Будучи ограниченным размером статьи и не имея возможности для слишком подробного исследования, я остановлюсь на рассмотрении трёх фильмов, выражающих наиболее характерные тенденции кинематографа рассматриваемой тематики периода последних пяти лет. Речь пойдёт о фильмах: «Географ глобус пропил» режиссёра Александра Велединского, «Левиафан» режиссёра Андрея Звягинцева и «Класс коррекции» режиссёра Ивана Твердовского.

Свойство, которое отличает российское кино о провинции последних пяти лет от продукции той же тематики конца девяностых и начала нулевых — это попытка большего приближения к реальности. Криминальные, приключенческие и мистические сюжеты уступили место бытовым, гротескная форма повествования — более реалистической, вместо бандитов, «ментов» и военных главными героями в новых фильмах становятся «простые люди»: учитель, автослесарь, школьница. Довольно удачно авторы воссоздают внешний облик провинциальной жизни: пейзажи и интерьеры спальных районов, одежда персонажей вполне реальны и узнаваемы.

Реалистический характер новых картин подчёркивают многочисленные рецензенты:

«...портрет современной России нарисован очень точно…» .

«…кинематографисты сумели рассказать свою историю так, что она выглядит абсолютно достоверной: кажется, что смотришь не художественную ленту, а документальную съемку скрытой камерой» .

«… новый отечественный фильм получился очень реалистичным, он со снайперской точностью отражает цвет времени» .

И раз уж фильмы получились такими «снайперски точно отражающими цвет», то зритель, если он провинциал, житель спальных районов, окраины, просто обязан узнавать себя и своё окружение в каждом новом «шедевре» возрождающегося российского кинематографа:

«И ведь не отмажешься от “Географа”… тем фактом, что ты не такой, окружение у тебя иное и вообще между вами экран с проектором» .

«Может, сотни людей смотрят в фильм как в зеркало и думают, что зря оно сейчас их так показывает — стоит отвернуть это зеркало или разбить А другая половина говорит: “Наконец-то! Так им и надо! Давайте рассмотрим!”» .

Если же тот, кому «так и надо», то есть провинциальный зритель, узнавать себя откажется, то очень огорчит авторов своей несознательностью. Как огорчил, например, режиссёра Звягинцева:

«Я ожидал, что аудитория расколется, увидев фильм “Левиафан”, но чтобы такая степень непонимания — я никак не ожидал. Для меня этот фильм как раз обращен к самому простому человеку … и вдруг такое неприятие — это меня сильно удивило» .

Так высказывал автор «Левиафана» своё огорчение перед провинциальной публикой. А так перед столичной богемой:

«Мы заранее знали, что будет огромная реакция на фильм, но не представляли “масштаба бедствия”. Если обратить внимание на то, в каких словах выражается риторика обвинения нас понятно в чем, то можно увидеть только злобу, ненависть, ненормативную лексику — такое ощущение, что фильм возбудил в людях что-то древнее, происходят невероятные процессы узнавания человеком того, кто он и что он» .

Почему-то в провинции про «злобу, ненависть» и «узнавание человеком того, кто он и что он» автор ничего не сказал. Постеснялся, наверное. А вот на закрытом показе в Москве все свои, там стесняться нечего.

Но пусть Звягинцев не расстраивается: «непонимание» не тотально, есть ещё тонко чувствующий зритель, который ценит и любит его фильм, а на «непонимающих» обрушивается в справедливом негодовании:

«Не переношу людей, которые с той настойчивостью, с которой свиньи хотят жрать кашу (читай: блокбастеры), орут, что им не нужно мрачное кино, что кино просто обязано (!) дарить надежду, улучшать их настроение, учить их добру и красоте, и проч. и проч.

Вот что я отвечу этим людям: весёлых и добрых фильмов дарящих вам надежду и поучающих вас как обезьян — сотни тысяч, а таких произведений как фильмы Звягинцева — лишь единицы. А вы и их хотите затравить, сжечь и закопать под радужной грудой веселых детских комиксов...» .

«Все это есть, но Вата все переживает, что запад это узнал, и не только узнал, но и решил за матку-правду еще и приз дать. Тут вату аж передергивает: “Как так наша отечество показать в неприглядном виде, и за этот вид еще и призы дали” Ай-яй-яй!!!» .

«Почитал я отзывы. И вот что скажу. Не фильм г*но. А люди у нас г*но. Преступная власть показанная в фильме по жизни промыла нашим людям мозги и сделала после промывки из них г*но. … Человека который показал в фильме всю убогую сущность нашей системы записали в предатели. Молодцы нечего сказать» .

Да…, к сожалению, как видим, «злобы, ненависти, ненормативной лексики» у любителей фильма оказалось не меньше, чем у хулителей.

Но что же это за образ «самого простого человека» такой у наших авторов, что приходится журить зрителя за нежелание узнавать в нём себя? Надо полагать, весьма неприятный. Ещё бы! Ведь реализм-то у них не простой, а критический.

Но раз уж авторы взялись оправдывать любые мерзости в своих картинах «реализмом», то не должны забывать, что реализм не просто слово, а целостный художественный метод, и использование этого метода обязывает их придерживаться определённого, высокого, художественного уровня. Так если, например, для фантастического боевика отсутствие логики в диалогах и поступках героев прощается, так как жанр носит априори развлекательный характер и главное в нём спецэффекты, то для «реалистической драмы» это уже неприемлемо.

Видимо некоторые рецензенты догадываются, что фильмы, о которых они пишут, до «реалистической» планки не дотягивают и потому спешат придумать этому обстоятельству «оригинальные» оправдания, как, например, в этой рецензии на фильм «Класс коррекции»:

«Оставив в недалеком прошлом приевшийся реализм, “Кинотавр” смело перешел к экспериментам над неровной [так в оригинале]системой зрительской аудитории, к неприглядному натурализму» .

«…Они при всей своей документальности и остросоциальности с завидной ловкостью сводят реалии в гротескный трагикомический комикс…» .

К сожалению, «завидной ловкости» не смог проявить автор «Класса коррекции», когда его самого попросили прокомментировать откровенную нелогичность в поступках его героев, в частности, момент, когда возлюбленный главной героини неожиданно без всяких на то причин в самом буквальном смысле перестаёт её замечать . Как назло на пресс-конференции «Кинотавра» не нашлось ни одного умного человека, который подсказал бы про «переход к неприглядному натурализму» или «сведение реалий в гротескный комикс». Пришлось бедному Твердовскому лепетать что-то про то, что «если бы мы занимались подробностями, … это повернуло бы в другую сторону сюжет» .

Так оправдывался Твердовский на пресс-конференции в июне 2014-го. К моменту интервью, которое он давал в октябре, когда его спросили о том же:

«Мне, увы, не очень понятно, почему герой в финале поступает так, как поступает. Вернее, объяснить я это могу, но на экране это происходит слишком резко, одномоментно».

он успел подумать и придать своему оправданию уже более оформленный вид:

«Мы даже сняли такую сцену, которая немножко разжевывает эту ситуацию: они вдвоем в этом коридоре сидят, и он побитый, и она побитая, и там очень странный диалог возникает. Но я в монтаже это сразу выкинул, потому что мне это казалось лишним. И я не послушал продюсеров, которые мне говорили: “Ваня, это непонятно, я не понимаю, почему, что с ним произошло?”. Мне казалось, что не будет вопросов» .

Ну да. «Домашнее задание я сделал, но только тетрадь дома забыл».

К ноябрю он успел подумать ещё основательней и, когда его снова спросили о том же, ответить:

«Он прошёл комиссию, его формально признали нормальным человеком. И он перестал замечать всё то, что с ним происходило до этого, до этой истории. Грубо говоря, в этот момент они совершенно уже на разных планетах живут, и он её не видит и не слышит, он вообще не понимает, что с ней может происходить, ему это уже совершенно всё равно, он для себя перечёркивает всё, что было до этого» .

Если то, о чём Твердовский говорит в последнем приведённом интервью, изначально входило в его творческий замысел, то почему, во-первых, эту идею невозможно считать исходя из самого фильма, а главное, почему он не говорил об этом с самого начала? Поскромничал? Растерялся? Забыл?

Помимо этого Твердовский любит оправдываться тем, что его фильм это «история про ангела», то есть, опять же, не совсем реализм.

Но Твердовский ещё молодой и неопытный, он может поучиться искусству давать интервью у старших коллег, например у режиссёра Звягинцева, которому ловкости не занимать. Так, смело заявляя в одном интервью:

«В своем фильме я не вижу никакой неправды и подпишусь под каждым эпизодом. Он отразил то, что я наблюдаю, что меня волнует. “Левиафан” — зеркальное отражение действительности» .

В другом Звягинцев уже изящно отходит на пару шагов назад:

«Это всего лишь фильм. Одна из оптик, призм, граней всего происходящего с нами» .

Ловко. И очень удобно: когда надо — «зеркальное отражение», а когда надо — «всего лишь фильм», «одна из оптик». Учись, студент Твердовский!

Но все эти отговорки не должны вводить нас в заблуждение. Во-первых, от своих слов относительно «зеркального отображения», которым можно оправдать какое угодно содержание фильмов, ни авторы, ни рецензенты не отказывались, во-вторых же, как уже было сказано, внешний антураж, бытовые сюжеты и типажи, попытки актёров имитировать «разговорную речь» — всё это недвусмысленно даёт нам понять, что на реализм наши авторы всё-таки замахнулись. А раз так, то даже прямые заявления, подобные тому, которое даёт режиссёр Велединский, говоря, что «не снял ни одного реалистического фильма» , не спасут наших авторов от соответствующей критики.

Но для начала обратимся к истории создания фильмов и фигурам самих авторов.