Две слезинки нарисуют
два коротеньких следа —
уводящие в ненастье две дорожки.
— Вот и праздник наш кончается.
— Ну что ты — никогда!
И давай сегодня только о хорошем —
завтра будут самолеты, поезда.
Завтра будут, а сегодня — никогда.
Теплый лучик по щеке скользнет,
паутинку-грусть с лица смахнет,
снежный ком осядет и вздохнет,
превратится в ручеек.
Ну и где она, твоя беда, —
утекла неведомо куда.
Словно талая вода,
не оставила следа,
ни следа от нее.
День едва-едва зажегся —
голубой весенний день,
и мелодия его не зазвучала.
И сосульки, словно люстры,
и бубенчики детей —
ну какое может быть еще начало,
и откуда здесь возьмутся мрак и тень,
если сами мы похожи на детей.
Солнце глянуло в просвет из туч,
дотянуло и до нас свой луч,
ты сомненьями себя не мучь —
что несет тебе оно?
Видишь, умный маленький цветок
смотрит чашечкою на восток —
ни сомнений, ни тревог, —
вот глоток, еще глоток —
пьет поток сквозь окно.
Наши тени все короче —
все прямее бьют лучи.
Никуда от них не деться — и не надо!
Мы бы многое сказали,
только лучше помолчим —
паутинки могут вырасти в канаты,
если слово неудачно прозвучит,
и поэтому мы лучше помолчим.