Катерок осторожно ткнулся в причал, построенный, видимо, совсем недавно. Несомненно, ради этих дурацких игр. Больше не для чего: остров явно необитаем.

«С ума сойти, сколько вбухали деньжищ! — думал он с завистливым неодобрением. — По двести тысяч каждому из восьми игроков — это уже больше полутора миллионов евро. Плюс миллион — призовой фонд. Снаряжение, доставка, погрузка, разгрузка, сооружение времянок вроде вон того навеса и причала — тысяч пятьдесят небось набежит. А все эти мини-видеокамеры, элементы питания, преобразователи сигналов, приемники, передатчики — безумные деньги! Затея, наверное, миллиона на четыре потянет, если не на пять. Как они надеются ее окупить? Кассового кино из всего этого не смонтируешь — камеры, прилепленные ко лбу, качественного изображения не дадут, все будет прыгать и дергаться. Кроме того, нет никакой гарантии, что результат будет пользоваться массовым спросом. Конечно, если широкой публике станет известно, что фильм в каком-то смысле документальный, возникнет ажиотаж, но кто же на такое пойдет? Уголовное дело!»

На берег вслед за пассажиром вышел капитан катерка.

— Мне поручили вам передать, что общий сбор в двенадцать часов. Вон там, — короткий толстый палец указал на вершину холма. — Видите ту седловинку с проплешиной? На ней — что-то вроде лагеря. Идти около часа, так что время у вас еще есть, можете пока осмотреться. Вещи будут сложены под навесом.

— И что, мне их потом самому наверх перетаскивать? — раздраженно поинтересовался пассажир.

Капитан обвел глазами бухту.

— Можете обосноваться прямо здесь. Дров хватит, вон сколько плавня по берегу валяется. Пресная вода есть — ручеек там же, за скалой. Навес опять же — не придется в дождь с костром мучиться. Удобно.

— Удобно?! А каждый день по часу в гору топать тоже удобно? — взвился его собеседник.

Капитан молча пожал плечами и отошел. А пассажир мысленно выругался в бессильной ярости.

Впрочем, состояние бессильной ярости давно стало для него привычным. Последние два года он постоянно чувствовал себя объектом травли. Любой пигмей из тех, кто раньше почел бы за счастье чистить ему ботинки, теперь норовил нахамить, уязвить побольнее, осмеять. Когда он напивался, все эти ненавистные рожи сливались в одну глумливую физиономию, представлявшуюся ему ликом судьбы. Эта злодейка явно потешалась над ним.

С самого детства он отличался от сверстников трезвым практичным умом, и годам к тринадцати в голове у него сложилась четкая, законченная картина мира, определившая выбор жизненного пути. Единственная достойная цель для умного человека — хорошая карьера, а в советские времена она могла состояться только в комсомольско-партийной системе. В четырнадцать лет он вступил в комсомол и сразу стал комсоргом класса. В пятнадцать его выбрали в школьный комитет, в шестнадцать — секретарем комитета. В семнадцать он без труда поступил в пищевой институт и в первый же год стал видным комсомольским активистом. На пятом курсе вступил кандидатом в партию, после защиты диплома легко прошел в аспирантуру. Но тут вдруг он начал ощущать непонятную тревогу. Что-то подсказывало ему, что в стране грядут перемены.

И он сумел вовремя поменять курс — подсуетился и попал в группу студентов и аспирантов, поехавших в Америку по программе межуниверситетского обмена. Ведомый чутьем, выбрал в качестве специализации менеджмент и маркетинг и добился стажировки в крупной компании по производству витаминных пищевых добавок.

Одновременно с концом стажировки руководство компании внезапно основало в Москве филиал. Подбирая кадры для работы в новом отделении, директорат, естественно, не мог обойти вниманием своего бывшего стажера и москвича. Его назначили вторым менеджером отдела сбыта с зарплатой, о которой его соотечественники тогда и не мечтали.

А потом разразилась катастрофа. Первый зам, почуяв в его лице угрозу, решил приглядеться попристальнее к деятельности второго и обнаружил, что тот имеет занятную привычку присваивать чужие идеи. А прежде чем объявить очередную идею своей, под благовидным предлогом увольняет автора. Тут-то и выявился менталитет американских фирмачей — его просто выгнали с работы.

Два года он рассылал резюме и обивал пороги в поисках вакансии менеджера высшего звена. По мере того как таяли сбережения, запросы становились все более скромными, но места для него так и не нашлось. Впереди замаячил призрак нищеты, он запил и озлобился на весь свет. Но больше всего — на первого зама, подстроившего подлянку. Любому, кто еще не окончательно махнул на себя рукой, необходима цель, и его навязчивой идеей стала месть. Уничтожить обидчика — задача не такая уж невыполнимая, были бы деньги.

«Ну что же, теперь они у меня есть. И господин Шапиро получит по заслугам, получит сполна. Обжулить меня исполнители не смогут, все оформлено честь по чести. Их человек получит двести штук у букмекера только в том случае, если „выиграет пари“ на то, что Шапиро сядет, и сядет надолго. Теперь и подохнуть не жалко. Но лучше бы уцелеть. Одному. Тогда весь призовой миллион достанется мне, и ни один ублюдок больше не посмеет повернуться ко мне спиной, когда я с ним разговариваю!»