К шести часам вечера первым вернулся Юра.

— Ходил, ходил — и не то что селища, ни одного чёрта не встретил! Зря только подмётку с тапки потерял. Побегу отмываться!

С шести до семи приходили один за другим запылённые и уставшие наши разведчики. Селища никто не обнаружил. Пришёл и Гэбэ.

— Что, орлы, безрезультатно? — ещё издали понял он. — И у меня, к сожалению. А Володя с Лёвой ещё не вернулись?

— Ну, на них надежды мало, — ответил Ростислав, вытягивая на траве натруженные за день ноги.

В конце августа темнело заметно раньше. К семи часам на нашу полянку вползли глубокие сумерки.

Наконец появился и Володя, но почему-то один.

— Лёвка, выходи, не разыгрывай! — весело закричал Юра, подбрасывая ветки в пылающий костёр.

— Вы меня не разыгрывайте! — мрачно ответил Володя. — Лёва ведь давно вернулся?

Наступило минутное молчание.

— Лёва не возвращался, — растерянно сказала я.

Володя широко раскрыл глаза:

— Не возвращался?!

— Ты где оставил Лёву? — не сдержавшись, крикнул Гэбэ.

— Я его не оставлял, он сам ушёл, — растерянно ответил Володя, вытирая выступивший на лбу пот.

— И ты его отпустил?!

— Я его не отпускал, — еле слышно ответил юноша.

— Так! Всё понятно! — очень медленно сказал Гэбэ. — Лёва, очевидно, заблудился. Расскажешь всё потом. А сейчас все едем на поиски Лёвы. Валентина Львовна, вы остаётесь. Может, Лёва вернётся и ему нужна будет ваша помощь. Мы пройдём весь Лёвин маршрут с того места, откуда он ушёл, и вернёмся. Вы не боитесь остаться одна ночью?

— Сейчас я боюсь только за Лёву.

— Всем взять электрические фонарики и идти к машине! — закричал Ростислав, выходя из палатки с фонарём «летучая мышь» в руках; Александр Степанович заправил его керосином, привезённым недавно из села.

После их отъезда время потянулось мучительно медленно. Чтобы костёр не загас, я время от времени подбрасывала в него сучья и как маятник ходила взад-вперёд по нашему лагерю. Мультик, чувствуя, что что-то случилось, опустив хвост, печально бродил за мной.

Я прислушивалась к каждому шороху, досадуя на звеневших в кустах цикад. Не Лёвины ли это шаги?! Но это трещала пересохшая кора на деревьях или ночная птица задевала крылом за ветку.

Лёва не возвращался.

Позади меня был густой лес, впереди — сплошная темнота. Небо затянулось низкими тучами. Только меняющийся свет костра освещал кусочек дороги перед лагерем. До ближайшей живой души километры… Я не боялась: волнение за Лёву было сильней всего остального. Но я думаю, что эта ночь в опустевшем лагере, с грустной собачкой, ходящей за мной по пятам, останется навсегда в моей памяти…

Они вернулись в два часа ночи. Лёвы с ними не было. В тягостном молчании все вышли из машины и уселись вокруг костра.

— Мы шли шеренгой. Расстояние между каждым было примерно метров тридцать — тридцать пять. Мы не переставая громко кричали: «Лёва! Лёва!» Машина медленно двигалась по степи позади нас. Она освещала нам путь фарами. Так мы прошли все четырнадцать километров. Наша цепочка растянулась метров на двести. Всё напрасно. И ночь, как назло, такая тёмная… — охрипшим от крика и усталости голосом рассказал мне Ростислав.