Для той, для первой половины, что в девять месяцев длиной, вполне хватило половины. Чтоб опоясать шар земной. Эпохам диктовались сроки: Семь дней — на рыб, на птиц — три дня. И как бы в книге как бы строки — они составили меня. Не зная ни труда, ни лени, я невозможно богател. От клетки вплоть до шевеленья все было так, как я хотел. А после — сладкое мученье: сто жизней делались одной. И начиналось воплощенье, и некто становился мной. Во тьме, но для меня — не черной, без веса, без его оков, упругой стенкой защищенный от всех ударов и толчков, я плыл по глади циферблата, для всех — полупрозрачный шар, и как сестра — ручонку брата, мою — секундная нашла. И плавно двигаясь по сфере (для нас, по кругу — для нее), она вела меня, как фея: чужое — там, здесь — все твое. И все, что надо знать о мире, включая зубы и слова, во мне уже вскипало, ширясь и ожидая Рождества. И лучшим, чем вот это время, жизнь — и прекрасна, и нежна, меня вовек не озарила. Но я об этом не узнал.