30 сентября 2007 г. на площадке Гринпойнт в парке Маккаррен команда Non-Committals победила команду Prison и выиграла Бруклинский турнир по кикболу. В местной лиге по кикболу играют в основном молодые (в возрасте от 20 до 30 лет) представители среднего класса. В Бруклинском турнире участвуют не только местные команды, но и команды из таких городов, как Провиденс, Вашингтон, Атланта и даже Торонто. В настоящее время популярные кикбол-клубы имеются на острове Мауи (Гавайи), в Майями, Далласе, Денвере, Сан-Диего и Сиэтле. В проведенных 2009 г. в Лас-Вегасе играх Кубка создателей Мировой ассоциации по кикболу для взрослых (World Adult Kickball Association) участвовало 72 команды общей численностью 1500 человек. Эта ассоциация называет кикбол новым американским развлечением. Заметим, впрочем, что далеко не только американским, потому что кикбол-лиги уже существуют в Индии и Англии, а интерес к этой игре растет и в других странах мира.

Удивительную популярность среди взрослых этой, по сути, детской игры можно расценить как проявление определенного нового феномена в нашем обществе, который социологи называют «второй юностью». В богатых и развитых странах все чаще наблюдается следующая тенденция: их жители не торопятся «взрослеть». Все большее число людей привлекает жизнь без четких «взрослых» обязательств, что прекрасно передает название команды чемпионов по кикболу Non-Committals, т. е. «Несвязанные». В рекламе кикбол-лиги в Чикаго используется слоган: «Кризис еще никогда не был таким веселым!» Реклама связанных с кикболом игр в «вышибалы» обещает: «Даже став взрослым, вы можете еще раз пережить счастливые дни на детской площадке!» В некоторых случаях игры воссоздают атмосферу начальной школы или студенческих клубов и братств. По сообщениям ESPN во время игры в слошбол участники матча обязаны постоянно держать в руке бокал с пивом, а покинуть базу можно, только отхлебнув из него пива. В Нью-Йорке слошбол популярен среди хипстеров, и играют в него в основном в Бруклине. Участники подобных увеселений не устраивают домашних студенческих вечеринок, а гордо выходят в парки, чтобы после игры направиться в бары и до рассвета слушать концерты групп в стиле инди. Закрытие сезона поклонники отмечают в Нью-Йорке, в Гринпойнте, на мероприятии под названием «выпускной бал кикбола».

Молодые взрослые могут вернуться в детство или отрочество не только при помощи детских игр в выходные. В наши дни молодые люди учатся дольше своих предшественников, поскольку понимают, что при современной динамичной ситуации на рынке труда востребованы специалисты с хорошим образованием. Многие осознают, что не стоит торопиться с выбором какого-либо определенного карьерного пути со всеми вытекающими обязательствами или слишком рано «продаться» в компанию, которая то ли будет «держаться» за своего сотрудника и о нем заботиться, то ли нет. Выжидающие не торопятся обзаводиться семьей и рожать детей. Они меняют сексуальных партнеров и часто весьма скептически относятся к тому, что любовный союз может продолжаться до гроба. Они чатятся, сидят в соцсетях, играют в видеоигры и делятся музыкой. Наиболее юные — те, кому еще не исполнилось 25 лет, — зачастую даже возвращаются жить к родителям. Такое поведение позволяет журналистам и социологам говорить о «поколении бумеранга».

Впрочем, ярлык «поколение бумеранга» вряд ли можно считать правильным. Анализ этого явления с исторической точки зрения не дает оснований утверждать, что «вторая юность» не позволяет молодым взрослым вырасти. Социолог из Стэнфордского университета Майкл Розенфельд отмечает: «Многие считают, что в наше время молодые взрослые, как ни одно другое поколение, склонны жить вместе с родителями», однако он оговаривается, что на самом деле «процент молодых одиноких 20-30-летних американцев, живущих с родителями, в наши дни гораздо ниже, чем в прошлом. Современные молодые взрослые могут сколько угодно играть в кикбол, „вышибалы“ или Grand Theft Auto, но по сравнению с предками они с гораздо большей вероятностью будут иметь собственную жилплощадь». Без сомнения, проживающих с родителями людей в возрасте 25–34 года с 1960 г. стало больше, но это увеличение незначительно: с 11 % до 14 % для мужчин и с 7 % до 8 % для женщин. Гораздо важнее то, что молодые взрослые «отпочковываются» от своей семьи. Вот следующая статистика: в 1950 г. только 1 % молодых людей в возрасте от 18 до 29 лет жили одни, а сейчас их 7 %. В 1950 г. 11 % молодых людей в возрасте от 20 до 29 лет проживали отдельно от родителей, сейчас их более 40 %. (Кто-то живет отдельно, кто-то с соседями по квартире, но факт остается фактом: все они покинули родительский дом. Демографы Элизабет Фасселл и Франк Фурстенберг-младший отметили: «С 1970 г. рост такой формы проживания был огромным», после чего сделали вывод о том, что этот «новый вид независимости от семьи приобрел новое социальное значение».

И это еще мягко сказано! За последние несколько десятков лет все большее число людей в возрасте от 20 до 40 лет рассматривают жизнь в одиночестве как главное условие перехода ко «взрослой жизни». Такой взгляд наиболее характерен для жителей крупных городов. Многие молодые профессионалы считают собственную жилплощадь своего рода знаком отличия, а к совместному проживанию с родителями или соседями по квартире относятся отрицательно. Жизнь в одиночестве дает несколько преимуществ: сексуальную свободу и пространство, где можно экспериментировать с этой свободой, возможность развиваться, расти и искать настоящую любовь. Одиночество освобождает от сложных отношений с соседями — лучше дружить с ними на расстоянии. Оно дает возможность общаться тогда, когда хочется, и так, как хочется, сконцентрироваться на своих делах, насколько это необходимо.

Почему жизнь в одиночестве так популярна среди молодых взрослых? Каким образом такое существование из почти позорного клейма, означающего аутсайдерство, превратилось в своего рода обряд перехода во «взрослость» и награду за успех? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо понять, как городские жители, и в особенности субкультура одиночек, способствовали созданию новых форм индивидуализма. Первой в этой области начала экспериментировать городская богема в таких районах, как Гринвич-Виллидж. В итоге ее представители сделали то, на что совсем не рассчитывали, — открыли стиль жизни, который стал популярным и в конечном счете превратился в мейнстрим. Однако для начала давайте немного «отмотаем назад», рассмотрим так называемый старый культ индивида и попытаемся понять, чем он отличается от нынешнего индивидуализма.

Современное позитивное восприятие одиночества имеет богатую культурную историю. Монашеская традиция, уходящая корнями в древний Китай, Египет и Сирию, прославляла аскезу как путь получения знаний и смысла жизни. Согласно древним учениям, уход от общества является наилучшим способом приближения к божественному. Именно поэтому живший в IV в. отшельник Моисей Мурин советовал: «Идите в келью — она научит вас всему».

На самом деле уединенный образ жизни вели очень немногие отшельники. Большинство же, поселившись на окраине города или даже в пустыне, чаще всего оставались в окружении других людей и общались с ними по самым разным поводам. Историк Питер Браун писал, что в Египте, «в котором теория и практика аскетической жизни достигла наивысших высот… группы на границе пустыни до мельчайших деталей воспроизводили закрытый характер укрепленных деревень», а «монастырь Пахомия называли просто „деревня“». В древнем Китае, по словам ученого — специалиста по азиатскому региону Аата Вервоорна, ранние формы отшельничества носили философский и светский, а не религиозный характер, а жизнь отшельников имела целью не отречение от общества, а «отсутствие уважения к мирской мотивации человеческих действий, ведущих к славе, богатству и власти».

На протяжении веков эти традиции распространились по планете и видоизменились. В наши дни отголоски культа индивида находят свое отражение в романтических идеалах, идеях затворничества и возвращения к природе (как у Торо и Джона Мьюра), пути к божественному (как у Томаса Мертона или героя романа Германа Гессе «Сиддхартха») или, по выражению психолога Энтони Сторра, в возвращении человека к творческим истокам. Согласно этим идеям, жизнь в одиночестве способствует становлению независимого и взрослого индивида. Однако они носят четкий асоциальный и антиурбанистический характер и во многом противоположны практике жизни в одиночестве в городах. Чтобы понять, как современные люди живут в одиночестве в городских условиях, надо обратиться не только к традициям монашества, но и к особенностям жизни в современных мегаполисах.

«Метрополис, — писал немецкий социолог Георг Зиммель, — гарантирует индивиду уровень и качество личной свободы, которая не имеет аналогов при каких-либо других обстоятельствах». Зиммель родился в 1858 г. в Берлине, население которого в то время составляло 460 000 человек, а к концу его жизни увеличилось до 2 млн. Многие из современников Зиммеля, особенно поклонники романтизма и противники модернизации, сетовали на негативное влияние урбанизации на культуру и мораль. Однако Зиммель ставил под сомнение тезис, что при меньших масштабах урбанизации жизнь является более праведной или исполненной высокого смысла. Он выступал против мнения Ницше и Раскина, считавших, что большие города убивают дух индивидуализма. Зиммель предостерегал: «Жизнь в маленьком городке настолько ограничивает движения индивида внутри собственных взаимоотношений с окружающим миром, его внутреннюю свободу и его возможность отличаться от остальных, что современный человек в подобных условиях просто задохнется». Большой же город предоставляет возможности «социальной эволюции», так как расширяет «горизонты индивида», дает ему «свободу передвижения, намного превосходящую ревнивые ограничения» семьи или религиозной группы; горожанин может участвовать в жизни любой социальной группы или субкультуры, которая соответствует его интересам.

Все это, считал Зиммель, создает предпосылки для появления нового человека «городского типа», ориентированного на внешний мир, имеющего богатую внутреннюю жизнь, внимательного ко всему, что происходит вокруг, и сдержанного в проявлениях чувств. Однако на поверку поведение городских жителей вряд ли можно назвать сдержанным. Зиммель считал, что современная городская культура раскрепощает человека и дает ему возможность развивать те стороны характера, которые деревенская жизнь подавляла. Социолог разъяснял: «Личную свободу не стоит понимать в отрицательном смысле, как исключительно свободу перемещения, а также освобождение от предрассудков и мещанства. Важнейшей характеристикой такого существования является то, что все особенности человека и его отличия от других членов общества находят свое проявление и дают начало новой жизни… Мы начинаем следовать законам нашей внутренней природы — именно в этом свобода и проявляется».

Свобода от семейного надзора, оков религиозных традиций и бдительного общественного мнения мелких городов подарила крылья горожанам конца XX в. Многие считают, что современная городская культура породила эпоху грандиозного творческого и эстетического эксперимента, появлению таких авангардистских движений, как дадаизм, сюрреализм и баухауз. В современных городах появились нововведения, которые Зиммель называл «технологиями будней», потому что они служили городским жителям, отказавшимся от старых привычек и принявших новую социальную реальность. Эстеты заявили о том, что для них «искусство — это жизнь». Даже менее эксцентричные представители городского населения начали относиться к жизни как к искусству, стали изменять себя, свои жилища и свое окружение в соответствии со своей «внутренней природой», отвергая «бетон госучреждений», которые воздвигали городские власти.

С точки зрения современного человека, переезд в собственную квартиру не назовешь «странным» или «экстремальным» шагом (по словам Зиммеля), но на рубеже XIX и XX вв. его расценивали как смелый, даже вызывающий поступок. Я не утверждаю, что в конце XIX в. существовало мало одиноких молодых взрослых, отнюдь. Молодые рабочие массово покидали родные места и переезжали в крупные города. Число молодых одиноких мужчин в возрасте 15–34 лет, проживавших в крупных американских городах в 1890 г., в процентном соотношении было превышено только в 1990 г. В 1890 г. средний возраст вступления в брак был достаточно высоким (и снова повысился только через 100 лет) — 26 лет для мужчин и 22 года для женщин. Это, подчеркиваю, средние показатели, следовательно, многие откладывали вступление в брак до достижения еще более зрелого возраста. В 1900 г. треть белых урожденных американцев — мужчин 25–34 лет была одинокими, а в Нью-Йорке и того больше — половина! Однако очень немногие из числа этих холостяков жили отдельно. Приблизительно половина неженатых мужчин и большая часть незамужних женщин пребывали под одной крышей со своими родственниками (точно такая же картина наблюдается сейчас в Южной Европе и развивающихся странах). Те же, кто оставил свой дом и переехал работать в далекий город, практически всегда снимали комнату в другой семье или, к большому разочарованию социологов и работников социальных служб, селились в доходных домах с меблированными комнатами.

Подобные дома, в которых сдавались меблированные комнаты, называли «простыми отелями для простых людей». (Они были предшественниками небольших частных апартаментов, в которых живут современные городские одиночки.) В меблированных комнатах селились молодые служащие, имевшие стабильную работу и постоянный, но не очень высокий доход и стремившиеся уберечь свою жизнь от постороннего глаза. Доступность и обилие меблированных комнат обеспечили их популярность у приезжих. Историк архитектуры Пол Грот отмечал, что «жизнь в отелях практически не предоставляла возможности социального контакта, и в ней отсутствовал незаметный, но постоянный надзор, неизбежный в семье или доме, в котором проживает группа людей». Такое положение вещей вызывало большое беспокойство блюстителей морали всех мастей. Они полагали, что жизнь в одиночестве приводит к изоляции и социальным отклонениям: мужчин — к эгоизму и разврату, женщин — к ощущению заброшенности, истерикам и депрессиям. В 1856 г. Уолт Уитмен опубликовал эссе «Грешная архитектура» (Wicked Architecture) в котором так описал собственный опыт проживания в меблированных комнатах: «Апатия, пустота, лень, нервозность, расстройство пищеварения, флирт, расточительность, тщеславие, возможно и часто — почему бы об этом не сказать? — аморальность, нет, стыд». Через полвека после Уитмена известный протестантский священник предупреждал о том, что меблированные комнаты «тянут руки, как спрут щупальца, чтобы поймать неосторожную душу». В своем академическом исследовании — вышедшей в 1929 г. книге «Золотой берег и трущобы» (The Gold Coast and the Slums) — социолог из Чикагского университета Харви Зорбах описывает меблированные комнаты следующим образом: «…без гостиной, общего пространства для принятия пищи, без места для встреч. В таких домах сложно познакомиться… Владелец заведения не интересуется своими квартирантами и не поддерживает с ними никакого контакта».

Наряду со многими современниками, занимавшимися социальными исследованиями, Зорбах считал, что жизнь без партнера является одной из причин «личной дезорганизации» и «социальной дезинтеграции и распада». Свою точку зрения он аргументировал статистикой, согласно которой в районах с обилием меблированных комнат происходит больше самоубийств, а также странными историями из жизни обитателей подобных домов. В рассказе «Милосердная девушка» (Charity Girl) описывается, как 22-летняя женщина переезжает из Канзаса в Чикаго, чтобы получить музыкальное образование, и селится в меблированных комнатах. Ей не удалось завязать дружбу ни с кем из соседей, и через несколько месяцев «ею овладело отчаяние». Милосердная девушка переживает одну трагедию за другой. У нее умирает мать, а отец перестает с ней знаться из-за того, что она переехала в город. Преподаватель музыки спокойно сообщает, что у нее нет таланта. Девушка безутешна — у нее нет никого, с кем можно было бы отвести душу. «Я задумалась о своей жизни в Чикаго. В чем смысл этой жизни? Музыки больше нет. Нет друзей и нет семьи». По мнению Зорбаха, этот рассказ — не что иное, как притча об опасностях урбанизации. «Вот таким оказался город, — подытоживает Зорбах. — Подобное абсолютное безразличие к человеку можно встретить только в современном городе, а в самом худшем варианте — в меблированных комнатах».

Некоторым городским жителям возможность «существовать инкогнито» пришлась весьма по душе, потому что позволила жить по своим «внутренним законам». В очередном академическом исследовании Чикагского университета, проведенном социологом Луисом Виртом, — «Гетто» (The Ghetto) — сообщается о том, что в начале XX в. в городе появился ряд отелей для евреев, которые стремились избежать жестких рамок ортодоксальной общины. По словам историка Кристины Станселл, в тот же период в Нью-Йорке «целое поколение американцев нового времени» переехало в Гринвич-Виллидж, для того чтобы наслаждаться «жизнью без отцов» (цитата писательницы Гертруды Стайн) и создали «сообщество диссидентов, которые гордились своей отличной от остальных жизнью». Обитатели Гринвич-Виллидж впервые заговорили о назревших в обществе проблемах и необходимости изменений по целому ряду вопросов личного, политического и эстетического характера. Как отмечает автор книги об истории Гринвич-Виллидж Росс Ветзеон, у этих людей была одна общая цель — «освобождение самих себя».

В Гринвич-Виллидж начала XX в. проживали интеллектуалы, художники, общественные активисты, эксцентрики и такие известные личности, как художница Джорджия О’Киф, знаменитая анархистка Эмма Голдман, драматург Юджин О’Нил, фотограф Альфред Стиглиц, писатель Уолтер Липпманн, поэт Клод Маккей и будущая супруга президента Элеонора Рузвельт. Не только они, но и простые обитатели Гринвич-Виллидж наслаждались свободой «колыбели освобожденных личностей», в которой «могли проявиться скрытые стороны человеческого характера и самореализоваться самые разные личности». Важнейшей предпосылкой освобождения женщин стала возможность найти работу, которая обеспечивала им финансовую независимость и помогала оторваться от кухни и домашних дел. Среди обитателей Гринвич-Виллидж, пишет Станселл, было «большое число одиноких женщин, которые сами зарабатывали себе на хлеб и жили вне традиционных семей… Каждый день эти женщины ходили на работу. Они без сопровождения пользовались общественным транспортом» и обсуждали вопросы «существования вне традиционной роли домашней хозяйки». Подобные социальные эксперименты в Нью-Йорке, Чикаго, Лондоне или Париже получили отражение на страницах романов того времени. Историк Джуди Валковиц писала: «Опасности и удовольствия городской жизни в одиночестве будоражили воображение современниц». Станселл добавляет: «Героини, судьба которых отражала грандиозные амбиции их поколения, решили доказать миру, на что они способны. Они отрицали романтическую любовь и были полны решимости найти для себя жизненные сюжеты за пределами замужества».

Однако культура богемы Гринвич-Виллидж сформировалась не только благодаря духу обитателей этого района. Сам по себе район с его узкими, извилистыми улицами, располагающими к личному общению кафе, барами и салонами красоты, расположенным в центре района парком на Вашингтон-сквер был создан одновременно как площадка для локальных экспериментов и место для самовыражения. В начале XX в. Гринвич-Виллидж был заселен преимущественно многодетными и большими семьями. Но в последующие десятилетия здесь распахнули свои двери отели с меблированными комнатами, появились жилые дома с небольшими, относительно недорогими квартирами, где охотно селились одинокие мужчины и женщины. В 1917 г. художник Марсель Дюшан и его друзья поднялись на арку в Вашингтон-сквер и объявили этот район «свободной и независимой республикой». Тогда же писательница Анна Чапин отметила, что расположенное рядом с аркой здание было «первым домом холостяков во всем городе. Этот дом называют „Бенедиктом“, по имени одного из героев пьесы Шекспира „Много шума из ничего“, молодого человека, который презирал супружеские узы». К 1920-м гг. дома, предназначенные для семей, реконструировали в многоквартирные. Одно- и двухкомнатные квартиры были мгновенно заполнены холостяками и незамужними женщинами.

Нетрудно понять, почему эти квартиры пользовались таким спросом. Историк Каролин Вэр писала, что в период между 1920 г. и 1930 г. количество детей в Гринвич-Виллидж уменьшилось приблизительно на 50 %. К 1930 г. около половины мужчин и 40 % женщин, живших в этом районе, не состояли в браке. Эти изменения совпадали с общими трендами демографического развития в Нью-Йорке, однако в Гринвич-Виллидж все происходило быстрее и в более гипертрофированной форме. Всего за десятилетие район с большим количеством семей превратился в игровую площадку для взрослых, в особенности, для одиноких взрослых. Авангард уже выбрал жизнь в одиночестве, и остальная часть населения вскоре последовала его примеру.

В начале XX в. геи по примеру богемы переехали в города, чтобы избавиться от общественного надзора. Историк Джордж Чонси описывал, как знакомые между собой геи помогали друг другу находить толерантных домовладельцев, после чего агитировали других геев переехать, предпочитая видеть их в качестве соседей. Наиболее привлекательными оказались меблированные комнаты, и не только потому, что обеспечивали определенную анонимность. Плату за проживание там брали за неделю или за день, что облегчало процесс выселения в случае возникновения проблем. Чонси сообщает, что в ряд отелей и меблированных комнат на Манхэттене, где «сосед — это всего лишь номер на двери», переехало большое число геев. Целые районы — Гринвич-Виллидж, Челси, Хелс Китчен, а так же 50-е и 60-е улицы на востоке города — превратились в гей-анклавы со своей инфраструктурой: барами, кафе, дешевыми ресторанами и коммунальными центрами помощи. К 1920-м гг. эти районы уже имели устоявшуюся репутацию мест, где в атмосфере анонимности, не боясь любопытных глаз, могли собираться люди разной сексуальной ориентации.

Вскоре в богемные, голубые и холостяцкие районы Нью-Йорка начали приезжать обычные люди. Им хотелось если не участвовать, то хотя бы ближе познакомиться с жизнью представителей субкультур. Во времена «гарлемского ренессанса» в 1920-х — начале 1930-х гг. белые представители среднего класса приезжали в этот район Нью-Йорка послушать джаз и окунуться в экзотическую ночную жизнь. Чтобы увидеть жизнь богемы, те же белые представители среднего класса направлялись в Гринвич-Виллидж. Сюда приезжали в любое время суток, но в особенности интересны были ночи. Людные улицы и заполненные посетителями заведения Гринвич-Виллидж превращались в театральные подмостки современного стиля жизни, привлекая любопытных из Нью-Йорка и других городов. Кипучая атмосфера сближала незнакомых людей. Сцена и зрительский зал становились единым целым — возникала новая социальная география. В этой обстановке, по словам автора книги «Падение публичного человека» Ричарда Сеннетта, «раздвигаются рамки человеческого сознания и воображения…, представления о реальном и вымышленном не ограничиваются личными чувствами». Перед лицом таких примеров желание жить насыщенной жизнью в собственной квартире перестает быть странным и становится довольно заманчивым.

Знакомство белого среднего класса с афроамериканской музыкой, танцами и литературой стало постепенно выводить искусство чернокожих на орбиту американской мейнстрим- и поп-культуры. Точно так же знакомство с культурой богемы и холостяцкой средой постепенно способствовало рождению у представителей среднего класса новых жизненных идеалов. Это абсолютно не значит, что жители Нью-Йорка, не говоря уж об американцах в целом, вдруг массово разуверились в традиционных ценностях и решили не связывать себя брачными узами. В период между 1920-ми и 1950-ми гг. большинство молодых взрослых вступало в брак рано: средний возраст первого брака снизился у мужчин на два года (с 24,6 до 22,8 лет) и у женщин на один год (с 21,2 до 20,3 лет). Но в тот же период в Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе, Сиэтле и Сан-Франциско возник новый, альтернативный стиль жизни, провозгласивший своим девизом независимость и одиночество. В авангарде этих изменений шли наиболее эмансипированные, так называемые новые женщины.

«Одинокая женщина теперь не существо, достойное жалости или покровительства. Она выходит на общественную арену в новом образе гламурной дивы… Она интересна тем, что живет своим умом. Она сама себя обеспечивает. Чтобы выжить в этом жестоком мире, она должна сиять, должна работать над своей индивидуальностью и оттачивать свой ум. И на этом поприще она добивается отличных результатов. Финансовая сторона вопроса у нее под контролем. Она не паразит, не хапуга, не прилипала, не бомж. Она дает, а не берет, она победитель, а не лузер».

В 1962 г. 40-летняя Хелен Браун выпустила небольшой, ставший сенсационным роман «Секс и одинокая девушка» (Sex and the Single Girl), из которого и взят приведенный выше отрывок. После выхода этой книги Браун более 30 лет занимала пост главного редактора журнала Cosmopolitan. Хелен Браун родилась в местечке Озарк Маунтин в Арканзасе, после смерти отца в возрасте десяти лет переехала в Лос-Анджелес. Хелен воспитывала мать. Семья Браун была бедной, ее сестра переболела полиомиелитом, и Хелен пришлось обеспечивать родных. Ей были близки мечты и проблемы работающих женщин ее поколения. Браун закончила небольшой бизнес-колледж, работала клерком в агентстве «по поиску талантов», потом ее наняли секретаршей в рекламное агентство. Она поднималась по карьерной лестнице, стала одним из самых известных копирайтеров, после чего занялась журналистикой.

Роман «Секс и одинокая девушка» появился за год до выхода книги «Женская мистика» (The Feminine Mystique) Бетти Фридман. «Секс и одинокая девушка» была феминистской книгой, которая вызвала скандал. В своей книге Браун выступала не против «проблемы без имени» (выражение Фридман), то есть неравноправия полов, вызванного дискриминацией в семье, судах, политике и на рабочем месте, а против женщин, которые сломались под тяжестью давления общества, заставлявшего их рано выходить замуж, не давая возможности расти и экспериментировать, выталкивая в домашнюю жизнь, которую они, вполне вероятно, не хотели вести и в которой не нуждались. «В ваши лучшие годы муж вам не нужен, — писала Браун. — Самой большой проблемой одинокой женщины остаются люди, которые пытаются выдать ее замуж!» Брак, по словам автора, должен быть «страховкой на худшие годы вашей жизни». А ее книгу следовало рассматривать в качестве «самоучителя не о том, как выйти замуж, а о том, как суметь остаться одинокой в высшем смысле этого слова».

Жизнь самой Браун была прекрасным подтверждением того, о чем она писала. «Секс и одинокая девушка» начинается с рассказа о том, что, выйдя замуж в 37 лет, она получила сексуального мужа-умницу, работающего в киноиндустрии, два мерседеса и большой дом с видом на Тихий океан. Браун признает, что сохранить независимость было не так-то просто. В возрасте между 20 и почти 40 годами она наблюдала, как ее сверстницы торопились связать себя семейными узами, зачастую выбирая мужей, недостатки которых были более чем очевидны. «И хотя я много раз думала о том, что умру одна, как „синий чулок“, я так и не смогла заставить себя просто взять и выйти замуж». Вместо этого она работала, как «сукин сын» и занималась своей карьерой. Она культивировала в себе «личную агрессию», уникальный «стиль», который была готова «показать всем». По словам Браун, все это не имело отношения к красоте, богатству или необыкновенному духовному развитию. Надо было просто иметь смелость, убежденность и стойкость, чтобы жить одной.

Браун имела в виду — абсолютно одной. «Соседи по квартире — это исключительно для студенток. Нужна отдельная квартира, даже если она расположена над гаражом, — писала она. — Преимущества жизни соло бесконечны. В отдельной квартире одинокая женщина имеет место и время для саморазвития без давления семьи или друзей. Она может, никого не тревожа, работать допоздна, развивать свой ум чтением и менять свой внешний вид так, как ей нравится. Самое главное, у нее есть своя территория, на которой ей предоставляется полная свобода для смелой и свободной сексуальной жизни». Секс у одинокой девушки более качественный, чем у большинства ее замужних подруг, заявляла Браун (правда, не предоставляя каких-либо доказательств). «Ей не приходится всю жизнь скучать с одним и тем же мужчиной. Выбор партнеров безграничен, и эти партнеры сами ее ищут».

Специализирующийся на женских вопросах ученый Шэрон Маркус пишет, что собственная квартира стала мощным символом новой городской культуры 1960-х, так как «предоставила одинокой девушке эротическую территорию, на которой она могла развивать свой творческий потенциал и создать все необходимое для удобства творчества». Однако лишь немногие одинокие девушки планировали бесконечно одинокую жизнь. Сама Браун рассматривала жизнь в одиночестве не как средство борьбы с браком, а как средство его улучшения. «„Отбытый срок“ одиночества помогает найти брак на наиболее выгодных условиях, если вы на него решитесь», — убеждала она своих читательниц. Этот срок может подготовить современную женщину к необходимости снова стать одинокой, потому что «мужчина в пятьдесят лет может оставить женщину, пусть это и обойдется ему в копеечку, — точно так же, как вы оставляете в раковине грязную посуду».

И действительно, в то время, когда Браун писала книгу «Секс и одинокая девушка», в мужской среде зародилось движение, которое именно так и предлагало обходиться с женщинами, пропагандировало холостяцкий образ жизни, отвергающий идею семьи и брачных уз. Центром этого движения стал журнал Playboy во главе с его культовым руководителем, издателем и главным редактором Хью Хефнером, окруженным сонмом девушек в костюмах зайчиков. «Я не хочу, чтобы мои редакторы женились и забивали себе голову глупыми идеями о доме, семье, о том, что люди должны быть вместе и прочей ерундой», — говорил Хефнер. Его журнал делал все возможное, чтобы избавить от подобных иллюзий и своих читателей.

Playboy отрицал традиционный семейный уклад жизни и проповедовал новую роль мужчины. Как писал на страницах Journal of Design History Билл Осгерби, на протяжении 1950-х и 60-х гг. в Playboy было опубликовано множество архитектурных проектов и фотографий реальных «жилищ плейбоев», которые соответствовали вкусам хипстеров той эпохи. Автор книги «Сердца мужчин» (Hearts of Men) Барбара Эренрайх считает, что в идеологическом смысле журнал выступал за «превращение внутреннего пространства дома в территорию мужского наслаждения». Посыл читателям был откровенным и лобовым: оставьте ваш пригородный коттедж, семейный хэтчбэк и жену, которая связывает вас по рукам и ногам. Возвращайтесь в город. Найдите новую квартиру и наполните ее всеми возможными атрибутами роскоши: хорошим алкоголем, предметами современного искусства, модной одеждой, стереосистемой, кожаной мебелью, огромной кроватью и тем, что дает самое большое наслаждение, — прекрасными и доступными женщинами.

«Playboy обожал женщин, — писала Эренрайх, — молодых женщин с пышным бюстом и длинными ногами, и ненавидел жен». На обложке первого номера журнала красовалась Мэрилин Монро, а внутри были опубликованы статья против уплаты алиментов и рассказ о «Мисс золото добытчице 1953 г.». Сначала сотни, а потом и тысячи женщин снялись голыми на центральном развороте и в разных фотоисториях журнала. Производители множества мужских брендов покупали рекламные полосы, чтобы читатели связывали их продукцию со стилем жизни, который продвигал Хефнер.

Двери домов плейбоев были открыты для настоящих женщин, в особенности если те любили радости жизни, были эмансипированными и совершеннолетними, то есть именно такими, о каких журнал писал и фотографии которых публиковал. Хефнер окружил себя «зайчиками» сначала в своей квартире в Чикаго, а потом в известном особняке в Лос-Анджелесе и имел несколько любовниц одновременно. Его политика в «женском вопросе» всегда была простой: девушки могут приходить в гости, оставаться на одну или много ночей. Но ни одна из них не могла рассчитывать на то, что он примет на себя какие-либо обязательства или возьмет ее в жены. Доступ в кровать Хефнера был всегда открыт, но в конечном счете он оставался одиноким человеком.

Образ жизни Хефнера отражал реальные изменения в экономике. К началу 1970-х гг. и мужчины и женщины начали пользоваться преимуществами, которые предоставил значительно расширившийся сектор услуг, включая уборку домов, присмотр и заботу за детьми и престарелыми, доставку еды и стирку белья. Опираясь на данные Бюро трудовой статистики, социолог Сьюзен Тристл сделала вывод, что начиная с 1970-х гг. «превращение женского труда по дому и хозяйству в оплачиваемый труд… послужило причиной взрывного увеличения занятости». Огромное количество женщин вышло на рынок труда. В 1950 г. работала приблизительно треть женщин, но уже к 1980 г. в разных сферах экономики было занято более половины женского населения страны.

Темпы найма женщин с дипломами росли еще быстрее. В 1970-х гг. занятость женщин, не окончивших колледж, поднялась с 51 до 67 %, среди выпускниц колледжа — с 61 до 74 %. Женщины оставляли свою невидимую и неоплачиваемую работу по дому, что создавало дополнительный спрос на работу других людей, главным образом тех же женщин, которые могли их заменить. Это послужило толчком развития сектора услуг, который с тех пор постоянно растет.

Несмотря на то что зарплаты женщин значительно отставали от зарплат мужчин (в этом смысле ситуация не изменилась и в наше время), стремительное превращение представительниц прекрасного пола в наемных работников позволило им достичь такого уровня независимости, которого они не имели раньше. Средний возраст вступления в брак медленно рос на протяжении 60-х гг. прошлого века, а в 70-х резко увеличился с 21 года до 22 лет для женщин и с 23 до 25 лет для мужчин. В бурную эпоху 70-х люди не только откладывали вступление в брак, но и разводились в беспрецедентных количествах. В 1970 г. было зафиксировано около 700 000 разводов по сравнению с 393 000 разводов в 1960 г. и 385 000 в 1950 г. Однако рекордным в этом смысле оказался 1980 г.: приблизительно 1,2 млн разводов. Демографы рассчитали, что в 70-х гг. разводов стало на 50 % больше, и удивлялись тому, что четверть всех браков, заключенных в 1970-м, завершилась разводом к 1977 т.

Бум разводов объяснялся далеко не только массовым выходом женщин на рынок наемного труда. Появилась новая мораль, согласно которой забота о себе ставилась на один уровень, если не выше, с обязательствами заботы о семье. Кроме того, были приняты законы о разводе по обоюдному согласию. В книге «Культура развода» (The Divorce Culture) Барбара Уайтхед писала: «Начиная с 1950-х гг. американцы стали все в большей степени осознавать ответственность за самостоятельное удовлетворение своих собственных потребностей и интересов… Люди начали оценивать силу и „здоровье“ семейных связей исходя из того, как эти связи способствуют личному росту и помогают достижению их собственных целей, а не с традиционных точек зрения — дохода, безопасности и социальной мобильности». Точно такие же изменения зафиксировали европейские ученые. Английский социолог Энтони Гидденс считает, что после достижения женщинами экономической независимости пары стали стремиться к «свободным» и «чистым» взаимоотношениям, не завязанным на традиционные финансовые или социальные факторы. Современный брак, пишет Гидденс, «все в большей степени превращается в отношения, которые начинают и поддерживают тогда и до тех пор, пока они дают эмоциональное удовлетворение от близкого контакта партнеров друг с другом. К началу 1970-х гг. все больше людей начинали жить так, словно поиск своего собственного счастья — в качестве ли плейбоя, эмансипированной женщины или одиночки — выше всех остальных обязательств». В 1970-е гг., по словам Дэвида Сарасона «свобода заканчивать одни отношения и начинать другие приобрела такое же значение, как Билль о правах». Для достижения этой свободы собственная территория была совершенно необходима.

В 1960 и 1970-е гг. рынок жилья стал учитывать потребности людей, стремящихся к автономии. Рост предложения квартир, особенно в крупных городах, куда переезжали семьи представителей среднего класса, превышал темпы роста численности населения. Городской кризис, как его назвали позднее, дал не состоящим в браке людям возможность жить в отдельной или собственной городской квартире. В большинстве крупных городов «белые воротнички» легко могли найти и снять доступную квартиру. Они селились в отдельных квартирах поблизости друг от друга и создавали районы с культурой, в центре которой царил одинокий человек. Такими районами стали выходящий на залив Марина-дистрикт в Сан-Франциско, Линкольн-парк в Чикаго, Западный Голливуд в Лос-Анджелесе и Беллтаун в Сиэтле. В этих районах жили не богема и не геи, а молодые холостые или разведенные служащие. Здесь была расположена масса новых и недавно отреставрированных зданий с большим выбором квартир на любой вкус, предназначенных для индивидуального существования. Жить одному неожиданно стало модно.

Давайте посмотрим, сколько американцев жило в одиночестве. В 1960 г. 7 млн человек жили одни, но к концу 1960-х гг. этих людей стало на 4 млн больше, и число домохозяйств из одного человека достигло почти 11 млн. В 1970-е одиночки множились как никогда раньше, и к 1980 г. их насчитывалось уже более 18 млн. Этот рост был наиболее заметен в городах. Например, на Манхэттене количество квартир с одним жильцом поднялось с 35 % в 1960 г. до 46 % в 1980 г. Пропорциональное увеличение числа квартир с одним жильцом было еще выше в центральной части Лос-Анджелеса, Чикаго, Далласа, Сиэтла и Сан-Франциско. Число людей, проживающих в одиночестве, продолжало увеличиваться и в 1970-е гг. На протяжении 1980-х и

1990-х оно увеличивалось постепенно, а в 2000-е резко возросло. Сейчас более 5 млн американцев в возрасте до 35 лет живут в одиночестве.

У многих молодых взрослых, живущих в одиночестве, стремление к такому образу жизни заложено с детства. Не буду утверждать, что это происходило сознательно, потому что все дети живут в доме вместе с семьей или взрослыми, да и в школах никто не провозглашает жизнь в одиночестве идеалом, к которому стоит стремиться. В наши дни огромному количеству детей по всему миру навык и желание жить независимо прививается очень просто — благодаря тому, что современный ребенок растет в собственной комнате.

Раньше большинство несовершеннолетних в семье делили комнату друг с другом или с родителями. Так жили дети в семьях иммигрантов и афроамериканцев, переехавших в города на севере страны. До недавнего времени так жили и отпрыски в белых семьях среднего класса, даже достаточно обеспеченных. По данным переписи населения 1960 г., в среднестатистическом домохозяйстве было 2,4 ребенка и на каждого приходилось 0,7 спальни. С тех пор американские семьи стали меньше, а дома — больше. К 1980 г. в среднестатистическом домохозяйстве росло два ребенка и на каждого приходилась одна спальня, а в 2000 г. 1,9 ребенка с 1,1 спален на каждого. Последние статистические показатели указывают на то, что у некоторых американских детей есть больше чем одна комната. Среднестатистическая площадь американского дома с 1950 по 2000 г. увеличилась более чем в два раза — с 327 кв. м до 733 кв. м. Сейчас многие родители — представители среднего класса считают, что не выполнили свой родительский долг, если не предоставили каждому из своих детей отдельную спальню. Из центральной части города семьи переезжают в пригороды с единственной целью: чтобы у детей было свое собственное пространство. Раньше подобный шаг воспринимался как неоправданная роскошь, а сейчас это неотъемлемая часть жизни представителей среднего класса.

И в центре города, и в пригородах дети проводят очень много времени в одиночестве. Они готовят себе еду и планируют свое свободное время, потому что их родители все чаще проводят выходные на работе. По данным отчета «Взрослые дети», проведенного Фондом Уильяма Гладена в 2005 г., от 10 до 15 млн американских детей в возрасте до 16 лет постоянно предоставлены самим себе после школы или во время летних каникул. «Присмотр взрослых за детьми никогда за всю историю Америки не находился на таком низком уровне, как сейчас», — говорится в отчете. Авторы его утверждают, что многие дети «начинают сами о себе заботиться с восьми лет.

Рост количества „взрослых детей“ и отдельных детских внутри квартиры — интернациональное явление. За последние полвека рождаемость в Европе резко упала, что привело к сильным изменениям в „наполнении“ домашнего пространства. С 1960 г. по 2000 г. среднее число людей в домохозяйстве Англии снизилось с 3,1 до 2,3, во Франции — с 3,1 до 2,4, в Германии — с 3,8 до 2,6, в Италии — с 3,6 до 2,6 и в Дании — с 2,8 до 2,1. Точно такую же тенденцию можно наблюдать и в Канаде, где с 1960 г. по 2005 г. среднее число людей в домохозяйстве снизилось с 4 до 2,5. Похожая картина в Японии: с 1975 г. по 2006 г. снижение составило с 3,3 до 2,5 человека. В США в 1900 г. среднее число людей в домохозяйстве составляло почти 5, в 1950-3, и в 2000 г.- 2,6. Практически во всех странах уменьшение числа человек в семье сопровождалось значительным увеличением площади дома или квартиры. К концу XX в. во всех развитых странах члены семьи, находясь в квартире, имели возможность остаться в одиночестве за закрытой дверью своей комнаты.

Впрочем, для уединения и ухода в собственный мир сегодня даже не нужны собственные комнаты. Члены семьи могут обедать за одним столом, но каждый из них будет занят своим ноутбуком или айфоном, а не разговором с родственниками. Однако создание микросреды каждого члена семьи и изменение стиля общения в семье представителей среднего класса началось задолго до появления социальных медиа. Анализируя особенности воспитания детей в семьях разных классов, социолог Аннет Ларо отметила, что в среднестатистической семье выходцев из среднего класса у каждого ребенка есть своя комната, и „за исключением совместных трапез (которые происходят раз в несколько дней) дети и родители редко находятся вместе в одной комнате“. Жизнь семьи сосредоточена вокруг потребностей и интересов каждого ее члена — как родителей, так и детей. Дети посещают разные спортивные секции, учатся игре на разных музыкальных инструментах, у каждого из них свои друзья. Каждого ребенка отвозят и забирают с его собственных мероприятий по индивидуальному графику. Родители изо всех сил стараются, чтобы „каждый ребенок получил возможность индивидуально развиваться“ — в результате дети начинают воспринимать самих себя как особенных, исключительных, считать, что им все обязаны». При этом они начинают относиться к сверстникам враждебно, как к конкурентам. По словам Ларо, эти дети часто употребляют слово «ненависть» по отношению к тому или иному члену семьи; впрочем, у других детей это обычно не вызывает никакой реакции £77£. В общем, и дети, и взрослые постепенно приходят к выводу: чтобы избежать вспышек негативных эмоций, членам семьи лучше держаться друг от друга подальше.

В своей известной работе 1958 г. психолог и педиатр Дональд Винникотт поделился парадоксальным наблюдением: «…способность оставаться наедине с собой основана на способности оставаться наедине с собой в чьем-либо присутствии, и без достаточного развития этой последней первая сама по себе не сможет развиться». Винникотт имел в виду связь матери и младенца. Сначала ребенок учится чувствовать себя в безопасности, играя в одиночестве, затем — самодостаточным и независимым в обществе других детей и взрослых. Это происходит благодаря присутствию матери: именно она дает ребенку ощущение того, что окружающая среда благоприятна для создания объективно здоровых отношений. Материнская поддержка, вероятно, и по сей день не потеряла своего значения, однако с момента появления работы Винникотта прошло несколько десятилетий, во время которых детям предоставлялось все больше возможностей культивировать в себе способность быть одному. И причиной этого служат далеко не только отдельные детские спальни.

Увеличение количества отдельных детских спален определяют особенности сна ребенка. На протяжении большей части истории человечества, да и по сей день матери и их маленькие дети спали и спят вместе. Биологический антрополог Джеймс Маккена, директор лаборатории по вопросам сна матери и ребенка в Университете Нотр-Дам, отмечает, что в процессе эволюции матери научились оказывать влияние на организм ребенка, даже когда они оба спят. У многих народов младенцы по традиции спали в колыбелях. Такой предмет как детская кроватка в семьях среднего класса практически не использовался до XX в. Изначально матери ставили детские кроватки рядом со своей собственной кроватью. Однако в своей вышедшей в 1946 г. книге «Ребенок и уход за ним» (The Common Sense Book of Baby and Child Care) Бенджамин Спок, кроме всего прочего, советовал родителям помещать новорожденных в отдельную комнату, для того чтобы те учились спать без родителей, что давало маме и папе возможность провести чуть больше времени в тишине и в обществе друг друга.

Сложно оценить влияние пары строк из книги с советами, однако книга «Ребенок и уход за ним» оказалась отнюдь не обычным изданием. Эта книга была переведена на 39 языков и вышла тиражом более 50 млн экземпляров, став одним из самых известных бестселлеров всех времен и народов. Уже в 50-х гг. прошлого века доктор Спок стал одним из самых авторитетных специалистов в вопросах детского воспитания и развития, а его мнение по самому широкому спектру проблем, включая то, как детям стоит спать, привлекли внимание огромного числа медиков и родителей. К 2000 г. председатель Комиссии по безопасности потребительских продуктов в США, используя свое высокое положение, советовала родителям не спать вместе со своими детьми, даже если тем не исполнилось еще и двух лет. Происходило все это при полной поддержке последователей доктора Спока — «специалистов в области детского сна» и детских психологов, которые зачастую придерживались крайних взглядов по поводу раздельного сна детей и родителей.

Например, в вышедшем в 1986 г. бестселлере «Научите спать вашего ребенка» (Solve Your Child’s Sleep Problems) Ричард Фербер писал: «Доказано, что люди лучше спят тогда, когда они одни в кровати». Фербер признает, что родители могут поддаться на уговоры детей быть рядом с ними, когда они засыпают, некоторые даже считают, что их присутствие детям «только на пользу». Фербер полагает, что в этом-то родители сильно ошибаются: «Ребенок должен спать отдельно. Это важный фактор обучения, которое помогает ему без волнения находиться без вас и способствует тому, что он начинает воспринимать себя в качестве независимого индивида». Фербер осуждал родителей, которые игнорируют его советы: «Если вы считаете, что ребенок должен спать с вами в одной кровати, вам стоит очень внимательно проанализировать собственные чувства», так как вполне возможно, что «вы не помогаете ребенку, а используете его для решения или отодвигания на второй план ваших собственных проблем… Вам самим может потребоваться помощь профессионалов». Одних родителей жесткий «метод Фербера» оттолкнул, однако миллионы других купили его книги, стиснули зубы и приступили к «ферберизации» собственных детей, приучая тем самым следующее поколение к одиночеству.

С детства проживая в отдельной комнате и привыкнув к большому количеству личного времени, все большее число молодых взрослых стремится сохранить свой образ жизни и при поступлении в колледж. Занимающиеся расселением студентов сотрудники университетов по всей стране сообщают, что подавляющее большинство поступивших в колледж никогда не делили с кем-либо спальню, и многим первокурсникам сложно привыкнуть к соседу по квартире или комнате. По окончании первого курса студенты готовы дополнительно платить за отдельную комнату. В современных общежитиях студенческих городков достаточно одноместных комнат и квартир, в которых есть общие пространства. Однако большинство студенческих городков построено до того, как одноместные комнаты стали востребованы среди учащихся.

Например, в 2006 г. руководитель отдела размещения учащихся в университете Майами Люсинда Ковени заявила, что университет уже много лет не в состоянии удовлетворить большую часть заявок студентов на одиночное проживание, и сообщила о планах строительства зданий с несколькими сотнями одиночных комнат. В интервью студенческой газете Ковени заявила: «Нам необходимо отвечать требованиям современных студентов. Очень многие из них хотят иметь собственное пространство… Мы понимаем, что общежития были построены давно, и работаем над тем, чтобы сделать условия жизни в студенческом городке более привлекательными». В 2008 г. администрация университета Джорджа Вашингтона получила 286 заявок на имеющиеся пять одноместных комнат в общежитии. Руководство университета обещало, что после ремонта и строительства новых зданий число одноместных комнат достигнет 300. В 2009 г. в Бостонском университете было введено в эксплуатацию высотное здание, в котором находится общежитие с комнатами люкс «в стиле апартаментов» для учащихся старших курсов, в том числе с большим числом одноместных комнат (которые по аналогии с отелями называют «синглами») и большими квартирами, в которых каждому студенту отведена собственная комната. Времена, когда студенты старших курсов с радостью жили в общежитиях, как селедки в банке, потому что хотели быть ближе к своим друзьям, остались в прошлом. Сейчас все совсем по-другому. «Я одна подала заявление о переводе сюда, потому что у моих друзей не было на это денег», — рассказывала в интервью газете Boston Globe студентка из общежития Бостонского университета. Теперь эта студентка будет жить без своих друзей.

По крайней мере, мать одного студента, проживавшего в люкс-общежитии Бостонского университета, признала, что ее сыну будет непросто придерживаться своего образа жизни после окончания учебного заведения. Осенью 2009 г. она сказала ему: «Ты оканчиваешь университет, а ситуация на рынке труда ужасная. Тебе придется жить с крысами в Бруклине». Она могла бы добавить и следующее: за исключением самых богатых молодых взрослых, которые переезжают в крупные города и начинают самостоятельную жизнь, большинству приходится жить в квартирах вместе с соседями. И это важно, потому что разница между собственной квартирой и «коммуналкой» приобрела огромное культурное значение. Для современного поколения молодых взрослых это критический момент между «вторым юношеством» и переходом во взрослую жизнь.

Вот, например, Джастин. Он — начинающий журналист, только что окончивший один из 10 топ-университетов. Он получил работу в Нью-Йорке, и компания-работодатель предоставила ему временное корпоративное жилье. При первом знакомстве Джастин производит впечатление застенчивого и осторожного человека. Он худой, у него вьющиеся каштановые волосы, глубоко посаженные глаза, а голос настолько мягкий и тихий, что иногда его вообще не слышно. Почувствовав себя спокойно и уверенно, Джастин становится веселым и обаятельным. К сожалению, в общении с людьми эти качества проявляются не сразу, поэтому завязать знакомства с обитателями Нью-Йорка молодому человеку оказалось сложнее, чем он предполагал. То, что он жил один, отнюдь не упрощало ситуацию. К счастью, несколько его друзей по колледжу тоже перебрались в Нью-Йорк, и через них Джастин нашел квартиру с несколькими жильцами, которым нравилось тусоваться вместе, как в школьные времена. Джастин знал, что еще не готов жить один.

Все, кто видел сериалы «Друзья» или «Трое — это компания», согласятся, что жизнь с соседями по квартире, когда ты молод и одинок, может быть довольно веселой. С ними можно поболтать, услышать их голоса, когда просыпаешься, или получить от них поддержку, вернувшись домой вечером после тяжелого дня. Через них можно познакомиться с другими людьми, они приглашают на вечеринки и помогают завязать знакомства в новом городе. Они могут разделить с вами обязанности по готовке еды и покупке продуктов. И, наконец, они вкладывают свою часть в квартплату, значит, можно поселиться не в самом плохом районе города или сэкономить деньги для выходов в свет. Несколько лет Джастин с удовольствием пользовался всеми этими преимуществами «коммуналки». Ему пришлось приспосабливаться: старые соседи уезжали, новые появлялись, сам Джастин, в свою очередь, переселялся в новые квартиры и новые районы. И все ради того, чтобы жить с ровесниками. Через пять лет Джастин начал задумываться о «побочных эффектах» такого существования. Те, кто смотрел сериалы «Друзья» или «Трое — это компания», знают, что слишком часто соседи по квартире могут оказаться совсем не идеальными.

Есть ли кто-нибудь, кто жил с соседями в одной квартире и не имел при этом негативного опыта? Историй про плохих соседей много. Бывший друг, переставший платить свою долю квартплаты или часть других расходов. Сосед-вор. Сосед с ужасным вкусом. Сосед, который никогда не выходит из дома. Сосед, который перестает разговаривать. Сосед, который пишет о тебе в блоге. Сосед, «подсевший» на телевизор. Пьющий сосед. Сосед, который съедает твою еду. Сосед, который не моет за собой посуду. Сосед, который ненавидит твою девушку. Сосед, который начинает приударять за твоей девушкой. Сосед, который становится твоей девушкой, потом с тобой расходится и… отказывается переезжать.

Личный опыт Джастина в этом вопросе, по счастью, не зашкаливал, однако и он пережил ряд проблем с соседями. С обитателем одной из квартир у него возникла взаимная неприязнь. Атмосфера стала напряженной. Джастина угнетала мысль, что он может увидеть соседа за столом на кухне или в гостиной. Он начал избегать собственной квартиры или, придя домой, немедленно направлялся в свою комнату. Джастин вспоминает, что это было ужасно: «Когда нет связи с соседями, жизнь еще более одинока. Полный отстой». Джастин переехал. На новом месте было лучше, но теперь ему хотелось большей обособленности. Он говорит: «Если приводишь девушку к себе домой, то не только она замечает твоих соседей, но и соседи замечают ее». Общение из вежливости становится иногда невыносимым. Разговоры на следующее утро еще хуже. Тогда Джастину было почти 30 лет, он имел достаточно друзей и денег, чтобы позволить себе снять однокомнатную квартиру в центре, если отказаться от некоторых расходов и распрощаться с надеждой что-нибудь накопить. Выбор оказался прост: Джастин решил жить один.

Жизнь в одиночестве его преобразила. «Теперь я не могу себе представить, что придется делить квартиру с соседями, — объясняет он. — Я не буду чувствовать себя счастливым». Он стал старше, и в его кругу общения предполагается, что ближе к тридцати годам человек должен жить или с партнером, или в отдельной квартире. Взрослому человеку просто неприлично делить квартиру с кем-то еще. «Если ты живешь с соседями, в этом даже стыдно признаваться. Сейчас я чувствую себя взрослым. А жить с соседями — это как-то не по-взрослому».