожий Человек тоже там. – Он изогнул бровь и откусил от картофелины.

– Как… ты… – Я не закончила предложение.

– Я вернулся в Лондон, потому что должен быть твоим зеркалом, Хоуэл: сейчас и в войнах, которые еще случатся. – Он кивнул. – Я помогу тебе с Императором.

– Спасибо тебе, – выдохнула я. – Да, мы будем вместе охотиться за Ре́лемом.

Потому что я кое-что решила, когда смотрела на Магнуса, плачущего над телом своей матери, и на Рука, кричащего, как животное. Мой отец был в ответе за все это, и я его остановлю… Не важно, какой ценой.

 

28

Уайтчёрч, наморщив лоб, смотрел на парящий в воздухе квадрат водного зеркала. Ламб сидел в первом ряду Обсидианового собора, его светлые волосы были видны с моего места. Положив руки на колени, я скрестила пальцы; Уайтчёрч просматривал сцену за сценой, пока не дошел до того, что ему было нужно.

– Это, – довольно взволнованно сказал он, – Ре́лем.

В самом деле, мы увидели нечеткое изображение мужчины, идущего широким шагом среди фамильяров. Он был выше среднего роста, его лицо сочилось кровью. Ре́лем был там. Он не выехал за пределы Йорка.

Когда пару дней назад Ламб пришел к Уайтчёрчу с рассказами о «своих видениях», тот сначала сомневался и не спешил поверить. Но он провел свое собственное расследование и установил местоположение Бескожего Человека. И с тех пор каждые несколько часов он наблюдал за Ре́лемом: чем он занимается, как и куда двигается, есть ли у него какой-то привычный распорядок дня. К наблюдениям привлекли весь Орден, и вскоре стало очевидным, что Ре́лем действительно обосновался в Йорке.

Сейчас было самое время нанести удар.

Блэквуд сидел рядом со мной, но с таким же успехом мог бы быть и на Луне, так сильно он игнорировал мое присутствие. Со времени того разговора в Трофейном зале, а затем в кабинете он вел себя как совершенно чужой человек. Прекрасно. Я могла с такой же легкостью игнорировать его.

– Время пришло. – Уайтчёрч растопил зеркало, превратив его в шарик воды, затем залил воду в чашу с четырьмя элементами.

Чародеи начали задавать вопросы, но мне было ясно, что вскоре начнется. Мы сделаем марш-бросок к Йорку, мы с мальчиками будем вооружены нашим оружием. Несколько эскадронов будут защищать нашу маленькую группу, обеспечивая защиту с каждой стороны. Если бы мы двигались быстро, не привлекая внимания других Древних, то могли бы окружить Ре́лема и добраться до него. Да, его физические силы были фантастическими – я знала это по собственному опыту, но он будет ошеломлен, когда его начнут атаковать со всех направлений. Это даст нам возможность нанести удар. И под нами я имела в виду себя.

Королева выразила особое пожелание, чтобы финальный удар нанесла именно я.

Мое сердце билось как молот от одной этой мысли. Даже после всего этого – Рука, матери Магнуса, смерти нескольких чародеев, – даже сейчас я не знала, хватит ли у меня духу сделать такое.

Чтобы убить собственного отца, нужно быть монстром.

– Как нам туда добраться, сэр? – обратился к Императору Ди.

– Полагаю, в данном вопросе я могу вам помочь, – прозвенел нежный женский голосок. Из тени вышла королева Мэб, переместившаяся из Земель фей. Никто не знал, как долго она слушала разговор. На ней было скромное платье. Рукава длинные, грудь полностью закрыта, хотя все равно казалось, что ткань соткана из шелковой нити пауков и припудрена пылью с крылышек моли.

Блэквуд застыл. Мы оба знали, что она не бескорыстна.

– Мои дороги в Землях фей – это самый надежный путь через вашу страну. – Мэб накрутила локон на тоненький бледный пальчик. – Вы окажетесь на севере после двух часов ходьбы, и Бескожий Человек не сможет вас отследить.

Чародеи радостно забормотали. Я заметила Магнуса, намеренно отворачивающегося от королевы. Он был в морской форме, а на предплечье повязал черную ленточку, чтобы обозначить траур. Я знала, что он бы предпочел никогда не встречаться с Мэб. Но нужда заставляет.

– В самом деле, – сказал Уайтчёрч, – нам лучше присоединиться к силам Мэб. Мы пойдем на север. Мы их окружим. Разобьем Древних по частям и победим Ре́лема. Мы закончим эту войну! – Его голос рокотал по обсидиановому залу. Все как один члены Ордена поднялись на ноги, и загремели аплодисменты. Мэб просияла и помахала толпе, как будто она что-то выиграла.

– Думаешь, мы готовы? – спросила я Блэквуда.

Впервые со дня похорон Фанни он посмотрел на меня:

– Мы должны быть готовы. – И это было все, чего мне удалось от него добиться.

Тем вечером я поднялась наверх в аптечный пункт, половина которого уже была вычищена, а вещи запакованы. Фенсвик не хотел, чтобы Орден обнаружил его «эксперименты». Когда я зашла, он сидел на корточках на столе и складывал стопками миски.

– Мне жаль, – сказала я.

Домовой молча положил три бронзовые мерные ложки в салфетку и завязал ее.

– Мне нужно было самому проинформировать Орден.

Он поднес какой-то высушенный желтый цветок к пламени свечи и понаблюдал за тем, как он сгорает. Запах был приторно-сладким, как ладан. Мария вышла из задней комнаты, в ее фартук было собрано несколько маленьких предметов. Она вытерла глаза рукавом.

– Мы уничтожили практически все опасное, – проговорила она. Я протянула ей свой носовой платок, по нему голубой нитью были вышиты мои инициалы. Она высморкалась, а затем сказала: – Мне надо идти. Если они меня найдут, ты знаешь, что они сделают.

– Куда ты пойдешь? – У меня сердце разрывалось от одной этой мысли.

– Мария отправится со мной в Земли фей, – сказал Фенсвик, упаковывая два бархатных мешочка в маленькую деревянную коробочку. – Дороги могут привести ее, куда она пожелает.

– А с тобой все будет в порядке? – спросила она меня.

– Конечно. – Я заставила себя поверить в это. Я не хотела расставаться ни с одним из них, но важнее всего было, чтобы она и Фенсвик находились в безопасности. Мы вместе закончили очищать полки, скрывать улики и упаковывать сумки. Вскоре все выглядело так, будто здесь никогда никого не было.

– До встречи, мисс Тэмплтон, – сказала я.

По крайней мере, обращение мисс заставило ее улыбнуться.

– До встречи.

Мария попыталась вернуть мой носовой платок, но я сжала ее ладонь.

– Отдашь в следующий раз. – Мне нужно было притвориться, что будет и другая встреча.

– Нам надо поторапливаться, – сказал Фенсвик, когда Мария подхватила его и повесила себе на плечо сумку.

– Последний штрих. – Она взяла свой топор, стоящий у двери, хотя Фенсвик и брюзжал по поводу железа. Затем прошла в угол комнаты и под руководством Фенсвика осторожно вступила за линию теней. Они тут же исчезли.

Я обнаружила, что снова осталась одна. Даже клетка с горлицей была пуста. Мария выпустила птицу.

 

29

Три дня спустя Элизу и леди Блэквуд вместе с большинством слуг отправили на север, в Сорроу-Фелл, в сопровождении пяти чародеев. Мы попытались добиться для них разрешения использовать дороги фей, но Мэб была непреклонна насчет того, кто может ходить по ним. Кроме того, мне было неприятно думать, что слабые женщины пойдут под землей. Лилли, одна из немногих, осталась в доме. Когда я попыталась убедить ее отправиться с остальными, она покачала головой.

– Если везде все одно и то же, то я чувствую себя здесь в большей безопасности. И я буду с нетерпением ждать возможности поприветствовать вас, когда вы вернетесь с победой, мисс, – улыбнулась она.

Все, кто остался, вышли, чтобы проводить женщин. Леди Блэквуд вышла из дома и сразу забралась в карету, не бросив ни одного прощального взгляда и не сказав ни слова. Лицо ее полностью скрывала непрозрачная черная вуаль. Мимо меня она прошла так, будто меня не существовало. Элиза шла следом. Я поцеловала ее в щеку, и она меня обняла.

– Почему ты не едешь с нами?

– Таков мой долг, – я произнесла эти слова со всей страстью начинающей актрисы. Но в эти дни я не радовалась своему долгу.

До меня донесся кашель леди Блэквуд.

– Сожалею о том, что произошло на твоем балу, – прошептала я Элизе.

Она отмахнулась от моих извинений:

– Не переживай за меня, – и, наклонившись ближе, прошептала: – Это фиктивная помолвка, знаешь? – А затем добавила: – Магнуса никогда не было в моем списке перспективных женихов. Будучи настолько бедным, как бы он мог там оказаться? Но я должна признать, что сама идея делает меня счастливой, даже несмотря на то, что это ложь. – Элиза попробовала улыбнуться и забралась в карету. – Я увижусь с тобой в Сорроу-Фелл, – с надеждой сказала она.

Лакей закрыл дверь, и они отбыли. Повозка со слугами грохотала следом, рядом ехали на лошадях чародеи.

Блэквуд не сошел дальше порога. Он наблюдал за каретой, пока она не исчезла. Я хотела поговорить с ним, но он исчез в доме.

Тем вечером я все же постучалась в дверь его кабинета. Ответа не последовало, однако свет лампы, просачивающийся из щели под дверью, говорил о том, что Блэквуд там.

Тем вечером и вечером следующего дня я ужинала одна и одна ходила по коридорам с гулким эхом. Как же похоже на склеп! Я сидела у камина в библиотеке и представляла, что заходит Рук – пожелать мне спокойной ночи. А потом шла к тому месту, где Фанни… Мне было трудно даже в мыслях произносить это… где Рук убил Фанни. Я сидела на лестнице, разглаживая юбки, и слушала тишину. Рядом со мной сидели мои воспоминания. Больше нечем было заняться – только размышлять и готовиться.

Уайтчёрч был очень щепетилен в выборе и призвал самых подготовленных бойцов. Валенс, Вольф и Ламб были отобраны для того, чтобы обеспечивать надежность барьера.

Блэквуд, Магнус, Ди и я каждый день обсуждали, как нам устроить засаду на Ре́лема. Это было странно: мы все время находились вместе, но старались взаимодействовать друг с другом как можно меньше.

Магнус меня избегал. Блэквуд обращался ко мне безразличным тоном. Даже Ди дистанцировался.

Особое внимание мы уделяли финальному моменту: Магнус с Блэквудом по бокам, позади – Ди с флейтой, а я наношу смертельный удар – короткий, направленный вверх удар кинжалом, так, чтобы не попасть в ребра. А затем еще удар по горлу – просто на всякий случай.

Ре́лем, бескожий монстр, умрет у моих ног. Но вместе с ним умрет и Уильям Хоуэл, юноша, который читал стихи моей матери, когда они убегали вместе.

Каждую ночь я лежала в постели и спрашивала себя: смогу ли я это сделать? И каждую ночь единственным ответом было молчание.

Наконец этот день настал. Уайтчёрч провел утро, консультируясь с чародеями, которые информировали его о передвижениях Ре́лема. Они отследили его привычные маршруты и выбрали холмистую территорию, идеально подходящую для атаки с высоты. Пришло время выступать в поход.

Я держала в трясущихся руках чашку с чаем, пока Лилли хлопотала вокруг меня. В каждой застегнутой пуговице, в каждой заколотой булавке, в каждом повязанном кружеве была тягостность прощания. Если все провалится, такого никогда больше не будет.

– Вы выглядите очень славно, – сказала Лилли, оглядев меня. Мы быстро обнялись. Она была невысокой, и мой подбородок оказался в ее волосах.

Снаружи стали звонить колокола. Казалось, весь Лондон задержал дыхание. На перекрестках было тихо, окна каждой таверны, каждого магазина были закрыты.

Мы собрались у реки, стояли плечом к плечу, и наши мантии колыхались от ветерка с воды. У меня на шее висел костяной свисток, у одного бедра была Кашка, у второго – кинжал. Маленький кинжальчик покоился в ножнах в рукаве.

Рыцари в доспехах из дуба, охраняющие барьер, проходили сквозь наши ряды, проверяя экипировку. Феи собрались в голове отряда, у губ они держали изогнутые рожки, чтобы подать сигнал к наступлению.

Все как один мы двинулись вперед, следуя за феями.

Переход из нашего мира в мир фей произошел быстро: воздух замерз, а ветер у меня в ушах стих. Дорога с двух сторон была обрамлена высокими, похожими на скелеты деревьями, которые тянулись вверх, как пальцы обвинителей. Небо – а там было небо – пестрело созвездиями, которые я не узнавала. Там не было ни Большой Медведицы, ни пояса Ориона.

Я была в передовом эскадроне с Уайтчёрчем, Блэквудом, Ди и Магнусом.

Внезапно у нас на пути встал фейри, которого мы видели еще раньше в Корнуолле.

– Стойте! – приказал он, скрипя деревянными суставами. – Император, наша королева желает, чтобы вот эти четверо, – он, указал на меня и мальчиков, – встретились с ней в ее покоях.

– У нас нет времени развлекать Мэб, – недовольно произнес Уайтчёрч. Блэквуд вздохнул: он знал, что фейри не нравится грубость. Но, казалось, нашего знакомца это не задело.

– Ее Высочество говорит, что это касается дани.

Магнус вздрогнул, а я едва сдержалась, чтобы не выругаться. И все же пути дальше не будет – до тех пор, пока мы не ублажим Мэб. Уайтчёрч тоже понимал это.

Фейри увел нас; за нашими спинами прогремел приказ эскадрону оставаться на месте.

После нескольких поворотов каменистой дороги мы подошли к деревянной двери, расположенной в огромной скале. Фейри постучал копьем в дверь, и она распахнулась, открыв нам комнату с низким потолком, довольно сильно напоминающую нору. Воздух в был влажным и пах торфом. Я потерла руку об руку, желая согреться. Скоро мы покинем это место.

Мэб в буквальном смысле появилась из ниоткуда. Ее темно-синее платье, расшитое жемчугом, было с таким глубоким вырезом, что он доходил до пупка. Взору открывалось многое.

– Уже настало время вести войну? – Она захлопала в ладоши, как обрадованный ребенок.

– Мы готовимся идти дальше, Ваше Высочество, – сказал Уайтчёрч, который сопровождал нас; в его голосе звучала усталость.

– О, я уверена, вы готовитесь. И вы пойдете дальше. Скоро. – Она обнажила в улыбке слишком уж много – на мой взгляд – острых зубов, а затем начала поигрывать со своей юбкой. – Те из вас, кто рослые, будут в полной безопасности, а что касается всех остальных… кто знает?

Мне не понравилось, как она это сказала. Деревянная дверь исчезла, оставив монолитную стену.

Слова Уайтчёрча стали отрывистыми:

– Ну хватит. Когда мы отсюда уйдем?

– Уйдете, уйдете, сейчас… – Мэб откинулась на шезлонг из мха и пошевелила пальцами босых ног. – Высокая девушка, как жаль, что твой сердечный друг стал настолько… тенеобразным. Какое разочарование!

Мне стало трудно дышать.

– Откуда ты знаешь про Рука? – пробормотала я, у меня по рукам поползли мурашки.

Мэб захихикала, будто я спросила какую-то глупость.

– Естественно, я это знаю, потому что я и отдала этот приказ. А где мой маленький доктор? – Она оглядела комнату, для более драматичного эффекта приставив ко лбу руку козырьком. Кто-то задвигался в углу, и появился Фенсвик, он держал свои ручки за спиной, будто извинялся. – Было очевидно, что этот юноша поправляется, и кто-то должен был это исправить. Что бы делал наш дорогой Ре́лем без теней и тумана?

Я не могла понять, о чем она говорит. Но то, что Фенсвик отвел взгляд, и то, что его ушки упали, нельзя было отрицать.

Рук поправлялся, а Фенсвик его… отравил.

– Так вы утверждаете, что знали о том, что Древние завладели этим мальчиком? – Уайтчёрч схватился за свой посох.

Мэб открыла рот и закричала. Ее крик пронзил мой мозг и затуманил зрение: это было пение сирены из ада.

Что-то обвило мне руки и прижало к бокам. Лозы… лозы пустили ростки из-под земли и спустились с потолка. Упругая петля обвернулась вокруг моей талии. Блэквуд, Ди и Магнус вскрикнули – с ними произошло то же самое. Солдаты – и наш знакомый фейри среди них, – выскочившие из стен, поставили Уайтчёрча на колени. Они держали его за руки и оттянули голову назад, чтобы он смотрел королеве в глаза.

– Коварное создание, – прорычал Уайтчёрч и пытался вырваться. – Почему?

– Потому что ты слишком жадный, Император. – Девчачье брюзжание прекратилось. – Ты никогда не благодаришь меня за моих очаровательных слуг, погибших в твоих дурацких войнах. Но Ре́лем понимает. Он знает, что феи ему не враги. Поэтому Кровавый Король предложил великолепную сделку, – проворковала Мэб и щелкнула Уайтчёрча по глазам, заставив дернуться от боли. – Он сожжет ваше королевство и снова вернет моим людям север. – Она вздохнула. – И мы получим десять тысяч англичан в качестве рабов. Ну разве не чудесно?

Один из рыцарей взял костяной нож и приставил его к горлу Блэквуда. Я попробовала поджечь лозу, но она была слишком сырой. Мэб изогнула бровь.

– Ты и сейчас будешь использовать свои силы? – спросила она меня сладким голосом.

Блэквуд вздрогнул от боли, когда нож порезал его.

– Хоуэл, делай то, что должна, – прохрипел он.

Мэб похлопала его по щеке:

– Разве твоя сестра сейчас не на пути к поместью, мой маленький лордик? Хотите испытать меня?

– Ты демонесса! – рванулся Магнус.

Мэб обиделась и повернулась к Уайтчёрчу. Она наклонилась ближе, в ее глазах горели зловещие огни:

– Ты знаешь, что за использование моих дорог нужно заплатить дань.

Уайтчёрч не вздрогнул, когда Мэб рысью припустила к одному из солдат и вытащила длинную, страшную на вид саблю из ножен. Она ухмыльнулась, облизывая зубы.

– Я думаю, что твоя голова будет достаточной платой, – сказала она, указывая кончиком сабли на Уайтчёрча. А затем обратилась ко мне: – Честно говоря, я бы взяла твою, но Ре́лем хочет, чтобы с твоей головы и волосок не упал. Понятия не имею почему.

Прекрасный образ Уильяма Хоуэла, который я носила в сердце, исчез навсегда. Помимо всех остальных причин ненависти к Ре́лему, эта была самой серьезной.

– Что касается вас… – Она принюхалась к Блэквуду, Ди и Магнусу. – Что ж… Я решу позднее.

– Чародеи! – Уайтчёрч посмотрел на нас. Он больше не боролся со своими стражниками. В нем не было страха. Он отказывался доставить такое удовольствие этой мерзавке. – Ее Величество посвятила вас…

Мэб одним резким ударом отсекла Уайтчёрчу голову.

Мальчики закричали, я в ужасе молчала.

 

30

– Я думаю, это будет славно смотреться на каминной полке, – совершенно обыденно проговорила Мэб, встряхивая голову Уайтчёрча за волосы. Капельки крови дождем орошали земляной пол. – Хотя я не уверена в том, что такое «каминная полка». Хм. – Она швырнула голову на землю, а затем подала знак солдатам. – Заберите у них оружие.

Они забрали наши сабли и кинжалы, забрали хлыст и флейту. И мой кинжал тоже, и все наши посохи – и сложили все это кучей в углу. Я хотела воззвать к Кашке, но почувствовала, что и она хочет воззвать ко мне.

Обезглавленное тело Уайтчёрча… Я не позволяла себе отвернуться. Я старалась запомнить все изгибы, каждую крапинку крови на воротнике его рубашки.

Ее Величество посвятила вас. Что Королева сказала в ту ночь, когда меня приняли в Орден? Я дарую вам посвящение, и вы будете защищать меня оружием. Вы будете жить ради моей страны и умрете за нее и за меня. Ваше волшебство приобретет свое высшее предназначение – служение другим. Уайтчёрч приказал нам помнить об этом.

На меня нахлынули чувства. Ну уж нет. Мы не умрем здесь.

Мэб подошла к Блэквуду.

– Лорд Сорроу-Фелл, – насмешливо сказала она. – Мне плевать, если это собственность моей сестры. Люди, поселившиеся в Землях фей? Омерзительно!

Она плюнула Блэквуду в лицо. Ни один мускул у него не дрогнул.

– Я сомневаюсь, что Ваше Высочество читали Данте. Согласно тому, что он писал, девятый круг ада зарезервирован для предателей, – произнес он.

Мэб прыснула от смеха, а затем, нахмурившись, посмотрела на Ди.

– Кто ты? Хотя погоди. – Она дала ему пощечину. – Мне плевать.

Наконец она приблизилась к Магнусу, его глаза блестели, в них был вызов. Мэб замурлыкала, запустив пальцы ему в волосы.

– Ммм, такой красивый молодой человек. Совершенный образец красоты… – Она прижалась к нему. Путы крепко обвивали его тело, и Магнус ничего не мог сделать. – Я собиралась убить всех троих, мальчики, но, думаю, тебя я оставлю в качестве домашнего любимца. Ты и вправду будешь отлично смотреться прикованным к моей стене. С тобой будет так весело играть. – Она провела кончиком пальца вдоль подбородка Магнуса. – Конечно, до тех пор, пока ты молод и красив. А затем ты станешь первоклассной едой для моих маленьких гоблинов. – Наклонившись вперед, она лизнула его щеку. – Что ты на это скажешь?

– Мадам. – Магнус улыбнулся так, что от этой улыбки захватило дух, и предложил королеве сделать… нечто невозможное с физической точки зрения; Мэб застыла. – Вы примете это в качестве ответа? – снова улыбнулся он.

– Возможно, я скормлю тебя своим гоблинам прямо сейчас, – прорычала фея.

– Ничего не буду иметь против, потому что в вашей компании мне довольно скучно.

Я лихорадочно соображала. Если я освобожусь, я все равно опоздаю и не смогу предотвратить убийство мальчиков. Как, черт возьми, мне это сделать?

Что-то приземлилось мне на колени. Это был платок с вышитыми в уголке темно-голубой нитью инициалами «Г. Х.». Он выглядел в точности как мой старый платок.

Потому что это и был мой платок. Я присмотрелась к стоящему рядом со мной низенькому солдату. За деревянным шлемом и костяной маской было невозможно разглядеть, кто это.

Вдруг я почувствовала, что плети на моих запястьях ослабли и та, что опоясывала талию, и вовсе упала. Солдат высвобождал меня при помощи… Да, железного топора. Никто не заметил. Все взгляды были обращены на Магнуса и королеву.

Мария прошептала мне на ухо:

– Когда я подам сигнал, запускай в них огонь.

Никакая музыка не звучала настолько сладко, как ее голос в этот момент.

Фенсвик, стоявший наискосок от нас, поднес к губам свой когтистый палец: тише.

– Давайте начнем что-нибудь отрезать, – задумчиво сказала Мэб, кладя острие своей сабли на руку Магнусу. – Тебе не понадобятся кисти, ведь так?

Последние лозы упали. У меня есть только один шанс. Зловеще ухмыляясь, Мэб подняла свою саблю.

Метнув топор, Мария расколола голову солдата, держащего нож у горла Блэквуда.

Мэб пронзительно закричала, и, пока она отвлеклась, я встала и выбросила руки вперед. С моих пальцев ударили волны огня, поглотившие королеву. Она выронила оружие и рухнула на землю. Еще один залп огня. Крики смолкли, тело скукожилось. От запаха обуглившейся плоти и горящих волос у меня заслезились глаза. Она хотела поставить голову Уайтчёрча на каминную полку? Я не остановлюсь, пока от нее не останется одно жирное пятно!

Мария вытащила топор из тела мертвого охранника и атаковала других солдат. Фенсвик тем временем проворно высвобождал мальчиков из пут. Они схватили свои посохи, брошенные Мэб, и присоединились к битве. Вскоре все рыцари-фейри лежали на земле, а королева… от нее осталась дымящаяся куча.

Я оторвала Блэквуда от домового и сама дернула засранца за ухо, тот заверещал. Было ли это жестко? Поделом.

– Где эскадроны?

– Их… нет. – Фенсвик сглотнул. – Пока мы говорим, их режут.

Сотворив заклинание, Блэквуд открыл дверь. До нас донеслись слабые крики. Я побежала по тропинке, за мою одежду цеплялись ветки, замедляя движение. Наконец мне пришлось остановиться.

– Я ничего не вижу, – прошептал Блэквуд, догнавший меня. Тьма была почти что кромешной, даже созвездия на небе исчезли. Зато я увидела Марию, Ди и Магнуса. Вырвались… живы…

К нам подошел Фенсвик.

– Их заманили в Царство теней. Никто из тех, кто туда попадает, не возвращается, – домовой печально дернул ушами. – Вам надо идти в Лондон.

– Почему мы должны тебя слушать? – Мне хотелось его убить.

– Сейчас дороги открыты для армии Ре́лема, – сказал он. Это заставило нас всех заткнуться. – Они смогут пройти сквозь барьер. Половина войск потеряна, и без вмешательства фей это будет сезон охоты.

– О, черт… – выдохнул Ди.

– Если Ре́лем выйдет прямо сейчас, он будет в Лондоне всего через несколько часов. Вам следует эвакуировать город, прежде чем станет слишком поздно.

Королева была в Лондоне, в Букингемском дворце. Ре́лем мог закончить эту войну сегодня.

– Пойдем, – сказал Блэквуд и повел нас назад по тропинке. Могу поклясться, я слышала в темноте голоса чародеев, зовущих на помощь, – их поглощала вечная тьма. Каждый мой новый шаг был пыткой.

– Поторапливайтесь, поторапливайтесь, – шептал Фенсвик.

Мы шли, спотыкаясь и врезаясь друг в друга, но я не осмелилась зажечь огонь, так как он послужил бы маяком для монстров. Ярость не утихала.

Вскоре мне показалось, что позади нас на тропинке что-то шевелится. Я оглянулась, но ничего не увидела. И все же что-то невидимое подползало все ближе и ближе, я не сомневалась в этом.

– Быстрее, – поторопил нас шедший впереди Магнус. Ди помог Марии подняться, когда она оступилась, а Блэквуд в это время призвал порывы ветра, чтобы задержать возможных преследователей. Мы молнией промчались сквозь колючий кустарник, моя юбка зацепилась за ветки и порвалась. Если выживем, я первым делом раздобуду себе эти чертовы брюки.

Наконец мы вышли на поляну. Впереди расходились две извилистые тропинки, и Фенсвик выругался:

– Черт, я всегда здесь блуждаю. Одна из них ведет в Лондон, но какая?

Тьма на дорожке позади нас задвигалась, и из нее вышло существо. Реакция Марии была мгновенной – она метнула топор, и существо упало. Я не сдержала любопытства и подошла чуть ближе. Собака, покрытая лишайниками. Когтистые лапы загребали землю, вонь от нее исходила такая, что мои глаза заслезились. Собака завыла, раскрыв пасть, полную зубов-колючек. Магнус, ругнувшись, сотворил заклинание, которое вытянуло из ужасного создания всю воду. Теперь оно было похоже на засохшую грязь. Но собака оказалась живучей – так как воздух был влажный, она вновь обрела форму.

– Идите дальше! – Фенсвик выскочил из-под руки Магнуса и схватил тварь за загривок, пытаясь отбросить, а собака явно намеревалась его укусить, быстро увеличиваясь в размерах.

Блэквуд толкнул меня на правую тропинку. Пожалуйста, пусть она приведет нас домой. Звуки борьбы позади стихли, в темноте было слышно только наше учащенное дыхание. Я осмелилась изредка использовать Кашку в качестве фонарика.

Впереди забрезжил свет. Мы остановились, наши ботинки утопали в грязи.

– А что, если мы шли не туда? – прошептал Ди; мы все вздрогнули, когда позади нас раздался вой. Похоже, Фенсвику не удалось справиться с монстром.

Времени на то, чтобы гадать, не было. Мы побежали вперед и… оказались на солнечном свету. Воздух был ясным, по небу плыли легкие облака. Мы снова были в настоящем мире. От радости мне хотелось расцеловать землю.

Землю? Под ногами была галька. Над нашими головами описывали круги серые и белые чайки, на пляж обрушивались волны. Это… это точно не Лондон.

Поднявшись на дорогу, мы увидели указатель. На стрелке, указывающей в одну сторону, было написано: «Дувр, 5 миль», на второй: «Лондон, 70 миль».

– Мы в Кенте, – безжизненным голосом произнес Блэквуд. Магнус швырнул на землю свой посох и закричал, Ди тяжело осел. Мы не могли вернуться назад в Земли фей: проход закрылся.

Мы не поспеем в Лондон вовремя.

 

31

Блэквуд настроил водное зеркало, чтобы просмотреть дорогу впереди, и мы в ужасе обнаружили целые армии фамильяров – бескожих, теней и троллей. Они наводняли заброшенные деревни и, как животные, вгрызались в кости, объедая их дочиста. Кент был одной из горячих зон с тех пор, как Ре́лем взял Кентербери три года назад. Его влияние распространилось как инфекция.

– Поход будет нелегким. – Блэквуд опустил зеркало, и вода закапала вниз.

Если бы я знала, как использовать волшебные руны-порталы! Мне нужно было умолять Микельмаса, чтобы он научил меня.

– Что ж, может быть, найдем лодку, – нерешительно произнес Магнус.

– Ну-ну, удачи тебе с этим, – пробормотал Блэквуд.

Магнус, Мария и Ди все-таки спустились по тропинке к пляжу, а я в растерянности села на траву. Я не была выдающейся колдуньей и знала только самые элементарные заклинания. Все, что у меня было на самом-то деле, – это умение вызывать огонь, но оно нам не поможет.

– Это моя вина. – Блэквуд обхватил голову руками, его черные волосы были спутаны. – Я не раскусил ложь Мэб. Я проиграл войну, – простонал он.

Но это не он раскрыл местоположение Ре́лема, не он согласился воспользоваться проклятыми дорогами фей. И не он предложил использовать оружие, из-за которого все и началось. Если на то пошло, моя вина была куда больше.

– Эй, Магнус нашел корабль! – крикнула снизу Мария. – Спускайтесь к нам.

Что? Я не поверила своим ушам. Неужели нам наконец-то повезло?

Мы подошли к небольшой бухте. В пятидесяти футах от берега действительно стояло на якоре рыболовецкое судно. Магнус и Ди уже были на борту, они помахал нам.

Мы втроем бросились в холодные волны и поплыли. Когда я выбралась на палубу, я тут же упала. Затянутые корсетом ребра болели. Как только я не утонула в этих тряпках?

Мария помогала разворачивать рваные паруса. Магнус, нахмурившись, посмотрел на нее:

– Тебе обязательно плыть с нами?

– Ты думаешь, я не могу о себе позаботиться?

– Моя дорогая, ты можешь позаботиться о себе лучше, чем большинство мужчин. Но это волшебная война.

Мария посмотрела на меня, словно просила поддержки.

– Мы не можем оставить ее одну, – отрезала я, ограничившись только этим. Не мне раскрывать секрет о ее способностях.

Когда Магнус вывел судно из бухты, я прочитала его название на спасательном круге: «La Bella Donna».

Возьми белладонну, сказал Ламб… Я прикусила губу. Чертова телепатия. Надеюсь, он и победу нашу предвидел.

Час спустя мы с Марией стояли на палубе и смотрели на волны. Блэквуд сотворил свежий ветер, чтобы судно двигалось с приличной скоростью. Он следил за парусами. Ди помогал ему, а Магнус стоял у руля. Скоро я сменю Блэквуда на его посту, но сейчас заниматься было нечем.

– Как ты думаешь, многие будут убиты? – спросила Мария.

– Не знаю. – Я смотрела на едва просматривающуюся линию берега и представляла ужасную картину: как мой отец на ступеньках Букингемского дворца с удовольствием следит за творящейся в Лондоне резней.

Мой отец… Я его ненавидела, но в мое сердце вкралось восхищение омерзительного свойства. Ну какая же сиротка не мечтает, чтобы ее отец оказался монархом? Уильям Хоуэл, скромный солиситор, превратился в короля кошмаров! В Кровавого Короля. Он не сгибался и не кланялся. Он – повелевал. Когда я увидела его во плоти, нашла ли я в нем хоть какие-то остатки доброты? Или все человеческое было выжжено?

Когда солнце стало клониться к горизонту, мы вошли в Саутенд-он-Си, воротам к Темзе и Лондону. По обеим сторонам от нас появилась земля, но достаточно далеко, чтобы разобрать детали. Большие круглые камни испещряли береговую линию.

Блэквуд подошел и встал рядом со мной. Ветер был холодным, и я дрожала. Ничего не говоря, Блэквуд снял с себя китель и накинул мне на плечи. Когда я попробовала вернуть ему китель, он остановил меня:

– Я в порядке.

Я уткнулась носом в воротник. Китель пропах болотом, зловещей землей фей, но ощущался и слабый запах чистого белья и мыла.

– Я боюсь увидеть Лондон, – сказал Блэквуд. Тихое признание. Он посмотрел вниз, на море. – Уайтчёрч мертв… – Его голос был печальным.

– Кто станет новым Императором? – спросила я. Если вообще появится новый Император. Если все еще будут существовать Орден, Королева, Лондон и свободная Англия.

– Во времена, подобные этим, пока Орден не сможет провести должное голосование, Императора назначает монарх. – Борт захлестнуло волной. Быстрым и грациозным взмахом посоха Блэквуд послал ее обратно в море. Я прекратила дрожать.

– Возьми, – сказала я, выскальзывая из кителя.

Он уставился на него, будто видел впервые.

– Мне жаль. – Он так тихо произнес это, что слова чуть не унесло ветром. – Мне не следовало тебя отстранять.

– У тебя нет причин извиняться, – сказала я.

– Но они есть. Я хотел, чтобы ты… тосковала по мне. – Он натянул китель, стал застегивать его. – Но я осознал, что ты не нуждаешься во мне настолько, насколько я нуждаюсь в тебе.

– Ты мне нужен, – сказала я, и именно это и имела в виду. Но, казалось, Блэквуд меня не услышал.

– Это не одно и то же. Ты выросла на открытом воздухе, с Руком, – он крепче сжал перила. – А меня воспитывали в мрачном месте. Единственные два человека, которые знали мои секреты, меня не слишком любили. – Его голос задрожал. – Ты – первая и единственная, кто увидел меня настоящего, и все равно тебе не было до меня дела. Разве я мог не полюбить тебя? Но как я мог надеяться, что ты поймешь, как сильно ты мне нужна и… как сильно я тебя люблю?

Он подавился последним словом. Я почувствовала, что отперла дверь, спрятанную в самом конце темного дома, и обнаружила за ней самое главное: одинокого маленького мальчика, который смотрит в окно, выглядывая гостей, которые никогда не придут.

Я осторожно положила ладонь на его руку и почувствовала, как напряжены его пальцы.

Неожиданно судно резко остановилось. Мы все попадали на палубу, а Блэквуд чуть не перелетел через борт. Ветер по-прежнему дул в паруса, заставляя их туго натягиваться, но судно стояло на месте.

– Какого?.. – Магнус в растерянности прошел на корму. А затем крикнул: – Все идите сюда! – в его голосе слышались тревожные нотки.

Под поверхностью воды была переливающаяся масса, которая, казалось, прилипла к днищу корабля. Сначала я подумала, что это водоросли, но Магнус опустил шест, а когда поднял и я дотронулась до налипшей слизи, оказалось, что это паутина.

Я отдернула руку, сдерживая крик.

– Немнерис, – догадался Блэквуд.

Мария всплеснула руками:

– Что это?

Один из больших валунов у берега зашевелился и начал приближаться к судну. Он рос у нас на глазах, и вскоре стало ясно, что это не камень, а брюшко.

Пятидесятифутовое тело Немнерис блестело в тусклом свете. Коричневое с пятнами – ярко-зеленый с фиолетовым. Восемь ног длиной с дерево. Три круглых глаза, каждый величиной с окно в доме… Водяная паучиха была… прекрасна в своем уродстве, как тотемный бог. И она не издавала ни звука, что пугало еще больше. Она приближалась к нам рывками, характерными для паукообразных. Суденышко трясло при каждом натяжении паутины.

Мы стояли, замерев, пока Мария не разрушила гипноз коротким, режущим уши вскриком.

Не может быть, что это конец. Нам нужно было добраться до Лондона; мне надо сразиться с Ре́лемом… Я смутно припоминала что-то из пророчества в доме Агриппы, что-то насчет идущего ко дну яда. В конце концов, когда Корозот был уничтожен, над городом сгорела тень. Возможно, это должно было случиться. Возможно, гигантская Водяная паучиха сегодня умрет.

Или, по крайней мере, не умрем мы.

По моим венам, звеня, потекла надежда. Бросить корабль? Но это не сработает. Паучиха подступала с востока, а западное побережье было слишком далеко, мы не сможем достигнуть его, пусть даже и вода была бы чистой. Но в воде была паутина.

Немнерис ползла по воде вперед, мы выстроились по правому борту с посохами и оружием в руках. Мария стояла позади меня, схватившись за мое плечо. Я никогда раньше не видела, чтобы она была так напугана.

– Не люблю пауков, – пробормотала она.

Ди вытащил флейту и начал играть. Немнерис остановилась, подняла голову и издала странный звук, напоминающий стрекот насекомого. Из ее рта выстрелила паутина и полетела в сторону судна. Я запустила в воздух огонь, чтобы отсечь ее. Это удалось – паутина с тихим бульканьем упала в море.

– Продолжай играть! – крикнул Ди Блэквуд.

Костяной свисток. Я потянулась за ним… И обнаружила, что у меня на шее его нет. Ну конечно, он остался у фей под землей, как же я не проверила.

Паучиха нырнула в глубину. Мы все не отрывали глаз от воды. Ди на секунду прекратил играть, чтобы перевести дыхание.

– Она… – Мария не смогла закончить фразу. Выскочив из моря, Немнерис чуть не опрокинула судно. Ее восемь ног вцепились в борта. Мария, пронзительно визжа, рубанула по одной из ног топором. Ди снова заиграл, но потерял равновесие, заскользил и врезался в борт. Флейта выпала у него из рук и упала в воду.

О нет… Размахивая Кашкой, я быстро произнесла заклинание, чтобы вернуть проклятую флейту назад, но она так и не всплыла. Мои руки заболели от взмахов. Магнус и Блэквуд безуспешно пытались поразить жадные челюсти, рвавшие в клочья паруса. Мачта раскололась и упала. Крича от бессилия, я запустила в существо еще одну волну огня. Паучиха зашипела, когда огонь лизнул ее морду, но не отпустила нас.

– Ну же! – зарычал Магнус, сделал резкий выпад снизу вверх саблей, и ему удалось попасть в какую-то точку под челюстью. Хлынула черная кровь, Немнерис заверещала, и этот звук ударил нас по ушам. Затем она изрыгнула белую пену.

Ди отшвырнул Магнуса в сторону, но сам не смог увернуться. Он пронзительно закричал, послышалось шипение, как от кислоты, а затем – этот запах горящей плоти.

Я подбежала, чтобы помочь Ди, а паучиха, отпустив корабль, скользнула обратно в волны.

– Мария! – взревел Магнус, срывая с себя китель, чтобы стереть пенящийся яд, который покрывал Ди. Мальчик лежал неподвижно. Пожалуйста, нет.

Днище корабля затрещало, палуба разрывалась, как тонкая бумага. Из глубины на нас смотрели три пустых черных глаза.

Я споткнулась, перелетела через перила и погрузилась в холодные волны.

Предполагается, что она умрет!

Черт, в пророчестве говорилось: «Вы узнаете ее, когда ЯД затонет в темных водах…»

Стоп. Когда ЯД затонет в темных водах.

Название нашего корабля было Bella Donna. Белладонна – это один из видов яда. Это не Немнерис суждено было пойти ко дну, а… нашему кораблю.

Я вынырнула и жадно вдохнула воздух. Криков не слышно. Корабль исчез. Вокруг меня плавали, ударяясь друг о друга, обломки, в паутине застряли паруса. Тишина была еще более ужасной, чем звуки битвы.

Паутина. Мое тело как будто приросло к паутине. Я не могла высвободиться. По крайней мере, Кашка все еще была у меня в руке. Но… я походила на муху, которую ждет верная смерть. В отчаянии я закричала.

В ответ раздались голоса Магнуса и Блэквуда, но я не видела их. Счастье, что они были живы.

– Кто еще здесь? – завопила я.

– Мы застряли, черт побери! – крикнул Магнус. Паутина задергалась – видимо, он пытался высвободиться.

– Ди рядом с нами, – голос Блэквуда был ошеломленным. – Он не двигается.

– Мария? – Я подождала, пока девушка отзовется. Ответа не последовало. Нет. Я снова позвала ее, глаза наполнились слезами. Наверное, половина моих волос отодралась, но я смогла приподнять голову и оглядеться. Заходящее у линии побережья солнце, обломки, мальчики… Я видела всё, кроме Марии.

И снова паутина дернулась. Я затаила дыхание. Немнерис поднялась из моря и нависла над нами; с ее тела стекала вода. Выпуклые глаза внимательно рассматривали нас – она предвкушала убийство.

Блэквуд крикнул, чтобы мы попробовали заморозить паутину или поджечь ее огнем. Но мы не могли двигаться, а значит, не могли сотворить заклинания. Я попробовала воспламениться, но в воде это было бесполезным занятием.

Крики мальчиков стихли, мы все осознали свое положение. Мы были совершенно беспомощными перед монстром, и единственным горьким утешением было то, что Ре́лем потеряет меня – дочь – из-за «проделок» своей подданной. Пусть его это преследует.

Ее Величество посвятила вас. Уайтчёрч умер напрасно. Его последние слова были напрасными…

Во мне закипела ненависть, когда я поняла, что эта тварь решает, кого из нас сожрать первым, будто мы деликатесы в витрине магазина.

Ее Величество посвятила вас.

– Боже, храни Королеву! – завопила я в лицо отвратительному созданию. – Боже, храни Королеву!

– Боже, храни Королеву! – подхватил мой крик Магнус, а за ним и Блэквуд. Мы кричали в унисон, наши голоса брали все более высокие ноты, а Немнерис уже раскрыла челюсти.

И тут мир взорвался.

Море забурлило; волны с белыми гребнями поднялись на двадцать футов ввысь, как будто открылся подводный вулкан. Немнерис заверещала от удивления, но и я удивилась не меньше. Из воды появилась Мария, рыжие волосы струились у нее за спиной, как огонь. Она повернула руки ладонями к небу и напоминала какую-то великую богиню.

Мария атаковала паучиху. От одного взмаха ее руки ветер превратился в яростный шторм. Волны перехлестывали через меня, в нос набралась вода. Я изо всех сил тянула голову, чтобы вдохнуть воздух.

Немнерис попятилась, и тут я почувствовала, как паутина подо мной замерзает, превращаясь в лед. Мария сделала жест рукой, и лед треснул. Мои юбки и сапоги, наполнившись водой, потянули вниз, но меня подхватило течение, и вот мы, все четверо, поднялись на водяной колонне.

Убедившись в том, что мы в относительной безопасности, Мария снова повернулась к паучихе. Немнерис, желая уничтожить ее, извергла белую пену, но девушка успела защититься: вокруг нее образовался барьер из воды, преодолеть который пена не могла.

Затем Мария снова воздела руки над головой. Небо расколола молния и ударила в Древнюю. Паучиха упала на спину, ее отвратительные ноги зашевелились, и тут ее пронзило еще три удара молнии. Над водой поплыл запах чего-то гнилого и подгоревшего, и меня вырвало.

Мария протянула одну руку к небу и сжала ее в кулак.

– Сейчас! – закричала она.

Я готова была поклясться, что слышу два голоса: ее собственный и этот глубокий и мягкий, как мед, женский… Как она говорила? Вилли рядом?

Волны сделались еще выше и накрыли Немнерис. Мария хлопнула в ладоши, и паутина стала обвивать тело паучихи. Волны перекатывали ее, помогая опутывать. Немнерис кричала, но не могла освободиться. Вскоре кокон исчез в волнах.

Она погибла? Если здесь нужно остаться, чтобы выяснить это, я, пожалуй, воздержусь.

Водная колонна начала опускаться. Даже несмотря на силу Марии, она не могла держать столп воды так высоко и так долго.

– Призовите ветер! – крикнул Магнус. Он держал Ди, чьи лицо и тело были… покрыты шрамами.

Мы с Блэквудом создали поток воздуха, Мария сформировала у нас под ногами льдину, и мы помчались на ней к побережью.

– У меня силы истекают, – крикнула нам Мария, – приготовьтесь на всякий случай.

Футах в пятидесяти от берега льдина перевернулась, и мы погрузились в воду. Я кашляла, пока плыла вперед. Только я подумала, что сейчас утону, мои ноги зацарапали по каменистому дну.

Шатаясь, я выбралась на берег, с меня ручьями стекала вода, одежда была изорвана. Кожу головы щипало там, где были выдернуты волосы. Дотронувшись до затылка, я обнаружила на руках кровь.

Магнус выбрался раньше меня и уложил Ди на землю. Я застонала от ужаса: правая нога Ди пониже колена была раздроблена, из плоти высовывалась кость. Левая рука чуть ниже локтя отсутствовала. И остался только один глаз.

– Шевелись! – Мария отпихнула меня и приступила к работе. – Сделай мне бинты. Сейчас же!

Дрожащими руками я порвала свою юбку. Мы перевязали культю, Мария похлопотала над ногой, затем положила голову Ди себе на колени. И все равно он не приходил в себя.

– Слишком много крови потеряно, – пробормотала она, поморщившись. – Возможно, ногу придется отрезать.

Но как же так… Блэквуд и Магнус стояли рядом совершенно потерянные.

Мария попросила меня прижечь Ди раны, я так и сделала; пока он кричал, у меня во рту стояла желчь.

Проверив его пульс, девушка кивнула.

– Он все еще может умереть от шока. Но может и выжить. Он может.

Необходимость действовать быстро начала исчезать. У нас появилось время подумать о том, что произошло.

– Как ты это сделала, черт побери? – воскликнул Магнус, присев рядом с Марией. Она молчала. Блэквуд тоже задавал ей вопросы, а я сидела и держала Ди за руку.

Постепенно я стала припоминать слова предсказания, за которые цеплялась раньше.

Вы узнаете ее, когда ЯД затонет в темных водах…

И слова Ламба:

Возьми Белладонну, и ты наконец-то узнаешь правду.

Я вся похолодела.

Мария была дочерью Агриппы, девушкой чародейского происхождения, которая видела, как сжигают ее мать.

Девочка-ребенок чародейского происхождения восстанет из пепла к жизни.

Как же так вышло, что мне понадобилось столько времени, чтобы это понять, черт возьми?

Я издала звук где-то между рыданиями и смехом. Когда внимание мальчиков оказалось прикованным ко мне, я сказала:

– Она – Предначертанная.

Все трое посмотрели на меня так, как будто я сошла с ума.

– Я – кто? – спросила Мария.

Я практически поползла к ней. Когда я проговорила:

– Твое появление предсказали Чтецы. Тебе предначертано нас спасти, – она испугалась.

Должна ли я поцеловать ей руку? Обхватить руками ее ноги? Как надо приветствовать спасительницу?

Мария побледнела.

– Но она не чародейка! – Блэквуд наконец обрел голос. Отвечая ему, я не могла оторвать взгляда от Марии:

– Она дочь магистра Агриппы. И поэтому имеет куда больше прав называться чародейкой, чем я. – Мальчики открыли рты от изумления.

Вспомнив изображенную на гобелене белую руку с печатью Агриппы, выжженной на ладони, я улыбнулась, все поняв: «Должно быть, в предсказании имелось в виду, что Предначертанная будет происходить из рода Агриппы, а не то, что он ее найдет». Так просто… Я близка к истине, думая, что это Гвендолин.

Мария отпрянула от меня.

– Нет! – Несмотря на то что она была вымотана, казалось, она разозлилась. – Я этого не хочу.

– Хоуэл, возможно, ты права. – Блэквуд проигнорировал слова Марии и погрузился в свои собственные мысли. – Я никогда не видел такой силы.

– Я ничем не хочу для вас быть! – Ее злые слова подхватил резко поднявшийся ветер. – Почему я должна рисковать собой, чтобы спасти убийц?

– Ты уже столько рисковала, – ошеломленно сказала я.

– Ради тебя, ради Рука и ради моих друзей я бы рискнула всем. Но ради Ордена? – Она сплюнула на землю.

Блэквуд сердито поднялся. Махнув ему, чтобы он сел, я осторожно подошла к девушке. Она наблюдала за мной, в ее карих глазах была настороженность.

– Пожалуйста… Забудь об Ордене. А что будет с Англией?

– Англия ничего для меня не сделала! – Она сжала кулаки. Под нами задвигалась земля, отвечая на ее страсть.

К изумлению Марии, я упала на колени.

– Что ты делаешь?

Взяв ее за руку, я склонила голову. Когда я была ребенком, мы с Руком разыгрывали нечто подобное, играя в сценках из «Легенд о короле Артуре». Рыцарь вставал на колени у ног короля, предлагая свои услуги и верность. Мое отчаяние передалось Марии. Я это чувствовала.

– Я к твоим услугам, отныне и навсегда. Я буду сражаться за тебя и, если нужно, умру за тебя. Начиная с этого дня, я клянусь, тебе никто не навредит.

Мария слушала меня, хлопая глазами, а я думала о том, что она нужна Англии. И готова была привести любые аргументы.

– Как, по-твоему, почувствуют себя члены Ордена, когда узнают, что Предначертанная, та, которая спасет всех нас, – ведьма? – Это заставило ее шире раскрыть глаза. Я сделала последнюю попытку: – Покажи чародеям весь ужас того, что они сотворили.

Мария встала и подошла к кромке воды. Пока она смотрела на горизонт, туда, где море сливается с небом, ветер трепал ее огненные волосы. Потом она повернулась к нам:

– Кто-то должен остановить этого ублюдка Ре́лема. – Она натянуто улыбнулась. – Может быть, я и помогу.

Мне захотелось расплакаться от облегчения и усталости.

– Очень хорошо, – сказал Блэквуд. – Если ты и правда Предначертанная, то ты не могла выбрать момента лучше, чтобы появиться. – Он посмотрел на север. – Нам надо попасть в Лондон.

– А что делать с Ди? – Магнус посмотрел на Ди, стонавшего от боли. Когда он выйдет из забытья, станет еще хуже. – Мы не можем его оставить.

– Но мы и помочь ему не можем. – Блэквуд поморщился и повторил: – Нам надо попасть в город…

– И что? Что мы сделаем? Предупредим людей? – заорал Магнус. Его глаза покраснели и стали дикими. – Лондон, скорее всего, уже несколько часов находится в осаде!

– Мы придем и будем сражаться, – просто и ясно сказал Блэквуд. – Это наш долг.

– Оставить товарища умирать? – огрызнулся Магнус.

Блэквуд сердито на него уставился.

– Не заставляй меня это говорить. Его раны… – он понизил голос, на случай если Ди услышит. – Он больше не может держать посох. Какой может быть прок…

– Прок в том, чтобы спасти друга! – прорычал Магнус, подходя к Блэквуду.

Ди пошевелился и застонал от боли. Блэквуд стал сдаваться.

– Хорошо… Хоуэл, останься с Магнусом и проследи за тем, чтобы Ди было комфортно, пока он не… – Блэквуд не закончил свою мысль. – А мы с Марией пойдем.

– Нет. Я могу его исцелить. – Мария склонилась над мальчиком. – Мы справимся.

– Если ты Предначертанная, время не ждет! – вспылил Блэквуд, он разве что не бросил от расстройства свой посох на землю. Но Мария была права: без нее Ди умрет. Возможно, Лондон разрушен, да, но если Мария наша Предначертанная, то посылать ее неподготовленной, подвергая ужасной опасности, было глупо.

– Вот каким будет наш план, – перебила я всех. – Мария и Магнус останутся с Ди, пока его состояние не улучшится, затем они присоединятся к нам. Блэквуд, а мы с тобой идем вместе.

– У тебя нет полномочий! – крикнул он.

– Как и у тебя!

Призвав ветер, я, балансируя, поднялась на подушке из воздуха. К нам подбежал Магнус.

– Остановитесь, – сказал он; в отличие от Блэквуда, он не приказывал, а просил. – Если Ре́лем захватит вас… никто не знает, что он сделает.

Полагаю, я знала. У меня по спине пробежал холодок, но я была настроена решительно.

Мария это поняла, потому что сказала:

– Генриетта права. Мы встретимся в Лондоне. – Затем она снова обратила свое внимание на Ди.

Магнус с Блэквудом начали спорить, а я, чтобы сэкономить время и не слышать их перепалку, отбыла.

Я пролетела с полмили, но потом опустилась на землю. Сев на траву, подождала, пока Блэквуд приземлится рядом со мной.

– Мы нашли нашу Предначертанную, но каким-то образом тебе предстоит встретиться с Ре́лемом лицом к лицу, – он вздохнул. – Почему?

– Я расскажу тебе, если мы выживем.

Не дожидаясь, пока он продолжит задавать вопросы, я снова оседлала ветер. Блэквуд нагнал меня и не говорил ничего, пока мы не добрались до окраин Лондона.

Мы приземлились у реки, над нами облака из пыли и дыма пачкали небо. Колокола звонили невпопад, будто кричал сумасшедший. Даже отсюда я видела блеск оранжевых огней – это горели здания.

Лондон был в огне. Древние пришли в город.

 

32

Мы шли через то, что осталось от Уайтчепела, пепел покрывал улицы, будто зловещий снег. Тут и там раздавались крики «Помогите!», доносился отдаленный рык монстров. Люди выбегали из горящих домов и мчались к реке. На нас никто не обращал внимания.

Вскоре мы вышли на Фиш-стрит, к колонне, увековечившей Великий лондонский пожар. На верхушке колонны устроилась темная и жирная фигура Он-Тез, леди Стервятницы, она каркала, расправив крылья.

Очень к месту.

Мы не знали, когда Древние вошли в город. Блэквуд держался рядом со мной, стараясь прикрыть меня при любом подозрительном звуке. Я собралась отчитать его, но, повернув на Монумент-стрит, мы наткнулись на нагромождение тел. Должно быть, около тридцати, богатые и бедные вместе. Фамильяры с жадностью пожирали их, отрывая полосками кожу и плоть. Когтистые лапы тварей и переливающаяся чешуя говорили о том, что это фамильяры Зема. Один из них поднял голову, в змеиных глазах светилась бешеная жажда крови. Фамильяр провел лапой по перепачканной кровью пасти, и от этого жеста мое сердце чуть не разорвалось. Я призвала из земли так много воды, сколько смогла, и с помощью заклинания сделал острый ледяной нож. Потом метнули его; тварь дернулась и упала, но лед быстро растаял, и она снова подняла голову.

Блэквуд вырвал из земли булыжники и сотворил из них клетку вокруг двух ящеров; мы слышали, как они бьются внутри и ревут.

Ре́лем был здесь. Я чуяла это нутром. Мне нужно было его найти, но каждый раз, когда я хотя бы на шаг отходила от Блэквуда, он тенью следовал за мной. Он ни за что на свете не отпустит меня одну.

Возможность сбежать появилась, когда к нам ринулись перепуганные люди. Они видели наше волшебство и теперь просили о помощи. Женщина в разорванном платье и с окровавленным лбом с плачем схватила Блэквуда за руку. Когда его проглотила толпа, я быстро направилась к тонущим в темноте улицам. Блэквуд звал меня, но не мог высвободиться. Оставлять его было жестоко, но и взять его с собой я не могла. Одной рукой я сжала Кашку на бедре, а другой – рукоятку кинжала. Как же мне хотелось, черт побери, получить назад костяной свисток!

Кашляя от дыма, я почти бежала по улицам, но, услышав пронзительные крики какого-то мужчины, остановилась. Впереди смутно различались очертания фамильяра, повалившего кого-то на землю.

– Убирайся! – Я отбросила существо, благо оно оказалось небольшим, в сторону. Оно упало на спину, ярко-зеленое брюхо блестело, лапы яростно дергались. Схватив кинжал, я погрузила лезвие в грудь монстра. Черная кровь, теплая и густая, залила мне руку. Вытерев руку о юбку, я подошла помочь джентльмену, лежащему на земле.

– Теперь с вами все будет в порядке, сэр… Оу…

Передо мной был Микельмас.

– Как всегда, с запозданием, – сказал колдун, поднимаясь на ноги. Он пригладил свои невероятно взъерошенные волосы. – Хотя, надо признать, ты появилась как нельзя вовремя, чтобы спасти мою жизнь. А где же моя армия? – Он огляделся по сторонам, как будто его армия могла прятаться в переулке.

Мое изумление уступило место гневу. Даже когда Англия пала, при виде Микельмаса мне хотелось кричать.

– Твоя армия? – сузила глаза я.

– Да, девять человек. То есть десять. По крайней мере, если Шенли выжил. Я потерял его из виду, когда Молокорон атаковал нас. – Микельмас задрожал и одернул свой неизменный сюртук. – Бедный малый…

– Если только я хоть что-то знаю о колдунах, они довольно трусливы, – я протолкнулась мимо него.

– Что ж, цыпленок, зато я не думаю, что твой дорогой отец в бегах. – Микельмас шагал рядом со мной, отпинывая в сторону какие-то обломки.

– Иди к черту! – я пошла быстрее.

– Очень веский аргумент! – засмеялся он. – Кстати, что касается дорогого папы… я так думаю, ты бы хотела его найти?

Я замедлила шаг.

– Ты знаешь, где он?

– В Букингемском дворце, и почему-то меня это не удивляет. К счастью, у Ее Величества ужасно много комнат, которые ему захочется разгромить. Возможно, он будет так увлечен, что ей удастся сбежать.

Я знала, что у Королевы был план на случай атаки на дворец, настолько секретный, что не все из близких советников знали, где она будет. Но Ре́лем все равно будет охотиться за ней, а у него много терпения, и в конце концов он ее найдет.

– Тогда я должна пойти во дворец. – Распрямив плечи, я энергично зашагала дальше.

– Ты предпочитаешь пойти или…

Микельмас встал передо мной, вытянув руки. Хотя я его и ненавидела, я была бы идиоткой, если бы проигнорировала его «или». Я нехотя позволила ему завернуть меня в сюртук. Через один удар сердца мы стояли перед дворцом.

Ворота были снесены, тела стражников в красных ливреях брошены гнить на открытом воздухе. Некоторые лица напоминали свежее мясо: Ре́лем содрал с них кожу. Черные мухи усеяли трупы. Дрожа, я понеслась ко входу.

– Пойдем, – позвала я Микельмаса, но он остался на месте. – Ну же, мы нужны Королеве.

– Боюсь, мне надо вернуться. – Микельмас даже не попытался сделать вид, что ему стыдно. – Эмм… я не думаю, что твой папенька будет ужасно рад меня видеть.

У меня не было сил спорить.

– Тогда прощай, – сказала я. Чего еще можно было ожидать от него?

Микельмас исчез, а я поторопилась. Двери были распахнуты настежь. Я чувствовала, что он здесь. Напряжение у меня в животе не ослабевало, как будто вокруг кишок повязали нить, которая тащила меня по опустевшим коридорам, а затем во внутренний дворик.

Конечно, Ре́лем пошел в Обсидиановый собор. Я должна была догадаться. И уже отсюда я чувствовала его силу; в ней было одновременно и что-то чужеродное и что-то очень знакомое. Оба ощущения были страшными.

Бум. Бум. Бум.

Я пошла на звук, сила ощущалась все сильнее, у меня во рту образовался дурной привкус, и вот я вошла в собор.

Ре́лем стоял на помосте, изучая свое отражение в стенах. На нем была одежда из сукна – костюм насыщенного зелено-коричневого цвета. С его ладоней полился огонь и затопил зал. Осколки черного вулканического стекла дождем посыпались на пол. Стекло захрустело у него под ногами, когда он неторопливым шагом подошел к чаше с элементами. Пробормотав несколько слов, он создал огненный шар такой мощности, что тот разрушил чашу. Это было чудовищно…

Ре́лем пнул осколки и расхохотался. Его смех становился все громче, у меня внутри все переворачивалось от этих звуков.

– Эй! – крикнула я.

Ре́лем развернулся, готовый к атаке, одна рука была поднята. Но, узнав меня, он опустил руку.

– Генриетта! – Его глаза расширились от удивления. – Какого черта ты здесь делаешь? Почему ты не с Мэб?

Он говорил так обыденно, будто оставил меня няне, а я сбежала.

Здесь, вне астральной плоскости, он был не совсем таким, как я его себе представляла. Высокий, да, но не великан. Кровавый цвет его лица был не ярко-малиновым, а скорее, цвета сырого мяса, оставленного на столе. Когда он заговорил, жилы у него на шее натянулись, и это было куда более неприятное зрелище, чем я могла предположить.

Наверху кружила муха, она, жужжа, приземлилась ему на щеку. Он бездумно от нее отмахнулся, как клерк в душной конторе.

– Сдавайся сейчас же, – проговорила я, и мой голос эхом отразился от стен. Конечно, это было глупо, но мне нужно было застать его врасплох.

– Прошу прощения? – он фыркнул от смеха, как будто я сказала что-то, что было мне не по годам.

– Сдавайся, или тебя вынудят.

– И кто же, могу я поинтересоваться? – Его бескожие губы растянулись в улыбке.

Взяв в руку Кашку, я приняла боевую стойку.

– Я!

 

33

Мне удалось сбить его с ног порывом ветра. Это было хорошо, но я знала, что он не позволит застать себя врасплох еще раз. Я начала вращать Кашку над головой, пытаясь вызвать циклон, но моя рука взорвалась болью. Крича, я выронила посох.

– Это не то, чего я ожидал от нашей первой встречи, любовь моя, – сказал Ре́лем, подходя ко мне, в его голосе слышалась горечь.

Я попробовала накрыть его огнем, но пламя всего лишь омыло тело, не причинив ему никакого вреда. Черт побери, у нас с ним были одинаковые способности; конечно, огонь ему не повредит. Кивнув, он заставил меня застыть, но это продолжалось недолго: я почувствовала, как мое тело снова расслабляется. Ре́лем просто подождал, пока я снова схвачу Кашку. Он мне потворствовал.

Он вытянул вперед руку, останавливая меня:

– Я не хочу с тобой драться. Почему, ты думаешь, я выжидал все эти месяцы, прежде чем атаковать Лондон? Мне надо было убедиться, что тебе не причинят вреда. Пожалуйста, не заставляй меня делать тебе больно после всего этого.

Атакуй таким способом, какого он не ожидает.

Я прокручивала в голове одно из заклинаний Микельмаса, рассчитывая на то, что осколки обсидианового стекла соберутся в гвоздь и пришпилят его к полу. Но я неверно оценила, насколько по-другому заклинание сработает со стеклом, а не с землей. Осколки раскололись на более мелкие кусочки, да, но больше ничего не произошло.

– Это же было не чистое чародейство, ведь так? – Ре́лем подошел ближе. – А, понимаю, Микельмас натаскал тебя в колдовстве. Он сощурил глаза. – Я должен сказать ему спасибо за то, что он дал тебе несколько полезных уроков.

Когда я атакую, я только выставляю себя в глупом свете. Ре́лем огорченно вздохнул, когда я отступила.

– Моя дорогая, я хочу только поговорить, – сказал он.

В ответ я занялась пламенем. Это ничем ему не повредит, но покажет, что я не хочу, чтобы он до меня дотрагивался. Вместо того чтобы рассердиться, он покачался на пятках и оглядел меня с ног до головы, как будто оценивая.

– Ты контролируешь себя лучше, чем я в твоем возрасте. – Он говорил, как отец, до безумия любящий свое чадо, которое начало делать первые шаги. – Ах, если бы только твоя мать могла это увидеть…

Когда я услышала, что он говорит о моей матери, я ослепла от ярости.

– Она бы покончила с собой, если бы увидела, во что ты превратился.

Он расхаживал вокруг меня. Впервые я сказала что-то, что его ранило.

– Это жестокий удар судьбы, что ты совсем на нее не похожа. – Его взгляд снова стал нежным. – Но характером вы очень похожи. Вы обе склонны к вызывающему поведению.

Он снял с себя пиджак и бросил его на пол. Кровь запачкала пятнами рукава его рубашки, как кричаще-яркий рисунок.

– Я хотел бы увидеть, что еще ты умеешь делать. – Он протянул руки, добродушно кивая: – Ну, атакуй!

Он со мной играл.

Взмахнув рукой, я заставила зазубренные осколки стекла взлететь в воздух. Он растопил их своим огнем и покачал головой. Разочарованно.

– Твои колдовские способности не очень велики. Тебе мешает эта штуковина. – Он сердито уставился на Кашку. Я прижала посох к груди. – Тебе нечего бояться, я знаю, что твоя жизнь зависит от нее. – Он усмехнулся. – Но я сожгу их всех за то, что надели на тебя эти кандалы.

Я мысленно произнесла старое заклинание Микельмаса, создав три идеальных проекции самой себя. Надеясь отвлечь его в достаточной мере, чтобы нанести удар, я… резко затормозила, когда меня окружили десятки окровавленных фантомов моего отца, и у каждого на лице была эта самодовольная ухмылка. Наступив на свою собственную чертову юбку, я врезалась в настоящего Ре́лема. Он посмотрел на меня сверху вниз – все-таки он был неприлично высоким – и позволил мне увернуться. Я добежала по лестнице до второго яруса и остановилась, моя грудь вздымалась.

– Славная работа, – сказал он. – Но нет такого трюка, который ты могла бы сделать и превзойти меня. Когда ты будешь со мной, я научу тебя лучшей технике.

Я никогда не буду с ним.

Я с криком рассекла Кашкой воздух и стала посылать вибрацию за вибрацией. Он с легкостью отбивал удары, но… увлекся; я смогла сбежать вниз и порезать его кинжалом. Он зарычал и выбросил вперед руку. Моя кровь замерзла, и я, упав, ударилась головой об пол; картинка перед глазами подернулась рябью. Пока я лежала ослепленная, Ре́лем осмотрел мой кинжал и отбросил в сторону.

– Это оружие Стрэнджвейса, так ведь? – сказал он. – Хочу тебя огорчить, оно на меня мало действует. Я переродился в мире Древних, мой ангел, а не родился. Я – просто имитация моих прекрасных монстров. – Усмешка. – Точно так же, как ты – жалкое подобие колдуньи.

Он дернул рукой; я была уверена, что мои мускулы порвутся в клочья. Что угодно. Делай что угодно, что он попросит, только пусть он это прекратит!

Я захныкала, и Ре́лем расслабил мое тело, но только слегка.

– Я бы хотел, чтобы ты присоединилась ко мне по своей воле. – В его голосе звучало сожаление. – Но, если мне придется причинить тебе боль, чтобы спасти тебя, я это сделаю.

Невидимую силу, сжимающую меня, невозможно было побороть. Ре́лем поднял руки и закричал на каком-то гортанном, неизвестном мне языке. Но я узнала одно слово: Корозот.

У ног Ре́лема набухла тень. Постепенно из этого бесформенного клубка поднялось тело, темнота стекала с его плеч, как драпировка со статуи.

Я узнала блеск светлых волос, нежный профиль… который огрубел и стал звериным. На мягкую нижнюю губу выступали клыки. На кончиках пальцев были удлиненные когти. Рук встал на колени у ног Ре́лема и склонил голову.

– Такой послушный слуга. – Ре́лем погладил волосы Рука.

Вся сила и доброта Рука были уничтожены, а его тело сделали пустым, чтобы помочь монстру заползти внутрь.

Ре́лем ослабил напряжение в моей челюсти, чтобы я смогла говорить.

– Как ты мог? – завопила я. Боль плотнее сжала мои запястья, когда Ре́лем развернул Рука так, чтобы я видела его лицо. Плащ из тени, накинутый на его тело, шуршал, развеваясь у груди. Было видно полоску белой кожи и воспаленные шрамы на ней.

– Можешь забрать его себе, любовь моя, я не возражаю.

Ре́лем прекратил меня сдерживать, а затем послал Рука помочь мне подняться на ноги. Рук взял меня за талию, но в его прикосновении не было узнавания. Для него я была чужой.

– Я хочу, чтобы мы все были семьей, – успокаивающе сказал Ре́лем.

Я вспыхнула в руках Рука. Он отлетел назад, обнажив клыки. Вспышка боли, и Ре́лем снова бросил меня на пол.

– Да будет так. Мне придется взять тебя, как обычную военнопленную. – В его голосе была скорбь, когда Рук подошел забрать меня. Вот так все и кончится. Я была идиоткой, думая, что смогу его победить.

– Уильям! – эхом отразился от стен голос. Ре́лем резко дернулся, услышав свое старое имя.

В комнату, пиная осколки обсидиана, вошел Микельмас. Он остановился в двадцати футах от нас, заложив руки за спину.

Я попыталась закричать: «Убирайся, беги!» Но мою челюсть свело. Я так отчаянно пыталась открыть свой чертов рот, что чуть не потеряла сознание.

– Ты? – Ре́лем казался ошарашенным. Мускулы в моем теле расслабились.

– Она – твоя собственная плоть и кровь. – На лице Микельмаса блестел пот. Он старался как мог, чтобы замаскировать свой ужас.

– Ты читаешь лекции мне? – Внушающий ужас шепот Ре́лема начал переходить в мощный рев. – Ты послал меня в ад! – Он загорелся пламенем, яркие голубые огни завихрились в воздухе, отраженные в обсидиановых осколках, – было похоже, что сейчас в аду все мы.

Микельмас отступил.

С яростным криком Ре́лем запустил в колдуна огненный шар, от которого тот увернулся. Взмахнув рукой и прокричав несколько слов, Микельмас заставил все осколки черного стекла подняться в воздух. Из них сформировались маленькие птички с острыми крыльями и клювами-кинжалами, которые начали кружить вокруг Ре́лема и клевать его. Пока Бескожий Человек отбивался от них, Микельмас исчез, а потом появился рядом со мной.

Но тут же, вскрикнув от боли, он одеревенел. Ре́лем захватил контроль и над ним. Птички в один миг попадали на пол.

Ре́лем пронесся к Микельмасу и сорвал с его плеч пестрый сюртук. Мы с ужасом наблюдали, как он поджег его и швырнул на пол. Сюртук быстро сгорел, от него осталась лишь кучка пепла.

– Сейчас посмотрим, как ты попляшешь. – Ре́лем схватил Микельмаса за горло.

К моему ужасу, Микельмас начал плакать:

– Накажи меня, но оставь девочку в покое. Она ни в чем не виновата.

– Конечно, она ни в чем не виновата. Со временем, когда она будет со мной и увидит всю Англию, распростертую у ее ног, она оценит все, что я сделал, – скрипучим голосом сказал Ре́лем. Он швырнул колдуна на пол и склонился над ним, кровь с его лица капала на щеки Микельмаса. – Ты знаешь, что они со мной сделали.

– Я вижу, – Микельмас ловил ртом воздух.

– Не мои милашки, нет. Чародеи. Ты видел, что они сделали с моим братом. С Еленой. Ты держал мою девочку вдали от меня. – Его голос дрогнул от раздирающих его чувств. – Последний человеческий кусочек меня. Последнее напоминание о ее матери. И ты превратил ее в одну из них!

Он прорычал это последнее слово Микельмасу в лицо.

– После всего, что они сделали для нашей расы, ты раскланиваешься перед ними, как слуга. А ты слуга и есть. – В Ре́леме не осталось ничего от спокойного и ироничного Кровавого Короля. Годы горя и вины навалились на него. – Я тебя ненавижу.

Я вздрогнула. То же самое я и сама сказала колдуну. Но теперь Микельмас рыдал, слезы стекали в его седую бороду.

Каждая клеточка моего тела закричала, когда я села, но боль потихоньку начала отступать. Ре́лем до того зациклился на Микельмасе, что перестал обращать на меня внимание. Но у меня не было никаких сомнений в том, что я не смогу его победить. Я была недостаточно сильна.

Выхода не было.

– Я освежевал Чарльза Блэквуда. – Ре́лем обнажил зубы, глядя в лицо Микельмаса. – А что я могу сделать с тобой?

Ре́лем сжал кулак, и Микельмас взвыл, когда кожа с его левой руки начала отдираться. Она рвалась мучительно медленно, на это было ужасно смотреть. По руке колдуна побежала кровь. Он взвыл и ударил другим кулаком об пол, но ничего не мог поделать. Ре́лем у меня на глазах заживо сдирал с него кожу…

– Пожалуйста, нет! – заплакала я и поползла вперед. – Пожалуйста, отец!

Ре́лем остановился и опустил руку Микельмаса. Тот запричитал, прижимая к себе разорванную кисть.

Ре́лем изумленно произнес:

– Скажи это еще раз.

Трясясь, я вынула из ножен Кашку и отбросила ее в сторону. Затем, сломленная, рухнула и зарыдала:

– Отец, пожалуйста. Я не могу больше этого выносить.

Мой плач эхом отражался в окружающем нас пространстве, я закрыла лицо руками. Мое горе – по Ди, Уайтчёрчу, Лондону, Руку – было мучительным. Я плакала, пока не начала задыхаться, пока у меня не заболел живот.

Я не могла с ним сражаться. Победа над силой, которой он обладал, была невозможной.

Послышался треск стекла под ботинками. Ре́лем встал на колени и, нежно успокаивая, отвел руки от моего лица. Он помог мне подняться, металлический запах колдовства, витающий вокруг него, ослаб.

– Ну вот. – Он вытащил из нагрудного кармана на удивление не окровавленный платок и вытер мне глаза.

– Пожалуйста, просто отпусти его, – заскулила я. У меня стучали зубы. Ре́лем прижал меня к груди. Моя щека ощутила влажный и холодный окровавленный шелк, но я не отступила. Он провел рукой в перчатке по моим волосам.

Несмотря ни на что, я позволила ему прижать меня к себе. Он прижался подбородком к моей макушке и прошептал:

– Елена. Дорогая, у меня есть она.

Я задрожала от этих слов. И, несмотря на весь ужас этого момента, я почувствовала себя в безопасности. Закрыв глаза, я представила, как все должно было быть: мы дома, в Девоне, я сижу у него на коленях, и он обнимает меня, когда я плачу. Предполагается, что отцы должны сдерживать твои кошмары… Я позволила ему обернуть себя в кокон его защиты, слушала, как он шепчет имя моей матери, и плакала. Он меня успокаивал, говорил «тсс», гладил по волосам.

– Ну вот. Прости, дорогая, – пробормотал он, отстраняясь и касаясь моей щеки. Его единственный глаз блестел от непролитых слез. Там была искра доброты, о которой я молилась. Любовь показала в нем человека. Я задрожала от этого зрелища. – Ты сможешь меня простить?

– Если ты простишь меня.

Крошечный кинжал, тот, что я забрала из дома Ральфа Стрэнджвейса, выскользнуть из ножен на запястье и скользнуть мне в ладонь.

Моего отца нельзя было побороть силой оружия. Его доброта и его любовь были моим единственным оружием.

Я погрузила лезвие глубоко ему в сердце.

 

34

Ре́лем повалился на пол, и я вместе с ним. Я схватила его за шею, ощущая биение пульса и подергивание мускулов. Своим единственным глазом он смотрел на меня так, будто пытался понять. Кровь била струей. С трудом нащупав рукоятку и вытащив кинжал, я собиралась еще раз повторить удар, но… не смогла.

Я ударила своего отца ножом в сердце…

Кинжал выскользнул у меня из рук, мои пальцы онемели, чтобы удержать его. Не важно, сколько звериного я увидела в этом существе, но я видела и человека тоже.

Ре́лем зарычал, и этот звук потряс собор до основания. На меня наползла тень. Нет, не тень – Рук. Рук отбросил меня от своего хозяина и распластал на полу, его колени впились мне в бока. Держа когтистую руку у меня на горле, он обнажил жуткого вида клыки. И эти клыки вонзились мне в плечо.

Боль разорвала мускулы в клочья. Тьма полилась на меня со всех сторон. Может быть, я кричала, но мои крики не были слышны. В воздух надо мной начала прорываться пустота. Если я в нее посмотрю, я забуду, как меня зовут, забуду свое прошлое, друзей, все…

Нет. Я начала бороться и зажглась огнем, мне хватило сил. Рука обожгло пламя, и монстр отпрыгнул от меня.

Все мое тело было залито кровью, кровью… отца, кровь хлестала из моего плеча. Боль. В мою плоть словно воткнули тысячу горячих иголок; по венам, казалось, тек поток едкой кислоты.

Рук закрыл лицо руками и протяжно завыл. А я… я разобрала в голубом пламени изгибающиеся черные нити. Почему? Почему так? Сделав последнее усилие, я загорелась так ярко, как смогла.

Хрипло крича, Рук подлетел и выволок меня… Куда? Я не поняла… На свет. Я просто лежала; каждый вдох был как огонь у меня в легких.

Микельмас (его рука все еще истекала кровью), описывал круги вокруг Ре́лема. Отец попытался встать, но поскользнулся в собственной крови.

И это сделала с ним я.

Он воздел руки вверх. С его пальцев капала запекшаяся кровь:

– Приди! Корозот!

Рук, подняв сильный ветер, завернул хозяина в крылья из тени, и они оба растворились, как дым.

Мы с Микельмасом остались одни.

Колдун пытался отдышаться.

– Это я навлек на нас все это… – Казалось, на него снизошло откровение. – Мой сюртук. Мой прекрасный сюртук… – Он горестно взглянул на кучку пепла.

Я попыталась сесть, и боль еще сильнее запустила в меня свои когти. Зрение затуманилось, я словно издалека слышала свои крики. Микельмас был рядом со мной, он нашептывал мне что-то на ухо. И… произошло чудо, боль утихла. Вернее, она все еще вонзала в меня свои зубы, но на этот раз только слегка.

– Это поможет тебе не истечь кровью, – прошептал Микельмас, поднимая меня на ноги. Я, как привидение – определенно как привидение, – поплыла над полом во внутренний дворик. Затем мы вышли из дворца и стали оглядываться. Дым саваном закутывал улицы Лондона.

– И что теперь? – проскулила я. У меня подкосились ноги, Микельмас тоже сел, я прижалась к его плечу.

– Посмотрим, последуют ли Древние за своим хозяином. Возможно, они останутся и будут удерживать город до тех пор, пока он не… Если он вернется.

Я опять подумала о том, что сделала. Я не знала, как мне к этому относиться. Получается, что я воспользовалась слабостью Ре́лема. Человеческое в моем отце породило монстра во мне. И… он может вернуться?

Микельмас сморщился и схватил себя за обезображенную руку.

– Пришло время, когда я должен искупить вину.

– Что ты хочешь этим сказать? – Самой мне было легче, если иметь в виду физическую боль. Заклинание колдуна подействовало. Я осторожно вытерла с лица Микельмаса подсыхающую кровь.

– Я годами прятался, в то время как должен был заниматься решением нашей общей проблемы. Ну что же, сейчас самое время начать. – Он сжал мое здоровое плечо. – Ты возглавишь Армию Горящей Розы. Моим маленьким колдунам нужен кто-то сильный. – Микельмас коснулся моей головы, будто благословлял меня: – Даже не хочу думать о том, что будет, если Ре́лем выживет…

Некоторое время мы сидели молча.

– Я знаю, ты не можешь простить мне того, что я сделал, – наконец пробормотал колдун.

Прости меня. Я не допущу той же ошибки, что я совершила с Агриппой. Но я не могла обнять колдуна, поэтому просто погладила его по руке.

– Когда эта война закончится, у меня впереди будут целые годы, чтобы тебя изводить, – прошептала я.

– Ты всегда позволяла себе делать наглые замечания. – Микельмас снова застонал. – Ох, эта рана… Оставайся здесь, нет – не вставай!

Но я не послушалась его. Королева. Я должна найти ее, где бы она ни была, и убедиться, что она в безопасности. Но когда, игнорируя протесты Микельмаса, я все-таки поднялась на ноги, мир у меня перед глазами раскололся надвое.

Я не помнила, как упала.

– Просыпайся. – Влажная ткань холодила мой лоб, и кто-то поднял мне голову. – Пей.

Я поперхнулась горячей жидкостью, бегущей по горлу; на вкус она была как масло и базилик, а пахла влажной листвой. Я открыла глаза. Свет ножом проколол мой мозг, и я увидела чей-то размытый образ.

Мария. Ее волосы были заплетены в косу, бегущую по спине, а круги под глазами свидетельствовали о том, что она провела бессонную ночь. Я села, и мир снова начал распадаться на кусочки, но после нескольких глотков картинка восстановилась. Мое туго перевязанное плечо пульсировало, но боли почти не ощущалось. Почти.

Мы были в одной из комнат дворца; правда, хорошую мебель из нее вынесли, а ковры свернули. На месте картин остались четкие квадратные следы. Выглянув в окно, я увидела двух мужчин – патруль, – в руках у них были посохи.

Значит, Орден не уничтожен полностью.

– Как долго я спала? – Мой голос прозвучал так, будто принадлежал старухе.

– Два дня, мисс, – рядом со мной села Лилли. Ее светлые волосы с золотистым отливом были растрепаны, лицо испачкано, но руки ничуть не дрожали, когда она клала мне на лоб компресс.

Я спросила Марию:

– Что с Ди?

– Он жил, но я ввела его в сон. – Она опустила глаза. – Ему придется приспособиться.

Лилли охнула, выжимая компресс.

– А что с остальными? – Мое сердце забилось чаще. – Что с Королевой?

Мария посчитала на пальцах.

– Ее Величество в безопасности. – Она кивнула на патруль в окне. – Монстры постепенно уходят, но некоторые еще здесь. Ордену пришлось установить вокруг дворца защитные барьеры, пока они не решат, что делать.

– А как же горожане? – спросила я.

Мария и Лилли обменялись мимолетными взглядами.

– Не беспокойся сейчас об этом, – сказал Мария, поднося к моим губам чашку. – Ты пей, пей. Это снимает боль, но, видимо, придется придумать что-то более действенное.

– Действенное? – Я ничего не понимала. Если эта рана меня не убила…

– Рук укусил тебя… – Мария не спрашивала, она утверждала. – Он сейчас Древний… своего рода.

Она встретилась со мной взглядом, кроме доброты, в нем была честность.

– Ты – Нечистая.

Все мысли исчезли. Я осторожно дотронулась до плеча. Я знала, что это означает. Ухмылки и полные отвращения взгляды, когда ты проходишь мимо. Ты – всего лишь пустой сосуд для монстра, который оставил на тебе свои отметины. Рук – то, что раньше было Руком, – теперь был моим хозяином.

– А Королева знает? – спросила наконец я.

– Ага. Она знает, и еще знает…

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Магнус. Видок у него был еще тот: весь в грязи, волосы, присыпанные пеплом, казались седыми. Кителя на нем не было, рубашка порвана. По лбу змеился длинный и уродливый порез, лицо припухло от свежих синяков, но он был жив. Он подбежал ко мне, и я сжала его руку, обратив внимание, что грязное лицо было исчерчено дорожками от слез.

– Ты гений, – пробормотал он. – Как, черт побери, ты это сделала? – Его взгляд метнулся к моему плечу. – Все еще болит? Сильно?

– На какой вопрос тебе ответить сначала? – улыбнулась я.

– Ага. Вот он знает. – Мария легонько ударила Магнуса, заставляя его уйти. – И лорд Блэквуд тоже.

– Он жив?

– Более чем, – сказала Лилли. Она хотела продолжить, но тут дверь снова открылась, и в комнату зашли два чародея в красных солдатских мундирах.

– Она проснулась, – сказал один из них, глядя на меня. Я не могла прочитать выражение его лица. – Император желает ее видеть.

– Ей нужен отдых, – заспорила Мария, но они не слушали.

Император? Значит, Ее Величество кого-то назначила. Скорее всего, капитана одного из эскадронов.

Император зашел в комнату и встал передо мной.

Это был Блэквуд.

 

35

На нем не было ни царапинки. Где-то он нашел девственно чистую белую рубашку и неиспачканный пиджак. Его черные волосы, идеально причесанные, сияли в прямоугольнике резкого солнечного света, падающего из окна. Контраст между Магнусом и Блэквудом был невероятным. В опустошенном городе Блэквуд выглядел лучше чем когда бы то ни было.

Он стал Императором чародейского сообщества? Мальчик семнадцати лет, который пока еще не примкнул даже к рангу чародеев-магистров?

– Как? – У меня пересохло в горле, и Лилли дала мне воды.

– Мы можем остаться наедине? – Блэквуд говорил как человек, знающий себе цену. Все немедленно подчинились, даже заворчавший Магнус. Мы остались одни. Смотрели друг на друга и никак не могли понять, как себя вести. Во всяком случае, я не могла понять. Его взгляд остановился на моем перевязанном плече.

– Я Нечистая, – сказала я.

– Да, – Блэквуд сказал это на выдохе, так тихо, что я едва расслышала. Губы сжались в тонкую напряженную ниточку. – Что произошло?

– Я воткнула Ре́лему нож в сердце. – Это прозвучало настолько просто, что я начала хихикать. Хихиканье перешло в икание и чуть не кончилось слезами. Я отпила еще воды, пока Блэквуд переваривал услышанное.

– Как?

У меня не было сил рассказывать всю историю:

– Я изыскала возможность. Он призвал Рука, а Рук укусил меня. – От одного упоминания имени Рука боль у меня в плече разгорелась яркими языками пламени. – Затем я упала в обморок. А что случилось с тобой, после того как…

– После того, как ты меня бросила? – Казалось, он не злится. Скорее, пытался понять. – Я примкнул к эскадрону. Мы сражались рядом с собором Святого Павла. Наши потери… значительны. – Он оглядел пустое пространство комнаты. – Ты и сама помнишь, что многие остались под землей у фей. Половины чародеев, защищавших Лондон, тоже нет.

Большинство тех, кого я видела каждый день, погибли… Мой желудок наполнился свинцом.

– Сколько нас осталось?

Блэквуд вздрогнул, будто от боли.

– Пригодных к военной службе? Не более пятисот.

Я даже в мыслях не ожидала такого.

– В Лондоне осталось всего пятьсот человек? – прошептала я.

– Ты неправильно поняла. – Он посмотрел на потолок, будто считывая с него линии судьбы. – Древние и фамильяры, воспользовавшись преимуществами дорог фей, ударили по каждому большому и маленькому городу, где были чародеи. На всю Англию осталось пятьсот посвященных.

Это было истреблением. Ре́лем никого не пощадил.

– А что с женщинами и детьми? – прошептала я. Силы меня покинули, и я снова соскользнула в постель.

– Мы пока не можем с уверенностью сказать, – мягко ответил Блэквуд. – Ты можешь встать? Пойдем, – он протянул мне руку. – Я должен обратиться к нашему Ордену. – Наш Орден – это звучало странно.

С его помощью я встала на ноги, он позвал Марию и Лилли. Девушки подхватили меня под руки и довели до внутреннего дворика, но у входа в Обсидиановый собор им пришлось передать меня чародеям, так как входить в него могли только посвященные.

Посмотрим, что будет, когда они узнают, кто такая Мария, мрачно подумала я, позволяя провести меня внутрь.

Заполненными были только первые два ряда. Некоторые смотрели в пространство невидящим взглядом, раскачиваясь взад-вперед. Другие усердно трудились, заметая осколки. Я нигде не увидела крови, ее не осталось; должно быть, они ее замыли. Я заметила нечто, что заставило меня напрячься: большинство присутствующих были либо слишком молодыми, либо… старыми. Либо шестнадцать, либо шестьдесят. Ре́лем уничтожил наших лучших воинов. Я поискала глазами Валенса; он был здесь, занимался уборкой помещения.

Боль в плече расцвела пышным цветом, и я упала. Довольно грубо меня поставили на ноги.

– Хоуэл! – ко мне пробился Магнус, чтобы поддержать. Вольф и Ламб тоже подошли.

Они живы. Мои раны взорвались пронзительной болью, будто разозлившись, что я забыла о них на мгновение. Вольф подхватил меня на руки и усадил на скамейку.

Ламб прошептал:

– Ты взяла «Белладонну», ты увидела… – Он улыбнулся.

– Да, увидела.

Вольф погладил меня по руке. Мы все снова сошлись вместе. К черту то, что произошло, я была удачливее, чем многие.

Все стихли, когда Блэквуд взошел на помост. Сломанный трон валялся в углу как напоминание о том, что мы потеряли. Напряжение возросло. Казалось, чародеи ждали возможности наброситься на мальчика-Императора. Почему Королева доверила столь важную роль Блэквуду?

Но, похоже, особого выбора у нее не было.

– Мы все серьезно пострадали, – загремел голос Блэквуда. – Уайтчёрч погиб, и я знаю, что многие не одобряют сделанный Королевой выбор.

Его слова были встречены гробовым молчанием. Кто-то проявил благородство и закашлял.

– Тогда позвольте мне объяснить, – продолжил Блэквуд. – Бо́льшая часть правительства Ее Величества была вырезана во время неожиданной атаки. То, что осталось от армии и флота, оказалось рассеянным по стране. Премьер-министр жив, но тяжело ранен. Вся наша старая охрана уничтожена. – Он оглядел зал, ожидая реакции на свои слова, но ее не последовало. – Королеве нужен был совет колдунов, и я предложил Ее Величеству безопасность, которую смогу обеспечить, только если буду занимать должность Императора.

Я чувствовала, что он сортирует взглядом собравшихся на союзников и врагов.

– Мое поместье в Сорроу-Фелл – оплот безопасности. Есть еще Домбрийский приорат, но в Домбре нет ни достаточного пространства, ни ресурсов, чтобы вместить всех оставшихся чародеев.

Начался ропот. Кто-то выкрикнул:

– И что вы предлагаете, сэр? – Тон был грубым.

Враг. Блэквуд не колебался:

– Мы поедем на север, в Сорроу-Фелл, и останемся под защитой фей.

Зал немедленно взорвался спорами о феях. Я попыталась сообразить, как это сработает. Блэквуд поднял руку и держал ее так, пока постепенно не установилась тишина.

– Сорроу-Фелл – подарок одного из придворных Светлого двора королевы Титании. Армия Мэб не может пересечь эти границы, не может и Титания. Это физически невозможно без моего личного приглашения. Таким образом, поместье превращается в единственное место во всем королевстве, где мы будем в безопасности и от Древних, и от фей.

Он был прав. Я слышала, как чародеи неохотно соглашаются.

– А как насчет переживших атаку жителей Лондона? – Магнус встал.

– Мы можем забрать только самых значимых. – В голосе Блэквуда послышалось сожаление. – Нам придется пренебречь всеми жителями нечародейского происхождения.

После этих слов все закричали, и если бы я не была настолько слаба, я бы присоединилась. Я вспомнила ночь в доме Агриппы, когда у нас с Блэквудом разгорелись горячие споры о защите сильных и слабых. Не может быть, чтобы я сейчас расслышала верно. Однажды он сказал, что ни одна жизнь невинного человека не стоит дороже, чем жизнь другого, а теперь это? Бросить людей, которых мы поклялись защищать?

Ее Величество посвятила вас.

– Это единственный для нас способ выжить. – Блэквуд подождал, пока все успокоятся, но в задних рядах все еще стоял сердитый гул. Он выглядел невозмутимым, будто предвосхитил нашу реакцию. Мне пришло в голову, что он чувствует себя как рыба в воде. – Те невинные люди, что падут в грядущие месяцы, – тяжкая ноша для нас, но поколения, которые появятся впоследствии, будут существовать благодаря тому, что мы сделаем сегодня. Впереди маячит надежда. У нас есть оружие. Мы знаем, что Ре́лем тяжело ранен. – Он встретился со мной взглядом. – Если мы будем полагаться исключительно друг на друга, то от победы нас могут отделять всего лишь несколько недель.

Тем не менее многие были не готовы переезжать. Валенс встал, он побагровел от гнева.

– Это идет вразрез со всеми нашими клятвами, которые мы давали при посвящении! – выкрикнул он, и я с ним была вполне согласна. Он пнул кучку разбитого обсидиана, и все стихли. – Мы не можем оставить этих людей на убой!

– Мы годами прятались за защитным барьером, – голос Блэквуда был ледяным. – Я же прошу дать мне несколько месяцев.

– Это чудовищно! – огрызнулся Валенс.

Блэквуд закрыл глаза, и в зал проник холодный ветер, пробравший меня до костей. Чародеи удивленно вскрикнули. Блэквуд по очереди посмотрел на каждого, и каждый почувствовал его силу. Так было при Уайтчёрче. Но Уайтчёрч никогда не использовал свою силу, чтобы нас утихомирить.

Когда ветер стих, наступила полная тишина, и Блэквуд продолжил:

– Объединившись, мы выживем. По отдельности, – он быстро взглянул на Валенса, – мы не переживем и зиму. Мы будем в безопасности, но не в полной. Пейлхук творил страшные вещи, чтобы защитить нас от реальности, но я ничего такого делать не буду. – Глаза Блэквуда блеснули. – Мы будем работать не покладая рук, пока Древние не будут уничтожены. Думаю, каждый из сидящих в этом зале потерял близких во время атаки. Друга, брата, сына…

Некоторые положили руку на сердце. Блэквуд завладел их расположением..

– Я потерял отца, хотя и давно. И будь я проклят, если потеряю еще одного члена семьи. – Он ударил себя в грудь. – Орден – это моя семья. Отныне и навсегда.

Он лгал. Он не оплакивал своего отца, и у него не было большой любви к Ордену. Но прямо сейчас мальчик, который, как я знала, больше всего на свете ненавидел неискренность, именно ее и проявлял, чтобы добиться своей цели. Чтобы за ним последовали, чтобы ему поверили.

Валенс, ругаясь, сел на место. Он понял, что проиграл.

– Давайте поработаем вместе, чтобы эта война закончилась. Затем, когда мир будет восстановлен, я сложу с себя полномочия Императора. – Блэквуд склонил голову. – Даю вам слово.

Зал взорвался аплодисментами. За несколько минут Блэквуд завоевал всеобщую симпатию: в конце концов, все отчаянно хотели, чтобы кто-то принял на себя ответственность. Но мальчики и я молчали.

– Как я и сказал, мы все выступим единым фронтом, и рядом со мной должны быть самые лучшие советники. Что подводит меня к еще одному, более радостному сообщению. – Он протянул ко мне руку. – Генриетта Хоуэл станет моей женой.

Магнус выдал изумленный смешок. Все остальные снова загудели, но теперь ошеломленно. А я уставилась на Блэквуда. Я улыбалась. Умно придумал. Как следовало из Устава, Император выбирает жену графу Сорроу-Фелл. Так что Блэквуд сделал блестящий маневр. Я начала тихонько смеяться.

– Что тут, черт возьми, смешного? – казалось, Магнус не верит ни своим глазам, ни своим ушам.

Икая, я объяснила ему, что и Элиза, и ее брат – мастера по неожиданным объявлениям о помолвке.

Собрание закончилось. Предстояло много работы: назначить телохранителей Королевы, нагрузить повозки провизией, перебинтовать раненых, чтобы они перенесли дорогу, но самое главное – продумать безопасное отступление из города. Лондон обречен быть разрушенным до основания. Но все надеялись, что мы еще вернемся и заново отстроим его.

Прихрамывая, я поднялась по лестнице к покоям Императора – Блэквуда. Магнус хотел меня сопроводить, но я отклонила его предложение. Это касалось только нас двоих – Блэквуда и меня.

Ре́лем, как ни странно, не тронул это место. Даже фарфоровый бульдог стоял на столике, ожидая, когда его погладят по голове, чего больше никогда не случится. В укромном уголке сиял фонарь Optiaethis. Значит, он пережил атаку. Мне было неприятно на него смотреть.

Кажется, Блэквуд знал, что я приду; он сидел в кресле и пытался вести себя непринужденно, что удавалось ему плохо. Когда я вошла, на его лице отразилась озабоченность, смешанная с триумфом. Я попыталась с достоинством сесть, но в плечо ножом впилась боль. Он бросился мне помочь, но я его остановила.

– Я справлюсь, – сказала я.

Блэквуд сел напротив. Только что он дерзко объявил о помолвке, а сейчас отводил взгляд.

– Ты меня не удивил, – ровным голосом сказала я.

– Сам не знаю, что на меня нашло.

– Лжец, – я произнесла это мягко, без вызова. – Ты просто хотел поставить меня в такое положение, чтобы я не смогла ответить «нет», по крайней мере не в зале.

Я откинулась на спинку кресла, чего бы не позволила себе ни одна леди. Но боль поубавилась.

– А ты хорошо меня изучила, – довольно прошептал он. Мне стало жарко от неприкрытого желания в его взгляде. Он желал меня и теперь, когда…

Теперь.

– Я стала Нечистой. – Не было никакого смысла приукрашать реальность. – Ты не можешь смешивать благородную кровь Блэквудов с моей вырождающе…

– Не говори так! – Он поднялся, побагровев от ярости. – Мне не важно, чем ты стала. Я хочу тебя.

Вся моя холодность растаяла, и я обнаружила, что чуть не плачу.

– Все, что произошло, – моя вина, – прошептала я.

– О чем ты? Скорее, только благодаря тебе хоть кто-то выжил. Если бы ты не нанесла Ре́лему этот удар… Как тебе это удалось, черт побери?

Это был вопрос Императора. Все мои импульсы кричали: «Соври! Соври во спасение!» Но я слишком устала, и у меня слишком все болело.

– Ре́лем – мой отец, – сказала я. Так странно, что три коротких слова могли настолько сильно изменить чью-то жизнь.

Он спал с лица:

– Что?!

– Уильям Хоуэл оказался в мире Древних много лет назад, во время провалившегося эксперимента, который он ставил с Микельмасом. – Я сделала паузу. – И с твоим отцом.

Блэквуд осел в кресло.

Я рассказала ему, что узнала от Микельмаса и как я убедила Ре́лема подойти поближе, чтобы ударить. Казалось, каждое мое слово еще больше обессиливало Блэквуда. Когда я описала, как Рук нанес мне рану, он закрыл лицо руками.

Я рассказала ему и о том, что сделал его отец: перерубил веревку, в результате чего мой отец был послан на погибель.

Когда я закончила, Блэквуд молчал.

– Ты должна меня ненавидеть… – Он поднял голову, его глаза покраснели. – Конечно, ты никогда не сможешь меня полюбить, зная это. – Каждое его слово было насквозь пропитано презрением к себе. Он ударил по подлокотникам, затем встал и отошел в сторону. – Мой отец отравил мне все. Почему бы заодно не испортить и все, связанное с тобой?

– Когда я отвергла твое предложение, это не имело никакого отношения к твоему отцу. Я любила Рука.

Любила. Потому что Рука больше нет. Рана у меня на плече пульсировала, вновь и вновь напоминая о моем поражении.

– Любила? – осторожно спросил Блэквуд. В его голосе и взгляде была надежда. – Значит, ты его больше не любишь.

Это был не вопрос. Это был… завуалированный приказ. Сжав зубы, я с трудом поднялась. Я не позволю указывать мне, что я могу или чего я не могу чувствовать, даже теперь.

Боль еще глубже запустила в меня когти, и мои колени подогнулись. Блэквуд подхватил меня, стал нежно баюкать, а я успокаивалась под ритмичное биение его сердца. Шелк его жилета был прохладным, маленькие пуговицы из слоновой кости врезались мне в щеку. Он пробормотал извинения.

– По крайней мере, мы снова друг с другом честны, – прошептала я.

– Да. Твои секреты, Генриетта, – это мои секреты. – В его голосе были нотки восторга, но он обнимал меня… как собственник. Вот она – крохотная частичка его отца, та частичка, которая искала собственничества. Это заставило жар, охватывающий меня от его прикосновений, поутихнуть, но только немного. Блэквуд – не его отец.

– Я полагаю, это тебе решать, как Императору, что со мной делать. – Если он захочет бросить меня в повозку, идущую в тюрьму, я не буду сопротивляться.

– Конечно, мы сохраним это в тайне, но если Ре́лем выживет, мы сможем этим воспользоваться.

Я ударила своего отца ножом в сердце. Если мы еще когда-нибудь встретимся, не сомневаюсь, что он окажет мне сердечный прием.

– Ты воспринял это довольно… хорошо, – осторожно произнесла я.

– Едва ли я могу судить тебя за грехи твоего отца, если учесть, что ты знаешь о моем. – Блэквуд обнял меня за талию и помог сесть. Плечо пульсировало, но боль отступила, когда он коснулся моей шеи чуткими пальцами. – В этом есть что-то извращенное, но так я чувствую себя ближе к тебе. – Он приблизил свои губы к моим. – Я знаю, что не владею твоим сердцем так, как владел Рук, и я не такой очаровательный, как некоторые… – Непроизнесенное имя Магнуса повисло в воздухе. – Но я могу пообещать тебе свою любовь, Генриетта. – Он произнес мое имя ласково. – Я хочу, чтобы ты правила вместе со мной.

Править Орденом? Не думаю, что я была в состоянии править чем бы то ни было. И кем-нибудь.

– Не уверена, что это хорошая идея, – осторожно сказала я. Желание, которое я видела в его глазах, меня ошеломило.

– Ты можешь стать вторым по значимости человеком в английском чародейском сообществе, и ты не находишь, что это хорошая идея? – Он казался озадаченным.

В этом-то и была проблема – в чародействе как таковом. Сейчас мы представляли собой вид, находящийся под угрозой, и собирались еще больше изолировать себя от мира. Возможно, это было мудро, но не казалось правильным. Кроме того, Микельмас оставил мне Армию Горящей Розы, ну, по крайней мере, это обещало защиту. Так что…

– Я могу привести в Сорроу-Фелл колдунов? – Я и сама не заметила, как вылетела эта фраза. Блэквуд моргнул, а я добавила: – Микельмас ушел и оставил мне свою армию.

Озадаченное выражение лица Блэквуда сменилось озабоченностью. Чувствуя, что он не одобряет этого, я сказала:

– Мой отец может прибегнуть к услугам колдунов так же, как он прибег к услугам фей.

Блэквуд был не дурак.

– Ну, если мы их найдем, – пробормотал он, – ты можешь взять их на себя. – Он провел по моей щеке кончиком пальца. – Пусть это будет свадебным подарком.

В один миг Блэквуд провернул идеальный маневр. Может быть, он даже не понимал, что он это сделал, но таковы были его повадки, это было для него так же естественно, как для паука плести паутину. Проведя тыльной стороной ладони по моей щеке, он прошептал:

– Несмотря ни на что, на твою ложь и твои раны, я ничего не могу с собой поделать, я люблю тебя. Я не в силах этому сопротивляться. Будь моей женой.

– А если я скажу «нет», ты меня заставишь? – Как Император, он мог это сделать.

Его глаза заблестели, в них что-то ожило, когда я сказала заставишь.

– Я бы не стал этого делать, – сказал он наконец. – Но ты нигде не будешь в такой безопасности, как подле меня.

А затем произошло то, чего я ожидала меньше всего: он чуть не расплакался.

– Возложенная на меня ответственность меня пугает. Я сам себя пугаю, – пробормотал он. – Помоги мне, Генриетта. Спаси меня.

В самом деле – спасти его, точно так же, как он предложил спасти меня. На самом деле здесь было не только это. Тут были замешаны дела наших отцов и странные шутки судьбы, которые свели нас вместе. На наших посохах были сходные изображения плюща, и эти побеги плотно связали нас вместе. Когда он взял меня за подбородок своей прохладной рукой, в этом прикосновении была судьба. Что-то темное, спящее во мне, зашевелилось и приоткрыло один глаз. Как будто какая-то тайная часть моей души была специально для этого создана.

Но все же он пугал меня: его желание.

И все-таки, возможно, именно к этому и должна была привести меня судьба. Возможно, с монстром, которого я скрывала в себе, мог справиться только он, и наоборот. И еще в моем распоряжении, где бы они ни находились, были колдуны и народ немагического происхождения, лишенный защиты чародеев. Им понадобится кто-то, кто сможет защищать их интересы. Поэтому, набрав в грудь воздуха, я кивнула.

– Да? – Блэквуд казался изумленным.

– Да, я выйду за тебя замуж, – сказала я.

Он поцеловал меня. Его губы были мягкими, но это было единственной нежностью. Здесь не было распаляющего поддразнивания, как с Магнусом, и не было чувства, что ты вернулась домой, как с Руком. Он схватился за мои волосы и терзал мой рот до тех пор, пока не насытился. Когда я застонала, он прошелся дрожащей рукой вдоль моего тела. То, что спало во мне, проснулось и распустилось, отвечая на его зов. Несмотря на боль, я обнаружила, что тоже открываю рот, это был внезапный прилив удовольствия. Когда я стала отвечать на его поцелуй, он отпустил меня, заставив умолять: «Еще».

В его глазах светился триумф. Наконец-то он получил, что хотел. Видеть это было и волнующе, и страшно.

– Мы будем счастливы вместе, – прошептал он, слегка касаясь моего подбородка и снова целуя меня в губы.

– Прежде всего, – сказала я, отстраняясь, – мы будем сильными.

 

36

Следующим утром мы покинули Лондон, наши телеги и кареты подпрыгивали на заваленных булыжниками тротуарах. Армия чародеев имела форму стрелы с нечеткими очертаниями, Блэквуд и самые сильные бойцы шли впереди, готовые принять удар на себя. Обоз Ее Величества, повозки с провизией и раненые были защищены со всех сторон.

Когда мы вышли из города, воздух был пронизан мрачными настроениями. Впервые со времен нормандского завоевания в Лондоне не будет колдунов…

Мое место было рядом с Блэквудом, но вместо этого я лежала в карете с зашторенными окнами, морщась при любом резком движения. Мария все время пыталась вгонять меня в сон, чтобы облегчить боль, но она была не властна над сновидениями.

Кошмары были зубастыми. Во сне я видела желтые глаза и изогнутые когти, слышала шепот на неизвестных мне языках. Когда я, дрожа и потея, в очередной раз отказывалась поспать, Мария кормила меня бульоном или давала лекарство. Или просто сидела со мной.

Она и с Руком вела себя так же? Каждый день ощущая, как тьма накатывает на него с беспощадностью волн, лижущих пляж?

В первый день мы прошли довольно много. Вечером, когда мы наконец остановились на привал, я раздернула шторки, чтобы оглядеть лагерь. По периметру стояли чародеи, их руки лежали на посохах, они были готовы дать отпор. Блэквуд управлял Орденом, как армией.

На следующий день я почувствовала себя немного лучше, боль не сводила с ума. На привале я вышла из кареты на солнечный свет, хотя Мария не была уверена, стоит ли это делать. Что, и раньше солнце светило настолько ярко? Прикрыв глаза рукой, как козырьком, я заметила скопление повозок, в которых везли раненых. Где-то там должен быть Ди.

Он лежал на бархатных подушках, таких славных, что их, должно быть, украли из дворца. Мы, как разбойники, обчистили Лондон и скрылись с награбленным. Мальчик пошевелился, когда на него упала моя тень, и открыл свой единственный глаз.

– Рад видеть тебя, Хоуэл, – слабо улыбнулся он и попытался усесться, но это было трудно сделать, имея только одну здоровую руку. Обрубок левой руки пониже локтя был перебинтован, на правую ногу была наложена шина – Мария ее спасла. Это уже что-то. Повязка из ткани закрывала правую сторону его лица. Припухлости спали, но линии шрамов все еще расчерчивали его щеки и подбородок.

Я налила ему воды. Ди пил, пока я поправляла его постель.

– Спасибо, – улыбнувшись, он снова превратился в того быстро краснеющего молодого человека, которого я встретила в доме Агриппы.

Я не хотела плакать при нем. Рядом с ним я обнаружила книгу, «Айвенго», и начала читать вслух. На несколько минут я смогла забыть о головной боли и боли в теле. Книга успокоила меня так, как не могло успокоить ни одно лекарство. Когда я закончила, Ди закрыл глаз.

Я думала, он уснул, и приготовилась тихо ускользнуть, но он пробормотал:

– Хочешь услышать кое-что забавное? – У Ди порозовели щеки. – Мой отец будет так разочарован.

– Ох… – Я не смогла придумать ничего другого, что можно было бы сказать. Кто не был бы разочарован, увидев своего сына покалеченным?

– Я встречался с ним только три раза, знаешь? Это потому, что моя мать была… Это, скорее, то, кем она не была. – Ди подтянул одеяло. – Она была гувернанткой его детей. Моя настоящая фамилия Роббинс.

Ох. Ди был незаконнорожденным. Во всех слоях нашего общества, узнав такое, хмурились, а у чародеев был строгий закон, запрещающий незаконнорожденным становиться членами Ордена. Конечно, это был невероятно глупый закон, но его придерживались. Как ему вообще разрешили тренироваться?

– Отец вышвырнул мать, когда выяснилось, что она ждет ребенка, но моя бабушка позволила нам жить в ее поместье. Никто никогда не думал, что я смогу получить собственный посох, пока мой сводный брат Лоурэнс не погиб на дуэли. Отец заставил Орден признать меня законнорожденным. Это было сложно сделать, так как надо получить письменное разрешение Императора, но он отчаянно хотел иметь наследника. – Ди усмехнулся. – Я не хотел менять свою настоящую фамилию. Я думаю, «Роббинс» звучит лучше, чем «Ди».

Одной рукой он пролистал страницы «Айвенго».

– Самое забавное во все этом, что после всех этих хлопот он будет так разочарован, что я… Такой.

– Храбрый? – сказала я. Меня всегда поражало, какими идиотами бывают люди.

– Что ж. В конце концов, у меня есть друзья. – Откинувшись на подушки, Ди пристально посмотрел на меня. – Когда я впервые приехал в Лондон, со мной все обращались ужасно из-за моей матери, до тех пор пока Магнус не стал драться с каждым, кто что-то говорил. После того как он разбил несколько носов, все стали молчать, как в могиле. Он хороший друг.

Прежде чем я успела ответить, к нам подошла Лилли, в руках она держала поднос с едой. Ди от нее отвернулся, а у меня появилось чувство, что она некоторое время слушала наш разговор. Девушка тепло улыбнулась, ставя поднос Ди на колени.

– Время принимать лекарство, сэр. – Под лекарством она имела в виду гороховый суп Марии. Но Ди все равно на нее не смотрел.

– Мне очень жаль, что тебе приходится это делать, – тихо пробормотал он. – Должно быть, на меня тяжело смотреть.

Лилли покраснела.

– О нет, я делаю это с гордостью. – Она подала ему дымящуюся картофелину на вилке. – Мне нравится присматривать за храбрыми мужчинами.

Мне показалось, Ди потеряет сознание, когда она сказала храбрыми. Когда Лилли взяла в руки «Айвенго», он выглядел совершенно зачарованным.

– Кто-то остановился на середине. Хотите я продолжу?

– Ты мне почитаешь? – Улыбка Ди стала шире, а я отошла от повозки, чтобы дать им побыть вдвоем.

Проходя по поляне, я рассматривала окружающих меня людей. Чародеи по-прежнему стояли по периметру, напряженно ожидая нападения.

Снова вспыхнула боль. Как по волшебству, рядом со мной оказалась Мария, она заворчала, поддерживая меня.

– Поверить не могу, что мне пришлось гоняться за тобой по всему лагерю. Ты хуже сбежавшего щенка.

– Хотела бы я постоять в карауле… – Если бы я присоединилась к страже, это означало бы, что я контролирую свое предательское тело.

– Однажды ты сможешь это сделать, но это произойдет не скоро и не так, как ты привыкла. – У меня в горле встал ком. Да, уже ничего не будет как прежде.

Мы вернулись к карете. Я не хотела забираться в нее, но у меня не было выбора. Когда я поставила ногу на ступеньку, Мария сказала:

– Не знаю, как они будут нести стражу… Эскадрон уходит. Его светлость носился с этим как курица с яйцом.

– Какой эскадрон? – не поняла я.

– Валенс забирает часть мужчин и отбывает на север, чтобы помочь армии Ее Величества. Сказал Блэквуду, что не хочет сидеть за стеклянными стенами. – Она заправила за ухо прядку волос. – Магнус идет с ними.

Пораженная, я соскользнула со ступеньки.

– Где он?

Мария попыталась меня остановить, но я побежала, игнорируя укусы боли. Вот они… Группа мужчин привязывала к лошадям мешки с провизией. Магнус был среди них, он чистил копыта своего гнедого. На нем был красный мундир с чужого плеча, сшитый явно для более крупного мужчины.

Черт побери, это было самоубийством.

С сердцем, бьющимся в горле, я подошла.

– Хоуэл! – Магнус был удивлен, увидев меня. – Ты здесь, чтобы попрощаться?

Он потрепал лошадь по шее; ее ухо задергалось от удовольствия.

– Куда вы собираетесь?

– В Нортумберленд. Говорят, все больше фамильяров присоединяется к битве против восьмого батальона. – Он попытался сказать это с легкостью, но я знала, какие ужасы их ждут. – Блэквуд… я хочу сказать, Император пришел в раздражение, но, думаю, когда он узнал, что я тоже хочу отправиться туда, он разрешил нам всем поехать. Не думаю, что он жаждет сделать меня членом семьи. – Шуточка. Он всегда шутит.

– Тебя убьют!

Наконец-то радужный фасад обвалился. Магнус выглядел измотанным, в его серых глазах больше не было жизни.

– А я и не притворяюсь, будто во мне есть какая-то необходимость. Ты – Горящая Роза, Мария – Предначертанная, Блэквуд – Император, а я? – Он покачал головой, его каштановые волосы блестели на солнце. – Солдат, и не более того. Просто расходник, латунный винтик в могучей военной машине. – Он запнулся. – Единственный человек, которому я был нужен, умер, а я просто стоял и смотрел. – Он застегнул ремни на седле лошади, затем крепко закрыл глаза. – С моей стороны было трусостью винить тебя за Рука.

– Нет, ты был прав. – Мой голос дрогнул. Заставь его остаться. Я принимала его присутствие как нечто само собой разумеющееся, и только сейчас, когда он уезжал в никуда, я поняла, как сильно он был нужен мне. Он был светом в мире, над которым сгущались тучи. Такой человек не может просто выбросить себя на ветер.

– Магнус, ты нам нужен. – Я сделала паузу. – Ты нужен мне.

– Нет. Тебе нужен Блэквуд. – Казалось, он уже все решил. – У меня нет причин оставаться, когда у тебя есть он. Ты запретила мне когда бы то ни было говорить о моих чувствах, сказал он. И я согласился.

У меня загорелось лицо.

– Пожалуйста, Магнус. Ты нужен Элизе.

– Если я умру, она будет год носить траур. Я спас ее от Фоксглава. По крайней мере, хоть раз от меня была польза. – Он вытащил свой посох и низко поклонился мне, это был поклон чародея. – Для меня ничего не осталось в этом мире, Хоуэл. Так что позволь мне найти какой-то смысл в мире ином.

Вложив посох в ножны, он вскочил в седло и взялся за вожжи.

– Прощай.

– Я не позволю тебе этого сделать! – крикнула я, встав перед лошадью.

Магнус опустил плечи.

– Ты должна меня отпустить, Генриетта, – сказал он.

Прежде чем я смогла ответить, Валенс засвистел, призывая эскадрон. Магнус поскакал, чтобы присоединиться к своим товарищам. Группа из десяти человек выехала за периметр и направилась на север. Я наблюдала за ними до тех пор, пока на горизонте не осталось только облачко пыли.

Магнус уехал.

Возвращаясь, я ощущала невыносимую боль в плече. Блэквуд ждал меня у кареты, держа дверцу открытой.

– Значит, они уехали, – сказал он с некоторой долей удовлетворения.

– Ты должен был заставить их остаться, – пробормотала я.

– Их? – спросил он со значением. – Или одного из них?

Мое молчание его успокоило. Взяв мое лицо в ладони, он поцеловал меня.

– Заходи внутрь. Солнце печет слишком сильно.

Он помог мне забраться в темноту кареты.

 

37

Дни сливались один с другим, а по ночам меня мучили кошмары. Пробуждаясь, я часто обнаруживала в карете Блэквуда или Марию, наблюдающих за мной. Очевидно, я стала ходить во сне и однажды чуть не вышла за пределы лагеря. То же самое происходило и с Руком, в самом начале. Теперь у меня все время болела голова, даже когда я спала.

Стану ли я такой же, как Рук? Сосудом для власти и ненависти Корозота? Возможно, Марии и Блэквуду лучше меня убить. Но я знала, что они этого не сделают, а у меня не было сил сделать это самой.

Мы прибыли в Йоркшир, я поняла это, даже не отдергивая занавески. Воздух здесь был другим – он пах камнями и мерзлой землей. Север был суров. Даже свет выглядел сизым. Однажды мы проснулись и обнаружили наледь на окнах, а от нашего дыхания шел пар. Когда-то я была счастлива, живя здесь, а моей самой большой проблемой были скудные завтраки и Колгринд. Как я могла быть настолько глупой?

– Скоро мы приедем домой, – сказал Блэквуд. Оттолкнув от себя одеяла, я села. Мария стала расстегивать лиф моего платья, вызвав у меня шипение. Блэквуд отвернулся, дав нам немного уединения, пока она, обнажив мое плечо, снимала бинты.

Я посмотрела на свои отметины. Они были черными, как ночь, но сами проколы – аккуратные и на удивление свежие. Мария стала втирать мазь, которая так сильно щипала, что я выругалась и случайно пнула Блэквуда в ногу.

– Они что, всегда будут такими черными? – простонала я.

– Ага. Похоже на то.

Зачем я только спросила… Шрамы Рука всегда были воспалены.

Разрабатывая плечо, я изучающе смотрела на Марию, пока она складывала свои склянки в деревянный ящик, стоящий у нее на коленях.

– Когда мы скажем, что нашли настоящую Предначертанную? – спросила я.

Блэквуд и Мария оба подняли на меня удивленные взгляды.

Блэквуд вскинул бровь:

– Ты считаешь, это мудро?

Такова была его манера – задать вопрос, а потом загонять спрашивающего в созданную им ловушку.

– А это не мудро? – спросила я.

Мария заставила нас прекратить споры.

– Я не хочу, чтобы кто-то еще знал. Пока рано. – Она наполовину раздернула шторки и стала смотреть на холмы. – Пока что мне нравится быть для всех невидимой.

– Всецело согласен, – Блэквуд с облегчением выдохнул. – Подождем подходящего случая.

Я молчала, пока карета не остановилась на привал, во время которого Мария ушла поухаживать за другими ранеными.

– Ты пытаешься сохранить свою власть, – сказала я.

Блэквуд округлил глаза:

– Она хотела это утаить.

– О, я не играю в игры. Если все станут притворяться, что я – это лучшее, что у нас есть, то тебя будут активно поддерживать.

– Нет, я делаю это, чтобы защитить женщину, которую люблю. – Линия его подбородка обозначилась четче, очевидно, то, что я сказала, его задело. – Нам надо обезопасить твои позиции. Ты – Нечистая, и если всплывет правда о Ре́леме, то даже я не смогу тебя защитить.

Свет из окна падал так, что половина его лица была в тени. Не говоря больше ни слова, он выбрался из кареты.

Я с трудом откинулась назад и провалилась в сон.

Чернота моего сна выцвела до серого. Вокруг было Ничто. Черт возьми, я снова была в астрале. Это могло означать только, что…

Появился Ре́лем, он держал одну руку на груди. Он еле стоял. Левая сторона его тела была перебинтована, через бинты просачивалась кровь. Что ж. По крайней мере, нам обоим было больно.

– Ты разбила мне сердце, – сказал он.

Он был жив. Несмотря на весь ужас этого осознания, я не могла не почувствовать некоторого облегчения.

– Ты не оставил мне выбора, – проговорила я.

– У тебя был выбор. Ты выбрала своих чародеев.

Он охнул от боли. Астральная плоскость вокруг нас стала вспыхивать и гаснуть. Должно быть, она забирала у него много энергии.

– Ты присоединилась к человеку, который приговорил твою собственную мать.

Какое отношение ко всему этому имела моя мать?

– Ты предпочла мне убийц.

– Ты тоже убийца, – сказала я ледяным тоном.

– Ты предпочла человека, который превратил меня в это, – осклабился он, указывая на свое собственное бескожее лицо.

– Выбирая между тобой и Англией, я выбрала Англию, и я поступила бы так же вновь.

– Это так? – усмехнулся он. И снова все, что нас окружало, слегка искривилось. – Тогда одних чародеев мне уже мало. Англия за это заплатит. – Его лицо налилось чистой ненавистью. – Грядет Добродушный Император. И вы все засвидетельствуете его улыбку.

Я с криком пришла в себя, плечо горело. Блэквуд вернулся в карету и, пока я спала, гладил меня по волосам. Он мгновенно поднес к моим губам фляжку с водой.

– Ты в порядке? – спросил он.

Я напилась и вытерла рот тыльной стороной руки в перчатке. Очень похоже на леди.

– Ре́лем, – прошептала я. – Все еще жив.

Блэквуд сделал дрожащий вздох:

– По крайней мере, теперь мы это знаем.

Некоторое время мы сидели молча. Я прижалась к нему лицом, затерявшись в запахе снега и сосны. Он был на свежем воздухе. Я ему завидовала.

Будто на что-то решившись, он прошептал:

– Вот. – Взяв мою левую руку, он аккуратно расстегнул пуговички перчатки на запястье и снял ее. Смелый жест. – Ради этого я рискнул сделать вылазку домой. Его по традиции носит будущая графиня Сорроу-Фелл. – Он достал из кармана кольцо и надел мне на палец. Оно было мне велико, но, надеюсь, когда-нибудь станет впору. Простое серебряное кольцо с крошечной жемчужинкой. Я подивилась тому, какая она маленькая и идеальная.

– Спасибо, – пробормотала я.

Он поцеловал мое обнаженное запястье, и от прикосновения его губ у меня зачастил пульс. Мы были одни в карете, и его маска Императора слегка подтаяла.

– Не бойся меня, – прошептал он.

Черт. Он чувствовал, как я дрожу от его прикосновений, но ничего не могла с этим поделать. Свет лег на его лицо таким образом, что он выглядел в точности как его отец.

– Я не боюсь. – Я в это верила. Почти.

Карета так резко остановилась, что я чуть не упала Блэквуду на колени. Он постучал в крышу:

– Что происходит? – Но затем с облегчением закрыл глаза, как будто уловил ответ. – Мы миновали барьер.

Я тоже это почувствовала – у меня покалывало кожу от света. Это было не похоже на головную боль, которую вызывала защита, это было что-то более естественное и успокаивающее.

– Пойдем, – сказал он, выбираясь из кареты. – Я хочу тебе показать.

Он помог мне спуститься, и мы пошли, взявшись за руки.

Вокруг нас был густой туман, но он рассеялся, когда мы поднялись на вершину холма. Впереди нас в солнечном свете раннего утра блестел окнами особняк. Его как будто вырезали из времени. Фасад украшала мраморная колоннада, точь-в-точь как у древнегреческих храмов. Дальше начиналось Средневековье, но очень необычное. Сторожевые башни были спиралеобразными, окна на них располагались хаотично. Создавалось впечатление, что законы притяжения к этому дому не относятся: я подумала, что можно будет сбежать вниз по лестнице и каким-то образом оказаться на потолке и там танцевать. По правде говоря, ничего удивительного, ведь это особняк создавали феи. Рядом сверкал пруд, а в темную поросль деревьев уходил изумрудный газон. Лес казался черным. В воздухе чувствовался аромат волшебства.

Я снова подумала о пророчестве, о том, как белая женская рука поднимается над темным лесом.

Все это скоро произойдет, разве нет?

Блэквуд прошептал мне на ухо:

– Я надеялся привезти тебя сюда одну, после того как мы поженимся. – Он легко коснулся губами моего виска. – Но это может подождать.

К нам подбежала Мария. Ее ярко-синий плащ был застегнут на плечах. Он сверкал, подчеркивая цвет ее волос.

– Хорошо приехать домой? – спросила она Блэквуда. Она была такой румяной, какой я ее никогда не видела. Кажется, север и природа шли ей на пользу.

– Очень хорошо, – ответил он.

Мария схватила меня за руку:

– Пойдем. Тебе надо делать упражнения.

Пока кареты и повозки останавливались у холма, она увела меня, а Блэквуд занялся чародеями.

– Ты только посмотри на это! – Мария остановилась под тенью дуба. – Ты когда-нибудь думала, что увидишь такое место?

Мне показалось или я прочитала в ее глазах страх?

– Никогда. – Я слегка подтолкнула ее локтем. – Ты готова встретить свою судьбу?

– Если ты останешься со мной. – Казалось, у нее перехватило дыхание. – Я не вижу, как бы я смогла сделать это одна.

– Тогда мы навсегда останемся вместе. – Как я понимала, отныне ответственность за нее лежала на мне.

– Ага. Два сапога пара – это мы. – Она шагнула на свет, который воспламенил ее рыжие волосы. Сильная и бесстрашная, она была идеальной спасительницей. В то время как я находила утешение в тени.

Я вызвала огонь и понаблюдала за тем, как огонь играет на моих пальцах. Черный цвет все еще прошивал нитями голубое пламя. Что это может значить?

К черту. Я сконцентрировалась на Марии.

Внизу ждал Сорроу-Фелл, и этого зрелища было достаточно, чтобы моя боль поутихла. Глядя на дом, я заметила густую поросль плюща, затянувшую стены. Рука потянулась к Кашке, где тоже был вырезан плющ. Нам суждено было прибыть сюда. Это было провидение. Здесь на чашу весов было поставлено королевство. Здесь решатся наши судьбы.