А ветер бродит за болотами, и заперт наглухо чердак. Но за сплошными поворотами не разглядеть тебя никак. А дом наш, как земля, вращается вокруг оси, вокруг оси. А ось кача-, а ось качается (наверно, впрочем, как у всех). Тропа коричневая с золотом бежит от самых от дверей. И мы не знаем, что на золото ложится пыль календарей. Но, боже мой, какая разница! — календари у нас в руках, и мы собрали вместе праздники и просто взяли напрокат. А волны нежно пахнут корюшкой и нежно тычутся в баркас. И камни с гладкой, нежной кожею, как под коленками у нас. Ты говоришь, что все изменится, — я улыбаюсь и курю. Нам ветряная машет мельница, маяк мигает кораблю. Но чем-то странна эта мельница, как вбитый в землю вертолет. И винт все вертится и вертится, как будто небо достает. И бродит ветер за болотами, и пахнет плесенью чердак, и за сплошными поворотами не разглядеть тебя никак. Не разглядеть никак…

Доброжелательная такая женщина из ДК пищевиков говорит: «Женя, мы ведь вам не рекомендовали петь песню „На море“ в Риге, а вы все-таки спели, и мы знаем об этом». — «Но она же лирическая. Ну что там такого…» Она: «Но мы вам не рекомендовали. А вы — спели!» И ведь говорила, то любит авторскую песню.
1990, Ленинград