Глава 1

— Да что за нахрен!

Пачка писем выскользнула из рук, ударилась об пол и расплылась в стороны. Я стянул с себя мокрую куртку, мокрый же свитер — дождик здесь бывает весьма плотный, и мокрые — о, нет — носки. Носки сразу же полетели в угол к макулатуре.

Письма. Как говорит один мой знакомый, "злые бумаги". Это так и есть, здесь в Скандинавии, практически все письма таят в себе угрозу. Счет за антенну (которой я никогда не пользовался, ибо презираю телевидение), счет за лицензию на электроприборы, счет за стиральную машину, счет за электричество, счет за то, счет за это… Да вы уже таки пошлете меня на все советские четыре буквы, если я начну перечислять все счета. И это серьезно. Думают, поди, я миллионер, раз из России приехал.

Зачем я поперся в эту "экономическую школу" — подобный вопрос мучает меня едва не каждый вечер. Кто мне мешал устроиться бухгалтером и получать свои пятьдесят тысяч? Ну не пятьдесят, хотя бы тридцать, тоже хлеб. Считать умею, английский выучил… Хотя у нас все, кто десять классов закончили, думают, что английский знают. Но не я, я еще на курсы ходил и книжки читал, о как! Так значит, английский выучил, в математике шарю, с компьютером на "ты" (а не на "вы" и не на"…. твою мать"). Так нет, понесла нелегкая, ну а как же, Европа все-таки, не хрен собачий.

Вот теперь и расплачивайся. Хотел приключений — получи, распишись. Так, короче. С письмами разобраться недолго, если б я еще понимал ихнюю чертову тарабарщину. Язык Ганса Христиана Андерсена, мать его через колено в дышло. Чтоб они так жили, как я понимаю этот язык.

Это из банка, нормально, просто сводка. Это… это что еще? А, реклама. Нафиг. А вот это что такое? О-о-о, плохи дела, неоплаченный счет с процентами. Давно я его ждал… то есть нет, не ждал, конечно, но ожидал. Ожидал пакости. Куда ж без этого.

В кухне хрустнула половица. Обычное дело. У меня постоянно что-то скрипит и щебечет, хехе. Впрочем, обозвав пролет от комнаты до санузла кухней, я сильно польстил этому пролету. Это и есть пролет, в полном смысле. Не кухня, а смех один. И еще извольте доплатить за холодильник — без морозилки, заметьте!

И сколько остается студенту после всех рассчетов? А говорили "Дания, Дания"… Викинги, Андерсен, Снежная королева… В гробу я их видал! Нет тут ни снега, ни викингов, ни, тем более, королевы. А если и были, то видать, свалили куда-то бесследно. Да я даже знаю, куда. Свалили они на Британские острова. Ну не все, конечно. Кто-то на Русь подался, кто-то доплыл до Сицилии. Но если вы были в Дании, вам даже мысль о викингах смешной покажется. Тут ни гор, ни скал, ни фьордов (про людишек так и совсем молчу, а то ж конфуз выйдет), вообще ничего, связанного с так называемыми викингами. Нет, я знаю, что этногенез обычно превалирует над рамками ареала, или, если быть совсем уж дотошным, биоценоза, оно само собой. Однако представления, точнее, стереотипы, возникающие у людей в голове при слове "Дания" очень веселят. Ну очень.

Не говоря уже о том, насколько здорово разочаровывать самих датчан, считающих, что они — потомки викингов. Потомки викингов живут далеко отсюда, в России и Украине, в Италии и Исландии, на Британских островах — а почему, думаете, английские и шотландские болельщики такие ярые до драки?

Но в Скандинавии потомков викингов нет. Их отсюда выжили к чертовой матери, так же как и выжили крестоносцев из Европы, конкистадоров из Испании и прочая, и прочая, и так далее. Выжили — и зажили хорошо. Именно так. Иначе б меня здесь не было.

Да меня и так скоро тут не будет. Не, ну как с таким грабежом жить? Я уж лучше буду от гопов отмахиваться пару раз в месяц, чем выплачивать все эти счета. Они тут считают меня за миллионера, видимо! Иначе откуда такие счета? Впрочем, эту проблему я для себя решил, знаете как? Предельно просто: ничего не буду платить и все. Пусть начисляют проценты, скоро я закончу эту гребаную учебу и уеду домой. И черта с три они с меня что получат. Хоть с ФБР пускай копаются, ничего у них не выйдет. А чтоб на границе не тормознули — сяду на поезд до Гамбурга, ну или до Франкфурта, на крайняк. Оттуда в Питер, а оттуда уже до дому. Я расчетливый сукин сын, чтоб вы знали.

Ну да пес с ним, чего это я все о плохом, да о плохом. Вот сейчас достану бутылку портвезолу. Хорошего, португальского, не "Три топора", нет. Согреюсь. Дождик с ветром — не катастрофа, но простыть можно на раз-два.

Итак, портвешку и в душ.

И все пройдет.

Ну или самое страшное.

Вот так-то лучше. Еще бы за пивом сгонять…

Но нет, это я уже разболтался. Надо строго следовать заветам предков: "Не пьянства окаянного ради, а только профилактики вирусных заболеваний для". Да еще дождик. Да еще наличности в карманах — хоть плачь.

Теперь заскрипели половицы в прихожей. Неудивительно, там по другую сторону стены — сосед, француз. У него дверь несмазанная, так что половицы — это ерунда, вот когда он побежит в сортир ночью, тут-то и я взвою. А он ведь побежит. Он такой, молодо-зелено. И хорошо еще, если он там один, без компании.

Впрочем, порой половицы у меня в квартире скрипят без какой-либо провокации. Вообще. Нет, я серьезно, вообще-вообще. И меня это раздражает. Я в мракобесие не верю на самом деле, ну и к тому же мне тут один гид датский рассказывал, что все их местные духи, там гномы, феи и прочая мерзопакость давно убралась в Норвегию. Не выдержали плотной концентрации людей на таком малом пространстве, типа. Ну и индустриализация плюс ко всему. Я и сам слился бы давно на их месте. Тут же что ни лес — так частная собственность, что ни лужок — фермерские угодия. Маленькая страна, ничего не попишешь.

Но половицы-то скрипят, вы понимаете. Не знаю, строители ли там недоглядели или впрямь кто-то балуется. А может, портвейн, опять же.

А все равно, как начнешь засыпать, сразу начинается шоу. То окна трещат под ветром, то половицы те же. То еще что-то хрустит, и где именно — не разберешь. В общаге такого не было, а тут… Как будто дожидаются, ей-богу. Вот только станешь проваливаться в сон — так сразу. И если б только это.

Как въехал в квартиру, так спустя пару недель у меня стекло битое появилось в прихожей. Откуда — неясно. Я осколки с собой не таскаю, дома хоть и пью из горла, но тару берегу, пустая тара — это деньги. Но самое смешное не в этом, а в том, что это стекло появлялось снова, зараза, и снова. Подметал, руками собирал, пылесосил — бесполезно. Утром встаешь — осколок в палец ноги. Ну как так можно жить?

Потом еще круче стало, не поверите. Вот руку даю на отсечение, не поверите. Прилег поспать днем, ближе к вечеру. Просыпаюсь — клавиатура залита какой-то прозрачной дрянью, липкой, без запаха. Тогда-то я и перестал быть атеистом.

Что "ха-ха"? Вам "ха-ха", а я клавиши потом несколько дней выковыривал, прочищал тампонами для ушей. Очень прикольное, доложу вам, занятие. Особенно, что не помогает это. Не всегда.

Вот такой бред. Ничего подобного раньше не испытывал. Ни на родине, ни за рубежом. Да и не поверил бы, случись оно не со мной. Видно, не все гномы да феи ихние смотались. Да и пес с ними, в общем-то. Доучусь скоро, уеду домой, пусть сами тут разруливают своих домовых гребаных.

Бутылка отправилась в угол, к стайке своих опорожненных коллег. Печаль. Завтра пятница, я на нуле, как обычно. Нет, не все так плохо, в школе всегда масса пустых бутылок из-под газировки, надо только пройтись по этажам. Вот ума не приложу, откуда у студентов, живущих на одну стипендию, берутся бабки на то, чтоб дорогую газировку покупать чуть не каждый день, однако же факт остается фактом. Но я им искренне за это благодарен, если честно. Меня эти бутылки спасают от голода, а порой и от жажды. Не от той жажды, когда пить хочется, а от той… От той, от которой хочется пить. Ну вы поняли меня, да?

На тренировку сегодня придется забить очередной… этот самый, да. Дождь уже третий день идет, в размокшем поле ковыряться совсем не охота. Да еще и пас не сделать: мяч застревает в грязюке. Не, вы не смотрите криво-косо, я и не в такую погоду играл и не хныкал. Но… Было бы песочное поле, как в нормальных клубах, тогда другое дело. Но на нормальные клубы у меня денег не хватит.

Тут надо пояснить — когда играешь за профессиональный клуб, получаешь нехилую зарплату. А когда за любительский — изволь сам платить взнос. Какой-то нонсенс, на первый взгляд, правда? Но на самом деле, все логично: на профи ходят смотреть тысячи зрителей, ну и спонсоры у них тоже, все дела. А у любителей деньги берутся только за счет взносов, никаких других доходов. Так-то вот оно.

Нет, тренировку нафиг. Я и так хожу регулярно, в ущерб учебе порой. Ну и после пузыря портвейна гонять мячик — это как-то совсем уже моветон.

Все-таки, портвейн — это, конечно, вещь. С большой буквы. И согревает, и в голову не бьет. Попробуй я сейчас водчанской прими, так это сразу же новая серия Индианы Джонса, потянет на приключения, только успевай снимать на мобильник. Или альтернатива — вырублюсь до вечера, потом буду всю ночь бродить по комнате, как сомнабула и в итоге в школу завтра не встану. Да и нет ее, водчанской-то, к счастью.

А портвейн как раз самое то. Датчанам-то его лучше не давать, у них башню сносит — только в путь, потомки викингов, тьфу!! Зато нашему человеку лучшего лекарства не надо. Оно, химия, конечно, но я и не жру ж его ежедневно, верно? Ну вот, уже обращаюсь к невидимому зрителю, видать, взяло. Теперь надо бы закусить — и все будет хорошо.

Закусывать у нас, разумеется, нечем. Ну или бежать в магазин под дождем — а в карманах пусто. Повторяюсь я, кажется, нет? Ну портвейн, все-таки взял, взял, тут ничего не поделать.

Та-а-ак, что у нас есть на злобу дня? Как всегда, какая-то гадость. Половина сардельки, четвертинка от полкило фарша, изрядно подсохшая. Перцы, с одной стороны уже мягкие. Да не, пойдут, мне ли тут еще привередничать. Лук есть, картофан тоже, значит будет у меня сегодня (и завтра тоже) ирландское рагу. Англичане шутят, мол, если много продуктов и некуда их девать, вали все в кучу, будет ирландское рагу. Вот так я и поступлю. Морковки, жалко, нема, но ничего, мы не гурманы.

Самое кайфовое рагу давали в ирландском баре, на день Святого Патрика. Да еще и бесплатно. Да еще и с добавкой! Да еще и классные музыканты каждые выходные! А сам бар теперь закрывают, переносить собираются или что-то типа того. Вот стоило мне только положить глаз на него и подзаработать денег…

Как сказал бы мой знакомый ирландец в таком случае: "Any little good thing you have in your life — they will always come and take it away from you!" Или как-то так, я сейчас уже не помню в точности, шумно там было, да и он еще шепелявил безбожно. Впрочем, шепелявил он всегда, не только в тот раз.

Ну да что уж теперь. Пиво такого качества, как у них было, в магазине не купишь, конечно, но музыку скачать можно в сети, да и рагу готовить нетрудно. Так что теперь все сам, все сам. Как в том анекдоте:

"А жена-то есть у вас?"

"Да нет, все сам, все своими руками."

Мда, это я зря вообще-то. Больная тема.

 

Глава 2

В самом деле, не настолько больная, сколько геморройная. Датчанку зацепить — это я не знаю… Проще, по-моему, самому себе отрезать… это самое… вот да, правильно подумали. Однако, если "это самое" отрезать, то уже и никакие датчанки не потребуются. Хм, мда, занесло меня куда-то совсем в сторону.

Знаю, это не смешно. Смешное заключается в том, что у них тут тараканов в голове — побольше, чем у Жириновского, хотя казалось бы, куда уж? Это смешное, а серьезное — это то, что ты хоть на голове стой, хоть будь душой компании, хоть пой караоке-играй на гитаре-рассказывай анекдоты весь вечер, хоть прикати на спортивном Мустанге — ничего не поможет, если не понравился на вид. А тут подойдет какой-нибудь уродец, у него волосы покрашены модно эдак и ботинки попсовые — ну и все, девушку от него палкой не отгонишь. Зато уж если ты ей понравился!!! то все, тебе карт-бланш, можешь быть маленьким, жирным и небритым, пердеть и отрыгивать каждые две минуты, ей по барабану.

Их привлекают не качества и не действия, а стереотипы. Страшно, понимаю. Мы тоже это поняли, начали клеить испанок, болгарок, немок. К исландкам было повышенное внимание. Зря смеетесь — совершенно другой народ, не гляди, что севернее.

Но самые продвинутые, и в том числе я (ну а как же, хехе), шли иным путем. Берем компьютер, включаем ICQ, она же — Аська. Ставим невидимый профиль. И вламываемся в какой-нибудь чат. В какой именно — неважно, главное, чтоб русскоязычный, лучше всего прибалтийский, хотя Украина и Беларусь сойдут тоже. Находим пользователей женского пола, вы уж меня простите за циничность, ну и докапываемся до них. К примеру фразой: "Кого ждешь?" Есть шанс, что одна из десяти может ответить: "Тебя!" или еще что-то остроумное. Наиболее вероятно, что это будет одна из двадцати. Или тридцати. Хотя бывало, что везло чуть не с первого раза. Ну а дальше… а дальше сами сочиняйте, лодыри, я вам тут не "Путеводитель по розовому миру соблазнения в аське" пишу, в конце концов. Что потом? А потом все вообще просто — пишется приглашение, девушка приезжает погостить на выходные, реже на недельку. Если есть деньги, можно неплохо провести время, если нет — ну так вам и надо, собственную голову включать иногда полезно, а не только читать чужие советы.

Так-то вот. Ох ты ж едрен батон, пока я тут демагогией страдал, ирландское, точнее, мое импровизированное рагу едва не угорело!

Да нет, не угорело оно, это я так, чтоб не скучно было, хыхы! Люблю повеселиться, особенно — поесть. Если б еще музычку подобрать соответствующую… Нет, нет, нет, нет, это я перегнул, питаться надо в тишине.

Зато пить пиво следует исключительно под ирландские песни, исполняемые группой "The Dubliners". Ну или "Floggin' Molly's" — тоже сойдет. Ничего лучшего под пиво не придумано, даже не спорьте. Никакие орешки, чипсы, вобла, сигареты и уж тем более, шансон не годятся, даже и близко не стоят. И можете передать всем своим знакомым эти мои слова!

Если вы последовательны, то у вас наверняка возникнет еще один вопрос: а с чего это студенту из российской глубинки так уперлась ирландская музыка? И между прочим, вы загоните меня в тупик этим вопросом, поскольку однозначного ответа у меня нет.

Ну или если откровенно, он есть, он очень прост — ничего не могу с собой поделать. Кельтская культура въелась мне, позвольте так пафосно выразиться, в душу с детства. А может куда и поглубже души. Иначе как еще объяснить то, что от звуков волынки у меня по спине бегают мурашки? Да не просто мурашки, а величиной с кулак! И ничего не могу поделать, вот зуб даю! Может предки были из шотландских наемников, кто его знает. Ну были же шотландцы в роду у Лермонтова. А чем я-то хуже?

Нет, если серьезно, настолько серьезно, насколько это возможно в моем состоянии — не могу объяснить тягу к кельтам. Может быть из-за музыки, может из-за римского нашествия, может из-за фильма "Braveheart", в юности, знаете ли, есть склонность симпатизировать всем угнетенным. Нет, стоп, вру. "Braveheart" случился позже (зато очень в тему), но кельты овладели моим сознанием всерьез и надолго, несмотря на, как говорили, "склонность к естественным наукам".

Все-таки история, как ни крути, занимательная вещь. И драматичная к тому же. Как я сопереживал Верцингеториксу, как я радовался победе при Баннокберне и едва не пустил по щеке "скупую мужскую слезу", прочитав о сражении при Каллодене в подробностях. Последнем сражении на британской земле. Если честно, тогда эту землю трудно было назвать британской. Англичане сделали все, чтобы уничтожить шотландских гэлов и саму память о них. Как это в свое время пытались сделать норманны. А до них англо-саксы. А до них — римляне. Все верно, историю пишет победитель.

Но гэлы выжили вопреки всему и сумели написать свою историю, историю народа-героя, народа, который полторы тысячи лет боролся за выживание и выжил. Это заслуживает уважения, само по себе, я считаю, а? Ну и потом, кельты всегда были врагами Рима — для меня этого уже более, чем достаточно. Я ж не историк, я субъективен. Не забывайте об этом.

А чем мне не угодил Рим, спросите? Наверняка ведь спросите, знаю. Ведь Рим — это так круто! Так вот, в гробу я вертел ваш Рим! Чем он лучше сегодняшних пиндосов? Да ничем! Ой, да, ну как я мог забыть, там конечно же дороги, акведуки, театры, да-да-да.

Только почему-то никто не спрашивал фракийцев, кельтов и иберов, нужны ли им акведуки взамен за жизнь половины населения. За превращение оставшейся половины в гладиаторов, рабов и сервов, за изнасилование выживших женщин, за прекрасную перспективу самим строить эти вышеупомянутые распрекрасные акведуки и дороги под хлыстами надсмотрщиков. Зато в это время в Италии, как сыр в масле будут… Ох, лучше не заводиться! А то разломаю что-нибудь опять, у меня с этим легко.

Я вообще на расправу скор. Еще как скор. Скоррр. К-ррр. Кх-рр.

— Да что же это за нахрен, прости Господи!

В кухне что-то громко треснуло. Я дернулся, подскочил с матраса, некрасиво побалансировал на гладком полу и еще более некрасиво выбранился. Семиклятая нечисть меня доведет до кровоизлияния в мозг рано или поздно, чувствую. Впрочем, время уже утреннее, скоро и в школу. Знаю, для русского уха звучит по-идиотски. Но мы тут иначе как "школа" ее не называем. Так уж сложилось.

Так уж и быть, посвящу вас еще в одну проблему. Добираться до школы предпочтительнее всего на велосипеде. А чего вы ухмыляетесь? Вам по телику рассказывали, что страна велосипедов — Китай? Плюньте в монитор немедленно. Страна велосипедов — это Дания. Ну после Голландии, разумеется. Ах, да, предвижу следующий вопрос — ага, я и там побывал, вот такой пронырливый я, что ж делать. Но возвращаясь к теме — в Китае на велосипедах ездят бедняки, а в Дании на них ездят ВСЕ!

Ну и как вы, наверно, понимаете, это открыло мне обширнейшее и богатое поле деятельности. Но не сразу, нет! Вначале было множество горьких обид, разочарований, выплесков норадреналина и матерных воплей, ибо обнаружить рано утром сдутую покрышку — это… Особенно, когда торопишься на пару или на работу… Пожалуй, тут комментарии излишни, учитывая, что это происходит едва не каждый второй день. Тут уж впору убивать кого-то. Или самому башкой об стенку с разбега: "Что ж ты вечером не проверил колеса?" — это внутренний голос. И сам себе отвечает: "Потому что пьян был в сосиску, как всегда!"

Но это я увлекся, конечно. Моя основная деятельность (после возлияний и совокуплений, само собой) заключалась в том, чтобы злоупотребив и почувствовав себя Индианой Джонсом, отправиться на поиски — нифига не приключений, а очень даже велосипедов. Хотя-а-а… На самом деле, это можно запросто сочетать. Возвращаясь домой после приключений, отчего же не прихватить с собой велик? Да в этом вам любой датчанин сознается, уж на что овцы, а тем не менее — почти все через это прошли.

Однако тут мы переходим к более высокому уровню прокачки.

Что делать, если на всех велосипедах замки? А оно так и есть в наши дни. Очень просто — берутся кусачки. Такого типа, каким, вероятно, перекусывали фашистскую проволоку партизаны из отряда Зои Космодемьянской. Берется велосипед с проволочным замком. Оттаскивается в темный проулок или садик, а поскольку на дворе пятница или суббота (мы же не дураки выходить на дело в понедельник в полдень!), все пьют и им не до каких-то велосипедов. Десять минут — и вуаля, он ваш! Теперь не забыть нацепить фонарики, белый спереди, красный сзади, чтоб менты не докопались — и домой с полным комфортом. Дома его лучше помариновать пару недель — у нас же пока старый есть, верно? А как старый проколется, можно на "новый" пересесть.

Ну да, знаю, воровать нехорошо, конечно. А как жить-то? Пешком ходить времени не хватит, на автобусе геморрой сплошной, куча пересадок да еще и проездной недешевый совсем. Я уж лучше эти деньги пропью. Впрочем, я их и так пропиваю. Только, тсссс, ладно?

Так что стоят у меня в подвальчике два велосипеда на случай нужды — и попробуйте меня упрекнуть! Просто вы никогда не латали камеру на заднем колесе. А я латал. И не раз! Больше не собираюсь. Проще найти новый велик, чем заниматься этим кошмаром, а ведь прокалываются они регулярно. Что наводит еще на одну мысль — гребаная страна! У меня в российской деревне за 200 километров от Москвы велосипед прокололся один раз. ОДИН РАЗ!!! За шесть лет! А тут! Да это… Ладно, все, молчу. Надеюсь, и так понятно.

Пару я, как и подобает, проспал на галерке. Так и так потом учебники перечитывать, перед экзаменом-то, что слушай их, что не слушай. Зато после полудня началось самое замечательное: работа в группах. Госсссподи, видели бы наши преподы это, они бы обрились налысо, вспороли себе вены и повесились бы за углом. Это ж только в Дании могли до такого додуматься. Суть такова: сидят пятеро оболтусов и никто… Нет. Не буду я об этом. Нет и все тут. Иначе вы меня слушать не станете больше вообще никогда.

Но пятница, как известно, в цивилизованном мире день короткий, слава богу. Теперь на склад, потаскать ящики. Это не тяжело, народу много, заказы быстро заканчиваются, часам к восьми все закончится, в полдесятого буду уже готов к приключениям. Как тот самый Индиана Джонс, да-да.

Может и не совсем в полдесятого. Может и не совсем, как Джонс. Но буду, блин! Что мне еще остается, кроме сообщества земляков по бывшему СССР, студентов-алкашей? Ну и бесплатной студенческой дискотеки, куда мы все оперативно выдвинемся, раздавив пузырь или два? Да ничего ровным счетом.

Собирались, как правило, на хате у Джохи. На самом деле его зовут Джохангир — мне аж не по себе стало, когда я с ним познакомился, это ж прозвище Чингизхана, означает: "обнимающий Вселенную". Но Джоха нисколечки не похож на Чингиза, скорее наоборот, на болгарина или югослава, да еще маленький, щуплый, постоянно в майке миланского "Интера" с надписью "RONALDO" на спине. Зато выпить горазд, не смотри что узбек. Да все наши узбеки здесь бухнуть не дураки. Осетины — другое дело, они пивка поцедят и им хорошо. На больших праздниках могут водчонки принять пару рюмок, не более. А узбеки точь-в-точь как мы — гуляют на полную!

Вот мы у Джохи и разогревались, как правило. Ну а потом на дискотеку. Есть у нас тут такое местечко. С одиннадцати до двенадцати студентов поят пивом бесплатно — только успевай стаканчик подставлять. Нам-то после пары пузырей много и не надо, но халява есть халява, это уж врожденное, никуда не деться. Эх, какое ж классное место, все-таки! Еще бы они народный ирландский музон ставили — но это я уже требую невозможного. Место все одно, классное. Главное — от стойки бара не отходить, а то влезут другие желающие, но в остальном — красота! Отличная страна — Дания! Что? Кто ругал? Я ругал? Я??? Да ну? Это когда было-то? И вообще — тсссс!

 

Глава 3

Как только я открыл глаза, я понял, что делать этого совсем не стоило.

А-а-а-а!!! О-о-оооооо!!!

Ну зачем же, зачем!

Нет, не сейчас, давайте потом, потом, потом.

И выключите этот чертов свет! Ну пожалуйста!

И еще выключите эту чертову холодрыгу!

И еще, последнее — пристрелите меня!

Что, прониклись? Знаю, я старался. Похмелье у меня хоть и бывает, но очутись на моем месте непьющий человек, он был бы рад, ибо это — совсем не похмелье, а так, усталость, желание поваляться подольше. Моральный отходняк. Когда не хочется ничего слышать, никого видеть и меньше всего — о чем-либо думать. Ну те, кто пил, те поймут. А кто не пил… Считайте, вам повезло. Поскольку похмелье с головной болью рано или поздно уходит, оставляя лишь небольшую зарубку в памяти: "закусывай в следующий раз, дурило!", а то и совсем ничего.

Но вот психологический отходняк так просто не отпускает. Сначала ты потеешь, потом потеешь, потом еще разок потеешь и вот только затем начинаешь всего бояться. Причем совершенно по-идиотски. Боишься идущего навстречу прохожего. Или резко сменившегося рекламного плаката. И потеешь при этом. В конце концов, приходишь домой и перебираешь в уме все гадости, какие только ни случились с тобой за всю прошедшую осознаваемую жизнь. И потеешь. Так что не дай вам бог.

А вот у меня, похоже, был как раз тот случай. И конечно же — сюрприз, сюрприз! — мне надо играть матч. О котором меня оповестили еще во вторник, но я благополучно забил на все и вспомнил только сейчас. Вот су… Короче, надо вставать. Опохмелиться нечем, разумеется, ну зачем такому башковитому парню, как я, беречь пиво на утро? Ясно, незачем. Парень его выжрет сразу и не оставит ни глотка на утро. Все верно. Но с другой стороны, какой, извините… придумал играть матчи в 10.30 утра, В СУББОТУ???

У них там определенно непорядок с головой, я это всегда говорил и могу в любой момент подтвердить. Ну какой может быть матч в пол-одиннадцатого, в субботу? В те часы, когда почти все мужское население лежит в койке, держится руками за голову и стонет: "О-о-оооооо…!" Ну вот сами-то они понимают это или как? Бараны, блин.

Но это все мои мысли да разговоры. На деле же надо вставать, кидать в сумку бутсы, перчатки, щитки (все это потрясывающимися руками, заметьте) и двигать. Времени уже почти не осталось.

Хорошо хоть, играем у себя, не надо ехать никуда, а то бы у меня по дороге непременно случился бы припадок. Или инфаркт. Или кровоизлияние в мозг. Что-нибудь одно случилось бы, это точно совершенно. Неопохмеленный футболист — страшный человек. А ведь им не объяснишь, что мне срочно требуются четыре бутылочки пива. Нет, сошли бы и две пол-литровые, но этого тут не дают. Только 0,33. Но и того не досталось.

По большому счету, уже неважно.

Размяться бы по-человечески, но ведь и на это времени не дадут, изверги. Хотя есть примета — чем дольше разогреваешься, тем хуже играешь. Но приметы — это для слабоумных. Мне бы хоть пропотеть чуток, выгнать алкоголь из тела.

Бренного.

Не, куда там.

Не успел.

Свисток.

Команды на поле, капитаны к судье.

Мы хоть и любители, а судью надо слушать. Тут он главный. Он король. А мы — так, выполняющие обязанности. Хоть и по собственной воле, но тем не менее. Как бы абсурдно это ни было. Вот как судья может увидеть оффсайд с середины поля? А эти видят. Ну или не видят, когда оффсайд есть. Трагикомедия чистой воды, я вам говорю.

Ну чего "ну что"? Что — "что"??? Да продули, разумеется, как обычно. Три удара отбил, два выхода один-на-один выиграл, при подачах угловых сыграл уверенно, а что толку? Пара банок залетела, все. Наорал на защиту, конечно, куда ж девать агрессию, сам в защите раньше играл немало, но что ж делать. Любители, говорю же. Теперь домой, собирать гроши и пустую тару. И за пивом. Как можно скорее.

Только огромным количеством пива можно прогнать то гадкое состояние похмелья и позора, которое довлеет надо… Короче, довлеет. Лучше б я пошел в регби, масса-то есть. Э-эх.

Ну а после пива, сами знаете, чего хочется. Все верно, да — еще пива. Ну а после "еще пива" — приключений. Вот так незатейливо и протекает уикенд студента за бугром. Окей, не протекает, проходит, ладно? Я понимаю, эти метафоры уже достали, все понимаю, да-да.

А вы думали что? Может думали, мы тут по музеям ходим, изучаем архитектуру, да? Не, ну сознайтесь, ведь думали? Да еще и завидовали — о, мол, Леха-то вон в Данию поедет, полюбуется красотой европейской. А Леха приехал, посмотрел и подумал: тьфу ты! Мерзость редкостная. Аборигены — уроды моральные, туристы приезжие — еще хуже, только и норовят на главную церковь помочиться. И пошел Леха искать земляков, с кем пива попить, и нашел, и на работу устроился, и хату себе нашел неплохую, и баб ерошит — только в путь. Одна беда — на учебу забивает уж слишком часто. Вот так.

В воскресное утро выспаться мне, конечно же, не дали. С семи-восьми утра под окном начинают орать дети мигрантов и беженцев. Чаще беженцев. Преимущественно сомалийских. Детские сады по выходным закрыты, оттого это несчастье коротает время прямо под окнами. Заметьте, я старательно сдерживаю себя — а так хочется понавешать много тяжеловесных нелицеприятнейших эпитетов этим детям и всем их сомалийским предкам. Вот прям гроздями бы навешал.

Почему эти… эти, скажем так, создания всегда должны тусоваться именно под моим окном? И почему, объясните мне, ради всего святого, почему они всегда должны орать? Ну вот почему у этих малолетних упырей нет иного развлечения, кроме как встать посреди двора, развести руки в стороны и орать? Или еще круче — орать в окна, явно вызывая кого-то из своих отвратительных производителей. Которым, кстати, целиком и полностью положить на своих отпрысков. Но отпрыски об этом пока еще не знают и могут орать хоть до наступления темноты, пока наконец их грушеподобная маманя не сползет вниз по лестнице, сама наорет и затащит эти, с позволения сказать, продукты своих чресел обратно в квартиру. Однако мне от этого не легче, утренний сон — самый сладкий! — безвозвратно погублен. Я повторюсь — но я действительно не понимаю, почему у детей нет никаких развлечений, кроме как тупо орать. Мы-то в свое время строили шалаши в лесу, играли в прятки, травили анекдоты, да хоть мячик банально пинали где-нибудь на стадионе, благо они еще существовали тогда. А этим только орать… Хотя надо радоваться, пожалуй, что я не во Франции или Англии, там, говорят, эти разнесчастные беженцы вообще не дают проходу белым людям в своих кварталах.

Вообще-то, на самом деле, от осознания этого легче не становится. Придется лечь спать пораньше, чтоб завтра не проспать учебу, как это часто случалось. Это-то просто сказать, а попробуйте "лечь пораньше". Лечь-то я лягу, зато вот уснуть… Было б мне лет шестьдесят, так я, глядишь, засыпал бы хоть в девять вечера. На самом деле, страшно завидую людям, которые могут вот так: одеяло на голову и — пхррр. Страшно завидую. Но поделать ничего не могу.

Приходится сидеть, таращиться в экран лаптопа, или, как говорят некоторые, ляп-тяпа, пока глаза уже не начнут вытекать наружу. Но это будет ближе к четырем ночи, следовательно завтра я опять просплю всю первую пару на галерке. Если, конечно, проснусь вообще. А все эти гадские дети. Сколько раз я мечтал бросить к ним большую противотанковую гранату, чтобы мой район объявили зоной боевых действий и эти беженцы убрались бы куда-подальше вместе со своими шумными отпрысками. И нечего цыкать зубом — вы просто в моем положении не были.

Впрочем, посидеть полночи за компьютером — далеко не само худшее занятие из всех придуманных человечеством на сегодняшний день. Особенно, особенно после того, как знакомые научили меня скачивать из Интернета фильмы, книги и музыку. С того момента жить мне стало определенно лучше. Жить мне стало, не побоюсь этого слова, веселей.

А уж когда я раскошелился на более современный комп, то жить стало веселее прямо таки в разы. Теперь по выходным мы устраивали "сессии" — как правило, в "Age of Mythology", но не обходили вниманием и Кваку, и Хафлайф. Моя хата пришлась очень кстати, поскольку большинство знакомых студиозусов проживали в общагах, я же, как самый прошаренный — на съемной квартире. Соответственно и места побольше, и присесть есть где, благо мы натаскали мебели с помойки.

Да, местные помойки — вообще отдельная тема. Ой, ну вот только не надо так фыркать, а! Я сейчас поясню все! Тут есть свалки для пищевых отходов, для стекла, да. Но есть еще и отдельные места, куда народ выносит отработавшие свое столы, стулья, кровати, стиральные машины, мониторы и много другого интересного. на такого рода помойках в любое время суток можно найти клавиатуру к компьютеру, пару стульев и штатив для развешивания мокрого белья. Это минимум. Если же основательно поискать, то вполне нетрудно обставить хату мебелью.

Ну а теперь фыркайте. Давайте, полный звук! Ибо я еще и залезал в мусорные контейнеры подле супермаркетов.

Да. Глумитесь, сколько хотите, только я вам вот что скажу: вы бы сами туда залезли с удовольствием, если б видели все добро, которое там бывает. Это у нас ничего не выбрасывают, лишь ярлычок со сроком годности переклеивают, пока оно совсем уже в кашу не превратится от старости. Да и тогда не выбрасывают — забирают домой, кошаков кормить.

А тут вам не здесь, тут Дания, понимаешь ли. Срок годности вышел — все, на помойку, без разговоров, шнель, шнель! Или вот, например, новую партию подвезли, старая еще не распродана. Все, старую партию на помойку, без разговоров. Места-то на складе нет, да и откуда ему взяться, когда сами магазинчики — полтора на полтора? У наших олигархов туалеты, наверно, и то больше, чем тут магазины. А продукты еще в пакетиках, в упаковочках, одно удовольствие, бери-не хочу! Вот я и беру, зачем мне за тот же хлеб или овощи платить, когда все бесплатно лежит?

Тут главное — не спалиться, потому что у них по закону это считается воровством. Что? Идиоты? Ну да, я тоже так считаю — идиоты. И законы идиотские. Один человек выкинул, другой подобрал — в чем здесь воровство, не понимаю, хоть убейте. Но тем не менее, приходится действовать осторожно, а то поймают, влепят штраф, изверги. Хотя вот до сей поры, тьфу-тьфу, не поймали.

Такие дела. Где мы остановились, кстати? А, ну да, за компом, все правильно. Вот как раз закачаю "Kill Bill", вторую часть, а то все уже видели, только я один сижу, как дурак. Все равно делать больше нечего, да и нет желания.

И опять в прихожей что-то хрустит — не то сосед за стеной на длинную доску наступил, не то черте-знает-что. Хотя, знаете, постепенно к этому привыкаешь. Нервы становятся как канаты, у-ух!

 

Глава 4

Надо сказать, что сплю я довольно чутко, но это был определенно сон. А именно: мне привиделось, будто в моей квартире находится кто-то посторонний, а я… А я — господи, какой стыд! — валяюсь на кровати в костюме Адама до грехопадения.

Я слегка выплыл изо сна в реальность, перекатился на другой бок, нащупал одеяло и облегченно выдохнул. Все в порядке, просто сниться всякая ересь. Бывает.

Но только я начал снова проваливаться в сон, как в голове возник образ кого-то постороннего, стоящего прямо тут, в квартире. В моей квартире! Причем разобраться, кто это такой, я не мог. Очень странное ощущение, надо признать. Как будто стоит какая-то фигура, но никаких черт не видно. Или она их вообще не имеет?!

Блин, это уже совсем интересно. Нет, надо поменьше всякого кино смотреть на ночь, а то так и поехать мозгами недолго.

— Недолго, недолго, — подтвердил невидимый голос.

Принадлежал ли он этой загадочной фигуре — это я не могу вам сказать, поскольку я выматерился в сердцах, откинул одеяло и сел на кровати, поставив ноги на пол и подслеповато моргая. Свет включать я не стал, глаза быстро привыкают к темноте, а ориентиром, если что, всегда может послужить голубой глазок от компьютера.

Я протер глаза кулаками, повертел головой, наморщив брови.

— Ну что, разглядел? — снова спросил голос. На этот раз, я успел вслушаться. Голос был скрипуч и, что главное, нес в себе неприкрытую насмешку.

— Что?? — сипло каркнул я. И сразу понял: это я говорю вслух, а он — нет. Его слова раздаются у меня в голове, внутри. "Допился", мелькнула мысль. "Ведь предупреждали предки, с белочкой шутки плохи".

— Заткнись немедленно! — голос взял более высокий тембр. — Это не ты допился, а я с тобой говорю!

— Кто "я"? — выполз хриплый скрежет из моей глотки. И тут я увидел это.

Поначалу я бы мог подумать, что это всего лишь куча одежды, небрежно брошенная на пол, но из этой кучи на меня смотрели, словно два тлеющих уголька, два глаза. Затем вся куча зашевелилась, поднялась с пола, приобретя смутные очертания какого-то карлика и придвинулась ко мне.

Я чуть не взвизгнул, заскочил с ногами на кровать и потянулся за пустой бутылкой. В случаях опасности тело само делает правильные поступки, знаете ли. Даже если голова еще не проснулась.

— Уймись, я тебя не трону, — снова раздались в голове чужие слова. Я выпрямился. — Хотя, как сказать…

"Тебе какого дьявола надо, паразит", подумал было я и сразу услышал ответ.

— Сейчас узнаешь, не торопись, — да оно еще и выкобенивается тут!

— Это ты выкобениваешься, смертный. А я тут живу, — голос прозвучал с едва слышимой иронией. Не, ну как вам такое, а?

Теперь, когда глаза освоились в темноте, я смог рассмотреть своего гостя. Больше всего он почему-то напомнил мне домового Кузю из мультфильма, только глаза смотрели весьма недобро.

— Сам ты домовой, — тут же ответил мне этот засранец. — Я дух здешних мест.

На одно мгновение в моем сознании мелькнула картинка — залитый солнечным светом рослый мускулистый мужчина со светлыми волосами, рассыпавшимися по плечам. И гнусавый смешок где-то за кадром словно говорил: "Могу и так, и эдак, как угодно".

— Даже так? — я прокашлялся в кулак. — А я вот в духов не верю.

— Ну и не верь сколько хочешь, мне-то что с того? — он явно издевался надо мной. Наверно это и есть тот момент, когда нужно ущипнуть себя.

— Так это ты был… С клавиатурой и… с остальным? — не выдержал я.

— Ну да, я. Предупреждал тебя, как мог, а все без толку. — взгляд горящих глазок на миг отвернулся в сторону.

— Ладно, тогда повторю свой вопрос: какого черта тебе надо от меня?

— Ага, освоился. Это хорошо, парень. А то многие другие совсем не такие как ты, чуть что, сразу в портки мочатся. — и оно мерзко захихикало. Я закутался в одеяло.

— Освоился — не освоился, причем тут это вообще? Ты мне поспать дашь? Мне утром вставать вообще-то…

— А вот тут ты как раз ошибаешься, — и оно снова хихикнуло. — Спать тебе не придется.

— Это почему еще?

— А потому. Ты парень вроде неглупый. И не из трусливых. Поэтому не буду темнить, скажу тебе честно: ты отсюда выселяешься.

— Лихо. А кто это решил вдруг? Я, вроде, за аренду квартиры плачу и вообще…

— Кто решил, спрашиваешь? Я решил. Легче тебе от этого?

— Да… Ээ… А кто "я"? Кто ты? — решил я сыграть "дурачка".

— Дурачка не разыгрывай. Тебе сказано было уже.

— Ну сказано…

— Ну вот и все. Теперь слушай. Ты мне надоел. — Я мог поклясться, что при этих словах, его глазки-угольки налились багровой подсветкой. — Ты лжешь, воруешь, прелюбодействуешь, ленишься…

— Эй, эй, дорогой, погоди, — перебил я голос. — Если ты дух, то почему ты мне сейчас перечисляешь христианские заповеди?

— Как это "почему"? — сейчас в голосе слышалось непритворное возмущение. — Да потому что то, что ты вытворяешь, никому не понравится, и христианство здесь вообще не причем.

— А…

— А еще ты говоришь гадости про людей за глаза и, что самое, страшное, не убираешься в квартире.

— Ну здравствуйте, — возмутился я. — Квартира-то моя, мне и решать…

— Тебе решать, а меня раздражает. Короче, все, тихо! — мне показалось, оно даже притопнуло ногой. Да так, что кровать подпрыгнула, а вместе с ней и я. — Тебя здесь больше не будет. Но, поскольку человек ты не трусливый, в отличие от местных, то я, так и быть, дам тебе одну поблажку. Я мог бы тебе наподдать так, что ты улетел бы в стратосферу. Но не буду. Поблажка моя заключается в том, что ты отправишься в тот мир, в котором много раз хотел жить.

— Но почему нельзя просто домой-то, мне ни в какие миры не особо…

— Потому что я так решил! Все, смертный, не гунди. Я еще добрый, а мог бы выстрелить тобой в космос, как пробкой от шампанского.

— Откуда, интересно, духам известно про шампанское? — удивился я.

— Да от вас все, мерзавцев, откуда еще, — оно тяжело вздохнуло. — Ладно, парень. Ты все понял, я надеюсь? А то мне идти пора, и без тебя дел хватает.

Глаза-угольки потухли. Похоже, оно отвернулось. Я подхватился было с кровати, намереваясь дать хорошего пинка этому страшиле и надеясь, что все-таки это дурные грезы воспаленного сознания. Но оно молниеносно словно вытянуло щупальце? лапу? руку? кость? и пихнуло меня в шею, да так, что я отлетел обратно, едва не приложившись затылком о стену.

И провалился в сон.

Проснулся я на голой земле. Поцарапал ногтями траву, перевернулся, откинул укрывавший меня плащ. И сразу же потянул его обратно на себя, ежась от порыва холодного ветра.

— Да что за нахрен!

 

Глава 5

Я ощупал плащ — он был какой-то странной формы, таких я никогда не встречал раньше, длиннющий, с огромным воротником, который достал бы мне до макушки, если его поднять. Очень странные сомнения закрались в душу. Не говоря уже о том, что земля, на которой я лежал, оказалась на поверку адски холодной и я, пересиливая дремоту, поднялся на ноги. И поспешил укутаться в плащ, поскольку утренний ветерок был совсем немилосерден.

Прямо передо мной горела заря. Всходило солнце. Я оглянулся по сторонам — на горизонте громоздились горы, почти везде, кроме той стороны, где вставало солнце. "Там должен быть восток", подумал я. Да, я иногда бываю догадлив.

Потом перевел взгляд на себя. На мне был мой любимый свитер с начесом, темно-синие джинсы и зимние ботинки. Это уже интересно — в таком наряде я, вроде, спать не ложился. Ну разве только под сильным градусом. Пощупал на всякий случай карманы. Там — вот удача! — оказался швейцарский раскладной нож, подарок на двадцатитрехлетие. И зажигалка. Это все, никаких ключей, никаких денег и мобилы тоже нет. Должен признаться, меня сильно раздражает, когда мобилы нет в левом кармане, поскольку она обязана там быть всегда. Если ее нет, то я не на шутку пугаюсь, не дай бог, где-то посеял! Даже если знаю, что не брал с собой.

И тут вспомнил про этого тупорылого домового. Неужто и в самом деле нечистый устроил мне западло? И перенес меня в какое-то, хрен-знает-какое время? Как он там сказанул-то? "В тот мир, в котором хотел бы жить"? Да я много где хотел бы жить, если уж на то пошло. Может он просто меня закинул в какой-то дикий угол Дании? Мог, конечно, но в Дании гор нет. Это я знаю точно. Есть пара холмов, но этим все и ограничивается.

Значит… Да не, чушь какая. Этого не может быть, "потому что камней на небе нет", как говаривал один умник, если память меня не подводит. Но горы-то, вот они. И ветерок вполне реален.

Я ущипнул себя за бедро. Скривился от боли. Хм… Нет, ну настолько реальным сон быть действительно не может. Оставалось одно — нож. Будет кровь, значит, все правда. Хотя лучше б этого не было. Я сунул руку в карман и замер — мне под ребра уперся металлический предмет, больше всего напоминающий дуло ружья.

Это и было ружье. Зажав дуло в руке, я развернулся к предполагаемому владельцу оружия, по ходу убирая ствол в сторону. Может это и глупая шутка, но с оружием не шутят.

Владельца ствола я разглядеть не успел — сукин сын хорошо знал свое дело и встал именно так, чтобы восходящее солнце било мне в глаза.

То есть разглядеть я его может и разглядел бы, но в этот же момент мне чем-то врезали по загривку, да так, что я не удержал равновесие и грохнулся на карачки. Голос сзади сказал что-то на неизвестном мне языке, явно какой-то приказ, судя по интонации. У меня еще промелькнула мысль: "Чертовы ролевики уже совсем с ума посходили".

Но это было бессмысленно, кровь застлала мне глаза. Скрипнув зубами, я вскочил на ноги, выкрикнул что-то навроде: "Да ты, гад, охренел что-ли в край?!" и врубился в морду обидчику с правой.

Все, что я успел заметить — это странной формы (видимо, древний) мушкет в руках и бородатое светловолосое лицо. Лицо нырнуло куда-то в темноту, а вместо него взлетели ноги. Да, я силой не обижен, могу приложить, если со мной неуважительно обращаются.

На мгновение меня охватила гордость, но уже в следующее мгновение вместо гордости я почувствовал несколько холодных стальных лезвий, готовых проколоть мне шею.

Мужичок, сшибленный мной с ног, уже поднялся, сплевывая кровь из разбитой губы и очень многообещающе глянул на меня. Думаю, что он бы с удовольствием перерезал мне глотку, как свинье, но голос откуда-то сбоку гортанно выкрикнул какую-то команду, и пострадавший, щерясь, отошел в сторону, не забыв подобрать свой мушкет.

Теперь перед моим взглядом нарисовался другой человек, тоже бородатый, но с более ухоженной бородой, и повыше ростом. Наведя резкость, я разглядел, что он, как впрочем, и все остальные вокруг, одеты точь-в-точь по фильму "Роб Рой".

Ну так мне привиделось в тот миг, по крайней мере, уж не судите строго. Клетчатые пледы, светлые рубахи, беретки, голые икры — шотландцы, ни дать, ни взять. "Неплохо вырядились, наверно, недешево все это", только и успел подумать я, перед тем, как бородатый начал говорить. Кстати, зря он это сделал — я не разобрал ровным счетом ни одного слова, хотя обращался он ко мне, судя по взгляду.

Ну что я мог ему сказать? Я ответил по-русски и по-датски, насколько мог, что, мол, ничегошеньки не понимаю, но он только хмурил брови и бросал косые взгляды на своих товарищей, уперших клинки мне в горло.

"Если это шотландец, он должен понимать по-английски", наконец дошло до меня. Вот вам смешно, а у меня, может, стресс был! И вообще, часто вам приходилось стоять на холоде в незнакомой местности, имея у горла четыре острия, которые вот-вот… Думаю, нечасто. А мне вот посчастливилось. Так что нечего лыбиться.

— Вы по-английски говорите вообще? — примерно так прозвучала моя фраза. И черт меня раздери насовсем, если я хоть что-то понял из того, что он мне ответил. Я, откровенно говоря, так и ему и сказал. Он нахмурился, затем усмехнулся, затем повторил свою часть грозившего не состояться диалога. С третьего раза я начал понимать что-то, с пятого — до меня дошел смысл. Смысл заключался примерно в том, что "я говорю по-английски очень странно", во-первых. Ну а во-вторых, этот бородач желал знать откуда я взялся и что я тут делаю.

Этим вопросом он поставил меня в тупик. Хотя и ненадолго. Врать я не видел смысла, а потому ответил прямо:

— Я из России. — Подумал еще чуток и добавил: — Приехал вам помогать.

Ну да, знаю, звучит по-идиотски. Точнее, почти по-голливудски. Хотя это одно и то же, в общем-то. А что мне еще оставалось? Обозвать их спятившими ролевиками?

Но вы бы видели его рожу. Нет, серьезно. У человека определенно ум зашел за разум. Даже его товарищи опустили палаши, избавив меня от весьма неприятного чувства — острия у глотки.

Он некоторое время повращал глазами, что, видимо, отражало мыслительный процесс. Затем обратился к своим подчиненным с долгой, раскатистой, гортанной и местами протяжной речью.

"Шотландский гэльский" — догадался я, но на лице сохранил маску невозмутимо-презрительного спокойствия. Мало-ли что, может это все-таки глюк. Скорее всего глюк. Или какие-то толкинутые ролевики. На гэльском уже почти никто не говорит, только пара фермеров на Гебридах. А чтоб еще они бегали по окрестностям с палашами и мушкетами, так это ж вам не 1745 год… Сорок пятый??? Да ладно?

— Уважаемый! — обратился я к главарю шотландцев. — А какое сегодня число, не скажете? Я долго был в море, потерял счет, понимаете.

Он посмотрел на меня очень странно, но ответил:

— Тринадцатое апреля. Если тебя интересует и год, — он обидно усмехнулся, показав не очень хорошо сохранившиеся зубы, — то сейчас тысяча семьсот сорок шестой от Рождества Господа нашего.

Я похолодел.

В голове сразу заметались мысли, как потревоженная стая галок:

Я в прошлом, я в прошлом, этого не может быть, не может, не может…

Через три дня состоится битва при Каллодене, после которой в Шотландии начнутся этнические чистки.

Я в прошлом…

Сука, домовой, вот так удружил. Хотел бы я его самого сейчас запихать в Нагасаки, за секунду перед взрывом…

Осталось три дня, а я хрен-знает-где.

Через три дня шотландцам хана…

Что я могу сделать? Да ничего, как бы я ни хотел.

Сука-домовой, уничтожил бы гниду…

Я в прошлом… Хм, повторяюсь. Надо бы валить отсюда, пока жив. Не знаю, как у них тут живут в тысяча семьсот сорок шестом, но уж на деньги гопнуть я кого-нибудь смогу. А там сесть на корабль и валить из этой юдоли скорби. Через три дня тут будет полный атас. И я под раздачу попасть могу запросто — а что-то не хочется совсем.

Вот и верь после этого в… Точнее, "вот и не верь после этого в сверхъестественное".

Я бы и не верил. Я с удовольствием поверил бы в то, что это сон. Или белая горячка. Лучше, конечно, сон.

Но это все были мысли. Реальность же стояла передо мной, недобро щурилась и вертела в руках палаш.

К немалому моему облегчению, палаш скользнул в ножны. Горец произнес нечто вроде:

— У нас мало времени. Пойдешь с нами.

— Без проблем, — ответил я. И проигнорировал ошалелый взгляд с его стороны.

"Да, так у вас, должно быть, не разговаривают", только успел подумать я, а также пожалеть о том, что учил американский английский, вместо исконной британской версии. Больше ни о чем я уже не думал, поскольку двое горцев дернули меня за рукава и я послушно затрусил посреди отряда.

Теперь, при свете солнца, я наконец смог как следует рассмотреть своих спутников поневоле. Спереди меня бежали шестеро — но это те, которых я видел, обернуться назад же я не пытался по вполне простой причине: следовало глядеть под ноги. Многочисленные камни, лужицы и цеплявые кустики вереска доставляли немало проблем даже на ходу, не говоря уже о беге.

Через несколько минут отряд притормозил и я, отдышавшись, оглядел всех горцев. Их было всего семеро. На троих красовались зеленые пледы — те самые, которые обматывают вокруг талии — или правильно говорить: вокруг бедер? — и перекидывают через плечо, только у нас почему-то принято называть их юбками. У остальных пледы были окрашены преимущественно в черный с белым цвета. "Охотничьи" — вспомнил я. Вожак и первый мой обидчик — и по совместительству, жертва — носили зеленые пледы.

Я так пространно это расписываю исключительно для вас, а в тот момент мне было не до того. По моим подсчетам, мы пробежали около двух километров в нехилом темпе. Не будь у меня футбольной практики, я бы, наверно и одного километра не выдержал — всегда плохо бегал на длинные дистанции. Мой конек — короткие. Это и с алкоголем так же, хы-хы. Хотя в последние годы я привык, могу пянствовать хоть всю ночь. Студенческие реалии, ну вы понимаете.

Воспользовавшись передышкой, я попытался заговорить с главным. На вопросы о том, "где я, кто я и зачем я?" он ответил вполне спокойно.

Мы находились к югу от деревень Далрой и Ленах, а виденные мною недавно горы были, оказывается ничем иным, как горной цепью с вершиной Бен Уйде Мор. Очень познавательно.

Еще я узнал, что наш отряд состоит из Стюартов из Атолла, двух Маккинтошей и двух Фаркухарсонов. Ничуть не менее познавательно. И движемся мы по направлению к Инвернессу, в Каллоден, поскольку там решено встретить англичан. То есть "решил" это принц Чарльз Стюарт, вопреки советам лорда Джорджа Мюррея, вождей кланов и элементарному здравому смыслу, насколько я помнил из прочитанных книг по истории.

Потом последовал еще один забег и еще одна передышка. Как раз в тот момент, когда я думал, что вот-вот свалюсь. И еще я почему-то думал, что когда свалюсь, то сразу проснусь у себя дома.

Пока горцы отдыхали, главный подошел ко мне, выждал, пока я отдышусь и ткнул в меня длинным сучковатым пальцем.

— Как тебя зовут?

— Ээ, — замялся было на секунду я. И решил, что если уж врать, то по минимуму. — Меня зовут Алекс.

— Алекс?

— Алекс, Алекс.

— Это значит, Александр? — переспросил шотландец. И пощупал мои джинсы, восхищенно присвистнув.

— Ну да, — беззастенчиво ответил я. Имя "Алексей" они бы все равно не поняли. Да и не выговорили бы. Так чего их понапрасну мучать?

— Отлично. Значит, будешь у нас "Сэнди". — Он снова обнажил свои крайне неаппетитные зубы, вроде как в улыбке.

— Ладно, — согласился я. И осведомился в свою очередь: — А с кем имею честь?

Он произнес нечто. Нечто, напоминающее слово "Коуал"

— Колл? — переспросил я.

Шотландец уже было открыл рот, чтобы исправить ошибку, но видимо, махнул рукой на это, улыбнулся одной стороной лица и сказал: — Ладно, зови меня "Колл", так тоже сойдет. Колл Стюарт. Стюарт из Ардшила.

"Колл", подумал я. "Это ж как в "Роб Рое", точно!", — и возликовал. Не, ну а что? Вы бы сами их послушали, тут учи язык, не учи — толку не будет. Если только не практиковаться ежедневно. Ежедневно? Так вот же она, моя долгожданная возможность — изучить гэльский! И надо-то совсем ничего, только прислушиваться. Если б только не гребаный Каллоден через три дня. Точнее, через два. И если бы не…

Если бы не крик одного из Маккинтошей, часового — он неразборчиво кричал и махал руками на бегу. За ним виднелись скачущие во весь опор фигуры всадников в красных мундирах и касках, напоминающих головные уборы французских кирасиров с панорамы Рубо.

— Драгуны, — сказал Колл.

— Англичане? — спросил я.

Колл лишь свирепо зыркнул и потянул меня за рукав. Мои спутники бросились бежать к ближайшим деревьям — на равнине не было шансов укрыться от конницы. Несколько раз грохотнули мушкеты — шотландцы выпалили по налетающим драгунам, в надежде остановить или задержать их.

В ответ, драгуны разрядили свое оружие по нам.

Черт, а ведь я и не предполагал, насколько это реально!!

Рядом со мной закричал от боли раненый клансмен. Одна из пуль взрезала ворот моего плаща и, шурша, унеслась дальше. Только сейчас я осознал реальность происходящего. А шотландцы уже рубились со всадниками в красном, стаскивая их с седел.

Один из драгунов направил коня прямо на меня. Передо мной выскочил Колл с палашом над головой, но, получив удар конской грудью, отлетел на землю. Я подхватил упавший рядом мушкет раненого и бросился вперед. В моем сознании мелькнули кадры из сериала про Ричарда Шарпа — у нас в девяностых показывали, помните такого? Только там англичане всегда побеждали. Проклятые нагличане! Над моей головой взлетел палаш — и снова в мозг попросился флэшбэк из сериала. Да, тот самый, где Шарп спасает Веллингтона ценой сабельного шрама на спине. И я увернулся. Да нет, это громко сказано, на самом деле я просто скорчился в три погибели, и острие палаша лишь процарапало мне плащ на спине. Пока драгун разворачивал коня, я поднял мушкет, трясущимися руками взвел курок…

И выпалил в упор.

Драгун даже не успел закатить глаза. Он просто рухнул с коня, мертвый, словно черенок от швабры.

Я что, убил его?

Я убил его?

Я убил его.

Я выронил мушкет и… и… и наверно, потерялся бы, если бы не стон Колла: " Помоги мне!" Подхватив его под руку, я заковылял с ним к близлежащей роще, что есть сил.

Скоро туда прибыли остальные горцы. Один из Фаркухарсонов погиб, второй же, тот самый, что стоял рядом со мной, получил пулю в грудь и был в тяжелом состоянии. Почти все клансмены тоже получили несерьезные ранения. Ни один из драгунов не ушел.

Колл мощно, но по-дружески врезал ладонью мне по спине и тяжело опустился на поваленный ствол.

У меня руки прыгали еще похлеще, чем во время стычки. Я только что пристрелил человека. Да, знаю, я давно мечтал убить англичанина, а лучше — много англичан, когда читал про шотландские и ирландские восстания. Такой вот я нехороший. Но одно дело читать, а другое дело убить.

Шотландцы, видимо, заметили мой сумасшедший взгляд — один за другим они подошли, похлопали меня по плечу, говоря что-то, возможно, слова благодарности за участие в бою (но это я уже задираю нос), а может просто ободряя.

Колл достал откуда-то флягу и, прежде чем пустить ее по кругу, протянул мне. Я поднял сосуд в воздух, произнес шотландский тост: "Slainte Mhath!"

Окружающие заулыбались. Я отхлебнул хороший глоток — и едва не изверг его обратно. Во фляге был страшный первач.

 

Глава 6

Как поливали самогоном рану пострадавшего и извлекали пулю — пожалуй, описывать не буду. Однако я настоял, чтобы мой "крестник" сгонял к ручью за водой и рану основательно промыли. Жаль только, все бухло ушло на дезинфекцию и на анестезию раненого. Я бы с удовольствием выпил бы всю фляжку сам, ибо как только оправился от первого привкуса, почувствовал тепло и перед глазами заиграли цвета. Серьезно, не вру.

Чтобы не выдать своей слабости, и чего доброго, не свалиться с ног, горцам на посмешище, я присел на мшистый валун и подпер руками голову. Лицо буквально горело. А то, что творилось у меня под черепом, думаю, объяснять излишне. Вчера спокойно сидел за компом у себя дома, сегодня — убиваю английских драгунов. Не, ну мыслимо ли?

"Еще как мыслимо", — немедленно ответил чей-то голос. Я встрепенулся, огляделся. И только потом до меня доперло, что фраза была сказана на русском.

Хотя я так и не понял, была-ли она сказана или прозвучала у меня в голове. Но если она прозвучала, то она должна была быть сказана, так ведь. На секунду мне показалось, что я схожу с ума.

"Не волнуйтесь, юноша", — сразу ответили мне, сопроводив слова негромким смехом.

— Да как тут не волноваться, — пробормотал было я, а невидимый собеседник уже продолжал.

— Слово "сиды" вам что-нибудь говорит?

— Ну-у-у… Было что-то…

— А если "Племена богини Дану"? — и снова хихиканье. И тут я вспомнил: очень похоже хихикало то самое существо у меня в квартире, которое и забросило меня хрен-пойми-куда.

— Читал про такое, да, — подумал я. Теперь диалог проходил у меня в голове. — По-английски это вроде как "фэйрис", верно?

— Очень, очень прелестно! — и опять издевательский смешок. — Вы, юноша, не так уж и безнадежны. Но постарайтесь впредь не употреблять английских терминов, договорились?

— Это почему?

— Да по кочану, хахахахаха! Воротит меня с них. Так мы договорились?

— Как скажете.

— Ну видите, юноша, вы просто прекрасный экземпляр! Про Туата де Даннан вам, стало быть, известно. В таком случае, вы должны понимать, что наша раса существует по всему миру. Конечно, мы не все одинаковы, часто враждуем друг с другом. То есть у нас все, как и у вас, хахаха!

— Ааа… Ээ… Ну, это очень интересно. А я думал — такое только в Ирландии есть…

— "Такое" есть везде, — голос внезапно посерьезнел.

— Нет, ну как везде? У нас вот например верят в домовых там всяких, леших… — безбожно затупил я.

— Вам же объясняют, мы разные. Разные по происхождению, по обычаям. Как и вы. Но природа у всех одна.

Я подумал, что еще немного и у меня непоправимо съедет крыша.

— Не съедет, — поспешил успокоить меня невидимый собеседник. — Я продолжу?

— Как будто у меня есть выбор, — мысленно пробормотал я.

— Вы вероятно помните сказки гэлов о том, что человек, попавший к сидам может вернуться через несколько десятков лет, не состарившись. Время над сидами не властно.

— Ну да, припоминаю.

— Так вот. Время не просто не властно над нами, мало того, это мы властны над временем. Потому-то вы и здесь. Тот дух, что забросил вас сюда, очевидно, очень стар и могуществен. Вот как ему удалось еще и перебросить вас в пространстве — этого я не могу уразуметь. Но тем не менее, сейчас тысяча семьсот сорок шестой год по вашему летоисчислению, — он явно избегал слов, связанных с именем Христа. — И вы, юноша, имеете шанс вмешаться в историю. Или даже изменить ее!

— Но как, черт дери?

— А вот это решать только вам. Я думаю, вы попали сюда неспроста. Вы немало изучали историю этих мест, в противном случае, вы бы здесь не оказались, я уверен. Используйте свои знания. И свою ненависть к проклятым саксам!

С этими словами снова раздался смех и затих, как-бы удаляясь прочь. Это он пошутил так напоследок? Однако, ничего издевательского в этом смехе не было, скорее, некая усталость.

Я посмотрел на шотландцев. Те вообще ничего не заметили. И тут словно просветление нашло: весь диалог занял не больше двух-трех секунд от человеческой жизни.

А ведь крыша у меня съедет, рано или поздно. Скорее рано, нежели поздно. Тут тебе и Шотландия на два с половиной века раньше, тут тебе и война, и еще хохотун какой-то невидимый, провались бы он к чертям — и все за одни сутки! Это, ребята, просто нечестно, я считаю. Я вам что, Терминатор что-ли какой, чтоб меня так грузить?

Пока я сушил штаны… Пардон, что я несу! Пока я восстанавливал душевное равновесие, ко мне подошел Колл, баюкая локоть, очевидно поврежденный при падении — от столкновения с драгунским конем.

Кстати, предупреждаю: переводить дословно все фразы горца я не буду. И не мечтайте. Поскольку это нереально, даже если б я и хотел. Буду передавать общий смысл, благо что горец мне попался с пониманием, не стеснялся говорить медленно и повторять по три раза для "тупого чужеземца".

— Нам надо отсюда уходить. Проклятые саксы, похоже, уже в Наирне. А наши, видимо, отошли в Инвернесс.

— Это далеко отсюда?

Он задумчиво посмотрел на меня, закатил глаза, что-то прикинул в уме.

— Не больше трех часов ходу для пешего. К полудню мы могли бы быть уже там. Но с нами раненый, бросить его мы не можем, — он обернулся.

Я тоже посмотрел на остальных горцев, стоявших полукругом вокруг подстреленного Фаркухарсона. Тот не подавал признаков жизни. Явно болевой шок. Еще бы — вырезать пулю из живого тела без наркоза, это вам не шутки. Выдержит такое далеко не каждый. Я бы, наверно, тоже отключился.

Колл сел на соседний валун.

— У него, похоже, задето что-то важное, очень много крови вышло, — сказал он. И понизив голос, продолжил: — Но если мы его оставим, Маккинтоши на меня обозлятся. Маккинтоши и Фаркухарсоны считаются родственниками, они из кланового союза, Клан Кэттан.

Я кивнул. Колл лишь тяжело вздохнул.

— А почему в таком небольшом отряде, — неожиданно для самого себя спросил я, — собраны представители трех разных кланов? Я думал, что люди из одного клана всегда держатся вместе.

И даже немного испугался, не ляпнул-ли я чего неположенного.

— В общем, да, — Колл склонил голову набок. — Но у нас мало людей. Меня послали наблюдать за южной дорогой через Калдер, а Маккинтошей мне дали в качестве проводников, это, видишь ли, их земли. Ну а Фаркухарсоны прибились к нам по пути.

— Я извиняюсь, а клан Маккинтошей поддерживает династию Стюартов?

— Поддерживает, хотя вождь клана Ангус состоял на службе у проклятых саксов, — негромко проговорил мой собеседник. И поднял указательный палец: — Зато его жена, леди Анна Фаркухарсон-Маккинтош, подняла клан на защиту принца. Теперь ее величают не иначе, как "Полковник Анна". Ей удалось разбить Лоудона и его саксов на дороге из Инвернесса пару месяцев назад! И знаешь как?

"Конечно знаю, это ведь знаменитый разгром при Мое", — чуть не вякнул было я, но вовремя успел удержать свою варежку на замке. Откуда ж мне это знать, я же "долго был в море". Поэтому я спросил:

— И как же?

— О, это было великолепно! — рассказчик оживился. — Лоудон выступил ночью, надеясь захватить принца. Говорят, у него было почти две тысячи человек. Но леди Анна узнала об этом и послала своего младшего сына с еще четырьмя людьми на дорогу. И когда Лоудон был близко, они начали стрелять по колонне солдат с разных сторон и кричать боевые кличи разных кланов! Ха-ха-ха!!! Ты себе не представляешь, чертов Лоудон и его саксы драпали, как лани от охотников! А потом сдали нам Инвернесс.

— Круто! То есть, я хочу сказать, это очень здорово! — путаясь в английских и американских суперлативах, сказал я, лыбясь изо всех сил и показывая своим видом, что это было и в самом деле круто.

— Да уж, — отсмеявшись, сказал Колл. Похоже, мои лингвистические извращения его нисколько не смутили. "Начинает привыкать", не без самодовольства подумал я. — Но клановым полком командует не она, поскольку женщинам это не разрешено. Главным в Клане Кэттан сейчас Александр Макгилливрей из Дунмагласа, благослови его Господь. Он опытный воин, один из лучших. И ты не найдешь никого, кто обращается с палашом лучше, чем он. Однако я хотел бы когда-нибудь увидеть "Полковника Анну" во главе клана Маккинтош. Только об этом — ни слова никому, ладно?

— Разумеется, — поспешил я заверить Колла. А сам подумал: "Интересно, черт дери, что это за мадама, если даже простые горцы так отзываются. Надо будет обязательно улучить минутку и глянуть на нее".

— Нам надо уходить, — продолжил вожак. — Разъезды саксов рыщут по всему графству и могут появиться здесь в любое время. Мы и так с трудом отбились, еще повезло, что их было только четверо. В холмы они, конечно, не сунутся, но на равнине нам встречаться с конницей — верная смерть.

Я еще хотел было спросить, почему у них самих нет конной разведки, но вовремя прикусил язык. У повстанцев было, если мне не изменяет память, всего два конных подразделения: ирландцы Фитцджеймса и отряд лорда Элхо, в общей сложности не более ста пятидесяти сабель. Это против двух с половиной тысяч кавалерии Камберленда. Так что да, какие уж тут разъезды.

Вслед за Коллом я поднялся с валуна и подошел к раненому. Пульс был ровный, но человек еще явно пребывал в шоке.

— Нужны носилки, — сказал я, но Колл лишь кивнул в сторону и я увидел, что горцы уже заготовили две жерди. Я пристыженно склонил голову. Нехрен считать себе умнее других. Хотя…

Я скинул с себя плащ.

— Вот. Подойдет, если обмотать вокруг ручек… — и осекся. Шотландцы, как по команде, все уставились на мой свитер. Да вы чего, ребята? Свитер, как свитер. А, ну да. Блин, все время забываю, у вас же тут восемнадцатый век.

По окрику Колла, однако, они перестали пялиться и принялись за работу. У кого-то нашлись даже обрывки веревки, так что носилки мы сработали за пару минут.

Я взялся за левый передний угол, двое Стюартов и Маккинтош подхватили рукоятки с других сторон. Колл и второй из Маккинтошей заняли места по бокам от нас, внимательно осматривая местность.

Рощица скоро кончилась и мы неторопливо выплыли на вересковую равнину. Ну это клише, я знаю. Англия, Шотландия, вересковые равнины. Но если вы не видели вересковых пустошей, вам не понять, о чем речь. Это море, колышущееся под ветром и расстилающееся едва не до горизонта, это колкий, колючеватый ковер под ногами, совсем не такой, как наша луговая трава, это неповторимый запах… Да ладно, что я тут распинаюсь, все равно не поймете, пока сами не побываете.

"Drummossie" — произнес кто-то из моих спутников. Равнина Драммосси. Ровно через три дня здесь сойдуться две армии. Одна — наглая, самоуверенная, оснащенная по всем современным стандартам. Другая — голодная, невыспавшаяся, уступающая другой в численности, вооружении, артиллерии, коммандовании. Но первая пришла убивать, грабить и насиловать — как выяснится позже. А вторая защищает свою родину.

Так это видел я. И я же должен был как-то так устроить, чтобы то, что написано в книгах по истории, не произошло. Нефиговая задачка, как вы считаете?

 

Глава 7

Лорд Джордж не находил себе места. Треклятые ирландцы все-таки окончательно завладели рассудком принца… Да нет, чушь! Здравым рассудком он и так никогда не отличался, да еще постоянные возлияния, да еще эти его чертовы ирландские советчики!

Будь ему не пятьдесят, а двадцать пять, как тогда, в холмах, над долиной Гленшил, ничто не остановило бы его от… Нет, не думать об этом! А рука уже замерла, готовая скользнуть под плетение "корзинки" палаша, сжаться вокруг рукояти и вспомнить, вспомнить…

Он не привык считать противника, он привык его бить, невзирая на обстоятельства. Будь то савойцы, французы или, если уж на то пошло, англичане. Но то было в прошлом, а сейчас он с удовольствием развалил бы палатку молодецким взмахом. Больше кромсать было некого. То-ли дело на равнине под Клифтоном…

Да что, впрочем, что уж теперь-то. Если бы у "Красавчика Чарли" хватило ума послушать советы лорда Джорджа, да не только его, а и клановых вождей, тех, кто реально знал, как обстоят дела здесь, в Шотландии, и как лучше всего вести войну против такой державы, как Англия… Но у него ума хватало только на то, чтобы напиться французского пойла и завалиться в очередную усадьбу, полную баб, якобы, "благородного" происхождения.

Мало того — пришлось промаршировать аж до Дерби с армией горцев, да, горцев! Горцы вообще не представляют себе что такое марш… Только Джордж и Донелл Кэмерон из Лохила могли поддерживать дисциплину, пользуясь непререкаемой репутацией.

Хотя на клифтонской равнине Макферсоны и Макдональды показали себя во всей красе, слаженными залпами и рукопашными контратаками полностью отбив у врага охоту к преследованию. Клифтон был последним боем по ту сторону границы. При отступлении. Джордж лично водил горцев в бой, разбил наседавших на пятки английских драгунов и оторвался от преследования. Затем лорд Джордж разбил проклятого "палача" Хоули в лютом буране под Фалкирком — но без толку, англичане прибывали, на этот раз пожаловал сам Камберленд.

"Красавчик", судя по всему, полностью порвал отношения со своим разумом — и вытворял уже просто черти-что. Избежать позорного плена ему помогли лишь решительные действия Анны Фаркухарсон.

Однако, видимо ему показалось мало. Отныне он — и конечно, поганец О'Салливан — взяли на себя командование всей армией. И это при том, что О'Салливан, бывший священник, вообще не понимает в войне ровным счетом ничего, а его дружок Хэй — не обеспечил подхода обозов вовремя, хотя за это отвечал. И обеспечит-ли вообще? Это уже и неважно, впрочем — почти треть армии рассосалась, расползлась по долинам. Ну а как воевать, когда три дня не жрамши?

Из всех советчиков принца, Джорджу, как ни странно, больше всех по душе приходился Фрэнсис Стрикленд, англичанин. Он, в отличие от ирландцев, никогда не заносился, напротив, всегда примирял спорящих и лез за советом к вождям горцев. "Немного странный саксонец", поговаривали о нем шотландцы. Так он и помер от водянки в Карлайле, при отступлении.

Да что тут рассуждать… Камберленд уже в Наирне. Герцог Пертский и его брат, Джон Драммонд, имея под своим командованием две тысячи человек, решили не удерживать брод через реку Спей под Фохаберсом, а трусливо отступили. Что именно там случилось и почему — не было времени выяснять, поскольку сразу же навалились новые проблемы.

Через день-другой этот инфантильный пропойца Чарльз Стюарт со своими ирландскими дружками подведет под монастырь всю армию, а с ней и все восстание. Стэйплтон и Кер предлагали — совершенно справедливо — дать бой у Далкросса, в холмах, там можно долго сдерживать наступление регулярной конницы и пехоты. Артиллерия — проблема несравнимо большая, но сейчас весна, вереск не загорится, опасаться стоит лишь шальных ядер. А даже если и загорится, дымовая завеса будет только на руку. Но не-е-ет, клятый "Красавчик" Чарли решил поиграть в войну именно сейчас. Именно сейчас ему угодно покомандовать и погубить всю армию. Ополоумевший дурак! Ни разу в жизни не воевал в горах, не командовал даже взводом мушкетеров, а туда же! Поиграться захотелось!

И сами горцы, чертовы горцы этого не понимают! Они слушаются, подчиняются — знание гэльского все же плюс, как ни крути, но воевать они пошли за принца и за добычу, а не за свою страну, за свою родину, за свою веру. Они же овцы, ей-Богу, овцы! Если не сказать, бараны. Свои родные долины и глены они защищать станут только тогда, когда враг будет уже у порога непосредственно, но это-то будет уже поздно! Очередной мерзавец, да вообще любой мерзавец может назваться Стюартом и погнать их на убой, а они и рады стараться!

Впрочем, нет. Что-то подсказывало лорду Джорджу, что это — последний раз. Больше ничего подобного не случится. Если англичане победят — и в этом он почему-то не сомневался — горцев ждут очень нехорошие времена. Принц и его советчики уплывут обратно на материк, а вот кланы будут наказаны по всей строгости.

Джордж Мюррей вышел из палатки и с силой впечатал кулак в ствол корявой сосенки. Горцы, сидящие вокруг костра неподалеку, даже не повернули головы, лишь покосились на предводителя и понимающе помолчали. У них было свое горе — запасы еды на исходе, обозов как не было, так и нет, и не предвидится. Ублюдок Хэй полностью позабыл о своих обязанностях, ну а О'Салливан его, разумеется, покрывает.

Не будь рядом принца, они бы уже дорого заплатили за свою халатность. Если не сказать — предательство! Джордж еще раз приложил кулаком несчастное дерево и вернулся в палатку.

Не будь рядом принца, так и вся война шла бы иначе — без этих бредовых бросков на Лондон, без тупой бравады, без идиотских осад замков… В родных горах шотландцы разметали бы любую армию, сунувшуюся сюда.

Да чего уж там. Не будь принца, вряд-ли что-либо случилось бы вообще. Кланы никогда не встрепенулись бы, несмотря на то что их образ жизни и существование уже были под угрозой. И сам Джордж так бы и остался шерифом Пертшира, доживая жизнь в своем поместье в Атолле. Это его, впрочем, вполне устраивало — он свое отвоевал еще при Гленшиле и на Сардинии.

Сейчас он разрывался между долгом и совестью. Первый приказывал слушаться наследника династии Стюартов. Совесть же навязчиво призывала к тому, чтобы не медля ни секунды, арестовать принца и его ирландских подхалимов, взять командование в свои руки и оттянуть армию в горы. В таком случае, пришлось бы бросить обоз, запасы продовольствия, артиллерию. Хотя это с трудом можно назвать артиллерией — несколько трехфунтовок и прислуга, впервые в жизни увидевшая пушки вообще.

Но лорд Джордж был профессиональным солдатом, а это включало в себя умение подчиняться в том числе. Да и как тут не подчиниться, когда во главе армии едет наследный принц, а все горцы молятся на него. Ну разве только за исключением Робертсонов, Мюрреев и, по иронии судьбы, Стюартов из Аппина и Ардшила, которых лорд Джордж набирал лично.

Являясь профессионалом своего дела, Джордж Мюррей не мог упустить из виду и другую деталь, а именно: во вторник, пятнадцатого числа, герцогу Камберленду исполняется двадцать пять лет. Это значит, что имперский лагерь с большой вероятностью превратится в одну большую попойку. Идеальный момент для ночной атаки.

Не использовать такое обстоятельство просто грех; другое дело, что вероятность-то вероятностью, однако пить будет только сам Камберленд с приближенными, солдатам же скорее всего выдадут по чарке и не более того. Но попытаться надо, обязательно надо, это лучший, да какое там, это единственный шанс. Хоть и гипотетический, но шанс.

Встречать англичан в чистом поле при свете дня — самоубийство. У Камберленда пятнадцать линейных полков и две с половиной тысячи кавалерии, плюс мощная артиллерия и отряды Кэмпбеллов — горцев на службе правительства. И это еще не считая немецких наемников из Гессен-Касселя.

Разведчики доложили, что наемники остались в Абердине, но это не так уж и важно, они могут прибыть сушей или морем за считанные дни. Впрочем, тех войск, что уже есть у Камберленда, хватит шотландцам на несколько раз. Ах, если б можно было начать сражение сразу с рукопашной, как когда-то Верцингеторикс под Герговией! Ведь надо-то всего ничего. Пойти в мечи и топоры — и за десять минут половина саксов будет уже валяться лицом вниз на вересковом поле. Но это все мечты…

На данный момент самое важное — собрать провизию в Инвернессе и еще где только можно, в противном случае воевать с Камберлендом будет просто некому. И Джордж Мюррей отправился разыскивать интендантов, раздавать приказы, пинки и зуботычины.

 

Глава 8

В лагерь повстанцев у деревушки Нок Шуа мы прибыли уже в сумерках. Здесь была ставка принца, как объяснил Колл. Основные же силы под командованием лорда Джорджа Мюррея стояли лагерем севернее, между поселками Смиттон и Крадлхолл.

Туда-то мы и отправились с нашим раненым — Колл пояснил, что при принце находятся лишь Гордоны, отряд герцога Пертского и конница. Как я ни вертел головой — а таща на плече носилки, головой особенно не повертишь, — я так и не сумел увидеть шатер принца.

Если он, конечно, был. Да не, должен был быть, как не быть? Это горцы могут спать на голой земле в любую погоду, а принц-то, наверно, не сдюжит. Ему подавай все удобства, ага. Я и сам бы не отказался, ух, как я бы не отказался от хорошего душа, смены одежды и пузыря на ноль-семь! С томатным соком. Фу-ты, нет, нельзя сейчас о таком думать — аж рот наполнился слюной.

Расположившиеся там и сям горцы не обращали на меня почти никакого внимания, хотя я, откровенно признаюсь, боялся, что весь контингент сбежится разглядывать и ощупывать мои шмотки. Но — обошлось.

Им было совсем не до этого. В воздухе было словно разлито уныние, если не сказать, отчаяние. И безмолвие.

Когда мы добрались до лагеря основных сил, атмосфера стала немного оптимистичнее. Горели костры, шотландцы весело перекликались, с разных сторон доносилось пение волынок. Да, настоящих горских волынок, а не то, что ставят в фильмах и роликах! Эх, разве мог я расчитытвать на то, что когда-нибудь услышу подобное! Впрочем, дело не в волынках, а в самой музыке, в самой атмосфере. Под такие звуки, знаете ли, и умереть не жалко! Я даже позабыл, что тащу на плече носилки с раненым.

Колл тоже заметно оживился, начал отбегать в стороны и на гэльском перекрикиваться со знакомыми, очевидно. Подбегал к нам, показывал дорогу к расположению кланового полка Фаркухарсонов и снова уносился в серую темноту сумерек.

Раненого мы сдали на руки его соклановцам. Он уже вовсю ворочался и стонал, но я почему-то был уверен, что выкарабкается. Кельты — ребята крепкие. Не чета русским, конечно, но тоже будь здоров.

Потом опустилась тьма и все в голове у меня смешалось. Но не из-за темноты, а из-за усталости. Несмотря на радостное возбуждение, я был просто не в состоянии ничего воспринимать, столько всего нового обрушилось на меня за этот день.

Я и не сообразил, что происходит, когда Колл указал мне на какое-то шерстяное одеяло, лишь только недоуменно уставился на него. Он сделал мне ладонью знак "погоди", и исчез в темноте. Через минуту он снова стоял передо мной с огромнейшим пледом. Только тут до меня дошло.

Но перед тем, как лечь, я указал рукой на его фляжку и спросил:

— Можно?

— Понравилось? — шотландец обнажил почерневшие зубы и хохотнул. — Держи!

Я пригубил из фляги. Пересилив себя, глотнул второй раз, уже побольше. Вернул фляжку, поблагодарил Колла, который тут же умчался куда-то во мрак. Завалился на подстилку, натянул плед на себя с головой. И отключился.

Всю ночь мне снились какие-то мечущиеся тени среди ружейных залпов и клубов дыма. И я сам метался из стороны в сторону, пытаясь понять что происходит и выбраться из суматохи, пока не наткнулся на вал трупов — шотландцев. Со стреляными ранами, обезображенные ядрами и зарядами картечи, у многих были оторваны руки, ноги, головы. Я рванулся было в другую сторону, но и там меня встретила похожая картина. Куда бы я ни бросался, я видел одно и то же, пока, заорав от ужаса, отвращения и безысходности, не провалился в беспамятство.

Пробуждение было не из лучших — холодный ветер, ледяная роса. И ни одного знакомого лица вокруг. Черт, а я-то надеялся, что это всего лишь дурной сон. Но это не был сон.

Я поднялся, аккуратно свернул плед, мокрый от росы… Плед! Так это был не сон все-таки? Мать твою! Ну почему-у-у!!!

Вокруг меня ходили горцы, некоторые поглядывали в мою сторону. Кто-то с опаской, кто-то с нескрываемым любопытством. Я почувствовал себя последним идиотом: какой-то коротко стриженный и бритый перец в джинсах и свитере стоит посреди лагеря шотландских горцев. Тут еще надо отдать должное горцам и их невозмутимости.

Чей-то голос произнес сзади что-то навроде: "Sir, are ye waukin' yet? Will ye cam wi me?

Я не сразу осознал, что это было адресовано мне. Хотя, кому ж еще? Я развернулся — передо мной стоял немолодой человек, довольно потрепанный, как выразился бы я, будь то в моем прошлом… Или в будущем? Или, как бы это — в моей прошлой жизни? А-а-а, дьявол, хрен тут чего поймешь с этими вашими…

Короче, человек имел довольно суровое обветренное лицо, глядя на которое, я бы, скорее всего, усмехнулся, случись то в двадцать первом веке. Но не сейчас.

Лицо исчерчивали многочисленные морщины. И я не мог бы сказать, какие из них были морщинами, а какие — шрамами. То, что шрамы на лице у него были — так же верно, как то, что сквозь рыжину бакенбард пробивалась седина.

— Бригадир Уолтер Стэйплтон, — представился он.

— Рад встрече, — только и смог пробормотать я, протянув руку, которую он незамедлительно пожал.

— А вы, должно быть, Сэнди, тот самый, о котором упоминал один из наших разведчиков?

— Да, это я.

— Ну что ж, очень польщен встречей с вами; будьте добры следовать за мной!

— Как скажете, — ответил я и подумал, что уж больно все складно. Не ждет-ли меня красочная экзекуция в итоге всего этого?

Но нет, экзекуции не последовало. Наоборот, все становилось интереснее, чем дальше, тем круче.

Кто из вас мог бы похвастать встречей с самим вождем Кэмеронов из Лохила? А вот я могу!

Хотя, когда я его увидел, я был здорово разочарован, должен вам сообщить. Вождь Донелл Кэмерон был невзрачным человечком, на полголовы ниже меня, со странными спазмами на лице. Но взгляд, взгляд! Взгляд у него был такой, что любой Ван Дамм и Шварцнеггер потухли и сдулись бы сразу. Зато меня он приковал. Приковал, вот клянусь! Я не испугался, наоборот, мне стало интересно — такой взгляд увидишь не каждый день.

А он… А он лишь поглядел мне в глаза, скользнул цепким взором вверх-вниз по мне и что-то сказал.

Стэйплтон перевел: "Он хочет, чтобы вас отвели к лорду Джорджу Мюррею".

Я аж дыхание затаил. К Мюррею? Вот это да!

Стэйплтон и двое молчаливых ирландцев в зелено-бурых камзолах повели меня через весь лагерь к одиноко стоящему белому шатру. У меня возникло легкое чувство, что меня конвоируют, но я решил не заострять на этом внимание.

Лорд Джордж тоже впечатлил, надо признать. Когда я читал о нем, мне представлялся этакий… среднего роста, неунывающий вояка, в чем-то схожий с прообразом Суворова.

Оригинал оказался высоченным, долговязым дядькой с непроницаемым лицом и дико мрачным взглядом. Хотя морщинки, изредка собиравшиеся и поигрывавшие вокруг глаз и рта, говорили о том, что он не настолько мрачен, насколько хочет показаться. Или просто разыгрывает роль, пытаясь меня зашугать. Или чем-то страшно недоволен, судя по тому, как брезгливо вздергивалась его верхняя губа, когда он приказывал что-то подчиненным. Скорее последнее.

…Впечатлил? Я осмотрелся вокруг. Ну почему это наваждение не проходит, ну почему-у-у??!! Почему я проснулся здесь, а не… Мда, все-таки придется к этому привыкать.

Но за каким чертом они привели меня именно к Джорджу Мюррею, скажите на милость? К нему-то мне совсем не хотелось. Неужели не нашлось ни одного нижнего чина, которому я мог бы понавешать на уши всю лапшу, на которую только способен?

Нет. Нет, нет, ну не-е-е-ет! Ну что за издевательство! Сейчас я ему должен буду рассказать, что меня сюда отправил один гребаный датский домовой, а потом еще какой-то мутный персонаж из-под земли наказал спасти шотландское восстание от разгрома. Или как? Да, как? Каким образом я объясню это профессиональному военному?

Мысли в голове засновали почище всяких галок. Какие там, на фиг, галки… Если вы видели визуализацию музыкальных плейеров — вы меня поймете. Тут и тараканы бы притормозили и выкурили бы по одной, глядя на скорости моих мыслей. Хотя это уже каламбур — тараканы-то. Тараканы — они у каждого есть.

Так, стоп, тихо! Может, тараканы мои меня и выручат в этот раз.

А может и нет.

Оказавшись с лордом наедине, я в полной мере осознал бедственность свое положения. Я не мог врать! Тупо и банально не мог. Но и рассказать правду означало выставить себя фантазером, принимающим всех за дураков. Блин, как же быть-то?

Лорд Джордж тем временем пристально меня разглядывал. Совсем не так, как горцы — те открыто таращились, не скрывая любопытства. А лорд рассматривал меня как-то эдак… Оценивающе, что ли, даже как-то цинично, я бы сказал. Без всякого удивления. Ну а что, человек и не такое повидал, поди.

— Стало быть, ты — русский, — полуутвердительно, полувопросительно произнес он.

— Aye. — Не могу сказать, почему, но я попробовал говорить с акцентом героев фильма "Boondock Saints". Ну или "Braveheart", уж как получится. Наверно, тупо это, но и с русским акцентом я говорить не мог, так как у меня его просто не было. И поспешил добавить: — Your Exellency.

Лорд Джордж лишь хмыкнул.

— И что же ты делал на дороге, к югу от Далроя? — надо сказать, его я понимал с первого раза, в отличие от остальных англоговорящих, встретившихся мне до сей поры. Впрочем, виной тому был сленг, а не произношение; в шотландском варианте английского, как известно, обретается множество словей скандинавского происхождения и не только, усложняющих понимание для тех, кто не привык к этому диалекту. Мюррей же говорил на довольно чистом английском, вероятно, делая мне одолжение таким образом.

— Ну как… Я добирался к… Нет, то есть, я вообще-то спал, когда меня застигли ваши люди. А так, в целом — добирался к вам.

Елкин дрын! Ну какого лешего я полез в эти подробности! После такой сбивчивой речи он меня точно отправит на расстрел!

Пальцы непроизвольно потянулись к карману, где лежал раскладной нож. Но лорд Джордж, похоже, не собирался меня расстреливать. Он всего-лишь переступил с ноги на ногу, побарабанил пальцами по столику и переспросил:

— Как же ты там оказался?

И меня прорвало. Я рассказал ему про все. Про все-про все. Как я жил и воспитывался в семье потомков шотландских наемников, слушал сказки дедов про вересковые пустоши, фей, сидов и брауни. Слушал легенды о Брюсе, Уоллесе и Джеймсе Грэхеме, том самом маркизе Монтроуз. Потом узнал, что именно назревает в Шотландии и рванулся помогать героической родне. Нас было мало, мы попали в бурю, тра-ля-ля, все дела, до Дании добрался я один, а там уж с божьей помощью, на рыболовецких судах, кое-как доплыл до Абердина, весь поиздержался, пока дошел, спал на деревьях, прятался от английских патрулей, и вот, слава Создателю — я тут.

Закончив свой напыщенный бред, я посмотрел лорду в глаза и мне показалось, что он не верит ни единому слову. Да какое там "показалось"! Судя по выражению его лица, оно так и было.

Сейчас-то он меня и шлепнет. Не будет даже расстреливать, вытащит палаш — и все, каюк пацану Леше.

Ничего подобного. Джордж Мюррей только нахмурился — еще сильнее обычного и сказал:

— Но Россия, насколько я знаю, в союзе с Англией. И Австрией, и Саксонией, и Сардинией, — последнее слово, как мне показалось, он произнес с нажимом.

Уел, так уел. Вот что значит — профессионал! Мда…

Ну и что прикажете теперь? Рассказать ему о том, что ровно через десять лет начнется Семилетняя война, Россия-Австрия-Франция против Англии и Пруссии? Настоящие союзы развалятся, возникнут другие — это не новость для Европы, да. Но сама конкретика! Откуда ж я могу это знать, спросит он меня и будет по-своему прав.

Я ответил первое, что пришло в голову:

— Меня не интересуют политические союзы. Я приехал воевать за Шотландию.

Одна бровь лорда Джорджа слегка отползла вверх. Похоже, я нашел щелочку в его броне! Да какое "нашел", стой спокойно и не рыпайся, болван! Все еще только начинается… Как хорошо, что я умею себя порой одергивать, а!

— Все понятно. Но ты заявился очень не вовремя. Его Высочество принц Чарльз Эдвард Стюарт, — я готов был поклясться, он выплюнул это имя с холодной желчной ненавистью! — собирается дать бой англичанам, здесь, на равнине Драммосси. Все условия против нас. Впрочем, если ты решился, отправляйся к атольцам, к полку Стюартов и да хранит тебя Господь.

С этими словами он повернулся вполоборота, явно давая знать, что разговор закончен.

Я отвесил неглубокий поклон и вышел из палатки.

 

Глава 9

Отличное начало, правда?

Ага, я знал, что вам понравится.

А меня как-то не очень впечатляли открывающиеся перспективы.

На выходе меня ждал Колл — ну или тот человек, которого я для удобства обозвал Коллом — и его белобрысый товарищ, схлопотовший по щам от меня сутками ранее.

Колл не замедлил представить своего спутника. "Это — Йуэн", сказал он. Добавил: "Думаю, вы уже знакомы." И усмехнулся.

Ну ничего себе! Я никак не ожидал от горца такого цинизма — а это был чистейший цинизм с его стороны, он же стопудово видел, как я прописал по челюсти этому белобрысому.

Однако, подумав все это, я протянул руку и Йуэн, странно глянув на меня, пожал ее. А до меня начало доходить только сейчас: "Eoghann — гэльское, Ewan — английский вариант, а произносится — Йуэн". Очень весело.

Колл собирался было увлечь меня куда-то, но я поймал его за рукав и оттащил в сторону.

— Слушай, я же чуть не выбил зубы этому человеку! — для меня было важно разложить все по полочкам, чтоб не осталось затаенной злобы и неоплаченных долгов.

— Ха, так ведь не выбил же. Да это уже давно забыто, не смеши! — Колл похлопал меня по плечу, не упустив, видимо, очередного шанса пощупать мой свитер.

— То есть как забыто? — Я чуть было не спросил: "А как же кровная месть и межклановая вражда?"

— Очень просто. Он ударил тебя прикладом, ты ударил его рукой. Все в прошлом. Но он теперь тебя уважает.

О как. Ну что ж, если эти люди уважают силу — тем лучше. Так даже проще.

Колл и Йуэн повели меня в расположение атольского полка. По пути выяснилось, что "атольцы" включают в себя кланы Стюарт, Дункан, Мюррей и Робертсон, равно как и все их ответвления.

Атольцы, когда мы добрались, находились явно в очень неплохом настроении. Как объяснил Колл, только что прибыли фуражиры из Бринмора, так что полк обеспечен едой, как минимум, на сутки.

Все горцы прекрасно были в курсе, что через два дня намечена битва, и даже при самом хорошем раскладе ее переживут немногие. По этому поводу они приволокли бочонки с вином и элем, и отрывались по полной, зная, что для многих эта пьянка — последняя в жизни. Впрочем, в полках, расположившихся по соседству, царило похожее веселье — последнее в жизни. Пир во время чумы.

Колл приволок откуда-то овсяные лепешки и целую флягу самогона, который в наши дни принято называть "виски", хотя самое поганое виски моих времен превосходило этот самогон по качеству в разы.

Овсяные лепешки по качеству были не лучше — говоря честно, ужасающе. Ни соли, ни сахара. Жуткое пресное говно. Тем не менее, я безропотно пометал в пасть все, что было. А как вы думали — целые сутки не жрамши, тут уж не до привередства. Хотя должен признать, овсяные лепешки, запитые самогоном — то еще сочетание.

Пока я задумывался над качеством угощения, Колл провел краткий экскурс, разъяснив мне, как организованы клановые полки, кто как вооружен и какова тактика горцев. Многое из этого не стало для меня открытием, многое вообще не совпадало с тем, что я когда-то изучал по книгам, но тут уж можно сделать скидку на специфичность речи, полной образов, приукрашиваний, а также на субъективность рассказчика. Но я выслушал своего "гида", временами задавая вопросы и растянул, таким образом, нашу беседу на час-полтора.

У одного из сидевших рядом клансменов в руках появилась свирель и он долго наигрывал довольно грустную инструменталку. Мне же выпитый самогон навевал совсем иное настроение. Я попросил разрешения спеть — это, кстати, был один из тех немногих случаев, когда я не пожалел о содеянном. Скажу по секрету: из меня певец, как из дерьма пуля, причем я это прекрасно знаю и никогда не разеваю варежку. Если только перепью, да и то не всякий раз. Но сейчас повод был такой, какой, наверно, никогда больше не представится — как я думал в тот момент.

Я затянул песню "Hey Johnnie Cope", сочиненную в честь победы при Престонпанс. У меня не было уверенности, что в 1746 году она уже существовала, но… Уверенность появилась, когда я проговорил про себя припев и первая фраза тут же, словно раскаленным шилом, ткнулась в мозг — это ведь именно то, что сказал мне Стэйплтон утром: "…are ye wauking yet?" Шотландцы слушали с интересом.

Cope sent a challenge frae Dunbar:

''Charlie, meet me an' ye daur,

An' I'll learn you the art o' war

If you'll meet me i' the morning.''

Hey, Johnnie Cope, are ye wauking yet?

Or are your drums a-beating yet?

If ye were wauking I wad wait

To gang to the coals i' the morning.

После припева Колл и еще несколько горцев, явно узнав, подхватили песню со своим непередаваемым акцентом. Я очень быстро сбился с текста, но разве это имеет значение, когда песню поет два десятка глоток и по рукам идет фляга с самогоном?

Прикончив "Johnnie Cope", мои соседи запели свои родные песни на гэльском, куда как более медленные, протяжные, но берущие за душу своим дикарским величием, печалью, выраженных десятками звучащих в унисон голосов. Я даже собирался заставить Колла дать мне урок гэльского, но видать, было не суждено в тот день.

Невесть откуда появились волынщики, на ходу продувая свои мешки, и над лагерем поплыл зверский всепроникающий гул, вызывающий мысли о горах, войне и еще о чем-то анималистичном, ибо такой гул невозможно воспринимать мозгом, как музыку, а только нервной системой, и от этого встают дыбом волосы, бегут по телу мурашки и рука тянется к несуществующему палашу.

Ну а потом они заиграли, ох как они заиграли! Если вы когда-нибудь слышали волыночные наигрыши, да еще исполненные целым ансамблем, да еще с некоей горечью и отчаянием, да еще после нескольких щедрых глотков самогона, то… Не, все равно не поймете. это надо чувствовать!

Шотландцы бросились в пляс, кто-то вместе, кто-то отдельно, я и сам поймал себя на том, что подпрыгиваю на месте. В один момент я даже опознал одну мелодию. Ну точно, это был "Reel of Tulloch", тот самый, который играют в фильме "Braveheart", когда армия горцев под обстрелом английских лучников отчаянно кривляется и показывает врагу нелитературные части тела.

Колл, Йуэн и еще несколько клансменов побросали оружие на землю, скинули пледы, оставшись лишь в длинных, до колен, рубахах и запрыгали, образовав хоровод.

Ну а чем я хуже? Я подобрал брошенную бутыль, высосал из нее последние глотки — на качество алкоголя мне было уже глубоко наплевать — и пустился вприсядку, громко ухая и хлопая ладонями над головой.

Ну да, да, знаю, был бы трезв, ни за что бы не вытворил такого. Нет, если б я был трезв, у меня ничего и не получилось бы. Видимо алкоголь как-то расслабляет суставы, иначе как бы я смог отплясывать казацкий танец, никогда не делав этого раньше? Ну может разве оттого, что футболом занимался?

Сам процесс мне, вообще-то, понравился. И остановился я, только когда осознал, что все, стоящие рядом, аплодируют мне. Да, действительно! Горцы стояли кругом и подбадривали меня хлопками и возгласами. От этого я чуть было не опрокинулся на спину, но вовремя успел выставить руку. Поднялся, похлопал музыкантам и смущенно убежал к Коллу, спрятавшись за ним.

Обо мне, впрочем, быстро позабыли. Лишь только волынщики перевели дух, смочили горло, передавая по рукам фляжку, и грянули снова — народ опять ринулся плясать.

Я же, привалившись к колесу телеги, расстегнул свитер, подергал прилипшую к телу футболку, запуская внутрь воздух и перевел дух.

Да, танцульки — это хорошо, конечно. Но неплохо бы подумать и о деле. Зачем иначе меня сюда закинули? Исключительно за этим. Исправить историю. Ну как, исправить… В моем понимании исправить. И в понимании этого долбанного домового, очевидно, тоже.

Хотя, исправив историю, можно вызвать в будущем такое, что… Нет, к черту все! К черту Брэдбери с его рассказами! Если все оставить, как есть, то все эти замечательные мужики, все эти горцы, которые меня кормили, поили, веселили и проливали кровь рядом — будут мертвы через двое суток, без малого.

Эва как меня алкоголь вставил! Стоило всего пару дней не пить, и уже крышу сносит. Ну нефига ж себе! Надо будет определенно позондировать почву на предмет более качественного алкоголя. Алкоголя. Ал-ко-го-ля…

Ну конечно же, дорогой ты мой баран Леша! Алкоголь! Решение было ж прям под носом!

От этой мысли меня как током шарахнуло — в том смысле, что я вскочил на ноги и уже… "Нет, стоять, дурила", остановил я сам себя. Мысль хорошая, но теперь надо продумать все основательно.

Я даже прошелся вокруг лагеря атольцев, обдумывая свой план, подбирая слова. Самогон, конечно, здорово долбанул меня по мозгам, но ничего невозможного в моем плане не было. Теперь оставалось самое главное…

Вернувшись к горцам, я отыскал Колла и утащил его в сторону. Тот бессвязно бормотал что-то, хихикал — явно тоже выпил сверх нормы. Но когда я упомянул имя Джорджа Мюррея, он сразу посерьезнел.

— Зачем тебе лорд Джордж?

— Я кое-что знаю о планах англичан. Россия состоит в унии с Англией, понимаешь? — Я нес уже соверешнную пургу, но для пьяного горца это было достаточно. Так я, по меньшей мере, надеялся. — Мне нужно рассказать это лорду Джорджу, пока не поздно.

И я встряхнул Колла за плечи. Похоже, этот жест совсем не убедил его. Ну или так мне показалось тогда.

Но он все-же обмотал плед вокруг себя, набросил ремень с палашом и буркнул: "Иди за мной."

Пока мы добирались до шатра Джорджа Мюррея — хотя там идти-то было минуты три-четыре — я успел тысячу раз переосмыслить, переобдумать и даже озвучить про себя на хорошем английском свой план. Но уверенности не было.

План-то был неплохой, однако же имелась и масса изъянов. Армия не кормлена, тает на глазах… Сделать сверхусилие, конечно, возможно, а потом что? Что делать с замками, оставшимися лояльными правительству? Как быть с артиллерией? Где набирать новых рекрутов, верных династии Стюартов? И самое главное — согласится ли лорд Джордж вообще?

Зайдя в шатер к Мюррею, я без обиняков и без условностей выложил ему все, что надумал.

 

Глава 10

Я не стану подробно расписывать, чего мне стоило убедить Джорджа Мюррея в том, что я, собственно, желаю только хорошего повстанцам и готов порвать за… Готов порвать за них кого угодно, скажем так.

Пожалуй, выпитый ранее самогон пошел мне на пользу. Кабы не он, я бы никогда не решился на этот разговор. Бедняга Колл, поджидая снаружи, не выдержал напряжения, разложил свой плед меж корней стоящей рядом сосенки и свернулся на нем калачиком. Тем лучше для него — ему не пришлось стать свидетелем (и слушателем) моих воплей, ударов кулаком об стол, хватания лорда Джорджа за грудки… Вот уж чего бы горцы не снесли! Мюррей же отнесся к этому настолько хладнокровно, что я на какую-то долю секунды усомнился — а дышит ли он вообще?

Я даже ни на вот столько не задумывался, что он думает обо мне. Утром я страшно стремался от одного вида лорда, а сейчас я уже болтал с ним, как будто мы знакомы с первого класса школы. Как я уже говорил, невозмутимости лорда можно было только позавидовать.

Закончилось все тем, что он положил мне руку на плечо и мягко, но неумолимо подталкивая, вывел наружу.

Спускались сумерки второго моего дня в Шотландии. Неподалеку посапывал Колл; где-то в перелеске за Крадлхоллом куковала кукушка; накатывала вечерняя свежесть, падающая росой на вереск.

— Так ты точно уверен, что у тебя получится?

— Не, ну я всегда приветствую любые полезные советы, — пожал я плечами. — Я должен знать что-то особенное?

Мюррей помолчал.

— Вообще-то нет. Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Если ты будешь выглядеть эдаким балбесом, неосведомленной деревенщиной — больше шансов, что тебе поверят. И больше шансов, что твой замысел удастся.

— Понял, — я с трудом сдержался от того, чтобы не сказать "окей". — А как быть с французским? Я же не смыслю ни бельмеса. Почти.

— Французский обходи стороной. Старайся многозначительно улыбаться. Ну и реагируй по обстановке.

— Ладно. А как с ирландцами?

— Ну я ж тебе уже сказал. С ними я разберусь снаружи. Ты чего, пьяный?

— Слегка, — сознался я.

— То что слегка, я давно уже понял. Давай-ка дуй в полк, отсыпайся. Завтра тебе будет нелегко. Все, проваливай.

Он тяжко, но по-доброму хлопнул меня по плечу и удалился в шатер.

Я еще побродил рядом, между сосенок, "продувая" клапана до тех пор, пока не почувствовал себя окончательно трезвым.

Затем растолкал Колла и мы вернулись обратно, в расположение атольского полка.

Перед тем как вырубиться, я попросил у Колла еще порцию самогона. Тот, недолго думая, отцепил фляжку от пояса у одного из сидящих рядом соклановцев и протянул мне.

Я опорожнил флягу, стараясь не встречаться глазами с горцем, подвергнутом "экспроприации". Зря, между прочим. У ирландцев закон гостеприимства священен семижды десять раз, надо полагать и у шотландцев имеется нечто подобное. Зато вот в современной Дании… Тьфу, ну не в современной, а в той, где я недавно был, говорят: "По истечении трех дней две вещи пахнут одинаково: рыба и гости". Мысли, впрочем, были уже в другом месте — а именно, на сутки впереди.

Продрав глаза утром пятнадцатого апреля я похвалил себя: всего третий день тут, и уже почти полностью привык к местной атмосфере.

Но привык — не привык, а лекарство тут одно. Пришлось подняться на ноги и разыскать Колла. Разыскав, я срочно отправил его на поиски нормальной тары — пить из горла эту жуткую горскую косорыловку мне порядком поднадоело. В конце концов был найден керамический стаканчик и почти свежая — ну это я так иносказательно изобразил "не сильно гнилая" — луковица.

Разве ж можно пожелать чего-то лучшего, когда тут рядом целая армия голодает? Да и не поймут, опять же.

Я наполнил стаканчик на глаз, где-то грамм на сто. Заглотил его. Занюхал рукавом. Колл пристально наблюдал за процессом, стоя поодаль и изо всех сил делая вид "а че я, я ниче!".

Я проигнорировал его, причем вполне законно — мне было не до игр в гляделки, я пил! В трезвом виде я не справлюсь с поставленной задачей.

Употребил вторые сто грамм, закусил лучком, продышался… И сосредоточился на будущей беседе с принцем. Не просто беседе, а весьма и весьма непростому заданию. Как оно получится — одному богу ведомо, так что принять чуток для храбрости не помешало б. Оно и не помешало, впрочем.

Ну вот, вроде появилась удаль и отвага. Теперь уж не грех и с самим принцем встретиться. Че мне принц какой-то, я сам кому хочешь — принц! Так, тихо, тихо. Я наполнил стаканчик в последний раз, заглотил гадостный напиток и отправился подышать.

Нельзя сказать, что весенний горный воздух меня сильно освежил, но дурь из головы повыгнал, оставив лишь хмель. Я прошелся туда-обратно вдоль расположения полка, обдумывая свою речь. Потом плюнул на это и понадеялся на интуицию. Ну и на удачу, конечно же.

Больше мне, собственно, полагаться было не на что. На свою экзотическую одежду и происхождение? Куда как вернее шансы, что засмеют. На хорошо подвешенный язык? Ну да, из языков весь мой репертуар составляют русский и английский, да и то, последний я понимаю с натугой. На знание истории? Ага, и что это давало? Возможность порадовать принца тем, что завтра его войску — амба, а сам он будет прятаться где-то на Гебридах в костюме служанки?

Хотя, история… История давала мне некоторые преимущества. Через десять лет начнется Семилетняя война. А пока что, после победы французов при Фонтенуа, ни Франции, ни кому иному и задаром не нужны несколько тысяч горцев, схлестнувшихся в неравной смертельной схватке с одной из самых могущественных держав мира. Об этом-то Чарли должен знать, если он не совсем туп. Но и его можно понять — кто ж мог знать, что так выйдет? А обратного пути уже нет.

Нет, что за хрень я несу? Какое "понять"? Этот идиот, не наигравшийся в войнушку, завтра уложит в могилы цвет горского воинства и подставит всех остальных, обреча их на медленное вымирание.

Э, нет. Не выйдет у вас, ребята. Я не позволю.

Самое главное не принц, а его кукловод, Джон О'Салливан. Но лорд Мюррей обещал разобраться, а уж ему-то не верить у меня не было никаких оснований.

Когда мы шли через Смиттон к ставке принца, я снова попытался — не надоел еще, нет? — продумать какие-либо реплики, но — снова же — забросил это занятие. Буду действовать по обстановке.

К принцу меня не пустили — сюрприз! Сказали, мол, идет военный совет. Да я и не ждал, что все пройдет гладко, если вам интересно мое мнение. Я не гордый, я подожду. Я даже знаю, как принца называть на французском, коль очень потребуется: Monseigneur. Так-то!

Плохо было то, что все ирландцы, советчики, жополизы и прочая шваль сейчас в шатре принца. Когда меня пригласят внутрь — если вообще пригласят до заката, знаю я их военные советы, нахрюкаются в сосиску, небось — вся эта шобла будет там сидеть и… Вот я болван, это же наоборот, прекрасно! Так будет меньше внимания к моей персоне. А через это и меньше спрос, будем надеяться.

Мда, остограмиться было неплохой идеей, чтобы совладать с нервами — но и не передознуть тоже важно. Кабы не это, в голове бы уже состоялся масштабный заворот кишок. Все мысли, планы, построения фраз, да еще тут это ожидание — я мог бы "перегореть" на раз-два и когда дойдет до самого важного, не смогу родить ни "бе", ни "ме", ни "кукареку". Я человек вообще-то очень стеснительный, хотя возможно, у вас такого мнения обо мне не сложилось, но тем не менее.

А вот пару раз по сто грамм и совсем другое дело. Недаром же говорят — народное средство. Теперь я тупо стоял и ждал, без эмоций, как робот. У меня есть задача и ее надо выполнить, все. Ничего другого для меня не существовало.

Принц Чарльз Эдвард Стюарт в реальности оказался совсем не таким, как на портретах современников. В свои двадцать пять (почти ровесник, подумать только!) он уже был немало потерт жизнью. И зеленым змеем, что явственно отображалось на его лице.

Носогубные складки, брови, нависающие над переносицей, перечеркнутой парой складок — жизнь потрепала героя в немалой степени. Ну а нос в красных прожилках и тени под глазами, так называемый "лунный загар", показывали, что его потрепал и зеленый змей. В той же степени.

Это ж надо было так квасить, чтоб уже к двадцати пяти годам… Ведь мог бы получиться вполне изысканный молодой человек, сильный, смелый, да и судя по глазам, неглупый. Вообще-то глаза его были немного на выкате и взирали на мир как будто с нескрываемым удивлением из-под тонких бровей. Вкупе с куцым подбородочком создавали картину этакой легкой неполноценности. Но на размышления такого рода у меня не было времени.

Я прижал руку к груди, отставил ножку и поклонился со всем изяществом, на которое только был способен. И почему-то, сам того не желая, своим образом вызвал в памяти образ Каннингхэма, которого сыграл в "Роб Рое" блестящий Тим Рот. Знаете, так бывает: когда что-то делаешь — вспоминаешь поведение другого человека, чаще всего какого-то актера, хотя и не видишь себя со стороны.

Но принца это мало волновало — он царственным жестом пригласил меня приблизиться, сказав куда-то в сторону: "N'est-il pas charmantes?"* Это, видимо, было сказано по поводу моего "грациозного" поклона.

И только сейчас я заметил остальной электорат, толпившийся в другом углу.

Ах, ну да, за принцем я совсем не обратил внимания на обстановку в шатре. Сейчас кратко обрисую: внутри стоял массивный дубовый стол, наискосок по отношению ко входу, во главе стола вальяжно восседал сам принц — спартанская обстановка ничуть не мешала ему немного посибаритствовать, а по другую сторону стола стояли какие-то пассажиры и что-то обсуждали. Возглас принца прервал их дискуссию.

Повинуясь жестам Чарли, они представились.

Энеас Макдональд из Кинлохмоидарта, где-то между тридцатью и сорока. Несмотря на свое имя — парижский банкир. Он и выглядел, признаться, как банкир, а не как отпрыск могущественного клана с западных высокогорий Шотландии. Остальные были ирландцы:

Его Преподобие, Джордж Келли, ирландский священник, отбывший в лондонском Тауэре срок в тринадцать лет за открытую поддержку династии Стюартов и имеющий веские причины ненавидеть англичан. Вообще-то, если человек ирландец, то это уже вполне веская причина.

Сэр Джон Макдонелл, военный, кавалерийский офицер французской армии. Судя по его виду, это был коллега принца по общению с зеленым змеем. Его, однако, выдавал не внешность и не "лунный загар", точнее, не только они, а поведение.

Ну и Джон Уильям О'Салливан, бывший наемник. Насколько мне подсказывала память, именно этот чел был ответственен за срыв снабжения армии, промывку мозгов принца, ссору штаба с военными вождями (или как сказали бы по английскому телевидению — лидерами террористических формирований, только вот телевидения у них не было, а то обязательно бы…) горцев, ну и прочие неудачи.

О'Салливану было не меньше сорока на первый взгляд, и хотя в его облике просматривались зрелый ум, опыт, проницательность, хитрость и умение находить общий язык с людьми любого сорта, через эти черты сквозила заносчивость, перекрывая их напрочь. Заносчивость, высокомерие и… и небрежность, я бы добавил, принимая во внимание все прочитанное о нем. Отвратительное сочетание, особенно на войне. Вот знаете, вам наверно попадались люди, сильные люди, я бы сказал, сильные личности, с которыми невозможно конкурировать. Но у них есть один пунктик — если им случится допустить ошибку, они даже под пытками не признают свою неправоту, а будут валить все на других. Да вы встречали таких, я уверен. И я встречал. И О'Салливан, для "невооруженного глаза", был как раз таким. Представившись, он фыркнул и демонстративно отвернулся, чем лишь укрепил мое мнение о нем.

Вслед за ними мне представились еще пара непонятных персонажей, явно не играющих большого значения, так, приживалы. На них, впрочем, было наплевать.

Исходя из того, что рассказал мне лорд Джордж, в шатре присутствовали далеко не все члены штаба. Но так даже лучше, аншлага мне вовсе не нужно.

Я еще раз склонился в глубоком поклоне, выразив респект всей компании. Как можно более немногозначно представился и, увидев в глазах Чарли зажегшийся огонек любопытства, подхватил стоявший рядом кубок, наполненный жидкостью, более всего похожей на вино, возгласил:

— Джентльмены, первый тост! За знакомство!

*Не очарователен ли он? — (фр.)

 

Глава 11

Джентльмены, кстати, совершенно не разделяли моего энтузиазма. Другое дело Чарльз — вот он-то, похоже, успел уже тяпнуть и был совсем не против повторить.

Хотя учитывая, сколько они тут заседали до моего появления, могли бы уже все быть в драбадан. Вино на столе, опять же… Но захмелел, видимо, только принц. Впрочем, это до поры-до времени. Это еще меня с ними не было. Говорят, ирландцы знамениты своей алкоголеупорностью — так это только оттого, что с русскими не пили. Хы-хы. Хм. Это я отошел от темы. Вернемся к нашему мелкому рогатому скоту.

Принц с удовольствием пригубил из своего кубка. Ну а я, соответственно, из того, что держал в руках. Чудовищная кислятина, но куда ж деваться — вся армия на голодном пайке уже двое суток.

А Чарли уже сообщал что-то своим штабистам:

— Je suis de plus en plus friands de ce nouvel ami de notre!*

И широким движением руки пригласил всех занять места у стола.

Так называемые джентльмены привычно расселись, явно в соответствии с принятой иерархией. Черт, а ведь тут же целая наука! Это у нас куда захотел, туда и плюхнулся, а тут-то я, ни много-ни мало, при дворе принца. Это вам не кошечка накакала. Надо присматриваться, сказал я себе и, осушив кубок, понял, что я уже не помню кого как зовут. На лица у меня память хорошая, а вот на имена… Катастрофа. Да ладно бы имена, а тут еще изволь к каждому обращаться в соответствии с титулом или званием, или как там это называется-то?

— Ну что ж, послушаем, что нам хочет рассказать наш русский друг, — принц обворожительно улыбнулся.

"Владеет мимикой, гад, обучен этому с детства, поди" — подумал я. Но отвечать не спешил. Вместо ответа я тоскливо оглядел пустой кубок, повертел его в руке и сказал:

— Прежде чем я начну свой рассказ, мне хотелось бы поднять бокал за династию Стюартов и за скорейшую победу над мерзавцем Камберлэндом.

Чарльз учтиво прикрыл глаза и слегка склонил голову в знак благодарности. И воскликнул:

— C'est exact! Est-il possible de conversate, de ne pas mouiller la gorge?**

Что он пытался этим передать, я так и не понял. То есть, вру, понял минутой позже, когда на столе появились бутыли с вином, а также кубки, кружки и другие емкости, названия которых я даже не знал, вдогонку к ним — различные яства, от вида которых у меня аж скулы свело. Все-таки на овсяных лепешках далеко не уедешь, это факт. Зато в голову застучалась совсем другая мысль: "Жируют тут, собаки, а армия с голоду ноги едва волочит, да еще и умирать за них должна. Нет у них Суворова". Это было не совсем правдой, свой Суворов у них был — лорд Джордж Мюррей, отстраненный от командования. Как и Суворов в свое время, если мне не изменяет память. Поскольку нет пророка в своем отечестве.

— Как же я устал от этой кислятины, — возвестил Чарльз, откупорив одну из бутылок. — Такой случай требует чего-то более изысканного, не так ли, Сэнди?

— Истинно так, Ваше Высочество, — немедленно согласился я. Ирландцы, сидящие рядом, заметно повеселели.

— Ну что ж, вам, как гостю, следует предоставить право выбора. Что бы вы предпочли? Ром? Бренди? Может быть, местный виски? Готов поспорить, у себя в России вы о подобном и не слыхивали!

— Вы невероятно любезны, Ваше Высочество, но я бы хотел довериться вашему вкусу, как человеку более искушенному…

Принц расхохотался и махнул прислуге рукой:

— Тащите сюда все, что есть!

— Не сочтите за дерзость, но я бы не отказался от возможности отведать немного местного пива, — тихонько успел подсказать я, но принц пресек все мои колебания заправским начальственным жестом, типа "Не париться, сейчас все будет!"

Появилось действительно все — коньяки, ром, аквавит, джин, ирландский виски, шотландский, немецкий, различнейшие сорта бренди и еще какие-то неопознанные мной бутылки. Было видно, что принц со товарищи прекрасно подготовлен, я даже слегка зауважал его. Не хватало только абсента для пущей пафосности. Пиво, кстати, тоже принесли в небольшом бочонке — и я возликовал, ибо это был последний штрих моего плана. Плана весьма незатейливого и оттого имевшего больше шансов претвориться в реальность.

Самую большую опасность на данный момент представлял О'Салливан. Поначалу он задрал было нос, не желая даже снисходить до общения с каким-то там непонятным простолюдином, но, будучи ревностным охранителем принца, не мог не заметить повышенной симпатии последнего ко мне и насторожился.

К несчастью для него, было уже поздно. Пьянка находилась в той стадии, что в соответствии с народной присказкой "сто грамм не стопкран, дернешь — не остановишься" следовало бы употребить ее вторую половину. "Не остановишься". Именно так.

Мы перепробовали разные сорта виски, джина и остановились на коньяке. Еще даже не перейдя к основной части своей заготовленной речи, я уже успел двинуть с полдюжины тостов. Это делать я любил и умел, ну а предварительно выпитое расслабляло мозг и облегчало перевод на английский.

Чарльз, судя по взгляду, уже был счастлив и считал меня лучшим другом; остальные тоже пребывали в хорошем настроении, за исключением О'Салливана. Ирландец хоть и пил рюмка в рюмку со всей компанией, тем не менее был в нехилом напряге, я бы даже сказал — от него исходили какие-то импульсы, волны тревоги. Будучи трезвым, я бы так никогда не выразился, но что уж тут теперь-то… Однако ирландцы, как мы договорились, не входили в мою компетенцию, потому я постарался — насколько это можно в таком состоянии — абстрагироваться от чертова О'Салливана.

Когда я посчитал, что компания достаточно разогрелась, я приступил к главной части плана. Сделать это оказалось нелегко: разгоряченные "штабисты" уже вовсю трещали друг с другом и с принцем, мешая французские слова с английскими и этим создавая для меня небольшой филиал реального лингвистического ада.

"Языки все же надо будет подтянуть на досуге", — подумал я в тот момент, пытаясь отвлечь внимание принца. Это далось мне нелегко, зато завладев его вниманием, я уже не выпускал, как это принято говорить, "нити манипулирования" из рук.

Несмотря на победу при Фонтенуа, шансы на то, чтобы раскачать французов на вторжение еще оставались. О том знал и сам Чарльз. Знал он и другое — армии Фридриха Второго полностью разбили саксонцев и австрийцев, англичане оттянули почти все свои войска с материка, что означало неминуемое поражение голландцев, которое становилось лишь вопросом времени. Таким образом, Ганноверско-габсбургская коалиция терпела поражения на всех фронтах. Россия, номинальная союзница Австрии соблюдала нейтралитет.

Но он не мог знать того, что знал я, а именно: уже скоро вся политическая обстановка перевернется с ног на голову и Франции понадобятся союзники, особенно союзники, эффективно действующие в тылу ее врага — Англии.

Знать-то я это знал, а вот как заставить другого человека поверить… Рассказать ему, что до вступления России в войну — на стороне Австрии и Франции — осталось каких-то десять лет? Разумеется, нет.

Пришлось сыграть на чувствах, вспомнив наше "постановление", изданное столетие назад: "Поелику оные аглицкия немцы своего короля Каролуса до смерти убили, сиих аглицких немцев в страну не пущать." Ни за что не вспомню, где я это прочитал. Скорее всего, в каком-то пособии по истории для средних классов или еще где-то, черт его знает. Это и не важно.

Важно то, что я попал в точку. Я торжественно сообщил принцу о том, что русские всей душой за законную династию Стюартов (нефигово так взял на себя смелость от лица всех русских, а?), и надо только продержаться некоторое время, до тех пор, пока Россия, Австрия и Франция не приступят к размалыванию пруссаков. А там и Англия не устоит. После этого он, похоже, был готов влюбиться в меня без памяти. Не особо приятное ощущение, но чувство достигнутой цели компенсировало все неудобства.

Будь принц потрезвее, он бы сумел подловить меня на каждом втором сказанном слове, поскольку кроме базовых знаний по Семилетней войне и отечественной истории, никакого понятия об обстановке в Европе у меня не было. Но он не был трезв.

Да какое там "трезв"! Через день решалась его судьба, не как наследника престола, а как организма, грубо говоря! Попробуй тут не напейся.

Попутно мне приходилось разжевывать свои мысли для остальных членов штаба, в частности, Макдонеллу, который явно был человеком тренированным и не хмелел даже после пары десятков рюмок. Аргументов, кроме знания истории, в пользу своей теории у меня не было и приходилось импровизировать на ходу. Придумывать какие-то правдоподобные доводы, будучи не очень хорошо знакомым с предметом и с языком, на котором шла беседа, да еще во хмелю, да еще под недоверчивыми взглядами этого упыря, О'Салливана — удовольствие небольшое, доложу я вам.

В общем, в ход пошло все, что только имелось у меня на тот момент, включая сватовство Иоанна Грозного к английской королеве. Правда, тут было важным не перегнуть палку — за столом сидел целый представитель монаршей династии, не какой-нибудь там золотарь. Тем не менее, я здорово перенервничал, ведь одно дело вешать лапшу в разговоре с глазу на глаз и совсем другое — разглагольствовать перед группой людей. Я хотел бы проигнорировать их, но в такой ситуации это не представлялось возможным.

Порой меня выручал сам принц, с пьяным смехом встревая в разговор, хлопая меня по плечу и рассказывая мне о изречениях своего знаменитого отца, о случаях, происшедших с ним во Франции, Италии, ну и о том, как это здорово — иметь в своих войсках волонтеров из России. Хоть не пытался рассматривать мои свитер и джинсы, как многие другие, и на том спасибо. Один раз он даже — представляете! — поведал мне о том, что у Камберленда в лагере должна быть попойка по случаю двадцатипятилетия последнего, и шотландцы планируют ночную атаку. Вот удивил, так удивил. Мне даже пришлось выкатить глаза — хотя учитывая градус в моей крови, глаза уже были не на своем месте — и быстро закивать, согласившись, что это, мол, действительно очень удачная затея.

Чувствуя, что накал попойки приближается к своему максимуму, я наисмиреннейше испросив прощения, выбежал из шатра, якобы по нужде. Ирландские охранники стоявшие вокруг, лишь молча глянули в мою сторону и снова позабыли обо мне.

А солнышко уже садилось, прячась за лесом примерно в той стороне, где, судя по рассказам, находился Инвернесс. "Должно быть, скоро половина восьмого", — мысленно прикинул я. Дания — она примерно на тех же параллелях, что и Шотландия, большой разницы тут нет, по идее.

Сделав то, за чем я официально отлучался, я как следует продышался, чтобы не пьянеть, и вдоволь напился из кадки с водой. Она пришлась очень к месту. Интересно, кто ее тут поставил, уж не само ли провидение?

Оглядев напоследок лагерь, я почему-то вспомнил слова из песни Брайана Макнила "There's no Gods". Именно что "почему-то". Не могу объяснить, в связи с чем они пришли мне в голову. Просто пришли и все тут.

I was listening to the news the other day

I heard a fat politician who had the cheek to say

He was proud to be Scottish, by the way

With the glories of our past to remember

Here's tae us, wha's like us, listen to the cry

No surrender to the truth, and here's the reason why

The pride and the glory's just another bloody lie

They use to keep us all in line

Знаю, язык у него непростой. Мне самому потребовалось найти текст песни, чтобы понять, о чем речь. Зато когда я понял — оно потрясло меня, выражаясь литературным языком, до глубины души.

'Cause there's no gods and there's precious few heroes

But there's plenty on the dole in the land o' the leal

And it's time now to sweep the future clear

Of the lies of a past that we know was never real

Древняя слава, романтика и легенды — чушь. Нет богов и ничтожно мало великих героев — зато их в избытке среди простых людей. И именно простым людям придется рвать жилы, задействовать все свои физические и моральные силы, чтобы победить.

И я понял, почему мне вспомнилась эта песня. Из-за куплета, упоминающего Чарльза и Каллоден.

And tell me, will we never hear the end

Of poor bloody Charlie and Culloden yet again

Though he ran like a rabbit doon the glen

Leaving better folk than him to be butchered

Or are you sitting in your council house, thinking o' your clan

Waiting for the Jacobites to come and free the land

Try going doon the broo wi' a claymore in your hand

And count all the princes in the queue

На самом деле эта песня сочинялась в девяностые годы про ситуацию в стране, но своей актуальности она не потеряла и, полагаю, никогда не потеряет.

Хотел бы я услышать ее сейчас, в оригинале — там такая энергия прет! Но нет, наверно, даже лучше, что я не могу ее слышать, а то отобрал бы у кого-нибудь саблю и побежал бы мочить англичан. Но англичане далеко, а моя цель — принц Чарльз, юноша бледный с взглядом горящим. Пора переходить к заключительной фазе.

Последний раз вдохнув полной грудью, я вошел в шатер.

Там народ уже находился на грани. Келли — если это был он — и еще кто-то из младших чинов полностью расклеились и лишь покачивались на стульях, закатив зрачки, однако не смея уронить голову или сползти под стол в присутствии монаршего отпрыска. О'Салливан горячо уговаривал принца. Что конкретно он говорил, я не расслышал, но мог догадаться: не пить так много перед ночной атакой. Принц лишь шутливо отмахивался. Увидев меня, он издал какое-то радостное восклицание. Я ответил ему самой доброй улыбкой, какую мог выдавить.

Плюхнувшись на стул рядом с ним, я, не раздумывая долго, вскричал:

— Давайте же выпьем за вашу завтрашнюю победу, Ваше Высочество!

— Ну наконец-то! Я ждал этого, — Чарльз гордо улыбнулся и лично наполнил рюмки. Руки у него уже заметно подергивались.

— Э, нет, нет, нет, — остановил его я. — Вы не против, если мы выпьем по обычаям моего народа?

Лицо принца выразило легкую озадаченность.

— Отчего же нет? Показывайте.

По моей команде, прислуживающий вскрыл бочонок с пивом. Другой принес кружки.

Я налил в каждую из кружек грамм по пятьдесят аквавита и махнул прислуге: наливай, мол.

Чарльз наблюдал с легким любопытством, остальные несколько настороженно. Кроме Келли — тот уже похрапывал, откинув голову назад. Тоже мне, ирландец, елки!

Как только процедура завершилась, я подхватил ближайшую кружку, вскинул руку вверх, плеснув на стол, закричал "За победу! До дна!!" и припал к своему напитку.

То есть, сделал вид, что припал. На самом деле, я выцедил всего глоток, а затем просто задирал кружку выше и выше, держа губы плотно сомкнутыми. Зыркнув поверх края и убедившись, что все пьют, я "удовлетворенно" откинулся на спинку стула, тяжело выдохнул и опустил руку с кружкой ниже уровня стола. Трюк древний, как сам мир. Когда компания только ставила пустые кружки обратно на стол, я быстрым движением кисти выплеснул "ерша" себе под ноги.

И тут же поймал колючий взор О'Салливана. Кажется, этот паразит спалил меня.

Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не подать виду того, что… что… Ну, вы понимаете. Довольно отрыгнув, я сказал принцу:

— Так мы пьем в России. Повторим?

— Легко!

Теперь я значительно увеличил дозу аквавита. На этот раз отвертеться мне уже не удастся. Я и не пытался, только пил медленно, стараясь заглатывать побольше воздуха. И ловил периферическим зрением взгляды О'Салливана. Мерзавец, похоже, совсем не пьянел. Как же ему удается?

В третий раз я вскочил со своего места и громогласно провозгласил:

— За династию Стюартов! За то, чтоб справедливость восторжествовала!

Рухнув обратно на сидение, я не удержал равновесия, схватился руками за стол и выронил кружку, разлив ее содержимое по земле. Впрочем, я быстро оправился.

— Мне полагается "штрафная"! Пью "штрафную"! Что прикажете употребить, Ваше Высочество?

Принц захихикал и отобрал у меня кружку. Туда он накапал виски, рома и несколько разных сортов коньяка, приговаривая "Ну раз уж вы, русские, так любите смешивать…", потом смилостивился и долил сверху пива.

Я с тяжелым камнем на душе принял сосуд из его рук. Долго театрально колебался; наконец, скорчив гримасу пострашнее, заглотил ужасную смесь одним глотком. Вернее, попытался. Одним глотком не получилось, пришлось делать второй заход — но хотя принц откровенно потешался, глядя на мои потуги, я был уже в том состоянии, когда вкус выпитого ровным счетом ничего не значит. Точнее, не чувствуется.

Затем были еще порции "ерша", отдельные рюмочки коньяку и прочее. Все окружающее уже виделось мне отдельными эпизодами, вернее, отдельными пятнами в море тумана.

Весьма неожиданно, мне на плечо легла чья-то рука. Повернувшись, я увидел О'Салливана. Но я не удивился и не испугался. Я просто спросил:

— Чем могу вам помочь, сэр?

— Пойдемте со мной на воздух, молодой джентльмен. У меня есть к вам разговор.

— Конечно, я к вашим услугам, — ответил я. А разве мне оставалось что-то еще?

Оно, собственно, и к лучшему — пьяная компашка мне уже достаточно опротивела.

О'Салливан учтивым жестом предложил мне выйти первом и вышел следом за мной. Оказавшись снаружи, я, как ни странно, не обнаружил часовых. Только далекие огоньки костров полкового лагеря.

Я повернулся к ирландцу. Тот, похоже, не обратил никакого внимания на исчезновение часовых. Подойдя ко мне вплотную, он угрожающе посмотрел мне в глаза и сказал:

— Послушайте, я не знаю, зачем…

И тут мимо моего левого уха что-то пронеслось, пронеслось с такой скоростью, что я услышал, как шипят разлетающиеся воздушные волны. О'Салливан дернул головой и тяжело рухнул на спину.

Я медленно обернулся — быстро двигаться я уже не мог — и увидел силуэт, в котором узнал лорда Джорджа.

— Все в порядке, Сэнди. Ты сделал все, как надо.

— Ага, — кивнул я и понял, что моя вестибюлярка больше мне не подчиняется. Мое падающее тело кто-то мягко поддержал сзади.

Последнее, что я услышал, были слова Джорджа Мюррея:

— Сворачивайте лагерь! Немедленно!

И я отключился.

* Наш новый друг нравится мне все больше и больше (фр.)

** Верно! Как можно общаться, не промочив горло? (фр.)

 

Глава 12

Очнулся я уже под утро, с такой головной болью, какой не испытывал, пожалуй, с выпускного. Попытался сесть — безрезультатно. Чья-то услужливая рука поднесла к губам флягу с водой. Отхаркнув алкогольную накипь, я жадно втянул в себя с полдесятка глотков и сказал севшим голосом:

— Спасибо, вы очень любезны.

— Pardon me, sir?

Аааа, дерьмо! Я все еще в Шотландии! И по-прежнему не могу привыкнуть к этому.

Так, спокойно. Что у нас было вчера? Эта мысль совершила головокружительный кругооборот внутри моего черепа, и ударившись об гипофиз, рассыпалась на мелкие осколки, причиняя мне невыносимую боль.

Я откинулся назад, успев лишь заметить, что лежу на тючке свежесрезанной травы. Что у нас было вчера — как раз это-то выяснить нетрудно. Вчера было грандиозное, я бы даже сказал, преступное по своей сути, пьянство — ибо нельзя учинять такое супротив своего организма. Да, я вот с похмелья всегда так напыщенно и лицемерно выражаюсь.

Собрав всю свою волю, я заставил себя снова разлепить глаза и повернуть голову в сторону человека с фляжкой. Первым делом я отобрал у него фляжку и только потом попытался всмотреться в лицо.

Лицо не говорило мне решительно ничего: рыжая бородка с усиками, веснушки, чуть вздернутый нос, оттопыренные уши, голубые глаза и беретка, сдвинутая набок.

Я допил остатки воды, вернул ему флягу и спросил:

— Ты кто такой, сынок? — Довольно дерзко с моей стороны, учитывая то, что он вряд ли был намного моложе меня. Но чего уж тут. В этом мире надо уметь преподносить себя с позиции силы. Хотя ни о чем подобном я в тот момент не думал, просто ляпнул, что первое пришло на язык.

— Роб Стюарт, ординарец сэра Джорджа Мюррея, — отчеканил рыжий. — Вообще-то я Макналли по отцу, но мне больше по душе материнская фамилия — Стюарт. Сэр Джордж хотел бы вас видеть, как только вы… Как только вы будете в состоянии явиться к нему.

— Понял. — С похмелья английский давался мне с трудом, хотя понимал я все сказанное, как ни странно.

Я с трудом приподнялся. Сначала на локтях, потом нашел в себе силы придать телу сидячее положение. Голова гудела так, что глазные яблоки, казалось, вот-вот лопнут.

— Вот что, Роб. Будь так добр, принеси мне, если можно, побольше воды. И литр… — Я замялся. Черт, как тут по-ихнему литр-то будет, поди вспомни с такого бодунища! — И две пинты пива, если тебя не затруднит. Побыстрее, будь так добр. И мы пойдем к сэру Джорджу.

У Роба в голове, судя по его виду, случился небольшой кавардак, но он умчался исполнять поручение, несмотря ни на что. Я же, тем временем, откинулся обратно на мешок с сеном и попытался забыться, всеми фибрами души надеясь, что ординарец пробегает еще часок, как минимум.

Увы, моим надеждам не суждено было сбыться. Этот конопатый засранец явился, лишь только я начал проваливаться в дрему. Явился с кружкой пива и с флягой, наполненной водой. Молодчина, все-таки, сделал, как просили!

Пиво оказалось теплым, но мне было не до нюансов. Опорожнив кружку и залив воду из фляги вдогонку, я поднялся на ноги. Чуть резковато, пожалуй — желудок довольно резко отреагировал на изменение позиции в пространстве и мой рот наполнился свежей пивной пеной. Я сглотнул, перебарывая отвращение, нюхнул рукав и сказал:

— Веди меня, друг. Я готов.

Идти оказалось совсем недалеко: за две минуты мы уже были у костра, рядом с которым сидел лорд Джордж и несколько шотландцев, видимо, клановые вожди.

Долгих и шумных церемоний не было. Лорд Джордж вскочил на ноги, едва увидев меня, подошел и мягко обхватил мою голову руками. Примерно так отец встречает вернувшегося блудного сына, если смотреть со стороны.

— Как ты? Дееспособен?

— Да со мной-то ничего не будет, — выдавив из себя подобие улыбки, ответил я. — Что с принцем и остальными?

Мюррей понизил голос.

— Принц лежит и болеет. Изредка просыпается и порывается вести войска в бой, но потом снова засыпает. Неплохо ты его напоил.

— А О'Салливан? — воспоминания о прошедшей ночи едва не заставили меня вздрогнуть.

— Его отдали под стражу за нападение на важную иноземную персону.

— О как! Какая же из меня важная персона?

— Да абсолютно никакая, скажу я тебе, Сэнди. Над твоим статусом придется еще поработать, ну если только ты не заслужишь повышения в сражении. Но О'Салливан нам не помешает, по крайней мере, в ближайшие два дня.

Ну хоть какие-то хорошие новости. Ладно, едем дальше.

— А где мы находимся? Если можно поинтересоваться, сэр?

— Это-то как раз самое важное. Мы отошли на юг к Богбэйну. Камберленд в данный момент расположился на том месте, где мы стояли лагерем вчера. Я отправил застрельщиков из Маккинтошей и Кэмеронов заманивать его к Инвернессу. Как ты и предполагал, он до сих пор думает, что мы отошли в Инвернесс. Но! — Мюррей поднятым указательным пальцем упредил мой следующий вопрос, — но я не стал отходить напрямую. Разьезды англичан снуют повсюду, поэтому мы сделали небольшой крюк на запад, и только потом отошли к югу. След от армии в пять тысяч человек не спрячешь, оттого-то я и предпочел, чтоб его не было совсем, иначе они бы легко вычислили наш маневр. И кстати, у нас больше нет пяти тысяч. Этой ночью около семи сотен человек ушли. Но есть и хорошие новости: мне удалось заставить Инвернесс раскошелиться и отправить нам обоз с продовольствием. Взамен я отправил туда всю артиллерию, она будет только мешать.

— А как же Макферсоны? — вспомнил я. Йуэн Макферсон из Клуни, если моя память не подводила меня, с несколькими сотнями горцев воевал где-то в Пертшире. — Их надо срочно вернуть.

— За ними уже отправлены вестовые, если только их не перехватят. Но Макферсонам понадобится не менее двух-трех суток, чтобы добраться сюда. Мы не можем ждать столько.

— То есть, будем действовать по моему плану? — это стоило мне немалого самообладания. Ну типа, чтоб не заулыбаться от осознания собственной крутости.

— Да, кланы получили суточный запас продовольствия. К большому сожалению, я не могу отозвать застрельщиков, иначе наш маневр вскроется. Придется действовать имеющимися силами.

— Значит, ночью?

— Да, ночью.

— Можно мне пойти? — Блин, это получилось так неловко, тьфу! Стыдоба! Так ребенок спрашивает у родителей: "Пап, а можно мне на компьютере поиграть полчасика? Ну полчасика!"

— Э, нет, — Мюррей посуровел. — Ты слишком ценен для меня. И не только для меня, а для всего этого чертова восстания. Даже если меня пристрелят, и Лохила, и Дунмагласа, ты все равно должен жить. У тебя хорошее стратегическое мышление, ты должен жить и привести эту армию к победе, будь оно все проклято!

— Как же так? Я столько ждал шанса убить пару англичан, а тут…

— Постой, парень. Ты чего такой кровожадный? Мы воюем не для того, чтобы убить побольше англичан, а чтобы посадить на трон Стюарта. И достичь нормальных взаимоотношений между горцами и лоулендерами. Если ты здесь только затем, чтобы убивать, то ты пришел не по адресу.

Как ведро ледяной воды на меня вылил. Я помолчал, собираясь с мыслями. Как бы получше оправдаться. Да чего там, все ведь уже наработано.

— Я здесь только затем, чтобы воевать за Шотландию! Вы не можете помешать мне участвовать в бою!

— Еще как могу. Но ты меня здорово впечатлил за последние пару дней; так и быть, я возьму тебя с собой, посмотришь на сражение на расстоянии.

— Совсем другое дело, — я с трудом скрыл свою радость. — Договорились!

— Вот и хорошо. А теперь ступай, отсыпайся.

Отсыпался я, как было велено, вдоволь.

Пока не был разбужен грохотом огромной толпы. Точнее, грохотом их оружия — сами по себе, горцы двигались довольно бесшумно, бряцали лишь ножны с мечами, щиты, перевязи и пороховницы, да алебарды, которые тут, если не ошибаюсь, называли интересным словосочетанием — Lochaber Axe. Лохаберский топор.

Целый полк неспешной пробежкой удалился куда-то на восток, минуя лощинку, где изволил почивать я. На меня они не обратили ни малейшего внимания — их головы были явно заняты предстоящим. Только волна запахов немытого человеческого тела пронеслась вслед. Вдогонку за ними унеслись несколько десятков конных, одетых примерно, как те драгуны, которые напали на нас, только в другие цвета.

После такого зрелища я не мог отдыхать — нервы не позволяли. А успокоить их было нечем, тут тебе ни пива, ни сигарет.

"Вот если выиграем войну, обязательно заставлю Мюррея наладить производство папирос. Ну и пива, конечно", подумал я. Бог мой, я и представить не мог, насколько я ошибался!

Рядом со мной никого не было, напротив того — последние части вдалеке складывали палатки, тушили костры и увешивали себя ремнями с палашами. Я же был предоставлен самому себе — рядом не виделось ни верного Колла, ни Роба, ни вообще одного знакомого лица.

Роб, впрочем, примчался, стоило лишь только вспомнить о нем, легок на помине. Он прискакал на неказистом пегом коне, слетел с седла, как прирожденный вольтижер и подбежал ко мне.

— Лорд Джордж Мюррей хочет видеть вас сейчас! — запыхавшись, он выдал фразу по кускам.

— Отлично, идем.

Дорогу я уже знал, через три минуты мы были на месте.

Мюррей ждал меня. Он был серьезен, я бы даже сказал, чертовски серьезен. Нетрудно понять — этой ночью решалась его судьба. И судьба всей авантюры, затеянной алкоголичным отпрыском рода Стюартов.

— Я отправил Макдональдов из Гленгарри в обход лагеря англичан, с заданием атаковать кавалерию и, если получится, ставку Камберленда.

Ага, значит это были Макдональды. Не, ну смотрелись они вполне боеспособно, я бы даже сказал, угрожающе. Я прям блещу красноречием, да?

— А мы?

— Мы атакуем напрямую. Я с Макдональдами, Фаркухарсонами и Атольским полком пойдем с юга. Фрэйзеры и Кэмероны атакуют левее. Ты, похоже, угадал: Камберленд купился на нашу уловку, он поверил, что мы отступили через Инвернесс на запад, благо что наши застрельщики не дают его драгунам разведывать обстановку.

— Это как раз то, на что я рассчитывал…

— Да, тут надо отдать тебе должное, я бы не додумался до такого маневра. Но нам пора выдвигаться.

Мюррей коротко свистнул и перед нами тут же возник Роб. Лорд что-то коротко приказал на гэльском и ординарец умчался.

Обернувшись ко мне, Джордж объяснил:

— Я послал его найти тебе более подходящее одеяние. В таком виде, как сейчас, ты запросто можешь сойти за английского егеря. Конечно, ты будешь рядом со мной, но все же…

— Все же, самое место мне было бы в бою!

— Даже и не мечтай! — прикрикнул на меня Джордж.

— А как принц? — сменил я тему.

— Принц в полном отрубе. Надеюсь, проваляется до утра, — Мюррей не скрывал довольной ухмылки. — Ушатал ты его мастерски, мастерски!

Я загордился. Ну еще бы, ты ж, родной мой, не знал, что с нами, русскими студентами, шутки плохи!

Примчался Роб, привезя с осбой камзол по типу тех, что носили ирландцы из охраны принца. Я стянул с себя свитер и облачился в новое одеяние. Камзол сидел на мне, как кимоно на Шварцнеггере, даже лорд Джордж не сдержался и захохотал. Но потом все равно хлопнул меня по спине и сказал:

— Пойдет для начала. Потом подыщем тебе одежду по размеру. А теперь пора двигаться, солнце садится.

— А разве мы не атакуем их в "волчий час"? Часа в четыре, перед самым рассветом? — спохватился я.

— Так и будет. Но выдвигаться надо сейчас.

 

Глава 13

Вот вы знаете, что такое — быть в центре марширующей толпы? И не абы какой толпы, а трехтысячной аж.

Я не служил в армии, маршировать в строю наверно еще круче, но мне хватило и того, что было. Шагающие полки горцев по обе стороны в гробовом молчании и закат — атмосфера просто леденящая. Если б только не узкий камзол, потрескивающий при каждом движении и возвращающий меня к мелким неприятностям физического бытия, я бы вообще сошел с ума.

Шотландцы остановились для молитвы. По рядам пронесся слитный гул опустившегося наземь оружия вслед за вставшими на колени горцами и шорох стягиваемых с голов беретов.

Капелланы коротко исполнили свою часть. Я не выдержал и тоже перекрестился — по православному.

Полки снова поднялись на ноги. Люди проверяли оружие — хорошо ли наточен меч, легко ли выходит из ножен, крепко ли сидит топор на древке. Больше для того, чтобы успокоиться, а не дабы выяснить реальное качество оружия, сейчас делать это было уже поздно. Мушкеты остались в обозе, стрелять ночью никто не будет — легко попасть в своих.

Загудели наполняемые воздухом мешки волынок. Музыканты играли боевую мелодию клана Кэмерон: "Придите, сыны псов, мы накормим вас плотью".*

Я спросил у лорда Джорджа:

— Нас ведь наверняка засекут дозорные посты англичан?

— О них позаботятся Маккинтоши. Да это и неважно. Камберленд не ожидает нападения, во-первых; во-вторых, у нас нет выбора, другого такого шанса не предоставится.

— Понимаю.

— Молодец. Держись рядом со мной, что бы ни случилось.

На правом фланге разместились Макдональды — Кланранальд, Кеппох** и островитяне. Прямо за спиной у нас стоял клан Кэттан***: Фаркухарсоны, Дэвидсоны, Макгилливрэи, Макбины. Отряды герцога Пертского, Драммонда и Ловата. Левый фланг заняла Атольская бригада, идущая под красным андреевским крестом на белом поле, Маклахланы, мелкие кланы с Гебридских островов и ирландцы.

Ирландцы, учитывая недомогание принца, были прикомандированы к Уильяму, маркизу Туллибардину, брату лорда Джорджа. "А Чарли-то не оклемался еще", позлорадствовал я.

Кэмероны и Фрэйзеры выступили раньше нас — им еще предстояло зайти с запада в обход лагеря англичан. Как и полк Гленгарри, промаршировавший мимо меня сегодня днем, обходил англичан с востока.

Во втором эшелоне остались небольшие соединения, годные на то, чтобы затыкать дыры — ну или наоборот, развивать успех.

Отряды Гордона, Килмарнока, Гленбакета и королевских Стюартов, гордо именуемые "полками", но на деле насчитывающие не более пары сотен человек, переходили под командование лорда Джорджа сразу после того, как первая линия атакует. Очень важно не упустить тот момент, что может оказаться переломным и бросить в атаку подкрепления.

Там же осталась конница Элхо и Фитцджеймса.

Я не преминул напомнить Джорджу о том, что в составе неприятеля есть горцы — Кэмпбеллы, которые способны причинить нам неприятности, но он решительно отверг мои соображения.

— Нам главное разбить ядро английской армии, как только они будут сломлены, никакие Кэмпбеллы уже не станут угрозой. В крайнем случае, у нас есть конница для того, чтобы с ними разобраться.

Ну и правильно, больше уверенности! Врага бьют, а не считают.

Мюррей разослал ординарцев к командирам полков с приказам биться до последнего и не брать пленных. Пелена спустившегося сумрака мешала мне отчетливо видеть лорда, но я все равно сумел разглядеть эмоции, отразившиеся на его лице.

— Мы воюем за правду, Сэнди. Верь этому или нет, но это так. Мы всегда щадим поверженного врага, помогаем раненым после битвы. Мы воины, а не палачи. Однако этой ночью все будет иначе. Мы не можем позволить противнику сохранить основной состав армии и отступить на новые позиции…

— Как при Фалкирке? — мой длинный язык, конечно, не мог удержаться.

— Да, как тогда, — Мюррей лишь глянул на меня и продолжил: — Сейчас у нас есть шанс, какого более не будет. Благодаря тебе, между прочим. Поэтому хочу сказать — сегодня ночью твоим глазам откроется очень неприглядное зрелище. Но иного выбора нет.

Я не стал рвать майку на груди и кричать, что так и надо этим краснопузым, хотя мне хотелось, в самом деле хотелось. Я только кивнул и стал всматриваться во мрак.

Смешно, но горцы в своих беретах в темноте выглядели точь-в-точь как наши гопники из Люберец в восьмидесятых. Не то чтоб я их много видел в те годы, но в народном фольклоре неистребимо сохранился образ. Вот и теперь рядом со мной стояла словно толпа шпанюков, изготовившихся к драке: серые кепочки, широкие клетчатые штаны, арматура в руках. Разве только бороды сбрить…

К Мюррею уже несколько раз подбегали запыхавшиеся горцы, материализовавшись из сумрака, докладывали что-то на гэльском и снова исчезали в темноте. В соответствии с полученными сведениями — насколько я мог понять — Джордж отсылал своих ординарцев в полки, видимо, корректируя "установку" на бой.

Не знаю, сколько мы там стояли, но лично у меня от ожидания начали сдавать нервы. Поджилки тряслись, в буквальном смысле этого слова. За поясом только два пистолета, впереди — кромешная тьма, вокруг — целая дивизия мужиков, чувствующих себя, похоже, не намного лучше, чем я.

По рядам прокатывались волны эмоций, почти что реально видимые, точнее, осязаемые. Возбуждение, смешанное со страхом — страхом перед неизвестным — передавалось друг другу.

Внезапно, откуда-то слева пронесся оживленный ропот, ропот удовлетворения, а не недовольства, впрочем. Войскам раздавали овсяное печенье и сыр, как объяснил Мюррей. Как я догадался, не обошлось и без спиртного. Ну а что вы хотите — восемнадцатый век, никуда не денешься.

Нам тоже передали бутылку из задних рядов. Лорд Джордж лишь слегка смочил губы, я же приложился на совесть — в бутылке оказался коньяк. Видать, Мюррей не постеснялся раздербанить запасы принца, пока тот отлеживается, бедненький. Ну да ничего страшного, надеюсь, он набухался на пару месяцев вперед, хе-хе.

Сделав еще несколько порядочных глотков и закусив овсяной печенюшкой, я сразу почувствовал себя лучше. "Этак скоро превращусь в алкаша, как Чарли", подумалось мне. От сыра я отказался категорически — он разил овечьей шкурой и овечьим пометом одновременно.

Еще несколько минут мы стояли, переваривая съеденное и выпитое. Потом где-то сзади барабан выбил сигнальную дробь. Я аж вздрогнул — нервы мои в этот миг, наверно, походили на стоящие дыбом волосы.

Далеко слева откликнулись другие барабаны. Потом справа и сзади. Огромная масса людей пришла в движение. Я не видел их, но я мог это слышать, хотя горцы и не шагали в ногу.

Мюррей хлопнул меня по плечу, призывая следовать за ним. Это мне удалось — глаза привыкли к темноте, а высокая фигура лорда служила прекрасным ориентиром.

Всмотревшись во мрак, я увидел, что ближайший ко мне отряд идет, положив руки на плечи друг другу, явно чтобы не рассыпаться в темноте. Интересно, как это удается тем клансменам, что вооружены лохаберскими топорами? У них-то руки заняты, поди. Эта загадка осталась неразрешенной, тем более, что самому приходилось контролировать каждый шаг, дабы не навернуться.

Вообще-то, шли мы достаточно медленно. До глухой ночи было еще много времени. Мюррей пояснял, что в нашем деле самое главное — не разбрестись, не потеряться и сохранить связь со всеми полками. Это он мог бы и не говорить, о важности связи на войне рассказывал мне еще дед и его знакомые — ветераны Великой Отечественной.

Несколько человек — четверо или пятеро, не больше, запалили факелы.

— Это Маккинтоши, — сказал лорд Джордж и вытянул руку вперед. — Они показывают нам дорогу. Нам надо идти вон за тем огнем.

И едва успел придержать меня, не то я бы неминуемо споткнулся. Глянув под ноги, я различил какое-то бледное пятно. Доли секунды ушли на то, чтобы опознать в нем человеческое лицо. Под ногами у меня лежал труп. И еще несколько рядом.

Я и сам не понял, как так получилось, что мой желудок вместе со всей начинкой попросился наружу и мне удалось сдержать его только усилием воли, не для красного словца будет сказано.

"А еще воевать он собрался! Мочить англичан собрался! От первого жмура чуть в обморок не хлопнулся, позорище."

— Англичане?

— Драгунский разъезд, очевидно. Идем же!

Я перескочил через убитого и вовремя, иначе в меня врезался бы человек из свиты лорда, идущий следом.

Только когда факелы погасли, я понял: пришли. Глаза еще некоторое время привыкали к полной темноте, а потом я заметил вдали какие-то огоньки. Едва различимые, кажущиеся наваждением. Но нет, они там были.

— Это уже лагерь Камберленда?

— Он самый. Они спят, похоже, завтра, наверно, планируют атаковать Инвернесс. — Могу поклястся, после этих слов лорд Джордж усмехнулся незримой усмешкой. — Но у нас другие планы. Идем.

Пройдя еще несколько сотен метров, армия остановилась. Я уже мог слышать сигнальные барабаны англичан и перекличку их часовых. Мюррей негромким свистом подозвал ординарцев и, раздав им какие-то указания, отпустил. Посыльные исчезли в темноте.

Со всех сторон послышалось легкое оживление. Горцы готовились к атаке. Однако последней команды все не поступало.

— Так мы атакуем? — я не мог больше ждать.

— Терпение, друг мой. Полки должны каждый определить свой маршрут, чтоб не мешать друг другу.

— Скажу честно, Ваше Превосходительство, я ждать уже больше не могу, — с моей стороны это была чистая правда.

— Ничего, потерпи, Сэнди. Ты же сам говорил, что атаковать следует ближе к утру.

— Говорил. Но я не знал, что ждать будет так тяжело.

— Потерпи, потерпи, — Мюррей стиснул мое плечо. — Воин должен уметь ждать, если хочет победить.

Ожидание длилось невероятно долго; я успел уже прокрутить картинки из грядущего боя у себя в голове. И даже успел подумать о шотландцах — как там они, не валятся от усталости и сонливости? Я бы уже точно завалился в какую-нибудь канаву и заснул, если б не нервы, напряженные до предела.

Из темноты вылетел всадник, вестовой, и резко осадил коня прямо перед нами. От неожиданности я схватился за пистолет, но это был всего лишь гонец. Сказав что-то лорду Джорджу, он ускакал куда-то в тыл.

— Кэмероны на месте. Гленгарри должны быть уже давно готовы.

Мюррей пронзительно свистнул. Откуда-то справа раздался крик: "Клэймор!!" Его подхватили голоса на левом фланге и в центре.

Полки тронулись с места, переходя на бег. Безмолвно, лишь шелест килтов и топот ног ознаменовали их движение.

Атольская бригада и Макдональды, каждый на своем краю, исчезли в темноте. Центр армии, обогнув нашу группку, замелькал впереди черными силуэтами бегущих горцев.

Я слышал, как английские часовые забили тревогу, но поздно. Подняться, одеться и вооружиться солдаты не успели бы никак, даже если бы они всю жизнь обучались только этому.

Шотландцы налетели на спящий лагерь быстро, неудержимо, как селевой поток накатывается на горное селение. Мы со свитой лорда Джорджа и подошедшей второй линией войск придвинулись к самому краю лагеря и я смог увидеть ночной бой во всей красе.

Англичане в белых сорочках выбегали из палаток, метались, не зная куда деваться, падали под ударами палашей и топоров. Палатки, опрокидываемые и втаптываемые клансменами в землю, занимались от костров, горели.

Один солдат, увернувшись от горцев, вершивших свою кровавую работу, бросился прочь из лагеря — прямо к нам, в спасительную, как он думал, темноту. Он уже почти выбежал за круг света, но его встретил удар меча поперек груди, едва не разваливший несчастного пополам. Я никогда не забуду его глаза, отразившие безумную боль, его лицо, вмиг принявшее могильно-серый цвет. Не могу сказать, пожалел ли я его. Но зрелище это я не забуду никогда.

Горец, ударивший бедолагу, крутанулся для замаха и срубил солдату голову, прекратив его муку.

Далеко слева послышались дикие вопли — там атаковали Кэмероны, судя по всему. В то же время, в глубине английского лагеря уже перекликались рожки, двигались войска, Камберленд готовился к отпору.

— Почему же Гленгарри не атакуют? — воскликнул Мюррей. — Самое время!

— Возможно, ждут когда англичане попытаются контратаковать конницей, — попробовал вставить свое слово я.

Он зыркнул на меня, ничего не сказав.

— Надо бросить в бой резерв, — продолжил я. — И приказать им, чтоб атаковали ставку Камберленда и конницу. Сейчас каждая секунда дорога.

— А ты, однако, настойчив. — Лорд повернулся и крикнул что-то одному из ординарцев. Через полминуты позади нас уже стоял отряд готовых к бою шотландцев. Мюррей что-то прокричал офицеру, стоявшему перед строем и горцы ринулись в пылающий лагерь.

У полков второй линии были мушкеты и я не удивился, увидев как многие перехватывают их за ствол, чтобы орудовать прикладом.

Сражение унеслось дальше, в глубину лагеря, и уже невозможно было сказать, что там происходит, только страшные крики доносились издалека.

К нам подлетел конный ординарец.

— Англичане ввели в бой конницу, нам не удалось разбить их, пока они были спешены!

— Что там у Гленгарри? — прокричал Мюррей на английском.

— Гленгарри атаковали, но были опрокинуты, драгунов слишком много. Макдональды бьются с ними на правом фланге, но не могут построиться. И они без мушкетов!

— Прикажи строится Гордонам. Поторопись!

Ординарец поскакал в тыл. Вскоре мимо нас пробежали горцы, одетые, я бы сказал, более цивильно, чем их коллеги из первой линии. Многие были выбриты, носили штаны под килтом. Но это все мелочи.

Лорд Джордж самолично командовал этим отрядом.

— Стройся! Стройся!!! Выровнять ряды! Оружие наизготовку! Заряжай! Вперед, шагом марш!!!

Обернувшись назад, он прокричал:

— Килмарнок, поддержи левое крыло! Огилви — приготовиться к отражению конной атаки!

И добавил, только для меня:

— Держись, Сэнди, сейчас будет настоящий бой. Не отходи от меня.

Как в воду глядел. На правом фланге заметались тени. Макдональды отступали, не выдержав боя с численно превосходящей их кавалерией. Оставалось надеяться, что атольцы и Кэмероны довершат разгром пехотных частей.

Но думать об этом стало некогда — на фоне зарева уже нарисовались силуэты кавалеристов. Вот они, английские драгуны. Продержимся ли мы?

Мюррей, надсаживаясь, заорал:

— Первый ряд, на колено! Целься-а-а!!!

Несколько человек с алебардами и мушкетами из свиты Джорджа выбежали вперед, закрывая своего лорда. Лорд, тем временем, не терял ни секунды.

— Первый ряд, по коннице, пали! Заряжай! Второй ряд, огонь!

Несколько десятков седел опустели. Волна атакующих словно разбилась на несколько языков.

К нам подлетели несколько всадников — завязалась рукопашная. Один из драгунов зарубил двух шотландцев, развернулся и рванул на Джорджа.

Я, помня свой первый бой, вытащил пистолет, оттянул курок другой рукой и выстрелил навскидку. Отдача едва не принесла рукоять пистолета прямо мне в лоб. Драгун вскинул руки и завалился назад. Его коня перехватили ординарцы, стоявшие позади нас.

Мюррей, похоже, не обратил никакого внимания на этот эпизод, он командовал Гордонами.

— Заряжай! Огонь!

Обернувшись ко мне, он крикнул:

— Цел?! Отходим! — и заорав что-то на гэльском, продублировал команду по-английски: — Отходим!

Загрохотали барабаны, конные адъютанты прыснули тенями в разные стороны.

— Но сэр, как же сражение? Как же Кэмероны, они наверняка побеждают!

— Сейчас не время, Сэнди! Двигай за мной, я все объясню тебе после!

Освещенные заревом пожара, фигуры шотландцев рубились с английскими кавалеристами. Остальные отступали. Вторая линия отходила в полном порядке, пятясь задом.

И тут со стороны лагеря появилась вторая волна атакующих конников. Гордоны дали беспорядочный залп и изготовились к бою. Драгуны, в свою очередь, отстрелялись по нам, рядом закричали раненые.

Мюррей неуловимым движением выхватил палаш и махнул мне рукой:

— Отходи!

— Да куда я без вас?

— Отходи в тыл, говорят! — он рванулся к отряду горцев, готовившемуся принять на себя удар конницы.

Я разрядил второй пистолет поверх голов шотландцев в драгунов — надеюсь, не впустую — и меня оттащили, схватив за камзол. Я перехватил свое оружие за ствол, оскалившись обернулся, готовясь разможжить лицо тому, кто…

Передо мной был Роб.

— Мы должны отступить, сэр! Должны! Англичане контратакуют, нам надо отступать! — он кричал это мне в лицо, повторяя одни и те же слова, как мантру. Я сунул пистолет за пояс и последовал за ним, иначе он не отцепился бы.

Все утро мы шли в неизвестном направлении, пока я не начал падать от усталости. Роб прилежно поднимал меня всякий раз и чуть ли не тащил на себе. Наконец я рухнул на землю и больше меня никто не трогал. Единственное — накрыли пледом. И все.

* В оригинале называется: The Cameron Rant. "Sons of Dogs, come and we will give you flesh."

** Кланранальд, Кеппох — ответвления (по-английски — septs) клана Макдональд. Почти каждый клан имел несколько таких ветвей, именовавшихся, как правило, по месту обитания (напр. MacDonalds of Glengarry, Stewarts of Appin). Каждое ответвление могло в отдельных случаях включать еще более мелкие линии младших сыновей вождя (cadet branches).

*** Клан Кэттан (Clan Chattan) — конфедерация шестнадцати кланов. На главенство претендовали Макферсоны и Маккинтоши; в момент описываемых событий, главой конфедерации номинально являлся вождь Маккинтошей, который служил, однако, в английской армии с частью клана.

 

Глава 14

Смурое утро ненастного дня, как сказал бы поэт. Но я не поэт, и даже не мечтал им стать. Поэтому я сказал бы, что погодка паскудная, только и всего. Ну может, добавил бы пару нецензурных слов, учитывая самочувствие.

Не то, чтоб мне было плохо… Хотя в общем-то да, ничего хорошего. Опять пришлось много бегать, опять убил английского драгуна. Как бы это не стало привычкой. Леха — 2, драгуны — 0. Счет, близкий к разгромному, гы-гыыы.

Тьфу, болван, нашел еще, над чем зубоскалить. А вот пистолеты надо бы перезарядить, не ровен час, еще какую заваруху принесет, а я уставший. То есть нет, в смысле, незаряженный.

Я выполз из-под пледа и поискал глазами вокруг, надеясь найти хоть одно знакомое лицо. И тут же… запнулся об увиденное: рядом со мной на траве сидел Джордж Мюррей, в льняной сорочке, укрытый плащом, под которым виднелись перевязанные раны на обеих руках, да и сама сорочка кое-где напиталась кровью.

На лицо его вообще было страшно смотреть. Напитанная кровью повязка, перетягивающая лоб и вся правая сторона лица, укрытая под коркой запекшейся крови, которая отколупывалась кусочками при движениях мимических мышц, создавали неизгладимое впечатление. Ганнибал Лектер собственной персоной, е-мое. Даже не знаю, сколько усилий ему стоило разлеплять правый глаз, раздвигая веками засохший слой сукровицы, но он, хоть и морщась, смотрел на меня обоими глазами.

Мы находились недалеко от поместья Лейс, владения семейства Бэйли, горцев, а не потомков английских рыцарей. В поместье разместили раненых; лорд Джордж, однако, отказался покинуть армию, мотивировав это тем, "что и не в таких передрягах бывали".

Место было выбрано в основном за счет большого количества каменных оград на полях и небольших рощиц, делавшим наше расположение весьма пригодным для обороны, в частности — от превосходящей кавалерии.

— Ну как, Сэнди, готов услышать новости? — проскрежетал лорд.

"Век бы их не слышать, и вас не видеть, и вообще быть дома", подумал я, но в ответ лишь пожал плечами, куда ж, мол, мне деваться.

— Есть хорошие, есть плохие.

"Ух ты, а я и не знал, что эта фраза такая старая! Сейчас еще спросит меня, с какой начать".

— Плохих новостей немного, но они есть.

"Смотри-ка, не спросил! Сюрприз, блин!"

— Макдональды приняли на себя всю тяжесть боя, убитых и раненых в полках больше двух третей от общего числа. Только Кланранальды сумели отступить в порядке, остальные здорово потрепаны. Они сейчас отошли в Богбэйн, прикрывая наш обоз. Обоз я отправил еще дальше, к Давиоту, в холмы. Там же и ставка принца — недалеко от Моя, там ему понравится. Отступить на запад после боя была твоя идея, помнишь?

— Да, — я тупо кивнул. Не похрен ему сейчас, чья там была идея?

— Камберленд будет думать, что мы отошли в Инвернесс, но на самом деле в Инверенессе сейчас только Кэмероны. У них хватит сил, чтобы отбиться — и тут я перехожу к хорошей новости.

— А вы интересный рассказчик, Ваше Превосходительство, — польстил я. Еще бы, весь продырявлен, а как держит речь!

— Хорошая новость в том, — Мюррей не обратил на мой комплимент никакого внимания. Или так мне показалось. — В том, что наше левое крыло этой ночью сумело пробиться и атаковать артиллерийский парк Камберленда. Захватить они ничего не смогли — не было возможности, по ходу продвижения они натолкнулись на ополченцев из Аргайла, Кэмпбеллов, так что неожиданность была утеряна. Но зато взорвали много орудий и сожгли запасы пороха.

— Действительно, хорошая новость.

— Действительно. Без артиллерии они не имеют преимущества в поле и не смогут угрожать Инвернессу, тем более, что в городе сейчас наша артиллерия и полк Лохила. У него все будет в порядке, в этом я уверен. Правда, у Камберленда по-прежнему огромный перевес в коннице.

— А как Макферсоны? Скоро ли будут? — вдруг вспомнил я.

— Я знаю столько же, сколько и ты, — вздохнул Мюррей. — Если они движутся короткой дорогой и если никто им не помешает, то сейчас они должны быть уже в Ан Аги Море или в Кинвехи. По самым оптимистическим раскладам — в Каррбридже. Даже в этом случае, им еще сутки пути до Моя или до Давиота. И это в лучшем случае. Но эти сутки у нас есть, Камберленд никуда не денется, сегодня он будет наводить в полках порядок, оказывать помощь раненым и хоронить убитых. Так что сутки или даже двое у нас есть.

Его рассказ вернул меня к событиям минувшей ночи. Это-то меня и мучало всю дорогу.

— Почему мы отступили? Почему не добили англичан? Надо было бросить в бой все резервы, сейчас бы уже и сам Камберленд валялся связанный перед нами!

— Опять горячишься, Сэнди. Ладно, объясню. В первую очередь против нас сыграло то, что Кэмероны и Фрэйзеры натолкнулись на Кэмпбеллов и в темноте могли перебить друг друга.

— Ну и что? Надо было атаковать по центру!

— Не кипятись. Макдональды продвинулись достаточно далеко, но ублюдок Камберленд успел поднять на ноги конницу и кланы не сумели построится в боевой порядок, чтобы встретить драгунов. Пока Макдональды отступали, английская пехота наверняка успела построится.

— Да что, не смогли бы мы разбить их? Там оставалось-то всего ничего, наверно!

— В последний раз тебе говорю, успокойся! — прохрипел Мюррей и я понял, что сейчас на самом деле лучше помолчать. — Я не мог собрать полки для решающего удара, они все разбрелись по лагерю. Да еще в такой темноте, где я и перед собой-то не видел ничего. Даже если мы побили половину английской армии, они все еще превосходят нас числом. Но теперь у них на руках множество убитых и раненых, потеряны артиллерия и, как минимум, два эскадрона драгунов. Обоз нам не удалось захватить — но это потому, что их обоз еще в Наирне или Калдере. Зато теперь мы — хозяева положения.

— Но Камберленд всегда может получить подкрепления, по суше или морем. А мы…

— А мы можем рассчитывать только на Макферсонов. Маккензи пришлись бы очень ко двору, но Кромарти не смог разбить Садерлендов у Бонарского моста. В перспективе все выглядит довольно мрачно для нас.

Надо лишить их обоза. Тогда они долго не продержатся. Но подкрепления… Значит, нужно перекрыть дороги, по которым подкрепление может попасть сюда. Так, окей. А если они прибудут морем? Этого мы не знаем, но… Но узнать можем, если перехватить посыльных Камберленда.

— Не могли бы мы узнать о планах англичан, если поймаем их гонцов? Камберленд наверняка отправил людей за подмогой…

— Сэнди, я еще ночью послал всю нашу конницу наблюдать за дорогой к югу от Наирна и у развилки в Форресе.

— Сэр, я восхищен! — сказал я совершенно искренне. Вот что значит профи! Думает на шаг вперед и заранее, к тому же.

— Тут особенно восхищаться нечем, любой бы поступил на моем месте так же. Но вот шансы на то, что нам удастся схватить английских гонцов, ничтожно малы. У нас слишком мало конных, чтобы перекрыть все дороги, а ведь есть еще пути через Каирнгормское нагорье…

Так, запишем: "Надо что-то делать с конницей. Пока англичане превосходят нас на этом фронте, нам ни черта не светит."

— Понимаю, — откликнулся я. — Надо что-то предпринять до подхода подкрепления.

— Надо. Но люди измотаны, в полках много раненых, продовольствие на исходе. Одна надежда — на Макферсонов. Если получится, попробуем разбить Камберленда до того, как к нему подойдут подкрепления. А потом — в горы, отсиживаться, набирать новых воинов, ждать помощи из Франции, — последние слова он признес уже совершенно поблекшим тоном.

— Да, сами, без поддержки с материка, мы долго не продержимся, — констатировал я очевидный факт.

— Не продержимся, — обреченно повторил за мной Мюррей.

— А что с принцем?

— Он, похоже, отравился. Ничего страшного, но как тебе это удалось?

Эта новость застала меня врасплох. Действительно, как же ему удалось травануться обычным "ершом"?

— Не думай, что я обрадован, я лояльный подданный династии Стюартов, — продолжил Мюррей. — Но это спасло жизни многим, так что ты можешь записать этот успех на свой счет.

— Ясно. Что-нибудь еще?

— Его Высочество знает о нашей ночной атаке, он настаивает на генеральном сражении, как только поправится и сможет лично возглавить войска.

Да чтоб я так жил, как этот Чарли о себе мнит! Скоро нам с ним станет тесно в одной стране.

— Поразмысли пока над нашим положением. У тебя светлая голова, глядишь, что-нибудь и надумаешь. Меня ждут дела, — Джордж, крякнув от боли, поднялся на ноги и неторопливо зашагал вверх по склону, в направлении усадьбы. Свита ординарцев, до сей поры безмолвно выжидавшая поодаль, устремилась вслед за ним.

Я оглянулся. Рядом со мной остался только Роб. Выглядел он не самым лучшим образом: не выспавшийся, бледный, как смерть, краснющие глаза.

— Как ваше самочувствие, сэр?

И он еще беспокоится обо мне?

— Спасибо, Роб, я в полном порядке. Ты, насколько я понимаю, приставлен ко мне теперь?

— Полагаю, что так, сэр.

— Не называй меня "сэр"! Пусть будет… Ну пусть будет "Сэнди". На "сэра" я не тяну.

— Как пожелаете, сэр. Будут приказы?

— Ну-у-у… — Я призадумался. — Да. Перезаряди мои пистолеты, пожалуйста. У меня нет ни пороха, ни пуль. — Ну да, не мог же я признаться, что сам их зарядить не в состоянии! Да что там зарядить, я даже не знаю разницы между кремневым замком и фитильным. Я одно большое недоразумение.

— Будет сделано, сэр Сэнди.

— Спасибо. А потом выспись. Это приказ. И я тоже попробую заснуть.

С этими словами я закутался в плед и попытался прикорнуть.

Но судьба-злодейка распорядилась иначе.

Сон не шел. Вообще никак.

Вместо этого я загрузил черепушку фантазиями на тему: что же делать? И на вытекающие из этого вопроса вариации.

Что может предпринять побитая, покалеченная, некормленная армия против противника, находящемся в аналогичном статусе?

Не так уж и много. Если учесть, что к противнику, не ровен час, прибудут подкрепления.

Ах, тяжко-то как, тяжко. И на ум ничего не приходит.

Я перевернулся с одного боку на другой. Не-а. Бесполезно. Ну ладно, тогда будем думать. Хотя чего тут думать; полководцем я не родился, как тот сапожник из анекдота и, скорее всего, не стану им. Ну если только не буду тренироваться ежедневно.

А ведь я этим сейчас и занимаюсь. Я перевернулся обратно и пошевелил пальцами в ботинках. Вот вам слабо не снимать ботинки четыре дня? И мне слабо. И ногти уже выросли такие, что скоро начнут врезаться в пальцы.

Но к черту мелочи. Что у нас есть из мирового опыта? Ганнибал? Не, не то. Эпаминонд, Саладин, Цезарь? Вообще не в тему. Александр Македо… Да-а-а. Не особо.

Хотя зачем далеко ходить, ведь есть же Суворов с Кутузовым. С Кутузовым…

И у меня созрел план. Не, созрел — это громко сказано. Но делать-то что-то надо, верно?

Я выбрался из-под пледа, стараясь не разбудить Роба. Не разбудил. Отправился искать Джорджа Мюррея. Заодно хотелось бы найти свой свитер, но больших надежд я не питал. Наверняка растащили на сувениры давным-давно.

Пройдясь по лагерю, я понял, что горцам совсем не до сувениров. Повсюду люди оказывали помощь раненым и были мне вовсе не рады. Впрочем, я это и так понимал, шучу просто.

Мюррея я нашел путем долгих и пространных расспросов — поверьте, это были далеко не самые приятные часы в моей жизни. Именно часы; пока я нашел его, я, наверно, успел надоесть всем.

Лорд Джордж обсуждал что-то с командирами полков, сидя на склоне холма, к северу от усадьбы. Заметив меня, он сразу что-то коротко бросил остальным, сделал своей свите знак: "останьтесь здесь" и подошел ко мне. Так и не смыл с себя запекшуюся кровь, стоик хренов!

В двух словах я пересказал ему все, что надумал. Он думал недолго и реакция его была соответствующей.

— Ты не спятил ли совсем, Сэнди? Оставив Инвернесс, мы отдаем дороги и порт в распоряжение врага!

Пришлось рассказать ему, зачем именно это стоит сделать.

— Да? Ну даже если я предположу, что твой план имеет право на существование, как ты собираешься заманить туда англичан?

Ну как, как. Придется повторить подвиг того неизвестного казака под Корсунем, который обрек себя на пытки, но заставил поляков поверить ложным сведениям. Вот только… Только в роли этого казака… Кого можно заставить исполнить такое? Особенно, когда армия измотана и разбегается? Ну? Ну да, да, в его роли придется выступить мне.

— Э, нет. Даже не думай об этом, — Мюррей нахмурился. — Даже не думай.

— Да а чем плох план? — возмутился я.

— Ничем. Но вот именно для этого ты мне и нужен здесь, живой и трезво мыслящий, а не замученный в лагере Камберленда.

— Если не я, то кто?

— Никто. Инициатива все равно на нашей стороне…

— Скоро ее не будет! — перебил его я. — У англичан есть подкрепления, у нас нет. Да ты и сам это знаешь! Ваше Превосходительство!

Некоторое время мы мерились взглядами: его, свирепый и мой, угрюмо-решительный. Потом я понял, что большего мне не добиться и, круто развернувшись, двинулся вниз. Мюррей железной хваткой поймал меня за руку.

В молодости — ну не в молодости, скажем, лет в пятнадцать — я ходил на вольную борьбу, поэтому мне не составило труда высвободить предплечье из его хватки. И я с трудом удержался от того, чтоб не пробить локтем в ответ.

— Нет, командир. Ты меня не удержишь. Это надо сделать. Надо. В противном случае шансов у нас остается совсем ничего.

Мюррей лишь скривился от моих слов. Его гримаса была то ли злобной, то ли… то ли он постарел на десяток лет. Потом он просто и грубовато обнял меня и сказал:

— Ты удивляешь меня раз за разом. Таких людей я не встречал нигде в Европе. Вы, русские, необыкновенные.

— Благодарю вас, сэр. Это самая высшая похвала, которую я когда-либо слышал. — Я перевел дух. — Теперь отошлите вестового к Кэмеронам и…

— Что?

— Выведите население. И не забудьте то, что я сказал вам, насчет лампадного масла.

Мюррей перекрестился, перекрестил меня и тяжело зашагал вверх. Я же начал спускаться по склону.

 

Глава 15

Внизу, на торной дороге, меня нагнал Роб на своем неказистом скакуне. Пока я глазел на него, он соскочил на землю и подбежал ко мне с ворохом одежды. И с двумя пистолетами.

— Вам лучше переодеться, сэр!

— Чего-о-о?

— Клянусь, вам лучше переодеться, чтоб вы выглядели, как шотландец.

В чем-то он был прав. Если англичане увидят мои джинсы и ботинки, они могут подумать… Да все, что угодно, они могут подумать.

Надев на себя рубаху, килт и соответствующую обувь, я подумал, что выгляжу круто и экстравагантно. Слишком экстравагантно даже.

По моей команде, Роб помог мне сложить килт таким образом, что он целиком обмотался вокруг пояса. Или вокруг бедер? Постоянно забываю, как это правильно называть. Сверху я, с большой неохотой, натянул камзол. А вот нефиг быть таким здоровяком, да. Надо сбрасывать вес. У горцев ведь ценится подвижность, а не масса.

Ну да к чему это все? А к тому, что перед смертью не надышишься. Зато напиться хотелось бы. Но не судьба, видать.

Я сунул за пояс пистолеты и зашагал по дороге. Через пару километров, глядишь, попадутся драгуны. Интересно, устою ли я перед искушением укокошить еще пару?

Обернувшись, я увидел поспешающего за мной Роба. Я так и застыл, где стоял.

— Ты куда собрался, твою мать?? — я не погнушался выразиться резко. А че, возможно, последние часы в жизни, кого стесняться.

— Я с вами, сэр.

— Разве тебе не говорили не называть меня… Что значит, "с вами"?

— Его Превосходительство лорд Джордж считает, что будет лучше, если мы придем в лагерь Камберленда вдвоем.

— Да он… Да ты рехнулся совсем, дурило?! — я вставил в свою реплику еще пару грубых выражений. Довольно американизированных, но, думаю, Роб должен был их понять. — Я, возможно, погибну уже сегодня к полуночи!

— Я знаю, сэр…

— Прекрати называть меня "сэр"! Я на смерть иду, глупец!

— Мне велели идти с вами. И я прекрасно знаю, куда и зачем вы идете. — У меня слегка отвисла челюсть. Роб продолжил: — Это мой долг. Я присягал на верность клану и принцу Чарльзу. Поэтому я иду с вами.

— Никуда ты не идешь, — и я грубо отпихнул рыжего пацана. Еще не хватало, чтоб из-за моей затеи гибли люди, к этому не имеющие никакого отношения.

Роб лишь одернул камзол и снова пристроился с тылу.

— Так, ты что не понял?

— Да какого черта, сэр?! — Роб подлетел ко мне с разъяренным выражением лица. — Я должен идти с вами!

— Ни черта ты не должен! — Я тоже начал распаляться. — Это моя идея, я и буду за нее…

— Хрена с два! — выкрикнул рыжий мне в лицо. Ну или примерно так, если переводить цензурировано. Под его напором устоять было сложно. — Почему вы, чужестранец, отказываете мне в праве отдать жизнь за родину, мне, Стюарту?!

Я примолк. У меня не нашлось, что возразить. Честно признаюсь, не нашлось. Я лишь схватил его правую руку. Пожал. И стиснул пацана в объятиях.

— Хорошо, Роб. Но ты понимаешь, что мы идем на смерть?

— Прекрасно понимаю! — фыркнул тот. И по его щеке скатилась слеза. Блин, я видел это! Пацан, лет восемнадцати, добровольно пошел на смерть, не мешкая ни секунды. А ведь я в его глазах, наверно, представлялся охрененным представительным взрослым, опытным, знающим, что делать…

Я отвернулся, чтоб не смущать его. И чтоб он не видел того, как я сам едва не всхлипнул.

С того момента мы шагали молча. Пару раз нас окликали клансмены, несущие дозор, но Роб отвечал им по-гэльски и они снова исчезали в подлеске.

Как я и ожидал, нас остановили конные патрули англичан. В ответ на их окрики, я ме-е-едленно вытащил пистолеты из-за ремня, бросил их на землю и высоко поднял руки. Ну чисто немец под Сталинградом.

Первым делом я схлопотал сапогом прямо по морде. Ну и ладно, и не такое, чай, видали. Потом, когда драгун столкнул меня лошадью на землю, я услышал голос сверху:

— Кто такой?

— Меня зовут Эскильд, я датчанин! — тут надо помнить что "датчанин" по-английски никакой не "danish", а очень даже "Dane". Я это помнил. — Наемник! Мы хотим перейти на сторону короля! У нас есть что рассказать вашему генералу!

Какой-то подбежавший драгун стянул нам веревками руки за спиной — по крайней мере, мне. Что случилось с Робом, я не видел — и нас пинками погнали дальше по дороге.

Знал бы я, что это были цветочки. Когда драгуны сдали нас пешей страже, я испытал всю прелесть жизни перебежчика. Пока нас вели через лагерь, град угроз и проклятий не прекращался, иногда летели какие-то предметы, в сумерках я не разглядел, что именно. Один солдат попытался ударить меня прикладом в висок, но то ли я оказался проворнее, то ли он хреново целился, однако приклад задел лишь мой затылок по касательной. Но это, черт дери, тоже было больно!

Солдата быстро оттерли в сторону.

С одной стороны я мог его понять — весь лагерь был переполнен стенающими ранеными. Бросая косые взгляды в сторону, я отметил то, что многие раненые недосчитывались руки или ноги — работа шотландских палашей и топоров. В основном, конечно, палашей. В умелых руках это жуткая штука.

Мы предстали перед каким-то английским офицером, возможно даже генералом, судя по его навороченным бантам и эполетам.

— Ну и что у нас тут? — лениво поинтересовался он.

"Вот гнида, еще выкобенивается, а ведь вчера мог получить по шее секирой", подумал я и ответил:

— Сэр, мы служили якобинцам за деньги, но их армия разбита, а мы не хотим умирать. Взамен за наши жизни мы можем предложить вам сведения!

— Прыткий какой нашелся. — Офицер презрительно отвернулся. — Отведите их к генералу.

— Сэр, но мы можем рассказать много ценного! — только успел крикнуть я и нас потащили дальше.

— Я генерал Генри Хоули, — представился очередной говнюк в красной форме, когда нас затащили к нему в палатку. — Зачем вы здесь?

— Повстанцы разбиты и разбегаются. У них нет ни еды, ни жалования. Я — наемный солдат из Дании, но мне здесь делать нечего. Я понимаю, что сражался против вас, сэр, но я следовал своему контракту. Теперь же мне не платят и я не связан с повстанцами ничем.

— Почему же на тебе шотландская одежда?

— Мое собственное одеяние полностью износилось этой зимой, сэр. — Зря я напомнил ему про зиму. Тогда Мюррей здорово ввалил этому напыщенному козлу под Фалкирком.

— Понимаю… — Хоули поскреб щеку в задумчивости. — А что здесь делает этот рыжий ублюдок?

— Сэр, мое имя — Роб Макналли. Поскольку мои родители — приверженцы Стюартов, я прислуживал свите принца, но он теперь в бегах и я с радостью присягну…

— Ясно, этот нам не нужен, — меланхолично произнес Хоули, взял со стола заряженный пистолет и выстрелил.

Я чуть не подскочил от неожиданности. Роб упал, охнув. Пуля пробила ему грудь. Последний взгляд его говорил: "Я все сделал правильно?"

Я прикрыл веки — мой взгляд, наверно, был совершенно ошалевший в этот момент — и едва ощутимо склонил голову в ответ, хотя внутри меня просто клокотало бешенство. Если б не связанные руки, я бы перебил уроду в красном мундире кадык в считанные доли секунды. Даже со связанными руками мог бы — ногой, хоть это и сложнее, но меня сковал шок. Да и нельзя было, по легенде… Если б я был помоложе, я бы потерял сознание, как бывает у дантиста. Если б я был женщиной, я бы, скорее всего, взвыл так страшно, что окружающие поседели бы вмиг, как и я сам. Если бы…

Вы даже вообразить себе не можете, чего мне стоило мое хладнокровие в тот момент!!!

Представьте, если б у вас на глазах убивали вашу… Нет, не пытайтесь. Ну его к лешему. Лучше никогда не пытайтесь представить такое.

Хоули подошел ко мне. Наверно, заметил выступивший холодный пот, гнида.

— Ну и что же ты мне расскажешь, дорогой мой датчанин?

— Я расскажу вам все, что знаю, сэр.

— А именно? — Ублюдок скорчил ухмылку, словно издеваясь.

— Именно имею вам сообщить, сэр, что повстанцы разбегаются. Совсем недавно, рано утром сегодня, они оставили Инвернесс. Обоз и артиллерия все еще там, вы можете их захватить, если поторопитесь. Основные силы отходят в Дохгаррох и Друмкардин. Многие кланы теряют людей, которые расходятся по домам.

Больше всего в жизни я хотел бы вгрызться зубами в горло этому гаду, но я не мог. Иначе я похерю весь наш план.

— Говоришь, оставили Инвернесс?

— Так точно, сэр! — Клюнул, сука!

— А вот почему-то я тебе не верю! — Вот сука какая!

— Так это вы можете проверить сэр, повстанцев в городе нет, я вам клянусь!

— Все равно я тебе не верю. — Ну да, странно было бы ожидать от "палача" Хоули чего-то иного.

— Сэр, доложите Его Высочеству Уильяму, герцогу Камберленду — победа за ним! Повстанцы разбредаются…

— Молчать! Сейчас проверим твои сведения, — гаденыш в красном мундире ухмыльнулся. — Эй, там! Приготовьте…

Что именно он велел приготовить, я не разобрал, меня выволокли из шатра.

Держали меня два английских солдата, может быть и драгуны, не могу сказать — они были без мундиров, в рубашках. Длинные, но не особо дюжие, с каждым из них я мог бы справиться по отдельности. Однако что толку с того, когда вокруг целый лагерь этих гадов…

Хоули вышел из палатки и зашагал куда-то. Меня потащили следом. По крайней мере, на пути больше не попадались солдаты, желавшие приложить мне прикладом.

Зато попался какой-то важно смотрящийся английский офицер с довольно густыми черными бровями и одутловатым лицом. Он отдал честь Хоули и поинтересовался.

— Кого это вы нашли, сэр? — видимо, он не уступал Хоули по званию.

— Один шпион, — бросил Хоули, словно плевок. — Кричит, что он датчанин…

— Я и есть датчанин, почему вы мне не верите! — выкрикнул я и тут же получил кулаком по ребрам.

— На шотландца он не похож, у него действительно скандинавский акцент или я ничего не понимаю в этом, — сказал офицер. Черт, уж кому-кому, а ему-то точно следовало запихнуть свое мнение поглубже туда, куда не проникают солнечные лучи. Признаюсь вам, англичан оказалось понимать еще сложнее, чем горцев. Те хоть и вставляли массу незнакомых слов, зато англичане все обычные слова выговаривали так, словно нарочно старались сбить меня с толку. Как друг друга-то понимают только? Но если ему послышался скандинавский акцент, то это только радует.

— Это неважно, — отмахнулся Хоули. — Я ему не верю, мне доложили, что он явился с юга. А сам говорит, что повстанцы ушли на запад.

— Именно так и есть! Мне пришлось сделать круг, чтобы избежать их патрулей. Не в море же мне было бросаться! — успел вставить я и снова схлопотал по ребрам.

— По-моему, сэр, он и вправду не из этих мест. Как минимум, немец, — офицер уже мало-помалу становился мне родным. Хотя за "немца" я мог бы и обидеться, в иной ситуации.

— А вот это мы сейчас и выясним, — Хоули махнул рукой, показывая, что разговор окончен и пошлепал дальше.

Остановились мы возле костра. Рядом лежали еще несколько неотесанных лесин. Оглядевшись, я приметил мотки веревки, железные прутья, англичанина в фартуке с довольной красной круглой небритой харей, выдававшей в нем закоренелого садиста. И тут-то мне совсем не понравилось.

Никакие увещевания не помогли, Хоули только усмехнулся и что-то приказал английскому садюге.

Я рванулся, стараясь изобразить панику на лице как можно более правдоподобно. Солдаты, державшие меня, напряглись. Чуть наклонившись вправо, поддаваясь, таким образом, усилиям одного из них, я дернул руку обратно и высвободился. Свободной рукой, ни секунды не медля, я залепил в челюсть тому, кто держал меня за левое предплечье, так, что его башоночка подпрыгнула, словно на резиновом креплении, как у куклы. Вторым ударом я въехал тому же солдату под дых.

Как только левая рука освободилась, я бросился на Хоули, попросту отпихнув второго конвоира плечом. Хоули оказался быстр, слишком быстр для такой подлой мрази. Он успел вытащить саблю и замахнуться.

Приблизившись почти вплотную, я перехватил его руку на замахе — кадр из "Храброго сердца", знаю, знаю — и провел такой смачный апперкот, что до сих пор горжусь. Сукин сын, однако, оказался крепким и не упал, но все же выронил саблю. Я в прыжке врезал ему ногой, целясь под нижнюю челюсть. И попал точно туда, куда хотел. Хотя надо было ломать кадык…

Это я и успел подумать в последний момент, глядя на рухнувшее тело. Последний момент перед тем, как мне в затылок прилетел страшной силы удар и я впечатался лицом прямо в измешанную солдатскими сапогами грязь.

Очнулся я, только когда меня привязали к бревнам — руку и ногу к одному, вторую руку и ногу к другому.

Хоули — у него на бритой челюсти красовался шикарный бланш — приблизил лицо к моему и издевательски сказал:

— Очухался, красавец. Ну может расскажешь нам теперь, кто ты такой и как здесь очутился?

— Да сдался я вам, вот как!

— Находчивый какой, а! — И неожиданно заорал: — Говори, мерзавец, кто ты и зачем ты к нам явился!

Я опешил от его напора. Я бы даже отпрянул бы, если б не лежал на земле.

— Я датчанин, сэр! — единственным моим шансом было перекричать его. То есть, я так думал, в тот момент. И пошел на откровенный блеф. — Вы не имеете права меня пытать! Я ударил вас только потому, что вы убили моего ординарца! Моя страна не участвует в боевых действиях, а я сдался вам в плен. Что еще вам нужно?

— Мне нужно узнать, кто ты такой. Потому что я тебе не верю! — проницательный, мразь. — Ты, гад, червяк, ничтожество! Не хочешь говорить? Ладно, мы сейчас узнаем все, что надо.

Подошедший англичанин содрал с меня остатки сорочки и килт. Трусы они оставили, так как сами не видели ничего подобного. Бедные упадочные англосаксы. Никогда не видали обычных трусов!

Хоули в последний раз предложил мне покаяться и рассказать все, что я знаю.

Я рассказал только то, что рассказывал раньше: повстанцы ушли в горы, бросив обоз и артиллерию в Инвернессе.

Чертова жопа, я не знал, что будет так больно!!!

Взвыв, я попытался пнуть гада, приложившего к моей ноге раскаленное железо. Забыл, что я крепко зафиксирован!

— Дергается, мерзавец! — захохотал рядом Хоули. — Ну-ка, парни, угостите его еще! Пусть рассказывает!

— Я вам уже все рассказал!!! — заорал я. Без толку.

— Будь мы в Карлайле, я бы тебе внутренности вырвал, но ты был бы жив!

Я поблагодарил судьбу за то, что мы не в Карлайле. Здесь у гада не было возможности опробовать на мне весь арсенал пыточных орудий.

Не буду описывать вам все подробности. Какой смысл? Достаточно лишь сказать, что этот урод истязал меня не менее часа. Но с каждым новым прикладыванием железа, я находил в себе силы, чтобы понять: это всего лишь игра! Игра на слабо!

И меня пробил азарт. Такое бывает, когда играешь в футбол. Надо выиграть, любой ценой, надо, надо!

Всякий раз, когда меня прижигали, я выкрикивал то, что задумал. И каждый раз это была моя маленькая победа. Даже когда меня начали рвать щипцами. Азарт! Я побеждаю! Я!!!

Раза два я отключался — от болевого шока, не иначе, и на лицо мне обрушивалась порядочная порция холодной воды. Для Хоули, очевидно, стало делом принципа — затерзать меня насмерть. Когда меня привели в сознание третий раз, вокруг было уже темно и я видел своих мучителей в отблесках лагерных костров.

Потом этот дьявол в красном мундире додумался до еще более хитрой пытки. Солдаты откуда-то притащили огромный щит, сколоченный из досок. Положив конструкцию на меня, они начали добавлять вес сверху. Краем глаза — а глаза у меня уже выползали на лоб от мучений — я заметил, как несколько человек подтащили мешок. С чем — непонятно, но явно что-то тяжелое. Оно и обрушилось на щит сверху. За ним воспоследовали еще несколько. Я почувствовал, как хрустят мои ребра. Я почти не мог дышать. Втягивал воздух малыми дозами. Сверху на щит обрушились еще несколько грузов. Мне хана. Дурацкая смерть — быть раздавленным под досками.

— Говори, кто ты на самом деле, ничтожество!

— Я… Я вам… Сказал все, что знал… — просипел я. Зря. Лучше бы я попытался вдохнуть вместо того.

Я втянул воздух, насколько мне позволяло мое положение. И что-то коснулось моей правой руки, что-то, похожее на маленькую влажную ладошку. Голову повернуть я не мог, но зато откуда-то изнутри черепа послышался голос:

"Лежи, не дергайся. С тобой все будет в порядке".

И я улетел в небытие.

 

Глава 16

В небытии оказалось на редкость приятно. И даже прохладно.

И рядом звучал голос. Тот самый, что и в роще, недалеко от Каллодена.

— Молодец! Я в тебе не ошибся, ха-ха-ха-ха!

— Да что за чертовщина, — подумал я.

— Чертовщина здесь никаким боком, дружок мой, — снова раздалось ехидное хихиканье. — Ты действительно человек! Не какой-нибудь ушлепок-прохиндей. Я рад, что ты меня не разочаровал!

Я хотел что-то ответить, но не успел.

— Ты сейчас будешь наблюдать за плодами своих дел.

— Моих дел?

— Да, твоих дел.

— То есть, мне удалось..?

Голос помолчал. И ответил:

— Смотри же теперь.

И я смотрел. Я видел, как англичане, обменявшись выстрелами с патрулями горцев, ворвались в Инвернесс. Видел сверху, с высоты птичьего полета, словно играл в стратегическую игру.

Как в городе вспыхнули перестрелки. Как английские драгуны гнали и рубили убегающих горцев на окраинах города. Как взорвались здания вдоль дороги, а за ними заполыхали и остальные. Как метались внутри города англичане, захваченные в плен огненным адом. Как…

Страшная боль вернула меня в сознание. Я осмотрелся — оказывается, я лежал на земле, на каком-то клочке материи. Рядом со мной был Дональд Кэмерон из Лохила. Собственной персоной. Я перепугался бы не на шутку, глядя на его осунувшееся лицо со свирепыми глазами, но он вдруг улыбнулся мне. Улыбнулся такой улыбкой, какой не увидишь на лице, подобном его лицу.

И я тут же расслабился. Будто терзавшая меня несколько лет болезнь отступила. Будто сошел последний снег и лед с моей души и наступила долгожданная весна. Я не знаю… Я не могу это описать!

С другой стороны ко мне подошла женщина, не красавица, но по-своему невероятно привлекательная своей… своей… Да не знаю, как это выразить!

Она была скуласта и широка в кости, с крупными чертами лица, красавицей я бы не назвал ее ни за что. Будь я в Дании, в своем времени. Здесь она была красавица. Не являясь ею. Как вам объяснить… Поверх одежды, на ней был грубый плед с узором Маккинтошей — который я уже научился различать — и выглядела она старше меня на полтора десятка лет…или нет, не старше, а взрослее. И всего лишь принесла мне воды. Но какая-то внутренняя сила сквозила через ее облик, а может… может, общая гармоничность придала ей то очарование, которое увидел я… Не могу сказать.

Опорожнив плошку с водой, я откинулся назад.

И вспомнил лицо Роба. Близкого мне человека. Пожалуй, третьего, после Колла и лорда Джорджа.

И я заревел. Мне не стыдно в этом признаться — я плакал. Негромко, но горько, как никогда.

Ведь именно мой план привел его к гибели. Мой. Я отговаривал его, дурака… Почему же я жив, а этот парень..? Почему? Почему???

Кэмерон подошел ко мне и обнял. Мягко, элегантно, стараясь не задеть раны. Но обнял крепко. И я рыдал, уткнувшись ему в плечо. Мне было стыдно, поверьте. Но ничего с собой я поделать не мог.

Я не мог и помыслить, что такой вояка, как Дональд Кэмерон из Лохила способен на проявление чувств, хотя… Хотя, наверно, его не попусту прозвали "Gentle Lochiel", то есть "добросердечный". Зная свою силу, этот человек знал цену и милосердию.

С этой мыслью, я заревел еще сильнее, уткнувшись в его рукав. Мне снова вспомнился Роб, его предсмертный взгляд, брошенный на меня с земли.

Дональд погладил меня по волосам, пробормотал что-то типа: "Все уже закончено. Успокойся, друг. Все уже закончено". И я успокоился. Точнее, успокоился бы, если бы не жуткая боль во всем теле.

Меня лечили в поместье рядом с фортом Джордж. С тем самым, который повстанцы взорвали в прошлом году, дабы не оставлять укрепления англичанам и поддерживающим их кланам.

Анна Маккинтош — "полковник Анна", была той вышеупомянутой женщиной, которая принесла мне воду, когда я только очухался после пыток.

Оказалось, что Кэмероны и Маккинтоши пожертвовали несколькими застрельщиками, чтобы заманить англичан в Инвернесс. По моему плану. По моему!

Но я жив, а те горцы, изображавшие отступление, погибли…

Да. Вот такие дела. Но потом Кэмероны ушли из города вдоль моря, буквально под боком у противника — как я и советовал. Англичане не ожидали этого. В итоге, шотландцы отбили у англичан обоз — который на момент захвата Инвернесса все еще находился в Смиттоне — с продовольствием и немногочисленными пленными. Где, между делом, валялась и моя бренная земная оболочка.

В данный момент шотландцы преграждали путь подкреплениям, которые должны были подойти к Камберленду. К тому же, немало английских солдат погибло или получило ожоги в зажженном по моей инициативе Инвернессе. Теперь они были заперты в полу-сгоревшем городе, без продовольствия, без пушек. Почти, как французы в Москве.

Мои раны пришлось перевязать по новой — горцы, при всем к ним уважении, ни черта не разбирались в медицине. Поэтому руководить ими на сей раз пришлось мне.

Под моим руководством, дело пошло лучше. Когда мои раны промывали, я орал, как резаный. Но зато я позволял промывать их только в том случае, когда рядом не было женщин — еще не хватало опозориться перед Анной своими воплями! Дональд Кэмерон строго следил за соблюдением этого правила, за что я ему был безмерно благодарен. Через сутки, правда, он покинул нас, сославшись на неотложные дела и ситуацию "на фронтах". Ну это я уже додумываю, понимаете, да?

Самым сложным для меня стал процесс дефе… Ну, оправление нужды. Той, которая… Ну ясно, да? И ведь как хорошо, что английские ироды не догадались меня растянуть или там, сломать что-нибудь. То есть, будь мы в Карлайле, они бы непременно переломали мне все, что можно. Но в полевых условиях — не получилось. Повезло, чего уж там. Как утопленнику почти.

Но ходить поср… А-а-а, да что ж такое-то, никак не научусь излагать красиво. Короче, ходить по-большому стало для меня пыткой в те дни. Изрезанный, истерзанный и изодранный, весь в бинтах и с костылями — удовольствие еще то. Слава богу, шотландцы относились к этому с пониманием и давали мне уединиться для "важного дела".

Утешением стали новости, которые сообщала мне Анна, в отсутствие Дональда Кэмерона.

Джордж Мюррей, подкрепленный полком Макферсонов, разбил англичан и немецких наемников у Фохаберса, как раз там, где отступил в свое время Драммонд.

Преследуя, он захватил их обоз, плюс, в землях Гордонов, не тронутых войной, удалось собрать продовольствие и накормить армию.

Принц с отрядом Кэмеронов, Маккинтошей и Макдональдов обложил Камберленда в полусгоревшем Инвернессе. Похоже, в предчувствии близкого триумфа, он полностью простил Мюррея, действовавшего по собственной инициативе. О'Салливан тоже успокоился и, выйдя из-под стражи, больше не пытался разогреть вражду между штабом принца и вождями горцев. Но я не сомневался, что он еще попортит нам немало крови.

Вдохновленные успехом, несколько кланов послали нам помощь. По большей части, это были воины с Гебридских островов: Маклины, Маккинноны, Маклеоды — да, те самые, которых у нас упорно кличут "Маклаудами". Оно действительно так произносится. Но клана Маклауд нет и никогда не было. Есть клан Маклеод.

Клан Маклеод, как и Маккинтоши, не выступил в поддержку Стюартов, а напротив, во главе с вождем сотрудничал с английским правительством. Но многие отдельные семейства поддержали якобинцев, возглавляемые Малькольмом с Раасэя и другие добровольцы с Гебридских островов — вотчины Маклеодов, присоединялись к армии, в частности к полкам Макдональдов, бывшим кровным врагам, а ныне — соседям и единственным союзникам.

Ну и местные Гранты и Фрэйзеры, а также более мелкие кланы, как Роуз и Броди, ранее поддерживавшие правительство, видя ситуацию, небольшими партиями вливались в победоносную армию.

Часть войск была отправлена на север, подавлять Садерлендов и Маккаев. Впрочем, бытовало мнение, что они перейдут на нашу сторону, видя безусловное превосходство. Равно как и мнение, что удайся Камберленду каким-то образом одержать верх, симпатии вновь развернутся на сто восемьдесят градусов и наше положение станет хуже, чем когда-либо было.

Но стоять на месте и выжидать мы не имели права, уж больно дорого обошлось якобинцам их бездействие после побед при Шеррифморе и при Фалкирке. Кто бездействует, тот проигрывает — непреложный закон войны. И Кэмерон, и другие вожди понимали это слишком хорошо.

Части армии во главе с Чарльзом пришлось, конечно же, стоять без дела, держа в осаде англичан в Инвернессе, но тут уж никуда не деться. Выпускать Камберленда никак нельзя, а штурмовать в лоб полу-сожженный город, да еще и меньшими силами — абсурдность такового плана осознавал своим ущербным умом даже принц. И как бы ему не хотелось навязать генеральное сражение, пришлось терпеть возвращения отряда Мюррея и других подкреплений. Ничего, потерпит, немощь бледная, не развалится.

Валяясь на постели круглые сутки, я потерял счет дням. У вас такое случалось, нет? Когда думаешь, что уже пятница, а еще четверг. И когда приходит пятница, хочется, чтобы снова был четверг! Да не, это я шучу. Кто ж не хочет пятницу?! Пятницу в том, бывшем мире — о да, все ждут пятницу, аки мессию. Здесь это пустой звук. К сожалению. Или к счастью?

Прикинув известные части тела — одну к другой, я пришел к выводу, что лежу не менее трех дней и не более пяти. Уже что-то. Надеюсь, пролежни еще не появились? Да, забыл сказать — я мог почивать лишь на спине. Это место изверги Хоули не тронули. Собственно потому, что спина в тот момент была прижата к земле, а то они добрались бы, твари…

Хотя чего там, заживет, как на собаке. Я ж спортсмен! Точнее, был. Теперь я без пяти минут инвалид. Как еще только воспаление легких не схватил, лежа на земле, без сознания, в обозе.

Но говорят, что у людей, ведущих активный образ жизни, травмы проходят… Нет, не так. Лучше вот так: организм восстанавливается после повреждений в разы быстрее, чем у тех, кто сидит на жопе большую часть дня. Так что мы еще попи'гуем, как говорится! А если честно, по футболу я здорово соскучился. Знаете, такое бывает. Когда играешь чуть не каждый второй день, уже думать не можешь об этом. Но стоит пару-тройку дней пролежать пластом, как уже начинает распирать от порожней энергии. Мда. Надо будет научить местных — только из чего мяч сделать, вот вопрос? Резины-то у них нету. Ничего, что-нибудь придумаю.

Пока я так валялся, мне было чем занять голову. Зная, что в заливе стоит целая флотилия, готовая поддержать осажденных в Инвернессе англичан, я разработал единственное средство противодействия. Догадались? Ну правильно, брандеры. Из подручных средств имелись только рыбачьи челны, но при правильном использовании можно было бы спалить несколько английских кораблей, случись им подойти близко к берегу.

На нас работал тот факт, что английские моряки не знали о том, что происходит на берегу и не догадались оказать помощь вовремя. Хотя даже учитывая, что у них существовал контакт в виде какой-нибудь там голубиной почты, флотилия не смогла бы забрать всю армию. Максимум — подвозить провиант и поддерживать орудийным огнем. Но даже и этого не произошло. Пока что.

Все новости я узнавал от приставленного ко мне ординарца по имени Аллан Нивен. Я не мог забыть Роба, да и вообще, привыкать к новым лицам было тяжеловато — но этот Аллан чем-то насторожил меня. Он был… как бы это сказать… не совсем горским типом, если я доступно выражаюсь. И немолод к тому же. Что-то в нем высаживало меня на измену. Новости он сообщал мне регулярно, но никакого расположения к нему я не испытывал, признаюсь.

Пока не появился лорд Джордж собственной персоной. И поверьте, я так не обрадовался бы родной матери. Хотя… Неважно, пусть это будет образное сравнение.

Я подскочил с постели, превозмогая боль, ликуя от такой встречи, однако Джордж взял меня за плечи и мягко, но неумолимо уложил обратно.

— Ты герой, Александр. Хоть и сумасшедший, но герой, надо отдать тебе должное.

— Буду откровенен, Ваше Превосходительство, но я себя таковым не чувствую, — сказал я без ложной скромности.

— Это оттого, что ты не был со мной и не слышал, что говорят о тебе в полках. — Мюррей почесал подбородок. — Да ты и не понял бы, ты же не знаешь гэльского. Люди уважают тебя так, как не уважают ни меня, ни принца Чарльза. Знаю, что это звучит странно, но это так. Однако я пришел сюда потому, что у меня есть новости для тебя.

— Да?

— Новости, которые ты будешь рад услышать…

— Пожалуйста, сэр, поподробнее, если можно, — тихо попросил я.

— Можно. Я разбил англичан и гессенских наемников у Фохаберса.

— А как это произошло?

— Уважаю твою просьбу, расскажу. Они двигались скорым маршем через Хантли, проселочными дорогами. Мы ожидали, что Фредерик* пойдет проторенной дорогой через Питерхед и далее вдоль побережья. Но он выбрал короткую дорогу.

— Ага…

— Так вот, мы успели в самый последний момент. Их разъезды были уже на левом берегу Спей и засекли нас у Фохаберса. Паводок на реке Спей еще не сошел, но конница может пересекать ее без затруднений. Мне пришлось развернуть войска на юг, к переправе у Ортона. Они поняли, что я жду их там и пошли к переправе у Фохаберса, надеясь отрезать нас от главной дороги, переправившись. Я на это и рассчитывал. Как только их разведка ушла обратно, на правый берег, я вернулся к Фохаберсу.

— И?

— И дал им переправиться, оставив лишь небольшой заслон из атольцев. Как только они перешли реку и начали отгонять наших людей, я подтянул все полки и атаковал их со всех сторон.

— Прямо как Уоллес у Стирлингского моста! — не сдержался я.

— Да, именно. А ты молодец, знаешь историю!

Я пожал плечами. Не совсем, мол, валенок какой, знаю конечно. И добавил:

— Вы сами могли бы переправиться у Ортона и зайти им в тыл. Тогда они оказались бы в ловушке на переправе.

— Правильно мыслишь. На самом деле, я до такого не додумался, — Мюррей слегка кивнул, как-бы в знак уважения. — Но мне нужно было захватить их обоз. Что мне и удалось. Должен тебе сказать, эти немцы — отличные вояки, упорные. Но мы не дали им построиться, атаковали врукопашную с трех сторон и они бежали, бросив провиант и запасы пороха.

— Так это же здорово!

— Несомненно. Я оставил Уильяма Драммонда, лорда Страталлана преследовать остатки разбитой армии, а сам с армией и обозом вернулся сюда. Камберленд сейчас для нас — главная цель.

— Это точно, сэр. Он все еще в Инвернессе?

— Да, но он уже предпринял несколько попыток вырваться, однако, Кэмероны здорово потрепали его конницу, а с пехотой боя не принимали, отступая в холмы, где преимущество целиком за нами и они не решались преследовать. Но с ним надо заканчивать. Время работает на него.

— Конечно, работает! Но это странно, Ваше Превосходительство. С его войском он мог бы прорваться вдоль моря, где его поддержит эскадра…

— Именно этот вопрос меня волнует. Но не волнуйся, мы сейчас держим его в ловушке, не наоборот. Даже при том, что им удалось захватить часть запасов овсяной муки, которую мы не успели вывезти… — Он положил руку мне на предплечье. — Не переживай. Тебе сейчас надо побольше есть, подольше спать и почаще молиться Господу. Кто, как не он, позволил нам в темноте вытащить тебя из лагеря англичан? Подумай об этом, пусть ты и русский, но вы же верите в бога? А я буду регулярно посылать к тебе человека с новостями. Если Анна Маккинтош сама не соизволит этим заняться, сейчас ставка вождей клана как раз тут, рядом.

Ох, чуть не забыл! — всплеснул руками Мюррей, поднявшись с краешка кровати, на котором сидел. — Мы не сохранили твою одежду, больно много суеты было. Но я нашел кое-что из твоих вещей; думаю, ты будешь рад получить их обратно. Хотя ума не приложу, как вы такое изготавливаете.

С этими словами он протянул мне мой швейцарский нож и зажигалку. На мгновение я даже утратил дар речи. Вот это да!

— Благослови вас Господь, сэр! Эти вещи и вправду дороги мне, как память! — ну а что еще тут скажешь?

— Не за что, Александр, не за что. Поправляйся.

Он надвинул на голову околыш берета с бантом, слегка поморщившись, когда задел шрам на лбу, отвесил мне легкий поклон и, пригнувшись под низкой притолокой, вышел из комнаты. А я остался думать.

Как так может быть, что Камберленд, при всем его опыте, его превосходстве в артиллерии, коннице, в количестве, наконец — и не пытается уйти из спаленного города? This doesn't sit well with me. Not well at all — вот так, уже начал мыслить на английском, хорошо, хорошо.

Ждет подкреплений? Но почему тогда он не прорывается навстречу? Или он все-таки…?

Я со страшными криками содрал повязки с наиболее неглубоких ран. Когда сбежались прислуживающие по усадьбе, я приказал им перебинтовать меня, но так, чтоб я мог ходить. И послал одного из них, самого неприметного — поскольку вышеупомянутому Аллану я не доверял — за Анной Маккинтош.

* Принц Фредерик Гессен-Кассельский — немецкий граф, связанный браком с Ганноверской династией и поддерживавший короля Джорджа Второго.

 

Глава 17

Анну я, разумеется, не нашел, но на повышенных тонах мне удалось заставить шотландцев доставить мне лошадь и проводника.

Подпрыгивая в седле, словно волк на молоте, забивающем сваи в известном мультфильме, и корчась от боли в изодранных ногах и руках, я с сопровождающим понесся в ставку Мюррея. Надо сказать, что тут царил вполне уже привычный хаос. Никто не знал ничего. Я бы так и проболтался, аки гамно в иордани — как выразились бы белорусы, но мне посчастливилось наткнуться на офицера из полка Маккинтошей и через минуту мы уже знали, куда направляться.

Джордж Мюррей временно обустроил свою ставку недалеко от Каллодена — вот прикол-то, а! Местечко носило странное название — Калвиниак. Впрочем, мне было абсолютно пофиг.

Я застал всю честную компанию — хотя мне стоило немалых трудов прорваться сквозь патрули, ибо горцы охраняли своих командиров более, чем ревностно — у костра, на проплешине меж двух фермерских домиков, стоявших под прямым углом друг к другу.

Как я определил на взгляд, Мюррей находился там, его фигура опознавалась безошибочно даже с большого расстояния. Вглядевшись, я опознал и Кэмерона, и Анну. Остальные были мне незнакомы. Принца, разумеется, рядом не было, все уже понимали, что без него — лучше, по-любому.

Кэмерон и был первым, кто помог мне сползти с седла, на шаг опередив лорда Джорджа.

— Сэнди, ты с ума сошел! — Мюррей закричал так, как будто я был его родным сыном.

— Вовсе нет, — пробормотал я, с трудом разгибаясь. Да, над верховым мастерством мне еще работать и работать. — Ну-ка, извольте ответить мне на пару вопросов.

— Нет, ты определенно ненормальный! — они помогли мне подойти к костру.

— Мне интересно вот что. Англичане пытались вырваться из Инвернесса, верно?

— Да, но мы их отбили, — ответил Кэмерон и другие клановые вожди энергичными кивками подтвердили его слова.

— Хорошо, а когда это произошло?

— Один день у них ушел на реорганизацию, а затем они пробовали нас на прочность, — ответил Ранальд, командир Макдональдов. — Двадцать первого числа и двадцать второго они делали вылазки, а затем прекратили.

— Так, очень хорошо. — Я взял паузу, собираясь с мыслями. — Лорд Джордж, а когда вы встретили немецких наемников у Фохаберса?

— Двадцать первого мы были близко к левому берегу. А сражение состоялось на следующий день, — ответил Мюррей.

— Окей, — никак не могу отделаться от этого слова-паразита. — В таком случае, джентльмены, мы явно имеем осведомителя в наших рядах.

Шотландцы примолкли. Лишь Александр Дунмаглас, поскребши затылок, спросил:

— Это почему?

— Ну как же! Когда Камберленд занял Инвернесс?

— Утром девятнадцатого, — ответил кто-то за него.

— Верно. И вечером того же дня немцы выступили, в рассчете пробить нашу блокаду, так?

— Так, — коротко кивнул Дунмаглас.

— Прекрасно. А как же они узнали о его бедственном положении? Ведь даже после нашей ночной атаки он все еще являлся хозяином положения. Ну? Разве нет?

— Да, все правильно, — одновременно подтвердили собравшиеся.

— А как тогда немцы, находящиеся в Абердине, могли узнать о том, что ему требуется помощь? Причем меньше, чем за один день! Я скажу вам как: через нас. И еще: существует и обратная связь, потому что иначе Камберленд не пытался бы прорваться навстречу разблокирующей армии. Но он узнал — опять же, через кого-то из нас — что немцы разбиты и прекратил попытки.

— Черт, а парень прав, — сказал Дунмаглас.

— Но мы никогда не сомневались, что в наших рядах есть шпионы, — добавил Кэмерон. — Беда лишь в том, что мы не можем их разоблачить.

— Именно. Но вам надо их найти, в противном случае англичане будут всегда опережать вас на шаг или больше, — сказал я с умным видом.

— Вообще-то, это очень странно, — проговорил Мюррей, до этого молчавший. — Я сам слежу за патрулями и не видел никаких отклонений…

— То, что вы не видели перебежчиков, сэр, не означает, что их нет. — О как я загнул, а!

— Возможно, дело не в этом, — вставил слово Йуэн Макферсон. — Инвернесс открыт, мы отправили часть войск против Монро и Садерлендов. Англичане могут доставлять сообщения и по воде.

— Помилуйте, милорд! Никакое судно не может дойти от Инвернесса до Абердина за день. Нет-нет-нет, — я энергично замахал головой. — Это проводится по суше, причем у нас под носом.

— Ну, на самом деле, мы понимаем, что у нас есть шпионы, я повторяю слова сэра Дональда Кэмерона, — произнес Мюррей.

— Да, но надо их найти, иначе плохи будут наши дела, — перебил я.

— И как нам это сделать? — после недолгой паузы сказал бесхитростный Дунмаглас.

— Тут все очень просто. Надо ловить на живца, — а что еще я мог предложить?

— Кажется, понимаю, — пробормотал Кэмерон.

— Well, here's the deal, — сказал я, проигнорировав Кэмерона. — Мы снимаемся со стоянки, распускаем слух, что армия уходит в Баденох и дальше, в Лохабер, для пополнения. Тем временем, надо удвоить патрули вокруг инвернесса. В патрули брать только самых-самых! Самых преданных горцев, чтобы ни одна гадина не проскочила мимо. Проверять ВСЕХ!

— Мы сделаем! — в один голос откликнулись Анна и Йуэн Макферсон.

— Спокойно! — прервал их я. — Наверняка, сообщение происходит ночью. Поэтому, разработайте систему паролей. Надо объяснить, что это?

— Нет, — снова в один голос ответили они.

— Однако, надо пропустить всех, кто двигается в Инвернесс и ловить всех, кто выходит оттуда. Это критически важно для нас сейчас.

— Будет сделано.

— Здорово, что вы понимаете меня с полуслова, — да, я уже начал прибирать к рукам главную роль на этом сборище.

— Ты интересный человек, — похлопал меня по плечу Мюррей. — Я бы не додумался до такого.

— Сейчас не до сантиментов, — я резко обернулся к нему. — Собирайте войска. Пусть все видят, как мы сворачиваем лагерь.

— Лагерь?

— Ну да. — Я приблизил свою пасть к его уху. — Разумеется, если только мой план сработает, англичане попытаются уйти. Тогда-то мы и должны их встретить. Готовьте войска к бою.

— А если он не сработает?

— Если нет… — Ишь, хитрый какой, подловил меня. — Если нет, тогда все равно отойдем, дадим им выбраться из города и атакуем. Думаю, что в полках такой план не вызовет нареканий, сколько ж можно телиться?

Лорд Джордж посмотрел на меня. Очень странно посмотрел. Я бы сказал, с некоторым внутренним восхищением, но и с опаской.

— Я считаю, наш русский друг изложил все предельно ясно. Готовьте полки к бою. Следите за тем, чтоб порох был сухой и его было в достатке! Расходитесь.

Когда мы остались наедине, он спросил меня:

— Ты ведь еще совсем юнец. И не дворянин вроде. Откуда у тебя такое прирожденное чувство командира? Стратегия и прочее?

— Не знаю. Книг много читал, — буркнул я в ответ. — Где мне находиться этой ночью?

— Отправляйся к Атольской бригаде. Каллум тебя проводит, — он кивнул на одного из ординарцев, державшего лошадей. — Возможно, ты встретишь там своих старых знакомых. Но не рассчитывай на сон. Следуя твоему плану, нам предстоят маневры.

С загадочной ухмылкой он отпустил меня.

Но елки колючие, как же я был рад увидеть Колла, Йуэна и других горцев, виденных мной в первый день моего прибытия в расположение якобинской армии! Как родных, клянусь! Все — живые!

И они были рады мне в не меньшей мере, Колл сразу рванул обниматься — мне удалось сдержать его напор только с помощью Каллума.

Обниматься мне совершенно не хотелось, но и Колл, секунду спустя, это понял. И предложив мне место у костра, обратился к соклановцам с недолгой, но энергичной речью, после которой все разразились короткими криками. По обращенным ко мне лицам я понял, что… Колл поспешил пояснить, что горцы приветствуют меня.

Ну блин, прям как в дешевых фэнтези, а! Герой, конечно, всех зарулил и у всех в почете.

И более того: Колл заставил меня встать и задрал рубаху на мне. Присутствовавшие примолкли — шрамы от раскаленного железа не были никому в новизну, но все равно, зрелище впечатляло, даже учитывая то, что самые неприятные раны, сочащиеся гноем, были закрыты бинтами.

По толпе пронесся гневный рык.

Колл сыграл на зрителя, вот засранец какой. Хотя я понимаю — это было нужно. Теперь воины горели жаждой мести.

Утром меня уже поджидали. Лорд Джордж Мюррей требовал меня к себе. С помощью бывших поблизости горцев, я вскарабкался в седло кое-как и мы поехали к месту встречи. Которое изменить нельзя.

Мюррей уже ждал меня, превосходно выбритый, свеженький, я бы даже добавил — опохмелившийся, но нет, это я перегнул, конечно. Без лишних слов, он сделал красноречивый жест. Пройдемте, мол.

Ну давай прогуляемся, посмотрим, что там у тебя, я не ленивый.

А у него там оказался целый шпион. Да еще какой!

Аллан Нивен, собственной персоной, кто бы мог подумать! Все-таки, мои чувства меня не подводят.

Хотя, шотландцы были совсем другого мнения о нем: человека звали Дадли Брэдстрит и он работал на англичан уже почти год. Оказалось, что его задержали уже в расположении войск, когда он не сумел назвать пароль и пытался бежать. У него расползался синяк под оба глаза — видимо, при задержании, кто-то врезал ему в переносицу.

— Он все сказал? — спросил я.

— Да, он рассказал нам немало. Пожалуй, ничего нужного мы уже от него не узнаем.

Я метнулся к Джорджу, выдернул из ножен его палаш и, прежде, чем кто-либо успел что-то сделать, вонзил оружие в живот англичанину. Тот лишь повалился набок и я, не вытаскивая палаш из тела, врезал ногой по лицу умирающему. Я бы вообще растоптал его в прах, но Мюррей оказался быстрее и оттащил меня.

— Ты с ума сошел!

— Пусти меня! Я его уничтожу! — завопил я, но Мюррей держал меня крепко.

— Ты совсем спятил! Ты что делаешь?

— А что ты ожидал? — я не пытался вырваться, только извернулся так, чтобы не тревожить раны.

— Мы не варвары какие! Мы не истязаем и не убиваем пленных!

— Да мне плевать!! Знаешь, что они со мной сделали??

— Знаю, поэтому не буду судить тебя. Но пленных не трогают! В бою отрубают руки, ноги и головы, но после боя пленных трогать нельзя, — закричал Мюррей мне в лицо.

И я сдался. Опустившись на вереск, я закрыл лицо руками. А если б вас терзали несколько часов, как бы вы отнеслись к своим мучителям, будь у вас воля решать их судьбу? Ну или к соотечественникам мучителей? Ну вот то-то же.

Мюррей поднял меня с земли и отвел к костру. После глотка самогона я успокоился и попросил прощения у всех присутствующих. Ответом мне были мрачный взгляд Дунмагласа, ошалелый — Анны Маккинтош, понимающий — Ранальда и Стэйплтона. Кэмерон просто отвернулся.

— Простите меня, — выдавил я из себя каким-то жалким тенором. — Я не мог иначе. Не подпускайте меня к англичанам…

— Мы-то простим, Сэнди. — Мюррей оттирал свой палаш платком. — Но как ты сможешь ходить по этой земле, убив беззащитного человека? Пусть бог будет тебе судьей.

— Оставь! — вмешался Йуэн Макферсон. — У него свои счеты с саксами. Ничего удивительного нет в этом. Если б они сотворили подобное со мной, я бы тоже убивал их на месте. Нам сейчас надо думать о будущем.

— Ты прав, — откликнулся Джордж. — Возможно теперь, лишенные осведомителя, они попытаются прорваться. Они сидят в городе уже почти неделю. Ладно, расходитесь в полки. Всем быть готовыми.

И обернулся ко мне.

— А ты пойдешь со мной.

Отойдя, Мюррей сказал мне негромко, но четко:

— Больше никогда не трогай мой палаш!

— Не буду, — ответил я, глядя ему в глаза. Еще не хватало, чтоб какой-то шотландец морально подавил меня, русского!

— И никогда не смей трогать беззащитных пленных!

— Обещать не могу, Ваше Превосходительство, но буду держать себя в руках, клянусь.

— Вот и хорошо. Теперь ступай, смени перевязки. Что-то подсказывает мне, что нам предстоит сражение. Если не сегодня, то завтра — точно. Все, иди.

 

Глава 18

Предчувствие не обмануло Мюррея. Утром меня разбудил пронзительный сигнал рога.

Вокруг бегали горцы, вооружаясь. Весь лагерь стоял на ушах, образно выражаясь. Насколько я понял, англичане все-таки выдвинулись.

Я разыскал Колла и потребовал срочно указать, где находится лорд Джордж, но у атольцев было слишком много дел и они лишь в общих чертах пояснили, как найти командующего. Пришлось потратить полчаса на поиски и расспросы. Как мне это надоело! Надо будет прикрепить к нему маячок или что-нибудь такое… Блин, жалко, мобильников у них тут нет!

Пока я метался по лагерю — вернее будет сказать, ползал, метаться мне не позволяли раны — я обратил внимание, что шотландские полки, построившись, уже маршировали вниз с холмов.

Найдя Мюррея, я вынужден был выждать некоторое время — он что-то обсуждал с Ранальдом на гэльском, и даже заметив меня, не прервался. Ну ладно, мы не гордые, подождем. Только вот время-то поджимает.

Закончив с Ранальдом, лорд Джордж обернулся наконец ко мне.

— Что ты хочешь, Александр?

— Ну-у-у… Хочу понять, что происходит, в общих чертах.

— Камберленд выступил. Мы готовимся к бою — вот что происходит.

— Понял. А нельзя ли подождать и дать бой где-нибудь на пересеченной местности?

— Этого хотели бы все, но мы опасаемся, что он двинется вдоль моря и его поддержит эскадра. Поэтому надо закончить это здесь и сейчас. Но ты со мной не пойдешь. Тебе с твоими ранами надо отдыхать.

— Нет уж! — я начал закипать. — Еще как пойду!

— Не пойдешь. После вчерашнего тебе надо остыть. Да и в бою от тебя не будет пользы.

— Попробуйте меня остановить, Превосходительство!

Мюррей сдался неожиданно легко.

— Ладно, но не жалуйся потом. Я возглавляю правое крыло: Макдональдов и Фрэйзеров. Левым флангом командует Дональд Кэмерон. Центр ведет принц. Думаю, будет лучше, если ты постараешься не попадаться ему на глаза.

— Вы правы, сэр. Так будет лучше.

— А ты болтлив, русский, — он усмехнулся. — Любишь поговорить.

— Ничего подобного, сэр, — отпарировал я. — Просто упражняюсь в английском при любой возможности.

— Хм, ну ладно. Хватит болтать, пора нам двигаться.

— Но сэр, позвольте мне взять хоть какое-то оружие! В сражении, да с голыми руками — это как-то неправильно! Я не буду трогать пленных, обещаю!

— Получишь пару пистолетов, когда прибудем на место. Все, достаточно разговоров. — Он широким шагом двинулся вслед за одной из колонн горцев, я засеменил следом, а за нами шагала группка ординарцев.

Не стану расписывать, как мы прибыли на место предполагаемого боя, ибо ничего интересного в этом нет. Мы встретили врага между деревушками Ньютон и Торнагрэйн.

Шотландцы строились, над полем плыл запах пороха, кожи и немытых тел. Вдалеке конница Элхо перестреливалась с англичанами. Вглядевшись, я увидел солдат в красных мундирах, подходящих из-за рощицы и занимающих место в общем строю.

Я поймал лорда Джорджа за рукав.

— Послушайте, сэр, это очень важно!

— Ну что такое?

— У англичан особая тактика, предназначенная для отражения рукопашной. Каждый их солдат в строю научен бить штыком противника справа. Не того, что нападает спереди, а того, что справа! Поскольку правый бок наших клансменов незащищен, то легче ударить туда, а не пытаться утопить штык в щите атакующего спереди. Такая тактика требует стальных нервов, но она дьявольски эффективна против горцев.

— Очень интересно. И откуда ты такое узнал?

— Видите ли… — Черт, поймал меня, зараза. Ну как я ему объясню, что читал это в книге двести пятьдесят лет спустя? — Просто поверьте мне, милорд. Не я это выдумал, но я это знаю.

— Понятно. И что ты предлагаешь?

— Я-то? Да все просто. Надо атаковать солдата, который находится слева от того, который стоит прямо перед нападающим. Так мы уходим от удара штыком справа и одновременно убиваем англичанина, который не готов к атаке слева. — Я изобразил весь маневр, представив себя солдатом, а Мюррея — атакующим горцем. Он все быстро понял.

— Будь я проклят, Сэнди, почему ж ты молчал раньше?! Мы могли натренировать людей!

— Извините меня, сэр. Я вспомнил это только сейчас. Раньше я был занят совсем другими мыслями.

— Ну да, и ты прости меня за неучтивость. Тебе было не до этого, я должен был понять. — Мюррей подозвал ординарцев, что-то растолковал им на гэльском и отпустил. — Вот теперь наши воины будут знать о уловках англичан. Лучше поздно, чем никогда. Надеюсь, это поможет сберечь жизни.

— И я на это искренне надеюсь, сэр.

Английские барабаны приближались. Макдональды сомкнули ряды. Прозвучали команды, эхом отозвавшиеся в центре и дальше, на левом фланге. Огромное море людей двинулось навстречу неприятелю.

Прихрамывая, я шагал рядом с Мюрреем. Войска ганноверской династии приближались. Я уже мог различать лица солдат. Стало бы страшно, но страшно стать не могло — рядом шли горцы, готовые победить или умереть за родину. Рядом шел лорд Джордж Мюррей.

Пробили барабаны и английские ряды остановились. Совсем близко. Я видел отдельные лица до мелочей. Прокатились возгласы: "Present!" И солдаты вскинули ружья. Я глянул на офицера, поднявшего руку с саблей. Сейчас он махнет рукой, даст команду и несколько десятков шотландцев умрут. Ведь даст! Не поколеблется, сучара. Что ему чужие жизни? Ему и своей не жалко. А вот мне жалко!

Не дожидаясь, пока англичанин отмашкой даст команду стрелять, я вцепился в портупею лорда и утянул его за собой на вереск. Заорал:

— Гет даун, гет зе фак даун, ю, ступид факин эссхоулз!!!*

Кто-то послушался, кто-то нет, но мою команду продублировали офицеры и горцы послушно попадали наземь.

Вихрь пуль пронесся над нами, жужжа и убивая некоторых невезучих во второй линии.

Около меня рухнул один из тех самых, невезучих. Из нашего строя. Мушкетная пуля пробила ему глаз и застряла в черепе — на месте глаза светилась воронка, обрамленная кровью и белком — остатками глаза. Я поспешно отвернулся.

Рядом загрохотали мушкеты горцев — обратка ганноверцам. В отличие от монотонного "перестука" ружей английских солдат, оружие шотландцев издавало разноголосицу: некторые басовито и гулко ухали, другие наоборот, трещали звонко и раскатисто.

— КЛЭЙ!! МОРРР!!!!!

Я различил фигуру Ранальда, который первым поднялся во весь рост и махнул рукой. Волна вскочившей на ноги ненависти, облаченной в клетчатые пледы, метнулась за ним, засверкали доставаемые из ножен палаши.

Разъяренные Макдональды смели англичан, словно солому. Вторая линия, состоящая из Гордонов и людей Драммонда, захлестнула нас и ворвалась в брешь, пробитую атакой, ведомой Ранальдом.

Дальнейший успех было лишь делом времени. На левом фланге Кэмероны и атольцы, рассыпавшись по полю, вели перестрелку с англичанами, в центре Клан Кэттан, ограничившись парой залпов, ломанулся "в топоры".

В паре десятков шагов от нас плюхнулся снаряд из мортиры, разбросав осколки. Несколько человек из полка Гленбакета со стонами повалились. Камберленд, несмотря на потерю всей длинноствольной артиллерии, все-таки сумел привести в годность мортиры. Да, недооценивать такого противника было бы глупо, но что могли мы противопоставить ему? Только преимущество в количестве, в фехтовании и в ярости.

К лорду подлетел верховой, закричав:

— Нас обходят, сэр! Конница обходит слева! Разрешите ввести резерв!

— Отставить! Не трогать резерв! — проорал Мюррей. — Используйте все силы из второй линии. Гоните французских роялистов и ирландцев в бой!

— Будет сделано! — вестовой гикнул на загарцевавшего было скакуна и умчался в направлении центра.

Джордж выхватил палаш из ножен и огляделся по сторонам. Макдональды из Гленгарри стояли на фланге, не принимая участия в атаке. Они потеряли вождя еще зимой, а также много людей в ночном сражении у Крадлхолла. Хотя их ряды пополнились Маклеодами, они не стремились в бой.

Мюррей оттолкнул меня и бегом бросился к Макдональдам. Бросил мне: "Останься здесь!", обернувшись на бегу.

Я расслышал его крики, но не понял ничего — он обращался к горцам на их родном языке. Выкрикнув последнюю фразу (которая означала: "Неужели вы предадите свое племя?!", как я узнал впоследствии), он высоко вскинул руку с палашом, который блеснул, поймав луч солнца. Полк Гленгарри ответил ему слитным ревом и ринулся в бой, обгоняя лорда Джорджа.

Вот так я и остался один, без какого-либо понятия, что происходит и куда мне бечь.

Насколько я мог понять, в центре шотландцы брали верх, но английские мортиры начали здорово вредить им. Вторая линия ганноверцев была уже в деле, стреляя залпами по горцам. Последних спасало только то, что англичане стреляли с опаской, стараясь не задеть своих же из первой линии, отступавших.

Рванувшись изо всех сил, я успел поймать за стремя скакавшего мимо всадника.

— Найди Мюррея! Скажи ему, что пора вводить в бой резерв!

— А кто говорит?

"Тот, кто очень скоро содомизирует твою мать, если будешь задавать идиотские вопросы", хотел ответить ему я, но сдержался.

— Просто найди его и передай то, что я сказал! От этого зависит исход битвы, черт дери!

— Хорошо, — он глянул на меня с сомнением, но направил коня в гущу боя. Я безмолвно молился, чтоб его не задел снаряд мортиры.

На левом фланге, Кэмероны потеряли своего вождя, Дональда, принявшего на себя несколько пуль. В дикой ярости они атаковали врукопашную, напрочь уничтожив правое крыло ганноверцев. Атольцы развивали успех, столкнувшись в ближнем бою со второй линией. Но этот маневр оголил наш тыл и англичане не упустили возможность ударить конницей прямо по личной охране принца. Остатки второй линии, ирландцы и другие, наскоро собранные соединения сошлись в смертном бою с английскими драгунами и гусарами.

Именно в этот момент Мюррей сумел найти ординарца и отдать приказ — ввести в бой резервы.

Полк Макферсонов, доселе невидимый, скрытый в лощине, рванулся из тылов. Сметя драгунов, они атаковали англичан по центру и "краснокафтанники" не выдержали.

Разгром был полный. Англичане сдавались в плен целыми ротами. Конница Элхо преследовала остатки английских войск до самого Инвернесса. Единственными, кто не сдался, были горцы из Аргайла, Кэмпбеллы. Но их в плен и не брали, вражда с кланом Кэмпбелл зашла слишком далеко. К тому же, предателей общего дела не любили никогда и нигде.

Все эти детали я узнал после битвы, но, думаю, нет ничего страшного в том, что я сообщу их вам сейчас.

Мюррей вскоре нашел меня, ужасно израненый, но живой, вне себя от радости. Его окружали остатки полка Гленгарри, усталые, но довольные.

— Победа, Александр, победа!

— Ура-а-а! — завопил я и бросился ему на шею.

Недалеко двигалась процессия пленных, в том числе и английских полковников: Конвэя, Пултени, Баттеро. Говорят, немало высших чинов, в том числе Ховард, Блэкени, Белфорд — командующий артиллерией и другие погибли в бою.

Капитуляцию принимал принц. Мюррей тем временем отдавал распоряжения, чтобы позаботились о раненых. Пленных англичан заставили собирать раненых с поля и оказывать им помощь.

Мимо нас пронесли Дональда Кэмерона — его ноги были раздроблены пулями, но раны оказались не смертельны, как можно было судить в тот момент. Насколько я помнил, в "нашей" истории, при Каллодене ему перебило щиколотки картечью. Да, видно от судьбы не уйдешь.

Я пожал ему руку — он лишь слабо улыбнулся.

Ближе к вечеру, когда всеобщее ликование поутихло, вожди собрались вместе, проигнорировав принца и его свиту. Кэмерон лежал на носилках, Ранальд и Мюррей были изранены так, что страшно смотреть. Даже Анне Маккинтош перебило руку шальной пулей. Стэйплтон погиб, схватившись в рукопашном бою с английскими драгунами, Дунмагласа тоже не было в живых, его место занял Иан Мор Макгилливрэй.

Когда уже начало смеркаться, вдалеке показалась толпа. Впрочем, это была не толпа, а горцы, конвоирующие пленных. Угадайте, кого они конвоировали? Правильно. Сам Камберленд, собственной персоной. И с ним генералы Хоули и Хаске. Вот так подарок судьбы.

Камберленд оказался атлетичным молодым человеком, крупного сложения, судя по всему, склонный к полноте. Он вышагивал гордо, даже не глядя на окружающих, с высокомерным выражением на лице "плевать я на вас хотел, поганый сброд". Генералы же напротив, шли, уткнувши глаза в землю. В частности, Хоули. Он-то знал, у шотландцев есть что ему припомнить.

Мюррей сориентировался быстрее всех, ухватив меня за ворот.

— Так, не вздумай сейчас выкинуть что-либо, понял?

— Никак нет, я буду спокоен, Ваше Превосходительство! — поспешил заверить его я, подняв руки вверх в знак того, что не собираюсь ничего делать.

— Вот и молодец.

Но один из конвоиров, горец с шикарной рыжей бородой, перемазанный кровью и пороховой копотью, в берете и с парой пистолетов за поясом, сграбастал Хоули за шкирвон и подтащил его ко мне.

— Их поймали жители деревень к югу от Инвернесса — они пытались спрятаться в сарае. Я слышал, что этот человек лично пытал нашего русского. Это правда?

— Правда, — кивнул я и шотландец тотчас ударил Хоули сзади по ногам, заставив его упасть на колени.

— Сэнди, не распоясывайся! — услышал я тихий голос Мюррея. — Побойся бога.

Я вскинул руку в воздух, призывая к спокойствию. Подошел к Хоули. Глянул ему прямо в глаза. Ублюдок боялся. Я ясно видел это — он был вне себя от страха. Развяжи ему руки и он ринется бежать, завывая от ужаса.

Посмотрев на него, я втянул носом, как следует отхаркнул и влепил в рожу англичанину такой смачный заряд гайморита, какой он не забудет до конца своих дней.

— Все, уводите его. Пусть живет, гнида, — я отвернулся и ушел.

За спиной я услышал:

— А что делать с Камберлендом, сэр?

— Беречь! — ответил Мюррей, судя по голосу. — За него мы получим немалый выкуп, он же из королевской семьи.

* Ну да, вы все правильно поняли, фраза прозвучала именно так: Get down, get the fuck down, you stupid fucking assholes!

На этом первая часть, та самая, что называется "За знакомство" заканчивается. И начинается часть вторая, более нудная, длинная и т. д. Следите за обновлениями. Если вам это интересно, конечно.

 

Глава 1

Неподалеку рявкнула мортира, послав снаряд через стену замка.

Мы осаждали Стирлинг второй день. Не сам Стирлинг, разумеется, а крепость на скале. Но эта крепость не имела себе равных по значению.

После победы при Торнагрэйне, мы отдыхали не более недели, собирая провизию, помогая восстановиться раненым и дожидаясь подкреплений.

У меня тоже был повод для радости — самые неприятные раны наконец зарубцевались и перестали кровоточить. Говорил же, заживет, как на собаке, а вы не верили! Не ножами же с меня мясо пластами срезали, в конце концов! Прижгли железкой, дернули клещами пару раз, ну и что такого? Конечно, большинство шрамов останутся на мне до самой кончины, которая может наступить вполне неожиданно, учитывая местную специфику, да. Но кого это волнует? В фотомодели я не собираюсь. И должности такой тут нет.

Кстати, насчет должности — лорд Джордж назначил меня ординарцем при командующем Кланом Кэттан, что означало для меня немыслимые труды и страдания. Но вы не переживайте — должность была чисто официальной, так что в походе я тупо трясся на лошади, а большинство свободного времени проводил в разговорах с клановыми вождями, совершенствуя знание английского.

Не, ну а как вы думали? Что я сразу заделаюсь вождем клана, как какой-нибудь герой дешевого романа? Ага, здорово, да. Клан Алексея Хромова — и отныне все клансмены носят фамилию Макхромов! Макхромов, ага!! Ну скажите, что я идиот. Ну же! Не надо спешить, спокойно, отчетливо: И Д И О Т!

Ну ладно, не хотите — не говорите. Да короче, не надо париться, я просто… Просто самокритика зашкаливает у Леши, доступно, не? Юмор такой дебильный у меня, понятно?!

Иан Макгилливрэй, кстати, невероятно обрадовался, увидев новобранца и немилостиво начал драконить меня — я имею в виду, упражнения с палашом и секирой, а не то, что вы подумали было… Иногда "к нам на огонек" заглядывал Джордж Мюррей и Иан прекращал занятия, а я валился на спину и просил шотландских богов, чтобы это скорее закончилось.

Мюррей частенько выхватывал палаш и проверял, насколько хорошо я усвоил основные стойки и блоки. Потом он уходил и мы с Макгилливрэем продолжали отрабатывать детали фехтования.

Откровенно говоря, я был признателен Иану за науку — она спасала мне жизнь не раз. Однако, не будем забегать вперед.

Фехтовать на палашах оказалось не так и сложно, хотя для этого требовались безумно сильные запястья. А все почему? Потому что, раз: тут был разрешен жесткий блок, и два: распространены удары по атакующей руке противника, то есть, удары БЕЗ замаха, без замаха — значит, не задействуя плечо, а только кисть руки. А палаш-то — он не легенький совсем.

Мой дед, сухумский казак, учил меня обращаться с шашкой, но в бою с шашкой жесткий блок был строжайше запрещен — ибо на шашке отсутствовала гарда. С палашом все было наоборот.

Иан показал мне много хитростей, о которых никогда не догадается человек, впервые взявший в руки палаш. Как и в классическом фехтовании, здесь огромную роль играли ноги. Ну не настолько огромную, чтобы там уже..! Но роль они играли важную. Сдвинувшись на пол-шажочка, можно было легко уйти от бешеного рубящего удара и провести фатальную контратаку. Или отступив на шаг, ударить по вытянутой руке соперника. То есть, везде были свои приколы.

В ответ я научил его нескольким приемам, что узнал на занятиях по вольной борьбе и он, черт дери, был в восторге! Он постоянно отрабатывал режущий бросок, подсечки и захваты на ком-то из клансменов.

Ближе к середине мая армия двинулась на юг. Помня ошибки предыдущих лет, Мюррей старался не терять ни дня впустую и гнал войска нещадно. Захваченную артиллерию мы взяли с собой — иного выбора не было. К тому же, раз мы тащили обоз — по настоянию принца, то можно было захватить и пушки. Но приходилось поторапливаться.

Погода сопутствовала нам — дождей практически не было, да и деревья уже окутались листвой, что способствовало горской тактике войны из засад. Именно так, при Аберфелди, Макферсоны разбили эскадрон английской конницы и позже, при Лункарти, на подступах к Перту, Макдональды уничтожили английский заслон.

По некоторым сведениям, англичане собирали большую армию под командованием возвращенного из немилости генерала Уэйда.

По некоторым другим сведениям, французы, ободренные нашим успехом, планировали высадку, либо на Гебридах, либо на северном берегу Ла-Манша. Второй вариант — то есть, Ла-Манш — был бы куда предпочтительнее для нас, ибо ганноверцы оттянули бы все силы туда, дав нам крайне нужную передышку. Но он был пока что реален только по сведениям, опять же.

Принц, ободренный перспективой, не мешал действовать Мюррею. Замок Блэр в графстве Атолл, тот самый, что Макферсоны не смогли взять зимой, сдался нам. Но Стирлинг остался неприступным. Как и зимой, когда маркиз Мирабель, бездарный француз, собутыльник Чарльза, погубил артиллерию якобитов под стенами замка.

Блэкени, командовавший гарнизоном зимой, погиб под Торнагрэйном и сейчас крепостью рулил молодой полковник по фамилии Аткинс. Он, как и его предшественник, проявил твердость и отказался сдать крепость. Но мы еще не сыграли своими главными козырями — жизнью Камберленда, Хаске и Хоули. На самом деле, мы рассчитывали получить жирный выкуп и гарантии мира в обмен на их жизни, но, похоже, ситуация складывалась такая, что никаких гарантий никто не мог дать. Никому.

Вот вы можете себе представить, чтобы в наше время, кто-нибудь зажал бы крепость в обмен на жизнь человека? Не, ну как это можно? Слезинка ребенка — это же наше все! Наши родные хомяки бы прокляли вас навеки и предали анафеме, попутно сжегши вашу куклу из сена.

А здесь — чистая стратегия. Генералов найдем всегда, а вот крепость отдавать непозволительно. От одной крепости может зависеть исход войны. Что значит исход войны? Верно — это жизнь сотен тысяч людей. Нет, не всегда, конечно; вот в Эльзас-Лотарингии можно сколько угодно хреначить друг друга, а население так и будет там жить и считать себя кто — немцами, а кто — французами и при этом прекрасно сосуществовать в одном малюсеньком регионе.

На Британских островах оно немного не так. Тут если уж ты скотт, то есть, пардон, шотландец — то это навсегда и англичанином тебе не быть, хоть ты… хоть ты прими лютеранскую веру десять раз. А если ты гэл — то тебе не стать и полноценным шотландцем никогда. Ты дикарь и твое место в аду.

Наши соотечественники этого не понимают. У них все, кто живет в Англии, Шотландии и Ирландии (не забудем и Уэльс) — британцы. Хотя за слово "британец" в некоторых местностях можно получить по роже, да еще и так, что мало не покажется.

Я-то это знал, поскольку в период моего хождения по кабакам, имел несчастье обозвать ирландца "британцем". Он был музыкантом, которые джэмили в баре в тот вечер, поэтому он не стал меня бить, а тупо и смертельно обиделся. К счастью, со мной были знакомые, подтвердившие, что я русский, не имею понятия об Ирландии, и сказал слово "british" просто по незнанию ирландских обычаев и тому подобное. За пинтой пива мы восстановили дружбу, но это стало мне уроком на всю жизнь.

Говоря о наших… Знаете, в мое время было… Нет, было — это в прошлом, а я-то из будущего, блин, да что ж такое…

Ну пофиг, в общем, в моем времени народ любил делать фотки, типа, военных. Фоткаться в форме, с оружием. С кобурами, портупеями и планшетками. С дедовскими орденами. С женщинами в платьицах времен тридцатых-сороковых.

Переводить фотографии в черно-белый формат, добавлять трещинок для аутентичности, как это называется-то, кракелирование, что ли, короче, все дела там. Можно, наверно сделать фотку так, чтобы никто, без радиоуглеродного анализа не отличил его от фото со Второй Мировой. Можно.

Но вот достоверно передать лицо у вас не получится. И дело не в том, что в сороковых фотографировались иначе, нет. Это даже не объяснишь, я ведь не физиогномист, я — обычный парень без каких-то особых увлечений и талантов.

Однако за месяц, проведенный с шотландской армией, я почувствовал разницу в лицах. Разницу между окружающими меня людьми и нашим поколением. Лица людей, воюющих и прошедших войну, разительно отличаются от лиц их соотечественников и потомков, которые никогда не держали в руках винтаря, а если и дрались, то только против фанатов из соседнего района, да и то — раз в жизни.

Не хочу никого обидеть, но у тех, кто воевал, выражение лица более осмысленно. Оно, знаете, неуловимо, несколько другой взгляд, иной прищур глаз, посадка головы какая-то немного отличная от других, причем на миллиметр. Но это видно. Если вы побывали среди людей, что смотрят смерти в глаза едва не каждый день и сами несут смерть врагу, вы поймете. Это невозможно охарактеризовать, это можно только увидеть и почувствовать.

Ну и еще я понял многое другое. На войне люди показывают себя. То есть, СЕБЯ. Кто они на самом деле есть. Все эмоции, все действия — вот они, на виду у всех. Промедлил на секунду, замешкался — уже трус, уже почти предатель. Вспылил — ненормальный, садист. На войне есть свой кодекс, свои правила, которыe переступать нельзя, иначе прослывешь черти-знает-кем.

Нет, это я не к тому, что судят жестко — как раз наоборот, на войне многое прощается, а к тому, что каждый находится в обществе себе подобных и должен держать себя в руках. И действовать, как мы, россиянцы, говорим — адекватно. То есть, буйный должен сдерживать себя, а робкий — наоборот, находить в себе смелость. Иначе потом всем кланом тебя осудят и немало седых волос прибавится.

За то, что я убил Брэдстрита, я себя возненавидел. Но в глазах шотландцев я не упал за этот поступок — они списали это на пытки, которым меня подвергли в лагере Камберленда. Так оно и было, в общем-то. И случись мне учудить подобное еще раз, или два, максимум — они поймут. Но если я начну вытворять такое постоянно — выгонят к чертям собачьим и еще угостят пулей вдогонку.

Суровая жизнь производит суровых людей, это правда. Но поскольку они все же люди — ничто человеческое им не чуждо, простите за избитый оборот. И они находят в себе силы на то, чтобы ожесточить свое сердце перед битвой, и на то, чтобы уметь оказать милосердие поверженным врагам после сражения. Вот, к примеру, англичане не такие. Это палачи, "мучители людей", они пришли подавлять "варваров" и не давать пощады. Но варвары в этот раз сами уделали их по самое "не балуй".

А еще такой поворот мысли натолкнул меня на совсем отдаленную тему. Вот лучшие друзья Горбачева — американцы, жалуются, что их солдаты получают какие-то психические заболевания, которые они называют: "shell shock". Ну или более политкорректно: "combat fatigue". Или совсем уже завуалировано: "postwar traumatic situation", или что-то типа того.

Вот это реально интересно — наши деды и бабки прошли всю войну, воевали против всей Европы, немцев, венгров, румын, финнов, итальяшек, плюс еще и чехи клепали противнику танки и грузовики.

И что? Да ничего, прошли тяжелейшую войну — да, стэйцы пишут в учебниках, что Берлин взял генерал Паттон, ага — и вернулись домой, подняли страну и родили потомство, которое стало учеными, музыкантами, художниками и космонавтами.

И никто не жаловался. И не вякал. Просто делал свое дело. Потом мы прошли Афган. Прошли две чеченские войны. Ветеранам никто не помогал, они все делали сами. Никто не придумывал диагнозов психических заболеваний, заработанных ими на войне. Тем не менее, люди встают на ноги, находят работу, находят жен, становятся мастерами в своем деле, даже несмотря на инвалидность. А в Америке что? Плаксы сопливые.

Вот именно шотландцы натолкнули… нет, напомнили мне об этом. Людей рвало на части ядрами, косило картечью, протыкало штыками и они все равно сохраняли в себе дух и бились до победного конца. А не плакались о пацифизме, гуманизме, "слезинках ребенка" и психических травмах. Хотя, может это только потому, что такие понятия еще не придумали. И в связи с этим возникает вопрос: кому понадобилось изобрести эти самые понятия?

Вторая мортира истошно ухнула и за стеной замка послышались вопли — снаряд нашел свою цель.

Чтобы не повторять ошибки, я посоветовал лорду Джорджу основательно окопаться. Он и сам все понимал.

Под покровом темноты горцы старательно насыпали валы, мастерили и размещали связки хвороста — фашины, устанавливали плетенки, заполненные землей, копали траншеи.

Уже после первого обмена любезностями, гарнизон Стирлинга понял, что их снаряды не наносят нам никакого вреда и прекратил обстрел, видимо, экономя ядра для более удачной возможности.

Мы же, не имея осадной артиллерии, лишь забрасывали осажденных бомбами мортир по крутой параболе, благо, что бомб хватало, для мортиры калибр не так важен. Но задерживаться под стенами Стирлинга мы не могли. Следовало прибирать к рукам все крепости и отодвигать фронт на юг, к реке Твид. А значит, для взятия замка нужно было искать какие-то другие, более действенные средства.

 

Глава 2

На третий день осады, утром, было весьма прохладно, как, впрочем, и в любое другое утро. Не май-месяц, ага. Хотя как раз май, вообще-то, причем уже вторая половина. За городом всегда холоднее. А здесь и городов-то нормальных нет, в нашем понимании. Как я шучу искрометно, а!

Поговорив с одним из офицеров из атольской бригады, я узнал новости — основные силы ушли на юг через Камбусбаррон, чтобы не попасть в зону видимости гарнизона Стирлинга. Одному богу известно, как они могут передать сообщения, если б они заметили передвижение наших войск, но лучше не рисковать. Оттуда армия скорым маршем двинулась к Боннибриджу, а оттуда, через Фалкирк и Линлитгоу — на Эдинборо. К полудню они должны быть уже в Фалкирке, поскольку идут налегке. Обоз остался здесь, под Стирлингом.

И самое главное — армию возглавил принц. Страшная новость, на самом деле, но и облегчение в этом было. Видеться с ним я совершенно не хотел. Я старательно избегал его в течение всего нашего похода на юг. Теперь можно вздохнуть спокойно. Примерно вот так: "Пфу-у-уххррр… Господь миловал."

С осаждающими силами остался Мюррей — не по своей воле. Он вообще боялся отпускать принца во главе диких горцев к Эдинборо. Напомню: полгода назад только вмешательство Дональда Кэмерона спасло Глазго от разграбления проходившей мимо армией якобитов.

А сейчас он, один из немногих, кто имел сумасшедший авторитет, лежит в Инвернессе, залечивая перебитые ноги. Да не, я считаю, ему повезло, что не словил пулю в живот или в грудь, но факт есть факт — Дональда с нами не было, к величайшему сожалению. Да и на севере, в Инвернессе, он не мог полноценно командовать, пока оставался иммобильным.

Его приказы передавала Анна Маккинтош самолично. Полевое командование взял на себя Саймон Фрэйзер-младший, его отцу Саймону уже никто не доверял, после того как он вел двойную политику. Он бы и сейчас продолжил выдумывать всякие козни, но болезнь прочна приковала его к постели. И не только болезнь, а еще и старость. Но сын, Саймон, был в авторитете, как сказали бы мы. В мое время. В моей стране.

Фрэйзеры и Маккинтоши почти стопроцентно встали под знамена Стюартов, после чего многие проправительственные кланы стали переходить на нашу сторону без боя. Маклеоды, в свое время, поставили под ружье сравнительно большие силы — в поддержку ганноверианцев, и с ними пришлось бороться. Зато Макдональды из Слита, игнорировавшие в сорок пятом призыв Чарльза, сейчас вливались в войско Дональда и Саймона, пусть и небольшими порциями, но начало было положено.

Мы нечасто получали сообщения с севера, но по тем сведениям, что достигали нас, можно было судить — кампания на севере уже почти закончена в нашу пользу.

Тем же самым утром, как только офицер ушел, я услышал грохот артиллерии замка.

— Что это за нахрен? — Повинуясь какой-то генетической привычке, я вжал голову в плечи. Но снаряд улетел куда-то правее наших позиций.

Я выглянул из окопа. К нам тянулись несколько подвод, очевидно со снарядами и порохом. Возможно, с провизией также.

— Едрить твою коляску!! — Ведь говорили же им, возить только по ночам! Я заорал: — Вы идиоты, спрячьтесь куда-нибудь!!!

Сам-то хорош. Куда они там спрячутся, на склоне. Вот сейчас гарнизонные пушкари пристреляются, у них это долго не займет. Но нет, две повозки повернули и начали уходить из пристрелянной зоны, два ядра взрыли землю как раз там, где они только что были. Третьей повезло меньше: чугунный шар переломил ее напополам. Хорошо хоть, не зажег ничего — порох или заряды, только раскидал в стороны людей и лошадей.

Несколько горцев из клана Макдональдов, находившихся при батарее, бросились помогать, пытаясь дотащить груз до нашего окопа.

— Куда?!! Стойте, болваны! Сейчас и вас достанут!!

Ну и конечно… Я оказался прав. На этот раз из замка прилетела бомба по уже пристрелянному месту. Рвануло так, что у меня в голове словно запрыгали гномы с миниатюрными кувалдами, колошматя по стенкам черепа изнутри. Прыгучие такие, собаки… Боезапас, что был в телеге, хоть и не весь, взлетел на воздух.

Когда я отряхнулся от налетевших комьев земли и восстановил слух, мне предстала великолепная картина: раздолбанная в щепки телега, умирающие клансмены и разорванные остатки лошадей.

Черт с лошадьми, несколько шотландцев еще были живы! Пока англичане перезарядятся… Была-не была! Я рванул из окопа с низкого старта. Один из Макдональдов шевелился. И не один даже. Я пригляделся — у самого ближнего ко мне был вырван бок. Не жилец. Метнулся к другому. У него лишь пара ранений, похоже, задело по касательной.

Я подхватил его под руки и уволок в окоп, не обращая внимания на боль в старых шрамах — тех, что прикасались к телу раненого. Выскочил обратно.

Помог бы кто-нибудь, что ли… Нет, артиллерийская прислуга, очевидно напуганная могучим взрывом и последовавшим обстрелом, засела на дне окопа и высовываться не собиралась. Одно дело самому пушку наводить, а другое — когда вокруг тебя взрываются снаряды.

Рядом рванула еще бомба и я распластался на земле. Поднялся на ноги — надеюсь, они еще будут долго перезаряжать — и помчался к раненым. Точнее, к телам, среди которых могли быть раненые.

Еще один горец — совсем молодой парень, со стоном пытался подняться. Явно контузия. Я попробовал помочь ему встать, но он лишь рухнул мешком. Черт, живой же, даже не ранен! Я поддел одну руку ему под колени, другой ухватил за плечи, поднялся, восстановил баланс. И поковылял к нашему укреплению. То есть, я думал, что несусь изо всех сил, но на самом деле, я полз, как покалеченная улитка.

Снаряд, яростно завывая, пролетел прямо надо мной, едва не задев волосы. Во всяком случае, такое ощущение возникло, честное слово.

И я хлопнулся на колени, выронив раненого. Мысленно, я от всей души просил у него прощения. Ну что за бл… Вторая бомба ухнула рядом, на склоне, осыпав нас землей.

Уроды, уйметесь вы там, нет?! Не уймутся, наверно. Мы же как раз напротив ворот, там и у них тоже вся артиллерия сосредоточена. Другого пути подступиться к замку нет, всюду отвесные скалы.

Да что ж такое, неужто я его не вытащу? Он же всего лишь контужен! Я подполз к раненому, подхватил его за торс, просунув руки подмышками и… И собрался утянуть его под защиту наших так называемых фортификаций, как ладони мои… Э-хм, ощутили… Наполнились, ну… Елки, ну да, именно! Вы правильно поняли! У этого шотландца были вторичные половые признаки. А именно — грудь. И не у "этого шотландца", а у этой… Да, небольшой такой шок, специально для тебя, Леша. "Special price for you, my friend!"

Артиллеристы помогли мне спуститься вниз. Уложив спасенного… э-э-э… Наверно, спасенную все-же, на землю, мы осмотрели раны первого шотландца, притащенного мной. Вода нашлась, нашлась и относительно чистая рубашка, в момент изрезанная на бинты.

Англичане, видя, что вся суета вокруг разбитой подводы улеглась, прекратили обстрел. Берегли снаряды, сучьи дети.

Пока первый раненый отдыхал, я присмотрелся ко второму. Внимательно присмотрелся.

Ну так и есть — девчонка.

Вьющиеся светлые волосы, подстриженные с боков и сзади, как у некоторых молодых горцев. Слегка курносый, чуть приплюснутый нос, массивная челюсть — массивная для девушки, зато дающая ей сходство с парнем — и густые брови. Неухоженные, сказал бы я в две тысячи четвертом году, но тут все сходилось. И никаких следов бритости — маскируется под шестнадцатилетнего, никак. Не, ну а что ж, все логично. И последнее — едва заметные выпуклости на груди. То есть, они сейчас стали заметными, а так я бы и не посмотрел. Идет себе какой-то молодой клансмен, ну и пусть себе идет.

Пока я так стоял и размышлял, девушка пришла в себя. Увидев меня, она удивленно уставилась мне в глаза. Я протянул руку, чтобы помочь ей подняться, но руку она оттолкнула и попыталась было даже попятиться, вверх, по брустверу.

Не, ну точно контуженная. В плохом смысле этого слова.

Я выставил руки ладонями вперед, в примиряющем жесте.

— Успокойся. Все нормально. — Какую чушь я несу! И она не понимает, похоже. — Как тебя зовут? Имя твое как?

Она, похоже, вообразила, что попала в плен или еще чего. Только смотрела на меня огромными ярко-синими глазищами, стрельнув взглядом по сторонам пару раз.

Но первый вытащенный мной шотландец что-то хрипло и отрывисто крикнул по-гэльски. Что-то, предназначавшееся девушке.

И она ответила на очень специфическом диалекте английского.

— Меня зовут Морэд. Морэд Макантоир.

— Мэреад, что ли?

— Мэри Макинтайр, — пояснил за нее более-менее понятном английском первый горец. — Сэр, мы плохо знаем английский. Спасибо вам за заботу. Мы хотели бы отправится в свой полк.

— Отдохните здесь. Пока вам лучше не напрягаться…

— Но…

— Не спорьте, я знаю, что говорю. Как стемнеет, так и пойдете.

Пес знает, почему я это сказал. Да не, ясно все, как день, чего тут ловчить. Хотел с девчонкой поболтать, это стопудово. Тут нечего кривляться и лицемерить. Не то, чтоб она мне понравилась… Хотя… Ну не смотрите на меня так!!! Мне сейчас кто угодно понравился бы! После сражений и маршей-то! Была вон одна знакомая… Ага, знаете ее, да, рассказывал уже, так а что толку. Анна осталась на севере. А я ведь по ней скучал немножко. Я вообще влюбчивый, да. Южные гены играют, дедовские. Он у меня ж из Сухуми. Ну ладно, это я уклонился от темы.

Я облокотился на склон окопа рядом с Мэри.

— Как же вас угораздило на войне очутиться-то, леди Мэри?

За нее ответил горец:

— Клан Макинтайр очень пострадал за последние годы. Они разбиты. Многие уходят к Кэмбеллам, другие к аппинским Стюартам и Макдональдам. Вы, сэр, не судите строго…

— Да и нечего тут судить! — вмешалась Мэри. Она вполне сносно владела английским. Шотландец тактично отвернулся. — Кэмпбеллы убили моего отца, а братья погибли, воюя против англичан. Я последняя в семье. А разве может женщина продлить свой род? Нет!! Ее сыновья возьмут фамилию отца…

— Да это ж неважно, какая фамилия… — Я осекся. Да, либерализм въелся. "Неважно" ему. Тут в каждом клане люди наперечет, а я… — Почему же вам не найти мужа из своего клана?

— Потому что моего клана больше нет. Как Ламонтов. Как Макгрегоров. — В ее глазах блеснули капельки слез.

Ну отлично, поболтал с девчонкой. Ма-ла-дец.

Я вздохнул и отвернулся. Ненавижу такие моменты. Да и зачем вообще полез? Какие, нафиг, разговоры, тут вон народ на куски рвет, до болтовни ли?

И вообще, чего геройствовал? Оставил бы их лежать, все равно на нескольких раненых не стали бы тратить ядра, а потом бы и вытащил потихоньку. Да нет, что я несу. Для благородных порывов тоже должно быть место. Хотя и благородства там никакого, это ж элементарная взаимовыручка, естественная вещь, и не только на войне.

— Сэр, а это не вы тогда, в апреле… — услышал я сзади голос. — Это не вы сумели заманить англичан в Инвернесс и… и вас еще пытали?

Опа! И снова я в центре внимания.

— Да, это я.

— И сейчас вы помогли нам. Вы очень мужественный человек.

— Знаешь, Мэри, твои… — ох, я едва не сказал "родственники"! — Твои соратники тоже все мужественные люди. Неизвестно, что тяжелее: один раз решиться рискнуть жизнью или каждый день стоять под пулями.

— Но когда не можешь предсказать, то и не боишься. А если знаешь, какая тебе уготована судьба — разве это не страшнее во много раз?

— Не скажи. Неизвестность страшит не меньше.

Она замолчала и я больше ничего не говорил. Только сидел на ящике от снарядов и думал. Закурить хотелось просто безумно. Бывают такие ситуации, вам знакомо, наверно? Вроде ты и не куришь, а потом что-нибудь случается и организм требует сигарету, прямо-таки на подсознательном уровне.

И с чего я так разволновался? Наверно, оттого, что целую неделю после битвы лежал пластом, а потом еще неделю, если не больше, трясся в обозе. Соскучился по женскому обществу? Ну это само собой.

Девчонкам же вообще свойственно давить на жалость. На жалость к себе или к другим — так оно было всегда и никогда не изменится, наверно. За редкими исключениями. Кстати… Давить на жалость — неплохая идея. Надо бы ее "пролоббировать" у командарма.

Да, я ж вам так и не рассказал, почему я тут. Когда стало известно, что армия уходит на Эдинборо, я уговорил Иана оставить меня при батарее. В походе требуется скорость, а я буду только обузой. Даже на коне. Пусть лучше мое место займет умелый воин. Я-то и палаш в руках держать пока не умею особо — сколькому там научишься за неделю?

Иан, конечно же, долго ворчал, но пошел мне навстречу исключительно из-за моих "прошлых заслуг". А может и потому, что лорд Джордж, услышав наш разговор, что-то сказал командующему Клана Кэттан. И я остался при мортирах, гордо именуемых "нашей артиллерией".

О'Салливан, правда, уверял, что скоро раздобудет нормальные орудия. По крайней мере, такие ходили слухи. Но виновник возникновения слухов отбыл на Эдинборо вместе с принцем и какие там орудия, что с ними, где, когда — осталось загадкой.

 

Глава 3

Когда начало смеркаться, Мэри, я и раненый горец — он назвался Бреннаном — выбрались из траншеи и, стараясь не привлекать внимание английских часовых в замке, побрели в сторону нашего лагеря. В полумраке я различал фигуры несущих дозор горцев.

Лагерь надвинулся внезапно, словно кто-то приподнял герметичную силовую завесу, как это бывает в фантастических фильмах про будущее. В нос сразу ударили запахи дыма, жареного мяса, нестиранной одежды и еще чего-то горелого. Пришла пора попрощаться с попутчиками.

— Да благословит вас Господь, сэр.

— Пусть сопутствует вам удача и все дороги, на которые вам придется ступить, будут чисты и безопасны, Александр.

— Спасибо вам, и удачи, Мэри, Бреннан… — Я не нашел никаких других слов и просто поклонился на прощание.

Мой путь лежал к лорду Джорджу. Найти его было нетрудно, ибо еще перед началом осады я посвятил его в суть проблемы — беготня и поиски мне уже изрядно поднадоели, да и ему, впрочем, было не до суеты: армия стояла, прикованная к замку, а по поручениям всегда можно было послать ординарца. Теперь он почти всегда находился неподалеку от своей палатки.

И это было хорошо.

Я нашел его у костра, в гордом одиночестве. Страшно подумать, как он изменился по сравнению с тем гордым, холеным аристократом, которого я видел в день нашей первой встречи. Я имею в виду раны и шрамы. А сколько еще под одеждой… Я-то знал, что такое штыковой бой, по рассказам наших ветеранов.

Не то чтоб его нынешняя внешность была мне в новизну, нет; тем не менее всякий раз, когда он поворачивал ко мне лицо, меня передергивало, но не от отвращения, а скорее, от сочувствия, от того, что я представлял, как если б так изрезали и искололи меня… А потом еще вычищали раны. А потом зашивали. Брррр-аааа! Противный спазм где-то между желудком и позвоночником сдавливал меня на долю секунды.

— Ну что у вас там нового, Сэнди?

— Да как сказать… Неужто вы не слышали?

— Слышал, слышал, — он усмехнулся. — Хочу услышать это от тебя.

— Ах, вот так? Тогда слушайте: того дурака, который распорядился подвозить нам боеприпасы при свете дня, следует подвесить за яйца! Люди погибли ни за хрен собачий и…

— Знаю, знаю, — Мюррей устало потер лицо, испещренное шрамами. — Я уже разбирался с этим. Произошло недоразумение. Тот, кто отвечал за это, отправился на юг с армией.

— Ладно. Двух человек мы спасли. Но целая подвода с порохом и снарядами взлетела на воздух.

— Ничего, и не такое случалось, — он жестом пригласил меня сесть на бревно напротив. — Но ведь ты здесь не за этим, если я не ошибаюсь.

— Так точно, Ваше Превосходительство. Не за этим.

— Ну?

— Я полагаю, те орудия, которые пообещал О'Салливан, будут еще нескоро, если будут вообще?

— Разделяю твои сомнения. Но ничего поделать мы не можем. — Лорд досадливо скривился.

— Не можем? Но крепость-то брать надо! Пока англичане не послали против нас новую армию.

— Конечно надо. Это ясно как день. И что дальше?

— Позвольте спросить: пленные английские генералы все еще у нас?

— У нас? Конечно, у нас, куда ж им деться?

— Нет, я имею в виду: здесь ли они или отправлены вместе с армией на Эдинборо, Ваше Превосходительство?

— Они здесь, армия двигается налегке. И не называй меня "Превосходительством". Никто из горцев так не говорит.

— А как?

— Говори просто "Джордж".

— Слушаюсь, сэр. Сэр Джордж, у меня появилась мысль о том, как мы можем взять замок.

— Ну что ж, послушаем. — Мюррей шевельнул бровью, которая была исковеркана шрамом.

— Есть еще один вопрос: где те англичане, которых мы разбили у Перта?

— Там же, где и Камберленд.

— Отлично. Смею предположить, их мундиры все еще при них?

— Кажется, понимаю, куда ты клонишь. Это будет бесчестный поступок.

— Сэр, это не бесчестный поступок, это война! — Я поднялся с бревна в возбуждении. — А честно ли они поступили тогда с Макдональдами в Гленкоу?

— Не буду спорить. Излагай дальше.

Я почесал репу. Перемялся с ноги на ногу.

— Есть ли у вас на примете кто-нибудь, кто может подделать печать и подпись английского короля?

— Ты что имеешь в виду? — Мюррей склонил голову набок.

— Ну… это долго объяснять.

— Не страшно, у нас весь вечер впереди. Давай уже, выкладывай.

На следующее утро вся атольская бригада выстроилась вдоль старой римской дороги. То есть, дорога была не старой, но начало ей положили проклятые империалисты римляне — факт.

С юга по дороге двигалась небольшая процессия всадников в красных мундирах. Передний вез белый флажок, отчаянно треплющийся на шотландском ветру. В стирлингском замке их тоже заметили, зазвучали сигнальные рожки, на стенах сделалось оживленно.

Со стороны шотландского лагеря тоже отделилась процессия, но не торопилась выдвигаться.

Всадники подъехали к воротам и передний, передав флаг одному из спутников, вскинул руку. Через пару минут ворота отворились и из замка выступили англичане, почти целая рота солдат с молодым офицером во главе. Они встретились в ста метрах от ворот.

Всадник, возглавлявший кавалькаду, немного неловко спешился, снял треуголку, уложил в нее перчатки. Поправил парик. Поклонился. Выкрикнул с отчетливым немецким акцентом:

— Майо'г Ма'гкус Кнайсль!

— Полковник Питер Аткинс, — ответил английский офицер, вышедший из крепости. — Что привело вас сюда, майор?

— Послание от Ефо Феличества, ко'голя Гео'га, сэ'г! — отчеканил Кнайсль. Порылся за пазухой, вытянул оттуда свиток. — Нишайше п'гошу меня п'ростить, сэ'г, письмо подпо'гчено. Мы были ф бою с мятешниками по пути сюда и я ут'гатил мою сумку.

— Давайте его сюда. — Аткинс развернул свернутое письмо. По мере прочтения послания его глаза заметно расширились. — Это очень важно! Не согласитесь ли вы и ваши спутники проследовать за мной в замок?

— Никак не могу, сэ'г! Мятешники настояли на том, штопы фст'геча п'гоходила у них на гласах. П'ги их непос'гедстфенном ушастии.

— Но это просто безобразно! — Полковник топнул ногой. — Что они себе позволяют?

— Ф п'готивном слушае, сэ'г, нас сюда не пустили бы фообше, — невозмутимо ответил майор немецкого происхождения.

Аткинс вытянул шею, оглядевшись.

— О каком участии может идти речь, когда я не вижу никого из них? Кроме того сброда вдоль дороги?

— Те'гпение, господин полкофник, они дали сфое слово п'готив моефо. И я сфое слово де'гжу. — Кнайсль гордо выпрямился.

— Нда? Ну подождем.

Ожидание долго не продлилось. Шотландцы появились из-за своих артиллерийских укреплений. Впереди вышагивал лорд Джордж Мюррей, довольно неплохо сохранившийся: многие раны куда-то волшебным образом исчезли. За ним двигался эскорт Макдональдов, все — рослые мощные красавцы. Замыкали процессию подвода с раненым и двое английских пленных под конвоем еще нескольких клансменов. Раненый на телеге был довольно крупного сложения, но выглядел жутковато. Его мундир — изорван в клочья и весь испещрен пятнами засохшей крови, голову окутывали бинты, оставляя свободным лишь рот, один глаз и клок волос.

Все уставились на него, даже Аткинс приоткрыл рот.

Джордж Мюррей, сняв шляпу, поприветствовал англичан легким кивком.

— Итак, лорд, что вы хотите нам предложить?

— Не имею понятия, сэр. Вот этот майор соблаговолил сообщить нам, что состоится обмен пленными — это все, что я знаю.

Присутствующие воззрились на немца. Тот слегка поклонился и ответил:

— Фнофь я долшен поп'госить у фас п'гощения, господин полкофник. Я фск'гыл письмо. Такофы были укасания ма'гшала Вэйда, ф том слушае, если мы будем ф опасности. Поэтому мятешники снают, што именно п'гедлагает Ефо Феличество.

— Будьте вы прокляты! Вы понимаете, на что я иду? Мне приказывают сдать крепость в обмен на жизнь герцога Камберленда?

— Черт дери! — донесся возглас с повозки на безупречном английском. — А вам этого недостаточно? Или моя жизнь для вас ничего не значит? Я и так обгорел в бою, а вы еще торгуетесь!

— Да нет, что вы, сэр… — Аткинс замялся, но быстро взял себя в руки. — Итак, я должен оставить замок в обмен на вашу жизнь. И моим людям гарантируют свободный проход до границы у реки Твид. Хорошо. А эти двое пленных?

— Э, нет, — учтиво наклонил голову Мюррей. — Разве речь шла о них? Как мне кажется, договор касается лишь Его Высочества герцога. Генералы Хаске и Хоули останутся у нас. За них мы рассчитываем получить выкуп. Извините меня за цинизм, но Шотландия не оправилась от ран, нанесенных войной и выкуп, какой бы он ни был, нам не помешает.

— Ну а зачем тогда вы их привели сюда, если вы и так все знаете?

— Исключительно для того, чтобы вы убедились, что мы хорошо обращаемся с пленными и держим слово. Если вы не уверены, что перед вами сам герцог Камберленд, вы можете попросить их удостоверить мои слова.

— Я именно так и сделаю. — Аткинс хотел было подойти ближе, но горцы из конвоя стояли вокруг пленных генералов, словно влитые. — Джентльмены! Этот мятежник не обманывает? Я действительно вижу Его Высочество?

— Да, — подтвердил Хаске. Хоули угрюмо кивнул.

— Я с огромной печалью покидаю вас, джентльмены, — Аткинс надвинул треуголку на голову. — Но я вынужден повиноваться приказу Его Величества. Тешу себя надеждой, что мы скоро встретимся, во главе нашей армии.

— Ну наконец-то вы вняли голосу разума, полковник, — проскрежетал раненый, разметав солому, на которой лежал. — Я уж думал, мне суждено испустить дух в этих диких местах.

Мюррей попрощался неглубоким кивком головы.

— Оставляю подводу с раненым на вас, майор Кнайсль. Полковник, будьте уверены, ни один волос не упадет с головы ваших людей. Мы оповестим все наши посты, лишь только вы покинете замок. И не беспокойтесь насчет пленных — им оказывается наилучший прием, который мы в состоянии предложить, как вы и сами видите.

С этими словами он развернулся и вместе с пленными генералами, ведомыми под конвоем, ушел вниз по дороге.

Аткинс пробормотал какие-то проклятия под нос, велел майору не сводить глаз с раненого и исчез в замке вместе со своей ротой солдат.

Около трех часов мы ждали. Ждали мучительно, каждые пять минут сомневаясь — а вдруг сорвется? Кнайсль — а это был я, как вы уже догадались, мучился особенно. Черт, ну и стоило же мне эта сценка седых волос!

Нет, у нас был запасной вариант. Я не такой, чтобы действовать напропалую, знаете… Макдональды порубили бы солдат и даже если б мы не успели добежать до ворот, еще ночью несколько горцев залезли по западной стене, там, где росли деревья. Пока гарнизон отбивал вход в замок, они могли атаковать с тыла, врукопашную и открыть ворота. Разумеется, атольцы тоже были выстроены вдоль дороги не просто так. Но это запасной вариант. Все еще могло обойтись малой кровью.

 

Глава 4

Английский гарнизон оказался на удивление мал. Пара сотен человек, не более. Да и то, едва не каждый третий был ранен. Но жалости у меня к ним не возникло. "Так вам и надо, гниды! Вы выполняли свой долг, да? Ну а я — свой."

Я взгромоздился на коня и мы отправились в путь. Последний для многих.

Около сотни солдат двинулись впереди повозки, еще сотня сзади. Повозка с раненым, Аткинс, я и мой эскорт оказались в середине колонны. Солнышко здорово припекало и многие стягивали головные уборы, чтобы вытереть пот. Шеренги атольцев остались далеко позади.

— Майор, скажите, какова ситуация в целом? — обратился ко мне Аткинс.

— Уфы, сэ'г. Я нишефо не могу фам 'гасскасать по йетому пофоду. Мы фидели только пат'гули мятешников. И одна такая фст'геча едфа не стоила нам шисней. Мое садание было лишь достафить фам послание Ефо Феличестфа и посодейстфофать п'ги пе'гегово'гах.

— Да, с этим вы отлично справились, — пробормотал Аткинс с мрачным сарказмом.

Мы приближались к Ливиландскому болоту — месту памятной битвы при Баннокберне. Если это название вам ничего не говорит, то ступайте в библиотеку и возьмите какой-нибудь учебник по истории Британских островов. Объяснять значение этой битвы лично я не собираюсь. Я бы и не смог. Скажу лишь — это легендарное событие для Шотландии и шотландцев, другого такого у них нет. Причем чем дальше, тем больше. Атольцы, в частности, рядовые из бригады, вряд ли могут рассказать что-то о битве при Баннокберне. Но в моем времени об этом событии знают все: ирландцы, шотландцы, англичане.

На пути к развалинам церкви Святого Ниниана, я ловко зашвырнул свою треуголку в телегу с раненым Камберлендом. Аткинс лишь покосился на меня и снова отвернулся.

Я резко остановил своего скакуна и мой конвой сделал то же самое.

— Полковник Аткинс, советую вам немедленно разоружиться и сдаться, иначе я не поручусь за вашу жизнь. — И вытянул из ножен саблю.

— Что-о-о? — Питер Аткинс округлил глаза.

Из высокой болотной травы по краям дороги поднялись клансмены.

— Ах ты ублюдок! Предатель! — заорал один из адъютантов полковника и бросился на меня с поднятым клинком.

Признаюсь, я совсем забыл о его существовании. И едва не поплатился за это, но тут грохнул выстрел и англичанин запрокинулся в седле. Его конь испуганно метнулся прочь от колонны, волоча по болоту тело своего хозяина, застрявшее в стремени ногой.

Лорд Джордж — а это был именно он — сорвал с лица бинты и вскочил на телеге во весь свой огромный рост. Отбросил разряженный пистолет, достал второй и направил его прямо в переносицу Аткинсу.

— Никому не двигаться, твари, или сейчас я разнесу башку вашему командиру!!

Ах, какая фраза! Моя школа!

Многие солдаты начали было снимать ружья с плеч, но горцы, появившиеся с обеих сторон дороги, уже направили на них острия палашей и стволы мушкетов. В хвосте колонны закипела было схватка, но погасла так же быстро. Нескольких англичан, пытавшихся сопротивляться, изрубили на месте.

— Вы… Вы!!! Вы бесчестный ублюдок!! Проклятый слизняк!! Я бы вас голыми руками… — взревел Аткинс.

— Не двигайся, сынок. — Мюррей прижал дуло пистолета ко лбу англичанина. — Напомни мне, когда вы, английские собаки, вели себя честно? Мы сейчас находимся на месте битвы! На месте битвы, которая произошла из-за вашего коварства! Припоминаешь такое?! Ваш король узурпировал власть в нашей стране, вырезал Бервик под корень! А его наследник-мужеложец собирался сделать это со всей страной! Молчи или я сейчас проделаю дыру в твоей голове, да такую, что никто не залатает!

Аткинса разоружил лично я, остальные англичане безропотно сдались. Многие садились прямо на дорогу, обхватывая голову руками.

Мюррей спрыгнул с телеги, стянул с себя ненавистную форму, швырнул ее под ноги.

— Я рад, что все обошлось, Сэнди. Но я никогда не отделаюсь от чувства, что мы поступили подло.

— Сэр, они обошлись бы с нами еще хуже, если б победили тогда, при Каллодене.

— С чего ты взял?

— А помните те письма, которые вы нашли у них в штабе в Инвернессе? Там где они, якобы, перехватили нашего посыльного с вашими приказами? Подделки, которые сделал Камберленд? Где было написано, что вы велели войскам не давать пощады? Они использовали их, чтобы разозлить своих солдат — и если б мы проиграли то сражение, все были бы мертвы: раненые, пленные. Помните?

— Действительно… — Мюррей вытер пот. — Ну и память у тебя.

Он подобрал оба пистолета и присел на обочину, отдышаться. Я не стал мешать. Скинул парик, снял английский камзол, забросил его на телегу и сам уселся на краешке.

Шотландцы — это были Чизэмы* и Макдональды — погнали пленных англичан по дороге обратно к замку.

Лорд Джордж поднялся, походкой смертельно усталого человека подошел к повозке и что-то выудил из-под соломы. А именно, здоровенную баклагу, выдернул пробку. Это явно был алкоголь — запах долетел до меня, я же сидел совсем рядом. Мюррей, без лишних итераций, поднес горлышко ко рту.

Кадык засновал вверх-вниз, как поршень — он пил самогон, словно это была вода. Красивым, утонченным жестом промокнул губы обшлагом "моего" английского мундира, лежавшего на подводе и протянул флягу мне.

Я принял сосуд и только тут обнаружил, что руки дергаются. Да не просто дергаются, а пляшут так, что приспичь мне сейчас набрать номер на мобиле, я бы не попал по кнопкам. Взявшись за баклажку обеими руками, я выхлебал из нее добрую половину, невзирая на страшное жжение в горле. Занюхал пучком соломы.

И меня отпустило.

В стирлингском замке было тесно. Макдональды, Чизэмы и атольцы — все толпились во двориках, многие оккупировали лестницы, ведущие к дворцу и Большому Залу. Английских пленных разместили у дороги в крепость, по наружную сторону стен.

Для вождей специально расчистили небольшой пятачок среди толпы. Некоторые клансмены взобрались на стены, оттуда открывался прекрасный вид. Из подвалов выкатили бочки с элем, нашлось и бренди.

Я и Мюррей прибыли, когда веселье уже началось. Но нас ждали, ждали. При виде лорда Джорджа палаши вылетели из ножен, загремели мушкеты и пистоли, и смешанные лозунги на гэльском распугали птиц, наблюдавших за празднеством с крыш.

Дождавшись, пока присутствующие попритихнут, Мюррей возгласил:

— Сегодня! Мы! Одержали победу! — выждал, дав горцам поликовать, но никто не раскрыл рта. Все слушали. — Победу, пускай не в бою, но победу. Мы добились того, что было так важно!!!

Тут было бы уместно сказать, что его слова, как это принято говорить — потонули в слитном крике шотландцев. Ну да, примерно так и было, только слов в их возгласах я разобрать не мог.

Джордж призвал всех ко вниманию высоко поднятой рукой и клансмены попритихли, эхо отдельных перешептываний разнеслось по закоулкам замка.

— Сегодня мы будем праздновать, а завтра… Завтра нас ждет Его Высочество принц Чарльз под Эдинборо!! Отдыхайте!

Когда горцы, наконец, разбрелись к кострам и выпивке — за пределами замка в большинстве своем, Мюррей вытащил меня вперед и поставил перед вождями. Александр из Струана, престарелый, но, по-своему, красивый мужчина, именно он сыграл роль Джорджа Мюррея сегодня утром. Его заместитель, Дональд Робертсон из Вудшила, Александр Макдонелл Кеппох, могучий, узловатый старик и его приемный сын, Ангус Бан Макдонелл, а также несколько мелких клановых вождей, в том числе, Арчибальд Мензис из Шиана и Джеймс Спалдинг из Гленкирхи — и все уставились на меня.

Муха-бляха! Хотел бы я быть где-нибудь подальше! Ну или не подальше, но вне досягаемости, если вы понимаете… Так неуютно мне не было с того раза, как я впервые увидел Дональда Кэмерона. Эти глаза, елки-палки! Так никто в нашем мире не смотрит! Все сразу прячут взгляд куда-то. А если смотрят — то это шизики, стопудово.

Мюррей, как всегда… Как всегда! Сориентировался первым.

— Этот человек повинен в том, что мы сегодня празднуем победу в замке! — Ай да юморист!

— Ну я только подкинул идею…

— Молчи, Александр. Молчи пока. — Он ткнул в меня пальцем так, что я чуть не отлетел. — Вот! Он! Он привел нас к победе под Крэдлхоллом и под Торнагрэйном. А сегодня он, при помощи хитрого замысла, взял для нас замок, который мы бы не взяли и за месяц!

— Сэр…

— Не мешай! Вот именно его, этого русского я хотел бы почтить сегодня! Его смелость, его преданность, его смышленость!

Ох, как мне было стыдно! Никогда, никогда мне так стыдно не было! Ведь я просто дурак, заброшенный к чертям на рога и рвущийся вон из штанов, чтобы доказать свою лояльность… Хотя нет. На самом деле, я делал то, что делал из любви. Простой и тупой любви к стране, историей которой я проникся всего пару лет назад, читая книги и слушая народную музыку.

— Считаю, что самое малое, что мы можем сделать для него — это отдать ему честь!

Вожди выхватили палаши и над замком разнеслись древние боевые кличи. Я стоял, как громом пораженный. Точнее, молнией. Да к черту эти научные термины. От выкриков горцев, эхом разнесшихся по двору, меня продрал мороз по коже — настолько дико и вместе с тем величаво… Нет, не величаво, а просто воинственно это прозвучало. Я не выдержал и упал на колени, склонился до земли.

— Спасибо вам! Спасибо огромное!

— Александр, — негромко сказал Мюррей. — Есть ли что-то, что мы можем сделать для тебя? Проси и твое желание будет исполнено. Все, что в наших силах…

Я снова почувствовал маленькую ладонь, но на этот раз она прикоснулась не к моей руке, а легла на плечо. "Молодец, делаешь все правильно. Еще один шаг и мне больше не надо будет направлять тебя."

"Но как же так? Я ведь тут совсем чужой?"

"Уже нет. И не будешь. Всего один шаг. Один."

Я поднялся. Коленки тряслись, как заведенные, зубы тоже выбивали нехилый ритм.

— Сэр, я хотел бы стать одним из вас…

— Но как так? Ты же русский?

— Да, я русским и останусь, с этим ничего не поделать. Но я хотел бы стать одним из вас, — повторяюсь опять, да? Знаю за собой такой грех. — Я хотел бы быть одним из клансменов. В клане Макдональд.

— Ты уверен?

— Уверен.

— Ну что ж, это мы можем устроить. — Мюррей жестом подозвал Александра Макдонелла из Кеппоха.

— Александр Макдонелл! Согласитесь ли вы взять этого достойного юношу, этого верного приверженца династии Стюартов и нашего общего соратника и друга, в свои сыновья, даровать ему место под знаменем вашего клана?

— Не просто соглашусь, а почту за честь! — пробасил Кеппох.

— Тогда на колени, Александр!

Кеппох вытащил свой палаш — он сверкнул у меня прямо перед глазами! — и приложил его поочередно к правому плечу, к левому и ко лбу. Поднял меня на ноги и поцеловал в обе щеки и в лоб.

— Нарекаю тебя моим сыном, Алистером! — он обернулся к Мюррею и что-то спросил на гэльском.

— Как твоя фамилия, Александр? — перевел Джордж.

— Хромов.

— Ты отныне будешь называться Кромах.

— Добро пожаловать, Алистер Кромахаш Фэм**, - сказал Кеппох.

Ангус Бан с улыбкой подошел ко мне. Пожал руку.

— Приветствую тебя, названный брат! Будешь ли ты мне братом?

Я даже не сообразил, что он имеет в виду. Сначала. Но потом понял.

— Буду!

Ангус вытащил короткий нож. Махнул головой кому-то из клансменов и тот умчался исполнять поручение. Через пол-минуты вернулся с большой серебряной чашей.

Сын вождя надрезал ладонь, потом проделал то же с моей рукой. Насколько я понял, наши капли крови должны были смешаться в чаше. Ну не глядите так на меня, я был в шоке, елы-палы!

Когда мы накапали крови в чашу, один из горцев подлил туда бренди. Ангус первым отпил из чаши, протянул ее мне. Я отхлебнул и передал ее вождю, моему названному отцу.

Затем мы с Ангусом сплели ладони в пожатии.

— Брат за брата, везде и всегда!

— Брат за брата, везде и всегда!

— Dia's Naomh Aindrea!

— Диаш Нау Андре! — подхватили клансмены боевой клич.

— Бог и Святой Андрей! — выкрикнул я.

Мы с Ангусом обнялись. Кеппох перекрестил нас. Братство было заключено. Теперь оставалась самая малость — не подвести своих.

После церемонии я, как это ни было грубо, рванулся за лордом Джорджем, расталкивая толпу.

— Сэр, а что значит "Кромах"?

— Тебе обязательно это знать? — Мюррей усмехнулся, невидимо, одной стороной рта, но я это заметил.

— Еще как обязательно!

— Хорошо. Но ты сам просил. Это значит "кривоногий". Не обижайся. Один из вождей клана, триста лет назад, звался Алистаир Кротах, "Бородавчатый".

— Во как! — я усмехнулся. — Так весь смех-то в том, что моя фамилия на русском означает что-то типа "хромой".

— Серьезно? Ну тогда тебе не о чем беспокоиться. Кривоногий куда лучше, чем хромой, — Мюррей широко улыбнулся.

— Так вот я именно об этом! А не может быть так, что наши языки происходят из одного? — не отстал я. — Вот ваше это "Клайдем Мор" — "Большой меч", это ж наш меч-кладенец!

— Не знаю, Сэнди. Я думаю, тебе лучше остаться со своими названными братьями. Они будут огорчены твоим отсутствием. А у меня есть дела поважнее.

— А, да. Хорошо. Но помните, сэр, я всегда к вашим услугам!

— Это я не забуду, Алистер.

Негодник, ведь подметил, что у меня ноги не идеальны! Не, ну не настолько, будто сидел двадцать лет на бочке, но выгнуты наружу, от этого никуда не деться. Казацкие гены, наверно. Да лучше уж так, я думаю, чем если бы они у меня были в форме буквы "икс", верно?

* Клан называется "Chisholm" (Na Siosalaich), но произносится "Чизхэм" или "Чизэм".

** "Cromachas Fem" означает "выгнутая голень". Ну а "Cromach" — просто "кривоногий".

 

Глава 5

Ответив на все вопросы вождей и видя, что они удовлетворены моими ответами, я немножко успокоился. Стоять перед такими представительными людьми, особенно, когда с трудом понимаешь только половину того, что тебе говорят — тут нужны нервы будь здоров, доложу я вам.

Но они прекрасно поняли мое взвинченное состояние и сделали скидку на мое русское происхождение, что касается языка. Получив ответы на самые основные вопросы, касающиеся моей биографии — а я уже свыкся со своей легендой — они оставили меня в покое.

Я выбрался в северный бастион, называемый "Nether Bailey", выбрал солнечное место на стене и уселся на пушку. Озирать окрестности через амбразуру — занятие совершенно неблагодарное, поэтому я решил просто понаблюдать за замком. Отдельные кучки горцев по-прежнему пили пиво, радовались и периодически палили в небо. Ну точь-в-точь, как афганцы, курды и многие другие любят праздновать в наше время.

Над королевским залом реяли два знамени: андреевский крест — флаг Шотландии и якобитский штандарт, красный, в синей окантовке и с надписью "Tandem Triumphans" в середине.

Я вздохнул и отвернулся. На ум почему-то пришли строки старой песни. "Когда мы были на войне…", промурлыкал я под нос.

Когда мы были на войне

Когда мы были на войне,

То каждый думал о своей

Любимой или о жене.

Вот уже второй раз за день мне дико захотелось выкурить сигарету. Не пить, не нарезаться от радости или от тоски по дому. Просто покурить, уйти в себя ненадолго.

"И я бы тоже думать мог…"

Кто-то хлопнул меня по плечу так, что я едва не сверзился с пушки.

Рядом стоял Ангус и улыбался. В зубах он сжимал трубку.

— Грустишь, Алистер?

— Есть немного, — выдавил я сиплым от смущения голосом. Прокашлялся. — Думаю о своем доме.

— Понимаю. Но если тебя одолевают тяжелые мысли, приходи к нам. Твой клан — это твоя семья теперь, помни.

— Я помню. Спасибо.

— А-а-а. — Ангус отвел взгляд. — Переживаешь об оставленной любви?

— Да видишь, Ангус, — я замялся. Можно сказать и "да" и "нет", но зачем? Чего я добьюсь этим, страдалец хренов? Без лишних слов, я указал на его трубку и он, ни секунды не колеблясь, протянул ее мне. Ну как же мне везет сегодня!

Трубку я курил всего пару раз в жизни. Предвидя ваши мысли, поспешу опровергнуть: нет, не с травой. С обычным табаком.

Прикрыв раструб, я затянулся горьким дымом. Вот это дело.

И я бы тоже думать мог

И я бы тоже думать мог.

Когда на трубочку глядел,

На голубой ее дымок.

Вот так мы и пребывали в раздумьях: Ангус, облокотившись на зубец стены и я, сидя на стволе орудия и затягиваясь из трубки.

— Брат, пойдем. — он снова опустил руку мне на плечо. — Завтра нас ждет долгий марш.

— Пойдем.

Лагерь Макдональдов находился немного на отшибе от атольцев. Усталые горцы возвращались из замка, разыскивали своих соратников и рушились замертво. Умеют же люди праздновать.

Ангус, как самый простой рядовой, устроился прямо на земле, недалеко от палатки своего отца. И моего. Приемного. Забывать об этом не стоило. Теперь я — один из огромной семьи, как бы ни сложно было к этому привыкнуть.

В расположении атольцев я, порасспрашивав немного, нашел таки Колла и Йуэна. У первого на лице красовался безобразнейший шрам, Йуэн же заметно припадал на одну ногу. Но самое главное, они оба живы и это уже радость.

Я не виделся с ними со дня сражения при Торнагрэйне — всякий раз прихоть судьбы делала так, чтобы мои старые знакомые и я оказывались на немалом отдалении друг от друга. В те дни, когда мы отдыхали после победы над Камберлендом, атольцы были задействованы в разведочных миссиях у Грампианских гор, к югу от Наирна, в районе Баллиндалоха и Гранттауна, прочесывая долину реки Спей.

Колл искренне обрадовался, увидев меня, не менее искренне заулыбался и Йуэн; они тотчас пригласили меня к трапезе. Отказаться было бы дурным тоном, но и оставлять свой клан тоже не совсем прилично. В итоге, я пошел на компромисс с самим собой: посидел полчаса у костра Стюартов, послушал новости, рассказал кое-что о своих приключениях. От меня не ускользнуло то, что некоторые горцы останавливались поодаль, кивали головами в моем направлении и что-то сообщали друг другу на гэльском. Вот положа руку на сердце, признаюсь: особо стеснительным я никогда не был — иначе б я никогда тут не оказался, ха-ха — но в такие моменты мне хотелось смыться побыстрее. Известность, популярность и слава — это как-то не по мне, точнее, не мое.

Половиной часа наши посиделки не ограничились. Новые и новые горцы подсаживались к костру и принимались донимать меня расспросами, причем на таком английском, который я не осилил бы, проживи я тут лет десять. Да и поздние майские сумерки уже опускались на долину. Пришло время прощаться и возвращаться к своему — к моему! — клану.

Утром, после короткой молитвы, мы выдвинулись на Эдинборо. Дорога, по идее, должна быть очищена — всего два дня назад здесь прошла наша армия под руководством принца. Тем не менее, колонна шла в боевом порядке: Чизэмы впереди, рассыпав по окрестностям разведчиков, за ними атольцы и в хвосте — Макдональды с пленными англичанами — уж те-то знали, что с Макдональдами не забалуешь. Случись нам принять бой, дивизия — это я так выражаюсь — мгновенно разворачивалась лицом на юг, с Атольской бригадой в центре и кланом Дональд на правом крыле. Хотя это было крайне маловероятно, англичан повычистили еще до осады Стирлинга.

Самой большой угрозой являлась армия Уэйда, но по слухам, она еще только формировалась где-то в Йоркшире или даже южнее. Эдинборо и замок, во главе с заместителем губернатора, генералом Джорджем Престоном, оставался нам на поживу. Вот только будет ли нам по зубам такой орех?

В Стирлинге комендантом остался Александр Робертсон из Струана. Стоило больших трудов вытянуть его на восстание вообще, а уж на весеннюю кампанию, после того как он укатил домой в карете разбитого генерала Коупа — ну это просто невероятно. Он и получил место коменданта себе на радость, а отряд Робертсонов возглавил Дональд из Вудшила.

Я шагал бок о бок с Ангусом, моим побратимом. Суровый горец, он, однако, был склонен к разговору и не лишен чувства юмора. За каким-то чертом, меня толкнуло завести с ним разговор о принце и о "деле". "The Cause" — больная точка всего восстания.

— Почему вы сражаетесь за Чарльза Стюарта? — спросил я напрямик.

— Алистер, ты понимаешь сам, о чем говоришь? Это обычно не обсуждается.

— Но все же? — не отстал я.

— Все же? — Ангус понизил голос. — Стюарты есть наши законные короли. Мы жили при них и защищали их. Всегда.

— Да, но ведь с тысяча семьсот девятнадцатого прошло столько времени. Я слышал, что многих людей пришлось… — я помешкал. — Пришлось выгонять на войну под угрозой?

— Пойми, война идет не только за династию. Это хорошая причина, да. Но мы, горцы, всегда были унижаемы и угнетаемы. И не только за то, что мы католики, в то время как население крупных городов и вообще все лоулендеры — протестанты. Мы — никто. Мы были никем еще со времен битвы при Харло и остались никем. Нас ненавидят и боятся. Ненавидят потому что боятся. Монарх из династии Стюартов может исправить это.

— Как он может это исправить? Он ведь всего один человек!

— Это не столь важно. Постепенно, если нам не будут мешать, мы построим города у себя, наладим нормальные взаимоотношения с остальным населением страны. У нас уже есть дороги — проложенные англичанами, правда, но тем лучше — есть и крупные города, Инвернесс, например.

— А как же религия?

— Религия тут вообще никак не препятствует, — Ангус даже театрально закатил глаза и вздохнул. — Протестанты живут рядом с католиками уже не одно столетие и что? Да ничего, никто никому не мешает. Если кому-то нужен конфликт — то это или землевладельцы, или англичане. Я понимаю, ты наслышан о том, что здесь творилось сто лет назад. Но это все делалось ради власти. Ради борьбы за власть, точнее. Уживаться в мире мы вполне можем.

— Одну минуту. Так а разве это не зависит от правящей династии? Ты же сам сказал, что при ганноверской династии вас принимают за варваров?

— Зависит. Пропасть между нами, горцами и лоулендерами пролегла давно. Религиозный раскол только усугубил дело. Но если Стюарты всегда вмешивались в наши дела и подключали клановых вождей к своей политике, то правительство Кромвелля и ганноверцы расценивают нас, как дикарей. Пойми, религиозным распрям, если они имеют место быть, уделяют значение лишь англичане. И на этом основании заставляют нас убивать друг друга. Религия — всего лишь видимая причина, повод. Если угодно, знамя, под которым можно выступать якобы для благой цели и которое оправдывает все.

Я помолчал, переваривая услышанное.

— Не доверяй клерикам, брат. Они набьют тебе уши сахаром, а потом пошлют тебя умирать непонятно за что.

Какое-то время мы шли в молчании. Потом я не выдержал:

— Ангус, а что ты думаешь о принце?

— Что я думаю? — Ангус хохотнул. — Да я не думаю о нем вообще.

— То есть как? — я внимательно вгляделся в его лицо, уж не думает ли он, что..? — Я понимаю, ты с ним лично незнаком, но все же?

— Скажу тебе по секрету, брат: он и есть как раз тот, за кого стоит сражаться и проливать кровь.

— Ты это серьезно?

— Конечно. Мы вышли на восстание ради него и ради него же мы умрем, если надо. Или посадим на трон. — Ангус горделиво вздернул нос.

Я посмотрел на него с опаской.

— А если он не оправдает нашего доверия — зашьем его в мешок и скинем в залив.

Мне захотелось гомерически заржать, но я сдержался. Лишь только хлопнул Ангуса по плечу, ухмыльнувшись.

— Не стоит смеяться. Весь прошлый год и до самой победы у Торнагрэйна дела шли ни шатко, ни валко, и люди это ощущали. И я это ощущал. Все ждали скорой развязки, трагичной развязки. И я ждал. Но развязка вышла в нашу пользу. Благодаря и тебе, как говорят люди. Но самое главное — это то, что мы увидели победу наяву. После Проклятого Кромвеля, после казни Монтроуза, после гибели Клэйверхауса, поражения в пятнадцатом году и в девятнадцатом, никто не верил в то, что можно бороться на равных с Англией. А теперь мы чувствуем, что можем победить, понимаешь? Никакой принц нам не поможет и не помешает. Времена романтизма прошли, сейчас все по-другому. Сейчас все зависит только от нас. А если народ верит в себя — он непобедим.

Такой проникновенной речи я не ожидал от горца, пусть даже приемного сына вождя. Со мной шагал настоящий политик, невероятно умный, осведомленный, мыслящий. От такого я даже ужаснулся — ребята, а зачем вам я? Когда у вас такие кадры?

У деревушки Ларберт, немного не доходя до Фалкирка, объявили привал. Мне пришлось растормошить Ангуса, чтобы потренироваться в фехтовании.

А, да, совсем забыл — теперь мое правое плечо приятно оттягивал ремень с ножнами. В которых сидел самый настоящий палаш. Дорогущее оружие, в самом деле. Если бы не снабжение из Франции и Испании, с палашами бы ходили не более одной пятой части горцев. Остальным бы улыбнулось побегать с вилами, косами и топорами. Да впрочем и таких тоже я видел.

Мой палаш, который мне вручили утром, перед началом похода, принадлежал кому-то из погибших ранее. Хоть я и атеист, но меня предупредили, чтобы я обращался с ним аккуратно, бережно и… "И ты зря лыбишься, Алексей. У оружия есть душа, как бы ты не хорохорился со своим атеизмом", — прозвучал голос у меня в голове.

Вдогонку к палашу мне досталась сумочка с необходимыми вещами, типа жира для смазки, оселком и куском ветоши. Такие сумки шотландцы в наше время обычно носят на причинном месте, ну вы видели, да? При парадном костюме. Видели? Тут были похожие, только их носили на боку.

Ангуса удалось расшевелить с большим трудом. Сам он не желал ничего делать, лишь отдыхать с дороги. У меня же наоборот, энергия перла только в путь, сам не знаю откуда.

Первые удары он лениво отбил. Потом, видимо раскочегарившись, скользящим блоком отклонил мой палаш, неуловимым движением перехватил меня за руку, одновременно приложив лезвие своего меча к моей груди.

— Не так уж и плохо, — обронил он, отходя на исходную позицию. — Но не теряй концентрацию. Она тебе понадобится, если ты встретишь соперника, вооруженного саблей или шпагой.

— Ага, понял, — у меня в голове снова пронеслись кадры из "Роб Роя", где Тим Рот великолепно нырял и уходил от ударов палаша.

Уроки Иана не прошли даром — хотел бы я знать, что с ним сейчас? Я довольно уверенно парировал атаки Ангуса и не поддавался на его уловки, хотя он все же успел задеть меня по руке пару раз.

— Недурно, Алистер, недурно. Тебе следует поднабраться силы, чтобы палаш в твоей руке двигался быстрее.

— Ну прости, Ангус. Мы, русские, более привычны к топору.

Мы засмеялись.

— Ладно, брат, ты уже много понимаешь в деле фехтования, надо лишь побольше практики. Теперь отдыхаем. У нас впереди еще много миль.

Ночевать мы остановились у моста, неподалеку от Линлитгоу.

 

Глава 6

Рано утром колонна миновала Линлитгоу. Там мы встретили наши конные патрули.

Эдинборо не был занят нашей армией — хоть на это у принца хватило ума, хотя представляю себе, как ему, должно быть, невмоготу уже короноваться в Холирудском дворце. Зато у кого-то из командующих армией достало здравого смысла стребовать с города контрибуцию провизией и блокировать замок. Также нам сообщили, что несколько рот английской пехоты, милиции и драгунов сдались без боя. Почти все рекруты завербованы здесь, в Шотландии, поэтому при появлении превосходящих сил, да еще и ведомых законным монархом, они без колебаний переходили на сторону сильнейшего.

Проблема была в том, чтобы удержать их, склонить на свою сторону, чтобы — навеки и до смерти. Но это и в самом деле проблема. Испокон веков шотландцы разделены. Если не считать Порубежье, англичане и дружественные им силы вербовали солдат в окрестностях Глазго, Эдинборо, Абердина. Ну, скажем, не испокон веков — все же Уоллес и Брюс набирали войска именно здесь в Лоуленде. Но последние пару сотен лет горы и низины живут отдельно друг от друга. Вот если бы консолидировать все области в одно государство с единым патриотическим чувством, какое присуще шотландцам двадцатого и двадцать первого века… Ах, да, если бы, если бы…

Такой процесс займет не одно столетие. Конечно, можно форсированно провести коллективизацию — но это ж смешно, сами понимаете. Смешно, но делать что-то надо, чтобы у нас появился хоть шанс на победу в долгосрочной войне.

После полудня мы прибыли к Эдинборо. Шел третий день осады. О'Салливан так и не сподобился раздобыть обещанную артиллерию — что неудивительно, брать пушки было негде. Но нас встретили криками ликования, как и вести о взятии Стирлинга.

С Эдинборо, правда, такие уловки не прокатят. Престон — старый тертый вояка, его не возьмешь актерской игрой.

Более того, до нас дошли слухи, что принц вполне может погнать войско на открытый штурм, если не найдется других вариантов. И при этом сам возглавит атакующих. Черт, а я-то начал было подозревать в нем мало-мальские способности к рациональному мышлению.

Вообще, шотландские замки — это какая-то напасть, честное слово. Все отстроено на скалах, огромные высоченные стены, башни, бастионы, словно кто-то из планировщиков гигантоманией страдал. Такое брать без артиллерии — нереально, только народу положишь кучу, и без толку.

Но брать-то надо, надо. И как можно скорее, пока великие мира сего не наломали дров и пока — что важно — англичане не выдвинулись на помощь.

Войска разместились на окраинах Эдинборо. Макдональды нашли своих сородичей — Кланранальд, Гленгарри и Гленкоу, разбивших лагерь к югу от города, ввиду замка.

Дав роздых ногам, уставшим после марша, я отправился осматривать замок. Ангус, не оставлявший меня последние сутки, остался отдыхать в лагере.

Я прогулялся вокруг замка. Да, положение аховое — скала в форме капли, вытянутая с востока расширяющимся концом на запад и чуток загнутая на север. Точь-в-точь как Стирлинг по форме. Штурмовать можно только с ворот, под шквальным обстрелом с башен и господствующей над местностью батареи Полумесяца. Положим половину армии, даже если ворота выбить предварительно. Что будет тяжеловато, без артиллерии-то.

А если и была бы артиллерия, что толку? Такие бастионы, наверно, неделю расстреливать придется. И то, если б они на ровном месте стояли. А они ж на скале.

Скалы, скалы — беда с ними просто. Хотя, не такие уж они и неприступные, если приглядеться. Неприступных крепостей нет, как говорилось. А осел, нагруженный золотом, возьмет любую, так тоже говаривал кто-то. Вот только с золотом у нас не очень. Зато есть Камберленд и генералы. Правда, слухи о нашей выходке под Стирлингом могли просочиться. Очень я сомневаюсь в этом, конечно, но все же могли, могли. Да и Престон не сдаст замок. Не сдаст. Уж больно он важен. И англичане могут подойти на выручку уже скоро.

Можно начать резать пленных по кусочкам ввиду у гарнизона. Но нет, Мюррей на такое не пойдет. И принц не пойдет, тем более. Этак мы себя зарекомендуем совсем уж чудовищами. Мало того, что не сдержали обещания перед комендантом Стирлинга, так еще и живодерстововать? Не, война есть война, это само собой, но все же переходить определенные границы не стоит.

Нагулялся я по самое не хочу, запомнил несколько мест, где скалы спускались вполне себе благопристойными уступами. Там и скалолазом быть не надо, ставь себе руку-ногу, руку-ногу, и всего делов. Теперь бы еще выяснить, какие планы у командования, что они там напридумывали. Я-то человек маленький.

— Алистер! — раздался сбоку свистящий шепот.

— Что? — я ответил, не оборачиваясь.

— Нам надо правее, намного правее! — сказал голос, налегая на твердые рычащие "р".

Не ответив ничего, я стал передвигаться в указанном направлении.

Я полз по скале, медленно, осторожно, распластавшись. Словно паук, подбирающийся к запутавшемуся в паутине шмелю. Сумка с бомбами, точнее, гранатами, подпрыгивала и стукала меня по пятой точке всякий раз, когда я подтягивался рывком. Надоедливая штука. Зато палаш я привязал за спиной и он не мешал.

За мной карабкались добровольцы из Макдональдов и Маклинов. Еще несколько наиболее опытных скалолазов лезли впереди. Их задача была подсказывать остальным, куда ставить ногу и за что хвататься. Луна светила нам в спины, но этого было маловато. Впрочем, и скала была не такой уж отвесной. Обычная скала. Непростая, да. Но никто ж не говорил, что будет легко.

Весь вчерашний день я потратил на разговоры — ох, и достало меня это! Сначала Ангус начал глубокомысленно выказывать сомнения, затем Мюррей полностью раскритиковал мой план. Но не отверг, однако же.

Потом подключились Йуэн Макферсон, Ранальд, Кеппох и вождь Маклинов из Дриммина. Принца, к счастью, не пригласили и очень правильно сделали — нехай себе тешит самолюбие планами о коронации. Зато подошли Иан Мор Макгилливрэй и командиры атольцев. Пришлось рассказать им всем о плане в доступном виде. Напомнить о том, как был взят Гибралтар. Кучка матросов залезла по скале и подняла над крепостью флаг, пока гарнизон был на молитве. И испанцы сдались. Удивительно, что делает с людьми время. Пару веков назад испанцы разгоняли миллионные толпы индейцев исключительно силой духа и смекалкой. Ну и обманом, конечно, тоже. Не хвалю их за это, но факт есть факт. После разгрома Армады и господства англичан на морях в Вест-Индии, Испания стала какой-то, блин, Чехией, что ли. Вялой, неспособной ни на что, исчерпав человеческие ресурсы.

По одной книге детства вспомнилось, что Сашко Филлипыч Македонский подобным образом взял горную крепость где-то в Афганистане. Ну или в Бактрии, или как там оно называлось-то в те времена… и известен он там под именем Искандер Зуль-Карнайн. Но это я так, к слову.

Что случилось дважды — может произойти и трижды. Закономерность это называется.

Вот только мне что-то не верилось, что гарнизон сложит оружие, увидев якобитский флаг над одной из башен. Поэтому был проработан вариант на случай неудачи — а именно, пороховой погреб. По свидетельствам немногих, кому доводилось бывать в Эдинборо, он находился в подвалах у южной стены, как раз за Большим Холлом.

Ночью в замке очень легко запутаться среди различных переходов, эстакад, лесенок, поэтому мы допросили нескольких пленных англичан. По отдельности, разумеется. Они подтвердили наши предположения.

Ну и… Ну и я вызвался добровольцем. Дональд Робертсон серьезно нахмурился, Иан воздел к небу руки в немом жесте, Макферсон осуждающе покрутил головой, Мюррей разразился довольно негативной тирадой. Лишь Ангус и мой названный отец не произнесли ни слова, хотя старший Кеппох отвел взгляд в сторону.

— Не нужно, Алистер. Еще успеешь показать свою удаль. У нас есть опытные воины, кто всю жизнь проходил по горам, пусть они этим занимаются. Это замок не есть наша конечная цель.

— Конечно нет. Вот и я удивляюсь, ради чего мы тут застряли? Давайте просто коронуем принца в Холируде и все!

Собравшиеся переглянулись. Иан сказал:

— Не знаю, будет ли это сюрпризом для тебя, но принц пришел сюда не за короной. Его желание — короновать своего отца, Джеймса.

От так вот! Ну что ж, лучше позже, лучше позже…

— И для этого вы шли на Лондон год назад?

— Не совсем так. Тогда вся наша надежда была на французов, — взял слово Ангус. — Окажись мы в Лондоне, можно было бы рассчитывать на скорую высадку французской армии. Да и на поддержку всего католического населения Англии.

— Тогда это полностью меняет дело. Когда нам грозит новая армия Уэйда, нельзя оставлять в тылу замок. Тем более, как я слышал, гарнизон силен, там укрылись остатки немецких наемников. И они могут в любой момент ударить нам в спину. Ведь так?

— Это правда, — Ангус кивнул.

— Ну вот. А если мы взорвем их запасы пороха, то они окажутся безоружны.

— Брат, я уважаю твою решительность, но даже если ты взорвешь их погреба, как ты выберешься оттуда? Одно дело — встретить врага в бою, где ты сам решаешь свою судьбу. И рядом стоят твои братья. Другое дело — когда ты будешь сидеть в этом замке, как в западне, если вообще уцелеешь после взрыва. Что ты станешь делать? Прыгнешь со стены, словно кот?

— Видите ли… — я прокашлялся в кулак. И вспомнил слова Роба. — Вы все водили людей в бой, все рисковали жизнью. Бросались в атаку на ряды красных мундиров, на пули. И не думали о риске. Так почему мне отказано в праве проявить себя, пусть и с риском для жизни?

Лорд Джордж тем временем подошел ко мне ближе:

— Вот зачем тебе это надо? Ты уже и так сделал все, что в твоих силах, а именно — дал нам идею. Зачем тебе идти на риск? Ты отменный боец? Или скалолаз? Или что..? У тебя есть что-то, чего нет у других?

— Да, есть. Вот, смотри, — с этими словами я выхватил из кармана зажигалку и ткнул ей чуть не под нос Мюррею.

— Узнаю. Одна из твоих вещиц. Что это?

— Это кремневый замок, — перевел я на доступный язык. И чиркнул колесиком. Вокруг сразу стало как-то тихо, хоть я и глядел в глаза Джорджу, но понял, что все взгляды сфокусированы на мне. Для убедительности высек огонь еще несколько раз. — Если нужно запалить шнур для гранаты или пороховой бочки, удобнее такой шутки не сыскать.

— Запалить шнур можно и от фитиля… — неуверенно сказал Йуэн Макферсон.

— Верно. Но кто потащит с собой тлеющий фитиль ночью, по скалам? И будет карабкаться с ним через стену? И потом красться по замку?

Помолчали.

Мюррей поскреб отросшую щетину. Сказал:

— Друг, доныне ты ни разу не подвел нас. Хоть я в тебе и сомневался поначалу. Пожалуй, ты сам вправе решать свою судьбу и не мне тебя удерживать. Однако знай, эта авантюра приведет тебя к гибели, скорее всего. Но я буду за тебя молиться.

Подошел Ангус. Промолвил:

— Я с тобой.

— Нет, Ангус.

— Ты обижаешь меня, брат.

— Нет, Ангус. Как старший из нас двоих, я прика… Нет, прости! — я положил руку ему на плечо. — Если со мной что-то случится, ты должен жить и помогать нашему отцу.

— Но я выбираю — быть рядом с тобой!

— Ангус, нет. Я не пущу тебя. Или тебе придется убить меня.

— Я понял, брат. Иди. Храни тебя Господь.

И вот я лезу по скале, с тремя десятками добровольцев. И у меня есть запасной план. О котором знаю только я.

Юго-западный склон был не особо крут, за несколько минут мы добрались до невысокой стены, защищавшей ровный кусочек плато за пределами самого замка. Я бы назвал эту стенку палисадом, но официальное название ей — куртина, если не вру. И удача! Она не охранялась! В самом замке горели факелы, а на куртине — ни души. Тем лучше.

Поднявшись чуть выше — и севернее — мы нашли место, которое я приметил еще двумя днями ранее. От скалы и до гребня стены здесь было два человеческих роста, ну может, чуть более.

Сразу же двое горцев прислонились к стене, им на плечи вскарабкался еще один, а довершил конструкцию четвертый, опустившийся на колени рядом с первыми двумя.

Один из диверсантов, сухощавый, жилистый малый, вскочил на спину своему товарищу, упер ногу в сплетение рук того клансмена, что стоял на плечах двух других. И одним махом оказался на стене.

Мы ждали недолго. Его голова вскоре показалась над кромкой стены и хриплый шепот возвестил о том, что все спокойно. Когда на куртине оказались трое бойцов, живая пирамида распалась. Взамен сверху спустили веревку и все мы, подтягиваясь, и будучи подтягиваемы, взобрались наверх.

Несколько горцев тенями ускользнули по стене на восток — наблюдать за замком. Остальная группа, вытянувшись "ручейком", последовала за ними. Дверь, ведущая с куртины в замковую башенку оказалась заперта. Да, вот уж сюрприз.

Нам пришлось спуститься на землю, точнее, на скалу и исследовать саму замковую стену. Здесь мы уже передвигались медленно и плавно. Скрипни ремень или звякни ножны — все, каюк. Даже если мы сможем уйти, гарнизон усилит внимание и нам не придется рассчитывать на повторную диверсию.

Рядом с одной из башенок мы остановились. Шотландцы переговорили между собой шепотом, указывая руками наверх. С замковой стены доносился топот часового, то приближаясь, то вновь затихая.

Мы затаились в тени, скучившись. Над моим ухом прерывисто дышал кто-то из горцев. До смены оставалось совсем немного.

Лишь только до нас донесся грохот каблуков и голоса, свидетельствующие о проходе караула, как двое горцев вскочили и вскинули луки.

 

Глава 7

Вверх взлетели тяжелые, окованные железом стрелы с "кошками" — якореобразными крюками, сопровождаемые колышущимися хвостами веревок. И снова удача — оба зацепились за камни, легонько лязгнув.

Некоторое время мы выжидали. Заметят или нет?

Нет.

Часовой, пройдясь к нашему отрезку стены, развернулся и его шаги стали удаляться.

Я обернулся. Свет луны падал на нас сбоку и я смог разглядеть блестящие глаза соратников. Мы ведь шли на смерть. Подрыв порохового запаса, скорее всего, означал не только страшные разрушения в замке, но и нашу гибель тоже. И хоть бы кто сморгнул, стушевался. Нет.

В памяти почему-то всплыла строфа из песни. Песни из моего времени, совсем еще свежей.

Ну вот и танки в поле, и тут мне стало страшно,

Ведь жизнь кончалась этой высотой.

Но только вдруг я понял, что жизнь — не так уж важно,

А важно — то, что сзади, за тобой.

Да, шотландцы — они такие. И не потому, что жизнь их настолько плоха. Просто они привыкли жертвовать собой ради своего народа, ради своего клана и ради законного монарха. Ах, если бы только мои соотечественники видели это.

Ведь у нас не только жизнь — какое там нафиг "жизнь" — у нас вряд ли найдется один из десяти, кто сможет променять личный комфорт на ту пользу, которую он может, или мог бы принести, а уж если оно связано с риском для жизни! Ну-у-у, это все, это сразу: "мне семью надо кормить, надо содержать родителей, бабушку-дедушку, тещу, собачку…"

У этих горцев, я уверен, тоже остались семьи и родня в Баденохе и на острове Скай. Но они не задумались ни на секунду, вызвавшись добровольцами. Как же это происходит такое нечто, при котором в голове у человека врубается понимание: "я — не столь важен, важно достичь цели, важно сделать так, чтобы жили потомки и клан"? Откуда оно берется?

Двое ловкачей, отбросив луки, приступили к восхождению. Я слабо видел их, но все равно, не смог не восхититься физической силой этих людей — держась за веревку руками, они взмыли вверх по стене, словно занимались этим всю жизнь. Хотя… Может и занимались? Впрочем, стена была не так уж высока в этом месте, да и клансмены, вышедшие на эту, с вашего позволения, операцию, скинули свои пледы в лагере, оставшись в одних рубашках, чтобы не стеснять движения.

Все мы — тридцать человек, бесшумно перетекли к подножию стены, к веревкам. Двое наших "альпинистов", насколько я понял, затаились между зубцов стены.

Шаги часового зазвучали в ночной тишине — он возвращался. Зря он это делал. Как только шаги приблизились, послышались возня и предсмертное хрипение, а вслед за ними — тихий посвист. Мы бросились к свисающим концам веревок.

На стене отцепили кошки и придерживали веревки вручную. Горцы поднимались, перебирая ногами по стене и подтягиваясь руками. Экстремалы, блин. Я так не мог. Я сжимал канат руками и лодыжками, буквально ползя по нему, раскачиваясь и иногда стукаясь о стену всем телом.

В один момент я было подумал, что больше не сдюжу. Ну что делать, в двадцать первом веке наши мышцы не приспособлены к весу собственного тела. Беда, беда.

Шотландец, начавший карабкаться синхронно со мной, по второй веревке, уже исчез между зубцов стены, а я все полз. Или думал, что полз. На деле, я продвигался, наверно, на несколько сантиметров каждым рывком. Едрить твою коляску! А еще собрался воевать! В диверсанты устроился! Му… Мудрило!

Думал, что в хорошей форме ведь, а в реальности что? Неделю отлеживался, неделю сидел в седле, под Стирлингом сидел, опять же, в окопе. Баран, какой баран! Ведь предупреждали, но не-е-е! Все, боги, небоги, полубоги, сиды и кто еще там есть, вы свидетели: если выживу — никаких акций больше. Буду восседать в шатре, положив ноги на барабан и покуривать трубку. Ну и иногда гонять адъютантов с приказами. И все…

Рука просунулась меж зубцов стены и словила меня за камзол. Я вцепился в своего благодетеля одной рукой, не выпуская веревки. И меня втянули на стену.

— Алистер, ты, никак? — раздался знакомый шепот.

— Ну конечно я. Не шуми. Давай, дуй на восток по стене, надо добраться к Большому Холлу. Там где-то рядом — погреба.

— Сейчас. Займи мое место, помоги остальным подняться, — шотландец передал мне веревку, окликнул остальных и они резво рванули по гребню, мимо казарм новой постройки.

Я передоверил канат еще одному горцу и побежал за первой группой, по стене на восток.

И тут что-то случилось. Что-то пошло не так. Something went wrong — стукнуло мне в мозг. Ну я уже привык не только говорить, но и думать на английском. Слишком долго нам везло, лимит удачи исчерпался, не иначе.

Сменные караульщики не ушли, а возвращались обратно. Нас заметили, еще издалека. Возгласы и команды разнеслись по внутреннему дворику.

Что произошло с оставшимися горцами, которые залезали на стену, я так и не понял. Поворот скрыл обзор. Но, видимо, англичане появились с противоположной стороны и сбросили нескольких человек со стены, судя по жутким крикам, раздавшимся у меня за спиной.

Впереди несколько клансменов — наш авангард — сцепились с караульной командой. То есть, "сцепились" — не тот термин. Наши перебили англичан за насколько секунд и бросились к башенке, откуда появились дозорные. Я же и еще двое-трое горцев, всполошенные тем, что творилось сзади, промешкали, остановившись на стене, на пол-пути.

Внизу, во дворике, застучали мушкеты и вверх выплыла туча дыма, утягиваясь на восток под порывами ветерка.

Ее я, впрочем, не увидел, точнее, не обратил внимания. Что-то двинуло меня в плечо, да так, что я отлетел к зубцам стены, грохотнув об пол сумкой со снарядами. И только сползя на пол, почувствовал страшную боль в руке, равно как и мокрую, липкую пакость, мгновенно заполнившую левый рукав.

Горцу, находившемуся в полдюжине шагов от меня, повезло куда меньше: он упал со стены мертвым, даже не охнув.

Я попробовал подняться, по привычке опираясь на левую руку. И чуть не лишился чувств от… А-а-а-а!!!!! Нет, все! Решено: если выживу — заделаюсь штабистом. Ибо это уже слишком.

С другого конца стены, откуда мы и пришли, появились англичане. В темноте сложно разобрать, кто есть кто, но треуголки на головах и сверкающие штыки не оставляли никаких сомнений. Значит, вся оставшаяся позади группа перебита или отрезана. Хотя даже если отрезана, все одно, помочь нам уже не смогут. Вот дьявольщина.

Англичане приблизились быстро, неестественно быстро. Или это я сомлел? Нет времени выяснять.

Подтянув ремень от ножен, я потащил палаш из-за спины. Первый англичанин, похоже, принял меня за убитого или тяжело раненого. Он был, в общем-то, прав, но за свою беспечность поплатился, ибо я вздернул свою тушу на ноги и въехал в него плечом, как обычно толкаются защитники в футболе.

Солдат лишь коротко вскрикнул на вдохе и полетел в замковый дворик, головой вниз. Что с ним дальше было — размышлять недосуг.

В метре от меня блеснуло острие штыка. Я отклонил его палашом и рубанул обратно, по сути даже не видя своего противника. Да и он оказался явно не новобранцем — палаш пробороздил пустоту.

Слева, вдоль зубцов стены проскочил еще один, замахиваясь на меня. Я отступил, уходя с линии атаки и ударил по руке англичанина, как на тренировке. Тот взвыл и повалился, но через него перепрыгнул очередной солдат. Одновременно с этим, первый, опытный противник, ужалил штыком. Я успел отодвинуться, но недостаточно — штык "на излете" вспорол штанину и кожу на бедре. Стиснув зубы, я попытался отступить еще на несколько шагов, но запутался в собственных ногах и потерял равновесие…

Страшный вопль высоким тенором вклинился в звуки схватки.

— КРУ-А-ХАААН!!!!!

Бам!!

Налетевшая сзади тень одним мощным толчком сшибла с ног английского солдата. Второй, тот, что "опытный", развернулся к невесть откуда взявшемуся подкреплению, но тут же ему в лицо врезалось лезвие меча, да так, что брызги разлетелись, окропив и меня в том числе…

Черти полосатые, "Круахан" — это же клич клана Кэмпбелл, проанглийских предателей, разъедрить! Это все, что я успел подумать. Но заодно я успел и вспомнить, что, как ни странно, аналогичный клич был у клана Макинтайр.

Макинтайр???

Этого не может быть!

— Мэри, ты как тут…?

— Вставай, бежим отсюда! — она бросилась к башне. Вот такие они вот, женщины.

Я с трудом приподнялся. Мэри мгновенно вернулась и подхватила меня, не дав снова упасть. Окей, беру свои слова обратно.

Из дворика раздались команды: "Aim!" Я схапал Мэри за плед — она одна из всех отличалась наличием верхнего одеяния поверх рубахи — и опрокинулся на спину. Она упала прямо на меня. Да, романтика! О зубцы стены защелкали пули.

Пока внизу солдаты перезаряжали, мы поднялись и бросились в башню со всех ног. Там уже ждали четверо горцев, "авангард".

— Здесь мы находиться не сможем, дверь слабовата, — сразу обратился ко мне один шотландец. — Внизу тоже есть проход, оттуда могут атаковать. Эту башню мы не удержим.

— Так чего тянем тогда? Бегом, к погребам!

Цели мы, разумеется, не достигли. Англичане сновали уже повсюду, словно муравьи в растревоженном муравейнике. Пришлось укрыться в здании тюрьмы. Большой Холл и замковые подземелья находились в нескольких шагах от нас. Но блин, сделать эти несколько шагов — означало самоубиться.

Тюрьма оказалась хороша тем, что тут был только один выход. Я устроился напротив двери, усадив рядом Мэри, в роли заряжающего. Бомбы пригодились бы, но… Но нет, иначе мы погребем сами себя под развалинами.

Остальных я распределил по сторонам здания. Двух на северные окна, по одному на восток и на запад. Чтоб эти краснопузые мартышки не лезли, я приказал стрелять, но стрелять на совесть, наверняка, чтоб каждое неосторожное движение стоило им жизней. У нас имелись захваченные ружья и запас зарядов, снятый с англичан, убитых непосредственно перед тем, как мы сюда ворвались — успех. А вот в целом, успехом эту операцию не назовешь.

Под моим руководством Мэри промыла рану. Пуля пробила мякоть и ушла навылет, к счастью. Тем не менее, я приказал ей наложить жгут под самым плечом. Так-то оно надежнее, нечего кровянить тут. Хрен с ним, с ранением, главное — чтоб правая рука фунциклировала.

Вот здорово-то! Теперь, если выживу, буду не только кривоногий, но и криворукий. Если выживу.

Воспользовавшись передышкой, я глянул в глаза воинственной девчонке.

— Ты за каким вообще… Зачем ты здесь?

— Как зачем? Мы на войне, Алистер. Война есть война. — пожала плечами Мэри. — Что ж мне еще оставалось? Размахивать флагом и поддерживать наших криками?

— Нет, но… Но зачем ты влезла в штурмовую группу?

— Затем. Повторяю тебе: война идет. А раз уж я пришла в армию, чтобы воевать, то я должна воевать. И вообще, лучше бы сказал спасибо, за то что я спасла от тех солдат.

— "Спасла"? — я охнул и схватился за поврежденную ногу. — Ну да, пожалуй, что так. Спасибо тебе.

— Пожалуйста. Ты нас вытащил из-под обстрела, так что… Услуга за услугу.

— Ну ничего себе! А если б не вытащил, то ты бы мне не помогла в этот раз?

— Да что вы, русские, такие тонкокожие? — Мэри осклабилась и легонько похлопала меня по здоровому плечу. — Помогла бы, конечно. У меня свои счеты с краснокафтанниками.

Наш разговор оборвал вскрик одного из горцев, оповещавший об опасности. Лишь только рассвело, англичане атаковали. Понимали, паскуды, что противостоящих им мало; надеялись уничтожить нас одним натиском.

У стрелков на окнах появилась масса работы. Дверь перед нами тоже задребезжала от ударов, и, не выдержав, рухнула внутрь.

Первого солдата я свалил выстрелом из пистолета, разрядил второй в следующего. Третий поймал пулю, выпущенную Мэри из трофейного мушкета. Все.

Мы похватали палаши и рванулись к двери. Ну то есть, Мэри рванулась, а я допрыгал следом.

Чей-то штык уже летел ей в живот, но я отбил его в последний момент и девушка свалила солдата колющим ударом. Судя по возгласам, за дверью толпился десяток-другой, не меньше.

Когда упал пятый нападавший, англичане перестали лезть. Подвох какой-то. Ну точно. Я оттолкнул Мэри в сторону и сам отступил назад, уйдя из дверного проема. Тут же снаружи загрохотало и внутрь влетели пули, кроша в щепки деревянную мебель.

Махнув пару раз палашом для острастки, я нащупал в сумке бомбу. Длиннющий фитиль, рассчитанный на то, чтоб успеть удрать подальше при подрыве порохового погреба… Черт с ним, не помешает, просто подожгу его ближе к снаряду. Я схватил палаш в зубы — как удержал только, сам не знаю, и выудил из кармана зажигалку.

Солдаты по ту сторону двери уже перезарядились и ждали команды офицера, чтобы ворваться внутрь.

Не дожидаясь нового штурма, я выглянул в проем, оценив расположение неприятеля и снова спрятался. Вслед мне грохнули два выстрела. Фитиль прогорал.

Я прикинул в уме расположение солдат, траекторию броска, время догорания шнура…. И метнул бомбу.

Бабахнуло так, что я едва не оглох. Нда, так это я, а каково им там? Я не стал смотреть наружу. Не рискнул. Ну его нафиг, проблююсь еще. Вместо этого я подозвал соратников и мы на скорую руку забаррикадировали дверной проем. У горцев, собственно, дела шли тоже далеко не лучшим образом: двое получили ранения, так что теперь стрелять из окон придется мне и Мэри, в том числе.

Англичане могли бы уже давно разнести нас в пыль с противоположной стены, если б они сумели развернуть орудия. Но это нереально. К счастью для нас.

Гарнизон вместе с гессенцами пробовал нас выбить еще пару раз, но наткнувшись на баррикаду, отходил, тем более, что в порохе и пулях у нас недостатка не было. К тому же, когда они пошли в третью по счету атаку, я еще раз порадовал их гранатой.

У нас уже не осталось не подвергшихся ранениям, даже Мэри зацепило осколком камня, отлетевшем от кромки окна и оставившем щегольскую царапину на лбу — от переносицы вверх-вбок. Гарри Поттер, обзавидуйся!

Странно, что англичане сами не пользуются гранатами. Не может быть такого, чтоб они не имели ручных бомб. Впрочем, раз нет, то и зашибись.

Передышка — чему бы мы ни были ей обязаны, но я решил воспользоваться этим нежданным затишьем с умом. Прихватив с собой одного клансмена, я спустился в подвал, в казематы.

О, вот она, цивилизация эпохи Просвещения и Реформации! Узников тут оказалось немного, но зато какие! Кандалы, совместно со вшами, проели целые дороги в их плоти, волосья сплелись в такие немыслимые конструкции, от вида которых любой гарлемский негр со своими дредлоками побелеет от стыда и уйдет с позором на три буквы. От тел несло чем-то настолько приятным, что хотелось блевануть, не отходя от кассы.

 

Глава 8

Странно, по идее, англичане вроде бы отправляли пленных в Карлайл, дальше на юг, в Лондон, дабы судить их — и, вне зависимости от приговора, сослать на каторгу в колонии. А здесь узников было не так уж много.

На самом деле, подвал оказался довольно ужатым, да и то сказать — много ли в скале повырубишь. Не, крепость тут стоит больше тысячи лет, если верить историкам, так что теоретически могли. Но видать, тюремными делами занимались больше всего в последние лет двести.

К тому же, общая камера находилась над землей, под залом, где мы держали оборону, только она пустовала. Случись битва при Каллодене в этой реальности — глядишь, камере нашлось бы применение. А так…

Пока я прикидывал, как расстрелять замок из пистолета, чтобы не попасть рикошетом в себя или в узника, сопровождающий меня шотландец нашел комплект ключей. Вот ведь народ, никогда не теряются.

Какой букет! Тут нашлись пленные из Испании, Франции, даже один датский наемник — во ирония! Ну и местные, конечно.

Испанец — один, страшно обросший, прожигающий взглядом — рванулся наверх, как только дверь распахнулась. Мстить, насколько я понял. Я и горец с трудом его словили. Невероятная силища в таком измученном, изможденном теле.

Как мы его удержали — сам не пойму, но нам помогли другие пленники, не утратившие разум. Как он остатками зубов рвал хлеб, принесенный сверху — это даже подумать страшно, и не дай бог никому увидеть.

За три минуты наши силы возросли втрое, если не больше. Вот только как удержать под контролем эту толпу, жаждавшую вцепиться зубами в глотку первому же англичанину? И стоит ли их удерживать?

— Транкильо, транкильо… — шептал я на ухо испанцу, ну или как там на ихнем-то? "Не рвись, друг, не рвись, ты еще нам пригодишься. Не рвись." Телепатом мне не стать, но я хотел бы им быть в тот момент.

На верхнем этаже было жарко. Каменное крошево сыпануло в лицо. Пули влетали в окна, расплющивались о стены.

Только не прыгай через баррикаду, испанец чертов! Мэри услышала мои мысли, подбежала и обхватила испанца. Безумец — вот ведь чудо — унялся враз.

— Кто здесь понимает по-английски? — заорал я благим матом, пока никто еще не психанул. Почти все освобожденные узники подняли ладони. — Suberb! Хватайте мушкеты, заряды и бегом к окнам. Стрелять в саксов!

Людям, что сидели в подземелье, не объяснишь, что и как. И пытаться нечего. Людская масса хлынула к оружию убитых солдат, обтекая меня. Я удержал нескольких, чтоб не дошло до драки.

Один датчанин остался бесстрастным.

— Что здесь творится?

— Сэр, вам бы не помешало представиться, — я вытянулся, напустив на лицо серьезное выражение.

— Фредерик Энемарк, сэр. В заключении около года.

— Все ясно, Фредерик, — ответил я на датском. Ну или на таком датском, какой знал. — Меня зовут Алистер Макдонелл.

— О, сэр, вы бывали в Дании?

— Доводилось. Но сейчас речь не об этом. — Я перешел обратно на английский. — Мы заперты здесь. Нашей целью был пороховой погреб, но нас упредили. Теперь мы здесь. Вот и все. Если ваша цель — отомстить англичанам, то дверь вон там. Я дам вам саблю и вперед. Если же вы сохранили способность нормально мыслить, то план таков: продержаться до захода солнца и потом атаковать их погреб. Они, скорее всего, догадываются о наших задумках, поэтому легко не будет. Вам все ясно?

— Так точно, сэр. Я с вами.

— Прекрасно. Тогда у Мэри найдется лишний мушкет. Верно? — Я обернулся к Мэри.

— Найдется, — мрачно сказала девушка.

Доверять датчанам — глупо. Но это в моем времени. А здесь… Да к тому же, военному… Черт знает. Посмотрим.

Англичане не приближались к тюрьме. Ни в полдень, ни позже. Либо затевали что-то, либо одно из двух.

Я и горцы оборудовали окна на особый манер, удобнее для стрелков — и стрелять, и прятаться.

Освобожденные заключенные постепенно приходили в себя. Одного из них пришлось удерживать силой — нет, не испанца. Наоборот, шотландца. Истовый якобит, он сидел здесь около тридцати лет и если б не Конелл с Шоном — двое крепких ребят, державших оборону на западном и северных окнах — он бы вырвался и побежал рвать англичан зубами. Прям как тот испанец.

Пленника звали Александр. Блин, у них тут заело, никак? Чуть ни каждый третий — Александр. За время, проведенное в темнице, он одичал, лишился многих зубов и непривычно щурился на свет. Фамилию свою он помнил, к счастью — Гордон. Когда мы успокоили его, он устало опустился у стены и словно махнул рукой на все.

Испанец, напротив, отпихнув Мэри, снова начал метался по всему зданию, пока Конелл не ухватил его за шкирку. Этих двух несчастных мы усадили у лестницы, ведущей вниз и приставили датчанина охранять их. Он был явно не рад, но приказы не обсуждались.

— Если что, бей по голове прикладом, Фредерик. Психи задолбали уже. И без них проблем масса.

— Слушаюсь, сэр, — вот ведь бесстрастный солдат, прям позавидуешь.

Вечером, совсем поздно, на закате, англичане сделали еще одну попытку выбить нас из здания. Мы отогнали их уже без проблем — нас стало в несколько раз больше. Однако из тех горцев, что были со мной — Конелл, Шон, Иан и Дугалл — остались в живых трое, Иан погиб от пулевого ранения в голову при последнем штурме. Шон тоже находился не в лучшей форме, его ранения скоро можно станет исчислять двузначными цифрами. Дугаллу пуля перебила плечо. Конелл был ранен, но единожды, в мякоть, потому из всех он оставался самым боеспособным.

— Сегодня ночью мы должны добраться до погреба. Еще один день мы не выдержим.

— Почему нет-то? Они ничего сделать не смогут, — возразил Дугалл.

— Ты в окно выгляни, — сердито зашипел на него Шон. — Там уже мешки со взрывчаткой подтаскивают. Дай им немного времени и мы взлетим на воздух.

— Все верно. — Я опустил взгляд. — Шон все правильно сказал.

— И что делаем-то? — задал вопрос за всех Конелл.

— Что-что… Берем всех, кто здоров и крепок, рвемся к пороховому складу и кидаем туда бомбы. Вот эти, которые в сумке у меня. Чего еще непонятного?

— Так нас самих порвет же, — тихо сказал Дугалл.

— Ну а ты хотел жить вечно, или как? — вскинулся я, вспомнив знаменитую фразу Фридриха Второго. — Не волнуйся, не порвет. Там видал какие фитили? Они дли-и-иннющие. Так что напорешься на штык или на пулю чуть попозже, а от взрыва не погибнешь. Ну кто еще со мной?

Все высказались единогласно. Даже Шон вызвался прикрывать нас огнем и я тут же отдал ему пистолеты. Что касается узников, то тут мнения разделились. Защищать тюрьму — оно, конечно, безопаснее, да и мы сами планировали вернуться сюда, после подрыва. Вот только не улетит ли она в стратосферу, когда рванет? Оно ж тут рядом.

Горцы были иного мнения. Такие сопляки, как англо-саксы, должны сдать крепость, лишь только мы взорвем их запасы пороха, считали они. Я не соглашался, но пусть, пусть… Люди должны во что-то верить. Лучше всего — в себя.

Но к моему резервному плану переходить еще не время.

— Мэри, ты… Ты… Короче говоря, можешь подойти сюда?

— В чем дело? — Девушка обернулась, не выпуская мушкета из рук. Ее взгляд был страшноват.

— Подойди сюда, пожалуйста.

— Зачем? — она сбежала по ступеням. — Что случилось?

— Есть одна проблема. Давай отойдем. — Я увлек ее в темный угол, сцапав за локоть. — Ты жила в клане с детства, так?

— Ну да, и что? — вот сейчас она залепит мне оплеуху, плюнет под ноги и уйдет. А ибо нечего давить людям на мозоль. Но я, как всегда, соображаю медленно.

— Ты сможешь вызвать духа?

— Духа?

— Ну сида, как это на вашем языке. Иначе нам не выбраться.

— Ты что, спятил? Мы христиане…

— Ага, я в курсе. Только не говори, что сидов не существует.

— Я и не говорила. Я бы и остальным это рассказала. Но кто мне поверит?

— Я поверю, — ответил я глухим сиплым голосом. Интересный разговорчик, а! Только что утверждала, что христиане. А теперь уже, значит, сиды — ближайшая родня. Не, ну вот как это?

Нет, стоп, что ж я несу. Наши ж священники тоже, говорят, старались не обижать духов. Богу молись, а местных не гневи. Или как-то так, не поручусь за точность, не сердитесь на меня. Слышал краем уха. Я перешел почти на шепот. — А они, горцы, знают, но не верят, или что?

— Именно, — ответила Мэри тихо. — Не верят. Хотя знают.

— Но ты-то знаешь? И веришь?

— Ну да…

— Поможешь мне? Если мы не прорвемся?

Мэри ответила кивком. И ушла вверх по лестнице. Приклад ее мушкета ритмично стукался о ступени.

Я вернулся к горцам. Мы потушили все немногочисленные источники света, и теперь я боялся, как бы во мраке не отдавить кому ногу. Однако глаза привыкают быстро — через минуту я уже различал, где что.

— Значит так, ребята. Будем прорываться к погребу, он тут рядом,

— Трудновато будет, Алистер, — простонал с пола Шон. — В большом зале полно стрелков. Они перестреляют нас через окна.

— Это правда, — подтвердил Конелл. — И подорвут порох, как только мы выйдем.

— Ну блин, — я ругнулся по-русски. — Так что ж нам делать-то?

— Попробовать можно, — сказал Дугалл. — Начнем перестрелку. В темноте, авось, проскочим. Если только там охраны нет.

— Да есть, наверняка, — ответил Шон. — Они ж не дураки, поняли, куда мы прорывались.

— Зато нас теперь пятнадцать человек. Этих, безумных, можно первыми пустить. Таким везет обычно, — сказал Конелл. — А мы можем выскочить в окна.

— Ага. Но если не повезет и их положат парой выстрелов, тогда что? — Я оглядел всю компанию.

— Так ты ли не сам говорил, Алистер, что "пан или пропал"? — Конелл начинал злиться. — Или взорвем, или погибнем, тут нечего болтать.

— Верно. Это я задумался просто. Надо действовать.

— Ну и прекрасно, — Конелл подергал палаш, пробуя, как он идет из ножен. — Шона оставим здесь, и датчанина тоже. Если что, вернемся. То есть, те, кто останутся живы, они вернутся. А лучше бы — никому не вернуться. Мы пришли сюда делать дело. И все.

Соратники слитным гулом поддержали его и я лишь успел махнуть рукой: — Собираемся! Про окна лучше забыть, они наверняка пристреляны из Большого Холла. Да и прыгать высоковато. Пойдем по стене. Фредерик!

— Сэр? — донеслось из черноты.

— Зарядите все мушкеты. У нас должен быть перевес в огневой силе, иначе нас перебьют, как курей на узком пространстве.

Услышал его подтверждающий возглас. Обернулся.

— Все остальные — берите два или три ружья каждый, времени перезаряжать не будет. — Я подвигал левой рукой, черт, плохо дело, боль жуткая. Ну, значит, положусь на палаш, что ж еще осталось. — Первые четверо-пятеро двигаются по стене к Большому Холлу. Надо найти подвал. Кто окажется во втором ряду — смотрите внимательно вниз, во двор, стреляйте, если там кто покажется. Как только забросим бомбы, надо сразу уходить, тем же путем, что пришли, то есть, на запад, по стене, иначе нас взрывом всех прибьет. Дальше действуем по ситуации.

Вокруг меня тут же собралась толпа, топоча и погромыхивая оружием. Ни единого слова, только резкий запах пота и изветшалых рубашек узников. Хриплое дыхание. Покашливание. Изредка поблескивающие во тьме белки глаз, уставленных на дверь.

Ах, едрена ж! Почему таких людей нет в моем мире? Почему они не рождаются? То есть нет, виноват. Есть такие люди, но их концентрация слишком мала. Везде сидят жирные офисные крысы. Какой и я хотел бы стать. Мда…

Откуда в руках у Дугалла появился лук, я не понял. Видно, он снял его с тела Иана, того самого скалолаза, одного из двоих.

В кромешной темноте он подобрался к окну, шипя сквозь зубы проклятия на гэльском. Конелл поддерживал его короткими восклицаниями. Перебитое плечо Дугаллу мы уложили в лубок, теперь самоотверженный горец использовал руку по полной.

Клянусь, я бы так не смог. Нет, не думайте, что две сотни лет — это сразу создает разницу. Хотя… Глупость сморозил, создает, конечно. Даже одно поколение — огромная разница. Но, пожив около месяца с горцами, я научился терпеть боль, как легкую, типа от удара по щиколотке шипами бутс, что случалось в прошлом мире, так и настоящую.

Они-то знали, что я прошел через английские пытки, но не знали, что к боли я не успел привыкнуть. А я знал. Там была разовая акция, а потом потребовалось поступательное движение.

Пару раз, когда мне действительно было больно — невыносимо больно — на меня опускалась маленькая горячая ладошка и невидимый утешитель шептал:

"Все в порядке. Переживешь. Мы тебя в обиду не дадим."

Ну а как же сейчас? Где вы, ребята из потустороннего мира? В который я уверовал. Ибо как не уверовать, когда тебя трогают, встряхивают и перекидывают во времени и пространстве?

Почему вы не помогаете мне? Я ведь сделал, что мог! Что, продолжать? Ломануться с десятком людей на мушкетные жерла, да еще с одной лишь действующей рукой?

Или что? Не молчите же!!! Где ты, ладонь моего покровителя? Я не справлюсь без тебя и ты это знаешь! Ты это видишь и понимаешь!

…Но молчишь. И правильно. На себя следует полагаться. На себя и на товарищей. Тут тебе не "Герои меча и магии", хватило уже мистики, теперь люди должны сделаться оружием. Тело и воля людей.

У одного из восточных окон прогудела тетива и через секунду снаружи до нашего слуха долетело негромкое, но отчетливое "Оаа-а!!"

Я перебрался через баррикаду и выбежал на стену, сопровождаемый десятком людей, жаждавших мести.

 

Глава 9

И снова все пошло наперекосяк.

Часовых оказалось трое вместо одного. Дугалл сумел свалить ближайшего, однако двое других не зевали и отстрелялись по нам. Я пригнулся, верный привычке, криком предупреждая остальных, но одна из пуль нашла цель у меня за спиной, судя по звукам.

Нет времени разбираться. Стиснув зубы, а также палаш в руке, я рванулся к часовым, которые уже перезаряжали.

В свете факелов они казались бесцветными оловянными солдатиками. А мы — толпой обозленных пролетариев, лохматых, небритых, в рубищах и страшно завывающих на ходу.

Перезарядить мушкеты они не успели. Из окна тюрьмы прилетела стрела, проткнув горло тому, что стоял ближе. Второго рубанул палашом я. Крайне неприятно — нет, не сам факт, а то, как именно оружие едва не отделило ему руку и застряло в ключице. Вообще-то, я иногда удивляюсь тому, что мне удалось убить того английского шпиона и при этом не проблеваться, не помутиться рассудком и не наложить на себя руки. Одно дело застрелить кого-то, совсем другое — зарубить. Но лиха беда начало, а дальше уже проще.

Мы рысью метанулись к тому месту, где по прикидам должен был находиться пороховой склад.

"Второй эшелон" не смог нас поддержать. Оглянувшись, я понял, что им пришлось вступить в перестрелку с англичанами, которые подошли ко входу тюрьмы по стене с запада, услышав сигнал тревоги.

Не останавливаться! Пули летели уже из двора, он наполнялся солдатами. Вот дьявол! Я притормозил, отклонившись к стене, дабы не достали пулей. Выронил палаш, достал гранату — боль в плече подло резанула! — зажигалку, зажег шнур. Получите!

Нет ни секунды, чтобы посмотреть на взрыв. Подобрал меч и побежал за остальными к двери на другом конце стены. Кажется, по нам уже стреляли из окон Большого Холла.

Дверь не заперта — удача. Вылазка явно оказалась неожиданностью. Зато за дверью нас уже поджидали "красные мундиры". Стрелять не стали, не ровен час попадешь в своих. На замкнутом пространстве, в полумраке замелькали штыки, палаши и приклады. Как говорил поэт, "смешались в кучу кони, люди". А также чей-то… этот самый на блюде…

Солдат побили довольно быстро. Кто-то замахал рукой в сторону бокового прохода, крича: "Порох — там!"

Пробежав несколько метров по темному коридору я увидел справа от себя широкую лестницу, ведущую вниз. Позади загрохотали выстрелы, кто-то истошно вопил.

Вот же наказание, а! Все идет, сука, не так, как планировал! А я-то уже начал привыкать к роли офигенного стратега и тактика.

Не теряя ни секунды и подвывая от боли в плече, я нащупал бомбу, запалил фитиль — должно хватить на минуту или больше, и швырнул ее вниз, в темный провал уходящего вниз хода.

Получится, нет — неизвестно. Надо бы и вторую добавить, но некогда, некогда! Валить надо, что есть сил.

У двери трое наших — всего трое осталось! — дрались с гарнизоном. Сквозь клубы дыма я краем глаза заметил, что на солдатах не привычная красная форма, а сине-серая. Гессенцы.

Потянувшись в сумку правой рукой, чтобы не тревожить раненое плечо, я вытянул последнюю бомбу. Так, теперь самое сложное.

— Все наружу, быстро! Сейчас же, говорят вам!! — я раздул легкие на всю мощь, вознося голос над шумом драки и это отдалось болью в ране. — Еще быстрее!

Слава богам, меня услышали. Я поджег фитиль у самого отверстия — хватит секунд на пять-шесть. Выскочил последним, запулил внутрь гранату и освободившейся рукой дернул на себя дверь. Бежать, бежать!

Да куда там. Я даже развернуться не успел и периферическим зрением увидел вспышку, даже через дверь, которую, полсекунды спустя, вынесло к чертовой матери, но не только к ней, а еще мне прямо в спину. Трудно сказать, сколько я провалялся, но не долго, явно.

Кто-то вздернул меня на ноги, похлопал по груди.

— Жив? Бежим!

Мэри. Снова она. И силища же — поднять такого кабана, как я. Не, я не Камберленд, тот вообще в сумоисты сгодится, если годик покормить; но и не маленький отнюдь.

Я поковылял было за ней. Да уж, вот еще один мой ангел-хранитель, видно, судьба мне быть опекаемому. Шлепки пуль вокруг нас придали мне прыти. Жить-то охота. Как в нас только не попали, по сей день не пойму.

Видать, из-за нехватки света, в темноте не прицелишься ж.

И тут, где-то в недрах замка, грохотнуло так, что стена под нами вздрогнула и мы чуть не полетели на камни пузом. Да, а я-то ожидал, что взрыв порохового склада будет поэффектнее. И поэффективнее.

Похоже, до самого склада моя бомба так и не докатилась. Хреново, больше снарядов у меня не было. А для обороны ох как пригодились бы.

Но англичане нас больше не тревожили, зализывали раны, наверно. Если б только они знали, сколько нас. Нас ведь осталось совсем мало.

Конелл вернулся одним из последних. Его фигуру, перескочившую через баррикаду, я узнал даже в темноте. Дугалл и Шон дежурили у окон.

Нас осталось с полдюжины — так закончилась моя затея. Завтра нас возьмут голыми руками. Я сел у стены, расположив мушкет меж коленей, палаш пристроил рядом, под правой рукой. Левую руку опустил свободно, дав кисти упасть на пол. Развязал жгут. Пес с ним, пускай кровь вытекает. Или нас спасет чудо, или одно из двух.

Рядом кто-то тяжело дышал.

— Мэри, ты?

— Ну а кого ты ожидал? Святую Бригитту? — она встряхнула короткой шевелюрой.

— Я и не против бы, но какой от нее толк? Зато ты мне опять помогла.

Она лишь отмахнулась, вздохнув.

— Зря ты не спустился в погреб. Там бы все и сделал наверняка.

— Это правда. Побоялся за свою жизнь.

Я и правда побоялся. Все так. Мне даже в голову не пришло сойти вниз по той лестнице. Можно свалить все на то, что я не был уверен в том, что именно ТА самая лестница. Да чего уж тут…

Будь на моем месте кто-то другой, так и взорвали бы уже, глядишь. И что теперь обо мне будут думать? Да не, ничего они не будут думать. С восходом нас выкурят отсюда. И никто не узнает о подробностях этого дела. Потом принц погонит горцев на штурм…

— Слушай, Мэри, ты лучше пойди, помоги другим перевязать раны. Там, у лестницы, можно зажечь свет, его не увидят. Я побуду один.

— Дурачок, я ж вижу все. Я тебя не оставлю. Они и без меня справятся.

У меня не осталось сил возражать. Я лишь тискал свою руку через рукав, прижимал, надавливал, пытаясь сделать так, чтоб не было больно. Про штыковую рану в бедре я почти забыл, хоть она и саднила.

Уже сутки мы не ели ничего, но куда как явственней ощущалась нехватка воды. Бочку с дождевой водой давно вычерпали узники. Многие из которых уже мертвы.

В живых лишь мы — пятеро диверсантов, датчанин Фредерик, Александр Гордон и двое освобожденных. Сумасшедший испанец погиб, атаковав английских солдат с тесаком в руке.

Мэри, будто прочитав мои мысли, протянула мне руку с чем-то массивным. Фляга с водой! Я приник к горлышку, но после третьего глотка сумел обуздать себя.

— Не надо. Вода пригодиться раненым.

— Ты ведь тоже ранен…

— Да нет, я имею в виду — промывать раны. Их ведь будет больше.

— Если их будет больше, то мы уже не отобьемся.

"Не если, а когда", хотел ответить я. Нет, не стоит. Черный юмор тут ни к чему. Я поерзал, чтобы усестсья поудобнее, и тут же едва не взвыл от боли. Хотя, наверно, взвыл, скрывать не стану. Мэри подсела рядом, взяла мою руку под локоть и, не обращая внимания на мои оханья и шипения, устроила предплечье у себя на коленях. Блин, так действительно стало легче.

— Спасибо, — скребущимся-скрежещущим голосом просипел я.

— Не думай об этом. С восходом мы все умрем. Это самое меньшее, что я могу сделать.

— В том, что мы умрем, виноват я один.

— Ты что, совсем дурак? — Могу поклясться, она прожгла меня взглядом, хоть я и не видел этого в темноте. Однако руку мою не тронула.

— Не знаю, дурак или не совсем. Но это была моя задумка…

— Нашел, чем удивить. Все знают, что это была твоя задумка. Но все лучше, чем если бы принц погнал нас на штурм.

— Так ведь теперь он погонит людей, так или иначе… — я уронил голову на грудь. Я погубил людей, которые были со мной, а моя неудача погубит еще многих.

— Возможно. Но ты сделал все, что мог и никто не упрекнет тебя. — Ее ладонь легла мне на лоб. Боже, она была холодна! Не представляю, как можно было иметь такие сухие прохладные ладони после боя. У меня все тело полыхало и потело. Я прикрыл глаза.

Пожалуй, мы просидели так несколько часов: Мэри опустила голову мне на плечо, а я щекой оперся на ее темя. Так сидят многие, с позволения сказать, влюбленные в автобусах и метро. Здесь не то. Просто два усталых бойца, израненных и павших духом, отдыхали, облокотившись друг на друга. Не более того. Ну если не считать, что мое предплечье покоилось на ее коленях.

Мы почти задремали; но майская ночь коротка. В окна, из которых стрелял Дугалл, ворвался свет.

Я подтянул к себе руки — левое плечо тут же отозвалось дикой болью, отчего я окончательно проснулся.

Осмотрелся. Кажется, Конелл, Фредерик и Дугалл дежурили у восточных и северных окон. Если они дежурили, в смысле, бодрствовали, вообще — протянуть сутки без сна все-таки не так уж и просто, как бы там не извращался Алистер МакЛин со своими наваронцами, которые никогда не спят, пьют спиртное каждые два часа и убивают без остановки.

Блин! Да это же стопроцентный шотландец — Алистер МакЛин, как же я раньше не догадывался. Мой, считай, тезка. Вот стыда-то гора…

Мэри до сих пор дремала. Я легонько погладил ее по волосам, и она, ахнув, чуть не подскочила. Да, женщины всегда есть женщины, сколько бы ни храбрились.

Я тихонько извинился, но она уже, видно, забыла об этом и прижалась ко мне снова, прямо к пробитому плечу. Я вскрикнул. И она проснулась, теперь уже тоже окончательно.

— Слушай, эй! — потормошил я ее.

— Что?

— Как оно, в целом?

— Ну а как оно может быть перед смертью?

Тьфу, я и забыл совсем. Ей-богу, забыл. Ну такой я сентиментальный дурень, в присутствии девушки могу забыть вообще обо всем. Почти.

— Лично я умирать так просто не собираюсь.

— Верно. Побольше бы саксов с собой захватить.

Немного помолчали.

— Слушай, я знаю одну песню. Она про Шотландию, но на английском. Не уверен, что ты ее слышала…

— Не, ну ты нашел время, о песнях думать!

— Погоди. — Я взял ее за ладонь здоровой рукой. — У нас песня всегда являлась лучшим средством, как бы худо человеку ни было.

Тихонько я напел знакомые любому кельтоману строки:

By yon bonnie banks and by yon bonnie braes

Where the sun shines bright on Loch Lomond

Певец из меня, конечно, отвратительный, и это мягко сказано. Чем тише, тем лучше.

Where me and my true love will never meet again

On the bonnie, bonnie banks o' Loch Lomond.

Именно поэтому, ну и еще, чтобы не привлекать внимания остальных, кто, возможно еще спал, я продолжил тихо-тихо:

'Twas there that we parted in yon shady glen

On the steep, steep sides o' Ben Lomond

Where in the purple hue, the hieland hills we view

And the moon coming out in the gloaming.

Мэри посмотрела на меня, я бы сказал, с любопытством. Я пропел припев:

O ye'll take the high road, and I'll take the low road

And I'll be in Scotland afore ye

For me and my true love will never meet again

On the bonnie, bonnie banks o' Loch Lomond.

— Ты сам это сочинил?

— Ну — я отвернулся. — Не совсем.

Я поступил неподобающе — песня сочинена посла разгрома восстания одним из узников в карлайлской тюрьме. Но что уж тут поделаешь.

— Ты… ты просто сумасшедший. Но гениальный сумасшедший. Я никогда не слышала ничего подобного. — Она быстрым движением, гибко выгнувшись, поцеловала меня в щеку, вскочила на ноги и ушла к западным окнам.

А я остался сидеть, перебирая пальцами по цевью мушкета.

Вскоре под окна явился парламентер, с белым флажком и с предложением сдаться. На этот раз, англичане не имели иллюзий по поводу нашей численности. И они явно были осведомлены, что скоро из Нортумберленда подойдут войска.

Ответить никто не успел, кроме Гордона, который схватил мушкет, без промаха уложил англичанина и закричал в ответ что-то непотребное.

Мы и не думали его останавливать. Все уже смирились с поражением. Только попадали на пол, прячась от пуль, влетевших в окна.

Я уже начал было надеяться на то, что наши начнут штурм, какой ценой — неважно, лишь бы спасти нашу шкуру. Эгоистично, знаю. Но не хотелось так глупо погибать.

Однако штурма не последовало. Скоро нас выкурят. Остался последний вариант.

Опираясь на здоровую руку и кривясь от боли в плече, я поднялся на ноги. Взобравшись на площадку перед восточными окнами, я собрал четыре огарка свечи. Очертил острием палаша круг на полу, в пыли и копоти. Установил свечи на разных сторонах, соответствующих сторонам света — тут мне помогла Мэри, иначе я бы не разобрал, где север, а где юг.

Запалив огарки зажигалкой — в ней оставалось не так уж много газа — я опустился на колени.

Обернулся к северу.

"Я дитя земли и сын звезд. Духи природы, вы помогали мне познать Вселенную. У вас есть сокрытое знание Созидания и Жизни. Мы с вами и со Вселенной — одно целое. К вам я обращаюсь за помощью."

Я говорил все это внутри, про себя, на русском. На английском я не смог бы воспроизвести то, чему меня учили.

"Хранитель севера, дух камня и леса, приветствуем тебя. Благодарим за твое присутствие, кое мы засвидетельствовали. Приди же, мы призываем тебя этим ритуалом, коим пользовались и наши предки. Будь наш союз священен и нерушим ныне и впредь. О помощи просим тебя."

Свечка на северном направлении полыхнула какой-то зеленью и снова успокоилась. Поднявшись, я повернулся к востоку.

"Хранитель востока, воздуха и ветра, приветствуем тебя…"

Восточная свеча отреагировала иначе — ее словно сдуло порывом ветра, но нет. Она снова загорелась, будто бы ничего и не было. Я повернулся ка югу.

"Хранитель юга, дух пламени и царства огня, приветствуем тебя…"

Свеча ничуть не изменилась, лишь пламя поднялось выше и от нее словно дыхнуло жаром. Я повернулся еще на сорок пять градусов, заметив мельком напряженные лица шотландцев, стоявших вокруг. И они стояли на коленях!

"Хранитель запада, дух волны и моря, приветствуем тебя…" В этот раз пламя свечи рассыпалось искрами, как бенгальский огонь, но не погасло.

А в голове у меня раздался голос. Тот самый, которого я так долго ждал.

— Юноша, вы все-таки неподражаемы. Ну кто, кто вам внушил, что сидов вызывают таким образом?

— Ну как… Мне же рассказали все, до мельчайших…

— Да ну что за глупости! Зачем вам стихии? Вот зачем?

— Но ведь оно связано… я думал. Да и свечки отреагировали…

— Вы успокойтесь, юноша. Своим ритуалом вы действительно взбудоражили весь наш мир.

— Простите меня, пожалуйста, у меня не было другого…

Меня, как в тот раз, выдернули куда-то вверх. Я летел над страной, наблюдая деревушки и сельские церкви, долины и озера, древние мегалиты и острова — дикая и в то же время дивная, обалденная красотища… Я страшно боялся упасть с этой высоты и разбиться вдребезги, но какой-то голос, нет, не голос, а некое чувство напоминало мне, что это видение, что мое тело-то — оно внизу, там, в Эдинборо.

И я вдруг вернулся. Обратно. В замковую тюрьму. Где я стоял на коленях в круге, который сам и начертил.

— Видите, юноша, — произнес тот самый насмешливый голос. — Это теперь и ваша страна. Любите ее.

— Я уже…

— Малый народец поможет вам.

— Малый?

— Нас называют разными именами. Не отвлекайтесь. Это будет последний раз. Дальше решать свою судьбу будете сами. Понятно?

— Конечно, — я попытался обозначить кивок головой, но тело не слушалось.

— Вот и хорошо. Надеюсь, запомнили. Повторять не буду.

— Запомнил.

— Прекрасно. И не вздумайте еще когда-либо проводить эти свои ритуалы, вы не друид. Только перебудите всех духов в Лоуленде, а зачем вам оно?

Я могу поклясться, я видел призрачную фигуру, сидевшую в оконном проеме, и словно ухмыляющуюся поверх плеч горцев. Никакой не эльф, не гном, не фея… Отнюдь. Это был крупный плечистый мужчина, воин, на что указывал вычурный шлем на его голове. В ответ донеслось хихиканье.

— Не все на самом деле таково, как вам видится.

— Понял.

— Отлично. Теперь выходите во двор замка — медленно — и идите к воротам. И не оборачивайтесь.

— Туда? Вниз? — проблеял я.

— Да, туда, вниз. Повторяю в последний раз: выходите отсюда и идите вниз, потом к воротам. И не оборачивайтесь.

— Я все сделаю.

— Вот и умничка! — смешок растаял вдали.

Только теперь я пришел в себя. Меня подняли на ноги Мэри и Фредерик.

— Что? Где я?

— Сэр, вы вообще нас видите? — беспокойно сказал датчанин, заглядывая мне в лицо.

— Ви-вижу…

— Алистер, на тебе лица нет! — Мэри с перепугу даже побледнела, как полотно. — У тебя зрачки укатились куда-то на затылок, клянусь Святым Андреем!

Я отдышался. Да уж, хватит с меня мистики, нет, серьезно. Хватит-хватит. Так и с катушек съехать недолго. К тому же, я обещал. С этого момента — все. Надеюсь, они меня тоже оставят в покое.

— Где Шон? — Я нашел израненного горца и забрал у него пистолеты, проверив их. Заряжены. Молодец Шон, следит за оружием. — Так, слушать меня всем! Сейчас! Мы! Выходим на стену и спускаемся во двор. Никому не оглядываться назад! Это ясно?

Прошелестели согласные голоса.

— А кому не ясно, того застрелю я лично! — рявкнул я. — Поскольку я иду последним. Все. Вперед!

Передним двинулся Конелл, за ним узники, Дугалл и Гордон. Шона поддерживали под руки Мэри и Фредерик. Я шел последним, в руке пистолет со взведенным курком — не приведи кому оглянуться. С сидами шутки плохи. А со мной тем более.

Конелл и Гордон раскидали баррикаду. Мы начали выбираться наружу по одному. Перед самым выходом мне в спину ударила волна жара, от которой я, как ни странно, почувствовал озноб по всему телу. Казалось, вот-вот меня охватит пламя, то, что за спиной. Нечеловеческим усилием я заставил себя не смотреть назад. Только передернулся и выскочил в дверной проем.

 

Глава 10

Уже на стене я услышал звук рога. Никакой рог не мог издать такой звук, по меньшей мере, никакой рог сделанный руками человека. Я даже остановился в изумлении. Но мои соратники, похоже, не слышали ничего.

Как мы спускались вниз во двор я описывать не стану. Это было тяжко, тяжко и страшно. Но оказавшись на земле-матушке, я осознал, что все англичане столпились у ворот.

Едрена-матрена, их было и вправду много! Какой там штурм! Звук рога раздался снова, с востока, да так, что все вздрогнули, включая вашего покорного слугу.

Над башней у ворот появилась исполинская фигура воина, в галльском шлеме, с овальным щитом и длинным клинком в правой руке. Я не могу даже описать, из чего состояла эта фигура — по ней прокатывались волны энергии, а силуэт мерцал синим. Как-то так.

Воин взмахнул мечом — и через стену хлынуло призрачное воинство, похожей субстанции, что и он сам. Господи! Тут были и лохматые приземистые карлики, и женщины, словно только что восставшие из могил, и змеи в человеческих доспехах, и одноглазые одноногие уроды (фоморы, не иначе — подумалось мне), и еще масса существ. И все призрачные.

Но они источали такой страх, что даже я шевельнуться боялся, даже шевельнуться, не то что стрелять в кого-то, кто обернется… Они словно переливались через стены и башни, а английский гарнизон застыл, онемел. Многие просто бросали мушкеты и падали на землю, подвывая от ужаса.

Один какой-то дерзкий солдат бросился с поднятым штыком на огромного светлоликого воина с копьем, шагавшего впереди волны духов. Тот лишь махнул рукой в сторону нападавшего и смелый англичанин рухнул на землю, извиваясь и хрипя.

Орда призраков прошла через толпу солдат — и горе тому, кто не посторонился! Затем они образовали коридор — от тюрьмы и до ворот. Англичане, стеная от страха, расступились и не решались даже близко приблизиться к этим солдатам потустороннего мира.

Я окликнул своих:

— Мэри, Шон! Вы это видите?

Слитный выдох был мне ответом.

— Отлично, тогда к воротам! — Как я смог сохранить самообладание после такого, сам не знаю. — К воротам, быстрее! Надо открыть ворота, чтобы наши вошли!

— Все правильно! — Конелл первым рванул вперед.

Уж не знаю как, но сиды, видимо, дали знак нашей армии. Как только мы открыли ворота, внутрь влились Макферсоны с палашами наготове. За ними поспешали Макдональды и ирландцы.

Ворвавшись в замок, они были поражены зрелищем: англичане, побросав оружие, жались к стенам, поскуливая. Я обернулся — никаких призраков не было и в помине. Только сведенный с ума гарнизон и наши горцы в роли победителей.

Пленных выгнали из замка пинками. Престона нашли в тени лестницы у Королевской Площади близ здания королевы Анны.

Все это происходило медленно, люди двигались, будто полностью не очнувшись от долгого сна. Похоже, ни англичане, ни сами шотландцы до конца не верили в случившееся.

Принц и его свита въехали в замок верхом. Надо отдать ему должное, Чарли прокричал что-то на гэльском и в небе зарябило от подброшенных вверх беретов. Эту сцену я наблюдал уже с наружной стороны ворот. Мимо меня промаршировали представители кланов, вожди, сопровождая своего принца, с развернутыми знаменами и с непроницаемыми лицами. Еще бы, на их месте кто угодно призадумался бы от увиденного.

А я присел у стены, ощущая спиной приятный холод. На руку мне было уже наплевать, хоть бы ее совсем не было.

Я просидел там целую вечность. Шотландцы палили в воздух и подбрасывали береты, радуясь, что штурм закончился, не начавшись. Но я не видел их в упор. Я думал о том, что я увидел часом ранее. Кто-нибудь еще видел это? Англичане, несомненно. Но кто им поверит? Хотя, наверно, не смогут не поверить. Но все же…

Я сошел с ума. В этом, то есть в состоянии прострации, есть много плюсов, главный из которых — ты не обращаешь внимания на внешние раздражители. Совсем. Иногда это может сыграть дурную шутку, как, например, в моей ситуации — легко отморозить себе внутренние органы. К счастью, меня скоро привел в себя чувствительный шлепок по щеке. Подскочив, я уже размахнулся и увидел перед собой Джорджа Мюррея. И сполз обратно по стеночке.

— Разрази меня гром, Сэнди, ты даже не представляешь, сколько хлопот ты мне задал.

Я промолчал, глядя в землю.

— Когда вернулись выжившие, я думал, что с вами покончено. А потом там, наверху, началась пальба. Думаешь, легко удержать целую армию, да еще и принца, от штурма? Я и сам рвался вам на помощь, но я-то знал, я знал, что ты выкрутишься! Зато остальные чуть не повредились рассудком.

— Понимаю, — простонал я.

— Да ничего ты не понимаешь! Макдональды уже рвались атаковать, даже таран сколотили. Ангус — тот вообще едва с катушек не съехал. Он же привязался к тебе, как к родному, неужто не видишь?

— Да вижу…

— И этот призрак еще, — Мюррей словно бы не обращал на меня внимания, увлекшись рассказом. — И спасибо ему тоже, да простит меня Всевышний. Кабы не он, тут уже бы творилось пес-знает-что.

— А он таки был?

— Да не просто был! Люди от ужаса на землю попадали, даром что храбрые воины, а такого не видывали. Но, к их чести, они быстро оправились. Когда прошли сутки, мы уже рассчитывали увидеть ваши головы на копьях над бастионом.

— Вот и обломились, — я нервно хихикнул.

— О, Всевышний!!! — нас кто-то догнал и прыгнул мне на шею. Я едва не полетел ничком. Обернулся — это был Ангус. Он облапал меня за шею, за голову, возглашая что-то на гэльском, уткнулся лицом мне в плечо — я с трудом сдержал вскрик. Но черт, я тоже был рад видеть его и наплевать на боль! Мы крепко обнялись.

— Боже милосердный, я не надеялся увидеть тебя живым!

— Тем не менее, я жив, брат. Не хочу показаться неучтивым, но прошу тебя, не трогай мое плечо, пожалуйста. Пока что…

— А, прости меня, прости меня, я должен был догадаться. Просто я уже почти похоронил тебя мысленно, — и он снова стиснул меня в объятиях. — Мы уже хотели ломать ворота и лезть по скале, да и Его Высочество нервничал не на шутку.

— Хорошо все, что хорошо кончается, — сказал лорд Джордж. — Полагаю, нашему русскому соратнику следует позаботиться о своих ранах.

— Да-да, — поддержал Ангус. — На церемонии пока что присутствует наш отец.

И он увлек меня вниз по дороге, осторожно поддерживая под здоровую руку. Внизу мы встретили выживших участников штурма.

Вот так и закончился штурм Эдинборо. Мы с почетом похоронили павших у крепостной стены. Выстроившиеся Макдональды и Маклины разрядили в небо мушкеты, отдав последний салют погибшим товарищам.

Думаю, нет смысла расписывать, как меня врачевали. Впрочем, надо сказать, что эти коновалы оказались вполне искусны в своем деле. Не без моего руководства, конечно. Рана в плече выглядела преотвратно и ее чистили, промывали довольно долго. Но самое неприятное выяснилось позже — штыковой прокол на бедре воспалился. Я немедленно велел раскалить железо и принести мне чего-нибудь крепкого для анастезии, благо что в замке этого добра оказалось немало. И конечно, страшно вопил во все горло, когда раскаленным докрасна ножом мне срезали, отковыривали, вылущивали загноившуюся плоть и кровь. Орал еще сильнее, когда поливали рану спиртным. А что делать, другого выхода не было. Англичане, возможно, подлатали бы меня более качественно, но я был не на их стороне.

Ангус регулярно подходил к нам, клал мне ладонь на предплечье и что-то шептал на гэльском.

К моим шрамам добавился еще один, весьма уродливый. В ноге у меня отныне красовалась впадина. Что касается плеча — зашить его было нереально, поэтому прочистив рану, ее замотали и подвесили мне руку в "косынку".

Потом я пристально наблюдал за лечением Шона и давал ценные указания. У него, как ни странно, ничего не успело воспалиться, слава Богу.

Ковыляя мимо толпы английских пленных, я услышал обрывки разговора.

— Но сэр, вы ведь видели сами… — говорил один англичанин.

— Знаю, Уилл. Этот замок строился более тысячи лет назад. Так что неудивительно, что места полны призраков, — ответил другой, видимо, офицер.

Ну или как-то примерно так, я не расслышал всего в точности, да и акцент мешал разобрать слова.

Сам принц и О'Салливан не появлялись поблизости — и спасибо всем святым за это. Рано или поздно, они захотят увидеть героев вылазки и на этот случай я сныкался в ближайший лесок.

Пускай Гордон, Конелл и другие отдуваются. Мне попадаться на глаза Его Высочеству совсем не хотелось. Уж точно не в таком виде.

Да еще, упаси меня боги, начнут расспрашивать о том, почему сдался гарнизон — этого я не выдержу. Люди-то набожные, решат незнамо что. Пусть сейчас и восемнадцатый век, но это ж не кино про Индиану Джонса! Ангус, похоже, что-то понимал, судя по его глазам, но не стал расспрашивать до поры, тактичный молодой человек. С другой стороны, призрака видели многие, если верить словам Джорджа. Ну вот пусть сами и разбираются, что к чему. Большинство горцев есть люди суеверные, ну или так я надеялся, для них это будет чудом, но чудом, не особо выдающимся за пределы общей картины мира в их понимании. Недаром же один знакомый шотландец рассказывал мне всякие интересные байки про своих современников, среди которых попадались и пророки, и чуть ли не святые.

Мюррей, впрочем, отыскал меня и тут.

— Как ты, Сэнди? — поинтересовался он, присев на землю рядом со мной.

— Все нормально, сэр. Заживет до свадьбы, как говорят у нас, — я попытался улыбнуться, но он не оценил шутку.

— Знаешь, все хотят видеть героя штурма. Включая принца.

— Нет-нет-нет. Исключено. Я ранен и мне нужен покой. Тяжело ранен — и много-много покоя, да. Много отдыха.

Мюррей усмехнулся, выдохнув воздух через нос.

— У принца на уме лишь одно: празднование. А ведь Уэйд уже ведет на нас новую армию. Чертов ирландец. Кто бы мог подумать, что мы претерпим столько бед именно от ирландцев! Но неважно. Беда в том, что горцы расходятся. Наиболее лояльные — Макдональды, Клан Кэттан и атольцы, конечно, останутся, но остальные, награбив, потянутся на север с добычей. Через пару недель у нас окажется не более трех, а то и двух тысяч.

— Я этого ожидал, — пробормотал я. — Так всегда и было.

— Именно.

— Ну и что же вы хотите от меня? Требуется создавать регулярную армию. Знаю, это звучит дико. Но придется вербовать рекрутов в здешних местах и платить им жалование, иначе никак. Не вижу возможностей удержать в войске горцев. А вы, сэр?

— Да ты кругом прав, — Джордж тяжело вздохнул. — Затяжная война нам не по силам.

— Это да. Но у нас все еще есть пленные.

— Ты думаешь, что…

— Черт, я не думаю, а точно знаю, сэр! Немедленно пошлите вестовых на юг с ультиматумом. Если только англичане пересекут Твид, мы зверски умерщвим Камберленда, а с ним и Хаске, Хоули, Аткинса и Престона. И всех остальных пленных.

— Да что же ты несешь? — Мюррей даже слегка отодвинулся.

— Только так, сэр, только так и никак иначе. Я знаю, что жизни генералов не значат и одной десятой от жизни Камберленда, но ведь и он тоже в наших руках. Это надо использовать. Другого выхода нет. Только так мы сможем выиграть передышку. — Я оперся о ствол дерева.

— Наверно, ты прав, — сказал Мюррей после долгой паузы. — Надеюсь, что принц согласится. И очень надеюсь, что французы так же используют эту передышку. Если мы коронуем Джеймса Стюарта и сможем заставить всю Европу признать нас, как государство, дела пойдут на лад. Над этим стоит подумать.

— Одну секунду. Для государства важно не только наличие монарха, я считаю. — У меня появились кое-какие мысли за последнее время, в том числе, за сутки сидения в замке. — Не помешало бы выстроить экономику. Колоний у нас нет и не появится. Существенных ресурсов, которых нет у других стран и которыми мы могли бы торговать, тоже нет. У нас есть уголь и железо, мясная и молочная продукция — это все. Достаточно, чтобы держать страну наплаву, но конкуренцию с любой другой страной мы не потянем.

— А у тебя есть, что предложить? — спросил лорд после короткой паузы.

— Технологии. Вгрохать все ресурсы в развитие технологий. Хотя даже так мы вряд ли сумеем обогнать англичан с их мануфактурами, но они вынуждены тратить огромные средства на войну и на связь с колониями. Я уже говорил принцу о том, что в Европе назревает громадный конфликт, и я не шутил. И Англия, и Франция, и Пруссия, и Россия с Австрией будут втянуты. Пруссия и Австрия уже переломали немало копий.

— Знаю.

— Ну так вот. Когда это случится — не могу сказать точно, но это будет. Мы останемся в стороне. Если только англичане не раздавят нас прежде.

— Именно, Александр. Боюсь, что вгрохать, как ты выразился, ресурсы нам придется в защиту границ, в первую очередь. Кто знает, ганноверцы могут вполне пожертвовать жизнью одного человека, чтобы устранить угрозу на севере.

— Отлично, к этому я и собирался перейти, особенно, если события — не дай-то Господь — станут развиваться по сценарию, который вы озвучили, сэр. Это касается наших способов ведения войны…

— А что конкретно тебе не по душе?

— Да все, сэр! Нам повезло раз, повезло другой; но скоро это везение закончится — англичане совсем не так тупы, чтобы с их огневой мощью подпускать нас с нашими железками на расстояние взмаха. Рано или поздно, скорее раньше, чем позже, они придумают способ. Да не, ну вообще-то способов у них и так уже немало: картечь, повзводный огонь, мортиры, кавалерия. Чтобы побеждать при нынешней тактике, нам надо иметь в три-четыре раза больше людей. Причем не больше, чем есть сейчас, а больше, чем у них. Что невозможно. Или нам надо воевать с ними в горах — а это значит: отдать Лоуленд, замки и уйти обратно. Это тоже невозможно.

Мюррей слегка нахмурился и выпятил нижнюю губу.

— Не в горах, а даже всего лишь на пересеченной местности мне удавалось преподать урок краснокафтанникам, — он говорил ровно, но я почувствовал, что он уязвлен. — Под умелым руководством, горцы смогут победить любую армию, и я не бахвалюсь!

— Знаю, сэр, знаю, я наслышан о ваших победах. Но принц и его ирландские советники, не смыслящие ни черта в войне могут одним решением перечеркнуть все, чего мы добились. Я полностью за то, чтобы командование армией взяли на себя вы.

Похоже, Джордж немного оттаял.

— Но тем не менее, если к нам пожалует вся "королевская рать", придется туго.

— И это я тоже прекрасно осознаю. У тебя есть какие-то предложения?

— Есть, сэр. Но пока они не пожаловали, стоит играть нашу козырную карту с заложниками.

— Да.

Он поднялся на ноги и ушел. Я остался сидеть у молодого вяза, в роще.

Меня мучала одна мысль, причем уже давно.

Вот как так получается, что человек, взращенный профессиональным военным, прошедший несколько войн — и говорит о том, что мои методы ведения войны неподобающие?

Почему англичане — гады, ублюдки и мрази — ни разу не стеснялись в выборе средств для достижения победы? И ведь не только они! Американцы тоже не испытывают никаких моральных неудобств, когда требуется полностью извратить реальные факты в средствах массовой информации, или напасть на суверенную страну, или занести инфекцию кому-то, кто не подчинился, или…

Почему так? Почему гниды никогда не выбирают способы борьбы, а нормальные люди пытаются действовать честно, благородно и, как следствие, всегда проигрывают. Ведь чтобы не проиграть, достаточно перенять способы войны у тех, которые гниды, и все! Так почему же?

Наверно потому, что нормальные люди — не гниды. И больше всего боятся стать гнидами, больше, чем проиграть.

 

Глава 11

Проливной дождь, хлынувший с небес, заставил меня искать убежище. Странно, что в такой стране, как Шотландия, было сухо целую неделю, если не больше. Я бы списал это на сверхъестественное, но это я…

Я преизрядно вымок, прежде чем нашел своих — клан Кеппох.

В палатке никого не было, все горцы, очевидно, столпились в замке. Ну и отлично. Я устроился на чьем-то лежаке, подложив под поврежденную руку скомканный плед. Сам не заметил, как забылся…

Во сне мимо меня маршировали клансмены, многие выглядели точно, как увиденные утром призраки. А потом чей-то голос произнес:

— Алексей, твой лимит везения исчерпан.

— Так это что, получается меня теперь могут грохнуть в любой момент?

— Могут, но только если ты сам это допустишь.

— Да а как… Как я могу этого не допустить? Война же…

— Э, нет. Ты уже набрался опыта. Пора уже тебе научиться отличать опасность. Твои друзья-горцы — и то младше тебя, а осознают…

— Пардон! Но они-то воюют чуть не с малолетства! А мне дали месяц всего!

— Не дави на жалость. За этот месяц ты узнал и понял достаточно. В том числе и то, где лучше быть, а чего следует избегать.

— Секундочку! Это так и есть — но вы что, в моих мыслях копались? Да и как на меня посмотрят, если я буду отсиживаться в тылу?

— Твои мысли у тебя в глазах видны. Это первое. Второе — раз ты понял, что к чему, то найдешь и выход. Не переживай, я буду за тобой приглядывать. Ты, и только ты можешь сам все изменить и сделать по-своему. Ты сам и никто иной. Только не вздумай устраивать ритуалы, понял?

— Блин, но ведь… — я пошевелился и боль в руке потревожила мой сон. Не знаю, отчего, но мне привиделось поле боя. Горцы рядом, наступающие, заряжающие оружие. Напротив — стена врагов в красных мундирах. Крики командиров раскатились над полем и я увидел стволы мушкетов, направленные прямо в меня. Да, я увидел жерла ружей, направленные мне в грудь, прямо перед собой. Дернул палаш из ножен, захотел дотянуться до неприятеля. Все происходило медленно, руки и ноги ослабли, я пытался броситься навстречу, достать солдат клинком, но выстрелы грянули и меня отбросило назад, как тогда, на стене. Я увидел кровь, хлещущую из раны в груди — и проснулся. За пологом палатки ливень сек землю.

"Только ты сам и никто иной." Ага, утешили. Я перевернулся на живот, скривившись от боли в плече. "Ты сам. Никто иной". Ну ладно, сам, так сам. Я уже давно сказал себе — больше никаких авантюр. Хватит с меня. Даже Ангус не проймет. Надоело. Эдак, годам к тридцати, я стану уже конкретным инвалидом. Все-все-все.

С этой мыслью я уронил голову на руки и снова захрапел.

Разбудили меня горцы, вернувшиеся в лагерь. Я поднялся, только для того, чтобы обнаружить кровотечение в плече. Перевязка намокла — ну что ж, никто и не обещал, что будет легко. Опираясь на правую руку, я встал, с грехом пополам.

Дождь прошел, чистое небо над нами светило звездами. Оглядевшись, я едва не подпрыгнул — рядом со мной стоял Ангус, любовавшийся, казалось, небом, как и я.

— Что нового, брат?

— Пока ничего такого, о чем ты бы и сам не догадался. К англичанам отправлены парламентеры с ультиматумом. Через день принц намерен короноваться в Холируде.

— Принц? А как же Джеймс?

— Он… — Ангус поскреб затылок. — Он, видимо, прибудет позже. А пока Чарльз намерен провозгласить себя регентом.

— Даже так?

— Ну пока вот так. Все будет зависеть от того, как поведут себя англичане. Они могут наплевать на жизнь Камберленда и продолжить войну…

— Это понятно. Кому охота оставлять у себя в тылу враждебное государство?

— Погоди. Это маловероятно. Он, как ни крути, наследник. Его выкупят, скорее всего. Но следует быть готовыми.

— Верно. Но только что мы сможем им противопоставить? Весь Лоуленд — протестантский, они поддержат Англию…

— Ну тут ты загнул. Сторонников Стюартов и здесь хватает.

— Возможно. Однако, если начнется полномасштабная война, на кого мы сможем рассчитывать?

— Пока трудно сказать. Но без поддержки мы не останемся. — Ангус кивнул.

— Да, именно, без поддержки. Зато подавляющее большинство жителей Глазго и Эдинборо — протестанты. Нам надо как-то сплотить их и горцев в одну нацию.

— Согласен. Но об этом тебе стоит поговорить с лордом Джорджем или с принцем. Только… — он помолчал. — Только в том случае, если у тебя есть какие-то предложения. Настоящие, реальные предложения. В противном случае, потратишь время впустую.

Я призадумался.

С населением мы уж как-нибудь справимся — до поры их сдерживают палаши горцев, но только до поры. Стоит прикинуть, как обеспечить стране экономическую стабильность. Пускай протестанты молятся по своим обрядам, никому не жалко, но кроме этого им всем надо жрать, нормально одеваться и вообще, обустраивать свое житье. Армии, проходящие туда-сюда этому никак не поспособствуют. Это раз.

Границу следует отодвинуть к Твиду, это и дураку ясно, военный мускул придется напрячь. Хотя говорить о "мускуле", как о таковом, немного неправомерно или, скорее, рановато.

Но даже если Англия и пойдет на перемирие, от морской блокады нас никто не убережет. Никто, кроме французов. Правда, все их попытки пока не принесли никаких успехов — уж больно велика дистанция и опасен путь. Можно наладить снабжение через Скандинавию, конечно, но это опять же, риск. Требуется какое-то экономическое решение… Но какое?

Мой старый препод в России говаривал: "Запомните, ребята: прибыль делают не на разнице себестоимости и рыночной цены. Прибыль делают умные на дураках."

Но как оставить в дураках такую державу, как Британия? Шотландия способна производить сельхозпродукцию в избытке — факт. При соответствующем уровне наращивания технологий, Шотландия, пожалуй, сможет потягаться с другими в производстве тканей, одежды, вино-водочных продуктов и прочего. Но этого все равно мало. Нужен какой-то бренд, какого еще нет ни у кого.

Я зло сплюнул и решил: "Let's sleep on it". Забрался в палатку и улегся досыпать. Ангус, судя по всему, ушел куда-то к себе.

Весь следующий день лил дождь, а раненый боец валялся под холстиной, пристраивая поудобнее левую руку. Ночью мне не удавалось заснуть — свежие раны ныли, даже когда я лежал неподвижно, как камень, ну а днем я постоянно ворочался, измышляя разные варианты внешней и внутренней политики с экономикой. Да только все безрезультатно. Такие вещи должны быть прикладными, если вы понимаете, о чем я. Придумывать сферических коней в вакууме можно сколько угодно, но в реальности все будет иначе.

Вечером мне удалось выпросить анастезии в лице бутылки вина, которую я приговорил в гордом одиночестве. Ну да, алкаголические замашки, да, да. Зато она, бутылка-то, помогла мне уснуть.

Пробуждение было не самым лучшим продолжением времени суток, могу вам сообщить и пусть вас не смущает мой корявый язык. Снаружи моросило и доносились отрывистые, но мягкие фразы на гэльском. Я наскоро обулся и вылез наружу.

Гиллис Макбин, Иан Мор и Александр Макдонелл, вождь клана Кеппох, а также Ангус Бан — яростно обсуждали что-то в десяти шагах от палатки. Я потер свою, без сомнения, помятую рожу — ну почему я не могу быть таким, как они? Вот реальные дети гор, им дождь, снег и недосып нипочем. А я? А я до сих пор не могу наблюдать, как забивают овцу на обед. Тьфу, изнеженный потомок сухумских казаков.

Я не успел подойти к вождям, как периферическим зрением отметил высокую фигуру, огибавшую палатки.

Лорд Джордж, кто же еще.

Перекинувшись несколькими словами с вождями, он поманил меня жестом.

— Сэнди, у меня есть две новости для тебя.

Я не сдержался:

— Что, опять??

— Не кипятись. Первое: коронация отменяется.

— А, великолепно…

— Отменяется она потому, что англичане убили наших парламентеров.

— Убили?

— Да, убили. Не сами они. Но на пути обратно все наше посольство пропало. — Мюррей вздел вверх указательный палец. — Одному человеку удалось спастись и он-то рассказал нам, что нападавшие были не бандиты из Порубежья, а англичане.

— Но почему?

— Как "почему"? Потому что им выгодно потянуть время. Потянуть время, создать неопределенность, не отвечать нам ни "да", ни "нет, может даже согласиться на наши условия, собрать войска тем временем, и так далее. А как только мы выпустим заложников за выкуп, они снова вторгнутся, в огромных количествах.

— Почему-то мне тоже так кажется, сэр.

— То, что они вторгнутся — не тайна ни для кого. Беда в том, что они уже тут. Лорд Элхо докладывает, что в Глазго замечены беспорядки — население выступает против Чарльза, им не нравится, что он ведет с собой дикарей с Гебрид. Килмарнок и Ланарк тоже гудят, словно растревоженные ульи. Но это и неудивительно, лоулендеры никогда не любили горцев.

Как это знакомо, а! Не можем победить в бою — будем действовать исподтишка, разлагать страну изнутри. Типичные благородные и цивилизованные люди. Правильно, играть карту "дикарей", как же иначе? Через пару столетий в оборот войдет сказочка о "демократии". Знакомо до боли.

— Сэр Джордж Мюррей прав, — сказал сбоку Иан Мор. — Насчет того, что они тут. Наши конные патрули напали на след небольшой группы верховых. Они прошли через Эттрикский лес и потерялись.

— Чего же вы ждете? Немедленно отправьте людей, чтобы их разыскать!

— Простите, сэр, но мы решили, что легче поджидать их здесь, чем распылять людей по всему региону, — вмешался Гиллис. — К югу много холмов и болот, мы не найдем их. Гораздо проще перекрыть все дороги на Эдинборо прямо здесь.

— А с чего вы взяли, что им нужен Эдинборо?

— Ну как… Принц ведь здесь, — ответил Иан, нахмурив брови.

— Да. Но кто вам внушил, что они охотятся за принцем? — Мюррей вскинул к небу ладони. — Что если они просто хотят поднять население против нас, как в Ланарке?

— Нет, сэр, исключено, наша конница контролирует дороги и населенные пункты.

— Хорошо же она контролирует! Лично мне не верится, что беспорядки вспыхнули сами по себе. Короче, я здесь лишь затем, чтобы поставить вас в известность. Принц отбывает в Глазго, успокаивать народ и я вынужден следовать с ним. Так что вам придется разгребать проблемы самим. — Он упер в меня палец. — Это и тебя касается, у тебя светлая голова.

Вот так. Такие пироги. С котятами. Йуэн Макферсон и Александр Кеппох были единогласно избраны главными в отсуствие принца и Мюррея. Неясно, правда, к чему и зачем нам нужны главные, когда мы все одно ничего не делаем — если только свалить на них ответственность в случае чего.

Однако, ближе к полудню, в лагерь примчался гонец от лорда Элхо. Неизвестные, числом до двадцати, замечены на дороге из Пеблса. Похоже, это опытные люди, поскольку они сумели затеряться, даже несмотря на дождливую погоду, выдающую любые следы. Вполне вероятно, что их больше, чем предполагали дозорные.

Александр Кеппох остался под Эдинборо, Йуэн же, как более молодой (относительно молодой) и рьяный, поддержанный Ранальдом, собрал людей и вывел несколько отрядов на юг, прочесывать местность.

Кланом Кеппох, как и Макдональдами в целом, руководили Ранальд и Ангус. Я последовал со своим кланом, несмотря на яростную попытку Ангуса отговорить меня. Мне добыли лошадь и этим я был вполне удовлетворен. Руку, конечно, приходилось прижимать к телу, чтоб не трясло, ну да и хрен с ней, не отвалится, поди.

Около Охендинни мы устроили короткий привал.

Ранальд, Йуэн, Ангус, Спалдинг и еще несколько офицеров тут же заспорили. Атольцы предлагали усилить поиски к востоку, поскольку там, в основном, нехоженная местность и диверсантам не нужно форсировать Эск, дабы подобраться к Эдинборо. Ранальд возражал, что наоборот, переправиться через реку не так уж сложно, зато на левом берегу небольшой мобильной группе открывается простор, в случае неудачи они могут всегда отойти к югу.

Ох уж эти мне вожди. Сами по себе — прекрасные люди, воины, стратеги, вполне харизматичные личности. Но как только их соберется больше двух в одном месте, то…

Надо единоначалие, надо! Но кто потянет? Мюррей? Да, он и стратег, и тактик, и подход к людям умеет найти. Но вот его это постоянное "бесчестно" — блин, ну что за дела? Вот я сейчас предложу — в отместку англичанам за их диверсии, взять да и отравить у них колодцы где-нибудь в Ньюкастле. Так Джордж же с ума сойдет! Не, ну война, так война, что тут такого? А он начнет снова свою волынку… Эмм, не волынку, сейчас это звучит не смешно, пусть будет — шарманку. Вот начнет он снова свою шарманку — "мы не убийцы", "побойся Бога", "не уподобляйся им", тра-ля-ля… Как великодушно, а! Нас мочат, а мы — не уподобляйся! Может Мюррей, он — православный? Я даже серьезно засомневался на секунду. Такое всепрощающее отношение, оно католикам и протестантам несвойственно, насколько я могу судить. Не-е-ет, если уж я дорвусь до власти, мало никому не покажется. Поэтому лучше мне до нее не дорываться, наверно.

Однако пора уже заканчивать этот балаган. Я подошел к спорщикам, с учтивым видом выждал, пока они сделают перерыв и гаркнул:

— Если мы не будем терять время на разговоры, мы застанем саксов там, где их видели разведчики. И все!!

Они посмотрели на меня ошалело, только Ангус и Йуэн заулыбались.

— Верно сказано, — отметил вождь Макферсонов и принялся раздавать команды.

В соответствии с его приказами, наши силы разделились. Йуэн со своими Макферсонами пересек Северный Эск и двинулся на юг, к Дьюару. Чизэмы и атольцы остались между Боннириггом и Далкейтом, следить за восточной дорогой. Как, собственно, они и хотели. Ну а мы с Макдональдами и отрядом Родерика Макнила принялись прочесывать местность вокруг дороги на Пеблс.

Миновав Хоугейт, мы очутились на влажной, грязной равнине, без каких-либо признаков так называемой цивилизации, за исключением редких фермерских домиков. Дальше и правее, ну то есть, юго-западнее, должен был находиться Ледберн.

Возвышаясь на конской спине, я видел, как группки горцев постоянно отделялись от общей "стаи" и заходили в дома, расспрашивая хозяев на предмет новостей о диверсантах. Без толку.

Ранальд предложил устроить привал в Ледберне, но за три-четыре километра от этого населенного пункта нас нашел верховой. Оказывается, они наткнулись на след предполагаемых диверсантов неподалеку от Портморского озера. След вел на север.

Не теряя ни секунды, Ангус и Ранальд разбросали своих людей веером. Ангусу досталось правое крыло. Я спешился и побежал вместе с Макдональдами. Рана в бедре давала о себе знать, но азарт, азарт! Не до раны!

Дорогу нам преградил лес. Даже не лес, заросли ивняка. Горцы умело рассыпались, я же нашел тропку, протоптанную, видимо, местными жителями. Дрянное место, массы мошкары, что неудивительно, болота рядом, да и дождь прошел. Тропинка вела меня через лес, причудливо извиваясь. Иногда я останавливался, чтобы прислушаться. Выбрался на небольшой взлобок — и увидел их. То есть, ИХ!

Десяток человек, из них трое или четверо в английских мундирах, остальные в синих и бурых камзолах. Лошадей не видно, неужто пешком пришлепали?

Что они обсуждали — не услышать отсюда. Я сполз вниз со склона, путаясь в зарослях. Нет, все равно не слышно. Подбираться ближе я не рискнул, услышат, собаки. Напряг слух, как только мог — нет. Не разобрать. Черт, ну почему нет мобильника! Сейчас уже созвал сюда весь отряд.

Так вот что нам надо! Средства связи! Это ж будет прекрасно, мы будем опережать врага на пару ходов, минимум!

Пока я размышлял, англичане отдали команду и их отряд рассыпался. О, вот это совсем плохо.

Стараясь приземляться исключительно на носки, я посеменил в сторону. Перепрыгнул через лежащее дерево и… заглотил какую-ту мошку.

Страшный кашель распугал птиц на ветвях деревьев. Отхаркнув и продолжая кашлять, я побежал через кусты в сторону, где предположительно должны были находиться наши. Из-за могучего ствола ивы вывернулась фигура в красном мундире, широко замахнулась саблей. Разгадав траекторию удара, я уклонился и клинок пронесся мимо, чиркнув меня по рукаву. Я отпихнул англичанина и бросился прочь — только для того, чтобы влететь в самую гущу заголосивших неприятелей.

Чуть не поскользнувшись на склизкой почве, я резко сменил направление, но уже в зарослях запнулся и грохнулся наземь, круша под собой молодые побеги.

Надо мной почти сразу вырос преследователь с кривым ножом в руке. Захоти он приколоть меня — тут бы и хана Леше, на короткий удар ножа я никак не смог бы среагировать, но он, очевидно, собирался располосовать меня скользящим движением. Не успел.

Я схватил руку с ножом и дернул вражину на себя. Такого он не ожидал и упал на колени. Сцепив руки у него на затылке, я рванул голову напавшего к себе, усиливая разгон, и одновременно боднул его в лицо, поднимаясь. Получи, сукодей, наш подмосковный поцелуйчик!

Англичанин неожиданно тонко, как евнух, закричал, зажимая лицо рукой. Я, лежа на земле, добавил ему с ноги, вскочил и большими прыжками ломанулся по лесу, неважно куда, только бы подальше от опасности. Да тут же, через пару десятков шагов наткнулся на пол-дюжины клансменов. Едва переводя дыхание после всех предыдущих приключений, я лишь махнул рукой туда, откуда прибежал. Дважды повторять не пришлось — наши ребята сорвались с места, словно стая гончих, преследующих волка назрячь.

Пару мгновений спустя гомон англичан сменился жуткими воплями, перемешанными с проклятиями и рычанием сцепившихся бойцов.

Кое-как стерев с рук грязь, я извлек из ножен палаш и заорал во всю мочь, сзывая своих на помощь:

— Dia's Naomh Aindrea!

Пожалуй, это было уже лишним — сквозь подлесок с разных сторон к месту схватки продирались шотландцы. Охота пошла! Глубоко вдохнув, я побежал туда, откуда только что сматывался, сломя голову.

Англичан уже не было там, где я им едва не попался. Горцы гнали диверсантов, которые улепетывали со всех ног — видно, у них где-то имелись лошади и они еще надеялись уйти. Куда там…

Скатившись с пригорка, диверсанты исчезли в "зеленке". Страшно заухали мушкеты шотландцев. Пули срезали ветви и поднимали в воздух целые рои листьев. И другие горцы, с топорами и палашами, безмолвно рванулись в погоню, огибая стрелков и исчезая в пороховом дыму.

Я поразился физической силе и ловкости этих людей — впрочем, я повторяюсь, как обычно, но что поделать, я не писатель, я рассказчик. Многим из горцев я бы легко дал за тридцать, а кому и за сорок; тем не менее они двигались, как дикие животные, с проворством, быстротой и даже, уж простите меня за банальность, изяществом. Я бы так не смог, даже после долгих тренировок, а ведь мне всего двадцать четыре. Конечно, вольная борьба и футбол — это неплохо, но жизнь в горах с малолетства — круче в разы.

Диверсанты сопротивлялись отчаянно, скажу больше — они дрались как черти, как крысы, припертые в угол. Мы потеряли двух человек убитыми, десяток — ранеными. И взяли в плен двоих.

 

Глава 12

Один из пленных оказался англичанином — сюрприз! Другой же был из клана Армстронг, только с английской стороны границы. Явно проводник.

Ангус разослал гонцов к другим кланам с известиями о том, что диверсанты пойманы. Теперь осталось только доставить их в Эдинборо и показать им "the mother of Kuz'ma". Показать им… Черт, а ведь прекрасная идея! И как оно раньше не пришло мне в голову?!

Я поискал глазами — будет лучше, если Макдональды и большинство горцев не будут в курсе, поэтому я выбрал одного из Макнилов, показавшемся мне довольно смышленым мужиком, быстро, на пальцах, растолковал ему свою идею. К счастью, он неплохо понимал английский.

— Давай, дуй, — я легонько подтолкнул его к своей лошади. — И помни, говори об этом только с Александром Макдоннеллом, ни с кем более!

На ночлег мы остановились возле Хоугейта. Мало того, что раны саднили от промозглой сырости, так еще и Ангус кидал на меня подозрительные взгляды. Обижался, видать, за то, что я услал кого-то на своем коне и не посвятил его в свой план. Я только улыбался в ответ настолько безмятежно, насколько мог.

Сон не шел. Совсем. Не мешало бы убиться местным алкоголем, да только где его достанешь, в таком часу-то? Ближе к утру я задремал на пледе, уложенном поверх высокой травы, но проснулся почти сразу же. Или так показалось, во всяком случае. Снова моросил гадкий дождик, клансмены сворачивали лагерь и выдвигались.

Стиснув зубы, дабы не выдать своих мучений, я поковылял вслед за отрядом. В Охендинни, у переправы, там, где мы и расстались, нас нагнали Макферсоны. Атольцы и другие отряды тоже возвращались в Эдинборо.

После полудня мы уже были ввиду нашего лагеря. У дороги поджидала толпа клансменов — тех, что остались в лагере, а за ними возвышались четыре виселицы, громадные сооружения, видимые издалека.

Подойдя ближе, я различил своего приемного отца — Александра Макдонелла, помахал ему рукой. Он ответил мне важным кивком головы. Издалека мне даже показалось, что он подмигнул. Отлично, значит мой посланник сумел донести мысль.

Я подошел к Ранальду и пошептал кое-что ему на ухо. Повинуясь его команде, горцы вытолкнули вперед пленных. Александр подошел к ним и сказал своим басом, прокашлявшись:

— Вам ничего не грозит. Вы будете отпущены на свободу.

Воины вокруг притихли. Александр продолжил:

— Но сначала мы покажем вам, что мы делаем с теми, кто не соблюдает условий перемирия и убивает парламентеров. Мы терпели ваши преступления очень долго. Теперь же… Впрочем, я сказал достаточно. Наблюдайте.

Из глубины лагеря вышла небольшая процессия. Хаске, Хоули, Престон, Аткинс — с завязанными глазами, священники и конвой. Аткинса заметно пошатывало. Последним шагал человек с капюшоном, опущенным на лицо.

Пленных англичан подвели к помосту. Церемония не затянулась — священники исполнили свою роль и человек в капюшоне набросил петли на шеи пленным, немного повозившись за спиной у каждого. Натянул им на головы мешки. Махнул рукой куда-то в сторону. Загремели барабаны. Шотландцы вокруг слитно охнули, раздались крики протеста.

Пленный англичанин, сумев различить командующих по мундирам, заметался, закричал: "Вы не можете! Не имеете права!" и что еще в том же духе, но его крепко схватили за руки двое Макдональдов, стоявшие рядом.

Люки в помосте отворились и четыре тела повисли на натянувшихся веревках. Горцы загомонили, англичанин отвернулся. Ангус хотел было что-то сказать, но я остановил его энергичным жестом.

Александр Макдонелл подошел к пленным.

— У нас есть еще немало пленных, как солдат, так и офицеров. Баттеро, Конвэй и другие. А в заливе стоит довольно ветхий корвет. Если Англия не прекратит нам пакостить — надеюсь, вы догадываетесь, какая судьба ждет ваших людей. Да, именно! Мы выгоним судно с ними в море и пустим всех ко дну! А Камберленда оставим напоследок.

— Вы, вы! — взвыл англичанин. — Вы ублюдки, варвары!

— Ну да, мы варвары, — невозмутимо ответил Александр. — Вы ведь считаете нас дикарями, не так ли? Так почему вы удивляетесь, что у нас дикарские методы? Кстати, вы и сами отправляете наших пленных на плантации, четвертуете их, гноите в лондонском Тауэре. Почему, спрашивается, мы должны с вами миндальничать? А? Не слышу ответа?

— Мы могли бы их выкупить… — бесцветным голосом сказал английский офицер.

— Ну так почему же не выкупили? Почему продолжили устраивать диверсии? Ладно, довольно разговоров, — Кеппох отмел возражения взмахом руки. — Вам дадут лошадей и охранные грамоты, отправляйтесь к Уэйду, к королю или хоть к самому дьяволу. Передайте мои слова, ибо я уполномочен говорить от лица принца Чарльза: если Англия не ответит на наше предложение о мире, то через неделю полторы тысячи ваших солдат и пруссаков найдут могилу на дне Фиртского залива. А с Камберлендом мы позабавимся по-своему.

— Не посмеете, будьте вы прокляты!

— Очень даже посмеем. Причем, с огромным удовольствием посмеем. А теперь проваливайте.

Горцы весело улюлюкали, палили в воздух и выкрикивали оскорбления в адрес английского короля, а когда двое пленных пустили лошадей в галоп, плевались вслед.

Кеппох махнул рукой куда-то в сторону виселиц.

— Снимайте этих дураков! — И обернулся ко мне. — Алистер, ты — голова. Продеть им ремни в подмышки! Ну как только ты додумался, а?

— Видите ли… — я поскреб отросшую бороду. Ну как ему сказать, что мы таким способом пугали прохожих возле нашей общаги? — Просто долго думал над этим, вот и додумался.

— Молодец, молодец! — Кеппох потрепал меня по голове. — А знаешь, тяжелее всего было напоить их до беспамятства.

— И засунуть кляпы в рот, так чтобы никто не заметил, — добавил подошедший человек в капюшоне, сыгравший роль палача.

— Да перестань! — Александр хлопнул его по спине, отчего тот едва не упал. — Главное, что все получилось, как задумывали. Алистер, тебе бы только спектакли ставить в театре!

— Да и вы, сэр, исполнили все идеально, — вернул я комплимент.

Ангус молча наблюдал за этой сценой. Потом стянул берет с головы, подошел ближе и обнял меня.

— Брат, прости, что я в тебе сомневался.

— Да брось. Теперь понимаешь, почему это важно было хранить в тайне?

— Теперь понимаю.

Осталось только дождаться вестей из Глазго. Как там справятся Мюррей и принц?

Самое дурацкое во всей этой истории было то, что после всех пертурбаций в лесу, у меня открылась рана на левой руке и я надолго слег. Меня слегка лихорадило, не от заразы в ране, а больше от боли. Ангус просиживал дни и ночи напролет рядом со мной, сам, лично менял повязки и развлекал историями о событиях прошлого года, за что я был ему безмерно благодарен.

Уж как я не старался не афишировать свое состояние, а слухи таки разлетались по лагерю с бешеной скоростью. Ко мне приперлись Конелл с Шоном и даже Колл (который на самом деле был Comhgall) из атольской бригады. Пришел и датчанин Фредерик, справиться о моем здоровье. Я не мог скрыть свою радость при их появлении. Колл притащил с собой не только запасы бухла из замка, но и двух волынщиков. Вечером второго дня они исполнили традиционный пиброх и несколько маршей. Я был тронут до самой-самой…

Нет, серьезно! Они сами отдавали свои жизни в войне за своего законного монарха, и тем не менее, у них оставались силы, и главное — мотивация, чтобы развлекать какого-то чужеземца.

Я поделился своими мыслями с Ангусом за чаркой вина. Он лишь укоризненно покачал головой.

— Алистер, ты дурной. Неужели ты до сих пор не понял, что закон гостеприимства священен, что бы там ни говорили про нас саксы? Даже если б я пришел в лагерь Фрэйзеров среди ночи, уставший и голодный, они бы в первую очередь накормили, напоили и усадили меня к костру, а уже потом стали бы разбираться, кто я и что со мной делать.

— А если б это были не Фрэйзеры, а Кэмпебеллы?

— Да хоть черти рогатые, — Ангус тяжело вздохнул. — Закон гор один для всех. Понимаешь, иногда мы режем друг друга без пощады. Но на войне, как на войне. Там действуют военные отряды, от них никто не ждет пощады. Здесь совсем другое. К тому же, люди знают, что ты не местный, но ты прилагаешь все усилия, чтобы помочь нам победить. Это никак не может укрыться от их внимания. Положим, не будь у нас такого понятия, как "гостеприимство" — что мне трудно представить, все равно, разве мы бы не оценили твой вклад в нашу победу?

— Э-э-э… Ну… да, я… я понимаю…

— Вспомни, в твоей стране служили многие наши офицеры — Ламонты, Брюсы. Разве они не получали заслуженные награды за свою службу?

— Получали, — пробормотал я. Во дела, двадцатилетний парень знает о нашей истории не меньше, чем я!

— Я знаю, тебе бы хотелось укрыться от посторонних взглядов. Но здесь нет посторонних. Все работают, прикладывают усилия для победы и ты тоже сыграл свою роль. Сыграл блестяще — лорд Джордж Мюррей говорил об этом, хотя ты мог этого не слышать или не понимал. А уж он слов на ветер не бросает.* Поэтому не стесняйся, принимай почести, как должное, ты их заслужил. В будущем, возможно, от тебя потребуют еще больших стараний, но ты справишься. Я в тебя верю.

В ответ я лишь крепко сжал его ладонь.

— Помни: ты теперь один из нас. Ты должен по мере сил помогать своим, но если ты окажешься в беде, то и тебя никогда не бросят. Никогда.

— А если я подведу свой клан?

— Ну-у-у… — Ангус рассмеялся. — Это надо очень постараться. Даже те, кто служил ганноверцам умышленно, прощены. Если ты не предашь нас, а просто ошибешься, никто тебя не упрекнет. На войне все ошибаются. Но запомни — тебе всегда помогут. У нас так. Сородича следует спасать любой ценой, даже ценой жизни. Ты должен так поступать и остальные поступят так же по отношению к тебе. А пока — наслаждайся гостеприимством. Скорейшего выздоровления.

Он быстрым движением выскользнул из палатки, а я остался сидеть и размышлять.

На следующее утро вернулись принц со свитой и Мюррей.

Я даже не интересовался, как прошли дела в Глазго, я представлял себе лицо лорда.

"Ты — что? Ты — инсценировал повешение англичан? И отправил гонцов?"

К счастью, отвечать придется не только мне, но и моему приемному отцу, так что Мюррей утрется. Но Мюррей не утерся. Мюррей был доволен, а принц, узнав об инсценировке, так вообще долго аплодировал в адрес инициатора. Мне хватило ума спрятаться в толпе шотландцев и вся слава досталась Александру Макдонеллу. Я не возражал.

С Мюрреем у меня состоялся долгий разговор. Лорд напирал на то, что нам теперь никак не уйти от вторжения и англичан следует встречать поступенчато: возле границы, потом трепать их под Ньютауном, Селкирком и Галашилсом. Ну а если они двинутся вдоль моря, то надо бы нападать на них постоянно, поскольку их поддержит эскадра. Я отверг его предложения. Диверсии только распылят наши силы. Вместо этого, я предложил выбрать место решающей битвы и… и тщательно заминировать его.

Лорд был в шоке, что неудивительно — о минах в этом столетии никто не слышал. Я сразу предупредил главнокомандующего, что если он заикнется о чести — ну или бесчестности — то я сажусь на первый же корабль в Абердине и уваливаю отсюда. Похоже, Мюррей согласился дослушать меня, но вот проблема — как выбрать поле сражения и заложить мины? А если английская армия двинется другой дорогой?

Дурацкие вопросы, если честно. Никакой английской армии пока нету… хотя, конечно, подготовиться никогда не поздно, то есть, в смысле, никогда не рано, хочу сказать.

Но может быть, фокус с заложниками таки сработает? Очень хотелось бы: каждый день передышки идет нам на пользу. В этом плане мы с Мюрреем достигли полной солидарности. Но зато и каждый день ожидания добавляет седых волос — в этом главнокомандующий также был согласен.

Зато на вопрос о принце он закатил глаза, устало выдохнул и отвернулся.

— Что, он все-же надумал короноваться?

— Он и хотел бы, но сыновняя любовь в нем сильнее личных амбиций.

— Понимаю. Ну что ж… Мы можем и подождать. Особенно, если Кэмероны и другие кланы подойдут с севера.

— Сэнди, — Джордж долго глядел в одну точку, потом посмотрел мне в глаза. — Мы вынуждены ждать, мы зависим от обстоятельств, инициатива у англичан, будь они прокляты! И это меня убивает. Я военный, я не политик, хотя тебе могло так показаться. И как военный, я не переношу выжиданий, неопределенности.

— Знаю, сэр. У меня похожие проблемы…

— Они не только у тебя. Беда в том, что кланы уже начинают рассасываться. Люди устали от войны. Англичане прекрасно это понимают и тянут время.

— Это ясно. Но решаться ли они поставить под угрозу жизнь Камберленда?

— Трудно сказать. Время работает против нас, но и против них тоже. Французы в курсе всех событий, у них сейчас есть шанс покончить с Англией раз и навсегда.

— То есть, посадив на трон Британии монарха из Стюртов?

— Да. Но хотят ли они именно этого или чего-то еще — неясно. Новостей с континента мы почти не получаем. Возможно, на днях будет что-то определенное. Вот О'Салливан настаивает на том, чтобы принц короновался как можно скорее и его можно понять. В таком случае мы сможем заявить о себе, как о полноценном королевстве. Королевские регалии — корона, меч и скипетр находятся в замке Эдинборо, в наших руках. Камень Судьбы — в Англии, но это не так уж и важно, в конце концов, у нас не двенадцатый век на дворе. Проблема в другом. Знаешь в чем?

— Э-э-э… Ну… Наверно в том, что… — я потеребил край камзола, подбирая слова. — Наверно, в том, что принц, оказавшись на престоле, начнет упиваться своей неограниченной властью и устроит бардак?

— Совершенно верно. Видно, Господь послал нам тебя; ты схватываешь все с полуслова. Поразительно.

— Благодарю за комплимент, но… Но нельзя ли поставить ему условия? Он коронуется, а вы становитесь его первым советником, министром, если угодно? Чтобы без вашего согласия и без согласия других вождей он не мог принимать никаких решений?

— Да ты явно начитался чего-то странного, Сэнди. Ты парламентарист, никак?

— Никак нет, сэр, я…

— Власть короля неограниченна, пойми ты это уже. Даже сейчас, он выше нас всех на голову. И что самое главное — люди идут за ним. Не за нами, не за вождями, не за католическими священниками, нет. За ним. Пока есть законный наследник Стюартов, горцы будут сражаться, пусть даже их тяжело поднять и расшевелить. Поэтому мы все зависим от него. Успех в войне зависит от нас, скажу без ложной скромности, но мы зависим от него, а он — от людей.

— Черт дери, сэр, это слишком сложно. То есть, нет. — Я поскреб кумпол здоровой рукой. — Это как раз просто. Как только он вступит на царствование, загрузите его кучей административных дел. Он ведь не справится. И его советники не справятся, они же бездари. У Инвернесса это уже подтвердилось один раз. Заставьте его разгребать конфликт между гэлами и лоулендерами. Тут никто не сдюжит. А пока он будет заниматься этим, мы сможем управлять армией без его вмешательств.

— Проклятье! Сэнди, неужто ты думаешь, что он так и полезет в это дело? Ты же говоришь о многовековой вражде!

— Я прекрасно в курсе, милорд. Но разве вы сами не считаете, что с этим надо что-то делать? Лоулендеры бояться и презирают гэлов, а горцы ненавидят горожан за их пособничество англичанам. Это самая больная тема; для создания королевства нацию надо объединить и точка. Так что пускай Чарльз этим займется — он все-таки метит на английский престол, а там будут проблемы посерьезнее. А в военные дела ему лезть незачем, он в них не смыслит ни грамма.

— Знаешь, я, похоже, начинаю тебе безоговорочно верить.

— Да, а я этим бессовестно пользуюсь, — ухмыльнулся я. Ну да, а еще я родился на двести пятьдесят лет позже.

— Ты или гений, или же тебе сказочно везет.

— Как насчет понемножку от всего, сэр?

— Не-е-ет. Тут что-то одно.

— Ладно. — Я напустил на лицо суровое выражение. — Это все очень хорошо, но помимо всего прочего, у меня есть еще кое-какие претензии.

Я порылся в карманах и вытащил листок бумаги, на котором выделялись кривые надписи углем:

1. Артиллерия

2. Связь

3. Единоначалие.

— Это что?

— Сейчас объясню.

— Да не трудись, я не настолько глуп, — хмыкнул Мюррей. — Но что значит вот это "Связь"?

— О, это будет сложно, но если удастся, то мы сможем разговаривать друг с другом на расстоянии. Одновременно. Не смотрите на меня так, я расскажу вам потом.

— Уж будь любезен! В такие сказки мало кто поверит, но я, так и быть, выслушаю тебя. А вот это "Единоначалие"? Это к чему?

— К тому, что нужно разработать строгую иерархию в армии. Иначе клановые вожди будут спорить часами из-за каждого вопроса. Они хорошие командиры и умелые бойцы, но нам нужно упорядочить систему.

— Хм, — Мюррей покрутил головой. — Вижу, ты всерьез взялся за реформы, а? Не терял времени даром?

— Нет, сэр, не терял! — вот сейчас бы еще сплюнуть тонкой табачной слюной и перекатить зубочистку из одного угла рта в другой. Что может быть круче? — Кстати, отложите на время все вопросы. Пока что это только предположения. Но вот с артиллерией нам надо что-то делать. Как вы сказали, у нас не двенадцатый век за окном, артиллерия сейчас решает многое, если не все.

— Но артиллерию взять негде…

— Как это негде, сэр? А самим сделать? Разве здесь, в Лоуленде, не льют пушки?

— Насколько я знаю, нет.

— Что, совсем?

— В Эдинборо делают орудия, но это отдельные мастерские, их технология устарела на столетие.

— Ну так займитесь тем, чтобы их технологии сравнялись с английскими!

— Интересно ты заговорил. — Мюррей скривился. — Но этим надо заняться. И это будет задача штаба принца, не моя. Хотя все наши мысли заняты не этим. А победой в войне.

— Вы меня поражаете! — я потер лоб большим и указательным пальцами правой руки. — Победа, говорите? То есть, на Шотландию наплевать, получается? Надо только выкачать из нее все ресурсы, чтобы захватить престол в Лондоне?? Это то, что нужно для победы, знаю. Но так не получится! Даже если собрать всех боеспособных мужчин по эту сторону от Твида.

— Да я это понимаю. Но с Англией мы тягаться не можем, как бы этого ни хотелось.

— Можем и будем, я вам это, сэр, обещаю! — сказал я с угрозой в голосе. — Главное, чтоб ваши люди верили мне, я уже знаю, что делать. И будем рассчитывать на наших союзников из Франции. Вы сами должны знать примеры из истории, когда фламандцы били французов, швейцарцы тоже… Короче говоря, мы можем победить!

— Это окрыляет. — Джордж усмехнулся. — Но пока ход за ними. Если они согласятся на перемирие, мы получим очень нужную нам передышку. Если же нет…

— Нет, сэр, вы правы. Придется ждать. Но надо быть готовыми, что бы ни случилось.

* Последнее предложение переведено с учетом русской специфики, но прозвучала онo примерно так: He is not the one, who speaks idly.

 

Глава 13

Отдохнув от поездки в Глазго, принц со товарищи принялся деятельно готовить какой-то акт. Не иначе, как коронацию. Вот ведь, мудрило — мы еще от англичан не получили внятного ответа, а у него уже в одном месте заиграло.

Своего отца он посадить на престол не сможет, по простым техническим причинам — доставить его сюда из Франции не представляется возможным. По крайней мере, пока. Потому надо короновать монарха, какой есть в распоряжении. Видимо так он рассуждал.

Доля здравого смысла в этом, в общем-то, была: как самостоятельное государство, Шотландия могла бы открыть торговлю с остальными странами. Неизвестно только, что скажет на это Джеймс Стюарт. Впрочем, что он скажет, никого не волнует. Чарли поправит на правах регента до прибытия законного монарха.

Англия тоже не помешает, это ведь вам не двадцатый век, признание государства ООН, США признает, Россия — нет, всякая лабуда… Тут все проще. Отвоевали землю, провозгласили независимость и все, никаких там лиших трепологий. Самое интересное начнется потом, когда лоулендеры и горцы будут вынуждены жить в одной стране. А этого ни тем, ни другим явно не хотелось. Хотя, по словам Ангуса, это не будет проблемой такого масштаба, как представлялось мне. Но безболезненно оно не пройдет, в этом я уверен.

Конечно, можно загнать лоулендеров в колхозы, разводить скот под руководством горцев. Или поселить горцев в рабочие гетто при городах — пусть вкалывают на мануфактурах, глядишь и привыкнут к урбанизированному образу жизни. Придется, правда, установить жесткий контроль и над теми, и над другими. В противном случае, получим новую Бельгию — один этнос работает, другой сидит на соцпомощи и бухает. Но вот кто будет осуществлять, контроль этот?

Сложно все, сложно. Легче колонизировать горы, Северо-Запад. Однажды англичане уже сделали это… Ну то есть, сделали БЫ, если б не ваш покорный слуга и некоторые обстоятельства. Разрушить клановую систему. Поработить часть горцев, другую часть выдавить в вынужденную эмиграцию, построить города, фабрики. Нехай переходят от родового строя к нормальной "цивилизации" городского типа.

Но для этого ведь надо разломать весь их уклад! Этого никто мне не позволит. А даже если… Даже если, чисто теоретически, предствить, что это случилось — кто будет служить в армии? Особенно, если Англия нападет. А она ведь нападет, да еще как, тут никаких сомнений нет. Как так, имея колонии в Индии и Америке — позволить каким-то дикарям оттяпать половину собственного острова. На слове "Америка" я запнулся и мысли потекли в другую сторону.

Через тридцать лет американские колонии восстанут и Англии будет совсем не до нас. Что за бред! Какие тридцать лет, нафиг? Нам бы Семилетней войны дождаться. А уже через тридцать лет меня может и в живых не оказаться. Запросто. И кстати, кстати… Пришедшая к власти в Шотландии династия Стюартов может изменить все так, что не будет никакой революции, никакой Америки вообще. Ага, как в том анекдоте; "Да нету, нету больше вашей Америки. Кто бросил валенок на пульт?!"

Хы-хы. Ведь реально, ее может и не быть, если мы тут постараемся как должно. Ладно, не будем загадывать так далеко. Итак, о чем бишь я? А, ну да. Служить в армии… Армии-то у нас и нет. Но ведь, но ведь! Но ведь горцы прекрасно служили при английских монархах. Королевские Фрэйзеры и Садерленды, Блэк Уотч, что там еще-то. "Тонкая красная линия" под Балаклавой…

Вот это меня бесит! За каким хреном эти варикозные напыщенные уроды посылали кельтов стрелять в русских и умирать непонятно за что непонятно где? Что плохого сделали мы шотландцам? И чем они навредили нам? Ничем абсолютно!

Так что не будет шотландских полков в английской армии. Не будет, пока я жив и сохраняю способность мыслить, говорить и передвигаться.

Хм, мда, опять я отвлекся. Главная мысль же такова — горы способны производить человеческий материал, вполне сильный, рьяный и готовый воевать. Даже после "чисток". Так с чего же ему не быть сейчас? Он есть, есть, это точно, надо всего лишь суметь раскочегарить их, поднять под общим знаменем. Но опять проблема — для этого нужно разрушить кланы, ввести воинскую повинность. А как это сделать?

Снова все упирается в горцев. Лоулендеры будут воевать, если платить им жалование, однако, самые боеспособные части набираются именно среди горцев. Следовательно, именно с горцами придется проводить работу. Ой, нелегко это будет.

Я оторвался от размышлений — как будто вынырнул на поверхность. Плохо, плохо. Ни к чему будущему политику и идеологу (ну дайте мне помечтать чуть-чуть!) так глубоко погружаться в свои фантазии.

Черт, я ведь уже полчаса думаю об этом, а на уме все одно и то же, одно и то же. Да какие полчаса, я уже месяц, считай, думаю над этим. И хоть бы продвинулся на шаг! Все то же самое тривиальное дерьмо! Не выйдет из меня государственный деятель.

Ведь еще что-то там размышлял над экономикой. Да какая тут экономика. Лучший ресурс, который у нас есть — не уголь, не дерево и не шерсть. А горцы. Именно они. Солдаты, набранные в горах и на островах — это и есть самое главное наше сокровище. Но солдат не выставишь на рынке по хорошей цене. Ими не расплатишься за необходимые товары. Солдаты должны выполнять свою работу — а именно, умирать в бою и одерживать победы.

Но чтоб они это делали хорошо и добросовестно, следует обеспечить их должной мотивацией. И вот мы снова упираемся в коронацию. Окей. Допустим, коронация состоялась. Тогда уже нет смысла заключать мир с Англией, каким бы полезным он не оказался в данный момент. В такой момент следует собрать всех, кто умеет рубить палашом и стрелять из мушкета. И двинуть на Англию. Ибо пока у нас под брюхом враждебная страна — да не абы какая страна, а целая колониальная держава — никаких планов об обустройстве внутренней экономики быть не может. Почему я осознал это только сейчас?

Ведь это же ясно, как небо. Сейчас не двенадцатый век, как верно подметил Джордж. Заблокируют, установят эмбарго, натравят каперов и приватиров — ну что им, впервые, что ли?

Но ладно, хватит ныть. Обратной дороги нет. В прямом смысле нет. Не надеяться же на то, что вдруг меня вернут обратно, в мою уютную комнатку на Снобэксвай, в тот же самый момент, когда и изъяли оттуда столь бесцеремонно. Сомнительно. Хотя хотелось бы. Но прошло уже полтора месяца, нечего тешить себя всякими глупостями.

Теперь мой дом — Шотландия. Пусть я и повидал такое, от чего крыша может съехать, поспешая, но тем не менее… Шотландия, так Шотландия. Блин, я все еще не могу смириться с тем, что я тут! Это кошмар какой-то.

Ну да хрен с ним. Прогоним англичан, установим власть Стюартов, я посватаюсь к… Ну к кому-нибудь, заведем семью, домик в горах. Пару голов скота, курей там, рыболовецкое суденышко. Что еще надо человеку?

Не, чушь и бред. Англия не остановится. Стюарты тоже. Рано почивать на лаврах и думать о покое. Обещал же Мюррею все устроить? Обещал. Вот и думай своими мозгами бараньими, Леша, думай.

Блин, масса мыслей, уйма всяких мыслей прокатывалась через мое воспаленное сознание, пока я валялся с открытой раной. Тут вам и радио, и самодетонирующие снаряды, и идеи коллективизации. Чего только не приходило мне в голову.

Я не мог отвлечься от этого, даже когда пришли хирурги — прижигать и вылущивать мою рану. Отвлекся только когда заявились Конелл с Шоном и Мэри с Бреннаном. Мэри даже осталась ненадолго, когда все ушли, гладила меня по волосам и держала за руку. Какая романтика. Кошмар. Не знаю, как она, но я начал чувствовать, что прикипаю к ней душой. Как-никак, а прошли вместе кровавейший бой.

Наверно, в этом и есть смысл. Нахрен всех этих длинноногих моделей, кому они, черт дери, сдались? Вот здесь, рядом, моя боевая подруга. И все. Это все, реально — все, что мне надо. А разве наши деды искали себе женщин по внешности? Чушь собачья! От женщины, с которой хочешь провести остаток жизни, требуются исключительно моральные качества, не более того.

Эх, Мэри, до чего ж ты меня доводишь!

Провалявшись еще сутки, я был разбужен Ангусом.

— Брат, новости, новости!

— Что такое? — я поднялся было, но тут же зашипел от боли в плече.

— Ты не поверишь!

— Поверю, говори скорее!

— Англичане! Англичане ответили! Они согласились на перемирие!

— Да ты что? — я плюнул на проклятое плечо и встал на ноги. — Не может быть! То есть, я хотел сказать: наконец-то!

— Вот именно!

— Стой, погоди. А что с Камберлендом? Его выдадут?

— Похоже на то, тут не я решаю, а Мюррей и принц, — Ангус сморщился и отвернулся. — Но выкуп, говорят, будет стоить того. Они вернут нам всех узников, захваченных ранее, еще с тысяча семьсот пятнадцатого и солидную сумму золотом.

— Насколько солидную?

— Этого не говорят простым людям. Но…

— Не-не, я еще раз перебью. А как с "повешенными" генералами?

— А, ну там все очень тонко. Если мы расскажем, что они живы, то англичане могут пойти на попятную.

— Вот это правильное мышление. Сначала все пофиксить, а потом уже разбираться с оставшимися.

— Пофи… Чего? — не понял Ангус.

— Ну обустроить, в смысле. Постой-ка, — я напрягся. — Получается, коронация состоится не сегодня-завтра?

— Похоже на то.

— И как это обставят? Принца объявят регентом до возвращения Джеймса? Постой, не отвечай. А насколько реально нам вернуть самого Джеймса?

— Тхэ-хэ-тха… — Ангус засмеялся-закашлялся. — Это почти невозможно. Корабль из Франции не дойдет сюда, англичане перехватят.

— А как же перемирие? — что я несу? Исправился: — Натравят корсаров?

— Ну конечно же. Так что у нас выбор один — принц Чарльз.

— Будет регентом?

— Похоже на то.

— Слушай, Ангус, а если переправить короля окольными путями. Через Нидерланды или через Скандинавию?

— Хорошая мысль, но это не со мной надо говорить.

— Верно, забываю.

В конце мая, после праздников, коронация должна была состояться. Для этого в Холируд прибыли члены магистрата Глазго, Килмарнока, Ланарка, Перта и других городов.

Насколько я мог понять из разговора с Мюрреем, принц и вправду собирался короноваться в качестве регента. Никаких репрессивных мер против протестантского населения низин предпринято не было. На это ума хватило и слава богу. Хотя проблемы с ними возникнут, даже к бабке не ходи. Но пока все ровно.

Коронация намечалась на тридцать первое. Собрались не только мэры, но и все вожди, в спешном темпе. Прикатил даже Струан в своей карете — ну, не совсем своей, а захваченной у Коупа в прошлом году.

Как я ни противился, но в Холируд пришлось пойти и мне. Празднество было подготовлено соответствующим образом. Все вокруг блистало, сверкало и… и я даже не знаю, как еще это описать. В общем, все было на высоте.

* * *

Я отбил локтем пистолет, нацеленный в принца, вытягивая другой рукой палаш. С другой стороны, О'Салливан схватился с каким-то невзрачным человечком в буром мундире.

Обрушив палаш на противника, я бросился было на помощь ирландцу, но тут грохнул выстрел откуда-то сзади и О'Салливан повалился, держась за пробитую ногу. Снизу уже набегали горцы.

Я кинулся к стрелявшему, но тот оказался не промах — выхватил шпагу и успел ранить меня в грудь, пока я замахивался. Зато опустив клинок, я разрубил мерзавцу шею и он упал, захлебываясь собственной кровью. Подскочив ближе, я прикончил гада, пробив ему живот палашом.

В середине зала оставался лишь Джон Макдонелл, держащий пистолет, направленный на Чарльза. В одно мгновение горцы окружили его, заслоняя собой принца. Я никак на мог вмешаться, поскольку стоял слишком далеко. Но с возвышения все было видно.

Шотландцы поднесли оголенные клинки к груди Джона, Один из горцев уже забежал сзади, готовясь свинтить предателя. Вот только Джон не позволил им этого. Быстрее, чем атакующая змея, он поднял дуло пистолета к виску и нажал на спуск. Горцев забрызгало кровью.

Теперь пожалуй, пришло время объяснить, что произошло.

Еще до того, как в аббатство прибыли все вожди и губернаторы, я зашел внутрь — несмотря на мои отношения к принцу — что-то потянуло меня сюда. И я не прогадал. Англичане все же проникли в Эдинборо, хоть мы и перехватили один отряд. Мне сразу бросились в глаза несколько человек в бурых мундирах — один в один такие, что были на убитых диверсантах. Оттого-то я и взошел вверх по ступеням, вклинился между подозрительными людьми. Ну и тот факт, что Джон Макдонелл держался отдельно от свиты принца не мог не насторожить.

В последний момент мне удалось отвести угрозу, но надо признать, англичанам едва не посчастливилось воплотить в жизнь их план, а именно — убить принца. Джона, они, должно быть подкупили. Как у них это получилось, чем они его соблазнили — сказать трудно, сам Макдонелл мертв и ничего уже не расскажет. Но момент они выбрали верно, ровно перед тем, как в здание вошли остальные шотландские вожди.

Гниловатенько, надо сказать, в окружении у принца. Вроде Джон был верным соратником, воевал во Франции, пил с принцем рюмка в рюмку. А тут, поди ж ты! Ну и ничего, будет внимательней относиться к соратникам наш Чарли. Может хоть этот случай отрезвит его мальца.

В зал уже вливались нескончаемым потоком горские вожди, воины из охраны расступились, давая новоприбывшим взглянуть на тела. Гомон поднялся такой, что небеса, казалось, вот-вот рухнут. Или кровля, что там ближе-то.

Я же, обтерев лезвие об штанину, вложил палаш в ножны и побежал вниз по ступеням к О'Салливану. Пуля пробила ему бедро, могла задеть и артерию — и я, не теряя ни секунды, расстегнул свой ремень и затянул его на ляжке пострадавшего.

— Быстрее, на воздух! — скомандовал я горцам. — Вы там! Не стойте, черт дери! Тащите сюда врачей!

Мюррей, Иан, Йуэн Макферсон и другие отвлеклись от созерцания мертвого тела и переключили все внимание на меня. Чарльз тоже отошел от шока, сбежал по ступеням и начал было причитать над раненым Джоном Уильямом О'Салливаном, которого по моей команде уже выволакивали наружу.

Я лишь похлопал принца по плечу: "Все с ним будет нормально, доверьтесь мне, Ваше Величество", и побежал за горцами, тащившими ирландца.

О'Салливана положили прямо около входа в аббатство, на траву. Краем глаза я заметил, что с крыльца сорвалась фигура и ринулась ко мне.

— Что такое?

— Да я сам хотел спросить, что происходит? — это был Ангус. Ну как же, ни шагу без него теперь.

— Ангус, — я крепко вцепился в его рубаху. — На принца покушались. Этот… Ты сам видишь, кто это, но он ранен. Сделай одолжение.

— Что требуется?

— Совсем немного, — обожаю людей, которые не вякают, не кликушествуют, не роняют сопли, а переходят конкретно к делу! — Вскипяти воду и разведи огонь. Я не знаю, прошла ли пуля навылет, но нам потребуются раскаленные ножи и кипяток!

— Понял.

— Стой. Пошли кого-нибудь за бутылкой спиртного, может пригодится! — я уже не отдавал себе отчета в том, что просто и тупо ору на Ангуса. Он, кажется, ничуть не обиделся, махнул мне рукой, убегая.

— Все сделаем!

Принц тем временем уже отогнал своих телохранителей, и оставив здание аббатства за спиной, опустился на колени рядом со своим раненым товарищем. Ирландец только злобно щерился от боли — надо отдать ему должное, он переносил мучения стойко, как настоящий воин — и сдавливал в руке ладонь принца, бормоча "Ваше Высочество, Ваше Высочество… я виноват, я не углядел".

— Тише, не разговаривай! — свирепо прикрикнул на него я. Не дай бог, задели артерию, тогда все, суши весла. Получите место у кремлевской стены, товарищ О'Салливан. А точнее, на кладбище Эдинборо.

— Почему нет? — поднял на меня взор принц.

— Потому что я сказал "нет"! — наорал на него я. — Ему нельзя резко двигаться. И вообще нельзя ничего делать резко, пока мы не обработаем рану! Понятно, черт дери?

Вероятно, моя фраза прозвучала очень американизированно, на языке, неизвестном в эти времена. Но общий смысл дошел.

Вокруг уже столпились вожди. Мюррей, тихонько подойдя сбоку, наблюдал за моими действиями. Макдонеллы стояли прямо за спиной. С противоположной стороны скучились мэры городов и другие горцы.

Я безжалостно располосовал штанину на ноге ирландца. Прощупал рану — он хрипел и морщился — нет, все нормально, пуля прошла насквозь. Бутылку, которую принес Ангус, я едва не силком впихнул в зубы О'Салливану.

— Пей, сволочь, пей, тебе говорят.

— Не понимаю, что вы… Что вы хотите сказать, — просипел он, откашлявшись.

— Конечно не понимаешь, я же по-русски говорю, балбес, — ответил я ему на русском. Жестом подозвал к себе врачей. — Начинайте чистить рану. Но только осторожнее. Артерия, кажется не задета, иначе кровищи было бы море. Но все равно, осторожнее. Не давайте ему дергаться ни в коем случае. А когда закончите, замотайте поплотнее. Плотно, но аккуратно! И чтоб никто его не тревожил следующие три дня!

В сорок лет такие ранения заживают не очень быстро, но все же, чем черт не шутит. Ирландец не раздумывая рванулся в бой за принца, спася таким образом и мою шкуру — ведь пуля, которую он получил, могла достаться и мне. Могла. Легко.

Вернутся к коронации было не так просто, в свете всего происшедшего. Но надо. Мюррей обратился ко всем с речью, временами прерываясь, давая сказать слово принцу и пастору Келли, как очевидцам событий.

Трупы Джона и английских шпионов вынесли наружу, но накала это никоим образом не умалило. В здание аббатства набилось дохренищи горцев, ловивших каждое слово и бурно негодующих при упоминании о заговоре. В их глазах ирландская свита принца здорово упала. Как и в глазах Мюррея — если это было возможно. Как и в глазах принца. Как и в моих.

Но все кончается, равно хорошее и плохое. Священнослужитель — не могу сказать, какого ранга, наверно таки аббат — возложил символическую корону на голову коленопреклоненного принца и перекрестил его. Крикнул толпе:

— Приветствуйте вашего государя, Чарльза Стюарта!

Горцы одним слитным движением выхватили палаши и под сводами аббатства стало тесно от криков.

— Да здравствует король Чарльз Стюарт!

— Да здравствует наш избранник!

— Да здравствует… Долгих лет!

— Да здравствует!

Вот так мы и короновали пьяницу Чарли. Остались лишь пустяки — разрулить вековую вражду горцев и лоулендеров, поднять экономику страны и расправится с англичанами. Сущие пустяки ведь, правда?

 

Глава 14

Казалось бы — после коронации у нас должен наступить рай на земле и прочая, и прочая. Но так только казалось.

Перемирие было на руку нам. И только нам. Его следовало использовать с умом.

Мюррей, как я его ни отговаривал, отправился в Атолл, вербовать горцев в регулярные полки. Я испытывал некоторые — да чего уж тут, огромные сомнения я испытывал по поводу его затеи. Но если уж сам Мюррей взялся за это, то глупо сомневаться в его успехе. Были бы средства — а качествами наш командный состав не обделен.

Горцы расходились по домам — никакой король не заставил бы их служить в действующей армии, а если точнее, в бездействующей. Как я уже, наверно говорил, горцы воевали за добычу. Не, ну конечно присутствовали моральные составляющие, но горец — не горец, если он будет сидеть на месте и ждать у моря погоды. Ну или не у моря.

У горца дома кровля не латана, дрова не запасены, корова не доена, жена не е… Ой. Извиняйте. Короче, их можно понять. Именно потому Мюррей, а за ним и братья Драммонды занялись вербовкой регулярных рекрутов.

Кстати, именно я порекомендовал Мюррею открыть порты на севере — там Кэмероны успешно разделались с оппозицией — и разрекламировать Шотландию, как удобный и дешевый перевалочный пункт для сообщения с американскими колониями. Ну насчет дешевизны я погорячился, пожалуй, но в сравнении с Англией мы должны были быть предпочтительнее. И мы постарались сделать все для этого.

Само собой, я не ждал наплыва немецких и скандинавских мигрантов, готовых отдать нам свои последние гроши за билет в Новый Свет. Это мы понимали. У нас и флота-то не было.

Что подтолкнуло меня к мысли — флот нужен! Очень свежая мысль, очень такая, оригинальная. Но зато в нерадивости упрекнуть нас не вправе никто.

Прошла лишь неделя с оглашения перемирия, а мы, со Струаном и Ангусом уже облазили весь город и нашли корабельщиков. Еще нескольких специалистов нам прислали из Глазго — или "Глезга", как говорили тут.

В моем начинании меня поддержал О'Салливан — после того инцидента на коронации он, похоже, горячо влюбился в меня. Нет, ну это я раздуваю, конечно.

Ангус шепнул мне как-то, что повлияло мое рвение во время спасения принца. Я это понимал и сам, хотя подобные нюансы меня бесили — оставшись наедине я подумывал, как бы поэффективнее и поэффектнее скрутить шею этому ирландцу. Все же боремся за одно дело — а он тут вздумал капризничать: что хорошо принцу, что нет… Мудак старый.

Пока вся административная волокита тянулась своим чередом, я отлеживался в лагере за городом. Все-таки слишком много ранений за каких-то два месяца — пробежавшись по делам с утра, я уже к полудню чувствовал себя совсем разбитым. Но деваться некуда, обещал — так изволь.

По моей указке, клановые вожди набрали ополченцев из наиболее ревностных католиков, собрали артиллерию — пусть и совсем убогую пока, но с чего-то надо же начинать.

Возле замка регулярно обучалась прислуга. Сам я, разумеется, не мог полюбоваться на "маневры", но Ангус либо кто еще из соклановцев регулярно сообщали мне о происходящем.

Наша беготня чем-то напомнила мне стратегические игры молодости.

И да, не придирайтесь — за два месяца я почувствовал, будто набрал десяток лет.

Так вот, об играх. Все, наверно, знают цикл Микрософта "Age of…". Ну или "Heroes of Might & Magic", уж это вы точно должны узнать. Помните, когда ты только строишь City Hall, ну или там храм, правительственный центр — это я уже путаюсь, не суть. Так вот, строишь себе, строишь, думаешь, какой я продвинутый.

И тут на тебя наваливается толпа. Неясно откуда она появилась, ведь время течет одинаково для всех — но факт остается фактом: в самый интересный момент приходит орава врагов и начинает тебя курочить.

Ну что поделать, собираешь все ресурсы, отбиваешь ораву. Восстанавливаешь хозяйство, чинишь здания, строишь юниты. И тут приходит еще одна толпа. А за ней уже поспешает следующая.

И ты понимаешь — все, хана, дружочек. Момент безвозвратно упущен. Не, ну а что тут поделаешь?

Выбор невелик. Позорно выходишь и начинаешь по новой. Но теперь ты уже умный, ты уже просек, в чем фишка. Ты не строишь много — ну если только охранные башни — и сам начинаешь давить гадов всеми имеющимися силами. Причем времени терять нельзя, надо давить и давить, не останавливаться.

Вот и в жизни такая морока. Только вот беда — англичане не идут вровень, нет, они опережают нас на пару порядков, они целый век без часу — колониальная держава. Разбить их раз-другой можно, но выиграть гонку…

Но как я уже говорил — деваться-то некуда. Вот и вертимся. Причем терять нельзя ни одного часа.

Перемирие у нас бессрочное, как я выяснил, но кто помешает им взять да напасть? Готов спорить, они уже сейчас готовятся к этому. Да еще и принц наш — горе то еще, все бредит планами о вторжении.

Нет, поход до Дерби и едва не состоявшаяся катастрофа у Каллодена, безусловно, остудили его пыл, но сейчас у него снова поплыла голова от успехов. В этом я почти уверен. К счастью, О'Салливан с недавнего момента лил воду на нашу мельницу — убеждал принца потерпеть и за это я, хочешь-не хочешь, был ему заочно благодарен.

В равной степени я был благодарен членам эдинборгского магистрата, а именно двум мужичкам по фамилии Каннингхем и Примроуз. Узнав о проанглийских настроениях в городе, эти двое поспешили заверить нас, что найдут агентов англичан и симпатизирующих им. Доверия у меня они особого не вызвали — как в общем-то, и никто не вызывал в последнее время — но мой опыт по проведению оперативно-розыскных мероприятий в восемнадцатом веке сводился к нулю, поэтому выбора не было. Я лишь приказал Ангусу замешать к ним пару ребят из наших местных сторонников, чтоб знать, что твориться.

Напрасно беспокоился кстати. Всего за сутки Примроуз сотоварищи повязал десятка два человек, обвиненных в диверсионной деятельности. Их поведение не давало ни на секунду усомниться в их вражьей сущности. Члены магистрата собирались уже вздернуть пойманных, но я остановил их под предлогом, что глупо тратить человеческий материал попусту. Сначала надо бы допросить с пристрастием, а потом и выменять можно будет.

Примроуз, не привыкший к таким гуманным мерам, разглядывал меня недоверчиво — вроде как он напрасно старался, но меня поддержал Ангус. В ту же сторону высказался и Йуэн Макферсон.

Что ж, магистрат не спорил и согласился перевести их на баржу, в "плавучую" тюрьму. На это я решительно возразил:

— Убегут. Или попытаются. Будет морока, будет кровь.

— Ну а что же вы предлагаете, сэр? — я заметил, что к знатным людям, будь им хоть шестнадцать, здесь обращались почтительно вплоть до показухи. Ну да, у нас вон и Пушкин считал стариками всех, кому за тридцать, хотя сам еще до совершеннолетия не дорос. Акселерация, черт возьми.

— Я вам расскажу. Выкопайте яму в земле, в два-три человеческих роста. И засуньте их туда.

— Жестоко, сэр, жестоко. Не проще ли задействовать подземелья в замке?

— Нет, далеко тащить. А если они нам понадобятся для допроса? Найдите старую шахту или колодец, ну чего вам стоит? Насчет жестокости — я ж не запрещаю вам их кормить. И ведро для оправления нужды дайте. Пусть все будет, как в тюрьме. Зато они не сбегут.

Шотландцы поглядели на меня с каким-то смешанным… этим… выражением. А ничего страшного. На войне как на войне. Некогда церемониться с какими-то уродами, когда судьба государства решается.

Примроуз, правда, ничуточки не смутился.

— Вы, сэр, не волнуйтесь. Мы все сделаем, как надо. Не извольте беспокоиться, если можно так сказать.

— Да я уже не беспокоюсь. Особенно после того, как вы изловили всех за одни сутки…

— А, это. Ну вы понимаете, простой народ всегда был против англичан. Так что можете целиком рассчитывать на население. Не подведут.

— Вот как? А я думал, у вас… как бы это сказать… непростые отношения с горцами и с католиками вообще.

— Это правда. Но англичан… Постойте-ка, вы ведь, готов побиться об заклад, никогда не слышали о бунте имени Порчеуса?

— Пожалуй, что нет. Я здесь всего два месяца, — смутился я.

— Ясно. Нет, я слышу, что вы не местный. Историю Порчеуса я вам пересказывать не буду, у нас у всех есть дела поважнее. Но знайте, простой народ, даже в городах, особенно здесь и в Глазго — против англичан. Кровь уже пролилась, прощения не будет. Повторю: можете на нас рассчитывать.

При упоминании Глазго снова вспомнилось творчество Брайана Макнила, в частности его песня "Fighter".

Now the song that comes from Glasgow says the city's raw and rough

And standing by the Clyde I knew the song was true enough

But a sound came o'er the river, the beating o' a drum

From the Gorbals that they tore down just to build another slum

It beat upon my heart and told me never to forget

That we're waiting for the fighter that will come from Glasgow yet

We'll know him by his courage, for he'll never give an inch

With the dignity of Roberton and the guts of Benny Lynch

Да, паршивка судьба снова подкидывает козырь. И его надо разыгрывать.

После нескольких дней беготни, за которые я успел убедить вождей начать мобилизацию роялистски настроенных кланов Порубежья, меня грубо растолкали в предутренний час.

Ангус. Ну конечно, кто это мог быть еще?

— Алистер, проснись!

— Да что ж такое-то, — заскрипел я на родном языке, однако из палатки вылез, растирая слезящиеся глаза и подрагивая от утренней прохлады. Так всегда бывает, когда не выспишься, холод донимает. — Ну что приключилось?

— В заливе датский корабль. Большой. "Люнет". ("Молния", если перевести на русский) Может быть, получится склонить их к переговорам!

— Ну так и склоняйте! Не понимаю, зачем нам переговоры с датским кораблем?

— Вижу, что не понимаешь. А если подумать? А?

Я проморгался. Посмотрел на названного брата. Посмотрел и так, и эдак.

— Мда, вижу, ты еще спишь. Вспомни, кто нам предлагал наладить связи со Скандинавией?

— А что, я пред… Тьфу, ну да, да. Была мысль. Но что это за манеры — будить человека среди ночи? У меня голова не варит вообще…

— Вот ты даешь! Это же была твоя идея и только твоя.

Постепенно до меня начало доходить. Вот же, сука, изнеженный человек двадцать первого века! Тут народ не спит по нескольку суток от осознания важности происходящего, радеет, так сказать. А я совсем уехал в свой мир. Точнее, в мир Морфея.

— Так, да. Да. Понял. И что вы хотите от меня?

— Как что?! — Ангус только руками развел, не найдя крепкого словца. — Идем к ним!

— Но почему я? Пусть О'Салливан похлопочет, члены магистрата, клановые вожди, в конце концов. Почему я-то?

— От те на! Так ты же все задумал! К тому же ты еще их язык знаешь…

— Это кто сказал?

— Ну как же… Солдат этот, из тюрьмы… Энемарк, во!

— Черт… — я помрачнел. Отвертеться не получится. Но попытку предпринял. — Так пусть этот Энемарк вам переводчиком и послужит, он же датчанин, для него язык родной.

— Э, нет. Твоя идея была. Никто лучше тебя ее не изложит.

— Понятно. Но пару часов я поспать-то могу? До утра?

— Пока доберемся, как раз рассветет.

Не проймешь его ничем, здоровяка. Я вздохнул и начал потихоньку приводить себя в порядок.

Переговоры с датским капитаном прошли… Не скажу, чтоб слишком плодотворно — да если честно, я вообще слабо припоминаю, как они прошли. Голову клонило, глаза слипались, я приводил себя в чувство лишь регулярными дозами бренди. Как ни странно, но они действовали, давали энергию.

Внешность, конечно, тоже не способствовала — волосы у меня на лбу растут строго вверх, дедовское казацкое наследие, больше нечему быть, зато остальное — под Иванушку-дурачка. За пару месяцев я, само собой, зарос, и "ежик" на лбу приподнимал остальную шевелюру, не давая ей свалиться на глаза, но заодно и образовывая нехилой величины чуб.

Что наталкивало меня на мысль — неплохо бы уже гребешок раздобыть и в баньке попариться. Но на это тупо не было времени. Возвращаясь в лагерь, я падал на землю и засыпал, просыпался со страшным скрежетом зубовным — и это тоже начинало меня тревожить, не прикинулась ли хворь какая?

Макдональдам-то было наплевать, но вот датчане немного подвигали бровями, глянув на меня. А ведь я еще и не брился с того памятного числа апреля. Ну да и бес с ним, нехай привыкают, у нас тут Шотландия, а не Версаль.

Не стану приводить здесь диалог, не рассчитывайте. Не то чтоб, я совсем не помню, но мои фразы получались настолько корявыми, что я даже…

Помог Фредерик. Реально помог. Без него бы не знаю, что и делал бы.

Самое сложное было — убедить капитана в том, что мы представляем интересы принца, поскольку оный в данный момент занедужил, но власть в этой стране представляют горцы, поэтому нечего тут и все!

Суть свелась к тому, что я налегал на поставку нам орудий и специалистов в изготовлении современных образцов. Пусть это будут немцы и шведы, неважно, доплатим. В обмен я предложил датчанам — а в частности, датской короне, уполномочив капитана говорить от лица шотландского монарха — строевой лес, памятуя о том, что леса в Дании были сведены под корень в девятнадцатом веке, если не раньше. Взял на себя наглость отдать датчанам под выработки лесные участки в Сазерленде, возле Келсо и Дингуолла, присовокупив к этому монополию на торговлю определенными товарами в шотландских портах.

Не могу сказать, остался ли капитан доволен — заключать подобные сделки от лица всей страны ему приходилось явно нечасто — но он все четко зафиксировал на бумаге, забрал наше, аккуратнейшим образом составленное послание и, уходя, выглядел вполне удовлетворенным.

Фредерика я отпустил. Признаться, он не слишком хотел нас покидать, но и от соблазна вернуться на родину отказаться не смог. Прикидывая путь судна от Эдинборо до Ютландии, а затем нашего послания — до датского двора, я решил, что Фредерик поможет ускорить процесс. Это единственное о чем я попросил его — таким образом он оплатил бы спасение из каземата Эдинборо. Он все прекрасно понял и крепко обнял меня на прощание, отправляясь на судно с датской командой.

Все-таки скандинавы не те сейчас. Нет, не те, что бы они там ни говорили о своих свободах, спортивных достижениях… Глядя в спину датчанам и Фредерику, я вздохнул и подумал: "Что ж вы, ребята, развели у себя два века спустя…"

Потом я поймал уже готового бежать куда-то Ангуса и очень мягко, но недвусмысленно попросил его не будить меня до завтра.

Насчет хвори я не ошибся — уже второй день я вставал с температурой. Разумеется, никаких градусников в округе не было, но я переболел в свое время достаточно, чтобы распознать повышенную температуру.

Поначалу я списал это на банальное переутомление и простуду. Возможно, лихорадка, как уже было раньше, до коронации.

Однако в один прекрасный солнечный денек я выполз из под полога и словил странные взгляды горцев.

Один из них, немолодой мужичище, приподнял бровь, подошел поближе и положил ладонь мне на лоб. Обернулся и что-то сказал окружающим.

Это уж слишком очевидно. Я схватил его за плечо.

— Что такое? Объясни на английском, пожалуйста.

— Ну, это… — он замялся. И меня чуть не вывернуло наружу. Никогда в жизни я не кашлял так… Да я никогда вообще не кашлял! А тут… — Чахотка, Алистер. Не иначе.

Опа, приехали.

Когда пришел Ангус, я уже заплевал все пространство вокруг мокротой, смешанной с кровью. Почему-то я надеялся, что это не чахотка, а обычная пневмония. Которую я мог вполне подхватить еще тогда, в английском лагере.

Я-то знал, что организм может побороть пневмонию, но вот туберкулез? Изо всех сил я надеялся, что это всего лишь лихорадка — ну откуда мне знать о болезнях? Я экономику учил.

Мне полегчало — но этот момент я использовал, чтобы как следует выматериться. И еще мысленно призвать сидов, гномов, духов — или кто они там, несмотря на предупреждение. Я звал их на помощь, заходясь в жутком кашле, я клялся, клял, проклинал… И конечно, обещал сделать все, от меня зависящее… Но что уж там. Меня же предупредили.

Под утро следующего дня мне в голову пришла фраза из учебника: оксигенация. Ну не фраза, да, знаю. Термин. Но что это за бред? Как будто здесь, в Шотландии, нет свежего воздуха?

Может, в лагере его и мало — лагерь, как и водится, засран, за малым только не заболочен. Но воздуха уж точно хватает.

Я ошибался.

Утром я уковылял в перелесок, чтобы не позориться. Там и прохаркался. Когда я вернулся, меня уже ждал Ангус с новостями. Англичане обменялись с нами заложниками — знак окончательного примирения.

Ну ничего удивительного. Англичане выигрывали передышку, которая шла на пользу только им и никому другому. Франция занята своими проблемами. Шотландия, при всем желании, не может тягаться с колониальной державой.

Черт с ними. В поле мы можем их разбить, сейчас разговор не об этом. Только бы у Чарли хватило мозгов не обострять. Не обострять…

Очнувшись, я увидел весь контингент — Колл, Гиллис, Александр Кеппох, Ангус. Йуэн Макферсон. Шон и Дугалл. И Мэри. И Иан Мор, конечно же. Охренеть.

Я вам клянусь, я прослезился. Пусть Ангус говорит о воинской или там, клановой солидарности — на здоровье, сколько угодно.

Но блин, если кто-то считает шотландцев скупыми, холодными и расистами — скажите это мне в лицо! И я вырву вашу печень голыми руками!

Ангус, конечно, загородил собой палатку, где валялся я, но Мэри он помешать не смог. Она прорвалась внутрь. Она бы сделала это в любом случае.

— Чахотка, Мэри, — я приподнялся. Ненавижу показывать свою слабость перед девушкой.

— Ничего, пройдет. Пройдет, слышишь! — она встряхнула меня, ухватив за ворот. — Пройдет! У нас и хуже бывало.

— Рад, что ты так оптимистично настроена, — кажется, она не поняла слова "оптимистично". Ну и ладно. Я закашлялся и повалился навзничь.

— Я от тебя не отойду теперь ни на шаг.

— Зачем? В смысле, почему?

— Потому что. И не спорь.

— Ладно, — я еще раз прокашлялся. Ну какая же гадость! Никогда в жизни не кашлял, да чтоб так! Собрав волю в кулак, я поднялся на ноги. Александр и Шон первыми бросились поддерживать меня.

"Чахотка", прокатилось меж людей. Колл укоризненно-сожалеющее покрутил головой, Ангус закусил губу и отвернулся. Зато Йуэн Макферсон подошел и тяжко хлопнул меня по груди.

— Ты не воин, что ли? Или ты не русский? — а, черт, этой шутке так много лет, оказывается? — Не сдавайся! Посмотри на себя! Ты здоровый парень! Переборешь болезнь запросто!

Он дружески тюкнул меня лбом в лоб, приобнял, еще раз врезал ладонью.

— Не сдавайся, парень!

И пошел к своему полку.

И знаете что? Наверно, именно это мне помогло.

Когда я валялся в жару, сплевывая мокроту, я думал о том, что я "здоровый парень", более того, я — воин из клана Макдонеллов.

Насчет того, что это помогло, я, пожалуй, погорячился. Но настрой был задан. Отныне у меня не было другого выхода, кроме как выздороветь. Но все по порядку.

Пока я лежал в своей палатке, мучаясь — да, именно так, чахоточный кашель не подарок — прибыли воинские соединения от Гордонов. Не иначе как стараниями Мюррея и Драммондов. Стюарты и Фаркухарсоны прибыли в небольшом числе. Макгрегоры также прислали небольшой контингент — удивительно, клан реально перестал существовать полвека назад, однако же что делает с людьми мотивация!

Последними прислали отряд Маккензи и Маклеоды — да-да, так называемые "Маклауды". По две-три сотни от клана, не больше. Но этого было достаточно. Гордоны и Стюарты выступали, как регулярные части — Мюррей позаботился снабдить людей ранцами, сухпайком и мушкетами. Отныне эти клановые полки ничем не уступали английским регулярным частям, а в плане рвения так и вовсе превосходили.

Александр — мой приемный отец — вернулся из ратуши с одной лишь новостью. А именно: Макгилливреи, Макбины, Макдонеллы и другие, в частности те, кто воевал еще с сорок пятого — распущены по домам.

У принца или у его советников, очевидно, хватило ума не держать горские полки на иждивении и не напрягать лоулендеров. С ними придется как-то налаживать связи — это все я думал в горячечном бреду, хватаясь за стволы деревьев, когда приспичивало. Мэри я строго-настрого запретил следовать за мной в таких случаях, хотя я знал, точнее, чувствовал, что она наблюдает за мной, аки заботливая нянька. Ну может оно и к лучшему. А ну как я повалюсь в кучу собственных экскр… Ну ладно, не будем о плохом. К счастью, я ни разу не опозорился.

Впрочем, там и позориться-то было некогда — Ангус заявил, что клан выступает на следующий же день после того памятного собрания.

Колл прибежал, одарив меня здоровенной флягой с самогоном и головой сыра — наверняка стянул у кого-то из горожан. Сам он оставался в городе, "раз уж подошли Стюарты", как он объяснил. Иан Мор тоже наведался, просто пожелать выздоровления, удачи и не забывать навыков фехтования. Шон и Дугалл обняли меня напоследок — их ничуть не смущали ошметки мокроты с кровью, которые я отхаркивал регулярно.

Клан шагал пешком, и мне было до ужаса обидно, что меня везли на телеге. Мэри, которая пристроилась рядышком, однако ничуть не смущалась.

А уж как она суетилась вокруг меня! Мне было неловко, честное слово!

— Ты болеешь, вот и лежи, — сказала она, ткнув пальцем мне в грудь. Я даже не понял — у нас вообще что-то было, или как? Или… э…?

Но если откровенно, это не такое уж напряжное мероприятие, знаете — лежи себе, любуйся на пейзажи. Если б только не приходилось периодически свешиваться с повозки и отхаркивать сгустки мокроты, вздымая фонтанчики пыли.

 

Глава 15

Ангус, конечно же, не мог сравниться с Мэри — но это я уже выражаюсь субъективно — постоянно подходил ко мне, точнее, к моей повозке.

Особенно после того, как мы миновали достопамятный Стирлинг.

Черт, а тут ведь все очень близко. Будь я здоров, зашагал бы вместе с остальными, я ведь люблю ходить. Я за день могу километров тридцать-сорок покрыть, без проблем, была бы обувь подходящая.

Я у себя в области обожал ходить. Мои дружбаны все только на мотороллерах гоняли — в основном, собственной сборки. Надо ли упоминать, что они тратили больше времени на ремонт, чем на само, собственно катание? Или на приставках резались в видеоигры. Кто как с ума сходил.

А мне было по кайфу в одиночестве побродить. У нас под Зарайском такие просторы — с ума сойдешь. Речки, речушки. Взлобки, холмики, рощицы, дубравы. Много посадок, конечно, тут уж никуда не деться, но есть и лесищи такие, что даже местные побаиваются хаживать. А я не боялся. Вырезывал себе палку из ореха, брал пару бутербродов в карман — иногда и беломорину прихватывал у деда, ну грешен, грешен, научили в школе — и вперед. Порой натыкался на зверье, на змей, на местных грибников — вот уж кто умеет по лесу ходить! — на воинские части набредал. А, чего только не было.

Но тут, в Шотландии — все другое. Тут, как ни шаг — скалы, потом переправа через речушку. Потом опять скалы. Потом долина. А вокруг опять скалы.

— Trossachs, — говорит один из моих попутчиков. Один из моих братьев, точнее.

Знакомое название. Земля Роб Роя.

Не то чтоб я Шотландии не повидал, когда мы шли на юг, к Стирлингу. Повидал, само собой. Но тогда был скорый марш. Теперь же — прогулка. Да еще с экскурсоводами. Горец идет вровень с моей тележкой и рассказывает на своем изломанном английском:

— Вон там — Лох Венахар. Не видно отсюда. А вон та вершина — Бен Леди. Нет, не та "леди", что вы могли бы подумать. Просто гэльское название.

Здесь красиво, здесь земли Макларенов. А завтра пойдем через земли Макнабов и Кемпбеллов. А вот и холмы Балкухизер…

И я вспоминаю песню Tannahill Weavers — незабываемое "Braes of Balquhidder"…

Will ye go, lassie, go

And we all go taegether

Рехнуться можно. Это и есть те самые — "braes". Охренеть. Я забыл о своей болезни к чертям собачьим. Если это холмы, то какие же горы?

— А горы будут, не беспокойся, — и шотландец хлопает меня ободряюще по руке. — Дай добраться до Лохабера, там ты увидишь горы. — И добавляет: — У вас-то в России, поди, гор нету?

Я соглашаюсь. В европейской части — точно нет.

— А вот погоди, — горец аж прикрывает глаза в предвкушении того великолепия, которое мне, да, мне, предстоит лицезреть. — Бен Невис, Ленаханский лес, Лох Эрих, Глен Спэйн.

И даже я, глядя на троссахские красоты уплываю куда-то в мечты.

Ангус отпихивает моего собеседника, кричит:

— Форт Уильям сдался. Теперь весь Грейт Глен в наших руках.

И я уплываю насовсем, куда-то в эйфорию, в благодать, в теплоту. Мне видятся мои родные леса, поля, речушки, мы с Мишкой, с Вовкой и с вовкиным дедом идем по грибы, а может и на рыбалку — во сне не разберешь — а по ту сторону речки высятся скалы, как вот только что сейчас. А в предгорьях, по ту сторону реки, несколько шотландцев понукают стадо коров — никак угнали у лоулендеров, с них-то станется.

И вовкин дед несколькими умелыми взмахами ножа выстругивает удилища нам с Мишкой, достает моток лески. Грузила у нас свои, самодельные.

— А что там такое? — спрашиваю я.

— Это земли Макнабов, там надо быть поосторожнее, — и я понимаю, что опять на телеге. Опять в Шотландии. Отвечал мне Ангус. На английском.

И я отхаркиваю сгусток мокроты на дорогу.

Мэри протирает мне лоб влажным куском материи. Забылся, бывает. И ведь не просто так, с лихорадки отошел, нет. Сам это понимаю. Просто красота заворожила. Казалось бы, лето сейчас. Ан смотри, на скалах лес — разноцветный, там все краски. И желтый цвет тебе, и густой багрянец, и бурый подлесок. Я смотрю с телеги и балдею. Для горцев это привычно, да. Но для меня нет.

И снова холодная тряпица ложится мне на чело. Я уже забыл, где я, что я и зачем я. Но вот грубый голос врывается в мою дрему, кто-то сует мне плошку — горячая, бляха-муха! Я перехватываю другой рукой — для этого мне приходится подняться. Через дымку навожу резкость — Ангус. Мы, видимо, на привале, вот он и принес мне поесть. Мэри отбирает плошку, прогоняет Ангуса на гэльском. Я уже не понимаю ничего. Кто-то сует мне в рот деревянную ложку с варевом. Ммм, мясо. Вкусно. Я упрямо жую резиновый кусок коровьей плоти. Или чьей бы то ни было. Сглатываю. Еще. И еще. Дико кашляю и падаю на спину.

И снова трясусь на телеге, кручу головой по сторонам. Красиво, черт дери! А я вот в таком состоянии…

Просыпаюсь среди ночи. Кто там свистел, что в Шотландии все время дожди? Да плюньте ему в рожу! Поворачиваюсь — рядом кто-то. Сопит тихонечко. Подгребаю тело к себе, машинально — и о нет! Мэри, елки-палки!

А она только прижимается ко мне. Вот же…

Дико кашляю на другую сторону. Но ее это не смущает, она обхватывает меня одной рукой и придвигается ближе. Теперь я уже ощущаю ее теплоту всем телом. Еще только теплоты мне не хватало с моей температурой!

Но пофиг, пофиг все. Я засыпаю. Точнее, пытаюсь заснуть. Гляжу на звезды. Смыкаю веки. Бесполезно. Ну а вы попробуйте уснуть, когда вас обнимает девушка!

Впрочем, меня это не остановило. Я забылся под утро — и очнулся только когда телега наехала на камень, в следствие чего я подпрыгнул на соломе и стукнулся башкой о дерево настила.

— Лох Эрих! — возгласил кто-то.

— Мы в Глен Гарри, — поспешил обрадовать меня тот самый горец, что шагал рядом с телегой вчера. Как будто мне от этого легче. Ну то есть, им-то легче, они уже рядом с домом. А я вот лежу с туберкулезом. Здорово, да?

Я прокашлялся и попытался снова "отъехать". Мне это удалось.

Ангус разбудил меня.

— Гляди, брат, это Ленаханский лес.

Да, было на что глянуть. Лес простирался на всю длину, до горизонта, влево и вперед.

— Мы сейчас спустимся в долину, в Киллихэнат. Будем тебя лечить.

— Не "будем", а я буду! Я умею! — раздался голос из-за моего плеча. И я вспомнил, как Мэри лежала рядом со мной на телеге…

Я определенно схожу с ума. Или это температура так влияет.

Рука, которую я поднял, чтобы нащупать палаш — кстати, где он? — тряслась. Я специально поднес кисть к лицу — пальцы дрожали, как у алкаша.

Спишем на болезнь. Впрочем, так, оно и было. Болезнь донимала.

Но рядом со мной сидела Мэри, а около подводы шел Ангус, и я не имел права, просто не имел права выглядеть сопливым. Особенно, когда внизу показались огоньки.

— Киллихэнат, — нейтральным тоном произнес Ангус. Я соскочил с телеги, прошел пару шагов и… И увидел над собой небо. Меня кто тряс, кто-то кричал. Или крикнул, не уверен. Я повернул голову в сторону и понял, что я уже овощ, особенно, без посторонней помощи. И с ней тоже — овощ. И все.

Овощ, то бишь, меня сгрузили в какое-то здание, накрыли шкурами, пододвинули кадку, чтобы отхаркивать. Я помню, все искал палаш — вот такие заскоки бывают в горячке. Постоянно вскакивал — ну как же, все-таки персональное оружие, не какая-нибудь вам зажигалка.

Меня заботливо укладывали на место, показывали где лежит меч, давали подержаться за рукоять и снова неумолимо укладывали в койку.

Сколько я там пролежал в общей сложности — не знаю. Весь мой мир уместился в этой… лачуге? Хижине? Доме?

Вокруг постоянно проплывали какие-то лица, люди приходили и уходили, слух резала незнакомая речь — гэльский, он самый. Изредка я просыпался только затем, чтобы снова забыться в горячке. Явь смешалась со снами и я не могу сказать, что из увиденного и услышанного было, а что — являлось лишь картинкой в моем сознании.

Ненадолго обретя рассудок, я понял, что потерял счет времени еще там, на повозке. Наш поход из Эдинборо в Лохабер занял в моем воображении одни сутки, но так быть не могло, ведь колонна двигалась со скоростью пеших воинов, не быстрее. Наверняка трое суток, не меньше. Эк меня прибило-то…

В полузабытьи меня почему-то тревожил именно этот вопрос. Говорят, туберкулез не вызывает настолько высокой температуры. Значит, лихорадка. Лихорадка? Откуда тогда кашель? Или у меня все вместе? Весь букет?

Черт его разберет. В болезнях я не смыслю — и не смыслил тогда тем более. Ну сами посудите, откуда могут взяться познания в медицине у студента экономической школы, чьими главными увлечениями по жизни были женщины и алкоголь? Ну за редкими исключениями разве что. Правильно. Неоткуда.

Я, конечно, проходил курсы первой помощи и в плане обработки ран имел побольше знаний, чем мои современники — я имею в виду шотландцев. Но вот вирусные заболевания… Повторюсь — ну черт знает. У нас на любой случай есть таблетки.

Врач ставит диагноз, выписывает препарат, опа-опа и все дела, через недельку снова здоров. А тут-то можно и кинуться от какой-нибудь банальной пневмонии.

И знаете, эта мысль вызвала во мне страх. Реальный страх. Но кроме страха еще и какую-то злость. Не буду хвастаться — не спортивную злость, хотя может и сродни ей.

Что это за нахрен? По мне стреляли из пушек, в меня разряжали мушкеты, били прикладами, жгли раскаленным железом — и что же теперь? Вот так взять да и поставить кеды в угол из-за какой-то сраной заразы? Да не бывать этому!

Почему-то снова вспомнился Шон Бин со своим героем — Шарпом. Второй раз уже за мое пребывание в Шотландии. То есть не сам он вспомнился — будь он проклят, к англичанам я уже отношусь с предубеждением, куда тут деваться — а серия, в которой его лечили. Лечили предельно жестко, ледяной водой, с шансами один к двум — или поправится, или хана котенку. Котенку Шарпу.

Беда в том, что у котенка была злокачественная лихорадка, if my memory serves me right… Блин, вот уже мозги едут с этим английским. Неважно. У него была лихорадка. А у меня… А что у меня? Неясно.

Коли я начну устраивать ледяные ванны, пневмония не уйдет. А если ее нет — то это как раз отличный шанс ее заработать. Но делать что-то надо, не валяться же овощем вот так.

Все эти мысли бегали внутри моей головы, перебегали от одной стенки к другой, менялись местами, щупали, гладили, терли мои извилины мягкими, осторожными, но настойчивыми пальцами.

А я валялся в коме, по-прежнему. Ну или в горячке. Я, как уже говорилось, в этом слабо разбираюсь.

Но мысль никуда не ушла. В один прекрасный теплый вечер — про погоду я узнал только когда выбрался наружу, естественно — я откинул шкуру и пледы, встал с ложа, мягко отпихнул Ангуса, который пытался мне помешать и нашел дверь.

Ах, какое лето! Нет, определенно, надо идти в литературный. Безумно хочется описать все это, но слов нет. Нету слов.

Спейн — умиротворенная гладь предлагает отражение противоположного берега — но только смутное, чисто символическое. Сама поверхность воды, чистейшей, прозрачной воды у берега, на середине реки передает в глаз глубину сине-бирюзового цвета. Всю вечность бы смотрел и не отрывался.

На северной стороне скалы — переливаются от мутно-серого до радостной зелени — мшистое покрытие. И сверху лес, знаменующий буйство лета — красные деревья, не знаю, как они называются, над ними грозный покров сосен, а ближе к воде — молодая поросль, вся в белых цветах, издалека чем-то напоминающая гигантские седые отцветшие одуванчики. Господи, какой вид! Как тут умирать?

Ангус поспешил ко мне снова, но я ухватил его за рубаху — скорее, чтоб удержаться. Мне нездоровилось.

— Давай воды! — и я скинул с себя одежду.

— Ты что, брат, с ума сошел?

— Нет, но я сойду… Давай воды!

Ах, как они обливали меня и как я орал! Скорее от восторга, чем от шока. Потом я рванул к воде сам и бултыхнулся в ледяные волны Спейна. Заодно хоть голову вымыл.

Примчалась Мэри, закутала меня в плед и угнала чуть не пинками обратно в поселок.

Еще двое или трое суток я валялся на койке и позволял делать с собой все, что угодно. Меня мазали смердячим жиром, растирали спину, массировали так, что я чуть дух не испустил, оборачивали в несколько слоев одеял и поили самогоном до полной отключки.

Наконец, одним утром — солнечный свет проникал в хижину через восточные окна — я с трудом сдвинул с себя все слои одеял и шкур, гревшие меня ночью. Спустил ноги на пол. Отхаркнул прямо на пол, мимо бадьи.

И почувствовал себя совершенно здоровым. Даже потянулся, сильно, вольно, превозмогая боль во внутренностях:

— Ууааагх-ыыы!

И чуть не повалился обратно на лежак — мышцу в шее прихватило с непривычки.

Вошел Ангус. Точнее, вбежал.

— Алистер!

— Это я! — невозмутимо отозвался я.

— Ты как? — Ангус мгновенно подлетел ко мне, сел рядом и ощупал мой лоб и запястья.

— Нормально. Нормально, говорю тебе, — повторил я, ибо он, похоже, не верил. Слава всем сидам и кто еще здесь обретается, я переборол болезнь. В этом я был уверен. Посмотрев Ангусу в глаза я почему-то — ха, почему-то! — вспомнил Макферсона. Он-то не сомневался! Вот кто помог мне побороть болезнь. То есть даже не он сам, а его сила духа.

— И Мэри, — прокомментировал мой названный брат, когда девушка вошла в хибару. — Спасибо ей, она тебя не оставляла ни на час.

Да, и Мэри, несомненно. Первым делом она обхватила меня за шею:

— Ты как? Пошел на поправку наконец?

— Похоже на то, — робко улыбнулся я.

— Отлично, — Мэри одним движением оттеснила Ангуса и пристроилась рядом. — Я же говорила, что вылечу! Если б ты не удумал купаться тогда, в субботу, процесс пошел бы быстрее.

— В субботу?

— Ну да. Скоро будет летний солнцеворот. Ты удачлив, Алистер. Возможно, ты сможешь принять участие в празднествах.

— Секундочку, — я так и не отделался от своего "американского" английского. — А что, сейчас уже конец июня?

— Ага, — она обворожительно улыбнулась. Только вот я не разделял радости. Проваляться две недели — это надо ж. А вроде здоровый, молодой, все дела… Кошмар.

На холме, к югу от поселка подняли штандарты якобитов. Собралась огромная куча народу — соседние кланы приветствовали восстановление Стюартов на троне Шотландии.

Сказать, что пиво лилось реками — все равно, что ничего не сказать. Горцы бухали как ненормальные. Ладно, я из России, видывал всякое, но здесь… Чем-то мне это напомнило рассказы деда о Грузии, где пьют крайне упорядоченно. Тост — перекус, еще тост — еще перекус. Шотландцы не соблюдали подобного алгоритма. Они пили, ели и танцевали абсолютно спонтанно, как придется. Демократия и свобода, елы-палы.

Я плюнул на все и, поймав Мэри за талию, запрыгал вместе с остальными горцами в танцевальном круге. Наверно, не самая лучшая мысль — я быстро выдохся.

Пока народ скакал под звуки волынок, я убрался в тень, переводя дыхание. Тут-то она меня и поймала, Мэри. Ага. Мы заползли в заросли вереска, неподалеку от самых окраин Киллихэнана.

Ну что вам еще сказать?

Место было выбрано удачно. Время тоже. Хотя… Хотя, впрочем, сами додумывайте все остальное. Пофантазируйте мальца, разрешаю.

Лишь только я привел себя в порядок, нарисовался Ангус.

— Вот ты где, брат!

— Отдыхаю, да… А что такое? — похоже, он не заметил Мэри. Ну и она тоже сделала все для этого, скользнув дикой лаской во мрак.

— Тебе послание.

— Мне?? — я неподдельно удивился. Вполне неподдельно. Никаких посланий я не ожидал.

— Тебе, тебе, — Ангус приподнял бровь и оглядел одним глазом окрестности. — Лорд Джордж что-то сообщает. Именно тебе.

— Во как… — я принял конверт из рук Ангуса. — Ну тогда я удалюсь в мое помещение, если ты не против?

— Да нет же, конечно!

— Хорошо, — я запихал письмо за пазуху и потихоньку потопал наверх, к поселку.

Но как же хотелось закурить!

Однако не все дается, что хочется, пора бы уже привыкнуть. Ну это я так шучу. Над самим собой.

Найдя свою хижину, я взобрался на валун у восточной стены, с него перебрался на верхушку дома, где и развалился под звездами, на колючей кровле, на сухих водорослях.

Покурить все-таки хотелось будь здоров. Я укорил сам себя — привычка привычкой, но надо ж осознавать разницу! Это не студенческие забавы на один вечер или на один уикенд. Да и Мэри — не дурочка из двадцать первого века. Мы сражались вместе, черт возьми!

Да. Слишком много впечатлений за один вечер. It's not good for you, сказал я вслух. Хотя нет. За пазухой лежало письмо, упиралось уголком в шею и хрустело при движениях.

Впечатления еще не кончились на сегодня. Я осторожно съехал на землю, зашел в дом и запалил свечи. Жутко неудобно. Даешь электрификацию всей страны! Теперь-то я понимаю коммунистов. И особенно тех, кто их поддерживал. Это ж прекрасно — зашел в дом, нажал на выключатель и все видно! Что может быть удобнее?

Письмо выглядело очень серо, даже печать показалась мне какой-то скромной, будто ее ставил какой-то мелкий помещик, не знающий что это и для чего оно вообще. Однако, герб Мюрреев, пусть и миниатюрный, но просматривался.

Я довольно неловко сломал печать, чуть не разодрав само письмо пополам. Вытащил листок. Он был сложен много раз и в развернутом состоянии оказался довольно большим куском бумаги.

"Приветствую, друг мой, Александр!"

Ага, друг мой, Алексашка. Блин, когда-нибудь надо все-таки сознаться ему, что я вовсе никакой не Александр, а очень даже Алексей. Ладно, едем дальше.

"Слышал о твоей болезни. Тебе не следует так себя запускать. Говорю тебе на полном серьезе: если будешь чувствовать себя хуже, немедленно шли за помощью в Эдинборо или в ближайший город. При всем уважении к горцам, они в болезнях разбираются слабовато."

Так, а каким образом он узнал о… Нет, стоп. Я же валялся еще чуть не с начала месяца. Ну да. За три недели слухи вполне могли достичь Атолла. Зато слать за помощью нужды нет. Организм заборол болячку, слава всему. Молодо-зелено, да. А прикинься такая хворь лет в пятьдесят, что тогда будет? Не-не-не, не стоит об этом думать. Дожить сперва надо.

"Также слышал о твоем договоре с датчанами. Разумно. Но я бы не рассчитывал на многое. Я слышал и знаю наверняка, что со строевым лесом у них туго, но боюсь, им дешевле завозить его из Норвегии."

От же ж мать-перемать! Уел, как есть уел. Я-то полностью запамятовал, что Норвегия принадлежит Дании и будет принадлежать еще где-то столетие. Лоханулся Леша.

"Мы пока не знаем, что именно делать, но магистрат здорово помог. Несколько человек — якобитов, заметь — отправлены в Англию, следить за обстановкой. Если не ошибаюсь, это тоже была твоя идея."

Ну да, разумеется. Технологии двадцатого века в восемнадцатом. Теперь еще осталось подвигнуть английскую интеллигенцию на бунт против режима — и дело в шляпе. Правда, это нереально.

"Сейчас страной управляет принц и его двор. Но я-то помню, что у тебя были какие-то дельные предложения по части экономики. Сообщи мне, если есть мысли. Магистрат подчиняется принцу, но мы тоже имеем свои рычаги влияния. Я верю в тебя. Джордж Мюррей."

Ах. Эх. Да если б я знал. Все не так просто. Треба поразмыслить.

Планировать сферического коня в вакууме проще всего. Но в реальности, имея дело с живыми людьми, с настоящей страной восемнадцатого века — что тут придумаешь? То есть, напридумывал-то я уже кучу всего. Как это воплотить в жизнь? Чтоб срослось, выражаясь языком двадцать первого столетия. Чтоб заработало, чтоб начало приносить результаты. Да еще суметь это передать на словах? Ой, е…

Отоспавшись, я поймал одного из горцев — Ангуса не нашел, ну так не откладывать же дело! — и попросил письменные принадлежности.

 

Глава 16

Так. Кто-то — не будем тыкать пальцем, хотя это я — помнится, кричал о том, что нельзя упускать ни дня. Ну а что, все верно. С каждым днем, пока мы бездействуем, Англия копит силы. И англичане учатся на своих ошибках. Они уже научились — попытка диверсии налицо. Прямое вторжение тоже исключать нельзя.

Да. И при всем этом — упущено около месяца. Вот дьявол, а! Как некстати меня подкосило.

Упущено не только это. Все мои экономические планы рухнули в небытие. Сейчас я сижу в небольшой хижине, в краю Макдонеллов и понятия не имею, что, собственно, творится в стране. Мануфактуры, торговые патенты, социальное сближение горцев и жителей городов… Где оно все теперь?

Ох.

Я отложил перо, кряхтя поднялся с табурета и выполз на свежий воздух.

Красиво тут. Интересно, где Мэри сейчас.

Все-таки жалко, что я не пошел в какой-нибудь литературный… Ну или в художественный — а что, написать местные красоты на холсте было бы здорово. Да и горцы бы удивились. Или хоть в ЦАГИ, или что там еще у нас есть.

Неподалеку, на расстоянии двух бросков камня, горцы — одного я узнал, он был из тех, кто заглядывал ко мне "в гости", пока я болел — очищали шкуру. Коровью, судя по размерам. Потроха уже, поди, варились где-нибудь рядом.

Точно! Запах достиг моих ноздрей, лишь только я подумал об этом. Небось, забабахают сейчас свой знаменитый хаггис. Или что-то в этом духе.

А ведь не случись кое-чего — я не буду говорить чего конкретно, дабы вы не заподозрили меня в тщеславии, лучше уж припишите мне ложную скромность — и в этих местах паслись бы овцы.

Те самые овцы, съевшие людей.

И — стоп!

Англичане разводили овец не просто так. Не будь за этим прибыли — овцы не "съели" бы людей. Да, знаю, я мыслю примитивно. Но почему-то вспомнились именно овцы. Овечья шерсть. Ну конечно. Твид.

Я отчаянно поскреб заросшую репу и ускользнул обратно в дом.

Твид действительно не новое изобретение, но если мне не изменяет память, он вошел в обиход ближе к середине девятнадцатого столетия. А у нас сейчас тысяча семьсот сорок шестой. "Деньги делают умные на лохах". Все верно.

Так что же мешает нам сейчас наладить производство?

Категорическое отсутствие овец. Через это — нехватка сырья. И отсутствие технологии. Вот что мешает.

Ну и горские территории. Горцы не согласятся гонять овец по своим горным лугам, когда тут пасся крупный рогатый скот тысячелетиями.

Ну а и черт с ними! Не хотят — заставим.

Я поплевал на пальцы, пошкрябал пером в убогой глиняной чернильнице. Аккуратно вывел:

"Уважаем…"

Не, что за бред!

Скомканный лист полетел на пол.

"Дорогой Джордж! Имею вам сообщ…"

Да ежкина мышь!

Еще один лист умер, собрался в комочек и улетел куда-то в угол.

"Ваше Превосходительство!"

Это лучше.

"Благодарен вам за ваше соучастие, моя болезнь пошла на убыль. Не извольте беспокоиться."

Так пойдет. Я пожевал верхушку пера, с отвращением сплюнул — грязное гусиное перо, фу! Подтер кляксы рукавом.

"Думаю, нам следует соглашаться на любые договоры."

Черт, я даже не знаю, поймет ли он мой письменный английский? Будем надеяться.

"Как вы и сами понимаете, с таким подходом нас попытаются использовать. Это понятно. Но любая прибыль, любой контакт сейчас — нам на пользу. Понимаю, что вы не являетесь ответственным за экономику в стране, но у меня есть предложение. Если вам интересно, я попытаюсь изложить его в следующем послании."

От так! Маленечко заинтригуем старого вояку.

"Касаемо же наших людей в Англии, могу лишь поаплодировать вашей дальновидности."

Да. Все правильно. Знать каждый шаг врага — уже половина успеха.

"На вашем месте, я бы создал целый институт, организацию, если вы понимаете меня, который занимался бы исследованием чужеземных политических веяний. Ну а в случае с Англией — разведывал и доносил бы все их шаги, особенно что касается формирования военных соединений, их дислокаций и передвижений."

Коряво получилось, но что уж теперь. Не стирать же. Не получится по-любому. ФСБ или КГБ, или как угодно назови — оно нужно. Сообщения приходят быстро, а вот собрать армию в горах — дело хлопотное. И я дописал:

"В этом пункте я совершенно серьезен, Ваше Превосходительство. Знать о намерениях врага — значит выиграть войну, как говорят в Китае."

Не могу объяснить, с чего мне это пришло в голову, я даже Сун Цзы не читал ни разу. Но пусть будет.

"По причине, вами означенной, я не хочу торопиться со своими соображениями. Как уже говорилось, сообщите мне, если вы готовы — и я попробую изложить вам свои идеи."

Ну не нахал, а? Определенно нахал. Но делать нечего, взялся за гуж — не говори, что ингуш, как искрометно шутили у нас в Москве. Ага. Взялся за танец — не говори, что шотландец. Тьфу, блин, что за бред. Пора бы заканчивать.

"Касаемо магистрата — хорошая новость, сэр. Пока мое послание совершает путешествие к вам, и пока вы пишете ответ, я обязательно подумаю над заданной вами темой."

Я притормозил. Как у них тут прощаются-то официально? Ну хрен с ним!

"Best regards. Alexander Cromach MacDonell (of Keppoch)"

Теперь самое интересное — запечатать письмо. И отправить его, да.

Я отряхнул перо, аккуратненько уложил его на край чернильницы, приподнял письмо за край, памятуя, что чернилам надо подсохнуть. И направился к выходу, где меня чуть не сбил с ног Ангус, ворвавшийся в хату вихрем. Я даже выматерился от неожиданности.

— Ты чего, брат?

— Да совсем ничего! Вас стучать не учили?

— Что ты хочешь сказать этим?

— Ничего, забудь. Мне надо отправить вот это вот письмо Джорджу.

— Какому еще Джорджу? — Ангус глянул на меня так, будто его только что разбудили. Кстати, может быть так оно и было.

— Джорджу Мюррею, — холодно произнес я, отставив руку с листом, ну не дай бог повредит! Второй раз писать я не стану!

— Ах, ну да, да, — он подхватил меня под локоть, вытянул наружу и показал пальцем куда-то наверх. — Вон там, у старейшины есть человек, Мердох. Он занимается такими делами. Поговори с ним.

— А-а-а… — только и сказал я. — А ты не поможешь?

— Не, брат, у меня дела. Я по пути забежал, посмотреть, как ты. Внук друга моего отца — то есть, извини, нашего отца — попал в переплет — и поверь, это серьезно, это связано с восстанием. Мне надо бежать.

— Погоди, — я поймал его за руку. — А что такого может быть серьезного…

— Очень много чего! — перебил меня Ангус. И в подтверждение своих слов сцапал меня за мышцу на плече. — Слушай! У нас была война. Люди гибли. Все серьезно. Не мешай, а!

— Извини, — я даже опешил. Будь это другой человек, я бы уже примерился к его челюсти. Но только не Ангус.

— Ты меня тоже извини. Дело серьезное. Я объясню тебе потом, хорошо? — и он побежал в центр поселения. Обернулся и крикнул: — Ищи Мердоха! Ты такой же Макдонелл, как и все, он поможет!

Ну… Мердоха я нашел. Это был немолодой низкорослый узловатый шотландец, изьяснявшийся однако на неплохом английском. Он зыркнул одним глазом из-под брови, кустистой и седой, и уверил меня, что отправит послание при первой возможности.

Одно дело сделано. Теперь не мешало бы пойти к Ангусу и выяснить, что там приключилось с его — а получается, что и моим уже — родственником. Но что-то притормозило меня. Какое-то чувство, что, мол, не стоит лезть не в свое дело. Мой мозг полностью солидаризировался с этим чувством и я, вместо того, чтоб пойти влево и вниз по дорожке, к своей хатке, повернул в противоположную сторону и углубился в холмы.

Холмы плавно перерастали в склоны гор, вереск скоро уступил место хвойному лесу.

Вообще, я обожаю гулять по лесу, как я уже упоминал. Опять повторяюсь? Ну куда ж без этого.

На родине леса совсем не такие, как, скажем, в той же Дании. У нас бурелом — если не считать посадки — страшное месиво, труха и листва по колено, паутина лезет в лицо. Это если ломиться напрямик, позабыв о дорожках грибников.

В Дании леса другие. Начнем с того, что они все частные, хоть и открыты для доступа. Все чистенько, никаких буреломов, зарослей, ничего. Специально приставленные люди чистят.

У них не растет орешник и прочее — у них стоят древние вязы. Или буки, или как там это все называется. Или вязы вместе с буками. И с бяками. Короче, знаете, такие здоровенные деревья, на них даже не залезешь, у них ветви растут метрах в десяти от земли. То ли дело наши дубки, березки и ясени!

А вот тут, в горах, в землях клана Кеппох, лесочек не похож ни на один из всех лесов, которые я видывал ранее. Надо, конечно, признать, что и времена другие. У нас-то все искусственно понасажено, а здесь — дичь первозданная. И от этого еще более прекрасная и незабываемая.

Продрамшись через молодую поросль, я, внезапно и неожиданно для себя, оказался на скале. Прошел еще пару десятков шагов — и вот я на самом уступе.

Чуден Днепр при… Или как там? Неважно, классику — классиково, а у меня свое. Чуден Лохабер, как бы это похабно для русского уха ни звучало — но место обалденное. Невероятный пейзаж открывается с этого уступчика. Отсюда волнами сбегает покров леса, а дальше — и вереск. Спейн поблескивает далеко внизу. Поселка не видно вообще.

Я аж сел. Ну а что? Любоваться пейзажем — так уж на полную, верно? И воздух здесь такой… такой… Даже не знаю, как описать. Отравление чистым кислородом. Нет, я уже три месяца здесь, но чистый горный воздух — это что-то!

Позади хрустнула ветка. Я поднялся на ноги. Мэри.

— Ты что, выслеживаешь меня?

— Это несложно, признаюсь. — И она упала в мои объятья, как это принято говорить. Да так, что мы чуть не полетли вниз со скалы.

Ну это я так, образно, вы ж понимаете, э? Романтизм развожу. Или романтицизм, как это называется-то по-научному?

Мы долго бродили по лесу, бродили, болтали. В смысле, разговаривали. А я же обожаю ходить по лесам, как я уже рассказывал.

Шотландский лес не представляет из себя ничего особенного, на самом деле. Но когда выходишь на скалу и смотришь вниз — вот это просто "priceless".

Мэри-то было пофигу, она тут всю жизнь жила. А я порой просто замирал в восторге. Забывал обо всем на свете.

Не, я знаю, что у нас на Кавказе или там, в Карпатах — говорят, тоже безумно красиво. Но я не был ни на Кавказе, ни в Карпатах. Поэтому я наслаждался видами и даже порой забывал о существовании девушки.

До тех пор, пока не навалились сумерки. Тут я понял, что в темноте вряд ли найду дорогу домой. И я поспешил озвучить свои опасения:

— Мэри, не пора ли нам возвращаться? Не знаю, как ты, но я уже понятия не имею, где нахожусь.

— Дурашка ты, Александр. Тут поселок рядом, там и заночуем.

Честно говоря, у меня появилось опасное желание признаться, что я не Александр. Но я его подавил. Не нужно смущать людей, пускай останется как есть.

В поселке лесников, оказалось, народ был наслышан о последних событиях. По крайней мере, приемный сын Александра Макдонелла — не сюрприз. Интересно, Ангус там волнуется, наверно. Устроит мне головомойку, когда я вернусь. Ну да не страшно, как-нибудь улажу.

Конечно, я немножко разочаровался, когда горцы предложили мне постель в одной из хижин, а Мэри устроили на сеновале. Я-то уже, в соответствии с моим развращенным сознанием, строил планы на ночь. Но нет. Ничего, подождем.

Я бы и подождал, но беготня в доме потревожила мой чуткий сон. Это такой сарказм у меня, да. На самом деле я, обычно, дрыхну без задних ног в последнее время и поднять меня стоит больших усилий… Но аборигены так гомонили, что я не выдержал, спустил ноги с лежака, продрал глаза.

Мужик, хозяин дома, и несколько теток, неразличимых друг от друга в полумраке, о чем-то яростно препирались. Я не смог вынести всех этой акустической — и не только — кутерьмы, встал и подергал хозяина за рукав.

— Что случилось, друг мой?

— А-э… We speak no English.

— I know! — тьфу, черт! Вчера же вроде нормально общались. Нет, нет, вчера Мэри переводила, точно. Я повторил вопрос, не совсем верно грамматически. — What happens here?

— А-а-а… — снова прорычал хозяин. Скорчил гримассу, постукал себя пальцами по лбу и сказал, после небольшой паузы: — You. Follow me. Right?

— Yeah, sure, — я запахнул камзол и выбежал наружу вслед за хозяином.

Он побежал куда-то, между домами, по пути, известному только ему. Я приложил все усилия, чтобы не отстать, спросонья поскальзываясь на камнях.

Наконец, мы добрались до какого-то сарая. Там уже тусовались несколько мужиков.

Я растолкал их, глянул поверх плеч.

В глубине сарая, на соломе, лежала корова. Судя по всему, она вот-вот должна была разродиться, но что-то пошло не так. Скорее всего, плод застрял.

В молодости я читал Джеймса Хэрриота, о его бесчисленных вызовах на роды коровы или овцы. Мне даже показалось это смешным — ну вот, пригодились знания! Никому из присутствующих, однако, смешно не было. Похоже, что теленок действительно застрял — и все попытки мужичка, обнаженного по пояс, играющего роль ветеринара — оказались тщетны. И само животное, будучи не в силах избавиться от своего отпрыска, жалобно всхрапывало и мычало.

Я протолкался поближе.

— Что не так-то?

— Теленок, кажется, застрял, — ответил мне кто-то из толпы, на английском.

Ну блин, ну блин, ну блин! Неужто мне и тут надо посодействовать? Мало того, что я рубил и стрелял англичан? Так еще надо и принимать роды у коровы?

А, чертова жопа! Ну не зря ж я читал книги, в конце концов!

— Кипятите воду! — крикнул я горцам.

Они, судя по их реакции, нихрена не поняли.

— Где тот человек, который говорил на английском?

— Я здесь! — ко мне протиснулся невысокий, но кряжистый бородач.

— Отлично. Ты теперь будешь рядом со мной, понял? — и не дожидаясь его ответа, я продолжил: — Вскипятите воду! Или принесите кипяченой воды, мне похер! Давайте побыстрее!

Вот уж не думал я, что доживу до такого. Одно дело читать, другое — засовывать руку в коровье… Ээххх… В корову, короче. Попробуйте такое разочек! Я вас уверяю, впечатлений будет масса, поделитесь ими с друзьями. Особенно, если ваши друзья — менеджеры, бухгалтеры и тому подобное.

Как только мою руку сжало, я понял в чем дело. Подозвал к себе того шотландца, что уже пытался извлечь плод. Кивком велел ему помогать. И закричал бородачу:

— Вели мужикам взять корову за ноги! — когда они выполнили команду, продолжил: — Теперь поворачивайте ее. Медленно. Да не в ту сторону!!!

Пфууу. Реально, сценка из Хэрриота. Кисть сдавило с дикой силой. Матку перекрутило, это совершенно стопудово. Я сам до сих пор не пойму, как так может быть, там же мягкие органы? Полуголый мужик рядом со мной тоже почувствовал давление, но я рыкнул на него, не отпускай, мол!

Шотландцы развернули корову, наконец-то. Я облегченно выдохнул. Первым желанием было выдернуть руку — но тогда все пойдет насмарку. Животное провернули еще раз. И еще. Для этого потребовались усилия всех присутствующих…

Извлеченного теленка растирали соломой хозяева. Я отмывал руку, корчась — не скрою — от отвращения. Как ни странно, отвращение не захватило меня во время процесса, но таков уж я — цель важнее всего. А сейчас я черпал кипяток из котелка пригоршней левой руки, морщась от боли — кипяток, не хрен собачий! — плескал на локоть правой руки и старательно стирал полой камзола. Мыльца бы сейчас — но ладно, ничего, выживу, я ж деревенский почти парень.

Когда я закончил "омовение" и собрался уже на свежий воздух, то тут же натолкнулся на Мэри.

Вот же ж засранка! Она все это время, видимо, стояла в дверях и наблюдала!

— Ну что? Насмотрелась?

— Да, насмотрелась, — она отошла от света, во двор. — Не сердись. Я не подглядывала. Просто проснулась от шума.

— Хха! — не удержался я. — Я здесь по той же причине.

Но она, кажется, не обратила внимания на последнюю фразу.

— Я и не знала, честно.

— Чего именно ты не знала?

— Я думала, что ты из благородных… Ну знаешь, дворянин, из знатного рода. Просто играешься со мной. И тебе развлечение, и мне, вроде как, приятно. А ты не такой. Ты англичанам дал себя пытать, чтобы их заманить в Инвернесс. Кровь проливал рядом с другими в боях. А сейчас фермерам помогал. Никто из вождей или офицеров так не поступит. Они руки замарать бояться. А ты — нет. А я думала, что ты такой, как они. А ты…

Я немного опешил.

— Разве я это уже не доказал? Ну хотя бы в замке Эдинборо?

— Доказал. Но я думала, что ты просто хочешь, чтоб тебя любили все, доверяли. А теперь вижу, что ты одной с нами крови.

Она уткнулась головой мне в грудь. Ну зашибись. Еще бы прозвучали эти три важных слова и… Может быть, они и прозвучали бы (только этого не хватало), но я проявил инициативу.

— Так, Мэри, все. Иди отдыхать. Утро вечера мудренее, завтра поговорим, хорошо?

— Хорошо, — она улыбнулась, прикоснулась — с какой-то робостью, будто в первый раз! — к моей щеке, и ушла. Мда, чужая душа — потемки, а уж женская так втройне.

Я тоже поплелся к своему месту. И непременно б заблудился, если б меня не перехватил мой хозяин, не говоривший по-английски, но объяснивший мне жестами, что я все сделал очень хорошо.

Утром меня снова разудила суматоха в доме, правда, довольно мирная в этот раз. Одна из женщин, довольно миловидная, хотя и полненькая, принесла мне миску проса с парой кусков мяса. Ну а что, все лучше, чем ничего.

На следующий день мы вернулись в долину и время потянулось, да, избитый оборот, знаю, но оно потянулось, потянулось своим чередом.

Кто говорил, что в Шотландии и Ирландии все время льет с небес? Бред абсолютный. Ну за неделю пару раз поморосило, отрицать не стану. Но в целом погода установилась настолько благодатная — я даже вспомнил, что в тысяча семьсот девятнадцатом английские бомбы зажигали вереск, такая стояла сушь! — что я успел загореть, валяясь на склонах холмов на северном берегу, пусть даже для этого приходилось переплыть неширокий, но быстрый Спейн. И не спрашивайте, зачем я это делал, я не смогу ответить. Хотя… Ну… Я стеснялся. Не буду врать, я стеснялся и по этой причине сматывался из поселка всякий раз. Может быть то, что случилось между нами было и в норме, кто его разберет, но у меня на душе скребли кошки. Черт, ну вот угораздило же!

Не, приведись на моем месте побывать какому залихватскому иностранному легионеру или пиндосу там — они б точно огуляли б половину поселка и ни на секунду бы не успомнились в правильности содеянного. Но вот Леша из-под Коломны испытывал затруднения.

Однажды Ангус — ну и Мэри, как же без нее — увлекли меня еще дальше на север, поглазеть на Грейт Глен, точнее, Гленн Мор, на языке местных жителей.

Выдвинулись мы с утречком, я даже не успел совершить привычный ритуал омовения. И на самом деле я не ожидал, что путешествие займет целый день. На словах-то оно всегда ближе. И на карте тоже.

А в реальности — нет. Солнышко уже садилось, когда мы добрались до места, на долину спустился туман. Впрочем, даже в таких метеоусловиях Гленн Мор смотрелся весьма и весьма величаво.

Ангус нашел местечко на сколе горы, откуда открывался вид на всю долину. Представляю, как оно выглядит при ясной-то погоде.

— Видишь ли, — сказал Ангус, когда я пристроился на валуне, рядом с ним. Сидеть на холодном камне, да еще и при порывах западного ветра не особо приятно. Я с куда большим удовольствием завалился бы спать во мху, рядом с Мэри, но что-то как-то… Что-то как-то не давало мне покою. — Видишь ли, наш клан, как и многие другие, не особо стремился поддерживать принца. Даже те же Маккензи и Кланранальд не проявили рвения. Людей приходилось выгонять из домов насильно, как ты и говорил, под угрозой поджога.

— Ну так и что?

— Так а то, что сейчас все изменилось. После Торнагрейна никто еще не верил в нашу окончательную победу.

— И после взятия Стирлинга и Эдинборо — тоже не верят? — поспешил перебить я.

— Именно. Но настроения полностью изменились.

— А в чем тогда проблема?! — я обернулся проверить, не разбудил ли я Мэри своим возгласом. Нет, все тихо.

— В том, что еще немало людей в кланах… — Ангус помотал головой. — То есть, в нашем клане, много людей, кто не верит в успех восстания. Ты знаешь историю Шотландии, насколько я помню, ты должен понять…

— Ну да, изучал, — кивнул я.

— Так вот, некоторые протестуют. Говорят, мол, англичане снова придут, будет море крови. Но большинство-то, понимаешь, большинство за нас. Во многом благодаря тебе. Народ поверил в то, что мы можем победить и англичане никогда не ступят на эту землю, никогда.

— И что?

— А вот то, что Лиам, родственник вождя и, следовательно, наш с тобой родственник, хоть мы и приемные сыновья оба, — Ангус быстро зыркнул одним глазом на меня и сразу отвел взгляд. — Так вот Лиам подговаривал других не воевать за принца, а присягнуть Аргайлу. Кэмпбеллам, то бишь. И уверял всех, что когда англичане одержат верх — а в этом он не сомневался — то наш клан пощадят. Он уверял, что если это восстание подавят, то горцев истребят. Кроме тех, кто лоялен Гановерской династии.

О как. Лиам-то этот был, оказывается, "a visionary", как говорят. Или же он знал что-то о планах Камберленда? Тех самых, которые включали в себя чистки.

— Интересно. И многих ему удалось убедить?

— Да нет, не особо. Народ, как я тебе уже говорил, не тот сейчас. Сейчас все за принца горой. Вот и Лиама едва не прирезали, я успел в последний момент.

— Это, вообще-то, не слишком хорошо, Ангус, — я потер слипающиеся глаза. — Это, как бы сказать, вредный элемент. Таких людей надо… Того… Ну ты понимаешь…

— Глупости. Наоборот, это прекрасно показывает, что мы со своей работой справились, раз большинство населения на стороне Стюратов. Разве ты не понимаешь? Прошел лишь год, а лояльность людей изменилась полностью. Такие, как Лиам всегда были и будут. Это даже хорошо, что его прижали, по-крайней мере теперь мы уверены в том, что нас поддерживает почти весь клан, — он сунул кулаком в плечо мне. — Разве ж ты не рад?!

— Рад, рад, конечно, — я вернул любезность, шлепнув Ангуса по спине. — Мне просто не по душе, когда в клане разногласия.

— Да ну, не смеши. Кланы воевали друг с другом с незапамятных времен. И постоянно грызлись внутри. Вон, возьми хоть Маккинтошей! Анна еще благородный человек, она простила своего мужа. А прикинь, если б один из нас служил бы краснокафтанникам и потом попался бы в плен. Его бы порвали на куски, я ничуть не утрирую.

— Хм, действительно, — я вспомнил историю о муже Анны Маккинтош, кою поведал мне Колл еще тогда, в апреле.

— Все будет хорошо, главное "держать глаза открытыми" и не спускать руку с рукояти меча.

Я довольно засмеялся, Ангус тоже хихкнул.

Потом он помог мне разложить плед и сам устроился неподалеку.

Утром меня взбудоражило присутствие чужого человека поблизости. Я здорово расслабился за последние дни, но чутье, выработанное всего за пару месяцев, не подвело.

Поднявшись на ноги я увидел какого-то шотландца. И коня. Судя по всему, его коня.

— Алистер Кромах? — он произнес слова так, что я понял только через несколько секунд.

— Да, это я… — поворочал кулаками, продирая глаза. Заметил, что Ангус тоже поднялся.

Шотландец что-то сказал, быстро, но мягко, плавно. Ангус перевел:

— В поселке тебя ждут. Послание с юга.

— Понял. Постараюсь поспешить, — и обернулся к Ангусу. — Скажи, что уже иду.

Когда мы увязали все наши немногочисленные пожитки, я обернулся, глянул на долину. Тогда еще я не мог знать, что вижу ее в последний раз.

В поселок мы пришканыбали к вечеру. Несмотря на усталость, первым делом я рванулся искать Мердоха и нашел его, сидящим около своей хижины, с длинной трубкой а-ля Гэндальф. Без лишних слов он выудил из-за пазухи здоровенный конверт и протянул мне.

"Приветствую, Александр.

В данный момент я несколько занят тренировкой и снабжением новых рекрутов. Как идут дела в плане торговли — хотел бы сообщить, но, к прискорбию, не знаю почти ничего об этом. Слухи доходят до меня о том, что наш совет удачно заключил договора со скандинавскими странами, однако это всего лишь слухи покамест.

Увы, Англия находится в состоянии перемирия с континентальными державами. По этой причине угроза вторжения для нас наиболее насущна. Я отправил посыльных к кланам гор и островов.

Однако, насколько мне известно, совет и принц планируют некую акцию на материке. Это связано с королем Джеймсом. Более не могу сообщить ничего конкретного.

Очень надеюсь, что ты выздоравливаешь.

Джордж Мюррей."

Ого!

Наконец-то малыш-алкаш наш Чарли завел какую-то активность. Я не стал терять ни секунды. Поблагодарил Мердоха и вихрем умчался в свой домик. Чернила высохли почти полностью, но я не стал искать новых. Уронил в чернильницу капельку масла из светильника, еще каплю кипятка, помешал эту адскую смесь как следует и засел за ответственное послание.

"Ваше Превосходительство!"

Он просил не называть его так, но нихрена! Привыкнет.

"Насчет торговли и экономики у меня есть планы, как я и обещал, излагаю. Овечья шерсть является превосходным материалом для твида, материала, из которого возможно изготовление одежды. Поверьте мне, на такую одежду будет спрос. Я вполне допускаю, что мануфактуры подобного рода уже существуют на материке, но если мы немного напряжемся, то сможем превзойти их и по количеству, и по качеству. Проблемой будет лишь создание большого количества пастбищ для овец. В это заключалась моя мысль в плане экономики."

На самом деле, попытка обогнать время может обернуться полным фиаско. Но что ж вы хотите от меня? Я всего лишь студент на факультете экономики, заброшенный волей судеб, точнее, духов, сюда, в восемнадцатый век.

"Не стану интересоваться ваши продвижениями в деле внедрения наших людей в английские структуры. Там вы справитесь лучше меня."

Польстил немножечко старому головорезу. На самом деле, там еще поле непаханное. Насколько я помню, англичане выпускают банкноты еще с тысяча шестьсот хрен-знает-какого года. На этом деле можно будет их поймать. Но все по порядку.

"Экспедиция на материк — весьма удачная затея. Если все пойдет удачно, можно будет достигнуть многого.

На сем разрешите откланяться.

Алистер Кромах."

Я совершил все нужные ритуалы при запечатке письма, подумывая при этом — как неплохо было бы провести сюда интернет! — и вылетел наружу.

Мердох все еще курил свою трубу а-ля Гэндальф. Получив от меня письмо, он лишь шевельнул мохнатыми бровями, лукаво глянул на меня, запрятал послание за складки пледа и ушел в глубину поселка.

Не знаю, что все это значило. Я тупо отправился отсыпаться, со смутной надеждой, что ко мне ночью наведается Мэри. Но это все надежды, надежды.

Прошло лишь двое суток, как кто-то забарабанил в дверь спозаранку. Хозяев не было дома, поэтому я сам отворил дверь, сгорбился под притолокой и вылез наружу. Мердох — а это был именно он — ткнул мне в рожу письмо, запечатанное привычной печатью. Я поблагодарил, насколько позволял мой гэльский и поспешил обратно. Такая скорость! Видать что-то, не терпящее отлагательств.

"Друг мой, Александр!"

Так, уже неофициальное обращение.

"Твои идеи придутся многим не по вкусу, но это обсуждаемо."

Не, ну еще бы!

"Пишу я тебе не за этим. Совет постановил предпринять вылазку на материк."

Ага, ну вот, вот и оно.

"По договоренности с нашими — и твоими, полагаю — датскими друзьями, нам предоставлен быстроходный шлюп. Возможно, даже корвет, я не знаю, не видел судно сам. Оно прибудет в Эдинборо через четыре дня с даты написания этого письма. Несколько человек высказались за твое личное участие в этой экспедиции. Ты будешь смеяться, но в их числе — сам О'Салливан. Впрочем, некоторые были и против, но это не столь важно. В следующий понедельник жду тебя в Эдинборо, где ты узнаешь все в точности и получишь необходимые инструкции.

Джордж Мюррей."

Сказать честно — я ожидал чего-то подобного. Подобного, но не конкретного. Теперь же все ясно. Леша плывет на материк, за королем Джеймсом, вероятнее всего.

Ну что ж. Все правильно.

Прощаться не буду. Ненавижу прощаться, только душу бередить.

Я разыскал пояс с палашом, пистолеты. Все, хватит валяться, пора действовать.

Здесь заканчивается вторая часть. Всем большое спасибо за внимание.

 

Глава 1

Я и в самом деле не стал прощаться ни с кем. Не люблю это дело дюже.

Нет, я направился — отнюдь не к тому, к кому вы подумали, не к Мердоху, нет. И не к Ангусу. И даже не к Мэри. Я направился прямиком к своему приемному отцу.

Тут я хотел бы уточнить один момент. Многие из вас наверняка подумают, что вот такой Леша козел, отказался от своих родителей и забыл о своем происхождении. Но это не совсем так. Я о них не забыл. Более того, я хотел, чтобы они были — и по этой причине искал им замену.

Трудно утверждать, что Александр Макдонелл смог бы стать — полноценным отцом мне. И я не знаю, какие отношения у него складывались с Ангусом. И знать не хочу.

Но это был очень и очень серьезный человек.

Первым делом, когда я рассказал ему о послании, он спросил меня, надо ли это мне. Когда я рассказал ему о всех замыслах — а я был уверен, что даже в его возрасте, он мог осознать и понять — он понял.

Он прекрасно все понял. Он понял куда больше, чем я на тот момент, однако, не стану забегать вперед. Именно по этой причине — в силу своего понимания, он пригласил меня в другой конец дома, раздобыл откуда-то вкуснющие пироги и огромную баклагу вина.

— Сынок, это хорошо, что ты все высказал. Я вполне разделяю твои замыслы, твои порывы. Поезжай. Но смотри, не верь этим протестантам. У них на уме одно, на языке другое, а делают они третье.

— Вы не беспокойтесь пожалуйста. Я разберусь…

— Я и не беспокоюсь. Я тебе советую. Ангус — он сам себе голова, смышленный вырос сорванец.

— А я? — я даже не успел прокашляться, шокированный фактом, что смышленный из нас — все-таки Ангус.

— Ты другой. Ты не отсюда. Не думай, что я старый дурак и не вижу ничего. Вижу. Ты здесь недавно, еще многое предстоит узнать, — вождь неторопливо и аккуратно наполнил два кубка. Пошевелил усищами, занюхнул вино. Придвинул ко мне один из сосудов. — Ты очень настойчивый. Резкий, если можно так сказать. Но это неправильно. В бою оно, может, и будет к спеху. А так — нет. Учись терпению. Будешь в низовьях — учись терпению. Учись выслушивать других, обдумывать трижды, прежде чем рот откроешь. Я по себе знаю — много мыслей приходит в голову, когда слушаешь оппонента. Но самое мудрое приходит позже. Поэтому будь хладнокровен, будь сдержан.

Черт, ведь прав старик. Сколько раз бывало, когда "умная мысля приходила опосля", а высказать некому, уже поздно.

Мы осушили кубки. Поднялись из-за стола.

— Ну и все, на том закончим. Клан не посрами, — он грохнул меня по плечу, так, что мне пришлось сдвинуться на шаг от такого шлепка. — Храни тебя Господь!

Мы обнялись.

И расстались. Один из свиты вождя, Каван вызвался проводить меня. Поначалу я отнекивался, но Каван стоял, как скала. Вождь велел ему сопровождать меня, и баста. Думаю, без посторонней помощи я не выдержал бы в седле более пары часов, так что в конце путешествия я был благодарен. Я ведь только в процессе понял, что хрен бы я куда уехал, не зная местности, не имея опыта верховой езды…

На самом деле, филейные части привыкают к езде. Это почти как на велике, только там сидишь на простате. Почти. И под мухой часто. Почти. И страдаешь. И читать такое неинтересно. Я ж все понимаю.

Троссакс мы проехали нормально — а это, как ни крути, три часа тряски в седле. Кавану-то что, он бы и до Фалкирка доехал бы без затруднений, судя по всему, а вот я… Я уже, фигурально выражаясь, кровоточил изо всех отверстий.

Или близко к тому.

До Эдинборо оставалось не более двух часов скачки, приблизительно.

После передышки — и перекуса — Каван уже было вскочил на ноги, но я решительно запротестовал. Не то чтоб мне особо нравилось его общество, нет; я просто не мог заставить себя забраться в седло снова. Да, я оттягивал этот момент. Поверьте, терпеть прижигания каленым железом в разы проще, чем снова садиться в седло, на отбитый зад. Особенно, когда это можно избежать. Ну, или оттянуть.

Каван не проявил солидарности — возможно оттого, что я не рассказал ему о своей проблеме. Ему-то, скорее всего, не терпелось выполнить поручение и вернуться домой. Когда я подумал о том, что этому человеку вскоре предстоит совершить путешествие обратно, домой, и представил, что было бы, если б на его месте оказался я… О да, вы меня поняли. Даже моя кургузая жопка инстинктивно сжалась от такой перспективы.

Я выторговал у своего попутчика еще час. Когда мы двинулись и приблизились уже к Эдинборо, я заметил горстку всадников, свернувшую на юг у перекрестка, к которому мы, собственно и приближались. Любопытно. Каван тоже увидел их и выглядел оздаченно.

— Странно. Я думал, этой дорогой курьеры не пользуются.

— Похожие мысли и у меня, — отозвался я.

— Обычно, на юг едут через Далкейт. А на восток, на Глазго — через Ливингстон и Линлитгоу. Ну да неважно, — Каван обогнал меня.

Мы продолжили путь.

Около самого города я замялся. Каких-то значительных казарм в городе нет, для этой цели существует замок. Может быть, стоит направить стопы, а точнее, копыта коня прямиком туда?

Но нет, начальство должно находиться рядом с принцем, по идее. Хотя опять же, Мюррей сам занимается тренировкой рекрутов, это я помнил еще по книгам. Черт-знает-что!

Я не заметил, как Каван отстал. Обернулся. Он развернул своего скакуна поперек дороги.

— Здесь я вынужден попрощаться. Надеюсь, ты не потеряешься в городе, — он широко улыбнулся.

— Не, не потеряюсь. Спасибо.

— Тогда до встречи, Алистер. Бог в помощь!

— Удачи!

И он резко гикнул, влепил пяткой в бок лошади да и понесся обратно, на запад, только пыль воспарила густым облаком.

Ну а я потрусил в сторону города, в глубине души прося провидение послать мне навстречу отряд горцев. Ну или хотя бы парочку. Встречаться с горожанами мне совсем не хотелось. Мне и в сам город-то не хотелось.

Знаете, когда живешь на природе, условно выражаясь, в сельской местности, то от города отвыкаешь, напрочь причем.

Так и в России у меня было — к Москве приходилось привыкать после летних каникул. Тут не в самом городе дело, а в людях, разумеется. Точнее, в их количестве. Ну и в урбанизации, конечно, тоже — если я правильно употребляю термин. Только что ты ходил по лесам и полям, лазил на деревья, выкапывал молодой картофель с полей, разводил костры, справлял нужду под кустом, уж простите за натуралистичность — и вдруг раз! Через пару часов ты в бетонном муравейнике, кишащем миллионами "муравьев".

Эдинборо не Москва. Но разница все равно чувствуется. Я прекрасно помнил, что в Эдинборо было немало наших сторонников во главе с Примроузом, но даже несмотря на это я как-то сжался, подобрался. Город — это город, он тяготеет над тобой, подавляет, заглатывает одинокого человека, как того же мураша. В горах ты наравне с природой, в городе — один, маленький и слабый.

Тьфу, да что за бред! Жил же в Москве, ходил по ней, дышал тамошним воздухом и ничего со мной не случилось. Я расправил плечи, подтянул палаш поближе и гордо поехал по улице.

Несколько горцев попались мне очень скоро. Я здорово опасался, что они не говорят на английском, но они таки говорили. Один из них. Он-то и направил меня прямиком к зданию парламента, которое я, впрочем, видел и раньше. От него же я узнал, что горцы расположились у Дадингстона, как почти год спустя и там им, в целом, нравится, а вот новые рекруты базируются в замке и вокруг.

Фундаментальный парламентский дворец встретил меня холодно, возвышаясь темной громадой в сумерках. "Ну а что ты ожидал, что тут будут водить хороводы и прыгать черз костер?", сказал я себе, неуклюже сползая с седла.

Однако лишь только я забросил поводья обратно на шею коня, поскреб затекшее и отбитое седалище и неуверенным шагом направился ко входу, как по лесенке сбежала высокая фигура, перепрыгивая через две ступени. Джордж Мюррей.

Он приобнял меня, потрепал по склокоченным волосам — ну прям возвращение блудного сына, ни больше, ни меньше.

— Я ждал тебя.

— Как и обещали, Ваше Пр… Лорд Джордж, простите.

— До прибытия судна в Лейт осталось двое суток, если датчане не обманули, — он снова приобрел невозмутимо-высокомерный вид. — Пойдем.

Народу в зале столпилось немало, собрались Драммонды, Макферсон, Ранальд, Иан Мор, много других вождей, которых я не знал ни в лицо, ни по имени — отряды с севера продолжали прибывать, в перманентный мир с Англией никто не верил. В дальнем углу я заметил и Каннингхэма с Примроузом. Ну и конечно же присутствовали принц со своими "семерыми из Моидарта", из которых в живых остались пятеро.

Я поймал взгляд О'Салливана — неприятный, колючий, оценивающий. Встретившись глазами со мной, он поспешил раздвинуть свою харю улыбкой, довольно сухонькой, впрочем; как я уже говорил, после драки в Холируде при коронации принца, он начал относиться ко мне на порядок лучше. Но мы не виделись уже больше месяца, наверняка он выкинул такого ничтожного персонажа, как я, из головы. С него станется.

Собственно, мое прибытие никого толком не отвлекло, ну разве что самую малость. Государственные — и племенные, стоит добавить — мужи заседали со своими прениями уже явно не первый час. И не первый день, в этом никаких сомнений не было, когда я увидел столы, накрытые… Точнее, когда-то они были накрытые, а сейчас уже почти полностью разоренные. Похоже, заседающие пользовались той же тактикой, что я наблюдал у Макдональдов в Лохабере: никаких трапез, обедов и здравниц тут не было, народ элементарно подходил к столам, жрал, пил, когда возникало желание.

Смешно было наблюдать Чарли и его компаньонов — для них такие обычаи казались диковатыми, судя по их лицам и некоторой зажатости. Принц-то наш привык к роскоши даже в лагере, а тут в зал вваливаются кучи горцев и что прикажете с ними делать?

Горцы, понятное дело, вели себя прилично, с должным уважением к регенту, но без грамма подобострастия, наоборот, с налетом высокомерия, как и подобает дикарским вождям. Все это, конечно, была игра, "понты", как сказал бы я у себя на Родине, но понты необходимые. Отношения между знатными людьми, стоящими на разных ступенях иерархической лестницы — тоже своего рода ритуал. Ну по крайней мере, пока не не перепьются.

Мюррей перехватил мой оценивающий взгляд.

— Да, уже второй день тут обсуждаем состав экспедиции, — заметил мою приподнятую бровь и пояснил: — Принц принял решение вернуть своего отца сюда, в Эдинборо, на трон. Он считает, что это поможет нам приобрести симпатии английских якобитов и других колеблющихся.

— Ну да, вы упоминали это в письме.

— Именно. Но как ты и сам понимаешь, прорваться на континент нам будет нелегко. Французы прорывались через блокаду год назад, но сейчас англичане ужесточили контроль…

— И поэтому вы решили использовать датское судно?

— Совершенно верно. Это будет секретная миссия, то есть, никаких прорывов. Одно легкое судно, идущее якобы с дипломатическими целями, для обсуждения торговых операций.

— Ага, — только и смог родить я.

— Ну вот, сейчас мы решаем, кто примет участие. Но мы пока даже не видели само судно, на сколько человек оно рассчитано. Однако многие высказываются за то, чтобы экспедицию возглавил я, поскольку мне доводилось жить и служить в Европе…

— Это было бы здорово! — перебил я.

— Может и было бы, но лично я против такого. Я не в состоянии…

— Как же? Почему нет?

— Пойми, Сэнди, я знаю себя. И если я говорю: "не в состоянии", то я имею в виду именно это. Не воспринимай это, как слабость, но я уже не тот, что пятнадцать лет назад. Зато несколько человек высказалось в твою пользу, О'Салливан в том числе, как я тебе уже писал. И честно говоря, я тоже за. Хотя это будет сопряжено с огромным риском.

Вот тебе и раз! Нет, принять участие в таком деле — конечно, огромная честь. Правда и ответственность не меньшая. А как было бы здорово, если бы нас возглавил Мюррей! За таким человеком — как за каменной стеной. Но если уж он сказал нет, то, видимо, нет. Его не разубедишь, если только сам принц высочайше не повелит.

Принц же тем временем о чем-то оживленно беседовал с Ранальдом.

Заметив, что я смотрю в его сторону, он сделал величественный жест рукой: подойди, мол.

Ах, как мне не хотелось с ним пересекаться! Но дело есть дело.

— Александр есть человек весьма одаренный и находчивый, — принц положил руку мне на плечо, лишь только я приблизился. Я внутренне содрогнулся, не от прикосновения, а больше от ожидания, что воспоследует за этим? — Несомненно, он часто действовал по наитию, порой безрасудно, сломя голову бросался в пекло. Но мы все знаем, что этого требовала ситуация. Кто из нас решится бросить камень в его сторону? Кто из нас не совершал ошибок?

Разговоры притихли — Чарльз обращался как-бы ко всем собравшимся. Я слегка скосил глаза в сторону — все внимание присутствующих было сосредоточено на мне. А я даже не мог повернуться к ним лицом, не сбросив при этом руку принца с плеча. Чертовски неудобная ситуация.

— Кроме того, Александр показал себя верным слугой Стюартов, хоть он и чужой веры, верным соратником, готовым идти на любые лишения. И братом горцев, клана Кеппох. Лично я высказываюсь за его участие в вояже, как и мой друг, Джон О'Салливан.

— Да, да! — не замедлил поддержать принца сам О'Салливан. — Я видел своими глазами, как этот человек помогал мне защищать Его Высочество и я уверен, что он не пожалел бы жизни, если б в том возникла потребность!

Хорош гад, а? "Помогал защищать"! Не упустил возможности выставить себя героем, тем более что пуля досталась ему, ну так как же без этого!

— А я зато против! — немедленно возгласил Иан Мор. — В морском деле должны приниматъ участие моряки, а не солдаты! Алистер здорово помог нам здесь, и здесь его место. Пусть в плавание отправляются те, кто имеет опыт в этом деле.

— Ты забываешь, — ответил О'Салливан, — Александр бывал в плаваниях, и не раз, кроме того, он понимает датскую речь. А экипаж судна будет состоять полностью из датчан.

Я хотел что-то возразить, но мне не дали. Видимо, не так уж сильно и хотел.

— Возможно, но какой толк от него будет на материке? Он ведь никогда не бывал во Франции, насколько я понимаю, не знает ни слова по-французски.

— Как и большинство из тех, кто отправится в плавание. От них не потребуется знание языка.

Иана неожиданно поддержал Примроуз, что до сей поры отсиживался в углу.

— Я считаю, что Алистер, как и лорд Джордж, могут нам помочь тут, в городе, в разного рода административных вопросах. Я видел его рвение месяц назад и могу сказать — в случае неудачи мы потеряем очень ценного человека.

— Неудачи быть не может! И не будет! — принц свирепо обнажил стиснутые зубы.

— Что будет, а что — нет, решать одному лишь Господу, мой государь, — снова вмешался О'Салливан. — Но мы все знаем, что Александр обладает не только острым умом, но и незыблемо верен династии. Я считаю, он более чем полностью заслужил честь эскортировать Его Величество.

— Что на это скажет лорд Джордж? — принц обернулся.

— Однозначного ответа у меня нет, увы. Я бы хотел уберечь нашего русского друга от излишнего риска. Но решать не мне. Насколько я понимаю, меня в этом плавании заменит Ранальд и его брат, Александр Макдональд из Гленаладейла. Поэтому последнее слово, я считаю, остается за ними.

Все взгляды обратились к Ранальду.

— Я не против. Но я всего лишь вождь. Целью экспедиции является король Джеймс и кому, как не его сыну, определять…

— Поймите, Александр — наш счастливый талисман, куда бы он ни пришел, везде ему сопутствует удача, — снова встрял О'Салливан. — Возможно, я всего лишь суеверный ирландец, но я верю в успех любого предприятия, когда за дело берется этот русский.

О как интересно заговорил наш суеверный ирландец! У меня возникло настойчивое ощущение, что он пытается сплавить меня куда подальше. Но это всего лишь ощущение.

Однако такое вот ощущение утянуло мою концентрацию прочь от всех и внутрь себя. Ирландцы, принц, вожди — как-то пропали на время. Я смотрел на них и видел пустоту. Которую поперек бороздили мои мысли.

Как же так? Уважаемые люди, герои войны — против моего участия, а Чарли и О'Салливан, как раз те, кто не имеет никакого резона желать мне добра — за? Врожденная паранойя возбудилась с полпинка — а уж не посылают ли они меня на верную смерть? Да вроде нет, от успеха миссии зависит очень многое. И честь это превеликая, с какой стороны ни посмотри.

Но отчего тогда меня так терзает и грызет внутренний… этот самый? Я не экстрасенс же, в самом деле.

Ладно, пес с ним. Переволновался, бывает. В конце концов, я давно уже не был в такой компании, на обсуждении такого серьезного дела.

Я помотал головой, настроил резкость, как говорят у нас, и вернулся в грешный мир.

Как раз в этот момент принц хлопнул себя по колену и возвестил:

— Все, решено. Последнее слово за мной и наконец настал его час, — вздернул нос и горделиво обвел собравшихся взглядом. — В противном случае мы потратим еще не одни сутки.

О'Салливан хотел было что-то вставить, но из уважения смолчал. Мюррей поднял одну бровь, разделенную шрамом на две части. Иан Мор дискретно выдохнул в сторону и столь же аккуратно перекрестился.

— Итак, командование экспедицией я поручаю Антуану Уолшу, — принц нашел взглядом своего франко-ирландского советника. — В помощь ему я определяю Энеаса Макдональда.

Двое ирландцев, составлявших группу "Семерых из Моидарта", а ныне уже пятерых, поклонились до земли. Чарли продолжил:

— Они оба прекрасно знают Францию. Как и Ранальд Макдонелл, воспитывавшийся в тех краях. С Антуаном отправятся несколько человек из моей свиты, все они жили на континенте. С Ранальдом я отпускаю его брата Александра Макдональда из Гленаладейла, как мы и договаривались ранее. За ближайшие двое суток я поручаю тебе, Ранальд, найти десяток наиболее надежных соратников, которых ты возьмешь с собой. Боюсь, отправить больше людей нам не позволит размер судна.

Не знаю почему, но меня вдруг осенило — а Чарли-то трезв! Ну точно, так и есть! Не зубоскалит, не переходит на личности, не несет свою французскую тарабарщину. И говорит вполне разумные вещи. Не Бог-весть-что, конечно, но так от него и ожидать чего-то гениального глупо.

— Лорд Джордж, несмотря на препирательства, отправился бы вместе с Ранальдом, несмотря на все препирательства, но мне сообщают, что он достиг немалых успехов в тренировке рекрутов. Посему я позволяю лорду Джорджу остаться и продолжать свою работу.

Мюррей также низко склонился.

— И напоследок я уважу мнение Джона, — ну а кто б сомневался! — Вместе с Ранальдом отправится наш русский союзник, более известный под именем Алистер.

 

Глава 2

Я вымотался — физически и эмоционально — до такой грани, что просто рухнул на кресло в нижнем зале и захрапел. Однако же, что делают с человеком нервы!

Каким я был огурчиком еще в апреле, а! Бодрствовал, пил и рвался на подвиги. А посмотрите на меня сейчас. Мешок с гуано, и это мягко выражаясь. Хотя, возможно, я просто перенервничал. Кто меня знает…

Поспать мне позволили, и на том спасибо.

Утром — которое было уже ни разу не утро, а самый настоящий полдень, меня растолкал сам Ранальд.

Без лишних метаний, мы отправились в Лейт — эдинбургский порт. Там уже царила суматоха во всех красе. Прибывали суда, разгружались, туда-сюда сновали как грузчики, так и посыльные, парламентеры, переводчики, представители разных стран и так далее.

Ранальд, Александр из Гленаладейла и я пробивали дорогу в толпе локтями. Я понятия не имел, что происходит — возможно, вам знакомо это состояние, когда нужно куда-то бежать, не выспавшись.

На восточной стороне пристаней нас ждали. Энеас Макдональд со свитой и несколько шотландцев, как я понял позднее — выбранных Ранальдом.

— А что, датское судно уже здесь? — поинтересовался я.

— Понятия не имею, если честно, — ответил Ранальд, но его перебил один мужичок из свиты Энеаса:

— Да вон, смотри! Видишь вон ту бригантину? Это они и есть.

— Уже?

— Ага. Раненько пришли. Ну оно и к лучшему, загрузятся не торопясь.

— Пардон, а они, то бишь, датчане-то знают, куда мы плывем?

— Да ты прозорлив, Алистер, — обернулся Энеас. — Они-то не знают. Мы фрахтовали судно для почтовых нужд на восточном побережье. Но капитан скоро узнает о наших целях, ты не волнуйся.

— Так как же это? А если он не согласится? Ну, в смысле, не согласится плыть во Францию?

— Согласится еще как, — Энеас многозначительно погремел мешочком с монетами.

Я подумал, что лично мне соваться в эти разговоры не стоит.

Бригантина пришвартовалась с краю, поодаль от остальных судов. Энеас, не мешкая, отправился туда. Мне тоже ужасно хотелось посмотреть, но Ранальд с братом остались стоять, где стояли и я не рискнул предпринимать что-либо. Только разглядел надпись на носу: "Hajen". "Акула", значит. Неплохо, неплохо. Полывем на "Акуле".

Энеас вскорости вернулся и сказал, что все улажено. Шотландцы потащили тюки и связки с оружием к сходням. Я шел налегке, с одним своим верным палашом.

Капитан, Эскильд — как я узнал позже — стоял в стороне, грыз ногти на одной руке, второй же явно взвешивал золото в кармане. Смешно, ведь именно это имя я использовал для своего сценического образа там, под Инвернессом.

Бриг был тесноват — ну это моя оценка, я ж сухопутная крыса, чего вы хотите. Для моряков он наверняка был вполне удобным. Шотландцев спешно затолкали в трюм, не из неуважения, а ради того, чтоб под ногами не мешались, насколько я могу судить. Я только сунул голову в дверь, понюхал затхлый воздух и сразу удрал обратно, на палубу.

Как только матросы загрузили корабль снедью и водой, капитан уже собрался было приказать поднимать сходни, но тут к пристани подлетели несколько всадников. Антуан Уолш. С ним сундук, скорее всего — наш бюджет.

Эскильд, не церемонясь, заставил его подняться на борт, да побыстрее. И мы отчалили.

Ну это очень обобщенно сказано. Корабль отходил от пристани и выруливал через фарватер часа два. Зато, как только мы выплыли в открытое море, прозвучали окрики боцманов, матросы взлетели на ванты, паруса размотались, поймали порыв западного ветра и бриг, кренясь то на один бок, то на другой, понесся на восток под вопли чаек.

Я провожал взглядом шотландский берег, стоя у правого борта. Ко мне подошел Ранальд.

— Вон там, должно быть, Престонпанс. Там мы разбили Коупа в прошлом году, в сентябре.

— Я знаю, слышал. И песня есть.

Мы переглянулись. И заорали:

Hey, Johnny Cope, are ye wauking yet!

Or are yer drums a beatin' yet?

Gin ye were waukin' I wad wait

Tae gang tae the coals in the mornin'

И победно заржали.

— Да, неплохо мы их тогда отделали. За десять минут управились.

— Ну?

— Не веришь? — Ранальд посмотрел на меня в упор. Я даже вздрогнул. — Я тебе больше скажу, нам не больше двух-трех минут понадобилось. Один удар — и все! Первая линия побежала, а за ними и все остальные. Одна сшибка врукопашную и англичане бегут. Они не умеют воевать в ближнем бою, как мы. Да ты ж и сам видел, под Торнагрейном.

— Ну да, верно.

— Зато на корабле мне неуютно, понимаешь? Тут от тебя лично ничего не зависит. Ну да ладно, не в первый раз. Да и ты тоже по морям ходил, м?

— Бывало, бывало, — я покивал, отвернувшись. Врать прямо в глаза не хотелось. На самом деле, это мой первый морской вояж. Если не считать парома с Зеландии до Орхуса. Но то разве ж плавание? Так, детская забава.

Я — сухопутная крыса, и никогда не стеснялся это признать. Мне милее елочки, холмики, ручейки и дубравки, чем соленый воздух и предсмертные крики чаек. Ну я утрирую, конечно. Предсмертными они мне только кажутся. Но что ж я могу поделать, если чайки орут так, будто их выкручивают, словно половую тряпку? Ничего не могу.

Морской вояж — это круто, увлекательно и вообще, спору нет… Но никакой романтики, никакого притяжения от плавания, простите, от хождения по морям я не испытывал. Да, пахнет необычно, дует сильно. Эти еще… Которые сверху — орут, будто их стошнит. Ну и что тут такого манящего?

Кстати, с Ранальдом я согласен — в море от тебя мало чего зависит, почти как на самолете. Очередной аспект в тему того, почему я не любитель плавать и летать.

Солнышко пошло на закат, а мы только-только миновали островки на выходе из залива Форт.

Айброхи, Фидра, Ламб, Краглейт. И последний, перед выходом в море — Басс. Издалека я заметил возделанный клочок земли на островке и воскликнул, обращаясь, в общем-то, к себе:

— Нужто и там живут?

— Там живет семейство Лаудеров, — сказал кто-то слева. Я обернулся. Это был один из шотландцев из свиты Уолша. Или ирландцев, поди, разбери их. — Ну и для отшельников любимое место.

— Отшельников?

— Ага. Их тут, в низовьях всегда хватало. Зажрались они тут, такое мое мнение.

Я усмехнулся.

Насколько помню, отшельников и в горах всегда хватало. И на Гебридах. И в Ирландии. Кто-то же строил все эти каменные штуковины на западных островках — не иначе, как монахи.

Хотя, их в свое время вытесняли, вот они и уплывали куда подальше. А местные просто дурью маятся.

— А вон там, с правой стороны, развалины замка Танталлон, — шотландец, похоже, решил взять на себя роль гида. Ну а что, все логично, русский человек, первый раз в этих местах.

— Заметно с трудом, должен признаться.

— Хах! Еще бы, его ж при Кромвеле разрушили, больше сотни лет назад.

Кажется, он собирался рассказать еще пару баек, ну или правдоподобных историй, не знаю, но мое внимание отвлек корабль, как-то очень быстро вынырнувший из-за правого борта. Впрочем, это только я один заметил его с запозданием — поскольку сам стоял у левого борта.

Рыболовецкое судно, судя по всему, идет против ветра, поставив паруса косо. Память подсунула термин "шлюп". Правда, мозг тут же отверг это определение, настаивая на том, что шлюп — это довольно-таки себе немаленький пушечный корабль, на котором мои предки открывали Антарктику. Тут я окончательно запутался и решил не заостряться на терминах, все равно ведь не знаю толком ни черта собачьего в морском деле.

С палубы кто-то замахал, на "рыболове" ответили.

Мужичок, махавший нам, заорал, как только судно подошло ближе:

— Вы кто есть? Свои или датчане?

— Свои, свои, — ответили наши шотландцы.

— А зачем тогда на юг идете? Там англичане!

Шотландцы разом замолкли. Потом, словно по команде, принялись переговариваться между собой. Капитан Эскильд, стоявший на баке, счел за лучшее не вмешиваться.

— У Сент Аббс Хед видели английские фрегаты!! И более мелкие суда, много! — прокричал тем временем рыбак. — Непонятно, то ли сюда идут, то ли крейсируют!

Тут-то меня продрал холод где-то внизу живота. Я ломанулся на переднюю часть судна, взлетел на бак по ступенькам. Отобрал у капитана подзорную трубу, перемежая английские слова с датскими. Навел окуляр на линию горизонта.

Там, освещенные заходящим солнцем, вырисовывались мачты двух крупных кораблей. Я оглянулся — рядом уже стояли Энеас и Ранальд.

— Ну что??!

— Англичане, похоже.

— От проклятье! — Энеас среагировал первым. Метнулся к капитану. — Меняй курс! Срочно! Пока им солнце в глаза, они нас не видят! Меняй курс! Двигай на запад-северо-запад!

— А что такое? — стормозил капитан.

— Да англичане же, вот что! Тебе разве неясно объяснили перед отплытием? — Энеас вырвал у меня трубу и сунул ее Эскильду, — На, смотри сам!

— Ну и что? — капитан не стал смотреть. — Мы же идем под датским флагом…

— Вот же… — Энеас выругался в сторону. Я заметил, как Ранальд плавно положил правую руку на рукоять палаша. Вот только этого еще нехватало. — Да пойми ты, они не посмотрят, под каким флагом мы идем. И на перемирие не посмотрят. Найдут нас — все, кранты. Морской закон, тебе ли не знать?! Меняй курс! И прикажи погасить все огни!

"Акула" медленно завернула на северо-запад. Ну очень медленно — но что тут поделаешь, у нас не пароход. Солнце постепенно уплыло к западу.

Мы пристально наблюдали за южным горизонтом. Английские корабли постепенно исчезли в опускающихся сумерках.

Энеас созвал всех в капитанскую каюту. Ну то есть, не всех, только своих и Эскильда.

— Вдоль побережья нам пройти не удастся, судя по всему. Там стерегут англичане.

— Ну это уже не новость, — саркастически хмыкнул я.

— Да. Не новость.

— А что такого страшного? — датский капитан продолжал тупить. — У нас с ними мир. И у вас тоже. В чем проблема?

Вот ведь датчане, а! Никогда они ничему не научатся.

— Мы с ними в хороших отношениях. По-крайней мере, когда встречались в море в последний раз…

И тут меня стрельнуло в спину снова.

— Так, стоп, дорогой Эскильд! С этого момента подробнее! Когда вы встречались с англичанами?

— Ну так, это… Когда шли в Эдинборо. Английский фрегат. Спросили, куда идем, я сказал, судно фрахтует Шотландия, для посыльных заданий, между Эдинборо, Абердином и северными портами… Они удивились, почему целый бриг, а не пакетбот…

— Правильно все сказали, — я заметил, что Энеас порывается сказать что-то и остановил его поднятым указательным пальцем. А еще я обратил внимание, что Ранальд с братом и другие шотландцы снова потянулись к оружию. Блин, горячие люди, привыкли действовать, а потом уже думать. — Но когда это было, вы так и не ответили?

— Ну… — датчанин покрутил завиток бороды. — Думаю, примерно, за сутки до нашего прибытия в Эдинборо.

— За сутки всего??? — я схватился за голову.

— Этот фрегат поднял тревогу, как я понимаю? Но я не сказал им ничего! Только то, что мы будем выполнять каботажное плавание…

— Помолчите, — остановил я его. — То есть, получается, с вашего контакта с англичанами еще и двух суток не прошло, я правильно понимаю?

— Ну все верно.

— Отлично. А вам не приходила в голову мысль, что невозможно вернуться из моря в порт, доставить сообщение о некоем подозрительном датском судне, получить от соответствующего командования соглашение, или разрешение, или ордер, или как это называется, и вывести целую эскадру почти к заливу Форт — и все это менее, чем за двое суток?

— Сказать вам честно — приходила. Но я особо не задумывался…

— Это и неважно теперь, — перебил Эскильда Антуан. — У нас теперь один выход: отклониться к берегам Ютландии и идти на юг вдоль Фризии, с возможной высадкой в одном из голландских портов.

— Меня волнует другое, — я внимательно оглядел всех собравшихся. — Разве вы не видите, что англичане не могли собрать эскадру так быстро?

— Что ты пытаешься сказать? — это Энеас.

— Да только то, что они знали о нашем вояже, то есть, они были предупреждены заблаговременно.

— Стало быть, в Эдинборо у нас есть предатель?! — воскликнул Ранальд.

— Именно! — я прищелкнул палцами и ткнул указательным в направлении вождя. — И я даже имею подозрение о том, кто это.

Да-да, я тугодум. Но иногда, когда все факты сваливаются кучей, то не так уж тяжело проследить связь. Те самые всадники, которых мы видели с Каваном на перекрестке, подозрительные взгляды О'Салливана, его настойчивость в том, чтобы сплавить меня из Шотландии.

— Так кто же? — нахмурился Уолш.

— Ясное дело, кто. О'Салливан собственной персоной.

— С чего бы это?

— Да очень просто же! Он понимает, что если Джеймс вернется, то Чарльз станет простой пешкой. Наследником — да, конечно. Но реально Чарльз будет простым мальчиком на побегушках, с его-то талантами, точнее, их нехваткой. А сам он, О'Салливан, станет вообще никем. Сейчас принц полностью зависит от него, прислушивается к каждому слову. Но при короле он станет никем. Нулем. Поэтому он и есть тот человек, кто заинтересован в том, чтобы наша экспедиция провалилась! — да, иногда я бываю чертовски прозорлив.

В каюте повисло молчание.

Мрачно посмотрел на меня Антуан, Энеас упер взгляд в доски пола, закусив губу. Ранальд с братом многозначительно переглянулись. Капитан поглядывал по сторонам изподлобья.

— Так какие теперь будут указания? Я получил оплату и сверх того. Можете надеятся на меня и на моих матросов. Мы добросоветно выполним все приказы, как и обещали. Но я уже запутался…

— Не переживайте, дорогой Эскильд, — я хлопнул капитана по плечу. — Полагаю, нам стоит придерживаться того плана, который изложил Антуан. Обойдем английские посты с востока и двинемся во Францию через фризские и голландские порты.

— Да, это неплохая задумка, — откликнулся Энеас. — Там всегда множество судов, затеряться будет очень легко, если возникнет надобность.

— Хорошо, — Эскильд озабоченно нахмурился, но взгляд его был решителен и упрям. — К утру мы свернем на юго-восток, отклонимся к Ютландии. Еще раз заверяю вас, джентльмены — я не подведу вас.

Когда он вышел, шотландцы впились в меня, словно бульдоги. Вопросы посыпались валом.

Пришлось рассказать им о моих непростых отношениях с О'Салливаном, где-то подсократив и недосказав. И, разумеется, о тех курьерах, которых я видел, подъезжая к Эдинборо.

Все это вызвало массу перессудов, у меня аж голова заболела.

Воспользовавшись моментом, я оттащил в сторону Ранальда и сообщил ему на ухо:

— Вы как знаете, а я больше не могу. Иду спать.

— Добро. Очень хорошо, что ты заметил этих англичан. Несколько минут — они бы нас увидели и тогда нам уже не уйти. Так что отдыхай с осознанием принесенной пользы.

Я благодарно улыбнулся и убрел в трюм.

 

Глава 3

Признаюсь честно — не знаю откуда мне пришла мысль о О'Салливане. Но зато все сходилось идеально. Можно было бы заподозрить и датчан в плане похищения Джеймса, с целью поделить выкуп с Англией.

Теоретически можно, да. Но проблема в том, что датчане не знали о нашей миссии. Ни капитан, ни датский король, и кто там еще…

Они просто не могли завязать договор с Англией, поскольку не имели понятия, с какой целью арендуют нам "Акулу".

Ну а коли датчане исключаются…

Утром Ранальд с братом и его горцы окружили свиту Антуана и Энеаса. Заблестели обнажаемые клинки.

— Что вы делаете! — взвизгнул Антуан. Энеас остался хладнокровен, лишь потащил из-за пояса пистоль и взвел курок.

Я появился в каюте как раз в тот момент, когда обе стороны уже изготовились к бою. Но вмешаться не успел.

— Вы работали вместе с О'Салливаном. Английские корабли — ваших рук дело! — Ранальд поудобнее перехватил рукоять палаша. Его люди окружили ирландцев.

Я тоже напрягся, потянулся к левой стороне пояса, но какой от меня толк теперь-то уж?

— Нет, постой. — Энеас, похоже, один не потерял самообладания, остальные уже повыхватывали сабли и ножи. — Постой. Если б мы хотели угробить эту экспедицию, то мы бы в первую очередь отказались принимать участие сами, подумай об этом.

— Да? Ну допустим, чертов ирландец не хотел нашей смерти, хотя нам не легче от этого, нас все равно сошлют в Новый Свет в кандалах, если словят. Допустим, он предполагал, что мы уйдем от погони. А что дальше? Вдруг вы просто рванете куда-нибудь в Голландии с нашей казной? Вам же Европа — дом родной.

— Ранальд, ты говоришь глупости. Даже если О'Салливан предатель, то мы — нет. Иначе мы просто отказались бы от этого плавания, — Энеас внезапно выхватил кинжал из рукава — никак берег на крайний случай — и полоснул себя по ладони, выпустив на волю багровый фонтанчик. — Вот, смотри!

Он приложил руку к сердцу и ко лбу, ничуть не брезгуя, не боясь запачкаться. Ну ничего себе! Не ожидал я такого от французского банкира. Видать, гэльская кровь, простите за тавтологию, это навсегда.

Потом Энеас произнес несколько слов на гэльском, как я понял, и протянул ладонь Ранальду. Тот ответил на своем, более угловатом, грохочущем диалекте и пожал протянутую руку.

Ирландцы, в том числе и Антуан, согнулись в поклоне. Ранальд склонил голову в ответ.

— Да, я всего лишь банкир, не то что Антуан, и я согласился на эту авантюру — я имею в виду само восстание — с трудом. Да, мне нет дела до самой Шотландии, до кланов и до короля, как такового, если честно. Я больше заботился о том, чтобы обставить Дональда из Кинлохмоидарта, моего брата. Да, это так. Но я не предатель, помните это! Если я увижу этого… — здесь Энеас вставил непонятное мне слово на гэльском, — я сам, лично, вспорю ему живот. Это надо ж!

— Хорошо, — Ранальд перебросил палаш за спину. — Не будем больше об этом. Нас еще ждет масса проблем.

Славно. Я то уж боялся, что вот-вот начнется резня. Кровопролитие.

Эскильд позвал нас на ют, как только солнце поднялось к полудню.

— Если я нигде не напутал, к вечеру увидим берега Ютландии, Рингкебинг, при попутном ветре-то. Я повернул на юго-восток с восходом солнца.

— Все правильно, — отозвался Антуан. — Теперь остается идти на юг, пока не достигнем Фризии.

— Получается, до Франции нам не дойти? — вмешался я.

— Получается что нет.

— А где нам надлежит забрать короля? — я призвал память на помощь. — В Кале?

— Нет, в Дюнкерке. Но туда нас, видно, не пропустят.

Ранальд вмешался:

— А что если идти вдоль берега, короткими пробегами, останавливаясь в каждом порту?

— Не поможет, — Антуан нахмурился и повертел головой. — Не забывайте, Голландия хоть официально и не под властью гановерской династии, но это все — протестантские края, нас выдадут сразу же, при малейшем намеке. А английский флот чувствует там себя, как дома, Франция проиграла проливы. Самый лучший шанс — это Бремерлехе или Вильхельмсхавен.

— Но как туда попадет король, если он ожидает наше судно в Кале, тфу, то есть, в Дюнкерке?

— Очень хороший вопрос, — вздохнул Антуан и оглядел нас. — Понадобятся надежные люди на материке, кто сможет доставить послание в Дюнкерк и доставить обратно короля.

— Что, если мы наймем один из местных пакетботов, пусть доплывут до Франции и…

— Неплохая идея, — Антуан ткнул пальцем в моем направлении. — Но королю придется путешествовать до нашей стоянки по суше. Морем слишком опасно. Слишком.

Еще сутки мы шли строго на юг. На мачту был отправлен матрос с подзорной трубой — обозревать западный горизонт и докладывать в случае появления чужих мачт. Чужими, впрочем, являлись все. Поскольку других здесь быть не могло. Ну вы поняли? А то я уже запутался в словах.

Огни тоже не зажигали, хотя капитан прохаживался взад-вперед с небольшим фонарем, проверяя вахтенных.

Проходя мимо Фанё, Рёмё и других мелких островов, мы попали в штиль, что вообще-то странно. Насколько я помню, в Дании постоянно дует ветер, преимущественно западный. Хотя местами бывает, погода меняется, и воздушные потоки несутся со стороны Швеции. Возможно, это был как раз тот самый случай.

Утром мы миновали еще несколъко клочков земли, которые Эскильд безошибочно определил, как Сюльт и Небель. Таких названий я не знал. Я жил в Орхусе, географией Дании не сильно увлекался.

— Еще три-четыре часа, если с ветром повезет, и мы будем у берегов Фризии.

— Это, конечно, здорово, но там нам и предстоит основная работа, — откликнулся я. Я так и не смог уснуть после разборок.

— В этом я вам не помощник, — покачал головой капитан.

— Так вас никто, собственно, и не принуждает к чему-либо, — поспешил успокоить его я.

С ветром нам, само собой, не повезло.

Бриг постоянно вертелся, меняя курс, то круто уходя к западу, то отваливаясь почти к самому берегу — и в эти моменты я почему-то начинал страшно бояться, что мы вот-вот сядем на мель.

Антуан бесстрастно наблюдал за маневрами, потом, видно, заметил мое смятение, похлопал по плечу и объяснил:

— Мы сейчас идем бейдевиндом. Ветер западный, впрочем, против него идти никак нельзя, поэтому корабль вынужден постоянно менять галсы.

— Что-что, простите?

— Я говорю: нам приходится постоянно лавировать, подставлять ветру то один бок, то другой, чтобы хоть как-то продвигаться вперед. Ветер дует как раз с той стороны, куда мы направляемся.

— А, ну так бы и сказали.

— Я так и сказал, — снисходительно улыбнулся Антуан. — Хорошо, что он слабый, ветер-то. Иначе не было бы другого выхода, как пережидать в каком-нибудь шлезвигском порту.

Насчет "не повезло" я, возможно, погорячился. Нам не повезло только с направлением ветра. Будь он еще и посильнее вдобавок…

Я не сразу заметил узенькую полоску земли, что нарисовалась слева по борту. Да и неудивительно — абсолютно плоский кусок суши, словно мираж среди открытого моря.

— Земля, смотрите!

— Это не земля, — буркнул Эскильд. — Так, клочок мелководья. Местные называют его Тришен.

— А что там, на нем?

— Ничего там нет. В смысле — никого и ничего. Но моряки порой высаживаются туда, набить птицу. Ее там навалом в это время года.

— Я надеюсь, мы-то этого делать не будем?

— Конечно нет. Но устье Эльбы близко, это радует. Если держаться положенного курса, скоро пройдем между островами Нойверк и Шархерн. А там и до портов рукой подать.

Он был полностью прав. Островки показались буквально через час, если не меньше: один спереди, другой чуть правее. Обогнув передний, обозначенный капитаном, как Нойверк, бриг свернул налево, к югу. Впереди, в легкой дымке, едва различимые, нас ждали берега Голландии.

Шотландцы сгрудились на носу корабля.

— Лично я предлагаю остановиться в Вильхельмхавене, — чисто по-английски налегая на твердые "л", сказал Антуан. — Оттуда будет проще уйти и затеряться в море.

— Дельно. Он расположен на западной стороне бухты, туда по суше добраться быстрее, — поддержал Ранальд.

— По суше это вопрос пары часов, — оборвал их Энеас. — Уж если Его Величество сможет проделать путь из Дюнкерка сюда, то два часа ничего не решат. Наоборот, Бремерлехе намного меньше, это по большому счету, приморская деревня. Или несколько слившихся деревень. Там куда как больше шансов скрыться от посторонних глаз, чем в Вильхельмсхавене. Не забывайте, это была старая пиратская гавань, там и замок есть, Зибетбург, если я ничего не путаю. Большой порт. Слишком много народу.

— Ну я не знаю, мое дело — война… — задумчиво протянул было Ранальд, но его оборвал Антуан.

— Какая нам разница? Войдем в бухту под датским флагом, команду отпустим на берег, сами останемся на корабле, чего нам тут не хватает? Мы ж не не за бабами в порт идем, в конце концов? Да и нанять какой-нибудь пакетбот там будет проще и быстрее.

— Вот на этот счет я бы еще поспорил…

— Господа! — перебил капитан. — Простите, что вмешиваюсь. Насколько мне известно, вся это территория принадлежит Брауншвейг-Люнебургу…

— Ганноверу, тогда уж!

— Да, Ганноверу, простите еще раз. Почему бы нам не потратить еще день и не бросить якорь у Аппингедама? Это небольшой, неприметный порт. Тогда мы по крайней мере окажемся в пределах Соединенных Провинций. На нейтральной территории, как бы…

— Не такая уж Голландия и нейтральная, — буркнул Антуан.

— А знаете, — влез в разговор я. — Мне кажется, капитан прав. Находясь в ганноверском порту мы в любом случае привлечем к себе внимание, особенно учитывая то, что о нашей экспедиции уже знают. В то время как в Голландии, должно быть, всегда оживленно и проверять там нас точно не станут.

— Может быть и так, но чем ближе к английскому побережью, тем рискованнее, — помахал указательным пальцем в воздухе Энеас.

— Да, да, это большой риск! — эхом откликнулся Антуан.

— Риск, говорите? Ну и что? А что мы делали все эти месяцы, как не рисковали? Не рисковали ли мы с ночной атакой у Крэдлхолла? Не рисковали, сдав Камберленду Инвернесс? Не рисковали, штурмуя эдинбургский замок? Нет? — я оглядел всех. Развел руками. — Да вся эта экспедиция есть один огромный риск! Без риска можно было отправить короля с французской эскадрой через Ирландию и западное побережье, но… Но это еще больший риск, там хозяйничают постоянные штормы и английский флот!

— Алистер прав, — поддержал меня Ранальд. — Мы рискуем всюду и на каждом шагу. Кроме того, англичане никак не ожидают от нас такой наглости.

Вот, правильно мыслишь, мужик! Наглость — второе счастье. А для кого-то — и первое, как говорят у нас.

— Ну не знаю, — махнул рукой Энеас. — Разбирайтесь сами.

— Да поймите, в Голландии полно английских судов, пусть и не военных, — заворчал Антуан. — Я же моряк, я знаю. Зачем лезть на рожон?

— А почему вы считаете, что в ганноверских портах их меньше? К тому же, королю не придется путешествовать через ганноверские земли.

— Но в Голландии куда как больше посторонних глаз, тех, кто может опознать Его Величество! И уйти оттуда тем же путем будет сложнее.

— С чего бы это? Если мы сможем дойти туда без проблем, то и уйдем так же легко, — тут я уже не договаривал, поскольку у меня начал складываться хитроумнейший план. — Ну отчего бы и не попробовать? Что мы теряем? Останавливать в голландских водах нас никто не станет, разведаем обстановку, если что-то окажется не так, то вернемся в этот ваш… Как там… Бремерлехе? Что мы теряем? Два-три дня? Мы и так уже обогнали англичан, они даже и знать не знают, кто мы, где мы, как выглядим… Ну почти. Знают, что в Шотландию направлялся датский бриг, это все.

— Вообще-то, главным в этом плавании являюсь я, — начал было задирать нос Антуан. Но Ранальд вмешался.

— С этим, господин Уолш, мы не спорим. Но что является целью плавания? Его Величество Джеймс. Так не разумнее будет обезопасить его, не вынуждая появляться на землях Ганновера? Кроме того, насколько я понимаю, встреча в Аппингедаме сократит его путь на треть. Зато потом мы сможем уйти с попутным ветром.

— Да вы все против меня! — Антуан упер кулаки в бока. Злобно зыркнул.

— Не против вас, а за Его Величество.

— Ладно, дьявол вас побери! Полагаю, два дня действительно ничего не изменят. Эскильд, действуйте, как задумали.

Он в сердцах харкнул через борт и загрохотал сапогами по палубе, удаляясь в направлении своей каюты.

Капитан подозвал боцманов: "Курс запад — юго-запад!" Насколько я смог разобрать.

— Любишь риск, я смотрю? — Ранальд косо посмотрел на меня. Он, я и Александр из Гленаладейла — все, кто остался на баке, спустя минуту.

— Я-то? Я лишь поддержал капитана. Не горю желанием очутиться в ганноверских краях, понимаешь?

— Э, нет, ты явно что-то задумал, разве не так?

— Насчет риска, кстати. Тебе ли впервой рисковать, Ранальд? — я проигнорировал его последнюю фразу. — Ты поднимал горцев в атаку на штыки и пули краснокафтанников, я видел. А это риск похлеще любого другого.

— То совсем иное. Там было сражение, тут — диверсия. Но ты прав, — поспешил сказать он, видя, что я уже открываю рот для ответа. — Ты прав. Не рискуя, мы не добились бы ничего. Главное, чтоб это был обдуманный риск, а не прыжок под пули, образно выражаясь.

— Пока еще рано судить о чем-либо. Пойдемте-ка лучше перекусим, а то меня этот разговор совсем вымотал, — сменил я тему.

— И то верно.

Голландия не изменилась за сотни лет, надо признать. В смысле за сотни лет до того, как я ее увидел впервые. Те же игрушечные домики, аккуратные поля, дамбы, каналы и мостики, симпатичные садики и оградки, стада буренок, мирно пасущиеся на отвоеванной у моря земле. Даже и не скажешь, что совсем недавно тут бушевали такие страсти, что мама дорогая!

В Голландии я успел побывать, кажется, это я уже упоминал. Ездили, было дело. Разумеется за этим, за самым.

Можете меня осуждать, на здоровье. Молодость, она такая.

То, за чем мы ездили — мы достали. Но эффект оказался совсем не тот, на который рассчитывали. Вообще не в тему, если вы понимаете.

Поначалу все было здорово, но мы зачем-то решили усугубить русским народным средством. И нас понесло. В том плане, что понесло на подвиги. Обошли все предместье Амстердама, пошарили по дворам, перелезали через проволочные изгороди, познакомились и едва не побратались с парой местных пацанов, за малым только не вломили звездюлей каким-то черным.

Никогда не думал, что гашиш так может подействовать. Всегда считал, что он успокаивает, расслабляет. Очевидно, в сочетании с алкаголем, эффект получается отнюдь не такой, как принято считать.

На следующий день твердо решили — не пить. И нас развезло. Не знаю, может, попалась какая-то качественно иная дурь. Может мы переборщили с дозой. А может, сказалась усталость с предыдущего дня. Но развезло нас капитально. С шести вечера мы так и провалялись в гостинице до самого утра, я не утрирую.

И с того момента я решил, что эта забава — не для меня. Конечно, как снотворное, действует великолепно, да. Но только ну его нахрен. Уж лучше проверенные афродизиаки — пиво, вино, водка. Там ты хотя бы знаешь, чего ожидать.

Но к чему я все это — а к тому, что когда проезжали через сельскую местность, полюбовались на голландские деревушки. Все так чистенько, аккуратно, ухожено, прям аж злость берет. Аж хочется их переселить в нашу рязанскую область, чтоб нюхнули, так сказать, настоящей жизни. А то зажрались что-то совсем уж.

Впрочем, Дания ненамного отличается — ну, я имею в виду те кварталы, что застроены частными домами. В датские гетто лучше не соваться. Не, не потому что там на вас сразу набросятся злобные арабы или сомалийцы, нет. В этом плане мы и сами с усами.

Но просто впечатление от страны портится. Приехал вот в край Андерсена, старые домики, церкви, Скандинавия, как она есть, сказка, в общем. Но пройдешь метров пятьсот — и ты, блин, в Бейруте. Или в Могадишо. Честное слово, не вру. В Орхусе оно еще как-то терпимо, более или менее. А вот в Копенгагене… Ну е-мое!

Ладно, оседлал я своего любимого конька. Речь-то не о том в принципе. В той же Голландии — море этих черных. Мигрантов, беженцев, кто их там разберет. Но да пес с ними. Я говорю о внешности, если позволите так выразиться. О внешности страны.

Наверно, есть какое-то чувство у европейцев внутри, что заставляет их строиться так компактно, чинно и благолепно, даже на самых малых участках. Издавна привыкли экономить каждую пядь земли. Я не пытаюсь сказать, что наши деревни хуже, не подумайте. Но они другие. Менталитет другой, климат другой, страна другая — и, соответственно, выглядит все по-другому.

Получается, нечему особо удивляться. Голландия была такой испокон веков и такой останется.

К вечеру наша "Акула" свернула строго на юг и вошла в махонькую местечковую гавань, недалеко от городка Аппингедам. В Голландии половина городов имеют окончание "дам". Оптимистичные названия для русскоязычного донжуана, ага.

На самом деле, "дам" означает всего лишь "дамба".

 

Глава 4

Небольшое судно, идущее под датским флагом, по идее, не должно было привлечь внимание. На это, в общем-то, мы и рассчитывали с самого начала, это я уже повторяюсь, как обычно.

После ночевки, на берег отправился Эскильд с парой матросов, вместе с ним пошел Антуан. Энеаса вызвали в последний момент. Все шотландцы остались на борту, чтобы не светиться, хотя я представляю, как парням хотелось спуститься на сушу. Горцы — ведь все сухопутные крысы, как и я. Хотя, если подумать, они же постоянно совершают вояжи между своими островами, Скай, Мулл, Льюис. Черт знает.

Как бы там ни было, шотландцам предписывалось оставаться на корабле и ждать случая, когда понадобятся их умения, а именно — рукопашного боя.

Делегация пропадала весь день, с утра и до заката. Когда я и Ранальд уже начали было нервничать, вернулся Эскильд со своими людьми, показывая путь местным батракам, что волочили на себе тюки и бочки — очевидно, съестное и вода. Очень скоро появился и Антуан. Ему пришлось отчитаться.

— Ну "что-что"? Мы наняли шлюп. Кто-то говорил про пакетбот? Так вот, дело сделано. Шлюп отплыл в Роттердам, а оттуда в Дюнкерк.

— Кто капитан-то? Чей шлюп? — немедля встрял Ранальд.

— Да не беспокойтесь вы так! Судно из местных, почтовое. Разумеется, я не стал передавать какие-то сведения письмом. На шлюпе отправился Энеас. Он знает, что к чему, найдет короля и сопроводит его сюда.

— Ничего себе! А если что-то сорвется? — воскликнул я.

— Не должно. В крайнем случае, я дал приказ капитану шлюпа дождаться сигнала Энеаса, как только тот найдет Его Величество, и если сигнала не будет, то срочно возвращаться к нам.

— Разумно, — одобрил Ранальд. — Предусмотрительно. Остается только надеятся, что этот голландец нас не предаст.

— Не должен. Он говорил с Эскильдом, хоть это и была моя идея. Датчане ведь тоже протестанты. Должно сработать.

— Будем надеяться, — я немного фамильярно хлопнул Антуана по плечу. — А нам теперь, получается, осталось лишь тупо ждать?

— Совершенно верно.

И снова потянулось время. Хотел бы сказать: "потянулись дни", но на таком суденышке и пара часов катят за целый день. Сказать, что я умирал со скуки — ничего не сказать.

Я рассматривал гавань, причалы, голландские склады вдоль пирса. Прикидывал, как будет лучше уйти отсюда, если вдруг нас обнаружат. Разумеется, на этот вариант я не рассчитывал — ни один серьезный английский корабль не попрет в порт Аппингедама. С какой целью?

Потом я начал расспрашивать матросов и боцманов, как удобнее выйти из гавани. Практиковался в своем датском. Из их ответов я понимал в лучшем случае одну четверую. Приходилось переспрашивать.

Помнится, один старый датчанин в кабаке — да, да, еще там, в моей прошлой жизни — рассказывал, что буде он возжелает заговорить на морском жаргоне, то я не пойму ни слова. Ну что ж, я ему верил, хотя на все просьбы продемонстрировать этот самый удивительный диалект он отнекивался, мол, забыл все.

Теперь же мне пришлось услышать эту речь во всей красе. Может быть кому-то это может показаться экзотикой, но по мне — отвратно. Еще хуже, чем датский язык двадцать первого века. Черт дери, даже Фредерик, тот самый, из замка Эдинборо — и тот разговаривал вполне сносно. Ну да ладно, это просто я язык знаю слишком поверхностно, буду честен с вами. Дело не в датчанах, а во мне.

От осознания этого веселее не стало. Пришлось прицепиться к капитану, заставить его рассказать о своих плаваниях. Он, польщенный моим знанием языка, с удовольствием потравил разные байки. Не знаю, сколько там правды, а сколько выдумки — мне главное было убить время. И я его убивал.

Еще один день — и я сойду с ума. Так казалось мне, по крайней мере. Матросы на бриге, похоже, совсем не страдали от тех же симптомов, что я. Наоборот, экипаж корабля отдыхал в свое удовольствие, валяясь под солнышком. Я им завидовал, но чего уж теперь? Они свою работу выполнили, теперь отдыхают. Все логично.

А вот я не находил себе места.

Прошел еще день, исполненный тревог, как сказал бы прозаик. Но я — не он, я просто нашел в трюме бочку с вином и насосался, аки клоп.

Ну да, грешен. А что мне оставалось?

Вестей мы дождались. Через трое суток.

Самых нехороших.

Вернулся один голландец. Встречать его выбежал Антуан. Показал знаком, чтобы мы оставались на своих местах. Но мы и с палубы все видели. Жаль только не слышали. Впрочем, Антуан заполнил этот пробел.

— Наш шлюп арестован. Английскими властями. Но вон тому человеку, — он махнул рукой за борт, — удалось пробраться назад. Как они вычислили, одному Господу известно. Но Энеас бежал. Прорвался и бежал.

Команда разразилась недвусмысленными репликами.

— Ну вот, прохлопали!

— Теперь и нас возьмут!

— Встретили короля, называется, славненько!

— Делать-то что?!

Но надо отдать должное лидеру нашей экспедиции. Он быстро прекратил досужие перессуды, быстрее, чем это смог бы сделать кто-либо. Он просто достал пистолет и шмальнул в воздух.

Когда шотландцы примолкли, Антуан продолжил:

— Не вешать нос! Мы еще ничего не потеряли! Англичане знают о нашей миссии, но они это знали еще до нашего отплытия из Лейта. Хватит голосить! Мы все знали, на что идем. Осталось лишь встретить Его Величество и вернуться. Почему бы нам это не сделать?

Я немного зауважал его.

— Под словом "встретить" вы имели в виду что-то конкретное?

— Да, Алистер. Ты правильно понял. Я предлагаю встретить эскорт короля.

— Но мы даже не знаем, какой дорогой он прибудет! — крикнул Ранальд. — Черт, мы даже не знаем, добрался ли Энеас до него?

— А есть ли у нас выбор? Если Энеас достиг цели — а в этом я почти уверен — то Джеймс двинется к нам на всех, если можно так сказать, парусах. И он будет проезжать через Гронинген.

— Какой тогда смысл встречать его?

— Очень просто — команда с голландского корабля могла проговориться. Его попытаются перехватить. У ганноверцев не очень много сторонников в Голландии, но их достаточно, тем не менее.

— Позвольте вставить слово, — это вмешался капитан корабля. — Когда человек едет из самого Дюнкерка, да еще с погоней на хвосту, то ни в какой Гронинген он не сунется. Он двинется через Ассен или окрестности, потом через лес Дрентще. Если у него хорошие проводники.

— Думаю, к мнению Эскильда стоит прислушаться, — поднял руку я.

— Я и сам вижу, — оборвал меня Антуан. — Разумно, разумно. Насколько я знаю, дорог в этой местности мало, одна из них ведет из того самого леса, как вы его назвали, капитан? Короче, оттуда, через Зюйдларен в Хоогезанд. А оттуда уже прямо сюда. Скорее всего.

— Так то скорее всего. А если нет? Если он двинется окольным путем? — снова вмешался Ранальд. — Или наоборот, поедет инкогнито через большие города? Тогда мы напрасно его прождем! Или судно отплывет, а кто-то останется в этой богом забытой стране, гнить в болотах или сдаться на милость ганноверцам. А у них одна милость — виселица. Либо Вест-Индия! Глупо, глупо!

— Ранальд, мы не можем просто сидеть и ждать…

— Ну а что ты предлагаешь? — Ранальд сверкнул глазами на меня. — Поехать во всех направлениях? Это все равно, что искать песчинку в море!

— Хорошо, согласен. А что тогда ты предлагаешь?

— Да все просто, черт возьми! Надо ждать. Ждать. Энеас не дурак, если он понял, что путешествие опасно, он сам найдет дорогу, в крайнем случае, вышлет вестового. Надо просто дождаться его. И потом уже выдвигаться навстречу.

Как холодной воды вылил на голову. "Песчинку в море". Надо будет запомнить. Не иголку в стоге, а… Ладно, неважно.

И как же он оказался прав, этот отчаянный парень Ранальд!

Когда на исходе вторых суток мы рвали волосья на заду и не находили себе места, с палубы раздался крик…

Энеас влетел на корабль, в мыле, в пене и в ярости.

— Братцы, немедленно… — он едва дышал. — Немедленно двигайте к Ассену! Король будет там через несколько часов. На плечах погоня!

На все наши распросы он лишь махал руками и тыкал в сторону берега. Но тут уже Антуан и Ранальд взяли на себя управление.

Первый рванул на берег, нанимать лошадей, Ранальд же громогласно заорал боевой клич. Через полминуты на палубе выстроились два десятка клансменов. И я. Приткнулся сбоку.

Ранальд бросил несколько коротких фраз на гэльском и горцы помчались собирать снаряжение. Мне же он сказал всего лишь:

— Собирайся, Алистер. Едем встречать короля!

Ну и что дальше? Энеас примчался на исходе суток — да, вокруг было темно, как вы сами знаете где.

Я даже задумываться не стал, без лишней скромности всучил поводья Александру из Гленаладейла — выручай, брательник — и держался покрепче за луку седла, пригнувшись к гриве.

После первой остановки я крикнул Ранальду:

— Ну как, скоро уже?!

— Не знаю, — после паузы отозвался горец. — На Хоогезанд идти или на Веендам? Будь я проклят, не лучше ли тут подождать?

— Не-е-ет!!! — Энеас нагнал нас. Идем на Веендам. Они будут обходить Дрентще с юга. Быстрее!

Черт дери этого… Скажем, советника… Мы помчались дальше по дороге во всю прыть. Пейзажики открывались точь-в-точь как из фильма "Sleepy Hollow" — слякоть и грязь, туманная влага, оседающая, облепляющая коней и всадников, стылым грузом откладываясь на усах и бороде, рваные облака, нехотя уходящие и открывающие ночное светило — и нехотя, но неумолимо возвращающиеся вновь, мертвые деревья без единого листика, стоящие забором, тянущие костлявые щупальца непонятно куда. И каналы, мелькавшие меж посадок и рощ — оттуда, видно и наползал туман.

Как будто нарочно нас затащили в мир-сказку не то братанов Гримм, не то еще в какую-то мерзопакость. Я знаю, что Европа, особенно самые влажные ее части — ну, я имею в виду гумидность, а не то, что вы подумали — может так выглядеть, но мать моя ж женщина! Сама природа, похоже, устроила мне День Открытых Дверей, словно наверняка знала, что именно мне особо противно.

Спасибо, щучьи вы дети! Если из-за оградки канала на меня не напрыгнет какой-нибудь плотоядный урод, я буду рад. Это я так думал, держась за шею лошадки и пряча лицо в ее гриве. На самом деле, я даже пытался не думать ни о чем плохом, меня захватила атмосфера, честное слово. Никакие горцы рядом не могли помочь — я так и чувствовал, что вот-вот, мерзкая тварь оторвет мне башку с мясом.

И это я говорю после того, как сам вызывал сидов? Да, но…

Блин, я здорово обрадовался, когда увидел впереди огоньки.

Еще бы это не были огоньки утопленников! В такую ночь я готов поверить во что угодно.

— Вот же… — я нецезурно выбранился, получив порцию грязи в лицо от всадника, скакавшего впереди.

И тут же на нас вынеслись несколько верховых.

Кто-то закричал, ему ответили.

Вся наша кавалькада притормозила. Александр, оказавшийся рядом, вцепился в отворот моего камзола.

— Это они! Они! Они!

— Король?

— Да. Да!!

Как все мы сгрудились, я сам не понял, тут уже решали лошади, а не всадники.

Ранальд громко крикнул:

— Ваше Величество!

— Да, это я! — отозвался один из всадников, влетевших в наши ряды.

— Отлично!

— Нет, ничего отличного тут нет, — прервал его тот самый всадник. — За нами погоня!

— Уходите к Веендаму! — проорал Ранальд. — Оттуда в порт, на корабль, меня не ждите! Уилл, Колин, Алистер, позаботьтесь о Его Величестве!

Прежде чем я успел сообразить что-либо, меня хлопнул по плечу Александр из Гленаладейла. — Доставь короля целым в порт! А мы тут разберемся! Не ждите нас!

И унесся в темноту за братом.

Твою же за ногу! Да об угол!

Пока я озирался, меня поманил один из конников, очевидно тот самый Уилл или Колин.

— Уходим! Они задержат саксов!

Мне не пришлось подгонять свою лошадь шенкелями или как-то еще — впрочем, я по-любому не знал, как еще это делается — но вскоре показались те самые огоньки, что мы миновали минут пятнадцать назад.

Впереди загрохотали выстрелы. Один из шотландцев повалился с седла.

— Обошли! — тот самый горец, что был Колином или Уиллом, одним махом развернул своего конька и крикнул с ужасным акцентом: — Спасай короля! Не стой! Уведи его!

Несколько всадников, из тех, которые были вместе с королем, спешились в мгновенье ока и обстреляли англичан, что преграждали нам путь.

Не могу до сих пор понять, что со мной случилось, но я спрыгнул с конской спины, как…

Моей ловкости мог бы позавидовать любой вольтижер. Я сам себе позавидовал, признаюсь.

Одним махом снял короля с седла, хотя это был довольно крупный человек, ухватил его за руку и бросился к огням деревни.

К счастью, он не отставал.

Первые несколько домов мы пробежали, не останавливаясь, потом мне что-то почудилось и я толкнул его за низкую оградку садика. И перелетел внутрь сам, почти расквасив нос. Но какой тут уж, к лешему, нос!

По улице проскакали несколько всадников в красных мундирах, как я отметил сквозь слезы.

Чутье-то начинает вырабатываться, сказал я себе, вытирая лицо. Подумаешь, нос!

Впрочем, некогда заниматься нарциссизмом, я поймал руку короля — сухая, крепкая ладонь, отметил я. Не ушло от внимания то, что я сам трясусь, дергаюсь и потею. Мы снова побежали.

Еще раз нам пришлось свалиться в темный, не слишком апетитно пахнущий проулок, пропустив драгунов, или кто бы это ни был.

Перебежав через мостик, я заметался. Куда дальше-то?

В лес? По сути, тут и леса нет, на рассвете нас поймают. В канал? Ах, было бы легко, если б не король.

Метания заняли секунды две, не больше — хотя мне они показались как час.

Снова копыта.

Нахрен все это, надоело. Я бросился вниз, вдоль канала, пробежал пару хижин и задолбил кулаком в дверь третьей. По ходу левой рукой вытащил палаш.

Дверь открылась после моего последнего удара — не заперто. Я скользнул внутрь, затягивая внутрь его величество. Надо отдать ему должное — за все наше дрыгоноженье он не проронил ни звука. Такую бы выдержку его сыночку!

И… Да, в грудь мне уперся аркебуз. Не мушкет, это я определил сразу. Это был аркебуз. Пожалуй, не согрешу против истины, если скажу, что этому стволу исполнилось полторы-две сотни лет.

Опять же, меня удивило то, что я пытаюсь классифицировать ствол, упертый мне в грудь, вместо того, чтобы отодвинуть его и обезвредить носителя… Потрясно. Неужто я начинаю вживаться в этот мир?

— Ке несеситай? — произнес выский хмурый мужичок, в шапке набекрень и типичной одежде фермера — меховая безрукавка, рубаха не по размеру, грязные, заляпанные штаны — и ткнул меня стволом еще раз.

— Ты чего городишь, друг? — я медленно поднял руки кверху, выронив палаш. Ну его нахрен, так-то нас еще выкупить могут, а тут пристрелит к чертям собачьим какой-то баклан. — Ты по-английски понимаешь хоть?

— Э-э-э… — мужик отступил на шаг. Но положение спас король.

— Comment du franГais?

— Ah! Oui! Je comprends! — заулыбался фермер и в тот же момент я, уходя с линии огня, схватил его аркебуз, который он так и не выпустил из рук, сунул ему в живот прикладом и добавил по маковке.

Я так и не понял, как и кто… Но кто-то из его смейства, сидевшего за столом, умудрился приложить меня сзади. Причем так крепко, что я полетел с ног. Рефлективно разворачиваясь в полете я влетел своим многодюймовым плоским экраном прямо в косяк. И отъехал.

Отъехал всего на какие-то пару секунд, как показалось. Оказалось — показалось не вполне верно.

В доме все было тихо, никаких следов борьбы, аркебуз исчез, люди тоже.

Кроме двоих.

Они сидели за щербатым, потемневшем от старости столом — долговязый голандец и король Шотландии.

В первый раз я сумел рассмотреть его при свете, того самого, ради которого старался, кому, по сути присягал. Из-под полуопущенных век я видел его скулу, челюсть, ухо и ухоженные, забранные назад волосы.

"Парик, видно, снял", подумалось мне. Хотя какой, к едрене фене, парик?

Я попытался встать — и нет, башка не дала.

— О, ваш человек, похоже, пришел в себя, — сказал голландец. Сколько разных акцентов английского я слышал за последние месяцы, но такого! Боженька, что же ты делаешь со мной?

Король подскочил первым, протянул мне руку — и я увидел его в анфас. Черт, мужик-то потрепан жизнью! Но сохранился неплохо при этом. Парадокс, скажете вы? Да.

По морщинам видно возраст. Но то возраст тела, а возраст духа всегда преобладает. Джеймс — третий на счету Англии, а на шотландском аж восьмой, вспомнилось мне — был действительно сильным человеком. Черные чувствительные брови, мощный прямой нос, широко посаженные глаза дополняли картину. Не знаю, что произошло у них тут в тысяча семьсот пятнадцатом. И помимо этого мне пришлось прочитать немало гадостей про короля. Но сейчас я увидел этого человека вживую.

Между ним и Чарльзом — пропасть. Даже не пропасть, а как у кельтов Ирландии — брод. Так вот если этот дойдет до середины брода и решит, что делать, то Чарли — сунет одну ногу в течение и унесется с ним к чертям собачьим. Кошмарные метафоры, конечно.

Я поднял палаш с пола — кто-то аккуратно положил его у стеночки, пока я лежал в отрубе, вложил в ножны. Сел на табурет, потер затылок.

— Это Дирк, он католик до мозга костей, — сообщил мне король.

— Да, я католик, — на ломаном английском сказал фермер. — Мы работаем с водоснабжением, пасем скот, никого не трогаем. Протестанты пришли — власти на нас напустили испанцев, я до сих пор их язык помню. Меня дед научил. А его — его дед. Мы католики, нам не надо всякой ерунды. Хотите служить Богу по-своему, ну и служите. Гезы приходили — так а что, пожалуйста, пусть гезы будут. Нам бы только крови поменьше. Как какие несогласия у церковников — так сразу война, уж мои прадеды-то помнят. То испанцы придут, всех поубьют. То французы. А то шведы еще. К нам не дошли, но, говорят, недалеко тут были дела кровавые.

— Ну это ты уже… — укоризненно наклонил голову Джеймс.

— А что слышал, то и говорю, от себя ничего, истино так! Но мне ж оно каково? Мне ж оно, кровопролитие — не нужно. Хоть за Христа Иисуса, хоть за Папу Римского. Вы меня оставьте в покое, я ж не мешаю никому! — хлопнул по столу ладонью голландец. — Обряд мой, он мой и мой только. Кому я навредил?

Я начал понимать, почему он так странно среагировал на мой английский — англичане ведь протестанты, этого он не мог не знать. А французы — католики, и их язык он знает и воспринимает нормально. Все становилось на свои места.

— Ранальд и другие не продержатся. Англичан очень много. Но нам надо попасть в Аппингедам, — я решил не медлить. Дело есть дело.

— В любом случае, вы не проскочите через патрули.

— Так у нас выбора нет, гребаный хомут!

— Постой, — Джеймс крепко сцапал меня за плечо. — Ранальд и другие отвлекут англичан. Как раз сейчас нам и стоит…

— Да как вы вообще? Да что ж это, они для вас, разменная монета, что ли? — я вырвался и сжал кулаки. — Это же мои братья!

— Стой, перестань, — голландец ткнул указательным пальцем мне под подбородок. — Ты должен короля доставить на борт. Это самое важное. Сколько людей погибло — не есть важно. Важно — выполнить то, за чем вы прибыли.

— Сукин сын, да… — я осознал, что он прав. Там и тут, кругом прав. — Сукин ты сын, ты прав. Мы за этим и плыли. Ты прав, прав.

— Он прав, Алистер, — Джеймс хмуро поводил взглядом. — Надо добраться до судна.

— А то я не…

Голландец прервал разговор, метнулся к окошку. Затем обхватил нас обеими ладонями и утолкал в чулан. Я навалился на короля — дверь прижала сзади.

В доме послышались глухие удары, скрип и затем неясная речь.

Офигенно здорово — лежать на короле и слушать, как в дом ломятся англичане. Или ганноверцы, все одно — не легче.

Но лежать на короле — по-любому смешно.

Крики в доме усилились, видно, присоединилось семейство Дирка.

А лежать нa короле все равно не очень удобно. Ну то есть, удобно, но как-то стыдно. Все-таки король, не какой-то хрен бабашкин.

Судя по вскрикам в доме и воспоcледовавшему шуму, голландец прогнал солдат с позором.

Так и есть. Дверь распахнулась.

— Давайте, выходите!

Я поднялся, изрядно облапав его величество.

— Друзья, вас ищут. Вам лучше остаться здесь на пару дней…

— С ума сошел, что ль? — я помог Джеймсу подняться. — Нам на судно надо, поскорее.

— Нет, я вас не пущу никуда! — сверкнул глазами фермер. — Я слышал стрельбу и здесь, и за мостом.

— А что, нам привыкать что ли?!

— Молодой джентльмен, — король мягко, но неумолимо отстранил меня. Он, скорее всего, не знал, кто я такой, да и по моему выговору не принял меня за шотландца, думаю. — Молодой джентльмен, деревня кишит неприятельскими солдатами. Я склонен считать, что Дирк прав. Нам стоит переждать.

Я глубоко вздохнул и выдохнул. Да, возможно, что монарх прав. И фермер.

— Как скажете, Ваше Величество.

Джеймс хотел что-то добавить, но голландец успел первым:

— Я не могу подвергать вас риску, вы мои гости, поймите. Утром я пошлю сыновей разведать окресности.

— Но елки-палки, как же корабль? — не удержался я. — А если Ранальд и его отряд доберутся и объявят, что потеряли короля? И они отплывут?

— Будем надеяться, что они не отплывут.

— Да, но если наши отступят туда и принесут погоню на хвосте?

— Будем надеятся, что этого не случится, — спокойно сказал Джеймс.

— Ну… Конечно, будем.

— Ваш корабль в Аппингедаме, насколько я понял? — голландец перевел взгляд с короля на меня и обратно.

— Ну да, он там.

— Тогда не стоит беспокоиться. Вас будут искать в гаванях намного дальше к востоку. Или к северу. Тем более, вы идете под датским флагом, верно?

— Так и есть, — правильно, король успел обрисовать ситуацию, пока я лежал в отрубе.

— В таком случае, я постелю вам прямо здесь. Не обижайтесь, уважаемый Джеймс, это самое лучшее, что я могу предложить. В другом крыле такой запах, что…

— Мы будем признательны, не беспокойтесь, мой друг.

— Хорошо. Дверь надежно заперта, всю ночь вас будут охранять. Мои сыновья и я сам.

— Это больше, чем я смел надеяться.

Дирк подошел ближе, протянул ладонь.

— Не сердитесь, молодой воин. У нас вышло недпонимание.

— Все забыто! — я решительно сдавил его руку. Хотя и не смог удержаться от того, чтоб не пощупать затылок. Немаленький отек. Табуреткой приложили, похоже.

 

Глава 5

В темноте, когда затушили все свечи, я долго ворочался на соломенном тюфяке. Нервы, понимаете, нервы. Истерика не за горами. Прошел бы я армию — другое дело. Но я-то ее не прошел.

— Молодой джентльмен!

— Что?! — я едва не забыл, что рядом со мной пытается уснуть монарх. Зациклился на своем, бывает.

— У вас странный акцент. Вы наемник?

— Да нет, — ответил я машинально. Хм, наверно, в опасных ситуациях я начинаю говорить на своем американоидном английском, забывая, где нахожусь. Так и есть. — Если я расскажу вам, кто я, вы все равно не поверите, Ваше Величество.

— Почему же нет?

— Ну отлично, тогда слушайте: я русский. Потомок шотландских солдат на службе русского короля. В Шотландию меня потянули гены, если можно так выразиться.

— В самом деле?

— Ну вот, я же говорил, вы не поверите. Давайте спать, утро вечера мудренее, как говорят у меня на Родине.

Я всю ночь крутился и вертелся, краем глаза замечал, что в хате кто-то есть, подтягивал поближе палаш. Но усталость брала свое, я натягивал камзол на голову и…

С утречка я подскочил — в комнате не было никого. Король слдако спал, пуская пузыри.

Как только я протер глаза и осмотрелся, вбежал Дирк, со своей неразлучной аркебузой.

— Солдаты ушли на запад. Похоже, их отвлекли ваши шотландцы.

— Да? Их не убили?

— Не знаю, но вроде нет. Клаус, мой сын, следил за ними. Они ушли. А как король?

— Да спит, что ему будет, — я обернулся посмотреть и чуть не ахнул: Джеймс был уже на ногах. — Тогда нам лучше двигать!

— Ты уверен, молодой джентльмен?

— Более чем. Но надо бы знать, не перехватят ли нас по дороге.

— Ах, черт! — фермер добавил несколько слов, явно на родном языке, я не понял. — Я дам вам лошадей, у меня как раз две кобылы стоят…

— Отлично! — вмешался король. Поковырялся в карманах и высыпал на стол пригоршню монет.

— Не, не, не! Я не ради денег помогаю! — голландец замахал кулаком перед нашими лицами.

— Плевать! Ради, не ради, король Шотландии тебя благодарит, прими мое золото.

— Или мы очень сильно обидемся, — добавил я и с улыбкой похлопал голландца по плечу. — Давай, показывай своих коняг! Давай быстрей, мне ваши разборки нахрен не упали! Мне короля надо на борт доставить!

Две гнедые коняжки — ну все лучше, чем ничего.

Я обнял напоследок голландца — извиняясь за ту стычку, в доме.

— Богородица, укрой людей своих, — Джеймс торжественно и грациозно перекрестил Дирка. Вот все же король есть король! Не отнять этого.

— Слышите, не гоните особо, здесь, за домами будет еще один мостик. Вам туда. Скачите до следующего перекрестка, там поверните налево, на север. Веендам обойдете, так даже лучше, пожалуй. Я буду ждать новостей из Британии. Задайте этим саксам!

— Не волнуйся, мистер, доберемся до дому, и тогда уж зададим! — крикнул я, уносясь во мрак, за королем.

Как и было обещано, убогий деревянный мостик поджидал нас по левую сторону дороги.

— Похоже, не обманул нас голландец, — усмехнулся я.

— Конечно, нет.

Из темноты тут же выехали двое в белых мундирах — ганноверцы.

Я не понял, что они сказали, но Джеймс вытащил из-под камзола пару пистолетов и хладнокровно застрелил обоих солдат.

— Теперь на Веендам, а дальше к судну, насколько я понимаю?

— Точно так, Ваше Величество, — я подумал о Ранальде и его людях. Но некогда, некогда.

Хотя слеза набежала само собой. Мать вашу, ну почему вокруг меня постоянно люди гибнут? Может, они все же прорвались, а? Как хотелось бы надеяться — но нет времени размышлять.

Как мы неслись! Удивительно, что я управлял своим скакуном — а точнее, скакунихой — сам, без посторонней помощи! Просто надо было добраться до пункта назначения и все тут!

Веендам мы проскочили, когда начало светлеть.

Снова те же костлявые деревья, грязюка, каналы — но в свете дня они не выглядят зловещими, совсем. Даже свои собственные эмоции кажутся смешными.

Господи, когда ж это кончится-то уже!

Аппингедам надвинулся резко, я лишь успел оторвать лицо от лошадиной гривы.

Энеас уже вел короля по сходням, почтительно придерживая монарха под руку и подобострастно улыбаясь; а я только очухался.

— Ну ты там скоро, нет? Отплывать пора! — это Антуан.

— Какое отплывать, ваши солдаты-то все на берегу! — громко крикнул Эскильд с палубы.

— Как — на берегу? Вы что, с ума посходили?

— Я-то нет, но шотландцы пошли на берег, в кабак?

— Что, совсем у них крыша поехала? — вмешался я.

— Никак нет, тут английское судно пришвартовалось, — датчанин махнул рукой в туман. — Не военное, вроде. Матросня их начала наших задирать. Своих-то людей я крепко держу, а вaши шотландцы — им сам черт не указ!

— О, боже, только этого не хватало!

Я полностью перепоручил короля ирландцам, а сам рванулся на берег.

Нет, стоп!

— Э-э-эскильд!!!

— Чиво?

— Куда они пошли? Наши-то?

— Да вон, в кабак, куда еще им идти! Только там и англичан куча!

— Ну и хрен с ними, — буркнул я под нос и побежал, что есть сил.

Хорошо, хоть искать не пришлось. Будь город побольше, так и кабаков нашлась бы уйма. А так — легко.

Ворвавшись внутрь, я растолкал народ — в центре ходили двое мужиков, стулья были разбросаны, толпа рукоплескала.

Рядом, у стеночки, сидел шотландец, зажимавший лицо. Борода пропиталась кровью. Его соплеменник вытирал товарищу нос тряпицей да изредка подносил к губам пострадавшего кружку с жидкостью.

Все ясно. Влезли в драку, мудозвоны. Гордость ихняя, черт бы взял!

Нашли с кем драться.

— Так, ребята, сейчас я пойду и вломлю англичанам. Потом все сваливаем отсюда!

— Ты… Ты чего?

— Я ничего, это вы — остолопы! Я привез короля! — напрасно я сдерживал голос, в шуме меня не услышал бы никто. — Вот какого дьявола вы полезли?

— На саксов-то? А ты бы не полез? — гордо выпрямился тот из шотландцев, что не был бит.

— Вот ты дур-р-рак! Вы нас засветили! Сейчас вся английская эскадра сюда пожалует! Из-за вашей тупорылой гордости! — я наотмашь шлепнул его по щеке, когда он попытался возразить. — Молчи, дурак!!! Не вздумай что-нибудь еще ляпнуть. Я иду биться. Собирай всех своих, когда я закончу, чтоб вылетели отсюда стрелой! И на судно! Ясно!

— Что? Биться?

— Ясно, я говорю, или нет? — я широко размахнулся. Зубы стиснуты до боли, глазами я готов был содрать кожу с этого полудурка.

Не дослушал. Пошел к дерущимся.

Шотландца уже выносили. Я успел точно в самый-самый…

— Ну как, еще будут карлики, желающие подраться?

— Я подерусь, — раздеваться до пояса я не стал, просто скинул камзол, размял суставы.

И вышел в середину.

Англичанин был здоровый сукин сын. Я и сам не из мелких — но этот паразит был реально здоровый. И он полез на меня первым.

Я этого ожидал вполне себе.

Он и приложил меня. Прямо в скулу. Блок не помог.

Я почуствовал, как лязгнули зубы. Но не упал, не отшатнулся. Только голова подпрыгнула от удара.

— Was that your best shot? — Я насмешливо поглядел ему в глаза, выплюнул кровь.

И одним ударом сломал кадык гаду. Не стал смотреть, как этот урод задыхается. Хотя хотелось. Хотелось добить его, попрыгать на теле… Но нет, я просто развернулся, потер отбитую щеку и ушел. Шотландцы разразились криками восторга. Злобными, торжествующими.

Не дойдя пару шагов до своих, я развернулся и выкрикнул:

— Есть еще желающие? А? Ссыкло английское?

Такого они снести не могли. Первым выскочил небольшой крепыш, скинул с себя кафтанчик — или как это называется официально, и ринулся ко мне. Я не стал с ним боксировать, просто врезал пяткой в колено, когда он сблизился. И с размаха въехал носком сапога в лоб. Знаю, лежачих бить нехорошо. Но я распалился. Бой был не жизнь, а на смерть.

Следующий оказался крупнее, но тоже не слишком умный. Его я свалил режущим броском, легко. Пал на колено и припечатал кулаком в переносицу. Встал, небрежно махнул кистью руки в сторону тела.

"Забирайте!"

Очередной поединщик был умнее первых троих. На рожон не лез. Мы немножко походили. И он провел атаку — ногой. Пытался перенять мои приемы, дятел тупой. Я легко поймал его за ногу — на вольной борьбе учат многому — опрокинул на спину и как следует вломил в промежность каблуком.

"Забирайте!"

Англичане долго мялись и наконец, вытолкнули одного мужичка. Я глянул ему в глаза — и сразу понял, что это серьезный соперник. Он это и доказал, проведя несколько резких атак — я заслонил лицо руками, как это обычно делают в боксе, но один удар достиг цели, о чем возвестила мне боль в переносице. Мы покрутились еще немного. И я подловил британца на контратаке — сблизился, и, ценой пары пропущеных ударов по черепу, двинул локтем с разгону. И завершил бой, пробив ногой в прыжке.

Все.

Больше кандидатов не было. И хорошо — голову мне отбили нормальненько, на левом предплечье (которым я парировал удары) налилась шишка величиной с кулак. С меня, пожалуй, хватит.

Шотландцы снова заорали что-то оскорбительное в адрес англичан. Те лишь злобно посмотрели в ответ. Ну еще бы — пять поражений кряду, есть над чем призадуматься.

Я с трудом удержался, чтобы не показать им хороший русский жест от локтя. Впрочем, легко удержался — мне было не то того.

Быстро сгреб пару шотландцев, что оказались рядом, остальных приободрил криками и мы выдвинулись форсированным маршем на "Акулу".

Ох, Господи, дисциплину тут наводить — это ж титаническая работа. Если Мюррей бы смог с этим справиться, ну и Дональд Кэмерон, то я… Я только собственным примером и насилием.

Только на свежем воздухе я ошалело подумал — ведь уложил пятерых здоровых лбов! И даже не успел прочувствовать, вдуматься в сам факт. Насладиться, так сказать, бенефисом. Случись это где-то полгода назад, я бы от таких, скорее всего, убежал, не думая долго. Как меняется человек, с ума сойти.

— Давайте, давайте, бегом, бегом, — подбадривал я неудачливых поединщиков. Ох, как же здорово все это, а! Убил я, по меньшей мере одного.

Англичане этого не простят, начнут искать.

А нам отплывать надо.

А как хотелось бы дождаться бы Ранальда или хотя бы остатков его отряда. Ну не могли же их всех перебить, ну не верю я в это!

Хотя сам их бросил, скрываясь с королем в хижине голландского католика. Это приоритеты.

Но я так хотел, так хотел!

— Сходни — втягивай!

— Да подождите… — мне не давало покою что-то. — Подождите еще час, ну хоть полчаса!

— Чего ждать? Сейчас англичане доложат!

— Да никуда они не доложат, сам же сказал, судно не военное!

— Надо уходить, Алистер! — вмешался Антуан. — Военное оно или нет, они сообщат, что видели шотландцев в Аппингедаме. И нас закроют в этой гавани.

Да, заблокируют. Не исключено, что еще и погоня будет.

Но как-то это не по-человечески получается. Нельзя бросить своих. Ведь не знаем мы наверняка, погибли они или… Нет, они не погибли — это сказал еще сын голландца Дирка. Они отступили.

— Ну подожди, подожди, хоть десять минут, я же себе не прощу!!!

И тут же, словно подтверждая мои чувства, из пролеска вылетели трое всадников.

— Вот, смотри, я же говорил!

— Да не части ты, — Антуан направил на конных трубу. — Так и есть, наши. Опускайте сходни!

Первый был Ранальд — он и долетел до сходен, рухнул с седла.

Весь в кровище.

Один из его компаньонов соскочил, помог вождю подняться.

— Остальные погибли! Надо отплывать, скоро солдаты будут здесь!

Энеас не медлил. Он моментально погнал Эскильда, тот погнал боцманов, матросы вскарабкались на ванты.

Мы отплыли.

Я метанулся к Ранальду. Утянул вcех троих в каюту.

Промыл спиртом рану в руке, вымыл след от сабли в боку — удача, удар пришелся вскользь — заживет быстро, прочистил шрам на лице. Заставил других горцев перевязать раны. Напоил раненого крепким алкоголем для общей анастезии.

И упал, обессиленный возле койки. Уснул. Уснул, как мертвый.

Но проснулся через пару часов.

Фффф-уууу-х…

Похоже, я начинаю понимать, почему в Западной Европе сплошная чернуха, депрессуха и смущение духа.

Ну да, у нас тоже дрались с ногаями, с башкортами, чукчей, говорят, завоевывали. Еще походы на Хиву и другие ханства, или как там это называлось. Но какая у нас территория? А какая у европейцев? И режут друг друга регулярно. Попробуй тут сохранить душевное здоровье.

Мне-то это точно не грозит — мое здоровье уже подорвано. Но долг есть долг.

Утро выдалось туманное, собственно и день грозил состояться туманным.

На юте царило оживление, поэтому, уложив Ранальда, я направился именно туда.

— Посмотрите вперед, сэр, — Эскильд протянул подзорную трубу Антуану. — Я бы не стал рисковать.

Ясно было и без трубы, что в отдалении шли военные суда. Не мое дело решать, военные они или нет, но трехмачтовые парусники никак не назовешь мирными. Уж какой бы я ни был профан в морском деле, но такие вещи понять я могу.

— Это английская эскадра, — подтвердил мои опасения Антуан. — Капитан, примите к берегу.

— Какое "к берегу"? Остановите судно, пока нас не заметили! — вмешался Энеас.

— Не стоит так нервничать, джентльмены, — датчанин забрал свой прибор у Антуана. — Подождем, пока они пройдут. Если я не ошибаюсь, англичане будут нас искать у гаваней ближе к дельте Эльбы.

— Это только если Ранальд не привел погоню на хвосте, — огрызнулся Энеас. — На что я не рассчитываю.

— Увы, да. По рассказам выживших, они знают, король направлялся именно сюда, в Аппингедам, — поддержал его Антуан. — И я не удивлюсь, если к нынешнему моменту англичане выведут в море все имеющиеся силы.

— В тумане мы могли бы проскочить… — несмело сказал капитан.

— Сомневаюсь, — глава экспедиции покрутил головой. — Если бы речь шла о полусотне миль, то рискнуть можно было бы. Но нам надо добраться до Фирта. А моря забиты английскими судами. Догонят, и легко.

Энеас и Антуан перглянулись.

— Ты думаешь, что и я?

— Пожалуй, да. Проще ведь…

— Проще продолжить по суше- Через Данию. Черт с ними, откупимся, если что.

Я рассвирипел. Это что еще такое? Для чего шотландцы гибли? Чтобы вот это?…

— Господа хорошие, я знаю, что я вам уже надоел. Но выслушайте. Как говорил Фемистокл — я помнил правила языка и выговорил имя афинского стратега правильно, с "th" вместо "ф" — бейте, но выслушайте.

— Выслушаем, почему нет? — Антуан упер руки в бока.

— Но поторопись, — добавил Энеас.

— Как прикажете. У нас есть хороший шанс уйти. Англичане примерно представляют, как мы сюда добрались, они не дураки.

— Ну и что?

— То! Они предполагают, что уходить мы будем тем же путем. Я не специалист в навигации и даже с географией испытываю некоторые проблемы. Но мне кажется, что мы можем уйти вдоль английских берегов. В то время как весь их флот прочесывает Северное море.

— Но…

— Да, да, да! Я знаю, что это огромный риск. Но мы пойдем там, где нас искать не будут. Им не придет в головы искать нас у Норвича и так далее. Заметить нас могут только патрули или как это у моряков называется. Поэтому, поднимем английский флаг, пусть думают, что мы просто посыльное судно.

— Это бешеный риск! — Антуан взмахнул рукой, подтверждая свои эмоции.

— А по-моему, интересное предложение, — на мою сторону встал Энеас.

Эскильд вмешался: — Вполне здраво. Поднимем английский флаг и пройдем вдоль берегов.

— В любом случае, мы можем высадиться и продолжить путь по суше.

— Это через Англию-то?

— Да, а почему нет? Деньги есть, купим лошадей и за сутки будем уже по нашу сторону границы.

— Хм… На это я не хотел бы рассчитывать, — пробормотал Энеас. — Но рисковать нам не впервой. Я согласен с нашим русским другом.

— Да и мне тоже не привыкать. Ладно, — Антуан хлопнул ладонью о перила. — Черт, делайте, как хотите. Другого варианта я не вижу. Да, еще с этой погоней… Эскильд, вы слышали все? Поворачивайте на северо-запад.

Раздались свистки боцманов. Как хорошо, мне не пришлось повторять лекцию про риск.

Дальше я вам рассказывать не буду. Все получилось именно так, как я и рассчитывал. Пару раз нас пыталось остановить английское судно, но датчане сигналили флажками, что идут по важному поручению и англичане отставали.

На мачте развевался флаг с крестом Святого Георга.