Фильмы, которые мы разбираем, преподносятся критиками и самими режиссёрами в качестве «не-развлекательных», «серьёзных», «сложных» и даже «философских». Соответственно, предполагается, что и создатели подобных картин должны быть глубокомысленными рефлексирующими интеллектуалами. Давайте посмотрим, насколько наши режиссёры таковыми являются.
Из рассматриваемых нами авторов слава интеллектуала более всего закрепилась за режиссёром Звягинцевым. Он заслужил её благодаря многочисленным мудрым рассуждениям, таким как, например, в этом интервью с Ксенией Собчак:
«— Всё таки для вас, как для режиссёра, Левиафан и ваш фильм с этим названием — это государство по Гоббсу, или всё-таки это из притчи об Иове: некий меч судьбы, от которого невозможно убежать, и он всё равно над тобой вознесётся?
— …Очень многие говорят: “Ну где же здесь Иов?”… Я хочу подчеркнуть, что речь идёт не об иллюстрации библейского текста и библейского сюжета, а просто как о некой тени … тень от этого сюжета, сюжета об Иове, которая отбрасывает свет на нашего героя. И всё. И не более того» .
Вот какие глубокие истины открываются при встрече таких могучих умов, как Собчак и режиссёр Звягинцев. Теперь-то мы точно знаем, что Левиафан — это не меч (из притчи об Иове). А просто некая тень. Которая отбрасывает свет. И не более того.
Помимо мудрости, г-н Звягинцев отличается строгой логикой, ясностью и последовательностью своих суждений. Что прекрасно видно на примере другого его интервью:
«— Нужно доверять иррациональному, нужно доверять бессознательному. Дальше, превращать всё в слова — это предательство, вот и всё. “Слова, эти чёрные суки” — мне нравится это выражение. Хулио Кортасар.
…— Но, например, вы, и это мне очень понравилось, в “Изгнании” даёте эту цитату о любви. … Вы же оставили эту цитату, хотя, насколько мне известно, [некоторые] говорили: “Может, не стоило, такой лобовой ход” . Вот вы её оставили, потому что лишний раз эти слова могут прозвучать и должны прозвучать…
— Ну, это не слова, это слово. Слова я имею в виду те, про которые Уильям Шекспир говорил: “Слова, слова, слова”.
— А в чём разница между словом…
— И словами? Слово — это действие, слово — это поступок, вот и всё. А слова это просто бла-бла-бла, и только» .
Ну а все слова г-на Звягинцева это, уж конечно, ни в коем случае не «бла-бла-бла».
Не уступает Звягинцеву по части содержательных высказываний режиссёр Велединский. Нижеприведённая цитата взята из самостоятельно записанного им видео, в котором Велединский отвечает на заочно присланные ему вопросы. Данное обстоятельство замечательно тем, что здесь, в отличие от телепередач и пресс-конференций, нет ни регламента для ответа, ни интервьюера, который направлял бы разговор и останавливал собеседника, ни монтажёра, который вырезал бы лишнее: можно блеснуть во всей полноте своего красноречия.
Итак, в ответ на довольно странный вопрос:
«Русская система ценностей в вашем понимании. Какие есть на ваш взгляд эквиваленты цены и ценности кроме денежных?».
Велединский извергает следующую сентенцию:
«Всё нематериальное имеет ценность не-денежную, безусловно. Заповедей-то всего десять. И мне вообще кажется, что система ценностей не должна как-то зависеть от национальности: русский ты или нерусский. “Несть эллина и несть иудея” — сказано в писании, вот это и есть идеал. Но, действительно, это идеал. В жизни такая зависимость существует, и ничего с этим не поделаешь. В нас, и в русских в том числе, намешано столько всего: противоположностей, амбивалентностей, как говорят, и жертвенности, и нетерпимости одновременно, вспыльчивость, отходчивость, тяга к справедливости, вера в неё, в то же время и барство, разгульство и какое-то безумие, самоедство и одновременно поиски виноватого. Кто виноват, и что делать… Например, наш земляк и мой друг Захар Прилепин как-то в одном из интервью так определил одну из русских черт: равнодушие к собственной судьбе. Это справедливо, но лишь отчасти. Вот даже то, что ваш фестиваль сейчас происходит, это говорит о неравнодушии. И давайте помнить фразу другого классика: про то, что надо по капле выдавливать из себя раба. И тогда не будет равнодушия. А не будет равнодушия — будет рай. А рая не будет никогда. Значит, всегда будет равнодушие. К сожалению. Но с этим стоит бороться, стоит .
Думаю, исчерпать всю глубину данного высказывания под силу только специалисту … в области психиатрии.
Что касается Твердовского, то примеров его «философских рассуждений» сопоставимых с вышеприведёнными я не нашёл. Но, думаю, что уже представленной иллюстрации того, как Твердовский оправдывает отсутствие логики поведения своих персонажей (собственно, как и самого факта её отсутствия!) достаточно чтобы оценить уровень его «глубокомыслия».
Безусловно, художник — не обязательно выдающийся мыслитель, ни Гегелем, ни Марксом он быть не обязан. Но уж хотя бы с элементарной логикой он должен дружить! Тем более, если снимает реалистическое кино. Если же мы видим как, мягко говоря, не очень умные люди становятся знаковыми фигурами для культуры постсоветского общества, то данное обстоятельство недвусмысленно намекает на то, что что-то с этой культурой не так.
Давайте теперь посмотрим на то, как наши «мудрецы» и «реалисты» пришли к созданию кино о провинции и как они смотрят на отображаемый ими объект.
Нужно ли при подготовке к съёмкам социальной драмы глубоко исследовать ту среду, которую собираешься изображать? Судя по тому, как создавались рассматриваемые фильмы, необязательно. Если режиссёр в своей работе обращается к изображению той или иной конкретной общественной группы, является ли это результатом его подлинного интереса к жизни этих людей и их проблемам? Ещё раз смотрим на наших «реалистов» и делаем тот же вывод.
Вот, например, история того, как режиссёр Твердовский пришёл к съёмкам драмы о подростках-инвалидах:
«Шел чемпионат мира по биатлону, я смотрел какую-то гонку, и тут у меня звонит телефон. Я скидываю раз, скидываю два, скидываю три… Приходит sms: “Иван, это Наталья Мокрицкая. Перезвони, пожалуйста”. Я пишу: “Через час, ОК?” Через час мы с ней созвонились. “Есть материал”, — говорит. — “Давай сделаем что-то такое непонятное, документальное и крутое”. В общем, мы встретились, и все началось» .
А вот как пришёл к идее своего фильма режиссер Звягинцев:
«Замысел появился случайно. За столом в разговоре с переводчицей в 2008 году во время съемок короткометражной картины в рамках альманаха “Нью-Йорк, я тебя люблю”. Тогда мне рассказали историю, произошедшую в Америке, штате Колорадо еще в 2004 году, когда Марвин Джон Химейер снес несколько административных зданий в ответ на то, что власть не хотела считаться с его правом» .
И, наконец, история режиссёра Велединского:
«Сразу, как она (жена Велединского — И.К. ) забеременела, я снова стал работать. Слава Богу, Тодоровский предложил мне снять “Географа”» .
То есть ни один из них до съёмок фильма вообще ни на минуту не задумывался об участи тех беднейших, бесправных и угнетённых слоёв общества, представителей которых они делают героями своих картин! Наши «художники» пришли к съёмкам кино о провинции не по идейным соображениям: не в поисках причин, порождающих социальные язвы, не из сопереживания к «униженным и оскорблённым» и стремления исследовать и понять атмосферу, в которой те живут, не из желания рассказать правду о бедной провинции, а случайно!
Просто для них в условиях, когда «патриотический» кинематограф монополизирован михалковыми-бондарчуками, фантастический — бекмамбетовыми, а комедийный — КВНщиками, «социальная драма» оказалась единственным свободным сегментом рынка.
Кроме того, снимать «социальную драму» гораздо дешевле, чем военное кино, фантастику или боевик: не нужно взрывать поезда и автомобили, тратиться на дорогой реквизит, спецэффекты и компьютерную графику .
Плюс, социальная тематика — хорошее подспорье для самопиара, неплохой способ привлечь наибольшее внимание к своей персоне.
«Но ведь Звягинцев и Велединский сами родились и выросли в провинции, значит, прекрасно знают, что снимают», — возразит нам ценитель «авторского кино».
Действительно, кроме коренного москвича Твердовского, прочие из рассматриваемых режиссёров являются выходцами из провинции. И всячески афишировать опыт своей молодости в данном случае для них оказывается очень выгодно. Но не стоит обольщаться насчёт того, что «знание материала» авторами-«провинциалами» гарантирует, что их фильмы дадут нам достоверную картину провинциальной жизни.
Рассмотрим поближе наших «провинциалов».
На хулиганских улицах Нижнего Новгорода вырос режиссёр Велединский, в Новосибирске провёл свою молодость режиссёр Звягинцев. Получив образование в Москве, оба они там и «осели», и к моменту съёмок рассматриваемых фильмов уже успели прожить там значительную (в случае Звягинцева — бóльшую) часть своей жизни. Кроме того, «родные пенаты» они покинули ещё в советское время, а это значит, что их «знание» провинции относится к провинции другой, уже не существующей страны. Занявшись кино, они в итоге смогли существенно подняться над своим прежним материальным и социальным положением. И поднявшись до этого нового уровня, они, конечно же, ни в коем случае не хотели бы опускаться обратно. Ярким свидетельством здесь является сон, рассказанный Велединским:
«…Раньше я работал инженером, и вот мне снится, что я снова стою у доски для черчения, — черчу, и у меня нет ластика. И я иду по отделу, 120 человек, я у каждого спрашиваю ластик, а все только посмеиваются: “А, не получилось в кино-то, вернулся”. Вот такой сон два-три раза в месяц…» .
Обратно в инженеры?! Жуть! И потому, что «прошлая жизнь» в провинции для них представляется страшным сном, из которого им, слава богу, удалось вырваться, изображают они её соответствующим образом: с полным презрением. С презрением, подобным тому, которое испытывает к своим собратьям крестьянин, сумевший выбиться из батрака в лакеи. Видимо, этим и объясняется то, что ни Звягинцев, ни Велединский в своих интервью ни слова не говорят о специфических проблемах российской провинции, предпочитая этому туманные «философствования» и разговоры о себе любимых.
Твердовский, сын кинорежиссёра, вошедший в привилегированную прослойку с рождения, возможно, испытывает к «нижестоящим» презрение несколько иного оттенка, но сути это не меняет.
Конкретные примеры того, что авторы относятся к изображаемым «простым людям» именно так, мы увидим при разборе фильмов.
Но как же коммерческий успех фильма? Неужели авторы не боятся, что с таким их отношением зритель не пойдёт в кинотеатры в массовом порядке, и фильм провалятся в прокате? Нет, не боятся.
Фильмы действительно проваливаются. Из всех рассматриваемых картин заработать в прокате смог только «Географ» Велединского. А вот фильм «Класс коррекции» при бюджете 35 000 000 рублей собрал лишь 6 021 365 рублей , «Левиафан» с бюджетом в 220 000 000 рублей смог собрать только 92 515 304 рублей .
Получается, что даже разрекламированный «Левиафан» с точки зрения проката оказался убыточным проектом, не отработав даже и половины вложенных в него средств. На чём же в таком случае зарабатывают авторы? Ответ находим в комментариях непосредственных участников киноиндустрии:
«Невозвратные (чаще всего полученные от государства или непрофессиональных инвесторов) деньги развращают продюсеров, которые уже особо не заинтересованы в успехе фильма, так как получили свое на стадии производства…» .
«…Кроме того, за рубежом гораздо меньше проблем с, мягко говоря, нецелевым использованием бюджетов фильмов и низкоэффективным менеджментом. А грубо говоря — с воровством и раздолбайством» .
«У нас в кино зарабатывают не на прокате, а на производстве … И никому не нужен фильм после того, как его сделают» .
Из всего сказанного следует один простой вывод: авторы не испытывают никакой материальной заинтересованности в непосредственном внимании зрителя. Именно поэтому они могут себе позволить хоть тоннами лить помои на головы провинциальной бедноты, а критики всё оправдают: им за это деньги платят, на претензии же зрителей всегда можно ответить в духе «нечего на зеркало пенять».
В то же время, не будучи принятыми в высший обслуживающий персонал, в какой приняты михалковы, бондарчуки и шахназаровы, наши режиссёры не прочь поиграть в оппозицию, приходя потусоваться на соответствующие митинги, как Твердовский и Велединский . Или аккуратненько покритиковать «режим», как Звягинцев .
Таким образом, наши режиссёры демонстрируют типичную мелкобуржуазную психологию, в своё время точно описанную ещё Энгельсом:
«…он вечно одержим колебаниями между надеждой подняться в ряды более богатого класса и страхом опуститься до положения пролетариев или даже нищих, между надеждой обеспечить свои интересы, завоевав для себя долю участия в руководстве общественными делами, и опасением возбудить неуместной оппозицией гнев правительства, от которого зависит само его существование…» .
Помимо мелкобуржуазной психологии наши авторы являются носителями и соответствующей культуры. Мы уже выяснили, что режиссёр Твердовский до работы над фильмом проводил время за просмотром спортивных соревнований по телевизору. А вот как готовился к съёмкам своего фильма Велединский:
«Я выпивал, я был безработным, смотрел в потолок, смотрел кино, наблюдал, как закачиваются торренты, жил в долг» .
Соответственно, и продукцию наших авторов следует оценивать как взгляд сытого мелкого буржуа на жизнь социальных «низов».
И раз внимание «простого зрителя» наших авторов, как мы выяснили, мало интересует, значит, они могут целиком посвятить себя удовлетворению интересов того зрителя, во власти которого раздавать различные призы и награды, зрителя фестивального, то есть сытой богемы. Соответственно вкусам этого зрителя и будет отбираться та «правда жизни», которая попадёт на экран. Из всей той суммы явлений, которые слагают жизнь провинции, авторы будут извлекать только то, что может быть привлекательно для данной публики. А для данной публики малоинтересна какая-нибудь рутина и повседневность, ей подавай что поострее да погорячее. И наши стряпухи не заставляют просить себя дважды. Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста!