Шамиль уже все на свете трижды проклял в этой поездке, усталый, измотанный, злой как черт на директора комбината с его вечными махинациями в поисках выгоды. Ведь и вызвал-то к себе в середине рабочего дня, когда отправляться не то что в дальнюю ездку поздно, а и на другой конец города. А тут в Оренбург, шутка ли. Четыреста шестьдесят верст с гаком. Да обратно. Будь ты хоть трижды асом, просто физически не обернуться. Однако ушлый директор знает, как уломать. Обнял так по-отечески, к столу подвел, приказ под нос сунул:

— Ну, ты посмотри, Шамиль Талгатыч, дорогой ты мой. Вот приказ. Я уже тебе два отгула авансом даю и премию в размере месячного оклада. Мало?

Шамиль, зная прижимистость директора, недоверчиво хмыкнул:

— Что-то ты больно щедрый сегодня, Иван Петрович. В чем подвох? Давай колись. Все равно же узнаю.

Петрович, хитро улыбаясь в седые усы, раскололся:

— Нет подвоха, Талгатыч. Тебе как старому работнику, с которым двадцать лет вместе отпахали, скажу. У наших конкурентов зависла тысяча с хвостиком метров первоклассного шевро. Не выработали за месяц, пожадничали, получая с базы. А вот фурнитуры не хватает. А у нас излишек. Произведем обмен, взаимообразно, и все будем довольны. У нас же полцеха без работы простаивает из-за отсутствия кожи. Выручай, Талгатыч. Людям поможешь. Всем семьи кормить надо. Только там, как приедешь, иди сразу к директору, и ни к кому больше. Ни к кому! Только он и я в курсе. Переночуешь — и прямо с утречка и двигай. А бумаги мы сами оформим. Ты только привези завтра к вечеру…

И Шамиль привез бы, если б не безалаберность обоих директоров. Один брякнул, второй послал, а отдуваться ему, Шамилю. Да еще ехать пришлось не на своем новеньком «ЗИЛе», а на допотопном «ГАЗ-66», который стоял в гараже как подменный уже лет десять. Когда-то ушлый директор выменял его у вояк по бартеру на партию женских сапожек для личного состава роты связи. Армейцам все равно расплачиваться было нечем, а — госзаказ, никуда не денешься. Так и стоял бедный армейский внедорожник — ни богу свечка, ни черту кочерга. В смысле, бесхозный. У кого свой машина в ремонте, тот на ней и ездил. Вернее, добивал. Не своя же, не жалко. Это своих «ласточек» каждый холит и лелеет, чтоб в дальнем рейсе не подвели. Теперь вот Шамилю довелось. Впрочем, не впервой уже. Безалаберный сменщик Шамиля снова «поцеловался» с кем-то в городе, в третий раз уже за пол года, и теперь жестянщики курочили передок родного «ЗИЛа», на который больно было смотреть. Люто выматерив вовремя сбежавшего домой сменщика (застал — убил бы!), завгара и директора, Шамиль зло хлобыстнул дверцей, почти вырвал у завгара из рук путевку и вырулил со двора…

Припилил он в Оренбург после обеда в пятницу, сразу проехал на комбинат, а директора нет. Уфитилил куда-то. Поначалу секретарша с умным видом сказала, что директор на совещании. Это понятно. Непонятно где и когда вернется. Через час сказала, что директор в цехах. Еще через час, что он на больничном, и вообще из отпуска вернется только через две недели. Короче, издевалась. А когда Шамиль не выдержал и витиевато, по-шоферски, выругался, пригрозила вызвать охрану, ОМОН и бойцов «Альфы», чтобы утихомирить буяна. И только к концу дня сжалилась, видя, что Сан Саныч ну просто смерть как нужен этому сумасшедшему из Уфы, и поведала, что директор уехал на дачу и вернется только в понедельник утром. Вот блин! Селектор ходячий! Не могла сразу сказать? Шамиль успел бы обернуться за подписью на накладные на директорскую дачу и загрузился бы до конца дня. В качестве компенсации секретарша посоветовала остановиться в гостинице «Факел», как гордо именовался бывший дом колхозника. И утешила тем, что завскладом все равно бюллетенит и погрузку-выгрузку без него осуществить по-любому не удалось бы…

Не везет так не везет. Гостиницу Шамиль знал хорошо, не раз в ней останавливаться приходилось. Но все больше в двухместных номерах, на сутки и за умеренную плату. А тут, как на грех, народу набилось неизвестно откуда — то ли делегация какая, то ли юниоры на соревнования приехали. В общем, всё, что могли Шамилю предложить, так это только отдельный люкс, на все его оставшиеся командировочные. И деваться некуда, в городе знакомых нет, у кого можно было бы перекантоваться до понедельника.

От люкса одно название, одиночество и цена. В остальном — обычный одноместный номер. Разве что с советским, еще ламповым, «Фотоном», в котором то ли фильм про пургу показывали по всем каналам, то ли просто кинескоп износился донельзя. Так что даже телик не посмотришь. И выпить с горя не с кем, а от командировочных только на бутылку с закуской и осталось…

В общем, в понедельник с утра Шамиль заявился на комбинат злее черта и высказал директору все, что о нем думает. А тот, хитрован, только руками развел:

— Ну, прости, Талгатыч. Ну, так вышло! У супруги юбилей, понимаешь, пятьдесят стукнуло, ну и закрутился с этими делами. Забыл напрочь про твой приезд! Извини, дорогой. Сейчас тебя загрузят вне очереди, и поедешь. А что денег не осталось, так не беда. Зачем они тебе? Бензин есть, до дома хватит. Ехать тебе всего часов восемь. Ну, с отдыхом максимум десять. А накормят тебя в заводской столовке, я сейчас распоряжусь. И в дорогу кое-чего соберут. Не журись, дорогой. Что ни случается — все к лучшему. Зато поедешь с утра, а не на ночь глядя…

И, конечно, опять надул. То есть в столовой, конечно, накормили от пуза и «тормозок» в дорогу приготовили. А вот с погрузкой заминка вышла. Пока вызвали из дома завскладом, пока грузчики раскачались, время и ушло. Так что выехал Шамиль из заводских ворот только в полдень, матерясь на чем свет стоит, понимая, что до конца рабочего дня ну никак не успеть и, значит, завтра, не отдохнув толком, с утра пораньше ехать на разгрузку. Да еще от своего директора упреки выслушивать, что цех простаивал двое суток. Как будто по его, Шамиля, вине!

На выезде из города Шамиля тормознул вездесущий гаишник. Принесла нелегкая. И чего надо? Видит, что армейский «ГАЗ», поживиться явно нечем. Однако же и нюх у них, родимых, можно только позавидовать. Хотя с Шамиля взять все равно нечего. Если б водку вез, тогда да. Но тюк с кожей едва ли возьмет, тем более с государственной машины. Шамиль же потом в докладной укажет, куда подевались сто метров шевро. А это уже хищение…

Притормозив, Шамиль выбрался из кабины с документами и накладными, прохладно поприветствовал:

— День добрый, товарищ лейтенант. Я как будто ничего не нарушил. И документы в порядке.

Лейтенант козырнул, представился, как положено:

— Инспектор ДПС лейтенант Асмолов. Что везем?

Пожав плечами, Шамиль сдержанно ответил:

— Груз кожи, согласно накладной. Смотреть будете?

— Обязательно.

Впрочем, лейтенанта груз Шамиля не заинтересовал.

Кузов под тентом осмотрел внимательно, в кабину заглянул, козырнул и пожелал счастливого пути. Хороший такой лейтенантик, вежливый. Молоденький еще, видно; недавно в ГИБДД, хапать еще не научился. Правда, глаза у него какие-то пронзительные, не гаишные. Те либо цепко смотрят, либо жадно. А этот как рентгеном просвечивает, даже не по себе малость…

А метров через сто Шамиля снова тормознули. На этот раз, слава Богу, не гаишники. Девчушка лет семнадцати на обочине голосовала так отчаянно, словно именно Шамиля и никого другого ждала. Явно его пропустить не хотела. И когда Шамиль тормознул со скрипом метрах в двадцати впереди, к машине метнулась торопливо, очевидно опасаясь, как бы дядя не дал по газам. Распахнув дверь, Шамиль недовольно пробурчал:

— Ну, чего тебе, красавица? Путешествуешь, что ли?

Девушка, несмотря на неприветливый тон, радостно защебетала:

— Ой, дядя, здравствуйте! А я вас знаю! Мы в гостинице вместе жили. А я смотрю, номера наши, башкирские. Дай, думаю, попытаю счастья, авось повезет. Дядя, возьмите меня с собой, пожалуйста. Мне ну вот так уехать нужно, а деньги кончились!

Услышав «наши, башкирские», Шамиль малость отмяк и куда как приветливее улыбнулся:

— Землячка, значит? Ну, садись, землячка. Своих в беде не бросаем.

Девушка грациозно вспорхнула по неудобной крутой подножке, бросила под ноги дорожную сумку и защебетала:

— Ой, как хорошо, что вы мне попались! Я прямо и не знала уже, что делать. Мне же в Стерлитамак, с вами я как раз до места и доберусь. А то все едут или местные, или в Челябинск и Татарстан. А мне-то никак не по пути. Три часа уже здесь стою, и ни одного в Уфу…

Слушая ее болтовню, Шамиль заулыбался еще шире, вспомнив свою старшую дочку. Ну, точь-в-точь такая же стрекоза и балаболка. В любой компании своей становится в минуты, словно сто лет людей знает…

— Ну, давай знакомиться, землячка? Как мама с папой-то зовут?

Девушка усмехнулась:

— Не скажу! А вообще, Гульсияр. Друзья и подружки Гулей зовут. А вас как?

Добродушно улыбнувшись в усы, Шамиль покосился на попутчицу:

— Ну, не хочешь — не говори. А меня Шамиль Талгатович. Можешь Шамиль-ага звать.

— Ой, Шамиль-ага, вы, пожалуйста, не обижайтесь, ладно?! Я же не скрытная какая. Просто мама с папой смешно зовут, вот я и стесняюсь. Гульчонок, ну что за имя, а? Я им запрещаю, а они все равно зовут. Правда, только дома, без посторонних.

— Значит, хорошие у тебя родители, тактичные. И любят тебя. Только любимую дочку так и можно звать. А ты как же. так без денег осталась-то? На дискотеке прогуляла, что ли? И чего в Оренбурге делала?

— Не, не прогуляла… Я на соревнования приезжала, региональные, по легкой атлетике.

— Спортсменка, значит?

— Ну, вроде того. Бегаю на короткие дистанции. На двести и четыреста метров. Вот, нашу стерлитамакскую ДЮСШ представляла.

— Ну, и как? Победила?

Гуля, не удержавшись, похвасталась:

— Ага! Второе место в беге на двести метров! И третье на четыреста. «Двухсотку» за двадцать пять и шесть десятых секунды пробежала! А главными претендентами челябинские девчонки были. Особенно одна, Люба Ворсова. Я с ней уже три года соревнуюсь. Челябинские девчонки знаете какие сильные? Хотя у меня тоже первый взрослый уже. Почти КМС. Тренер говорит, если б серьезно занималась, до Олимпиады добегалась бы. Но я хочу после школы на филфак поступать. Обожаю восточные языки, арабский, фарси… А деньги я на подарок потратила. В Оренбурге тетя живет и двое братишек двоюродных. Я и отпросилась у тренера. Сказала, что тетя меня посадит на поезд. И тетя ему позвонила, вот он и разрешил. У одного братишки вчера как раздень рождения был, ну, я на подарок и потратилась. А взаймы у тети просить неудобно было, живут они небогато, она одна братиков воспитывает. Ладно, думаю, доберусь на попутках. Вот повезло, вас встретила…

Шамиль покосился на девчушку, все так же улыбаясь в усы, поинтересовался:

— Так ты, поди, голодная, кызым? Небось, со вчерашнего пиршества и крошки во рту не было? Я ж видел, вы всей делегацией с утра из гостиницы уходили, а на завтрак, поди, денег уже и не было, а?

Гуля смущенно потупилась, не решаясь сказать «да». Хорошая девочка, скромная. Качнув головой, Шамиль предложил:

— Вон пакет на кожухе, видишь? Возьми перекуси. Там котлеты, курочка жареная, хлеб. В термосе чаек с душицей, наверное, теплый еще.

— Ой, спасибо, Шамиль-ага! Честно говоря, кушать так хочется, что корочку хлеба погрызла бы!

— Давай, давай, наворачивай. Ты молодая еще, растешь, организм калорий требует. Ешь, не стесняйся. До Стерлитамака нам часов шесть без остановки пилить. Если ничего в пути не случится…

И как в воду глядел. Точнее сказать — накаркал. Правда, Шамиль подразумевал, что с машиной не случится ли чего, а обернулось так, что старенький вояка не только не подвел, но даже, можно сказать, и жизнь обоим спас своей надежностью…

А началось все с роженицы. Шамиль уже много лет за баранкой, исколесил полстраны и всякого понавидался, но с таким случаем впервые столкнулся. Раньше только слышать приходилось от коллег да посмеиваться над теми, кто сподобился в женские дела влезть. Все же не мужское это дело. А туг и сам чуть было не влип. На развилке, где голосовала, в надежде поймать попутку, очередная кучка бедолаг, прямо под колеса кинулся мужичок лет тридцати пяти. Явно сельский, в ватнике, в кирзачах. И глаза прямо-таки квадратные от испуга. Шамиль затормозил так, что Гуля едва котлетой не подавилась и пребольно ударилась лбом в стекло, вскрикнув «ой!» и прошипев что-то не совсем подобающее скромной домашней девочке. И тут же испуганно на Шамиля покосилась, как бы не упрекнул. Но ему не до того было. Сам такое загнул, что у девочки ушки заалели. Распахнув дверцу, уже на всю трассу зарычал с переливами и подтекстом:

— Ты, разбабай толченый!!! Бабку твою кумганом в анису!!! Ты смерти ищешь, куян облезлый??? А если б у меня реакция никудышная была, мне тебя в морг везти, хрень ты неумытая?!! Распредвал тебе в багажник — и домкратом утрамбовать, чтоб не выглядывал!!!

Ну, и далее в том же духе. Гульсияр совсем залилась краской до корней волос и ушки зажала ладошками, испуганно хлопая глазами и стараясь не запомнить шоферских идиом. А мужичок, не обращая внимания на справедливую ругань, взмолился:

— Друг, выручай! Вопрос жизни и смерти! Жена у меня, понимаешь, рожать удумала. Повезли ее с шурином на его «Жигулях» и сели. Ну, дорога-то, тебе ли объяснять? Пять рытвин на полтора метра. Выручай, друг! За полчаса ты единственный на вездеходе. Тормознулся один на «КамАЗе», да куда ему? Фура груженая, двенадцать тонн, да разворот пятнадцать метров. Сам бы сел. А баба моя криком исходит. Не дай бог, помрет!

Шамиль снова, на этот раз вполголоса, выругался:

— Ну, а раньше-то чем думали? Загодя не мог в роддом отвезти? Дернуть надо, что ли?

— Да она все… Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! «Нормально все, Мишенька, не время еще. Успеем». Успели, блин! Ребенок, понимаешь, первый и поздний. Восемь лет делали. Боюсь, не сдюжит жена. Если б сели — полбеды. Шаровые полетели напрочь. Теперь только на эстакаду. Довези до райцентра, Христом-богом прошу!

Шамиль, в сердцах пристукнув ладонями о баранку, распорядился:

— Вот что, дочка. Давай-ка ты в кузов. Там тюки с кожей, на них помягче, чем на скамейке. А этот… чудачок… за штурмана сядет. В темпе, дочка, в темпе. Дело, кажется, серьезное. Надо выручать… Слышь, ты, Мишаня! Прыгай в кабину, показывай, куда пилить.

Мишаня дважды себя уговаривать не заставил, заскочил на освободившееся место и застрекотал:

— Да тут дорога-то одна, до нашей деревни только. Недалеко, километра четыре до трассы не дотянули…

«Жигуленок» на разбитой дороге зрелище представлял собой жалкое. Весь залепленный грязью, носом ткнувшийся в огромную яму с водой, словно водила специально сунулся, где поглубже. Хотя дождей уже дней пять не было. Эх, деятели, вашу мамашу. Шамиль только сплюнул с досады. И куда на «шестерке» по такой-то дороге? Даже он на внедорожнике четыре километра юзил полубоком, цепляясь колесами за траву. Видать, и впрямь припекло женщину, если рискнули…

Мишаня пулей вылетел из кабины, заорал шурину, сидевшему за рулем с мукой мученической на лице:

— Вовка, давай быстрее в кабину ее! Сам дуй за трактором, вытаскивать тебя некогда.

Шурин выскочил из салона, осторожно с зятем на пару перевел охающую сестру в кабину «ГАЗ» а, а сам, подойдя к Шамилю, чуть ли не руки сложив умоляюще:

— Друг, и меня подцепи, а? Только до трассы. Все равно же тебе выбираться. А там я эвакуатор из райцентра вызвоню.

Шамиль совсем взбеленился:

— Да вы совсем обалдели, мужики?! То бабу вашу спасай, то тебя тащи по рытвинам. Вы уж как-то определитесь, что важнее? Сказал тебе зятек — дуй за трактором. Он и вытащит.

— Да какой, на фиг, трактор? Он один в деревне, сам на ладан дышит! Да и Серега, хозяин, с бодуна сегодня, не поедет. И переть до деревни пятнадцать километров! А я живу-то в райцентре. Приехал неделю назад сеструху навестить, да задержался. Рыбки с Мишкой половили, в баньке попарились да малость водочки попили. И вишь, как получилось. Ты только до трассы подтяни меня, а дальше я сам. Выручи, землячок!

Сплюнув, Шамиль крикнул в кузов незадачливому Мишане:

— Эй, ты! Деятель! Нащупай там трос в углу. Будем и шурина твоего спасать, ничего не поделаешь. Такой вот у меня нынче день спасателя…

До трассы ползли — как тараканы беременные. Шамиль старался выбирать места поровнее, чтоб роженицу меньше трясло, не слыша за ревом двигателя, как матерился и проклинал все на свете Мишанин шурин, волочась в своем «жигуленке» по всем ухабам и катаясь по салону, как лотерейный шарик в барабане. Тащило его то юзом, то поперек. Главное, что тащило. Под крылья набилось столько травы и земли, что колеса не вращались, а скользили по жирной грязи. Его проблемы. Шамилю не до того было. Молил Бога только, чтоб женщина в его кабине рожать не затеялась. Совсем не до смеха будет. Хоть и своих трое, а вот роды принимать как-то не доводилось.

Вырулив на трассу, Шамиль вышел отцепить трос и не сразу заметил, как от кучки голосующих отделились двое мужичков лет под тридцать, предварительно перемигнувшись. При этом один качнул головой в сторону Шамиля, второй согласно кивнул, и оба торопливо подошли, поправляя на плечах одинаковые дорожные сумки. На вид оба как будто таджики. Или туркмены, леший их разберет. Азиаты, словом. Путешественники, блин. Тот, что ростом повыше и посимпатичнее, весело поприветствовал:

— Здорово, земляк!

Шамиль, коротко глянув на весельчака, нелюбезно отозвался:

— Здорово, коли не шутишь. Только какой я тебе земляк?

Высокий, однако, от прохладного тона не стушевался и миролюбиво согласился:

— Верно. Ты башкир, я т…

— Я татарин.

— Все равно. Оба мусульмане. Только ведь на одном шарике вращаемся, значит, земляки. А Магомет завещал помогать ближнему и дальнему. Так, нет? Слушай, друг. Возьми и нас тоже, а? Ты же все равно уже с пассажирами. С беременной бабы да с мужика ее денег, поди, не возьмешь? Да девчонка у тебя, наверное, на обслуживании. Не велик прибыток такому джигиту. А мы тебе по пятьсот родных российских рубликов с носа заплатим. Нам только до Светлого, а там мы сойдем. За полета кэмэ не так и мало, согласись. Ну, так как?

— Ты про девчонку-то полегче, землячок…

— Понял, понял… Извини, брат. Я ж не зверь. Про любовь тоже понимаю.

— Не знаю, что ты понимаешь, а у меня не автобус, — отрезал Шамиль.

— Да брось, брат. Вон же у тебя на тенте табличка «ЛЮДИ». Ну? Значит, скамейки есть, машина оборудована. Я ж знаю армейский «ГАЗ».

Брать Шамилю борзого таджика не хотелось, но и деньги могут потребоваться. У самого-то пусто. А на эти четыре километра туда-сюда литра два бензина точно спалил, на пониженной-то. Вот их-то как раз и не хватит до гаража, по закону подлости, черт бы побрал российские проселки…

— Все-то ты знаешь, земеля. А если гаишники тормознут? В Светлом как раз КПМ.

Веселый только ухмыльнулся:

— Я много чего знаю, джигит. Я же два года, день в день, в российской армии отслужил, на афганской границе. И гаишников ваших хорошо знаю. Если что, я сам за всех откуплюсь, тебе и тратиться не придется. Какая разница, двое зайцев в кузове или четверо? Да ты не ведись, друг. Мы хорошие ребята, не бандиты, не террористы. Я Таир, а он вот Мугаш. Хочешь, паспорта покажем? Мы на заработки едем. А за километр до КПМ мы сойдем. Девчушка твоя в кабину пересядет, и езжай спокойно. Ну, так как?

Сдавшись, Шамиль махнул рукой:

— Ладно, залезайте.

Таир похлопал Шамиля по плечу, что-то бормотнул приятелю по-своему и добавил уже по-русски:

— Молодец, земляк! Выгоду понимаешь. Садись, Мугаш. Хороший нам человек попался!..

Покручивая баранку, Шамиль то и дело опасливо косился на свою пассажирку, охающую и придерживающую круглый живот. Как бы в самом деле не затеялась рожать у него в кабине. То-то будет весело! Чтобы хоть как-то отвлечь женщину, а скорее себя утешить, посоветовал:

— Ты носом, носом дыши, сестренка. Вот так. Глубже дыши. И старайся думать о чем-нибудь приятном. Ничего, тридцать километров не триста, за полчаса долетим. Обернуться не успеешь, а уже под присмотром врачей будешь. Ты только дотерпи, ладно? Очень тебя прошу. Я.ж не акушер, родов принимать не умею. Да и мужик твой, видать, неопытный… Лет-то тебе сколько? Как зовут-то тебя?

— Ох!.. Лиза. Тридцать уже. Не беспокойтесь, я потерплю. Все нормально будет.

— Вот за это молодец! Люблю таких. А то иные в панику ударяются, истерить начинают. Значит, Лиза, говоришь? Хорошее имя. На Линизу похоже. Дочку мою так старшую зовут. У меня ведь трое, у самого-то. Да ты не переживай, и в сорок рожают впервые, и ничего…

Бог миловал. Ни с машиной ничего по пути не произошло, ни гаишники не тормознули, тьфу-тьфу, ни Лизавета рожать не начала. Дотерпела девка, набралась силенок. А может, дите готовилось на свет разумное появиться, с понятием. И посчитало неуместным в таких вот условиях на свет Божий являться. А возле входа в больницу уже и две сестрички поджидали, как по заказу. Видимо, Мишаня позвонил по дороге с мобильного. Лизавета, как в первый раз беременная, да в таком возрасте, на учете стоит, конечно же. Тянуть не надо бы было, лечь на сохранение, и не было бы волнений…

Сестрички суетившегося Мишаню сразу оттерли, чтоб под ногами не путался, и под руки увели Лизавету внутрь здания. А Мишаня, с минуту постояв потерянно и от волнения потирая руки, подошел к кабине и с чувством сказал:

— Спасибо тебе, друг! Никогда не забуду. Богу свечку за тебя поставлю. Сестры говорят, еще бы полчаса, и начала прямо в машине рожать. А теперь вроде как обойдется…

Усмехнувшись, Шамиль щелчком откинул докуренную сигарету.

— Да ладно, чего там? На то мы и люди, чтоб помогать друг другу. Ну, поехал я. Бывай. Сына тебе желаю. Где там девчоночка-то моя?

Мишаня придержал за колено желающего спрыгнуть на землю Шамиля и вполголоса предостерег:

— Слушай, друг. Что-то неладное с этими азиатами. Уж больно хваткие. Не попал бы ты в беду с ними. Они всю дорогу винишко распивали, у них в сумках еще несколько бутылок. И к девочке твоей приставали. Как бы чего не вышло. Я твой должник. Давай-ка мы их на пару шуганем? А если что, и ментам сдадим. Не нравятся они мне. Глаза у них нехорошие. Особенно у этого, веселого.

Нахмурившись, Шамиль все же спрыгнул на асфальт, коротко сказал «подожди», обошел машину и заглянул под тент. Оба пассажира были и впрямь тепленькие, и невооруженным глазом видно. Гульсияр забилась в дальний угол и сидела ни жива ни мертва от страха, с круглыми глазами, в которых так и плескался испуг. Поднявшись на подножке, Шамиль позвал:

— Ну что, сестренка? Давай в кабину, что ли? Место освободилось.

Гульсияр молча затрясла головой, а в глазах такая мольба, что, казалось, зрачки светятся в полутьме кузова. Вместо нее ответил обнаглевший донельзя Таир:

— Да ну, брат. Ей с нами хорошо. Поехали. Она решила с нами остаться.

Пухлый Мугаш противно и плотоядно ухмыльнулся. Похоть от его рожи с заячьей губой так и перла. Ну, все понятно. Только хрен вам, ребята. Не дождетесь, чтобы Шамиль девчушку невинную, да еще Землячку, в беде оставил. Он уже было спрыгнул с подножки, чтобы позвать Мишаню на помощь с его. внушительными кулаками, но заметил под боком у Гульсияр блеск клинка — и словами поперхнулся. Огромный нож в руках Таира мелко подрагивал от напряжения. Или желания вонзить в бок девушке. А глаза ну просто дикие, от такого чего угодно можно ожидать. Стоит только Шамилю поднять шум, и зарежет девчонку ни за понюх табака. А если оставить с ними одну — испоганят, подонки. И он, Шамиль, будет виноват…

— Ну, ладно. Поехали тогда.

И послал Гульсияр долгий взгляд. И подмигнул. Дескать, не трусь, дочка, придумаем что-нибудь. Она девчонка неглупая, должна понять. И поняла, наверное, что в такой ситуации Шамиль только навредит ей, если попытается силой отпить. Но все же тоска в глазах такая высветилась, что у Шамиля сердце дрогнуло. Сказать бы ей по-башкирски, но ведь наверняка эти уроды поймут. А если и не поймут, так насторожатся. А их сейчас беспокоить не стоит. Пусть считают, что водила подобрал себе молоденькую плечевую на трассе, чтоб не скучно ехать было, и особо рогом из-за нее упираться не станет. Но и бросить вот так тоже нельзя, надо как-то ободрить. Мысли в голове лихорадочно вертелись, и ничего хорошего на ум не приходило…

И вдруг осенило, Шамиль даже улыбнулся в усы и, как мог ласково, сказал, унимая противную дрожь в голосе:

— Кызым, а гульчонка я, пожалуй, на волю выпущу, ага? Ну, чего ему томиться? Пусть себе летает.

Таир, подонок, вдруг резко спросил:

— Какого еще гульчонка?

Шамиль безмятежно ответил:

— Да есть там один. Девчушка подобрала на дороге голубенка, несмышленыша, жалко стало. А теперь выпущу, пусть на воле летает.

И снова послал Гульсияр многозначительный взгляд. Та поняла, закивала согласно, даже малость улыбнулась, перебарывая испуг. Вот и хорошо. Теперь девочка знает, что Шамиль-ага в беде не бросит, и будет готова, когда потребуется действовать. А Таир, придурок, так ничего и не понял. Сказал только равнодушно:

— Пусть летает. Гульчонок нам без надобности. Зачем нам гульчонок? Нам и с девушкой хорошо. Ну, поехали, что ли, брат?

Шамиль вслух сказал «поехали», спрыгнул на асфальт, а сам мысленно добавил ставшую знаменитой после фильма «Брат» фразу: «Не брат ты мне, сука черножопая».

Мишаня переминался возле кабины, ожидая Шамиля. Тихо спросил:

— Ну, что? Навешаем козлам? А то я застоялся.

Шамиль, опасаясь, как бы Мишаня и впрямь сгоряча не полез с кулаками, успокоил:

— Да нет, нормально все. Ты иди, не беспокойся. Я сам разрулю ситуацию.

— Точно?

— Точно. Иди, жена у тебя, поди, уже рожает. Удачи.

— И тебе… Вот возьми бумажку. Я тут записал свою фамилию и номер мобильного. Если что…

— Спасибо. Будь здоров.

Запрыгнув в кабину, Шамиль завел двигатель и сквозь рев едва услышал вопрос Мишани:

— Как зовут-то тебя, друг?

Приоткрыв дверцу, Шамиль крикнул:

— Шамиль!

Мишаня радостно замахал рукой:

— Сына твоим именем назову, спаситель!

Махнув рукой, Шамиль крикнул в ответ:

— Не смеши! Лучше Иваном назови! Хорошее русское имя. Иван Михалыч. Ну, будь! Жену и ребенка береги!..

Выруливая к трассе, Шамиль лихорадочно размышлял. Ситуация, блин, сродни проституции. Что делать? Остановиться возле первого гаишника и попросить помощи? Будет тот же вариант, что и с Мишаней, только еще хуже. Эти козлы сейчас под градусом и, заметив человека в погонах, едва ли поведут себя адекватно. Разгоряченные, еще и на мента накинутся, тем более если тот оружие достанет. Адреналин в крови взыграет. А то девчонку в заложники возьмут. Ведь зарежут, гады, глазом не моргнут. Нельзя рисковать. Надо как-то самому, по-тихому. Только бы не опоздать, не позволить девчушку испоганить. Пока по райцентру колесим, вряд ли они к ней притронутся, кричать начнет. А вот когда на трассу выскочим, там все, что угодно, может случиться…

В общем, отъехав с километр от райцентра, Шамиль притормозил в подходящем месте, вытянул из-под сиденья монтировку и любовно погладил побелевший от долгого использования металл. Хорошая монтировка, надежная. Сколько раз уже Шамиля выручала в разных ситуациях. Колесо ли разбортировать, утихомирить ли охамевшего «чайника», прыгнувшего на своей иномарке прямо под колеса, — на все годится. Универсальная вещь. Чуть подумав, обмотал один конец ветошью и обвязал шнурком от подменных ботинок. Убивать козлов все же не хотелось. Еще сидеть за такое дерьмо.

Выпрыгнув из кабины, Шамиль подошел к заднему борту, поднялся на подножку, заглянул в кузов. М-да… Дело дрянь, похоже. Вовремя он остановился. А ведь хотел еще с километр отъехать. Как чувствовал…

Мальчики шустрее оказались, чем подумал. Гульсияр они уже зажали с обеих сторон. И слюнявый Мугаш бесстыже лапал по открытой груди девушки, чуть ли не разрывая синий лифчик. Землячка едва не закричала в полный голос, безуспешно пытаясь стянуть на груди распахнувшуюся клетчатую рубашку-«ковбойку». У Шамиля в глазах от гнева потемнело, но сдержался, не рискуя кидаться на обоих сразу. Все же молодые жеребцы, едва ли удастся обоих разом уложить в поленницу. Насколько смог, нейтрально сообщил:

— Ну что, пассажиры? Остановка пять минут. Мальчики налево, девочки направо. До Светлого больше тормозить не стану. Время поджимает. Лесок рядом, кому приспичило.

Мерзкий Мугаш злобно зыркнул на водилу, недовольный, что прервал. Таир, напротив, весело отозвался как ни в чем не бывало:

— А что? Пожалуй. А то портвейн уже в горле плещется.

И полез наружу. Шамиль, обращаясь к Гульсияр, спросил:

— Ну а ты, кызым? Не желаешь?

Вместо нее ответил Мугаш, впервые подав голос. И голос-то у него омерзительный, жабий какой-то.

— Девочка не желает. Она другого чего желает.

И заржал похабно, подонок. Шамиль уточнил:

— Ну а сам-то?

Вместо него ответил спрыгнувший на асфальт Таир. Похлопав Шамиля по плечу, широко улыбнулся:

— А он потом. У нас груз важный, без присмотра оставлять нельзя.

И пошел поперек трассы к лесу. А до него метров тридцать от обочины. Шамиль опасался, что решит, свин, на колесо отлить, и уже приготовился стойкий отпор дать. Дескать, нечего его «ласточку» оскорблять. Однако Таир с водительской привычкой был не особо знаком. Шамиль равнодушно пробормотал: «Ну, потом так потом…» И подумал: «Сами напросились, хлопчики, вы уж извиняйте». И уж так хотелось врезать этому липкому Мугашу, что Шамиль решил себе в удовольствии не отказывать. Дождавшись, пока Таир отойдет подальше, для вида подергал тюки с кожей и попросил, как бы между прочим:

— Слышь, малой, подтяни-ка мне вон тот тюк. Ага, вот этот, с белой полоской. Там у меня, понимаешь, заначка.

Дурачок ничего не заподозрил, видать, недалекого ума, и послушно потянул тюк поближе к заднему борту. И тут же получил сокрушительный удар монтировкой по круглой башке. Даже не пикнул, только по-скотски икнул и немного портвейна выплеснул наружу из поганой глотки. Шамиль резко велел дернувшейся Гульсияр: «Сиди!», перевалил бесчувственное тело через борт и оттащил в кювет. Таира еще не было видно. Похоже, порядком накачался, алкаш, все еще не может облегчиться. Пощупав пульс у Мугаша, Шамиль с легким сожалением убедился, что зас…нец жив. А так хотелось наповал, чтоб не плодился, сволочь, словами ну просто не передать!

Похлопал насильника по макушке:

— Повезло тебе, сучонок. Не в настроении я нынче убивать. А следовало бы…

И бегом бросился в кабину, еще раз крикнув девушке: «Сиди там!» Некогда было ее переводить в кабину. Пока будут передислоцироваться, тут как раз и второй подоспеет. А он не так туп, и покрепче будет. Нет гарантии, что с ним удастся справиться.

Заскочив в кабину, Шамиль с места рванул так, что покрышки завизжали. Благо, движок предусмотрительно не глушил. И уже в зеркало увидел бегущего к дороге Таира, с перекошенным от злобы лицом. Давай, родной, беги. На трассе пусто. Пока дождешься кого… Да и не каждый возьмет такого попутчика, да еще с хмельным душком. Да дружка надо в чувство привести. В общем, полчаса как минимум у Шамиля есть. А за полчаса он далеко будет…

Километра через три остановил машину, торопливо выскочил из кабины и вприпрыжку побежал к заднему борту. Гульсияр уже выбиралась наружу, поняв, что пришло время пересаживаться, Увидев Шамиля, бросилась на шею, как отцу родному. И забилась в рыданиях, не в силах справиться с перенесенным испугом и позором. Шамиль, прижимая девчушку к себе, гладил по голове и утешал:

— Ну, все, все. Успокойся, дочка. Прости меня, дурака. Позарился на тысячу, подобрал козлов. Хотел на бензин, боялся, что до гаража не хватит. Дурак старый!

Гульсияр пробормотала сквозь слезы:

— Ну что вы, Шамиль-ага? Вы-то в чем виноваты? Кто ж знал, что такие скоты? Просто я испугалась очень.

— Ну, еще бы! Кто хочешь испугается. Ты что же, глупенькая, думала, я тебя брошу в беде? Ну, ну, ну… Успокойся, дочка. Все хорошо, все позади. Забудь. Не было ничего.

Гульсияр, улыбаясь, успокоила его:

— Нет, я знала, что не оставите с ними. Вы когда про гульчонка сказали, я сразу поняла.

Бедолажка. Она еще и утешает… У Шамиля аж слезы на глаза навернулись.

— Умница. Хорошо, что ты понятливая. Вот видишь, как здорово, что мама с папой тебя Гульчонком зовут? Не будешь большее на них за это обижаться?

— He-а. Не буду.

— Ну, давай, дочка, поедем. Только посмотрим, что за груз такой ценный эти сссу… Ох, прости, дочка. Эти пассажиры везли.

Рывком выдернув из кузова обе сумки, Шамиль расстегнул молнии и заглянул внутрь. В обеих лежало по четыре бутылки портвейна, еще не початые. Пустые, видимо, где-то в кузове катаются. Хорошо затарились, надолго. Под бутылками были какие-то пакеты и мешки. Вытащив один мешок, Шамиль вспорол боковину карманным ножом-выкидушкой, взял щепотку липкой смеси, вроде пластилина, растер в пальцах и понюхал. Нахмурившись, лизнул языком и, сморщившись, брезгливо сплюнул.

— Однако… И впрямь ценный груз.

Гульсияр поинтересовалась:

— Что это, Шамиль-ага?

— А это, дочка, насвай. Наркотическая травка, намешанная со всякой дрянью. Ее в Азии с детских лет употребляет чуть ли не поголовно все мужское население. Ну, как молдаване молодое вино, вместо сока.

— Ой, Шамиль-ага! А вы-то откуда знаете?

Усмехнувшись испугу девушки, Шамиль произнес:

— Не бойся, дочка. Я не наркоман со стажем. Служил я в Туркмении, насмотрелся там. Ну, пробовал пару раз по глупости. Штука гадкая. Но это еще полбеды. А вот эти пакеты мне совсем не нравятся.

Вытащив из сумки пакет с белым порошком, Шамиль подкинул его на ладони:

— Килограмма три. И мне почему-то кажется, что этот порошок совсем даже не «Зифа» и не «Лотос».

У Гульсияр глаза стали, как два полтинника.

— Неужели героин?

— Похоже на то. Я не специалист, но вместе с насом что еще может быть? Влип я, девочка. Здесь килограммов двенадцать только героина. А это огромные деньги. Похоже, мальчики-то не простые работяги, а наркокурьеры. Только почему вот так, внаглую, почти открыто везут? Совсем страх потеряли? Или крыша у них на трассе имеется? Или собственная поехала? Если так, то дело дрянь. В наш век мобильной связи…

— А у них нет мобильников.

— Ты откуда знаешь?

— А они при мне говорили по-таджикски, думали, я не пойму ничего. А в основе таджикского фарси лежит. Я же изучаю немножко… Словом, общий смысл я уловила. Говорили, что с каким-то Кириллом связаться нельзя, а он их с другого конца ждет. Ну а «мобильник» они просто по-русски говорили.

— Что значит «с другого конца»? Кто такой Кирилл?

Гульсияр виновато развела руками:

— Не знаю. Я только общий смысл уловила, без деталей. Я же еще только учу восточные языки.

— Ну, ладно. Главное, знаем, что связи у них нет и подельнику сообщить не могут; где бы он ни был. Значит, опасаться нам нечего. Похоже, мобильниками не пользуются из-за конспирации, чтоб не светиться лишний раз. Все заранее обговорено, вот и прут по маршруту.

— Ну, как же нечего, Шамиль-ага? Они же номер машины вашей наверняка запомнили.

— И что? У нас в гараже эта машина подменная, больше-простаивает. Она за ворота раз в месяц выезжает. И потом, откуда им знать, что я именно из Уфы? В Башкирии городов и райцентров много, пусть ищут. Логотипа предприятия на дверце нет. Я ж говорю, машина подменная. По номеру пробить, конечно, можно. Но для этого связи в ГИБДД нужны. А это вряд ли. Эти двое — сошки, курьеры. Но даже если своим хозяевам сообщат, найти меня совсем не просто. В крайнем случае, у меня родственник в полиции служит, помощи попрошу. А тебе и вовсе бояться нечего. Сойдешь в Стерлитамаке, и забудь все, как дурной сон. Только вот что с сумками делать?

— Так давайте в полицию сдадим!

— Кхм… Не такого я высокого мнения о нашей полиции. Я о родственнике… Нет, в целом, конечно, там мужики честные служат. А где гарантия, что на оборотня не нарвемся? Возьмет он у нас наркотики, и сам же в продажу и пустит. Или сообщит кому следует, за вознаграждение. Вот тогда мне точно кирдык. Нет уж, девонька, вот что мы сделаем…

Вспоров все мешки и пакеты, Шамиль откупорил бутылки и обильно полил порошок и насвай вином. Показалось мало. Не пожалел топлива, слил пару литров из бака и сверху залил еще и пахучим бензином. Черт с ним, лишь бы до границы области добраться, а дома не пропадет, стрельнет у кого на трассе. Закончив, закинул сумки в траву на обочине и довольно потер руки:

— Вот теперь точно ни на что не годная смесь. Считай, дочка, сотни две человеческих жизней, как минимум, мы с тобой спасли сегодня.

Гульсияр только руками всплеснула:

— Ой, Шамиль-ага, боюсь я. Как бы беды не вышло! Может, все же лучше в милицию было сдать?

— Да сдать-то можно. Есть у нас и милиция, и прокуратура, и наркоконтроль. Только что-то наркоманов от этого и торгашей смертью вразвес меньше не становится. Если только на государство всю ответственность перекладывать, то не скоро мы с этой чумой справимся. Если вообще справимся. Надо и самим что-то делать. Вот мы с тобой конкретное дело и сделали. У меня, понимаешь, дочка и двое сынишек подрастают. Не хочу, чтобы однажды их эта зараза коснулась. Или тебя. Ваши молодые жизни для полезного дела сгодятся…

В кабине Шамиль напомнил:

— Ты ведь так и не поела, девонька. Давай-ка перекуси и постарайся поспать. Ехать еще долго, тебе отдохнуть не помешает.

Гульсияр только носик сморщила:

— Ой, нет. Спасибо. Не хочу есть. Как вспомню этого слюнявого Мугаша… Попробую поспать. Может, когда проснусь, не так противно будет. Как будто к слизняку прикоснулась…

Свернувшись калачиком и привалившись головой на выступающий в салон кожух двигателя, она очень скоро уснула. Шамиль, косясь на девушку, подумал, что это и к лучшему. Хорошо, организм молодой и психика уже устойчивая. В истерики не впадает девочка. Дай бог, поспит — и в самом деле будет вспоминать все, как дурной сон…

Проснулась Гульсияр от ругани Шамиля, визга покрышек и трехэтажного мата, доносившегося откуда-то снаружи. Мгновенно придя в себя, увидела, как Шамиль яростно ворочает баранкой, словно фигурным вождением на трассе занимается. И, все поняв, похолодела. Отчаянно выкрикнула:

— Это они?!!

Шамиль злобно рыкнул:

— Они, гады. Нагнали все-таки!

— Шамиль-ага, что же делать?

— Пока к себе не подпускать, не позволить остановить. А там решим. Надо бы оторваться. Я их попробую в кювет… ЛОЖИСЬ!!!

Гульсияр инстинктивно рухнула на коврик, под сиденье, и тут же грохнуло; боковое стекло со стороны водителя с треском разлетелось, осыпав тоже пригнувшегося к рулю Шамиля градом осколков. Шамиль, выпрямляясь, покосился влево и выругался:

— …мать, мать, мать!!! У них обрез! Двустволка. Пока перезаряжает. Ты не поднимайся, сиди тихо, как мышка. А я им сейчас мастер-класс водительский покажу.

Синяя «девятка», за рулем которой сидел Таир, резко выстрелила вперед, как торпеда, норовя встать поперек дороги, принуждая остановиться. Однако Шамиль не зевал, крутанул баранку влево, ударил мощным колесом «Ладу» в левое крыло, отчего она ушла в сторону, и добавил скорости. Весело щерясь, Шамиль выкрикнул:

— Что, чурки, не по вкусу? Так-то! Сволочи, и ведь с машиной подсуетились! Не иначе, как угнали. Хотя, скорее всего, хозяин сейчас где-нибудь спеленатым в лесочке лежит, чтоб не заявил о краже. Если вообще жив. В общем, девонька, влипли мы не по-детски! Но ты не бойся, я и не в таких переделках бывал. Плохо, что обрез у них. Ох, ё…!!!

Снаружи снова грохнуло дуплетом, но в этот раз не по кабине. Коротко глянув в зеркало, Шамиль рассмеялся:

— Вот клоун, по колесам стреляет! Ну, баран! Разве ж из дробовика такие покрышки пробьешь? Нет, этот в армии точно не служил, ни хрена в оружии не петрит… Ого! А вот это уже серьезно. Что, решили на абордаж взять?

И в самом деле. За стеклом видно было, как Таир отвесил подельнику внушительную плюху — видимо, за то, что бездарно истратил два патрона на пустое дело. Похоже, с боеприпасами у них не ахти. И тут же «девятка» почти вплотную приклеилась сбоку к заднему борту «ГАЗа». Стекло на передней правой дверце опустилось до упора, и мерзкий Мугаш, скалясь, то ли от ненависти, то ли от страха, по пояс высунулся из салона, норовя руками зацепиться за свисающий полог тента. Две попытки оказались безрезультатными. Шамиль вилял, добавлял скорости в самый ответственный момент, и Мугаш едва не вывалился наружу, не придержи его одной рукой за ноги поганец Таир. В какой-то момент ублюдку все же удалось надежно уцепиться за полог, но и Шамиль был начеку. Пока половина туловища Мугаша еще находилась в салоне «девятки», Шамиль вдруг резко ударил по тормозам. Недоноска Мугаша буквально снесло на асфальт на предельной скорости, и он закувыркался вдогонку удаляющимся автомобилям. А Шамиль тут же рванул рычаг на первую передачу и пошел на таран, сметая с трассы выскочившую вперед «девятку». От удара тряхнуло так, что на Шамиля посыпались остатки разбитого стекла, а Гульсияр полетела плечом вперед, прикрывая голову руками. «Девятка» вылетела за обочину метров на пять и тут же завязла в рыхлой земле всеми колесами. Шамиль выровнял «ГАЗ», издевательски свистнул выскочившему из салона Таиру с обрезом в руках и втопил педаль в пол. Все. Теперь уж точно надолго застряли, если придурок Мугаш вообще жив. Ну, сам виноват, второй раз за день напросился. А у Шамиля душа щедрая: если очень просят, он всегда просьбу удовлетворит…

И ведь как по заказу, ни одной машины на трассе! Жаль, никто не заснял все действо на видеокамеру. Готовый эпизод для боевика, и каскадерам корячиться не надо.

Утирая пот со лба, Шамиль окликнул:

— Цела, дочка? Вылезай, все уже.

Гульсияр забралась на сиденье, поджала под себя ноги и потерла солидную шишку на лбу:.

— Ага. Цела. Вот только такой шишкан себе набила!!! Что мама скажет, когда увидит?

— Ах ты, господи! Нашла о чем думать! Моли Аллаха, что живы остались. Придумаешь что-нибудь для мамы. Только правду ей не говори. У нее сердце-то, поди, не железное. Все, теперь до первого поста, и заявим. Это уже чересчур. Если снова нагонят, боюсь, что сами уже не отобьемся. Все-таки обрез — это обрез. А ты молодец, дочка. Думал, визжать начнешь, маму с папой звать.

Гульсияр улыбнулась, хотя губы и впрямь предательски подрагивали:

— Ну что вы, Шамиль-ага? Я вообще-то отчаянная, все детство с мальчишками провела. Все заборы и деревья в округе облазала.

— Ну, это не одно и то же. Но все равно ты молодец… Гульчонок.

И улыбнулся, ожидая, что девушка выпалит что-нибудь по-детски обиженное в ответ. Не стала. Только с широкой улыбкой посмотрела на Шамиля. И Шамиль от ее улыбки поспокойнее стал. Стыдно как-то было трусить перед такой пигалицей. Хотя, если честно, коленки и у самого подрагивали. Не каждый день такое приключается…

Однако успокоился он рано. Минут через пятнадцать, по привычке коротко, глянул в зеркало и похолодел. Где-то далеко, километрах в трех, на трассе появилось небольшое синее пятно, очень быстро приобретавшее очертания злосчастной «девятки». Похоже, повезло нынче Мугашу, и машину сумели вытолкать. И понятно, что не отцепятся, пока не получат обратно свои сумки со всем содержимым. Ну, и его с девушкой не устранят, как свидетелей. А сумок-то и нет. Тю-тю. Пролетели вы их, птенчики. И вообще пролетели…

Гульсияр, еще ничего не подозревая, задумчиво смотрела вперед. Наверное, уже обдумывала, как маме с папой опоздание объяснять будет. А может, думала, как перед подружками будет хвастать дорожным приключением, дуреха. Чтобы не пугать ее раньше времени, Шамиль осторожно окликнул:

— Гульчонок, не спишь с открытыми глазками?

Девушка встрепенулась, повернула голову к Шамилю:

— He-а, не сплю. А что?

— Да такое дело, понимаешь… Кажется, нас пять догоняют. Тихо, тихо, тихо… Не дергайся. Я вот что…

— Шамиль-ага, давайте в полицию позвоним? У меня же мобильник есть. Вот!

Шамиль, бегло глянув на трубку в руке девушки, с досадой ответил:

— Мобильник и у меня есть. Только здесь связи нет, мы в низине. Тем более, я вижу, у тебя «Билайн». А он в первую очередь населенные пункты окучивает. У меня вот МТС, он все больше по дорогам шарит, да и то в этом месте не берет, много раз проверено. Да и пока нас выслушают, пока поверят и приедут, нас уже неизвестно в какой яме искать придется…

Увидев, как девушка побледнела, мысленно выругал себя и извинился:

— Прости, дочка, не хотел тебя пугать. Не так все мрачно. Слушай меня. Мы сейчас на подъем пойдем. Видишь, тягун впереди? Почти километр. У меня будет преимущество, я могу на второй идти с хорошей скоростью. Таир, если не совсем дурак и в машинах что-то смыслит, постарается хотя бы половину на скорости проскочить. Потом перейдет на первую. Ползти будет медленно. Выскочим на ровное место, какое-то время будем вне поля их зрения. За подъемом дорога петлю делает. Через семь километров по трассе будет поселок Светлый, там КПМ. А если через лес, напрямую, — километра полтора. Я немного скину скорость, ты прыгай и через лес беги на КПМ. Только с направления не сбейся. Молчи! Не перебивай, не время. Смотри, чтобы солнце все время в левый глаз било. Там все объяснишь и позовешь на помощь. И общем, все будет зависеть от твоих быстрых ножек. Поняла меня?

Гульсияр, до белизны сцепив пальцы, кивнула. И тут же иы палила:

— А как же вы? Они же вас…

— Не переживай за меня. Полицейским скажешь, чтобы искали меня в карьере. Они поймут.

— В каком карьере?

— Чуть впереди карьер будет. Там щебень добывают. Я туда много раз заезжал… Кхм… В общем, неважно зачем. Заезжал. Местность там хорошо знаю. Там сплошные терриконы и дорога вкругаля петляет. Если человек незнающий, может и заплутать на ровном месте. А они, скорее всего, незнающие. Я их там покружу и брошу. Пока будут выход из лабиринта искать, я и оторвусь. Поняла меня?

— Да.

— Прыгнуть сможешь?

— Конечно, Шамиль-ага. Я же спортсменка. И пробегу эти полтора километра минуты за три. Ну, по лесу за пять. Вы только продержитесь, ладно?

— Продержусь, дочка. Давай, приготовься…

Как и ожидал Шамиль, «девятка» с покореженным передком половину подъема преодолела лихо, на хорошей скорости. Однако Таира, сидевшего за рулем, Шамиль переоценил. Не такой уж и мастак оказался бандит. При переходе на первую позволил двигателю заглохнуть, баран, и с места стал трогаться очень нервно, рывками, потеряв всякое преимущество. И пополз наверх совсем уж как черепаха, чем и подарил Шамилю еще две минуты.

Выскочив на взгорок, Шамиль кивнул Гульсияр и крикнул сквозь рев двигателя:

— С Богом, дочка. Прыгай!

Девушка кивнула в ответ, распахнула дверцу, встала на подножку и дверцу захлопнула, держась рукой через открытое окно за верхний поручень. Сжавшись, прыгнула вперед, по ходу движения. Молодец, красавица, сама сообразила, что если поперек, то можно и ноги переломать. Видать, и впрямь отчаянная, не впервой каскадировать. Шамиль видел в правое зеркало, как она ловко приземлилась, кувыркнулась через голову и, пружинисто вскочив на ноги, резво побежала к лесу. Ну, вод и хорошо. Теперь за нее Шамиль спокоен. Пока два гада выберутся наверх, она уже будет в лесу. Правда, Шамиль вынужденно обманул ее, и до КПМ не полтора, а все пять километров. Потому что дорога не петлю делает, а всего лишь небольшой изгиб. И вряд ли девчушка успеет привести помощь. Но сейчас для него главное, чтоб она была в безопасности. Хватит с нее на сегодня приключений. А уж сам-то как-нибудь. Авось, выручат смекалка и инстинкт самосохранения. Теперь пора и о собственной шкуре подумать…

Выбравшись на ровное место, Шамиль втопил педаль газа в пол и понесся на предельной скорости. Поворот, на карьер как раз за изгибом, и если удастся вовремя свильнуть, то, может, эти два придурка и не заметят. Решат, что рвет сейчас подметки, в смысле — покрышки, незадачливый водила, желая поскорее убраться от рассерженных кредиторов, блин. А что? Вроде как должник теперь, не свое же взял. Только Шамиль не такой дурак, и душонка у него не заячья, хоть и профессия совсем не героическая. Только глупый человек удирает без оглядки, думая, что так оно и лучше. А умный, прежде чем тупо улепетывать, подумает хорошенько. Пусть себе рвут дальше по трассе, в надежде догнать, отобрать и наказать. А Шамиль тихонько отсидится в карьере, как заяц под кустиком, пока бестолковый охотник рысачит по лесу, распутывает петли следов. Заяц не так и труслив, как кажется, и далеко не глуп…

И все бы удалось, как Шамиль задумал. Да старенький «ГАЗ» едва не подвел своего временного владельца. Шамиль уже порядком оторвался, за поворот ушел, и даже к карьеру свернул, до которого рукой подать. А армейский внедорожник вдруг решил характер показать. А может, просто надоело такое издевательство над его железным, порядком изношенным организмом. Едва Шамиль свернул к карьеру и отъехал от силы метров сто, как движок вдруг заглох, недовольно взрыкнув на предельно высокой ноте. Шамиль аж похолодел. Подумалось: все, кирдык. Минуты через четыре из-за поворота вырулит «девятка», глазастый Таир, подонок, непременно заметит одинокий внедорожник на пустом проселке. И уж так обрадуется, так обрадуется… Как самому бесценному подарку судьбы. Потому что за утерянные по тупости своей наркотики отвечать ему головой. Буквально. Отрежут и на кол наденут, вместо тотема. И не только он сам ответит. Всю родню вырежут и на органы продадут, чтобы хоть как-то убытки компенсировать. А еще больше Мугаш, недоносок, обрадуется. У него к Шамилю собственный счет имеется. И Шамилю почему-то кажется, что деньги он не возьмет. Мучить будет предельно жестоко, вымещая всю свою садистскую злобу…

Шамиль уж и упрашивал, и хвалил, как мог, своего конька-горбунка, и упрекал, и в предательстве обвинял, и матом крыл — ни в какую. Стартер урчал, фыркал, а движок вводиться не желал. И выйти посмотреть времени не было, каждая секунда на вес не золота даже — жизни…

И когда Шамиль почувствовал, что все, край, и, в последний раз в сердцах рыкнув: «Гад ты просто, а не солдат!» — хлопнул ладонями по баранке и с замиранием сердца повернул ключ, двигун вдруг схватил, ровно и устойчиво заурчал на малых оборотах. Шамиль, треснув себя кулаком по лбу, вслух сказал:

— Хвала Аллаху! Прости, брат, плохо о тебе подумал. Прости! Не сердись на меня, дурака. Живой в гараж вернусь — здоровьем детей клянусь — лично переберу тебя по винтику, отмою, покрашу и никому больше тебя мордовать не позволю!

И рванул с места, чтобы поскорее спрятаться за ближайшими терриконами из щебня. И не успел. Не въехал еще на территорию пустующего карьера, а на трассе уже показалась помятая «девятка» и с ходу зарулила следом, почти не сбавляя скорости и разбрасывая из-под колес рассыпавшийся по всей дороге щебень. Вот теперь все. Теперь уже точно все. Сам себя загнал в ловушку. Выезд из карьера только один. Достаточно поставить «девятку» поперек дороги, и Шамиль как в мешке окажется. А если учесть, что их двое, молодых и крепких, к тому же вооруженных, то шансов практически нет. Даже если Гульсияр добежала уже до КПМ и сообщила. Пока гаишники раскачаются, пока приедут, эти двое из Шамиля уже всю душу вытрясут, выбьют вместе с жизнью. Хотя время потянуть, конечно, можно. Сумок с наркотиками они не найдут, можно соврать, что пакеты с героином он схоронил в каком-нибудь тайнике и покажет только лично. Потому что без него все равно не найдут. Да пока поломается, пока помучают, не без этого…

Глупости все это. Сам себя успокоить хотел. Таир не дурак и сразу сообразит, куда подевалась недавняя попутчица. А поняв, времени терять не станет ни минуты. Догадается, что Шамиль оговорил с девчонкой, что будет прятаться в карьере, — и сразу же затолкает в машину и увезет отсюда подальше. До ближайшего леса километра три. А там твори что хочешь. На одной патрульной машине гаишники просто физически не смогут прочесать все ближайшие проселки и лесопосадки. Так что времени у таджиков будет достаточно, чтобы с почестями похоронить упрямого водилу за гражданское мужество. А уж почести будут такие, что подумать страшно…

Решил все же позвонить в милицию, хоть сказать, кого им искать, случись дело об убийстве расследовать. Вытянул мобильник из барсетки, глянул на дисплей и сплюнул. Аккумулятор, зараза, сдох. А прикуривателей в армейском «ГАЗе» как-то не предусмотрено, не зарядишь. Да и времени уже нет. Его только на предсмертный перекур и осталось…

А вот хрен в сумку! Остервенясь, Шамиль загнул забористый матерок, чтоб себя всколыхнуть, не сдаваться совсем уж безвольно. Если вдуматься, то не все еще и кончилось. Пока жив — надо надеяться… Попытался поточнее припомнить расположение дорог в карьере. Две круговые, большая и малая петля, и четыре радиальные, связывающие их между собой. И все это петляет между терриконами, из-за которых ничего не видно. И всюду стоят экскаваторы. Таскать их ежедневно туда-сюда дело дохлое. Странно, что никогда сторожа здесь видно не было. Хотя кому в голову придет угонять из такой дыры экскаватор?

Рванув поначалу по большой кольцевой, Шамиль тут же выругал себя за несообразительность. Круг километра в три, не меньше. Догонят. Тут же свернул на первую попавшуюся радиальную, чтобы выехать на малый круг. И запетлял между терриконами, в надежде запутать следы. Вдруг да потеряют на незнакомой местности? Тогда останется только вырваться на трассу и гнать на максимальной скорости. И до КПМ, без остановки. Вот и кончится все. Но прежде Шамиль заглушил двигатель, высунулся из кабины и прислушался, пытаясь по звуку мотора определить, где преследователи. И ничего ровным счетом не услышал. Таир все же не дурак, тоже понял, что просто заплутает в терриконах. Сейчас, похоже, заглушил движок и ушки навострил. Хреново. А если все же решит просто ждать у выхода? Да нет, не станет. Понимает, что время не на него работает. А если Шамиль решит до последнего отсиживаться? Или другой выезд имеется, с противоположной стороны? Надо ждать. Не услышав шума «ГАЗа» Таир обязательно поедет искать — и будет петлять, пока не найдет… Или не заблудится окончательно.

Однако таджик оказался малость смекалистее, чем предположил Шамиль. Он еще свои рассуждения не закончил, а из-за ближайшего террикона показался поганец Мугаш с обрезом в руках. Разведчик, блин. Шел в открытую, вращая тупой башкой во все стороны, чтобы не прозевать. А морда помятая, с явными признаками асфальтовой болезни. И от того еще более отвратительная. Но совсем уж поганой она стала, как только таджик заметил стоящий в тридцати метрах внедорожник. Слюнявые губы расплылись в такой торжествующей ухмылке, что собственный приговор Шамилю стал ясен и без комментариев. Он машинально провернул ключ, стартер при этом четко сработал — и двигатель «схватил» без неуместных капризов. И тут же в руках Мугаша сверкнуло, через долю секунды грохнуло, и по правому боковому стеклу расползлась сеточка трещин. Видно, патрон с мелкой дробью, и рассеяло ее порядком на таком расстоянии. Шамиль рванул вперед, заметив боковым зрением, как Мугаш в сердцах сплюнул и побежал назад, что-то вопя на ходу. И почти сразу выскочила «девятка». Мугаш на ходу запрыгнул в салон, Таир прибавил скорость, и дистанция между машинами стала сокращаться с пугающей стремительностью…

Как обидно… Неужели вот так и доведется жизнь закончить? Смерть принять от каких-то уродов. Жену с детьми жалко, как они без него?..

И баранкой Шамиль вертел уже машинально, осознавая, что шансов у него практически нет. Долго эта гонка длиться не будет. Еще минута, больше — две, — и «девятка» выскочит вперед, перегородит узкую дорогу… Просто расстреляют в упор, через лобовое стекло, не станут больше церемониться. Ведь наверняка уверены, что их сумки с наркотой так и лежат в кузове…

На большой яме, залитой водой, Шамиля ощутимо тряхнуло, едва не швырнув на стоящий справа, вплотную к террикону, мощный гусеничный экскаватор. Машинально вильнув рулём, Шамиль выровнял внедорожник и проскочил яму на полной скорости. Глянул в зеркало — и радостно заулыбался. Сели, птенчики! Да так хорошо сели, что теперь не выбраться без посторонней помощи. И прямехонько рядом с гусеницами. Таир, идиот, пытался вырваться вперед, вместо того чтобы сдать назад и объехать по краешку, и только глубже увязал всеми четырьмя колесами. Все же есть Бог на свете! И если Шамиль не использует подаренный ему шанс, то будет он последним идиотом.

Все. Шутки кончились. Теперь либо его, либо он. Это не убийство, не грех. Не грешно свою жизнь защищать…

Швырнув машину влево, Шамиль ушел на радиальную, объехал вкруговую террикон и зашел к завязнувшей «девятке» сбоку. Таир все еще издевался над машиной, пытаясь выбраться. А Мугаш, видно, по приказу напарника, начал выбираться через открытое окно, чтобы толкнуть. Правую дверцу открыть не было никакой возможности, она почти упиралась в гусеницу японского монстра «Мицубиши». Выжав сцепление, Шамиль притормозил на несколько секунд, собираясь с духом, вслух пробормотал: «Аллах милостив», включил первую, и внедорожник буквально прыгнул вперед на предельно возможной скорости. Шамиль отчетливо видел, как перекосилась от ужаса поганая харя Мугаша, выбравшегося наружу по пояс. Как Таир, заметив неотвратимо надвигающуюся громадину «ГАЗа», побледнел и поднял для выстрела обрез. Потом грохнуло, лобовое стекло разлетелось вдребезги, и лицо Шамилю обожгло то ли осколками, то ли дробью. Но глаза, хвала Аллаху, остались целы. Только почувствовал, как засаднило правую часть головы и кровь заструилась по лицу, отчего пришлось часто смаргивать. Недолго. Через три секунды (а показалось — вечность!) тупая кабина «ГАЗа» с такой силой врезалась в бок хилой «Лады», что легковушку с треском шарахнуло о гусеницу экскаватора, и Мугаш, непрерывно орущий в последние секунды своей поганой жизни, подавился криком, шваркнувшись спиной о выбеленный землей металл, и затих, свесив набок голову. Похоже, смерть ублюдку выпала быстрая, хоть и мучительная. Позвоночник точно сломан. Что было с Таиром Шамиль за покореженной крышей «девятки» не видел, но на всякий случай давил и давил на педаль, стараясь размазать корпус несчастной «Лады» по гусенице, чтобы наверняка, чтобы уже не вылез, подонок, чтоб самому Шамилю не стать жертвой. Потому что жить вдруг захотелось с такой страшной силой, что заповедь «Не убий» показалась написанной для кого-то другого, а не для него, Шамиля. И давил на педаль, пока движок отчаянно не загрохотал всеми поломанными шестеренками, жалобно и прощально, напоследок выдержав предельный натиск, который, как оказалось, даже машине не под силу. И Шамиль, вцепившись в руль до белизны в руках, давил и давил на газ, стонал и плакал вместе с умирающей машиной, проклиная себя и прося прощения, понимая, что старый солдат не вынесет такой нагрузки. Но свой последний бой-выдержит, не дрогнет и победит…

Когда все кончилось, когда потрепанный «ГАЗ» взвыл напоследок и затих, печально вздохнув, как показалось, на прощание, Шамиль схватил монтировку, выбил ногой остатки лобового стекла и спрыгнул на помятую крышу «девятки». И заорал до звона в ушах, шарахая монтировкой то по переднему, то по заднему стеклам, скукожившимся и в паутинах трещин:

— Выползай!!! Выползай, мразь! Где ты?! Иди сюда, тварь! Иди! Будь мужиком! Или ты только девочек невинных лапать можешь? Только людей умеешь губить исподтишка? Ко мне иди, тварь! Я тебе опилки в башке вправлю!!! Я тебя научу свободу любить!!!

Не слыша в ответ ни слова, он сообразил, что Таир тоже как минимум без сознания, спрыгнул на капот «Лады», высадил монтировкой остатки стекла и заглянул в сплющенный салон. Таир сидел, откинувшись назад, скособочившись и все еще сжимая в руке обрез. Из носа тонкой струйкой бежала почти черная кровь. Если и жив, то досталось ему серьезно. Вряд ли до больницы дотянет, если вдруг кому-то взбредет в голову вызвать «скорую», чтобы спасти эту трижды поганую жизнь. Но это точно будет не Шамиль…

Выдернув из руки Таира обрез, Шамиль скорчился на капоте, чувствуя, как лихорадит, буквально трясет от пережитого, и потянулся дрожащей рукой за сигаретами. Неловко прикурил с четвертой попытки, глубоко затянулся и посмотрел вверх. А все же как хорошо жить! Небо какое ясное и голубое, и стрижи чертят крылом почти над терриконами. Не иначе — к дождю…

— Не иначе, как дождь будет…

От голоса сбоку Шамиль вздрогнул, резко повернул голову и облегченно вздохнул. В трех шагах стоял полицейский капитан, с жетоном ДПС на груди, протирал платком влажную изнутри от пота фуражку и тоже поглядывал на суетящихся стрижей. Шамиль, широко улыбнувшись, радостно ответил:

— Ага… Будет дождь. Экая духота… Капитан, дорогой ты мой… Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть! Веришь — первый раз в жизни рад видеть инспектора ДПС! Вот я не я, если не так!

Капитан, надевая фуражку, только усмехнулся:

— Верю, чего уж там. Как же ты их, а? Это ж надо так сплющить!

И козырнул:

— Инспектор ДПС капитан Колобахин. Кажется, я вовремя…

Шамиль, щурясь от едкого дыма, криво улыбнулся все еще трясущимися губами:

— Ты не поверишь, капитан. Сам не знаю, как так получилось.

И, посерьезнев, добавил:

— Жить хочется… Жить хочется, командир, — хоть убей… Добежала, значит, девчушка?

— Девчушка?.. Ах, девчушка… Да, добежала девчушка. Повезло тебе с попутчицей, сообразительная. Ну-ка, пусти, я посмотрю, что ты там с ними учудил. Да обрез отдай, ни к чему он тебе уже. Не ровен час, пальнешь случайно.

Шамиль молча протянул капитану обрез, спрыгнул с капота и, отойдя в сторонку, бросил под ноги докуренную сигарету. Растоптал каблуком. Снова посмотрел наверх. И правда, какое счастье быть живым…

Колобахин тем временем заглянул в салон, хмыкнул, протянул: «М-да-а-а…» и подергал бесчувственного Таира за руку. Видя, что тот не подает признаков жизни, обшарил карманы и вытащил мобильный телефон. Шамиль, заметив телефон, сжался от нехорошего предчувствия. Значит, была связь у таджиков? Вероятно, позаимствовали у владельца «девятки». Тогда, выходит, и с подельником своим могли связаться… Странно, а почему капитан обрез у него взял за ствол, да еще платком прихватил, словно боялся замараться? Или… пальчики оставить?..

Только он об этом подумал, как Таир, сволочь, пошевелился, открыл глаза и, вполголоса от бессилия, попытался что-то сказать, увидев перед собой капитана. Но успел только произнести «Кир…», и тут же обрез в руках капитана дернулся от отдачи, и ублюдку Таиру снесло пол черепа выстрелом в упор. Сразу все поняв, Шамиль с тоской подумал: «Какой же я дурак! И ведь сам обрез ему отдал, мама дорогая! А там еще оставался один патрон. Вот, значит, почему они так смело буром перли по трассе. Крыша у них железная. Передали капитану сумки, получили причитающееся — и потянулись обратно в родной Таджикистан, за очередной партией белой смерти. А уж капитан доставит следующему в цепочке. Кто ж на трассе гаишного капитана проверять станет? А я-то, осел! Какой же…»

— Так ты, стало быть, и есть тот самый Кирилл?

Колобахин обернулся, с хитрым прищуром посмотрел на Шамиля и аккуратно положил обрез на капот, все так же придерживая его платком. Не спеша вытянул из кобуры табельный «Макаров», передернул затвор и соскочил на землю.

— И это знаешь? Ну, ты, брат, даешь. Удивил ты меня. Когда этот придурок Таир позвонил, я сначала не поверил, что какой-то водила увел у них товара почти на два миллиона баксов. Ну не бывает так в жизни, только в кино! Оказывается, бывает. Не все я еще повидал на этом шарике. Молодец, молодец…

Шамиль тоскливо вздохнул и поинтересовался, просто гак, от безысходности:

— А что ж ты дружка своего добил? Или у вас так принято — раненых добивать? Как у волков?

— Дружка? Окстись, какого дружка? Вот этот урюк мне друг? Да видал я его… В белых тапочках. Он баран. Во-первых, поломал весь маршрут. Я их, козлов, ждал еще вчера, и со стороны Саракташа. А они, придурки, чего-то там испугались и поперлись через Оренбург. Вот и вышло, что вышло. А мне из-за них пришлось с напарником меняться, чтобы на вторые сутки остаться, сказочки для начальства придумывать. Во-вторых, нажрались в дороге…

— К девушке приставали.

— Даже так? Вот видишь, тем более. Чего таких жалеть? Считай, что я его наказал. Да его все равно бы грохнули. Может, мне бы и поручили. Ты хоть смутно представляешь, какие деньги и какие люди за всем этим стоят?

— Еще бы. Кино смотрю. И про таких, как ты, там тоже показывают. Знаешь, чем обычно оборотни в погонах заканчивают?

— Ха! Кино… То кино, а то жизнь. А в жизни такие, как я, хорошо заканчивают. Я вот уже седьмой год в капитанах, а до выслуги полтора осталось. Что, мне на капитанскую пенсию жить? А здесь я себя на всю оставшуюся жизнь обеспечил… Ладно, оставим пустой разговор, займемся делом. Где товар?

Сплюнув, Шамиль выругался:

— Да пошел ты… Нет больше наркоты.

— Ты не шути так, дядя… Мне сейчас совсем не до шуток.

— А я серьезно. Мне, как понимаешь, тоже хохмить как-то не можется. Нет наркотиков, и все тут. Уничтожил я все. Давай, стреляй. Только я тебе напоследок в твои змеиные глаза плюну.

И правда, плюнул. Смачно и от души. Колобахин вызверился, но сдержался, все еще не веря, что этот упрямый осел и впрямь мог уничтожить партию героина на такую бешеную сумму. Еще раз ровно спросил, утеревшись рукавом форменной куртки:

— Дядя! Еще раз спокойно спрашиваю: где?

— Я тебе уже указал адрес, ступай.

Поиграв желваками, капитан потемнел и мрачно спросил:

— Знаешь, почему я обрез платком брал? Хотел убийство этих придурков на тебя свалить. Ну, типа, не поделили что-то на трассе, ты оказался ловчее и обоих прижмурил. Пальчики на обрезе твои имеются, доказывай потом, что ты не верблюд. Кто в твои сказки поверит? А теперь по-другому думаю. Я тебя пристрелю, вложу тебе обрез в руки и заявлю следаку, что подъехал и застал тебя в момент убийства. Но предотвратить не успел. Выстрелил на поражение, да поздно, ты этому уроду уже снес башку. Нуда, белыми нитками шито, согласен. И на много вопросов мне ответить придется. Но кончится все, максимум, увольнением из органов. Мне по барабану. А вот тебе будет больно. И знаешь почему? Потому что я сначала выстрелил в воздух, — при этих словах капитан вздернул ствол и спустил курок. Послушав, как эхо отскакивает от терриконов, со значением сказал: — Во как! Согласно закону о полиции. Потом я прострелил тебе конечность. Наверное, колено…

Поведя стволом, капитан направил пистолет на ногу Шамиля и улыбнулся.

— Знаешь, это больно. Сам, правда, не испытывал, но от других слышал. Претворим в жизнь? Или сразу скажешь, где сумки?

Шамиль, замерев, смотрел на пистолет, отчетливо понимая, что этот паразит в погонах не шутит. Одного уже убил, убьет и его, не задумываясь. И надеяться больше не на кого. Только на себя. А что сам может сделать в такой ситуации? Монтировка еще в руках, но кидаться на ствол с монтировкой — все равно что «КамАЗ» «Окой» таранить. Каких-то три шага, но преодолеть их будет посложнее, чем отсюда пешком до Уфы дойти…

— А если я побегу? В спину выстрелишь? Как потом объяснять следователю станешь, почему стрелял в спину?

— А я тебя догоню и выстрелю в висок. Потом подтащу к машине, положу грудью на капот и вложу в руки обрез. По-любому все будет так, как я сказал. И хватит фантазировать. Говори. Считаю до трех. Раз… Два…

Шамиль сжался и закрыл глаза. При счете «три» втянул голову в плечи, ожидая дикой боли в колене. Грохнуло гулко, причем дважды. Снова потянуло кисловатым запахом пороха, Колобахин почему-то вскрикнул. А боли не было, и нога не подгибалась. Открыв глаза, Шамиль увидел капитана, с гримасой на лице сжимающего левой рукой правую. Пистолет его лежал на земле, в шаге. А справа, метрах в десяти, стоял собственной персоной лейтенант Асмолов. Тот самый, что проверял машину Шамиля на выезде из Оренбурга.

Лейтенант молча подошел, не опуская пистолета, подобрал покореженный «Макаров» Колобахина и затолкал его в свою кобуру. Потом, так же молча, ловко крутанул капитана за руку, раскорячил на капоте изуродованной «девятки» и защелкнул наручники. И только после этого произнес:

— Вот и хорошо, вот и ладушки. Наговорил ты, капитан, лет на двадцать, без апелляции. Но если хочешь адвоката, у меня есть на примете хороший.

Колобахин, все еще морщась от боли в поврежденной руке, мрачно ответил:

— Ты еще докажи. Мало ли, что я наговорил? Может, у меня фантазия разыгралась? Ты вообще кто, Асмолов? Ты понимаешь, в какую кучу ты сейчас влип? Тебе же больше не служить в полку, зеленый. Тебя мужики затравят, за то что своего повязал.

— Ты мне не свой. А с мужиками мы еще разбираться будем. Я так думаю, не ты один подрабатывал на перекачке наркоты.

— Глупый ты. Служишь в полку без году…

Асмолов резко перебил:

— Мне хватило. Я там не задержусь.

Вынув из кармана красные корочки, Асмолов раскрыл и показал капитану. Тот вслух прочитал:

— Майор Асмолов, УБОП… Понятно. Влип я не по-детски… Так вы теперь работаете, да? Тогда конечно, тогда пипец…

Майор повернул Колобахина к себе, выровнял. Капитан дерзко глянул на Асмолова:

— Надо же, уже майор. А ведь салага еще. Мне вот сорок три, а до сих пор в капитанах.

— Служить надо честно и хорошо. Где груз?

Капитан равнодушно пожал плечами, качнул головой на замершего от неожиданной смены декораций Шамиля:

— А это вон у того придурка спроси. Мне он так и не ответил. Может, тебе скажет?

Майор повернулся к Шамилю:

— Что-то мне ваше лицо знакомо, папаша. Мы виделись?

Шамиль, только теперь осознав, что жив и даже не ранен, шумно выдохнул и утер пот со лба.

— А как же, лейт… Извини, майор. Ты же меня три часа назад на выезде из Оренбурга проверял.

— А-а-а… Да, да, да… Груз кожи в Уфу. Ты как же влип-то в это, отец?

— Дурак потому что. Права была Гульчонок. Надо было сразу сдать.

— Ну, так где наркота-то? Исправь ошибку.

— Поехали, покажу. Отмотаем километров семьдесят назад. Там и лежат за обочиной, если не подобрал никто.

Асмолов округлил глаза:

— Ты что, несколько кило героина просто так бросил у дороги?

— Ага… Килограммов двенадцать. Да насвая примерно столько же. Только они уже ни на что не годны. Я их винишком и бензинчиком полил.

Асмолов только хмыкнул и покрутил головой. А Колобахин аж замычал, как от зубной боли. Еще бы, такой куш ушел…

Машина Асмолова стояла за терриконами метрах в пятидесяти. Потому капитан и не услышал шума двигателя. Садясь в салон на переднее сиденье, чтоб не рядом с ренегатом Колобахиным, Шамиль поинтересовался:

— Тебе сколько ж лет-то, майор? По виду, прости, пацан совсем. Не обижайся.

Асмолов, заводя двигатель, скупо улыбнулся:

— Да я не обижаюсь. Не вы первый так говорите, привык. Тридцать. Просто выгляжу молодо. Потому меня в полк и внедрили. Нужен был пацан, лопушок, которого всерьез не воспримут. Я подошел лучше других. Мы же эту тропку уже четыре месяца пасем. И этих двоих я жду уже третьи сутки. Как они мимо меня проскочили — ума не приложу.

— А я скажу тебе. Они говорили, что за километр до КПМ сойдут. Наверное, у них встреча с этим жуликом назначена была. Вот так они посты и миновали. Ехали на попутках, посты вкругаля пешком обходили. И ко мне не случайно подсели. Армейский «ГАЗ», хоть и водила за рулем в гражданке. Мало ли? Может, вольнонаемный какой при кухне состоит? Кто проверять станет?

Трогаясь с места, Асмолов согласно кивнул:

— Есть резон. Только зря старались. Все экипажи ДПС под пристальным вниманием. Мы ж имели информацию, что крышует их кто-то из полка. Так что шансов на успех было практически ноль.

Шамиль, обернувшись на карьер, спросил:

— А этих что же, так и оставишь?

— А сейчас группа подъедет, я уже вызвал. Они всем и займутся. Ну, и старичка вашего оттянут до ближайшей стоянки. А уж дальше сами решайте, как с ним быть. Извините. У нас бюджет не резиновый…

* * *

Закрутив последнюю гайку, Шамиль вытер руки ветошью и потянулся за сигаретой. И тут же услышал сверху голос Антона Жилкина:

— Шамиль Талгатович, вы здесь?

Шамиль, все еще не придя в себя от последней выходки шкодливого сменщика, недовольно отозвался:

— Ну, здесь. Что еще? Только не говори, что опять «поцеловался»!

Антон наверху взмолился:

— Шамиль Талгатович, ну сколько можно?! Я же уже извинился! И ремонтникам с «ЗИЛом» помогал, в личное время. И вам помог «газон» перебрать. Ну, ей-богу, хватит уже корить!.. Тут к вам пришли, вылезайте.

И исчез. Выглянув из ямы, Шамиль заметил пару стройных женских ножек и подол цветастого платья. Выбравшись наружу, увидел в полный рост Гульсияр и радостно раскинул руки, улыбаясь во весь рот:

— Гульчонок, дочка! Каким хорошим ветром занесло?

Гульсияр, взвизгнув от избытка чувств, бросилась Шамилю на шею и запищала:

— Шамиль-ага! Ой, как я рада вас видеть! Хорошо, что вы задержались. Я уж домой вам звонила, но не отвечает никто. А идти в гости без предупреждения как-то неловко.

— Да у меня жена с детьми в деревню поехала, к родителям. Пусть ребятишки перед школой отдохнут, молочка попьют парного, воздухом подышат. А я вот холостякую. Ты как же в Уфе-то?

— Да я ведь поступать приехала. Завтра вступительные экзамены.

Перестав душить Шамиля в объятиях, девушка опустилась на землю, хитро поглядывая на него искрящимися глазами. А уж какая невеста! И не скажешь, что это тот самый заморыш в джинсах и рубашке, с которым месяц назад ехал из Оренбурга и горькое хлебал. Что все-таки туфельки и хорошее платье с женщиной делают!

— Постой. Как — поступать? Ты разве школу уже окончила?

— Ага. Меня же мама с шести лет отдала. Так что я теперь абитуриентка… А это он? Девушка погладила стоящий над ямой «ГАЗ» и недоверчиво переспросила: — Он?

Шамиль, хитро улыбнувшись в усы, подтвердил:

— Он самый. Что, не узнала?

— Ну, еще бы! Я его в тот вечер увидела, и жалко стало. Такой помятый, исцарапанный, весь простреленный. Ой, как же вы с ними тогда справились-то, Шамиль-ага?!..

— Справился, хм… Не подоспей майор из УБОПа, ни фига бы я не справился. По гроб жизни ему обязан. А старичка мы в порядок привели. Я ведь и ему жизнью тоже обязан. Перебрал его по винтику, ходовую разобрали-собрали со сменщиком, вылизали чуть ли не языком. Ребята жестянщики потрудились, молодцы. И покрасили заново. Движок теперь у нашего друга новый. Старый-то совсем уж ни на что не годен оказался, добил я его тогда. Так что сердце у нашего солдата теперь новое. И очень большое… Ты погладь его, ему приятно будет. Он же как живой…

Гульсияр провела теплой ладошкой по свежеокрашенному боку кабины, ласково сказала:

— Хороший, хороший… Спасибо тебе…

Шамиль улыбнулся, с хитрецой поглядывая на девушку:

— А ты как добиралась-то, землячка? Небось, опять на попутках?

Гульсияр замахала руками с деланным испугом, но не выдержала и рассмеялась:

— Ой, нет уж! Ни за что в жизни больше так не поеду. Только поездом или автобусом. Хватило мне.

Шамиль снова усмехнулся и предостерег:

— Ну-ну, не зарекайся. Мало ли? Главное, к хорошему водителю попасть. И чтоб машина была добрая. Во всех смыслах. А с надежным попутчиком любая дорога не страшна. Ты у меня молодец, дочка…