Дальний слышится гудок — рельсы шепчутся о чем-то. Пассажирский иль товарный — им пока не угадать. У твоей щеки цветок, вьется труженица-пчелка, будто до него и верно не секунды, а года. Безразличный примем вид или лучше — беззаботный, будто и взаправду поезд — электричка, товарняк. Ну, проедет, пролетит — полно врать перед с собой-то! Жуй травинку, успокойся — ты сейчас увидишь знак. Вот дымок сороковых, тепловоз пятидесятых, на подножках на вагонных — по-вдвоем и по-втроем. Кто сумел — на боковых, остальные — на висячих, едем-едем незаконно в «завтра» светлое свое. Значит, поезд — вон какой! Где там нижняя подножка? Ну привет, пацан губастый! Мы прорвемся, но держись! Ты упрись в нее ногой, да всерьез — не понарошку. Незнакомое — опасно. Эта штука, парень, — жизнь! Пролистает паровоз пару верст, Намотает их на оси колес, перепуталось там все, не сошлось, натянулось, напряглось, порвалось, и развеял клочья врозь паровоз. Так и катится состав, как мелодия под струны. Все, что крупно, все, что мелко, есть и топливо, и груз. Эй, в машине! Не устал? Видишь, и не так уж трудно вовремя заметить стрелку, вовремя запрятать грусть. Вот купейный мой вагон. До начала — целый поезд. Как-то быстро все пропето, даже ахнуть не успел. Ведь казалось — на роман. Ну по крайней мере — повесть. Восемь строчек, два куплета — вот и все, что было, спел… Ну зачем цепочку рвать! Многоточие — не точка. Вон полянка, где лежал ты, мимо окон поплыла: непримятая трава, ни окурка, ни следочка. И остались, как ни жалко, лишь ромашка да пчела.